Когда Антти вошел в дом Хговярйнена, все присутствующие вскрикнули в один голос: — Ихалайнен!

Антти безмолвно сел на скамью и долгое время молчал.

Наконец Хювяринен сказал:

— Да ты ли это, Ихалайнен?

Ихалайнен не отвечал. Ему показалось, что сюда уже дошла весть об их пребывании в полицейской камере. Но тягостней всего для него была, конечно, женитьба Ватанена.

Долго молчал Антти, но потом он стал оправдываться.

Он начал с вопроса:

— Видимо, из Йоки не вернулся еще Юсси Ватанен? Он к вам не заходил?

Никто на это не ответил. И это молчание, как большим камнем, придавило Антти. Однако он снова сказал:

— В Йоки он исчез… И я его, гадину, нигде не мог найти, хотя и разыскивал его с полицией несколько дней.

Хозяйка, обратившись к дочери, сказала:

— Анна-Кайса, поставь на огонь воду для коров. Казалось, никто не слушал Антти, хотя последнее сообщение, пожалуй, несколько смягчило хозяев.

Антти становилось все тяжелей. И он снова сделал попытку обелить себя. Он сказал:

— Наверно, у Ватанена были свои дела, если он скрылся от меня… Только вчера утром я услышал о нем…

Хозяева с любопытством стали прислушиваться к словам Антти, однако никаких вопросов ему не задавали. Хювяринен спросил жену:

— Кажется, придется завтра на мельницу ехать?

— Да нет, муки хватит на праздники. Антти вспотел. С усилием он произнес:

— Говорят… Кархутар… поймала Ватанена в свои сети… вдова… покойного Макконена.

— Значит, хватит муки на праздники?

— Хватит.

Опустив свои глаза, Антти через минуту добавил:

— Об этом мне рассказали в домишке Вариса, когда я обратно ехал. Попал Ватанен в западню вдовы Макконена…

Хювяринен отдал распоряжение хозяйкам, приказав:

— Бабы, надо сегодня обстричь черную овцу. Да не забудьте овцам подстилку положить.

Антти стал обдумывать, как бы ему утешить хозяев по случаю потери Юсси Ватанена. И придумав, как это сделать, он сказал:

— Вообще говоря, этот Ватанен жестокий человек, он плохо относился к своей покойной жене.

Хозяева и на это ничего не ответили. Хозяйка раздраженным тоном крикнула:

— А почему котелок не вымыли с вечера?.. Все только жрут, и никто ни о чем не заботится.

Антти снова сказал:

— Лютый характер у этого Ватанена! Нет, не порадуется его жена…

Хозяйка сходила в переднюю и, вернувшись оттуда, сказала:

— Туда ему и дорога… в сети Кархутар… Этакий мужичище… Говорят, он в Йоки пил и дрался… Даже в его телеге нашли флягу из-под вина.

— Видали! — с изумлением воскликнул Антти. — Оа даже пил и дрался! Неудивительно, что вдова Макконена поймала его.

Покурив и подумав, Антти выступил в защиту Юсси. Он сказал:

— Но, может, дрался и не он. Может, дрался Партанен, а по ошибке сунули в камеру Ватанена… Ведь в темноте можно и не разобраться, кто виноват.

Эти слова ни на кого не произвели никакого впечатления. Старик Хювяринен как бы про себя сказал, повторяя слова жены:

— Туда ему и дорога… забулдыге… К этой Кархутар!

— Туда и дорога, — буркнул Антти и после долгого молчания добавил:

— На что такой муж Анне-Кайсе?

В этот момент все ребятишки оживились.

— Цыгане, цыгане идут! — закричали ребята и кинулись во двор посмотреть на цыган.

Антти, вытирая пот со лба, продолжал сидеть. Наконец он встал и, уже уходя, вспомнил о поручении жены. И тогда негромко произнес:

— Собственно говоря, у меня к вам есть некоторое дело. Меня Анна-Лийса послала к вам попросить спичек. Некогда съездить в село за спичками.

