КЕНТЕРБЕРИ — ОТАГО 1870—1877

 

1

— Пол, Пол, куда ты снова запропастился?

Хелен позвала наиболее строптивого из своих учеников, хотя и знала, что мальчишка наверняка не станет ее слушать. Пол Уорден уж точно не мог играть мирно с маорийскими детьми в непосредственной близости от их сымпровизированной школы. Когда он пропадал, это, как правило, означало неприятности. Или он дрался где-нибудь со своим заклятым врагом Тонгой, сыном вождя племени маори, которое жило на территории Киворд-Стейшн, или же подкарауливал Рубена и Флеретту, чтобы устроить им какую-нибудь гадость. При этом его выходки зачастую были отнюдь не смешными. Рубен совсем отчаялся, когда недавно Пол вылил чернила на его новую книгу. Он разозлился не только потому, что давно хотел иметь сборник законов, который пришлось заказывать через Джорджа из самой Англии, но и потому, что книга была очень дорогой. Гвинейра, конечно, возместила им ущерб, но была напугана поступком своего сына не меньше Хелен.

— Ты ведь уже не маленький! — возмущалась она, в то время как Пол с невозмутимым видом смотрел на нее. — Пол, ты же знаешь, сколько стоит эта книга! И это произошло совсем не по оплошности! Может, ты думаешь, что деньги в Киворд-Стейшн растут на деревьях?

— He-а, на овцах! — ответил ей Пол, усмехнувшись. — И мы можем позволить себе такие забавы хоть каждую неделю, если только захотим!

При этом он бросил злорадный взгляд на Рубена. Он прекрасно знал, как обстояли дела на ферме его отца. Хотя Говард О’Киф и зарабатывал намного больше с тех пор, как «Гринвуд Энтерпрайзис» начала оказывать ему поддержку, но до звания «овечьего барона» ему было далеко. Количество животных и благосостояние в Киворд-Стейшн тоже постоянно росли в последние десять лет, и для Пола Уордена не существовало невыполнимого желания. В то же время ему меньше всего хотелось читать книги. Его больше привлекали быстрые пони и игрушечные пистолеты. У него уже давно был бы пистолет, если бы во время каждого заказа из Англии Джордж Гринвуд не «забывал» об этом.

Хелен наблюдала за развитием Пола с беспокойством. По ее мнению, мальчишку слишком мало ограничивали. Несмотря на то, что Гвинейра и Джеральд делали Полу дорогие подарки, они совершенно не заботились о нем. Из-под влияния своей воспитательницы Кири мальчик тоже уже вышел. Пол быстро перенял взгляды боготворимого им деда и считал маори низшей расой. Это и служило причиной бесконечных стычек с Тонгой. Сын вождя племени был таким же самоуверенным, как и наследник «овечьего барона», и мальчишки постоянно спорили о том, кому принадлежит земля, на которой жили и племя маори, и Уордены. Хелен волновалась по этому поводу, тем более что Тонга должен был унаследовать титул своего отца, равно как и Пол должен стать наследником Киворд-Стейшн. Если к тому времени вражда между ними не утихнет, это может привести ко многим неприятностям. И каждый раз, когда Пол или Тонга уходили домой с разбитым носом, это лишь углубляло пропасть между ними.

Единственным человеком, чье присутствие хоть немного успокаивало Хелен, была Марама. Дочь Кири, молочная сестра Пола, обладала своего рода шестым чувством, благодаря которому она угадывала враждебные намерения мальчишек, и волшебным образом появлялась в момент начала драки, чтобы разнять их. Когда Марама и пара ее подружек начинали скакать где-нибудь поблизости, Пол и Тонга на время утихали, а девочка с видом заговорщицы улыбалась Хелен. Она была прелестным ребенком, по крайней мере по мнению своей учительницы. Ее черты были более мелкими, чем у большинства маорийских девочек, а кожа имела шоколадный оттенок. У Марамы не было татуировок, и она, возможно, никогда не стала бы носить традиционные украшения своего народа. Маори все чаще отходили от этого обычая и уже практически не носили традиционную одежду. Они явно пытались походить внешне на pakeha, что, с одной стороны, радовало Хелен, но, с другой, огорчало из-за утери племенем традиционных ценностей.

— Где Пол, Марама? — обратилась к девочке Хелен. Пол и Марама обычно приходили с Киворд-Стейшн на занятие вместе. Если бы Пол рассердился по какому-либо поводу и тайком уехал домой, она бы знала об этом.

— Он ускакал, мисс Хелен. Он пытается выведать какую-то тайну, — произнесла Марама звонким голоском. Малышка хорошо пела, и этот талант высоко ценился ее племенем.

Хелен вздохнула. В классе недавно прочитали пару книг о пиратах и поисках сокровищ, таинственных землях и садах, и теперь девочки искали заколдованные розовые сады, а мальчики были заняты рисованием карт для кладоискателей. В этом возрасте Флёр и Рубен тоже увлекались подобными играми, но в случае с Полом требовалось особое внимание — его тайны были отнюдь не такими невинными. Например, недавно он довел Флёр до отчаяния, спрятав ее любимого пони Минетту, дочь Минти, в розовом саду Киворд-Стейшн. Со времени смерти Лукаса за садом практически не ухаживали, и, естественно, никто не додумался искать пони там, тем более что Минетта пропала со двора О’Кифа, а не с конюшни Уорденов. Хелен мысленно умерла тысячу раз, думая о том, что Джеральд мог заставить ее мужа заплатить за пропажу дорогого животного. Наконец Минетта сама привлекла внимание людей, когда начала ржать и бегать галопом по саду. Но это произошло только через несколько часов, после того как кобыла вдоволь наелась сочной травы. Все это время отчаявшаяся Флёретта искала свою лошадку в горах и уже начала думать, что ее украли.

Что касается угона скота, то эта тема беспокоила фермеров в Кентербери уже несколько лет. Хотя жители Новой Зеландии еще десять лет тому назад гордились тем, что, в отличие от австралийцев, происходили не от преступников, а от добропорядочных переселенцев, здесь тоже появились свои криминальные элементы. Это было неудивительно — многочисленные стада животных на фермах, подобных Киворд-Стейшн, и постоянно растущая прибыль их владельцев пробуждали жадность в сердцах людей. Сколотить состояние для новых переселенцев было не так просто, как когда-то. Первые семьи, прибывшие на остров, разобрали почти всю землю, а китобойный промысел и охота на тюленей привели к истреблению животных. Правда, золотоискателям все еще удавалось находить богатые залежи, благодаря чему по-прежнему существовала возможность сделать свое счастье из ничего — и не только в Кентербери. Но именно в предгорьях Альп стада «овечьих баронов» становились в последнее время жертвами зверских нападений. И все это началось со старого знакомого Хелен и Уорденов — Джеймса МакКензи.

Сначала Хелен не могла поверить своим ушам, когда пьяный Говард, ругаясь, пришел домой из паба и назвал имя бывшего управляющего Джеральда.

— Не знаю, из-за чего уж там Уорден выгнал парня, но теперь расплачиваться приходится нам всем. Работники говорят о нем как о герое. Он крадет только лучших животных и только у богатых хозяев. Скот мелких фермеров он не трогает. Что за чепуха? И как же он их в таком случае различает? Но работники только радуются этому. Я не удивлюсь, если в ближайшем будущем у него появится собственная банда.

«Как у Робина Гуда», — подумала Хелен. Но затем она укорила себя за подобный романтический настрой. Даже если скот угоняли только у богачей, это нельзя было поощрять.

— И как всего лишь один человек умудряется справляться со всем этим? — размышляла Гвин. — Согнать овец, отобрать нужных животных, обстричь их, перевести через горы... Для этого как минимум нужна целая группа людей.

Она вдруг замолчала, а затем, вздрогнув, добавила:

— Или же собака вроде Клео...

Гвинейра подумала о щенке, которого подарила Джеймсу на прощание. Он был одаренным дрессировщиком собак. Несомненно, Пятница уже давно обогнала свою мать по способностям. Клео сильно постарела и почти полностью оглохла, но все еще следовала за Гвинейрой по пятам, как тень, хотя ее больше нельзя было назвать рабочей собакой.

Прошло немного времени, и хвалебные гимны начали петь не только Джеймсу МакКензи, но и его гениальной собаке. Все сомнения Гвинейры развеялись, когда она услышала имя Пятницы.

К счастью, Джеральд не делал никаких замечаний относительно способностей Джеймса как пастуха и пропажи щенка, которую он, должно быть, тогда заметил. Впрочем, в тот злополучный год и Джеральда, и Гвинейру занимали совсем другие мысли. Возможно, «овечий барон» просто забыл о собачке. В любом случае каждый сезон он теперь терял большое количество скота из-за МакКензи, также как и Говард, и семья Бизли, и другие крупные овцеводы. Хелен хотелось бы узнать, что ее подруга думает обо всем этом, но Гвинейра ни разу не обмолвилась о Джеймсе, даже когда речь шла напрямую о нем.

Хелен уже надоели бесполезные поиски Пола, и она решила начать занятие без него. Вероятность того, что он все-таки придет на урок, была довольно большой. Пол уважал Хелен; возможно, она была единственным человеком, которого он слушался, и иногда ей казалось, что еще одной причиной постоянных атак на Рубена, Флёретту и Тонгу была зависть. Смышленый сын вождя племени был одним из ее любимых учеников, а Рубен и Флёретта и без того занимали особое положение. Пола тоже нельзя было назвать глупым, но успехи в школе не заботили его. Ему больше нравилась роль школьного клоуна, и тем самым Пол усложнял жизнь не только Хелен, но и себе самому.

То, что он не успеет на сегодняшние занятия, мальчик уже понял: слишком далеко он зашел, следуя по пятам за своей сестрой Флёреттой и Рубеном, который загадочным образом позвал ее за собой. Секреты, как уже было известно Полу, почти всегда касались чего-то запретного, а для него не существовало ничего более интересного, чем застать сестру за каким-нибудь проступком. При этом он всегда разбалтывал обнаруженную тайну, даже если знал, что после этого его накажут. Вообще-то, Кири практически никогда не наказывала детей, а мать Пола проявляла снисхождение, когда понимала, что Флёретта врет ей, или же когда дети во время диких игр разбивали вазу или бокал. С Полом, который от природы был ловким, подобные неприятности случались редко. К тому же все детство мальчик провел среди маори. Мягкая походка охотника, способность подкрадываться к жертве практически бесшумно — все эти приемы он выучил вместе со своим соперником Тонгой. Мужчины из маорийской деревни не делали никаких различий между маленьким pakehaи их собственным потомством. Когда дети приходили в деревню, о них заботились, а в обязанности охотников входило обучение детей своему искусству, точно так же как женщины делились с девочками своими секретами.

Пол всегда был самым одаренным учеником в поселении маори, и теперь благодаря своим способностям он незаметно следовал за Флёреттой и Рубеном. Жаль только, что ему, скорее всего, придется раскрыть тайну младшего О’Кифа, а не ошибку своей сестры. Наказание мисс Хелен уж точно не будет настолько суровым, чтобы выслушивать бесконечные проповеди о том, как нехорошо доносить на других. Лучшего эффекта Пол добился бы, если бы рассказал обо всем Говарду О’Кифу, правда, этот вариант тоже был не лучшим. Мальчишка знал, что муж Хелен и его дед не любили друг друга, и для Пола было делом чести ни и чем не помогать врагам Джеральда. Полу оставалось лишь надеяться на то, что его дед ценил такую верность. Он постоянно пытался произвести впечатление на Джеральда, но чаще всего старый Уорден попросту не замечал его. Пол не обижался на такое отношение. Он знал, что у его деда были дела и поважнее, чем играть с маленьким мальчиком, — в Киворд-Стейшн Джеральд Уорден был наподобие самого Господа Бога. Но когда-нибудь Пол совершит что-нибудь по-настоящему великое, и тогда, возможно, Джеральд наконец-то обратит на своего наследника внимание! Для мальчика не было ничего более желанного, чем похвала со стороны деда.

Но что могли скрывать Рубен и Флёретта? Пол почуял неладное уже в тот момент, когда Рубен, вместо того чтобы взять собственную лошадь, тоже взобрался на Минетту, сев перед Флёр. Это был очень странный способ ехать верхом! На Минетте не было седла, поэтому Флёретта й Рубен сидели прямо на спине лошади. Рубен управлял лошадью, а Флёретта щекой прижалась к спине парня и закрыла глаза. Ее пышные вьющиеся рыжие волосы развевались за плечами. Пол, глядя на сестру, вспомнил, как один из пастухов сказал, что Флёретта превратилась в «лакомый кусочек». Мальчик не совсем понимал, что это означало. Насчет отношений между взрослыми у Пола пока были туманные представления. Но в одном Пол был уверен: назвать красивой свою сестру он не мог. Чего же она так прижалась к Рубену? Из страха упасть? Вряд ли, Флёретта была великолепной наездницей.

Полу нужно было подобраться поближе, чтобы расслышать, о чем эти двое шушукались. Как же плохо, что его пони Минти делала такие быстрые и мелкие шажки! Скакать в одном темпе с Минеттой и при этом не привлекать к себе внимания было практически невозможно. Но пока что Флёретта и Рубен ни о чем не подозревали. Они, скорее всего, слышали стук копыт, но не обращали на него никакого внимания. Только Грейси, собака Флёр, следовавшая за ней по пятам, как и Клео за Гвинейрой, подозрительно косилась в сторону кустов. Но нападать Грейси не стала бы — в конце концов, она знала Пола.

— Как ты думаешь, мы найдем этих проклятых овец? — спросил Рубен без обиняков. Его голос выдавал беспокойство, почти страх.

Флёретта с явной неохотой отстранилась от его спины.

— Да, конечно, — пробормотала она. — Не волнуйся. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как Грейси их соберет. У нас... даже останется время на отдых.

Парень, казалось, был ошеломлен, когда Флёр начала играть с пуговицами на его рубашке и прикоснулась пальцами к обнаженной груди.

Но он был не против такого поведения. Наоборот, Рубен тоже потянулся к Флёр и погладил ее по щеке.

— Ах, я не знаю... овцы... отец убьет меня, если я не верну их домой.

Значит, от Рубена снова сбежали овцы. Пол даже понял, что за животные это были. Еще вчера по пути из школы он увидел небрежно починенную ограду загона для овец.

— Ты хотя бы изгородь в порядок привел? — спросила Флёр.

Они как раз достигли ручья и скакали мимо красивого, поросшего травой участка берега, который был огражден от внешнего мира скалами и пальмами никау. Маленькие загорелые руки Флёретты разжали объятия и схватили поводья. Девушка придержала лошадь, соскочила на землю и, словно маня Рубена к себе, с довольным видом раскинулась на траве. Рубен привязал Минетту к дереву и улегся рядом с девушкой.

— Завяжи веревку покрепче, а то она снова убежит... — приказала Флёр. Ее глаза были наполовину прикрыты, но даже так она смогла заметить, насколько неумело Рубен завязал узел. Флёретта любила своего друга, но он был настолько же неловким и неприспособленным к жизни, как и мужчина, которого она считала своим отцом. У Рубена не было таланта художника, но он хотел поехать в Данидин, чтобы изучать право в недавно открывшемся там университете. Хелен поддерживала эту идею, Говарда же Рубен в свои планы еще не посвятил.

Юноша неохотно встал и позаботился о лошади. Он не был против подобного поведения Флёретты. Рубен знал о своих недостатках и открыто восхищался способностями Флёретты.

— Я завтра сделаю забор, — тихо пробормотал он, из-за чего Полу, спрятавшемуся за скалами, пришлось напряженно вслушиваться. Если бы Рубен снова запер овец за поломанным забором, они опять убежали бы еще до наступления утра.

Флёретта же не собиралась снова искать животных в горах.

— Я помогу тебе, — сказала она, и они надолго замолчали.

Пол разозлился, так как ничего не мог видеть, и решил спрятаться за камнями, чтобы получше рассмотреть происходящее. От того, что он увидел, у мальчишки перехватило дыхание. Лежа на траве, Рубен и Флёр обменивались нежностями и поцелуями; волосы Флёретты разметались по земле подобно светящейся пряже, а ее лицо выражало полную безмятежность. Рубен расстегнул блузку девушки и стал гладить и целовать ее грудь, за чем Пол наблюдал с определенным интересом. Он не видел свою сестру голой уже лет пять. Рубен тоже казался счастливым; он явно наслаждался моментом и неторопливо двигал телом, как тот мужчина маори, за которым Полу когда-то посчастливилось наблюдать. Но в отличие от пары туземцев, Рубен лежал не на Флёретте, а рядом с ней, значит, скорее всего, они еще не успели сделать ничего серьезного. Несмотря на это, Пол был уверен, что Джеральда такое развитие событий явно заинтересовало бы.

Флёретта обняла Рубена и стала гладить его по спине. Наконец ее пальцы проникли вниз, под пояс, и Рубен, застонав от наслаждения, взобрался сверху.

Вот оно что...

— Нет, милый, подожди... — Флёретта мягко отстранила Рубена от себя. Она не была испугана, просто проявляла решительность. — Кое-что мы должны приберечь и для брачной ночи... — Она открыла глаза и улыбнулась Рубену. Молодой человек ответил ей тем же самым.

Рубен имел привлекательную внешность. Он унаследовал от отца суровые, очень мужественные черты лица, а также темные вьющиеся волосы. Во всем остальном юноша был похож скорее на Хелен. Его лицо было уже, чем у Говарда, а мечтательные глаза имели красивый серый оттенок. Кроме того, он был выше и мускулистее своего отца. В его нежном взгляде читалось желание, хотя это было больше похоже на предвкушение чего-то очень приятного, нежели на неприкрытую похоть. Флёретта легко вздохнула. Она была счастлива, потому что чувствовала, что ее любят.

— Если у нас все-таки будет брачная ночь... — с сомнением в голосе заметил Рубен. — Я думаю, твой дед и мой отец этому не сильно обрадовались бы.

Флёретта пожала плечами.

— Но наши матери не будут иметь ничего против, — с оптимизмом сказала она. — А деду и отцу уж придется смириться с нашей свадьбой. И почему они столько лет враждуют?

Рубен кивнул. У него был ровный характер, в то время как Флёретта довольно быстро заводилась. Из-за этого он часто представлял ее с пламенным мечом в руках и улыбался от подобной картины. Но сейчас было не до смеха.

— Я знаю, почему они враждуют! — после довольно продолжительной паузы признался он своей подруге. — Дядя Джордж узнал эту историю от одного болтливого холдонского банкира, а затем рассказал моей матери. Ты хочешь услышать, что произошло? — спросил Рубен, играя рыжими прядями девушки.

Пол навострил уши. Его приключение становилось все интереснее и интереснее! По всей видимости, сегодня у него была возможность не только выведать секреты Флёр и Рубена, но и узнать некоторые тайные подробности семейной истории!

— Ты шутишь? — спросила Флёретта. — Я сгораю от нетерпения! Почему ты до сих пор ничего не рассказал мне?

Рубен пожал плечами.

— Может, потому что у нас обычно есть чем заняться? — лукаво произнес он и поцеловал ее.

Пол вздохнул. Неужели ему снова придется ждать? Он должен уже ехать обратно, если хочет попасть домой не слишком поздно. Иначе Кири и мать начнут задавать кучу вопросов и наверняка выяснят, что он прогулял школу!

Но Флёр тоже больше хотелось услышать историю семейной вражды, нежели предаваться нежностям. Она мягко оттолкнула Рубена и присела. Пока он рассказывал, она застегнула блузку и пригладила волосы. Вероятно, ей тоже пришло в голову, что пора бы уже начинать поиск овец.

— Значит, так. Мой отец и твой дед были здесь уже в сороковые годы, когда в Новой Зеландии еще не появились переселенцы, только китобои и охотники на тюленей. Но тогда подобным ремеслом можно было заработать много денег, кроме того, они оба превосходно играли в покер и блек-джек. В любом случае, когда они приехали в Кентербери, у них в кармане было маленькое состояние. Мой отец оказался тут проездом, он собирался отправиться в Отаго, так как услышал, что там обнаружили золото. Но Уорден подумывал об овечьей ферме и поэтому стал уговаривать моего отца, чтобы тот инвестировал деньги в разведение скота. И в землю. Джеральд сразу же наладил хорошие отношения с маори и вскоре отправился к ним на тайные переговоры. При этом племя Кай Таху было не против продажи земли. У них уже имелся опыт в этом деле и с покупателями сохранились хорошие отношения.

— И?.. — нетерпеливо спросила Флёр. — Значит, они купили землю...

— Не так быстро. Пока велись переговоры и Говард размышлял над предложением твоего деда, они жили у одного поселенца, которого звали Батлер. А у Леонарда Батлера была дочь. Барбара.

— Так это же моя бабушка! — Флёр начала слушать с еще большим интересом.

— Правильно. Но, вообще-то, она должна была стать женой моего отца, — продолжил Рубен. — Короче говоря, Говард влюбился в Барбару, а она — в него. Но ее отцу он не очень нравился, по крайней мере Говард думал, что ему нужно было заработать больше денег, чтобы заслужить расположение Леонарда...

— Значит, он поехал в Отаго и нашел там золото, а Барбара тем временем вышла замуж за Джеральда? О, это так печально, Рубен! — Флёр вздохнула, представив себе эту историю несчастной любви.

— Не совсем так. — Рубен покачал головой. — Говард хотел денег здесь и сейчас. Он согласился на игру в карты...

— И проиграл? Джеральд выиграл все деньги?

— Флёретта, дай же мне наконец рассказать! — строго произнес Рубен и подождал, пока Флёретта не кивнет в знак согласия.

Она сгорала от любопытства и не могла дождаться окончания истории.

— Перед этим Говард уже согласился стать совладельцем фермы Джеральда, они даже придумали название для нее: Киворд-Стейшн, сокращенно от Уорден и О’Киф. Но затем мой отец проиграл не только свои собственные деньги, но и те, что Джеральд дал ему для оплаты земли!

— О нет! — закричала Флёретта, сразу же поняв, почему Джеральд так сильно ненавидит своего соседа. — Моему деду, должно быть, хотелось его убить!

— Как бы там ни было, вся эта история была не очень красивой, — продолжал Рубен. — В конце концов мистер Батлер одолжил немного денег Джеральду — чтобы не потерять лицо перед маори, которым уже была обещана покупка земли. И Джеральд приобрел тот участок земли, на котором сегодня находится Киворд-Стейшн. Но Говард тоже не хотел отступать. Он все еще не терял надежды жениться на Барбаре. Он вложил последние пенни в клочок каменистой земли и пару полуголодных овец — нашу замечательную ферму. При этом Барбара давно уже была обещана Джеральду. Деньги были ее приданым. А позже она, естественно, унаследовала и землю старика Батлера. Неудивительно, что Джеральд так стремительно поднялся до уровня «овечьего барона». *

— И из-за этого Говард его ненавидит! — заметила Флёр. — О, что за ужасная история! Бедная Барбара! Джеральд ее вообще любил?

Рубен пожал плечами.

— Об этом дядя Джордж ничего не говорил. Но если она действительно хотела выйти замуж за моего отца... то, скорее всего, у них с Джеральдом ничего не было.

— И поэтому Джеральд до сих пор злится на Говарда. Или же все-таки потому, что ему пришлось жениться на Барбаре? Нет, это просто ужасно!

Флёр побледнела. Хорошие истории всегда задевали ее за живое.

— В любом случае это и есть тайна Киворд-Стейшн и фермы О’Кифов, — закончил Рубен. — И, зная это, мы собираемся прийти к моему отцу и твоему деду и сказать им, что хотим пожениться. У нас есть все шансы на успех, не правда ли? — Он горько усмехнулся.

«Все будет еще хуже, если Джеральд услышит об этом заранее», — подумал Пол, злорадно потирая руки. Эта прогулка по горам стоила того! Но сейчас ему нужно было возвращаться. Пол бесшумно пробрался обратно к своей лошади.

 

2

Пол приехал на ферму О’Кифов почти к самому концу урока, но, естественно, не отважился на то, чтобы показаться на глаза Хелен. Вместо этого он подождал за ближайшим поворотом других детей с Киворд-Стейшн. Марама радостно улыбнулась ему и без лишних вопросов забралась на спину пони позади него.

Тонга наблюдал за этим с кислой миной. То, что у Пола была ездовая лошадь, в то время как он сам должен был преодолевать долгий путь в школу пешком или же жить во время учебы на территории другого племени, вызывало у него зависть. Как правило, Тонга предпочитал первое, так как ему нравилось находиться в центре событий и не хотелось ни при каких обстоятельствах упускать врага из виду. При этом дружелюбие Марамы по отношению к Полу особенно задевало его. Он считал ее привязанность к мальчишке предательством по отношению к себе, хотя такую точку зрения не разделял никто из взрослых в его поселении. Для маори Пол был молочным братом Марамы, и они любили его. Они не рассматривали pakehaв качестве противников, а их детей и подавно. Тонга же на все имел совершенно иной взгляд. В последнее время он мечтал о многих вещах, которыми обладали Пол и другие белые. Ему тоже хотелось лошадь, книги и яркие игрушки. Он хотел жить в таком же доме, какой был в Киворд-Стейшн. Его семья и племя — даже Марама — этого не понимали, и Тонга чувствовал себя обманутым.

— Я расскажу мисс Хелен, что ты прогулял! — крикнул он вслед своему заклятому врагу, когда тот отъезжал на коне. Но мальчишка только рассмеялся в ответ.

Тонга в гневе заскрежетал зубами. Скорее всего, он не стал бы жаловаться, ведь сыну вождя не полагалось опускаться до предательства. Относительно маленькое наказание, которое понес бы Пол, не шло с этим ни в какое сравнение.

— Где же ты был? — спросила Марама своим певучим голосом, когда они оказались на достаточно большом расстоянии от Тонги. — Мисс Хелен искала тебя.

— Я кое-что выяснил! — с важностью сообщил Пол. — Ты не поверишь, что я узнал!

— Что, клад отыскал? — мягко осведомилась Марама. Не то чтобы ее это действительно интересовало. Как и большинство маори, она не придавала большого значения вещам, которые pakehaсчитали ценными. Если бы белый человек предложил Мараме золотой слиток или кусочек нефрита, она наверняка предпочла бы последнее.

— Нет, говорю же, речь идет о секрете! Я теперь знаю что-то про Рубена и Флёр. Они делали это!

Пол не мог дождаться, как же отреагирует на его слова Марама. Но она вела себя весьма сдержанно.

— Я давно знаю, что они любят друг друга. Это всем известно, — спокойно заметила Марама. Ей казалось само собой разумеющимся, что чувства двоих привели к чему-то большему. В племени царили довольно свободные взгляды на сексуальную жизнь. До тех пор, пока пара не выносила свои отношения на всеобщее обозрение, соплеменники просто не обращали внимания на их отношения. Когда же пара перебиралась в собственную хижину, считалось, что таким образом они заключили брак. Все это проходило без большой помпезности и чаще всего даже без предварительных договоренностей с родителями. Большие празднества в честь свадьбы также были скорее редкостью.

— Но они не могут пожениться! — с триумфом заявил Пол. — Все знают, что между моим дедом и отцом Рубена давняя вражда.

Марама засмеялась:

— Но поженятся ведь не мистер Джеральд и мистер Говард, а Рубен и Флёр!

Пол фыркнул:

— Ты не понимаешь! Речь идет о чести семьи! Флёр нарушает законы предков...

Марама нахмурилась:

— При чем тут предки? Наши предки наблюдают за нами и желают нам только добра. Их невозможно предать. По крайней мере я так думаю. В любом случае я ни о чем подобном не слышала. Кроме того, о свадьбе говорить еще рано.

— Но уже скоро! — гневно произнес Пол. — Как только я расскажу деду о Флёр и Рубене, об этом тут же заговорят! Уж поверь мне!

Марама нахмурилась. Она надеялась в этот момент находиться где-нибудь вне большого дома, так как ей всегда было не по себе, когда мистер Джеральд впадал в гнев. Ей нравились мисс Гвин и Флёр. Она не понимала, почему Пол настроен против них. Но мистер Джеральд... Марама решила отправиться прямиком в селение и помочь соплеменникам с приготовлением ужина, вместо того чтобы возвращаться к матери в Киворд-Стейшн. Возможно, ей удастся хотя бы немного успокоить Тонгу. Тот смотрел на нее с такой яростью, когда Марама взбиралась на лошадь позади Пола, а девочка терпеть не могла, если кто-то злился на нее.

Гвинейра ожидала своего сына в гостиной, которую она переделала в арт-мастерскую. В конце концов, гости практически никогда не оставляли здесь свои визитные карточки, чтобы затем посидеть за чашечкой чая. Поэтому пространство комнаты можно было использовать и в других целях. Она больше не испытывала такого сильного страха перед своим свекром. Со временем Джеральд стал доверять ей почти во всех вопросах, касающихся ведения хозяйства и рабочей силы, и редко возражал, когда она вмешивалась в дела фермы. Теперь они вместе занимались животноводством. И Джеральд, и Гвинейра были прирожденными фермерами и пастухами, и, когда несколько лет тому назад старик занялся разведением крупного рогатого скота, разделение их обязанностей стало еще более явным: он занимался коровами, а невестка овцами и лошадьми. Последнее, по сути, было более трудной задачей, но, поскольку Джеральд часто выпивал и не мог быстро принимать сложные решения, об этом не шло и речи. Все рабочие обращались напрямую к Гвинейре, когда хозяина спрашивать о чем-либо не имело смысла, и получали четкие указания. Таким образом, Гвинейра примирилась со своим образом жизни и, прежде всего, с Джеральдом. Не в последнюю очередь благодаря тому, что теперь она знала историю отношений Говарда и Джеральда и не могла ненавидеть его так сильно, как в первые годы после рождения Пола. Ей давно стало ясно, что Уорден никогда не любил Барбару Батлер. Ее претензии, представления о жизни в особняке и воспитании сына как настоящего джентльмена поначалу увлекали его, но со временем просто утомили. Джеральд по натуре был простым человеком, а еще — игроком, рубакой и торговцем. Ему так и не удалось стать внимательным джентльменом, с которым у Барбары мог бы состояться более-менее счастливый брак, особенно после того, как ее вынудили отказаться от настоящей любви. Встреча с Гвинейрой позволила Джеральду понять, что именно она была той женщиной, которую он искал, и, несомненно, мысль о том, что Лукас не знает, что с ней делать, доводила его до безумия. Со временем Гвинейра поняла, что Джеральд, привезя ее в Киворд-Стейшн, испытывал к ней нечто вроде любви. И в ту страшную декабрьскую ночь она столкнулась не просто с гневом, вызванным неспособностью Лукаса, но также и с многолетней потребностью старшего Уордена в женщине, которую он желал и для которой не хотел быть только свекром.

Между тем Гвин не сомневалась, что Джеральд испытывал чувство вины из-за своего поступка, хотя он ни слова не проронил, чтобы как-то оправдаться. Его вечное неумеренное употребление алкоголя, его сдержанность и терпение по отношению к ней и Полу говорили сами за себя.

Подняв взгляд от документов, касающихся овцеводства, она посмотрела на сына, который ворвался в комнату.

— Привет, Пол! Что ты сегодня так рано? — спросила она с улыбкой.

Гвинейра всегда с трудом находила силы, чтобы изображать радость при виде Пола. Их перемирие с Джеральдом было состоявшимся делом, но Пола она просто не могла заставить себя полюбить. Если Флёр она любила естественной и безусловной любовью, то по отношению к сыну ей хотелось почувствовать хоть что-то. Сначала она пыталась убедить себя, что он в чем-то похож на нее: у Пола были рыжевато-каштановые кудри, — но мальчик унаследовал от Гвинейры лишь цвет волос, и вместо мелких кудряшек у него была пышная шевелюра, как у Джеральда. Лицом он напоминал Лукаса, но у него были более жесткие черты, а в ясных карих глазах читалась твердость, а не задумчивость и нежность, как у его старшего брата. Будучи от природы умным мальчиком, Пол, однако, был скорее математиком, нежели художником. Он, несомненно, стал бы когда-нибудь отличным торговцем. И он был одаренным ребенком. Джеральд и мечтать не мог о более подходящем наследнике фермы. Гвинейра заметила, что ему часто не хватает симпатии к животным и, прежде всего, к людям в Киворд-Стейшн, — но эти размышления Гвинейра держала при себе. Она хотела видеть в Поле добро, хотела любить сына, но, видя его, не испытывала ничего больше, чем то, что чувствовала, например, по отношению к Тонге: милый мальчик, умный и наверняка обещающий стать хорошим специалистом в своем деле, однако совершенно чужой. Гвинейра не любила его так, как Флёретту, не испытывала к нему того глубокого чувства, которое заставляет сердце биться.

Она надеялась только, что Пол не заметит этой нехватки чувств, и потому вела себя подчеркнуто дружелюбно и снисходительно. Даже сейчас она охотно простила ему то, что он прошел мимо и даже не поздоровался.

— Пол, что-то случилось? — обеспокоенно спросила Гвинейра. — Какой-то конфликт в школе? — Гвин знала, что у Хелен с Полом не всегда все шло гладко, и была также в курсе давнего соперничества между Полом и Тонгой.

— Нет, ничего. Мама, я должен поговорить с дедушкой. Где он может быть? — Пол не церемонился.

Гвин взглянула на огромные напольные часы, занимавшие большую часть стены в комнате. Оставался час до ужина. Джеральд, должно быть, уже начал с аперитива.

— Там же, где и всегда, — ответила она. — В салоне. И тебе хорошо известно, что его в это время лучше не тревожить. Особенно если ты неумытый и непричесанный. Если хочешь моего совета, то вот он: отправляйся в свою комнату и приведи себя в порядок, прежде чем попасться дедушке на глаза.

Сам Джеральд не придавал такого большого значения переодеванию перед обедом, и Гвинейра тоже не потрудилась сменить платье после того, как вернулась из конюшни. Но при детях Джеральд мог быть строгим, точнее, в это время дня он то и дело искал причину, чтобы прицепиться к кому-нибудь. При этом час до обеда представлял наибольшую опасность. Когда уже накрывали на стол, алкоголь в крови Джеральда достигал уровня, который мог спровоцировать вспышку неистового гнева.

Пол размышлял о том, что делать дальше. Если бы он сначала пошел с новостью к Джеральду, тот едва не лопнул бы от ярости, но, поскольку «жертвы» не было дома, это вряд ли произвело бы какой-то эффект. Лучше донести на Флёр в ее присутствии, тогда у него появится шанс не пропустить ни единой подробности последовавшей за этим ссоры. Кроме того, мать была права: когда Джеральд находился в плохом настроении, не стоило рассказывать ему такую новость, так как вся злость старика могла выплеснуться на самого Пола.

Поэтому, немного поколебавшись, мальчик направился прямиком в свою комнату. Он появится к обеду аккуратный и чистый, в то время как Флёр наверняка опоздает и придет в одежде для верховой езды. Сначала она будет заикаться, принося свои извинения, а затем взорвется бомба! Довольный собой, Пол поднялся по лестнице. Он занимал бывшую комнату Лукаса, в которой теперь находились не художественные принадлежности и книги, а игрушки и рыболовные снасти. Мальчик тщательно подобрал одежду для обеда. Он был полон предвкушения.

Флёретта не обещала слишком многого. Ее собака Грейси действительно молниеносно собрала овец, как только Рубен и девушка их заметили. Но и сам поиск пропавших овец не составил особых трудностей. Молодые барашки устремились к высокогорью, к пастбищам, где паслись овцематки. Окруженные Грейси и Минеттой, они неохотно побрели обратно в сторону фермы. Грейси не терпела попустительства и любого нарушителя тут же гнала обратно в стадо. К тому же животных было немного и их всех можно было пересчитать по пальцам. Поэтому Флёретта успела закрыть ворота за овцами задолго до наступления темноты — и прежде всего до того, как Говард вернулся бы из фольварка, где он присматривал за коровами и быками. Животных приходилось все же выставлять на продажу, и Говард бесконечно протестовал, не соглашаясь с Джорджем Гринвудом, который советовал заняться разведением крупного рогатого скота в качестве подспорья. Ферма О’Кифов не приобрела никакой подходящей земли для выпаса коров; здесь можно было разводить только овец и коз.

Флёретта посмотрела на солнце. Было еще не поздно, но если бы она, как и обещала, стала помогать Рубену чинить изгородь, то не успела бы домой вовремя. Это было не так уж и плохо — ее дед часто закрывался после обеда в своей комнате с бутылкой виски, а мать и Кири наверняка оставили бы ей что-нибудь поесть. Но Флёр ненавидела доставлять слугам неприятности, если их можно было избежать. Кроме того, ей совершенно не хотелось столкнуться с Говардом и — о ужас! — оказаться дома во время уже начавшегося обеда. С другой стороны, она не могла оставить Рубена, ведь если они не починят ограду, то на следующий день овцы снова окажутся в горах.

Флёретта облегченно вздохнула, увидев приближающуюся к ним мать Рубена, которая вела своего усердного мула, нагруженного инструментами и материалами для починки изгороди.

Хелен подмигнула девушке.

— Спокойно поезжай домой, Флёр, мы все сделаем, — сказала она дружелюбно. — С твоей стороны было очень мило помочь Рубену вернуть овец домой. Не хватало еще, чтобы у тебя возникли неприятности. А так и произойдет, если ты вернешься слишком поздно.

Флёр благодарно кивнула.

— Тогда я завтра снова приду в школу, мисс Хелен! — сказала девушка. Предлог, которым она пользовалась, чтобы каждый день встречаться с Рубеном.

Флёретта фактически уже закончила свое обучение в школе, она хорошо считала и писала, а также прочитала произведения многих классиков, правда в сокращенном варианте, а не в оригинале, как Рубен. Флёр была убеждена, что знание греческого и латыни ей совершенно не нужно. Поэтому вряд ли Хелен могла бы научить ее еще хотя бы чему-нибудь. После смерти Лукаса Гвинейра отдала в школу множество книг по ботанике и зоологии. Флёр с интересом листала эти учебники, в то время как Рубен готовился к поступлению в университет. Если он и вправду хотел продолжать обучение, то в следующем году ему нужно было отправиться в Данидин. Хелен не хотела даже думать о том, как преподнести эту новость Говарду. Из-за того, что на учебу не было денег, Рубен вынужден был принять щедрую помощь от Джорджа Гринвуда и мог пользоваться его поддержкой по меньшей мере до тех пор, пока ему не удастся получить стипендию. Но из-за учебы в Данидине Рубену и Флеретте пришлось бы расстаться. Хелен видела явную влюбленность обоих так же ясно, как Марама, и уже поговорила об этом с Гвин. В принципе, матери не имели ничего против связи этих двоих, но, естественно, опасались реакции Уордена и О’Кифа и надеялись, что на разрешение этой проблемы у них есть еще несколько лет. Рубену уже исполнилось семнадцать, Флёр было почти шестнадцать. Хелен и Гвин сошлись на том, что их дети были слишком молоды, чтобы связывать себя узами брака.

Рубен помог Флёретте снова установить седло, убранное прежде для совместной езды. Он украдкой поцеловал ее, прежде чем она вскочила на лошадь.

— До завтра, я люблю тебя! — тихо произнес он.

— Только до завтра? — засмеялась она.

— Нет, до небес. И еще на пару звезд выше! — Рука Рубена нежно погладила руку Флёретты.

Улыбнувшись ему, девушка отправилась в путь. Рубен смотрел ей вслед, пока последний отблеск рыжих волос Флёретты и круп такой же рыжей лошади не исчезли из поля зрения. От размышлений его оторвал голос Хелен:

— А теперь идем, Рубен, забор сам себя не поставит. Мы ведь хотим успеть до того, как твой отец вернется домой, не так ли?

Флёр скакала на лошади довольно быстро и прибыла в Киворд-Стейшн точно к обеду. Однако в конюшне не оказалось никого, кто мог бы позаботиться о Минетте, и ей пришлось все сделать самой. К тому моменту, когда девушка почистила лошадь, напоила и обеспечила ее кормом, первое блюдо было подано на стол. Флёретта вздохнула. Конечно, она могла бы проникнуть в дом тайком и пропустить обед. Но девушка опасалась, что Пол видел, как она заехала во двор, во всяком случае за его окном было заметно какое-то движение. А он наверняка не упустит возможности подставить ее. В конце концов Флёр смирилась с неизбежным. Так или иначе, ей нужно было поесть. После проведенного в горах дня она проголодалась. Флёретта решила настроиться на позитивный лад и, войдя в столовую, расплылась в лучезарной улыбке.

— Добрый вечер, дедушка, добрый вечер, мамочка! Я сегодня немножко опоздала, потому что самую малость не рассчитала время, поскольку... эээ...

Как же глупо она выглядит! И почему ей в голову не пришло никакого оправдания? При этом она ни в коем случае не могла сказать Джеральду, что провела день, пытаясь собрать овец Говарда О’Кифа.

— Помогала своему возлюбленному пасти овец? — спросил Пол с насмешкой.

Но тут вмешалась Гвинейра:

— Пол, что такое? Тебе обязательно нужно злить твою сестру?

— Так ты помогала ему или нет? — бесцеремонно продолжал расспрашивать Пол.

Флёретта покраснела.

— Я...

— С кем ты пасла овец? — поинтересовался Джеральд. Он был абсолютно пьян. Возможно, он не обратил бы на Флёр никакого внимания, но слова Пола пробудили в нем любопытство.

— С... а... с Рубеном. С ним и мисс Хелен, пара баранов отбилась от отары и...

— С ним и его папашей, ты это имеешь в виду? — глумился Джеральд. — Так типично для старого Говарда! Он то ли слишком глупый, то ли слишком скупой, чтобы поставить нормальный забор. И его милый сынок вынужден просить девочку помочь ему собрать овец...

Старик захохотал.

Пол нахмурился. Все пошло не так, как он планировал.

— Флёр встречается с Рубеном! — выпалил он.

Повисло тяжелое молчание. Первой отреагировала Гвинейра:

— Пол, откуда у тебя такие мысли? Ты сейчас же извинишься и...

— Мо... Момент! — перебил ее Джеральд. Он говорил заплетающимся языком, но громко и раздраженно. — Что... что говорит этот мальчик? Она... встречается с... с... сыном О’Кифа?

Гвинейра надеялась, что Флёретта сейчас же станет все отрицать, но достаточно было лишь одного взгляда на нее, чтобы понять: в злобном предположении Пола была как минимум доля правды.

— Все не так, как ты думаешь, дедушка! — набравшись смелости, возразила Флёр. — Мы... так вот, мы... эээ... разумеется, не встречаемся, мы...

— Ах нет, так что же тогда? — прогремел Джеральд.

— Но я это видел! Я все видел! — вмешался Пол.

Напустив на себя строгий вид, Гвинейра велела ему замолчать.

— Мы... мы любим друг друга. И хотим пожениться, — выпалила Флёретта. По крайней мере она смогла это сказать. Хотя это явно была не самая подходящая ситуация для подобных заявлений.

Гвинейра в надежде смягчить положение спокойно произнесла:

— Флёр, моя милая, тебе еще и шестнадцати нет! И Рубен только в следующем году поступает в университет...

— Чего она хочет? — пробурчал Джеральд. — Замуж? За потомка О’Кифа? Ты что, Флёретта, последние остатки разума потеряла?

Гвинейра пожала плечами. По крайней мере в трусости ее дочь нельзя было обвинить.

— Выбирать не приходится, дедушка, — ответила Флёр. — Мы любим друг друга. Это действительно так, и никто ничего не в силах изменить.

— Это мы еще посмотрим, кто что может изменить! — Джеральд резко встал со стула. — Ты больше никогда и ни при каких обстоятельствах не увидишься с ним! С этого момента ты под домашним арестом! И конец занятиям в школе! Я уже говорил, что жена О’Кифа ничему не может тебя научить. Я сейчас же отправляюсь в Холдон и разберусь с этим О’Кифом! Вити! Неси мое ружье!

— Джеральд, ты преувеличиваешь! — Гвинейра старалась сохранять спокойствие. Она рассчитывала, что ей, возможно, удастся уговорить Уордена отказаться от своей безумной идеи поехать к О’Кифам прямо сегодня. — Этому ребенку едва исполнилось семнадцать, и он в первый раз влюбился. Да никто и не говорит о замужестве...

— Флёретта унаследует часть Киворд-Стейшн, Гвинейра! Поэтому старый О’Киф, разумеется, думает о свадьбе. Я еще раз говорю тебе! Запирай девочку, да побыстрее! Есть ей больше не надо, она должна поститься и думать о своих грехах! — Джеральд выхватил свое ружье из рук испуганного Вити и накинул на плечи пальто. Затем он пулей вылетел из дома.

Флёретта попыталась последовать за ним.

— Мне нужно предупредить Рубена! — настаивала она.

Гвинейра покачала головой.

— И где же ты возьмешь лошадь? Все скаковые лошади находятся в конюшнях, да и ехать через кусты на неоседланной лошади... Нет, этого я не могу тебе позволить, Флёр, ты свернешь себе шею и коня погубишь. Не говоря уже о том, что быстрее Джеральда ты туда не успеешь. Позволь мужчинам самим разобраться между собой! Я уверена, ничего дурного не произойдет. Когда старики встретятся, они будут кричать друг на друга, возможно, кто-то кому-то разобьет нос...

— А если он встретится с Рубеном? — побледнев, спросила Флёр.

— Тогда он его прикончит! — радостно воскликнул Пол.

Это было ошибкой. Теперь все внимание матери и сестры сосредоточилось на нем.

— Ах ты, предательский ублюдок! — закричала Флёретта. — Ты хоть понимаешь, что ты натворил, паршивая крыса? Если Рубен погибнет, тогда...

— Флёретта, успокойся, твой друг наверняка это переживет, — старалась успокоить дочь Гвинейра, хотя на самом деле вовсе не была уверена, что все обойдется обычной стычкой. Она знала взрывной темперамент Джеральда, который сейчас ко всему прочему был пьян. Но Гвин все же надеялась на ровный характер Рубена и рассчитывала, что сын Хелен не поддастся на провокацию.

— Что касается тебя, Пол, — строго сказала Гвинейра, — то ты немедленно отправишься в свою комнату. Я не желаю тебя здесь больше видеть, по крайней мере до послезавтра. Ты под домашним арестом...

— И Флёр тоже, и Флёр тоже! — Пол не мог этого так оставить.

— Это совсем другое, Пол! — произнесла Гвинейра, которой снова пришлось прилагать усилия, чтобы добавить в свой голос толику сострадания для этого ребенка. — Дедушка наказал Флёр, потому что он считает, что она влюбилась не в того мальчика. Но я тебя наказываю за то, что ты злой, и за то, что ты шпионишь за людьми и предаешь их. Особенно мне неприятно, что ты еще и получаешь от этого удовольствие! Джентльмены так себя не ведут, Пол Уорден. Так ведут себя только чудовища!

Едва успев произнести последнее слово, Гвинейра поняла, что Пол не простит ей этого никогда. Но она не смогла взять себя в руки. Она чувствовала только ненависть по отношению к ребенку, которого ей навязали, который стал причиной смерти Лукаса и теперь делал все, чтобы разрушить жизнь Флёр и свести на нет и без того неустойчивый мир в семье Хелен.

Пол посмотрел на бледное лицо матери, в ее глаза, подобные бездне. Это не было приступом гнева, как в случае с Флёреттой; Гвинейра действительно имела в виду все, что сказала. Пол расплакался, хотя еще год назад пообещал себе быть мужчиной и не плакать никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Ты еще здесь? Исчезни! — Гвинейра ненавидела себя за свои собственные слова, но не в силах была удержать их в себе. — Убирайся в свою комнату!

Пол убежал. Флёретта растерянно посмотрела на мать.

— Это было жестоко, — заметила она.

Гвинейра схватила дрожащими пальцами бокал вина, но затем передумала, подошла к буфету и налила себе бренди.

— И ты туда же, Флёретта? Я думаю, нам обеим сейчас нужно успокоиться. И... остается лишь ждать. Рано или поздно Джеральд вернется, если только не свалится по дороге с лошади и не свернет себе шею.

Она проглотила свой бренди.

— А что касается Пола... то мне жаль.

Джеральд Уорден шел через кустарник и выглядел так, словно в него вселился черт. Казалось, его вот-вот разорвет изнутри от гнева по отношению к молодому Рубену О’Кифу. До этого он не видел во Флёретте женщину. Для него она всегда была ребенком, маленькой дочерью Гвинейры, милой, но довольно скучной. Но теперь эта птичка оперилась и задирала голову так же гордо, как в свое время семнадцатилетняя Гвинейра. К тому же она отвечала ему теми же самыми словами, что и ее мать.

И Рубен, этот маленький ублюдок, осмелился подойти к ней! К Уорден! К его собственности!

Джеральд чуть успокоился, лишь когда достиг фермы О’Кифов, увидел бедные сараи, конюшни и сравнил их дом со своим особняком. Говард не мог всерьез представить, что его внучка выйдет замуж за отпрыска какого-то бедного фермера.

В окнах горел свет. Лошадь Говарда и мул стояли в загоне во дворе. Старый ублюдок и его сынок-неудачник, судя по трем силуэтам в комнате, были дома. Джеральд небрежно бросил поводья на забор и выхватил ружье. Когда он приблизился к дому, залаяла собака, но внутри никто не отреагировал.

Джеральд распахнул дверь. Как он и ожидал, за столом, на котором стояла кастрюля с густым супом, сидели Говард, Хелен и их сын. Все трое испуганно посмотрели в его сторону и застыли от удивления. Джеральд воспользовался своим неожиданным появлением. Он ворвался в дом и перевернул стол, пытаясь добраться до Рубена.

— Карты на стол, парниша! Что у тебя с моей внучкой?

Рубен извивался в его руках.

— Мистер Уорден... разве мы не можем... поговорить как разумные люди?

Джеральд покраснел. Именно так отреагировал бы на подобное обвинение его неудачный сын Лукас. Джеральд нанес удар. Его левый хук отбросил Рубена в угол комнаты. Хелен закричала. В этот самый момент Говард схватил Джеральда. Но его движения были не такими точными. О’Киф только что вернулся из паба в Холдоне. Он тоже был пьян. Джеральд без усилий парировал удар О’Кифа и снова сосредоточился на Рубене, который пытался подняться на ноги.

— Мистер Уорден, прошу вас... — бормотал парнишка, вытирая кровь, которая текла из разбитого носа.

Говард схватил Джеральда за шею, прежде чем тот успел снова замахнуться на его сына.

— Так и быть! Поговорим как разумные люди! — прошипел он. — Что случилось, Уорден? Почему ты являешься сюда и угрожаешь моему сыну?

Джеральд попытался обернуться, чтобы посмотреть на него.

— Твой проклятый дерьмовый сынок испортил мою внучку! Вот что!

— Что он сделал? — Говард отпустил Джеральда и посмотрел на Рубена: — Немедленно скажи, что это ложь!

По выражению лица Рубена было понятно, что это правда. Он, как и Флёр, не мог скрыть своих эмоций.

— Разумеется, я ее не портил! — тем не менее уверенно произнес парнишка. — Только...

— Только что? Немножко лишил девственности? — гремел Джеральд.

Рубен побледнел.

— Я попрошу вас не выражаться в подобном тоне о Флёр! — сохраняя спокойствие, заявил Рубен. — Мистер Уорден, я люблю вашу внучку. Я хочу на ней жениться.

— Ты хочешь... что? — зарычал Говард. — Я так понимаю, эта маленькая ведьма вскружила тебе голову...

— Ты ни за что не женишься на Флёретте, мелкое ничтожество! — закричал Джеральд.

— Мистер Уорден! Возможно, мы будем подбирать более удачные выражения? — попробовала вмешаться в разговор Хелен.

— Я все равно женюсь на Флёретте, что бы вы оба ни предпринимали против нашего решения... — все так же спокойно и решительно сказал Рубен.

Говард схватил сына за рубашку и держал его так же, как до этого Джеральд.

— Заткнись! А ты, Уорден, убирайся отсюда! Сейчас же! И чтобы здесь больше никогда не было твоей маленькой шлюшки! Я не хочу ее больше видеть, ты понял? Объясни ей это или я сам это сделаю, тогда уж она точно никого больше не соблазнит...

— Флёретта не...

— Мистер Уорден! — Хелен стала между мужчинами. — Пожалуйста, идите. Говард не знает, о чем говорит. Что касается Рубена... мы все здесь лучшего мнения о Флёретте. Возможно, дети обменялись парой поцелуев, но...

— Ты больше никогда не прикоснешься к Флёретте!

Джеральд попытался еще раз ударить Рубена, но остановился, увидев, как бессильно тот висел в руках Говарда.

— Он больше не прикоснется к ней, это уж я тебе обещаю. А теперь убирайся! Я разберусь с ним, Уорден, можешь на меня положиться!

Хелен уже не знала, хотела ли она действительно, чтобы Джеральд ушел. В голосе Говарда настолько отчетливо слышалась угроза, что она начала серьезно опасаться за Рубена. Еще до появления Джеральда Говард был невероятно зол. Ему пришлось самому загонять молодых баранов, так как, несмотря на все свои попытки починить изгородь, Хелен и Рубен не смогли удержать животных. К счастью, Говард успел загнать их в конюшню, прежде чем они снова успели убежать в горы. В любом случае эта дополнительная работа никак не могла улучшить его настроение. Когда Джеральд покинул их дом, Говард посмотрел на Рубена уничтожающим взглядом.

— Значит, ты встречаешься с наследницей Уордена, — злобно прошипел он. — И по-прежнему строишь большие планы на будущее, не так ли? Я как раз встретил в пабе мальчишку из деревни маори, который работает на Гринвуда. Он меня поздравил с тем, что тебя приняли в университет в Данидине! На юридический факультет! И кто же тебе будет оплачивать учебу? Дядюшка Джордж? Но сейчас я из тебя всю эту дурь выбью! Считай хорошенько, Рубен О’Киф, этому тебя научили! И насчет права — как там говорят? — око за око, зуб за зуб? Сейчас мы тебя научим праву! Это тебе за овец!

