Браавос

Настало время плыть через Узкое море, и мы отчаливаем от Драконьего Камня, надеясь, что сильный ветер быстро подхватит корабль и принесет по этим неспокойным водам к побережью Эссоса. Наше путешествие вдоль восточных берегов Узкого моря начнется с самого северного порта на побережье. Так же, как в открывающей сцене «Черно-белого дома» (5.2), мы проплываем – подобно Арье – под ногами могущественного Титана Браавоса и таким образом попадаем в гавань важного морского города. Браавос, с его сетью каналов и изящными мостами, очень похож на Венецию в Средние века и раннее Новое время.

Ветхие палаццо, шумные рынки, бордели и пропитанные вином таверны наступают друг на друга в этом людном городе, а на улицах толпятся благородные дамы в странных головных уборах, продавцы, ожидающие выгодной сделки, слуги, бегающие с поручениями на рыбные и фруктовые рынки, и купцы, трясущиеся над своим товаром. К ночи Браавос – тускло освещенное опасное место; агрессивно настроенные люди в бархате и парче слоняются от площади к площади, затевая драки во имя чести и репутации, в то время как их поджидают таверны и дома удовольствий.

Куртизанки в прогулочных лодках плывут по каналам, а странствующие актерские труппы, которые выступают на сценах, в тавернах или везде где только можно, не дают городу заскучать. В названии города есть слово «браво» – возглас зрителя, означающий восхищение – и «бравурность», и так и есть: он опасный и соблазнительный одновременно. Сирио Форель, любимый Арьей «учитель танцев» и бывший первый меч Браавоса, был типичным браавосийцем в своей самоуверенности и щегольстве. Для браавосийцев характерен особый стиль боя: они двигаются элегантно и проворно – техника, называемая «водяной пляской». Куртизанки, подобно японским гейшам, обучаются различным искусствам, они утонченны в разговоре и внешности, хорошо известны в городе и привлекают толпы поклонников, в том числе таких, которые и не надеются на близость с ними. Подобно Венецианскому карнавалу, в городе проводится ежегодный праздник в память о решении города обнаружить свое местонахождение – чтобы внедриться в Известный мир в качестве главной торговой и финансовой силы. Это десять дней возлияний и веселья, когда горожане выходят на улицу в масках, пьют, флиртуют, танцуют и дерутся.

Вид на площадь Сан-Марко, Венеция

Браавос был основан беглыми валирийскими рабами и долгое время его существование оставалось тайной. Рабство недопустимо в городе, и в нем не торгуют людьми (хотя можно торговать всем остальным); альянс Браавоса с Пентосом основывается том, что в этом городе рабство также запрещено, хотя судя по дому Иллирио Мопатиса с телохранителями из Безупречных, можно заключить, что город придерживается в этом отношении принципа «не спрашивай, не говори».

Подобно Венеции, Браавос обладает своим арсеналом – не столько складами для оружия, сколько флотом:

Впереди из воды, точно сжатый кулак, торчал новый утес, ощетиненный скорпионами, огнеметами и требушетами.

– Браавосский Арсенал, – объявил Денио с такой гордостью, будто сам построил его. – Здесь могут за один день спустить на воду боевую галею (ПС, Арья I, 97).

Город является транспортным узлом Узкого моря. Там Лилли и Сэм пересаживаются на корабли до Старого Города, а его достопримечательности манят брата Ночного Дозора Дареона, которому сложно придерживаться своего долга и присяги. Замечательный певец, Дареон предпочитает посещать проституток в борделях и таверны в «Счастливом порту», и он получает по заслугам, когда натыкается на Арью. Приняв обличье продавщицы устриц, она убивает Дареона за дезертирство и бросает его тело в канал. Кажется странным, что Арья до сих пор придерживается законов Вестероса и чувствует себя обязанной вершить правосудие в городе, основанном бунтовавшими рабами, но, возможно, в ней говорит ее привязанность к Джону Сноу и она злится, когда встречает дезертира из Дозора.

Браавосом правит Морской владыка (подобный венецианскому дожу), и его богатство основано на торговле (это самый большой флот Известного мира) и банках. В отличие от погибших Гизы и Валирии Браавос предпочитает военной и морской мощи экономическое могущество. Этим Браавос отличается от Венецианской Республики; путешествие по восточному Средиземноморью показывает, что у каждого значительного города есть свой венецианский форт, от Крита до Кипра, от Дубровника до Негропонте (современная Халкида). Венецианские галеры плыли по Геллеспонту в Черное море, через Константинополь. В Тунисе и Александрии покупали африканские товары, привезенные по Нилу или верблюжьими караванами через Сахару; в Тире, Триполи в Ливане и Антиохии были ее порты. Венеция не просто контролировала торговые пути в Восточном Средиземноморье; она также получала прибыль, перевозя военные силы через Святую землю во время Крестовых походов в период Высокого Средневековья. И когда королевство Аутремер пало и крестоносцы были изгнаны из Палестины (о чем пойдет речь в пятой главе), появился прибыльный бизнес по перевозке паломников. Марджери Кемпе из Линна, англичанка, жившая в пятнадцатом веке, которая упоминалась в первой главе, рассказывает о своем пребывании в Венеции на протяжении нескольких месяцев, во время которого она посещала монастырь, прежде чем смогла сесть на корабль до Иерусалима. Марджери путешествовала с группой паломников, с которыми у нее были чрезвычайно натянутые отношения из-за того, что она не ела мяса, а во время общих трапез говорила только о Евангелии. Остальные вели себя так, будто были на отдыхе, и хотели развлекаться; они бросили Марджери в Западной Европе, но снова встретились с ней в Венеции.

Голова женщины в уборе пятнадцатого века. Деталь скамьи в церкви в Кингс-Линне

Марджери описывает, как паломники готовились к плаванию на галере в Иерусалим, покупали постельные принадлежности и запасались сосудами с вином (не для веселья, а потому что воды было мало и она часто была непригодна для питья). Марджери хотела сесть на тот же корабль, но затем ей было знамение, что она должна сесть на другое судно. Хотя она не понравилась своим попутчикам, они решили, что лучше плыть на корабле, на который указал сам Иисус, и перенесли все вещи на корабль Марджери, где они безжалостно третировали ее на протяжении всего пути в Святую землю. У нас нет возможности описывать путешествие Марджери в Иерусалим и к реке Иордан; достаточно сказать, что паломники продолжали досаждать ей, в то время как мусульмане («сарацины»), с которыми она сталкивалась, были очень добры к ней. Бог повелел Марджери возвращаться через Рим, поэтому она снова отправилась на корабле в Венецию; на этот раз путешествие далось намного тяжелее, большинство ее попутчиков заболели и были очень напуганы. К сожалению, Марджери не рассказывает больше о Венеции, хотя живо описывает свое пребывание в Риме и Иерусалиме. Подобно венецианцам, браавосийцы получают косвенную выгоду от морских перевозок. Индустрия торгового судоходства, однако, важнее, чем транспортировка пассажиров в порт Браавоса. Это привело к появлению достаточно современной финансовой инфраструктуры – страховых брокеров, кредитования и обмена валюты. Другими словами – к появлению Железного банка Браавоса.

 

Железный банк

Расположенная на северном побережье Адриатического моря и имеющая хорошо развитый флот, предназначенный для транспортировки грузов, Венеция стала подходящим местом для основания первого средневекового торгового банка в 1157 году. Хотя еврейские ростовщики, многие из которых бежали от гонений в Испании и не были обременены запретом на ростовщичество для христиан, уже занимались кредитованием и страхованием в портах Средиземноморья, им зачастую нельзя было приобретать недвижимость в пределах христианских городов. Поэтому они приносили скамью (banco) на площадь и торговали там; поэтому слово, обозначающее банк, во многих европейских языках происходит от слова «bench» (англ. «скамья»). Подобным же образом страховщик ведет дела за своим прилавком на набережной Браавоса; его отказы от выполнения обязательств по выплате возмещений в случае потерь привели к тому, что Безликим заказали его убить, но, поскольку сир Меррин Трант отвлек внимание Арьи, он проживет, обманывая своих клиентов, еще не один день.

