И вот пришла осень. Её не ждали ни бабушка с дедом, ни Маша, ни даже Нюся, а она взяла и пришла. Солнышко всё ещё радовало своим светом и теплом, но тепло это было прозрачным, исчезающим.
Нюся чувствовала перемены в погоде, как и все кошки. Она с трудом продирала глаза по утрам и только в том случае, когда её чуткий нос улавливал запах зелёного дедушкиного чая, сигнализирующего о скором завтраке.
Сад посветлел. Нюська садилась посреди него и, как бы играя, перебирала лапками солнечные лучики.
Бабушка с дедушкой не просто готовились к отъезду в город, собирая вещи. Они должны были привести сад и огород в порядок перед наступлением холодов. Дом надо было «законсервировать» до весны. Это значило вывезти все ценные вещи: одежду, телевизор, посуду, банки с малиновым и вишнёвым вареньем, сушёные яблоки и груши, несколько мешков картошки и главное – Нюську. Всё это, за исключением кошки, можно было, конечно, бросить на даче и до следующего сезона, но бабушка не хотела оставлять никаких шансов потенциальным дачным ворам.
Старики ужасно переживали за неокрепшую нервную систему кошки. Бабушке стоило только вспомнить, как они переезжали на дачу, и она хваталась за сердце. Тем не менее, оба не подавали вида и держались молодцом.
Бабушка всё так же по утрам, если не шёл дождь, занималась во дворе йогой. Она садилась на плетёном коврике посреди опустевшего огорода и с удвоенной энергией принималась за хитрые упражнения. Вокруг неё торчали остатки стеблей розовых кустов и валялась ботва от кабачков. На коврик тихо опускались желтеющие листья. Нюська изредка мостилась рядышком и замирала, как сфинкс.
«Мур! Йога-шмога, какая разница! Главное, чтобы еда всегда была. Напридумывают же люди», – размышляла она.
Каникулы, проведённые на даче, пошли кошке на пользу. Шёрстка её лоснилась от вкусной деревенской еды, глаза смотрели довольно и весело. Она настолько полюбила свежий воздух и природу, что представить теперь не могла невольничью жизнь в запертой на все замки городской квартире. На даче у Нюси было полное раздолье.
Бабушка старалась как могла подготовить кошку к отъезду, который приближался с каждым днём. Вечером они усаживались вместе в кресле, и бабушка рассказывала ей о грядущих холодах, о том, что в селе все удобства на улице, и о том, как она соскучилась по Маше, которую родители уже увезли в город, потому что девочке надо ходить в школу. Во время этой тирады Нюська лениво открывала один глаз и впивалась когтями бабушке в колени: «Мур! Слушай, я и сама не хочу уезжать, но условия в доме – это, конечно, страшная сила. Да и Маша мне тоже дорога».
Пока дедушка осуществлял общее руководство отъездом, а бабушка отвечала за сборы в частности, Нюська готовилась по-своему, по-кошачьи. Всё-таки она считала себя хозяйкой дачи, поэтому относилась ко всему серьёзно.
В один из погожих дней кошка решилась на последнюю в этом сезоне вылазку в подвал. Ей до смерти не хотелось туда лезть, но нужно было оставить кое-какие указания крысе на зиму. С самого утра бабушка напялила на Нюську полосатую жилеточку для тепла. И вот, презирая все подвалы мира, вместе взятые, Нюся полезла договариваться с крысой, захватив в качестве презента несколько сухариков, удачно попавшихся ей на глаза. Ступая по влажной поверхности земляного пола, кошка передёргивала лапками: «Мур! Какая же гадость эти подвалы! И чего только не сделаешь ради своей усадьбы и подданных». Её жилеточка цеплялась за всякий хлам, но кошка пробиралась вперёд в поисках подвальной крысы.
За старым ящиком с книгами она услышала шуршание. Палыч и крыса сидели там и о чём-то спорили. В руках у домового был глиняный горшок. Нюся прислушалась, но до неё долетали лишь какие-то непонятные обрывки фраз: «Кадидус-квадре-модус. Хабибидус-лорнус-кводус! Мышь ты серая, неразумная, послушай домового умного! Спрячем-перепрячем это и то, чтобы не смог обокрасть никто. До следующего лета всё тут стереги и далеко уходить не моги».
