В ясное весеннее утро 28 марта 199… года, возле особняка, занимаемого чешским посольством и отгороженным от неширокой улицы толстой белой стеной с раздвижными воротами и скучающим милиционером в будке, остановилась серая девятка. Из девятки высадился плотный, средних лет мужчина в элегантном однобортном костюме из кашемира, сидевшем на нем так же неловко, как на курице. Мужчина этот был Виталий Иванович Спицын, главный бухгалтер учреждения, разместившегося прямо напротив особняка.

Учреждение же это было ни чем иным, как главной и единственной конторой небольшого коммерческого банка «Межинвест».

Главный офис «Межинвеста» располагался в хорошеньком трехэтажном особнячке, чьи бывшие обитатели, – жильцы многочисленных коммуналок, – уже три года как жили в отдельных квартирах на окраине Москвы, благословляя сноровку выкупивших дом прохиндеев. Сам же дом был завешан желто-белым полотном и отремонтирован турецкой фирмой. Теперь он привлекал внимание даже самого нелюбопытного прохожего бронзовыми решетками на окнах и светло-кремовой дверью, над которой дружелюбно таращился на посетителей глазок телекамеры. А пуще всего, – невиданным зеленым ковром, расстеленным по тротуару на всем протяжении здания. Ковер этот с честью выдержал московскую зиму и теперь сверкал в лучах мартовского солнца.

Было уже восемь часов утра, и Виталий Иванович недоуменно покачал головой, не обнаружив у подъезда директорской машины и сопровождения: директор банка, Александр Шакуров обычно приезжал в офис раньше всех, да и вчера вроде было обговорено…

Аккуратный бухгалтер запер руль железной кочергой, и двери, – особым ключом, проинспектировал их, подергав за ручки, и, поставив машину на охрану, неторопливо отправился по зеленому ковру к белой двери. Дверь была увенчана бронзовым на подкову похожим козырьком, и имела сбоку сверкающую табличку с названием банка, а также три или четыре таблички поменьше, с названиями всяких арендующих площадь контор.

Сбоку крыльцо оформляла бронзовая решеточка, и бронзовые же планки прижимали к ступеням зеленый ковер.

И тут Виталий Иванович заметил колоссальный непорядок. На крыльце банка, облокотясь о решеточку, красовался поганый натюрморт, состоящий из полиэтиленового пакета, начиненного двумя банками пива Heineken, кожурой апельсина и обглоданным хвостиком воблы. То ли какой-то ночной прохожий не донес свою красоту до редкого в этих местах мусорного бачка, то ли дневные охранники банка заболтались, уходя, с ночными сменщиками, и забыли свое сокровище.

Но даже этакий непорядок в мироздании не привел бухгалтера в дурное настроение духа. У двери он еще раз обернулся, приветливо сделал ручкой милиционеру напротив (у фирмы имела негласная договоренность со скучающими охранниками посольства), обозрел веселым глазом разбитый, вдаль уходящий утренний переулок, на котором в два ряда дремали ряды коробкообразных «Жигулей», и топорщились где-то там, за разбитой чугунной оградой, чахлые липы детского скверика. Перед тем, как нажать на звонок, он примерился и спихнул ногой с крыльца мерзкий пакет.

Тут же что-то взвыло и грохнуло. Тонкие столбики крыльца подломились, мартовское утро осветилось каким-то новым светом, и последнее, что успел заметить Виталий Иванович в своей жизни, был свет, от которого выгорала изнанка глазниц, и лак, вскипающий пузырьками на разорванном стальном ребре двери.

В серой девятке, отброшенной взрывом на другую сторону улицы, включилась сигнализация, и она страшно и тоскливо запела, словно пес, оставшийся без хозяина. Ошалелый же милиционер рвал с пояса рацию, матерясь и облизывая ладонь, пораненную осколком залетевшего в будку стекла, – собственные стекла будки были выбиты еще при Брежневе.

Спустя полчаса тихий московский переулок преобразился. Милицейские синеглазки слетелись, как стая грачей, к изуродованному подъезду, и двое медиков в белых халатах отскребывали с того, что было зеленым ковром то, что было бухгалтером Виталием Ивановичем. Редкие в этот час прохожие с любопытством вытягивали лица, пытаясь заглянуть за веревочный кордон. За кордоном толклись милиционеры со злыми глазами, и у самой веревки, прислонившись к длинному и похожему на совок капоту новенького «Мерседеса», рыдал директор банка, тридцатилетний Александр Шакуров.

Лейтенант МУРа Сергей Тихомиров, недавно назначенный в отдел по расследованию взрывов, вместе со своим помощником, Дмитриевым, возились у двери, или, вернее, от того, что от нее осталось.

– Пакет, – орал напротив них охранник из будки, – пакет тут стоял на крыльце, банка хенекена, – а он его, значит, ногой…

– Аккуратный человек был бухгалтер, – заметил Тихомиров, – другой бы на его месте не стал чужого дерьма трогать.

Взвизгнули тормоза. Сергей Тихомиров повернул голову и увидел остановившийся у веревочек орехового цвета «Вольво». Чуть подальше, с неторопливым сознанием собственного достоинства, тормозили два молочно-белых «Ренджровера», в которых американские обыватели ездят по плохим дорогам, а российские мафиози – на боевое дежурство. Машины остановились, и из них согласованно высадились пятеро спортивного вида парней, большею частью в джинсах и камуфляже. Из «Вольво» же вышел человек лет тридцати, в безупречном костюме от Версаче, в светлом плаще, с бесовскими глазами цвета пепси-колы, и рыжим, торчащим вверх чубом.

