– НЕТ!
Пять волков и сова замерли на месте.
– Кто это сказал?
– Я, глупенькие.
Веки Сарк слегка приоткрылись. Шкура, казалось, съежилась, бока опали, и без того заметные ребра выступили еще сильнее.
– Ах, Сарк, дорогая! Мы думали, ты навсегда ушла от нас! – Гвиннет взлетела и принялась хлопать крыльями над головой волчицы.
– Прекрати! Не надо меня обдувать, – прохрипела Сарк.
Слова выходили из ее горла со скрипом, похожие на острые осколки кувшинов памяти, на которых она лежала.
– Тебе нужно отдохнуть. Поправляйся! – сказала Эдме, пододвигаясь к ней поближе.
– Да, Сарк. Мы принесли тебе еду. Теперь стало больше мелкой добычи.
Фаолан подошел к Сарк и опустился на колени рядом с ее ухом.
– Не надо мне ничего! У меня есть всё, что нужно, – Сарк немного пошевелилась на осколках.
– Но тебе, наверное, неудобно, – сказала Эдме. – Хочешь, мы перенесем тебя на шкуру? Найдем шкуры из твоей подстилки и подложим под тебя. Тогда ты как следует отдохнешь, а потом мы все пойдем на запад.
– На запад? – переспросила Сарк.
– Да, – ответил Фаолан. – Я однажды увидел…
Но Сарк прервала его:
– Я никуда не пойду. Мне хорошо здесь. Я не хочу шкуру. Здесь мои осколки.
– Н-н-но… Это невозможно! Тебе нужно отдохнуть! – запротестовала Гвиннет.
Сарк посмотрела на Гвиннет с нежностью, как в былые дни.
– Почему невозможно? Все так и есть, мне ничего больше не надо.
– Но ты же умрешь! – воскликнула Гвиннет.
– Да, именно. Я умру здесь, прямо на этом месте. Никто из вас этого не понимает, дорогие вы мои?
Все они покачали головами. «Дорогие вы мои». На этот раз Гвиннет по-настоящему охватил страх, потому что Сарк нечасто употребляла подобные выражения и говорила с такой нежностью в голосе.
– Я лежу здесь на осколках моих кувшинов, на рассыпанных воспоминаниях, которые постепенно снова собираются в единое целое. Это мои небеса, моя Пещера Душ, – она перевела взгляд на Гвиннет. – Моя Глаумора.
Протянув лапу, она легонько дотронулась до плеча Фаолана.
– И моя Урсулана.
Дыхание ее участилось, зрачки закатились за веки, она прикрыла глаза и крепко зажмурилась. А потом снова широко их раскрыла, как будто в изумлении. Беспокойный ее глаз застыл на Гвиннет и Фаолане, на двух самых близких ей существах во всей стране Далеко-Далеко. Под конец она закрыла их в последний раз, и по пещере пролетел едва заметный ветерок. Сарк из Топи оставила этот мир, чтобы перейти в следующий.
Все долго молчали. Волки стояли, подняв хвосты. Гвиннет вся съежилась и стала худой, как молоденький росток дерева.
Наконец Фаолан заговорил:
– Давайте выйдем как можно тише. Смотрите, куда наступаете. Не потревожьте осколки. Ни один из осколков.
Перед выходом Мирр обернулся в последний раз. Он много слышал о Сарк за свою короткую жизнь. Волки боялись ее, и все же многие, заболев, приходили к ней. Некоторые говорили, что она ведьма. Другие утверждали, что она нарушила закон, связавшись с огнем, и тем самым бросила вызов Великой Цепи, связывавшей всех волков с Пещерой Душ и Люпусом. С огнем могли обращаться только совы, вроде Гвиннет.
Но Мирр видел, что эти волки совсем не боялись Сарк. Они называли ее своей подругой. В его клане никто не говорил о кувшинах памяти, и они заинтересовали Мирра больше всего. Что это за кувшины, и как они действуют? Сарк была настолько привязана к ним, что предпочла умереть, лежа на их острых осколках. Что значили ее слова? «Я лежу здесь на осколках моих кувшинов, на рассыпанных воспоминаниях, которые постепенно снова собираются в единое целое. Это мои небеса, моя Пещера Душ, моя Глаумора». Но как могут быть такими дорогими воспоминания? Сам Мирр хотел вычеркнуть из памяти все, что связано с его родителями. Нужно как можно быстрее забыть их. Он ведь их ненавидит!
Сарк лежала спокойно. Почему она решила умереть так, на куче обломков?
– Пойдем, Мирр, – легонько подтолкнула его Эдме. – И смотри, осторожней, не наступи на осколки.
– Не понимаю, – пробормотал Мирр дрогнувшим голосом.
– Что ты не понимаешь?
– Эти кувшины… воспоминания…
Услышав его, Фаолан обернулся.
– Мы все такие, Мирр. Мы все – сплошные воспоминания. Или, можно сказать, истории. Внешне мы состоим из меха и костей или перьев, крыльев и желудков, как совы. Но по сути мы всего лишь истории. Длинные, длинные истории.
«Я хочу забыть свою историю!»
– Пойдем, дорогой! Я понесу тебя, как раньше, если хочешь, – предложила Эдме.
– Нет! – воскликнул Мирр. Ему не хотелось, чтобы его носили в пасти. Так на него снова нахлынут болезненные воспоминания, ранившие его душу, как ранят лапы острые льдинки. – Я и сам прекрасно могу ходить.