Увидев кошку, они тут же замолчали. Палыч, поправив на круглом животике флисовую кофту, растворился в темноте.
– Эй, это ты, ошибка природы, – нарушила тишину Нюся. – Книжки мои подъедаешь? О чем это вы тут шептались? Заговоры плели?
– Не подъедаю, я, хозяйка, а охраняю, – ответила крыса, глядя слишком честными глазами. – Какие заговоры? Ничего подобного.
Так, размышления о провианте на зиму, о скудных запасах…
– Это хорошо, – продолжала кошка, – потому что наше величество хотело поручить тебе охранять наши королевские сокровища, в чём бы они ни заключались. Мы переезжаем на зимние квартиры.
Будешь здесь, в общем, присматривать за всем до весны. Поняла?
– Слушаюсь и повинуюсь, госпожа Анфиса! – крысиный огромный нос и даже кончики ушек дрожали от волнения. – А можно мне иногда выбегать на мусорку за объедками?
– Только ненадолго, – ответила Нюся, – и швырнула крысе прихваченные сухарики. – Если что, на кухне найдёшь ещё немного припасов, с голоду не помрёшь. Давай, показывай, что там у нас подлежит счёту и переучёту.
– Книжка колдовская – одна, – зачастила крыса, – амулет волшебный невидимый – один, горшочек с крибле-крабле-бумсом запечатанный – один, набор трав, собранных в ночь на Ивана Купалу, – десять упаковок, шляпа-невидимка погрызенная, к колдовству непригодная, – одна, иголка магическая засыпальная – одна, башмак-скороход без пары бездейственный – один…
– Стоп-стоп-стоп… С этим добром я в другой раз разберусь, может, на следующий год, – прервала её Нюся. – Короче, сиди, охраняй и смотри не зевай. А то как зубами схвачу, шею насквозь прокушу. А коли всё сохранишь и не проворонишь и чести моей не уронишь, произведу тебя чином повыше, а может, и поселю на крыше. Ты на ус слова намотай и смотри у меня – не плошай!
Через пару минут кошка вылезла из подвала на солнышко, прихватив с собой волшебный невидимый амулет. Зачем он ей, она не знала, ей просто было приятно знать, что она теперь владеет несметными сокровищами. Бабушка с дедушкой собирали огромную коробку с посудой. Всем было не до кошки. Нюся повесила амулет на шею.
«Мур! А ведь у меня есть ещё одно дело», – вспомнила Нюся.
Кошка побежала в малинник. Кусты заметно поредели, колючки неприятно цеплялись за Нюсину шёрстку, но она упорно продолжала поиски певчего дрозда. В гуще малинника стояло крытое серым рубероидом деревянное сооружение – дачный туалет. Нюся не понимала, зачем этот туалет вообще нужен, потому что на даче, в принципе, хватало кустов и деревьев. Кошка подняла мордочку, презрительно оглядывая ветхую хибарку, и увидела певчего дрозда. Он сидел на рубероидной крыше, грустно склонив голову. Жёлтый клюв его приобрёл сероватый оттенок, глаза смотрели куда-то вдаль, за горизонт. Рябые перья торчали во все стороны, как будто он не чистил их уже лет сто.
– Эй, ты, там, наверху! – закричала кошка. – Я тебя битых полчаса по всему участку ищу.
– Крысу бы прислала, – не шевелясь, равнодушно отвечал дрозд.
– Слышишь, ты, птица счастья завтрашнего дня, а ну отвечай, что случилось?
– Пора мне, пора, – всё так же грустно проговорил дрозд.
– Ну, и мне пора – в город. Мои бабка с дедом уже неделю пакуются, так что я скоро уеду, – сообщила кошка. – А ты куда?
– Вон мои друзья уже все в стаю собираются, меня зовут на Мальдивы махнуть, перезимовать культурно в приятном месте, – словно не слушая Нюсю, продолжал дрозд, – а я не могу, не могу и всё…
– Ты, это, не расстраивайся. Лишний вес сейчас не проблема, – кричала наверх Нюся. – Могу порекомендовать таблетки, если что…
– Не в весе дело – в привязанности. Полюбил я это место. А до Мальдивов ещё долететь надо. Знаешь, сколько дроздов каждый год гибнет, так и не долетев до тёплых стран? Вот и я не знаю. – И зачем тебе эти дурацкие Мальдивы?