Человек из «Вольво» отстранил подвернувшегося под руку мента и подошел к рыдающему директору банка. Руки его как-то лениво перекатывались вдоль бедер, и на мгновение Тихомирову показалось, что по мокрому московскому асфальту скользит красивая кобра в дорогом заграничном сукне.

Человек обнял Шакурова и похлопал по плечу. Шакуров тотчас же уцепился за рукав рыжего, перестал рыдать и начал лопотать, полубессвязно и горячо:

– Пробка… – говорил он, – пробка у кольцевой… Это ведь меня…

Тут рыжий обернулся и увидел, что к ним подходит новый начальник.

– Посторонних попрошу удалиться, – ломающимся от злости голосом сказал лейтенант Тихомиров. Глаза его, чайного с искрой цвета, горели нехорошим огнем. Дмитриев дернул его в испуге за рукав.

– Я не посторонний, – мягко возразил рыжий, – я друг.

– Это ж сколько стоит твоя дружба, Сазан, – осведомился лейтенант, – тридцать процентов прибыли или как?

Сазан брезгливо улыбнулся. Один из прибывших с ним молодых людей покрутил у виска и, ни к кому особенно не обращаясь, заметил:

– Оборзел начальничек.

Люди Сазана, оттеснив ментов с места происшествия, щелкали камерой и обсуждали мусор у крыльца. Чизаев, окончательно деморализованный техническими характеристиками камеры в руках одного из новоприбывших, без звука снял со штатива свой собственный аппарат и уступил место прыщавому юнцу в кожаной куртке. Тихомиров, в старых джинсах и не стиранном вторую неделю свитере, затрясся.

– Вон, – заорал он, – с места происшествия!

Директор банка уже перестал плакать. Он с тревогой посматривал то на Сазана, то на милиционера, и ему было видимо не по себе от боевитости нового лейтенанта.

– Слушайте, – сказал директор, – они же вам не мешают…

– Я не допущу, чтобы организаторы преступления занимались его расследованием.

Два десятка ушей оборотились в сторону нового начальника.

– Слушай, мусор, – мягко сказал Сазан, – ты не рано решил, что это моя работа? Это не моя работа. А что из этого вытекает? Из этого вытекает, что я тоже хочу найти этого шутника.

– И что же ты с ним сделаешь, найдя?

Сазан озадачился. На лице его изобразилось детское недоумение.

– Ну что же я смогу с ним сделать, – жалобно сказал Сазан. – я же не присяжный заседатель… Ничего не сделаю, яйца повыдергаю и скажу, что так и было.

Спутники Сазана одобрительно прыснули.

– Не надо нам с тобой, мусор, ссориться, – продолжал Сазан, – ведь тебе это дело важно для галочки, а мне будет неприятно, если станут говорить, будто я подвожу друзей. Вот и выходит, что у нас одна и та же цель.

– Не думаю, Сазан, – проговорил лейтенант, – что у нас с тобой одна и та же цель.

– Это почему?

– А ты сам сказал, что не можешь допустить ущерба своей репутации.

Поэтому ты заинтересован в том, чтобы повыдергать яйца у первого подходящего кандидата. Я же заинтересован в том, чтобы найти настоящего преступника. Кроме того, помнится мне, УК Российской Федерации пока не предусматривает такой меры, как выдирание яиц.

– Ну-ну, – процедил рыжий, и повернулся к своей машине.

– Валерий, куда же ты! – отчаянно закричал директор.

– Ты что, не вникнул, что сказал гражданин начальник, – пропел с ухмылкой рыжий, – он твой защитник, а я нетрудовой элемент. Из-за таких, как я, гибнет страна и терпит крушение народное хозяйство.

«Вольво» плавно тронулся.

– Да не я же вызвал милицию, – вопил потерявшийся директор, хватаясь за дверцу и поспешая за автомобилем.

– Созвонимся, – бросил из окна рыжий.

– Сазан, Сазан! – беспомощно кричал молодой директор и махал руками посереди проезжей части. Ореховый «Вольво», сопровождаемый «Рейнджроверами», завернул за угол и исчез.

***

Лейтенант Тихомиров некоторое время стоял, кусая губы, а потом забрался в старый милицейский «Москвич» и поехал по улице. Отъехал он, впрочем, недалеко. Через двести метров, на перекрестке, красовалось 113 отделение связи. Отделение ютилось во дворе полуразвалившегося дома, и в нем заканчивался ремонт. Рабочие вставляли в окна тяжелые цветные стекла, и на асфальте лежала доходчивая надпись: «Интим». Рядом прилепился круглосуточный киоск, изготовленный из лучшей танковой брони и заставленный заграничными сигаретами и спиртным.

Сергей выбрался из машины и постучал в окошечко киоска. Окошечко отворилось, и оттуда выглянула симпатичная девица с льняными волосами.

Сергей, по внезапному наитию, побарабанил по стеклу напротив баночки Heineken.

– Две штуки, – сказал он.

Девица выдала ему пива в обмен на горстку мятых милицейских рублей и стала задергивать окошечко.

– Вы тут всю ночь были? – спросил Сергей, попридержав окошко.

– Ну?

– А можете припомнить, кто тут ночью проходил?

– А вам-то чего?

Тихомиров молча показал девице свое удостоверение.

– Это что там, – ткнула пальцем девица, – ихний банк ограбили?

– Кто-нибудь проходил мимо вас к банку, или обратно?

– Не-а, – сказала девица. – Охранник ихний тут был.

