Персонаж из романа Жюля Верна

Однажды в Париже, во Французской Академии наук, математик Морис д’Окань обратился к своим коллегам с вопросом, какого они мнения о Жюле Верне и его сочинениях. И все академики единогласно заявили, что считают себя в долгу перед великим романистом — не только за те интеллектуальные радости, которые он доставил им в детстве и юности, но и за то направление, которое он дал их мыслям уже в зрелом возрасте.

Позже, в одном из своих научных трудов, французский академик Жорж Клод написал: «Некоторые высказывания капитана Немо долго жили у меня в подсознании и однажды, словно молния, сверкнули в моем мозгу». Этой «молнией» было изобретение термической установки, где разница в температурах между теплой водой поверхности тропических морей и холодной водой глубин дает возможность получать электрическую энергию.

Действительно, Жюль Верн устами своего героя, капитана Немо, высказывает мысль о возможности получения электричества для «Наутилуса» путем погружения проводов на различные глубины, где они будут подвергаться воздействию разных температур.

Находился ли профессор Пикар под впечатлением чудесного образа подводного корабля, созданного творческой фантазией великого романиста, когда задумал свой батискаф? Сам Пикар нигде не говорит об этом прямо. Но он неоднократно заявлял, что страстное желание исследовать подводные глубины родилось у него еще тогда, когда он был ребенком, и в своих устных и письменных высказываниях часто сравнивает себя с капитаном Немо.

Основоположник подводной навигации в Соединенных Штатах Америки Симон Лэк прямо утверждает, что построил бы свою жизнь совершенно иначе, если бы в самой ранней юности его воображение не было потрясено чтением книги «20 тысяч лье под водой».

В 1918 году в США вышла в свет большая книга о подводной навигации. Она начиналась словами:

«Фантастика Жюля Верна стала реальностью сегодняшнего дня».

И это написано в те годы, когда батискаф еще не был изобретен, а профессор Пикар еще не предстал перед человечеством как некое живое воплощение мифического капитана Немо! Воистину теперь как никогда фантастика Жюля Верна становится реальностью.

Не следует, однако, думать, что писатель-фантаст способен сам по себе сделать «изобретение», если он описывает в своем произведении какой-нибудь новый механизм или машину. Изобрести — значит не только выдумать. Это значит также воплотить свою идею материально: экспериментировать, рассчитывать, строить. Но все дело в том, что люди, хорошо знакомые с техникой, не всегда обладают живым творческим воображением. И писатель иной раз может подсказать людям техники какую-то новую идею, направить их мысли в определенную сторону. Он пишет свои книги для широкого круга читателей в надежде на то, что среди них найдется в конце концов человек, который сумеет воплотить в жизнь плоды его творческой фантазии.

А иногда, наоборот, бывает и так, что писатель лишь ловит, подобно тому как антенна «ловит» музыку, звучащую в эфире, научные идеи, «носящиеся в воздухе». Он излагает их, придает им занимательную форму, привлекает к ним внимание читающей публики и таким путем ускоряет воплощение этих идей в жизнь.

Так было и с Жюлем Верном, который, разумеется, не изобрел сам свою подводную лодку, но лишь показал молодежи всего мира, что нет у человечества мечты более увлекательной, чем стремление проникнуть в неизведанные глубины океанов и морей. А среди этих юных, которые в конце прошлого столетия зачитывались произведениями великого фантаста, находился и тот, кому суждено было пятьдесят лет спустя создать взамен фантастического «Наутилуса» вполне реальный батискаф.

 

Когда епископы вмешиваются в дела изобретателей…

Мечта о проникновении человека в морские глубины стара, как само человечество. Идея же изобретения судна, которое могло бы погружаться под воду и свободно плавать там, насчитывает всего несколько веков существования.

В 1472 году в Венеции один военный инженер опубликовал солидный труд под названием «De re militari». В этом труде он описывает, подкрепляя свои слова рисунками и чертежами, настоящую подводную лодку, но… разборную! Да, да, разборную, состоящую из трех частей. Такую лодку войска Венецианской республики могли бы брать с собой в поход и в случае необходимости быстро собирать, чтобы форсировать с ее помощью реки и другие водные преграды. Была ли когда-нибудь построена такая лодка, снабженная в качестве двигателя водяными колесами с плицами? Никто не сумеет ответить на этот вопрос.

Столетие спустя англичанин Уильям Борн в своей книге «Изобретения и выдумки» предложил соорудить подводный корабль, который снабжался бы воздухом через полую внутри мачту и мог по желанию опускаться под воду и подниматься на поверхность. По бокам судна прикреплялись кожаные мешки, сжатые между двумя досками, которые при необходимости постепенно раздвигались. Когда мешки наполнялись водой, корабль погружался под воду; для того чтобы подняться на поверхность, достаточно было выпустить воду из мешков, нажимая на них руками или действуя рычагом. Принцип балластов был, таким образом, изобретен.

Идея превосходная, но можно быть уверенным, что это изобретение так и осталось нереализованным.

Зато достоверно известно, что в 1624 году было действительно сконструировано и даже проходило испытания в водах Темзы подводное судно, изобретенное неким Корнелиусом Дреббелем, голландским «физиком», изгнанным за какие-то грехи из своего отечества и сделавшимся наставником детей английского короля Иакова I. Однако испытания эти, несомненно успешные, были окружены такой глубокой тайной, что мы по сегодняшний день ничего не знаем о том, что представляло собой в действительности изобретение ученого голландца. Одно известно точно: Дреббель придумал настоящую химическую регенерацию отработанного воздуха внутри корабля, если пользоваться современной научной терминологией.