Антти долго ждал ответа. Наконец хозяйка сказала:

— Спички на полочке у печки. Возьми сам.

Антти взял коробок спичек, положил его в карман к подошел к двери, чтоб уйти.

Но тут в комнату ввалился портной Тахво Кенонен, одетый в суконный костюм Ихалайнена. Вслед за Тахво в комнату вошла Анна-Лийса. А потом стали появляться и другие прибывшие.

Портной не заметил посторонившегося Антти Ихалайнена. Он скинул со своих рук рукавицы Антти, швырнул их на скамейку и звонким голосом приветствовал хозяев. Он сказал, обращаясь к старику Хювяринену:

— Вот, говорил я тебе, что Анна-Лийса надолго не останется вдовой! Погоню ее к пастору, и она мяукнуть не успеет, как будет уже Кенонихой! А ну-ка, хозяюшка, станови кофейник на огонь… Анна-Лийса, помоги хозяйке!

Теперь вся орава ввалилась в комнату. Вошли все перевозчики и даже две девчонки, погонявшие коров. Но тут за толпой перевозчиков увидели вдруг Антти Ихалайнена, сосавшего свою трубку. Все были потрясены. В первый момент никто не мог произнести ни одного слова. Наконец остолбеневший портной, выругавшись, воскликнул:

— Боже мой! Ведь Ихалайнен здесь!

Нависло молчание. Антти вращал глазами. Приближалась гроза, настоящая липерская гроза.

Перевозчики разместились где попало. Все молча посасывали свои трубки. Наступило угрожающее затишье.

Антти Ихалайнен посмотрел в окно. Он увидел весь обоз. Антти взглянул на Тахво Кенонена, который был в его костюме. И тут он понял все. Он сел на скамейку, оперся локтями о колени и мрачно продолжал курить.

Тахво Кенонен прервал это тягостное молчанке. С тупым недоумением он сказал Ихалайкену: — Сам утонул в море, а жить продолжаешь, черт бы тебя драл…

Антти ничего не ответил. И тут портной почувствовал, как затряслись его колени.

Тяжко вздохнув, портной простонал после долгого молчания:

— Ух ты, черт возьми…

Анна-Лийса, умиравшая от страха и стыда, наконец произнесла:

— Ты ли это, Ихалайнен?

Перевозчики несколько оживились. Кто-то из них спросил:

— Это бывший Ихалайнен, муж Анны-Лийсы?

— Да, это он! — ответил другой перевозчик. Третий перевозчик пояснил:

— Говорили, что Ихалайнен умер, но теперь выяснилось, что околела только его свинья.

Тут Антти сплюнул через зубы длинный табачный плевок. Тахво Кенонен был этим встревожен. Однако он сделал вид, что ничуть не боится Антти. Он сказал:

— Ты не плюйся так, Ихалайнен! Лучше не плюйся, а то и другие сумеют плюнуть.

Снова воцарилось молчание. Антти мрачно смотрел на пол и думал о гибели своей свиньи. Потом он еще раз плюнул, еще более сердито, чем раньше.

Тахво Кенонен сказал Хювяринену:

— Хювяринен! Не позволяй чужим людям плеваться в своем доме. А то я тоже как плюну, так через всю кухню перелетит мой плевок.

— Ой, Господи Боже мой! — с мольбой вздохнула крайне встревоженная Анна-Лийса.

Хювяринен сопел над своими корзинками и делал вид, что он погружен в работу и ничего не замечает.

Дети оживленно шумели. Анна-Кайса пребывала в нерешительности. Один из перевозчиков громко сказал:

— Суконный костюм Ихалайнена не окончательно погиб, он только лишь немного сузился.

Антти исподлобья кинул взгляд на Кенонена. Тахво Кенонен предостерегающе крикнул:

— Не пяль глаза на меня! Не пяль глаза, слышишь! Второй перевозчик сказал:

— А что оставалось делать, если костюм сидел на кем, как мешок… Дешевле обузить костюм, чем откормить худощавого мужчину.