Огромные затраты на финансирование Крестовых походов и потребность в деньгах для экспансии республики на Восточное Средиземноморье привели к основанию Банка Венеции. Неслучайно, что шекспировская пьеса, в которой возникает тема международных финансов, называется «Венецианский купец». Сосредоточение финансов (в частности, страхование судоходства и кредиты на грузовые сделки) сделало город богатым и могущественным. Со временем итальянцам удалось найти обоснование кредитования под проценты, которое не противоречило бы церковным постановлениям по данному вопросу: займы не должны облагаться процентами, но возможно взимание платы в случае просрочки погашения кредита. Кроме того, считалось неправильным облагать процентами займы на продукты потребления (пищу, зерно, топливо), но это не распространялось на непродовольственные товары, включая, конечно, деньги. Банки возникали и в других районах Италии, в частности в Ломбардии. Итальянские банкиры из Флоренции и Лукки работали совместно с английской короной при королях Эдуарде I, Эдуарде II и Эдуарде III, чтобы обеспечить, по сути, текущий счет и овердрафт для финансирования войн королевства на различных фронтах: против Шотландии, Уэльса и Франции. Так же и Железный банк финансирует войны в Вестеросе (и зарабатывает на этом значительные суммы). Мейс Тирелл напоминает Тихо Несториса, которого «некоторые считают отвратительным, бесчестным ростовщиком», и он льстит главе Железного банка, восхищаясь его желанием совершать сделки – конечно, авантюрные – за вознаграждение. «Мы здесь, в Железном банке, не авантюристы, лорд Тирелл», – отвечает Тихо мягко. Но Мейс парирует: «Вы лучшие в мире авантюристы, и все это тому доказательство» (5.9). Говоря это, Мейс указывает на огромное здание Железного банка, но в широком смысле он имеет в виду Браавос и его сокровища.

Чосер в «Кентерберийских рассказах» описывает финансовые махинации среди торговцев в Лондоне, Париже и Брюгге. Купец в бобровой шапке досаждает паломникам постоянными разговорами о прибыли: вовлеченный в валютные операции в Нидерландах, чтобы финансировать импортно-экспортный бизнес, он добивается огромного успеха. У Чосера это могло значить, что никто не знал о долгах Купца, потому что у него их не было, или, более вероятно, что Купец был хорошо осведомлен о роли репутации в поддержании должного уровня доверия. Валютные сделки были одним из способов обойти запрет на ростовщичество; очевидно, что английскому торговцу нужна была валюта Нидерландов для торговли английской шерстью в Брюгге, Антверпене и Генте, поэтому можно было заработать на процентах, когда производилась конвертация.

Герой «Рассказа Шкипера» едет по делам из Сен-Дени, что недалеко от Парижа, в Брюгге, чтобы купить кое-какие товары в кредит. Он отмечает, что для торговцев деньги – словно плуг, они приносят плоды, потому что обеспечивают кредит. Путешествие купца во Фландрию проходит хорошо, но цена товаров выше, чем он ожидал; он оставляет вексель кредитору в Брюгге и впоследствии должен заработать достаточно франков, чтобы купить валюту и погасить его. Вексель выдан на сумму 20 000 шильдов; он гасит долг. Он едет домой счастливый, посчитав, что заработал немало франков, отчасти благодаря продаже товаров, отчасти благодаря более выгодному обменному курсу в Париже по сравнению с Фландрией. Лангобарды выступают в качестве агентов фландрского купца, отправляя ему деньги. Чосер, как таможенный инспектор в порту Лондона, был хорошо осведомлен об импортно-экспортных сделках торговцев и говорит о предложении или использовании кредита для получения прибыли со знанием дела. Обменные операции, конечно, рассматривались (даже церковью) как свободные от запрета на ростовщичество, так как внешняя торговля была невозможна без такого рода услуг.

К. Массейс. Меняла с женой. Ок. 1514. Париж, Лувр

Должностным лицам Железного банка Браавоса не хватает этой черты венецианцев; вместо этого они разделяют суровую осмотрительность банкиров Нидерландов. Браавос, как мы помним, находится на той же широте, что и Орлиное Гнездо, и от туманов, стелющихся по утрам над каналами, отчетливо веет холодом: «Браавос по утрам над каналами отчетливо веет холодом: это вокруг ее ног заклубился туман» (ПС, Арья II, 329). Темные одежды и скромная внешность Тихо Несториса, самого видного представителя Банка, говорят о его честности; он напоминает рассудительных чиновников, которых мы видим на картинах Рембрандта (например, «Синдики» 1662 года в Рейксмузеуме, Амстердам). Процветание Железного банка основано на политической стабильности города. Он находится в стороне от различных войн между другими Вольными городами, которые до сих пор возникают время от времени, так как не обладает большими запасами природных ресурсов, на которые кто-нибудь мог бы польститься. Стабильность является ключевым фактором для банковской системы: никто не будет инвестировать в бизнес, который может прогореть из-за политической ситуации, и, таким образом, Железный банк главенствует над банками в других Вольных городах. Железный банк никогда не ослабляет хватку, с которой взимает деньги со своих должников: выражение «Железный банк получит свое» уже почти стало пословицей. Когда Тирион, новоиспеченный мастер над монетой, наконец получает возможность изучить отчеты лорда Бейлиша, он приходит в ужас от того, что ему доводится узнать. «Он крадет их?» – спрашивает Бронн. «Хуже, он одалживает их. Корона должна миллионы моему отцу, – объясняет Тирион. – Но не об отце я беспокоюсь, а о Железном банке Браавоса. ‹…› Если мы не заплатим, Банк заплатит нашим врагам». Лорд Тайвин также осознает скрытое политическое влияние Банка: «От них нельзя сбежать, их нельзя обмануть, у них нельзя вымолить прощение. Если ты должен им денег и не хочешь, чтобы тебя уничтожили, ты обязан заплатить» (3.3). И репутация, конечно, является основой успеха Железного банка. Когда Железный трон оказывается неспособным платить, Банк решает рассмотреть заявку Станниса, подвергая его и сира Давоса, десницу, унизительным расспросам (4.7). Со Станнисом, как считает Тихо Несторис, они подвергаются риску, но Давос убеждает правление, что, несмотря на это, благодаря силам Баратеона Банк получает больше шансов вернуть свои миллионы, которые Железный трон выплатить не сможет, делая эту инвестицию безопасной.

В книгах Железный банк по своей инициативе принимает решение о поддержке Станниса; Тихо Несторис прибывает на Стену в его поисках, и Джон Сноу говорит ему о походе Станниса с целью возвращения Винтерфелла. Несторис отвечает в банкирской манере: «Долги лорда Станниса или отсутствие оных обсуждать мы не станем», но он продолжает утверждать, что ссуда Роберта «была выдана Железному трону, и платить обязан тот, кто занимает» (ТД, Джон IX, 109). Банк мстит за то, что Серсея прекратила платить; предприятиям в Вестеросе трудно получить финансирование не только от Железного банка, но и от других банков Вольных городов, что увеличивает список проблем, и так немалый из-за войны. Дефолт стал причиной, как мы помним из третьей главы, решения Серсеи сконцентрироваться на восстановлении флота, чтобы не зависеть от морской силы Тиреллов, так как корабли Железного трона теперь гниют на дне Черноводной. «Нам нужен собственный банк, решила Серсея. Золотой банк Ланниспорта. Возможно, она учредит его, когда трон Томмена станет крепче» (ПС, Серсея VIII, 546). Принимая во внимание тот факт, что Серсея знает, что золотые рудники в Западных землях истощены и Ланнистерам скоро станет трудно выплачивать собственные долги, подобные размышления показывают, насколько скудны ее познания в финансах, а как говорит Железный банк, «когда правители отказываются платить другим банкам, разорившиеся владельцы продают в рабство жен и детей, а себе режут вены. Когда правители отказываются платить Железному банку, их троны, словно по волшебству, занимают другие правители» (ТД, Джон IX, 113).

 

Валар Моргулис

Еще одной сферой деятельности в Браавосе является странный вид услуг, которым занимаются обитатели Черно-белого дома – массивного строения без окон, в который направляется Арья по прибытии в город. Это святилище Бога Смерти, Многоликого Бога, куда могут приходить люди, ищущие легкой смерти от рук служителей. Это также штаб-квартира Безликих, гильдии ассасинов (наемных убийц). Мы встречали Якена Хгара в Вестеросе, где между ним и Арьей завязалась странная дружба. Уходя, он дал ей монету, которая гарантировала ей проезд в Браавос и вход в тренировочный Дом; он учит ее фразе на высоком валирийском «валар моргулис» («все люди должны умереть»). Якен Хгар доказал, что он способен убивать при любых обстоятельствах, но сразу же пояснил, что убивает на своих собственных условиях и действует абсолютно беспристрастно. Когда Арья встречает его, у него лицо и манеры человека из Лората, что частично объясняет особенности его речи: «Человек хочет пить», «Девочка может получить три смерти» и так далее. Но он также может менять лицо, когда в этом есть необходимость, – благодаря лицам, хранящимся в комнате на нижнем этаже Дома. По какой причине Якен Хгар работал под прикрытием в Вестеросе, неясно; было ли его столкновение с Арьей во время транспортировки из тюрьмы в Красном замке на Стену простым совпадением или он всегда хотел завербовать ее?