Должно быть, именно эти испытания поразили воображение одного английского епископа, Джона Уилкина, друга и родственника Оливера Кромвеля, и он сделался столь рьяным проповедником идей подводной навигации, что и Жюль Верн, и Уильям Биб, и даже сам профессор Пикар выглядят по сравнению с этим епископом людьми робкими и лишенными воображения.

В своей книге «Mathematical Magic» («Математическая магия»), опубликованной в 1648 году, Уилкин описывает огромный подводный корабль, нечто вроде подводной галеры, где гребцы просовывают наружу весла, одетые в кожаные чехлы.

«В морских глубинах начнется постоянная жизнь, — пишет Уилкин. — Пассажиры подводного корабля будут ловить рыб, либо привлекая их с помощью фонарей, либо забрасывая по обе стороны судна различные сети, либо стреляя в самых крупных рыб из ружей, высунутых наружу в кожаных чехлах, либо придумывая всевозможные ловушки и западни, которые, несомненно, окажется легко изобрести, когда будут хорошо изучены повадки и образ жизни многочисленных обитателей моря…

Полученный улов может быть использован не только для еды, но и в качестве горючего: жир, который можно извлечь из тела некоторых рыб, будут употреблять для зажигания различных горелок, поджаривая с их помощью мясо, что очень практично и удобно для такого рода путешествия».

Но что же будут пить пассажиры подводного корабля? У изобретательного епископа есть ответ на все вопросы: «На дне моря будут обнаружены многочисленные источники пресной воды, которые послужат как для питья, так и для других нужд путешественников».

Основной целью этого подводного плавания явится эксплуатация «подводных сокровищ». «Под этими словами, — пишет Уилкин, — я подразумеваю не только сокровища погибших кораблей, но и те многообразные естественные богатства, которые находятся в глубинах морей, такие, как жемчуг или кораллы, и которые гораздо легче найти и извлечь со дна моря с помощью указанного корабля, чем обычным способом, ныряя с лодки.

Для этой цели к главному корпусу корабля могут быть пристроены маленькие кабинки, где поместятся люди, исполняющие обязанность дозорных, которые по указанию адмирала будут вести наблюдение за окружающим».

И, наконец, самое потрясающее:

«Все искусства и все ремесла могут существовать на этом корабле. Произведенные наблюдения будут записаны, а затем, если это окажется необходимым, напечатаны. Многочисленные семьи смогут проводить всю свою жизнь на подводном корабле; дети их появятся на свет и даже вырастут, не зная, что такое земля, до того дня, когда они, обнаружив мир, существующий над водой, будут изумлены до глубины души».

Прочитав все это, приходишь к убеждению, что даже сам Жюль Верн по сравнению с восторженным епископом Уилкином обладал крайне ограниченным воображением.

 

Бочонок и черепаха

«Нужда — мать выдумки, и, будучи бедным и обремененным большой семьей, я внезапно в 1715 году пришел к необычайной мысли о том, как коренным образом улучшить свое материальное положение».

Так писал в начале XVIII века англичанин Джон Летбридж. Мысль его была проста: надо забраться в плотно закупоренный бочонок, подвешенный к лодке на прочном канате, и таким способом опуститься в глубины вод.

Но как увидеть то, что происходит под водой вокруг бочонка? Очень просто: надо прорезать в бочонке оконце и застеклить его. Как заставить бочонок двигаться? Еще проще: высунуть из бочонка руки, защищенные кожаными рукавами, и грести ими. Чем дышать? Но запас воздуха внутри бочонка дает возможность продержаться под водой достаточно долго. Сколько именно? Чтобы узнать это, Летбридж вырыл в своем саду яму, наполнил ее водой, опустился на дно ямы в герметически закупоренном бочонке и установил, что может пробыть под водой более получаса.

После этого Летбридж поручил бочару изготовить заветный бочонок. Получив заказ, изобретатель начал проводить испытания, погружаясь на глубину в двадцать, а затем в двадцать четыре метра, и оставался под водой до тридцати четырех минут. Затем Летбридж усовершенствовал свое изобретение и смог пробыть под водой целых шесть часов подряд, возобновляя запас свежего воздуха в бочонке с помощью кузнечных мехов и не выходя при этом из своего добровольного заключения.

Первая настоящая подводная лодка была построена — увы! — не для идиллических занятий, о которых мечтал когда-то добрый епископ Уилкин. Мрачные нужды войны вызвали к жизни «Черепаху», сконструированную в 1776 году американцем Дэвидом Бушнеллом, чтобы топить английские военные корабли в период англо-американской войны за независимость.

Представьте себе огромное деревянное яйцо, скрепленное железными обручами. Внутри яйца — резервуары, куда нагнетается вода, выкачиваемая затем с помощью ручной помпы. Здесь же помещаются рули управления и «мотор» в образе человека. Да, человека, ибо лишь мускульной силой приводился в движение винт — первый в истории техники винт, примененный для подобной цели. К нижней части яйцевидного корпуса подвешивался балласт; будучи сброшен, он обеспечивал судну возможность быстро возвратиться на поверхность. К верхней части корпуса была прикреплена торпеда, которая ввинчивалась в днище вражеского корабля с помощью перфорирующего винта.

Управляемая сержантом пехоты, по имени Ли, «Черепаха» приняла активное участие в боевых операциях.

Дело происходило, как уже сказано, в 1776 году. Англичане окружили одну из американских армий двумя группами наземных войск с суши и флотилией боевых кораблей с моря. Новое изобретение позволяло надеяться, что блокада со стороны моря будет прорвана.