— Но если Ихалайнен похудеет, то костюм ему будет в самый раз, — сказал третий перевозчик.

Четвертый перевозчик задумчиво произнес:

— Бедному выгодней быть худым. Тем более, что на худобу не приходится много тратить… А Ихалайнен — мужик богатый, ему не трудно будет потратиться и похудеть настолько, чтобы уместиться в своих штанах, Антти стал кряхтеть. Тахво Кенонен, услышав его кряхтенье, поспешно сказал Хювяринену:

— Хювяринен! Гляди… Он уже кряхтит… Будь же хозяином в своем доме!

— А пусть кряхтит, мне-то что! — буркнул Хювяринен, не поднимая глаз от своей работы.

— Бывают же такие случаи! — со страхом прошептала Майя-Лийса.

Перевозчики продолжали обсуждать событие. Покуривая свои трубки, они принялись утешать плачущую Анну-Лийсу и ее мужа:

— Ихалайнену горевать не приходится, ведь он легко отделался от своей смерти… Отделался приправкой в колодце, в который мы вылили бочку смолы…

— Горевать не надо… И чего горевать, если в своей новой земной жизни опять можно жениться на своей вдове. И тем самым получить обратно свою старуху.

Ихалайнен тяжело дышал от охватившей его злобы. Кто-то из перевозчиков сказал в защиту Тахво Кенонена:

— Ведь он с пользой вел себя в твоем доме — подшил кружева к рубашке Анны-Лийсы…

— Подшил-таки кружева, — добавил кто-то.

Тут Антти окончательно пришел в ярость. Взглянув на Кенонена, он крикнул:

— Ах, тебя так… Как я махну сейчас тебя этой дранкой по морде, так от тебя даже следа не останется!

Растерявшись, Кенонен крикнул хозяину:

— Хювяринен… Хювяринен!.. Гляди лучше… В твоем доме готовится убийство!

Последнюю фразу Кенонен не успел полностью произнести. Антти, вцепившись в него, стал тузить его кулаком, крича:

— Костюм… Мой костюм отдай, или я сейчас тебе голову расколю!

— Караул!.. Помогите!.. Убивают!.. — вопил Кенонен.

Перевозчики невозмутимо наблюдали за этой сценой. Дети носились по комнате. Женщины ревели. Анна-Лийса, схватив Ихалайнена за край его пиджака, молила:

— Слушай… Ихалайнен… Не убивай этого паршивого червяка… Ихалайнен!

— Ох, и силен этот Ихалайнен в драке! — сказал один из перевозчиков.

— Адски силен! — воскликнул другой перевозчик.

Анна-Кайса, зачерпнув ковш воды, облила дерущихся. Перепутанная хозяйка, схватив перемазанную сажей кочергу, перекрестила обоих по спинам. И тогда драка закончилась.

Нет нужды описывать финал этой сцены. Следует только сказать, что дети и перевозчики сыграли здесь немалую роль.

В довершение всего Тахво Кенонен снял с себя суконный костюм Антти Ихалайнена и стоял теперь посредине комнаты в одних кальсонах и рубашке.

— Черт проклятый, — шипел Кенонен, — ведь в таком виде мне теперь не выйти из этого дома.

— А ты останься зятем в этом доме! — радостно посоветовали перевозчики, восторг которых не имел теперь границ.

— Нет, верно, к какому лешему мне теперь ползти в таком виде? — стонал Кенонен.

И тут в глазах Анны-Кайсы ярко сверкнул огонь надежды.

И сама хозяйка сжалилась вдруг, увидев несчастного и избитого портного. Только лишь мгновенье она задумалась над этим вопросом и сразу решила, что ее дочь не найдет себе лучшего мужа. И тогда она сказала дочери:

— Анна-Кайса, ты бы принесла Кенонену отцовские брюки и куртку.

