В то время как Кура уехала со своим оперным ансамблем в Австралию, чтобы снискать лавры там, Уильям и Хизер продолжали делить постель, причем все более бесцеремонно. Казалось, никого не интересует, чем эти двое занимаются по ночам, поскольку Уильям, по крайней мере на протяжении первых недель, старался держаться подальше от бара. Он стал уравновешеннее, реже ссорился с рабочими и маори, как заметила Гвинейра, с облегчением вздохнувшая по этому поводу. Однако она не связала это с его любовной жизнью. Он даже стал временами учиться собственно работе, вместо того чтобы только командовать. Джеймс объяснял эту перемену тем позором, который парень пережил, когда сгонял овец для Ричлэнда, и оказался не особенно сноровист. Поэтому Джеймс стал поручать ему рутинную работу, раздувая ее значимость, и радовался вновь обретенному спокойствию. Впрочем, некоторые вещи казались ему странными — например, то, что иногда по вечерам из салона снова доносились звуки рояля. Хизер Уитерспун предложила играть для семьи, хотя на самом деле ни у кого в этом не было потребности, — кроме Уильяма. Тот подбадривал ее и заявлял, что благодаря музыке чувствует себя ближе к Куре. Говорил, что в такие минуты снова видит ее лицо и фигуру, и лицо Хизер тут же кривилось в недовольной гримасе. Как бы там ни было, эта парочка возобновила вечера в салоне и Уильям снова стал больше пить.

— А мы не можем вышвырнуть эту Уитерспун? — простонал Джеймс, рыцарским жестом открывая перед Гвинейрой дверь в их общую спальню. Внизу Хизер уже не первый час играла песни Шуберта. — С тех пор как Кура ушла, она никому уже в принципе не нужна.

— А кто будет учить Джека и детей маори? — спросила Гвин. — Я знаю, у нее не самые лучшие результаты, но если мы уволим ее, нам нужно будет искать замену. То есть опять подавать объявление в английскую газету, ждать, пока начнут поступать отзывы, — и вновь принимать решение в надежде, что нам повезет.

— Один критерий для принятия решения у нас уже есть, — с усмешкой произнес Джеймс. — Ни Глория, ни Джек не ценят игру на рояле. Но честное слово, Гвин, мне не нравится, что Уильям проводит с этой Уитерспун по полночи в салоне. Особенно теперь, когда Куры нет. Она ведь пытается его соблазнить…

Гвин рассмеялась.

— Уильям, наш джентльмен, — и эта серая мышка? Даже представить трудно. После Куры это было бы настоящее падение!

— Что бы ты ни говорила, эта серая мышка под рукой, — заметил Джеймс. — Нужно присмотреть за этим…

Гвинейра рассмеялась.

— Может быть, ты лучше подумаешь о том, что под рукой есть я? — игриво произнесла она. — Все эти любовные песни сделали меня сентиментальной. — Гвин расстегнула пуговицы на платье, и Джеймс нежно поцеловал ее в обнаженное плечо.

— Тогда в этом треньканье есть хоть что-то хорошее… — пробормотал он.

Отношения между Уильямом и Хизер, несмотря ни на что, положительно влияли на жизнь в Киворд-Стейшн, но в то же время старания мисс Уитерспун угодить своим нанимателям скорее сходили на «нет». Чем дольше длилась ее любовь к Уильяму, тем более уверенной она себя чувствовала. Каждый месяц без Куры питал ее надежды на то, что она сможет привязать к себе Уильяма навечно. Когда-нибудь ему надоест ждать Куру, да и в Киворд-Стейшн он чувствует себя не самым лучшим образом. Возможно, тогда этот брак будет расторгнут и Уильям станет свободным, чтобы снова связать себя, — на этот раз с Хизер. С того времени, как Уильям уехал из Ирландии, прошло уже более трех лет. Наверняка о его поступках там уже забыли и он, в принципе, мог бы вернуться. Хизер уже видела, как он входит вместе с ней в родительский дом, — его семья, скорее всего, придет в восторг от выбора сына, поскольку у нее первоклассное воспитание и происходит она хоть из обедневшей, но хорошей семьи. Благодаря ее влиянию Уильям станет спокойнее; новых конфликтов на земле его предков, вероятнее всего, уже не будет. И, возможно, он найдет себе место в городе — это Хизер понравилось бы еще больше.

