Голливуд против борцов за цифровую свободу

Адвокаты, бизнесмены и инженеры заняли свои обычные места за столом в тесном конференц-зале «Хилтон» в аэропорту Бербанка. Межотраслевой форум, позднее превратившийся в DVD Copy Control Association [Ассоциацию по контролю за копированием DVD], был создан горсткой людей, действовавших в интересах голливудских студий и производителей потребительской электроники.

За несколько месяцев до этого, в 1996 году, на заре эры DVD три группы вели долгие споры, прежде чем разрешить просмотр голливудских фильмов на персональных компьютерах, а не только на DVD-плейерах. Вслед за этим студии попытались ввести во всем мире систему «регионального кодирования». Подобно тому, как союзники поделили Европу и Ближний Восток на зоны влияния, голливудские магнаты поделили мир на шесть основных регионов. Для сохранения системы управления датами выхода фильмов в зарубежных странах студии сочли необходимым предусмотреть, чтобы DVD, проданный в США (1-й регион), не мог проигрываться в Великобритании (2-й регион), Бразилии (4-й) или Индии (5-й).

Но Голливуд не устроило то обстоятельство, что региональное кодирование можно обойти. Некоторые кинолюбители в Париже, Лондоне и Риме начали покупать новенькие DVD-плейеры и перенастраивать их для проигрывания видео, относящегося к первому региону. Таким образом они могли покупать и смотреть американские DVD задолго до того, как на рынке появлялись региональные версии тех же фильмов. Проблем добавили ПК и ноутбуки. Кинолюбители могли во время поездки в Нью-Йорк купить DVD с фильмом и посмотреть его прежде, чем фильм выходил в прокат в их стране, просто указав нужный регион. Что же делать? Как остановить нарушителей?

Слово взял представитель Universal Studio. Он предложил простую идею: поместить GPS-чип в каждый DVD-плейер и компьютер, на котором в момент продажи установлен DVD-привод. Это позволило бы Голливуду установить местонахождение любого пользователя DVD-плейера и ниспослать свои правила с небес.

Джеймс М. Бергер, адвокат из Вашингтона, представляющий хай-тек, в красках описал реакцию людей по другую сторону стола, занимающихся созданием компьютеров и другой электроники, на предложение установить в миллионы машин устройства для слежки в духе Джеймса Бонда:

– Мы в изумлении переглянулись.

– Вас беспокоила проблема вмешательства в частную жизнь? – спросил я его.

– О, нет. Из-за дополнительных затрат. Знаете, сколько в то время стоили GPS-чипы?

Было решено использовать более дешевую и менее навязчивую систему: пользователь имел возможность несколько раз изменять регион на своем компьютере, прежде чем эта возможность полностью отключалась. (Сейчас члены Ассоциации посмеиваются над этой старой идеей, говоря, что во время заседаний всплывало множество сумасшедших предложений.)

Голливуд всегда имел склонность к драматизму и империализму. Бергер рассказывает о проходившем в Вашингтоне судебном слушании, демонстрирующем непонимание между Голливудом и хай-тек: «Директор одной из студий встал и сказал: „Люди платят за привилегию смотреть фильмы“. Вы можете себе представить директора компании, собирающей компьютеры, который говорит: „Люди платят за привилегию использовать наши машины“? Его бы побили палками. Иногда Голливуд бывает крайне высокомерным».

Самое заметное различие, наверное, – это различие в отношении индустрий к переменам. «Мы любим технологические прорывы», – говорит вице-президент Intel Дональд С. Уайтсайд. «Единственная константа в Кремниевой долине – это перемены, – добавляет Джо Краус, один из создателей поисковой системы Excite. – Голливуд никогда не стремился к переменам и делал все, чтобы избежать их».

Последние несколько лет пресса говорила о конфликте между Голливудом и Кремниевой долиной как о битве с пиратством в Интернете. Однако основная проблема – это вовсе не пиратство. Студии в первую очередь заинтересованы в защите своей новенькой блестящей DVD-империи. Голливудская бизнес-модель навязывает использование двух технологий: шифрования (или контроля копирования), которое защищает от копирования, и регионального кодирования, которое обеспечивает последовательный выход фильмов в разных странах. Если контроль копирования и может как-то помешать пиратству, то региональное кодирование ни в коей мере не препятствует распространению фильмов в Интернете. Напротив, региональное кодирование запускает процесс перехода фильмов из кинотеатров на домашние экраны, pay-per-view, видео по запросу, кабельное телевидение и цифровое телевидение во всех странах. Многих европейцев возмущает, что им приходится ждать несколько месяцев с момента выхода голливудского фильма на DVD в США, прежде чем он появится в их стране. Тридцатилетний французский программист NIL, живущий в Ирландии, поддерживает сайт Pioneer Region Free DVD Firmware, где помогает людям, желающим обойти региональное кодирование на своих DVD-плейерах. (В Google вы найдете сотни подобных сайтов, а на еBay – сотни DVD-плейеров, не привязанных к конкретному региону.) «Как француз, – говорит он, – я считаю, что не помешала бы революция, которая разрушит весь этот монолитный бизнес».

Споры вокруг пиратства в Интернете – сюжет для более масштабной драмы. Это битва за то, как мы можем использовать и распространять цифровой контент. Мы видим негативную реакцию медиа-гигантов, стремящихся контролировать всех пользователей своих продуктов даже ценой нарушения традиционных гражданских прав, на увеличение числа людей, создающих собственный медиа-контент и принимающих участие в культурной жизни.

В этом конфликте СМИ слишком редко задавали неудобные вопросы. Подействует ли новая волна ограничений, которым подвергнуты законопослушные американцы, (описанная в следующих главах) на настоящих пиратов? Стоит ли овчинка выделки? Сможет ли цифровая культура развиваться, или для предотвращения пиратства на все электронные устройства будут повешены замки, исключающие изменение контента для личного пользования?

Тянущейся уже несколько лет борьбе за верный баланс между свободой и запретами в цифровую эру не видно конца. Пока Голливуд и технологическая индустрия откладывают решение проблемы, индустрия потребительской электроники, оцениваемая в сотню миллиардов долларов, остается на обочине. Считается, что производители электроники, за исключением нескольких отступников, типа Philips Electronics (головной офис в Нидерландах), Archos (Франция), Pinnacle (Германия), и стартапов, вроде бывшего Diamond Multimedia и Sonicblue, подчиняются крупным компаниям индустрии развлечений. На то есть причины: люди покупают DVD-плейеры или широкоэкранные телевизоры только для того, чтобы смотреть на них сногсшибательное видео.

Гиганты технологической индустрии, в десять раз превосходящие по размерам Голливуд, в свою очередь, не так восприимчивы к просьбам и лести индустрии развлечений. В результате на закрытых форумах, где создавались проекты «цифрового дома», представители хай-тек проявили себя как лучшие друзья конечных пользователей. «Мы не просто даем людям ключи от Голливуда – мы ведем переговоры о соблюдении прав потребителей», – говорит Стивен Балог, менеджер Intel по развитию бизнеса, представлявший на упомянутой выше встрече индустрию ИТ.

Однако хай-тек становится все менее надежным защитником потребителей. Это происходит по трем причинам. Во-первых, все осложняет растущая консолидация с медиа-компаниями. К примеру, будучи компанией – производителем электроники, Sony заботилась только о том, чтобы создавать высококлассные устройства. Однако теперь, когда Sony владеет крупнейшей киностудией и студией звукозаписи, компания, как правило, предпочитает заботиться о защите авторских прав на контент больше, чем о впечатлениях своих клиентов.

Во-вторых, конгресс США объявил, что всерьез задумается о введении законодательных ограничений, если индустрия высоких технологий не обратит внимание на проблемы медиа-компаний с цифровым пиратством. Под нажимом правительства и страхом судебной тяжбы компьютерные компании присоединились к инициативе Trusted Computing, направленной в том числе и на запрет копирования и изменения медиа-контента.

