ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПУТЕШЕСТВЕННИКИ И ПИСАТЕЛИ ПЕРЕД ПИРАМИДАМИ

ОТ АНТИЧНОСТИ ДО ЭКСПЕДИЦИИ НАПОЛЕОНА В ЕГИПЕТ

Уже около пяти тысячелетий там, где Нил развертывается веером, образуя дельту, вырисовываются гигантские силуэты пирамид Гизе. Они неизменно вызывают безмерное восхищение, изумление, а иной раз даже негодование у великого множества туристов. Редко, особенно в наши дни, можно встретить путешественника, который, ступив на землю Египта, не пытался бы преодолеть все препятствия, чтобы попасть в Каир и, если времени у него мало и нет возможности отправиться к подножию пирамид, хоть издали взглянуть на эти прославленные памятники и запомнить их очертания. Это одно из самых прекрасных, самых впечатляющих зрелищ, особенно если вам посчастливилось увидеть пирамиды во время восхода солнца, когда, залитые розовым или голубым сиянием (в зависимости от направления склона), они возникают из тумана, окутывающего долину, как бы разрывая его своими остриями, либо под вечер, когда на их поверхности отражаются яркие лучи заходящего над пустыней солнца, либо в сумерки, когда потемневшие треугольники пирамид четко выделяются на охваченном заревом небе.

В былые времена эти впечатления летом, а в последние годы в самом начале осени дополнялись поистине феерическим зрелищем разлившегося Нила. Теперь же мы, увы, навсегда лишились этой незабываемой панорамы, столь характерной, столь типичной для Египта. После того как в 1936 г. была надстроена Асуанская плотина, которая дала возможность при помощи небольших каналов постоянно орошать все земли долины, исчезли последние бассейны, еще существовавшие до той поры на краю западной части пустыни. Раньше же во время разливов египетская равнина превращалась в необъятное озеро, обрамленное огромными пальмовыми рощами или песчаными дюнами; то тут, то там возникали группы смоковниц, пальм, рощицы тамариска или акаций, а селения феллахов, выстроенные на небольших пригорках, становились островами, между которыми проплывали весельные или парусные лодки. Это гигантское зеркало воды широко расстилалось по равнине к северу и к югу, отражая бесконечное разнообразие красок и оттенков всего, что омывали его воды, обычно спокойные и прозрачные. На востоке длинная розовая стена Аравийских гор, перерезанная кое-где голубоватыми тенями проносившихся облаков, обрамляла эту прекрасную картину, а на западе пески Ливийской пустыни с возвышающимися пирамидами окаймляли ее мягкой золотой лентой.

При виде этого зрелища у путешественника минувшего века Артура Ронэ, которому довелось посетить Мемфис и Саккара вместе с Мариеттом, вырвались исполненные восхищения строки: «Идем! И, о чудо! плотины прорваны, Нил разлился на необозримое пространство, священная река господствует над долиной. Берегов нет, видны лишь островки пальм среди озер с капризными очертаниями, излучины которых, закругляясь, образуют прелестные заливы и мысы, а на них возвышаются пальмы, склоняя свои кроны над водой. Здесь эта несущая плодородие река широко растекается и, созерцая солнце, дремлет на обогащаемой ею древней земле. Далее Нил сужается и течет между поросшими деревьями берегами, которые чуть дальше расходятся вновь. Сквозь просветы видно великое множество лагун, коричневая плодородная равнина, наступающая на оползающие холмы Мемфиса, затем пустыня, далее пирамиды, такие же вечные и молчаливые, как сама равнина…».