В любом случае она считала ниже своего достоинства обучать грязных детей туземцев и стала стараться еще меньше, чем раньше. Уроки с Джеком она, конечно же, запустить не могла. Он должен был пойти в Крайст-колледж и не имел права провалиться на вступительных экзаменах. Но учила его строго и без души. Джек выполнял задания, однако радости от этого не испытывал. Гвинейре это казалось нормальным; она в детстве тоже ненавидела уроки. Однако Джеймс, которому не удалось получить школьного образования, сожалел об этом и продолжал настаивать на том, чтобы как можно скорее заменить мисс Уитерспун.

— Слушай, Гвин, я вполне понимаю, что у него нет желания учить латынь. Но история, зоология и биология — все это его интересует! Раньше он иногда говорил, что хотел бы стать ветеринаром. И я легко могу представить его в этой роли, если уж ему не достанется Киворд-Стейшн. Но эта мисс Хизер отбивает у него какой бы то ни было интерес к книгам. А потом она то же самое сделает с Глорией. Вышвырни ее, Гвин, вышвырни ее наконец!

Гвинейра продолжала колебаться. А потом случилось так, что безразличие к работе и своим обязанностям со стороны мисс Уитерспун привело к тому, что ее отношения с Уильямом — хоть и косвенно — открылись.

Гвинейра МакКензи часто продавала племенных овец, даже целые отары, другим фермерам. Это начал еще Джеральд Уорден, после того как вывел новую, идеальную для Кентерберийской равнины породу из ромни, шевиот и уэльских горных овец. Его животные были крепкими и самостоятельными. Овцематки и их ягнята проводили целое лето в свободном выпасе на высокогорьях, и особых потерь при этом не было. К тому же они давали шерсть столь же высокого качества. Понятно, что остальные животноводы хотели облагородить свои отары с помощью животных, которые не требовали особого ухода. И сейчас уже на всей Кентерберийской равнине и почти до самого Отаго паслись овцы, ведущие свою родословную от овец Джеральда Уордена.

Но на крайнем северо-востоке острова до сих пор никто не интересовался овцами Гвинейры, там овцеводством только начали заниматься. Однако теперь появился некий мистер Бертон из Мальборо, ветеран войны, похожий на майора Ричлэнда своими амбициями в отношении прибыльного овцеводства. Гвинейре оживленный пожилой господин сразу понравился. Бертон был худощав и подтянут, уверенно держался в седле и хорошо стрелял — он удивил хозяев, представив им трех кроликов, подстреленных «мимоходом».

— Это ваши, я застрелил их на вашей земле, — усмехнулся он. — Полагаю, их гибель не слишком вас огорчила.

Гвинейра рассмеялась и велела отнести животных на кухню.

— Право, не стоило приносить ужин с собой, — пошутил Джеймс. — У вас на севере тоже есть проблема с кроликами или там хватает лисиц?

Бертон и МакКензи сразу же оказались вовлечены в разговор — в порядке исключения вел беседу с гостем не Уильям. Гвинейра обратила внимание на то, как живо шутил и болтал Джеймс с фермером из Мальборо. Наконец-то кто-то, не зная о его прошлом, о том, что он угонял скот, воспринимает его как главного в Киворд-Стейшн. Джеку Бертон тоже, похоже, сразу понравился. Он стал расспрашивать о животных, живущих в тропических лесах вокруг Бленема, и китах в каналах Мальборо.