В-третьих, производители компьютеров, увидев замедление темпов своего роста, начали завоевывать сферу домашних развлечений, попав в зависимость от крупных развлекательных проектов. В 2003 году Hewlett-Packard выпустила 158 различных продуктов, начиная от видеокамер и заканчивая гаджетами для перекодирования VHS в DVD. Gateway сделала ставку на электронику, занявшись производством телевизоров с плазменным экраном, DVD-плейеров, видеокамер и других атрибутов цифрового дома. Dell начала выпускать широкоэкранные цифровые телевизоры. Microsoft продает цифровые PC-совместимые телевизоры и домашние медиа-центры. Apple продает самый популярный в мире музыкальный плейер iPod и соответствующее программное обеспечение: iTunes, iMovie, iPhoto, предназначенные в основном для создания медиа-продуктов и управления ими. Даже мобильный гигант Nokia расширил границы своей деятельности, начав производство мобильных телефонов, которые позволяют отправлять электронную почту, делать фотографии и на которых можно играть в игры.

Этот процесс носит неуклюжее название «конвергенция».

Если вы любите мучить своих детей историями о «добрых старых временах», однажды вы сможете рассказать им о том, что когда-то разный медиа-контент существовал на разных носителях. Телешоу можно было увидеть только по телевизору. Музыку проигрывали стереосистемы и радио. Голливудские фильмы шли только на киноэкранах. Домашние фильмы смотрели на проекционных экранах, если вообще смотрели. Компьютеры были предназначены для работы. Фотографии хранились в фотоальбомах и коробках из-под обуви.

Благодаря конвергенции, страшному и модному словечку девяностых годов, которое наконец нашло отражение в реальности, эта ситуация меняется. Поскольку медиа-контент превращается в последовательность нулей и единиц, то телешоу выходят на цифровых носителях, десять тысяч песен легко помещаются в нагрудный карман, а устройства, необходимые для воспроизведения контента, все больше напоминают персональные компьютеры, оснащенные микросхемами, жесткими дисками и доступом в Сеть.

О чем говорят эти изменения? Если вы зададите этот вопрос представителю технологической индустрии, он ответит, что конвергенция позволяет разным штуковинам в наших домах общаться друг с другом, возможно под руководством всесильного «черного ящика», который высокотехнологичные компании создадут для вашей гостиной.

Если вы спросите представителя крупной медиа-компании, то услышите, что конвергенция означает «сотрудничество» медиа-корпораций и распространение «контента» из нескольких источников. О клиентах обычно не вспоминают, а если и вспоминают, то лишь как о «птенцах с открытыми клювами, готовых проглотить все, что скормят крупные медиа-компании», как выразился один из участников Саммита цифровых медиа-2004 в Нью-Йорке.

Однако конвергенция – это не только «черные ящики», новые игрушки, объединение технологий и шоу-бизнес. Подлинная конвергенция разрушает одностороннюю архитектуру «вертикальных» медиа-компаний. С возникновением новых способов объединения видов медиа-контента потребители становятся создателями, которые хотят больше возможностей для взаимодействия с медиа-контентом, многократно использовать и изменять его по собственному усмотрению. Новые технологии меняют баланс сил между медиа-компаниями и их клиентами: теперь компьютер – это не просто устройство для воспроизведения музыки и фильмов, но и фотолаборатория, маленькая киностудия и звукозаписывающая студия.

Подлинная конвергенция появляется тогда, когда люди создают собственный контент или копируют и на свой вкус изменяют коммерческий контент. Осмысленная конвергенция подразумевает участие пользователя.

«Когда виды медиа пересекаются, общество начинает накапливать, комментировать, видоизменять и распространять контент. Любое из этих действий разрешено потребителям, – говорит Генри Дженкинс из МТИ. – Мы наблюдаем ожесточенную борьбу между потребителями и корпорациями, которые сопротивляются переменам. Пока что корпорации ведут в счете. Однако им практически не удалось набрать очков на принуждении потребителей вести себя так же, как это было до появления видеомагнитофона, ксерокса, Интернета и TiVo».

Медиа-компании и их сторонники из индустрии хай-тек смотрят на это иначе.

На прошедшем в 2004 году в Лас-Вегасе Consumer Electronics Show генеральный директор Hewlett-Packard Карли Фиорина (годом позже она была уволена с этого поста) выступила с речью, в которой изложила свою версию цифровой революции, открывающей эпоху, в которую любой из нас может стать создателем цифровой фотографии, фильмов и музыки. «Отныне мы все – цифровые революционеры», – объявила она. Она добавила, что в новую эру мы будем полагаться на те технологии, которые знакомы нам и интуитивно понятны, которые работают, где, когда и как мы захотим.

Но ее последующая яростная атака на цифровое пиратство удивила многих: «То, что мы можем воровать музыку, не означает, что мы должны это делать. То, что мы можем бесплатно воспользоваться чужой интеллектуальной собственностью, не означает, что мы должны ей пользоваться. То, что мы можем все это сделать и не попасться, не означает, что это легально. Это незаконно, это нечестно, и мы как технологическая компания сделаем все, чтобы помочь с этим справиться».

Фиорина подняла в воздух гладенький iPod, продажей которого вскоре занялась HP, и заверила управляющих медиа-корпорациями Лос-Анджелеса и Нью-Йорка, что ее компания намерена незамедлительно перевести свой рынок, оценивающийся в 57 миллиардов долларов, на сторону шоу-бизнеса: «С этого года HP будет стремиться, чтобы каждое собранное потребительское устройство способствовало соблюдению авторских прав. В сущности, мы уже придерживаемся этого курса, создавая такие продукты, как DVD Movie Writer, который обеспечивает защиту цифровых прав. Например, если потребитель попытается копировать защищенную VHS-кассету, DVD Movie Writer не позволит сделать этого и выдаст сообщение: „Копируемые материалы защищены авторскими правами. Копирование запрещено“. Очень скоро эта технология будет использоваться во всех наших продуктах».

Нет никаких сомнений в том, чьи «цифровые права» собирается защищать HP – она будет защищать права ограничивающих действия пользователей медиа-гигантов. Что же касается «предоставления власти» «цифровым революционерам», HP позволит копировать, вставлять, заимствовать и распространять только те материалы, которые не защищены авторским правом. Если ты с этим не согласен, ты пират.

В вопросах общественной политики в цифровую эру хай-тек-индустрия разделилась на несколько лагерей. Некоторые производители аппаратного обеспечения, например Intel, выступают против закона, согласно которому «взлом цифровых замков» считается преступлением независимо от обстоятельств. В качестве amicus curiae Intel направила в апелляционный суд записку в защиту Эрика Элдреда, а в 2004 году смело боролась против анти-инновационного акта INDUCE. Помимо прочего, Intel устроила Саммит по цифровым правам [Digital Rights Summit], чтобы обратить внимание на угрозу, которая нависла над инновациями.

Уайтсайд, представитель Intel в Вашингтоне, так оценивает масштабы борьбы за цифровые технологии: «Возможность клиентов настраивать собственные плей-листы, снимать видеоролики и создавать контент встречает огромное сопротивление индустрии развлечений, поскольку это усложняет функционирование их бизнес-модели, основанной на продаже „коробочного“ контента. Так что нам предстоит долгая и беспощадная битва».

Однако некоторые компании, особенно разработчики программного обеспечения, поддерживают запретительную политику Голливуда. Многие компании поддерживают направленные против инноваций законы, такие как Акт о защите авторских прав в цифровом тысячелетии [Digital Millennium Copyright Act, DMCA], а также правительственные постановления и промышленные стандарты, ограничивающие использование частными лицами цифрового медиа-контента. Другие с удовольствием создают «цифровые замки» в интересах индустрии развлечений. (Президент News Corp. Питер Чернин призвал присутствовавших на выставке Comdex-2002: «Присоединяйтесь к разработкам „водяных знаков“ и программ для шифрования!»)