В книгах он появляется после того, как проник в орден мейстеров (ПС, Пролог) как «алхимик» с намерениями, которым еще предстоит раскрыться.

Арья теперь тренируется, чтобы стать Безликой, ассасином, подобно Якену Хгару, и должна отвергнуть собственную личность, чтобы стать «никем» – единственной личностью, которую признает полностью обученный ассасин. Арье, с ее упрямым и сильным характером, это дается нелегко, и до конца не ясно, будет ли она безоговорочно принята в гильдию, хоть она, безусловно, делает успехи в служении Богу Смерти. Наибольшим препятствием для нее, возможно, является тайная философская доктрина, лежащая в основе верований Безликих и требования бесстрастия. Работа Гильдии эффективна, но очень дорого стоит, и так как Безликие не особо заинтересованы в прибыли, они отказываются от комиссий и допускают особые условия, согласно которым заказчик может регулировать цену в зависимости от того, насколько сильно он жаждет смерти своего врага.

В Средневековье также существовало тайное сообщество ассасинов: низариты, исламистская секта, образовавшаяся в конце одиннадцатого века в Персии и Сирии. Низариты противостояли династии Суннитов, которая разрасталась в Персии и успешно захватила несколько горных фортов; за это их лидер, Хасан ас-Саббаху, получил прозвище Старец Горы. Штаб-квартира фидаев – так назывались мужчины, обученные шпионажу и убийству, – находилась в одном из этих фортов, Аламуте, на северо-западе современного Ирана. Эти мужчины были молоды и энергичны. Они требовали больших затрат, отличались отсутствием предубеждений против обычных граждан, подобно Безликим, и старались избежать лишних жертв во время выполнения задания. Необходимость проникать в свиту жертвы, правильно говорить на нужном языке и смешиваться со слугами и советниками требовала особых навыков и сообразительности. Убийства часто происходили в публичных местах, наводя ужас на противников низаритов и увеличивая их политическое влияние. В качестве оружия в основном использовались кинжалы, часто покрытые ядом, хотя порой было достаточно оставить послание на подушке, воткнув в него кинжал, чтобы запугать жертву. Главная секта ассасинов была наконец выведена из строя, когда монголы разрушили их штаб-квартиру в Аламуте в 1256 году во время вторжения хана Хулагу в Сирию и Палестину (об этом пойдет речь в пятой главе). Сирийское отделение ассасинов просуществовало вплоть до четырнадцатого века, работая на мамлюков в Египте; в то время, по словам Ибн Баттуты, великого марокканского путешественника, они требовали за убийство определенную сумму денег. Он называет их «Стрелами Султана»:

Когда он желает отправить одного из них, чтобы убить некоторых своих врагов, он платит ему его кровавые деньги. Если ему удается сбежать после выполнения задания, деньги его, но если его ловят, их получат его дети. У них отравленные кинжалы, которыми они карают своих жертв, но иногда они проваливают задание, и их самих убивают [21] .

Исторические факты об ассасинах далеко не так захватывающи, как легенды, которые ходили о них в средневековом мире. Джон Мандевиль знал о них и рассказал о том, как их лидер, Старец Горы, тренировал их в своей крепости в горах. У него был здесь огороженный сад, настоящий рай из цветов и деревьев, сладко поющих птиц и диковинных зверей, где прекрасные девы и юноши блуждали в поисках своего пути и пили из украшенных драгоценностями чаш. Когда бы рыцарь ни приехал сюда, рассказывает сир Джон, Старец предлагал ему отведать особый напиток, который опьянял его и делал мир вокруг прекрасным. Затем Старец предлагал ему пойти и убить определенного человека (своего врага) и обещал, что, если он при этом умрет, позаботиться о том, чтобы он попал в райское место, которое будет в сотни раз прекраснее его крепости, полное сладострастных дев, с которыми он сможет свободно делить ложе и которые все равно будут оставаться девами. Этот метод, отмечает Мандевиль, был очень успешным, и Старец убил множество врагов своими «обещаниями лучшей жизни». Но не так давно, говорит Мандевиль, замок был разрушен, а Каталонабес утратил власть над своими учениками. Около ста лет прошло с тех пор, как Аламут был разрушен, и еще меньше – с разрушения сирийской ветви секты. Мандевиль искажает имя Хасана ас-Саббаха практически до неузнаваемости; он также упоминает опьяняющий напиток, который, по столь же ненадежному свидетельству Марко Поло, является наркотиком, предположительно это гашиш. Кажется, в легенде о райском саде вообще нет правды (довольно сложно вырастить сад в горной местности), как и в том, что молодые мужчины поступали на службу в наркотическом опьянении, но слово «ассасин» быстро вошло в европейские языки, обозначая наемного и тайного убийцу: оно появляется в английском не позже 1340 года. Ассасины – с их ложной связью с гашишем – продолжали ассоциироваться у жителей Запада с утонченными и невидимыми восточными убийцами.

Теперь мы отчаливаем от Браавоса, снова проплывая под ногами Титана, который сильно напоминает Колосса Родосского, одно из семи чудес света античного мира. Наш курс лежит на юг мимо других Вольных городов, чью историю мы обсудим по мере нашего путешествия мимо Спорных земель, лежащих между побережьем Узкого моря и могучим городом Волантисом, конечной точкой нашего путешествия. Мы будем осторожны с высадкой в Пентосе, Мире и Тироше, поскольку эти города, кажется, погрязли в постоянных междоусобицах, подобно городам средневековой Италии. И, как в Италии, их битвы часто проходят с участием третьих лиц, наемников, которые бродят по западному Эссосу, промышляя убийствами и грабежом.

 

Наемники

Мы видели наемников, действующих в одиночку в Вестеросе, странствующих воинов, готовых последовать за любым лордом, который им заплатит, как Бронн. Такие люди весьма полезны; однако, хотя Бронн и симпатизирует Тириону, он не хочет становиться защитником карлика на втором поединке против Горы. Разница между людьми, которые поклялись в верности своему лорду, как знаменосцы, обязанные сражаться, когда бы их ни призвали, и оплачиваемыми регулярными армиями, как у Ланнистеров, обсуждалась в третьей главе; средневековые моралисты сожалели о распаде (как они видели это) человеческих отношений вследствие замены уз любви и клятвы денежными обязательствами. Наемники не работали в Англии, но они были широко известны и внушали страх во Франции и в особенности в Италии, где орудовала одна из наиболее известных группировок во главе с англичанином сиром Джоном Хоквудом. Его замечательный надгробный памятник, заказанный в 1436 году и выполненный скульптором Паоло Уччелло, является одним из шедевров в церкви Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции.

О ранней жизни Хоквуда известно немногое; он родился в Сибл-Хедингеме в Эссексе, где его отец владел клочком земли. По-видимому, в юности он принимал участие в Столетней войне, по крайней мере в битвах при Креси и Пуатье. После того как договор Бретиньи в 1360 году принес (временный) мир в Англию и Францию, Хоквуд поехал на восток в Бургундию и присоединился к банде наемников. Эти «великие группировки» будут грабить и разрушать сельские поселения, совсем как люди Ланнистеров Речные земли; для них не имело особого значения, чьи территории нужно было атаковать. Хоквуд со временем стал командиром так называемого Белого отряда, группировки, орудовавшей в Северной Италии. Подобно наемникам в Эссосе, Белый отряд сражался за любого, кто им заплатит: в 1364 году он сражался за Пизу против Флоренции, а на следующее лето Хоквуд и его ближайшие офицеры сражались уже на стороне Флоренции. После этого Белый отряд провел множество операций в Италии, сражаясь за миланский Висконтис против альянса Флоренции, затем за папу в Неаполитанском королевстве. В последние годы своей жизни сир Джон служил исключительно Флоренции в качестве главнокомандующего армиями до самой своей смерти в 1394 году, за что и удостоился памятника.