Глухой безлунной ночью американские суда отбуксировали «Черепаху» возможно ближе к вражеским военным кораблям, а сами вернулись на берег. В течение двух с половиной часов сержант Ли, крутя руками винт, маневрировал против морских течений и волн. Он приблизился к самому большому из английских военных кораблей — шестидесятичетырехпушечному «Eagle» («Орел»), украшенному адмиральским флагом. Бледный рассвет уже занимался над спокойным морем; надо было торопиться. Увы! Корабль оказался построенным по последнему слову тогдашней судостроительной техники: корпус его был обшит толстыми листами меди. Перфорирующий винт не мог пробить металл. Сержант заупрямился. Но что поделаешь! Невозможно найти уязвимое место в огромном корпусе «Орла».

День разгорался. Пришлось скрепя сердце отказаться от задуманной операции. Но, для того чтобы вернуться на берег, надо было покрыть расстояние в четыре мили. «Черепаха» всплыла на поверхность. Ее заметили. Английские военные суда погнались за ней. Тогда сержант Ли снова погрузился под воду и отцепил торпеду, которая взорвалась через минуту и отвлекла ненадолго внимание преследователей. Тем временем отважный сержант успел благополучно добраться до берега, где был подобран американскими шлюпками.

С точки зрения военной стратегии рейд «Черепахи» был неудачей. Но с точки зрения техники это было замечательным достижением. Человек впервые доказал, что он может продолжительное время находиться в толще вод, глубоко под волнами.

Первые «корабли глубин».

 

Самый первый «Наутилус»

Американец Роберт Фултон так преуспел в качестве живописца, что вскоре смог целиком отдаться своей страсти к механике. Приехав во Францию при Директории, он всей душой стремился помочь стране, которая не раз выручала молодое американское государство во время войны за независимость.

А Франция в тот момент больше всего страдала от так называемой континентальной блокады. Английский флот препятствовал доступу всех судов к берегам Европейского континента. Единственное средство ослабить эту петлю, душившую страну, — прогнать британские корабли, стоявшие на страже у входа во все морские порты Франции. Решить задачу можно только одним «революционным» способом: сконструировать подводный «корабль-рыбу».

У Фултона были уже разработаны чертежи такого корабля. Его убедительное красноречие внушало доверие. Но вот беда: новое грозное оружие пугало всех. Поэтому Директория долго колебалась, принять ли его официально на вооружение. В конце концов она все же отказалась от постройки «корабля-рыбы», однако согласилась выплачивать Фултону премию за каждый потопленный английский корабль, сделав вид, что не желает знать, каким способом он добьется подобного результата. Так родился «Механический Наутилус» длиной шесть метров пятьдесят сантиметров и шириной два метра. Переименованный вскоре просто в «Наутилус», этот подводный корабль прошел испытания в водах Сены, близ Парижа, а затем в Руане и пробыл под водой целых шесть часов. Однако после этого морское министерство дало распоряжение прекратить испытания.

Позже, уже при Наполеоне I, Фултон, поддержанный двумя великими французскими учеными — Лапласом и Монжем, — возобновил свою работу и построил «Наутилус-II». Новое подводное судно, имея на своем борту команду из четырех человек, потопило на рейде Брестского порта старую баржу. Английские военные корабли, блокировавшие порт, не на шутку встревожились. Но Наполеон, как и его предшественники, не захотел начать первым подводную войну, и Фултон вернулся в Америку, где несколькими годами позже ему суждено было построить первые в мире паровые суда.

«Наутилус» в глубинах океана.

 

Гениальный неудачник

Полвека спустя эстафету в деле создания подводных лодок принял некрасивый человек с большой головой, всклокоченными волосами и широко открытыми глазами мечтателя — баварский токарь по металлу Вильгельм Бауэр. Он проявил подлинную гениальность и невероятное упорство в достижении поставленной цели. Но неудачи преследовали его всю жизнь.

Первый построенный Бауэром подводный корабль предназначался опять-таки для нужд войны. Датский флот атаковал города северного побережья Германии. Новый подводный корабль «Морской водолаз» должен был напасть на корабли датчан и прогнать их.

«Глубокое впечатление, испытанное мною при созерцании некоторых морских животных, — писал Бауэр, — навело меня на мысль построить подводный корабль, который формой своей напоминал бы рыбу». Так Бауэр первым из изобретателей придал подводной лодке ее классическую форму.

Одного лишь слуха о том, что «Морской водолаз» проходит испытания в Кильском порту, оказалось достаточно для того, чтобы датские корабли, блокировавшие вход в этот порт, поспешно удалились.

Наступил день испытаний подводной лодки в открытом море. Но при выходе из Кильского порта «Морской водолаз» внезапно потерял остойчивость и пошел ко дну на глубине восемнадцати метров. Один из листов металлической обшивки оказался неплотно пригнанным. Сквозь трещину внутрь лодки лилась вода. Два матроса, находившиеся под командой Бауэра, уже приготовились к смерти. Но Бауэр не растерялся. Тут же, на месте, он придумал маневр, который по сей день применяется в подводном флоте для спасения экипажа: Бауэр приказал матросам открыть — забортные краны и впустить в лодку воду!

Матросы, не имея представления о том, как действуют законы давления в жидкой среде, не хотели выполнять распоряжения Бауэра: оно казалось им безумным. Но баварец в конце концов убедил их рискнуть.

Хлынувшая из забортных кранов вода в одно мгновение затопила лодку и стала подниматься вверх, сжимая находившийся в лодке воздух. Когда давление воды снаружи и сжатого воздуха изнутри лодки уравновесилось, входной люк, на который вода не оказывала больше давления, открылся, и сильная струя сжатого воздуха выбросила на поверхность моря незадачливых подводников, как пробку из бутылки с газированной водой или шампанским.