Если нельзя рассчитывать на то, что индустрия хай-тек защитит интересы общества, все чаще стремящегося копировать, микшировать и записывать на различные носители культурные произведения, кому остается доверять? Движению за свободную культуру.

Пока оформляются линии разлома, созданные новыми технологиями, Голливуд и авангард цифровых энтузиастов затеяли противостояние, достойное вестерна «Ровно в полдень». Противоборствующие стороны представлены двумя лидерами: Джеком Валенти и Лоуренсом Лессигом.

Карьера Валенти стала притчей во языцех. Во время Второй мировой войны он служил лейтенантом военно-воздушных сил и совершил 51 вылет на бомбардировщике B-52 в Италии. 22 ноября 1963 года в Далласе он был в автоколонне, сопровождавшей Кеннеди, и, как он сам говорит, «видел тот день, когда был убит молодой отважный президент». На знаменитой фотографии, где Линдон Джонсон принимает присягу на борту Air Force One в присутствии оцепеневшей Жаклин Кеннеди, Валенти стоит слева.

В мае 1966 года Валенти оставил государственную службу, чтобы стать главой группы киностудий, известной как Американская ассоциация кино [Motion Picture Association of America, MPAA]. Во время своего выдающегося тридцативосьмилетнего пребывания на посту Валенти стал легендой лоббизма. Хотя в середине 2004 года Валенти сложил с себя часть полномочий, уступив место своему преемнику, Дэну Гликману, MPAA остается «домом, который построил Джек». Настоящий завсегдатай Вашингтона, Валенти превратил MPAA в одну из самых влиятельных лоббистских групп американской столицы. Индустрия развлечений выделяет на выборы кандидатов в Конгресс около 25 миллионов долларов, не считая пригласительных билетов, которые позволяют тем, кто живет внутри Вашингтонской кольцевой автодороги, тусоваться с голливудскими звездами.

Студии контролируют и направляют политику MPAA. После того как в сентябре 2004 года Sony приобрела MGM, все крупнейшие голливудские студии стали частью конгломерата, владеющего телесетями, радиостанциями, студиями звукозаписи и прочими дочерними компаниями. (Говоря о Голливуде, я подразумеваю все виды его деятельности, а не только кинематограф. Важно понимать, что Голливуд неоднороден. В «новом» есть множество дальновидных людей и фирм, принимающих инновации и цифровую культуру. Голливуд, упоминающийся в подзаголовке этой книги, – это «старый», сопротивляющийся изменениям Голливуд, который рассматривает новые технологии и новых игроков как угрозу своему бизнесу.)

Все студии – члены MPAA имеют голос в формировании политики, но некоторые из них особенно громко высказывают свое мнение, когда речь заходит о вопросах копирайта и пиратства. «Я не сразу понял, что MPAA отстаивает точку зрения своих самых непримиримых членов», – говорит Балог из Intel. Можно с довольно большой точностью предсказать, как поведут себя крупнейшие студии: Disney и Twentieth Century Fox займут самые жесткие позиции, за ними последуют Universal, MGM и Paramount, а Sony и Warner Bros. проявят большую гибкость.

В 1997–1998 годах MPAA, можно сказать, завоевала сразу три места в турнире, добившись от Конгресса принятия трех законов. Согласно акту «Нет электронному воровству» [No Electronic Theft Act], человек может быть приговорен в общей сложности к трем годам тюрьмы и штрафу в размере 250 000 долларов за воспроизведение или распространение в Сети работ, охраняемых авторским правом. Акт Сонни Боно об увеличении срока действия авторских прав (Sonny Bono Copyright Term Extension Act) продлил срок действия авторских прав на 20 лет. А закон DMCA объявил нелегальной любую попытку обойти защиту от копирования, установленную на электронных устройствах. DMCA и Акт Сонни Боно, вызвавшие много нареканий со стороны компьютерной элиты, дали толчок к созданию движения за свободную культуру.

Многие американцы запомнили Валенти по его появлениям практически на каждом вручении наград Киноакадемии в течение трех десятилетий. Его самое известное достижение – это, скорее всего, система рейтингов фильмов (G, PG, PG-13, R, NC-17), которая введена в 1968 году и постоянно пересматривается. Менее известное его достижение – в 1990-м он помог разработать систему телевизионных рейтингов, использующуюся технологией V-chip.

Восьмидесятитрехлетний седой техасец с нависшими бровями и высохшим телом все еще держит в своих руках власть. 24 февраля 2003 года он выступил в Университете Дьюка, где представил свой «моральный императив» оппозиции: университетскому сообществу. Подтянутый, уверенный и немного высокомерный, он призвал студентов сложить оружие пиратства и вернуться к «старым ценностям… понятиям долга, службы, чести, честности, сострадания, гордости, сочувствия и жертвенности». В своей сладкой речи он сказал, что «не до конца познанная магия нулей и единиц» стала причиной «столкновения ценностей». (Валенти сам пишет свои речи, поскольку никто другой не смог бы сделать этого за него.)

Через несколько месяцев он скажет мне, что за год выступил перед тридцатью пятью сотнями студентов из восьми университетов. «Мне кажется, молодые люди не до конца понимают, что кому принадлежит и почему, – говорит он своим обычным звучным баритоном. – Они убедили себя, что не могут повредить киностудии, нелегально скачав один из ее фильмов. Но они не понимают, что 10 миллионов людей поступают так же».

Похоже, Валенти, с его естественным добродушием и южным обаянием, нравится спорить со студентами на тему цифрового пиратства: «Когда я спрашиваю их, кто из них считает, что их действия нечестны с точки зрения морали и закона, большинство поднимает руки. Однако они оправдывают себя тем, что, быть может, это и воровство, но так поступают все, а ходить в кинотеатр бывает не по карману». Он больше преуспел в убеждении университетского руководства. По распоряжению MPAA во многих колледжах были введены правила, предусматривающие наказание для студентов, скачивающих из Сети или обменивающихся материалами, охраняемыми авторским правом.

Однако голливудская антипиратская доктрина терпит неудачу. В 1996 году, когда Голливуд и производители потребительской электроники направили в Вашингтон проект, который они хотели внести в федеральное законодательство, произошло первое крупное столкновение цифровой эпохи. Помимо прочего, в документе содержалось требование, чтобы компьютер сканировал на наличие кода, запрещающего копирование, все попадающие на него файлы: электронную почту, текстовые документы, фильмы и музыкальные композиции.

Рет Доусон, президент Вашингтонской торговой ассоциации, представляющей ИТ-индустрию, заявил в интервью National Journal, что данное предложение «безумно», поскольку его реализация замедлит работу компьютера более чем на 50 %, ничего не давая пользователю взамен и не способствуя достижению целей Голливуда.

В 1998 году компании индустрии развлечений получили от Конгресса практически все, что хотели, добившись принятия DMCA и увеличения срока действия авторских прав на 20 лет. Но в 2002 году Голливуду понадобились новые изменения законодательства, и он во всеоружии подготовился к слушаниям в Конгрессе. Глава Disney обвинил хай-тек-компании в пропаганде стиля rip-mix-burn, являющегося разновидностью пиратства. Глава Time Warner Ричард Парсонс и президент News Corp. Питер Чернин в самых мрачных красках расписали угрозу цифрового пиратства и обратились к Конгрессу с просьбой обязать технологические компании защищать медиа-контент от воровства. Конгресс не стал принимать решение немедленно, но уже в конце 2003 года Голливуд убедил Федеральную комиссию по связи принять постановление, предписывающее, как именно люди могут принимать и смотреть шоу с использованием цифрового телевидения. Но и этого было мало. Валенти огорчен тем, что компьютеры позволяют копировать и передавать охраняемые авторским правом материалы, «не имея чувствительного механизма, который мог бы остановить пиратство». И все же ему греет душу Trusted Computing – инициатива модернизации ПК, выдвинутая Microsoft и ее сторонниками.