Надгробный памятник сиру Джону Хоквуду

Успех Хоквуда в последние годы его карьеры обеспечивали два фактора. Во-первых, способность ограничиться небольшим количеством опытных и верных офицеров. Во-вторых, ему удалось объединить разрозненные английские наемные группировки в единый отряд, воевавший в основном копьями и луками, и сохранить эту силу. Многие англичане были из Эссекса, а те, кто был родом из земель, расположенных недалеко от усадьбы Хоквудов, впоследствии стали его знаменосцами. Они были особенно хороши в рукопашном бою и езде ночью, относительно мягкие итальянские зимы не причиняли им особых неудобств. Хоквуд стал богат. Благодарная Флоренция осыпала его подарками в виде земель и золота за то, что он стал сражаться против своего бывшего работодателя, Висконтиса. Деревни и небольшие города платили Белому отряду, чтобы тот обходил их стороной; выкупы и добыча от грабежей также благоприятно отражались на его казне. Хоквуд хорошо платил своим людям, что способствовало их лояльности, и процветал в Италии. Он собирался выйти в отставку и осесть в Англии и Эссексе, купив недвижимость в Лондоне и в окрестностях его фамильной усадьбы через посредников, о которых речь шла выше. Он уже занимался пересчетом и продажей своих итальянских активов, готовясь вернуться в Англию, но неожиданно погиб. Благодарные флорентийцы готовили пышные похороны, однако его останки были отправлены домой в Эссекс по приказу короля Ричарда II; это послужило причиной длительной задержки в создании монумента в Санта-Марии-дель-Фьоре.

Наемники, орудующие в Эссосе, кажутся намного менее эффективными, чем Белый отряд. Возможно, причина заключается в лидере. Манера отрядов, таких как Младшие Сыны, менять сторону за деньги не способствовала их репутации. Когда их нанимают, чтобы защитить Юнкай, Младшие Сыны находятся под командованием Меро, также известного как Титанов Бастард, репутация которого не позволяла Вольным городам нанимать их. После того как силы Дейенерис застают их врасплох во время пьянки, Меро сбегает, а на его место приходит Бурый Бен Пламм.

Отряд сражается за Дейенерис какое-то время, затем, довольно предсказуемо, снова примыкает к Юнкаю, и теперь Тирион, Пенни и Джорах попадают в их списки. Название «Младшие Сыны» отражает положение многих средневековых младших сыновей: не надеясь что-либо унаследовать по первородству, они покидают дом, чтобы попытать удачу своим мечом. Тирион шутит, что, поскольку он был младшим сыном, ему было суждено присоединиться к отряду. Также можно упомянуть Ворон-Буревестников (которые бросают Станниса в шатком положении у Винтерфелла), Гонимых Ветром (под руководством Принца-Оборванца), Роту Кошки и многих других, мало чем отличающихся друг от друга, за исключением их репутации.

Золотые Мечи (явно превосходящие Белый отряд Хоквуда) стоят на голову выше других. Отряд был основан бастардом дома Таргариенов, известным как Жгучий Клинок, который был изгнан в конце первого восстания Дейемона Блэкфайра, чтобы нанять дворян, тоже отправленных в ссылку. Тирион размышляет:

С тех пор и до сего времени Золотые Мечи жили и умирали на Спорных землях, сражаясь то за Мир, то за Лисс, то за Тирош в их мелких бессмысленных войнах и мечтая об утраченной родине. Изгнанники и сыновья изгнанников, лишенные всего, непрощенные… и грозные воины (ТД, Тирион II, 93).

Отряд имел репутацию людей слова, соблюдающих условия контракта, за дисциплинированность и эффективность, хотя недавно они разорвали договор с Миром, что вызвало разговоры даже в Вестеросе, и направились в Волантис. Выяснилось, что их подкупил Иллирио Мопатис, чтобы переправить 10 000 человек – опытных лучников – и того больше лошадей и слонов в распоряжение Дейенерис, и они ожидают встречи с ней, чтобы начать долгожданное вторжение в Вестерос, вторжение, которое наконец приведет этих изгнанников домой. Но когда они узнают, что Дени задерживается в Миэрине, они объединяются с армией Джона Коннингтона и направляются в Штормовые земли. Они направляются домой, осуществляя давнюю мечту Джона Хоквуда снова увидеть тот край, в котором он когда-то родился.

 

Другие вольные города

Наш путь на юг пролегает через множество Вольных городов: Пентос, Тирош, Мир, Лис. У нас нет времени останавливаться и исследовать каждый из них, но, пока наш быстрый браавосийский корабль проплывает мимо них, можно вспомнить немало интересных историй об этих местах. В Пентосе – мы знаем это не от кого иного, как от Иллирио Мопатиса, – считается, что благосостояние короля и земли связаны, поэтому, если урожай гибнет, король должен умереть:

В Пентосе у нас сидит принц. Между балами и пирами он разъезжает по городу в паланкине из слоновой кости и золота. Герольды несут перед ним золотые весы торговли, железный меч войны и серебряный бич правосудия. В первый день года он обязан лишить невинности деву моря и деву полей. ‹…› Но в случае неурожая или проигранной нами войны мы режем принцу горло, чтобы умилостивить богов, и выбираем среди сорока семей нового (ТД, Тирион I, 40).

Идея о том, что король может служить гарантом благосостояния своего народа и плодородия земель, получила известность в начале двадцатого века благодаря исследованию известного антрополога Джеймса Фрезера «Золотая ветвь» (1922). Фрезер приводил примеры из греческих и ближневосточных мифов, и не ясно, были ли такие жертвоприношения характерны для европейцев. Существует история, вызывающая множество споров, об одном из первых королей Швеции, рассказанная в тринадцатом веке Снорри Стурлусоном в «Круге земном», где он описывает этот обычай. Однажды урожай в Швеции полностью погиб, поэтому многих быков принесли в жертву богам в большом храме в Уппсале. В следующем году урожай был так же плох, и они решили принести в жертву людей, но ничего этим не добились. На следующий год, однако, собрались старейшины и решили, что в голоде виноват король Домалдис. Поэтому они схватили его, убили и окрасили жертвенный круг его кровью. Как это сказалось на урожае, неизвестно, но вслед за королем на трон взошел его сын, и урожай был хорошим на всем протяжении его правления. Над центральной лестницей Национального музея Стокгольма висит замечательная картина, написанная художником Карлом Ларссоном в 1915 году. Она называется «Зимнее жертвоприношение» и изображает смерть Домалдиса за его народ. Хотя она была написана специально чтобы повесить ее в этом месте, руководство музея отказалось делать это; лишь в 1997-м музей наконец смог выкупить картину у коллекционера, который приобрел ее, и повесить на ее законное место. Неизвестно, был ли рассказ Снорри, основанный на старой норвежской поэме девятого века о доисторической шведской традиции, правдивым, но Пентос, со своим греческим названием, явно придерживается этого обычая. Жители Пентоса полагаются также на более практичные способы сохранения своего города: крайне уязвимые к набегам дотракийцев, они считают разумным оставаться в хороших отношениях с кочевниками, откупаясь от них и приглашая их на богатые пиры, когда они приходят в город. Неслучайно Иллирио Мопатис, один из ведущих торговцев Пентоса, выступает посредником и устраивает свадьбу Дейенерис и Дрого. Он может быть «торговцем сыра», как Тирион насмешливо называет его (сыр – главный продукт экспорта Пентоса), но он обладает связями, позволяющими преподнести яйца дракона в качестве свадебного подарка Дейенерис.

Пентос остается позади, а на горизонте появляются Мир и острова Тироша и Лиса. Мир, знаменитый своим кружевом, непрерывно воюет с Лисом уже на протяжении трехсот лет, поэтому мы не сможем попасть туда. Тирош, с его грушевым бренди, ярко одетыми людьми, любящими красить волосы в зеленый или пурпурный цвет, как это делает Даарио Нахарис, кажется более заманчивым направлением. Но народ там жадный и сварливый, он постоянно пытается завладеть Ступенями и объявляет о своих притязаниях на Спорные земли. Его богатство основывается на разведении особого вида улиток, которые производят красители. Тирош изготавливает «тирийский пурпурный» – очень дорогой краситель, добываемый из особого вида улиток, который изначально производили древние финикийцы. Римляне также ценили краситель за стойкость и редкость, используя его для окраски краев тог – одежд, которые носили представители определенных классов; в некоторых случаях вся одежда могла быть окрашена в пурпурный цвет. Как именно его производили, с точностью не известно; Аристотель частично описывает процесс, упоминая отвратительный запах, исходящий от огромных чанов для разделывания улиток, которые служили сырьем для производства красителя. И это зловоние может быть веской причиной не бросать якорь в гавани Тироша, хотя жители города радуют глаз.