Три года спустя мы находим Бауэра уже в Англии за постройкой подводного аппарата, снабженного «пороховым мотором», затем — в Соединенных Штатах Америки и, наконец, в 1855 году — в России, куда он прибыл по приглашению царского правительства. В России Бауэр строит своего знаменитого «Морского черта» — огромное по тому времени подводное судно длиной шестнадцать и шириной около четырех метров.

Рассказывают, что в день первых испытаний «Морского черта» часовые, стоявшие у входа в порт, увидев чудовище, внезапно вынырнувшее из морской пучины, так перепугались, что убежали со своих постов, громко призывая на помощь.

В течение нескольких месяцев «Морской черт» сто тридцать четыре раза погружался под воду, методически подвергаясь самым различным испытаниям, для изучения всех условий и возможностей подводной навигации.

История с «Морским чертом», однако, кончилась плохо. Царские чиновники, невзлюбившие Бауэра за чрезмерную настойчивость и упорство, заставили его провести последнее практически невыполнимое испытание, рассчитывая избавиться таким способом от «сумасшедшего» иностранца. «Морской черт» должен был пройти под днищем большого корабля, стоявшего на якоре в мелком месте. Подводная лодка на полном ходу врезалась носом в илистое дно; винт запутался в густых водорослях.

Бауэру и его команде удалось спастись, но «Морской черт» так и остался лежать на дне Финского залива.

Изменило ли Бауэру мужество после такого удара? Ничего подобного! Потерпев неудачу с «Морским чертом», он уехал из России и отправился на сей раз во Францию. Наполеон III встретил изобретателя с распростертыми объятиями и предложил ему кредит в сумме… ста пятидесяти франков!

В 1875 году Бауэр умер от чахотки, в глубокой нищете.

А тридцать семь лет спустя первая подводная лодка гениального неудачника «Морской водолаз» была поднята с морского дна и торжественно установлена на почетном пьедестале во дворе Мореходного училища города Киля.

 

Идея, носящаяся «в воде»

Между 1850 и 1866 годом, когда Жюль Верн начал писать свой знаменитый роман, появляется одна за другой целая серия подводных, лодок, над созданием которых работают в разных странах десятки изобретателей. Тут и английский сапожник Леднер Филипс, сконструировавший в 1851 году подводную лодку, впервые снабженную автоматическим стабилизатором в виде часового механизма; с помощью этого механизма открывались забортные краны, впускавшие воду в правый боковой резервуар, если лодка кренилась на левую сторону, и наоборот. Тут и французский скульптор Казимир Дешан, создатель одноместной подводной лодки, где голова человека, сидящего внутри, заключена в стеклянный колпак, возвышавшийся над корпусом судна. Тут и профессор факультета естественных наук в Монпелье, впервые пытавшийся применить электричество для управления подводным кораблем. Тут и амьенский изобретатель Пети, погибший от удушья близ устья Соммы в маленькой подводной лодке своей конструкции. Тут и Симон Буржуа, морской офицер, и Шарль Брюн, морской инженер, построившие в 1863 году огромный подводный корабль «Плонжер» («Водолаз») длиной 42 метра, с двигателем, приводимым в действие сжатым воздухом. Претерпев множество неудач из-за своей неустойчивости (он то клевал носом, то становился на корму), «Плонжер» бесславно закончил свои дни в качестве… нефтеналивного судна!

Это «Подводный бык» Леграна, «Иктинея» испанца Монтуриэля, «Подводный таран» голландца Ван-Элвена, «Плавучая мортира» Джемса Несмича, «Стромболи» Вуда, извергавший огромное пламя подобно вулкану, имя которого он носил, и, наконец, созданные в 1866 году подводные суда «Сигара» Робера и «Смышленый кит» Хэлстеда.

Мы уже не упоминаем здесь о множестве изобретателей, случайно вовлеченных в эту область техники, в большей своей части мечтателей и фантазеров. «Венгерский химик, адвокат из Эндра, арденнский священник, немецкий школьный учитель, штурман из Майстриха, директор департамента прямых налогов Эврэ — все они на досуге мастерили, как умели, различные подводные аппараты, — пишет Эмиль Кондруайе, один из лучших историков подводной навигации. — Соленое дыхание моря врывалось в тишину их лабораторий, контор, ризниц, веяло среди пробирок, реестров и требников».

Общественное мнение, таким образом, было чрезвычайно занято вопросами подводной навигации. Но самое сильное впечатление на широкие общественные круги Франции произвели некоторые эпизоды гражданской войны между Северными и Южными штатами Америки. Целая серия подводных лодок, названных «Давидами» (потому что они сражались с «Голиафами» — огромными, закованными в броню военными кораблями северян), была построена в 1863–1864 годах в Южных штатах молодым американским инженером Аунлеем.

Неудачное испытание первого «Давида» повлекло за собой восемь смертей. Второй «Давид» тоже пошел ко дну, к счастью — без жертв. Третий, нанес незначительные повреждения бронированному фрегату северян «Айронсайду», но затонул при этом с девятью членами экипажа. Наконец, четвертому «Давиду» удалось взорвать двенадцатипушечный корабль северян «Хаусатоник», стоявший на якоре близ Чарлстона, причем сам «Давид» геройски погиб вместе со взорванным им кораблем, вонзив свой форштевень в брюхо огромного «Голиафа»: еще девять человеческих жертв!

«Давид» Аунлея.

Мы видим, таким образом, что в 1865–1866 годах идея создания подводной лодки, что называется, «носилась в воздухе». Не правильнее ли было бы сказать — «в воде»?