Хотя иногда кажется, что директора голливудских студий не прочь заполучить что-нибудь вроде Трансмукера, устройства из фильма «Дети шпионов», отключающее все устройства на планете, Голливуд за свою историю много раз приспосабливался к новым технологиям. Disney, чьим основным доходом до сих пор остается продажа классических мультфильмов, был одной из первых студий, выпустивших фильмы для просмотра по спутниковому телевидению. Disney – в сотрудничестве с Pixar – стал пионером компьютерной анимации. В Интернете Disney открыл ToonTown, первый виртуальный мир для детей. Студия также ищет новые способы распространения фильмов в цифровом виде.

Сам Валенти тоже не технофоб. У него даже есть TiVo, позволяющее ему записывать передачи на жесткий диск. Однако он считает, что возможные действия зрителей с фильмами и телешоу должны быть ограничены. Для достижения этих целей MPAA работает с дюжиной ИТ-компаний, включая Microsoft и IBM, а также специалистами по компьютерным наукам из МТИ и Калтеха, «чтобы найти ту броню, которая так необходима нашим фильмам… Технологии породили эту проблему, технологии ее и решат».

В своих бессистемных агрессивных выступлениях перед Конгрессом Валенти часто прибегает к грубой риторике, например, отождествляя пиратство с «терроризмом». (Мой собственный сенатор Дайана Файнштейн встала на сторону Голливуда, назвав файлообменные сети чудовищной угрозой для безопасности нации.) Валенти также стремится заклеймить все пиринговые сети как рассадник пиратства и порнографии. Неудивительно, что его недолюбливают во многих уголках киберпространства. Но разве его это волнует?

«Я не в восторге от этого, но я знаю, что все делаю правильно, – говорит он. – Я верю в перемены. Они характерны для любой индустрии, в частности для кинобизнеса. Я одобряю перемены, но собираюсь сделать все возможное, чтобы пиратство не разрушило наше будущее».

А на другом континенте Лоуренс Лессиг открывает дверь своего кабинета в Стэнфордском университете. Позади него на письменном столе пошатываются груды папок, наваленных рядом с «Макинтошем», на котором он написал свои книги «Код» [Code], «Будущее идей» [The Future of Ideas] и «Свободная культура» [Free Culture], посвященные угрозам свободе и творчеству в цифровую эру.

Исполин сетевого права одет в голубой кардиган, светло-желтую рубашку с расстегнутым воротничком и черные джинсы. На его маленьком розовом лице очки в тонкой оправе. Когда он говорит с характерными размеренными и мягкими интонациями, легко представляешь себе рой карикатуристов, которые будут бороться за право запечатлеть мощь и величие его выдающегося лба, когда проблема, о которой он говорит, достигнет слуха общественности.

В этот день, спустя две недели после сокрушительного поражения на суде по самому важному делу в его блестящей карьере (Элдред против Эшкрофта), сорокачетырехлетний профессор права кажется подавленным. Лессиг вложил душу в дело Эрика Элдреда, бывшего программиста из Нью-Хэмпшира, создавшего веб-сайт, на котором были выложены общедоступные литературные работы. На сайт Элдреда в поисках произведений Натаниэля Готорна, Энтони Троллопа и других писателей ежедневно заходило более трех тысяч студентов со всего мира. Элдред был доволен таким положением дел и начал выкладывать работы, впервые опубликованные в 1920-е годы: рассказы Эрнеста Хемингуэя, Ринга Ларднера и Вирджинии Вульф, фильмы «Великий Гетсби», «Мальтийский сокол», «Певец джаза» и «Плавучий театр», песни Джорджа Гершвина и Ирвинга Берлина, книги доктора Суса, стихи Роберта Фроста и ранние статьи из журналов Reader's Digest, Time и The New Yorker. Многие, вслед за Элдредом, планировали опубликовать или использовать в своих работах эти источники.

Возможно, это вас удивит, но, опубликовав полдюжины своих любимых стихов Фроста и текстов песен Гершвина на веб-сайте, вы нарушаете закон об авторском праве. Вы не можете написать продолжения рассказа Хемингуэя, не получив разрешения от его наследников. Вы не можете использовать сэмплы из песен отца стиля кантри Джимми Роджерса, уже 71 год как покойного, не заплатив BMG/RCA. Вы не сможете изменить мир постановкой написанного в 1927 году мюзикла «Плавучий театр» в местном театре, не получив разрешения от обладателя авторских прав. Вы не можете организовать выставку, посвященную Великой депрессии или миграции оклахомцев, не обратившись за разрешением к владельцам фотографий, видео- и аудиозаписей, которые хотите использовать. Для сравнения: любой из нас может свободно использовать образ Санта Клауса, созданный в конце XIX века карикатуристом Томасом Настом, только потому, что веселый старик стал общественным достоянием.

До недавних пор действие авторских прав прекращалось через 50 лет после смерти автора (или через 75 лет, в случае если права принадлежат компании). В этом смысле работа стала общественным достоянием. Когда работа попадала в «свободную от адвокатов» зону, кто угодно мог использовать, преобразовывать, обновлять и распространять ее. Но в 1998 году вмешался Конгресс, удовлетворивший интересы крупных медиа-компаний, продлив срок действия авторских прав еще на 20 лет. Акт Сонни Боно отложил ожидаемую дату перехода в статус общественного достояния четырехсот тысяч книг, фильмов и песен до 2019 года (если только Конгресс вновь не изменит законодательство, как он уже поступал одиннадцать раз за последние сорок лет). В январе 2003 года Верховный суд высказал сомнение в разумности Акта, однако оставил в силе решение Конгресса.

После оглашения решения суда New York Times написала: «Возможно, решение суда и имеет смысл с точки зрения конституции, но не с точки зрения общества… Разумеется, авторы заслуживают права владеть своими работами, так же как и корпорации. Но и общественность имеет такие же права на окончание действия авторских прав и переход работ в статус общественного достояния, когда они смогут использоваться без выплаты отчислений. В сущности, решение Верховного суда допускает возможность того, что мы наблюдаем начало конца общественного достояния и рождение вечного копирайта».

Лессиг вспоминает о решении суда: «Один лоббист сказал мне: „Ты ведь понимаешь, Ларри, что у вас ничего нет, кроме идеалов и принципов. А в руках ваших противников все деньги мира. Ты можешь вспомнить хоть один случай, когда идеалы и принципы побеждали все деньги мира?“».

И все же Лессиг продолжает бороться. Он не оставил убеждения, что копирайт слишком далеко ушел от своих корней. У его создателей не было и мысли делать из него право на вечное владение – копирайт рассматривался как способ стимулировать творчество на благо общества. В самой конституции черным по белому написано: чтобы «содействовать развитию науки и полезных ремесел», Конгресс может предоставлять авторские права «на определенный срок».

В последнее время, отстаивая интересы отдельных групп, Конгресс извратил этот аккуратный баланс. Хотя многие люди думают, что копирайт непременно стимулирует творчество, Лессиг утверждает, что его избыток не поощряет инновации, а используется медиа-корпорациями, чтобы присваивать идеи и сдерживать творчество. Голливуд пытается превратить нас в «культуру разрешений», подавляя эксперименты и новые бизнес-модели, говорит он.

Чтобы увидеть пример культуры «под замком», совсем не обязательно вспоминать 1920-е годы. Битвы в войне за цифровые права ведутся не за прошлое, а за будущее. Совсем недавно начался бой за доступ к современным работам.