– Когда?

– Да часа в четыре.

– Чего он хотел?

– А, дурью маялся, – сказала девица. – с собой звал.

– А вы?

– Жирный он, – сказала девица, – не люблю жирных.

– И сколько он с вами беседовал?

Глаза девицы вдруг сошлись в одну точку.

– Слушай, – заявила она, – купил на трояк, а наговорил на червонец. Не мешай работать!

Тихомиров оглянулся и увидел за спиной квадратного молодого человека в тренировочном тайваньском костюме и тяжелых десантных ботинках.

– Пивом интересуетесь, товарищ лейтенант? – спросил парень.

Наклонился к окошечку, подмигнул девице и сказал:

– Дай-ка мне, Люба, вон ту пузатенькую.

***

Спустя минут сорок, обойдя все окрестности и крепко поругавшись с владельцем ночного бара, Сергей вернулся к банку.

Прохожих на улице становилось все больше, начинался дождь, небо над городом было цвета бетонного забора.

Милицейские машины понемногу разъезжались, увезя с места взрыва все, что их заинтересовало, и уже два хмурых слесаря, вызванных директором, нетерпеливо посматривали на милиционеров у порога, – дескать, хватит щепки собирать, пора и дверь ремонтировать.

Прямо в проеме двери на стремянке стоял молодой человек в потертых джинсах и сером свитере: он рассматривал какую-то козявку на потолке.

Сергей сообразил, что это остатки поврежденной взрывом фотокамеры, и что скорее всего банк фотографировал всех входящих.

Сергей протиснулся вдоль стремянки и вошел внутрь.

Пять или шесть ступенек покрытой ковром лестницы вели в широкий холл.

Наверху лестницы стоял стол для охраны, два стула и шикарный кожаный диван, на котором, вероятно, располагались посетители в ожидании пропусков. Сейчас на диване сидел охранник банка. По случаю ночной смены он выглядел не очень презентабельно, – в старых тренировочных штанах и фуфайке с надписью «Motorola-90». Рядом с охранником сидел один из оперативников. Сергей поманил охранника пальцем и завел в первый попавшийся кабинет с глухо задернутыми шторами и молчащими компьютерами на белых столах.

Сергей усадил охранника в вертящее кресло, вынул из кармана куртки банку с пивом и показал охраннику.

– Видишь? – сказал Тихомиров.

– Ну, пиво.

– Вот бухгалтера вашего убило такой банкой. Кто-то оставил ее у крыльца.

– Ничего я не видел, – сказал охранник.

– Это ты для милиции ничего не видел, а для своего шефа?

– Я внутри сижу, я что, вижу, если кто-то мимо идет? Это пусть этот, из посольской будки, смотрит.

– А почему ты бухгалтеру не открыл? Ты же должен был слышать, как остановилась машина?

– Я пошел открывать, – во, задницей о стол ушибло.

– Значит, ничего не видел, ничего не слышал, ничего не скажешь?

– Не-а.

– А я вот кое-что слышал.

Охранник исподлобья уставился на мента.

– Слышал, что ты в четыре утра приставал к девице в ночном киоске.

– Ну?

– А как ты думаешь, если Сазан узнает, что ты по ночам отлучаешься самовольно от вверенной тебе территории, – что он с тобой сделает?

Тихомиров схватил охранника за шиворот.

– Я ведь забрать тебя могу за эту ночную прогулку! Я тебе такое понапишу! Я девицу говорить заставлю, что ты ей пистолетом угрожал! Я тебя в ИВС посажу, а ты будешь просить, чтобы тебя не выпускали, потому что в изоляторе тебе будет веселее, чем перед Сазаном.

Тихомиров выпустил охранника, и тот кочаном сел на стул.

– Я правда ничего не видел, – закричал охранник, – сдохну, если вру!

– Когда ты вернулся в банк?

– В 4:30.

– Стояла эта банка у подъезда?

– Не.

– А если бы стояла, ты бы поднял?

– Не знаю. Спицын, он аккуратный человек. Бухгалтер, – одно слово.

– Кто обычно первым приезжает в банк?

– Директор. Шакуров.

– С охраной?

– С водителем. Плевал он на охрану. У него Сазан есть.

Подумал и добавил:

– Теперь, наверно, будет ездить с охраной.

– А если бы Шакуров приехал первый, он что, стал бы трогать эту банку?

– Ну, а если б водитель поднял, а Шакуров бы рядом стоял, – сказал неуверенно охранник, – какая разница?

Разница вообще-то была небольшая.

– А может, и не стали бы ее трогать, – задумчиво сказал охранник, – может, Сазана бы позвали.

***

После этого содержательного разговора Сергей поднялся на второй этаж по белой, как лист финской бумаги, лестнице, и прошел через пустой еще предбанник в кабинет Шакурова.

Кабинет был невелик – с пластиковыми столами и белыми пупырчатыми стенами. На стенах висели картины, сильно напоминающие изображение в телевизоре со сбитой настройкой. Из-за шкафа в закутке выглядывало рыло ксерокса, а сбоку от директора стоял открытый, но не включенный ноутбук.

Шакуров пил кофе и говорил по телефону. Речь шла о некоем разрешении антимонопольного комитета на приобретение более тридцати процентов акций какой-то компании. Компания производила мягкие игрушки по японской лицензии. Банкир говорил вполне связно. Лицо его было цвета парадной лестницы. Перед Шакуровым лежала бумага с печатью и подписью, и непотушенная сигарета «Кент» уже выжгла на бумаге основательную дырку.