— А вы действительно видели кита, мистер Бертон? — с увлечением спрашивал он.

Бертон кивнул.

— Конечно, молодой человек. С тех пор как на этих животных прекратили интенсивно охотиться, они стали часто показываться на глаза. Они и впрямь величиной с дом! Я даже представить себе не мог. Конечно, я читал об этом, но когда видишь такого великана, а сам сидишь в крохотной лодочке… Тут невольно начинаешь испытывать уважение к китобоям, которые метали гарпуны, вместо того чтобы повернуть назад!

— Маори тоже охотились на них на каноэ, — сообщил Джек. — Наверное, это было очень увлекательно.

— Я считаю охоту на китов отвратительной и ужасной, — заявил Джеймс. — Когда много лет назад я оказался на Западном побережье, китовый промысел считался самым верным средством быстро заработать деньги. И я кое-что повидал, но мне это пришлось не по душе. Вы ведь сами говорили, мистер Бертон, что киты доверчивы, а у меня просто не хватает духу вонзить копье в пузо тому, кто готов приветливо протянуть мне плавник.

Все рассмеялись.

— Разве у них есть плавники? — поинтересовался Джек. — Я хочу сказать, они же млекопитающие!

— Ты должен как-нибудь сам приехать и посмотреть, молодой человек! Может быть, поможешь мне перегнать овец, если мы с твоей матерью сумеем завтра договориться. — Бертон с довольной улыбкой поднял бокал в сторону Гвинейры. Судя по всему, он не сомневался, что они придут к согласию.

И действительно, на следующий день они поднимали бокалы за успешное приобретение хорошей отары, и Бертон повторил свое приглашение. Джек и его друг Маата помогали собрать овец, и обращение мальчика со сторожевыми собаками тоже пришлось Бертону по вкусу. Он тут же приобрел еще двух бордер-колли и заявил, что ему срочно нужна помощь, чтобы устроить их на новом месте. При этом он весело подмигивал Джеку. И мальчика было не удержать.

— Ну, мам, мне ведь можно поехать, правда? Папа? И Маата тоже поедет. Вот это будет приключение… подождите, мы еще привезем китенка и выпустим его в наше озеро!

— Мама китенка будет в восторге, — заметила Гвин. — Равно как и я. Ты должен учиться, Джек, ты не можешь просто взять и устроить себе каникулы.

Мисс Уитерспун, которая до этого больше молчала, серьезно закивала.

— Нам нужно скоро начинать учить французский, Джек, если ты хочешь сдать экзамены в Крайстчерче.

— Ох! — возмутился Джек. — Да меня не будет самое большее две недели, правда, мистер Бертон?

— Но ты должен был начать учить французский еще полгода назад, — возразила Гвинейра.

Она понимала нежелание Джека учить язык. Ее французская гувернантка в детстве доводила ее до безумия. Однако у дамы оказалась аллергия на собак, и юная Гвин этим пользовалась. К сожалению, однажды она рассказала эту историю Джеку. Поэтому мальчик прекрасно знал, что на самом деле ей вовсе не хочется заставлять его учиться.

И тут он неожиданно получил поддержку со стороны отца.

— Во время путешествия в Бленем он выучит больше, чем могла бы научить его мисс Хизер за полгода, — проворчал Джеймс.

Хизер хотела возмутиться, но он жестом заставил ее замолчать.

— Побережье, леса, киты — все это нужно хотя бы раз увидеть. Тогда появятся вопросы, а ответы уже найдутся в книгах. Вы же, милая мисс Хизер, можете воспользоваться этим временем, чтобы найти ответы и начать передавать эти знания детям маори. Им тоже нравится читать что-то еще, кроме Библии и «Сары Кру». Про китов они хотя бы понимают…

— Ура, мне разрешили, мне разрешили! Это будет здорово, мистер Бертон! Мам, пап, можно я быстренько в деревню смотаюсь, скажу Мааке? Мы увидим китов!..