Как смогут миллионы людей в цифровой век ссылаться на чужие работы, адаптировать, заимствовать, сэмплировать и по-новому интерпретировать достижения массовой культуры? Что остается пользователям, если медиа-компании борются с нелегальным использованием своей собственности: с проигрыванием песен и фильмов на компьютере, копированием цифровых файлов и даже с публикацией кадра из фильма с комментариями на веб-сайте? Каковы правила боя в цифровом мире?

Лессиг внимательно изучал этот вопрос с того дня, как ему впервые довелось наблюдать столкновение закона с технологиями Интернета. «Правосудие все перевирает – у некоторых юристов совесть нечиста. Когда-нибудь мы будем с недоумением вспоминать об этих примитивных взглядах, позволивших суду ограничивать свободу слова и творчества».

Удивительный профессор права не только выпустил несколько книг об Интернете и правоприменении в киберпространстве, но также организовал в Стэнфорде Центр Интернета и общества (Center for Internet and Society), семинар по правоведению и исследовательский центр, где обсуждались судебные процессы, связанные с цифровыми свободами, а также был одним из основателей организации Creative Commons, которая помогает творческим людям гибко управлять их цифровыми правами. Путь Лессига, сына владельца металлургической компании в Уильямспорте, штат Пенсильвания, как апологета цифровых свобод не был прямым. В 1980 году, за три года до окончания Тринити-колледжа (Кембридж), учеба в котором изменила его взгляды, он принимал участие в Национальном съезде республиканцев – себя в тот период он описывает как «умалишенного правого». Дальше была нелегкая работа в качестве единственного либерального секретаря верховного судьи Антонина Скалиа, затем он преподавал в Йельском, Чикагском и Гарвардском университетах, пока не переехал с женой на Запад.

Его послание просто: «широковещательная» культура по своей природе ограничена, в то время как цифровые инструменты позволяют людям создавать собственную культуру – если только на их пути не стоит закон.

«Мы живем в мире, где существует миллион способов использовать результаты творчества других людей, не сталкиваясь с законом об авторском праве, – говорит он. – Вы можете прочесть книгу, продать или подарить ее, но это даже не будет добросовестным использованием – эти действия не регулируются законом, на них не распространяется закон об авторском праве, так как они не подразумевают копирования. Однако все, что вы делаете с книгой в Интернете, влечет за собой копирование. На что закон прямо и формально отвечает: „Ага, тут действует закон об авторском праве“. А это значит, что необыкновенно большое число обыкновенных творческих занятий оказывается под гнетом закона. Нам предстоит решить, как будет регулироваться это творческое пространство. Будет ли оно регламентироваться и ограничиваться законом об авторском праве, или же к нему будет применяться более умеренный закон, защищающий коммерческую прибыль и в то же время предоставляющий достаточно возможностей для творческого использования?»

Лессиг, сделавший пессимизм своим фирменным знаком, боится, что годзиллы от медиа растопчут Интернет и поможет им в этом сочетание скверных законов с защитой от копирования. Он, как никто другой, понимает, что в тот момент, когда медиа-компании надевают на свою продукцию цифровую броню или, что еще хуже, пытаются превратить Интернет в канал для распространения развлекательного контента, правила становятся частным правом.

Лессиг говорит, что одной из проблем является информирование Конгресса о таком положении дел. «Не имея непосредственного отношения ко всему этому, Конгресс легко покупается на заявления, что речь идет о краже интеллектуальной собственности, а ведь речь совсем не об этом. Мы – культура „копипейста“. Вопрос в том, должно это считаться предположительно законным или нет. Сейчас это считается предположительно незаконным, что не имеет смысла. „Копипейст“ жизненно необходим для творчества, и он должен стать предположительно законным действием. Однако люди, не работавшие с цифровыми инструментами, понятия не имеют, о чем мы с вами говорим».

Голливуд и студии звукозаписи, считает Лессиг, продолжают относиться к потребителям цифрового контента как к лентяям. Вместо того чтобы позволить людям заимствовать элементы своих работ и использовать их идеи, компании индустрии развлечений до сих пор делают ставку на односторонние способы распространения информации, «упакованной в коробку, которая не позволяет вам достать часть содержимого и смешать ее с чем-нибудь еще».

Лессиг опасается, что подобные цифровые упаковки и системы контроля копирования «в ближайшие пять лет сделают недоступным огромный пласт нашей культуры». Мы не сможем взять с полки Библию Гутенберга, открыть ее и заглянуть внутрь. Вместо этого, «открыв ее, мы увидим кучу мусора, потому что наша лицензия истекла, компания, разработавшая для нее систему шифрования, больше не существует, а программное обеспечение устарело». Совсем недавно Лессиг попытался восстановить некоторые файлы, созданные им в 1990 году. Однако файлы были зашифрованы. Компания, создавшая систему защиты от копирования, закрылась. Он не мог получить доступ к собственным файлам. «Можно с уверенностью сказать, что огромное количество контента погибнет такой же смертью. Использовать шифрование – в данном случае – то же самое, что жечь библиотеки».

Следующие несколько лет мы будем наблюдать значительный рост использования личных медиа, связанный с тем, что все больше людей попробуют использовать цифровые инструменты для творчества. Забавно будет наблюдать за погружением шестнадцатилетнего старшеклассника в оруэлловский кошмар, спровоцированный использованием нескольких кадров из фильма «1984», размышляет Лессиг. «Этот творческий опыт должен быть так же доступен, как добавление звукового сопровождения к домашнему видео на „Маке“».

И все же подобное заимствование может быть незаконным. У Лессига руки чешутся устроить выставку, на которой обычные семьи смогут увидеть все великолепие новых технологий rip-mix-burn в присутствии пары защитников интеллектуальной собственности.

«Когда дети станут показывать созданные своими руками фильмы, адвокаты вмешаются и скажут: „Это нарушение: это, это и это“. В какой-то момент родители и другие зрители не выдержат: „Это возмутительно! В чем здесь преступление?“»

Он замолкает и смотрит из окна своего кабинета на кружащийся во дворе вихрь листьев: «Пока обычные люди, все общество, а не только интеллектуалы, ученые и 5 % населения не поймут, что это безумие, мы не сможем выиграть битву».

Месяц спустя я столкнулся с Лессигом на десятой ежегодной конференции South by Southwest Interactive Conference, проходящей в городе Остин, штат Техас. Во время основного доклада Лессиг изумил публику своей презентацией, сделанной в программе Power Point. Экран заполняет увеличивающееся в размерах лицо Джека Валенти, при виде которого зрители начинают свистеть и улюлюкать. Пародируя «моральный императив» Валенти, Лессиг торжественно произносит слова, появляющиеся на экране: долг, честь, честность, сострадание.

Дискуссией об авторских правах и пиратстве завладели экстремисты, сообщает он зачарованной аудитории. «Большинство», говорит Лессиг, уверено, что их права нуждаются в прочнейшей защите. (В этот момент Валенти вновь выплывает на экран.) «Большинство» хочет, чтобы Интернет работал в соответствии с неизменным принципом «Все права защищены». «Меньшинство» впадает в другую крайность: оно верит в абсолютную свободу, в мир, где «никакие права не защищены». Они убеждены, что в защите прав творческого сообщества в Интернете нет необходимости. Кое-кто в толпе подходит под это описание: эти люди упрямо верят в мантру «информация стремится быть свободной». Еще есть «Некоторые», заслужившие похвалу Лессига. «Некоторые» – это 85 % людей: те, кто посредине, те, кто хочет соблюдения некоторых своих прав и в то же время на определенных условиях с удовольствием делится плодами собственного труда.

«Некоторые люди впадают в крайности. Что ж, пусть они будут несчастны в своей неумеренности, – говорит Лессиг. – Мне нужно только пространство посредине. Мнение большинства из нас таково: „Вот мой контент, я сам создал его, но вы можете использовать его как хотите – не имею ничего против“».