Карта-схема расположения пирамид

Еще одному вдохновенному художнику — Вивану Денону, участнику египетской экспедиции Бонапарта, — довелось увидеть пирамиды во время наводнения. Это произошло сразу же после открывших Бонапарту доступ к Каиру боев, в которых Денон едва уцелел. «…Я был взволнован до глубины души величественным зрелищем огромных памятников, — пишет он, — я сокрушался, что спускается ночь и окутывает эту столь же приятную глазу, как и воображению, картину… Едва рассвело, я снова вернулся к пирамидам, чтобы приветствовать их, наслаждался видом Нила в пору, когда разлив достиг наивысшего предела, смотрел, сидя в лодке, на вырисовывающиеся на фоне древних памятников селения и непрестанно писал пейзажи, на которых пирамиды занимали главное место. Мне хотелось запечатлеть их в прозрачных и нежных тонах вместе с необъятными, окутывающими их воздушными просторами…».

Столь величественное окружение усиливает то огромное впечатление, которое производят пирамиды, особенно в определенное время года и дня. Однако путешественники ищут здесь не только чисто эстетических ощущений, но и гораздо более глубоких, возникающих обычно при виде этих бессмертных свидетелей первых веков истории — самых грандиозных памятников из всех воздвигнутых когда-либо человеком. И действительно, разве эти потрясающие сооружения, которые греки причисляли к семи чудесам мира, не остаются до наших дней символом Египта, самой загадочной из всех стран, где сохранилось много остатков культуры, по праву считающейся древнейшей в мире и как бы связывающей нас с самыми истоками человечества? Чтобы в полной мере насладиться этим незабываемым и потрясающим зрелищем, следует отправиться к подножию пирамид в звездную, а еще лучше в лунную ночь. И тогда кажется, что они но имеют ни границ, ни предела; их склоны и вершины расплываются и растворяются в бесконечной глубине неба. Такими увидел впервые пирамиды в 1777 г. путешественник К. Э. Савари, и у него вырвались полные восторга слова: «Не прошли мы и четверти мили, как увидели вершины двух больших пирамид. Мы находились лишь на расстоянии трех миль от них. Полная луна озаряла их. Они казались двумя горными вершинами в ореоле облаков. Эти древние памятники, которые пережили гибель народов, падение империй, противостояли разрушениям и времени, внушают нечто вроде благоговения. Неподвижность воздуха, тишина ночи придавали им еще большее величие. Душа трепетала от невольного благоговения… Привет вам, пирамиды, одно из семи чудес мира! Слава могучему народу, создавшему их!..».

Примерно в ту же пору, когда так выражал свои чувства Савари, его современник, ученый де Вольней, в противоположность ему обычно весьма сдержанно отзывавшийся о Египте, говорит о пирамидах почти с таким же восхищением: «Время и еще больше люди, которые разрушили все памятники древности, были совершенно бессильны перед пирамидами. Они так прочно сооружены и так огромны, что это защищает их от любых посягательств и, по-видимому, гарантирует им вечность. Все путешественники говорят о них с восторгом, и восторг этот не преувеличен. Эти искусственные горы начинаешь видеть уже на расстоянии десяти миль, но по мере приближения к ним они как бы отдаляются. На расстоянии мили они возвышаются над твоей головой, словно ты стоишь у самого их подножия; и вот наконец ты подходишь вплотную. Нельзя передать словами разнообразные переполняющие тебя чувства. Высота вершин, крутизна склонов и огромная площадь, занимаемая пирамидами, монументальность, воспоминания о минувших эпохах, которые они навевают, размышления о трудах, затраченных на их сооружение, сознание того, что эти гигантские утесы созданы руками такого маленького и такого слабого человека, который букашкой ползает у их подножия, — все это наполняет сердце и ум одновременно изумлением, страхом, смирением, восхищением, благоговением…».

Последние слова не покажутся преувеличением, если несколькими цифрами определить баснословный объем работ, потребовавшихся для возведения этих сооружений. Каждая сторона основания пирамид Хеопса и Хефрена соответственно равна примерно 230 и 215 м, т. е. одна из них занимает площадь в 5 га, другая — чуть поменьше. Обе они возвышаются более чем на 140 м. Такой высоты не достигало ни одно здание в течение четырех тысячелетий, и лишь в конце средневековья шпили некоторых соборов немного превысили ее.

