Тим Ламберт действительно танцевал на своей свадьбе. Хотя это был всего лишь короткий вальс и ему пришлось тяжело опираться на свою невесту, гости аплодировали неистово. Сотрудники рудника подкидывали вверх шляпы и ликовали так же, как после скачек, а у Берты Лерой на глазах стояли слезы.
Тим и Лейни поженились в День святой Барбары, ровно два года спустя после легендарного «Ламберт-дерби». На территории рудника снова устроили большой праздник. Джордж Гринвуд представился как новый совладелец и вместе со своим управляющим Тимом Ламбертом произвел на всех благоприятное впечатление, пригласив коллектив и половину Греймута на пиво, барбекю, соревнования и танцы. Только скачек на этот раз не было.
— Не будем рисковать, не хочу, чтобы моя невеста ускакала от меня, — заметил Тим в своей речи, встреченной ликованием, и поцеловал Лейни при всех.
Все вновь взревели; лишь Илейн слегка покраснела. В конце концов, среди зрителей на этот раз были ее мать и бабушка. Однако Флёретта и Хелен ободряюще махали ей руками. Обеим Тим понравился. Знаменитые инстинкты Флёретты на этот раз не тревожили ее, и она не высказала никаких возражений.
Преподобному отцу не нужно было бороться с муками совести относительно страсти к игре своих овечек. Зато перед ним стояла проблема венчания разведенной невесты. Илейн пришла на брачную церемонию не в белом платье, а в светло-голубом, украшенном более темной отделкой, — конечно же, снова из мастерской миссис О’Брайен. От фаты она тоже отказалась — в пользу венка из свежих цветов. — Цветов должно быть семь! — заявила она, устроив для своих подруг тяжелую задачу. — Тогда я смогу положить их в брачную ночь под подушку…
— Но горе тебе, если приснится кто-то другой! — поддразнил ее Тим, напоминая историю той давно минувшей ночи.
В конце концов преподобный справился с предосудительным венчанием с помощью истории о святой Барбаре, в которую все равно не верил, будучи методистом. Он просто прочел мессу под открытым небом и пространно благословил город и собравшихся. Для этого он вызвал Тима и Илейн в первый ряд, а брат Илейн, Стивен, сыграл «Amazing Grace».
Конечно, Кура-маро-тини обогатила бы празднество более сложными мелодиями, но она не присутствовала. Впрочем, Тим и Илейн рассчитывали встретиться с ней во время своего свадебного путешествия. Илейн хотела посетить не только Квинстаун, но и Киворд-Стейшн, а Хелен испытывала живейший интерес к музыкальной программе Куры. Поэтому все, кроме Рубена, которому нужно было заниматься делами, собирались после свадьбы отправиться в Крайстчерч, чтобы присутствовать на широко разрекламированном концерте Куры и Марисы. После этого музыкантши вместе с Уильямом планировали поехать в Англию. Уже были установлены даты концертов в Лондоне и других английских городах. Уильям разыскал известное концертное агентство, которое спланировало это турне.
— Значит, в конечном счете Кура все же получит именно то, чего всегда хотела, — неодобрительно произнесла Флёретта О’Киф. Она не застала Куру в Греймуте и все еще была расстроена. Ладно, Уильям в качестве зятя нравился ей гораздо меньше, чем Тим Ламберт, к которому она быстро начала испытывать самую искреннюю симпатию. Однако Кура и Уильям обидели ее дочь, а подобные вещи матери прощают не сразу.
— А что же они теперь будут делать с малышкой? — Флёретта вспомнила Глорию. — Она поедет с ними в Европу?
— Насколько я знаю, нет, — ответила Хелен. Размолвка между ней и Гвинейрой МакКензи продлилась недолго. Женщины слишком крепко дружили, чтобы ссориться всерьез. Они возобновили переписку вскоре после свадьбы Куры и в последние годы делились переживаниями по поводу исчезновения Илейн. — Малышка останется в Киворд-Стейшн. Во всяком случае, пока что. Если говорить о Куре, то никогда не знаешь, что взбредет ей в голову. Однако до сих пор ни отец, ни мать даже в малейшей степени не интересовались Глорией. Почему сейчас это должно измениться? Да и таскать за собой трехлетнего ребенка по всей Европе — по меньшей мере глупо.
— А мамочка получает, таким образом, именно то, чего хочет! — улыбнулась Флёретта. — Второй шанс воспитать наследницу Киворд-Стейшн в своем духе. А Тонга уже точит ножи…
Хелен рассмеялась.
— Нет, думаю, все будет не так уж плохо. Ведь с Курой он ставил скорее на любовь. Откуда он мог знать, что она встретит того, кто еще лучше разбирается в искусстве вайкореро?