Закон отвернулся от золотой середины, приняв одну из крайних точек зрения. Когда Лессиг говорит о «невероятном разочаровании», которое заставили его испытать коллеги-адвокаты, в его голосе слышна обида: «Я расскажу вам о нас. Мы верим в контроль. Мы работаем на клиентов, которые к нам обращаются, и создаем структуры контроля. Это дает нам ощущение, что мы что-то сделали для своих клиентов. Однако контроль – это не то пространство, в котором процветают творчество и инновации. Сейчас юристы взялись за регулирование этой области на благо немногих, и вам придется встать и прогнать нас из этой области. Вы должны отвоевать территорию, поскольку нам она не принадлежит».

Когда он заканчивает речь, толпа поднимается и одобрительно шумит. Речь Лессига вызывает единственную овацию за все три дня конференции.

Никто не выдаст вам карточку члена клуба «Свободная культура», поэтому определить его размеры не так-то просто. Однако нет сомнений, что волна цифрового протеста, поднятая энтузиастами высоких технологий, преподавателями, библиотекарями, открытыми интернет-сообществами, предпринимателями, сетевыми писателями, студентами колледжей, политическими активистами, а также некоторыми художниками и писателями, уже приближается.

Интеллектуальное ядро академического крыла движения за цифровые свободы находится в Беркмановском центре Интернета и общества [Berkman Center for Internet and Society] Гарвардской школы права. Целью проводящихся там конференций по сетевому праву является попытка восстановления баланса в вопросе об авторских правах в цифровую эру. Один из докладчиков, Йочаи Бенклер из Йеля, сказал в интервью New York Times: «Мы являемся свидетелями исторического момента: решается судьба терминов „свобода“ и „справедливость“». Он подчеркнул, что за всеми основными инновациями в истории коммуникаций: появлением печатной прессы, радио, телефона – следовал короткий период, когда правила использования еще не были установлены и альтернативы не были оценены. «Сейчас такой период наступил для Интернета».

Проблему пытаются решить не только в академических кругах. Если Лессиг ведет войну с варварами на правовом фронте, то Джон Перри Барлоу является главным теоретиком и духовным лидером киберпространства, появляющийся, подобно Гэндальфу Серому, внезапно, чтобы произнести квазимистические пафосные речи, похожие на высокопарные обращения Валенти. Бывший автор текстов группы Grateful Dead, Барлоу раньше остальных, еще в 1992 году, предсказал нынешний конфликт вокруг «оцифрованной собственности» в своем знаменитом эссе, где говорилось: «Закон об интеллектуальной собственности нельзя поправить, модифицировать или расширить так, чтобы включить в него произведения цифрового творчества».

Пятидесятишестилетний Барлоу отошел от идеи неограниченной цифровой свободы. Отказавшись от своих ранних призывов к полной свободе киберпространства от смирительной рубашки, надетой на него проворным государством, он продолжает настаивать, что Интернет – это совершенно иное пространство, а не просто еще один способ передачи информации, которым можно управлять «как кабельным и спутниковым телевидением или Объединенной почтовой службой», как однажды выразился Валенти. Год назад Барлоу сказал мне: «Сеть – это не канал. Это океан. А это совершенно разные вещи». В нашем недавнем разговоре он заявил, что люди до сих пор не улавливают разницы: «Интернет – это мир, в котором все виды медиа-контента – печатный, видео и аудио – объединяются в новую форму».

Он считает DMCA «до смешного неверным», сравнивает защиту цифрового контента от копирования с «возведением заборов вокруг торнадо» и презирает страну, в которой «дать кому-нибудь цифровую копию песни считается преступлением». Закон и защита от копирования объединились, чтобы задушить не только творчество, но и выражение политической позиции. «Если вы не можете использовать цитату из телешоу, телефильма или другого медиа-контента так же, как вы используете цитату из книги, вы больше не можете свободно демонстрировать свою политическую позицию», – говорит он.

Мы используем привычные, избитые метафоры, говоря о распространении информации в цифровом мире, утверждает Барлоу. «Я считаю, что думать о самовыражении как о собственности опасно. Мы используем неверную модель управления экономикой и получения прибыли от его распространения. Это услуга, а не товар». Не нужно думать, что он соглашается с неуместной точкой зрения, будто любая информация должна быть свободной. Он поясняет, что никто не должен наживаться на чужих работах, выдавая их за свои.

Барлоу утверждает, что должно появиться решение, отражающее реальность цифрового мира. Возможный выход – это изменение бизнес-моделей компаний индустрии развлечений: необходимо покинуть рынок, основанный на редкости его товаров (такой, где товар физически конечен), и принять новую реальность свободных и вездесущих битов.

Отказавшись от услуг посредников – «банды воров», как он называет звукозаписывающие компании, – и используя Интернет для общения с поклонниками, музыканты могут заработать на гастролях и продаже своих записей в Интернете больше, чем они зарабатывают сейчас по контракту со звукозаписывающей компанией.

Барлоу предсказывает, что файловый обмен невозможно остановить, а любая попытка объявить противозаконным обыкновенное копирование материалов, защищенных авторскими правами, обречена на неудачу. Бизнесмены и юристы еще не смирились с желанием десятков миллионов людей беспрепятственно обмениваться файлами в Интернете. Он говорит об этом как о столкновении индустриальной эпохи с цифровой эпохой, о смертельном бое между открытыми и закрытыми системами. Барлоу утверждает, что Интернет – это не только разрушительная технология, но и изменение парадигмы, влекущее за собой «смену власти». Неизбежное столкновение интересов будет кровавым и продлится «гораздо дольше, чем кто-то из нас проживет».

В 1990 году, еще до того, как люди узнали, что такое Сеть, Барлоу выступил одним из основателей Фонда электронных рубежей [Electronic Frontier Foundation, EFF], организации, защищающей право на свободу слова и частную жизнь в киберпространстве. EFF, о которой говорят как об «Американском союзе гражданских свобод для техно-фанатиков», сейчас участвует в войне за цифровые права. В войну также ввязались организации Public Knowledge [Открытые знания], Center for Democracy and Technology [Центр за демократию и технологии], Consumer Union [Союз потребителей] и DigitalConsumer.org.

Среди других известных интеллектуалов, вступивших в движение за свободную культуру, особого внимания заслуживают трое. Один из них, Брюстер Каль, попытался создать интернет-архив, самую большую когда-либо существовавшую библиотеку. Он понемногу добавляет в это собрание телевизионные программы, фильмы, музыку, книги и другие материалы. К настоящему моменту оцифровано только двадцать тысяч книг из шестнадцати миллионов, считающихся в США общественным достоянием. Каль стремится изменить такую ситуацию. На технологических конференциях Говарду Рейнгольду, превозносящему значение пиринговых сетей и критикующему медиа-компании за то, что они противятся инновациям и закрывают пользователям доступ к культурным произведениям, достаются самые громкие аплодисменты. Док Серлз, один из авторов «Манифеста пути» [«The Cluetrain Manifesto»], много лет пропагандирует новые бизнес-модели, делающие частных лиц равноправными партнерами на рынке. Он пишет:

Настоящая война идет не между несколькими производителями и миллиардами «потребителей» их продукции – столкнулись два полностью противоположных взгляда на Сеть. Одни считают ее способом передачи информации – системой каналов, по которым контент течет от производителей к потребителям под контролем поставщиков. Другие представляют ее как место, где люди и компании встречаются и создают культуру, занимаются бизнесом и делятся интересными идеями… Одни хотят защитить ее и позволить ей развиваться. Другие хотят управлять ею и использовать ее. Одни ждут, что инновации и рынок решат проблемы бизнеса, обычно сопровождающие рост. Другие хотят, чтобы традиционную индустрию от этих проблем защитило государство, ограничив саму работу Сети и функциональность устройств, предоставляющих людям доступ в Сеть. [2-31]