Он нанес Рубену удар.

— А это за девчонку! — Еще один удар правой.

— А это за Джорджа! — Удар левой.

Рубен упал на пол.

— За обучение в университете! — Говард ударил его по ребрам.

Рубен застонал от боли.

— И за то, что ты считаешь себя лучше других! — Еще один жестокий удар, теперь по почкам.

Рубен согнулся. Хелен попыталась оттянуть Говарда от него.

— А это тебе за то, что ты с маленьким негодяем вечно заодно! — Следующий удар Говарда пришелся по верхней губе Хелен. Она упала на пол, но попыталась еще раз прийти на помощь сыну.

Тем временем, казалось, Говард наконец-то начал приходить в себя. Вид крови на лице Хелен подействовал на него отрезвляюще.

— Вы этого не стоите... оба... — пробормотал он и направился к шкафу в кухне, в котором Хелен хранила виски. Приличный напиток, не самый дешевый. Она держала его для гостей, прежде всего для Джорджа Гринвуда — тому нужно было выпить после того, как он завершал очередной нелегкий разговор с Говардом.

Теперь же Говард сделал несколько больших глотков и хотел поставить бутылку на место. Но, уже закрывая дверцу шкафа, он передумал и взял бутылку с собой.

— Я переночую в конюшне, — сказал Говард. — Видеть вас больше не могу...

Хелен вздохнула с облегчением, когда ее муж наконец-то оставил их в покое.

— Рубен... как ты? Ты...

— Все в порядке, мама, — прошептал юноша, хотя его внешний вид говорил об обратном. Под глазом и на губе образовались кровоточащие рваные раны; из носа тоже вовсю шла кровь, и Рубену с трудом удалось встать на ноги. Его левый глаз опух.

Хелен помогла ему подняться.

— Идем, я положу тебя в кровать и позабочусь о ранах, — предложила она сыну.

Но Рубен покачал головой.

— Я не хочу лежать на его кровати! — твердо сказал он и заковылял к маленьким нарам возле камина, на которых он обычно спал зимой. Летом уже много лет Рубен спал в конюшне, чтобы не беспокоить родителей.

Он задрожал, когда Хелен подошла поближе с кувшином воды и куском ткани, чтобы обмыть кровь с лица.

— Я в порядке, мама... Боже, надеюсь, с Флёр ничего не случится..

Хелен осторожно промокнула кровь у него на губе.

— С Флёр ничего не случится. Но как он об этом узнал? Черт, мне нужно было пристальнее наблюдать за Полом!

— Когда-нибудь они все равно об этом узнали бы, — заметил Рубен. — А теперь... я завтра же уйду, мама. Не расстраивайся из-за этого. Я больше ни дня не проведу в его проклятом доме... — Он показал рукой в том направлении, куда исчез Говард.

— Завтра у тебя все будет болеть, — сказала Хелен. — К тому же нельзя поступать опрометчиво. Джордж Гринвуд...

— Дядя Джордж больше нам не поможет, мама. Я поеду не в Данидин, а в Отаго. Там есть золото. Я... я найду его и заберу Флёр отсюда. И тебя тоже. Он... он больше никогда не ударит тебя!

Хелен в ответ не проронила ни слова. Она смазала раны сына охлаждающей мазью, а потом долго сидела рядом, пока Рубен не заснул. Женщина вспоминала те ночи, в которые ей приходилось точно так же сидеть рядом с кроватью сына, когда он болел или же просыпался от кошмарного сна. В последнем случае Рубен просто хотел побыть вместе со своей мамой. Мальчик всегда делал ее счастливой. Но теперь Говард все разрушил. Этой ночью Хелен так и не смогла заснуть.

Она плакала.

 

3

Флёретта тоже плакала этой ночью во сне. И она, и Гвинейра, и Пол слышали, как Джеральд вернулся домой поздно вечером, но ни у кого не хватило смелости спросить старика, как все прошло. Утром Гвинейра оказалась единственной, кто спустился к завтраку. Джеральд отсыпался с похмелья, а Пол боялся показаться матери на глаза. Ему нужно было поговорить с Джеральдом насчет домашнего ареста и переманить деда на свою сторону. Испуганная и обессиленная Флёретта сидела на кровати, прижав к себе Грейси, как когда-то делала ее мать с Клео, и представляла самые ужасные картины. В таком состоянии ее и застала Гвинейра после того, как Энди МакАран сообщил о нежданном госте, находившемся в конюшне. Прежде чем подняться к дочери, Гвинейра твердо убедилась в том, что ни в комнате Джеральда, ни в комнате Пола не было слышно никаких звуков, свидетельствовавших бы о том, что они уже проснулись.

— Флёретта! Флёретта, уже девять часов! Почему ты до сих пор в постели? — Гвинейра осуждающе покачала головой, как будто это был совершенно обычный день и Флёр проспала в школу. — Давай одевайся, да побыстрее. В конюшне тебя кто-то ждет. И этот кто-то не может ждать вечно.

Она загадочно улыбнулась дочери.

— Кто там, мама? — Флёретта вскочила с кровати. — Кто? Это Рубен? О, если это Рубен, если он жив...

— Конечно, он жив, Флёретта. Твой дедушка — человек, который быстро выходит из себя и любит распускать кулаки. Но даже он никого не убивает! По крайней мере не сразу... Но если бы он увидел, кто сейчас находится у нас в сарае, я ничего не смогла бы гарантировать. — Гвинейра помогла Флёр быстро надеть платье для верховой езды.

— Смотри, чтобы дед не пришел, хорошо? И Пол... — Казалось, Флёретта боялась своего брата так же сильно, как и Джеральда. — Пол — настоящий подонок! Ты ведь не веришь, что мы...

— Я считаю, что Рубен слишком умен для того, чтобы рисковать всем и позволить тебе забеременеть, — рассудительно произнесла Гвинейра. — И ты, Флёретта, такая же умная. Рубен хочет поехать в Данидин, чтобы учиться в университете, так что тебе в любом случае придется подождать пару лет, прежде чем можно будет думать о браке. Шансы на успех у молодого адвоката, работающего в фирме Джорджа Гринвуда, намного выше, чем у мальчишки, чей отец-фермер перебивается с хлеба на воду. Помни об этом, когда встретишься с Рубеном. Хотя... после того, что мне рассказал МакАран, твой любимый сегодня не в состоянии заниматься плотскими утехами...

Последние слова Гвинейры снова заставили Флёр думать о худшем. Вместо того чтобы найти пальто — на улице шел сильный дождь, — она быстро накинула на плечи платок и поспешила вниз. Ее волосы были в беспорядке; чтобы расчесать сбившиеся кудри, ей, возможно, понадобилось бы несколько часов. Обычно она расчесывала их и заплетала в косу перед сном, но вчера у нее на это просто не хватило сил. Теперь же непослушные локоны сбились вокруг ее маленького личика и напоминали рыжую копну. Правда, Рубен О’Киф по-прежнему считал ее самой прекрасной из всех девушек, которых ему когда-либо доводилось видеть. Флёретту же, напротив, сильно расстроил внешний вид ее друга. Юноша скорее лежал, чем сидел на охапке сена. Как и прежде, каждое движение вызывало у него боль. Его лицо опухло, один глаз полностью закрылся, а раны все еще слегка кровоточили.

— Боже мой, Рубен! Это Джеральд тебя так? — Флёретта хотела обнять его, но Рубен отстранился от нее.

— Осторожно, — простонал он. — Мои ребра... Я не знаю, сломаны они или это просто сильный ушиб... но мне чертовски больно.

Флёретта нежно прикоснулась к его щеке. Затем она села рядом с Рубеном и подставила свое плечо ему под голову.

— Чтобы его черти забрали! — гневно воскликнула она. — На том свете он уже никому не причинит зла! А вот тебя чуть не убил!

Рубен покачал головой.

— Это не мистер Уорден. Это мой отец. Впрочем, они оба постарались! Они терпеть друг друга не могут, но когда дело доходит до нас, то во всем соглашаются. Я уезжаю, Флёр. Я больше не могу терпеть это!

Не понимая, что происходит, Флёретта изумленно уставилась на него.

— Ты уезжаешь? Ты бросаешь меня?

— Я что, должен ждать, когда они убьют нас? Мы же не можем вечно встречаться тайком — хотя бы из-за маленького шпиона, который живет в твоем доме. Это ведь Пол нас выдал, не так ли?

Флёр кивнула.

— И он не остановится на этом. Но ты... ты не можешь уехать без меня! Я поеду вместе с тобой! — Она решительно встала и, казалось, уже начала мысленно собирать свои вещи. — Подожди меня здесь, мне немногое нужно. Через час мы уже будем далеко отсюда!

— Ах, Флёр, так дело не пойдет. Пойми, я не бросаю тебя. Я буду думать о тебе каждую минуту, каждую секунду. Я люблю тебя, но тебе ни в коем случае нельзя со мной в Отаго... — Рубен нежно погладил ее по голове.

Флёр молчала, лихорадочно обдумывая план действий. Итак, если она убежит вместе с ним, если осмелится бросить все, Джеральд, вне всяких сомнений, отправит на ее поиски целый отряд. Но, учитывая то, в каком состоянии находится Рубен, они не смогут ехать быстро... И что это он говорил об Отаго?

— Я думала, ты собирался в Данидин, — сказала Флёр и поцеловала юношу в лоб.

— Я изменил свое решение, — заявил Рубен. — Мы все время рассчитывали на то, что твой дедушка позволит нам пожениться, когда я стану адвокатом. Но он никогда не даст разрешения на брак, после вчерашнего мне это стало окончательно ясно. Если же мы хотим быть вместе, мне нужно заработать денег. И не просто денег, а целое состояние. А в Отаго нашли золото...

— Ты хочешь попытаться найти месторождение золота? — удивленно спросила Флёр. — Но... кто тебе сказал, что ты сможешь хотя бы что-то найти?

Слова Флёр заставили Рубена задуматься. У него действительно не было ни малейшего представления о том, как ведутся поиски золота. Но, черт возьми, другим ведь это как-то удается!

— В окрестностях Квинстауна все находят золото, — заверил он ее. — Там есть самородки величиной с ноготь.

— И они просто так лежат вокруг? — недоверчиво спросила Флёретта. — Разве тебе не понадобится разрешение? А как насчет снаряжения? В конце концов, Рубен, у тебя хотя бы деньги есть?

Рубен кивнул.

— Да, немного. Я чуть-чуть успел отложить. Дядя Джордж заплатил мне, когда я в прошлом году помогал ему на фирме, а также за услуги переводчика, когда Рети не смог поприсутствовать. Но денег, конечно, маловато.

— У меня вообще ничего нет, — сказала Флёретта, явно расстроенная этим фактом. — Иначе я бы тебе дала. А что насчет лошади? Как ты собираешься добраться до озера Вакатипу?

— Я возьму мула своей матери, — ответил Рубен.

Флёр закатила глаза.

— Непумука? Ты хочешь перебраться через горы на старом Непумуке? Сколько ему уже лет? Двадцать пять? Это невозможно, Рубен, возьми лучше одну из наших лошадей!

— Чтобы старый Уорден натравил на меня людей, обозвав конокрадом? — с горечью в голосе произнес юноша.

Флёретта покачала головой.

— Возьми Минетту. Она маленькая, но выносливая. И она принадлежит мне. Никто не может запретить мне одолжить ее. Но пообещай, что будешь о ней заботиться, слышишь? И ты должен вернуть ее... и вернуться сам...

— Ты же знаешь, что я вернусь, как только появится такая возможность! — Рубен с трудом встал на ноги и заключил Флеретту в объятия. Когда он целовал ее, она почувствовала вкус крови на губах. — Я заберу тебя. Это... это так же истинно, как восход солнца! Я найду золото и обязательно заберу тебя с собой! Ты мне веришь, Флёретта?

Девушка кивнула и ответила на его объятия настолько нежно и осторожно, как только могла. Она не сомневалась в его любви. Если бы только она могла быть настолько же уверенной в его будущем богатстве... •

— Я люблю тебя и буду ждать! — с любовью произнесла она.

Рубен еще раз поцеловал ее.

— Я постараюсь вернуться побыстрее. В Квинстауне еще не так много золотоискателей. Пока что это непроверенные слухи. Поэтому, если мне дадут разрешение и там будет много золота...

— Но ты ведь возвратишься, даже если не обнаружишь золото, правда? — спросила его Флёретта. — Тогда мы придумаем что-нибудь еще!

— Я найду золото! — стараясь, чтобы его голос звучал убедительно, воскликнул Рубен. — Потому что другой возможности у нас нет. А сейчас мне пора идти. Я уже и так слишком долго задержался. Если твой дед увидит меня...

— Моя мама следит за ним. Останься еще ненадолго, Рубен, я оседлаю для тебя Минетту, ты ведь даже на ногах стоишь с трудом. Лучше всего найди себе укрытие и отдохни там. Мы могли бы...

— Нет, Флёретта. Давай без долгих прощаний, я не могу, больше рисковать. Я пойду, пока все не стало еще хуже. Проследи только за тем, чтобы мул вернулся к моей маме.

Рубен с трудом поднял руки и принялся помогать Флёретте седлать лошадь. Когда девушка уже собиралась взнуздать Минетту, в дверях конюшни показалась Кири с двумя полными дорожными сумками в руках. Она улыбнулась Флёретте.

— Вот, это твоя мама передала тому, кого здесь на самом деле нет. — В соответствии с полученными указаниями, Кири старалась не смотреть на Рубена, как будто его действительно тут не было. — Немного продуктов на дорогу и теплые вещи, которые остались еще от мистера Лукаса. Она считает, что это может понадобиться.

Сначала Рубен хотел отказаться, но маорийка попросту не обращала на него внимания и, поставив сумки на пол, развернулась и вышла из конюшни. Флёретта прикрепила сумки к седлу, а затем вывела на улицу Минетту.

— Береги его! — прошептала она на ухо лошади. — И привези его ко мне обратно!

Рубен осторожно залез на лошадь, а потом с трудом наклонился к девушке и поцеловал ее на прощание.

— Насколько сильно ты меня любишь? — тихо спросил он.

Она улыбнулась.

— До небес. И еще на пару звезд выше. Надеюсь, мы скоро увидимся!

Флёретта смотрела ему вслед, пока Рубен не скрылся за пеленой дождя, из-за которого сегодня совершенно не было видно даже гор. Ее сердце разрывалось на части, когда она смотре ла, как избитый и окровавленный Рубен ехал полулежа на лошади. Их совместный побег ни за что не удался бы — Рубен смог бы двигаться вперед лишь при условии, что их никто не преследовал бы.

Пол тоже видел, как юноша уезжал. Он снова занял позицию у своего окна и размышлял, стоит ли ему из-за этого будить Джеральда или нет. Но даже если бы он это сделал, Рубен уже точно пересек бы горы, — не говоря уже о том, что его мать не разрешала ему выходить из комнаты. Ее гневное лицо все еще стояло у него перед глазами. Пол выяснил для себя то, о чем давно уже догадывался: Гвинейра любила Флёретту намного сильнее, чем его. И теперь он вряд ли мог ждать от матери похвалы. Но что касалось Джеральда, тут надежда еще оставалась. Действия его деда можно было просчитать заранее, и если бы Полу удалось выбрать для себя правильную тактику, то Джеральд как минимум занял бы его сторону. Отныне, решил Пол, в семье Уорденов существовало две противоположные фракции: с одной стороны — его мать и Флёр, с другой же — сам Пол и Джеральд. Ему нужно было всего лишь убедить Джеральда в том, насколько он для него полезен!

Джеральд был вне себя от гнева, когда узнал, куда пропала Минетта. Гвинейре лишь с трудом удалось не допустить того, чтобы он ударил Флёретту.

— В любом случае он наконец-то убрался отсюда! — пытался утешить себя Джеральд. — В Данидине он или еще где-то, мне все равно. Если же он еще раз появится здесь, я застрелю его как бешеного пса, тебе это понятно, Флёретта? Но долго мы ждать не будем. Я выдам тебя замуж за первого же более-менее подходящего кандидата!

— Она еще слишком молода, чтобы выходить замуж, — сказала Гвинейра, которая радовалась тому, что Рубен хотя бы уехал из Кентербери. Куда он направился, Флёр ей не сказала, но она могла и сама догадаться. Если раньше, чтобы сделать себе состояние и показать свое мужество, все отправлялись в море охотиться на китов и тюленей, то сегодня для этого нужно было поехать и Отаго и попытаться отыскать золото. Но шансы Рубена на успех Гвинейра, как и Флёр, считала слишком уж маленькими.

— Она была достаточно взрослой, когда отдалась этому ублюдку в кустах. В таком случае она может разделить постель и с достойным ее мужчиной. Сколько ей лет? Шестнадцать? В следующем году ей исполнится семнадцать. Тогда ей можно будет обручиться. Я хорошо помню девушку, которая в семнадцать лет прибыла в Новую Зеландию...

Джеральд уставился на Гвинейру, которая побледнела и, казалось, вот-вот обратится в панику. Когда ей было семнадцать, Джеральд влюбился в нее — и привез своему сыну в качестве невесты. Могло ли случиться так, что старик и во Флёр видел не просто внучку? До сих пор Гвинейра не задумывалась о том, что девочка была практически ее копией. Конечно, Флёретта была чуть более грациозной, цвет ее волос и оттенок кожи тоже немного отличались от материнских, но перепутать Флёр и молодую Гвинейру не составляло труда... Могло ли случиться так, что глупый донос Пола открыл Джеральду глаза на этот факт?

Флёретта разрыдалась и хотела было мужественно возразить, что она никогда и ни при каких обстоятельствах не выйдет замуж за кого-то, кроме Рубена О’Кифа, но Гвинейра жестом велела дочери молчать. Ссориться не было никакого смысла. Для начала следовало найти хотя бы «наполовину подходящего» молодого человека, а это было не так уж просто. Уордены принадлежали к старейшим и наиболее уважаемым семьям на Южном острове; лишь немногие могли сравняться с ними по общественному и финансовому успеху. Сыновей в таких семьях можно было пересчитать по пальцам — и почти все они уже были обручены, женаты или же слишком малы для Флёретты. К примеру, сыну молодого лорда Баррингтона было лишь десять лет, а старшему сыну Джорджа Гринвуда едва исполнилось пять. Гвинейра надеялась, что, когда гнев Джеральда утихнет, он осознает сложившуюся ситуацию. Опасность же, исходившая из собственного дома, казалась Гвинейре намного более реальной, хотя, возможно, она просто видела призрак, навеянный событиями той декабрьской ночи. За все эти годы Джеральд прикоснулся к ней лишь один раз, и то в состоянии алкогольного опьянения и аффекта, и, казалось, до сих пор сожалел о содеянном. Так что, наверное, для волнения не было настоящей причины.

Гвинейра заставила себя успокоиться и попыталась настроить Флёретту на тот же лад. Скорее всего, болезненный инцидент все забыли бы уже через несколько недель.

Но надежды Гвинейры не оправдались. Поначалу волнения действительно улеглись, но через два месяца после отъезда Рубена Джеральд отправился в Крайстчерч на собрание овцеводов. Официальным обоснованием для этого собрания, которое Гвинейра про себя называла «праздничным обедом с последующей выпивкой», были участившиеся случаи кражи скота в окрестностях Кентербери. За последние месяцы только в этом районе исчезло около тысячи овец, и, как и прежде, у всех на слуху было имя МакКензи.

— Один лишь Бог знает, куда он подевал наших овец! — кричал Джеральд. — Но в том, что за всем этим стоит именно МакКензи, я не сомневаюсь! Он знает окрестности как свои пять пальцев! Нам нужно разослать побольше патрулей или же создать настоящую полицию!

Гвинейра пожимала плечами, надеясь, что никто не заметит, как сильно колотится ее сердце при одном лишь упоминании о Джеймсе МакКензи. Про себя она улыбалась, думая о его дерзких выходках и о том, что сказал бы Джеймс, узнав о дополнительных патрулях. Пока что освоенными были лишь части высокогорья, поэтому огромный район мог скрывать в себе еще множество долин и лугов. Охранять животных в таких условиях представлялось практически нереальной задачей, хотя овцеводы и посылали людей в горы, чтобы те присматривали за ними. Эти пастухи проводили полгода в примитивных, специально построенных с этой целью хижинах, чаще всего вдвоем, чтобы не сойти с ума от одиночества. При этом они коротали время за игрой в карты, охотой и рыбалкой, практически оставаясь без контроля со стороны своих работодателей. Более надежные из них следили за отарами одним глазком, другие же просто не обращали на животных никакого внимания.

Один человек с хорошей овчаркой мог за день угнать несколько десятков овец, не привлекая к себе никакого внимания. Если Джеймс действительно нашел неизвестное остальным место для выпаса овец, «овечьи бароны» никогда бы не смогли его обнаружить — разве что по чистой случайности.

Тем не менее деятельность Джеймса МакКензи постоянно становилась темой для разговоров среди овцеводов или же причиной совместных экспедиций в горы. Как обычно, в этот раз на заседании снова было много пустой болтовни. Гвинейра только радовалась, что ее никогда не заставляли принимать участие в работе собрания. Хотя де-факто именно она занималась разведением овец в Киворд-Стейшн, всерьез воспринимали лишь Джеральда. Гвинейра вздохнула с облегчением, увидев, как Джеральд вместе с Полом выехали со двора. Мальчик и его дед с того момента, как произошла история с Рубеном и Флёреттой, стали ближе друг к другу. По всей видимости, до Джеральда наконец-то дошло, что зачать наследника было недостаточно. Будущий хозяин Киворд-Стейшн должен быть в курсе всего, что происходит на ферме, а также находиться в обществе себе подобных.

Теперь Пол гордо скакал рядом с Джеральдом в Крайстчерч, а Флёретта наконец-то смогла немного расслабиться. Как и прежде, Джеральд постоянно указывал ей, что делать, куда идти и когда быть дома; при этом Пол шпионил за сестрой и докладывал деду о малейшем нарушении с ее стороны. Не считая нескольких случаев, когда Флёретта не выдерживала напряжения, она воспринимала происходящее с завидной долей хладнокровия, но легче ей от этого не становилось. Девочка очень радовалась, когда Гвинейра подарила ей последнего жеребенка Игрэн, Ниниану, четырехлетнюю кобылу, похожую на свою мать и по темпераменту, и внешне. Увидев Флёр, скакавшую на лошади по лугу, Гвинейра снова почувствовала неясную тревогу. Женщину посетило неприятное ощущение, как однажды в салоне: Джеральд не мог не заметить, как сильно Флёретта походила на нее, Гвинейру. Девушка была красивой, диковатой и настолько вне пределов его досягаемости, насколько это только было возможно.

Реакция Джеральда на подарок Гвинейры оправдала ее самые худшие опасения: казалось, старик был еще агрессивнее, чем обычно; он кричал на всех, кто попадался ему на пути, и поглощал еще больше виски, чем всегда. И лишь Пол мог успокоить его в такие ночи.

Кровь застыла бы в жилах Гвин, если бы она только знала, о чем эти двое разговаривали в комнате наверху.

Все начиналось с того, что Джеральд приказывал Полу докладывать ему о делах в школе и своих приключениях, а заканчивалось тем, что мальчишка говорил о Флёр, — свою сестру он, естественно, описывал не как неприрученное дикое животное, каким когда-то считалась Гвинейра, а испорченной, злобной и готовой к предательству девчонкой. Джеральду было легче переносить свои фантазии насчет внучки, когда они касались такого «маленького чудовища», но, тем не менее, он четко понимал, что от девочки нужно было как можно быстрее избавляться.

В Крайстчерче как раз представилась подходящая возможность. Когда Джеральд и Пол возвращались с собрания овцеводов, их сопровождал Реджинальд Бизли.

Гвинейра поприветствовала старого друга своей семьи и выразила ему свои соболезнования по поводу смерти его жены. Миссис Бизли неожиданно скончалась в прошлом году — ее хватил удар, когда она прогуливалась в своем любимом розарии. Гвинейра считала, что представить себе более красивой смерти просто невозможно, но это, естественно, не сделало переживания мистера Бизли менее болезненными. Он очень тосковал по своей супруге. Гвин попросила Моану приготовить отменный ужин, а сама тем временем отправилась на поиски лучшего в доме вина. Бизли был гурманом и знатоком вин, поэтому его круглое и раскрасневшееся лицо просто засияло от счастья, когда Вити наконец-то открыл бутылку.

— Я как раз получил партию лучших вин из Кейптауна, — говорил он и, казалось, обращался при этом больше к Флёретте. — Среди них есть и очень легкие, такие обычно нравятся дамам. Что вы предпочитаете, мисс Флёр? Белые или красные вина?

Флёретта никогда об этом особо не задумывалась. Она редко пила вино, а если это и случалось, то девушка довольствовалась тем, что было на столе. Но, конечно же, Хелен научила ее тому, как должна вести себя настоящая леди.

— Все зависит по большей части от сорта, мистер Бизли, — вежливо ответила Флёр. — Красные вина слишком крепкие для меня, а в белых содержится довольно много кислоты. В выборе правильного напитка я бы положилась на ваше мнение.

Судя по всему, такой ответ доставил невероятное удовольствие мистеру Бизли, который тут же начал подробно объяснять, почему предпочитает вина из Южной Африки французским сортам.

— Кейптаун намного ближе к нам, — сказала наконец Гвинейра, чтобы подвести итог беседы. — К тому же африканские вина значительно дороже.

Флёр усмехнулась про себя. Этот аргумент первым пришел ей в голову, но мисс Хелен говорила, что настоящая леди ни при каких обстоятельствах не должна была обсуждать с джентльменом денежные вопросы. Что касается ее матери, то она явно не придерживалась подобных взглядов.

Бизли тут же многословно пояснил, что финансовые соображения при покупке вина не играют никакой роли, и сразу перешел к другой теме, касающейся инвестиций, которые ему удалось совершить в последнее время. Так, например, он закупил еще больше овец, намного увеличил поголовье крупного рогатого скота...

Флёретта спрашивала себя, почему «овечий барон» при этом так пристально смотрел на нее, как будто она лично была заинтересована в численности его отар. Ее внимание привлекла лишь та часть разговора, которая коснулась самого процесса разведения животных. Как и прежде, Бизли покупал лишь чистокровных породистых лошадей.

— Мы могли бы скрестить их с одной из ваших лошадок, если чистокровные животные кажутся вам слишком уж энергичными, — оживившись, внес свое предложение Бизли. — Мне было бы интересно посмотреть на результат...

Флёретта наморщила лоб. Она не могла представить чистокровную лошадь, которая была бы быстрее и выносливее, чем ее Ниниана. Да и зачем ей вообще было пересаживаться на другое животное? По мнению ее матери, чистокровные лошади тяжелее переносили долгую скачку по холмистой местности, поросшей кустарником.

— Так часто делают в Англии, — вмешалась в разговор Гвинейра, которую, как и Флёретту, поведение Бизли насторожило. Она была настоящим животноводом в семье, так почему же, когда речь шла о скрещивании лошадей, Бизли обращался не к ней, а к дочери? — Иногда при этом получаются хорошие лошади для охоты. Но часто они обладают выносливостью и упрямством кобов в сочетании со взрывным характером и пугливостью чистокровок. Такого животного я своей дочери не пожелаю.

Бизли смущенно улыбнулся.

— О, это было всего лишь предположение. Конечно же, мисс Флёретта должна иметь полный контроль над своей лошадью. Мы могли бы организовать охоту. В последние годы я этим как-то не занимался, но... Вам ведь нравится охота, мисс Флёр?

Флёретта кивнула.

— Ну да, почему бы и нет... — ответила она, явно заинтересовавшись.

— Хотя у нас в Новой Зеландии по-прежнему нет лис, — сказала с улыбкой Гвинейра. — Вы не задумывались над тем, чтобы привезти сюда парочку?

— Только этого не хватало! — завелся Джеральд, из-за чего разговор принял иной оборот и его темой стал скудный животный мир Новой Зеландии.

Теперь Флёретта могла действительно поучаствовать в обсуждении, благодаря чему за обедом наконец-то возникла оживленная беседа. Затем Флёр извинилась перед всеми и поднялась к себе в комнату. В последнее время она проводила вечера, сочиняя длинные письма Рубену, а затем отдавала их с надеждой на ответ в Холдоне, хотя почтальон был настроен менее оптимистично. Ему казалось, что такого адреса, как «Рубен О’Киф, лагерь золотоискателей, Квинстаун» быть не могло. Но, во всяком случае, эти письма пока не возвратились к Флеретте.

Сначала Гвинейра хотела пойти в кухню, но затем решила еще ненадолго составить компанию джентльменам. Она налила себе в салоне бокал портвейна и направилась в соседнюю комнату, где Уорден и Бизли обычно курили, выпивали и играли в карты после обеда.

— Вы были правы, она просто очаровательна!

Гвинейра, насторожившись, застыла перед полуоткрытой дверью и стала слушать Бизли.

— Поначалу я был настроен слегка скептически, ведь она такая юная девушка, почти совсем ребенок. Но теперь, увидев ее, я понял: она созрела для брака. А как хорошо она воспитана! Настоящая маленькая леди.

Джеральд кивнул.

— Я же говорил. Она готова к браку. Признаюсь, за ней уже приходится наблюдать, чтобы не натворила чего-нибудь. Вы же сами знаете, как оно бывает с мужчинами на фермах. Многие кошечки во время течки теряют разум.

Бизли захихикал.

— Но она же... Я имею в виду, поймите меня правильно... не то чтобы это было важно для меня, я все равно был заинтересован в поиске... ну, скажем, вдовы, ведь в моем возрасте... Но если она, будучи такой юной, уже...

— Реджинальд, я прошу вас! — строго прервал его Джеральд. — Безо всяких сомнений, честь Флёр не тронута. Я только потому и думаю так рано о браке, чтобы Флёретта оставалась порядочной девушкой. Яблочко уже созрело, если вы понимаете, о чем я говорю!

Бизли снова рассмеялся.

— По-настоящему райская картина! А что говорит сама девушка по этому поводу? Вы сами расскажете ей о том, что я сватаюсь, или же мне стоит... эээ... самому все ей попытаться объяснить?

Гвинейра не могла поверить своим ушам. Флёретта и Реджинальд Бизли? Ему же было уже под шестьдесят! Бизли был достаточно стар даже для того, чтобы быть дедом Флёр!

— Позвольте мне обо всем позаботиться! Несомненно, это будет для нее неожиданностью. Но она согласится, это уж я вам гарантирую! В конце концов, она ведь леди, как вы сами уже сказали. — Джеральд еще раз поднял бокал с виски. — За наше родство, — улыбнулся он. — За Флёр!

— Нет, нет и еще раз нет!

Голос Флёретты доносился из кабинета Джеральда, куда тот пригласил ее, чтобы обсудить предстоящую помолвку. Гвинейра, находившаяся в своей комнате, слышала, как ее дочь отвечала деду. Похоже, Флёретта наконец-то забыла о правилах поведения настоящей леди и закатила Джеральду настоящую истерику. Гвинейра предпочла не вмешиваться в их разговор. Если бы Джеральд не смог договориться с Флёреттой по-хорошему, то Гвин готова была сыграть роль посредника. В конце концов, Бизли можно было отказать, не задев при этом его чувств. Хотя это не помешало бы — как только этот старик посмел думать о шестнадцатилетней невесте! На всякий случай Гвинейра убедилась в том, что Джеральд не был слишком пьян, когда приказал Флёр подняться к себе, и заранее предупредила дочь о сложившейся ситуации.

— Помни, Флёр, он не имеет права заставлять тебя. Возможно, они кому-то уже рассказали о будущей свадьбе, тогда придется пережить маленький скандал. Но я уверяю тебя, Крайстчерч и не такое повидал. Просто будь спокойна и четко высказывай свою точку зрения.

Но спокойной Флёретте остаться не удалось.

— Я что, должна тебе подчиняться? — набросилась она на Джеральда. — И не подумаю! Прежде чем ты выдашь меня замуж за старика, я утоплюсь! Серьезно, дедушка, я пойду и утоплюсь в озере!

Гвинейра не могла не улыбнуться. Откуда только у Флёретты взялась эта театральность? Возможно, она читала о чем-то подобном в одной из книг Хелен. В общем-то, прыжок в озерцо, находившееся на территории Киворд-Стейшн, не причинил бы девушке никакого вреда. Во-первых, водоем был слишком уж мелким, а во-вторых, благодаря друзьям из маорийского поселения Флёр умела отлично плавать.

— Или же я пойду в монастырь! — продолжала фантазировать девушка. Правда, в Новой Зеландии не было ни одного монастыря, но ее это, по всей видимости, не волновало. Гвинейре пока что удавалось наблюдать за происходящим как за дурной шуткой. Но затем она услышала голос Джеральда и снова встревожилась. Что-то в его тоне вызывало у нее подозрения... Старик, очевидно, выпил больше, чем ей вначале показалось. Когда же он успел? Когда она рассказывала Флёретте о происшедшем? Или же сейчас, во время разговора с девушкой?

— Ну нет, ты не пойдешь в монастырь, Флёретта! Это последнее место, куда бы ты хотела попасть. Ведь ты уже сейчас любишь кувыркаться в кустах со своим паршивым дружком! Подожди-ка, малышка, я и не таких усмирял. Тебе нужен мужчина, Флёр, ты...

Флёретта, казалось, лишь сейчас почувствовала опасность его угроз.

— Мать не позволит выдать меня замуж за старика, даже если тебе этого хочется... — сказала она почти шепотом.

Это еще больше разозлило Джеральда.

— Твоя мать будет делать то, что я скажу! Я найду способ на нее повлиять! — Джеральд загородил путь к отступлению, увидев, что Флёр собралась выбежать из кабинета. — Вы все будете делать то, что я прикажу!

Гвинейра, которая тем временем со страхом приблизилась к кабинету Джеральда, ворвалась внутрь. Она увидела, как Флёретта, испуганно рыдая, упала в кресло, а Джеральд попытался забраться на нее сверху. Пустая бутылка из-под виски упала на пол и разбилась. Гвинейра, мысли которой проносились с лихорадочной скоростью, вспомнила, что еще незадолго до начала разговора с Флёреттой та самая бутылка была полной на три четверти.

— Лошадка строптивая, да? — прошипел на ухо своей внучке Джеральд. — Еще не привыкла к седлу? Ну, сейчас мы это исправим. Я научу тебя покоряться всаднику...

Гвинейра оттолкнула его от дочери. Из-за ярости и страха за Флёр у нее непонятно откуда взялись силы. Она сразу же распознала знакомый блеск в глазах Джеральда, который преследовал ее в худших кошмарах со времени зачатия Пола.

— Не смей к ней прикасаться! — набросилась она на старика. — Оставь ее в покое!

Джеральд задрожал.

— Убери ее с моих глаз! — процедил он сквозь зубы. — Она под домашним арестом. До тех пор, пока не даст согласия на брак с Бизли. Я пообещал ее ему! И свое слово я собираюсь сдержать!

Все это время Реджинальд Бизли находился в комнате наверху, но до него, конечно же, доносились звуки ссоры. С видом человека, которого грызли сомнения, он вышел за дверь и тут же встретил Гвинейру и Флёр.

— Мисс Гвин... мисс Флёр... пожалуйста, простите меня!

Бизли был достаточно трезв, и одного взгляда на юное, но печальное лицо Флёретты и горящие огнем глаза ее матери было достаточно, чтобы понять, что у него не было никаких шансов.

— Я... я даже предположить не мог, что мое сватовство будет настолько... неприемлемым для вас. Видите ли, я, конечно, уже не молод, но и стариком меня еще нельзя назвать, к тому же... я бы относился к вам с крайним почтением...

Гвинейра с яростью посмотрела на него.

— Мистер Бизли, крайнее почтение моей дочери понадобится лишь тогда, когда она по-настоящему вырастет! И она, вероятно, захочет себе мужа-ровесника или, по крайней мере, мужчину, который говорит сам за себя и не посылает другого старого козла, чтобы помочь затащить девушку в свою постель. Я достаточно ясно выразилась?

Вообще-то, она хотела остаться более вежливой, но вид пьяного Джеральда, склонившегося над Флёреттой, слишком уж сильно напугал ее. В первую очередь ей нужно было избавиться от этого старого жениха. Но это было не так уж тяжело. Затем ей следовало придумать какой-то выход из сложившейся ситуации с Джеральдом. Она сама уже перестала замечать, что жила на пороховой бочке. Но Флёретту нужно было защитить во что бы то ни стало!

— Мисс Гвин, я... как я уже сказал... Мисс Флёр, мне жаль. Учитывая данные обстоятельства, я готов... эээ... расторгнуть помолвку.

— Я и не была обручена с вами! — дрожащим голосом произнесла Флёр. — Я не могу, я...

Гвинейра заслонила собой девушку.

— Подобное решение радует меня и показывает, что вы достойный человек, — с натянутой улыбкой сказала она Реджинальду Бизли. — Возможно, вы сообщите о нем и моему свекру, чтобы избавить нас от этого неприятного разговора. Я всегда уважала вас и не хотела бы потерять такого почитаемого всеми друга семьи.

Поклонившись, она прошла мимо Бизли. Флёретта, спотыкаясь, последовала за ней. Казалось, девушка хотела еще что-то добавить, но Гвинейра знаком приказала ей уйти.

— Не надо ему ничего говорить о Рубене, иначе он будет чувствовать себя оскорбленным, — прошипела она, наклонившись к дочери. — А теперь иди в свою комнату. Оставайся там, пока он не уберется. И ради Бога, не выходи, пока твой дед не протрезвеет!

Дрожа всем телом, Гвинейра закрыла дверь за дочерью. Одна опасность была позади. Сегодня вечером Джеральд уже выпил, поэтому еще одной ссоры не предвиделось. А завтра ему, скорее всего, станет до смерти стыдно из-за своего нападения на Флёретту. Но что будет потом? Хватит ли угрызений совести Джеральда, чтобы держаться подальше от собственной внучки? И будет ли достаточно крепкой, на первый взгляд, двери, если он снова напьется и убедит себя в том, что следует «оседлать» девочку для будущего жениха?

Гвин поняла, что ей необходимо побыстрее отослать дочь из дому.

 

4

Но реализовать это решение пока что не представлялось возможным. Гвинейра не могла ни придумать повод для того, чтобы отослать дочь из дому, ни найти подходящую семью, которая приняла бы Флёретту. Гвин подумала о семье с детьми — в Крайстчерче по-прежнему не хватало нянек и гувернанток, а такую красивую и образованную девушку, как Флёр, были бы рады видеть в любом доме. На практике же в расчет можно было взять лишь две семьи — Баррингтонов и Гринвудов. Но Антония Баррингтон, довольно невзрачная молодая женщина, сразу же отклонила все попытки Гвинейры пристроить дочь в их доме. Гвин не могла обижаться. Уже первые взгляды юного лорда Баррингтона на прекрасную Флёретту убедили ее в том, что в этом доме ее дочь попала бы из огня да в полымя.

Что касается Элизабет Гринвуд, то она с радостью приняла бы у себя Флёр. Благосклонность Джорджа Гринвуда к Флёретте и его верность своей жене не вызывали никаких сомнений. Для Флёр он был почитаемым «дядюшкой», кроме того, в его доме она смогла бы больше узнать о бухгалтерском учете и управлении предприятием. Но, к сожалению, как раз сейчас семья Гринвудов собиралась отправиться в Англию. Родители Джорджа хотели наконец-то познакомиться со своими внуками, и Элизабет едва сдерживалась от волнения.

— Я надеюсь лишь, что его мать меня не узнает, — поделилась она своими опасениями с Гвинейрой. — Она ведь думает, что я приехала из Швеции. Если же она поймет, что...

Гвинейра улыбнулась и покачала головой. В прекрасной, очень ухоженной молодой женщине, чьи безупречные манеры сделали ее опорой крайстчерчского общества, невозможно было узнать ту робкую, исхудавшую сиротку, которая покинула Лондон почти двадцать лет тому назад.

— Она полюбит тебя, — заверила она младшую подругу. — А теперь перестань выдумывать небылицы и позаботься о шведском акценте. Ты скажешь, что выросла в Крайстчерче, и это соответствует действительности. Поэтому ты и разговариваешь по-английски!

— Но вы же слышите, что я говорю на кокни, — обеспокоенно продолжала Элизабет.

Гвин засмеялась.

— Элизабет, по сравнению с тобой мы все разговариваем на ужасном английском — конечно же, кроме Хелен, с ней уж никто не сравнится. Так что перестань волноваться!

Элизабет неуверенно кивнула.

— Ну да, к тому же Джордж заверил, что мне не придется говорить слишком много. Его мать предпочитает быть единственной, кто ведет разговор за столом...

Гвинейра снова засмеялась. Встречи с Элизабет всегда действовали на нее освежающе. Девушка была намного умнее, чем добрая, но довольно скучная Дороти из Холдона и миловидная Розмари, которая тем временем успела обручиться с подмастерьем пекаря своего приемного отца. Гвин вдруг снова задалась вопросом, что же случилось с тремя другими девочками, с которыми она когда-то познакомилась на «Дублине»? Хелен недавно получила новости из Вестпорта. Некая миссис Иоланда раздраженно сообщила, что Дафна вместе с близняшками — а также прибылью за целую неделю — бесследно исчезла. Дама имела наглость потребовать денег у Хелен. Хозяйка фермы О’Кифов попросту не ответила на письмо.

Наконец Гвин сердечно попрощалась с Элизабет — и, разумеется, дала ей список необходимых товаров, который каждая женщина вручала своей подруге, собиравшейся поехать на родину. Конечно же, практически все можно было заказать через фирму Джорджа в Лондоне, но некоторые тайные покупки женщины неохотно доверяли поставщикам. Элизабет пообещала опустошить лондонские магазины в поисках необходимых товаров, и Гвинейра отправилась домой, достигнув взаимного согласия с подругой, — правда, не по поводу пребывания Флёретты в их семье.

Как бы там ни было, обстановка в Киворд-Стейшн в последующие месяцы слегка улучшилась. После нападения на Флёр Джеральд явно стал действовать более сдержанно. Он старался не попадаться внучке на глаза, а Гвинейра, в свою очередь, следила за тем, чтобы Флёретта вела себя так же. Что же касалось Пола, то старик теперь еще больше старался вовлечь его в работу на ферме. Дед с внуком рано утром отправлялись куда-нибудь в горы и появлялись дома лишь поздно вечером. В завершение дня Джеральд по-прежнему выпивал бокал вечернего виски, но больше не позволял себе доходить до той стадии опьянения, которая возникала раньше во время круглосуточных попоек. Пол начал вести себя по отношению к окружающим так же, как дед, что вызывало беспокойство у Кири и Марамы. Однажды Гвинейра невольно услышала разговор между ним и маорийской девушкой, который ее не на шутку расстроил.

— Вираму — неплохой парень, Пол! Он прилежный, хороший охотник и отличный пастух. Несправедливо его увольнять!

Марама чистила серебро в саду. В отличие от своей матери она делала это с удовольствием, поскольку ей нравился блестящий металл. Иногда она при этом пела, но Джеральд не любил слушать пение девушки, так как не переносил музыку маори. Гвин относилась к пению туземцев почти так же, но по большей части лишь потому, что никак не могла забыть бой барабанов в ту злополучную ночь. Баллады же Марамы, исполняемые сладким голосом, женщине нравились, как и Полу, который, к удивлению Гвин, пристрастился слушать свою молочную сестру. Сегодня же ему хотелось похвастаться перед подругой и рассказать ей о вчерашней поездке в горы с Джеральдом. Они осматривали луга по дороге в горы, когда им повстречался Мираму, юноша маори. Он нес необычайно удачный улов рыбы моему племени, которое проживало на территории Киворд-Стейшн. Вираму был одним из дозорных, которых Джеральд недавно нанял, чтобы покончить с деятельностью Джеймса

МакКензи. Поэтому юноша должен был находиться в горах, а не у своей матери в деревне. Джеральда снова охватила ярость, и он побил Вираму, а затем позволил Полу решать, каким будет наказание. Тот заявил, что следует немедленно уволить юношу.

— Дедушка платит ему не за рыбалку! — важно произнес Пол. — Вираму должен знать свое место!

Марама покачала головой.

— Мне кажется, дозорные все равно должны передвигаться с места на место. Так что неважно, где именно Вираму находился в тот момент. К тому же все мужчины рыбачат. Им приходится ловить рыбу и охотиться. Иначе где им взять провиант?

— Нет, не все равно! — настаивал на своем Пол. — МакКензи крадет овец не здесь, возле дома, а в горах. Там дозорные и должны следить за овцами. И для собственного пропитания им разрешается ловить рыбу и охотиться. Но не для всей же деревни! — Парнишка был крепко убежден в своей правоте.

— Он и не делал этого! — не отступала Марама. Она отчаянно пыталась защитить своего соплеменника; ей было непонятно, почему Пол не хочет принять ее точку зрения, ведь он практически вырос вместе с маори. Неужели он ничему не научился у туземцев, кроме как охотиться и рыбачить? — Дозорные лишь недавно открыли для себя реку и землю возле ее берегов. Там еще никто не рыбачил, поэтому их корзины все время полные. И они не могут съесть всю рыбу сразу или же засушить ее, так как, по твоим же словам, им нужно следить за овцами! Если бы кто-то из них не отнес добычу в деревню, рыба пропала бы. А это просто стыдно, Пол, ты ведь знаешь! Нельзя допускать, чтобы еда портилась, этого не любят боги!

Состоящая преимущественно из маори группа дозорных поручила Вираму отнести рыбу в деревню и доложить старейшинам о необычайно богатом рыбой водоеме, который им удалось обнаружить. Земля в его окрестностях тоже была плодородной и практически кишела потенциальной добычей. Племя вполне могло бы на время переселиться в горы, чтобы в течение какого-то периода охотиться и рыбачить там. Для Киворд-Стейшн такое развитие событий принесло бы лишь пользу. Рядом с лагерем никто не стал бы воровать скот, да и маори присматривали бы за овцами более тщательно. Но настолько рационально Джеральд со своим внуком думать не могли — или же попросту не хотели. Вместо этого они разозлили маори. Несомненно, теперь соплеменники Вираму будут работать не с таким энтузиазмом и дозорные начнут закрывать глаза на кражу овец.

— Отец Тонги говорит, что будет претендовать на новую землю для себя и своего племени, — добавила Марама. — Вираму поведет его туда. Если бы мистер Джеральд относился к нему с добротой, то Вираму показал бы вам, где находится этот участок и вы смогли бы его измерить!

— Мы и сами его найдем! — высокомерно заявил Пол. — Для этого нам не надо заискивать перед каким-то ублюдком без роду и племени.

Марама покачала головой, но не стала напоминать юноше, что Вираму был совсем даже не ублюдком, а уважаемым племянником маорийского вождя.

— Тонга говорит, что они сообщат о претензии на владение землей в Крайстчерч, — продолжала она. — Он читает и пишет так же хорошо, как и ты, да и Рети тоже им помогает. С твоей стороны было просто глупо увольнять Вираму, Пол. Просто глупо!

Разгневанный Пол встал, задев при этом ящик с серебром, которое Марама только что почистила. Приборы посыпались на пол. Паренек явно сделал это специально, так как обычно он двигался с куда большей грацией.

— Ты девчонка, причем маори! Откуда тебе знать, что такое глупо?

Марама засмеялась и спокойно собрала серебро.

— Вот посмотришь, кому достанется земля! — произнесла она без тени волнения.

Этот разговор еще больше убедил Гвинейру в том, что Пол без надобности настраивал против себя людей и наживал врагов. Он путал силу с жестокостью, что в его возрасте, возможно, было и нормально. Но Джеральд должен был объяснить внуку, что к чему, вместо того чтобы подливать масла в огонь.

Как можно было позволять десятилетнему мальчишке принимать решение об увольнении работника?

Флёретта снова вернулась к своей привычной жизни и даже стала навещать Хелен на ферме О’Кифов — конечно же, лишь тогда, когда Джеральд с Полом куда-нибудь уезжали и когда можно было не бояться внезапного появления Говарда. Гвинейра считала такое поведение легкомысленным и предпочитала встречаться с подругой в Холдоне. Мула Непумука она отослала обратно Хелен.

Как и прежде, Флёретта писала длинные письма в Квинстаун, но не получала на них ответа. У Хелен сложилась такая же ситуация, из-за чего она начала волноваться за жизнь своего сына.

— Если бы он хотя бы поехал в Данидин, — вздыхала она.

В Холдоне недавно открылась чайная, где даже благопристойные дамы могли приятно провести время и обменяться новостями. Там и встречались подруги.

— Он мог бы устроиться офисным работником или же заниматься чем-нибудь в этом роде. Но добыча золота... — сетовала Хелен.

Гвин пожала плечами.

— Он хочет разбогатеть. Возможно, Рубену действительно повезет и он обнаружит золотое месторождение.

Хелен закатила глаза.

— Гвин, я люблю своего сына больше всего на свете. Но золото должно расти на деревьях, да еще и упасть ему на голову, чтобы он его обнаружил. Он пошел в моего отца, Гвин, а тот был счастлив лишь тогда, когда сидел в своем кабинете, углубившись в древнееврейские тексты. Для Рубена таким же источником вдохновения является юридическая литература. Я думаю, из него вышел бы хороший адвокат или судья, в крайнем случае торговец. Джордж Гринвуд говорил, что Рубен умеет общаться с клиентами и находит к ним нужный подход. Но исследовать ручьи в поисках золотых крупинок, копать туннели или что они там делают в Квинстауне — к этому у моего сына нет абсолютно никаких способностей.

— Он делает это для меня! — сказала Флёр с просветленным выражением лица. — Для меня он сделает все, что угодно. Или по меньшей мере попытается!

Но пока что предметом разговоров в Холдоне было не обнаруженное Рубеном О’Кифом золото, а все более дерзкие кражи скота, организованные Джеймсом МакКензи. Сейчас от его нападений больше всего страдал крупный овцевод по имени Джон Сайдблоссом.

Сайдблоссом жил на западном берегу озера Пукаки, довольно высоко в горах. Он редко приезжал в Холдон и практически никогда не бывал в Крайстчерче, довольствуясь огромным владением на отрогах Альп. Своих животных он продавал в Данидин, поэтому не относился к клиентам Джорджа Гринвуда.

Несмотря на это, Джеральд был с ним знаком. На самом деле старик обрадовался как дитя, когда однажды услышал новости о том, что Сайдблоссом решил встретиться с овцеводами-единомышленниками в Холдоне, чтобы обсудить еще одну экспедицию в горы для поимки Джеймса МакКензи.

— Он твердо убежден, что этот МакКензи находится где-то в окрестностях его поместья! — рассказывал Джеральд за обедом, как обычно попивая виски. — Где-то наверху, у озер, он обнаружил новую землю. Джон предполагает, что МакКензи исчезает, используя какой-то перевал в горах, о котором мы не знаем. И Сайдблоссом собирается устроить масштабные поиски. Мы должны собрать всех своих работников и наконец-то выкурить парнишу из укрытия.

— Этот Сайдблоссом вообще знает, о чем говорит? — довольно равнодушно осведомилась Гвинейра. За последние годы почти все «овечьи бароны» в окрестностях Кентербери успели обсудить у камина грандиозные планы «охоты» на знаменитого вора. Чаще всего их поиски заканчивались, так и не начавшись, из-за того, что они не могли собрать достаточное количество людей, чтобы прочесать землю своих соседей. Требовалась более харизматическая личность, чем Реджинальд Бизли, чтобы объединить самолюбивых овцеводов под общим флагом.

— Это уж я тебе гарантирую! — гремел Джеральд. — Джонни Сайдблоссом — самый дикий пес, которого ты себе только можешь представить! Я знаю его еще со времен китобойного промысла, совсем малый шпунт был, такой же, как Пол сейчас...

Пол навострил уши.

— Устроился юнгой вместе со своим папашей. Но старик выпивал безбожно, и, когда однажды кит, раненный гарпуном, совершенно сошел с ума и начал бить хвостом, лодка перевернулась и все еле успели выпрыгнуть в воду. Только малыш Джонни остался в ней, продержавшись до последней секунды, и все же застрелил кита, прежде чем лодка успела окончательно потонуть. Справился с китом Сайдблоссом! В десять лет! Его старик, правда, при этом не выжил, но малыша это не испугало. Он стал одним из самых страшных гарпунщиков на всем западном побережье. Но как только он услышал об открытом в Вестпорте золоте, то сразу же отправился к Буллер, прочесал ее в обоих направлениях и снова-таки добился успеха! В конце концов он купил себе участок земли на берегу озера Пукаки и лучших животных, частично у меня. Если я правильно припоминаю, этот мошенник МакКензи как раз и отогнал стадо в горы. Уже почти двадцать лет прошло...

«Семнадцать», — подумала Гвинейра. Она вспомнила о том, что Джеймс только потому и взялся за это поручение, что не хотел с ней лишний раз встречаться. Может быть, он еще тогда устроил себе экскурсию по горам и нашел свою заветную землю?

— Я напишу ему, что мы можем устроить собрание здесь! Да, это хорошая идея! Я приглашу еще пару человек, и тогда уж мы точно поймаем вора. Если Джонни что-то начинает, он всегда добивается успеха!

Джеральд тут же хотел схватить бумагу и перо, но Кири как раз принесла ужин. Тем не менее на следующий день он вернулся к своей идее, и Гвинейра вздохнула, вспомнив о том, какая грандиозная попойка всегда предшествовала большой экспедиции. Но ей все же было интересно посмотреть на Джонни Сайдблоссома. Если даже половина историй, которые Джеральд рассказывал за столом, соответствовала действительности, Сайдблоссом должен был быть настоящим дьяволом — и, возможно, опасным противником для Джеймса МакКензи.

