Если книга называется «Моя история», то она, конечно же, должна содержать то, как я вижу сам себя, как я устраиваю свою жизнь, какой придерживаюсь концепции. Душевный стриптиз в совокупности с объяснением системы удается мне лучше, если я отвечаю на вопросы, которые задает тот, кто хорошо знает меня и привносит свои собственные мысли. Ниже мы обсудим эту тему в форме интервью. Спрашивает Херберт Фелькер, его слова — курсивом.
Мой добрый коллега, Хельмут Цвикль, вспоминал ситуацию по поводу твоего первого ухода из спорта в 1979 г. Он хотел на прощание сказать тебе что-то приятное, и единственное, что ему удалось, было примерно следующее: «У нас теперь будет меньше материала для статей, но это ничего. Никогда, никогда не пытайся вернуться, пожалуйста». Он не пролил тогда ни слезинки, поскольку считал тебя «упрямым эгоистичным типом». Шестью годами позже, при твоем втором уходе, он печален. Он думает, что нам тебя будет недоставать. Ты на старости лет стал более привлекательным человеком?
Надеюсь. Я думаю, что решающим для этого стал 1981 год, непосредственно перед моим возвращением. Тогда я понял, что система, которую я построил, чтобы разумно распланировать мою жизнь, служила лишь тому, чтобы поддерживать мой эгоцентризм. Это было самое неправильное время, все крутилось только вокруг меня. У меня были лакеи и охочие до знаменитостей помощники. Я хотел засунуть в мою систему любого человека, который был около меня. Все должно было служить тому, чтобы придать моей жизни больше успеха, напряжения и удовольствия, без оглядок на потери. Я мог бы тогда отправиться в неверном направлении на всю жизнь, но однажды включился мой рассудок…
… который, очевидно, помогает тебе контролировать чувства и воздействовать на них. В этом может быть основа того имиджа человека-компьютера в глазах общественности, который у тебя преобладает.
Я не готов бесконтрольно демонстрировать свои чувства. Для этого я слишком нестоек и чувствителен. Это погубило бы меня.
Ты серьезно? «Нестоек, чувствителен»?
Да, в глубине моей сущности. Я боюсь расслабиться…Полагаю, что при этом мог бы проявиться удивительный талант к погружению в пороки. Поэтому я разработал систему, которая оберегает меня и распределяет мои силы. К этому относится и то, о чем ты раньше сказал — контроль чувств. Так что не обязательно быть хладнокровным компьютером, если пытаешься извлечь лучшее из своих чувств, пытаясь постоянно направлять их в позитивную область.
Это звучит, как стандартный рецепт: будь хорошим, будь положительным! Можно ли на самом деле так просто представить себе управление эмоциями?
Это не должно быть просто, часто это очень даже сложно. Все начинается с наблюдения за самим собой. Ты должен быть абсолютно честен с самим собой и не должен притворяться. Как только я обнаруживаю что-то отрицательное, то нахожу время подумать над этим и понять основу этого чувства. Как только мне становятся ясны причины такого состояния, я меняю либо внешние обстоятельства, либо пытаюсь, например, объяснить своей внутренней сущности, что заботы беспочвенны.
Это рецепт не для каждого. Нужно иметь определенный талант, чтобы позволить уму возобладать над сердцем. Полагаю, что существуют критические случаи, когда это не работает…
…ну конечно. Если ты влюблен в себя, то все коту под хвост. Но для большинства ситуаций это вполне применимо. Конечно, влияет и то, насколько честно ты проводишь анализ и насколько разумны выводы.
Считаешь ли ты себя разумным?
Скорее пронырливым. С узконаправленным кругозором.
Одарен ли ты в какой-нибудь области особенно? Ну, скажем, в математике?
Нет, точно нет. Скорее всего, у меня талант к языкам, но и он работает только при соответствующей мотивации. Я должен быть убежден, что язык будет мне полезен, тогда я его быстро осваиваю. Как, например, английский в самом начале карьеры гонщика, или итальянский в первый год в Ferrari. Но вот что касается испанского, я уже бастую, хотя живу на Ибице, а Марлен больше говорит на испанском, чем на любом другом. Мне достаточно, что я могу заказать кофе в Сан Ойлалия — con leche, вот это важно.