 

Искатель приключений без приключений

И вот в 1865 году Жюль Верн набрасывает впервые план романа, где некая загадочная подводная лодка оспаривает роль главного героя повествования у самого моря.

Нам известно теперь письмо писателя, датированное 19 января 1866 года, где он сообщает своему отцу:

«Я работаю, словно каторжник, над новым заказом моего издателя Этселя — „Иллюстрированной географией Франции“, которая будет выходить отдельными выпусками, ценой десять сантимов каждый. Одновременно надеюсь написать первый том „Путешествия под водой“, план которого я целиком закончил и которое будет по-настоящему необычайным. Но, чтобы осуществить все это, мне не следует терять ни одной минуты.

Твой очень любящий сын, который трудится, словно вьючное животное, так что череп его готов лопнуть».

Жюль Верн действительно жил только литературным трудом. Его призванием было: писать, описывать без устали свои мечты и фантазии. Следуя этому призванию, молодой писатель оставил в Нанте отца, метра Верна, юриста, методического человека, и мать, женщину с живым воображением, рожденную в семье потомственных моряков и судовладельцев, и уехал в Париж. Однако в 1857 году, собираясь жениться, Жюль Верн вынужден был после нескольких лет богемной жизни в Париже пожертвовать частью своего времени для работы на бирже. Но вот уже три года, как он связал себя выгодным договором с известным парижским издателем Этселем, и свободен писать сколько ему вздумается.

Свободен? Но отчего же в письме к отцу он сравнивает себя с каторжником? Да потому, что молодой писатель — жертва шумного успеха, который имел его первый научно-фантастический роман «Пять недель на воздушном шаре», положивший начало новому литературному жанру, где романтическая выдумка чудесным образом сочетается с глубоким и смелым научным предвидением, подобно тому как в самом писателе слились воедино живое воображение его матери и трезвая дальновидность отца. Бурный восторг, который новая форма повествования вызвала сначала у французских подростков, а затем у их родителей, стал причиной того, что Жюль Верн получил от своего издателя Этселя заказ: писать каждый год по два новых научно-фантастических романа. Так появились на свет «Приключения капитана Гаттераса», затем «Путешествие к центру Земли», «От Земли до Луны»…

Романы, действие которых происходит в воздухе, в ледяных просторах Арктики, в недрах земли, в межпланетном пространстве… Когда же появится роман о море? И не будет ли этот роман самым захватывающим и необычайным?

Ведь Жюль Верн любит море, любит глубоко и страстно. Недаром он родился на острове. Да, в Нанте, его родном городе, семья маленького Жюля жила на острове Фейдо, посредине Луары; там находились дома богатых судовладельцев. Этот остров в устье реки всегда чем-то напоминал мальчику корабль, готовый выйти в плавание по Атлантике. Жюль в детстве и боялся и втайне желал, чтобы во время большого паводка на Луаре остров Фейдо был подхвачен и унесен в море стремительным течением. Это видение преследовало его всю жизнь. «Не кажется ли вам, что все мы находимся на острове и остров этот, оторвавшись от ложа реки, спокойно плывет вниз по течению?» — это фраза из романа Жюля Верна «Жангада», написанного в 1881 году.

Город на берегу реки, обращенный лицом к морю, вот уже несколько столетий вел оживленную торговлю со сказочными Антильскими островами. Его девизом было: «Favet Neptunus eunti» — «Нептун благосклонен к тем, кто стремится вперед».

В конце улицы, где стоял дом Вернов, Жюль мог видеть высокие мачты океанских кораблей. На чердаке старого дома, принадлежавшего семье матери, будущий писатель вместе с младшим братом Полем часами рылся в старом, хламе — реликвиях, сохранившихся от многих поколений моряков и судовладельцев. Все ароматы и все краски далекой Вест-Индии дремали в старинных сундуках, полных диковинных вещей… Жюль любил бродить по набережным и пристаням Нанта, где большие корабли, пропитанные запахами и расцвеченные красками, не менее прекрасными, чем те, что грезились мальчику в его детских снах, отплывали к Антиллам, возвращались с Антилл.

Младший братишка, Поль, хочет быть моряком. Но Жюль, старший, должен изучать юридические науки, чтобы стать впоследствии помощником отца и его преемником; так было решено на семейном совете еще в день его рождения. Однако Жюль тоже мечтает стать моряком. «Я не могу присутствовать при отплытии корабля — будь то военное судно или простой рыбачий баркас — без того, чтобы все существо мое не устремлялось вдаль вместе с ним», — напишет он впоследствии в романе «Зеленый луч».

И вот в один прекрасный день летних каникул 1839 года одиннадцатилетний Жюль исчезает… Он купил бланк договора для найма на корабль у знакомого юнги — одного из тех мальчуганов, что обучаются на острове Магон в школе юнгов, о которой Жюль столько грезил. Ему удалось наняться юнгой на «Корали» — трехмачтовую шхуну дальнего плавания, которая в тот же день отправлялась в Индию. Настоящее начало приключенческого романа, не правда ли? И продолжение его не менее романтично!

Благородный и строгий служитель закона бросается в погоню за сыном. Но догнать «Корали», уже снявшуюся с якоря, можно лишь с помощью пироскафа — одного из этих новых судов, снабженных паровой машиной, которые впервые появились на Луаре в 1839 году. Пироскаф настигает парусник уже в устье Луары, близ Пембефа, и незадачливого юнгу возвращают отцу.

Водворенный в отчий дом, получив основательную порку и посаженный на хлеб и на воду, Жюль вынужден торжественно обещать рыдающей матери: «Отныне я буду путешествовать только в мечтах». Пророческие слова, которые должны увести его далеко и даже привести в конце концов к вполне реальным путешествиям.