Шакуров сигареты не замечал.

Кончив говорить, банкир досадливо отставил чашку с кофе, махнул рукой и, поднявшись, пересек комнату. Он забрался за ксерокс, достал початую бутылку светло-коричневого коньяка и два пластмассовых стаканчика. Один стаканчик он выпил сам, другой протянул милиционеру:

– Вот, – сказал банкир, – праздновали вчера. Держите.

– На работе не пью.

– Ах да. Конечно, для вас это работа, а для меня, знаете, не совсем обычное происшествие.

– Это как сказать. По-моему, деловым людям уже пора привыкнуть к таким вещам. Это уже часть их работы. Два месяца назад на Пятницкой был, например, очень похожий взрыв. Концерн «Таира».

Тут банкир наконец заметил сигарету и с досадой ее раздавил. Потом вынул новую, зажег, спохватился и предложил пачку Сергею. Сергей сигарету взял.

Банкир курил нервно, часто стряхивая пепел, и в конце концов опять раздавил сигарету и принялся за коньяк. Это был довольно красивый молодой человек с круглым, как лист лопуха, лицом, припухлыми чувственными губами и неожиданно твердым подбородком. Костюм его был безукоризненно свеж: еще на улице, когда банкира водили к трупу, Сергей заметил, что тот очень старался не испачкаться о своего изодранного бухгалтера. И не испачкался.

Сергей сел в удобное вертящееся кресло, располагавшееся напротив директорского стола, положил ногу на ногу и спросил:

– Вы подозреваете кого-нибудь в устройстве этого взрыва?

– Ума не приложу.

– Вы получали в последнее время угрозы, предупреждения? С вас требовали денег?

– Нет.

– Сколько вы платите Сазану? Тридцать процентов? Пятнадцать?

– Какому Сазану?

– Вашему приятелю, который приезжал только что.

– Я? – в голосе Александра Шакурова зазвенела насмешка. – Помилуйте, с чего вы взяли? Я честный российский предприниматель и плачу семьдесят процентов налогов. Если я буду платить еще целых тридцать процентов бандитам, мне не на что будет давать взятки, которые я раздаю ежедневно, из любви к трудящейся бюрократии, как говорят аналитики из пивнушек.

Сергей сильно сомневался, что банкир платит семьдесят процентов, но решил не заострять на этом внимания и спросил:

– И отчего же Сазан принимает в вас такое горячее участие?

– Помилуйте, – сказал банкир, – мы старые приятели. Сидели за одной партой и учились в одном МАДИ.

– Значит, – с насмешкой спросил милиционер, – между вашей фирмой и вашим приятелем царят не обычные деловые отношения. А, скажем так, близкие и сердечные связи. И Сазан посвящен в дела фирмы куда лучше, чем это водится с обычными рекетирами, – а вы – вы, может быть, лучше посвящены в его дела?

Банкир встревожился.

– Я вовсе не это хотел сказать.

– Вы никогда ничего не платили Валерию Нестеренко?

– Фирма Валерия несколько раз осуществляла аудиторскую проверку нашей компании. Могу вас заверить, что это делалось на самом высоком уровне. У Валерия работают первоклассные специалисты, и мы платили им соответственно.

– И когда же была последняя проверка?

– Месяц назад.

– Надеюсь, ее результаты никак не отразились на вашей сердечной дружбе с Нестеренко?

– Не понимаю, о чем вы.

– О том, что если бы вы попытались скрыть от Сазана часть доходов банка, и первоклассные аудиторы Сазана обнаружили бы это, вам бы сильно влетело.

– Не влетело же, – тупо сказал банкир.

Сергей усмехнулся. Рука банкира задрожала, и он опрокинул пластмассовый стаканчик.

– Не поите коньяком компьютер, – сказал Сергей.

Банкир махнул рукой.

– А скажите, Александр Ефимович, кто бы, в случае вашей смерти, сидел бы сейчас за этим столом?

– Вероятно, мой заместитель – Лещенко.

– Он давно у вас?

– Недели три.

– Тоже приятель Сазана?

Банкир молчал.

– Или, может быть, он отбывал срок вместе с Сазаном?

По страшно побелевшему лицу банкира Сергей вдруг понял, что угодил в точку. Сергей укоризненно покачал головой и сказал:

– Как же так, Александр Ефимович! Месяц назад Сазан перетряхивает вашу фирму, через неделю навязывает своего человека, сегодня у подъезда взрывается бомба, – и вы бежите за Сазаном, как гусенок за мамой?

Хорошенькая секретарша просунула головку за дверь и спросила:

– Мюльхаймер просит подтвердить, придете ли вы сегодня на ужин?

– Да, – сказал банкир.

Секретарша затворила дверь. Банкир задумчиво глядел на милиционера.

Было заметно, что он впервые заподозрил, что перед ним человек, а не диктофон. Было также ясно, что он не расположен беседовать ни с человеком, ни с диктофоном.

– Значит, – сказал Сергей, – угроз вы не получали и разногласий с Сазаном не имели?

– Нет.

– Происшедшее очень потрясло вас?

– Конечно. Ведь обычно первым являлся сюда я.

– Что вас задержало сегодня?

– Пробка. Пробка на Киевском шоссе, километрах в двух от окружной.

– В чем было дело?

– Ремонтировали мост через окружную. Они сгоняли машины через съезд на окружную, а потом милиционер разводил потоки.

– И когда начался ремонт?

– Сегодня. Я ничего о нем не знал. Я сидел в машине и злился, как еж в бутылке.