Но посредственностью и бесталанностью твою сущность не объяснить. Даже те, кто не являются твоими поклонниками, могли бы предположить в тебе наличие нескольких специфических качеств.
Быстрота мысли и желание мыслить логически. Я часто оцениваю ситуацию быстрее, чем остальные люди. Я часто на шаг впереди. На переговорах снова и снова случается, что пока мой оппонент медленно изучает основы проблемы, я уже давно размышляю о ее решении. Когда другой, наконец, начинает объяснять ситуацию, мне становится плохо. Ох, почему же этот парень такой медлительный? Я также думаю, что хорошо могу определять взаимосвязи. Некоторые вещи я могу представить себе наглядно. Например, могу уставиться на человека, который в чем-то запутался. А внутренним зрением вижу, как он мчится в неверном направлении. Я думаю: как же он этого не видит?
Есть люди, которые считают, что ты не только двигаешься не туда, но на своем Boeing 737 еще и летишь не туда…
…это, должно быть, господа из Austrian Airlines.
Давай лучше подробнее поговорим о твоей системе. Ты же создал верную основу для жизни. В первую очередь бросается в глаза то, как ты обращаешься со временем. Гоночная трасса, перенесенная в жизнь — как будто все время включен секундомер. Но это можно воспринимать и как очень неуютный способ. Можно было бы сказать: ты изнурен, сделай лучше остановку в боксах!
Внешность обманчива. Очевидно, что выигрыш времени — это основа моей системы. Время я вношу в свой счет по бесконечно высокой стоимости и поэтому обхожусь с ним бережнее, чем многие другие люди. Так я поступаю в профессиональной жизни — как гонщик и как предприниматель — постоянно оказываю давление и сокращаю затраты времени в каждой детали. Я обхожусь со временем так же рационально, как скупой с деньгами. Другим это может казаться суетой, стрессом или невозможностью перевести дыхание, но внутри я совершенно спокоен, поскольку все происходит полностью в соответствии с планом. Это служит лишь тому, чтобы спасти лучшую часть моего времени.
Это выражается, кроме всего прочего, еще и в том, что у тебя прямо-таки болезненное стремление к пунктуальности, и ты никого и ничего не можешь ждать.
Речь идет не о терпении или нетерпении, речь только об эффективности. Я приучил себя работать быстро и действенно и сжимать по возможности больше сроков и работ в определенный период времени. Если ты не пунктуален, все рушится. Кроме того, это приятно и практично: если я пришел на встречу на десять минут раньше, я опять сделал первый шаг, я лучше настроен, чем тот, кто появляется в последний момент с высунутым языком.
В качестве директора предприятия ты имеешь репутацию «жаворонка», но лишенного юмора.
«Жаворонок», «сова», это все равно, значение имеет лишь распределение сил. В семь утра я уже просыпаюсь, и дела начинаются незамедлительно. Когда я в Вене, то прихожу в бюро в полвосьмого, и очень раздражаюсь, если сотрудник, который должен начать в 8:30, приходит в 8:32. Если он в качестве извинения приводит факт, что вчера переработал три часа, я отвечаю, что он должен эти три часа себе зачесть, но начало работы все равно в полдевятого.
Все, кто имел честь быть гостями на твоем частном самолете, знают твою щепетильность.
Было бы смешно, отдавать огромные деньги за Lear Jet, чтобы потом попусту тратить время. Поэтому Марлен практически никогда не летает со мной. Ей больше нравится выпить кофе перед вылетом, пошататься по магазинам «Duty Free», потом покурить в полете…
…ты тиран и скупой хозяин. На борту нечего выпить и нельзя ходить в туалет.
В Lauda Air я — гостеприимный хозяин. Там есть много чего выпить. На частном самолете я — путешествующий по делу, и если случайно кто-то летит со мной, он получает шанс сэкономить время, и не более того. И туалет в маленьком самолете не так уж приспособлен для использования.
Поэтому и пить нечего, не так ли?