В пирамиде Хеопса (рис. 1) сохранился 201 ряд кладки, а когда ее построили, в ней было от 215 до 220 рядов: вершина была срезана метров на десять после того как ее облицовку стали разбирать на камни. Если приблизительно измерить средний объем блока пирамиды, то выяснится, что на ее сооружение ушло 2,6 млн. камней весом 2,5 т каждый, что составляет более 6,5 млн. т. Значит, для сооружения этого памятника нужно было добыть из каменоломен, доставить к месту постройки, поднять на пирамиду и тщательнейшим образом уложить около 7 млн. т камня. Чтобы осуществить такого рода перевозку в наше время, понадобилось бы 7 тыс. поездов весом тысяча тонн каждый или 700 тыс. грузовиков. Наполеон подсчитал в присутствии своих изумленных офицеров, что каменных блоков от трех пирамид Гизе хватило бы для того, чтобы соорудить вокруг Франции стену высотой 3 м и толщиной 30 см.

В пирамиде Хеопса высота первого ряда кладки основания, разумеется самого большого, равняется 1,5 м, второго — 1,25, а третьего и четвертого соответственно — 1,2 и 1,1 м. Все последующие ряды лишь изредка достигают 1 м, обычно высота их колеблется от 65 до 90 см. Чем выше поднимаешься, тем меньше становятся размеры блоков, а по мере приближения к вершине высота блока в среднем не превышает 55 см. Что касается длины плит облицовки, то она достигает примерно 1,5 м в рядах кладки основания и 75 см в последующих. Таким образом на одну лишь облицовку потребовалось свыше 115 500 плит.

Рис. 1. Этапы строительства и разрез пирамиды Хеопса (по Борхардту)

Эти цифры дают нам представление о невероятном количестве труда, затраченного на сооружение пирамид, «которые являются, — как выразился Виван Денон, — последним звеном цепи между колоссами искусства и колоссами природы». В то же время нас поражает исключительная тщательность исполнения мельчайших деталей. При сооружении этих монументов строители совершали подлинные чудеса. Достойный восхищения шедевр строительной техники представляет собой кладка пирамиды Хеопса. Флиндерс Петри определил, что толщина швов, которые на первый взгляд кажутся простыми царапинами, сделанными на поверхности камня, а иной раз даже почти незаметны, равна в среднем 1/30 большого пальца, или примерно 0,5 мм. Представляете ли вы себе, сколько усилий потребовалось для такой подгонки блоков, зачастую весивших много тонн? Пиацци Смит, шотландский астроном, о котором нам еще придется говорить, сравнивает эту выполненную с таким совершенством работу с трудом современных мастеров, делающих оптические приборы, и с полным основанием удивляется, как удалось залить между блоками известковый раствор, по сей день сохранившийся в виде тончайшей ниточки, не шире листочка кованого серебра. Наличие известкового раствора в таких узеньких щелях можно объяснить лишь следующим образом: в момент, когда клали блок нового ряда, поверхность предшествующего поливали разжиженным известковым раствором, который заполнял мельчайшие впадинки в том месте, где должен был быть уложен новый блок, и обеспечивал таким образом полное прилегание рядов. Это известковое молоко проникало даже в самые крохотные щелки вертикальных скважин камней нижнего уступа.

Работу по подгонке и укладке блоков с полным основанием считают удивительнейшей и тончайшей операцией. Однако эта работа составляет лишь часть огромного труда, который был необходим для сооружения этих монументов. И действительно, нельзя забывать также обо всех дополнительных и подготовительных работах, начиная с извлечения каменных глыб из карьеров Тура до переброски их на другой берег Нила: о доставке их к реке, погрузке на шаланды и выгрузке, о сооружении дорог или пристаней, необходимых для их дальнейшего следования до Ливийского плато, где должны были быть сооружены пирамиды.