 

Большой корабль рождается на маленькой барке

В мечтах Жюль Верн уже путешествовал по всему свету под именами Фергюссона, капитана Гаттераса, Мишеля Ардана, профессора Лиденброка и его племянника Акселя… Теперь он хочет пуститься в подобное же путешествие по морским волнам, вернее — под ними…

Правда, к тому времени молодому писателю уже дважды довелось совершить длительные переходы по морю на грузовых судах, принадлежащих знакомому судовладельцу: сначала в Шотландию, затем — к берегам Норвегии. Но, для того чтобы написать задуманный роман о море, он в 1866 году поселяется вместе с семьей в Кротуа, маленькой рыбачьей деревушке в устье Соммы, близ Амьена, родного города его жены, у самого моря, как раз против того места, где несколько лет назад погиб амьенский изобретатель Пети, испытывая подводную лодку собственной конструкции…

Здесь, в Кротуа, Жюль Верн покупает старую рыбачью шхуну, названную им «Сен-Мишель» в честь четырехлетнего сына Мишеля. О, это всего лишь большой баркас, наскоро переоборудованный в нечто напоминающее яхту. В маленьком трюме — три матраца, набитых морской травой, несколько книг, стопка чистой бумаги… Здесь будет написана большая часть знаменитого романа.

Но роман пишется только в те часы, когда «Сен-Мишель» стоит на якоре. Во время плавания по Ламаншу Жюль Верн стоит за рулем или спит, лежа ничком на дощатой палубе.

«Как ты можешь писать такие увлекательные книги, мой бедный друг? — говорит ему однажды, смеясь, жена. — Ведь ты никогда не смотришь на небо иначе, как спиной!»

В марте 1867 года Жюль Верн вместе со своим братом, капитаном Полем Верном, отправляется в путешествие на «Грейт-Истерне», знаменитом корабле, построенном по последнему слову тогдашней техники, который только что закончил прокладку трансатлантического кабеля между Европой и Америкой. Это первое большое плавание по Атлантическому океану — до Нью-Йорка и обратно — лишь усилило страстную любовь писателя к морю.

Вернувшись в Кротуа, Жюль Верн снова берется за перо. В 1868 году он пишет отцу: «Я целиком погружен в мое „Путешествие под водой“, и это доставляет мне несказанное удовольствие». А несколькими месяцами позже: «„Сен-Мишель“ — мой плавучий рабочий кабинет; здесь мне работается лучше, чем на твердой земле. Я уже заканчиваю первый том „Двадцати тысяч лье под водой“ и надеюсь, что все неправдоподобные события, описанные в нем, покажутся моим читателям правдоподобными».

И еще некоторое время спустя: «Я писал тебе в прошлый раз, что мне приходят на ум разные неправдоподобные вещи. Но на самом деле в них нет ничего неправдоподобного. Все, что один человек способен выдумать, другие в состоянии претворить в жизнь».

И Жюль Верн выдумывает своего «Наутилуса»; рассказывает, как герои его романа охотятся в подводных лесах на дне моря. Кто претворит эти мечты в жизнь?

«Сен-Мишель» стоит на якоре. «Сен-Мишель» способен плавать только до Дьеппа или Трепора. Но какое это имеет значение для мечтателя и ясновидца, сеющего семена будущего!

И, в то время как писатель поглощен описанием затонувшей в океане сказочной Атлантиды, капитан «Сен-Мишеля» поднимается вверх по Сене и ставит свое суденышко на якорь возле Моста Искусств, недалеко от дома, где живет его издатель Этсель.

Этсель давно не дает покоя Жюлю Верну, требуя, чтобы тот сдал ему как можно скорее долгожданный «подводный» роман. Но только в декабре 1869 года писатель вручает наконец рукопись Этселю. Четыре года протекли с того дня, когда план романа был «целиком закончен». Для Жюля Верна, связанного жесткими сроками договора и потому привыкшего работать чрезвычайно быстро, такая медлительность необычна и только лишний раз доказывает, что в этом романе писатель стремился с предельной силой выразить два самых глубоких, самых сокровенных своих чувства: любовь к морю и любовь к свободе.

Для того чтобы понять до конца «Двадцать тысяч лье под водой», надо знать, что Жюль Верн всегда был убежденным противником Второй империи; слово «Свобода» — с большой буквы! — никогда не было для него пустым звуком. Его капитан Немо — живое воплощение тех людей, которых принято называть «людьми 1848 года». Такие люди появились во многих странах в период революций 1848 года, и командир «Наутилуса» — идеальный образ подобного человека. Он помогает угнетенным, он сражается с угнетателями. Он «Немо» — «Никто», море стало для него второй родиной, и море в романе — это символ свободы.

К новогодним каникулам 1870 года, в самый разгар франко-прусской войны и суровой зимы, за несколько недель до страшной осады Парижа, книга выходит в свет.

Целым поколениям молодых суждено грезить над ее нарядным, красным с золотом переплетом, над темными гравюрами, украшающими ее страницы.

 

Капитан Никто

В разных частях земного шара, под разными широтами и долготами, несколько кораблей подверглось нападению загадочного морского чудовища. Мировое общественное мнение взволновано. Американское правительство снаряжает экспедицию на военном фрегате «Авраам Линкольн». Француз Аронакс, профессор Парижского музея естественной истории, получил приглашение принять участие в экспедиции. Аронакс представляет в романе самого Жюля Верна. Это предположение настолько правдоподобно, что писатель согласился позировать художнику Риу, который в своих иллюстрациях к роману придал профессору Аронаксу рост, осанку и черты лица знаменитого писателя.