– Вы часто ездите по Киевскому шоссе?

– Да, я построил дом в Соколове.

– Вы осмотрительный и методичный человек. Неужели вы или ваша охрана не видели щитов, предупреждающих о начале ремонта?

– Что вы хотите сказать?

– Посудите сами, Александр Ефимович. Когда у дверей банкиров взрываются бомбы, они обычно имеют достаточно точное представление, кто подложил эти бомбы. Вы утверждаете, что происшедшее явилось для вас большой неожиданностью. Я вам верю. Почему? Потому, что, если бы вам кто-нибудь угрожал, дело бы решилось не бомбой, а перестрелкой между угрожавшим и людьми вашего дорогого, то есть дорогостоящего друга по кличке Сазан. Примем как рабочую гипотезу ваше же утверждение о том, что вам никто не угрожал. В таком случае остается только две правдоподобных версии. Первая: был убит именно тот человек, которого хотели убить. В таком случае пробка на дороге – это всего лишь попытка обеспечить себе алиби, не очень, впрочем, основательное. Ведь пробка была вызвана не аварией, а ремонтом. А предупреждения о ремонте вы или ваши охранники должны были заметить заранее. Но это всего лишь предположение. И, если оно несправедливо, остается вторая версия. Вы сами сказал мне, что Валерий Нестеренко – ваш школьный приятель и что в вашей фирме он значит очень многое. На ключевых постах вашей фирмы – люди, рекомендованные Нестеренкой. Это значит, что в случае вашей смерти Нестеренко получил бы полный контроль над фирмой.

Банкир побелел еще больше.

– Вот такие две версии первым делом приходят на ум. Какая из них вам кажется правильной?

Банкир молчал, и глаза его от тоски были большие, как блюдца.

– Я понимаю, Александр Ефимович, – вам кажется, будто Сазан сделает исключение для своего школьного приятеля. Вы ошибаетесь: сазаны не делают исключений. Я понимаю, что все охранники вашей фирмы – от Сазана, и вам страшно думать, что бомбу подложил, вероятно, один из людей, который сейчас караулит у входа.

Банкир молчал.

– Кстати, у вас над дверью висела телекамера. Как я понял, вы делаете снимки всех посетителей банка. Вы не могли бы мне их дать?

– К нам приходят уважаемые люди. Зачем их снимкам лежать в милиции?

– А зачем вы фотографируете уважаемых людей, если это только уважаемые люди?

– Уйдите, ради бога, – сказал банкир. – Что вы меня мучаете, если вы такой умный?

Сергей встал.

– Хорошо, Александр Ефимович, я сейчас уйду. И я хочу, чтобы в мое отсутствие вы подумали о своем положении и о том, насколько ваша смерть была выгодна вашему приятелю. Вот и поразмыслите, с кем сотрудничать: с теми, кто хочет раскрыть преступление, или с теми, кто хочет его довести до конца.

Когда Сергей сходил по парадной лестнице, двое слесарей уже ставили новую сейфовую дверь, обманчиво покрытую кремовым деревом. Возле двери маялся грузный человек с бегающими глазами лагерника: вероятно, это и был Лещенко. Молодого человека, вздыхавшего над телекамерой, уже не было.

Сергей поинтересовался у охранника:

– А такой, с усиками, в свитере, – он где?

– Вторая комната налево.

– Как его зовут?

– Митька Смирной.

Сергей прошел во вторую комнату налево.

– Простите, – сказал он, – Александр просил меня зайти к некоему Дмитрию и взять фотографии посетителей. Дмитрий – это вы?

Сергей действовал наугад. Если парень копался в разбитой аппаратуре, это еще не значило, что он ей заведовал. Но Дмитрий вздохнул, открыл шкаф и обреченно спросил:

– Все?

– Все. Я верну их к вечеру.

Дмитрий молча сунул ему в руки черный портфель.

Наверху, в белом кабинете с ореховыми столами, стоял у окна Александр Шакуров, глава «Межинвестбанка», и бессмысленным взглядом смотрел на беспорядок у подъезда. Лучше, чем кто бы то ни было, Александр понимал, что проклятый мент угодил в точку. Аудиторская проверка Сазана вышла Шакурову боком. Если бы речь шла не о школьном приятеле, то трудно сказать, где бы были сейчас Шакуров и его банк. Но Сазан согласился, что это «просто ошибка», а потом поглядел на друга и сказал: «За ошибки надо платить. Возьми к себе Лещенко, чтобы больше таких ошибок не было».

И, что самое главное, – Александр Шакуров был убежден в компетентности своего друга. Люди Сазана не могли не заметить подготовки к покушению и слежки. Значит, слежки не было. Значит, бомбу подложил тот, кто и так хорошо знал распорядок дня Шакурова. А единственные, кто хорошо знал распорядок дня Шакурова, – были его же собственные охранники. «Вот и поразмыслите, с кем вам стоит сотрудничать, – с теми, кто хочет раскрыть преступление, или с теми, кто захочет его довести до конца».

Зазвонил телефон. Александр снял трубку и услышал голос Сазана:

– Сашок? Ты еще не проголодался? Отобедаем в «Соловье», в полпервого.

***

Дмитриев ждал лейтенанта на улице, в машине, и с неприязнью наблюдал за двумя спортивного вида парнями, стоявшими в проеме раскрытой двери.

Парни приехали вместе с Сазаном, но милиция была вынуждена их пустить, потому что они предъявили удостоверения охранников банка.

Сергей сел в машину.