Геродот, первый путешественник, свидетельства которого о пирамидах дошли до нас, обращает внимание именно на эти подробности. Он передает отголоски легенд, распространенных в его время, о мнимом безбожии и жестокости царя Хеопса (кн. II, § 124):

«По рассказам жрецов, до царя Рампсинита господствовала в Египте полнейшая законность, и страна пользовалась цветущим состоянием. Но после него царь египетский Хеопс поверг Египет во всевозможные беды. Прежде всего он запер все храмы и воспретил египтянам приношение жертв, потом заставил всех египтян работать на него. Одни обязаны были таскать камни из каменоломен, что в Аравийском хребте, к Нилу; по перевозке камней через реку на судах их должны были принимать другие египтяне и тащить к хребту, называемому Ливийским. Таким образом работали непрерывно в течение каждых трех месяцев по сто тысяч человек. Народ томился десять лет над проведением дороги, по которой таскали камни, работа, как мне кажется, только немного легче сооружения пирамид; действительно, дорога имеет пять стадий 21 в длину, десять оргий 22 в ширину и восемь в самом высоком месте в вышину; она вымощена шлифованным камнем с высеченными на нем изображениями… 23 Самое сооружение пирамиды длилось двадцать лет; каждая из четырех сторон ее имеет восемь плетров 24 длины и столько же высоты 25 ; сделана она из шлифованных камней, в совершенстве пригнанных друг к другу; кроме того, нет ни одного камня меньше, как в тридцать футов».

Через несколько строк Геродот добавляет (кн. II, § 125): «В египетской надписи, начертанной на пирамиде, обозначено, сколько издержано было для рабочих на редьку, лук и чеснок; как я хорошо помню, переводчик при чтении надписи говорил мне, что всего было выдано 1600 талантов. Если это действительно так, то сколько же должно быть издержано на железные орудия для работы, на пищу и одежду рабочих? На все эти работы употреблено столько времени, сколько мною сказано; немало времени пошло также, думается мне, на ломку и доставку камней и на земляные работы».

Далее Геродот сообщает о создателях больших пирамид (кн. II, § 127–129): «По словам египтян, Хеопс царствовал пятьдесят лет, а по смерти его царская власть перешла к брату его Хефрену. Он во всем подражал предшественнику, между прочим, построил пирамиду, уступавшую по величине пирамиде брата… Хефрен сделал цоколь пирамиды из пестрого эфиопского камня, но его пирамида ниже той, первой пирамиды, находящейся вблизи. Обе пирамиды стоят на одном и том же холме, имеющем около ста футов вышины… Хефрен царствовал, как говорят, пятьдесят шесть лет… Насчитывают сто шесть лет, в течение которых египтяне терпели всевозможные беды и запертые храмы их не открывались. Из ненависти к этим царям египтяне неохотно называют имена их, а пирамиды приписывают пастуху Филитису, который в этих местах пас в то время свои стада.

Жрецы говорили, что после Хефрена царем Египта был Микерин, сын Хеопса. Деяний отца своего он не одобрял, отворил храмы и дозволил народу, угнетенному до крайности, вернуться к своим занятиям и празднествам; кроме того, он справедливее всех египетских царей разрешал тяжбы, за что хвалят его египтяне больше, нежели какого-либо из предшествовавших ему царей Египта…»