После долгих бесплодных поисков, когда «Авраам Линкольн» уже готов вернуться ни с чем в Нью-Йоркскую гавань, таинственное животное внезапно появляется перед кораблем на просторах Тихого океана. В чудовище стреляют из пушки; Нед Ленд мечет в него свой знаменитый гарпун. Внезапно чудовище приходит в ярость: два громадных столба воды обрушиваются на палубу «Авраама Линкольна», смывая в море профессора Аронакса, его верного слугу Конселя и короля гарпунщиков Неда Ленда.

Когда все трое, выбившись из сил, начинают тонуть, чудовище внезапно всплывает на поверхность — и вот утопающие уже на спине неведомого существа. Вскоре они убеждаются, что под их ногами не спина морского чудовища, а стальная палуба подводного судна! Проходит ночь. На рассвете крышка стального люка открывается, и восемь здоровенных молодцов в масках молча увлекают наших героев внутрь загадочного корабля. Однако с ними обходятся гуманно, и скоро профессор Аронакс знакомится с командиром «Наутилуса» капитаном Немо. То, что происходит затем в романе, имеет для нас мало значения. Давайте рассмотрим подробно этот необычайный корабль, полный романтики и научных чудес.

Принципы устройства подводной лодки Жюлю Верну изобретать не пришлось: они были давно известны. Обширные резервуары, расположенные в нижней части «Наутилуса», наполняются водой, и судно, отяжелев, опускается в морскую пучину. Когда же мощные помпы выкачивают воду из резервуаров, «Наутилус», освобожденный от добавочного груза, всплывает на поверхность. Все обстоит как будто чрезвычайно просто; однако мы знаем, что на практике изобретатели и особенно конструкторы подводных лодок часто сталкивались в этом вопросе с весьма серьезными затруднениями. И это лишний раз напоминает нам суровую истину: природа далеко не всегда послушно подчиняется желаниям и воле человека.

 

Корабль, наделенный всеми совершенствами

Отличительное свойство «Наутилуса» — полное преодоление всех трудностей, возникающих на практике перед конструкторами и изобретателями. «Самобытность Жюля Верна, — пишет госпожа Аллот де ла Фюйе, племянница писателя и его биограф, — состоит в том, что он, будучи прекрасно осведомленным обо всех научных поисках прошлого и современных экспериментах, как будто забывает о них в каком-то вдохновенном опьянении. Он создает свой „Наутилус“ в идеале, в абсолюте, рассматривая как уже разрешенные все жгучие проблемы современной ему науки и озаряя ярким светом своей фантазии будущие открытия».

Так, длина самых больших подводных судов (за исключением «Плонжера») не превышала во времена Жюля Верна 10–15 метров. Длина «Наутилуса» 70 метров. Его водонепроницаемые переборки действуют безотказно. Скорость этого замечательного подводного судна в погруженном состоянии достигает 94 километров в час, в то время как рекордная скорость современного надводного корабля равна 84 километрам (по официальным данным о скорости французского эскадренного миноносца «Грозный», опубликованным незадолго до начала второй мировой войны).

Ограниченность запаса воздуха — вот главное препятствие, с которым сталкиваются все конструкторы подводных лодок, когда речь идет о длительных погружениях. Для «Наутилуса» этого препятствия не существует: под ледяными торосами Южного полюса он пробудет под водой, не всплывая на поверхность, целых шесть суток!

Непрочность металлического корпуса подводной лодки или его чрезмерный вес (в тех случаях, когда конструктор, не считаясь с законами физики, увеличивает до недопустимых размеров толщину стальной обшивки) — вот что мешает самым совершенным подводным судам опускаться на глубину свыше 300 метров. Но для «Наутилуса» и это не служит препятствием. Двойной стальной корпус необычайной прочности позволяет чудесному подводному кораблю достигать глубины «в два-три лье» (8000—12 000 метров).

«Наутилус» капитана Немо.

Теснота помещения, отсутствие свободного пространства делают чрезвычайно тяжелой жизнь экипажа на этих крохотных суденышках, отрезанных от всего мира. Поэтому, когда в 1953 году в США была построена первая атомная подводная лодка, которая может целыми месяцами оставаться под водой, вопрос о создании комфортабельных условий для экипажа был предметом такого же тщательного, обсуждения, как и вопрос о типе ядерного двигателя. Моральное состояние команды не может оставаться на должной высоте, если люди долгое время будут заключены в тесном и неудобном помещении. Атомная подводная лодка, названная «Наутилусом» в честь того, первого, существовавшего лишь в воображении знаменитого писателя (хотя в него безоговорочно верили целые поколения подростков!), снабжена граммотекой и фильмотекой, установками для кондиционирования воздуха.

Но что значит весь этот комфорт по сравнению с библиотекой и салоном первого, выдуманного Жюлем Верном «Наутилуса», размер которых приводит в изумление нашего друга Аронакса?

«Я прошел, — рассказывает он, — в огромный, великолепно освещенный салон. Это был просторный прямоугольный зал со срезанными углами длиной десять, шириной шесть и высотой пять метров. Скрытые в потолке лампы заливали ярким, но не резким светом все чудеса, собранные в этом музее». Да, это был настоящий музей с картинами Рафаэля, Леонардо да Винчи, Тициа на, слепками с античных статуй и с такими богатейшими коллекциями морских животных, что «никакой музей в мире не обладает подобными».

«Посредине салона бил фонтан, освещенный снизу электричеством; струйки воды падали в бассейн, сделанный из одной гигантской раковины тридакны». В одном из простенков салона Аронакс увидел орган. Опасаясь, очевидно, что самый факт нахождения органа на подводном корабле может показаться читателю недостаточно удивительным, Жюль Верн добавляет: «больших размеров».