Я никого не заставляю… И так со мной очень редко кто-то летает, так что особо и говорить не о чем. Меня сводит с ума планирование поездки так, чтобы большой ценой экономить время — а Lear Jet как раз такой — и потом из-за какого-то копуши терять несколько минут. Вот Вилли Дунгль обладает талантом забывать паспорт в чемодане, который за несколько часов до этого уже погружен помощником пилота…
…вот на таких волнующих событиях и разбивается феномен Лауды, комета сгорает. Вилли говорит на паспортном контроле: «Ох, а мой паспорт в самолете…»
Ну с ним уже стало намного лучше. Кроме того, я все время спрашиваю его: «Вилли, где паспорт?»
Итак, ты выигрываешь минуту за минутой. Ты экономишь их благодаря самой дорогостоящей системе поездок, которую только может позволить себе сегодня человек, благодаря точному распределению, благодаря сжатию сроков встреч, искусственной суете, понуканию своих партнеров и работников. Что ты делаешь с сэкономленным временем?
Ничего. Ничего не делаю, и это нормально. Я мчусь на Ибицу и счастлив завоеванным в борьбе временем — одним днем, двумя, в лучшем случае даже тремя. Более трех дней я практически не выдерживаю, вновь начинаю беспокоиться и мне нужно действие. Ибица чудесна, но если я должен оставаться там долгое время, то чувствую себя как под арестом и оторванным от мира…
…вероятно, в противоположность Марлен.
Она счастлива на Ибице и наслаждается этим. У меня совсем другая жизнь. Я могу жить только на достижение результата, мне требуется давление, прессинг — и поэтому время от времени спокойные денечки.
Так что можно сказать — ты работаешь с огромным напряжением, чтобы получить время на отдых, которого тебе не потребовалось бы, будь твой темп несколько более нормальным.
Ну, это преувеличение. Моя система позволяет мне много делать и, несмотря на это, сохранять определенную долю независимости. Гулять, бегать, спать, предаваться безделью, встать на катере где-нибудь на якорь и просто поразмыслить или только подремать — это исключительно ценно. Так я избегаю сложных систем, чтобы сохранить мои характерные черты и собраться с мыслями. Так я могу сохранять хорошую физическую форму, несмотря на всю загрузку по работе, и голова тоже не скучает… Обширное распределение: сегодня — напряженная работа, завтра — полное расслабление, дает гораздо лучший результат, чем длительная путаница. Я ненавижу копошение, небольшие порции, ожидание и неразбериху. Великий баланс между давлением и расслаблением — от этого все зависит.
В какой степени на твою жизнь влияет известность? Это скорее преимущество или недостаток?
Я знаю, что нижеследующее будет воспринято многими как задирание носа или высокомерие: я воспринимаю на 95 % негативно мою принадлежность к известным персонам. Быть узнанным, услышать лесть не дает мне ничего, ровным счетом ничего. Честолюбие — это врожденное качество, оно не связано с тем, чего ты действительно добился. Я думаю, что оно у меня выражено минимально, и поэтому я совершенно не получаю преимуществ от так называемых блестящих сторон известности.
Единственно, остаются полезные побочные эффекты — некоторые вещи для меня могут быть улажены быстрее или лучше, чем для тебя. Если, например, полиция поймает меня на превышении скорости, то мои шансы лучше, чем у тебя. Я скажу: «Господин инспектор, мне надо тренироваться перед следующим Гран-при. Чему же я научусь, если буду тащиться на автобане со скоростью 130?» Тогда он засмеется и отпустит меня. Но этот вид преимуществ, пожалуй, двадцать раз компенсируется теми недостатками, что за тобой везде наблюдают. Чудесное исключение — Америка, там меня вряд ли кто знает. В отеле Westin в Сиэтле человек за стойкой спросил, Ники — это имя или фамилия? Я чуть его не расцеловал.