Чувство сострадания к египетскому народу, порабощенному нечестивыми и высокомерными царями, народу, который вынужден был трудиться лишь для их прославления, выражено в произведениях и других писателей классической древности. Так, например, Диодор Сицилийский (кн. I, гл. LXIII), относя все же большие пирамиды в Гизе к семи чудесам мира, так как они «поражают всех, кому довелось их увидеть, своим размером и красотой», вопрошает, какому наказанию надлежит подвергнуть властелинов, которые возводили огромные сооружения лишь для того, чтобы увековечить свое имя, затрачивая при этом огромные средства и нещадно эксплуатируя народ, и считали, что они совершают некое великое деяние. Далее Диодор Сицилийский пишет (кн. I, гл. LXIV): «Все признают, что эти сооружения — самое интересное из всего, что можно увидеть в Египте. Они поражают не только своими огромными размерами и колоссальными затратами, которых потребовали, но также и совершенством работы. Зодчие, создавшие столь совершенные пирамиды, заслуживают гораздо большего удивления, нежели цари, которые лишь платили за их труд, ибо первые оставили в веках доказательство своего таланта и своего искусства, тогда как цари отдали лишь богатства, унаследованные от предков или добытые путем всевозможных притеснений. Впрочем, ни среди историков, ни среди самих египтян нет единодушия в вопросе о происхождении пирамид. Большинство считает их творцами указанных нами царей, однако некоторые называют и другие имена, они говорят, что первую пирамиду создал Армей, вторую Амасис, а третью Инар…» — и добавляет: «Хотя два царя (Хеопс и Хефрен. — Ж.-Ф. Л.) и приказали построить пирамиды, которые должны были служить для них гробницами, однако ни один из них не был там погребен. Ибо народ, обреченный на тяжкий изнуряющий труд, возмущенный жестокостью этих царей, поклялся, что тела их будут вытащены из гробниц и разорваны на куски. Оба царя, которых осведомили об этом, перед смертью поручили друзьям похоронить их в другом надежном и тайном месте».

Страбон (кн. XVII, гл. I, § 33) приводит общеизвестную легенду, рассказанную еще Геродотом и Диодором и ими же признанную недостоверной. Эта легенда приписывает третью пирамиду куртизанке Родопис. Что касается естествоиспытателя Плиния, то он считает пирамиды свидетельством суетного и безумного бахвальства царей, выставляющих напоказ свои богатства, и добавляет, что в силу справедливого возмездия они преданы забвению и историки даже не могут прийти к согласию в вопросе об именах тех, кто был инициатором столь ненужных сооружений. И действительно, имена строителей пирамид, которые сообщают и Геродот и Диодор, по-видимому, были забыты. В эпоху арабского владычества труды об истории сооружения пирамид и их создателях (рис. 2) изобилуют домыслами, подобно рассказу писателя конца XII в. Ибрагима ибн Вазиф-шаха, включенному им в «Историю Египта и его чудес». На наш взгляд, будет интересно привести здесь в виде курьеза отрывок из этого рассказа:

Рис. 2. Пирамида Хеопса (рисунок из арабской рукописи XII в.)