Почти все местные скотоводы приняли приглашение Джеральда, и на этот раз казалось, что речь идет не просто о пирушке. Джеймс МакКензи действительно зашел слишком уж далеко. А Джон Сайдблоссом явно обладал способностями лидера. Мужчина привлек внимание Гвинейры. Он прискакал на мощном черном жеребце, хорошо натренированном и легко поддающемся управлению, что весьма впечатлило Гвинейру. Возможно, как раз на этом коне Джон объезжал свои луга и присматривал за скотом. При этом Сайдблоссом был просто огромным; он оказался выше даже самых высоких мужчин среди «овечьих баронов». Загорелый, с крепким мускулистым телом, довольно красивыми чертами лица и темными густыми волосами, которые сильно вились, Сайдблоссом выглядел весьма привлекательно. Длинные, до плеч, волосы еще больше подчеркивали его суровый типаж. При этом Джон был ярким, харизматичным человеком. Он тут же завладел вниманием мужчин, похлопав по плечам своих друзей. Джон постоянно смеялся заливистым смехом и поглощал виски так, словно это была обычная вода, но при этом совершенно не пьянел.

С Гвинейрой и еще несколькими женщинами, сопровождавшими своих мужей на собрание, Джон общался крайне вежливо. Но Гвинейра сразу же его невзлюбила, хотя причины на это у нее не было. Непонятно почему она вдруг почувствовала некое отвращение к Сайдблоссому. Возможно, причиной было то, что он улыбался лишь своими маленькими и жесткими губами, а в глазах при этом читалась неискренность? Или же все дело было в самих глазах — холодных и черных как ночь? Гвинейра заметила, что Джон смотрел на нее явно оценивающе, при этом обращая больше внимания не на ее лицо, а на женственные формы. Если бы она была помоложе, то тут же покраснела бы от такого внимания, но теперь она просто ответила ему таким же испытующим взглядом. Она была хозяйкой Киворд-Стейшн, а он всего лишь посетителем, и Гвин совершенно не была заинтересована в налаживании каких бы то ни было отношений с Сайдблоссомом. Ей просто хотелось спрятать Флёретту подальше от старого друга Джеральда по попойкам, но это не представлялось возможным, так как девушку ожидали на вечернем банкете.

Гвин отбросила мысль о том, чтобы предупредить дочь: тогда Флёр сделала бы все, чтобы выглядеть как можно менее привлекательно — и снова разозлила бы Джеральда. Поэтому Гвин просто наблюдала за своим неординарным гостем, в то время как Флёретта спускалась по лестнице — такая же сияющая и прекрасная, как и Гвинейра в свой первый день в Киворд-Стейшн. На девушке было простое платье кремового цвета, которое подчеркивало легкий загар ее светлой от природы кожи. На рукавах, на вырезе и в талии оно было дополнено накладной вышивкой золотистого и коричневого цветов, превосходно подходившей к необычно светло-карим глазам Флёретты, которые тоже словно светились золотом. Свои волосы девушка сегодня не подняла, а просто заплела тонкие косички по бокам и завязала их на затылке. Такая прическа не только выглядела красиво, но и имела практическое применение, так как при этом волосы не лезли девушке в лицо. Флёретта всегда причесывалась самостоятельно, еще в раннем детстве отказавшись от помощи прислуги.

Хрупкая фигура Флёр и ниспадавшие волосы делали ее похожей на эльфийскую деву. Хотя она очень походила на свою мать и внешне, и по темпераменту, девушка все же слегка отличалась от Гвинейры: она была более гибкой и податливой, чем когда-то Гвин, а ее золотисто-карие глаза излучали сияние, а не провоцирующий мужчин огонек.

Мужчины в зале зачарованно наблюдали за ее появлением, однако в отличие от других гостей, которые просто были околдованы внешним видом Флёретты, во взгляде Сайдблоссома читалась скорее похоть. Гвинейре показалось, что Джон слишком долго держал руку Флёр в своей, когда девушка поздоровалась с ним.

— А где миссис Сайдблоссом? — спросила Гвин, когда гости и хозяева фермы наконец-то уселись за стол. Гвинейра оказалась соседкой Сайдблоссома, но он обращал на нее так мало внимания, что это граничило с невежливостью. Вместо этого он впился взглядом во Флёр, которая вела довольно скучную беседу со старым лордом Баррингтоном. Лорд передал все свои дела в Крайстчерче сыну, а сам отправился на покой в Кентербери, где с удовольствием разводил лошадей и овец.

Джон Сайдблоссом посмотрел на Гвинейру так, словно впервые ее заметил.

— Миссис Сайдблоссом больше нет, — ответил он на ее вопрос. — Она умерла три года назад при рождении моего сына.

— Мне жаль, — искренне сказала Гвинейра, и эта вежливая фраза действительно отражала ее истинные чувства. — А ребенок... Я ведь правильно поняла, что он жив?

Фермер кивнул.

— Да, моего сына сейчас практически воспитывают работники маори. Не самое лучшее решение, но пока мальчик маленький, можно об этом не беспокоиться. В будущем же мне придется как-то решать эту проблему. Нелегко найти подходящую девушку... — При этом он снова уставился на Флёр, что раздражало и беспокоило Гвин. Мужчина говорил о девушке как о паре брюк для верховой езды!

— А ваша дочь уже с кем-то обручена? — с невозмутимым видом осведомился он. — Кажется, она хорошо воспитана.

От изумления у Гвинейры отняло дар речи. Этот мужчина явно не церемонился! •

— Флёретта еще слишком юная... — уклончиво ответила она после паузы.

Сайдблоссом пожал плечами.

— Но это не проблема. Я всегда придерживался мнения, что юные создания нужно как можно раньше выдавать замуж, иначе у них в голове появляются дурные мысли. К тому же и силу своего возраста они легче переносят роды. Это мне сказала повитуха, когда Мэрили умерла. Мэрили было тогда уже двадцать пять.

После этого Сайдблоссом отвернулся от Гвинейры. Должно быть, что-то привлекло его в словах Джеральда, и уже в следующее мгновение он переключился на оживленный разговор с другими скотоводами.

Гвинейра выглядела спокойной, но внутри просто сгорала от злости. Конечно, она уже привыкла к тому, что девушек выбирали не за их характер или личные качества, а исходя из династических или финансовых соображений. Но Сайдблоссом пошел еще дальше. «Мэрили было тогда уже двадцать пять». Это все, что он мог сказать о собственной жене? Складывалось впечатление, что она умерла от старости и при этом Джону было совершенно не важно, родила она ему до этого сына или нет.

После застолья гости разбрелись по салону, завершая свои разговоры; дамы собрались отправиться в кабинет Гвинейры на чай и ликер, а мужчины — к Джеральду за сигарами и виски. В этот момент Сайдблоссом направился прямиком к Флёретте.

Гвинейра, которая не могла уйти от беседы с леди Баррингтон, нервно наблюдала за тем, как он беседовал с ее дочерью. Издалека казалось, что он вел себя очень вежливо и даже использовал свой шарм. Флёретта смущенно улыбалась и незаметно для себя увлеклась разговором с гостем. Судя по выражению ее лица, они беседовали о собаках и лошадях. В любом случае Гвинейре в голову не приходило ничего другого, иначе как можно было объяснить то, что ее дочь выглядела такой бодрой и заинтересованной? Когда Гвин наконец-то удалось избавиться от леди Баррингтон и незаметно подойти к Сайдблоссому, ее предположение оказалось верным.

— Конечно же, я с удовольствием покажу вам кобылу. Если вы хотите, можно было бы завтра вместе покататься верхом. Я наблюдала за вашим жеребцом, он действительно красивый! — Казалось, Флёретте была приятна компания гостя. — Или же вы завтра уезжаете?

Большинство присутствующих должны были разъехаться по своим фермам уже на следующий день. Карательная экспедиция теперь была должным образом организована, и мужчины собирались призвать в окрестностях людей, которые согласились бы в ней участвовать. Некоторые овцеводы планировали поехать в горы сами, другие же обещали прислать хотя бы пару вооруженных всадников.

Но Джон Сайдблоссом покачал головой.

— Нет, мисс Уорден, я останусь здесь еще на пару дней. Мы договорились, что подождем людей из окрестностей Крайстчерча и тогда вместе отправимся на мою ферму. Она станет отправным пунктом для дальнейших действий. Поэтому я охотно приму ваше предложение. Кстати, мой жеребец имеет примесь арабской крови. В Данидине пару лет назад я приобрел арабского скакуна и скрестил с ним своих лошадей. Результаты вы видели сами — хотя иногда даже я не могу сказать, что он похож на арабскую лошадь.

Сначала Гвинейра успокоилась. До тех пор, пока Флёретта и Джон обсуждали разведение лошадей, он не стал бы вести себя невежливо. И, возможно, он действительно понравился Флёретте. К тому же связь между ними была бы неплохой: Сайдблоссом — уважаемый овцевод, который владеет чуть ли не большим количеством земли, чем Джеральд Уорден, хотя и не такой плодородной. Конечно же, мужчина был староват для Флёр, но и разница в возрасте была в рамках допустимого. Если бы только Гвинейра не чувствовала, что в этом человеке что-то не так! К тому же возникала проблема в отношениях Флёр с Рубеном О’Кифом. Она не стала бы так легко отказываться от своей любви.

Тем не менее в следующие дни сложилось впечатление, что общество Джона Сайдблоссома доставляло девушке радость. Мужчина был бесстрашным всадником, что нравилось Флёр, и не только умел рассказывать увлекательные истории, но и был хорошим слушателем. Джон обладал тем мужественным очарованием, которое так нравилось девушкам. Флёр засмеялась, когда во время стрельбы по тарелкам Сайдблоссом прицелился не в тарелку, а в одичавшую розу, которая росла в саду.

— Роза — розе! — сказал он. Это было не очень оригинально, но Флёретта чувствовала себя польщенной.

У Пола увиденное вызвало раздражение. Он восхищался Джоном Сайдблоссомом еще по рассказам Джеральда, а после того, как лично с ним познакомился, вообще стал его обожествлять. Но Сайдблоссом не обращал никакого внимания на парнишку. Он общался и выпивал с Джеральдом, а в свободное от попоек время ухаживал за Флёр. Пол задумался над тем, как бы рассказать ему всю правду о своей сестре. Но прежде нужно было дождаться подходящего момента.

Джон Сайдблоссом был человеком быстрых решений и привык получать то, чего хотел. В Киворд-Стейшн он прибыл в первую очередь для того, чтобы наконец-то организовать овцеводов из Кентербери. Познакомившись же с Флёреттой Уорден, он быстро понял, что попутно можно было бы решить еще одну проблему. Он нуждался в новой жене — и здесь ему неожиданно подвернулась подходящая кандидатура. Молодая, красивая, из хорошей семьи и, по всей видимости, образованная. В первые годы он мог бы сэкономить на учительнице для маленького Томаса. Связь с Уорденами позволила бы ему также наладить новые связи с членами общества в Крайстчерче и Данидине. Если он правильно понял, мать Флёретты была родом из английских дворян. Правда, девушка казалась слегка дикой, а ее мать явно стремилась к власти на ферме. Во всяком случае, Сайдблоссом никогда не позволял своей жене принимать участие в ведении фермы и даже контролировать выпас скота! Но это было проблемой Уордена; уж Флёретту Джон смог бы усмирить. При этом она могла бы взять с собой любимую кобылу — лошадь родила бы великолепных жеребят, собака-пастух тоже была явным плюсом. Но когда Флёретта забеременела бы, то уже не смогла бы сама управлять собакой. Поэтому Сайдблоссом уже сейчас пытался вызвать у Грейси доверие к нему, и это явно нравилось Флёретте, которая стала еще больше симпатизировать ему. Спустя три дня фермер был уверен в том, что Флёретта не отклонит его предложение руки и сердца. Джеральд Уорден тоже должен был радоваться тому, что может выдать внучку замуж настолько удачно.

Джеральд наблюдал за сватовством Джона к Флёр со слезами радости на глазах. В этот раз девушка была вроде бы не против — Джеральду даже показалось, что она довольно бесстыдно флиртовала с его старым приятелем. Но радоваться всем сердцем ему не давала зависть. У Джона появилось бы то, чем хотел обладать и что не мог получить сам Джеральд. Сайдблоссому не пришлось бы применять насилие, чтобы овладеть Флёр, она отдалась бы ему по своей воле. Джеральд попытался утопить запретные мысли в виски.

По крайней мере он был полностью готов к такому развитию событий, когда на четвертый день своего пребывания в Киворд-Стейшн Сайдблоссом подошел к нему и рассказал о своем намерении повторно жениться.

— Приятель, ты ведь знаешь, у меня она будет всем обеспечена, — сказал Сайдблоссом. — Лайонел-Стейшн огромная. Допустим, особняк там не такой великолепный, как у тебя, но жить в нем вполне комфортно. Слуг у нас полным-полно. Девушка получит все, что только пожелает. О детях ей, естественно, тоже не придется заботиться самой. Но ей нужно поскорее родить, так уж обстоят дела. У тебя есть какие-либо возражения против моего предложения? — Сайдблоссом налил себе виски.

Джеральд покачал головой и тоже добавил себе в бокал алкоголя. Сайдблоссом был прав; то, что он предлагал, казалось наилучшим решением для них обоих.

— Я не против. Но денег для приданого на ферме сейчас не так уж и много. Возможно, тебе хватило бы отары овец? Или мы могли бы договориться насчет двух породистых лошадей...

Следующий час оба мужчины провели за обсуждением приданого Флёретты. Оба были настоящими мастерами переговоров, когда дело доходило до продажи или покупки скота. То и дело возникали новые предложения. Гвинейра, которая время от времени подслушивала разговор мужчин, не беспокоилась: у нее сложилось впечатление, что речь шла всего лишь об освежении крови для овец с Лайонел-Стейшн. Ведь имя Флёретты при этом не прозвучало ни разу.

— Я до... должен тебя предупредить! — заметил Джеральд, когда мужчины наконец-то достигли согласия и закрепили размер приданого рукопожатием и еще большим количеством виски. — Ма... малышка не... непростая штучка. Она связалась с этим соседским мальчишкой... обычные глупости, паренек уже... сбежал. Но ты ведь зна... знаешь этих баб...

— Вообще-то, мне показалось, что Флёретта явно не против общения со мной, — сказал Сайдблоссом. Как всегда, он и сейчас выглядел совершенно трезвым, хотя первая бутылка виски уже давно закончилась. — Почему бы нам просто не спросить ее мнения прямо сейчас? Давай позовем ее! Я как раз в настроении для поцелуя! А завтра должны прибыть остальные овцеводы. Тогда мы и расскажем всем о помолвке.

Флёретта, которая как раз вернулась с прогулки верхом и переодевалась к ужину, удивилась, услышав робкий стук Вити в свою дверь.

— Мисс Флёр, мистер Джеральд хотеть с вами говорить. Он... как сказать? Он просить вас сразу же идти в его кабинет. — Маорийский слуга явно размышлял о том, стоит ли добавить еще одно замечание, и наконец-то решился. — Лучше идти быстро. Они много виски, мало терпения.

После истории с Реджинальдом Бизли Флёр подозрительно относилась к просьбам Джеральда. Интуиция подсказала ей, что не следует одеваться слишком привлекательно, и девушка выбрала обычное платье для верховой езды вместо темно-зеленого шелкового платья, которое для нее приготовила Кири. Девушке хотелось пойти в кабинет к деду с матерью, но она не знала, где в этот момент находилась Гвинейра. Многочисленные гости и работа на ферме занимали слишком много времени у хозяйки Киворд-Стейшн. Казалось бы, сейчас на ферме было не так уж много дел — в январе, после стрижки и ягнения, животные большей частью свободно паслись в горах, — но лето в этом году было очень влажным, поэтому приходилось постоянно чинить изгороди и косить обильно росшую траву. Флёр решила не дожидаться Гвин и попытаться самой решить собственные проблемы. Чего бы ни хотел Джеральд, она должна сама с ним разобраться. Еще одного нападения со стороны деда можно было не опасаться. В конце концов, Вити говорил о нескольких мужчинах. Значит, Сайдблоссом тоже будет присутствовать при этом разговоре и послужит сдерживающим фактором.

Джон Сайдблоссом был неприятно удивлен, когда Флёр вошла в кабинет в платье для верховой езды и с нерасчесанными волосами. И хотя девушка по-прежнему выглядела прелестно, она могла бы приодеться. Но нет, ей все равно не удалось убить в нем романтическое настроение.

— Мисс Флёр, — произнес он, — разрешите мне сказать пару слов? — Сайдблоссом учтиво поклонился девушке. — В конце концов, эта беседа по большей части касается меня, а я не привык, когда другие сватаются вместо меня.

Он взглянул в испуганные глаза Флёр и решил, что их нервный блеск можно было истолковать как хороший знак.

— Хоть я и увидел вас впервые лишь три дня тому назад, мисс Флёр, вы сразу же показались мне прелестной девушкой. Я просто очарован вашими прекрасными глазами и замечательной улыбкой. Ваше дружелюбное отношение за последние несколько дней позволило мне надеяться на то, что и моя компания не была вам неприятна. Я ведь человек храбрых решений, мисс Флёр, — думаю, вы полюбите эту мою черту, — поэтому решил свататься к вам. Ваш дед с радостью согласился на наш брак. Таким образом, я могу официально просить вашей руки с разрешения опекуна.

Сайдблоссом улыбнулся и опустился на колено перед девушкой. Джеральд чуть не рассмеялся, когда заметил, что Флёр не знала, куда посмотреть.

— Я... Мистер Сайдблоссом, это очень мило с вашей стороны, но я люблю другого, — наконец-то выдавила она из себя. — Мой дедушка, должно быть, уже рассказал вам об этом и...

— Мисс Флёр, — нагло прервал ее Сайдблоссом, — кого бы вы там ни любили, в моих руках вы быстро его забудете.

Флёретта покачала головой.

— Я никогда не забуду его, сэр! Я пообещала ему, что выйду за него замуж...

— Флёр, не неси чепуху! — набросился на нее Джеральд. — Джон — подходящий мужчина для тебя! Не слишком молодой, не слишком старый, с положением в обществе, да и богатый к тому же. Чего тебе еще нужно?

— Я хочу любить своего мужа! — отчаянно воскликнула Флёретта. — И я...

— Любовь приходит со временем, — возразил Сайдблоссом. — Так что давай, девочка! Ты провела со мной последние три дня. Настолько уж неприятным для тебя я не могу быть.

В его глазах читалось нетерпение.

— Вы... вы мне не неприятны, но... но только по этой причине я не стану... выходить за вас замуж. Вы очень милый собеседник, но... но...

— Флёретта, прекращай ломаться! — прервал бормотание девушки Сайдблоссом. Оправдания Флёретты были ему совершенно безразличны. — Скажи «да», и мы сможем поговорить об условиях. Я думаю, мы сыграем свадьбу уже этой осенью, как только разберемся с этим проклятым Джеймсом МакКензи. Возможно, ты поедешь со мной в Лайонел-Стейшн сразу же... разумеется, в сопровождении своей матери, кое с чем уж придется не спешить...

Флёретта глубоко вздохнула, чувствуя что-то среднее между яростью и паникой. Почему, черт побери, никто не хотел прислушиваться к ее мнению? Она решила сказать то, что думала, четко и недвусмысленно. В конце концов, эти мужчины должны понимать простые факты!

— Мистер Сайдблоссом, дедушка... — Голос Флёретты зазвенел от волнения. — Я уже многократно говорила и устала постоянно повторять. Я не выйду за вас замуж! Спасибо за ваше предложение, но я уже связана клятвой. А теперь я пойду в свою комнату. Дедушка, прости, но я не смогу присутствовать на ужине, мне что-то нездоровится.

Флёр заставила себя как можно медленнее развернуться и выйти из кабинета с гордо поднятой головой. Ей даже удалось не захлопнуть за собой дверь. Но затем она побежала через салон и пустилась по лестнице так, словно за ней гнались черти. Вернувшись в свою комнату, она решила, что теперь лучше не показываться на глаза Сайдблоссому, пока тот не уедет. Его горящие глаза не внушали девушке доверия. Мужчина явно не привык, чтобы ему перечили. И что-то подсказывало ей, что в данном случае Сайдблоссом мог быть опасен.

 

5

На следующий день Киворд-Стейшн снова наполнилась людьми и лошадьми. «Овечьи бароны» с кентерберийских равнин не поскупились: количество участников «карательной экспедиции» намного выросло со времени последней попытки поймать МакКензи. При этом Гвинейре нравились лишь немногие из мужчин, которых наняли друзья Джеральда. Среди них было мало работников ферм и практически отсутствовали маори. Казалось, что их всех фермеры отыскали в пабах или в бараках переселенцев, и Гвин решила, что они обычные любители приключений, если вообще не сброд пьяниц. Это было еще одной причиной, по которой она приветствовала решение Флёр остаться в этот день в конюшне. Джеральд не скупился, и алкоголь лился рекой. Мужчины выпивали и праздновали в сарае для стрижки овец, в то время как пастухи и конюхи, в прошлом старые друзья МакКензи, вынуждены были потесниться.

— Господи, мисс Гвин, — делился своими опасениями с хозяйкой Киворд-Стейшн Энди МакАран. — Они же будут охотиться за Джеймсом как за паршивым волком! Они совершенно серьезно рассуждают о том, чтобы застрелить его! Даже если МакКензи и украл пару овец, он явно не заслуживает смерти от рук этих подонков!

— Эти подонки не знают гор, — ответила ему Гвинейра, не уверенная в том, кого она при этом пыталась успокоить — старого пастуха или же себя саму. — Пока они будут оттаптывать друг другу ноги, МакКензи умрет со смеху! Подожди немного, вся эта затея ни к чему не приведет. Поскорее бы только они уехали! Мне не нравится, что весь этот сброд находится у меня во дворе. Кири и Моану я отпустила домой еще раньше, а теперь и Марама отправилась в деревню. И я надеюсь, что маори охраняют свой лагерь. Вы проследите за лошадьми и сбруями? Я не хочу, чтобы что-то пропало.

Что касалось пропажи, Гвин ожидал еще один неприятный сюрприз. Часть мужчин прибыла пешком, и Джеральд, который был разбит с похмелья и разозлен новым отказом Флёретты, снова напился еще до обеда и, не вполне осознавая, что он делает, пообещал им лошадей с Киворд-Стейшн. При этом он даже не потрудился сообщить об этом Гвинейре, и у нее не было времени привести рабочих лошадей из летнего загона. После обеда ликующие мужчины распределили между собой ее дорогостоящих кобов. Флёретта беспомощно следила из окна своей комнаты за тем, как один за другим мужчины пытались забраться на ее Ниниану.

— Мама, но он же не может просто раздать им наших лошадей! Они же принадлежат нам! — жаловалась она.

Гвинейра пожала плечами.

— Он только одолжил их, а не отдал насовсем. Но мне это тоже не нравится. Большинство из них даже не умеют толком ездить верхом. Ты же видишь, как лошади пытаются сбросить их с себя. Когда они вернутся домой, придется их снова объезжать.

— Но Ниниана...

— Доченька, я ничего не могу с этим поделать. Они хотят забрать и мою Моргэн. Возможно, завтра мне удастся поговорить с Джеральдом. Но сегодня он ведет себя как сумасшедший. А этот Сайдблоссом обращается со всеми так, словно он владеет как минимум частью Киворд-Стейшн. Этот человек командует людьми, а я для него, похоже, пустое место. Когда он наконец-то уберется отсюда, я три раза перекрещусь. В любом случае ты сегодня вечером не будешь присутствовать на банкете. Я тебе уже все объяснила. Ты заболела. Я не хочу, чтобы Сайдблоссом увидел тебя еще хотя бы раз!

Гвинейра не сказала дочери, что собиралась ночью увести своих лошадей в безопасное место. Она не стала бы ни в коем случае посылать своих драгоценных чистокровных животных в горы с шайкой ищеек. Поэтому она попросила Энди Мак-Арана, Покера Ливингстона и еще пару надежных людей ночью отогнать лошадей. Если бы даже они разбрелись по окружающим ферму лугам, в следующие дни у Гвинейры и рабочих было бы достаточно времени, чтобы снова их собрать. Конечно, это вызвало бы небольшой переполох с утра, но Сайдблоссом точно не стал бы переносить запланированное мероприятие только потому, что людям внезапно дали не тех лошадей.

Но о своих намерениях Гвинейра решила не рассказывать Флёретте. Она слишком боялась, что девочка пожелает участвовать в рискованной затее.

— Твоя Ниниана будет снова здесь самое позднее послезавтра! — утешила она дочь. — Она сбросит с себя всадника-неудачника и вернется домой. Она не позволит издеваться над собой. Надо же — ужин с предводителями крестового похода! Какие расходы ради поимки одного человека!

Гвинейра скривилась, попытавшись изобразить улыбку, и вышла из комнаты, оставив там злую и задумчивую дочь. Флёретту раздражало ощущение собственной беспомощности. Как подло поступил Джеральд, отдав Ниниану совершенно незнакомому человеку! Внезапно у Флёр появился план. Она решила отвести лошадь в безопасное место, пока мужчины напивались в салоне. Для этого ей пришлось бы выскользнуть из своей комнаты, но, в конце концов, любая дорога в конюшню ведет через салон, а там сейчас, скорее всего, никого нет. Гости были заняты переодеванием к банкету. Снаружи царил настоящий хаос, поэтому во дворе на нее тоже никто не обратит внимания, если Флёр спрячет волосы под платком и поторопится, чтобы не попасться кому бы то ни было на глаза. От двери, ведущей в кухню, до конюшни было всего несколько шагов. Если бы кто-то и увидел ее, то принял бы за прислугу.

Возможно, план Флёр даже удался бы, если бы Пол не следил за своей сестрой. У мальчишки снова было плохое настроение. Его кумир Джон Сайдблоссом не обращал на него внимания, а Джеральд резко отказал Полу, когда тот попросил взять его с собой в горы. Поэтому он слонялся без дела возле конюшни и, естественно, сильно заинтересовался, когда Флёретта проскользнула мимо него. Пол сразу же понял, что у сестры на уме.

Ему нужно было позаботиться о том, чтобы Джеральд поймал Флёр на горячем.

Гвинейре потребовалось все ее терпение, чтобы пережить вечерний банкет. Кроме нее, там были только мужчины, и они, все без исключения, успели выпить еще до начала ужина. Теперь хватило пары бокалов вина, чтобы некоторые из них потеряли способность членораздельно разговаривать. Все смеялись над глупейшими шутками, выкрикивали неприличные тосты и анекдоты и вели себя по отношению к Гвинейре совсем не как джентльмены.

Но по-настоящему плохо она себя почувствовала, когда в конце ужина к ней внезапно подошел Джон Сайдблоссом.

— Нам нужно поговорить, мисс Гвин, — как всегда, прямолинейно заявил он.

К слову, среди целой орды пьяниц он один казался абсолютно трезвым. Но за последние несколько дней Гвинейра узнала его слегка поближе и теперь могла без труда распознать признаки опьянения. Моргая, Сайдблоссом опускал веки на мгновение дольше, а его взгляд был не холодным и спокойным, а подозрительным и вызывал желание спрятаться подальше. Джон сдерживал свои чувства, но в нем угадывалось целое море эмоций.

— Я думаю, вы уже знаете, что вчера я попросил руки вашей дочери. Флёретта отказала мне.

Гвинейра пожала плечами.

— Это ее право. В цивилизованных странах девушек спрашивают, прежде чем жениться на них. И если вы не понравились Флёр, я ничего не могу с этим поделать.

— Вы могли бы замолвить за меня словечко... — сказал Сайдблоссом.

— Я боюсь, это ничего не изменит, — заметила Гвинейра и почувствовала, что тоже едва сдерживает свои чувства. — Да я бы и не стала этого делать. Я не очень хорошо знаю вас, мистер Сайдблоссом, но то, что я вижу, мне не нравится...

Сайдблоссом ухмыльнулся.

— Ах, ты посмотри-ка! Я не понравился леди! И какие же у меня недостатки, леди Уорден? — спросил он холодно.

Гвинейра вздохнула. Вообще-то, она не собиралась спорить с ним, но если ему так хочется...

— Этот военный поход против одного человека кажется мне не очень удачной идеей, — начала она. — И вы плохо влияете на остальных овцеводов. Без ваших нашептываний лорд Баррингтон никогда не опустился бы до того, чтобы собрать группу бездельников, которая сейчас бродит снаружи. Ваше отношение ко мне является оскорбительным, а о Флёретте я вообще молчу. Настоящий джентльмен, мистер Сайдблоссом, в вашем положении попытался бы переубедить девушку. Но вы обращаетесь с Флёреттой бесцеремонно. Вы явились инициатором того, чтобы какие-то бродяги отправились в горы на наших лучших лошадях. Ведь это же вы предложили, не так ли? Джеральд слишком пьян для подобных выходок!

Дав волю своему гневу, Гвинейра говорила очень быстро. Происходящее действовало ей на нервы. А теперь еще и Пол подкрался сзади и внимательно прислушивался к спору взрослых.

Сайдблоссом рассмеялся.

— Туше, дорогая! Маленькая карательная экспедиция. Мне не нравится, когда кто-то не подчиняется. Но вы подождите, ваша малышка еще будет моей. Когда мы вернемся, я приложу к этому все усилия. Против вашей воли, леди!

Теперь Гвинейре хотелось просто окончить этот разговор.

— Тогда я желаю вам успеха, •— твердо произнесла она. — А ты, Пол, пойдешь сейчас со мной наверх. Я ненавижу, когда ты подкрадываешься сзади и подслушиваешь!

Мальчик вздрогнул от испуга. Но то, что он здесь узнал, стоило выговора. Возможно, Джеральд и не был подходящим человеком, которому следовало рассказать о проделках Флёретты. Для матери и его сестры было бы намного больнее, если бы именно Сайдблоссом раскрыл «кражу лошадей».

Пока Гвинейра поднималась к себе в комнату, Пол незаметно вернулся и нашел Джона Сайдблоссома. Фермер, казалось, начал скучать в компании остальных гостей. Впрочем, это было неудивительно — все, кроме него, совершенно опьянели.

— Вы... хотите жениться на моей сестре? — заговорил с ним Пол.

Сайдблоссом недоуменно посмотрел на мальчика сверху вниз.

— Да, у меня есть такие намерения. Еще один возражатель нашелся? — спросил он, криво улыбнувшись.

Пол покачал головой.

— Как по мне, можете делать с ней что хотите. Только вам нужно знать кое-что о Флёретте. Она, конечно, выглядит очаровательно. Но у нее уже был парень. Рубен О’Киф.

Сайдблоссом кивнул.

— Да, я знаю, — произнес он без особого энтузиазма.

— Но она вам не все рассказала! — оживившись, продолжал Пол. — Она вам не сказала, что у нее с ним... было! И я все видел!

Сайдблоссом посмотрел на мальчика с большим интересом.

— Что ты говоришь? Неужели твоя сестра не девственница?

Пол пожал плечами. Понятие «девственница» ему ни о чем не говорило.

— Спросите ее сами, — ответил он. — Она сейчас в конюшне!

Сайдблоссом нашел Флёретту в стойле Нинианы, где девушка как раз задавалась вопросом, что же делать дальше. Просто отпустить Ниниану на волю? Тогда существовала опасность, что она, выбежав из конюшни, предпочтет остаться неподалеку от остальных лошадей. Наверное, будет лучше поскакать на ней до отдаленного выгона и там привязать. Но, поразмыслив, Флёретта решила, что это слишком рискованно, потому что тогда ей придется возвращаться домой пешком, мимо боковых построек, которые сейчас просто напичканы пьяными мужчинами.

Девушка раздумывала, что же ей делать, и машинально поглаживала свою любимицу по гриве, нашептывая ей ласковые слова. Другие лошади тоже оживленно двигались в своих стойлах, а Грейси обнюхивала сено. Внезапно Флёретта услышала, как кто-то тихо открыл дверь. Когда Грейси навострила уши и залаяла, было слишком поздно. Джон Сайдблоссом стоял в проходе и ухмылялся, глядя на девушку.

— Так-так, малышка. Значит, по ночам мы проводим время в конюшне. Признаюсь, для меня было неожиданностью обнаружить тебя здесь одну.

Флёретта испугалась и инстинктивно спряталась за лошадь.

— Это наша конюшня, — храбро ответила она. — Я могу быть тут, когда пожелаю. И я всего лишь хотела проведать свою лошадь.

— Ты проведываешь свою лошадь? Как трогательно...

Сайдблоссом подошел поближе. Сейчас он был похож на дикого зверя, подкрадывающегося к своей жертве. К тому же в глазах Джона горел тот самый недобрый огонек, от которого по телу девушки бегали мурашки.

— Может, ты еще кого-то ждешь?

— Я не знаю, о чем вы говорите. — Флёретта надеялась, что ее голос звучит уверенно.

— Да знаешь ты все. Разыгрываешь передо мной тут невинного агнца, обещанного в жертву чудовищу, а сама развлекаешься тут с ним в сене! Не беспокойся, Флёретта, я все знаю из надежного источника, даже если сегодня мне и не удалось вас поймать с поличным. Но тебе повезло, драгоценная. Я принимаю использованный товар. Мне не нужна робкая девственница. С ней одни только проблемы. Так что не переживай, можешь пойти к алтарю в белом платье. Но я ведь могу уже сейчас попробовать, правда?

Быстрым движением он выдернул Флёретту из-за лошади. Ниниана испугалась и забилась в угол стойла. Грейси начала лаять.

— Отпустите меня!

Флёретта попыталась отстраниться от мужчины, но Сайдблоссом только засмеялся. Его сильные руки прижали девушку к стене, а губы приблизились к ее лицу.

— Вы пьяны, отпустите меня!

Флёретта хотела укусить его, но, несмотря на выпитый виски, рефлексы Сайдблоссома остались безупречными. Он откинул голову и ударил девушку по лицу. Флёр упала, приземлившись на охапку сена. Сайдблоссом оказался сверху нее, прежде чем Флёретта смогла подняться и убежать.

— Ну давай, показывай, что ты можешь предложить... — Сайдблоссом разорвал ее блузку и с восхищением посмотрел на небольшую грудь. — Красивая... как раз помещается в ладошку! — воскликнул он и схватил ее.

Флёретта снова попыталась вырваться, но он прижал ее колено своей ногой и, таким образом, не дал ей возможности двигаться.

— Прекращай уже бушевать, как лошадь, которую оседлали в первый раз! Ты у нас опытная, как я наслышан. Так что позволь мне... — Сайдблоссом попытался найти замок на ее юбке, но та была сшита настолько мастерски, что ему это не сразу удалось.

Флёретта закричала и укусила его за руку, когда он попытался закрыть ей рот.

— Мне нравится, когда у женщины есть темперамент! — со смехом воскликнул он.

Отчаявшись вырваться из лап насильника, Флёр начала всхлипывать. Грейси не прекращала истерично лаять. Затем шум в конюшне пронзил высокий женский голос:

— Отпустите мою дочь, пока я не показала свой темперамент! — В дверях стояла Гвинейра с ружьем в руках, направленным на Джона Сайдблоссома. За ней Флёр увидела Энди Мак-Арана и Покера Ливингстона.

— Ну-ну, осторожно, я... — Сайдблоссом отпустил Флёретту и поднял руки вверх, пытаясь успокоить окруживших его людей.

— Мы еще поговорим. Флёр, он тебе что-то сделал? — Гвин передала ружье Энди и взяла дочь за руку.

Флёретта покачала головой.

— Нет. Он... он только успел меня схватить. О, мамочка, мне было так страшно!

Гвинейра кивнула.

— Я знаю, малышка. Но теперь все позади. Быстро домой! Когда я уходила, вечеринка в салоне уже подходила к концу. Но, возможно, твой дед с несколькими гостями, которые до сих пор держатся на ногах, продолжает пировать в своем кабинете, так что будь осторожна. Я скоро приду.

Флёретте два раза повторять не надо было. Съежившись, она натянула на грудь разорванную блузку и бросилась наутек. Мужчины почтительно пропустили ее, когда она побежала к кухонной двери. Ей хотелось побыстрее оказаться в своей комнате, где она могла чувствовать себя в безопасности. Ее мать была уверена, что Флёр пробежит через салон со скоростью ветра...

— Где же пропадает Сайдблоссом?

Джеральд Уорден еще не считал вечер законченным. Конечно же, он был сильно пьян, как и все остальные овцеводы, собравшиеся в кабинете хозяина Киворд-Стейшн. Но это обстоятельство не помешало ему предложить поиграть в карты. Реджинальд Бизли, пьяный как никогда прежде, уже успел дать свое согласие, да и лорд Баррингтон не отказывался. Не хватало только четвертого мужчины, Джона Сайдблоссома, который с давних пор был любимым приятелем Джеральда, если речь шла о том, чтобы обобрать кого-то в блек-джек.

— Он недавно ушел. Наверное, уже спит, — сообщил Баррингтон. — Мо... молодые молокососы не могут больше вы... вынести...

— Джонни Сайдблоссом еще никогда не пропустил ни одной игры, — вступился за своего товарища Джеральд. — Он же выпивал вместе с нами. Должен быть где-то недалеко...

Джеральд был настолько пьян, что начал искать Сайдблоссома под столом. Бизли выглянул в салон, но там сидел только Пол, который делал вид, будто занят чтением книги, хотя сам с нетерпением ожидал возвращения Флёретты и Сайдблоссома. И тут мальчишке представилась еще одна возможность скомпрометировать свою сестру.

— Вы ищете мистера Сайдблоссома? — спросил он вежливо, но настолько громко, что присутствующие в кабинете Уордена мужчины просто не могли не расслышать вопрос. — Он с моей сестрой в конюшне.

Джеральд Уорден вылетел из кабинета, обуреваемый сильной яростью, которую может породить только алкоголь.

— Проклятая маленькая шлюшка! Сначала она строит из себя невинную овечку, а затем исчезает в конюшне с Джонни!

При этом она ведь знает, что такие поступки увеличивают размер приданого. Если он и возьмет ее в жены, то потребует теперь половину моей фермы!

Не менее возмущенный Бизли тоже последовал за ним. Его предложение руки и сердца она отклонила. И теперь валялась в сене с этим Сайдблоссомом?

Мужчины сначала не могли решить, как им пойти — через кухню или через главный вход, из-за чего на мгновение в доме воцарилась тишина. Внезапно в салоне показалась Флёретта. Девушка испуганно остановилась перед своим дедом и его собутыльником.

— Ах ты, маленькая потаскушка! — Джеральд был вторым человеком, который сегодня ударил девушку по лицу. — Где твой любовничек, а? Где Джонни? Этот хитрый черт чуть не обвел меня вокруг пальца. Но так нельзя вести себя, Флёр, нельзя! — Он толкнул ее в грудь, но девушка твердо стояла на ногах. При этом ей не удалось и дальше сдерживать разорванную блузку, и она расплакалась, когда тонкая материя открыла взорам всех мужчин ее грудь.

Несмотря на это, происходившее отрезвило Джеральда. Будь он один, его охватило бы не чувство стыда, а несколько иное ощущение. Но сейчас, в присутствии окружающих, действиями Уордена руководил здравый смысл и деловой интерес. После этой истории Флёретту не взял бы в жены ни один приличный мужчина. Сайдблоссом обязан был на ней жениться, так как это означало бы, что честь внучки Уордена была бы сохранена хотя бы наполовину.

— Сейчас же прикройся и отправляйся в свою комнату! — приказал он, отворачиваясь. — Завтра же мы объявим о твоей помолвке, даже если мне придется вести Сайдблоссома в церковь под прицелом. И тебя тоже! Больше твои капризы слушать никто не будет!

Флёретта была слишком напугана и измучена, чтобы что-либо отвечать. Она собрала на груди блузку и побежала вверх по лестнице.

Через час Гвинейра обнаружила свою рыдающую и дрожащую от обиды дочь под одеялом в ее комнате. Гвин тоже дрожала, но скорее от ярости. Прежде всего она корила себя за то, что сразу же занялась Сайдблоссомом и безопасностью лошадей, вместо того чтобы провести Флёретту в дом. С другой стороны, это не сильно повлияло бы на развитие событий. Обе женщины могли слышать крики Джеральда с интервалом в час. Мужчины, естественно, не разошлись по своим комнатам, а отправились в конюшню, где Сайдблоссом до сих пор находился после нагоняя Гвинейры. Бог знает что он им рассказал. В любом случае Джеральд ожидал теперь Гвинейру, чтобы предъявить ей те же обвинения и угрозы, какие услышала от него Флёр часом раньше. Как Джеральд, так и другие «зрители» были заинтересованы в подобном продолжении вечера. Завтра же, заявил Уорден, Флёр и Джон должны обручиться.

— И самое... самое страшное, что он прав... — заикаясь, говорила Флёр. — Мне теперь ни... никто не поверит. Они... они разнесут слухи по... по всей округе. Если я скажу «нет», перед... перед священником, они меня просто высмеют!

— Тогда пускай смеются! — уверенно произнесла Гвинейра. — Ты не выйдешь замуж за этого Сайдблоссома, пока я жива!

— Но... дедушка — мой опекун. Он заставит меня.

Флёретта продолжала рыдать.

Гвинейра приняла решение. Флёр нужно было отсюда уезжать. Но она согласилась бы только тогда, когда узнала бы всю правду.

— Послушай, Флёр, Джеральд Уорден не может тебя заставить делать что-либо. Строго говоря, он вообще тебе не родственник...

— Но...

— Джеральд считается твоим опекуном, потому что думает, что он твой дед. Но это не так. Лукас Уорден не твой настоящий отец.

Теперь было поздно. Гвинейра прикусила губу.

Рыдания застряли у Флёретты в горле.

— Но...

Гвин села рядом с дочерью и обняла ее.

— Послушай, Флёр. Лукас, мой муж, был хорошим человеком, но он... ну, он не мог зачать ребенка. Мы пробовали, но у нас ничего не вышло. А твой де... Джеральд Уорден превратил нашу жизнь в сущий ад, так как никак не мог получить желанного наследника Киворд-Стейшн. И тогда я... я...

— Ты изменила моему отцу, вернее... мужу? — В голосе Флёретты звучала растерянность.

Гвин покачала головой.

— Не потому, что мне этого хотелось. Только ради того, чтобы зачать ребенка. После этого я всегда была ему верной.

Флёретта наморщила лоб. Гвин догадывалась, что творилось в голове дочери.

— А откуда же появился Пол? — спросила девушка после довольно продолжительной паузы.

Гвин закрыла глаза. Только не это...

— Пол — Уорден, — произнесла она. — Но давай не будем сейчас о Поле. Флёретта, я думаю, тебе нужно отсюда уехать...

Казалось, Флёр совершенно ее не слушала.

— Кто мой отец? — тихо спросила она.

Гвинейра ненадолго задумалась, но затем решила все-таки сказать правду.

— Наш бывший управляющий. Джеймс МакКензи.

Флёретта посмотрела на мать округлившимися от удивления глазами.

— Тот самый МакКензи?

Гвинейра кивнула.

— Именно тот. Мне жаль, Флёр...

Сперва казалось, что Флёретта потеряла дар речи, но затем девочка улыбнулась.

— Захватывающая история. Настоящая романтика. Ты же помнишь, как мы с Рубеном в детстве играли в Робина Гуда? А теперь, оказывается, я... как бы выразиться... дочь мелкого землевладельца!

Гвинейра закатила глаза.

— Флёретта, повзрослей наконец! В жизни в горах нет никакой романтики, она тяжела и опасна. Ты же знаешь, что Сайдблоссом сделает с Джеймсом, если найдет его.

— Ты его любила? — спросила Флёретта с горящими глазами. — Твоего Джеймса, я имею в виду. Любила ли ты его по-настоящему? Грустила, когда он уехал? Почему он вообще уехал? Из-за меня? Нет, этого не может бать! Я помню его. Высокий загорелый мужчина с красивыми чертами лица, правильно? Он возил меня на лошади и все время смеялся...

У Гвинейры защемило сердце от воспоминаний о возлюбленном, но она не должна была поддерживать Флёретту в ее романтических мечтаниях.

— Я не любила его. Это была договоренность, своего рода... сделка. Когда ты родилась, отношения между нами закончились. И я не виновата в том, что он решил уехать.

Строго говоря, это было правдой. Виноваты в случившемся были Джеральд и Пол. Гвинейра все еще чувствовала боль утраты. Но Флёретта не должна была об этом узнать. Просто не могла!

— Давай заканчивать этот разговор, Флёр, а то скоро солнце взойдет. Тебе нужно уезжать отсюда, пока не произошла помолвка и обстановка не накалилась до предела. Собери вещи. Я принесу тебе денег из своего кабинета. Ты можешь забирать все, что у меня есть, но их немного, так как большая часть поступлений идет прямо в банк. Энди, скорее всего, еще не спит, он поможет тебе оседлать Ниниану. После этого ты должна скакать как можно быстрее, чтобы, когда завтра все проснутся с похмелья, тебя уже и след простыл.

— Ты не против, если я отправлюсь к Рубену? — спросила Флёретта, затаив дыхание.

Гвинейра вздохнула.

— Я была бы намного спокойнее, если бы знала, что ты его точно найдешь. Но это действительно единственная возможность, по крайней мере пока Гринвуды не вернулись из Англии. Черт побери, мне следовало отправить тебя вместе с ними! Но теперь уже поздно об этом сожалеть. Найди своего Рубена, выйди за него замуж и будь счастлива!

Флёр обняла мать.

— А ты? — тихо спросила она.

— Я останусь здесь, — ответила Гвинейра. — Кто-то ведь должен заботиться о ферме, а мне это, как ты знаешь, доставляет удовольствие. Джеральд и Пол... ну, мне придется смириться и жить рядом с ними.

Через час Флёретта на своей лошади Ниниане во весь опор скакала по направлению к горам. Они с матерью сошлись на том, что Флёр не следовало ехать прямиком в Квинстаун. Джеральд наверняка подумал бы, что она поехала к Рубену, и отправил бы на ее поиски мужчин.

— Спрячься на пару дней в горах, Флёр, — посоветовала ей Гвинейра. — А после этого отправляйся в Отаго. Возможно, ты встретишь Рубена уже по пути. Насколько мне известно, Квинстаун не единственное место, где ведутся поиски золота.

Флёретта была настроена скептически.

— Но ведь Сайдблоссом отправляется в горы, — с опаской в голосе заметила она. — И если он будет искать меня ...

Гвин покачала головой.

— Флёр, дорога в Квинстаун пока что закрыта для тебя. Но горы почти бесконечны. Он не найдет тебя — это все равно что искать иголку в стоге сена. Так что не переживай.

Наконец-то Флёр поняла ход мыслей матери. Но когда она направила лошадь сначала в сторону Холдона, а затем к озерам, где находилась ферма Сайдблоссома, то до смерти испугалась.

Где-то там находится ее отец... Постепенно эта мысль начала доставлять девушке удовольствие. Она не была одинока в горах. За Джеймсом МакКензи тоже велась погоня.

 

6

Земля с расположенными на ней озерами Текапо, Пукаки и Охао была прекрасна. Флёретта не могла насмотреться на кристально чистые водоемы и ручьи, странные горные образования и бархатную зелень пастбищ. Сразу за ними возвышались Альпы. Сайдблоссом был прав: не исключено, что здесь были тайные долины и озера, ждущие своих первооткрывателей. Флёретта воодушевленно направляла свою кобылу все ближе к горам.

У нее есть время. Возможно, она могла бы найти золото! Однако девушка не имела понятия, где его лучше всего искать. Более внимательное изучение ледяных горных ручьев, из которых она пила и в которых на скорую руку умывалась, не открыло ее взору никаких самородков. Зато через три дня она наловила рыбы и решила развести огонь, чтобы поджарить ее. Поначалу Флёр была слишком напугана и постоянно думала о том, что ее наверняка преследуют люди Сайдблоссома. Но потом она вспомнила слова матери: земля была слишком большой, чтобы ее можно было полностью осмотреть. Преследователи Флёр не знали, где им начинать поиски, к тому же еще прошел дождь. Даже если бы они использовали собак-ищеек — а в Киворд-Стейшн подходящих животных не имелось, — след девушки уже давно смыло дождем.

Тем временем Флёр достаточно уверенно передвигалась по нагорью. Раньше она часто играла с маорийскими детьми своего возраста и проведывала друзей в деревне. Поэтому она точно знала, где можно было найти съедобные корешки, как из такакау замесить тесто и запечь его, как наловить рыбы и развести огонь. Она также почти не оставляла следов своего присутствия. Остывшие кострища девушка аккуратно присыпала землей, а отходы закапывала. Ее точно никто не преследовал. Через пару дней она собиралась свернуть к озеру Вакатипу, где располагался Квинстаун.

Если бы только ей не надо было переживать это приключение одной! После неполных двух недель верховой езды Флёр чувствовала себя одинокой. Было хорошо по ночам прижиматься к Грейси, но девушка все больше тосковала по обществу людей.

При этом она была не единственной, кто стремился к себе подобным. Ниниана тоже иногда потерянно ржала, глядя вдаль, хотя и продолжала слушаться Флёретту.

В конце концов именно Грейси нашла себе компанию. Маленькая собачка побежала вперед, пока Ниниана медленно продвигалась по каменистой тропе. Флёретта вынуждена была сконцентрировать свое внимание на дороге, поэтому оторопела, увидев за скалой, где горная местность снова переходила в поросшую травой равнину, двух трехмастных собак, играющих друг с другом.

Сначала Флёретте показалось, что зрение обманывает ее. Но если бы она увидела двух Грейси, значит, собакам пришлось бы двигаться одинаково! Вместо этого они прыгали, гонялись друг за другом и, очевидно, наслаждались выпавшей возможностью пообщаться друг с дружкой. При этом они были похожи как две капли воды!

Флёретта подъехала поближе, чтобы подозвать Грейси к себе. Приглядевшись, она все же заметила разницу между собаками. Незнакомая была немного выше Грейси, а ее нос — чуть длиннее. Но она была чистопородной бордер-колли, в этом девушка не сомневалась. Откуда же она взялась? Флёр была уверена, что бордер-колли не бродяжничают и не охотятся. Без хозяина они бы не отправились так высоко в горы. Кроме того, это животное производило впечатление ухоженного.

— Пятница! — раздался мужской голос. — Пятница, ты где? Уже пора их загонять!

Флёр осмотрелась, но не увидела зовущего. Собака по кличке Пятница повернула на запад, где, похоже, простиралась бесконечная равнина. Ее хозяин уже должен был бы показаться. Флёр немного растерялась. Где же он? Что до Пятницы, то ей, судя по всему, не хотелось расставаться с Грейси. Но потом Грейси внезапно взяла след, посмотрела горящими глазами на Флёретту и ее лошадь — ив следующую секунду обе собаки побежали вперед, словно управляемые невидимыми нитями.

Флёр последовала за ними, как ей казалось, в никуда, но очень скоро она догадалась, что это был оптический обман. Поросшая травой земля распростерлась не до горизонта, а разделялась на террасы. Пятница и Грейси побежали вниз. Тогда и Флёр поняла, что так притягивало собак. На самой нижней, теперь хорошо обозреваемой террасе паслись как минимум пятьдесят овец, которых охранял мужчина, ведущий на поводке мула. Увидев бегущих рядом Пятницу и Грейс, он растерялся так же, как и Флёр, а потом недоверчиво посмотрел в ту сторону, откуда прибежала собака. Флёретта позволила Ниниане спуститься вниз по террасам. Девушка испытывала больше любопытства, чем была напугана. В конце концов, незнакомый пастух не выглядел опасным и, пока она сидела на коне, он никак не мог ей навредить. Его тяжело нагруженный мул явно не был пригоден для погони.

Тем временем Грейси и Пятница начали вместе гнать овец. При этом они так ловко и естественно работали в команде, как будто никогда не занимались ничем другим.

Мужчина окаменел, увидев Флёретту, приближавшуюся на своей кобыле.

Флёр посмотрела на обветренное угловатое лицо с буйной каштановой бородой и каштановыми волосами, в которых уже виднелись серебряные нити. Мужчина был крепкого телосложения, но при этом худой, его одежда выглядела сильно поношенной, как и вьючное седло на муле, но аккуратной и чистой. Карие глаза пастуха смотрели на Флёретту так, словно он увидел призрака.

— Это не может быть она, — тихо произнес он, когда девушка остановила перед ним свою лошадь. — Это невозможно... и собака эта тоже не может быть. Она... Ей, наверное, скоро уже исполнится двадцать. Господь милостивый... — Казалось, мужчина пытался взять себя в руки. В поисках опоры он схватился за седло.

Флёр пожала плечами.

— Хотя я и не знаю, кем я не должна быть, сэр, но у вас красивая собака.

Казалось, к мужчине вернулось самообладание. Он глубоко вдыхал и выдыхал, но все еще смотрел на Флёр, не веря своим глазам.

— На этот комплимент я могу ответить тем же, — сказал он, немного успокоившись. — Она... она дрессированная? В смысле, как собака-загонщик?

Флёр почувствовала, что мужчину на самом деле не интересовала Грейси; казалось, он хотел выиграть время, пока у него в голове лихорадочно проносились мысли. Но Флёр кивнула и осмотрелась в поисках подходящего задания, чтобы продемонстрировать умения собаки. Затем она улыбнулась и отдала Грейси команду. Маленькая собачка бросилась вперед.

— Вон тот большой баран справа. Она погонит его между скалами. — Флёретта приблизилась к скалам. Грейси уже отделила барана от стада и ждала дальнейших приказов. Пятница лежала, притаившись, и была готова в любое мгновение вскочить и помчаться на помощь к новой подруге.