Что касается Лиса, это родина Салладора Саана, самого веселого из пиратов и близкого друга сира Давоса Сиворта, но он также известен своими алхимиками, которые производили очень эффективный яд, названный «Слезы Лиса». «Вещь редкая и дорогая, чистая, как вода, и не оставляет следов», – говорит Варис Неду (ИП, Эддард VII, 304). Варис родом из Лиса, поэтому кому, как не ему, об этом знать. В этот порт тоже не стоит заходить, а потому мы проследуем дальше в Волантис. Также мы не поплывем к Квохору, Норвосу, Лорату и Горестям, где обитают каменные люди. Уроженцы Лората иногда становятся наемниками или остаются на своих холодных островах в Студеном море. Квохор имеет черты северного города, окруженного лесами. Его защищает армия Безупречных, а его люди поклоняются Черному Козлу – божеству, требующему ежедневных кровавых жертв. Меха, шкуры и древесина из лесов на севере Эссоса являются основой квохорского процветания, кроме того, его жители славятся мастерством металлообработки, так как местные кузнецы до сих пор хранят секреты обработки валирийской стали. Тобхо Мотт, лучший кузнец в Королевской Гавани и мастер, у которого учился Джендри, был квохорцем, так же, как и дикарь Варго Хоут, лидер Кровавых Скоморохов, человек, покалечивший Джейме и организовавший бой Бриенны с медведем (в сериале это Лок, другой персонаж).

Когда Варго пытался изнасиловать Бриенну, она укусила его за ухо, рана начала загнивать и вскоре свалила его с ног. В итоге он не может ни сбежать, ни защитить себя, когда Гора восстанавливает власть в Харренхоле. То, что он был последовательно расчленен, кажется изощренной жестокостью, требующей большего воображения от неповоротливого брата Пса, чем ему обычно свойственно. Конечности Варго Хоута приготовлены и скормлены под видом «жареного козла» заключенным северянам в Харренхоле: таким образом обыгрывается связь его имени и квохорского божества. Судьба Хоута напоминает судьбу Ёрмунрекка, императора готов, в норвежской поэме «Речи Хамдира».

Ёрмунрекк приказал повесить своего сына, а жену затоптать до смерти лошадьми, потому что злой советник солгал, что они состоят в связи. Ёрмунрекк смеется, когда слышит, что сводные братья его жены пришли мстить за нее, но на них надета броня, делающая их неуязвимыми, и они хватают своего шурина. Но Хамдир и его брат ранее совершили роковую ошибку, убив своего презираемого сводного брата, когда тот предлагал им помощь, и теперь некому отрубить голову Ёрмунрекка. Это дает Ёрмунрекку время, чтобы позвать своих людей и приказать им забросать братьев камнями, так как оружие не могло навредить им; двое мужчин спокойно отдаются в руки смерти, осуществив свою месть, хоть они и были последними в своем роду. Судьба Варго Хоута также напоминает легенду о Поваре-Крысе, которую рассказывала Брану Старая Нэн. Повар убил сына короля и подал его на стол в виде пирога; боги ужаснулись подобной непочтительности, так как король был гостем в Твердыне Ночи и убийство было нарушением законов гостеприимства. Они превратили повара в гигантскую белую крысу, обреченную всю жизнь есть своих детей. Существует средневековая повесть о Филомеле и ее сестре Прокне, которые скормили сына Прокны царю, мстя за то, что тот изнасиловал Филомелу. Гудрун, мать Хамдира и его брата, убила своих сыновей от предыдущего брака и скормила их отцу за то, что он убил ее братьев. Поедание своих родичей хуже, чем обычный каннибализм, так как поглощение своей собственной крови и плоти противоестественно. Может, оно и к лучшему, что заключенные никогда точно не знали, чем именно их кормил Гора.

 

Волантис

И наконец, мы высадимся в Волантисе, большом портовом городе в устье Ройна, самом старом и славном из городов Валирии. Подобно тому как греки и римляне основывали колонии вокруг Средиземного моря, Валирия расширяла свое влияние, возводя новые поселения на стратегических портовых территориях. После падения Валирии Волантис стал претендовать на то, чтобы стать преемником валирийской власти и пытаться распространить свое влияние на другие города; Лис и Мир были временно подчинены, но с помощью Эйегона Завоевателя на спине его дракона Балериона Черного Ужаса и Браавоса они оказали успешное сопротивление. Урон, причиненный этой войной, приведшей к опустошению Спорных земель к западу от города и ухудшению торговых отношений с Норвосом и Квохором, что выше по реке Ройн, заставили Волантис отказаться от своих притязаний и начать искать новые места для расширения сфер влияния.

Название Волантис не случайно созвучно с «волатильный»: городом управляют две партии – Тигры (на современный лад – «ястребы»), партия военных и аристократов, старая кровь Валирии; и Слоны («голуби» или, возможно, многонациональные компании), которые представляют интересы торговли, – торговцы и ростовщики. В Волантисе действует триархарная система правления, при которой три человека правят городом и один из них переизбирается каждый год. В отличие от недолговечных римских триумвиратов триархия кажется более эффективным способом управления государством: наличие трех человек смягчает борьбу и соперничество между двумя членами. Тот факт, что Слоны находились у власти последние триста лет, определил милитаристские устремления Волантиса и стал основой для процветания города. Более того, ежегодные выборы – десять дней возлияний, дебоширства, смешения социальных классов и неразберихи, – кажется, подобно средневековым карнавалам, несут важную функцию подавления социальных волнений, направляя эмоции низших классов в приемлемое русло. «В Волантисе военный флот загружался провизией, и весь город был пьян. Матросы, солдаты и ремесленники плясали на улицах с дородными купцами и аристократами, во всех тавернах и погребках пили за новых триархов» (ТД, Железный жених, 271). Несмотря на все безумие и стирание классовых различий, присущее подобным народным праздникам, они служили, как это ни странно, укреплению отношений подчинения; то, что этот волантийский карнавал заканчивается выбором триархов, причем из крайне узкого и недемократичного списка кандидатов, только подчеркивает угнетенное положение населения. Подобно поединкам в Вестеросе, которые, по мнению Вариса, помогают отвлечь бедное население Королевской Гавани от их ежедневных забот, буйство и пьянство, сопровождающие выборы, служат отдушиной для тех, кто исключен из политического процесса, тех, кто не может доказать свое происхождение из Старой Валирии.

В этой традиции сокрыта великая мудрость; Волантис – это город, в котором на каждого свободного человека приходится пять «согбенных татуированных рабов, шмыгающих повсюду» (ТД, Тирион VII, 385). Талиса Мейгир, возлюбленная Робба Старка в сериале, была благородной уроженкой Волантиса, созданной для «игры на арфе, танцев и цитирования стихотворений на валирийском». Она покинула город, когда осознала всю пагубность работорговли (2.8). Ее брат утонул в Ройне одним жарким днем, играя с другими детьми. Его спас раб, который умел делать массаж сердца; в тот день Талиса поклялась, что она оставит бессмысленную жизнь знатной девушки («танцы и маскарады») и начнет обучаться, как тот раб, медицине. Когда она достаточно выросла, чтобы покинуть свой дом, она решила, что не будет жить в городе, где процветает рабство, и отправилась в Вестерос, где рабство запрещено законом. Но теперь напряжение среди рабов нарастает. Это беспокойство отчасти вызвано религиозным течением Владыки Света, Р’глора, о котором мы поговорим позже, и слухами, просочившимися из залива Работорговцев, о том, что Дейенерис освобождает там рабов. Красная жрица Бенерро каждый вечер молится в Волантисе за равенство среди людей, и ее слушает множество рабов и бездомных. Тирион и Варис пробираются в поисках борделя через многолюдный торговый мост с крытыми галереями – такой, как Лондонский мост в Средневековье или Риальто в Венеции (5.3). Тирион останавливается, чтобы послушать красную жрицу, женщину с азиатской внешностью, которая обращается к восхищенной толпе рабов, взывая к Дени в качестве их спасителя. «Красный Бог, – громко произносит она, – слышит короля так же, как он слышит раба. Он слышит каменного человека в его печали». «Удачи в борьбе с распространением серой хвори с помощью жрицы», – издевается Тирион, и Варис спешит увести его оттуда.

Вдова из порта, бывшая рабыня, вместе с деньгами приобретшая влияние в городе, понимает, что Волантис может пострадать, если Дейенерис направит свою кампанию по освобождению рабов на этот город. «Скажите ей, что мы ждем. Пусть приходит, да поскорее» (ТД, Тирион VII, 406), – говорит вдова, чье лицо хранит шрамы от татуировок рабыни, которые она свела, обретя свободу.