Гвинейра улыбнулась, когда взволнованный мальчик выбежал из гостиной, чтобы обрадовать друга неожиданным известием. Никто не сомневался в том, что родители разрешат Мааке поехать. Маори были прирожденными кочевниками; они порадуются за мальчика.

— Но вы, мистер Бертон, будете отвечать за то, что эти двое оставят этих животных там, где им полагается быть! Я привыкла к Вете в игровой комнате, но не собираюсь привыкать к киту в пруду!

Кроме двух мальчиков, сопровождать овец собирались Энди Мак-Эрон и Покер Ливингстон. Покер с радостью ухватился за возможность развеяться; спокойная жизнь с подругой начинала надоедать ему. При этом нужно было поскорее собраться, поскольку мистер Бертон уже назначил время отъезда.

— Таким образом вы сэкономите одного погонщика, мисс Гвин, а я сразу же начну учиться обращаться с собаками.

Гвин не стала ему говорить, что Энди и Покер без труда справились бы с перегоном, имея в помощниках двух собак, — а Джеймс и вообще сам и с одной собакой. Но она не хотела омрачать ни его радости, ни радости мальчишек.

При этом Джека мучило лишь одно: что будет делать без него Глория?

— Когда меня нет, никто не слышит, как она ночью плачет, — сказал он. — Она уже почти и не плачет, но нельзя же быть уверенным…

Гвинейра бросила на Уильяма укоризненный взгляд. Вообще-то, это его забота, особенно сейчас, и он должен был заверить всех, что, конечно же, присмотрит за малышкой. Но Уильям молчал.

— Я заберу ее к нам, — успокоила сына Гвинейра.

— Может быть, наша мисс Уитерспун могла бы немного позаботиться о будущей ученице, — подколол гувернантку Джеймс.

После того как он сделал замечание относительно бесполезности ее занятий с Джеком, между ним и учительницей началась открытая война.

Хизер не удостоила его и взглядом.

— Как бы там ни было, ничего с Глорией не случится, — произнесла Гвин. — Хотя она, без сомнений, будет по тебе скучать, Джек. Возможно, ты привезешь ей фотографию кита, а потом нарисуешь во дворе, какой он большой.

Джеймс пребывал в наилучшем расположении духа, когда всадники наконец уехали, но Гвинейру, в отличие от него, не оставляло дурное настроение. Она начинала скучать по сыну, стоило ему переступить порог, и сейчас дом без него, казалось, стал совершенно безжизненным. За ужином не хватало веселой болтовни Джека, его маленькой собачки, которая постоянно ходила за ним по пятам. Ужин прошел в более натянутой обстановке, чем обычно, поскольку отношения между Джеймсом и Хизер приобрели очевидную холодность, да и Уильям не вносил особой лепты в разговор. Джеймс, чувствуя депрессивное настроение Гвин, выбрал хорошую бутылку вина и предложил жене пойти в спальню.

Гвинейра одарила его первой улыбкой за день, но тут ее отвлек молодой погонщик скота, который ухаживал за одной из лошадей в конюшне. В обычной ситуации он поднял бы Энди, но в его отсутствие предпочел не рисковать и обратился напрямую к миссис МакКензи. Джеймс и Гвин пошли вдвоем, чтобы посмотреть, все ли в порядке с кобылой.

Хизер Уитерспун воспользовалась возможностью и стянула из обычно закрытого шкафа бутылку вина.

— Идем, Уильям, хоть нам будет хорошо! — позвала она любовника, который какое-то время размышлял над тем, не нарушит ли он семейную идиллию МакКензи, если присоединится к ним. С другой стороны, он не был специалистом по болезням лошадей — да и без того провел на улице целый день, когда там вовсю поливал дождь. С него хватит.

Он слегка удивился, когда Хизер вопреки обыкновению не позвала его к себе в комнату, а уверенно направилась в комнаты, где он жил с Курой.