«Вот почему были воздвигнуты эти две пирамиды. За триста лет до потопа Суриду приснился сон. Ему почудилось, что земля перевернулась, люди в ужасе бежали куда глаза глядят, звезды падали и сталкивались, издавая ужасающий грохот. Испуганный Сурид никому не рассказал об этом сне, но он был уверен, что скоро в мире произойдет какое-то страшное событие. Через несколько дней ему приснился другой сон. Ему почудилось, что неподвижные звезды вдруг обрушились на землю в виде больших белых птиц и, на лету хватая людей, сбрасывали их в ущелье между двумя горами, которые после этого сомкнулись, а потом эти блестящие звезды потускнели и потемнели…» Охваченный ужасом, он отправился в храм Солнца, созвал всех жрецов и приказал им обратиться за советом к звездам; мудрецы-астрологи пришли к выводу, что приближается потоп, который уничтожит страну. «Тогда, — продолжает автор, — царь приказал построить пирамиды и прорыть в них канавы, в которые Нил проникнет до определенного места, а затем повернет и потечет в некоторые западные районы и к Сайду. Он приказал наполнить пирамиды талисманами, всякими диковинками, сокровищами и идолами и захоронить там тела царей. Согласно его воле, жрецы начертали на этих монументах изречения мудрецов. Таким образом, на пирамидах везде, где только имелось место — на полу, на потолках, на стенах, — были изложены науки, известные египтянам, нарисованы звезды, написаны не только названия лекарств, но и их полезные и вредные свойства, сведения о талисманах, математике, архитектуре — все это было объяснено очень понятно для тех, кто знаком с их письменностью и понимает их язык…» Далее автор сообщает о сооружении пирамид, строительство которых было начато под благоприятным гороскопом, и добавляет: «Когда они были закончены, их покрыли сверху донизу разноцветной парчой и устроили в связи с этим празднество, на котором присутствовали все жители Египта. В западной пирамиде соорудили тридцать кладовых из цветного гранита и наполнили их сокровищами и различными вещами: статуями из драгоценных камней, орудиями из отменного железа, оружием из нержавеющего металла, стеклом, изумительными талисманами, простыми и сложными лекарствами, смертельными ядами. В восточной пирамиде расположили комнаты, где было изображено звездное небо и собрано все то, что связано с деяниями предков Сурида: статуи, благовония, воскуряемые планетам, книги о них, карты неподвижных звезд и таблицы их перемещения, перечень минувших событий, происшедших под их влиянием, а также указано время, когда нужно изучать светила, дабы узнать будущее… Там же имелись бассейны с чудотворной водой и другие подобные сооружения. В раскрашенной пирамиде были установлены черные мраморные гробы с телами жрецов; около каждого жреца лежала книга, где описывались чудеса искусства, которое он проповедовал, его жизнь и деяния, а также все, что было создано в его время, и все, что было и будет от начала до скончания веков. Стены пирамид покрывали изображения выполняющих всевозможные работы людей. Они были размещены сообразно с их званиями и титулами. Эти изображения сопровождались описанием ремесел, необходимых орудий и всего, что относилось к ним. Ни одна наука не была забыта… В пирамиде были собраны дары, принесенные планетам и звездам, а также сокровища жрецов.

К каждой пирамиде был приставлен страж. Западную пирамиду охраняла статуя из гранитной мозаики; в ее руке было нечто вроде небольшого метательного копья, голова была увенчана змеей, свернувшейся в клубок. Как только кто-нибудь приближался к статуе, змея бросалась на него, обвивалась вокруг его шеи, умерщвляла и возвращалась на свое место. Стражем восточной пирамиды была статуя из черного камня с темными и белыми прожилками; она восседала с широко открытыми блестящими глазами на сундуке с сокровищами, держа копье в руке. Если кто-нибудь смотрел на нее, он слышал устрашающий голос, повергавший его ниц, и он умирал на земле, не будучи в состоянии подняться. Цветную пирамиду охраняла статуя из орлиного камня, установленная на пьедестале. Стоило кому-нибудь взглянуть на нее, как его притягивало к статуе, и он тут же умирал. Когда сооружение пирамид было закончено, их окружили бесплотные духи, которым приносили в жертву животных, что должно было защищать их от любого, кто захотел бы к ним приблизиться, за исключением посвященных, совершавших необходимые обряды.

В коптских книгах сказано, что на боковых стенах пирамид выгравирован следующий текст: „Я, царь Сурид, воздвиг эти пирамиды тогда-то; я построил их за шесть лет; если кто-либо из тех, кто будет царствовать после меня, возомнит себя равным мне, пусть разрушит их за шестьсот лет! Хотя всем хорошо известно, что гораздо легче разрушать, нежели строить. Когда они были закончены, я покрыл их парчой; пусть же тот, другой, покроет их простыми циновками!“».