Восстания рабов время от времени возникали в поздне-республиканском Риме; они были известны как Первое, Второе и Третье восстания рабов. Первые два восстания были быстро подавлены, но Третье восстание рабов 73 года до н. э. под предводительством Спартака началось среди гладиаторов, имевших доступ к оружию. Поначалу бунтовщики имели значительный успех, они совершали набеги на сельскую местность к югу от Рима и под руководством Спартака оказали сопротивление военным силам, отправленным, чтобы подавить их. К концу года 70 000 человек примкнули к армии Спартака; вероятно, некоторые из них хотели переправиться через Альпы, чтобы скрыться от римского закона, в то время как другие предпочитали оставаться в Южной Италии, совершая небольшие набеги. Но в 71 году до н. э. полководец Красс разгромил силы рабов на юге Италии. Спартак, возможно, погиб в сражении, а 6000 пойманных рабов были распяты. Кресты были расставлены вдоль Аппиевой дороги, ведущей в Рим. Казнь на кресте используется для устрашения и предупреждения об участи, ожидающей тех, кто захочет бросить вызов институту рабства, в Астапоре и в великом Миэрине; оба города извлекают из этого пользу, чтобы преподать урок рабскому населению и бросить вызов Дейенерис.

Почему тигры и слоны? С точки зрения вестеросцев, это экзотические существа. Средневековые люди мало знали о тиграх, хотя впервые они упоминаются в 1000 году, причем названы свирепыми. Более релевантным представляется самый знаменитый африканский слон, которого подарил королю Англии Генриху III его шурин, король Франции Людовик IX в 1255 году. Это животное было доставлено воинственному королю эмирами Египта, и вполне возможно, что Людовик был рад передать его своему другу монарху. Генриху слона презентовали во Франции, так что он столкнулся с проблемой транспортировки животного в Англию – или, лучше сказать, с ней столкнулся шериф графства. Транспортировка слона из Виссана, около Кале, через канал и вверх по реке в Лондон стоила 6175,5 фунтов, согласно документам из казначейства. Слон был размещен в зверинце Лондонского Тауэра в специально построенной для него клетке, и туда сходилось много народу, чтобы поглазеть на него. Этот слон попал в хроники Матвея Парижского, который оставил его изображение и описание: десяти лет от роду, десяти футов в высоту, серо-черный, без меха, но с очень твердой и грубой кожей. Своим хоботом он брал еду и пил воду, и у него были, как отметил Матвей, маленькие глаза наверху его головы.

Рисунок слона короля Генриха III, выполненный Матвеем Парижским

Слон, содержать которого оказалось довольно дорого, умер в феврале 1257 года; его кости, что интересно, были с разрешения короля приобретены Вестминстерским аббатством. Остается только гадать, хотелось ли аббатам лишь использовать слоновую кость из бивней слона или им для чего-то были нужны также его кости.

В Волантисе слоны используются в качестве тягловых животных, а также на войне: часть их переправляют в залив Работорговцев для нападения на Миэрин, хотя вопрос о том, насколько просто управлять кораблями со слонами во время таких штормов, с какими столкнулся Виктарион Грейджой во время плаваний на восток, остается открытым.

Прежде чем мы покинем Волантис, стоит отметить, что популярная настольная игра Эссоса, кайвасса, была придумана здесь. Кайвасса – игра, устроенная по принципу военных действий, очевидно, представляет собой версию шахмат. Кайвасса, скорее всего, проще шахмат, хотя занимает столько же времени. В ней десять видов фигурок: как и в ранних версиях шахмат, там есть король и слон, но также дракон, два вида кавалерии (легкая и тяжелая), требушет (противовесная катапульта) и катапульта (требушет и магонел), арбалетчик и копейщик (оба могут атаковать на дистанции) и чернь – по-видимому, аналог пешек. Дракон – самая сильная фигура на доске, но его можно уничтожить катапультой или требушетом; драконы могут убивать слонов. И, как в шахматах, цель – «убить» короля. Способности Тириона к кайвассе, которые проявляются, когда он находится в Эссосе, очень полезны: это заставляет Бурого Бена Пламма взять его в отряд и это говорит о его тактических способностях. Арианне Мартелл оставляют кайвассу, когда ее заключают под стражу по приказу ее отца, но она не играет в нее. Когда она наконец говорит со своим отцом, Доран изучает доску кайвассы, и не случайно, что в результате этого разговора наконец раскрывается стратегическое видение Дорана роли Дорна в «игре».

Кайвасса перешла из Эссоса в Вестерос. «Игра эта зовется кайвассой. Ее завезли в Дощатый город на волантинской торговой галее, а сироты разнесли ее вверх и вниз по Зеленой Крови. При дорнийском дворе все помешались на ней», – размышляет сир Арис Окхарт, которому не нравилась эта игра (ПС, Падший рыцарь, 194). Его неспособность мыслить стратегически – навык, тренируемый в кайвассе, окажется фатальной. В кайвассу играют для забавы и отдыха при дворе – Маргери и ее братья очень хороши в ней, – поэтому неудивительно, что Тирион хорошо в ней разбирается; скорее всего, он обучился ей, как и высокому валирийскому, будучи еще мальчишкой, в качестве части аристократического воспитания, которое он получил в Утесе Кастерли.

Шахматы, должно быть, были изобретены в Афганистане и Западной Индии в четвертом-пятом веках нашей эры и быстро перешли в Персию. В ранней версии этой игры, известной как «катуранга», фигуры делились на четыре группы: пехота, кавалерия, слоны и колесницы. Эти фигуры эволюционируют в современную пешку, коня, слона и ладью соответственно – английское слово «ладья» восходит к персидскому слову, означающему «колесница», в то время как слово «шахматы» происходит от «Shah mat!», что в переводе с персидского означает «Шах умер». Слово «ферзь» (fers), старое название королевы, связано с персидским словом «vizier» («визирь»), советник или министр. В ранних версиях игры именно эта фигура была правой рукой короля, а не его супруга. После вторжения мусульман в Персию игра быстро распространилась в мусульманском мире, а затем и в Европе через испанских мавров, потом по реке Волге в России и Скандинавии и уже затем через норманнов в Англии. Фигурки в мусульманской игре представляли собой небольшие предметы различных цветов и размеров, в соответствии с исламским запретом на изображение живых существ, но со временем приняли иную форму. Фигуру в виде слона также называли «граф», «собака», «советник» и «шут», до того как в двенадцатом-тринадцатом веках закрепилось название «bishop» (англ. «епископ»). Шахматы очень скоро стали популярными. Моралисты осуждали эту игру; в 1061 году Петр Дамиан упрекнул епископа Флоренции за игру в шахматы. Епископу следовало бы знать о греховных свойствах этой игры, утверждал святой. Шахматы – азартная игра, провоцирующая насилие в случае, если проигравшая сторона недовольна результатом. Тем не менее – и это был контраргумент епископа – эта игра требует мастерства и развивает логику, учит терпению и стратегическому мышлению. В своей «Учительной книге клирика», написанной в двенадцатом веке, испанец Петр Альфонси отметил, что умение играть в шахматы было одним из семи ключевых навыков, которыми должен был владеть рыцарь. Петр родился в еврейской семье в городе Хуэска в мусульманской Андалусии, и из его работы видно, что игра в шахматы уже стала привычным времяпрепровождением. Не только интеллектуальный компонент шахмат делал их полезным занятием для благородных мужчин; шахматы также дают возможность двум людям провести долгие часы, склонившись над доской. Мужчины и женщины могли играть в шахматы, что способствовало сближению; в результате игра стала приобретать романтические коннотации. В поэме Чосера памяти Бланш, жены Иоганна Гонта, «Книге герцогини», поэт описывает, как он видит во сне мужчину, одетого в черное. Он узнает, что этот мужчина долго был влюблен и наконец завоевал сердце своей возлюбленной. Мужчина в черном описывает, как «ложная Фортуна» играла в шахматы с ним и забрала королеву со словами «шах» и «мат». Поэт описывает смерть Бланш как конец шахматной партии. Таким образом, и любовь, и жизнь могут быть метафорически описаны как шахматная игра.

Когда мужчины играли в шахматы, происходили долгие приватные беседы, которые не привлекали такого внимания, как если бы беседа происходила за закрытыми дверями. Так что Тирион узнает много интересного о происходящем в Эссосе, играя в кайвассу с волантийцем Каво Ногарисом (ТД, Тирион VI). Шахматы были столь популярны, что посвященные им записи, подобные шахматным колонкам в современных газетах, начали появляться в тринадцатом веке. У Маргариты Анжуйской, супруги Генриха VI, были красный и зеленый комплекты шахмат, сделанные из хрусталя и яшмы; шахматные фигуры знаменитого шахматиста двенадцатого века Льюиса, вырезанные из моржовой кости и китового зуба, найденные на Западных островах, свидетельствуют о популярности игры среди скандинавской аристократии. И подобно тому, как слон мог превращался в собаку, шута или епископа, так же и ладья в шахматах Льюиса была сделана в виде берсеркера, печально известного воина, который в исландской саге впадает в невообразимую ярость и впивается зубами в свой щит перед битвой.