Железнодорожная линия между Западным побережьем и Кентерберийской равниной уже широко использовалась, и Илейн с нетерпением предвкушала свою первую поездку по ней. Тим надеялся на менее утомительный переезд, чем во время путешествия в Бленем, и не был разочарован. Их свадебное путешествие было совершенно роскошным, поскольку у Джорджа Гринвуда был личный вагон. Он любезно предоставил его в распоряжение супружеской четы, поэтому Тим и Лейни любили друг друга на грохочущей кровати и, смеясь, разливали шампанское.
— К этому действительно можно привыкнуть! — восхищенно заявила Илейн.
Тим улыбнулся.
— Тогда тебе нужно было оставаться с Курой, играть на пианино. Она ведь мечтает о личном вагоне, как у ее кумира. Как там зовут ту женщину?
— Понятия не имею, какая-то оперная дива… Аделина Патти! И разве она не путешествует на своем личном поезде? Может быть, тебе стоило все же начать работать в фирме этого мистера Редклиффа? Будучи железнодорожником, ты бы наверняка смог получить вагон дешевле. — Счастливая Илейн прижалась к Тиму.
МакКензи ждали путешественников на вокзале в Крайстчерче, и растроганная Гвинейра заключила Илейн в объятия. В отличие от Хелен, черты лица которой за последние годы стали еще тоньше и строже, Гвинейра, казалось, почти совсем не постарела.
— Куда мне стареть, у меня полный дом детей! — довольно заявила она, принимая комплимент от Хелен. — Джек и Глори… и Дженнифер еще очень юна, такая славная девочка. Посмотри-ка!
Дженнифер Гринвуд, которая все еще обучала детей маори в Киворд-Стейшн, покраснев, поздоровалась со Стивеном О’Кифом. Оба тут же погрузились в изобиловавший юридическими терминами спор насчет того, можно ли целоваться при всех, и наконец сделали это, спрятавшись за зонтиком Дженни.
— Это будет следующая свадьба. После учебы Стивен начнет работать адвокатом на фирме Гринвуда.
Хелен кивнула.
— Его отец, Рубен, очень этим недоволен, он ведь хотел, чтобы мальчик стал судьей. Но куда ни заведет любовь… А в этом случае она тоже очень большая! — Хелен с улыбкой указала на Джека и маленькую Глорию. Джеку было уже восемнадцать, он стал высоким молодым человеком с непокорными курчавыми рыжевато-каштановыми волосами, которые напомнили Хелен молодого Джеймса. Несмотря на долговязость, он двигался на удивление ловко и уверенно вел свою крохотную спутницу сквозь вокзальную суету.
— Железная дорога, — без особого интереса повторяла за ним Глория, показывая, как и Джек, на стальное чудовище.
— Собака, иди сюда! — наконец заявила она с гораздо большим воодушевлением и потянулась к Келли.
Илейн свистнула собаке, велев ей дать лапу маленькой девочке. Но Келли предпочитала находиться в другом месте, ее заинтересовала собака Джека.
Илейн взяла Глорию на руки.
— Какая миленькая! — заметила она. — Но совсем не похожа на Куру.
И это было правдой. Глория не походила ни на Куру, ни на Уильяма; волосы у нее не сверкали чернотой, не светились золотом — они были каштановыми, с легким оттенком рыжины. Фарфорово-голубые глаза, казалось, были несколько близко посаженными, чтобы придать ее лицу выразительность. Черты лица Глории были все еще по-детски округлыми; возможно, позже они будут слишком резкими, чтобы быть красивыми.
— И слава Богу! — заметил Джек. — Кстати, собака воспитана не очень-то правильно, Лейни. Не годится, чтобы киворд-колли носилась по всей платформе и позволяла гладить себя совершенно чужим людям. Животному нужны овцы!
— Мы ведь пробудем здесь всего пару дней, — сказала Илейн и улыбнулась.
Концерт Куры закончился триумфом. Ничего иного она и не ожидала. В целом, после Бленема она порхала от одного успеха к другому — причем Кура и Мариса относили это на счет своего музыкального умения, а Уильям считал, что в первую очередь все дело в славе Куры как заклинательницы духов. Он в каждом интервью растекался в сомнительных намеках, и Кура опасалась, что даже агентство в Англии Уильям успел познакомить с какими-то соответствующими историями. Впрочем, она не говорила с ним об этом. Ей было все равно, почему приходят люди. Главное, что они аплодируют и платят за вход. Кура наслаждалась вновь обретенной роскошной жизнью, ибо на этот раз она могла обеспечивать себя самостоятельно.
Марама и ее племя решили, что они просто не имеют права пропустить концерт Куры, и обогатили его постановкой двух собственных хака. Последнее произошло по настоятельной просьбе Уильяма. Марама расценила это как просьбу о прощении за игнорирование во время свадьбы и с удовольствием согласилась. Она была очень миролюбивым человеком и легко прощала. И когда теперь она присоединила свой высокий, словно парящий в облаках голос к сильному, насыщенному Куры, Уильям готов был нанять ее на все время турне.