Дочка тотчас повиновалась. Она принесла одежду и, подав ее портному, застенчиво сказала:

— Тахво, возьми брюки.

Кенонен надел широченные штаны Хювяринена и хвастливо сказал Ихалайнену:

— Видал! Вот что получил Тахво Кенонен от женщины совсем иного сорта, чем твоя законная курица. Видишь, какие отличные штаны, в них два Кенонена смогут уместиться.

В конце концов Тахво Кенонен, следуя совету перевозчиков, остался-таки в доме Хювяринена. Он вскоре женился на Анне-Кайсе. Их брак был счастливый. И их наследники и по сей день живут в Липери.

Антти Ихалайнен повернул обоз и пустился в обратный путь.

Анна-Лийса и Майя-Лииса гнали скот позади обоза.

Тяжко вздыхая, они взывали, к бегу, ночаще всего изливали свое настроение на животных.

Антти ехал в бричке впереди обоза. Он угрюмо молчал, хотя его раздирала злоба. Время от времени он, впрочем, сердито дергал вожжи и орал на. лошадь:

— Ну ты, кляча такая!

Злоба кипела в нем и наконец, превратилась в ярость. Ихалайнен заорал вдруг во все горло:

— О-о-ох!

Лес загремел в ответ. И Майя-Лийса воскликнула:

— Ой, Боже милосердный!

Ихалайнен прямо подпрыгнул в бричке, когда проехал мимо сосны, предназначенной для досок его гроба. И тут Антти снова гаркнул изо всех сил:

— О-о-ох!

— Ведь он разорвет себе кишки таким ревом! — ахнула Майя-Лийса. А перепуганная Анна-Лийса стала прутом хлестать коров:

— Одры несчастные! Не могли в своем хлеву остаться… Вот тебе, дрянь этакая, получи… Трехлетняя телка, а до сих пор не отелилась… Пошла вперед!

Наконец пришли домой. Первым делом Ихалайнен подошел к колодцу, зачерпнул воды, хлебнул и заорал:

— Ах ты, проклятущий черт Кенонен!

В сердцах Антти ударил ногой по пустой бочке, и она разлетелась в куски. Потом он взял топор и пошел в лес рубить дрова. Он рубил там все, что попадало ему под руку. И наконец, подойдя к своей заветной соске, стал и ее рубить. Он прямо с бешенством набросился на эту сосну, как будто она была самим Тахво Кеноненом. Он страшным голосом кричал на нее:

— А-а, ты хочешь тут у меня торчать всю свою жизнь, чертова карга!

И он хлестал топором по сосне так, что только щепки летели.

С шумом упало толстое дерево, и Антти, жаждущий мести, стал издеваться над ним:

— О-о-ох! Хо-хо! — рявкнул он и ударил топором по срубленному бревну так, что весь топор ушел в дерево по самое топорище.

Потом Антти опять стал рубить вокруг себя.

Он оставался в лесу до самой ночи.

Тем временем женщины внесли все вещи в дом, отругали Вилле Хуттунена и скорняка Куккокена за их вранье. Потом они сами переругались между собой и, наконец, затопили баню.

Антти вернулся, молча поужинал и пошел в баню.

Он долго парился там, как бы назло бабам. Он отмахал свой веник до того, что в руках у него остались только одни прутья. Он швырнул их об стену и гаркнул:

— Черт!

Потом он, напустив пару, долго сидел, сердитый и неподвижный.

Опять ему вспомнился колодец. Ковшом он зачерпнул воду из ушата, сперва понюхал ее, потом хлебнул и снова почувствовал вкус смолы. И тогда он снова заорал:

— О, чтоб его, проклятущего Кенонена! Перетру я его кости в порошок!

Он схватил ковш и с силой хватил его об стену. И сам остался угрюмо сидеть.

Он парился чуть не до утра. Под конец он устал, сходил за соломой и устроился на лавке спать. И, ложась на солому, грозился:

— Назло буду спать! Буду спать до тех пор, пока брюхо не лопнет.