Но той не нужна была помощь. Баран спокойно побежал между камнями.

Мужчина кивнул и теперь тоже улыбнулся. Он выглядел намного спокойнее. Очевидно, он пришел к какому-то выводу.

— Вон та овцематка сзади, — произнес он, указывая на округлое животное, и свистнул Пятнице. В ответ на команду собачка пулей обежала стадо, выгнала из него указанную овцу и направила ее к скалам. Но овцематка оказалась не такой покорной, как баран Грейси. Пятнице понадобилось три подхода, чтобы прогнать ее между скалами.

Флёретта довольно улыбнулась.

— Я победила! — воскликнула она.

Глаза мужчины заблестели, и Флёр показалось, что она увидела в них почти нежность.

— У вас, кстати, красивые овцы, — быстро добавила она. — Я в этом разбираюсь. Я из... овцеводческой фермы.

Мужчина снова кивнул.

— Вы — Флёретта Уорден с Киворд-Стейшн, — сказал он. — Господи, я поначалу было подумал, что вижу перед собой привидение! Гвинейра, Клео, Игрэн... Вы с вашей матерью похожи как две капли воды! И так же элегантно держитесь в седле. Но это было предсказуемо. Я все еще помню, как вы плакали, пока я пытался вас усадить. — Он улыбнулся. — Впрочем, вы меня не помните. Позвольте представиться... Джеймс МакКензи.

Теперь Флёретта тоже пристально смотрела на него, а потом застенчиво отвела взгляд. Чего этот мужчина ожидал от нее? Что она притворится, будто не слышала о его дурной славе вора? Не говоря уже о невероятном факте, что он был ее отцом?

— Я... послушайте, не подумайте, что я... что я прибыла сюда, чтобы схватить вас или еще что... — начала было она. — Я...

МакКензи оглушительно засмеялся, но потом взял себя в руки и ответил взрослой Флёр так же серьезно, как когда-то отвечал четырехлетней девочке:

— Я бы от вас такого и не ожидал, мисс Флёр. Вы всегда были неравнодушны к свободным мелким землевладельцам. Вы же состояли какое-то время в связи с неким Рубеном Гудом, не так ли?

Она увидела, как глаза мужчины весело загорелись, и вдруг узнала его. В детстве она называла его мистером Джеймсом, и он всегда был для нее особым другом.

Стеснительность Флёретты улетучилась.

— И до сих пор! — подыграла она. — Рубен Гуд и я поклялись любить друг друга... это одна из причин, по которой я здесь.

— Ага, — сказал МакКензи. — Шервудского леса будет, пожалуй, маловато для все растущего числа ваших приверженцев. Но здесь-то я могу помочь, леди Флёр... Но в любом случае нам сначала нужно перегнать овец в безопасное место. Здешняя земля начинает гореть у меня под ногами. Не хотите ли сопроводить меня, мисс Флёр, и побольше рассказать мне о себе и вашей матери?

Флёретта старательно закивала.

— С удовольствием. Но... вам бы лучше отправиться куда-нибудь, где вы будете в безопасности. А овец просто отдать обратно. Мистер Сайдблоссом ищет меня со своей поисковой группой... почти с армией, как говорит моя мать. Мой дед тоже с ними. Они хотят схватить вас и меня...

Флёретта настороженно огляделась. До этого момента она чувствовала себя в безопасности, но если Сайдблоссом был прав в своих предположениях, она находилась сейчас на территории Лайонел-Стейшн, на его земле. И возможно, Джон имел кое-какие соображения насчет местонахождения МакКензи.

МакКензи снова засмеялся.

— Вы, мисс Флёр? Что же вы такого натворили, что за вами отправляют поисковую команду?

Флёр вздохнула.

— Ах, это долгая история...

МакКензи кивнул.

— Хорошо, тогда мы отложим этот разговор до тех пор, пока не окажемся в безопасности. Просто следуйте за мной, а ваша собака составит компанию Пятнице. Тогда мы сможем побыстрее скрыться отсюда. — Он свистнул Пятнице, которая, казалось, точно знала, чего он от нее ожидал. Она погнала овец в сторону от террасы на запад, к Альпам.

МакКензи взобрался на своего мула.

— Вам не стоит беспокоиться, мисс Флёр. Местность, куда мы отправляемся, совершенно безопасна.

Флёретта последовала за ним.

— Называйте меня просто Флёр, — попросила она. — Это и без того... очень странно, когда мой... то есть когда кто-то вроде вас называет меня мисс.

МакКензи бросил на нее испытующий взгляд.

Некоторое время оба молча ехали рядом, в то время как собаки гнали овец по каменистой местности. Травы здесь было мало, а дорога неуклонно шла вверх. Флёр задавалась вопросом, действительно ли МакКензи ведет ее в горы, но не могла себе такого представить.

— Как вы... то есть как получилось, что вы... — внезапно вырвалось у нее, когда Ниниана ловко пробиралась по каменистой тропе. Дорога становилась все тяжелее и теперь пролегала через узкое русло ручья, окруженное крутыми скалами. — Вы ведь были управляющим в Киворд-Стейшн и...

МакКензи ехидно засмеялся.

— Ты хотела спросить, почему уважаемый и прилично оплачиваемый работник превратился в вора? Это тоже долгая история...

— Но нам предстоит далекий путь.

МакКензи окинул ее нежным взглядом.

— Ну ладно, Флёр. Покинув Киворд-Стейшн, я намеревался купить собственный участок земли и начать разводить овец. Я накопил немного денег, и пару лет назад меня бы точно ожидал успех. Но теперь...

— А что теперь? — спросила Флёр.

— Приобрести здесь пастбищные угодья по приемлемым ценам практически невозможно. Крупные разводчики скота — Уорден, Бизли, Сайдблоссом — прибирают к рукам участок за участком. Земля маори уже пару лет считается владениями британской короны. Без разрешения губернатора маори продать ее не могут. А разрешение это получают только избранные претенденты. Кроме того, границы очень неточные. Сайдблоссому, например, принадлежат пастбищные угодья между озером и горами. Доныне он претендует на землю, идущую до террас, на которых мы встретились. Но если сейчас обнаружится еще какая-то земля, то, естественно, он будет утверждать, что она тоже принадлежит ему. И никто не будет протестовать, разве что маори могли бы заявить о своих претензиях на землю. Но они этого почти никогда не делают. У них же совершенно иное отношение к земле, чем у нас. Именно здесь, в предгорье Альп, они редко селятся надолго. Обычно племя маори приходит сюда летом на пару недель, чтобы порыбачить и поохотиться. Скотоводы не препятствуют туземцам — если, конечно, им хватает ума на это. А менее умные скандалят. Подобные случаи как раз и называют в Англии «войнами маори».

Флёретта кивнула. Мисс Хелен рассказывала о восстаниях, но это происходило в основном на Северном острове.

— В любом случае я тогда не нашел земли. Денег хватило бы максимум на крошечную ферму, а скота я себе вообще не смог бы купить. И я отправился в Отаго искать золото. Мне бы хотелось строить иные планы. Я немного в этом разбираюсь, Флёр, я был в Австралии во время золотой лихорадки. Поэтому я подумал, что не мешало бы сделать круг и осмотреться... Ну вот, так я и нашел это.

МакКензи обвел местность широким жестом, и глаза Флёретты округлились. Русло ручья стало заметно более широким, и теперь их взгляду открывался вид на нагорье. Сочная трава, просторные пастбищные угодья, которые тянулись через поросшие нежной травой склоны. Овцы сразу же разбежались.

— Разрешите представить — МакКензи-Стейшн! — с улыбкой сказал Джеймс. — На данный момент населена только мною и племенем маори, которое приходит раз в году и так же не любит мистера Сайдблоссома, как и я. Он с недавних пор обносит изгородью большие пастбищные угодья, при этом отрезая маори от одной из их святынь. Но как бы там ни было, они остаются моими хорошими друзьями. Мы разбиваем вместе лагерь, обмениваемся подарками... они меня не предадут.

— А кому вы продаете овец? — с любопытством спросила Флёр.

Джеймс рассмеялся.

— Ты и правда хочешь все знать! Ну ладно, у меня есть торговец в Данидине. Он не особо присматривается, когда получает хороших животных. А я продаю и выращенных самостоятельно. Если на породистых животных имеется клеймо, они остаются здесь, а я продаю только ягнят. Но пойдем же, вот и мой лагерь. Достаточно примитивный, но мне не хочется строить домик, ведь сюда может забрести пастух. — МакКензи подвел Флёретту к палатке и месту, где он разводил костер. — Вон там ты можешь привязать свою лошадь, я натянул веревки между деревьями. Тут достаточно травы, и с мулом они точно найдут общий язык. Красивая лошадь. Отпрыск кобылы Гвин?

Флёретта кивнула.

— Ее дочь. А Грейси — дочь Клео. Конечно, она на нее похожа.

МакКензи рассмеялся.

— Настоящая семейная встреча. Пятница — тоже дочь Клео. Гвин подарила мне ее на прощание...

Когда он заговорил о Гвинейре, в его глазах снова появилась нежность.

Флёр задумалась. История с ее зачатием была деловой договоренностью? Выражение на лице Джеймса свидетельствовало об обратном. И Гвинейра подарила ему на прощание щенка — притом, что с потомством Клео она обычно обходилась как собственница. Все это заставило Флёр посмотреть на их отношения иначе.

— Моей матери вы, наверное, очень нравились... — осторожно произнесла она.

Джеймс пожал плечами.

— Думаю, что недостаточно... Но расскажи теперь, Флёр, как у нее дела? И у старого Уордена? Молодой же, как я слышал, умер. У тебя есть брат?

— Лучше бы у меня его не было! — резко воскликнула Флёретта и в тот же момент осознала приятный факт, что Пол приходился ей лишь полукровным братом.

МакКензи улыбнулся.

— Долгая история, значит. Хочешь чаю, Флёр, или лучше виски? — Он снова развел костер, поставил воду на разогрев и достал бутылку из сумки, прикрепленной к седлу. — Ну, я позволю себе немного. За встречу с призраком! — Он налил виски в стопку и выпил за здоровье девушки.

Флёретта задумчиво посмотрела на него.

— Небольшой глоток, — сказала она. — Моя мать говорит, иногда это действует как лекарство...

Джеймс МакКензи умел слушать. Он спокойно сидел у костра, пока Флёр рассказывала историю о конфликте Рубена и Пола, о сватовстве Бизли и Сайдблоссома и о том, что она ни в коем случае не хотела бы заполучить в мужья ни одного из них.

— Значит, ты направляешься в Квинстаун, — наконец заключил МакКензи. —• Чтобы разыскать своего Рубена... Господи, была бы твоя мать в свое время такой же отважной... — Он прикусил губу, чтобы успокоиться, и снова заговорил: — Если хочешь, можем немного проехать вместе. История с Сайдблоссомом вызывает у меня тревогу. Думаю, я доведу овец до Данидина и исчезну на пару месяцев. Посмотрим, может, я попытаю счастья на золотых приисках!

— О, это было бы замечательно, — пробормотала Флёр.

Кажется, МакКензи знал, о чем говорил, когда речь шла о месторождениях золота. Если бы она убедила его присоединиться к Рубену, это приключение могло бы даже иметь успех.

МакКензи протянул ей руку.

— Ну, за удачное сотрудничество! Но ты же знаешь, во что ввязываешься. Если они нас схватят, дело за тобой, потому что я краду скот. По-хорошему ты должна была сдать меня полиции.

Флёретта покачала головой.

— Я не должна вас сдавать, — уточнила она, — если вы — член семьи. Я просто скажу, что вы... вы мой отец.

Джеймс МакКензи просиял.

— Значит, Гвинейра призналась тебе! — воскликнул он с торжествующей улыбкой. — Она говорила о нас! Флёр, может, она сказала... в конце концов, что любила меня?

Флёр покусывала нижнюю губу. Она не могла повторить ему то, что услышала от Гвин. Но она также была убеждена в том, что это не соответствовало действительности. Глаза ее матери светились точно так же, как и у Джеймса, когда она вспоминала о нем.

— Она... она беспокоится о тебе, — после паузы ответила девушка. И это было правдой. — Я уверена, ей хотелось бы снова увидеть тебя.

Флёретта провела ночь в палатке Джеймса. Сам он спал у костра. На следующее утро они хотели пораньше отправиться в путь, но задержались, чтобы порыбачить в ручье и испечь лепешку в дорогу.

— Я не хочу делать привал, по крайней мере пока озера не останутся позади нас, — объяснил МакКензи. — Мы будем ехать всю ночь и проедем населенные места в самое темное время суток. Это утомительно, Флёр, но до сих пор такой путь был наиболее безопасным. Большие фермы находятся далеко друг от друга. А на маленьких люди закрывают глаза и уши. Иногда в награду за это они находят среди своих овец хороший молодняк, выращенный не на одной из больших ферм, а рожденный здесь. Качество маленьких отар на берегах озер становится все лучше и лучше.

Флёр засмеялась.

— А что, есть только один выход отсюда — по долине реки? — поинтересовалась она.

МакКензи покачал головой.

— Нет, ты можешь ехать вдоль подножия гор на юг. Этот путь проще, дорога немного идет под уклон, и в определенный момент тебе просто надо следовать за ручьем на восток. Но в любом случае этот путь длиннее. Он ведет скорее во Фьордленд, чем на равнины Кентербери. Путь для побега, но не самый обычный. Ну, седлай свою лошадь. Нам нужно отправляться, пока Сайдблоссом не напал на наш след.

Казалось, МакКензи не очень-то взволнован. Он совершенно спокойно гнал приличное количество овец по дороге, по которой они вчера пришли. Животным не хотелось, чтобы их прогоняли с обжитых пастбищ. «Собственные» овцы МакКензи протестующе блеяли, когда собаки сгоняли их в кучу.

Тем временем в Киворд-Стейшн Сайдблоссом не стал тратить время на поиски коней на замену. Ему было все равно, на каких лошадях поедут мужчины — на рабочих или на породистых. Для него главным был результат. Последнее стало для него еще более важным, когда он узнал о побеге Флёретты.

— Я поймаю их обоих! — яростно взревел Сайдблоссом. — Парня и девушку. Его можно будет повесить на праздновании нашей свадьбы! Ну же, Уорден, поехали! Нет, не после завтрака! Я хочу заполучить маленькое чудовище, пока ее след не простыл.

Конечно же, эта затея оказалась безнадежной. Флёр не оставила никаких следов. Мужчины могли надеяться только на то, что смогут перехватить ее, когда направятся к ферме Сайдблоссома. Уорден предполагал, что Флёр сбежала в горы. Хотя он и отправил пару человек на быстрых конях непосредственно в Квинстаун, всерьез на успех он не рассчитывал. Ниниана не была беговой лошадью, и, если бы Флёр хотелось отделаться от погони, это бы у нее получилось только в горах.

— А где вы хотите искать этого МакКензи? — уныло спросил Реджинальд Бизли, когда группа наконец-то приехала на территорию Лайонел-Стейшн. Ферма уютно расположилась на берегу озера; за ней раскидывался бесконечный горный мир Альп. МакКензи мог быть где угодно.

Сайдблоссом ухмыльнулся.

— У нас есть маленький разведчик! — сообщил он мужчинам. — Думаю, он скоро будет готов вести нас. Перед тем как я отправился в дорогу, он был еще... как бы это сказать... немного не готов к сотрудничеству...

— Разведчик? — спросил Баррингтон. — Не говорите загадками!

Сайдблоссом спрыгнул с коня.

— Незадолго до своего отправления на равнины я послал маорийского мальчишку привести пару лошадей из горной местности. Но он не нашел их. Он заявил, что они убежали. Тогда мы немного... ну... надавили на него, и он рассказал о тропе или о русле реки, что-то в этом роде, за которым должна находиться открытая земля. Он нам ее завтра покажет. Или я буду держать мальчишку на хлебе и воде до конца его дней!

— Вы держите его в заточении? — шокированный услышанным, спросил Баррингтон. — И как на это реагирует племя? Лучше не злите своих маори...

— Ах, мальчишка уже давно работает на меня. Он, наверное, и не принадлежит к местному племени, а если и так, мне все равно. В любом случае завтра он отведет нас к этой тропе.

Мальчик, низкорослый и исхудавший, выглядел очень напуганным. Пока Сайдблоссом отсутствовал, он действительно находился в темном сарае и весь трясся от страха. Баррингтон поначалу заклинал Сайдблоссома отпустить ребенка, но фермер только рассмеялся.

— Если я его сейчас отпущу, он исчезнет. Завтра, после того как парень укажет нам путь, он может проваливать. А мы отправляемся в дорогу рано, господа, с первыми лучами солнца. Так что не налегайте на виски, если не умеете нормально пить!

Замечания вроде этого, естественно, не очень хорошо воспринимались фермерами из долин, а сдержанные в словах крупные скотоводы, такие как Баррингтон и Бизли, и без того были не в восторге от своего харизматичного предводителя. В отличие от более ранних экспедиций для поимки МакКензи, эта походила не на спокойную охоту, а на военную операцию.

Сайдблоссом систематически прочесывал предгорье Альп над равнинами Кентербери, для чего разделил своих людей на небольшие группы и неотрывно следил за ними. До сегодняшнего дня мужчины верили, что в первую очередь ему хотелось отыскать МакКензи. Но теперь, когда Сайдблоссом располагал конкретными зацепками по поводу того, где скрывался вор скота, они заметили, что им приходится гоняться скорее за Флёреттой Уорден, что многие мужчины сочли излишним. Половина из них была убеждена, что Флёр никуда не денется и вот-вот объявится. И вообще, если девушке не хочется замуж за Сайдблоссома, то у нее на это есть полное право.

Однако же они послушались Сайдблоссома, пусть и неохотно, и распрощались с идеей остаться здесь на ужин и выпить первоклассного виски перед тем, как схватить МакКензи.

— Отпразднуем после охоты! — заявил Сайдблоссом, ничуть не сомневаясь в успехе затеянного фермерами предприятия.

Наутро Сайдблоссом уже ждал мужчин у конюшен вместе с плачущим маорийским мальчиком. Сайдблоссом пустил своего пленника вперед, угрожая ему ужасным наказанием, если тот вдруг вздумает убежать от них.

Но это вряд ли было возможно, поскольку все ехали верхом на лошадях, а подросток передвигался пешком.

Тем не менее мальчуган оказался достаточно выносливым и легко бежал по каменистой местности предгорья Альп, где чистокровным коням Баррингтона и Бизли приходилось особенно тяжело.

В какой-то момент показалось, что он не был уже уверен, на правильном ли они пути, но пара резких слов Сайдблоссома заставила его окончательно сдаться. Юный маори провел поисковую группу через ручей в высохшую долину реки, которая, словно вырезанная ножом, пролегала между каменными стенами...

МакКензи и Флёр успели бы сбежать, если бы собаки не выгнали овец к тому месту, где долина реки расширялась. К тому же овцы так душераздирающе блеяли, что не услышать их было невозможно. Увидев отару, преследователи разделились, чтобы перекрыть ей путь вперед.

МакКензи посмотрел на Сайдблоссома, чей конь вышагивал впереди группы, и придержал своего мула. Тот встал как вкопанный.

— Вот они! Их двое! — крикнул вдруг кто-то из поисковой группы.

Крик вырвал МакКензи из оцепенения. Он растерянно огляделся в поисках путей к отступлению. У него могло быть преимущество, если бы он развернулся и ускакал прочь, прежде чем мужчины пробрались через отару, состоящую как минимум из трехсот голов. Но у них были быстрые лошади, а у него — только мул, который нес на себе все его пожитки. Положение казалось безвыходным. Однако не для Флёретты...

— Флёр, поворачивай! — крикнул ей Джеймс. — Отправляйся туда, куда я тебе сказал. Я постараюсь их задержать.

— Но ты... мы...

— Езжай, Флёретта! — сказал МакКензи и засунул руку в карман. Это резкое движение послужило сигналом для нескольких мужчин, которые тут же открыли огонь. К счастью, нерешительно и не особо целясь. Вор скота вытащил небольшой мешочек и бросил его девушке.

— Вот, возьми! А теперь уезжай, черт побери, уезжай!

Сайдблоссом тем временем продвигался на своем жеребце через отару и почти настиг МакКензи. Еще пара секунд — и он узнал бы Флёретту, которую пока что скрывали скалы. Девушка поборола желание остаться с МакКензи; тот был прав, вдвоем у них не было шансов.

Поколебавшись, она развернула Ниниану, пока МакКензи медленно ехал навстречу Сайдблоссому.

— Кому принадлежат эти овцы? — с ненавистью в голосе крикнул овцевод.

МакКензи равнодушно посмотрел на него.

— Какие овцы?

Флёр боковым зрением увидела, как Сайдблоссом стянул его с мула и начал яростно колотить кулаками. А потом она уехала. Ниниана неслась с невероятной скоростью назад, в «горы МакКензи». Грейси следовала за ней, но не Пятница. Флёр ругала себя за то, что не позвала собаку с собой, но было уже слишком поздно. Когда опасная гористая местность в долине реки была позади, она наконец-то выдохнула. Едва Ниниана ступила копытами на траву, девушка направилась на юг с такой скоростью, какую только позволяла езда верхом.

Никто больше не смог бы догнать ее.

 

7

Квинстаун находился в природной бухте на берегу озера Вайкатипу среди высоких, почти отвесных гор. От красоты окружающей природы захватывало дух: синие воды огромного озера, изумрудная зелень лугов и папоротниковых лесов простирались за горизонт, а горные массивы, которые до конца еще никто не смог исследовать, поражали взгляд своим величием. Вот только сам городок был совсем крошечным. По сравнению с несколькими одноэтажными домиками, явно построенными на скорую руку, даже Холдон казался большим городом. Единственным бросающимся в глаза зданием была двухэтажная деревянная постройка с вывеской «Отель Дафны».

Флёретта старалась не показывать своего разочарования, когда скакала по главной улице Квинстауна. Она ожидала увидеть куда большее поселение, ведь этот город, в конце концов, считался сейчас центром «золотой лихорадки» в Отаго. С другой стороны, вряд ли можно было отмывать золото прямо на главной улице. Вероятно, золотоискатели жили на своих участках, где-нибудь в зарослях кустарника за городом. К тому же, если город был таким маленьким, тем легче ей было найти Рубена. Девушка храбро остановила лошадь у отеля и привязала Ниниану. Вообще-то, она рассчитывала, что у заведения имеются собственные конюшни, но этот дом уже на входе отличался от отеля в Крайстчерче, в котором Флёретта иногда останавливалась на ночлег вместе с семьей. На месте стола регистрации располагался бар. Очевидно, в Квинстауне привыкли объединять отель с пабом.

— Мы еще закрыты! — раздался женский голос, когда Флёр подошла поближе. Она увидела светловолосую девушку, которая энергично возилась за стойкой.

Посмотрев на Флёр, она застыла от удивления.

— Вы... новая девушка? — ошеломленно спросила она. — Я думала, вы приедете на карете. Но на следующей неделе... — У незнакомки были светло-голубые глаза и нежная, очень светлая кожа.

Флёр улыбнулась ей.

— Мне нужна комната, — сказала она слегка неуверенно из-за странного приема. — Это ведь отель?

Девушка озадаченно посмотрела на Флёр.

— Вы хотите... сейчас? Сами?

Флёретта покраснела. Конечно же, видеть девушку ее возраста без сопровождения было непривычно.

— Да, я только приехала. Я хочу встретиться со своим женихом.

Казалось, девушка слегка расслабилась.

— Значит, скоро придет и... жених. — Она произнесла слово «жених» так, словно Флёр не могла серьезно считать кого-то своим женихом.

Флёр спросила себя, было ли ее появление действительно настолько необычным. Или, возможно, девушка просто была не в себе?

— Нет, мой жених не знает, что я приехала. Я тоже не знаю точно, где он. И мне хотелось бы быть уверенной, по крайней мере, в том, что я смогу найти место для ночлега. Я могу заплатить за номер, у меня есть деньги...

Это было правдой. У Флёр с собой были не только деньги, которые при расставании дала ей Гвинейра, но и мешочек, в последний момент брошенный ей МакКензи и оказавшийся его кошельком. Внутри содержалось маленькое состояние в золотых долларах — по всей видимости, все, что ее отец «заработал» на краже скота за последние годы. Флёр не знала, нужно ли ей было сберечь деньги для отца или же она могла использовать их сама. Но над этим вопросом она может подумать позже. В любом случае счет за пребывание в отеле не должен составить каких-либо проблем.

— Значит, вы хотите остаться на всю ночь? — спросила девушка, глупые вопросы которой уже начали раздражать Флёретту. — Тогда я сейчас позову Дафну! — Получив явное облегчение от этой мысли, блондинка скрылась в кухне.

Через несколько минут появилась женщина постарше. На ее лице уже обозначились первые морщинки и следы от слишком долгих ночей и слишком большого количества виски. Но ее зеленые глаза светились, а пышные рыжие волосы были кокетливо подобраны.

— Смотри-ка, рыжая! — воскликнула она и засмеялась. — И глаза, отливающие золотом. Настоящее сокровище! Если ты хочешь у меня работать, я сразу же тебя возьму. Но Лори думает, что тебе просто нужен номер на ночь...

Флёретта повторила ей свою историю.

— Я не знаю, что в моих словах кажется таким странным вашей подчиненной, — наконец сказала она, разозлившись.

Женщина рассмеялась.

— В этом нет ничего смешного или странного. Но Лори не привыкла к обычным посетителям. Слушай, малышка, я не знаю, откуда ты приехала, но подозреваю, что из Крайстчерча или Данидина, где богатые люди останавливаются в отелях. У нас номера используются со слегка иной целью, если ты понимаешь, о чем я говорю. Номер снимают на один-два часа, а сопровождение уж поставляем мы.

Щеки Флёретты залились румянцем. Значит, она попала к проституткам! Это был... нет, она даже мысленно не могла произнести это слово.

Дафна, с улыбкой наблюдавшая за девушкой, схватила ее за руку, когда та хотела выбежать наружу.

— Подожди, малышка! Куда же ты собралась? Тебе не надо бояться, здесь тебя никто не изнасилует.

Флёр остановилась. Возможно, идея побега была действительно довольно глупой. Дафна не вызывала страха, а девушка, принимавшая гостей, так и подавно.

— Где же я могу переночевать? Здесь есть... есть...

— Подходящий вам номер? — спросила Дафна. — К сожалению, нет. Мужчины, которые находятся в Квинстауне проездом, ночуют в конюшне рядом со своими лошадьми. Некоторые же из них предпочитают отправляться сразу в лагерь золотоискателей. Там всегда найдется место для новичка.

Флёр кивнула.

— Хорошо. Тогда... тогда я так и сделаю. Возможно, там я отыщу своего жениха. — Она храбро подняла сумку и снова хотела выйти наружу.

Дафна покачала головой.

— Ни в коем случае, девочка! Оказаться одной среди двух сотен парней, изголодавшихся по нормальной жизни, — это огромный риск! Они ведь зарабатывают настолько мало, что могут позволить себе девушку лишь раз в полгода. Поверь, эти мужчины совсем не джентльмены. И твой «жених»... Кстати, как зовут этого мальчишку? Возможно, я его знаю.

Флёретта снова покраснела, но на этот раз от возмущения.

— Рубен никогда... он не стал бы...

Дафна засмеялась.

— Тогда он был бы редким исключением среди себе подобных! Видишь ли, малышка, в конце концов все они оказываются здесь, в моем отеле. Кроме тех случаев, если им нравятся мужчины. Но что касается тебя, то я не стала бы надеяться на последнее.

Флёр не очень хорошо понимала, о чем именно говорила Дафна, но была уверена, что Рубен никогда не стал бы переступать порог данного заведения. Несмотря на это, она назвала Дафне имя возлюбленного. Та долго думала и после паузы покачала головой.

— Не слышала. А у меня очень хорошая память на имена. Похоже на то, что твой любимый пока что не заработал свое состояние.

Флёр кивнула.

— Если бы он нашел золото, то уже забрал бы меня с собой! — сказала она, убежденная в верности Рубена. — Но мне пора отправляться, скоро уже стемнеет. Где, вы говорите, находится этот лагерь?

Дафна вздохнула.

— Малышка, я не советую тебе ехать туда, тем более ночью. Гарантирую тебе, что целой и невредимой ты не вернешься. Так что... мне не остается ничего другого, кроме как сдать тебе комнату. На целую ночь.

— Но я... я не хочу... — Флёр не знала, как выйти из неприятного положения. С другой стороны, она не видела другого выхода.

— Детка, у комнат есть двери, а в дверях есть замки. Ты можешь устраиваться в первом номере. Он, правда, принадлежит близняшкам, но у них редко бывают клиенты. Пошли, я покажу тебе. А собаку... — Дафна показала на Грейси, которая улеглась возле ног Флёретты и улыбалась, как типичная колли, — ты можешь взять с собой. Она наверняка чище, чем большинство парней. Ты не должна бояться, — добавила она, заметив, что Флёретта колеблется.

Вздохнув, Флёретта все-таки последовала за женщиной вверх по лестнице. Она нервничала, но на втором этаже «Отель Дафны» больше напоминал крайстчерчский «Уайт Харт», нежели очаг разврата. Еще одна светловолосая девушка, которая была поразительно похожа на первую, начищала полы до блеска. Она удивленно поздоровалась, когда Дафна провела мимо свою гостью.

Дафна остановилась и улыбнулась ей.

— Это мисс... Как тебя вообще зовут? — поинтересовалась она. — Мне придется заполнить формуляр, если я позволю тебе остаться на всю ночь! — Она подмигнула Флёр.

Флёр стала лихорадочно размышлять. Разумеется, было бы глупо называть свое настоящее имя.

— Флёретта, — ответила она наконец. — Флёр МакКензи.

— Ты, случайно, не состоишь в родстве с неким Джеймсом? — спросила Дафна. — У него тоже была такая собака.

Флёр снова покраснела.

— Э... да нет, я его не знаю... — пробормотала она.

— Бедный парень, они поймали его недавно. А этот Сайдблоссом с Лайонел-Стейшн хочет его повесить, — объяснила Дафна, но затем вспомнила о том, что не успела представить свою гостью. — Мэри, ты слышала, это Флёр МакКензи. Она сняла у нас первый номер.

— На... всю ночь? — поинтересовалась Мэри.

Дафна вздохнула.

— Да, на всю ночь. Мы должны оказать ей такую честь. Что ж, вот это и есть первый номер. Проходи же, малышка!

Она открыла дверь, и Флёретта вошла в комнату, которая, к ее удивлению, была довольно уютно обставлена. Мебель из местных сортов древесины была грубо сколоченной, но практичной, а широкая кровать застелена белоснежными простынями. Вообще-то, как она отметила про себя, в заведении было очень чисто. Флёретта решила больше ни о чем не думать.

— Тут красиво! — сказала она и при этом ни капельки не соврала. — Спасибо, мисс Дафна! Или миссис?

Дафна покачала головой.

— Мисс. С моей профессией редко удается выйти замуж. И это при том, малышка, что в остальном я ничего из жизни с мужчиной не пропустила. Ну, теперь я пойду, а ты пока переоденься. Мэри или Лори принесут тебе воды обмыться. — Она хотела было уже закрыть дверь, но Флёретта удержала ее.

— Да... нет... Сперва мне нужно позаботиться о своей лошади. Где, вы говорите, находится конюшня? И еще... Возможно, мне удастся у кого-нибудь узнать о... своем женихе?

— Конюшня находится за углом, — сообщила Дафна. — Ты можешь спросить о Рубене там, но я сомневаюсь, что старик Рон что-то знает. Он вообще редко обращает внимание на людей, только на их коней. Возможно, Итан, почтальон, что-то слышал. Он одновременно заведует и магазином, и телеграфом. К нему тоже легко найти дорогу, если свернуть наискосок. Но поторопись, Итан скоро закроет магазин. Он всегда первым появляется в пабе.

Флёретта еще раз поблагодарила Дафну и спустилась за ней по лестнице. Она и сама была заинтересована в том, чтобы побыстрее справиться со всеми делами. Когда в пабе начнут собираться посетители, ей лучше уже быть в своей комнате.

Действительно, найти магазин не составило никакого труда. Итан, тощий лысый мужчина средних лет, как раз намеревался закрыть помещение.

— Я знаком со всеми золотоискателями, — заявил он Флёретте. — Я собираю почту для них. И на письмах обычно стоит что-то вроде «Джон Смит, Квинстаун». Потом они забирают эти письма, причем два Джона Смита недавно даже устроили драку...

— Моего друга зовут Рубен О’Киф, — радостно сообщила Флёретта, хотя и понимала, что, скорее всего, здесь многого не добьется. Если то, что говорил Итан, было правдой, ее письма должны были попасть именно сюда. И, по всей видимости, их никто не забрал.

Почтальон задумался.

— Нет, мисс, уж извините. Имя мне знакомо — этому Рубену постоянно приходят длинные письма. Я их все сложил вот здесь. Но самого парня...

— Возможно, он назвался другим именем! — К облегчению Флёретты, ей в голову внезапно пришла одна идея. — Как насчет Дэвенпорта? Рубен Дэвенпорт?

— Дэвенпортов у меня три, — спокойно ответил Итан. — Но ни одного из них не зовут Рубен.

Разочаровавшись, Флёр уже хотела было уйти, но решила попытаться в последний раз.

— Возможно, вы помните, как он выглядит. Высокий, стройный мужчина... ну, скорее, мальчик, ему восемнадцать лет. У него серые глаза, такого цвета, как небо перед дождем. И темные волосы, вьющиеся, с рыжеватым оттенком... Он никогда не причесывался особо. — Она улыбнулась, вспомнив любимого, но лицо почтальона заставило ее вернуться к реальности.

— Я его не знаю. Как насчет тебя, Рон? Есть идея, кто это может быть? — Итан обратился к полному низкорослому мужчине, который только что вошел в магазин и теперь ожидал своей очереди, оперевшись на прилавок.

Толстяк пожал плечами.

— А что у него за скотина?

Флёретта вспомнила, что Дафна называла хозяина конюшни Роном, и снова воспрянула духом.

— У него есть лошадь, мистер! Небольшая кобыла, очень компактная, как и моя... — Она указала через открытую дверь на Ниниану, все еще ожидавшую хозяйку возле отеля. — Только поменьше и с рыжеватым окрасом. Ее зовут Минетта.

Рон медленно закивал.

— Роскошная лошадь! — сказал он после паузы, при этом было непонятно, кого толстяк имел в виду, Ниниану или Минетту. Флёр еле могла устоять на месте от нетерпения.

— Похоже на малыша Руба Кейса. Он вместе со Стьюи Питерсом ищет золото на крохотном клочке земли в верховьях реки Шотовер. Стьюи я знаю. Он...

— Парень, который вечно жалуется, что мои инструменты ни на что не годятся! Да, я припоминаю его. И другого тоже, хоть он особо и не разговаривает. Верно, у них есть похожая лошадь. — Он повернулся к Флёр: — Но сегодня вы не успеете к ним добраться, леди. Здесь два часа пути в горы.

— И вообще, обрадуется ли он твоему появлению? — прокаркал Рон. — Я ничего не хочу говорить, но если паренек даже имя сменил и переехал в самый глухой уголок Отаго, лишь бы от тебя сбежать...

Флёр покраснела, однако была слишком счастлива, чтобы злиться на старика.

— Он точно будет рад меня видеть, — заверила она мужчин. — А сегодня и правда уже слишком поздно. Я могу оставить свою лошадь у вас, мистер... мистер Рон?

Ночь, проведенная Флёр в номере «Отеля Дафны», была на удивление спокойной. Хоть до девушки и доносились звуки игры на фортепьяно — в пабе были танцы, а на втором этаже до полуночи не прекращали приходить и уходить клиенты, — Флёретта чувствовала себя в полной безопасности. Проснувшись рано утром, она ничуть не удивилась тому, что никто, кроме нее, еще не встал. Но, как оказалось, внизу ее уже ожидала светловолосая девушка.

— Я должна приготовить вам завтрак, мисс Флёр, — вежливо сказала она. — Дафна говорит, что вам предстоит долгий путь к верховьям реки Шотовер, чтобы встретиться со своим возлюбленным. Лори и мне это кажется весьма романтичным!

Затем появилась и Лори. Флёр поблагодарила девушек за кофе, хлеб и яйца, а также за проявленную ими заботу о Грейси, перед которой одна из них поставила тарелку с мясными остатками. Мэри, справившись со своими обязанностями, подсела к ней поближе и сказала:

— Прелестная собачка, мисс. Я когда-то знала похожую. Но это было так давно... — На лице у Мэри появилось мечтательное выражение. Девушка выглядела совсем не так, как Флёр представляла проституток.

— Раньше мы тоже думали, что найдем себе хорошего парня, — продолжала Мэри, гладя Грейси. — Но самое глупое заключается в том, что один мужчина не может взять в жены сразу двух девушек. А расставаться мы не хотим. Нам нужно найти близнецов.

Флёретта засмеялась.

— Я думала, девушки вашей профессии замуж не выходят, — повторила она вчерашнее замечание Дафны.

Мэри посмотрела на нее своими круглыми голубыми глазами и очень серьезно произнесла:

— Но это не наша профессия. Мы — приличные девушки, спросите у любого. Ну да, мы немного танцуем. Но мы не занимаемся ничем развратным. То есть ничем по-настоящему развратным. Не с мужчинами.

Флёретта удивилась. Могло ли такое маленькое заведение позволить себе двух кухарок?

— Мы еще зарабатываем тем, что убираем у мистера Итана и в парикмахерском салоне у мистера Фокса. Но никогда не делаем ничего плохого, за этим следит Дафна. Если нас кто-то пытается обидеть, она ругается. Очень сильно ругается! — Лицо Мэри просветлело. Казалось, что девушка слегка отставала в развитии. Может быть, Дафна именно поэтому о них заботилась? Но сейчас Флёретте пора было уходить.

Когда Флёр хотела расплатиться за комнату, Мэри отмахнулась, заявив:

— Это вы улаживайте с Дафной, мисс, если вернетесь сюда. Конечно, вы можете приехать и сегодня вечером, я постелю вам. В случае если... ваш друг не...

Флёретта кивнула в знак благодарности и мысленно улыбнулась. Очевидно, она уже успела стать предметом городских сплетен. И жителям Квинстауна ее любовная история казалась не очень оптимистичной. Тем не менее Флёретта почувствовала себя неимоверно счастливой, когда отправилась на юг вдоль озера, а затем проследовала вверх по течению широкой реки на запад. По пути ей не встречались большие лагеря золотоискателей, поскольку находились в основном на территории старых овцеводческих ферм, намного ближе к Квинстауна, чем участок Рубена. Мужчины построили там бараки, но, по мнению Мэри, речь шла больше о новом Содоме и Гоморре. Девушка очень красиво выразилась на этот счет; по всей вероятности, она была хорошо знакома с Библией. В любом случае Флёр была рада, что ей не пришлось искать Рубена в этой шайке суровых золотоискателей.

Она направила Ниниану вдоль берега реки и с удовольствием вдыхала чистый воздух. Поздним летом в Кентербери было относительно прохладно, но эта местность находилась выше, и деревья, которые встречались Флёретте по пути, уже выказывали признаки приближения осени. Через несколько недель должны были зацвести люпины.

Местность была практически безлюдной, и Флёр решила, что это довольно странно, ведь если здесь можно получить участок для поиска золота, то окружающие горы должны просто кишеть искателями наживы.

Итан, почтальон, сделал довольно точный набросок расположения отдельных участков и описал Флёр местонахождение Рубена и Стьюи, поэтому девушка надеялась, что найдет их без особого труда. Мужчины разбили стоянку на берегу реки, так что и Грейси, и Ниниана уже слышали звуки, свидетельствующие о присутствии людей. Ниниана навострила уши и оглушительно заржала, сразу же получив ответ. Грейси тоже пулей помчалась вперед, чтобы первой поприветствовать Рубена.

Флёр сначала увидела Минетту. Кобыла стояла чуть в стороне, привязанная возле мула, и радостно смотрела на бывшую хозяйку. Ближе к реке, у костра, девушка увидела что-то вроде примитивной палатки. «Слишком близко к воде», — подумала она. Если бы на Шотовер внезапно началось половодье, что часто случалось с реками, берущими начало в горах, их стоянку попросту снесло бы водой.

— Минни!

Флёретта позвала свою кобылу, и та ответила хозяйке низким радостным ржанием. Ниниана устремилась вперед. Флёр тут же спрыгнула с лошади, чтобы обнять Минетту. Но где же Рубен? Из освещенного солнцем леса, начинавшегося сразу же за стоянкой, доносились визг пилы и удары молотка, но затем все стихло. Флёретта улыбнулась. Должно быть, Грейси нашла Рубена.

И действительно, юноша тут же выбежал из леса. Флёретте происходящее показалось сном, превратившимся в реальность. Рубен был здесь, она нашла его! И, как ей показалось, он хорошо выглядел. Его худое лицо загорело, а глаза светились изнутри, как и каждый раз, когда он видел Флёретту. Но когда Рубен обнял ее, девушка почувствовала его ребра; он был ужасно худым. Его лицо выглядело усталым и изможденным, а огрубелые руки парня были все в ранах и ссадинах. Похоже, Рубен гак и не стал умелым работником.

— Флёр, Флёр! Как ты здесь оказалась? Как ты меня отыскала? Ты что, потеряла терпение и сбежала? Флёр, ты, как всегда, ужасна! — Он улыбнулся девушке.

— Я подумала, что пора брать в свои руки процесс обогащения! — сказала Флёр и вытащила мешочек своего отца из кармана дорожного платья. — Смотри, тебе больше не надо искать золото. Но я убежала не из-за этого. Я... я должна была...

Не обращая внимания на мешочек, Рубен взял ее за руку.

— Расскажешь мне все позже. А сейчас я покажу тебе нашу стоянку. Здесь просто замечательно, не то, что на этой старой овечьей ферме, где мы сперва поселились. Идем, Флёр...

Он потянул ее по направлению к лесу, но Флёр покачала головой.

— Сначала нужно привязать лошадь, Рубен! И как тебе только удалось не потерять Минетту за все это время?

Рубен ухмыльнулся.

— Она следила за мной, чтобы я не потерялся. Это ведь и было ее заданием, признайся, Флёр! Ты тогда сказала ей, чтобы она следила за мной! — Он погладил Грейси, которая прыгала вокруг, виляя хвостом.

Наконец Ниниана, Минетта, мул и сама девушка послушно последовали за Рубеном.

— Здесь мы спим... ничего особенного, но чисто. Ты даже не представляешь, какой бардак творился на той ферме... А вот и ручей. В нем есть золото! — Он показал на узкий приток Шотовер с довольно сильным течением.

— А как можно узнать, есть в нем золото или нет? — поинтересовалась Флёр.

— Это нужно просто знать! — поучал ее Рубен. — Нужно промывать песок. Я покажу тебе потом, как это делается. Мы все равно строим сейчас желобок. Вот... смотри, это Стьюи!

Партнер Рубена тоже покинул рабочее место и теперь направлялся навстречу влюбленным. Флёретта сразу же почувствовала симпатию к парню. Мускулистый светловолосый великан с широким дружелюбным лицом и веселыми голубыми глазами.

— Стюарт Питерс, к вашим услугам, мэм! — Он протянул ей огромную лапу, в которой нежная ладошка Флёр полностью исчезла. — Вы действительно так же красивы, как и говорил мне Рубен, если позволите высказать свое мнение!

— Да вы льстец, Стьюи!

Флёретта засмеялась и посмотрела на сооружение, над которым как раз работал Стюарт. Это был плоский деревянный желобок с деревянными ножками, куда постоянно стекала вода с маленького водопада.

— Это промывочный желобок! — гордо заявил Рубен. — Сюда кладут землю, а затем льют на нее воду. Песок при этом вымывается, а золото остается на подставке...

— На рифле, — поправил его Стюарт.

Флёретта была впечатлена.

— Вы разбираетесь в добыче золота, мистер Питерс? — спросила она.

— Стьюи. Называйте меня просто Стьюи. Ну да, но, вообще-то, я кузнец, — ответил он. — Однажды я уже помогал строить такую штуку. Все довольно просто. Хотя старые мастера хотят сделать из этого целую науку. С учетом скорости течения воды в реке и так далее...

— Но это же бесполезно! — согласился с ним Рубен. — Если что-то тяжелее, чем песок, то оно рано или поздно попадет на лоток. Логично? И неважно, с какой скоростью течет вода. Золото останется здесь!

Флёретта так не считала. При таком течении, как в этом ручье, по крайней мере мелкие крупинки золота должны были вымываться вместе с песком. Но все зависело, конечно же, от того, какого размера самородки ожидали увидеть там парни. Возможно, в этом месте они могли позволить себе отсеивать только крупные самородки. Поэтому она просто кивнула и последовала за ними обратно на стоянку. Вскоре Стьюи и Рубен решили устроить перерыв. В примитивном котелке над костром Стьюи приготовил кофе. При этом Флёретта заметила, насколько скромно жили оба золотоискателя. У них были только одна кастрюля, две тарелки, свою чашку кофе ей тоже пришлось делить с Рубеном. Но после обнаружения золота все эти проблемы показались бы слишком мелкими.

— Ну, мы ведь только начали, — защищался Рубен, когда Флёр осторожно высказалась по этому поводу. — Мы только две недели назад пришли на этот участок и вот сейчас строим свой собственный желобок.

— Наши дела продвигались бы намного быстрее, если бы этот Итан, головорез из Квинстауна, не продавал нам всякую дрянь вместо нормальных инструментов! — ругался Стюарт. — Серьезно, Флёр, за три дня нам пришлось поменять три ножовочных полотна. А позавчера сломалась лопата. Лопата! Инструменты должны служить человеку всю жизнь. А черенки на лопате мне приходится менять каждые два дня, так как они или ломаются, или не держатся. Не знаю, откуда уж Итан получает свой товар, но все инструменты дорогие, хотя и ужасно непрочные.

— Зато местность здесь красивая, правда? — спросил Рубен и мечтательно посмотрел по сторонам. Флёр вынуждена была согласиться с ним. Но это место показалось бы ей еще прекраснее, если бы она увидела хотя бы крупицу золота.

— Кто... эээ... посоветовал вам выбрать этот участок? — поинтересовалась она. — Я имею в виду, вы ведь пока что одни здесь. Это был тайный совет?

— Это было вдохновение! — гордо заявил Стюарт. — Мы увидели место и — бум! Решили, что это будет наш участок. Здесь мы сделаем настоящее состояние!

Флёретта наморщила лоб.

— То есть... до вас здесь никто еще не находил золота?

— Ну да, — сказал Рубен. — Но никто ведь и не пытался!

Оба парня посмотрели на Флёр, ожидая одобрения. Девушка неестественно засмеялась и решила взять дело в свои руки.

— Вы уже пробовали промывать песок? — спросила она. — Из ручья, я имею в виду. Рубен, ты же хотел показать, как это делается.

Рубен и Стюарт одновременно кивнули.

— Мы уже немного нашли там, — заверили они Флёретту и протянули ей лоток.

— Мы покажем тебе сейчас, как это делается, и ты сама попробуешь промывать песок, пока мы продолжим строить желобок! — сказал Рубен. — Ты точно станешь нашим талисманом!

Так как Флёретта не нуждалась в двух учителях сразу, а сам Стюарт понимал, что влюбленные должны побыть наедине, парень решил отправиться вверх по течению уже сейчас. В следующие несколько часов они не слышали от него ничего, кроме нескольких проклятий, которые раздавались каждый раз, когда ломался очередной инструмент.

Флёретта и Рубен использовали уединенность стоянки для того, чтобы по-настоящему поприветствовать друг друга. Они снова ощутили сладость поцелуев и естественное притяжение своих тел.

— Ты по-прежнему хочешь на мне жениться? — наконец-то спросила сонная Флёретта. — Я имею в виду... я не могу жить с тобой здесь, если мы не поженимся.

Рубен серьезно кивнул.

— Конечно, так не годится. Но вот золото... Флёр, я должен быть честным. Пока что я ничего не смог отложить. То, что я успел заработать на золотых полях в Квинстауне, пришлось потратить на оборудование. А то, что мы обнаружили здесь, тоже пошло на покупку новых инструментов. Стюарт прав, старик Итан продает нам всякий хлам. Пара пожилых золотоискателей пользуется лотками, лопатами и кирками, которые они привезли еще из Австралии. Что бы мы ни купили здесь, все это выдерживает лишь пару дней и стоит целое состояние!

Флёр засмеялась.

— Тогда мы отдадим их за что-то другое, — сказала она и во второй раз за день достала мешочек своего отца. На этот раз Рубен все увидел, и золотые доллары вызвали у него неподдельное восхищение.

— Флёр! Это же просто замечательно! Откуда у тебя столько? Не говори, что ты обокрала своего деда! Боже, сколько золота! На него мы можем построить лоток, домик, возможно, даже нанять пару помощников! Флёр, да с помощью этих денег мы достанем золото даже из-под земли!

Флёр предпочла не высказывать своего мнения по поводу его плана, а вместо этого рассказала Рубену историю своего побега.

— Я не могу поверить! Джеймс МакКензи — твой отец!

Флёретта внезапно заподозрила, что, возможно, Рубен и раньше обо всем знал. В конце концов, у их матерей практически не было секретов друг от друга и все, что знала Хелен, рано или поздно выведывал и Рубен. Но юноша действительно не имел ни малейшего представления о настоящем отце Флёретты и предположил, что Хелен тоже не была посвящена в тайну ее рождения.

— Я всегда знал, что с Полом что-то не так, — сказал он внезапно. — Кажется, моя мать все это время что-то знала. Но я не смог выяснить, что именно.

Спустя какое-то время они начали работать у ручья, и Флёретта научилась обращаться с лотком для промывания золота. Раньше она думала, что золото действительно отсеивают, но этот процесс скорее включал вымывание тяжелого металла при помощи струи воды. Требовались определенные навыки для раскачивания лотка таким образом, чтобы мельчайшие частички земли вымывались и в конце оставалась лишь черная масса, так называемый черный песок, в котором и можно было найти золото. Рубену этот процесс давался с трудом, но Флёретта вскоре научилась управлять лотком. Как Рубен, так и Стюарт восхищались ее природным талантом, Флёр же не спешила радоваться. Как бы искусно она ни обращалась с лотком, слишком уж редко ей удавалось задержать крохотные частички золота на дне. Наступил вечер, позади были шесть часов интенсивной работы, а мужчины только сломали еще два полотна на пиле, так и не доделав желобок. Флёретта не расстроилась из-за их неудачи. Добыча золота при помощи желобка была еще более бесполезной, чем обычное промывание. Мельчайшие следы золота, которые ей удалось сегодня собрать, стали бы жертвой сильного течения в ручье, если бы мужчины вдруг решили воспользоваться желобком. И стоило ли это таких усилий? Стюарт оценил стоимость их добычи менее чем в один доллар.

Тем не менее мужчины продолжали мечтать о большом месторождении, пока жарили рыбу, которую Флёр выловила в ручье. Девушка горько подумала, что продажа рыбы принесла бы им большую прибыль.

— Завтра нам снова нужно съездить в Квинстаун и купить новые полотна для пилы, — вздохнул Стюарт, наконец поняв, что влюбленные опять хотели остаться наедине. Он заверил их, что под деревьями, рядом с лошадьми, спать было так же удобно, как и в палатке.

— Завтра же поженимся! — серьезно сказал Рубен и крепко обнял Флёретту. — Как ты думаешь, ничего, если мы устроим себе брачную ночь уже сегодня?

Флёр покачала головой и прижалась к нему.

— Мы просто никому не расскажем!

 

8

Восход над горами был словно создан для свадьбы. Альпы переливались золотом и багрянцем в первых лучах солнца, воздух пах лесом и зеленью лугов, а журчание ручья, смешиваясь с шумом реки, походило на слова поздравления для молодоженов. Флёретта почувствовала себя очень счастливой, проснувшись в объятиях Рубена. Когда она высунула голову из палатки, Грейси радостно лизнула ей руку.

Флёр погладила собаку.

— Плохие новости для тебя, Грейс, я нашла кое-кого, кто целуется лучше, чем ты! — Она засмеялась. — А теперь иди, буди Стюарта, а я приготовлю завтрак. Нам сегодня многое предстоит сделать, Грейси! Не дай мужчинам проспать важный день!

Стюарт делал вид, будто не замечает, что Рубен и Флёретта не сводят друг с друга глаз, подготавливая лошадь для поездки в город. И он очень удивился, когда Флёр настояла на том, чтобы они взяли с собой чуть ли не половину своих принадлежностей.

— Мы же вернемся сюда самое позднее завтра! — сказал ей Стюарт. — Конечно, если мы позволим себе отдохнуть в городе, а также купим новые инструменты, то, возможно, нам понадобится немного больше времени, но...

Флёр покачала головой. Этой ночью она не только познала блаженство любви, но и хорошенько обдумала сложившуюся ситуацию. Она ни в коем случае не собиралась вкладывать деньги своего отца в безнадежное предприятие по поиску золота. И ей хотелось донести эту мысль до Рубена как можно более тактично.

— Послушайте, ребята, от добычи золота здесь все равно не будет никакого толку, — после паузы осторожно начала она. — Вы же сами говорили, что материальное положение неудовлетворительное. Вы и вправду верите, что что-то изменится, если мы сейчас потратим кучу денег?

Стюарт фыркнул:

— Точно уж нет. Старик Итан и впредь будет продавать нам всякий ненужный хлам.

Флёр кивнула.

— Тогда давайте поступать не во вред себе. Ты ведь кузнец. Ты можешь отличить хорошие орудия от плохих? Не тогда, когда уже работаешь ими, а сразу же, при покупке?

Стюарт кивнул.

— В том-то и дело. Если бы у меня был выбор...