– Ты же хитрая, уезжаешь в город, а мне где зимовать? – спросил дрозд.
– А зимуй-ка ты здесь, на чердаке, – предложила Нюся, – а что? Дом у нас тёплый, каменный. Тряпочек разных там навалом, укроешься, если что… Вокруг село, голодным не останешься. И главное, лететь никуда не надо. А весной опять карпаччо из жучков, малинки-вечеринки, туда-сюда. К тому же можешь сейчас ещё рябинки запасти, падалицы вон ещё под яблонями полно…
– Гениально! И как я раньше не догадался?
– Вот и договорились, – обрадовалась кошка, – заодно за домом присмотришь. За крысой и за домовым. А потом доложишь.
– Всегда пожалуйста, – отвечал с поклоном дрозд.
– Ты иди-ка, слетай на летнюю кухню, пока она открыта. Я там пакет с сухарями видела. Будет тебе про запас на чёрный день.
– Благодарю, хозяюшка! Век твою доброту не забуду. За всем прослежу, всё доложу!
Закончив это важное дело, удовлетворённая и гордая собой, Нюська пошла проверять, что делают бабушка и дедушка. Они уже упаковали коробку с посудой и решили передохнуть. Кошка, принюхиваясь, подошла к коробке:
«Мур! А что это у нас тут такое симпатичненькое? Надо проверить. Вдруг они всю колбасу уже убрали?»
И Нюся запрыгнула прямо в коробку. Под лапками у неё зашуршала газета, в которую бабушка с дедушкой заботливо завернули посуду.
«Мур!» – кошка попыталась разорвать крепко перевязанные свёртки.
– Мррр, красавица, – вдруг раздался чей-то вкрадчивый голос.
На заборе сидел Мефодий и во все глаза пялился на Анфису. Она выгнула спинку, подняла гордо голову, распушила хвост и лукаво глянула в его сторону.
– Ах, какие глазки, какие усы, стать, хвост – я сражён наповал! Я грезил о вас всю свою жизнь! Я слышал, вас величают Анфисой. А я – Мефодий.
– Да, я Анфиса, для своих – Нюся. Боюсь, многоуважаемый, вам придётся грезить и дальше, – закокетничала Нюся. – Мы переезжаем на городскую квартиру. Бабушка и дедушка так меня любят, что решили перевезти меня на зимовку в тёплые и комфортные условия.
– Вы ранили меня в самое сердце, – расстроился кот. – Я буду ждать вашего возвращения с трепетом и надеждой!
Мефодий, узнав всё, что ему было интересно, отправился по своим делам. Дед пошёл на летнюю кухню заваривать зелёный чай. Бабушка сидела во дворе под вишней. Она накинула пуховый платок на плечи и зажмурила глаза, слушая тишину. Нюся, воспользовавшись случаем, с разбега запрыгнула к бабушке на колени.
Вдруг за калиткой показался дядя Витя:
– Привет, соседи! Вы чего, решили сервиз в комиссионку сдать?
Ишь, какую коробку запаковали.
– Нет, Витя, это мы в город уезжаем, – ответила бабушка.
– Как, насовсем? – вытаращил глаза Виктор.
– Нет, только на зиму. Здесь условий зимовать нет, а в городе у нас всё-таки квартира. И внучка наша Машенька. А весной опять приедем, на целое лето. Хотели вот попросить тебя по-соседски: ты уж за нашим домиком приглядывай. Звони, если что, а мы будем наведываться сюда по выходным иногда.
Дедушка вышел из кухни с чайником в руках: – Привет, Витя. Садись, будем чай пить.
Бабушка разлила чай по оставшимся на даче чашкам. На столе, покрытом ковром из жёлтых листьев, стояло малиновое варенье и лежали баранки с маком. Пахло чаем и осенью.