На следующий день жизнь угрюмо потекла по своим привычным дорогам. Баня несколько утихомирила Антти. Но когда он утром, зачерпнув воды из колодца, попробовал ее, вот тогда он снова разъярился и, заорав, пнул ногой крышку колодца.

Днем он снова попробовал воду, однако уже не стал на на крышке колодца вымещать свою ярость. Он плеснул воду на голову торчащего у колодца теленка и заворчал:

— Еще пялишь свои глаза и мычишь тут, чудовище!

Потом Антти сходил на конюшню. Там стоял резкий запах пойла, которое Тахво Кенонен вылил на деревянный пол. Антти со злостью схватил вилы и, швырнув их в угол, заорал:

— Все это сделал проклятый Юсси Ватанен! Это он встретил меня на дороге и заманил меня в свои цыганские поездки.

Тут он рассердился на своего мерина и гаркнул на него:

— Не пяль глаза, кляча, а не то я запрягу тебя сейчас в сани и наверну на них столько камней, что ты с места не сдвинешь!

Вне себя он выскочил из конюшни и пошел на скотный двор, чтоб посмотреть, каковы там следы переезда. Оказалось, что там даже перегородки были изломаны. И тогда Антти снова почувствовал яростную злобу к Ватанену:

— Ой, чертов сын Ватанен! Ведь это его вина, его! Яростная злоба все больше усиливалась.

— Хотел он поскорей жениться… Мог бы и без бабы обойтись, фуфлыга старая!

В бешенстве он схватил вилы и сломал их об угол конюшни. Потом снова разъярился на Ватанена:

— Ведь даже мою заветную сосну пришлось мне срубить из-за твоей проклятой женитьбы!

Антти побрел к лесу, чтобы взглянуть на сосну. Поверженная, она лежала теперь на земле во всю свою длину Ихалайнен ахнул с тоской.

— Такая могучая сосна! Ведь если выдолбить ее внутри, покойник может лежать в ней все равно, как в яслях.

Первые дни в доме Ихалайнена было много печали. Отношения между супругами не налаживались. Анна-Лийса больше всего страшилась тех моментов, когда Антти чувствовал жажду. И поэтому она всегда держала наготове чашку с молоком на тот случай, когда Ихалайнен захочет пить. И за это Анна-Лийса особенно сердилась на Кенонена:

— Хотя бы он этот колодец оставил в покое, не засмолил бы его. И зачем он вылил сюда эту дрянь?

Так они жили и страдали. И, встречаясь, ни слова не говорили друг другу.

Антти нередко уходил в лес и там орал ужасным голосом, голосом ленсмана из Тахмаярви. По вечерам же он ожесточенно парился.

Но такое молчание угнетающе действовало на самой Антти. И он стал подумывать, как бы ему начать разговор с Анной-Лийсой. Два дня он обдумывал начало этого разговора, но его дурной характер и упрямство мешал: приступить к делу.

На третий день он наконец собрался с духом. Час, два сидел он с трубкой в зубах и украдкой посматривал на Анну-Лийсу. Душа его стала смягчаться, так как Анна-Лийса, сидящая за прялкой, казалась ему уж очень печальной.

Поплевав и подумав, Антти сказал:

— А ведь Юсси Ватанен поймал-таки поросенка в Йоки.

Анна-Лийса просветлела. Она сразу прервала свою работу и воскликнула:

— Ого! Он-таки поймал поросенка?

— Поросенка поймал, — ответил Антти и сплюнул на пол.

Анна-Лийса тотчас встала из-за прялки и принялась варить кофе.

Казалось, что разговор на этом закончился. Но когда Анна-Лийса налила кофе в чашки, Антти продолжал разговор. Садясь за стол, он сказал:

— Ведь он женился-таки на вдове покойного Макконена.

— Ну? На Кайсе Кархутар? — изумилась Анна-Лийса, желая крайним своим изумлением угодить Антти.