– Нашли трех прохожих, – сообщил Дмитриев, – все проходили близ крыльца в последние полчаса. Все подтверждают, что на крыльце стоял пакет с мусором. Вроде бы там была шкурка от банана, косточки какие-то, и две или три жестяные банки. Одна старушка сказала «жестяная банка», другая говорит, – просто консервная банка, а охранник посольства утверждает, что это было пиво «Хенекен». Видимо, прав охранник: у него и глаза внимательней, и потом, он их натер об этот мусор, пока в скучал в будке.

Очень много взрывчатки, – преступник, видимо, рассчитывал убить не только того человека, который трогал пакет, но и любого, кто находился в радиусе трех-четырех метров. Даже, может быть, сидел в машине.

– А как пакет попал на крыльцо, он не видел? – кивнул на посольскую будку Сергей.

– Он сменился в семь пятнадцать, и мусор уже валялся на крыльце.

Поднимать он его, конечно, не стал, не его это дело – чистить мусор.

– А напарник его где?

– Напарник живет в Бирюлево, а телефона у него нет.

– Поехали в Бирюлево, – сказал Сергей.

***

В Бирюлево милиционерам открыла настороженная женщина: из ванной доносилось скворчание элетробритвы, и в кухне орал голодный ребенок.

Сергей показал свой пропуск и сказал:

– Я к Федору Шадко.

Электробритва смолкла, и Шадко вышел из ванной, со свежей царапиной на щеке и в круглых очках. Он не спал после дежурства, – значит, спал во время дежурства.

– Добрый день, – сказал Сергей, и опять показал свой пропуск. – Вы ночью дежурили у чешского посольства?

– Да.

– Напротив ворот посольства находится головной офис банка «Межинвест», – вы не заметили ничего подозрительного?

– Нет, – ответил милиционер.

– Между четырьмя и семью пятнадцатью утра к двери банка положили пакет с мусором. Вы видели, кто это сделал?

Милиционер заколебался. Судя по всему, банк платил ему за присмотр, и теперь Шадко размышлял, входит ли в условия оплаты обязательство молчать перед милицией.

– Гм, – сказал Шадко, – пакет я видел.

– А кто его оставил?

– Не знаю… А вот… – стучались к ним в пять утра.

– В пять?! Кто?

– Не знаю, парень какой-то чернявый.

Потом подумал и добавил:

– Он вроде как шел к банку, я решил, что это почтальон. Знаете, со скоростной почтой.

– Вы когда-нибудь видели почтальона в пять утра?

Шадко безумно удивился.

– И верно, – сказал милиционер, – не видел!

– Вы могли бы его описать?

Охранник насторожился.

– Парень, – снизу джинсы, сверху свитер, – а чего еще сказать?

– Вы его видели раньше?

– Нет, – уверенно заявил Шадко.

Сергей вытащил из кармана бумажник, а из бумажника – фотографию своей семилетней дочки. Затем протянул руку и снял с носа Шадко очки.

– Это он? – осведомился Сергей, держа карточку на расстоянии одного метра от носа охранника. Тот немедля потянулся глазами к карточке, но Сергей прикрыл ее рукой.

– Вы были без очков? – спросил Сергей.

Шадко хлопал глазами. Сергею уже все было ясно. Охранник спал и поэтому был без очков. Ранние шаги разбудили его, он выглянул из будки, но забыл одеть очки и вообще не мог удивиться чему бы то ни было, ибо не знал, это уже явь или еще сон.

– Как же вы могли узнать или не узнать его без очков? – с насмешкой спросил лейтенант. Вы же без очков на таком расстоянии не отличите корову от самосвала.

– Я вам что, андропов, за такие деньги да ночью не спать? – сказал Шадко.

***

Когда они спускались вниз, Дмитриев полюбопытствовал:

– У него что на плечах-то? Ведерко со стиральным порошком? В пять часов какой-то любитель чистоты выносит к двери банка пакет с мусором, а он спит и видит интересные сны!

– Расспроси местных жителей, – сказал Сергей, – может, кто-то чего-то видел.

– Это в пять утра-то?

– Поищи бегунов и собачников. Они часто выгуливают собак рано.

– А девица в ларьке?

– Никого она не видела, кроме банковского охранника, который ушел с поста. Думаю, Сазан ему сейчас мозги вправляет за эту отлучку.

– А бар там какой-то…

– Ага, – поддержал Сергей, – сходи в бар. Хозяин тебя отлично накормит и сообщит тебе все приметы подозреваемого, – и это будет человек, который увел у него на прошлой неделе выгодную сделку.

Они вышли из облупившейся пятиэтажки. Дом выходил торцом к грязно-серой улице, и на газоне, разделявшем заасфальтированную площадку у подъезда и тротуар, лежали кучки черного снега и оттаявший прошлогодний сор. Посередине улицы, звеня, останавливался трамвай. Возле трамвайной остановки на рекламном щите молодой человек курил «Luky strike». Молодой человек весь до самой макушки был забрызган грязью, и, наверное, поэтому не внушал особого желания курить «Лаки страйк». В гастрономе напротив во всю витрину красовался огромный двухметровый пакет молока. Выходцы из трамвая завистливо озирались на коммерческие киоски и покорно текли от трамвайной остановки к стеклянной двери гастронома.

– Смотри! – вдруг сказал Дмитриев.

Когда трамвай отъехал, стало видно, что за ним стоит ореховый «Вольво». Машина деликатно помигала указателем поворота и переехала через пути. Два или три автомобиля на встречной полосе шарахнулись от нее в разные стороны. Вольво мягко перевалился через газон, проехал несколько метров и остановился у дома.