Так капитан Немо на своем чудесном подводном корабле устраняет все препятствия, которые ставит природа перед человеческой мыслью и желаниями. Разбивать преграды на пути творческих дерзаний и устремлений человека — не в этом ли заключено призвание настоящего писателя?

 

Когда электричество изумляло людей

Правда, некоторые из этих преград мы со времен выхода в свет «Двадцати тысяч лье под водой» не только преодолели, но и оставили далеко позади. Так, мы не разделяем больше наивного изумления первых читателей романа перед фактом широкого применения электричества на борту «Наутилуса».

В наши дни даже маленького ребенка не удивишь лампами дневного света или лифтом, управляемым на расстоянии. Но первые, вполне взрослые читатели «Двадцати тысяч лье под водой», вероятно, были потрясены до глубины души, читая, как таинственный капитан Немо, поинтриговав некоторое время профессора Аронакса необычайным видом разных приборов и аппаратов, установленных на его чудесном корабле, торжественно объясняет ученому:

«— В природе есть сила: могучая, послушная, быстрая и простая в обращении. Она царит на моем корабле; все делается с ее помощью. Она освещает и согревает меня, она — душа и сердце всех моих аппаратов и механизмов. Эта сила — электричество.

— Электричество? — вскричал профессор, чрезвычайно озадаченный.

— Да, мосье.

— Однако, капитан, ваш корабль обладает необычайной скоростью передвижения. А это плохо согласуется с теми малыми возможностями, которыми обладает электричество. До сих пор его механическая сила представлялась мне чрезвычайно ограниченной».

Не будем читать дальше. Совершенно ясно, что молодой читатель сегодняшнего дня не может разделить недоумения Пьера Аронакса. Ему абсолютно непонятны рассуждения ученого профессора по поводу огромной скорости, развиваемой «Наутилусом», которая «плохо согласуется с малой силой электричества». Читателя сегодняшнего дня трудно удивить чудесами электротехники и даже электроники, и он уже готов признать Жюля Верна безнадежно устаревшим, раз этот чудак утверждает, будто электричество обладает лишь «чрезвычайно ограниченной» механической силой. Увы! — такова участь всех пророков: они вечно рискуют, что жизнь опередит самые смелые их предсказания и предположения.

«Мои способы получения энергии электричества, — объясняет капитан Немо удивленному профессору, — не похожи на общепринятые».

«Странно!» — скажет любой современный школьник, только что усвоивший элементарные понятия о природе и основных свойствах электричества.

Капитан Немо хотел сказать, что он получает электрическую энергию не с помощью пресловутого вольтова столба, сложенного из цинковых пластин. При таком способе получения электроэнергии цинк быстро истощается, а в условиях «Наутилуса» он не может быть заменен новым. Элементы «Наутилуса» (в 1866 году даже такой провидец, как Жюль Верн, не мог представить себе другого способа получения электричества) питаются хлористым натрием, «который в соединении с ртутью образует амальгаму, заменяющую цинк в элементах Бунзена». А хлористый натрий капитан Немо получает из моря — неиссякаемого источника его могущества.

Выработанный элементами Бунзена ток «воздействует через электромагниты больших размеров на особую систему рычагов и шестерен, сообщающую вращательное движение гребному валу».

Электромотор, снабженный рычагами? Нам не совсем понятно, о чем здесь идет речь. Почему не ротационный двигатель? Приходится сделать мысленное усилие, обратиться к справочникам по истории техники и удостовериться, что во времена «Наутилуса» современных электрических моторов еще не существовало. Поэтому Жюль Верн, исходя из принципа действия паровых машин с поступательно-возвратным движением, предполагает, будто мощные электромагниты попеременно притягивают и отталкивают куски металла и это движение трансформируется затем во вращательное с помощью системы рычагов.

Но Жюлю Верну не было известно, что в 1866–1867 годах, когда писался знаменитый роман, бельгийский электротехник, по имени Грамм, уже ставил некоторые опыты, которые в скором времени… Нет, решительно, ремесло пророка в науке — профессия трудная и неблагодарная!

И все же пророчества Жюля Верна бессмертны. Почему? Да потому, что его роман — не только поэма во славу техники, но прежде всего поэма во славу моря. А море — вечно, и мечта человека проникнуть в его глубины, освоить их еще далеко не утолена. Только капитан Немо сумел осуществить полностью эту вековую мечту человечества.

«Взгляните на океан! — восклицает он. — Не кажется ли вам, что он живой? У него бывают и приступы гнева и минуты нежности. У него есть пульс, есть артерии. Круговорот, все время происходящий в нем, в точности напоминает процесс кровообращения у живых существ. Я обнаружил в толще его вод постоянное движение от поверхности ко дну и от дна к поверхности, представляющее собой подлинное дыхание океана. Я видел жизнь, более изобильную, чем на материках, более плодовитую, не прекращающуюся и цветущую во всех частях океана, во всех молекулах этой жидкой стихии».

В этих вдохновенных словах капитана Немо заключена разгадка тайны, почему роман Жюля Верна так волнует нас до сих пор. Он заставляет нас верить, что человек может проникнуть в глубины моря, этой «второй Вселенной», такой близкой от нас и такой бесконечно далекой!

Самые смелые наши исследования и погружения — только еле заметные следы на поверхности Мирового океана. Здесь скрыт для человека неиссякаемый источник тайн и загадок; здесь — неистощимая сокровищница самых фантастических приключений. И капитан Немо указывает путь всем искателям приключений сегодняшнего и завтрашнего дня.