— На ней! — буркнул Актти, прихлебывая кофе. Анна-Лийса снова ахнула:

— Ах ты, какой наш Ватанен!

Этот разговор положил начало мирной жизни. Антти закурил трубку и стал собирать бочку, которую он разбил в доски. И, работая, он бормотал:

— Через этого поросенка он и нашел себе вдову Макконена…

Так стали затягиваться старые раны. И даже вода в колодце скоро очистилась.

За ужином Анна-Лийса сама начала разговор. Она сказала:

— Говорят, будто у жены Малинена родился ребенок. На это Антти ничего не ответил, но в душе он был доволен, что они снова поладили.

После ужина они уже вместе пошли в баню. И там Антти продолжил разговор. Поднимаясь на полок, он сказал:

— Свинья Ватанена тоже на этой неделе принесет ему поросят.

— Это его большая свинья? — поспешно спросила Анна-Лийса с желанием наладить окончательный мир. Антти ответил:

— Да, эта черная свинья принесет ему поросят.

— Ого! — радостно воскликнула Анна-Лийса и, прибавив, пару, стала весело париться… Теперь мир был окончательный.

Свинья Ватанена через неделю опоросилась, и половику этих поросят Юсси дал Антти совершенно бесплатно. Таким образом, была возвращена стоимость свиньи, погибшей во время переезда.

Суконный костюм Антти был сильно попорчен, но Тахво Кенонен, спустя некоторое время, переделал его без всякого вознаграждения. А Ватанен подарил портному суконные брюки покойного Макконена.

Что касается чана для пойла, разбитого во время переезда, то Ватанен за это дал Ихалайнену три меры ржи. Чан починили, и он по-прежнему годится для пойла. А в тот день, когда Юсси принес Ихалайнену поросят, он помог Антти распилить заветную сосну на доски дли гроба.

Эти доски сушатся теперь в овине. И Антти Ихалайнен пообещал дать Ватанену половину этих досок.

И вот как-то раз, возвращаясь с мельницы, Юсси Ватанен заехал к Антти Ихалайнену и, сидя у него, стал, вспоминать об их удивительном путешествии в Йоки.

И, разговаривая об этом, друзья стали припоминать причины и следствия этого происшествия.

Опершись на свои колени и посасывая свою трубку, Юсси Ватанен задумчиво сказал:

— Да не так уж плохо Партанену спать там на мягкой соломе!

— Чем же ему там плохо, — утешительно ответил Антти. — Солома мягкая, мы спали на ней…

Друзья долго молчали, обдумывая все это дело. Наконец Юсси спросил:

— Так, значит, ты за спичками шел тогда к Хювяринену?

— За спичками.

Антти вдруг вспомнил, что спички, взятые тогда у Хювяринена, так и остались у него в кармане, он попросту забыл отдать их Анне-Лийсе. Тотчас он разыскал этот коробок и протянул его Анне-Лийсе, которая, сидя у стола, отпарывала кружева с подола рубашки.

Бросив коробок на ее колени, Антти сказал:

— Вот тебе спички, за которыми ты послала меня к Хювяринену… Ведь они так и проболтались в моем кармане во время всей поездки в Йоки… Недаром мне было так тяжело ходить там… Анна-Лийса, взяв коробок, сказала с удивлением:

— Так ведь здесь всего одна спичка. Неужели из-за нее случилось все это дело? Ну и ну, Ихалайнен!

И тут Антти увидел, что в коробке, который он взял у Хювяринена, была всего лишь одна спичка, обгоревшая уже спичка, без серы.

Юсси Ватанен, почесав за ухом, сказал Антти не без удивления:

— И чего только не случается в нашей земной жизни.

Ведь от одной спички потянулось все это дело — поездка в Йоки со всеми ее поворотами. От одной этой обгоревшей спички потянулись — вдовушка Макконена, женитьба Тахво Кенонена и прочие тому подобные дела!

Сканировал и проверил Илья Франк, мультиязыковой проект