 

Культ Р’глора

Где именно в Эссосе зародилась религия Владыки Света, остается загадкой, но это, очевидно, очень важный культ в Волантисе, так как дворец Р’глора там даже больше, чем Великая септа Бейелора в Королевской Гавани. Бенерро – верховный жрец; является ли он патриархом, или он лишь верховный жрец храма в Волантисе? Эта религия довольно широко распространена в Эссосе, по крайней мере в Вольных городах; хотя в Браавосе, как и в Староместе и, вероятно, в Дорне, храмы, скорее, предназначены для странствующих приверженцев религии, а местной паствы не предполагается. В первый раз мы сталкиваемся с последователями Владыки Света в Драконьем Камне, где Мелисандра из Асшая, красная женщина, успешно обратила Станниса и по крайней мере некоторых из его свиты в новую религию. Попытки распространить поклонение Р’глору в Вестеросе кажутся не очень успешными. У Тороса из Мира была миссия обратить Эйериса, Безумного Короля; но, из-за одержимости Эйериса Торос ничего не добился. Однако его собственная вера колебалась на этом этапе его карьеры; лишь когда вылупляются драконы и красную комету замечают в небе – в этот момент мы впервые встречаем Мелисандру, – Торос переживает новый всплеск веры и силы. Он основывает Братство без Знамен и успешно возвращает Берика Дондарриона к жизни несколько раз. Духовное путешествие Тороса наводит на мысль о космической связи между драконами и силой Владыки Света, и Мелисандра также ощущает подъем сил. Станнис время от времени переживает сомнения:

– Мелисандра клянется, что видела в своем пламени, как я выхожу на бой с силами тьмы со Светозарным в руке. Светозарный! – презрительно фыркнул Станнис. – Блестит он красиво, спору нет, но на Черноводной этот волшебный меч принес мне не больше пользы, чем обычная сталь (БМ, Давос V, 602).

Религия Р’глора подразумевает поклонение всемогущему божеству, которое существует в огне, а противостоит ему Великий Иной, воплощенное космическое зло. Таким образом, религия походит на манихейство, то есть веру в то, что в мире существуют две сбалансированные и практически равные силы (в противоположность, скажем, всемогущему христианскому или еврейскому Богу, который страдает от зла в мире по причинам, которые не могут быть поняты ограниченным человеческим умом). Религия последователей Р’глора, насколько нам известны ее догматы, сопоставима с верованиями средневековых катаров и подобных еретических сект, которые считали, что мир безнадежно пал, и думали, что спасение можно обрести только в другом мире. Человеческие души принадлежали свету на небесах, но многие были пойманы злым Богом, одеты в плоть и посланы в этот мир страдать. Катары, жившие в Лангедоке на юге Франции, верили, что жизнь столь бессмысленна, что не стоит размножаться, так как это приведет к появлению новых несчастных обитателей этого прогнившего мира. Катары верили в перерождение; ведение достойной жизни могло прервать цикл перерождений и позволить навсегда вернуться в мир света. Мужчины и женщины рассматривались в катаризме как равные. В то время как обычные люди только воздерживались от употребления в пищу мяса и участия в католических религиозных практиках, избранные «perfecti» (духовные лидеры секты) вели крайне аскетичный образ жизни: отказывались от секса и алкоголя и часто постились. Они не должны были никого убивать и никому не давали присяги. Обычные приверженцы секты вели такой образ жизни, известный как «consolamentum», лишь незадолго до кончины, когда подобные ограничения было несложно соблюдать, но perfecti придерживались такого аскетизма десятилетиями.

Катары представляли угрозу для средневекового католицизма как в плане их верований, так и в их нежелании участвовать в обрядах католической церкви. Их отказ давать клятвы вызвал конфликт с иерархической организацией феодального общества; они утверждали, что церковь насквозь прогнила. Церковь ответила на это насилием. Арно Амори, аббат Сито, пытался проповедовать катарам ортодоксальный католицизм, но безуспешно: в 1208 году папа Иннокентий III объявил против них Крестовый поход. Арно Амори был назначен военачальником крестоносцев, вместе с Симоном де Монфором, графом Лестером. Начались ужасные гонения. Считается, что именно Арно произнес те позорные слова перед великой резней при Безье в 1209 году, в которой было убито не менее 20 000 человек: «Убейте их всех; Бог знает свое дело». Альбигойский крестовый поход (так называлась кампания против катаров) и инквизиция добились значительных успехов в искоренении катаризма в Лангедоке; пострадавшие в ходе войны замки катаров до сих пор можно увидеть на вершинах холмов по всей провинции, а в городах Альби, Безье (где замок был разрушен), Каркассон отчетливо ощущается атмосфера гонений.

Катары, не отрекшиеся от своей веры, были сожжены на кострах, после того как были допрошены инквизицией; именно в документах инквизиции до нас дошла большая часть информации о катарах.

Культ Р’глора также сравнивали с зороастризмом, дуалистической религией, зародившейся в Персии. Согласно ее учению, Ахура-Мазда, создатель, представляет собой добро, но он больше не принадлежит этому миру. Добро исходит от него, в то время как силы зла стремятся разрушить его создание. В мире добро Ахуры-Мазды борется со злом, воплощенным в Ахримане; злу можно сопротивляться, если вести праведный образ жизни. Огонь занимает центральное положение в зороастризме как элемент ритуальной чистоты; в ранних формах религии священный огонь добывался на вершинах холмов, и лишь после этого его заносили внутрь храмов. Священный огонь поддерживается веками (на практике самый старый священный огонь горел 250 лет), и неверующие не допускаются в места, где он горит.

Три фактора отличают поклонение Владыке Света от катаризма и зороастризма: во-первых, активное обращение в веру других людей Мелисандрой и, в какой-то степени, другими жрецами Р’глора, с которыми мы сталкиваемся. Во-вторых, ужасающие человеческие жертвоприношения богу. В-третьих, в религиях реального мира нет понятия фигуры мессии. Миссионерская деятельность Мелисандры оказалась крайне успешной к тому времени, как мы встречаем ее в Драконьем камне, поэтому нам остается лишь гадать, как она доказала Станнису и Селис превосходство религии Владыки Света над Семерыми. В начале серии «Север помнит» (2.1) мы видим народ Драконьего Камня, собранный на берегу моря и сжигающий свои драгоценные статуи Семерых. Эта сцена напомнила мне культовый фильм «Плетеный человек» – за исключением того, что на этот раз людей не сжигают. Крессен, мейстер Драконьего Камня, бегает среди толпы, призывая народ одуматься: ведь они отказываются от веры своих предков ради какого-то новомодного культа. Станнис и Мелисандра также настаивают на том, чтобы вольный народ согласился, по крайней мере на словах, поклоняться Владыке Света, чтобы пройти за Стену. «Р’глор – ревнивое, вечно голодное божество – мигом пожрал труп старика. На красно-рыжую Стену падали гигантские тени Станниса и Мелисандры» (ТД, Джон Х, 157).

Жителей Каркассона изгоняют из города во время осады войсками Симона де Монфора. Миниатюра, 1415

С четвертого по седьмой век среди англосаксов, фризов и ирландцев аргументы, подобные аргументам Крессена, выдвигались против введения христианства. Христианские источники изображают язычников сильно озабоченными потерей преемственности и связи с их предками. Их беспокойство усиливало утверждение христиан, что некрещеные неизбежно попадают в ад, даже если у них никогда не было возможности услышать проповедь Евангелия. Как рассказывалось в народной сказке, записанной в девятнадцатом веке, ирландский герой Оисин вернулся после трехсотлетнего пребывания в Другом Мире и не узнал Ирландию. Его отец Финн, лидер «Фианны», банды героев-отступников, и все его друзья и сородичи погибли. Была и позитивная сторона (в каком-то роде). Оисин жил достаточно долго, чтобы встретить святого Патрика, проповедовавшего в то время в Ирландии, и мог бы креститься, если бы он этого пожелал, и таким образом получить спасение. Хотя другие герои ирландских легенд не упустили бы возможность принять крещение от кельтских святых, Оисин наотрез отказался; то, что хорошо для его отца и сородичей, хорошо и для него, и он предпочел провести вечность там, где были они, даже если это был ад. Спешившись, Оисин сразу же ощутил на себе бремя своего истинного возраста, иссох, рухнул на землю и умер.