— Хорошо, — произнесла Флёр. — Значит, мы снимем или же купим в Квинстауне карету. Мы можем запрячь в нее кобов, уж они-то с такой задачей справятся! Потом мы поедем... какой ближайший крупный город? Данидин? Поедем в Данидин. И там купим инструменты и материалы, необходимые здешним золотоискателям.

Рубен удивленно кивнул.

— Очень хорошая идея. До города не так уж и далеко ехать. Вот только зачем нам покупать карету? Мы могли бы просто нагрузить мула.

Флёретта покачала головой.

— Мы купим самую большую повозку, какую только смогут тащить кобы, и нагрузим ее как можно большим количеством товара. Все это мы привезем обратно в Квинстаун и продадим золотоискателям. Если магазином Итана и его товаром и вправду все недовольны, то мы сможем заработать приличные деньги!

В этот же день после обеда квинстаунский судья обвенчал Флёретту МакКензи и Рубена Кея, который вновь вспомнил о своей настоящей фамилии — О’Киф. На Флёретте было кремовое платье, которое даже не помялось за время поездки. Но Мэри и Лори все равно настояли на том, чтобы погладить его перед свадьбой. Близняшки украсили волосы невесты цветами, а Ниниане и Минетте на гриву прицепили венки. За отсутствием церкви или какого-либо другого места для собрания церемонию пришлось провести в пабе. Стюарт был свидетелем Рубена, а Дафна — Флёретты, Мэри и Лори же не переставали плакать от восторга.

Итан передал Рубену всю его почту за последний год в качестве свадебного подарка. Рон, надувшись от гордости, бегал вокруг, так как Флёретта всем рассказывала, что встретилась со своим женихом лишь благодаря его исключительным познаниям о лошадях. Флёретта расщедрилась и пригласила весь город на празднование своей свадьбы — при этом она не только познакомилась со всеми жителями, но и узнала об их потребностях и желаниях. Кроме того, она выяснила, что на участке Рубена и Стюарта еще никто не находил золота; эту информацию подтвердил парикмахер, который жил в Квинстауне со времени его основания и приехал сюда, чтобы заниматься добычей золота.

— Но оно того не стоит, мисс Флёр, — объяснял он. — Слишком много людей, слишком мало золота. Конечно, кто-то, может, и найдет один большой самородок. Но даже в этом случае заработаешь от силы двести-триста долларов, не более. Этого не хватит даже на ферму и пару голов скота, не говоря уже о том, что парни тогда сходят с ума и тратят все деньги на новые участки, новые желобки и новых помощников из маори. Затем деньги заканчиваются и все начинается заново. Но вот парикмахеры и цирюльники — в окрестностях Квинстауна обитает около тысячи мужчин, и всем им рано или поздно необходимо подстричься — зарабатывают неплохо. К тому же любой из золотоискателей может загнать кирку в ногу или заболеть, и тогда на помощь снова приходим мы...

Флёретта смотрела на происходящее почти так же. Золотоискатели, которых она встретила в «Отеле Дафны» и которым щедро подливала виски, готовы были поднять восстание против Итана, одно упоминание о котором доводило всех до белого каления. В конце концов Флёр убедилась в том, что собственный магазин по продаже инструментов не только принес бы ей пользу, но и помог бы сэкономить деньги золотоискателей, а возможно, даже спас некоторым из них жизнь. Если бы скоро не случилось какое-нибудь чудо, Итан покончил бы жизнь с веревкой на шее.

Пока Флёретта разведывала обстановку в Квинстауне, Рубен беседовал с мировым судьей. Мужчина не был юристом, зато работал гробовщиком и устраивал похороны.

— Кто-то должен выполнять мою работу, — сказал он, пожав плечами, когда Рубен спросил о причине выбора такой профессии. — Так что не в моих интересах пытаться уладить проблемы между парнями, иначе у меня не будет работы...

Флёр благосклонно наблюдала за разговором мужчин. Если бы Рубену удалось воплотить в жизнь свою мечту, став юристом, то даже после возвращения из Данидина он не поспешил бы обратно на свой участок, чтобы снова промывать песок в поисках крупиц золота.

Флёретта и Рубен провели свою вторую брачную ночь в роскошной двуспальной кровати первого номера в «Отеле Дафны».

— В будущем мы назовем эту комнату «номером для молодоженов», — сказала Дафна.

— В любом случае здесь нечасто кого-то лишают девственности, — захихикал Рон.

Стюарт, который уже успел хорошенько выпить, загадочно ухмыльнулся:

— И все же такое бывает.

Флёретта продолжила беседовать с более порядочными женщинами Квинстауна: с женами мирового судьи и парикмахера. В конце концов у нее в руках оказался большой список необходимых покупок, которые она должна была привезти из Данидина.

На следующий день, ближе к обеду, друзья отправились в Данидин. Рубен приобрел у своего нового друга повозку.

— Будь осторожнее, малыш, а уж пару гробов я смогу отвезти на кладбище и на тележке!

Когда Флёр, Рубен и Стюарт вернулись в Квинстаун через две недели с нагруженной повозкой, у них все еще не было места, где можно было бы продавать свои товары. Касательно этого Флёретта не беспокоилась, она рассчитывала скорее на хорошую погоду. Правда, осень в Квинстауне была дождливой, а зимой выпадало большое количество снега. Но за последнее время в городе не было случаев смерти жителей или золотоискателей. Поэтому мировой судья решил продать свою мастерскую по изготовлению гробов. Он был единственным, кого не интересовали новые инструменты, зато он попросил Рубена объяснить ему кое-что из книг по праву, которые недешево обошлись друзьям.

Но продажа инструментов вскоре позволила вернуть деньги, да еще и получить прибыль. Золотоискатели штурмовали лавочку Рубена и Стюарта; уже на второй день после открытия они раскупили почти все товары. Дамам же потребовалось немного больше времени, чтобы сделать выбор, — жена мирового судьи сначала не хотела отдавать свой салон, чтобы сделать из него магазин для дам Квинстауна.

— Вы же можете использовать подсобное помещение мастерской, — сказала она, недоверчиво посмотрев на Дафну и ее девушек, которые сгорали от нетерпения, желая примерить платья и белье, которые Флёр купила в Данидине. — Там, где Фрэнк обычно ставил гробы.

Дафна пожала плечами.

— Если подсобка свободна, то я ничего не имею против. И даже если там стоит пара гробов, то готова поспорить, что ни у одного из золотоискателей не было еще такого шикарного прощания с миром.

Флёр легко уговорила Стюарта и Рубена на вторую поездку в Данидин, и уже после второго завоза товаров Стюарт по уши влюбился в дочь парикмахера и даже слышать не хотел о возвращении в горы. Рубен взял на себя бухгалтерию маленького предприятия и, к своему удивлению, осознал то, о чем Флёретта уже давно знала: каждая поездка в Данидин приносила больше прибыли, чем год работы золотоискателем. Не говоря уже о том, что он больше был расположен к тому, чтобы быть торговцем, нежели лазать по горам. Когда последние мозоли и порезы на его ладонях зажили, Рубен, уже шесть недель не державший в руках ничего, кроме пера, окончательно привык к новому образу жизни.

— Нам нужно построить сарай... или что-то вроде склада. Тогда мы смогли бы увеличить ассортимент товаров.

Флёретта кивнула.

— Товары для дома. Женщинам срочно нужна красивая посуда и даже обычные кастрюли... И не отмахивайся, Рубен.

В будущем спрос на такие товары будет только расти, так как здесь появляется все больше женщин. Квинстаун становится настоящим городом!

Спустя шесть месяцев семья О’Кифов отпраздновала открытие склада «О’Кей» в Квинстауне, Отаго. Название пришло в голову Флёретте, и она очень гордилась этим. Помимо новых помещений для продажи в распоряжении хозяев оказались еще две повозки и шесть лошадей-тяжеловозов. Таким образом, Флёретта опять могла скакать верхом на своих кобах, ну а мертвецов снова отвозили на кладбище не на тачке, а на карете. Стюарт Питерс укрепил торговые связи с Данидином и заявил об уходе с должности главного закупщика. Он хотел жениться и устал от постоянных разъездов. Вместо этого на свою долю от прибыли он открыл кузницу в Квинстауне, которая тут же оказалась гораздо более прибыльной «золотой жилой», чем все рудники вокруг города. Флёретта и Рубен решили взять на должность закупщика пожилого золотоискателя Леонарда МакДанна, спокойного мужчину, который разбирался в лошадях и хорошо относился к людям. Единственной проблемой для Флёретты оставалась закупка товаров для женщин.

— Я же не могу рассчитывать на то, что он станет выбирать женское белье, — жаловалась она Дафне, с которой подружилась, вызвав недовольство пристойных дам Квинстауна. — Он краснеет даже тогда, когда я прошу его привезти каталог нижнего белья. Так что мне приходится ездить вместе с ним как минимум каждые две-три недели...

Дафна пожала плечами.

— Пошли моих близняшек. Они, конечно, не самые умные девочки — переговоры насчет цены и все такое на них оставлять нельзя, — но у них хороший вкус, уж этого я за несколько лет добилась. Они знают, как должны одеваться леди, и, конечно же, осведомлены насчет того, что требуется нам в отеле. Кроме того, у них появилась бы возможность заработать собственные деньги.

Вначале Флёретта была настроена скептически, но вскоре изменила свое мнение. Мэри и Лори привезли прекрасный набор из приличных платьев и вызывающего нижнего белья, которое, к удивлению Флёр, раскупали не только проститутки, но и пристойные дамы. Молодая жена Стюарта, краснея, приобрела черный корсет, а пара золотоискателей решила порадовать своих маорийских жен ярким бельем. Флёр не знала, стоит ли ей поощрять подобного рода покупки, но бизнес есть бизнес. К тому же теперь в распоряжении покупателей были примерочные с большими зеркалами вместо ужасных возвышений для гробов, которые стояли здесь прежде.

Работа в лавке позволяла Рубену довольно много времени проводить за изучением юридической литературы, что доставляло ему удовольствие, даже если он и похоронил свою мечту стать адвокатом. Он был в восторге, когда вскоре смог применить свои знания на практике: мировой судья все чаще спрашивал у него совета и в конце концов решил позвать его с собой на переговоры. Рубен вел себя вежливо и корректно, заслужив похвалу и клиентов, и самого судьи. Когда подошло время избрания нового судьи, старший друг удивил Рубена. Он отказался от участия в выборах и предложил проголосовать за кандидатуру молодого О’Кифа, которого хотел видеть своим преемником.

— Люди, послушайте! — объяснял старый гробовщик, обращаясь к жителям Квинстауна. — У меня постоянно возникает конфликт интересов. Если мне удается избежать того, чтобы двое людей поубивали друг друга, то не возникает надобности в гробах. Таким образом, из-за занимаемой мною должности я вскоре погублю свое предприятие. С молодым О’Кифом же дела обстоят иначе: тому, кто не отправился на тот свет, так или иначе потребуются инструменты. Поэтому в интересах Рубена следить за порядком и соблюдением закона в Квинстауне. Выберите его и оставьте меня в покое!

Горожане последовали его совету, и большинством голосов Рубен был избран на должность нового мирового судьи.

Флёретта радовалась за своего мужа, хотя аргументация гробовщика и не была ей понятна.

— При желании нашими инструментами тоже можно поубивать друг друга, — шептала она Дафне. — И я надеюсь, что Рубен не будет лезть из кожи вон, чтобы попытаться сохранить жизнь каждого преступника.

Единственной ложкой дегтя в бочке меда для Флёретты и Рубена оставалось отсутствие контакта с их семьями. Они оба с удовольствием написали бы своим матерям о случившемся, но не решались этого сделать.

— Я не хочу, чтобы мой отец узнал, где я нахожусь, — заявил Рубен, когда Флёретта собралась написать письмо Гвинейре. — Для тебя тоже будет лучше, если твой дед не будет знать о твоем местонахождении. Кто знает, что этим двоим взбредет в голову, если они узнают правду. Ты была еще несовершеннолетней, когда мы поженились. Они могли бы доставить нам много неприятностей. Кроме того, я боюсь, как бы мой отец не выместил свою злобу на маме. Такое бывало уже не раз. Я не хочу даже думать о том, что произошло после моего отъезда.

— Но мы же должны как-то сообщить им о себе? — возразила Флёретта. — Знаешь что, я напишу Дороти. Дороти Кендлер. Она сможет рассказать все моей матери.

Рубен схватился за голову.

— Ты с ума сошла? Если ты напишешь Дороти, то об этом узнает и миссис Кендлер. В таком случае легче было бы приехать в Холдон и на всю рыночную площадь крикнуть: «Мы поженились!» Если уж тебе не терпится, то напиши Элизабет Гринвуд. Ей я больше доверяю.

— Но дядя Джордж и Элизабет еще в Англии, — напомнила Флёретта.

Рубен пожал плечами.

— Ну и что? Возможно, они уже вернулись. Как бы там ни было, нашим матерям не терпится узнать, что же произошло. И кто знает, может, мисс Гвин знает что-нибудь о судьбе Джеймса МакКензи. Я слышал, он сидит в тюрьме где-то в Кентербери. Вполне вероятно, что она поддерживает с ним связь.

 

9

Процесс по делу Джеймса МакКензи проходил в Литтелтоне. Сначала никто не мог решить, где же будут судить знаменитого вора скота, так как Джон Сайдблоссом постоянно говорил, что лучше всего отвезти его в Данидин. Там, как он утверждал, было больше возможностей разыскать помощников Джеймса и таким образом разорвать преступное кольцо.

Однако лорд Баррингтон энергично выступал против такого предложения. По его мнению, Сайдблоссом хотел отвезти свою жертву в Данидин лишь по той причине, что лучше знал здешних судей и почти не сомневался, что в Данидине Джеймса повесят.

Сайдблоссом с большим удовольствием линчевал бы МакКензи прямо на месте сразу после поимки. Этот триумф Джон приписывал себе; в конце концов, ведь это он взял в плен вора. По мнению же остальных мужчин, устраивать побоище в долине реки было неблагоразумно. Напротив, когда Сайдблоссом повалил Джеймса на землю и начал колотить его, «охотники» бросились разнимать мужчин, дав возможность спутнику МакКензи — некоторые полагали, что это была девушка, — уйти безнаказанно.

Другие «овечьи бароны» не одобрили решения Сайдблоссома, когда тот заставил МакКензи бежать за своей лошадью как раба, хотя мул Джеймса был свободен. В результате такие мужчины, как Баррингтон и Бизли, взяли на себя ответственность за МакКензи и ругали Сайдблоссома за недостойное поведение. Поскольку МакКензи совершил большую часть своих преступлений в окрестностях Кентербери, то было решено, что он должен ответить за свои поступки именно там. Несмотря на возражения Сайдблоссома, уже на следующий день мужчины под руководством Баррингтона освободили вора скота, взяв с него слово не убегать, и привели его в Литтелтон, где он оставался за решеткой, дожидаясь суда. Сайдблоссом настоял на том, чтобы забрать себе собаку, что, казалось, причиняло МакКензи больше страданий, чем избиение и веревки на руках и ногах, которые Сайдблоссом не снимал даже ночью. Джеймс просил мужчин охрипшим голосом, чтобы они позволили собаке быть с ним.

Но Сайдблоссом был непоколебим.

— Теперь животное будет работать на меня, — заявил он. — Надо же кому-то контролировать собаку. А такая первоклассная овчарка дорого стоит. Я заберу ее себе в качестве небольшого возмещения за все убытки, которые принес мне этот вор.

Когда ее хозяина выводили со двора, Пятница душераздирающе скулила.

— Радости этот поступок Джону не принесет, — сказал Джеральд. — Эти собаки обычно привыкают к одному хозяину.

Во время споров о судьбе МакКензи Джеральд попал в очень неловкое положение. С одной стороны, Сайдблоссом был одним из его старейших друзей, с другой — Уорден должен был поддержать кентерберийских овцеводов. Как и почти все присутствующие, он, несмотря ни на что, чувствовал уважение по отношению к гениальному вору. Конечно же, Джеральд был разъярен из-за убытков, но, будучи по натуре игроком, он мог понять, почему иногда человек выбирает не самый благородный образ жизни и рискует всем. И если кому-то удавалось не попадаться в руки закона больше десяти лет, это вызывало у Джеральда невольное уважение.

После утраты Пятницы МакКензи погрузился в угрюмое молчание и не обмолвился ни словом до тех пор, пока за ним не закрылись двери литтелтонской тюрьмы.

Жители окрестностей Кентербери были разочарованы; они с удовольствием послушали бы самого вора, как ему удавалось мастерски проворачивать кражу скота, как звали его укрывателей и кто был таинственным сбежавшим спутником МакКензи. В любом случае им недолго оставалось ждать суда. Процесс под председательством почтенного судьи Стивена должен был начаться уже в следующем месяце.

На тот момент в Литтелтоне уже был собственный зал для судебных заседаний — людям больше не приходилось вести дела под открытым небом или же в пабе, как в первые годы после основания поселения. Но во время процесса над Джеймсом МакКензи выяснилось, что помещение было слишком маленьким, чтобы вместить всех жителей Кентербери, желавших хоть одним глазком взглянуть на знаменитого вора. Даже пострадавшим «овечьим баронам» и членам их семей приходилось приезжать пораньше, чтобы занять хорошие места. Поэтому уже за день до заседания Гвинейра, Джеральд и возбужденный Пол сняли номер в отеле «Уайт Харт» в Крайстчерче, чтобы иметь возможность быстро добраться до Литтелтона через перевал Брайдл.

— Ты имеешь в виду, что мы поскачем туда? — спросила удивленная Гвинейра, когда Джеральд рассказал ей о своих планах. — В конце концов, это же Брайдл!

Джеральд довольно усмехнулся.

— Вот увидишь, насколько изменился этот участок дороги, — сказал он. — Там построили хорошую дорогу, и теперь ездить на карете не составляет никаких трудностей. Так что можешь поприличнее одеться, ты вряд ли выпачкаешься.

В день судебного заседания сам Джеральд надел один из лучших костюмов. Пол, впервые в жизни облачившийся в костюмчик-тройку, выглядел очень повзрослевшим.

Гвинейра, напротив, мучилась вопросом, что же действительно было приличным для суда? Если честно, то уже много лет подобные мысли не посещали ее. И хотя она уговаривала себя, что никто не обратит внимания на то, во что будет одета присутствующая на судебном заседании дама средних лет, сердце Гвинейры начинало бешено колотиться, как только она вспоминала о том, что вскоре увидит Джеймса МакКензи. Но что он почувствует, увидев ее? Увлажнятся ли снова его глаза, как когда-то, когда она еще не ценила его любовь? Или он скорее испытает сожаление, обнаружив, что она постарела и на ее лице появились первые морщинки? Может, он заметит следы переживаний, изменившие ее внешность. А может, вообще ничего не почувствует и будет смотреть на нее совершенно равнодушно. Гвинейра допускала, что она могла стать для него всего лишь далеким бледным воспоминанием, любовью, угасшей за десять лет. Что, если таинственный спутник Джеймса действительно был женщиной? Возможно, даже его женой...

Гвинейра ругала себя за подобного рода мысли, которые иногда возвращали ее к девичьим мечтам о совместной жизни с Джеймсом. Мог ли он забыть дни, проведенные с ней на берегу озера? Волшебные часы у каменного круга? Наверное, он никогда не простит ее, ведь они, даже расставаясь, умудрились поссориться. Он никогда не простит ей рождения Пола, мальчика, чье появление на свет приносило одни разрушения...

В конце концов Гвинейра выбрала скромное темно-синее платье с накидкой, которое застегивалось спереди, при этом каждая пуговичка представляла собой маленький шедевр из панциря черепахи. Кири подняла ей волосы, сделав строгую прическу. В довершение Гвинейра надела кокетливую шляпку синего цвета. Ей казалось, что она уже несколько часов сидит перед зеркалом, стараясь привести непослушные пряди в идеальный порядок, то и дело поправляя шляпку и рукава платья так, чтобы все пуговички было видно. От смешанного чувства страха, радости и ожидания скорой встречи с любимым Гвин была белой как мел. Если все пойдет и дальше так, то ей придется смазать щеки кровью, чтобы не выглядеть настолько бледной в зале суда. Но затем она решила, что быть бледной — это лучше, чем покраснеть под взглядом Джеймса. Гвинейру знобило, но она убеждала себя, что это из-за прохлады осеннего дня. Ее руки заметно дрожали, и она с силой вцепилась в занавески кареты.

— Что случилось, мама? — спросил заметивший ее состояние Пол, и Гвин вздрогнула. Пол отлично чувствовал человеческие слабости. Он ни в коем случае не должен был узнать, что между ней и Джеймсом МакКензи что-то было.

— Ты нервничаешь из-за мистера МакКензи? — продолжал он донимать Гвинейру. — Дедушка говорил, что ты была с ним хорошо знакома. Он был управляющим в Киворд-Стейшн. Мама, правда странно, что он внезапно сбежал и начал красть овец?

— Да, очень странно, — процедила сквозь зубы Гвинейра. — Мне... нам не надо было ему доверять.

— А теперь его, скорее всего, повесят, — с удовлетворением произнес Пол. — Дедушка, мы же сможем посмотреть, как его будут вешать?

Джеральд фыркнул.

— Этого негодяя никто не повесит, ему повезло с судьей. Стивен не овцевод, поэтому он не понимает, что МакКензи чуть не разорил многих жителей Кентербери...

Гвинейра еле смогла сдержать смех. Насколько ей было известно, украденный МакКензи скот был для большинства «пострадавших» не более чем укусом комара.

— Но уж пару лет за решеткой он получит. И кто знает, возможно, Джеймс расскажет нам сегодня о своих помощниках. Не мог же он все это провернуть в одиночку... — Джеральд не верил в историю о женщине-спутнице МакКензи. Ему казалось, что речь скорее могла идти о молодом сообщнике, да и то старик Уорден не был уверен даже в этом.

— Хотя вариант с сообщником выглядит интереснее. В этом случае у нас было бы больше шансов, ведь тогда МакКензи предстал бы перед судом в Данидине. Насчет этого Сайдблоссом прав. А вот и он! Смотрите-ка! Я знал, что он обязательно придет на заседание суда.

Джон Сайдблоссом проскакал на своем черном жеребце мимо кареты Уорденов и вежливо поздоровался с ними. Гвинейра вздохнула. От свидания с «овечьим бароном» из Отаго она с удовольствием отказалась бы!

Впрочем, Сайдблоссом не держал зла на Джеральда за то, что тот во время поимки МакКензи не принял его сторону, и даже зарезервировал места в зале для семьи Уорденов. Он сердечно поприветствовал Джеральда, слегка снисходительно поздоровался с Полом, а на Гвинейру лишь бросил ледяной взгляд.

— Ваша прелестная дочь вернулась домой? — спросил он насмешливо, когда она усаживалась в зале — как можно дальше от Сайдблоссома.

Гвинейра промолчала. Но Пол поспешил заверить своего кумира, что никто ничего не слышал о Флёретте.

— В Холдоне поговаривают, что она, должно быть, оказалась в каком-нибудь очаге разврата! — объявил Пол, после чего Джеральд строго одернул мальчишку.

Гвинейра никак не отреагировала. В последние недели она все меньше и меньше внимания обращала на выходки Пола. Мальчик давно вышел из-под ее влияния — если он вообще когда-то слушался ее. Теперь Пол ориентировался только на Джеральда; в школу к Хелен он тоже практически перестал ездить. Джеральд постоянно говорил о том, что нужно нанять домашнего учителя, но Пол считал, что для фермера и скотовода он выучился достаточно. Во время работы на ферме он как губка впитывал знания пастухов и стригалей. Несомненно, Пол был наследником, которого так хотел Джеральд, но при этом не стал подходящим партнером, на которого мог бы рассчитывать Джордж Гринвуд. Молодой маори Рети, управляющий делами Джорджа, пока тот находился в Англии, жаловался Гвинейре на ее свекра. По его мнению, Джеральд воспитывал второго невежду, такого же, как Говард О’Киф, но в любом случае у Пола было меньше опыта и власти, чем у его деда.

— Мальчику ничего нельзя сказать, — продолжал Рети. — Работники на ферме его не любят, а маори в открытую ненавидят. Но мистер Джеральд не обращает на это никакого внимания. Контроль над стрижкой овец! В двенадцать лет!

Гвинейра слышала то же самое от стригалей, которых возмущало несправедливое обращение. В стремлении показать свою важность и выиграть традиционную борьбу между сараями для стрижки Пол насчитывал большее количество постриженных овец, чем это было в действительности. Вначале стригали не обращали на его «просчеты» внимания и даже радовались, так как им платили за количество постриженных животных. Но когда выяснялось, что количество шерсти не соответствует записям Пола, Джеральд приходил в ярость и вымещал злобу на работниках. Другие же стригали жаловались на то, что соревнование подвергалось открытому манипулированию, из-за чего премии распределялись несправедливо. Все это превращалось в ужасную неразбериху, и в конце концов Гвин пришлось заплатить работникам намного большую зарплату, чтобы в следующем году хотя бы кто-то согласился вернуться к стрижке овец.

Гвинейра была сыта по горло выходками Пола. Больше всего ей хотелось отправить его на пару лет в Англию или хотя бы отослать в интернат в Данидине. Но Джеральд ничего не хотел об этом слышать, и поэтому Гвинейра поступала так, как привыкла поступать еще с момента рождения сына: она просто игнорировала его.

Теперь, оказавшись в зале суда, Пол, слава богу, вел себя тихо. Он подслушивал беседу между Джеральдом и Сайдблоссомом, а также ловил холодные замечания других «овечьих баронов» из Отаго. Зал быстро наполнился людьми, и Гвин жестом позвала к себе Рети, который одним из последних втиснулся в помещение. По пути у него возникло несколько преград — некоторые pakehaне хотели уступать место маори, — но упоминание имени Гринвуд, как всегда, срабатывало для Рети положительно.

Наконец часы пробили десять раз, и с точностью до минуты почтенный судья сэр Джастин Стивен вошел в зал и объявил заседание открытым. Большинство присутствующих заинтересовались происходящим только после того, когда в помещение завели обвиняемого. Появление Джеймса МакКензи вызвало настоящую бурю проклятий и радостных возгласов. Сам же Джеймс ни на что не реагировал, держал голову опущенной и, казалось, оживился лишь тогда, когда заметил, что судья разрешил присутствовать в зале простым людям.

Гвинейра следила за Джеймсом, поглядывая на него из-за спины крупного фермера, который уселся перед ней. К сожалению, в отличие от Джеральда и Пола, она оказалась не на самом удачном месте, поскольку ей пришлось сесть как можно дальше от Сайдблоссома. Джеймс МакКензи увидел ее, когда уселся рядом со своим унылым государственным защитником.

Гвинейра уже много дней задавалась вопросом, что она почувствует при этой встрече с Джеймсом? Сможет ли она вообще узнать его и увидеть в МакКензи то, что... Да, а что именно?.. Впечатлила бы ее эта встреча? Поразила? Что бы там ни было, прошло двенадцать лет. Возможно, ее волнение было излишним. Возможно, он окажется для нее совершенно чужим человеком, которого она даже не сможет узнать, встретив на улице.

Но уже первый взгляд на высокого мужчину на скамье подсудимых принес ей облегчение. Джеймс МакКензи едва ли изменился за прошедшие годы. По крайней мере Гвинейре он показался тем же Джеймсом. После рисунков, увиденных в газете, в которой сообщалось о его поимке, Гвин рассчитывала увидеть бородатого дикаря, но МакКензи был гладко выбрит и прилично одет. Как и прежде, он был высоким и стройным, а игра мускулов под слегка изношенной белой рубашкой выдавала его настоящую силу. Лицо Джеймса загорело, кроме тех мест, которые раньше были прикрыты бородой. Его губы были плотно сжаты — Гвинейра решила, что он переживает, ожидая результатов судебного процесса. Она и раньше довольно часто видела то же самое выражение лица, такой же взгляд... Ничего, абсолютно ничего не поменялось в его смелом взгляде. Конечно, Джеймс смотрел теперь не с легкой насмешкой, а с напряжением и, может быть, страхом, но морщинки в уголках его глаз по-прежнему свидетельствовали о том, что он любил посмеяться. В целом МакКензи производил впечатление более серьезного и зрелого мужчины. Гвинейра узнала его с первого взгляда. О да, конечно, она узнала бы его среди всех мужчин Южного острова, если не всего мира.

— Джеймс МакКензи!

— Ваша честь?

Гвинейра узнала также его голос. Этот теплый голос, который мог звучать очень нежно, но и уверенно, даже сурово, когда Джеймс отдавал приказы своим работникам или овчаркам.

— Мистер МакКензи, вы обвиняетесь в том, что в окрестностях Кентербери, а также вокруг Отаго многократно крали скот в больших количествах. Вы признаете себя виновным?

МакКензи пожал плечами.

— В окрестностях много чего крадут. Я не знаю, что касается меня...

Судья вздохнул.

— Почтенные джентльмены говорят, что вас встретили в верховьях озера Варнака с отарой краденых овец. Вы признаетесь хотя бы в этом?

Джеймс МакКензи снова повел плечом.

— На свете много МакКензи. На свете много овец!

Гвинейра чуть не засмеялась, но затем подумала, что своим поведением Джеймс мог довести почтенного судью Стивена до белого каления. При этом врать было совершенно бессмысленно. На лице МакКензи все еще имелись следы недавней драки с Сайдблоссомом. Впрочем, Джон, в свою очередь, тоже не остался без синяков. Гвин ощутила своеобразное удовлетворение от осознания того факта, что Сайдблоссому досталось намного больше.

— Может ли кто-нибудь в зале свидетельствовать, что в данном случае речь идет о воре скота МакКензи, а не о ком-то еще с той же фамилией? — спросил судья, снова вздохнув.

Сайдблоссом встал.

— Я могу доказать это. К тому же у нас в распоряжении имеется еще кое-что, что поможет опровергнуть любые сомнения. — Он повернулся ко входу в зал суда, где стоял его помощник. — Выпустите собаку!

— Пятница!

Маленькая черная тень со скоростью ветра пролетела через все помещение прямо к Джеймсу МакКензи. Казалось, он тут же забыл, какую роль собирался играть перед собравшимися. Он наклонился, схватил собаку и погладил ее.

— Пятница!

Судья закатил глаза.

— Можно было бы обойтись и без драматизма, но и так сойдет. Запишите в протокол, что подсудимый конфронтировал с собакой, которая следила за передвижением украденной отары, и признал животное своим. Мистер МакКензи, надеюсь, вы не станете сейчас рассказывать, что у животного есть двойник?

Джеймс улыбнулся, и глаза его засветились от счастья.

— Нет, — ответил он. — Эта собака единственная в своем роде! — Он погладил Пятницу, и та лизнула руку Джеймса. — Ваша честь, мы... мы могли бы сократить это слушание до минимума. Я все расскажу и во всем признаюсь, если вы разрешите мне оставить Пятницу у себя. Даже в тюрьме. Посмотрите на животное, собачка, очевидно, даже не ела с тех пор, как ее отняли у меня. Она ему... мистеру Сайдблоссому ни к чему, Пятница никому, кроме меня, не подчиняется...

— Мистер МакКензи, мы не слушаем дело вашей собаки! — строго заметил судья. — Но вам бы стоило признаться. Кража скота в Лайонел-Стейшн, Киворд-Стейшн, ферме Бизли, Баррингтон-Стейшн... все это ваших рук дело?

МакКензи отреагировал уже известным пожатием плеч.

— Происходит много краж. Я же говорил. Может, я когда и украл одну или две овцы... такой собаке нужна тренировка. — Он указал на Пятницу, и в зале разразился дикий смех. — Но тысяча овец...

Судья снова вздохнул.

— Ладно. Раз вы не хотите по-другому, значит, мы вызовем свидетеля. Первым в списке числится Рендоф Нильсон, управляющий на ферме Бизли...

Появление Нильсона было лишь началом, после него выступила целая группа работников и овцеводов, которые утверждали, что на вышеупомянутых фермах были украдены сотни овец. Многих животных позже снова обнаружили в отаре МакКензи. Все это было изнурительно, и Джеймс мог бы сократить время пребывания в зале, но он теперь вел себя упрямо и врал по поводу каждого животного, которое когда-либо украл.

Пока свидетели называли количество и даты, Джеймс, поглаживая мягкую спину Пятницы, смотрел в зал. В преддверии процесса существовали вещи, которые интересовали МакКензи больше, чем страх перед повешением. Суд проходил в Литтелтоне, Кентербери, что относительно недалеко от Киворд-Стейшн. Он все время думал о том, придет ли Гвинейра? В течение нескольких ночей перед слушанием Джеймс вспоминал каждое мгновение, проведенное с ней, каждую деталь ее внешности. От момента их первой встречи в конюшне и вплоть до расставания, когда она подарила ему Пятницу. Придет ли она после того, как предала его? С тех пор не прошло и дня, когда Джеймс не задумывался бы о происшедшем. Что же все-таки тогда случилось? Кого она ему предпочла? И почему она казалась такой отчаянной и печальной, когда он не дал ей объясниться? Вообще-то, она должна была быть довольной. Но, очевидно, с другим избранником произошла та же история, что и с Джеймсом...

Джеймс увидел Реджинальда Бизли в первом ряду, рядом с Баррингтонами — МакКензи подозревал и молодого лорда, — но на его осторожные вопросы Флёретта ответила, что лорд Баррингтон едва ли поддерживает связь с Уорденами. Разве не стал бы он интересоваться Гвинейрой и будущим своего сына? Но он относился с одинаковой заботой ко всем детям, сидевшим между ним и его незаметной женой. Джорджа Гринвуда в зале не было. Однако, судя по словам Флёр, его тоже нельзя было считать отцом Пола. Хоть он и поддерживал постоянную связь со всеми фермерами, но помогал скорее сыну Хелен О’Киф, Рубену.

А вот и она. В третьем ряду, наполовину прикрытая парой местных скотоводов, которые, возможно, тоже были свидетелями по делу МакКензи. Она пыталась следить за ним, но из-за фермеров, сидящих впереди, ей все время приходилось принимать неудобные позы, чтобы не потерять Джеймса из виду. Гвинейра, как и прежде, была стройной и подвижной, поэтому ей это удавалось без труда. О, как же она была прекрасна! Настолько же прекрасна, свежа и внимательна, как и прежде. Ее локоны снова выбились из строгой прически, лицо было бледным, а губы слегка приоткрылись. Джеймс не пытался поймать ее взгляд, это было бы слишком мучительно. Возможно, он попробовал бы переглянуться с ней попозже, когда его сердце перестало бы так бешено колотиться и когда он больше не боялся бы, что в его глазах любой сможет прочитать его чувства... Прежде всего он заставил себя оторвать взгляд от Гвинейры и снова посмотреть на других «зрителей». Возле Гвинейры МакКензи ожидал увидеть Джеральда, но вместо старика увидел мальчика лет двенадцати. Джеймс затаил дыхание. Конечно же, это наверняка ее сын, Пол. Мальчик наконец-то достиг того возраста, когда мог сопровождать мать и деда на заседание суда. Возможно, в его чертах МакКензи смог бы разглядеть что-то знакомое, что помогло бы ему узнать имя настоящего отца ребенка... На Флёретту Пол совсем не походил, а вот... Да, этот мальчишка...

МакКензи оцепенел, когда внимательнее рассмотрел лицо мальчика. Этого не могло быть! Но все сходилось... Мужчина, с которым Пол был похож как две капли воды, сидел рядом с ним: Джеральд Уорден.

У обоих были близко сидящие карие глаза, угловатый подбородок, большой нос... То же решительное выражение присутствовало как на старом, так и на юном лице. В данном случае никто бы не усомнился в том, что ребенок был Уорденом. Джеймс лихорадочно думал. Если бы Пол был сыном Лукаса, то почему его отец сбежал на западное побережье? Или...

От осознания правды у Джеймса перехватило дыхание, как будто его ударили под дых. Сын Джеральда! Иначе и быть не могло, Пол абсолютно не был похож на супруга Гвинейры. И это, скорее всего, и послужило настоящей причиной побега Лукаса. Он застал свою жену не с кем-нибудь, а с собственным отцом... но это невозможно! Флёретта никогда не далась бы Джеральду по своей воле! А даже если бы это и произошло, то она постаралась бы сохранить такую связь в строжайшей тайне. Лукас никогда ни о чем не узнал бы. Так что... оставался лишь один вариант — Джеральд изнасиловал Гвинейру.

Джеймс тут же ощутил приступ сожаления и гнева на самого себя. Теперь ему наконец-то стало понятно, почему Гвинейра ни о чем не сказала, почему она едва не сгорала от стыда, пытаясь уговорить его не бросать ее. Она просто не могла признаться, иначе все стало бы еще хуже. Он убил бы старика.

Вместо этого он, Джеймс, попросту бросил Гвинейру, оставив ее одну с Джеральдом и вынудив растить в одиночку этого несчастного ребенка, по отношению к которому Флёретта чувствовала лишь отвращение. Джеймс испытал сильнейшее отчаяние. Гвинейра никогда не простит ему этого! Он должен был обо всем догадаться или, по крайней мере, принять ее отказ что-либо рассказывать без лишних вопросов. Он должен был доверять ей. Но так...

Джеймс еще раз украдкой взглянул на ее осунувшееся лицо — и испугался, когда она подняла голову и тоже посмотрела на него. И тогда все вокруг словно исчезло... Зал суда растворился перед его глазами и глазами Гвинейры, а Пола Уордена как будто никогда и не существовало. Внутри магического круга стояли лишь Гвинейра и Джеймс. Он видел перед собой юную девочку, которая так бесстрашно отправилась в новую страну, но при этом была совершенно беспомощной, когда нужно было отыскать тимьян на ужин. Он отчетливо вспомнил, как она улыбнулась ему, когда Джеймс подарил ей букет цветов. А затем этот странный вопрос Гвинейры о том, согласился ли бы он стать отцом ее ребенка... совместные дни у озера и высоко в горах. Невероятное чувство, когда он впервые держал Флёретту в своих руках.

В это мгновение между Джеймсом и Гвинейрой снова установилась невидимая связь, которую влюбленные больше никогда и никому не позволили бы разорвать.

— Гвин...

Губы Джеймса беззвучно произнесли ее имя, и Гвинейра улыбнулась, как будто все поняв. Нет, она не держала на него зла. Она все простила — и освободилась от оков прошлого. Теперь она наконец-то была свободна для него. Если бы только у него появилась возможность поговорить с ней! Им нужно было попробовать еще раз, они принадлежали друг другу. Если бы этот чертов процесс никогда не состоялся! Если бы он был свободен! Хоть бы его, ради всего святого, не повесили...

— Ваша честь, я думаю, мы можем закончить быстрее!

Джеймс МакКензи решил все рассказать как раз в тот момент, когда судья собрался вызвать очередного свидетеля. Судья Стивен с надеждой посмотрел на подсудимого.

— Вы хотите признаться?

МакКензи кивнул. После этого он в течение часа спокойно рассказывал о своих кражах и о том, как отгонял овец в Данидин.

— Но вы должны понять, что я не могу назвать имени торговца, который покупал у меня животных. Он не спрашивал, как меня зовут, а я не спрашивал его.

— Но вы же должны его знать? — нерешительно спросил судья.

МакКензи снова пожал плечами.

— Я знаю одно имя, но зовут ли его так в действительности?.. Кроме того, я не предатель, Ваша честь. Он меня не обманывал, всегда прилично платил — не требуйте от меня того, чтобы я нарушил свое слово.

— А твой сообщник? — загремел чей-то голос из зала. — Кто был тот парниша, который выскользнул у нас из-под носа?

МакКензи старательно изобразил на лице смущение.

— Какой сообщник? Я всегда работал в одиночку, Ваша честь, только с собакой. Я клянусь вам, да поможет мне Бог.

— А кто же был тот мужчина, который оказался рядом с вами на момент поимки? — осведомился судья. — Некоторые даже предполагают, что это была женщина...

МакКензи кивнул, опустив голову.

— Правильно, Ваша честь.

Гвинейра вздрогнула. Значит, все-таки у него была женщина! Джеймс, вероятно, женился или, по крайней мере, сожительствовал с кем-то. При этом... он так на нее смотрел, что она никогда не подумала бы...

— Что означает «правильно»? — раздраженно спросил сэр Джастин. — Мужчина, женщина, призрак?

— Женщина, Ваша честь. — МакКензи все еще сидел с опущенной головой. — Девушка маори, с которой я жил.

— И ей ты отдал свою лошадь, в то время как сам сидел на муле, после чего она ускакала со скоростью ветра? — выкрикнул кто-то из зала. — Можешь рассказать это своей бабушке!

Судья Стивен призвал присутствующих к тишине.

— Должен признаться, — добавил он затем, — что эта история и мне кажется слегка неправдоподобной.

— Девушка была мне дорога, — спокойно произнес МакКензи. — Самое... самое ценное, что у меня когда-либо было. Я с радостью отдал ей свою лучшую лошадь, я отдал бы ей все. Я пожертвовал бы своей жизнью ради нее. И с чего это вы взяли, что девушка не может быстро скакать?

Гвинейра прикусила губу. Значит, Джеймс действительно нашел новую любовь. И если бы он пережил процесс и тюремное заключение, то вернулся бы к ней...

— Ага, — сухо произнес судья. — Девушка маори. Есть ли у этого прекрасного дитяти имя и какому племени она принадлежит?

МакКензи ненадолго задумался.

— Она не принадлежит ни к какому племени. Она... слишком долго объяснять, но она произошла из союза между мужчиной и женщиной, которые не были связаны узами брака. Тем не менее этот союз был благословенным. Он возник, чтобы... чтобы... — Джеймс пытался поймать взгляд Гвинейры. — Чтобы осушить слезы бога.

Судья наморщил лоб.

— Вообще-то, я не рассчитывал на посвящение в брачный церемониал язычников, в конце концов, в зале есть дети! Значит, девушка была изгнана из своего племени и не имела имени...

— Имя у нее было. Ее звали Пуа... Пакупаку Пуа.

С этими словами МакКензи посмотрел в глаза Гвинейре, и она, надеясь, что никто не заметит ее эмоций, тут же покраснела, а потом снова побледнела. Если Гвинейра все правильно поняла, то...

Когда через несколько минут заседание подошло к концу, она поспешила через толпу, даже не извинившись перед Джеральдом или Сайдблоссомом. Ей нужен был человек, который смог бы подтвердить ее догадки, который разговаривал бы на языке маори лучше, чем она. Запыхавшись, она наконец-то нашла Рети.

— Рети! Какое счастье, что вы здесь! Рети, что... что означает имя? И ракираки?

Маори засмеялся.

— Мисс Гвин, вам следовало бы уже знать. Риаозначает «цветок», а ракираки...

— ...«маленький»... — прошептала Гвинейра. От внезапного облегчения ей хотелось кричать, плакать и танцевать одновременно. Но она лишь слабо улыбнулась.

Девушку звали Маленький Цветок. Теперь Гвин поняла, почему МакКензи смотрел на нее так загадочно. Он, должно быть, встретил Флёретту.

Джеймса МакКензи приговорили к пяти годам лишения свободы в тюрьме Литтелтона. Естественно, собаку МакКензи с собой оставить не разрешили. Джон Сайдблоссом должен был позаботиться о животном, как ему и хотелось. Судье Стивену это было совершенно безразлично, и он еще раз повторил, что «суд не занимается вопросами домашних питомцев».

Последующая сцена была ужасной. Работники суда и офицер полиции вынуждены были силой забирать Пятницу у МакКензи. Когда Сайдблоссом хотел взять собаку на поводок, она его укусила. После этого Пол злорадно рассказывал всем, что видел в глазах вора слезы.

Гвинейра совершенно не обращала внимания на слова сына. Она не присутствовала и во время вынесения приговора, ее нервы просто не выдержали бы этого. К тому же Пол, увидев ее реакцию, стал бы задавать лишние вопросы, а она всегда испытывала страх перед его интуицией.

Вместо этого Гвинейра решила подождать снаружи, сославшись на желание подышать свежим воздухом и размять ноги. Чтобы уйти от толпы, ожидавшей вынесения приговора перед зданием суда, Гвинейра обошла вокруг зала и при этом незаметно для всех в последний раз взглянула на Джеймса МакКензи. Осужденный обернулся к ней, в то время как двое верзил выводили его через задний выход к уже ожидавшей тюремной повозке. До этого он сражался с собой, но при взгляде на Гвин больше не смог сдерживаться.

— Я увижу тебя снова, — прошептал он. — Гвин, я снова тебя увижу!

 

10

Со времени процесса над Джеймсом МакКензи прошло около шести месяцев, и Гвинейра, как обычно, работала на ферме. Позади было продуктивное утро, но она уже успела поругаться с Полом. Мальчик оскорбил двух пастухов из племени маори — и это как раз в то время, когда подходила пора стрижки овец и выгона их на горные луга, когда могла пригодиться буквально каждая пара рук. Оба мужчины были незаменимыми работниками, опытными и надежными, да и для выговора не было абсолютно никакой причины. Они использовали зимнее время для того, чтобы со своим племенем исследовать новую территорию, и это было вполне нормально: когда запасы на зиму заканчивались, племя перекочевывало на новое место, чтобы охотиться и ловить рыбу. Тогда дома у озера постепенно опустевали и практически никто из маори не приходил работать, за исключением нескольких преданных Уорденам слуг. Для новичков среди pakehaпоначалу это было непривычно, но старые фермеры уже давно привыкли к подобным передвижениям племен. К тому же племена переселялись только в тех случаях, когда не могли найти достаточно пропитания вблизи от дома или же зарабатывали недостаточно у pakeha. Когда же подходило время посевов на полях, стрижки овец и выпаса животных, в связи с чем предлагалось много работы, туземцы возвращались обратно. Поэтому два работника совершенно не понимали, почему Пол оскорблял их из-за отсутствия зимой.

— Мистер Пол должен знать, что мы всегда возвращаться обратно! — гневно говорил один из мужчин. — Он ведь делить с нами лагерь. Когда быть маленький, то как брат для Марама. Но теперь... только злоба. Только ссоры с Тонга. Он говорить, мы слушаться не его, а Тонга. А Тонга хотеть отсюда уйти. Но так нельзя. Тонга еще не носить tokipoutangata, топор вождя... а мистер Пол еще не хозяин фермы!

Гвинейра вздохнула. Последнее замечание Нгапини дало ей возможность успокоить мужчин. Как Тонга пока не стал вождем племени, так и Пол не владел фермой, а потому не имел права выносить взыскание и тем более увольнять рабочих. В знак примирения Гвинейра щедро одарила маори семенами для посевов, и мужчины согласились продолжать работать на Гвин. Но если бы управление фермой когда-нибудь перешло в руки Пола, то все работники, несомненно, разбежались бы. Возможно, Тонга, получив наконец-то топор вождя, перевел бы целое племя подальше от Киворд-Стейшн, чтобы больше не видеть Пола.

Гвинейра отыскала своего сына и рассказала ему все, что думала, но Пол лишь пожал плечами.

— Тогда я найму новых переселенцев. Ими все равно легче управлять! К тому же Тонга не решится уйти отсюда. Маори нужны деньги, которые они здесь зарабатывают, и земля, на которой они живут. Кто позволит им поселиться где-то еще? Вся земля принадлежит теперь белым скотоводам. А им вряд ли нужны всякие бунтари!

Разозлившись, Гвин тем не менее вынуждена была признать, что Пол прав. Племя Тонги нигде не ждали с распростертыми объятиями. Но эта мысль не успокоила ее, а наоборот, вызвала чувство страха. Никто не мог предсказать, что произойдет, если Тонга, который, как известно, был «горячей головой», осознает все то, что только что сказал Гвинейре Пол.

Неожиданно в конюшню, где Гвинейра как раз седлала лошадь, пришла маленькая маорийская девочка. Вероятно, еще один запуганный ребенок, который тоже хотел пожаловаться на Пола.

Но девочка не принадлежала к местному племени. Внезапно Гвинейра узнала одну из маленьких учениц Хелен. Девочка робко приблизилась к Гвин и присела перед ней, как настоящая английская школьница.

— Мисс Гвин, меня послала мисс Хелен. Я должна передать, что на ферме О’Кифов вас кто-то ждет. И вам нужно побыстрее туда приехать, до наступления темноты, пока мистер Говард не вернулся домой, — в том случае, если он решит не идти сегодня в паб. — Девочка разговаривала на прекрасном английском.

— И кто же меня может там ожидать, Мара? — в недоумении спросила Гвинейра. — Каждый ведь знает, где я живу...

Девочка серьезно кивнула.

— Да, но это тайна! — важно заявила она. — И я не должна говорить этого никому, кроме вас!

Сердце Гвинейры учащенно заколотилось.

— Флёретта? Это моя дочь? Флёр вернулась домой? — Она едва могла поверить в то, что говорила, но все же надеялась, что ее дочь нашла счастье с Рубеном где-нибудь в Отаго.

Мара покачала головой.

— Нет, мисс, это мужчина... э-э-э... джентльмен. И я должна еще раз напомнить, что вы должны поторопиться. — Произнеся последние слова, она снова присела.

Гвинейра кивнула.

— Хорошо, дитя. Быстренько возьми себе в кухне что-нибудь сладкое. Моана как раз испекла кексы. Я за это время справлюсь с лошадью, и мы сможем вместе выехать на повозке.

Девочка покачала головой.

— Я хорошо бегаю, мисс Гвин. Езжайте-ка вы лучше сами верхом. Мисс Хелен говорит, что это очень, очень срочно!

Гвинейра уже ничего не понимала, но решила побыстрее оседлать лошадь. Значит, сегодня она отменит осмотр сараев для стрижки овец, ибо вместо этого ей предстоит визит к Хелен. Кем же мог быть таинственный гость? Гвин взяла Рейвен, дочь кобылы Моргэн, и погнала ее в направлении фермы О’Кифов. Лошади нравился быстрый бег и, как только Киворд-Стейшн оказалась позади, она заметно увеличила скорость. За прошедшие годы окольная тропа между двумя фермами была настолько вытоптана, что Гвинейре не нужно было даже держаться за поводья. Рейвен перескочила через ручей одним мощным прыжком. Триумфально улыбаясь, Гвинейра вспомнила последние скачки, которые устроил Реджинальд Бизли. Этот фермер снова женился, теперь его избранницей стала вдова из Крайстчерча, которая больше подходила ему по возрасту. Она предпочитала вести домашнее хозяйство и тщательно ухаживала за розарием. Однако она не производила впечатления страстной женщины, поэтому Бизли, как и прежде, пытался найти удовлетворение в разведении скаковых лошадей. Ему было очень неприятно, что Гвинейра и Рейвен выигрывали каждый раз. В будущем старый фермер планировал построить ипподром. Тогда уж ее кобы не смогут больше обогнать его породистых лошадок!

Приблизившись к ферме Хелен, Гвинейра вынуждена была придержать лошадь, чтобы не сбить детей, которые как раз выходили из школы.

Тонга и еще несколько маори из поселения у озера с угрюмым видом поздоровались с ней. Только Марама, как всегда, дружелюбно улыбалась.

— Мы читаем новую книгу, мисс Гвин! — весело сообщила она. — Для взрослых! Автор — мистер Бельвер-Литтон. Он очень популярен в Англии! В книге идет речь о римлянах, которые уже давно живут в Англии. Их стоянка находится у вулкана, и вдруг начинается извержение. Это та-а-а-а-ак грустно, мисс Гвин... я надеюсь только, что девушки будут живы. Ведь Глаукос очень любит Джоун! А вообще, людям следовало бы вести себя поумнее. Нельзя разбивать лагерь в такой близости к вулкану. К тому же такой большой, с палатками и все такое! Как вы думаете, Пол бы тоже захотел прочитать эту книгу или нет? В последнее время он так мало читает, это нехорошо для джентльмена, как говорит мисс Хелен. Я поищу его и дам ему эту книгу!

Марама пошла дальше, и Гвинейра улыбнулась ей вслед.

— Твои дети прекрасно понимают человеческие отношения, — поддразнила она Хелен, которая как раз вышла из дому, услышав стук копыт. Она явно успокоилась, когда увидела, что это была всего лишь Гвин, а не какой-то другой посетитель. — Я даже не знала, что мне не нравится в Бельвер-Литтоне, но Марама помогла мне понять: это все ошибка римлян. Если бы они не построили поселение у подножия Везувия, то Помпеи до сих пор существовали бы, а мистер Бельвер-Литтон смог бы сэкономить целых пятьсот страниц. Ты должна теперь объяснить детям, что действие происходит не в Англии...

Хелен натянуто улыбнулась.

— Марама — умная девочка, — сказала она. — А теперь пошли, Гвин, нам нельзя терять ни минуты. Если Говард застанет его здесь, то убьет на месте. Он все еще не может успокоиться, что Уорден и Сайдблоссом не пригласили его поучаствовать в поисковой экспедиции...

Гвинейра нахмурила лоб.

— Какой поисковой экспедиции? И кого он убьет?

— Да МакКензи! Джеймса! Ах да, Мара ведь не назвала тебе имя гостя — ради безопасности. Но он здесь, Гвин. И он хочет срочно с тобой поговорить!

У Гвинейры подкосились ноги.

— Но... Джеймс ведь в литтелтонской тюрьме. Он не может...

— Он сбежал, Гвин! А теперь отдай мне лошадь. МакКензи в сарае.

Гвинейра тут же полетела в сарай. В голове у нее все перевернулось. Что она должна ему сказать? Что хотел сказать он? Но Джеймс был здесь... он был здесь, они могли...

Джеймс МакКензи обнял Гвинейру, едва она успела переступить порог неказистого строения. У нее не было времени, чтобы оттолкнуть его, да ей этого и не хотелось. Вздохнув, она уткнулась ему в плечо. Прошло тринадцать лет, но ощущение любимого плеча было таким же прекрасным, как и когда-то. Гвинейра чувствовала себя в безопасности. Что бы ни происходило вокруг, в объятиях Джеймса ей ничто не угрожало. Она знала это наверняка.

