В караулку вторым разводящим поставили сержанта Едловца. Это был один из самых спокойных сержантов. Некоторое время он пыжил, но только для того, чтобы въехать в процесс. По сравнению с Кесарем это была «бабушка божий одуванчик». Потом он стал разрешать нам курить. В караульном «уазике» не было никаких костей, кросов по четвёртому посту и прокачки в самой караулке. С ним даже было о чём поговорить, Едловец был почти моим ровесником (на год младше). Беспредел прекратился. Секач, правда, на первых порах предпринимал попытки по возобновлению «бойцовских клубов», но единственный его сторонник и вдохновить в этом деле Кесарь, отсутствовал. Тавстуй и Едловец отдавали предпочтение сну, а ПНК Потам как-то вообще заявил:

— Товарищ лейтенант, оно вам надо, малейший косяк и вас опять отстранят, ещё повезло, что никто не стуканул, это ж труба…

***

Май ознаменовался ещё одним событием. Как и в случае с Кесарем для нас стало полной неожиданностью отставка ротного Веры. Закончился его контракт и он принял единственное здравое решение, бросить военное ремесло. «Фазаны» поговаривали, что у него появился свой бизнес и он с головой погряз в этом деле. Новым ротным назначали старлея Студнева. Я видел, сидя на взлетке во время информационных часов, как он присматривался к роте. Вера водил его по расположению и обо всём рассказывал, с лёгкостью передавая ему свои знания и умения. По всем «фазанам» было видно, что это событие их сказочно радовало, а сидящий возле меня ефрейтор Курюта, сказал:

— Повезло вам, пацаны. Мы уйдем в июле и вы останетесь со Студнем, он спокойный и совершенно адекватный «шакал», не то что этот отшибленный танкист. Жизнь сахаром покажется.

Я до конца не понимал всю важность ситуации. По большей части Вера напрягал лишь «фазанов» и несколько раз, будучи начкаром, спасал наше бедственное положение от бесчинств Кесаря. Один я столкнулся с переписью статей, которые так и не удосужился переписать, а Вере голова болела уже не об этом. С другой стороны, я прекрасно понимал, что рано или поздно мы тоже станем «фазанами», а как оно пойдёт с новым ротным, было загадкой.

Через пару дней, где-то после обеда, Вера переодевшись в гражданку, построил нас на взлётке перед канцелярией и поблагодарил за службу, пожал каждому руку и пожелал всем скорейшего дембеля. Я даже заметил, как на его глазах выступили слёзы. Минутную его слабость понять было не сложно: столько лет проторчать в этих стенах, даже дембеля плакали после полутора лет, покидая навсегда опостылевшую часть.

Студнев принял бразды правления и тут же отправил всю роту на дровяной. Необходимо было подготавливать дрова для учений.

Мы рубали, а старший сержант Гнилько злорадствовал:

— Если бы Вера не ушёл, вы бы у него умирали, оловина периода точно бы на кичу загремела. Вы такие затянутые и не раступленные, как вы «слонов» своих будете гонять, они вас при первой возможности пошлют и отмудохают ещё в придачу. Позор второй роты, от куда вас вообще понабирали, печальные?

***

Почуяв в роте первые дни оттепели без вездесущего Веры, «фазанятник» решил отметить сие событие. Единогласно было принято напиться. Тут же ко мне подошли Тавстуй и Ракута.

— Короче, Петрович, пойдёшь сегодня в самоволку, пацанам нужно пиво и водчила, ну и пожрать чего. Ты, как самый смекалистый, нам и поможёшь.

Отпираться было бессмысленно, да и глупо упускать информацию о близ находящемся магазине.

Перед ужином, когда весь день мы ишачили на дровяном, Тавстуй и Ракута отвели меня в сторону, подвели к забору, выходящему к одинокой хрущёвке и стали инструктировать:

— Держи бабло, перелезешь забор, и бегом вун за тот дом, там сразу магаз продовольственный, купишь четыри двушки пива и две водки, чипсов и хлеба с мазиком.

На мгновение я опешил.

— А если патруль?

— Да какой патруль, в натуре? Сейчас у всех ужин. Ты ж в караулке бегал по чифанам и не лажал, — сказал Тавстуй.

Тут я, признаться, даже присел. Всё таки знали. Почему не наказали? Или кто-то сдал? Сразу захотелось сказать, что у меня не было выбора и мы выживали, как могли, но они и так всё прекрасно понимали.

— Если пасекают, всю вину на себя бери, в роте отмажем! Нормальных пацанов у нас трогать не принято, — добавил Ракута.

Мне тут же расстегнули верхнюю пуговицу, ослабили ремень и загнули картуз на кепке по моде бывалых старожил.

— Это для понта, продавщица как увидит, подумает, что «дед» и всё продаст, — пояснил Тавстуй.

Меня немного подняли на руках и я юрко перескочил через забор. Мозг работал, как будто я принял ЛСД. Быстрым бегом к дому, резко свернул, огляделся по сторонам и сразу на порог магазина.

Внутри народу было не густо. Я метнулся к прилавкам со спиртным. В глазах стоял туман и я на шару выбрал всё указанное в списке, прихватив хлеба и похрустеть.

Продавщица ничего не заподозрила и пробила товар по чеку.

Назад я возвращался судорожными перебежками и в каждую минуту ожидал окрик из-за спины: «Стоять!»

Однако всё обошлось. Я перекинул пакет за забор и быстро вскарабкался обратно. «Фазаны» были довольны.

Ночью меня подорвали вместе с Гурским, протянули бутылку пива и мы с жадностью сделали по несколько больших глотков.

Вернувшись в кровать, мой разум охватила моментальная хмель, а по телу разлилось такое облегчения, какого я не знавал уже с пол года.

«Фазаны» гудели всю ночь. Потап поднял Чучвагу с Мукой и они с радостью выполняли команду «тусим».

В роте началась другая жизнь.

***

Как-то в одну из поездок в баню, когда мы по традиции скидывались «фазанам» на семечки (куда не плюнь у них были одни традиции) лишая себя очередного воинского жалования, тёрлись задницами друг о друга в узких проходах душевых, показывая перед входом свои члены старшине Сладковой, которая не пропускала ни одну баню, с интересом поглядывая на всевозможные размеры и формы, я встав на весы, натуральным образом офонарел.

До ноября я весил около восьмидесяти пяти килограмм и вес этот на протяжение моей юности постоянно варьировался между восьмидесятью и восьмидесятью пяти килограммами. Показания весов меня ошеломило. К началу мая я весил ровно семьдесят килограмм, сбросив пятнадцать.

Конечно, моя фигура приобрела соответствующую рельефность, которую я так вознамерился заиметь в самом начале службы, но всё же такие цифры меня откровенно смутили, и я тут же захотел поправиться.