Еще один ветеран войны за интеллектуальную собственность, Джордан Б. Поллак, поднял этот вопрос на PopTech, ежегодном слете светил науки и техники в городке Камден, штат Мэн. Специалист по компьютерным наукам, изобретатель и профессор Университета Брандейса, Поллак нарисовал будущее, в котором медиа-компании перестанут продавать нам свою продукцию и начнут продавать лицензии. Этот вариант может примирить две противоборствующие группировки – «киберфашистов» и «киберкоммунистов». Первая группировка, состоящая из медиа-гигантов, издательских домов и компаний-разработчиков программного обеспечения, желает управлять новой территорией как великодушный медиа-монарх. В качестве владельцев авторских прав они хотят предоставлять нам лицензии на однократное прочтение или однократный просмотр. Во вторую группировку входят наиболее ярые сторонники файлового обмена и некоторые поборники свободного программного обеспечения, отвергающие само понятие интеллектуальной собственности и желающие без ограничений получать и распространять цифровые данные. Я неоднократно сталкивался с такими фанатиками и их учением о цифровой свободе. Я так же, как Поллак и Лессиг, считаю эту систему убеждений малопонятной и совершенно неадекватной.

Поллак объяснил собравшимся, что виртуальный мир изменяет наши представления о владении и собственности. Покупая книгу, говорит он, мы одновременно покупаем три вещи: информацию или текст, носитель информации, например страницы в твердом или мягком переплете, и права на использование. В цифровую эпоху, когда информация передается в виде битов, необходимость в физическом контейнере отпадает, а правила устанавливаются не законом о добросовестном использовании или традицией общества, а условиями, которые диктует владелец авторских прав. То, что было вопросом государственной политики, превратилось в вопрос частного соглашения.

В мире битов напрокат мы будем все чаще сталкиваться с лицензионными соглашениями, которые предусматривают лишь временное, ограниченное несколькими днями использование продукта или медиа-контента. Мы сможем скачать песню или фильм, но он будет иметь «срок годности». Мы сможем прочитать электронную книгу, но не будем в состоянии скопировать, вставить или использовать цитаты из книги. «В связи с тем, что переход от владения к лицензированию теперь актуален не только для программного обеспечения, но и для музыки, фильмов и книг, цивилизация, основанная на собственности, претерпевает фундаментальные изменения», – говорит Поллак. Барлоу однажды так выразил эту мысль: использование новомодной защиты от копирования «навсегда превращает рынок, на котором вино продается в бутылках, из которых все могут пить сколько захотят, как в случае с книгами, в рынок, где вино продается по глоткам».

Возможно, вы помните рекламу Qwest Communications 1999 года, снятую в духе нуар с налетом «Твин Пикса». Утомленный путник входит в обшарпанный вестибюль мотеля и просит девушку на регистрации рассказать о «достопримечательностях» мотеля. Не отрываясь от своей книги, красотка с алыми губами описывает немногочисленные комнаты. Мужчина продолжает расспросы: «А как тут с развлечениями?» Неожиданно для него девушка отвечает: «Во всех комнатах в любое время дня и ночи есть все когда-либо снятые фильмы на всех языках».

Вслед за этой рекламой Qwest выпустил еще две оды «волшебному проигрывателю»: в одной из них музыкальный автомат в безлюдной закусочной играет «всю когда-либо записанную музыку всех артистов во всех исполнениях». В другой – на убогом газетном киоске красуется надпись: «Все издания всех книг на всех языках».

Эти образы волнуют, и когда-нибудь они станут реальностью: вся музыка, фильмы, телепередачи и книги в мире будут в ваших руках. Представьте себе: огромный концертный зал, кинотеатр, телестудия, библиотека и музей в одной упаковке.

Существует три способа создать подобный «волшебный медиа-проигрыватель»: использовать модель публичной библиотеки, модель торговли или модель подполья.

Такие активисты, как Каль, трудятся над первым вариантом. В открытых библиотеках можно найти оцифрованные версии печатных изданий, вышедших в прошлые века, однако ограничения, наложенные законом и технологиями, не позволяют людям, представляющим интересы публики, поместить в архив огромное число телешоу, фильмов, музыкальных произведений и радиопрограмм. Однако Каль создал Television Archive, некоммерческую организацию, которая в 2001 году начала записывать передачи двадцати телестанций, расположенных в разных уголках планеты, для того, чтобы предоставить исследователям, историкам и студентам доступ к новостным и прочим программам. (Вряд ли общественности удастся заполучить их другим путем.) Он также открыл Movie Archive, в который было помещено тринадцать сотен оцифрованных, не охраняемых авторским правом короткометражных фильмов, выложенных в Сети. Эти попытки сделать общедоступным наше визуальное наследие заслуживают похвалы, но, очевидно, немногие телешоу и голливудские фильмы будут помещены в общую видеошкатулку.

В интервью журналу Edge Поллак сказал:

Идея огромного Интернета, в котором есть вся музыка, которую мы хотим послушать, все фильмы, которые мы хотим посмотреть, все книги, которые мы хотим прочесть, все игры и программы, которые мы хотим использовать, выглядит просто замечательно до тех пор, пока мы не понимаем, что это не публичная библиотека, а частный музыкальный проигрыватель. «Волшебный проигрыватель» – это заветное желание [медиа-компаний]: никакого добросовестного использования, никакого окончания сроков действия, никакого вторичного рынка, никаких библиотек. Идеально эффективная схема бесконечного получения платы за прокат, не оставляющая простым людям ничего, кроме их заработков и одежды. [2-34]

Президент подразделения Universal Music eLabs Ларри Кенсвил почти дословно повторил эти слова, высказавшись о судьбе любителей музыки в статье New York Times 2003 года: «Вы не покупаете музыку – вы покупаете ключ». Он говорит о мире, где на смену собственности приходит лицензия, а сетка музыкального вещания остается недосягаемой.

Директора медиа-компаний научились убедительно говорить о том дне, когда потребители смогут немедленно загрузить любую песню, фильм или другой медиа-контент из громадной коммерческой базы. Музыкальная индустрия сделала огромный шаг в этом направлении, когда сверхуспешному музыкальному магазину Apple iTunes удалось открыть для скептически настроенных звукозаписывающих компаний цифровую эру. Но даже iTunes, содержащий семьсот тысяч музыкальных композиций, далек от того, чтобы предлагать все когда-либо записанные песни. В первую очередь потому, что более трех четвертей продукции крупных звукозаписывающих компаний больше не выходит в свет.

Бывший мечтательный глава Warner Home Video Уоррен Либерфарб считает, что недалек тот момент, когда мы сможем купить и сохранить собственную коллекцию фильмов, которая будет беспрепятственно перемещаться с одного устройства на другое в пределах своего дома. «Она будет защищена, так что я не смогу передать ее кому-то другому, но я смогу получить доступ ко всей своей библиотеке фильмов и музыки из любого места в своей квартире в любое время, – говорит он. – Это будет просто сногсшибательная программа».

Уже сейчас поклонники могут загрузить концерт своей любимой группы на устройство размером с зажигалку, которое можно повесить на брелок для ключей, и скопировать его для своих друзей. В ближайшие несколько лет технологии позволят нам уместить на одном брелоке для ключей сотни фильмов и телешоу. Но допустят ли такое развитие событий медиа-компании и их сторонники из хай-тек-индустрии? Я не уверен.

«Потребители очень сильно хотят иметь возможность из любой точки планеты получить доступ к постоянно активному каталогу, из которого можно скачать любую песню или другой медиа-контент, – говорит Крис Мюррей из Consumers Union. – Проблема в том, что эта мечта не согласуется с практикой медиа-динозавров».