— Я с самого начала хотела спать в этой постели! — довольно заявила она, ставя вино на ночной столик. — Ты помнишь, как мы выбирали ее? Думаю, именно тогда я в тебя и влюбилась. У нас был одинаковый вкус, одинаковые предпочтения… в принципе, это наши комнаты, Уильям. Мы должны наконец жить в них вместе.

Все это Уильяму не нравилось. Во-первых, у него были вполне конкретные воспоминания об этой постели, но они мучили его меньше, чем мысли о наслаждении, которое доставляла ему Кура. Ему казалось, что если он будет спать с Хизер в этой постели, то осквернит ее. Хуже того, у него возникло ощущение, что он окончательно рвет таким образом со своим браком. До сих пор он оправдывал свои отношения с Хизер тем, что Кура ушла. Но теперь… теперь ему казалось неправильным вторгаться в их личные комнаты.

Но Хизер только рассмеялась и открыла вино.

— Здесь что, нет бокалов? — недоверчиво спросила она. — Неужели вам двоим никогда… — она захихикала, — не требовалось немного подбодрить друг друга?

Уильям мог бы ответить, что ему и в голову никогда не приходило помочь Куре расслабиться с помощью вина. Но потом он просто послушно принес бокалы. Какой прок в том, чтобы злить Хизер?

Как бы там ни было, он предпринял еще одну попытку к отступлению.

— Хизер, нам действительно не следует здесь… я хочу сказать, вдруг кто-то придет…

— Не будь трусом! — Хизер протянула ему бокал и сама сделала глоток. Вино было восхитительным. — Кто может прийти? Миссис Гвин и мистер Джеймс в конюшне, а Джек уехал…

— Ребенок может заплакать, — заметил Уильям. Впрочем, в этой части дома он никогда не слышал детского плача.

— Ребенок спит у миссис Гвин. Я сама слышала, как она сказала, что заберет девочку к себе. Так что оставь эти глупости, Уилл, и иди в постельку!

Хизер разделась, что, впрочем, ей не нравилось делать при свете. Обычно в своей комнате она зажигала свечи, когда они любили друг друга, и Уильяму это было только на руку, потому что, лаская тело Хизер, он по-прежнему представлял себе Куру. Но здесь она оставила горящими газовые лампы, не в силах наглядеться на комнаты, которые сама же и обставила.

Уильям не знал, что еще сказать. Он сделал большой глоток, отпив вина из своего бокала. Может быть, оно поможет ему забыть о том, что в этой комнате — тень Куры.

У лошади в конюшне оказались колики, и Гвинейра с Джеймсом долгое время пытались влить ей в рот слабительное, массировали живот, выводили ее во двор, чтобы стимулировать деятельность кишечника. Прошло больше часа — худшее было уже позади, — когда Гвинейру вдруг бросило в жар: она вспомнила, что никто в доме не заботится о Глории. Обычно можно было полностью положиться на Джека, но ни Уильям, ни мисс Хизер наверняка даже не подумают о том, чтобы присмотреть за ребенком, а Моана с Кири уже ушли, еще до того, как МакКензи позвали на конюшню.

Гвин оставила Джеймса с молодым работником продолжать заниматься кобылой, а сама пошла к Глории. Малышке был уже почти год, и чаще всего она спала всю ночь, не просыпаясь, но, может быть, она уже скучает за Джеком и поэтому ведет себя беспокойно. Когда Гвинейра подошла к ее кроватке, она действительно не спала, но и не кричала, а что-то лепетала, словно беседовала сама с собой. Гвинейра рассмеялась и взяла ее на руки.

— Ну, что ты там рассказываешь своей куколке? — приветливо спросила она, протягивая Глории игрушку. — Безумные истории про рыбу-кита, которая слопала нашего Джека?