Тем, кто перешел в христианство из политеистических религий Скандинавии (германские племена и кельты), новая вера дала ответы на важные метафизические вопросы. Христианский историк Беда, писавший в начале восьмого века, описывает реакцию одного из советников короля Эдвина из Нортумбрии на Евангелие, проповедуемое при дворе святым Паулином около 614 года:

Вот как сравню я, о король, земную жизнь человека с тем временем, что неведомо нам. Представь, что в зимнюю пору ты сидишь и пируешь со своими приближенными и советниками; посреди зала в очаге горит огонь, согревая тебя, а снаружи бушуют зимний ветер и вьюга. И вот через зал пролетает воробей, влетая в одну дверь и вылетая в другую. В тот краткий миг, что он внутри, зимняя стужа не властна над ним; но тут же он исчезает с наших глаз, уносясь из стужи в стужу. Такова и жизнь людская, и неведомо нам, что будет и что было прежде. Если новое учение даст нам знание об этом, то нам следует его принять [24] .

Первосвященник короля Коифи с таким энтузиазмом относится к новой доктрине, что тут же призывает к разрушению старых идолов и храмов. Одолжив копье у короля (священникам было запрещено носить оружие) и оседлав жеребца (им нельзя было ездить верхом на конях, лишь на кобылах), Коифи скачет к храму и бросает копье внутрь. Храм был осквернен, идолы опрокинуты, и окрестности были преданы огню. Конечно, мы должны относиться к свидетельству Беды с осторожностью: он пишет как убежденный христианин, который не видит ничего хорошего в языческом прошлом и пренебрегает деталями языческих обычаев и философии. Тем не менее миссионеры, пришедшие в англосаксонскую Англию, встретили на удивление вялое сопротивление. Святой Августин Кентерберийский сначала высадился в Кенте в 597 году; короля легко убедили принять крещение, так как королева Берта уже была христианкой. Миссионеры двигались от двора ко двору, концентрируя свое внимание на короле, королеве и знати, и эта стратегия пользовалась большим успехом. Папа Григорий Великий советовал продвигаться неторопливо, строя церкви в тех же местах, где стояли храмы, постепенно вытесняя старые обычаи, а не подвергая все огню и мечу. Обещание рая, прекрасной загробной жизни каждому, кто уверует и примет крещение, было привлекательным. Железнорожденные верили во что-то вроде водяной Вальхаллы, но неизвестно, могли ли женщины, дети и те, кто умер в постели, а не с мечом в руках, попасть туда, так как право пировать и сражаться в Вальхалле нужно заслужить.

Р’глор обещает защиту от «ночи, которая темна и полна ужасов»; борьба между светом и тьмой окончится лишь тогда, когда снова явится Азор Ахай со своим магическим мечом Светозарным (отсылка к Люциферу, Утренней Звезде и взбунтовавшемуся ангелу, который становится Сатаной в христианской традиции). Светозарный был сделан с особым мастерством; подобно мечу Граму, оружию Сигурда Убийцы Драконов в норвежском эпосе, меч выковывается дважды и дважды разбивается на куски до того, как создается оружие, способное прорубить что угодно. В легенде об Азоре Ахае последнюю закалку меча совершил герой, погрузив его лезвие в грудь своей любимой жены Ниссы-Ниссы. Ее душа таким образом проникла в металлическое лезвие и наделила его сверхъестественной силой, давая возможность Азору Ахаю убивать монстров и, возможно, даже драконов: «Когда Азор Ахай пронзил им брюхо одного чудища, кровь бестии закипела, из пасти повалил дым, глаза вытекли и все тулово вспыхнуло будто факел», – рассказывает Джон стюарду Клидасу (ТД, Джон Х, 165).

Таким образом, человеческая жертва является неотъемлемой частью истории происхождения самого мощного символа мессии, и неудивительно, что на жертвах делается акцент в версии культа Мелисандры. Массовое сожжение тех, кто не преклонил колени перед Владыкой Света или Станнисом, больше напоминает экзекуции средневекового католицизма, нежели ритуалы какой-либо из мировых религий. Катары, чье учение отразилось в культе Р’глора, умирали сотнями на кострах инквизиции; казнь путем сожжения – верный способ избавления от врагов без риска, что их могилы станут объектом паломничества или почитания, – считалась эффективным способом искоренения веры.

Являются ли Азор Ахай и «Принц, который был обещан» (мессия, который появляется в пророчествах на старом валирийском) одним и тем же лицом, еще предстоит узнать. Пророчество о Принце хорошо известно мейстеру Эйемону и важно для самоосознания Таргариенов, но не ясно, считают ли последователи Р’глора, что Азор Ахай будет выходцем из Валирии.

Красные жрецы Бенерро и Мокорро думают, что возвышение Дейенерис и возвращение драконов означают многое, и Мокорро отправляется в Миэрин, чтобы разузнать, может ли Дейенерис быть реинкарнацией Азора Ахая:

Она родилась из дыма и соли, чтобы создать заново этот мир. Она – возрожденный Азор Ахай… после ее победы над тьмой настанет лето, которому не будет конца… сама смерть склонит колено… и все, кто сражался на ее стороне, возродятся (ТД, Тирион VI, 314).

Миф о том, что Принц со своим мечом победит Великого Иного (и, может быть, Иных), возможно, ключевой в эсхатологии Известного мира, но никто, кроме Мелисандры, кажется, особо на это не рассчитывает, так же как на спасение от Белых Ходоков / Иных с наступлением зимы или на то, что что-то может изменить Известный мир.

Как было сказано выше, до конца не ясно, допускает ли какая-нибудь религия в Известном мире существование своих богов за пределами умов верующих. Мы, возможно, согласимся с Эуроном Грейджоем, который не особенно почтительно отзывается о богах: «Лошадиные боги, боги огня, золотые боги с глазами из драгоценных камней, боги, вырезанные из кедра или из горных утесов, незримые боги… Я знаю их всех» (ПС, Железный капитан, 271). Но есть что-то мистическое в трехглазом вороне и в том, что Торосу удается оживить Берика Дондарриона и Бессердечную с помощью силы Р’глора. Единственная надежда Джона Сноу заключается в том, что Мелисандра сможет использовать эту оживляющую силу. Помогает ли Красный Бог лишь тем, кто безоговорочно верит в него? Похоже, что, подобно силам чернокнижников Кварта, возрождение драконов стимулирует энергии, которыми обладает Р’глор. Снег, преграждающий путь к наступлению на Винтерфелл, начинает таять после того, как Станнис приносит свою дочь, Ширен, которую любит больше всего, в жертву Р’глору. Однако из-за человеческого фактора жертва кровожадному богу принесла мало пользы: ужас наемников Станниса при виде того, что он сделал, их отступление вместе с лошадьми к Болтонам и, наконец, реакция Селисы приводят к предсказуемому результату.

Мы можем скептически относиться к Станнису и Красному Богу. Станнис не является, с моей точки зрения (и с его точки зрения тоже), мифическим героем, способным одолеть силы тьмы: только Мелисандра, кажется, уверена в нем, но, возможно, покидая его лагерь перед битвой, чтобы отправиться в Черный замок, она уже изменила свое мнение. Насколько действительно она верит и насколько ей нравится манипулировать Станнисом, Селисой и другими вестеросскими приверженцами культа, остается открытым вопросом; ее рукава и карманы полны порошков и склянок с ядами, которые заставляют людей ей верить, а ее пророчества обычно не сбываются. Одно дело видеть изображения в огне и совершенно другое – понимать их значение (так же, как и сны, о которых пойдет речь в следующей главе), что Мелисандра обнаруживает не один раз. Вспомним рассуждения Тириона: «Пророчество похоже на злобного мула ‹…› Доверишься ему, тут оно тебя и лягнет» (ТД, Тирион VIII, 60).

Таким образом, в Волантисе проводятся выборы, растет недовольство рабов, с запада доходят воодушевляющие слухи о намерении Дейенерис отменить рабство, угрожающем интересам этого торгового города, наблюдается новый всплеск религии Красного Бога, проповедуемой на площадях города. Все это сулит, вопреки сомнениям Тириона, большие неприятности. В городе стоит странный запах: «И этот запах, висящий в жарком и влажном воздухе. В нем переплелись цветы, рыба и вроде бы слоновий навоз. Ароматы сладости, земли, мертвечины и гнили» (ТД, Тирион VI, 386). Пора попрощаться с городом, покинуть бушующий океан южного побережья Эссоса, запрячь лошадей и отправиться в другое море – травяное море дотракийцев.

Дейенерис Бурерожденная. Автор – Давид Дебуа