— Гвин, прошло столько времени... Мне не стоило тебя бросать, — прошептал Джеймс, зарывшись лицом в ее волосы. — Я должен был догадаться, откуда взялся Пол. Вместо этого...

— Мне нужно было набраться храбрости и все рассказать, — перебила его Гвинейра. — Но я не могла даже произнести подобное... Ладно, пора прекращать извиняться, мы ведь всегда знали, чего хотели... — Она задорно улыбнулась.

МакКензи не мог насмотреться на ее счастливое, разгоряченное от скачки лицо. Но теперь он использовал свой шанс и поцеловал Гвин.

— Тогда перейдем к делу! — произнес он строго, в то время как в его глазах светился тот же юношеский огонек. — Давай выясним все — и я не хочу слышать ничего, кроме правды. Теперь, когда больше нет супруга, которому ты должна хранить верность, а наша дочь все знает, скажи: это действительно было обычным деловым соглашением, Гвин? Речь и в самом деле шла лишь о зачатии ребенка? Или же ты меня все-таки любила? Хоть чуть-чуть?

Гвинейра улыбнулась, но затем наморщила лоб, словно задумалась в поисках ответа.

— Чуть-чуть? Ну, если подумать, то, пожалуй, чуть-чуть я тебя любила.

— Хорошо. — Джеймс оставался совершенно серьезным. — А сейчас? Когда у тебя было так много времени на размышления, а наша дочь выросла? Когда ты свободна и никто больше не может тебе указывать, что делать? Ты меня все еще чуть-чуть любишь?

Гвинейра покачала головой.

— Нет, — медленно произнесла она. — Теперь я люблю тебя очень сильно!

Джеймс снова обнял ее, и они насладились поцелуем.

— Любишь ли ты меня достаточно, чтобы уехать со мной? — спросил он. — Достаточно, чтобы сбежать со мной? В тюрьме ужасно, Гвин, мне нужно было оттуда сбежать!

Гвинейра покачала головой.

— Как ты себе это представляешь? Куда мы отправимся? Снова красть овец? Если они тебя опять поймают, то наверняка повесят! А меня упрячут за решетку.

— Они не могли поймать меня десять лет! — возразил Джеймс.

Гвин вздохнула.

— Потому что ты нашел этот участок земли и проход. Идеальное укрытие. Кстати, его теперь называют высокогорьем МакКензи. Возможно, это имя останется даже тогда, когда о Джеральде Уордене и Джоне Сайдблоссоме уже никто и не вспомнит.

МакКензи ухмыльнулся.

— Но ты ведь не можешь всерьез полагать, что нам снова так же повезет! — продолжала Гвинейра. — Тебе нужно отсидеть в тюрьме пять лет, Джеймс. Если ты после этого будешь действительно свободен, мы подумаем, что делать дальше. Я не могу просто взять и уехать. Люди, животные, ферма... Джеймс, все это зависит от меня. Я полностью контролирую разведение овец. Джеральд больше пьет, чем работает, а если иногда и бывает трезвый, то в основном заботится о коровах. Но даже это занятие он все чаще передает Полу...

— При этом мальчишку не особо-то любят... — пробурчал Джеймс. — Флёретта мне кое-что рассказала, да и офицер полиции в Литтелтоне. Я знаю все о Кентербери. Тюремному охраннику было скучно, и я был единственным, с кем он мог целыми сутками разговаривать.

Гвин улыбнулась. Она немного знала этого офицера, а также то, что он любил поболтать.

— Да, с Полом тяжело, — согласилась она. — Тем больше я нужна людям. По крайней мере пока что. Через пять лет все изменится. Пол будет совершеннолетним и больше не позволит мне и слова сказать насчет ведения фермы. Я даже не знаю, захочу ли я жить на ферме, которой будет управлять Пол. Возможно, мы смогли бы купить себе клочок земли. После всего, что я сделала для Киворд-Стейшн, мне полагается хотя бы это.

— Клочка земли недостаточно для разведения овец, — с сожалением в голосе сказал Джеймс.

Гвин пожала плечами.

— Возможно, ее хватит для разведения собак или лошадей. Твою Пятницу теперь знает каждый, а моя Клео... она еще жива, но скоро уже умрет. Фермеры будут дорого платить за собак, которых тренировал сам МакКензи.

— Но пять лет, Гвин...

— Только четыре с половиной!

Гвинейра снова прижалась к нему. Пять лет казались ей вечностью, но она не могла представить себе другого выхода. Уж точно нельзя было жить беглецами в горах или отправляться на поиски золота.

МакКензи вздохнул.

— Ладно, Гвин. Но ты должна дать мне шанс уйти! Сейчас я на свободе. Я не собираюсь добровольно возвращаться за решетку. Если меня не поймают, то я отправлюсь на золотые прииски. И поверь мне, Гвин, уж я-то найду золото!

Гвинейра улыбнулась.

— Ты даже Флёретту нашел. Но больше не поступай со мной так, как ты сделал в суде! Все эти истории о маорийской любовнице. Я думала, у меня сердце остановится, пока ты рассказывал о своей большой любви!

Джеймс ухмыльнулся.

— А что мне оставалось? Объявить во всеуслышание, что у меня есть дочь? Маори они искать никогда не станут, всем известно, что это бесполезно. Хотя Сайдблоссом, конечно, подозревает, что эта девушка забрала все мои деньги.

Гвин наморщила лоб.

— Какие деньги, Джеймс?

Лицо МакКензи расплылось в широкой улыбке.

— Ну, как сказали бы Уордены, я позволил себе собрать приличное приданое для своей дочери. Все деньги, которые я заработал за эти годы от продажи овец. Поверь мне, Гвин, я был богатым человеком! И надеюсь, что Флёр разумно распорядится ими.

Гвин улыбнулась.

— Это меня успокаивает. Я так боялась за нее и Рубена! Рубен — хороший парень, но у него руки не из того места растут. Из него такой же золотоискатель, как... ну, представь, если бы ты решил вдруг стать мировым судьей.

МакКензи строго посмотрел на нее.

— О, у меня великолепно развитое чувство справедливости, мисс Гвин! Как ты думаешь, почему все сравнивали меня с Робином Гудом? Я крал овец только у богачей и никогда не трогал людей, которые зарабатывают себе на жизнь честным трудом! Хотя, согласен, мой способ слегка необычный...

Гвинейра засмеялась.

— Ну, скажем, ты не джентльмен. Я тоже больше не леди после всего, что мы с тобой делали. Ну и что? Мне все равно!

Они еще раз поцеловались, и Джеймс было мягко потянул Гвинейру на сено, но тут их прервала Хелен:

— Я не хотела тревожить вас, но сюда только что приходили полицейские. Я чуть не умерла со страху, однако они только задавали вопросы и не пытались устроить обыск фермы. Теперь, по всей видимости, все снова бросятся на поиски Джеймса. Мистер МакКензи, «овечьи бароны» уже знают о вашем побеге и даже успели послать на помощь своих людей. Боже, неужели вы не могли подождать еще пару недель? В разгар стрижки овец никто не стал бы устраивать погоню, но сейчас полным-полно работников, которым уже несколько месяцев нечем заняться. Они жаждут приключений! В любом случае вам следует остаться здесь до наступления темноты, а затем как можно быстрее уйти. И лучше всего... обратно в тюрьму. Сдаться самостоятельно было бы самым удачным вариантом, но вы, Джеймс, и без меня все понимаете. А ты, Гвин, как можно скорее скачи домой, чтобы никто ни о чем не догадался. Я не шучу, мистер МакКензи. Мужчины, которые только что были здесь, предъявили мне ордер, они даже имели право застрелить вас!

Целуя Джеймса на прощание, Гвинейра дрожала от страха. В очередной раз ей приходится переживать из-за него. А ведь они только-только снова оказались вместе.

Конечно, она тоже посоветовала ему возвращаться в Литтелтон, но Джеймс лишь отмахнулся. Сначала он хотел поехать в Отаго, чтобы забрать Пятницу, что, по словам Хелен, было «сущим безумием», а затем на золотые прииски.

— Ты не дашь ему что-нибудь перекусить в дорогу? — жалобно спросила подругу Гвинейра, когда они провожали беглого преступника. — И спасибо тебе, Хелен. Я знаю, на какой риск ты пошла ради меня.

Хелен махнула рукой.

— Если у наших детей все прошло так, как они задумали, то Джеймс стал тестем Рубена... Или ты все еще предпочитаешь врать, что Флёретта не от него?

Гвин улыбнулась.

— Тебе лучше знать, Хелен! Ты ведь сама послала меня тогда к Матахоруа, и мы с тобой слышали, что посоветовала знахарка. Как, хорошего я себе мужчину нашла?

Джеймса МакКензи схватили этой же ночью, при этом ему одновременно повезло и не повезло. Он попался прямо в руки поисковой группе с Киворд-Стейшн под предводительством его старых друзей Энди Мак-Арана и Покера Ливингстона. Если бы они были одни, то отпустили бы Джеймса, но с ними вместе оказались два новых работника, поэтому Энди и Покер не захотели рисковать. Во всяком случае никто даже не пытался стрелять в Джеймса. Однако осторожный МакАран сказал МакКензи то же самое, что до этого говорили ему Гвин и Хелен.

— Если тебя обнаружит кто-то из людей Бизли или Баррингтона, то они пристрелят тебя как собаку! Не говоря уже о Сайдблоссоме! Уорден, между нами говоря, тот еще мошенник. Он в какой-то степени понимает тебя. Но Баррингтон глубоко разочарован, в конце концов, ты ведь дал ему честное слово, что не будешь убегать.

— Но только по пути в Литтелтон! — пытался защищаться Джеймс. — Речь ведь не шла о пяти годах тюремного заключения!

Энди пожал плечами.

— Как бы там ни было, он очень зол. Ну а Бизли до ужаса боится, что ты снова начнешь красть скот. Двое породистых жеребцов, которых он привез из Англии, стоят целое состояние. Старик не простит тебе кражу, поэтому лучше возвращайся в тюрьму.

Когда МакКензи вернулся в Литтелтон, офицер полиции, казалось, абсолютно не злился.

— Это моя вина, — пробурчал он. — В следующий раз я вас попросту застрелю, МакКензи! Это уж я вам обещаю!

МакКензи храбро провел за решеткой следующие три недели, но затем не выдержал и снова сбежал. На этот раз вполне определенные обстоятельства привели офицера полиции в Киворд-Стейшн.

Гвинейра как раз заканчивала осматривать маток и ягнят перед тем, как выгнать их на пастбище. Внезапно она увидела, что во двор заехал Лоренс Хенсон, начальник полицейского участка в Кентербери. Хенсон медленно двигался вперед, что было связано с тем, что он вел на поводке что-то маленькое и черное. Как оказалось, это была собачка, которая яростно упиралась; полицейскому приходилось останавливаться каждые несколько метров, так как он боялся задушить животное. В конце концов собака упала на землю на все четыре лапы.

Гвин наморщила лоб. Неужели один из ее дворовых псов вырвался на волю? Вообще-то, такого до сих пор никогда не происходило. А если бы что-то подобное и случилось, то этим уж точно не стал бы заниматься начальник полиции. Она быстро попрощалась с двумя маорийскими пастухами и отправила их в горы со стадом.

— Увидимся осенью! — сказала она мужчинам, которые целое лето должны были провести в горной хижине, охраняя овец. — Следите за тем, чтобы мой сын не увидел вас здесь раньше срока!

Было глупо предполагать, что маори провели бы целое лето в горах, не посещая время от времени своих жен. Впрочем, их жены могли бы и сами приезжать на пастбище. Никто не знал точно, что произойдет; племена часто переходили с места на место. Гвинейра лишь знала, что Пол был бы недоволен как одним, так и другим вариантом.

Теперь же она направилась к дому, чтобы поздороваться со вспотевшим от жары офицером полиции, который отправился ей навстречу. Он знал, где находилась конюшня, и, очевидно, хотел поставить свою лошадь. Судя по всему, он никуда не торопился. Гвин вздохнула. Вообще-то, она могла бы найти дела и поважнее, чем сидеть полдня с Хенсоном и болтать. С другой стороны, так она смогла бы узнать все подробности жизни Джеймса в тюрьме.

Когда Гвин подошла к конюшне, Хенсон как раз собирался отпустить собаку, которая до этого была крепко привязана к седлу. Животное точно было колли, но в ужасном состоянии. Шерсть собаки сбилась и потускнела, а сама она была настолько худая, что, несмотря на длинную шерсть, можно было без труда увидеть торчащие ребра. Когда шериф нагнулся, собака оскалилась и зарычала. Настолько враждебно овчарки вели себя очень редко, тем не менее Гвинейра тут же узнала собаку.

— Пятница! — нежно произнесла она. — Позвольте мне, шериф, возможно, она вспомнит меня. В конце концов, она была со мной, пока ей не исполнилось пять месяцев.

Вначале Хенсон отнесся скептически к предложению женщины, которая давала Пятнице первые уроки по выпасу овец, но собака отреагировала на нежный голос Гвинейры. По крайней мере она не пыталась вырваться, когда Гвинейра погладила ее по спине и отвязала поводок от седла.

— Откуда она у вас? Это ведь...

Хенсон кивнул.

— Да, это собака МакКензи. Два дня назад прибежала в Литтелтон, совершенно измученная. Вы сами видите, как она выглядит. МакКензи увидел ее из окна и закатил истерику. Но что я должен был делать? Не оставлять же собаку в тюрьме! До чего мы тогда дошли бы? Если одному разрешить держать собаку, то другой захочет себе кошку, а когда та съест канарейку третьего, то в тюрьме начнется бунт.

— Ну, до такого, я уверена, не дошло бы.

Гвин улыбнулась. Чаще всего заключенные в литтелтонской тюрьме проводили не так уж много времени, чтобы успевать завести себе питомцев. Большинство сидели за решеткой до тех пор, пока не отрезвеют, и на следующий день снова оказывались на свободе.

— В любом случае так не положено! — строго произнес шериф. — Я взял собаку к себе домой, но она не хотела оставаться со мной. Как только дверь открывалась, она бежала обратно к тюрьме. На вторую ночь МакКензи снова сбежал из тюрьмы. На этот раз он просто выломал замок и украл мясо у мясника, чтобы покормить животное. К счастью, все обошлось. Мясник утверждает, что это был подарок, поэтому мы не будем возбуждать еще одно дело... а МакКензи удалось поймать уже на следующий день. Но так дальше не может продолжаться. Он рискует всем ради собаки. Поэтому, ну... я подумал... если уж вы дрессировали собаку, а ваша старая как раз умерла...

Гвинейра проглотила комок, подкативший к горлу. Даже сейчас она не могла спокойно думать о Клео. Она пока что не выбрала себе новую собаку. Рана на душе была слишком свежей. Но теперь перед ней была Пятница, которая очень походила на свою мать.

— Вы все правильно сделали! — спокойно произнесла она. — Пятница может остаться здесь. Скажите МакКензи, что я за ней прослежу. До тех пор, пока он нас... то есть ее не заберет с собой. А сейчас проходите в дом и выпейте со мной чаю. После долгой дороги вы, должно быть, сильно хотите пить.

Почесываясь, Пятница лежала в тени. Она все еще была на поводке, и Гвин осознавала, на какой риск идет, когда отвязывала ее.

— Пятница, идем! — нежно произнесла она.

Собака последовала за ней.

 

11

Через год после процесса по делу МакКензи Джордж и Элизабет Гринвуды вернулись из Англии, а Хелен и Гвинейра наконец-то смогли получить весточку от своих детей. Элизабет очень серьезно отнеслась к просьбе Флёр сохранить все в тайне и сама приехала в Холдон на повозке, чтобы лично передать письма. Даже своему мужу она ничего не сказала, отправившись на ферму О’Кифов к Хелен и Гвин. Обе женщины, естественно, тут же набросились на нее с расспросами о путешествии на родину, которое, по всей видимости, явно пошло Элизабет на пользу. Она казалась более спокойной и уверенной в себе, чем когда-либо прежде.

— В Лондоне было замечательно! — воскликнула она, посмотрев на Гвин и Хелен сияющими глазами. — К матери Джорджа, миссис Гринвуд, нужно... как бы это объяснить... привыкнуть. Она не узнала меня и сказала, что я очень хорошо воспитана! — Элизабет светилась от счастья, словно маленькая девочка, ожидавшая от Хелен похвалы. — А мистер Гринвуд очень обаятельный и хорошо отнесся к детям. Брат Джорджа мне все же не понравился. И эта женщина, на которой он женился! Она такая... обычная. — Элизабет самодовольно сморщила нос и тщательно сложила салфетку. Гвинейра заметила, что она сделала это в точности, как учила девочек Хелен когда-то на корабле. — Ах да, у меня же письма для вас. Извините уж, что мы так надолго задержались в Англии, — смущенно произнесла Элизабет. — Вы, должно быть, места себе не находили, мисс Хелен и мисс Гвин. Но, по всей вероятности, у Флёр и Рубена все хорошо.

Хелен и Гвинейра почувствовали явное облегчение, узнав не только новости от Флёр, но и сведения о том, как жилось Дафне и близняшкам.

— «Должно быть, Дафна нашла малышек где-то в Литтелтоне, — читала Гвин в одном из писем Флёр. — Наверное, они жили на улице и перебивались с хлеба на воду, занимаясь мелким воровством. Дафна приняла к себе девочек и хорошо о них заботится. Мисс Хелен может гордиться своей старшей ученицей, хоть она и... это слово, пожалуй, лучше написать по буквам... п-р-о-с-т-и-т-у-т-к-а».

Гвинейра засмеялась.

— Ну, вот ты и нашла своих овечек, Хелен. Но что мы будем делать с письмами? Сожжем? Мне, конечно, жаль это делать, но я не могу допустить, чтобы Джеральд, Пол или Говард обнаружили их!

— Я знаю одно место, — загадочно произнесла Хелен и направилась к кухонным шкафчикам. Одна из досок на задней стенке не была прибита, и за ней можно было прятать всякие мелочи. Хелен хранила здесь также немного сэкономленных денег и пару вещей, напоминавших ей о детстве Рубена. Она смущенно показала подругам один из его рисунков и локон волос.

— Как мило! — воскликнула Элизабет и призналась старшим подругам, что тоже носит локон волос Джорджа в медальончике.

Гвинейра позавидовала тому, что у девушки было такое ощутимое доказательство любви, но тут взглянула на собачку, которая лежала у камина и печально смотрела на нее. Ничто сейчас не объединяло ее с Джеймсом теснее, чем Пятница.

Прошел еще год. Джеральд и Пол вернулись с собрания скотоводов в Крайстчерче в плохом настроении.

— Губернатор не знает, что делает! — воскликнул Джеральд и налил себе виски. Недолго думая, он наполнил бокал и для четырнадцатилетнего Пола. — Пожизненное заключение! И кто же будет это контролировать? Да если ему что-то не понравится, он вернется следующим же кораблем!

— Кто вернется? — спросила Гвинейра, явно заинтересовавшись.

Как раз накрывали на стол, и Гвинейра с бокалом портвейна решила присоединиться к мужчинам — хотя бы для того, чтобы следить за Джеральдом. Ей совершенно не нравилось, что старик теперь выпивал вместе с Полом. Мальчику было слишком рано привыкать к алкоголю. Кроме того, его темперамент и в трезвом состоянии был взрывным, а под воздействием алкоголя его вообще никто не смог бы контролировать.

— МакКензи! Этот чертов воришка! Губернатор помиловал его!

Гвинейра почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Джеймс был на свободе?

— Во всяком случае, при одном условии — немедленно покинуть остров. Они собираются отправить его в Австралию ближайшим кораблем. Он, конечно, будет довольно далеко от нас, но ему же подарили свободу! Кто помешает МакКензи вернуться в Новую Зеландию? — возмущался Джеральд.

— Но это было бы глупостью с его стороны, — глухо заметила Гвинейра. Если Джеймс действительно навсегда уезжал в Австралию... Она, конечно, была рада, что его помиловали, но такое решение губернатора означало, что он потерян для нее навсегда.

— В следующие три года так точно, — сказал Пол. Отпивая виски маленькими глотками, он внимательно следил за матерью.

Гвинейра попыталась успокоиться.

— Но затем... Его наказание закончится. Еще пара лет, и он сможет снова вернуться на остров. Если у него хватит ума не возвращаться в Литтелтон, а поселиться, скажем, в Данидине... МакКензи может поменять имя, к тому же никого не волнует, что там написано в списках пассажиров. Что случилось, мама? Ты что-то неважно выглядишь...

Гвинейра уцепилась за мысль, высказанную Полом. Мальчишка был прав. Джеймс, конечно, нашел бы возможность вернуться к ней. Но ей нужно было увидеться с ним хотя бы еще разок! Она должна была услышать все из его уст, чтобы не надеяться понапрасну.

Пятница терлась о Гвинейру, которая рассеянно поглаживала собаку. Внезапно у Гвин появилась идея.

Конечно же, собака! Завтра Гвин поскачет в Литтелтон и отдаст офицеру полиции собаку, чтобы тот, в свою очередь, отдал ее Джеймсу во время освобождения из тюрьмы. При этом она попросит у шерифа разрешения поговорить с Джеймсом насчет Пятницы. В конце концов, она уже почти два года заботится о животном. Хенсон точно не откажет ей. Этот добродушный человек совершенно не подозревает, какого рода отношения были между Гвинейрой и Джеймсом.

Если бы только это не означало расставания с Пятницей! От одной мысли об этом сердце Гвинейры обливалось кровью. Но делать было нечего, Пятница принадлежала Джеймсу.

Естественно, Джеральд разозлился, когда Гвин объяснила ему, что хочет вернуть собаку прежнему владельцу.

— Чтобы он продолжил воровать в Австралии? — издевательски спросил он. — Ты с ума сошла, Гвинейра!

Гвинейра пожала плечами.

— Возможно, но собака-то его. И для МакКензи было бы легче найти честную работу, если бы он взял с собой овчарку.

Пол фыркнул.

— Да он и не ищет себе честной работы! Авантюрист навсегда остается авантюристом!

Джеральд тут же хотел что-то сказать Полу, но Гвин только улыбнулась.

— Я слышала о профессиональных игроках, которые позднее стали честными «овечьими баронами», — спокойно ответила она.

На следующий день, еще до рассвета, она отправилась в Литтелтон. Гвинейре предстоял долгий путь, и даже верхом на быстроногой Рейвен ей удалось добраться до перевала Брайдл лишь через пять часов. Пятница, бежавшая сзади, казалась совершенно измученной.

— Ты сможешь отдохнуть в полиции, — дружелюбно произнесла Гвин. — Кто знает, может быть, офицер Хенсон даже пустит тебя к твоему хозяину. А я сниму себе номер в «Уайт Харте». Уж один день без меня Джеральд и Пол смогут прожить.

Лоренс Хенсон как раз подметал свой кабинет, когда Гвин открыла дверь полицейского участка, за которым находились камеры для заключенных. Она еще никогда не была здесь, но почему-то чувствовала некое радостное предвкушение. Скоро она увидит Джеймса! Впервые за прошедшие... почти два года!

Хенсон был рад снова увидеть ее.

— Миссис Уорден! Мисс Гвин! Вот так сюрприз! Я надеюсь, что ваш визит не вызван какими-то неприятностями? Вы ведь не хотите сообщить о преступлении? — Он подмигнул ей. Очевидно, ему действительно было приятно видеть ее, но при этом он казался удивленным — обычно приличные женщины присылали в полицию своих мужей или других членов семьи мужского пола. — А в какую замечательную собачку превратилась Пятница! Что, малышка, все еще хочешь укусить меня?

Он наклонился к Пятнице, которая на этот раз доверчиво приблизилась к нему.

— Какая мягкая шерстка! Мисс Гвин, действительно первоклассный уход!

Гвинейра кивнула и быстро ответила на приветствия шерифа.

— Офицер, собака как раз и есть причина моего визита, — перешла она к делу. — Я слышала, что мистера МакКензи помиловали и он скоро выходит на свободу. Я хотела вернуть ему собаку.

Хенсон наморщил лоб. Гвин как раз собиралась попросить его о визите, но, увидев выражение лица полицейского, решила промолчать.

— Это, конечно, весьма похвально с вашей стороны, — сказал офицер. — Но вы опоздали. «Релаенс» уже отплыл сегодня по направлению к заливу Ботани. И, согласно распоряжению губернатора, мы вынуждены были отправить на борту корабля и мистера МакКензи.

Гвинейра поникла.

— Но разве он не он не хотел подождать меня? Он... он ведь не мог без своей собаки...

Что с вами, мисс Гвин? Вам плохо? Присядьте, я быстренько сделаю вам чаю! — Хенсон обеспокоенно придвинул ей стул и лишь после этого ответил на ее вопрос.

— Нет, конечно же, он не хотел уплывать без своей собаки. Он умолял меня разрешить забрать Пятницу, но я не мог этого позволить. МакКензи сказал, что вы точно приехали бы в Литтелтон! Я никогда не думал... такой дальний путь ради мошенника, к тому же вы наверняка успели привыкнуть к животному! Да, МакКензи был уверен. Он чуть не расплакался, умоляя меня отложить отплытие, но приказ есть приказ: высылка следующим кораблем, которым и оказался «Релаенс». И Джеймс не мог ничего поделать. Но подождите-ка, он оставил вам письмо!

Офицер неторопливо принялся искать письмо. Гвин захотелось задушить его на месте. Почему же он сразу ничего не сказал?

— Вот оно, мисс Гвин. Я полагаю, он хотел поблагодарить вас за уход за овчаркой...

Хенсон протянул ей помятое, но, как и прежде, аккуратно запечатанное письмо и с нетерпением ждал, что произойдет дальше. Он наверняка рассчитывал, что женщина прочитает его вслух. Однако Гвинейра не стала этого делать.

— Этот корабль... «Релаенс»... скажите, вы уверены, что он уже отплыл? Не могло бы быть так, что он все еще стоит в порту? — Стараясь скрыть волнение, Гвинейра спрятала письмо в карман своего платья для верховой езды. — Иногда отплытие задерживается...

Хенсон пожал плечами.

— Я не проверял. Но даже если он еще и не отплыл, то стоит на якоре где-нибудь в бухте. Добраться до него вы сможете только на лодке...

Гвинейра поднялась.

— Я попробую узнать сама, офицер, ведь никогда нельзя быть полностью уверенным. Но сперва... Большое вам спасибо! И за... мистера МакКензи тоже. Я думаю, он знает, что вы для него сделали.

Гвинейра захлопнула за собой дверь, прежде чем Хенсон что-либо ответил. Она запрыгнула на Рейвен и позвала с собой собаку.

— Идем, мы должны попробовать. В порт!

Уже при взгляде на пристань Гвинейра поняла, что не успела. В бухте не было ни одного большого корабля, а до залива Ботани было больше тысячи морских миль. Несмотря на это, она спросила одного из рыбаков:

— А «Релаенс» уже отплыл?

Мужчина мельком посмотрел на разгоряченную женщину. Затем он указал на воду.

— Его еще видно, мэм! Как раз отплывает. В Сидней, кажется...

Гвинейра кивнула. Горящими глазами она наблюдала за отплывающим судном. Пятница терлась о ее ноги и жалобно скулила, как будто знала, что происходит. Гвин погладила собаку и вытащила письмо из кармана.

Моя дорогая Гвинейра,

я знаю, что ты приедешь, чтобы еще раз увидеть меня перед этим злосчастным отплытием, но будет слишком поздно. Поэтому тебе придется и дальше ждать меня. Каждый раз, когда я думаю о тебе, у меня перед глазами стоит твой прекрасный образ, и не проходит и часа, чтобы я не думал о нас. Гвин, в следующие годы нас будет разделять большее расстояние, чем между Холдоном и Литтелтоном, но это не имеет никакого значения. Я пообещал тебе вернуться, и я сдержу свое слово. Поэтому жди меня, не теряй надежды. Я вернусь за тобой, как только появится такая возможность. Я появлюсь, когда ты меньше всего будешь этого ждать! А до того момента пускай напоминанием обо мне будет Пятница. Желаю тебе счастья и благополучия, моя леди, и передавай Флёр, что я ее люблю.

С любовью,

Джеймс

Гвинейра прижала письмо к себе и снова посмотрела на корабль, исчезающий в бесконечности Тасманова моря. Джеймс вернулся бы к ней — если бы пережил это приключение. Но она знала, что он воспримет изгнание как еще один шанс. Джеймс предпочел томлению за решеткой свободу в Австралии.

— И снова нам не удалось увидеться, — вздохнула Гвин и погладила мягкую шерсть Пятницы. — Ладно, пошли домой. Корабль мы уже все равно не догоним, даже если бы умели очень быстро плавать!

Годы в Киворд-Стейшн и ферме О’Кифов проходили незаметно. Как и прежде, Гвинейра находила утешение в работе на ферме, в то время как Хелен по-прежнему ненавидела ручной труд. При этом как раз на Хелен висело больше обязанностей, и, если бы не помощь Джорджа Гринвуда, она не вынесла бы всех тягот.

Говард О’Киф так и не оправился от потери сына. Пока Рубен был дома, Говард ни разу не сказал ему ни одного ласкового слова и все время давал мальчику понять, что тот был совершенно не приспособлен к работе на ферме. Но все же Рубен был его наследником, и Говард не переставал надеяться, что его сын когда-нибудь образумится и начнет серьезно относиться к своим обязанностям овцевода. Кроме того, О’Киф в течение многих лет тешил себя мыслью о том, что его ферма имеет наследника — в отличие от великолепной Киворд-Стейшн.

Но теперь Джеральд Уорден во всем обошел Говарда. Его внук Пол ревностно относился к своим будущим обязанностям хозяина, в то время как наследник Говарда исчез. О’Киф все время пытался выпытать у Хелен, где находится сын. Он был уверен, что жена что-то знала, поскольку она больше не плакала каждую ночь в подушку, как в первый год после исчезновения Рубена, а наоборот, вела себя гордо и уверенно. Однако Хелен ничего не говорила, что бы ни делал с ней Говард. Особенно сильно он срывал на ней свою ярость, когда возвращался поздно вечером из паба, где часто видел, как Джеральд и Пол сидели за столиком и беседовали с местными торговцами о делах Киворд-Стейшн.

Если бы только Хелен рассказала ему, где все это время находился мальчишка! Он бы поскакал туда и приволок бы сына домой за волосы. Он бы сумел разлучить Рубена с этой маленькой шлюшкой, которая сбежала вскоре после его исчезновения, и вбить ему в голову значение слова «обязанность»! Говард сжимал кулаки лишь при одной мысли об этом.

Между тем О’Киф не заботился о том, чтобы сберечь наследство для Рубена. Если бы тот вернулся, ему пришлось бы отстраивать ферму заново, ставить заборы и чинить крыши сараев. Впрочем, так ему и надо! Основной целью Говарда теперь была быстрая нажива. Вместо того чтобы самому разводить племенной скот, он продавал молодняк, боясь снова потерять животных на горных пастбищах. Жаль только, что Джордж Гринвуд и этот заносчивый маори, чье мнение было таким важным для Джорджа, не понимали действий О’Кифа.

— Говард, результаты последней стрижки совершенно неудовлетворительные! — во время одного из последних визитов укорял своего подопечного Джордж. — Шерсть посредственного качества, к тому же грязная. А мы ведь почти добились высокого качества! Где первоклассные животные, которых вы развели за все эти годы? — Джордж пытался сохранять спокойствие ради сидевшей рядом с ним Хелен, которая выглядела еще более потерянной, чем когда-либо прежде.

— Пару месяцев назад он продал трех лучших баранов в Лайонел-Стейшн, — с горечью сказала она. — Сайдблоссому.

— Правильно! — хвастливо подтвердил Говард и налил себе виски. — Он непременно хотел их купить. По его мнению, они были лучше, чем все животные, которые есть у Уорденов! — В поисках одобрения он посмотрел на своего покровителя.

Джордж Гринвуд вздохнул.

— Конечно же, он так сказал. Потому что Гвинейра Уорден никогда не позволила бы продать своих лучших животных. Она продает только второсортных овец. А что с коровами, Говард? Вы снова приобрели несколько голов. А ведь мы договорились, что ваша земля для их разведения не подходит...

— Джеральд Уорден хорошо зарабатывает на своих коровах! — упрямо повторил Говард свой старый довод.

Джордж еле сдержался, чтобы не схватить старика, хотя история снова повторялась. Говард просто ничего не понимал: он продавал породистых животных, чтобы купить корм для коров. Их, в свою очередь, он пытался продавать по той же цене, что и Уорден. Только Хелен понимала, насколько бессмысленными были его действия, и ужасалась при мысли о том, что ферма во второй раз за несколько лет оказалась на грани разорения.

Но и деятельность более удачливых партнеров Гринвуда, Уорденов с Киворд-Стейшн, в последнее время заставляла его задуматься. Там, как и прежде, процветало овцеводство, успешно разводили крупный рогатый скот, однако угадывалось некое подспудное брожение. Джордж делал подобные выводы хотя бы потому, что Джеральд и Пол больше не брали с собой на переговоры и сделки Гвинейру. Согласно утверждениям Джеральда, Пола нужно было познакомить с ведением фермы, а его мать при этом только мешала.

— Она не спускает парня с поводка, если вы понимаете, о чем я! — объяснял Джорджу Джеральд, попивая виски. — Как всегда, она считает себя лучше других, даже мне это уже действует на нервы. А что же будет с Полом, когда он начнет самостоятельно управлять Киворд-Стейшн?

Но в разговоре с дедом и внуком Джордж вскоре выяснил, что Джеральд давно потерял контроль над разведением овец. А Полу не хватало понимания и дальновидности, что было неудивительно для шестнадцатилетнего парня. Он развивал прекрасные теории насчет разведения овец, которые, к сожалению, совершенно противоречили действительности. Так, например, Пол предлагал снова начать скрещивать своих животных с мериносами.

— У них качественная шерсть, не то что у других овец. Если бы мы скрестили с мериносами достаточное количество животных, то получили бы совершенно новое, никому не известное сочетание!

Джордж только качал головой, но Джеральд слушал юношу с горящими глазами. У Гвинейры же от одного только упоминания об идеях Пола начинались приступы ярости.

— Если не образумить мальчика, то все полетит к чертям! — горячилась она, когда Джордж на следующий день нашел ее и, не скрывая своего возмущения, передал разговор с Джеральдом и Полом. — Ладно, скоро он унаследует ферму, и я ему больше ни слова не скажу. Но до того момента пройдет еще пара лет, в течение которых он, возможно, образумится. Если бы Джеральд был более проницательным и оказывал на него соответствующее влияние! Я не понимаю, что с Джеральдом не так. Боже, ведь он когда-то смыслил в овцеводстве!

Джордж пожал плечами.

— Теперь он понимает только виски.

Гвинейра кивнула.

— Он пропивает свои мозги. Простите, что я так говорю, но других слов просто не нахожу. И это при том, что мне сейчас как никогда нужна поддержка. Идея Пола насчет скрещивания — самое малое, с чем мне приходится сталкиваться. Джеральд вполне здоров, и пройдут еще годы, прежде чем мой сын будет руководить фермой. Но конфликты с маори, к сожалению, происходят уже сейчас. Для того чтобы испортить с кем-то отношения, быть совершеннолетним не нужно. В любом случае Тонгу недавно избрали вождем...

— Тонга — это тот мальчик, который учился у Хелен, правильно? — спросил Джордж.

Гвинейра кивнула.

— Очень толковый парень. И заклятый враг Пола. Они уже в песочнице готовы были друг другу волосы повырывать. Мне кажется, все это из-за Марамы. Тонга давно положил на нее глаз, но ей больше нравится Пол, они ведь вместе с колыбели. Сейчас никто из маори не хочет иметь ничего общего с Полом, но Марама не сдается. Она разговаривает с ним, пытается успокоить, а Пол даже не замечает, какое сокровище у него прямо под носом! Понятно, что Тонга ненавидит его и, как мне кажется, что-то замышляет. Маори выглядят намного более замкнутыми с тех пор, как Тонга стал носить священный топор. Они все еще приходят работать, но кажутся не такими прилежными, не такими... безвредными. Внутренний голос подсказывает мне, что что-то происходит, но, если я спрашиваю прислугу об этом, все смотрят на меня как на сумасшедшую.

Джордж задумался.

— Я мог бы послать Рети. Возможно, он что-то выяснит. С ним они наверняка будут более разговорчивыми. Но вражда между управляющим Киворд-Стейшн и племенем маори была бы очень опасна. Вам ведь нужны работники!

Гвинейра кивнула.

— Кроме того, они мне нравятся. Кири и Моана, горничные, были моими лучшими подругами, а теперь едва ли словом обмолвятся. «Мисс Гвин, да», «мисс Гвин, нет» — большего от них не добьешься. Я ненавижу все это. Уже и сама хотела с Тонгой поговорить...

Джордж покачал головой.

— Давайте подождем, пока Рети что-нибудь разузнает. Если вы, не предупредив Пола и Джеральда, начнете устраивать какие-то переговоры, то все станет только хуже.

Гринвуд осторожно прощупал ситуацию, и то, что он выяснил, было настолько тревожным, что Джордж решил уже через неделю снова отправиться в Киворд-Стейшн в сопровождении своего помощника Рети.

В этот раз он настоял на том, чтобы в разговоре участвовали не только Джеральд и Пол, но и Гвинейра. Признаться, ему еще больше хотелось бы побеседовать только с Гвинейрой и Джеральдом. Однако старик Уорден решил втянуть в разговор своего внука.

— Тонга подал жалобу. Пока что только губернатору в Крайстчерче, но уверяю вас, она дойдет и до Веллингтона. Он ссылается на договор Вайтанги и говорит, что маори при покупке Киворд-Стейшн были обмануты. Тонга требует, чтобы договор признали недействительным или, по крайней мере, выплатили племени компенсацию.

Джеральд опрокинул рюмку виски.

— Чепуха! Кай Таху тогда даже не подписали договор!

Джордж кивнул.

— Это не отменяет его. Но Тонга будет настаивать, что договор был подписан в то время, когда все сделки оформлялись в пользу pakeha. Теперь же он потребует равных прав для маори. Неважно при этом, какое решение принял в 1840 году его дед.

— Ах ублюдок! — начал возмущаться Пол. — Да я его...

— Закрой рот! — сказала Гвинейра. — Если бы ты не начал ту глупую вражду, то этой проблемы у нас сейчас не было бы. У маори есть шансы признать договор недействительным, Джордж?

Джордж пожал плечами.

— Не исключено.

— Существует большая вероятность, — вмешался в разговор Рети. — Губернатор весьма заинтересован в том, чтобы как можно тише разрешать споры между маори и pakeha. Власти прекрасно понимают, что допускать развития конфликта нельзя. Поэтому они не станут рисковать из-за одной фермы, чтобы не поднялось восстание.

— Восстание — это громко сказано! Мы возьмем пару ружей и выкурим отсюда этих бандитов! — возмущался Джеральд. — Мы просто вели себя слишком дружелюбно, годами позволяя маори селиться у озера, свободно перемещаться по территории Киворд-Стейшн...

— И работать на вас за гроши, — заступился за свой народ Рети.

Пол выглядел так, как будто собирался накинуться на помощника Гринвуда.

— Такой умный молодой человек, как Тонга, может спокойно поднять восстание, уж не сомневайтесь! — добавил Джордж. — Кстати, он, возможно, будет подстрекать и другие племена — например, маори, живущих на территории фермы О’Кифа; та земля тоже была куплена в 1840 году. А как насчет Бизли? Уже не говоря о Сайдблоссоме — такие люди, как он, уж точно не заморачивались составлением договоров, а просто забирали землю у маори. Если Тонга начнет проверять документы, разгорится настоящая война за землю. Для этого нужен всего лишь один молодой... — он посмотрел на Пола, — или старый сорвиголова, как Сайдблоссом, которого Тонга попросту пристрелит. Губернатор куда охотнее поддержит идею компенсации, вместо того чтобы брать на себя ответственность за последствия восстания.

— Какие тогда будут предложения? — поинтересовалась Гвин. — Вы уже поговорили с Тонгой?

— Он хочет вернуть племени землю, на которой находится их поселение... — начал Рети, что сразу же вызвало протесты со стороны Джеральда и Пола.

— Землю возле фермы? Ни в коем случае!

— Я не собираюсь жить с ним по соседству! От маори вечно одни неприятности!

— В противном случае он охотно согласился бы на денежную компенсацию... — продолжал Рети.

Гвин задумалась.

— Да, с деньгами у нас туговато, так ему и надо сказать. Лучше расплатиться землей и организовать обмен, поскольку врагам жить по соседству не стоит...

— С меня хватит! — взвился Джеральд. — Ты ведь не можешь всерьез считать, что мы согласимся на переговоры с этим мошенником, Гвин! Об этом и речи быть не может. Он не получит ни денег, ни земли. Скорее я ему пулю промеж глаз пущу!

Обстановка накалилась еще больше, когда на следующий день Пол ударил одного из маорийских работников. Мужчина говорил, что ничего не сделал; возможно, он выполнял приказ слишком медленно. Пол же решил, что маори потерял совесть и действует по указке Тонги. Пара других маори свидетельствовали в защиту своего соплеменника. В этот вечер Кири отказалась обслуживать Пола за ужином и даже мягкосердечный Вити перестал относиться к нему по-хорошему. Джеральд, снова напившись, в приступе гнева уволил всю основную прислугу. Гвинейра надеялась, что работники не воспримут слова пьяного старика всерьез, но на следующий день ни Кири, ни Моана не пришли на работу. Остальные маорийские слуги не подходили к дому, предпочитая оставаться в конюшнях и садах, и лишь Марама довольно неумело пыталась справляться с обязанностями по кухне.

— Я не умею хорошо готовить, — извинялась она перед Гвинейрой, но, тем не менее, испекла на завтрак любимые блинчики Пола. Однако уже к обеду стало понятно, что ее кулинарные познания позволяют ей приготовить лишь батат с рыбой. Вечером Марама снова приготовила рыбу с бататом, как и на завтрак следующего дня...

Это было одной из причин того, что Джеральд гневно направился к маорийскому поселению у озера. Но еще на полпути к деревне он повстречал стражу с копьями в руках. Оба маорийских юноши серьезно объяснили старику, что не могут пропустить его дальше, так как Тонги не было в деревне, а никто иной не имел права вести переговоры с чужаками.

— Это война! — спокойно произнес один из стражей. — Тонга сказать, теперь война.

— Вам придется искать новых работников в Крайстчерче или Литтелтоне, — с сожалением в голосе сказал Энди МакАран Гвинейре.

Работа на ферме приостановилась, но Джеральд и Пол лишь раздражались, когда кто-то пытался переложить ответственность за проблемы, возникшие в Киворд-Стейшн, на маори.

— Люди из деревни не покажутся сюда до тех пор, пока губернатор не разрешит земельный спор. Вы же, мисс Гвин, пожалуйста, присматривайте за своим сыном! Мистер Пол в любую минуту может взорваться. А в деревне людей подстрекает Тонга. Если кто-то из них поднимет руку друг на друга, нам не избежать смертей!

 

12

Говард О’Киф искал деньги. Он уже давно не был так зол. Если сегодня вечером ему не удастся сходить в паб, он просто повесится! Или же убьет Хелен — хотя на этот раз она действительно была ни при чем. Виноват был скорее этот Уорден, который довел маори до белого каления. И сын Говарда Рубен, неудачник, который где-то бродил, вместо того чтобы помогать отцу со стрижкой и выпасом овец!

Говард в спешке обследовал кухню жены. Где-то здесь Хелен прятала накопленные ею деньги — ее «железный запас», как она их называла. Черт знает, как ей удавалось откладывать хотя бы цент при таком скудном семейном бюджете! Тут явно что-то было нечисто! Да и вообще, это были и его деньги тоже. Все здесь принадлежало ему!

Говард начал рыться в очередном шкафчике, попутно проклиная Джорджа Гринвуда. Теперь торговец шерстью приносил только плохие известия. Колонну стригалей, которая обычно работала в этой части Кентербери и сначала приходила в Киворд-Стейшн, а затем появлялась и на ферме О’Кифов, в этом году можно было не ждать. После того как была закончена работа у Бизли, мужчины собирались отправиться в Отаго. Отчасти это объяснялось тем, что большую часть колонны составляли маори, которые отказывались работать на Уорденов. Против Говарда они ничего не имели, хотя в последние годы чувствовали себя на ферме О’Кифов так неуютно и выполняли так много дополнительной работы, что были рады появившемуся в связи с восстанием маори поводу.

— Чертовы неженки! — ругался Говард и при этом в какой-то степени был прав.

«Овечьи бароны» избаловали стригалей, которые теперь считали себя «сливками» среди остальных работников ферм. Крупные овцеводы награждали их премиями за лучшие результаты, следили за обслуживанием мужчин и приглашали их к столу, чтобы отпраздновать окончание работ. Выгон и загон животных с пастбища, как и сбор шерсти, теперь перекладывали на пастухов.

Только О’Киф не мог похвастаться таким же отношением к работникам. У него было мало помощников, в основном молодые неопытные маори из школы Хелен, поэтому стригалям приходилось помогать распределять овец в загоны. При этом Говард оплачивал лишь стрижку овец, но и за эту работу в последние годы платил все меньше, так как качество шерсти упало, а он считал, что это вина стригалей. Сегодня же ему приходилось расплачиваться за свои действия.

— Попробуйте поискать помощников в Холдоне, — сказал, пожав плечами, Джордж. — В Литтелтоне можно было бы найти дешевую рабочую силу, но больше половины населения происходит из крупных городов, поэтому они никогда в жизни и овцу-то не видели. Пока вы обучите достаточное количество людей, пройдет все лето. А вам следует поторопиться. Уордены тоже будут искать работников в Холдоне. Правда, у них есть и свои работники, которые обучены этому делу и в случае необходимости могут сами постричь овец. Конечно, им придется затратить на стрижку в три-четыре раза больше времени, но мисс Гвин со всем справится.

Хелен попробовала поискать помощников среди маори. Это было замечательной идеей, так как из-за восстания племени Тонги многие опытные работники не были заняты. Говард проворчал, оттого что ему в голову не пришла та же идея, но ничего не сказал, когда Хелен отправилась в деревню к туземцам. Он собирался поехать в Холдон, а для этого требовались деньги!

Тем временем он обыскивал уже третий шкафчик, разбив при этом две чашки и тарелку. Разозлившись, Говард сбросил на пол всю посуду, которая была в последнем кухонном шкафу. Не обращая внимания на разбитые чашки, он настойчиво продолжал искать — и вот! Он что-то обнаружил! О’Киф с нетерпением отодвинул неприбитую доску на задней стенке шкафчика. Три доллара! Довольный собою, Говард засунул деньги в карман. Но что еще Хелен хранила здесь? Какие секреты она скрывала от него?

Говард взглянул на рисунок Рубена и на локон его волос, затем швырнул все это в сторону. Сентиментальные штучки! И тут он увидел письма. Говард засунул руку в тайник и вытащил пачку аккуратно исписанных листов.

Чтобы прочитать написанное, ему нужен был свет... Черт, в этом доме было так темно!

Говард подошел с письмами к столу и зажег керосиновую лампу. Наконец-то он узнал имя отправителя: Рубен О’Киф, склад О’Кей, Мейн-стрит, Квинстаун, Отаго.

Теперь они попались! Он был прав — Хелен уже давно восстановила связь с пропавшим сыном! Уже пять лет она водила его за нос! Ну, теперь ей перепадет!

Но сперва Говардом овладело любопытство. Что Рубен делал в Квинстауне? О’Киф искренне надеялся, что его сын чуть ли не помирал с голоду, и при этом совершенно не сомневался в своей правоте. Лишь немногие золотоискатели достигали успеха, а Рубен явно не был умелым и удачливым. Говард с нетерпением развернул письмо.

Любимая мама!

Я очень рад сообщить тебе о рождении твоей первой внучки. Малышка Илейн Флоренс увидела свет 12 октября. Роды прошли удачно, и Флёретта чувствует себя хорошо. Малышка была такая крошечная и прелестная, что я сначала не мог поверить, что она жива и здорова. Однако повитуха заверила нас, что все в полном порядке. Теперь, когда в нашем доме постоянно раздаются крики малышки, я не сомневаюсь, что дочка унаследует и хрупкую фигуру, и твердый характер матери. Маленький Стивен очарован сестричкой и постоянно качает ее в колыбели. Флёретта боится, что он при этом перевернет колыбель, но Илейн нравится постоянное раскачивание, и она лишь довольно смеется.

В целом же и в семье, и в магазине у нас все хорошо. Магазин «О’Кей» процветает, как и дамский отдел. Флёретта была права, когда подала тогда идею открытия своей лавочки. Квинстаун постепенно превращается в настоящий город, и женщин в нем становится все больше и больше.

Деятельность в качестве мирового судьи меня полностью удовлетворяет. Скоро у нас откроется и полицейский участок — как видишь, Квинстаун во всех отношениях хорошеет.

Единственное, чего не хватает для нашего полного счастья, это общение с тобой и с семьей Флёретты. Возможно, рождение второго ребенка станет хорошим поводом наконец-то рассказать обо всем отцу. Когда Говард узнает о нашей успешной жизни в Квинстауне, он вынужден будет согласиться с тем, что я поступил правильно, уехав с нашей фермы. Магазин приносит гораздо больше прибыли, чем мы могли бы получить на ферме. Я понимаю, что отец привязан к своей земле, но он должен принять тот факт, что я предпочел другую жизнь. Кроме того, Флёретта с удовольствием посетила бы вас. По ее мнению, Грейси совершенно нечем заняться, так как она только присматривает за детьми и уже давно не следила за овцами.

Тебя и, возможно, отца приветствуют твой любящий сын Рубен, твоя невестка Флёретта и дети.

Говард был вне себя от ярости. Магазин! Значит, Рубен все же взял пример не со своего отца, а с обожествляемого им дядюшки Джорджа. По-другому и быть не могло! Скорее всего Гринвуд даже предоставил ему стартовый капитал — все в полной тайне от Говарда, хотя остальные обо всем знали! А Уордены точно смеялись над ним! Они-то могли быть довольны зятем из Квинстауна, которого звали О’Киф. Ведь у старика Джеральда был еще один наследник!

Говард схватил письма и вскочил на ноги. Сегодня ночью он покажет Хелен, что он думает о ее «любящем сыне» и его «процветающем магазине»! Но сначала надо съездить в паб! Посмотреть, удастся ли найти пару приличных стригалей, и заодно хорошенько выпить! А если в пабе окажется еще и этот Уорден...

Говард схватил ружье, висевшее у двери. Он должен ответить, они все должны ответить!..

Джеральд и Пол Уорден сидели в уголке холдонского паба, углубившись в переговоры с тремя молодыми людьми, которых как раз наняли в качестве стригалей. Двое из них подходили к делу очень серьезно, один даже работал раньше в колонне стригалей. Почему его там больше не хотели видеть, вскоре стало понятно: мужчина поглощал виски еще в больших количествах, чем Джеральд. Но, учитывая сложившуюся в Киворд-Стейшн ситуацию, даже такой работник был на вес золота; за ним просто нужно было зорко присматривать. Второй мужчина работал на многочисленных фермах пастухом, где и научился стричь овец. Он, конечно, работал не так быстро, но тоже пригодился бы. Что же касалось третьего, то Пол не был уверен. Он много болтал, но не мог предоставить доказательств своего умения. Пол решил заключить с двумя первыми мужчинами постоянный контракт, а третьему предложить пробный срок. Мужчины ударили по рукам, заинтересованно поглядывая при этом на барную стойку.

Говард О’Киф, появившийся в пабе, тоже объявил, что ему требуются стригали. Пол пожал плечами. Если третий работник не хотел заключать временный договор, то он мог спокойно идти к О’Кифу.

Однако О’Киф смотрел на мужчину, которого Уордены выбрали в первую очередь. Джо Трайфлс, известный пьяница. По всей видимости, мужчины были хорошо знакомы. Во всяком случае О’Киф поплелся к их столику и поздоровался с Трайфлсом, не удостоив своим вниманием Пола и Джеральда.

— Привет, Джо! Мне нужна пара стригалей. Заинтересован?

— Я бы с удовольствием, но только что заключил контракт, — ответил Джо Трайфлс. — Хорошее предложение, четыре недели надежного заработка и премия за каждую постриженную овцу.

Говард, чувствуя, как в нем поднимается волна гнева, подошел поближе.

— Я заплачу тебе больше! — сказал он.

Джо с сожалением покачал головой.

— Говард, уже поздно, я дал слово. Я же не знал, что всем так нужны работники, а то подождал бы твоего появления...

— И оказался бы ни с чем! — Джеральд засмеялся. — О’Киф только болтать умеет, в прошлом году он так и не заплатил своим стригалям! Поэтому в этот раз никто к нему и не хочет. Кроме того, в его сараях протекает крыша.

— Тогда я требую надбавку! — сказал третий мужчина, который еще не успел согласиться на условия Джеральда. — Мне не хочется заработать ревматизм!

Все засмеялись, а Говард вскипел от злости.

— Значит, я не могу заплатить? — закричал он. — Возможно, моя ферма и не настолько успешна, как Киворд-Стейшн, но мне, по крайней мере, не пришлось силой затаскивать в постель наследницу Батлера! Она ведь плакала по мне, Джеральд! И рассказывала тебе, как была счастлива со мной! А тебя это так злило!

Джеральд вскочил на ноги и гневно посмотрел на Говарда.