Дмитриев, бывший, в отличие от Сергея, в форме, первым подошел к машине.

– Нарушаете, – сказал он, – товарищ водитель. Ваши права.

Человек, сидевший в машине, молча протянул ему корочку. В корочке вместо прав лежало двадцать долларов. Сергей заглянул в машину.

– Мы уже сегодня встречались с вами, – заметил он.

– А, это ты, мент. Проворный.

– Выйдите из машины, – приказал Сергей.

– За что?

– За нарушение правил дорожного движения и попытку подкупа должностного лица при исполнении служебных обязанностей.

Сазан молча хлопнул дверцей. В отличие от своих людей, предпочитавших спортивные костюмы и раздолбанные моторы краденых «Мерседесов», он был одет очень хорошо, в двуборный светло-серый костюм, и из-под пиджака деликатно высовывалась белейшая манишка.

– Назад, – сказал Сергей.

Сазан послушно сел на заднее сиденье.

– Вы бы еще наручники мне надели, – сказал он.

– Ща у тебя из кармана выну и надену, – пообещал Сергей.

Ехали молча. Уже в центре, у гастронома на Смоленской, Сергей приметил свободное местечко и сказал Дмитриеву:

– Остановись.

Дмитриев остановился. Сергей ушел в магазин и через некоторое время вернулся с двумя буханками хлеба, кефиром и молоком, а также бумажным свертком, в котором сиротливо прятались двести грамм голландского сыра.

– Проголодался? – спросил Сазан.

Сергей было как-то неловко говорить бандиту в костюме от Версаче, что продукты просила купить жена, и что не далее как вчера в двухкомнатной квартире Сергея на Войковской состоялся грандиозный скандал по поводу еды, квартплаты, Сергея в частности и хамства всех мужиков вообще. Поэтому лейтенант подоткнул кефир под сиденье и сердито бросил Дмитриеву:

– Поехали.

– Слушай, мент, – сказал Сазан, когда они отъехали, – у меня к тебе предложение. Ты проголодался и я проголодался. Ты меня отпустись по-человечески, и мы сейчас посидим вместе в «Янтаре». И я расскажу тебе кое-что.

– И часто ты завтракаешь с милиционерами?

– Нет, – отозвался Сазан, – иногда я им плачу, но завтракать я с ними не завтракаю. Ты будешь первый.

– «Янтарь» – это где в прошлый вторник застрелили троих черножопых? – поинтересовался Дмитриев.

– Ага, – сказал сзади Сазан.

– Тебя там в это время, конечно, не было? – спросил Дмитриев.

– Не.

– У него алиби, – сказал Сергей, – он в это время грабил склад с ураном в Челябинске-семнадцатом.

Через десять минут Дмитриев остановил машину у «Янтаря».

Сазан и Тихомиров вышли из машины и поднялись вверх по широким бетонным ступеням к бывшей советской «стекляшке», чьи прозрачные стены были теперь наглухо занавешены коричневыми бархатными шторами, и где у дверей маялся привратник в костюме джентльмена и с лицом бандита.

Они выбрали столик в углу. Сазан щелкнул пальцами, подзывая официанта, и сказал:

– Как обычно, для двоих.

Официант поклонился, недоуменно посматривая на спутника Сазана.

«Крутой парень», – подумал про себя официант, профессиональным взглядом отметив вытертые коленки джинс и припухлость под свитером, происходящую от висящей под мышкой кобуры.

– Я навел о тебе справки, – сказал Сазан, когда официант отошел.

– Это хорошо, – согласился Сергей, – если бы у моего приятеля взорвали офис, я бы первым делом наводил справки о тех, кто мог это сделать. Если ты стал наводить справки обо мне, стало быть, кто взорвал офис, ты знаешь и так.

– Ты чего делаешь в милиции?

– Я охраняю порядок.

– Простите меня, Сергей Александрович, но работать в милиции, чтобы охранять порядок – это все равно что служить в борделе, чтобы сохранить девственность.

– Тебе, как владельцу борделя, виднее.

Сазан пожал плечами и сказал:

– Все для блага человека и для полноценного отдыха работников фирмы.

Помолчал и добавил:

– Я этой бомбы не подкладывал.

– И на Пятницкой тоже не подкладывал, да?

– Чего? – удивился Сазан.

– Концерн «Таира», – напомнил Сергей. – Ты разорил его, вместе с тремя тысячами вкладчиков.

– «Таира?» – сказал Сазан, – а, это которые брали с людей пять миллионов и обещали через два года автомобиль? Сергей Александрович, мне стыдно за вас! Эти люди испарились бы ровно через шесть месяцев! Кто-то отнял награбленное и прикрыл деятельность обиравшей людей конторы раньше, чем это сделала подкупленная инспекция…

– Похвальная благотворительность. Для окончательного завершения образа Робин Гуда этому кому-то, конечно, следовало вернуть деньги разоренным старушкам.

– Сергей Александрович! Тот, кто зарывает свои деньги на поле чудес в стране дураков, должен быть бит, и бит крепко. Считайте, что этих людей научили уму-разуму.

Помолчал и добавил:

– Чего вы мне шьете дело? У меня есть репутация, и я не хочу этой репутацией рисковать. И я среди своих версий, буду, например, рассматривать и такую: человек, который подложил бомбу к «Межинвесту», намеревался уничтожить этой бомбой мою репутацию.

– Что значит репутация? – уточнил Сергей.