Одной из преград является бизнес-модель аналогового мира. Идея открытого, дружественного пользователю «волшебного проигрывателя», безусловно, прекрасна, однако предводители медиа-компаний без особого энтузиазма относятся к замене прибыльных бизнес-моделей, главным образом основанных на продаже «коробочных» товаров, таких как CD и DVD. Кроме того, «волшебный проигрыватель» по определению должен включать все виды контента. Но сможет ли группа, не имеющая контракта с звукозаписывающей студией, найти место в частном проигрывателе?

Вторым препятствием является закон об авторском праве. Тонны лицензионных соглашений придется подгонять под каждый вид контента. На конференции «Цифровой Голливуд» [Digital Hollywood], где я побывал, главный юрисконсультант Universal Studios Карен Рэндалл со слезами вспоминала о подписанных несколько лет назад контрактах, согласно которым голливудские киностудии не могли продавать свои фильмы на цифровом рынке. Та же проблема возникает со старыми фильмами и телешоу: ни у кого нет прав на их демонстрацию в Интернете.

Еще одна помеха кроется в философии, в стремлении управлять. Создание настоящего «волшебного проигрывателя» требует коренных изменений в отношении компаний к своим клиентам. Обсуждаемые сейчас цифровые средства защиты не позволят копировать, микшировать, записывать на другие носители или распространять материалы, права на которые принадлежат медиа-гигантам. Возможно, эти средства даже не позволят вам сохранить приобретенную копию. Вице-президент отдела разработки Fox Corp. Эндрю Сетос говорит, что в карманном медиа-мире каждый раз, когда мы перемещаем фильм, он должен исчезать на одном устройстве и появляться на другом.

Многие пользователи будут протестовать против подобного искаженного, урезанного коммерческого проигрывателя.

Таким образом, мы получаем двухуровневую медиа-реальность. На одном уровне мы видим легальные закрытые сервисы, которые базируются на традиционном представлении о взаимодействии с медиа-контентом. Пожизненная собственность, возможность предоставлять контент во временное пользование другим людям, право перепродавать купленный продукт – многие из этих традиций уже неактуальны. Частичной реакцией на это является распространение незаконных подпольных «проигрывателей». «Проигрыватель» даркнет, вовсю набирающий обороты, – некоммерческий децентрализованный сервис, взращиваемый и вскармливаемый миллионами частных лиц. Контент, не передаваемый по традиционным медиа-каналам, будет доступен в даркнете по запросу. Люди будут беспрепятственно использовать медиа-контент, изменять его по своему усмотрению и передавать, а также создавать новые его версии. Во всех комнатах в любое время дня и ночи будут все когда-либо снятые фильмы на всех языках. И никаких цифровых наручников.

Даркнет – сравнительно новая идея. Термин был впервые употреблен в научной статье четырех исследователей из Microsoft, зачитанной на компьютерной конференции в ноябре 2002 года. Исследователи определили даркнет как «совокупность сетей и технологий для обмена цифровым контентом». Это на научном языке. На самом же деле они имели в виду огромную, развивающуюся нелегальную структуру, включающую в себя обмен музыкой, фильмами, телешоу, играми, программным обеспечением и порнографией, простой в обращении «проигрыватель», конкурирующий со всеми продуктами и сервисами компаний индустрии развлечений.

Вывод исследователей заключался в том, что компаниям следует использовать разумные методы защиты контента. Поскольку пользователи не любят цифровых «замков», кому-нибудь удастся подобрать к ним ключи, и материалы, несмотря на все старания, утекут в даркнет. Исследователи высказали мнение, что лучшим способом борьбы с пиратством в даркнете будет предоставление доступных, удобных и привлекательных продуктов и сервисов. Иными словами, самая эффективная защита от копирования – это прекрасная бизнес-модель.

Вскоре пресса подхватила термин, но стала использовать его в другом значении. К примеру, в New York Times писали, что даркнет – это тайный киберклуб, вступить в который можно только по приглашению, или закрытое сообщество, для входа в которое необходимо знать секретный код. Создатели библиотек использовали словосочетания Dark Web и Invisible Web для обозначения материалов, например, книг и периодических изданий, хранящихся в защищенных онлайновых базах данных и не индексируемых поисковыми системами и программными роботами. Некоторые считают, что термин даркнет описывает мир киберпреступности, спамеров, террористов и других обитателей дна общества, которые используют Интернет, чтобы обойти закон.

В этой книге я использую слово даркнет исключительно как обозначение сообществ, строящихся в закрытом социальном пространстве, тихой пристани виртуального и реального мира, где нет или почти нет страха быть уличенным в обмене цифровыми материалами, охраняемыми авторским правом, и можно избежать ограничений, наложенных на мультимедийный контент компаниями индустрии развлечений.

Обобщенный термин даркнет обозначает совокупность подобных сообществ. Грубо говоря, даркнет – это подпольный Интернет. Но существует множество даркнетов: миллионы пользователей обмениваются файлами в темных уголках Usenet и Internet Relay Chat, студенты отправляют друг другу песни и записи телешоу через сервисы обмена мгновенными сообщениями от AOL, Yahoo и Microsoft, на улицах городов и в университетских кампусах люди копируют, «прожигают» и делятся друг с другом физическими носителями вроде CD; помимо прочего, существуют молодые зашифрованные закрытые сети, такие как Freenet, о которых я расскажу в 12-й главе. (Я не отношу к даркнету Kazaa, Grokster, BitTorrnet и другие пиринговые сети, поскольку они не обеспечивают пользователю должной степени анонимности. Защитники авторских прав уверяют, что в Интернете нельзя достичь полной анонимности, но, как мы видим, они лишь нагоняют тумана.)

Возможно, слово даркнет звучит зловеще, но даркнет уходит корнями в такие привычные для Америки явления, как продажа и переписывание кассет, как это было в 1960-1970-х годах, и компьютерный бум 1980-х, когда люди свободно обменивались программами, записанными на дискетах (позже эта практика получила название сникернет [sneakernet]). Исследователи из Microsoft уверены, что даркнет продолжает ту же традицию:

Студенты организуют в общежитиях даркнеты, чтобы обмениваться контентом со своими друзьями. Такие даркнеты могут быть основаны на файловом обмене, копировании DVD-дисков или использовании специальных программных средств и сервисов: например, чатов и программ для моментального обмена сообщениями, усовершенствованными для взаимной передачи контента, с теми, кто находится в списке контактов. Каждый студент может являться частью еще одного даркнета, например своей семьи, группы по интересам, компании школьных друзей или коллег по временной работе.

Даркнет – это в большей степени идея, нежели место или вещь. В повседневном смысле даркнет нужен, чтобы получать бесплатный контент. Если копнуть поглубже, даркнет – это миллионы людей с общим опытом взаимодействия с медиа-контентом и поиска нелегального обхода ограничений, введенных индустрией развлечений.

Безусловно, происходящее в даркнете по большей части незаконно. Разумеется, многие подпольные действия этически неоднозначны или откровенно бесчестны. Однако большинству этих действий нетрудно найти объяснение: люди стремятся стабилизировать систему, ополчившуюся против цифровой культуры. Я не пытаюсь идеализировать или осуждать даркнет – я хочу помочь понять его.

Каждый день по даркнету путешествуют миллионы людей. Наиболее активные путешественники являются теми, кого Поллак называет киберкоммунистами, а Лессиг – меньшинством.

Каким будет даркнет завтра? Усилиями компаний индустрии развлечений и законодателей все его аспекты в конце концов устоятся. Если технологии или закон не позволят людям контролировать собственное взаимодействие с медиа-контентом, они не станут довольствоваться ролью пассивных потребителей. Вместо этого они отправятся осваивать подполье. Даркнет может стать последним прибежищем борцов за цифровую свободу.