Типичная ситуация. Я вижу уголком глаза, как люди шушукаются, говорят обо мне, как один готовит листок бумаги, останавливается, размышляя, подойти ко мне сейчас или немного погодя. В тот момент, когда я беру чашку с кофе, он собирается с духом. Я ставлю чашку, вижу, что у него только бумажка, но нет ручки. Он идет к другому, спрашивает, нет ли у вас ручки, тот отвечает, что это вовсе не Лауда, да нет же, это Лауда, я как раз хотел получить автограф и т. д. Все вырастает в сложный процесс. Никто не идет прямиком ко мне, говоря: «Пожалуйста» и «Спасибо», всегда происходят такие вот обрамляющие действия.
Ты был и остаешься спортсменом из средств массовой информации, постоянно присутствуешь в газетах, даже тогда, когда не побеждаешь. Включает ли в себя твоя «система» постоянное общение с журналистами?
Я пытаюсь свести затраты времени к минимуму, стараясь четко говорить о важных вещах в правильное время. Не имеет никакого смысла болтать часами о всякой ерунде и оскорблять кого-либо, как делают некоторые мои коллеги. Я удивляюсь Просту, как он не устает говорить о незначительных вещах и, тем самым, делать счастливыми пару писак. Во время нашего рекламного тура Marlboro он давал такие подробные ответы на каждый вопрос, что наш распорядок дня летел под откос. Я предложил ему говорить короче и показал, как. Это очень помогли), его высказывания становились все короче. Мы даже устроили соревнование, кто кого в этом превзойдет.
Несмотря на твою открытость — благодаря энергичным высказываниям, прямоте и предпринимательской смелости — ты за эти годы очень хорошо ладил со СМИ. Ты был в состоянии каким-то образом на это повлиять?
Нет. Здесь нет какого-то замечательного рецепта. Я придерживался того, что лучше говорить меньше, но более акцентировано. Я никогда не набивался кому-либо в друзья и почти не допускал средства массовой информации в мою частную жизнь. С Марлен, в любом случае, у журналистов ничего бы не получилось, тут она по-настоящему робеет.
Какие самые плохие воспоминания, связанные с прессой, ты можешь припомнить?
Немецкая телепередача с названием «Я притворяюсь». Я пришел на нее совершенно расслабленным, там была публика, ведущая и ведущий — господин Касдорф. Началось с того, что меня объявили одним из самых сумасшедших людей в экстремальном виде спорта. Хмм, подумал я, дело принимает странный оборот. Далее было сказано, что мой пример стимулирует людей лихачить и врезаться в ближайшее дерево, как я собираюсь нести за это ответственность?
Через пять минут я был готов встать и уйти домой, но потом тщеславие остановило меня — а не получится ли повернуть течение передачи? Репортер журнала «Spiegel» как раз должен был выйти и задавать мне вопросы. Поскольку он еще до того назвал меня недочеловеком, я спросил, о чем еще теперь говорить, я по крайней мере этого больше не желаю… Потом меня атаковала ведущая, как назло, дама, упомянувшая, что я будто улизнул от армейской службы, и так далее. Наконец, наступила кульминация, когда был представлен венский журналист, который действительно должен был разворошить всю глубину разложения Лауды.
К этому моменту в публике уже можно было различить сильную направленность «за меня». Касательно господина Ворма из Вены мне сразу пришло в голову, что его газета и я находимся в процессе разбирательства, поскольку я был намерен конфисковать ее имущество за клевету. И что он не так уж случайно оказался в студии, как могло бы показаться. Так я окончательно одержал верх, из его вопросов тоже ничего нового не получилось. Когда в конце был проведен большой опрос зрителей о выбывании кандидатов, я был намного в плюсе. Ворм сказал после, что в Австрии есть будто бы трое людей, которым ничего не сделаешь, как ни пытайся — это Кламмер, Крайски и Лауда. А господин Касдорф угрюмо размышлял, почему же не удалось положить меня на лопатки? Я дал ему совет, что, наверное, надо попробовать немного более серьезно.
Эта передача или, точнее, предпринятая ей попытка, была, таким образом, самым неприятным, что со мной произошло в этом направлении. В остальном не могу жаловаться. В «profil» господин Ворм вцепился в меня в слепой ярости. Для Austrian Airlines, конечно, очень практично, постоянно информировать такого надежного человека.