– Репутация о том, что со мной можно иметь дело. Что я не режу сейфы автогеном, а охраняю людей.

– Это хорошо, что ты охраняешь людей. А чем же в таком случае занимается милиция?

– Милиция? – в глазах Сазана вспыхнули веселые огоньки. – Ай-яй-яй, Сергей Александрович, – хотите сделать из меня стукача, да еще на родную милицию?

Сазана покачал головой. Некоторое время он сидел неподвижно, как кошка у шкафа, под которым бегает мышь, а потом вдруг заговорщически вытянул палец и прошептал:

– Ладно. Могу показать.

Сергей оглянулся туда, куда указывал палец. За третьим столиком у окна сидели двое молодых парней. Один из парней накалывал вилкой грибы на своей тарелке, а другой эти грибы глотал. Этакий способ кормежки доставлял парочке огромное удовольствие, – юнцы хихикали, и довольно громко. Сергей раза два видел старшего парня: это был сын его непосредственного начальника, генерала Захарова.

– Между прочим, – сказал Сазан, – меня бы за такое поведение отсюда попросили.

Сергей почувствовал, что краснеет, как помидор в теплице.

– Впрочем, – продолжал Сазан, – удивительно толковый парнишка. Не знаю, как у других, а мне он недавно продал три килограмма плутония, по сходной цене, и списанную подводную лодку, на которой я теперь плаваю в Патриарших.

Двое за столиком хихикали все громче. Сын Захарова вдруг притянул своего спутника к себе и чмокнул его в губы.

– Вот так, – сказал Сазан, – зарабатывают СПИД. А ведь по факту продажи подводной лодки можно завести на него уголовное дело. Или это принесет меньше лавров, чем расправа с известным Сазаном, главой преступной группировки?

Сергей молчал.

– Что же вы, Сергей Александрович? Вы меня арестовали за поворот в неположенном месте. Во-он у них сумка на стуле висит, – ведь они оба уже нажрались из этой сумки. Вам интересно, куда эта сумка поедет дальше? Что же вы не встаете и не арестовываете его?

– Мы арестуем его, – вдруг сказал Сергей. – Мы вычистим Россию железной метлой.

– Ах железной метлой, – протянул с уважением бандит. – Железная метла, это, конечно, вещь. Хотел бы я подержаться за ее ручку.

– Не верите?

Выканье бандита, а пуще того, барский его костюм, наконец достало Тихомирова. Он и сам не заметил, как сказал собеседнику «вы».

– Нет, не верю. Время железной метлы прошло и наступило время рынка.

Нефтяной министр становится директором нефтяного концерна, а зампред ГКИ – хозяином прииска. Это, впрочем, не беда. Беда начинается тогда, когда судьи, прокуроры, и генералы милиции тоже пытаются приватизировать свою должность. Тогда людям становится плохо, потому что судья, действующий по законам спроса и предложения, это очень тяжело, а если этот же судья будет еще и с железной метлой…

– Это я уже слышал, – сказал Сергей, – В стране нет закона и прочее.

Сазан усмехнулся.

– О нет. Не бывает страны, в которой нет закона. Это все равно как нет планеты, на которой не действует закон тяготения. Если судьи и прокуроры не могут охранять общество от произвола, то общество само создает структуры, которые его охраняют. Они возникают снизу. И так как продажным прокурорам не нравится, что они утратили монополию на охрану закона, они называют эти структуры – организованной преступностью.

– Вы мне что-то хотели сказать о сегодняшнем покушении.

– Я уже все сказал. Мы с Александром школьные приятели. Я не имею обыкновения подкидывать своим приятелям бомбы или позволять другим подкидывать им идеи на эту тему.

Сергей закусил губу. Сазан глупо, нахально, непростительно его провел. Сазан с самого начала не собирался делиться никакой информацией.

Сазан с самого начала собирался сделать одно: чтобы его, Сергея, увидели через три часа после покушения мирно беседующим с Сазаном. Сазан понял, что он не может дать Сергею цыпы, и решил сделать так, чтобы все, включая начальство Сергея, решили, будто он дал ему цыпу.

И еще Сазан хотел показать ему сына генерала Захарова, кушающим грибочки с чужой вилки.

– Это все, чем вы хотели со мной поделиться?

Валерий улыбнулся:

– А что же еще?

– Я думал, вы назовете подозреваемых.

– Нам менты не кенты, – сказал Сазан.

Сергей неторопливо поднялся из-за стола. Одной рукой он схватил Сазана за лацкан изящного пиджака, а другой нанес страшный удар сбоку и вниз, туда, где смыкаются челюсти. Сазан даже не успел вскочить. Он рухнул вместе со стулом на пол, проехался на спине, дрыгнул ножкой и въехал затылком в толстую отопительную трубу, опоясывающую по периметру бывшую стекляшку.

Все замерли. Официант закрыл глаза, ожидая неизбежного выстрела: вот сейчас Сазан застрелит своего несуразного спутника… Официант закрыл глаза и принялся изгонять образ Сазана из своей памяти. «Кто стрелял… Не помню, начальник! Джорджи, жирный».

Сергей постоял немного, покачался на каблуках и пошел прочь.

Официанты испуганно брызнули прочь.

– Погоди, – вдруг раздался голос Сазана.

Сергей обернулся. Сазан сидел на полу, нелепо расставив ноги, и глаза у него были, как у бешеного петуха.

– Ты мне нравишься, мент, – сказал Сазан. – Когда тебя вышибут с работы, я дам тебе место в своей фирме.

Сергей молча повернулся и вышел из ресторана.