– Хорошо тебе, Николаич, – громко отхлёбывая чай из блюдца, сказал дядя Витя, – и бабка у тебя есть, и кошка. Счастливый ты человек. Бабка твоя вообще красавица. Если б не жил по соседству, то приударил бы за ней, да.
– А ты, Витька, на чужих бабок не заглядывайся. Возьми вот и свою заведи, – грызя на нервной почве баранку, отвечал дедушка.
– Мальчики, не ссорьтесь, – вмешалась бабушка. – Ты вот что, Виктор, дай в газету объявление. Так, мол, и так, ищу женщину интеллигентной наружности с кошкой, для приятного общения и создания семьи. Глядишь, какая-нибудь откликнется.
– Это ты, Вячеславовна, здорово про интеллигентную наружность придумала. Вот прямо завтра поеду в райцентр и в «Сельской правде» объявление дам.
При слове «объявление» дремавшая у бабушки на коленях Нюська подскочила, затем запрыгнула на вишню и пулей вскарабкалась на самую макушку.
«Мур! Опять меня на кого-то меняют, – дрожала она. – В прошлый раз на енота хотели, на кого же в этот раз?»
Перепуганная бабушка попыталась сманить Нюсю вниз. Она бегала под вишней, размахивая руками, как шаман из индейского племени, и повторяла «заклинание»:
– Нюся-Нюся-Нюся! Иди-иди-иди! Сюда-сюда-сюда!
Со стола, прямо из вазочки, исчезла баранка с маком. Это Палыч вышел на шум из малинника и стащил. Благо все были заняты, и его проказы никто не заметил.
«И что ж вы за люди такие, каждый день шебутные! И даже по воскресеньям, и даже за чаем с вареньем! Не могут пожить спокойно, как старости всё же пристойно! Синус-косинус и пачка дуста! Скорее бы здесь стало пусто! В Константинополе, и то спокойней было, пока город врагом не накрыло», – обронил он на ходу и полез в подвал.
Несмотря на все ухищрения бабушки, кошка твёрдо решила оставаться в безопасности. Она и не думала никуда спускаться. Не на ту напали!
Дедушка с дядей Витей стояли возле забора в растерянности и курили махорку.
– Дед, чего стоишь, как древняя статуя? Иди, помогай кошку снимать! – закричала бабушка.
Дедушка нехотя загасил цигарку, отошёл подальше для разгона и побежал к вишне. Перед самым деревом он изо всех сил подпрыгнул и обхватил ствол руками и ногами. И в таком положении повис. Проведя секунд десять в раздумьях, дедушка попытался было двигаться наверх, но у него ничего не вышло.
– Николаич, держись, – подбадривал дядя Витя.
Он каким-то образом успел сбегать к себе за садовой лестницей и поставить её к вишне, чтобы дедушка мог без труда достать кошку. Нюська недоверчиво наблюдала за происходящим. Но она недооценила дедовой скорости.
Тем временем дедушка, как спецназовец во время захвата противника, продвигался наверх. Ему только камуфляжа не хватало для полноты ощущений. Ловко цапнув за шиворот кошку, он крикнул вниз:
– Держи её, Ира!
Нюся, растопырив все четыре лапы, как белка-летяга, полетела вниз. Уши прижаты к голове, в глазах ужас…
Бабушка раскрыла объятия навстречу ей.
– Маленькая моя! – воскликнула она, когда кошка благополучно приземлилась к ней на руки и вцепилась когтями в её шерстяную кофту. – Ну всё, всё, успокойся. Всё позади.
Дедушка потихоньку слез с лестницы. У него дрожали руки и ноги одновременно, но он старался не показывать виду, что этот подвиг дался ему нелегко.
– Ну, Николаич, дык ты молодец! Я бы так в жизни не смог, – восхищенно сказал дядя Витя.
– Это ты молодец, – отвечал дедушка, – как ты здорово с лестницей-то придумал! А то мы бы эту заразу ещё неделю снимали.
Пожарных вызывали бы или службу спасения…
– Да, Николаич, мы с тобой теперь одна команда.
– Вот как приедем с бабкой сюда на денёк, милости прошу в гости.
– Вдруг опять кого-то спасём, – добавил дядя Витя.