Она прижала малышку к себе, радуясь теплу и запаху ее тельца. Глория была веселым ребенком и проблем не доставляла. Гвин помнила, что Кура плакала гораздо чаще, хотя Марама постоянно таскала ее за собой, в то время как Глория чаще бывала одна. Кура всегда была очень требовательной. И уже в детстве необычайно красивой. Глория не унаследовала красоты матери; малышка была миленькой, но не настолько потрясающей, как Кура в этом возрасте. У Глории были фарфорово-голубые глаза, и уже можно было с уверенностью утверждать, что этот цвет у нее и останется. Однако ее реденькие волосики еще не приобрели свой окончательный оттенок, и никто не мог сказать, то ли они будут светло-русыми, то ли светло-каштановыми. Рыжина отсутствовала, и волосы были не такими ровными и сильными, как у Куры еще в детстве, а волнистыми, пушистыми и мягкими. Черты лица тоже были не настолько экзотичными, как у матери, в них угадывалось некоторое сходство с Полом и Джеральдом Уорденом. Ее волевой подбородок был явным наследием Уорденов, в остальном же черты лица казались гораздо мягче, чем у деда; в них больше проявлялся Уильям.

— Для нас ты достаточно красива! — прошептала Гвин на ухо правнучке, мягко качая ее на руках. — А теперь идем со мной, возьмем твою корзинку, и ты сегодня поспишь у бабули Гвин…

Она вынесла ребенка из комнаты и пересекла темный коридор. При этом она не могла не заметить света, пробивавшегося из-под двери комнаты Куры.

Гвинейра нахмурилась. Очевидно, Уильям уже поднялся наверх, по крайней мере в салоне она никого не видела. Но что он делает в комнатах Куры? Освежает воспоминания? Его собственная комната находилась в другом конце коридора.

Женщина обругала себя за неуемное любопытство и уже хотела уйти, когда ей показалось, что из комнаты слышатся шепот и смешки. Уильям? Внезапно Гвинейра вспомнила о подозрениях Джеймса относительно Хизер Уитерспун. До сих пор она считала его подозрения абсурдными, но сейчас…

Она обязана была выяснить. Кто бы ни развлекался в личных комнатах Куры, права на это он не имел. В конце концов, это ее дом.

Гвинейра поставила корзинку и, держа Глорию на руках, распахнула дверь. Теперь она отчетливо слышала голоса и стоны. В спальне…

Глория заплакала, когда прабабушка открыла дверь и малышку внезапно залило ярким светом, но сейчас Гвин на мгновение забыла о ней. Женщина в недоумении смотрела на Уильяма и Хизер, лежавших в постели Куры.

Хизер замерла. Уильям поспешно сполз с нее, пытаясь прикрыть наготу.

— Мисс Гвин, это не то, что вы думаете…

Гвинейра едва не расхохоталась. Хотела уже было отпустить саркастическое замечание, но ярость пересилила все.

— Спасибо, мне не нужны объяснения! Я только что все поняла! Поэтому Кура ушла, Уильям? Она заметила, что происходит?

— Мисс Гвин, Кура… — Уильям не мог подобрать слов, чтобы оправдаться. Как ему сказать Гвин, что Кура не подпускала его к себе. — Она… Она не хотела…

Гвинейра холодно смотрела на него.

— Избавьте меня от этого. Я все видела и теперь не понимаю, почему не замечала этого раньше. С Илейн было то же самое, не так ли, Уильям? Вы обманули ее с Курой, а теперь обманываете Куру с этой… Итак, собирайте свои вещи, Уильям! И вы, мисс Уитерспун! Немедленно! Вас я тоже больше не хочу видеть в этом доме!

— Как? — озадаченно спросил Уильям.

— А вот так! Вы тотчас уберетесь отсюда. И не смейте даже заикаться по поводу дочери. Ни один судья не присудит ее прелюбодею! — Гвинейра принялась качать ребенка, и Глория тут же успокоилась. Малышка с любопытством глядела на отца и мисс Уитерспун. — Довольно того, что ей пришлось увидеть это.