— Мне эта никчемная плакса, Барбара, была совершенно не нужна! Будь на то моя воля, Говард, я бы с удовольствием вернул ее назад! Но тебе ведь надо было проиграть нашу ферму! Мои деньги, Говард! Мои собственные деньги! Поэтому, вместо того чтобы возвращаться к китобойному промыслу, я решил жениться на Барбаре. Ты даже не представляешь, как она рыдала в нашу первую брачную ночь, но мне было совершенно все равно!

Говард набросился на него.

— Она была обещана мне! — закричал он. — Она была моей!

Джеральд уклонился от удара. Хотя старик и был пьян, ему удалось отвести от себя руки О’Кифа. При этом он заметил цепочку с жадеитом, которую Говард все еще носил на шее. Уорден схватил ее и поднял высоко, чтобы каждый посетитель паба увидел.

— Поэтому ты все еще носишь ее подарок! — с издевкой произнес он. — Как трогательно, Говард! Символ вечной любви! Что насчет этого говорит твоя Хелен?

Мужчины в пабе засмеялись. В беспомощной ярости Говард потянул цепочку, но Джеральд и не собирался ее отдавать.

— Барбара никому не была обещана, — продолжил Уорден. — И неважно, сколько ты с ней при этом сюсюкался! Ты и правда думаешь, что Батлер отдал бы свою дочь такому нищему проходимцу и игроку, как ты? Да ты должен был оказаться за решеткой за растрату чужих денег! Но благодаря мне и Батлеру ты даже получил ферму, а вместе с ней и шанс на нормальную жизнь! И чего ты добился? Что у тебя есть? Развалившийся дом и пара голодных овец! Ты не заслуживаешь женщины, которая приехала к тебе из Англии! Неудивительно, что твой сын сбежал из дому!

— Значит, ты все уже знаешь! — процедил сквозь зубы О’Киф и ударил Уордена в нос. — Каждый знает о моем чудесном сыне и его прекрасной жене. Может, ты даже их профинансировал, Уорден? Чтобы мне насолить!

Разъярившись, Говард уже не знал, во что верить. Наверное, все так и было! Именно Уордены поддержали брак, который отнял у него сына, и помогли с магазином, который позволил Рубену забыть о Говарде и его ферме...

О’Киф уклонился от кулака Джеральда и с силой ударил соперника головой в живот. Уорден согнулся от боли. Говард использовал этот момент, чтобы нанести точный удар в челюсть, из-за чего Джеральд отлетел в другой угол паба. С ужасным звуком его череп ударился о край стола.

В пабе воцарилось напряженное молчание, когда старик безжизненно рухнул на пол.

Пол увидел, как из уха Джеральда вытекла тонкая струйка крови.

— Дедушка! Дедушка, ты меня слышишь? — Пол стал на колени рядом с тихо стонущим мужчиной.

Джеральд медленно открыл глаза, но, казалось, смотрел сквозь Пола и окружающую обстановку. С трудом старик попытался встать на ноги.

— Гвин... — прошептал он. Затем его глаза остекленели.

— Дедушка!

— Джеральд! Боже мой, я не хотел этого, Пол! Я же не хотел!

Испуганный до смерти Говард О’Киф стоял рядом с трупом Джеральда Уордена.

— Господи, Джеральд...

Остальные посетители паба медленно приходили в себя. Кто-то позвал врача. Но большинство смотрело на Пола, который встал на ноги и уставился на Говарда.

— Вы убили его! — тихо произнес юноша.

— Но я...

Говард отодвинулся назад. Он практически чувствовал холод и ненависть в глазах Пола. Говард не знал, когда в последний раз испытывал подобный страх. Инстинктивно он попытался схватить ружье, которое висело на спинке стула. Но Пол оказался быстрее. Со времени восстания маори в Киворд-Стейшн он демонстративно носил с собой револьвер. По его словам, для самозащиты, ведь Тонга в любой момент мог на него напасть. До сих пор он не носил оружия. Но это не помешало ему, словно настоящему убийце, вытащить револьвер из кобуры, прицелиться и выстрелить. У Говарда О’Кифа не было шансов. Его взгляд все еще выражал недоверие и страх, когда пуля отбросила его назад. О’Киф умер, не успев даже упасть на пол.

— Пол, ради всего святого, что ты натворил!

Джордж Гринвуд вошел в паб уже после того, как началась потасовка между Джеральдом и Говардом. Теперь он хотел вмешаться, но Пол нацелил револьвер на него. Глаза юноши гневно сверкали.

— Я же... это была самозащита! Вы же все это видели! Он схватил ружье!

— Пол, убери пистолет! — Джордж надеялся лишь, что сможет предотвратить лишнее кровопролитие. — Это ты расскажешь шерифу. Мы пошлем за мистером Хенсоном...

В маленьком мирном Холдоне, как и прежде, не было собственного полицейского участка.

— Зачем мне Хенсон? Это была самозащита, вы ведь все свидетели! И он убил моего дедушку! — Пол упал на колени рядом с телом Джеральда. — Я отомстил за него! Это справедливо. Я отомстил за тебя, дедушка! — Плечи Пола начали содрогаться, когда он разрыдался.

— Может, нам его связать? — тихо спросил Кларк, владелец паба.

Ричард Кендлер испуганно посмотрел на мужчину.

— Ты что? Пока у него в руках револьвер... каждому из нас дорога жизнь! Пускай уж с ним разбирается Хенсон, нам лучше найти доктора.

К счастью, в Холдоне имелся врач, к тому же его успели известить о случившемся, поэтому он пришел довольно быстро. Он установил смерть Говарда О’Кифа, но не решался подойти к телу Джеральда Уордена, пока Пол, рыдая, держал деда в руках.

— Не могли бы вы что-нибудь сделать, чтобы он его отпустил? — повернувшись к Джорджу Гринвуду, спросил хозяин паба Кларк. По всей видимости, он был заинтересован в том, чтобы как можно скорее, еще до закрытия, вынести трупы из заведения: стрельба явно привлекла бы дополнительных посетителей.

Гринвуд пожал плечами.

— Оставьте его в покое. Пока он рыдает, хотя бы стрелять не будет. И не спорьте с ним. Если он считает, что это была самозащита, то пускай продолжает так думать. Что вы скажете завтра Хенсону, это уже совершенно другое дело.

Пол постепенно пришел в себя и позволил врачу осмотреть деда. С последней искоркой надежды в глазах он наблюдал за тем, как доктор Миллер прослушивал сердце старика.

Однако Миллер покачал головой.

— Мне жаль, Пол, но я уже ничего не могу поделать. Перелом черепа. Он ударился о край стола. Но умер все же не от удара в челюсть, а от сотрясения. Фактически это был несчастный случай. Мне жаль, малыш.

Он сочувственно похлопал Пола по плечу. Гринвуд спросил себя, знал ли доктор, что Пол застрелил Говарда.

— Сейчас мы отнесем обоих мертвецов к организатору похорон, а завтра Хенсон сможет осмотреть трупы, — сообщил Миллер. — Сможет ли кто-то отвезти мальчика домой?

Джордж Гринвуд предложил свою помощь, в то время как жители Холдона отреагировали на просьбу довольно сдержанно. К перестрелкам здесь не привыкли, даже обычные драки были редкостью. Обычно драчунов просто разнимали, но в этот раз словесная перепалка между Джеральдом и Говардом оказалась слишком горячей. Вероятно, каждый из присутствующих с нетерпением ждал момента, чтобы рассказать о происшедшем своей жене. Вздохнув, Джордж подумал, что завтра новость об убийстве станет обычной городской сплетней. Но это не имело никакого значения. Сперва ему нужно было отвезти Пола домой, а уж затем думать, что делать дальше. Уорден, которого судят за убийство? У Джорджа волосы встали дыбом. Нужно было найти возможность замять скандал.

Гвинейра, как обычно, собиралась лечь спать, не дожидаясь возвращения Пола и Джеральда домой. В последние месяцы к вечеру она очень уставала, так как помимо работы на ферме на ней висели теперь еще и обязанности по дому. Джеральд вынужден был одобрить новых белых работников, но не нанял слуг. Поэтому, как и прежде, Гвинейре помогала лишь Марама, да и то весьма неумело. Хоть девочку и приучили быть помощницей своей матери с самого детства, но у Марамы не было таланта к ведению хозяйства. Она скорее обладала художественными способностями; в своем племени девушка считалась маленькой tohunga, учила других девочек пению и танцу, рассказывала фантастические истории, а также предания ее собственного народа и сказки pakeha. Она могла вести хозяйство маори, разжигать костер и готовить еду на раскаленных камнях или углях. Однако ей не удавалось хорошо полировать мебель, выбивать ковры и красиво накрывать на стол. При этом наиболее требовательным Джеральд был к кухне, поэтому, чтобы не злить его лишний раз, Гвин и Марама теперь тщательно изучали рецепты покойной Барбары Уорден. К счастью, Марама бегло разговаривала по-английски, поэтому им не приходилось пользоваться в качестве посредника Библией, как когда-то Гвинейре.

Сегодня же в любом случае Джеральд и Пол должны были поужинать в Холдоне. Марама и Гвин ограничились хлебом и фруктами. После этого они еще посидели вдвоем перед камином. Гвин спросила, не обижались ли маори на девушку за то, что она отказалась участвовать в их восстании, но она, покачав головой, ответила певучим голосом:

— Тонга, конечно, злится. Он хочет, чтобы все делалось по его указке. Однако у нас так не принято. Мы самостоятельно принимаем решения, к тому же я ему не жена, хотя он и надеется, что однажды я соглашусь стать ею.

— Разве мнение твоих родителей при этом не учитывается? — Гвинейра все еще не до конца понимала обычаи маори. Она не могла представить, чтобы девушки сами выбирали себе мужчин и по нескольку раз меняли партнеров.

Марама покачала головой.

— Нет. Моя мать лишь говорит, что было бы странно, если бы я выбрала Пола, так как мы с ним молочные брат и сестра. Но я считаю, что это было бы неприлично в том случае, если бы он принадлежал к нашему племени, а он pakeha, и это совершенно другое...

Гвинейра чуть не захлебнулась своим шерри, услышав, как спокойно Марама рассуждает о возможном сексе с ее семнадцатилетним сыном. Во всяком случае, теперь в ее голову закралось подозрение насчет того, почему Пол так агрессивно реагировал на маори. Он хотел быть изгоем среди них. Чтобы однажды жениться на Мараме? Или просто чтобы считаться среди pakeha«другим»?

— Тебе Пол нравится больше, чем Тонга? — осторожно спросила Гвин.

Марама кивнула.

— Я люблю Пола, — спокойно сказала она. — Как rangiлюбил papa.

— Почему? — Вопрос сорвался с губ Гвинейры прежде, чем она успела осмыслить его. Затем она покраснела. Гвинейра наконец-то призналась в том, что не находила в собственном сыне ничего, что было бы достойно любви. — Я имею в виду, — попыталась оправдаться она, — что у Пола тяжелый характер и...

Марама снова кивнула.

— Любовь непроста, — продолжила девушка. — Пол похож на бушующую реку, которую нужно перейти вброд, чтобы найти лучшие рыбные места. Он — поток слез, мисс Гвин. Его нужно усмирить при помощи любви. Только тогда он... он сможет стать человеком...

Гвин долго размышляла над словами девушки. Она стыдилась своего поведения по отношению к сыну, того, что совершенно не любила его. Но у нее и не было причин любить его! Когда Гвинейра в сотый раз переворачивалась в постели, Пятница залаяла. Это было странно. Хотя внизу и были слышны мужские голоса, обычно собака никак не реагировала на Джеральда и Пола. Возможно, они привели с собой гостя?

Гвинейра быстро накинула на себя плащ и вышла на улицу. Было еще довольно рано; возможно, мужчины были трезвыми и она могла бы спросить, нашли ли они стригалей. Если же они привели с собой собутыльника, то она, по крайней мере, будет знать, что ожидать на следующее утро.

Чтобы в случае чего незаметно вернуться в спальню, Гвинейра бесшумно прокралась на лестницу — и очень удивилась, увидев в салоне Джорджа Гринвуда. Он провел в кабинет Джеральда измученного Пола и зажег там лампу. Гвинейра последовала за мужчинами.

— Добрый вечер, Джордж... Пол, — поздоровалась она. — А где Джеральд? Что-то случилось?

Джордж Гринвуд не ответил на ее приветствие. Он лишь открыл окно, взял бутылку бренди, которому обычно предпочитал виски, и наполнил жидкостью три бокала.

— Пол, выпей. И вам, мисс Гвин, тоже не помешает. — Он протянул ей бокал. — Джеральд мертв, Гвинейра. Говард О’Киф убил его. А Пол застрелил Говарда.

Гвинейре потребовалось некоторое время, чтобы осознать происшедшее. Она медленно пила бренди, пока Джордж описывал события в пабе.

— Это была самозащита! — пытался оправдать себя Пол. Он то начинал плакать, то снова упрямо произносил одни и те же слова.

Гвин вопросительно посмотрела на Джорджа.

— Можно и так сказать, — нерешительно произнес Гринвуд. — О’Киф точно хотел схватить ружье. Но на самом деле прошла бы еще целая вечность, прежде чем он поднял бы его и направил на Пола. Другие мужчины наверняка успели бы обезоружить его. Да и сам Пол мог бы остановить его одним точным ударом или, по крайней мере, выбить из рук ружье. Я боюсь, свидетели так и опишут то, что видели собственными глазами.

— Тогда это была месть! — закричал Пол и одним глотком выпил свой бренди. — Он первым убил!

— Между ударом кулака с непредвиденными последствиями и осознанным выстрелом в грудь существует большая разница! — ответил ему Джордж, слегка разозлившись. Он взял бутылку бренди, прежде чем Пол успел налить себе еще. — О’Кифа обвинили бы в непреднамеренном убийстве. Или вообще оправдали бы. Большинство людей в пабе подтвердило бы, что это был несчастный случай.

— Насколько мне известно, не существует права на месть, — вздохнув, произнесла Гвин. — То, что ты сделал, Пол, называется самосуд — а он подлежит уголовному наказанию.

— Они не могут бросить меня за решетку! — надтреснутым голосом заявил Пол.

Джордж кивнул.

— Или могут. Боюсь, шериф именно так и поступит, когда завтра приедет сюда.

Гвинейра еще раз протянула ему свой бокал. Она не могла припомнить, когда наслаждалась бы более чем глотком бренди, но сегодня ей нужно было больше.

— Итак, Джордж, что же мы можем сделать?

— Я не останусь здесь! — закричал Пол. — Я убегу в горы. Буду жить, как маори! Меня никогда не найдут!

— Прекрати нести чепуху! — набросилась на него Гвинейра.

Джордж Гринвуд повертел бокал в руках.

— Возможно, Пол прав, Гвинейра, — сказал он. — Вряд ли у него есть лучший вариант, кроме как подождать, пока все немного забудут о происшедшем. Через год или два никто об этом и не вспомнит. И, между нами говоря, я не думаю, что Хелен О’Киф будет жаждать справедливого возмездия за смерть мужа. Когда же Пол вернется, то нужно будет решить этот вопрос раз и навсегда. Но тогда ему, вероятно, удастся представить случившееся как самозащиту, причем это будет выглядеть более правдоподобно. Вы же знаете людей, Гвин! Завтра люди начнут говорить, что у одного было старенькое ружье, а у другого — револьвер, а через три месяца все будут уверены, что они напали друг на друга с пушками...

Гвинейра кивнула.

— По крайней мере мы отложим на время неразберихи с маори еще один скандал. Для Тонги все это было бы желанным зрелищем... налейте мне еще бренди, Джордж. Я не могу поверить собственным ушам. Мы сидим здесь и рассуждаем о том, какая стратегия поведения более выгодна, в то время как где-то лежат два трупа!

Пока Джордж повторно наполнял бокал, Пятница снова залаяла.

— Шериф! — Пол схватился за револьвер, но Джордж придержал его за руку. — Ради Бога, не создавай себе лишних проблем! Если ты еще кого-нибудь застрелишь — или хотя бы будешь угрожать Хенсону, — тебя повесят, Пол Уорден! И никакие деньги, даже твое имя не спасут тебя!

— Вряд ли это шериф, — сказала Гвинейра и поднялась на ноги, слегка покачиваясь. Даже если бы жители Холдона еще ночью послали гонца в Литтелтон, Хенсон смог бы приехать в Киворд-Стейшн лишь на следующий день после обеда.

Вместо этого она увидела дрожащую и промокшую от дождя Хелен О’Киф, которая стояла в дверном проеме. Не веря собственным глазам, она посмотрела на Гвинейру и Джорджа Гринвуда.

— Джордж... Что ты тут делаешь?.. Впрочем, неважно, Гвин, ты должна сегодня приютить меня где-нибудь. Я с удовольствием переночую и в конюшне, только дай мне пару сухих вещей. Я насквозь промокла. Непумук двигается не очень быстро.

— Но почему ты здесь? — Гвинейра положила руку на плечо подруги. Хелен еще никогда не приезжала в Киворд-Стейшн.

— Я... Говард нашел письма Рубена... Он разбросал их по всему дому и побил всю посуду... Гвин, если он сегодня вернется домой пьяным, то мне не жить!

Когда Гвин сообщила подруге о смерти Говарда, та отреагировала очень сдержанно. Слезы, которые текли по лицу Хелен, свидетельствовали скорее о всех страданиях, боли и несправедливости, которые ей пришлось пережить и увидеть. Ее любовь к мужу давно угасла. Гораздо больше ее беспокоило то, что Пола могли привлечь к суду из-за убийства.

Гвинейра собрала все деньги, которые только отыскались в доме, и приказала Полу пойти наверх и сложить свои вещи. Она знала, что он нуждается в помощи; юноша был не в себе и совершенно обессилел. Он точно не мог трезво мыслить. Но когда Пол поднялся по ступенькам, за ним с сумкой через плечо последовала Марама.

— Мне нужна твоя дорожная сумка, Пол, — тихо произнесла она, — чтобы захватить для нас немного еды в кухне.

— Для нас? — нерешительно спросил Пол.

Марама кивнула.

— Конечно. Я поеду с тобой. Я и ты.

 

13

Офицер Хенсон был немало удивлен, застав в Киворд-Стейшн на следующий день не Пола Уордена, а Хелен О’Киф. Естественно, подобная ситуация не вызвала у него восторга.

— Мисс Гвин, в Холдоне есть люди, которые обвиняют вашего сына в убийстве. А теперь он еще и скрылся от расследования. Я не знаю, что и думать, учитывая сложившиеся обстоятельства.

— Я уверена, что он вернется, — сказала Гвин. — Поймите... смерть его деда, а потом еще и внезапное появление Хелен... Ему было ужасно стыдно перед ней. Все это слишком для юноши...

— Ну, будем надеяться на лучшее. Но не стоит относиться к ситуации легкомысленно, мисс Гвин. По всей видимости, он выстрелил мужчине в грудь. А О’Киф, как показывают свидетели, был практически безоружным.

— Но он сам его спровоцировал, — вставила Хелен. — Шериф, вы ведь знаете, мой муж иногда вел себя довольно вызывающе. К тому же юноша был уже не совсем трезвым.

— Возможно, Пол просто не смог оценить ситуацию, — добавил Джордж Гринвуд. — Смерть дедушки совершенно выбила его из колеи. А когда он, потрясенный смертью мистера Джеральда, еще и увидел, что Говард О’Киф схватился за ружье...

— Но вы ведь не хотите сказать, что жертва преступления был сам виноват в случившемся! — строго произнес Хенсон. — Старое охотничье ружье не представляет собой никакой угрозы!

— Это правда, — пошел на уступку Джордж. — Просто хотелось бы заметить, что... это были крайне неудачные обстоятельства. Эта глупая драка... ужасный несчастный случай. Мы все должны были разнять Джеральда и Говарда. И я думаю, что с расследованием можно повременить... до тех пор, пока не вернется Пол.

— Если он вернется! — проворчал Хенсон. — Мне бы не хотелось отправлять на его поиски своих людей.

— Мои работники в вашем распоряжении, — сказала Гвинейра. — Поверьте, я была бы более спокойной, если бы мой сын находился под охраной полиции, нежели один где-то в горах. К тому же от племени маори поддержки и защиты ему ждать не приходится.

В этом она была однозначно права. Несмотря на то, что шериф отказался от расследования и не стал забирать у «овечьих баронов» работников в разгар сезона стрижки овец, Тонга отнесся к ситуации не так спокойно. У Пола была Марама. Неважно, по своей воле она пошла с ним или нет, но сейчас девушка, которую любил Тонга, была с его соперником. И теперь наконец-то pakehaне защищали стены своего дома. Больше не существовало богатого скотовода и маорийского юноши, которого никто не хотел воспринимать всерьез. Теперь были только двое мужчин в горах. Для Тонги Пол был вне закона. Но сначала он решил подождать. Он был не таким глупым, как белые, которые бросались за беглецом по горячим следам. Однажды он узнает, где скрываются Пол и Марама. И тогда он расправится со своим смертельным врагом.

Гвинейра и Хелен похоронили Джеральда Уордена и Говарда О’Кифа. После этого жизнь пошла своим ходом, но при этом в жизни Гвинейры изменилось немногое. Она занялась организацией стрижки овец, но сначала решила заключить с маори перемирие.

Взяв Рети в качестве переводчика, она отправилась в деревню, чтобы провести переговоры.

— Вы должны владеть землей, на которой находится ваша деревня, — сказала она, заставив себя улыбнуться. Тонга смотрел на нее, опираясь на священный топор, символ его верховенства. —

В остальном нам предстоит немало поразмыслить. У меня есть немного наличных денег, но после стрижки овец ситуация, конечно, будет выглядеть получше, и тогда, возможно, мы договоримся о выкупе земли. Я пока что не являюсь наследницей мистера Джеральда, так что... Давайте решим, что нам делать с землей между нашими огороженными пастбищами и фермой О’Кифов.

Тонга поднял бровь.

— Мисс Гвин, я ценю ваше беспокойство, но я не дурак. Я знаю, что у вас нет никакого права делать нам подобные предложения. Вы не наследница Киворд-Стейшн — точнее, ферма принадлежит вашему сыну Полу. Вы же не хотите серьезно утверждать, что он предоставил вам право проводить переговоры со мной от своего имени?

Гвинейра потупила взгляд.

— Нет, он этого не сделал. Но, Тонга, мы ведь живем здесь все вместе. И мы всегда жили в мире...

— Ваш сын нарушил этот мир! — сурово произнес Тонга. — Он оскорбил моих людей и меня... К тому же ваш мистер Джеральд обманул мое племя. Прошло уже много времени, я знаю, но могло бы пройти и еще больше, однако рано или поздно мы все равно узнали бы правду. Извинения за ложь до сих пор не последовало...

— Я прошу прощения! — сказала Гвин.

— У вас нет священного топора! Вы для меня, мисс Гвин, как tohunga. Вы понимаете в разведении скота больше, чем многие мужчины. Но, с правовой точки зрения, вы никто и ничем не обладаете. — Он указал на маленькую девочку, игравшую на краю поляны. — Может ли этот ребенок говорить от имени Кай Таху? Нет. Точно так же и вы, мисс Гвин, не можете выступать от лица семьи Уорденов.

— Но что же нам тогда делать? — отчаявшись, спросила Гвин.

— То же, что и прежде. Мы находимся в состоянии войны. Мы не будем вам помогать, напротив, будем мешать, где только представится такая возможность. Вас не удивляет, что никто не хочет стричь ваших овец? Это наших рук дело. А еще мы перегородим ваши транспортные пути, чтобы не допустить вывоза шерсти, и не оставим Уорденов в покое, пока губернатор не вынесет свой приговор, а ваш сын не будет готов его признать.

— Но я не знаю, как долго не будет Пола, — беспомощно произнесла Гвинейра.

— Тогда мы тоже не знаем, как долго мы будем бороться. Мне жаль, мисс Гвин, — сказал в заключение Тонга и отвернулся.

— Мне тоже, — вздохнула Гвинейра.

В следующие недели Гвинейра мужественно сражалась со стрижкой овец, при этом женщину всячески поддерживали ее работники, а также те двое помощников, которых успели нанять в Холдоне Джеральд с Полом. За Джо Трайфлом постоянно приходилось следить, хотя, когда мужчина оставался трезвым, он успевал сделать в три раза больше, чем обычные пастухи. Хелен, у которой до сих пор не было работников, с завистью смотрела на способного Джо.

— Я бы тебе его уступила, — сказала Гвин. — Но поверь мне, одна ты за ним не уследишь, это возможно только в том случае, когда целая колония стригалей работает одновременно. Однако я пошлю всех работников к тебе, как только они управятся здесь. Правда, в этом году стрижка длится ужасно долго. Твои овцы хотя бы нормально едят?

В это время пастбища вокруг ферм были практически голыми, поэтому животных в течение лета постепенно отгоняли в горы.

— Худо-бедно, — пробормотала Хелен. — Я даю им корм, который предназначался коровам. Джордж продал их в Крайстчерче, иначе мне нечем было бы даже заплатить за похороны. В будущем мне придется продать и ферму. Я не такая, как ты, Гвин, я не могу со всем справляться в одиночку. И если уж честно, скажу: я не люблю овец. — Она неловко погладила молодую овчарку, которую Гвин недавно ей подарила. Собака уже полностью выросла и оказывала огромную помощь Хелен на ферме. Тем не менее даже за собакой Хелен ухаживала без особого удовольствия. Единственным преимуществом, которое было у нее по сравнению с Гвинейрой, оказались дружественные отношения с маори. Ее ученики, естественно, помогали ей на ферме, поэтому у Хелен были, по крайней мере, овощи из огорода, яйца, молоко, свежее мясо и рыба, так как мальчики сами охотились, а их родители частенько передавали учительнице часть своего улова в знак благодарности.

— Ты уже написала Рубену? — спросила Гвин.

Хелен кивнула.

— Но ты же знаешь, сколько времени это займет. Почта сначала идет в Крайстчерч, а затем в Данидин...

— А там письмо могла бы забрать повозка из магазина «О’Кей», — сказала Гвинейра. — В последнем письме Флёр писала, что ожидает поставку в Литтелтоне. В ближайшее время они должны послать кого-то туда, чтобы забрать ее. Возможно, ее люди уже в пути. А теперь давай поговорим о моей шерсти. Маори угрожают перекрыть дорогу в Крайстчерч, кроме того, я думаю, Тонга не остановится и перед кражей шерсти — в качестве компенсации, которую губернатор обещал местным племенам. Но я лишу его этого удовольствия. Ты ведь не против, если мы всю шерсть привезем к тебе, сложим в твоем коровнике, а затем, после окончания стрижки твоих овец, отвезем все в Холдон? Конечно, мы окажемся на рынке позже, чем другие овцеводы, но тут уж ничего не поделаешь...

Тонга был в ярости, но у Гвин все шло по плану. Пока его люди следили за дорогами, теряя былое воодушевление, Джордж Гринвуд занялся транспортировкой шерсти с Киворд-Стейшн и фермы О’Кифов в Холдон. Люди Тонги, которым вождь пообещал щедрое вознаграждение, стали терять терпение и упрекали его тем, что за это время уже прилично заработали бы у pakeha.

— Этих денег хватило бы почти на целый год! — жаловался муж Кири. — Вместо этого нам теперь снова придется переселяться и охотиться. Жена совсем не рада тому, что зиму придется провести в горах.

— Возможно, там она встретится со своей дочерью! — злобно ответил Тонга. — И ее мужем- pa а k е h а. Ему вы и жалуйтесь — в конце концов, это его вина.

Тонга все еще не разузнал о местонахождении Пола и Марамы. Но он был терпеливым. Тонга просто ждал. Тем временем в его «сети» попалась другая повозка. Правда, она ехала не с Киворд-Стейшн, а из Крайстчерча и в ней везли не шерсть, а женскую одежду, так что никакой разумной причины ее задерживать совершенно не было. Но люди Тонги постепенно выходили из-под контроля и позволяли себе намного больше, чем предполагал вождь.

Леонард МакДанн вез свою нагруженную повозку по довольно ухабистой сельской дороге из Крайстчерча в Холдон. Это была, конечно, объездная дорога, но его работодатель Рубен О’Киф дал ему поручение забрать в Холдоне пару писем и посмотреть на то, как обстоят дела на одной из местных ферм.

— Но только незаметно, МакДанн, пожалуйста! Если мой отец узнает, что мать поддерживает со мной связь, у нее будут большие проблемы. Моя жена тоже считает, что риск слишком велик, однако у меня какое-то плохое предчувствие... Мне не верится, что ферма действительно процветает, как заверяет моя мать. Возможно, будет достаточно и того, если вы просто порасспрашиваете людей в Холдоне. В этой местности все знают друг друга, к тому же хозяйка магазина в городе очень болтливая...

МакДанн дружелюбно кивнул и улыбнулся, сказав, что постарается применить технику искусного подслушивания. В будущем, подумал Леонард, это ему пригодилось бы. Он последний раз отправился в поездку как поставщик О’Кифов. Население Квинстауна недавно выбрало его констеблем. МакДанн, неуклюжий спокойный мужчина лет пятидесяти, ценил оказанную ему честь и связанные с новой должностью преимущества. Он проработал на О’Кифов четыре года и был сыт по горло постоянными разъездами.

Тем не менее он наслаждался поездкой в Крайстчерч, не в последнюю очередь благодаря приятному обществу дам. Справа от него на козлах сидела Лори, слева — Мэри, а может, наоборот — даже сейчас никто так и не научился различать близняшек.

Девушкам же это было совершенно безразлично. Как одна, так и другая весело разговаривали с МакДанном, задавали серьезные вопросы и с детской наивностью во взгляде смотрели по сторонам. МакДанн знал, что Мэри и Лори выполняли неоценимую работу в качестве закупщиков всей продукции в магазине «О’Кей». Они были вежливыми и хорошо воспитанными, могли даже читать и писать. Но по натуре сестры были простоватыми; они легко поддавались влиянию со стороны, радовались всяким мелочам и слишком болезненно воспринимали то, что люди иногда относились к ним неподобающим образом. К счастью, это случалось редко; обычно обе девушки были в прекрасном настроении.

— Давайте остановимся, мистер МакДанн! — весело предложила Мэри.

— Мы купили продукты для пикника, мистер МакДанн! Даже жареную ветчину из курицы в этом китайском магазинчике в Крайстчерче... — щебетала Лори.

— Это ведь действительно курица, мистер МакДанн? Не собачатина? В отеле вы говорили, что в Китае люди едят собак.

— Вы можете представить, что кто-то ест Грейси, мистер МакДанн?

МакДанн усмехнулся, при этом у него во рту потекли слюнки. Мистер Лин, китаец, живущий в Крайстчерче, точно уж не продавал своим покупателям собачатину под видом курицы.

— Овчарки вроде Грейси слишком дорогие, чтобы их есть, — ответил он. — Что еще в ваших корзинках? У пекаря вы ведь тоже были?

— О да, мы навестили Розмари! Представляете, мистер МакДанн, она приплыла в Новую Зеландию на том же корабле, что и мы!

— А теперь она замужем за пекарем в Крайстчерче. Разве это не замечательно?

МакДанн считал брак с пекарем не самым большим приключением в жизни девушки, но воздержался от комментариев. Вместо этого он попытался найти подходящее место для остановки. Торопиться им было некуда. МакДанн не прочь был отдохнуть сам и дать пару часов на отдых лошадям, которые смогли бы спокойно поесть.

Но затем произошло нечто странное. Следующий поворот оказался... запертым. Кто-то положил посередине дороги пути бревно, охраняемое двумя воинами маори. Мужчины выглядели враждебно настроенными и нагоняли страх. Их лица были полностью покрыты татуировками и соответствующего цвета краской, обнаженное тело блестело на солнце, а на поясе висело что-то вроде набедренной повязки, доходившей до колен. При этом воины были вооружены копьями и теперь угрожающе подняли их перед МакДанном.

— Пригнитесь, девочки! — крикнул он Мэри и Лори, стараясь не испугать близняшек.

Наконец повозка остановилась.

— Что ты хотеть на Киворд-Стейшн? — угрожающе спросил один из воинов маори.

МакДанн пожал плечами.

— Разве это не дорога в Холдон? Я везу товары в Квинстаун.

— Ты врать! — закричал воин. — Дорога на Киворд-Стейшн, а не к Вакатипу. Ты еда для Уордены!

МакДанн закатил глаза и попытался продемонстрировать спокойствие.

— Я точно уж не еда для Уорденов, кем бы они ни были. Кроме того, моя повозка нагружена не продуктами, а дамским бельем.

— Дамы?.. — Воин наморщил лоб. — Ты показывать!

Маори ловко вскочил на повозку и попытался сорвать навес.

Мэри и Лори испуганно завизжали. Другие воины радостно вскрикнули.

— Только осторожно! — заругался МакДанн. — Вы ведь все испортите! Я могу сам открыть вам повозку, но...

Тем временем воин достал кинжал и быстро разрезал навес. К удовольствию его друзей, все содержимое повозки теперь предстало их взглядам — вместе с девушками, которые в страхе прижались друг к другу.

Теперь МакДанн действительно встревожился. В повозке не было ничего такого, что можно было бы использовать в качестве оружия. У МакДанна имелся пистолет, но он вряд ли смог бы воспользоваться им — маори наверняка успели бы его обезоружить. Вытаскивать нож тоже было слишком рискованно. Кроме того, парни выглядели не как настоящие разбойники, а как пастухи, решившие поиграть в воинов. На первый взгляд они не представляли собой серьезной угрозы.

Однако под нижним бельем, которое маори с восторгом вытащил из повозки и приложил к своей груди, лежал взрывоопасный груз. Если бы мужчины обнаружили бочки с лучшим бренди и решили попробовать его прямо на месте, то дело приняло бы другой оборот. Тем временем повозка привлекла внимание еще большего количества маори. Очевидно, МакДанн и девушки проезжали возле деревни туземцев. Вскоре к повозке подошли двое юношей и еще несколько мужчин более старшего возраста, которые были одеты на западный манер и не имели татуировок. Один из них взял с повозки ящик лучшего божоле — из частного заказа мистера Рубена.

— Вы идти с нами! — строго сказал один из новоприбывших. — Вино для Уордены. Я когда-то слуга, я знаю! Мы вас привести к вождь! Тонга знать, что делать!

МакДанн не был в восторге от представившейся возможности увидеть вождя племени. Он, как и прежде, не думал, что существует опасность для их жизни, но понимал, что оставлять повозку в лагере туземцев нельзя, иначе придется распрощаться с ценным грузом.

— Идти за мной! — приказал бывший слуга и отправился вперед.

МакДанн оценивающе посмотрел на окружающую их местность. Земля вокруг была совершенно плоской, а приблизительно через двести метров находилась развилка — предположительно именно там они сделали неправильный поворот. По всей видимости, это была частная дорога, а маори враждовали с владельцем земли. Тот факт, что подъездная дорога к Киворд-Стейшн выглядела лучше, чем путь в Холдон, ввел МакДанна в заблуждение. Если бы ему только удалось вырваться через кустарник налево, то он как раз попал бы на дорогу в Холдон...

К сожалению, перед ним все еще стоял воин маори, на этот раз с бюстгальтером на голове — одна его нога находилась на козлах, а другая — внутри повозки.

— Если переломаешь себе ноги, сам виноват, — пробормотал МакДанн, приводя повозку в движение.

Леонард знал, что для разгона этим лошадям требовалось немного времени, после чего догнать их было практически невозможно. Когда лошади сделали первый шаг, он щелкнул пальцами и одновременно резко повернул налево. Внезапное движение вывело танцующего с нижним бельем воина из равновесия. Он не успел даже взмахнуть своим копьем, когда МакДанн вытолкнул его из повозки. Лори и Мэри закричали. Леонард надеялся, что мужчина не попадет под колеса.

— Девочки, пригнитесь! И держитесь покрепче! — прокричал он, в то время как на ящики с бельем приземлился настоящий град из копий. Но это не имело значения, так как лошади скакали галопом в таком темпе, что под их копытами сотрясалась земля. Верхом на лошади повозку можно было бы догнать, но, к облегчению МакДанна, никто их не преследовал.

— Девочки, все в порядке? — спросил он близняшек, пришпоривая лошадей и умоляя при этом Бога, чтобы земля под их копытами была как можно более ровной. Быстро остановить животных не удалось бы, и единственное, чего Леонард добился бы, были переломанные спицы в колесах. Но местность все еще была очень ровной, и вскоре МакДанн увидел перед собой дорогу. Вообще-то, он не знал, вела ли эта дорога в Холдон или нет; она была слишком узкой и извилистой. Но по ней явно можно было ехать, а следы копыт и колес свидетельствовали о том, что тут хотя бы изредка проезжали повозки. МакДанн снова пришпорил лошадей. Лишь когда деревня маори оказалась в миле позади, он замедлил темп.

Лори и Мэри с облегчением перебрались к нему на козлы.

— Что это было, мистер МакДанн?

— Они хотели что-то нам сделать?

— Обычно туземцы ведут себя более дружелюбно.

— Да, Розмари говорит, что они очень милые!

Мистер МакДанн вздохнул, когда близняшки вновь принялись беспрерывно болтать. Казалось, они легко отделались. Теперь нужно было выяснить, куда вела эта дорога.

После пережитого приключения у Мэри и Лори вновь проснулся голод, но все трое решили, что насладиться хлебом, курицей и великолепными пирожными Розмари лучше было прямо на козлах. МакДанн все еще не отошел после встречи с маори. Он слышал о восстаниях туземцев на Северном острове. Но здесь, посреди мирных кентерберийских равнин?

Как и прежде, дорога шла на запад. Вряд ли это была официальная дорога. Кустарник и деревья в этих местах не вырубали, а предпочитали объезжать. А еще тут протекал ручей...

Присмотревшись, МакДанн вздохнул: переправа через него казалась безопасной, к тому же здесь явно ездили раньше. Но, возможно, не с таким тяжелым грузом, как у него. Чтобы избежать проблем, он приказал девушкам сойти на землю и осторожно проехал через ручей. Затем он опять остановился, чтобы девушки взобрались на повозку, — и испугался, услышав крик Мэри:

— Мистер МакДанн! Там снова маори! У них точно ничего хорошего на уме!

Девушки в паническом страхе забрались под навес, а МакДанн стал осматривать окрестности в поисках воинов. Но он увидел лишь двух детей, которые гнали перед собой корову.

Оба ребенка, заметив повозку, с любопытством подошли поближе.

МакДанн улыбнулся, и дети робко кивнули ему. Затем, к его удивлению, они поздоровались на великолепном английском:

— Добрый день, мистер.

— Вам чем-то помочь, мистер?

— Вы путешествующий торговец, мистер? Мы читали о паяльщиках! — Девочка с интересом заглянула под навес повозки.

— Ну что ты, Киа, это еще одна повозка с шерстью от Уорденов. Мисс Хелен ведь разрешила им складывать все у нее, — сказал мальчик и преградил корове дорогу.

— Чепуха! Стригали давно уже тут, они все привезли с собой. Это точно медник! Вот только лошади не пятнистые!

МакДанн улыбнулся.

— Мы хоть и торговцы, но не паяльщики, маленькая леди, — ответил он девочке. — Мы везем груз в Холдон, но, кажется, заблудились.

— Не очень, — утешила его девочка.

— Если возле дома вы возьмете правильное направление, то через две мили выедете на дорогу к Холдону, — добавил мальчик и с удивлением посмотрел на близняшек, которые снова решились показаться на глаза. — Почему эти женщины выглядят совершенно одинаково?

— Это хорошие новости, — довольно произнес МакДанн, не обращая внимания на вопрос мальчика. — Не могли бы вы мне сказать, где мы вообще находимся? Это ведь не... как она называется? Киворд-Стейшн?

Дети захихикали, как будто услышали очень смешную шутку.

— Нет, это ферма О’Кифов. Но мистер О’Киф мертв.

— Его застрелил мистер Уорден! — добавила девочка.

МакДанн с удивлением подумал, что он, как будущий полицейский, не мог бы желать более доверчивых людей. В Холдоне все были очень общительными, в этом Рубен был прав.

— А теперь он в горах, а Тонга его ищет.

— Тсс, Киа, ты не должна этого говорить!

— Вы хотите к мисс Хелен, мистер? Нам ее позвать? Она в сарае для стрижки овец или...

— Нет, Матицу, она в доме. Ты разве не знаешь? Она сказала, что должна готовить еду для людей...

— Мисс Хелен? — прочирикала Лори.

— Наша мисс Хелен? — повторила, словно эхо, Мэри.

— Они еще и разговаривают одинаково? — удивился мальчик.

— Я думаю, ты можешь привести нас на эту ферму, — спокойно сказал МакДанн. — По всей видимости, мы нашли как раз то, что искали.

«А мистер Говард, — подумал он, расплывшись в кривой улыбке, — больше никому не сможет помешать».

Через полчаса лошади стояли в конюшне Хелен. Сама Хелен — вне себя от счастья и удивления — обнимала давно потерянных близняшек с «Дублина». Она все еще не могла поверить, что полуголодные дети выросли и превратились в миловидных молодых женщин, которые с готовностью принялись помогать ей в кухне.

— Этого должно хватить на целую ораву мужчин, мисс Хелен?

— Нет, мисс Хелен, нам нужно добавить продуктов.

— Это будут пирожки, мисс Хелен? Тогда лучше взять побольше батата и поменьше мяса.

— Да не нужно им столько, а то работать не захотят!

Довольные близняшки весело захихикали.

— Вам даже не придется замешивать тесто, мисс Хелен! Подождите, мы еще сделаем чай!

Мэри и Лори уже много лет готовили еду для клиентов «Отеля Дафны». Прокормить колонну стригалей им не казалось особо трудной задачей. Пока сестры, чирикая, возились в кухне, Хелен и МакДанн, сидя за столом, беседовали. Он рассказал ей о странном происшествии с маори, а Хелен поведала ему об обстоятельствах смерти Говарда.

— Конечно же, я соблюдаю траур по своему мужу, — сказала она и разгладила простое синее платье, которое после смерти Говарда носила почти постоянно. На черное траурное платье у нее не хватило денег. — Но в какой-то степени его смерть принесла мне облегчение... Простите, вы, должно быть, считаете меня совершенно бессердечной...

Мистер МакДанн покачал головой. Он совсем не считал Хелен бессердечной. Напротив, он не мог насмотреться на ее озаренное радостью лицо, когда она обнималась с близняшками. Эта женщина с блестящими каштановыми волосами и спокойными серыми глазами казалась ему очень привлекательной, хотя и выглядела уставшей и даже изможденной. По ней было видно, что она обессилела от такой жизни. Кухня была для нее настолько же чужим местом, как и коровник. Хелен почувствовала настоящее облегчение, когда маорийские дети сказали, что сами подоят корову.

— Ваш сын намекал, что его отец не самый простой человек. Что вы хотите теперь сделать с фермой? Продать?

Хелен пожала плечами.

— Если бы кто-то захотел ее купить... Проще всего было бы присоединить ее к Киворд-Стейшн. Тогда Говард проклял бы нас из могилы, но мне уже все равно. Сама по себе ферма нерентабельна. Хотя здесь много земли, на ней невозможно прокормить животных. Если же кто-то захочет обрабатывать ее, то ему все равно понадобятся специальные знания и стартовый капитал. Ферма пришла в упадок, мистер МакДанн. К сожалению, по-другому и не скажешь.

— А ваша подруга с Киворд-Стейшн... она ведь мать мисс Флёр, не так ли? — спросил Леонард. — Она не заинтересована в приобретении фермы?

— Заинтересована... О, большое спасибо, Лори, вы просто замечательные, что бы я без вас делала! — Хелен протянула Лори, которая как раз подошла с чайником к столу, свою чашку.

Лори наполнила ее горячим чаем очень умело, так же, как когда-то ее научила на корабле Хелен.

— Как вы догадались, что это Лори? — озадаченно спросил Леонард. — Я не знаю никого, кто смог бы их различить.

Хелен засмеялась.

— Если дать близняшкам полную свободу, то Мэри предпочтет накрывать на стол, а Лори будет просто помогать ей. Заметьте, Лори более решительная, а Мэри охотнее остается в тени.

Самостоятельно Леонард никогда не обратил бы на это внимания, но слова Хелен оказались верными.

— Что же теперь с вашей подругой?

— Ну, у Гвинейры своих проблем хватает, — сказала Хелен. — Вернее, они только начинаются. Этот Танга, вождь племени маори, пытается поставить ее на колени, а у нее нет возможности что-либо сделать без согласия Пола. Возможно, когда губернатор наконец-то примет решение...

— А почему Пол не вернется и не решит свои проблемы самостоятельно? — спросил Леонард. Ему казалось совершенно несправедливой ситуация, когда обе женщины жили в таком бедственном положении. Правда, он еще не познакомился с Гвинейрой Уорден. Если она была похожа на свою дочь, то наверняка смогла бы сразиться хоть с половиной континента дикарей.

Хелен горько усмехнулась.

— Решение проблем не является сильной стороной мужчин-Уорденов. Что же касается возвращения Пола... то настроение людей в Холдоне постепенно меняется, тут уж Джордж Гринвуд был прав. Сначала Пола хотели повесить, но теперь все скорее сочувствуют Гвин. Они думают, что ей на ферме нужен мужчина, поэтому готовы закрыть глаза на такую мелочь, как убийство.

— А вы циничны, мисс Хелен! — заметил Леонард.

— Я реалистка. Пол выстрелил в грудь невооруженному мужчине без предупреждения. Перед двадцатью свидетелями. Но давайте не будем об этом, я тоже не хотела бы, чтобы его повесили. Что бы это изменило? Во всяком случае, если он вернется, то ситуация с вождем племени только накалится. И тогда его, скорее всего, повесят за очередное убийство.

— По всей видимости, по юноше плачет веревка, — вздохнул Леонард. — Я...

Он не успел договорить, так как в дверь постучали. Лори открыла. Между ногами девушки протиснулась собачка и прыгнула на Хелен.

— Мэри, иди сюда! Мне кажется, это мисс Гвин приехала! И Клео! Она еще жива, мисс Гвин?

Но Гвинейра, казалось, не узнала близняшек. Она была настолько рассержена, что не замечала ничего вокруг.

— Хелен, — сказала она, — я убью этого Тонгу! Я не знаю, как сдержалась и не поскакала с револьвером в деревню! Энди говорит, что его люди напали на повозку — один Бог знает, что она здесь делала и где сейчас! Маори развлекаются и бегают по деревне с бюстгальтерами и нижним бельем... Ой, извините, мистер, я... — Гвинейра покраснела, увидев, что у Хелен находится мужчина.

МакДанн засмеялся.

— Ничего страшного, миссис Уорден. Я осведомлен о существовании женского белья, кроме того, могу заявить: это я его потерял. Повозка принадлежит мне. Разрешите представиться, Леонард МакДанн из магазина «О’Кей».

— Почему бы вам просто не поехать с нами в Квинстаун? — спросил через несколько часов МакДанн и посмотрел на Хелен.

Тем временем Гвинейра успокоилась и вместе с Хелен и близняшками пыталась накормить голодных стригалей. Она похвалила всех за хорошее продвижение вперед, хоть и была неприятно удивлена качеством шерсти. Она слышала, что ферма О’Кифов производила много брака, но никогда не представляла себе настоящий масштаб проблемы. Теперь она сидела у камина с Хелен и МакДанном и открывала одну из спасенных бутылок божоле.

— За Рубена и его изысканный вкус! — довольно произнесла Гвинейра. — Откуда у него такое вино, Хелен? В этом доме никогда такого не пили!

— В произведениях Бельвер-Литтона, Гвин, которые я заставляю читать своих учеников, в высших кругах алкоголь поглощают в больших количествах, — с улыбкой ответила Хелен.

МакДанн, сделав глоток, вернулся к предложению поехать в Квинстаун.

— Мисс Хелен, вы ведь хотите увидеть сына и внуков? А теперь у вас появилась возможность. Через пару дней мы вернемся.

— Сейчас, в разгар стрижки овец? — Хелен махнула рукой.

Гвинейра засмеялась.

— Ты ведь не думаешь всерьез, что мои люди постригут на одну овцу больше или меньше, если ты будешь стоять рядом?

К тому же ты не собираешься самостоятельно гнать овец в горы!

— Но... Кто-то ведь должен заботиться о работниках... — Хелен колебалась. Предложение оказалось слишком неожиданным, и она не могла решиться. Но как же ей хотелось все бросить и уехать!

— У меня они обычно сами о себе заботятся. О’Тул делает лучшее ирландское рагу, которое я когда-либо пробовала, нам с Моаной такое и не снилось. О тебе же вообще речь не идет. Ты моя любимая подруга, но твои кулинарные способности...

Хелен покраснела. Обычно на подобные замечания она не обращала внимания. Но перед МакДанном ей стало неудобно.

— Разрешите мужчинам зарезать пару овец, тогда я дам им один из бочонков со спиртным, которые, между прочим, защищал собственной грудью! Это, конечно, грех, так как бренди для этой шайки слишком хорош, но зато после такой попойки вас полюбят навсегда! — спокойно предложил МакДанн.

Хелен улыбнулась.

— Я не знаю... — продолжала сомневаться она.

— А я знаю! — решительно произнесла Гвин. — Я бы и сама поехала, да не могу бросить Киворд-Стейшн. Так что ты станешь нашим совместным послом. Следи за всем в Квинстауне, чтобы Флёретта правильно тренировала собаку! А еще возьми с собой пони для наших внуков. Чтобы они не стали такими же жалкими наездниками, как ты сама!

 

14

Хелен полюбила Квинстаун сразу, как только увидела огни маленького городка на берегу огромного озера Вакатипу. Новые опрятные дома отражались на гладкой поверхности озера, а маленькая пристань располагала местом для цветных гребных лодок и парусников. Горы с покрытыми снегом верхушками дополняли картину. К тому же за эти прошедшие полдня Хелен не увидела ни одной овцы!

— Я стала не такой требовательной, — призналась женщина Леонарду МакДанна, которому она по прошествии восьми дней в повозке сообщила о себе больше, чем Говарду за весь период их брака. — Когда я много лет назад прибыла в Крайстчерч, то плакала, увидев, что город был совсем не таким, как Лондон. А теперь меня радует этот городок, потому что я нахожусь среди людей, а не среди жвачных животных.

Леонард рассмеялся.

— О, Квинстаун очень похож на Лондон, вот увидите. Конечно, не размерами, а оживленностью. Здесь много чего происходит, здесь вы почувствуете прогресс, перемены! Крайстчерч — симпатичное местечко, и люди там больше беспокоятся о том, чтобы сохранить старые ценности и чтобы городок казался настолько английским, насколько это возможно. Вспомните на минутку о соборе и университете! И вам покажется, что вы в Оксфорде! А здесь все новое, все переживает подъем. Конечно, золотоискатели — дикий народ, с ними иногда случаются неприятности. Невероятно, что ближайший полицейский участок находится в сорока милях от нас! Но парни приносят деньги и жизнь в этот город. Вам здесь понравится, мисс Хелен, поверьте мне!

Хелен уже нравилось здесь. Когда повозка прогромыхала по частично вымощенной Мейн-стрит, у пес сложилось впечатление, будто они до сих пор находятся в Холдоне, но в Квинстауне улицы были более оживленными. Тут золотоискатель ссорился с держателем почты, потому что он якобы распечатал письмо; там хихикали две девушки и поглядывали в открытую лавку парикмахера, где как раз стригли миловидного молодого человека; в кузнице подковывали лошадей, а два старых кузнеца болтали, обсуждая особенности мула. «Отель Дафны» заново красили. Рыжеволосая женщина в ярком зеленом платке, бросающемся в глаза, наблюдала за работой маляров и ругалась при этом, как сапожник.

— Дафна! — Близняшки одновременно защебетали и чуть не упали с повозки. — Дафна, мы привезли мисс Хелен!

Дафна О’Рурк обернулась. Хелен взглянула на знакомое кошачье лицо. Дафна, сильно накрашенная, выглядела старше и, возможно, казалась немного измотанной. Когда она увидела Хелен на козлах, их взгляды встретились. Хелен с умилением заметила, что Дафна покраснела.

— Добрый... добрый день, мисс Хелен!

МакДанн не мог в это поверить, но уверенная в себе Дафна сделала реверанс, словно маленькая девочка перед своей учительницей.

— Остановитесь, Леонард! — вскричала Хелен. Она не стала ждать, пока МакДанн придержит лошадей, а спрыгнула с козел и обняла Дафну.

— Не нужно, мисс Хелен, если кто-то увидит... — пробормотала Дафна. — Вы — леди. Вас не должны видеть с кем-то вроде меня. — Она опустила взгляд. — Мне жаль, мисс Хелен, из-за того, кем я стала.

Хелен рассмеялась и еще раз ее обняла.

— Чем же ты таким ужасным стала, Дафна? Деловой женщиной! Прекрасной приемной матерью для близняшек. Лучшей ученицы и пожелать нельзя.

Дафна снова покраснела.

— Возможно, вам еще никто не разъяснил, какими именно... делами я занимаюсь, — тихо произнесла она.

Хелен прижалась к ней.

— Дела руководствуются предложением и спросом. Этому я научилась от одного из других моих детей, Джорджа Гринвуда. А что касается тебя... если бы был спрос на библии, ты бы точно торговала библиями.

Дафна захихикала.

— С большим удовольствием, мисс Хелен.

Пока она здоровалась с близняшками, МакДанн отвел Хелен в магазин «О’Кей». Как бы Хелен ни наслаждалась встречей с Дафной и близняшками, ей не терпелось обнять собственного сына, Флёретту и своих внуков.

Маленький Стивен сразу повис на складках ее юбки, а Илейн больше обрадовалась, увидев пони.

Хелен бросила взгляд на ее рыжие волосы и живые голубые глаза, которые уже сейчас были более яркими, чем у большинства малышей.

— Сразу видно, что это внучка Гвин, — сказала Хелен. — От меня у нее ничего нет. На третий день рождения она захочет получить пару овец, вот увидите!