И вообще, зал «Уайт Харт» в этот день выглядел гораздо экзотичнее, чем обычно. Тонга прибыл в Крайстчерч с половиной своего племени, чтобы почтить наследницу Киворд-Стейшн и одновременно попрощаться с ней, судя по всему, навсегда. При этом большинство маори почти не бросались в глаза. Практически все были одеты по западной моде, хотя зачастую сочетание выбранных вещей казалось довольно своеобразным. Впрочем, Тонга пришел в традиционном наряде и благодаря своим татуировкам — он был почти единственный из поколения, кому делали татуировки, — казался воинственным. Многие люди сначала приняли его за танцора. Однако когда он присоединился к публике, все встревоженно отодвинулись от него.
Кроме того, Тонга был единственным, кто хмурился, слушая выступление Куры. Он предпочел бы сохранить песни маори в первозданном виде, вместо того чтобы придавать им чужое звучание с помощью западных инструментов.
— Кура останется в Англии, — сказал он Ронго-Ронго, колдунье своего племени. — Она поет наши песни, но на нашем языке не говорит и никогда не говорила.
Ронго-Ронго пожала плечами.
— Она и на языке пакеха никогда не говорила. Она не принадлежит ни к одному из наших миров. Хорошо, что она ищет свой собственный мир.
Тонга бросил многозначительный взгляд на маленькую Глорию.
— Но она оставила Уорденам ребенка.
— Она оставила ребенка нам, — поправила Ронго. — Ребенок принадлежит земле Нгаи Таху. Какое же племя она в конце концов выберет…
Глория сидела с Джеком, который ради нее согласился прийти на выступление, во втором ряду. По собственному желанию мальчик и близко не подошел бы к концертному залу, где играла Кура-маро-тини.
— Я прекрасно понимаю, почему спятил тот парень в Бленеме, — заявил он матери. — Возможно, я потом тоже окажусь в лечебнице!
Гвинейра пояснила, что она не разделяет его опасений, но ни угрозы, ни обещания не могли убедить его. Однако потом Кура настояла, чтобы ее дочь непременно присутствовала, и Джек тут же передумал.
— Ведь Глория снова начнет плакать! Или, хуже того, она не будет плакать, и Куре вдруг придет в голову, что у нее талант, а значит, ее можно забрать в Англию. Нет, нет, раз так, я пойду с Глорией и буду за ней присматривать.
На этот раз Глория не плакала, но к музыке отнеслась без особого интереса; девочка почти все время играла со своей деревянной лошадкой, которую принес Джек. Когда Кура заклинала духов на сцене, она соскочила со стульчика и побежала по проходу назад, где с грозным выражением на лице стоял, прислонившись к стене, Тонга. Джек не пошел за маленькой девочкой, а стал наблюдать за ней краем глаза. Неудивительно, что Глория сбежала от этого мяуканья и предпочла поиграть с другими детьми. Он сам был рад, когда концерт закончился. Бок о бок с родителями — Джеймс с облегчением подмигнул ему — он вышел из зала и тут же снова подхватил Глорию.
Малышка была вместе с мальчиком-маори, чуть постарше ее, на котором, к удивлению Глории, не было ни брючек, ни рубашечки, а лишь традиционная набедренная повязка. Кроме того, мальчик был не только украшен типичными для ребенка маори из хорошей семьи амулетами и цепочками, у него уже были первые татуировки. Многих пакеха это отталкивало, однако Глории это совершенно не мешало.
Дети играли щепками.
— Деревня! — сказал мальчик, указывая на окруженное забором сооружение, к которому Глория только что добавила очередной «дом».
— Мараэ! — объявила Глория и показала на самый большой из «домов». Рядом с домом для собраний она запланировала кладовые и кухни. — Здесь патака, а здесь ханга, а здесь живу я!
Дом ее мечты стоял у озера, нарисованного мелом на полу.
— И я! — самоуверенно заявил мальчик. — Я вождь!
За спиной Гвинейры показался Тонга, с улыбкой слушавший разговор детей.
— Миссис Уорден… — Тонга отвесил учтивый поклон. Благодаря Хелен О’Киф, он получил солидное воспитание пакеха. — Кура-маро-тини произвела на нас огромное впечатление. Жаль, что она покидает нас. Но ведь у вас остается наследница… — Он указал на Глорию. — А это, кстати, мой наследник. Вирему, мой сын.
Хелен встала за спиной у обоих.
— Очень красивый мальчик, Тонга! — польстила она вождю.
Тонга кивнул и задумчиво поглядел на играющих детей.
— Красивая пара. Вы не находите, мисс Гвин?
Вирему как раз протянул Глории ракушку. За это Глория дала ему деревянную лошадку.
Гвинейра сверкнула глазами и перевела взгляд на вождя. Но потом взяла себя в руки и, насмешливо улыбнувшись, сказала:
— Это же дети.
Тонга улыбнулся в ответ.