— Но я люблю Куру… — прошептал Уильям.

Гвинейра закатила глаза.

— Тогда у вас весьма странная манера проявлять любовь. Меня не интересует, кого вы там сейчас любите. Если вы считаете, что это вам поможет, отправляйтесь к своей жене и просите у нее прощения. Но у меня вы больше не останетесь, не будете пить мое виски и соблазнять прислугу. Убирайтесь из этой комнаты! И завтра утром вы должны покинуть Киворд-Стейшн!

— Вы ведь не можете…

— Еще как могу!

Гвинейра с каменным выражением лица дождалась, пока Уильям и Хизер оденутся. Она даже не отвернулась, когда оба они выбирались из постели, искали свои вещи. Затем погасила свет и заперла дверь комнаты Куры.

— Завтра утром чтобы вас тут не было! — повторила она. — Вашу зарплату я оставлю на столе в салоне, мисс Уитерспун. Я спущусь к завтраку около девяти. И видеть вас не желаю. Обоих!

С этими словами она развернулась и пошла прочь, оставив униженную пару наедине. Сейчас Гвинейре нужно было зайти в кабинет и подсчитать зарплату для Хизер. А потом ей нужно выпить виски!

Джеймс вернулся из конюшни усталый и продрогший, когда Гвин как раз наливала себе бокал. Глория спала в углу дивана с пальцем во рту.

Джеймс вопрошающе посмотрел на жену.

— Ты успокаиваешь ребенка водкой? — с ухмылкой произнес он.

Гвинейра тоже налила ему бокал и повернула к нему бледное лицо.

— Скорее успокаиваю себя. Вот, возьми, тебе сейчас тоже понадобится!

Хизер Уитерспун, невыспавшаяся и бледная, ждала Уильяма у конюшен. Он пришел около шести утра с упакованными седельными сумками и бросил удивленный взгляд на молодую женщину и ее багаж.

— Что ты здесь делаешь? — неприветливо поинтересовался он. — Разве не лучше было бы поставить все это на дорогу к Холдону? Там наверняка кто-нибудь будет ехать, и, если повезет, тебя подвезут до самого Крайстчерча.

Хизер недоуменно посмотрела на него.

— Мы… мы разве уезжаем не вместе?

Уильям нахмурил лоб.

— Вместе? Не будь дурой, как моя лошадь должна тащить все эти вещи?

В глазах Хизер заблестели слезы.

— Ты мог бы попросить карету. Мы…

Уильям почувствовал, как в нем закипает гнев.

— Хизер, нет никаких «мы»! Я все время пытался донести это до тебя, но, похоже, ты не хотела меня слушать. Я женат, и я люблю свою жену…

— Она бросила тебя! — крикнула Хизер.

— Я должен был сразу же ехать за ней. Конечно, у нас были разногласия, но эта история с нами… это было ошибкой. Не стоит усугублять ее еще сильнее. Давай, я помогу тебе донести вещи до дороги. — Уильям поставил седельные сумки и потянулся к ее чемодану.

Хизер бросила на него гневный взгляд.

— Я и сама справлюсь, ты… — Хизер хотелось ругаться, кричать, проклинать, но ей с самого детства вбивали в голову, что даме такого делать нельзя, поэтому теперь она не могла даже подобрать слова, чтобы дать волю своей ярости.

Хизер убеждала себя, что таким образом хотя бы сохранит свое достоинство. Она прокусила губу, но плакать не стала и потащила свои вещи к дороге.

— Удачи, Уильям, — выдавила она из себя. — Надеюсь, ты найдешь свою Куру и будешь с ней счастлив!

Уильям ничего не ответил. Когда спустя полчаса он доскакал до развилки дороги, ведущей в Холдон и Крайстчерч, Хизер и след простыл.