Леонард МакДанн рассчитался с Рубеном О’Кифом за свою последнюю поездку и, перед тем как приступить к новым обязанностям, взялся за наведение порядка в полицейском участке. Помещение надо было покрасить, а в тюрьме с помощью Стюарта Петерса поставить решетки. Хелен и Флёр принесли в камеры матрасы и простыни.

— Не хватало еще, чтобы вы поставили сюда цветы, — ворчал МакДанн.

— Отмычку я оставлю у себя! — пошутил впечатленный Стюарт. — На случай, если мне надо будет где-то поселить гостей.

— Ты можешь и сам попробовать отсидеть, — пригрозил МакДанн. — А если серьезно, то, боюсь, у нас сегодня уже не останется свободных мест. Мисс Дафна планирует ирландский вечер. Я готов поспорить, что к концу праздника половина клиентов передерется.

Хелен наморщила лоб.

— Но это же не опасно, правда, Леонард? Просто берегите себя! Я... мы... наш констебль нужен нам невредимым!

МакДанн просиял. Ему невероятно нравилось, что Хелен беспокоилась о нем.

Не прошло и трех недель, как он вынужден был заняться проблемами посерьезнее, чем обычные ссоры между золотоискателями.

Ища помощи, МакДанн отправился в лавку «О’Кей» и ждал теперь, когда Рубен сможет уделить ему время. Из задних комнат склада были слышны голоса и смех, но Леонард не хотел докучать. В частности, из-за того, что был при исполнении служебных обязанностей. В конце концов, не Леонард ждал здесь своего друга, а офицер полиции — мирового судью. Тем не менее он выдохнул с облегчением, когда Рубен наконец вышел к нему.

— Леонард! Извини, что заставил тебя ждать! — О’Киф выглядел окрыленным. — Но у нас есть повод для радости. Кажется, я в третий раз стану отцом! Но скажи мне сначала, в чем дело. Могу ли я тебе помочь?

— Служебная проблема. И что-то вроде правовой дилеммы. Не так давно в моем бюро появился некий Джон Сайдблоссом, зажиточный фермер, который хочет сделать вклад в золотые прииски. Он был очень возбужден. Ему нужно было обязательно схватить мужчину, которого он видел в лагере золотоискателей. Какого-то Джеймса МакКензи.

— Джеймса МакКензи? — спросил Рубен. — Вора скота?

МакДанн кивнул.

— Имя мне сразу показалось знакомым. Помнится, пару лет назад он был схвачен в горах и осужден в Литтелтоне. Его, если не ошибаюсь, приговорили к тюремному заключению.

Рубен кивнул.

— Я знаю.

— У тебя всегда была хорошая память, господин судья! — с одобрением сказал Леонард. — Но известно ли тебе, что МакКензи помиловали? Сайдблоссом говорит, что его отправили в Австралию.

— Его выдворили, — поправил друга Рубен. — Австралия была ближе всего. «Овечьи бароны» предпочли бы, чтобы он находился в Индии или еще где-нибудь подальше. А лучше всего — в желудке у тигра.

МакДанн рассмеялся.

— Именно такое впечатление у меня сложилось после разговора с этим Сайдблоссомом. Н-да, если он прав, МакКензи вернулся, хотя до конца своих дней должен оставаться в Австралии. Поэтому я обязан задержать его — так говорит этот фермер. Но что мне делать с МакКензи? Я же не могу посадить его в тюрьму пожизненно. А пять лет тюрьмы тоже ничего не принесут, ведь он уже отсидел. Не говоря уже о том, что у меня нет места. Что вы об этом думаете, господин судья?

Рубен попытался напустить на себя задумчивый вид. Но МакДанн прочел на его лице скорее радость. Несмотря на этого МакКензи. Или из-за него?

— Думаю, что тебе, Леонард, — сказал наконец Рубен, — сначала нужно выяснить, на самом ли деле речь идет о том самом МакКензи, которого имел в виду Сайдблоссом. А потом посади его в тюрьму ровно настолько, сколько пробудет в городе фермер. Скажи МакКензи, что ты берешь его под превентивное заключение, потому что Сайдблоссом угрожал ему, а ты не хотел проблем.

МакДанн ухмыльнулся.

— Но не говори об этом моей жене! — предупредил Рубен. — Это должно быть сюрпризом. Ах да, и предоставь мистеру МакКензи перед заключением возможность побриться и постричься, если это необходимо. К нему придет дама — сразу после переезда в твой гранд-отель!

В первые месяцы беременности у Флёретты постоянно были глаза на мокром месте, и теперь она выплакала все слезы, когда Рубен привел ее в тюрьму на встречу с МакКензи. Непонятно, от радости или от отчаяния из-за его повторного заключения.

Сам же Джеймс МакКензи, напротив, выглядел лишь немного обеспокоенным. Собственно говоря, он был в наилучшем настроении, пока Флёретта не расплакалась. Теперь он обнимал ее и неторопливо поглаживал по спине.

— Ну, не плачь, детка, со мной же ничего не случится! На воле было бы намного опаснее. С этим Сайдблоссомом мне еще есть что выяснять!

— И надо было тебе снова попасться ему на глаза? — всхлипывала Флёретта. — Что ты вообще делал на золотых полях? Неужели собирался заняться добычей золота?

МакКензи покачал головой. Он совсем не выглядел как один из тех искателей счастья, что стояли лагерем на старых овцеводческих фермах поблизости от месторождений золота, и МакДанну не понадобилось давать ему денег ни на мытье, ни на бритье. МакКензи выглядел скорее как путешествующий владелец ранчо, который вполне располагал к себе окружающих людей. По одежде и опрятности его было не отличить от его старого врага Сайдблоссома.

— Я в своей жизни довольно часто занимался добычей золота и однажды в Австралии даже очень хорошо на этом заработал. Секрет в том, чтобы не отмечать обнаружение золота сразу в заведении вроде того, которое держит мисс Дафна. — Он рассмеялся. — Здесь, на золотых полях, я, естественно, искал твоего супруга. Кто бы мог подумать, что он теперь обитает на Мейн-стрит и сажает за решетку невиновных путешественников. — Он подмигнул Флёретте. Джеймс познакомился с Рубеном еще до встречи с ней и остался очень доволен своим зятем.

— И что теперь будет? — спросила Флёретта. — Они отправят тебя обратно в Австралию?

МакКензи вздохнул и бросил взгляд на Рубена.

— Надеюсь, нет. Хотя я и могу позволить себе переезд... не смотри на меня так, Рубен, я все это честно заработал! Я клянусь, что не украл там ни одной овцы! Но это было бы очередной потерей времени. Конечно, я бы вернулся, однако на этот раз с новыми документами. Такое, как с этим Сайдблоссомом, больше со мной не случится. Но Гвин пришлось бы тогда снова ждать. А я уверен, что она устала ждать, — как и я!

— Поддельные документы не выход, — сказал Рубен. — Это помогло бы, если бы вы хотели жить в Квинстауне, на западном побережье или еще где-нибудь на Северном острове. Но если я вас правильно понял, вы хотите вернуться в Кентербери и жениться на Гвинейре Уорден. Вот только там вас знают даже дети!

МакКензи пожал плечами.

— И то правда. Мне пришлось бы похитить Гвин. Но теперь у меня не будет никаких угрызений совести!

— Было бы лучше легализоваться, — строго заметил Рубен. — Я напишу губернатору.

— Но Сайдблоссом уже занялся этим! — Казалось, Флёретта готова была снова расплакаться. — Мистер МакДанн рассказывал, что он был взбешен, узнав, что к моему отцу относятся здесь как к князю...

Сайдблоссом был сегодня в обед в полицейском участке, когда близняшки подавали охраннику и заключенному изысканное блюдо. Он не очень-то восторженно на это отреагировал.

— Сайдблоссом — скотовод и старый плут. Если его слово будет против моего, губернатор поступит по справедливости, — заверил Рубен. — А я обрисую ему всю ситуацию в деталях, включая устойчивое материальное положение МакКензи, его семейные связи и планы относительно женитьбы. При этом я подчеркну его умения и заслуги. Ладно, он украл пару овец. Но он также открыл горы МакКензи, где Сайдблоссом устроил пастбища для своего скота. Он должен быть вам благодарен, Джеймс, вместо того чтобы вынашивать план убийства! А вы — опытный пастух и скотовод, исключительная находка для Киворд-Стейшн, особенно теперь, после смерти Джеральда Уордена.

— Мы могли бы принять его на работу! — вмешалась Хелен. — Может, ты станешь управляющим на ферме О’Кифов, Джеймс? Это было бы выходом, если любимый Пол в ближайшем будущем выставит Гвинейру на улицу.

— Или Тонга, — добавил Рубен. Он изучил правовую ситуацию Гвинейры в ссоре с маори и не был настроен оптимистически. По сути, обвинения Тонги были справедливыми.

Джеймс МакКензи пожал плечами.

— Ферма О’Кифов подходит мне так же, как и Киворд-Стейшн. Я только хочу быть вместе с Гвинейрой. К тому же, как мне кажется, Пятнице нужна пара овец.

Письмо Рубена к губернатору было отправлено на следующий же день, но, конечно, на скорый ответ никто не рассчитывал. Поэтому Джеймс МакКензи тосковал в заключении, в то время как Хелен замечательно проводила время в Квинстауне. Она играла со своими внуками, с замиранием сердца смотрела, как Флеретта в первый раз сажала маленького Стивена на пони, и пыталась успокоить Илейн, которая при этом протестующе плакала. С тоской в глазах она посетила недавно открывшуюся в городе школу и подумала о том, что, возможно, ей стоило бы предложить свои услуги и навсегда остаться в Квинстауне. Но пока что там было всего десять учеников, и с ними достаточно успешно справлялась молодая учительница, симпатичная девушка из Данидина. В лавке Рубена и Флёретты для Хелен тоже едва ли находилась какая-то работа: здесь близняшки боролись друг с другом за право помочь почитаемой мисс Хелен. Теперь Хелен узнала также наконец всю историю Дафны. Она пригласила молодую женщину на чай, несмотря на то что дамы Квинстауна, вероятно, сплетничали по этому поводу.

— Когда я решила вопрос с парнем, то отправилась сначала в Литтелтон, — рассказывала Дафна о своем побеге от похотливого Моррисона. — Больше всего мне хотелось сесть на ближайший корабль и вернуться обратно в Лондон, но это, конечно, было невозможно. Никто бы не взял на борт девушку вроде меня. Я также подумывала об Австралии. Но у них там и так достаточно... девушек легкого поведения, которые не могут устроиться на работу продавщицами библий. И тут я нашла сестричек. У них были такие же намерения, как и у меня. Они мечтали выбраться отсюда, а «выбраться» означало «корабль».

— Но как они снова нашли друг друга? — осведомилась Хелен. — Они ведь были в совершенно разных местах.

Дафна пожала плечами.

— Они же близняшки. То, что приходит в голову одной, тут же заставляет задуматься другую. Поверьте, мы с ними более двадцати лет вместе, и они меня до сих пор поражают. Если я их тогда правильно поняла, они встретились на перевале Брайдл. Как они добрались туда, я не представляю. В любом случае они болтались по пристани, воровали еду и хотели прокрасться на корабль. Полная бессмыслица, их бы сразу обнаружили. Что же мне оставалось делать? Я оставила их у себя. Я была мила с одним матросом, и он обеспечил меня документами девушки, которая умерла по пути из Дублина в Литтелтон. Официально меня зовут Брайди О’Рурк. В это все поверили, с моими-то рыжими волосами. Но близняшки называли меня, конечно, Дафной, и я оставила это имя. Это же хорошее имя для... То есть это библейское имя, его не хотелось менять.

Хелен рассмеялась.

— Когда-нибудь тебя причислят к святым.

Дафна захихикала и при этом напомнила Хелен ту маленькую девочку, которой когда-то была.

— Потом мы отправились на западное побережье, — продолжила она. — Нам пришлось немного попутешествовать, и в конце концов мы очутились в борделе... в заведении мадам Иоланды, где и осели. Сначала я убирала помещение и обеспечивала хозяйке хороший доход. Там я повстречала и вашего мистера Гринвуда. Но в любом случае я уехала не из-за него. А скорее из-за того, что Иоланда вечно была всем недовольна. Однажды она сообщила, что в следующую субботу собирается продать с аукциона моих близняшек! Она сказала, что пришло время объездить их... ну, чтобы им кто-то показал, что написано в Библии.

Хелен рассмеялась.

— Библию ты действительно усвоила, Дафна, — сказала она. — Надо будет проверить твои знания «Дэвида Копперфильда».

— Короче говоря, в пятницу я еще раз хорошенько принарядилась, а потом мы скрылись с деньгами. Конечно, леди не поступают подобным образом, но...

— Скажем так: око за око, зуб за зуб, — заметила Хелен.

— Ну да, а потом мы действовали по «зову золота». — Дафна ухмыльнулась. — Очень успешно! Я бы сказала, семьдесят процентов добычи с золотых приисков оказываются у меня.

Рубен был в замешательстве, почти обеспокоен, когда по прошествии шести месяцев после написания письма губернатору получил официальный на вид конверт. Держатель почты прямо-таки торжественно передал ему послание.

— Из Веллингтона! — важно объявил он. — От правительства! Тебя теперь признают дворянином, Рубен? Нас посетит королева?

Рубен рассмеялся.

— Маловероятно, Итан, очень маловероятно. — Он обуздал свое желание сразу же разорвать конверт, потому что Итан слишком уж любопытно заглядывал ему через плечо, да и Рон из конюшни снова околачивался в магазине.

— Ну, увидимся позже! — с напускным спокойствием попрощался Рубен, но уже по пути в лавку нетерпеливо вертел конверт в руках, желая как можно скорее вскрыть его. Проходя мимо полицейского участка, он сменил маршрут, решив, что это, несомненно, касалось МакКензи. А значит, он должен из первых рук узнать о том, что решил губернатор.

Через пару минут Рубен, МакДанн и МакКензи склонились над посланием. Все тяжело вздыхали, читая долгое вступление губернатора, в котором он подчеркивал все заслуги Рубена для развития молодого города Квинстаун. Наконец губернатор перешел к делу:

...мы рады сообщить Вам, что приняли позитивное решение по просьбе о помиловании вора скота Джеймса МакКензи, чей случай Вы так подробно описали. Мы также придерживаемся мнения, что МакКензи может быть полезен для молодой общины Южного острова, если только он ограничится легальным применением бесспорно присутствующих у него дарований. Мы надеемся, что это хороший обмен в отношении миссис Гвинейры Уорден, которую нам только что, к сожалению, пришлось разочаровать в другом деле, также представленном нам на рассмотрение. Пожалуйста, сохраните в тайне информацию о вышеупомянутом случае, приговор еще не был оглашен другой стороне процесса...

— Черт побери, это дело с маори! — вздохнул Джеймс. — Бедная Гвин... По всей видимости, она вынуждена справляться со всем этим одна. Я должен был немедленно поехать в Кентербери.

МакДанн кивнул.

— На мой взгляд, этому теперь ничто не препятствует, — сказал он с ухмылкой. — Напротив, наконец-то в моем «отеле» освободится комната!

— Мне бы следовало, вообще-то, присоединиться к вам, Джеймс, — с легким сожалением произнесла Хелен.

Старательные близняшки как раз ставили на стол последнее блюдо прощального обеда — Флёретта настояла на том, чтобы по меньшей мере еще раз принять у себя отца перед тем, как он, скорее всего, исчезнет в Кентербери еще на несколько лет. Конечно, он поклялся проведать ее в ближайшее время вместе с Гвинейрой, но Флёр знала, как обстояли дела на больших овцеводческих фермах: вечные заботы делали предпринимателей незаменимыми.

— Здесь было замечательно, но мне снова пора приниматься за ферму. И я не хочу быть обузой для вас. — Хелен сложила свою салфетку.

— Ты совсем нам не мешаешь! — воскликнула Флёретта. — Напротив, я не знаю, что бы мы без тебя делали, Хелен!

Хелен рассмеялась.

— Не ври, Флёр, ты этого никогда не умела делать. Серьезно, милая, как бы мне ни нравилось здесь, придется снова чем-то заняться! Я всю свою жизнь преподавала. А сидеть просто так и понемногу играть с детьми кажется мне пустой тратой времени.

Рубен и Флёретта переглянулись. Казалось, они не знали, как поступить. В конце концов Рубен взял слово.

— Хорошо, мы, собственно, хотели спросить тебя позже, когда все будет решено и закреплено печатью, — сказал он, посмотрев на свою мать. — Но перед тем, как ты поспешишь скрыться, мы лучше сразу скажем об этом. Флёретта и я, а также Леонард МакДанн подумывали о том, чем бы ты могла заняться здесь.

Хелен покачала головой.

— Если ты имеешь в виду школу, Рубен, то там...

— Забудь наконец о школе, Хелен! — нетерпеливо воскликнула Флёр. — Ты уже достаточно долго проработала. Мы подумали... в общем, мы планируем в ближайшее время выкупить у города ферму. Или, вернее, дом, о фермерстве мы думали меньше. Но здесь, на Мейн-стрит, слишком суетно. Слишком громко, слишком много транспорта... Мне бы хотелось побольше свободы для детей. Ты можешь себе представить, Хелен, что Стивен еще никогда не видел уэту?

Хелен считала, что ее внук мог бы вполне повзрослеть и без подобного опыта.

— В любом случае мы все переедем из этого дома, — объяснил Рубен и обвел милый двухэтажный дом широким взмахом руки. Стройка закончилась только в прошлом году, и на отделке не экономили. — Конечно, мы могли бы его продать. Но потом Флёретта подумала, что этот дом идеально подходит для отеля.

— Для отеля? — в замешательстве повторила Хелен.

— Да! — вскричала Флёретта. — Посмотри, в нем столько комнат, мы ведь рассчитывали на большую семью. Если ты будешь жить на первом этаже, а комнаты наверху сдавать в аренду...

— Я должна управлять отелем? — спросила Хелен. — Ты в своем уме?

— Может, скорее пансионом, — помог выйти из положения МакДанн и подбадривающе посмотрел на Хелен.

Флёретта кивнула.

— Пойми меня правильно, — поспешно сказала она. — Это должен быть почитаемый дом. Не то что притон Дафны, где все время ошиваются бандиты и девушки легкого поведения. Нет, я подумала, что если сюда переедут приличные новые люди, врач или работник банка, то им же нужно где-то жить. А еще... молодые женщины... — Флёретта вертела в руках газету, которая как бы случайно оказалась на столе и в которой были напечатаны объявления англиканской церковной общины города Крайстчерч.

— Это же не то, о чем я думаю, не так ли? — спросила Хелен и уверенно выхватила тонкую газету у нее из рук. Она была открыта на странице с частными объявлениями.

Квинстаун, Отаго. Если христианская девушка, твердая в вере и проникшаяся духом первооткрывательства, заинтересованная в заключении брачного союза с честным, занимающим хорошее положение членом общин, желает...

Хелен покачала головой. Она не знала, плакать ей или смеяться.

— Тогда это были китобои, сегодня — золотоискатели! Знают ли эти жены священников и основатели общины, что они делают с девушками?

— Но, мама, это Крайстчерч, не Лондон. Если девушкам не нравится, они в течение трех дней могут вернуться обратно домой, — успокоил ее Рубен.

— И при этом им тут же поверят на слово, что они все так же благонравны и невинны, как при отправлении! — с иронией произнесла Хелен.

— Только если они не ютились у Дафны, — сказала Флёретта. — Я не имею ничего против Дафны — она бы меня сразу завербовала, как только я появилась бы здесь! — Она рассмеялась. — Но если девушки будут жить в чистом, опрятном пансионе под управлением Хелен О’Киф, почитаемой в городе?.. Новости, дорогая Хелен, распространяются довольно быстро. Девушкам и, возможно, даже их родителям будут рассказывать об этом уже в Крайстчерче.

— И у вас, Хелен, будет шанс наставить молодых на правильный путь, — заметил Леонард МакДанн, который, как и Хелен, не одобрял идею вербовки невест. — Они же видят только золотые самородки, которые какой-нибудь сорвиголова с огнем в глазах держит в кармане, а не ветхую избушку, в которой им придется жить, когда он отправится на следующее золотое поле.

Хелен вспыхнула.

— Вы можете рассчитывать только на то, что я не стану свидетельницей ни для одной пары, знакомой три дня!

— Значит, ты берешь на себя управление отелем? — оживившись, спросила Флёретта. — Ты думаешь, что справишься?

Хелен бросила на нее почти обиженный взгляд.

— Моя дорогая Флёретта, в этой жизни я научилась читать Библию на языке маори, доить коров, забивать кур и даже полюбила мула. Естественно, я справлюсь с управлением небольшим пансионом.

Остальные рассмеялись, но потом МакДанн призывно забренчал ключами, дав знак к отбытию. Пока отеля не существовало, он разрешил своему бывшему заключенному еще раз переночевать в камере. Пока что ни один «исправившийся грешник», сказал МакДанн, не мог провести ночь у Дафны без рецидива.

Обычно Хелен провожала Леонарда, чтобы еще немного поболтать на террасе, но в этот раз МакДанн искал скорее общества Флёретты. Почти пристыженно он обратился к молодой женщине, пока Джеймс прощался с Хелен и Рубеном:

— Я... э-э-э... не хочу быть нескромным, мисс Флёр, но... вы знаете, что мисс Хелен интересует меня...

Флёр слушала это бормотание с наморщенным лбом. Господи, чего же хотел МакДанн? Если это предложение руки и сердца, то было бы лучше сразу обратиться к Хелен.

В конце концов Леонард собрался с духом и задал свой вопрос:

— В общем... мисс Флёр, что, черт возьми, подразумевала мисс Хелен, когда сказала, что полюбила мула?

 

15

Пол Уорден еще никогда не чувствовал себя таким счастливым.

Собственно говоря, он и сам не понимал, что именно произошло. В конце концов, он знал Мараму с детства; она была неотъемлемой составляющей его жизни и часто просто надоедала ему. В этот раз он со смешанным чувством позволил ей присоединиться к нему, и уже в первый день их побега в горы Марама довела Пола до бешенства: ее мул безнадежно медленно плелся за его лошадью. Марама была для него обузой, он в ней совершенно не нуждался.

Теперь же Полу было стыдно за все то, что он наговорил девушке. Однако Марама не слушала его; как и всегда, она отказывалась слушать его злобные слова. Марама видела в нем только хорошие стороны. Она улыбалась, когда Пол вел себя дружелюбно, и молчала, когда он в очередной раз выходил из себя. Выплескивать собственный гнев на Мараму не доставляло Полу никакого удовольствия. Пол знал ее еще с детства, поэтому она никогда не была настоящей причиной для его ссор с окружающими. А сейчас... В какой-то момент за последние месяцы он осознал, что любит Мараму. Наконец-то он понял, что она не опекает, не критикует его, не испытывает к нему отвращения. Марама просто помогает найти хорошее место для стоянки. Довольно далеко от Кентербери, на участке гор, который она называла плоскогорьем МакКензи. Для маори, объясняла она, этот участок земли давно не был новым. Она была здесь однажды со своим племенем — еще в детстве.

— Ты не помнишь уже, как ты плакал, Пол? — спросила его Марама все тем же певучим голосом. — Тогда мы все время были вместе и ты называл Кири «мамой», как и я. Но затем последовал плохой урожай, а мистер Уорден стал все чаще выпивать и злиться на всех. Многие работники хотели от него уйти, а до сезона стрижки овец оставалось совсем немного...

Пол кивнул. В такие годы Гвинейра давала маори аванс, чтобы удержать работников у себя до того момента, когда появится много работы. Однако при этом всегда существовал риск: часть мужчин оставалась, помня об авансе, но некоторые из них брали деньги и исчезали. Кое-кто забывал о полученном авансе и после окончания стрижки требовал полную зарплату. Поэтому Джеральд и Пол в последние годы поступали иначе. Они позволяли маори спокойно бродить по территории Киворд-Стейшн в зимние месяцы. До наступления сезона стрижки работники обычно возвращались, а даже если и нет, можно было легко найти подмогу. Пол уже не помнил, что сам стал жертвой подобной политики.

— Кири дала твоей маме подержать тебя на руках, но ты только плакал и кричал. И твоя мама сказала, что она была бы не против, если бы Кири все время за тобой ухаживала, однако мистера Джеральда такое решение разозлило. Я тоже немногое помню, Пол, но Кири мне кое-что рассказала. Она говорит, что ты навсегда обиделся на нас за то, что мы тебя отпустили. Но что Кири могла поделать? Мисс Гвин ведь не виновата, она тебя любила.

— Она меня никогда не любила, — жестко произнес Пол.

Марама покачала головой.

— Нет, вы просто похожи на два ручья, которые не пересекаются. Возможно, когда-нибудь вы встретитесь. Все ручьи впадают в море.

Пол хотел разбить обычную стоянку, но Марама настояла на строительстве дома.

— Нам все равно нечем больше заняться, — спокойно сказала она. — А тебе тут еще долго находиться. Так почему же мы должны мерзнуть?

Поэтому Пол срубил пару деревьев — топор он обнаружил в тяжелой сумке, которую тащил мул Марамы. При помощи выносливого животного Пол приволок стволы к равнине у ручья. Марама выбрала это место, так как прямо там из-под земли возвышалось множество отвесных скал. Она заверяла, что духи здесь были более счастливыми. А счастливые духи могли бы благословить новопоселенцев. Марама попросила Пола вырезать пару орнаментов на стенах их дома, чтобы он был красивым, а papa не гневался. Когда все наконец-то соответствовало ее представлениям, Пол завел ее в относительно просторное пустое помещение.

— А теперь я возьму тебя в мужья! — серьезно провозгласила она. — Я лягу с тобой в этом доме, хотя мое племя и не может присутствовать здесь сейчас. Пара наших предков точно будут тут, чтобы засвидетельствовать нашу свадьбу. Я, Марама, потомок тех, кто прибыл в Аотеароа на uruao, беру тебя, Пол Уорден! Так ведь говорят у вас, не правда ли?

— Все немного сложнее... — сказал Пол.

Он не знал, что думать о происходящем, но Марама в этот день была воистину прекрасна. На лбу у девушки была яркая повязка, на талии — ниспадающая накидка, а грудь осталась обнаженной. Пол еще никогда не видел ее такой; в доме Уорденов и в школе она всегда носила пристойную западную одежду. Но теперь она стояла перед ним полуобнаженная, с блестящей загорелой кожей, мягким сиянием во взгляде — и смотрела на него так, как, должно быть, смотрели когда-то друг на друга papaи rangi. Она любила его. Безоговорочно, не раздумывая над тем, кем он был и что сделал.

Пол обнял ее. Он не знал точно, должны ли были в этом случае целоваться маори, поэтому он просто потерся своим носом о ее нос. Марама захихикала, так как сразу же захотела чихнуть. Затем он снял ее накидку. У Пола перехватило дыхание, когда она предстала перед ним совершенно обнаженной. Фигура девушки была более изящной, чем у большинства женщин его расы, хотя ее бедра были широкими, груди — полными, а ягодицы — пышными. Пол нервно сглотнул, но Марама спокойно расстелила на земле свою накидку и поманила его за собой.

— Ты ведь тоже хочешь быть моим мужем? — спросила она.

Пол еще никогда не задумывался над этим вопросом. До этого момента он практически не думал о браке, а даже если у него и появлялись подобные мысли, то он чаще всего представлял себя с белой девушкой, возможно с дочерью Гринвудов или Баррингтонов, ибо эти кандидатуры были подходящими для его статуса. Но что бы он увидел в глазах этой девушки? Наверняка она стала бы презирать Пола, как и его собственная мать. По крайней мере у нее на то были бы все причины, особенно после убийства им Говарда. И смог бы он полюбить ее? Не стал бы он снова настороженным и подозрительным, как прежде?

Любить Мараму оказалось очень просто. Она была с ним, нежная и готовая полностью ему отдаться... Нет, даже не так, она была самобытной. Он никогда не смог бы ее к чему-нибудь вынудить, но у него и не возникало подобного желания. Вероятно, в этом и заключалась суть любви: ее нужно было дарить от чистого сердца. Вынужденная любовь, как у его матери, ничего не стоила.

Поэтому Пол кивнул в ответ на вопрос Марамы. Но затем ему показалось, что этого недостаточно. Было несправедливо лишь выслушивать ее признание, и Пол попытался сформулировать в голове брачную клятву.

— Я, Пол, беру тебя, Марама, перед Богом и людьми... и перед предками... в жены...

Отныне Пол стал счастливым человеком. Он и Марама жили как обычная маорийская пара. Он охотился и ловил рыбу, пока она готовила еду и пыталась разбить огород. Немного семян девушка захватила с собой — не зря ведь ее мул так тяжело шагал за лошадью Пола — и обрадовалась, словно ребенок, увидев первые всходы. По вечерам она развлекала Пола историями и песнями. Она рассказывала ему о своих предках, которые в незапамятные времена приплыли из Полинезии в Аотеароа на каноэ uruao. Каждый маори, поведала она ему, гордился каноэ, на котором путешествовали его прародители. Если дело касалось официального повода, они даже называли это каноэ в качестве составляющей своего имени. Естественно, все ее соплеменники знали историю открытия новой земли.

— Мы пришли из страны под названием Хаваики, — рассказывала Марама, и при этом ее слова лились, словно песня. — Тогда был мужчина по имени Купе, который любил девушку по имени Кура-маро-тини. Но он не мог на ней жениться, так как она уже легла с его двоюродным братом Хотурапой.

Пол узнал, что Купе утопил Хотурапу и поэтому был вынужден бежать из страны. А Кура-маро-тини, которая отправилась вместе с ним, увидела над морем прекрасное белое облако, которое потом оказалось островом Аотеароа. Марама пела об опасных битвах с кракенами и духами во время высадки на берег, а также о возвращении Купе на Хаваики.

— Он поведал людям об Аотеароа, но сам никогда туда не вернулся. Он никогда не поплыл обратно...

— А Кура-маро-тини? — спросил Пол. — Купе просто бросил ее?

Марама печально кивнула.

— Да. Она осталась одна... но у нее было две дочери. Они стали ее утешением. Но Купе был нехорошим парнем!

Последние слова прозвучали настолько по-хеленовски, что Пол невольно засмеялся. Он обнял девушку.

— Я никогда не брошу тебя, Марама. Даже если я тоже нехороший парень!

О местонахождении Пола и Марамы Тонга узнал от одного мальчика, сбежавшего с Лайонел-Стейшн из-за сурового обращения Джона Сайдблоссома. Тот услышал о «восстании» Тонги против Уорденов и загорелся идеей присоединиться к мнимому отряду партизан в их борьбе против pakeha.

— В горах живет еще один из них, — возбужденно сообщил он. — С маорийской женой. У них все хорошо. Мужчина очень гостеприимный. Он делит с нами еду, когда мы приходим к ним. А девушка хорошо поет. Tohungal! Но все равно pakehaплохие! И наши девушки не должны с ними жить!

Тонга кивнул.

— Ты прав, — серьезно произнес он. — Ни один pakehaне должен позорить честь наших девушек. Ты станешь моим проводником, и священный топор отправится в горы, чтобы отомстить за причиненную нам несправедливость!

Юноша просиял. Уже на следующий день он повел Тонгу в горы.

Тонга и его спутник повстречали Пола перед его домом. Парень собирал хворост и помогал Мараме устанавливать котелок. В ее деревне такой способ приготовления не был распространен, но они оба слышали об этом от других племен и решили попробовать. Марама с удовольствием искала подходящие камни, а Пол воткнул лопату во все еще влажную после дождя землю.

Тонга вышел из-за скалы, которая, согласно поверьям Марамы, была счастливой.

— Уорден, кому ты копаешь могилу? Еще кого-то застрелил?

Пол резко обернулся и держал теперь лопату перед собой.

Марама издала тихий испуганный крик. Она была прекрасна в этот день, снова в одной лишь накидке и с повязкой на лбу. Ее кожа блестела от напряжения, но она все же рассмеялась. Пол закрыл ее тело собой. Возможно, это было по-детски с его стороны, но он не хотел, чтобы кто-то другой увидел ее полуобнаженной, — даже если маори и не стали бы причинять ей никакого вреда.

— В чем дело, Тонга? Ты испугал мою жену. Исчезни отсюда, это не твоя земля!

— Скорее уж моя, чем твоя, pakeha. Но если тебе интересно, Киворд-Стейшн тебе тоже больше не принадлежит. Ваш губернатор решил дело в мою пользу. Если ты не сможешь выплатить мне стоимость земли, то придется делиться. — Тонга оперся на священный топор, который взял с собой, чтобы выглядеть более достойным в глазах противника.

Марама встала между мужчинами. Она увидела, что на теле Тонги появился воинский орнамент, при этом он был не просто нарисован на его теле — за последние месяцы юный вождь сделал себе традиционные татуировки.

— Тонга, мы поступим справедливо, — мягко произнесла она. — Киворд-Стейшн большая, каждому достанется свой участок. А Пол тебе больше не враг. Он мой муж, он теперь принадлежит мне и моему народу. Так что он и твой брат. Заключи с ним мир, Тонга!

Тонга засмеялся.

— Он мой брат? Тогда он должен и жить, как мой брат! Мы заберем его землю и снесем его дом. Боги получат обратно землю, на которой он стоит. Вы двое, конечно же, можете жить у нас в деревне... — Тонга подошел к Мараме. Его взгляд скользил по ее обнаженной груди. — Но, возможно, тебе захочется разделить ложе с кем-то другим. Пока еще ничего не решено...

— Ах ты, чертов негодяй!

Когда Тонга протянул руку к Мараме, Пол набросился на него. В следующее мгновение они уже катались по земле, нанося удары и выкрикивая проклятия в адрес друг друга. Они бились, боролись, царапались и кусались, лишь бы нанести как можно больший вред противнику. Марама равнодушно следила за схваткой. Она не раз видела подобные сцены в прошлом. Оба мужчины вели себя как дети!

— Прекратите! — наконец-то крикнула она. — Тонга, ты ведь вождь! Подумай о своем достоинстве. А ты, Пол...

Но они не слушали ее, продолжая озлобленно наносить друг другу удары кулаками. Марама знала, что ей придется ждать до тех пор, пока один из них не окажется на спине. Однако оба парня были одинаково сильными. Марама понимала, что все будет зависеть от удачи, — но при этом она до конца жизни вынуждена будет вспоминать их бой и размышлять над тем, что было бы, если бы удача сопутствовала другому мужчине. Тонга наконец оказался на земле. Пол склонился над врагом и торжествующе занес кулак. Задыхающийся, с расцарапанным лицом и кровавыми подтеками по всему телу, он прохрипел:

— Подонок, ты все еще сомневаешься в том, что Марама моя жена? Признай свое поражение! — Он начал трясти Тонгу.

В отличие от Марамы мальчик наблюдал за битвой своего вождя и белого с гневом и решительностью. Для него это была не просто потасовка, а бой насмерть между маори и pakeha— коренным племенем и поработителями. И девушка была права: такой способ ведения войны был не к лицу вождю! Тонга не должен был вести себя как мальчишка, да еще и сдаваться! Он не мог потерять остатки своего достоинства... Мальчик не мог этого допустить. Он поднял копье.

— Нет! Нет, мальчик, нет! Пол! — Марама закричала и хотела схватить мальчика за руку, но было уже слишком поздно. Пол Уорден, который гордо возвышался над своим противником, упал на землю, пронзенный копьем.

 

16

Джеймс МакКензи довольно посвистывал. Хотя предстоящая миссия и была трудной, сегодня ничто не могло испортить ему хорошего настроения. Он уже два дня как снова вернулся на кентерберийские равнины, и воссоединение с Гвинейрой, предел его мечтаний, наконец-то состоялось. Все было так, как будто этих недоразумений и многих лет, прошедших со времен их юной любви, не существовало. Джеймс ухмыльнулся, подумав о том, как Гвин тогда старательно избегала разговоров о любви! Теперь же она делала это открыто, да и в остальном от жеманности уэльской принцессы не осталось и следа.

И кого Гвин стесняться? Большой дом Уорденов принадлежал теперь ей и ему — было странно входить в дом не как управляющему, которого едва терпели, а иметь его в своем владении. Кресла в большой гостиной, хрустальные бокалы, виски и благородные сигары Джеральда Уордена. Джеймс все еще чувствовал себя наиболее уютно в кухне и конюшнях — в конце концов, и Гвинейра проводила здесь большую часть времени. Как и ранее, тут не было прислуги из маорийского племени, а белые пастухи обходились слишком дорого и были слишком гордыми, чтобы выполнять простые поручения. Следовательно, Гвинейра сама носила воду, собирала овощи в огороде и искала яйца в курятнике. У нее почти не бывало свежей рыбы и мяса: на рыбалку у Гвин не хватало времени, а скручивать курам шеи она не могла. Поэтому, когда в ее жизни появился Джеймс, меню стало более разнообразным. Он радовался, что облегчает ей жизнь, несмотря на то что в ее казавшейся девической спальне все еще чувствовал себя гостем. Гвинейра рассказывала ему, что комнату для нее обустраивал Лукас. Хотя игривые кружевные занавески и изысканная мебель не были ее стилем, она сохранила все в память о своем муже.

Этот Лукас Уорден был, наверное, странным человеком! Только теперь Джеймс заметил, как мало он знал его и как близки к истине были коварные замечания пастухов. Но что-то в Гвинейре все же принадлежало Лукасу, чувствовалось, что она уважала его. Й воспоминания Флёретты о ее предполагаемом отце были полны тепла. Джеймс начал испытывать сожаление и сострадание к Лукасу. Хороший, хоть и слабый человек, родившийся не в то время и не в том месте.

Джеймс направил коня к деревне маори у озера. Вообще-то, он мог пойти туда и пешком, но, учитывая, что это была официальная миссия, а Джеймс выступал в качестве посредника Гвинейры, он решил поехать верхом. К тому же он чувствовал себя увереннее и был преисполнен важности, когда восседал на коне — четвероногом символе положения в обществе pakeha. Ему очень нравился этот конь. Это был подарок Флёретты — сын ее кобылы Нинианы и скакового жеребца арабской крови.

МакКензи ожидал, что наткнется на баррикаду между Киворд-Стейшн и деревней маори. МакДанн что-то говорил об этом, да и Гвин тоже возмущалась по поводу того, что ее пытаются отрезать от пути в Холдон.

На самом деле Джеймс беспрепятственно добрался до деревни. Он как раз миновал первые хижины и увидел большой дом для собраний. Но настроение в поселении было странным.

МакКензи не почувствовал открытого вызывающего противостояния и упрямства, о котором говорили Гвинейра, Энди МакАран и Покер Ливингстон. И, прежде всего, никакого триумфа по поводу решения губернатора. Джеймсу показалось, что маори скорее пребывали в напряженном ожидании. Люди, окружившие МакКензи, бросали на гостя недружелюбные взгляды, как и во время более ранних визитов в деревню, но, казалось, угрозы не представляли. Он увидел нескольких мужчин с татуировками воинов, однако они были в штанах и рубашках, а не в традиционной одежде, копий у них также не было. Женщины занимались ежедневной работой и при этом старались не смотреть на посетителя.

В конце концов из одного домика вышла Кири.

— Мистер Джеймс! Я слышала, что вы снова здесь, — церемонно произнесла она. — Это большая радость для мисс Гвин.

Джеймс улыбнулся. Он всегда догадывался, что Кири и Моана были в курсе событий, происходящих в Киворд-Стейшн.

Но Кири не ответила на улыбку Джеймса, а серьезно посмотрела на него. Продолжая разговор, она вдумчиво, почти осторожно подбирала слова.

— И я хочу сказать... Мне очень жаль. Моане и Вити тоже жаль. Если теперь мир, мы с удовольствием прийти снова в дом. И мы прощаем мистера Пола. Он изменился, говорит Марама. Хороший человек. Для меня хороший сын.

Джеймс кивнул.

— Отлично, Кири. И для мистера Пола тоже. Мисс Гвин надеется, что он скоро вернется. — Он удивился, когда Кири после этого отвернулась.

Больше никто не разговаривал с ним, пока он не оказался перед домом вождя. Он слез с коня. МакКензи был уверен, что Тонга знает о его прибытии, но молодой вождь, очевидно, хотел, чтобы его попросили о встрече.

Джеймс повысил голос:

— Тонга! Мы должны поговорить! Мисс Гвин получила указ губернатора. Она хочет вести переговоры.

Тонга медленно вышел из дома. На нем была традиционная одежда и татуировки воина, а вместо копья священный топор вождя. На его лице Джеймс обнаружил следы побоев. Хотел ли кто-то оспорить власть молодого вождя? Были ли у него конкуренты в собственном племени?

Джеймс протянул ему руку, но Тонга не пожал ее.

Джеймс усмехнулся. Нет так нет. В его глазах поведение Тонги было незрелым, но чего еще он мог ожидать от столь юного человека? Джеймс решил не играть в его игры, а оставаться выдержанным при любых обстоятельствах. Возможно, имело смысл воззвать к чести мужчины.

— Тонга, ты так молод, а уже вождь. Значит, твои люди считают тебя благоразумным человеком. Хелен также высокого о тебе мнения, и то, чего ты добился от губернатора, поразительно. Ты доказал свое мужество и выносливость. Но теперь нам нужно прийти к соглашению. Мистер Пол не здесь, но мисс Гвин будет вести за него переговоры. И она гарантирует, что ее сын будет придерживаться всех заключенных договоренностей. Ему придется это сделать, в конце концов, его обязывает указ губернатора. Окончи же эту войну, Тонга! Хотя бы ради твоих же людей. — Джеймс держал руки вытянутыми, он не был вооружен. Тонга должен был понять, что он пришел с миром.

Молодой вождь выпрямился, но все равно был ниже Джеймса. Он был даже ниже Пола, что беспокоило его на протяжении всего детства. Но теперь он обладал достоинством вождя, и ему не нужно было стыдиться! Даже убийства Пола...

— Передай Гвинейре Уорден, что мы готовы к переговорам, — холодно сказал он. — Мы не сомневаемся, что решение суда будет исполнено. Мисс Гвин с последнего полнолуния является наследницей Уорденов. Пол Уорден мертв.

— Это был не Тонга... — Джеймс обнимал Гвинейру, рассказывая ей о смерти сына. Гвинейра сухо всхлипывала. У нее не было слез, и она ненавидела себя за это. Пол был ее сыном, но она не могла о нем плакать.

Кири молча поставила заварник на стол перед ними. Она и Моана пришли на ферму Уорденов вместе с Джеймсом. Обе женщины снова принялись хозяйничать в кухне и в складских помещениях, как будто ничего не случилось.

— Ты не можешь предъявлять претензии Тонга, не то еще, чего доброго, сорвутся переговоры. Я думаю, он и сам себе предъявляет претензии. Насколько я понял, кто-то из его воинов потерял самообладание. Ему показалось, что честь вождя задета, и он нанес удар копьем — в спину! Тонге, без сомнений, очень стыдно. При этом убийца даже не принадлежал к его племени. Соответственно, Тонга не имел над ним власти. Поэтому его и не наказали. Тонга только отправил его обратно к своим людям. Если хочешь, можешь организовать официальное расследование. Тонга и Марама были свидетелями и не станут врать на суде. — Джеймс наполнил одну из чашек чаем, положил в нее побольше сахару и протянул Гвинейре.

Женщина покачала головой.

— Что это изменит? — тихо спросила она. — Воин увидел угрозу чести вождя, Пол увидел угрозу своей жене, Говард почувствовал себя обиженным... Джеральд женился на девушке, которую не любил... Одно приводит к другому, и это никогда не кончится. Я очень устала, Джеймс. — Она дрожала всем телом. — А мне так хотелось бы сказать Полу, что я его люблю.

Джеймс прижал женщину к себе.

— Он бы понял, что ты обманываешь его, — тихо произнес он. — Ты не можешь этого изменить, Гвин.

Она кивнула.

— Мне придется с этим жить, и я буду каждый день ненавидеть себя за это. Любовь — странная штука. Я ничего не чувствовала к Полу, но Марама любила его... так естественно, как дышала, и беспрекословно, что бы Пол ни сделал. Говоришь, она была его женой? Где она? Тонга что-то с ней сделал?

— Предполагаю, что она была женой Пола официально. В любом случае Тонга и Пол дрались друг с другом за нее. Значит, для Пола все было серьезно. Где она сейчас, я не знаю. Возможно, она похоронила Пола и скрылась. Нам придется спросить Тонгу или Кири.

Гвинейра выпрямилась. У нее все еще дрожали руки, но ей удалось согреть пальцы о чашку и поднести ее ко рту.

— Мы должны это выяснить. Нельзя, чтобы с девушкой тоже что-то случилось. Мне все равно нужно в деревню, причем как можно быстрее... Я хочу это уладить. Но, конечно, не сегодня. Не этой ночью. Эта ночь нужна мне для себя. Я хочу побыть одна, Джеймс... мне нужно подумать. Завтра, когда взойдет солнце, я поговорю с Тонгой. Я буду бороться за Киворд-Стейшн, Джеймс! Тонга не получит ее!

Джеймс взял Гвинейру на руки и бережно понес ее в спальню.

— Все, что пожелаешь, Гвин. Но я не оставлю тебя одну. Я буду рядом, и этой ночью тоже. Ты можешь плакать или рассказывать о Поле... должны же быть и хорошие воспоминания. Иногда же ты, наверное, гордилась им! Расскажи мне о нем и о Мараме. Или позволь просто обнимать тебя. Ты не должна говорить, если тебе не хочется. Но ты не одна.

На Гвинейре было черное платье, когда она встретилась с Тонгой на берегу озера Киворд-Стейшн и деревней маори. Переговоры не проводились в закрытых помещениях — боги, духи и предки должны были быть свидетелями. За спиной Гвинейры стояли Джеймс, Энди, Покер, Кири и Моана. За Тонгой — примерно двадцать воинов, свирепо поглядывающих на переговорщиков.

После обмена формальными приветствиями вождь еще раз выразил Гвин сожаление в связи со смертью ее сына — подобающими словами и на идеальном английском. Гвинейра узнала школу Хелен. Тонга был странной помесью дикаря и джентльмена.

— Губернатор решил, — твердым голосом сказала Гвинейра, — что продажа земли, называемой сегодня Киворд-Стейшн, не во всех отношениях соответствовала правовым нормам договора Вайтанги...

Тонга язвительно рассмеялся.

— Не во всех отношениях? Продажа была незаконной!

Гвинейра покачала головой.

— Нет, она не была таковой. Она была произведена перед заключением договора, который гарантировал маори минимальную цену их земли. Нельзя пойти против договора, который еще не был действительным — и который Каи Таху никогда не подписывали. Тем не менее губернатор счел, что Джеральд Уорден при покупке обделил вас. — Она глубоко вздохнула. — И после подробной проверки документов я должна признать его правоту. Джеральд Уорден скормил вам деньги на карманные расходы. Вы получили всего лишь две трети минимальной суммы, которая вам полагалась. Губернатор теперь постановил, что мы должны выплатить эту сумму или отдать вам соответствующий участок земли. Последнее кажется мне более справедливым, потому что земля сейчас стоит дороже.

Тонга изучал ее с язвительной ухмылкой.

— Какая нам выпала честь, мисс Гвин! — заметил он и собрался сделать поклон. — Значит, вы действительно хотите поделиться с нами вашей бесценной Киворд-Стейшн?

Гвинейра с удовольствием указала бы этому молодому надменному наглецу на его место, но время для этого было неподходящее. Выдержав паузу, женщина взяла себя в руки и продолжила переговоры с таким же достоинством, как и начала.

— В качестве компенсации я хочу предложить вам ферму О’Кифов. Я знаю, что вы часто ходите туда, а горная местность богаче рыбой и дичью, чем Киворд-Стейшн. Но зато она менее подходит для разведения овец. Нам всем бы это подошло. По площади ферма О’Кифов вполовину меньше Киворд-Стейшн. Значит, вы получите больше земли, чем вам предписано губернатором.

Гвинейра обдумала этот план, не узнав даже еще решения губернатора. Хелен хотела продать ферму и остаться в Квинстауне, так что Гвинейра могла бы выплачивать ей деньги частями. Это не обременило бы Киворд-Стейшн и, конечно же, с точки зрения покойного Говарда О’Кифа, было бы лучше, поскольку его земля досталась бы маори, а не Уорденам, которых он ненавидел.

Мужчины за спиной Тонги начали перешептываться. Очевидно, предложение вызвало у них большой интерес. Тем не менее Тонга покачал головой.

— Какая щедрость, мисс Гвин! Участок менее ценной земли, захудалая ферма — и глупые маори уже счастливы, да? — Он снова рассмеялся. — Нет, я себе все это представлял немного иначе.

Гвинейра вздохнула.

— Чего ты хочешь? — спросила она.

— Чего я хочу... чего мне, собственно, хотелось... так это земли, на которой мы стоим. От дороги, ведущей в Холдон, до танцующих камней... — Так маори называли каменный круг на пути между фермой и горной местностью.

Гвинейра наморщила лоб.

— На этой земле стоит наш дом! Это невозможно!

Тонга ухмыльнулся.

— Я же сказал, что хотел этого... Но мы перед вами в долгу за пролитие крови, мисс Гвин. По моей вине погиб ваш сын, даже если это сделал не я лично. Мне этого не хотелось, мисс Гвин. Я хотел видеть, как он прольет кровь, а не умрет. Я хотел, чтобы он смотрел, как я сровняю с землей его дом — или вообще там поселюсь! С Марамой, моей женой. Это причинило бы ему больше страданий, чем любое копье. Но это уже позади. Я решил пожалеть вас. Оставьте себе свой дом, мисс Гвин. Но я хочу всю землю от танцующих камней до ручья, отделяющего Киворд-Стейшн от фермы О’Кифов. — Он вызывающе посмотрел на нее.

Гвинейре показалось, будто земля уходит у нее из-под ног. Она отвела взгляд от Тонги и посмотрела на Джеймса. В ее глазах отражались замешательство и отчаяние.

— Это наши лучшие пастбища, — сказала она. — Кроме того, два из трех сараев для стрижки овец! Почти все огорожено!

Джеймс обнял ее и строго посмотрел на Тонгу.

— Возможно, вам двоим стоит это обдумать... — спокойно произнес он.

Гвинейра выпрямилась. Ее глаза сверкали.

— Если мы дадим вам то, чего вы требуете, — гневно выпалила она, — тогда мы можем передать вам сразу всю Киворд-Стейшн! Может, нам и правда стоит это сделать! Наследников-то у нас уже не будет! А мы с тобой, Джеймс, могли бы обосноваться на ферме Хелен...

Гвинейра глубоко вдохнула и окинула взглядом землю, которую берегла и возделывала двадцать лет.

— Все будет разрушено, — продолжала она, — разведение скота, овцеводческая ферма, а теперь и лонгхорны... А ведь в это вложено столько труда! У нас были лучшие животные в Кентербери, если не на всем острове. Черт побери, Джеральд Уорден совершал ошибки, но такого он не заслужил! — Она прикусила губу, чтобы не заплакать. В первый раз она пребывала в состоянии, которое вызвало у нее желание оплакивать Джеральда. Джеральда, Лукаса и Пола.

— Нет! — Голос прозвучал тихо, но пронзительно. Поющий голос, голос прирожденной рассказчицы и певицы.

Воины за спиной Тонги расступились, чтобы пропустить Мараму. Девушка спокойно пробиралась между ними.

У Марамы не было татуировок, но сегодня она нарисовала на коже знаки своего племени: они украшали ее подбородок и место между ртом и носом, делая ее узкое лицо похожим на одну из масок богов, которые Гвин видела в доме Матахоруа. Волосы Марамы были собраны кверху, как это делали взрослые женщины племени, когда наряжались к празднику. Верхняя часть ее тела была обнажена, но прикрыта платком; кроме того, на ней была белая широкая юбка, подаренная когда-то Гвин.

— Не смей называть меня своей женой, Тонга! Я никогда с тобой не сочеталась браком и никогда этого не сделаю! Я — жена Пола Уордена. А эта земля была и остается землей Пола Уордена! — До этого момента Марама говорила по-английски; теперь она перешла на свой родной язык: соплеменники должны были понять ее правильно. Но в то же время она говорила достаточно медленно, чтобы Гвинейра и Джеймс по возможности не упустили ни одного слова. Каждый в Киворд-Стейшн должен был знать, что хотела сказать Марама Уорден.

— Это земля Уорденов, но также и Каи Таху. А теперь родится ребенок от матери из племени тех, которые прибыли в Аотеароа на каноэ игиао. И от отца семейства Уорденов. Пол мне никогда не говорил, на каком каноэ прибыли предки его отца, но наш союз благословлен предками Каи Таху. Матери и отцы из игиао будут приветствовать ребенка. И это будет его земля.

Молодая женщина положила руки на свой живот, а потом подняла руки во всеохватывающем жесте, как будто ей хотелось обнять землю и горы.

В рядах воинов Тонги послышались голоса. Никто не хотел оспаривать права ребенка Марамы на ферму, тем более если вся земля фермы О’Кифов переходила во владение племени маори.

Гвинейра улыбнулась и собралась с духом, чтобы дать ответ. У нее немного кружилась голова, но она чувствовала явное облегчение; теперь ей нужно подобрать правильные слова и убедительно произнести их. Это была ее первая речь на языке маори, выходящая за пределы повседневных проблем, и ей хотелось, чтобы каждый ее понял:

— Твой ребенок из рода тех, кто прибыл на Аотеароа на «Дублине». Семья его отца также примет этого ребенка. Как наследника этой фермы, называемой Киворд-Стейшн и находящейся на земле Каи Таху.

Гвинейра попыталась повторить недавний жест Марамы, но теперь уже Марама и ее неродившийся внук заключили ее в объятия.