Масуди, историк X в., сообщает, что, когда в 820 г. халиф ал-Мамун пришел в Египет и осмотрел пирамиды, он приказал разрушить одну из них, дабы узнать, что в ней сокрыто. «„Это невозможно", — ответили ему. „Необходимо открыть одну из них", — возразил он. Сделали пролом, который еще и теперь виден; там трудились кузнецы, были пущены в ход огонь, уксус, рычаги; на это израсходовали огромные средства. Толщина стены была равна 20 локтям; в конце ее, в углублении, был обнаружен бассейн, наполненный чеканными золотыми монетами; там оказалось 1000 динариев, каждый из них весил унцию. Ал-Мамун восхищался чистотой этого золота и приказал подсчитать общую сумму затрат на пролом в стене пирамиды, и оказалось, что найденное золото соответствует этой сумме. Халиф был крайне изумлен, что древние точно рассчитали, какую сумму придется израсходовать, чтобы проникнуть в то место, где находится бассейн с динариями. Бассейн этот, говорят, был сделан из изумруда. Ал-Мамун приказал перенести его в свою сокровищницу. Это одно из самых удивительных и чудесных творений Египта».

Автор XII в. Кайзи тоже пишет, что ал-Мамун вскрыл одну из самых больших пирамид, расположенную против Фостата, и обнаружил там «огромную квадратную камеру со сводчатым потолком, посредине которой был вырыт колодец глубиной в 10 локтей». Этот колодец вел в четыре камеры, наполненные трупами и гигантскими летучими мышами. «Говорят, что во времена ал-Мамуна один из проникших туда дошел до маленькой камеры, где стояла статуя, высеченная из зеленого камня, напоминавшего малахит. Эту статую принесли ал-Мамуну. С нее сняли крышку и обнаружили там тело человека, облаченного в золотую кирасу, инкрустированную всевозможными камнями; на груди его лежал меч, которому не было цены, а в изголовье — красный рубин величиной с куриное яйцо, горевший как огонь; его ал-Мамун взял себе. Статую, после того как из нее был извлечен труп, бросили у входа во дворец каирского наместника, где я видел ее в 511 году» (т. е. в 1117/18 г.).

Сперва Мариетт, а потом Масперо восхищались находкой, приписываемой ал-Мамуну. «В этом описании легко узнать, — пишет Масперо, — каменный саркофаг, по форме напоминающий человеческую фигуру, и мумию Хеопса, осыпанную драгоценностями». Однако, согласно другому преданию, находка ал-Мамуна была гораздо скромнее. «Когда халиф ал-Мамун прибыл в Египет, он отдал приказ открыть какую-нибудь пирамиду. Приступили к одной из тех, что стоят против Фостата. После невероятных усилий, когда все уже изнемогали от усталости, удалось проникнуть внутрь пирамиды, где оказалось множество колодцев и крутых спусков. Передвижение было сопряжено с опасностями; но вот наконец в глубине была обнаружена комната в форме куба, около 8 локтей ширины. Посреди комнаты стоял мраморный гроб, с которого была снята крышка; в нем нашли лишь разложившийся за много веков труп. Тогда ал-Мамун распорядился, чтобы не открывали других пирамид, ибо пролом этот обошелся чрезвычайно дорого».

Если арабские писатели единодушно признают, что пирамиду открыл ал-Мамун, то они сильно расходятся в оценке результатов его раскопок. С тем, что в верхней комнате находился труп, согласны все. Однако одни говорят, что он был пышно одет, и их описание полностью совпадает с данными археологии, подтверждающими существование несметных богатств, которые зачастую прятали в царских гробницах; достаточно вспомнить сокровища, открытые в Дашуре или в гробнице Тутанхамона, а еще позднее, совсем недавно, в Танисе. Другие же полагают, что в саркофаге были найдены лишь останки человека, без всяких украшений, и это, по их мнению, свидетельствует об ограблении пирамиды. В первом случае нам придется признать, что исследователи древности, которым, по утверждению Страбона, уже был известен ведущий вниз коридор, не обнаружили в его стене выхода, оставленного для того, чтобы после погребения Хеопса люди, опустив плиты и преградив путь в коридор, ведущий наверх, могли покинуть гробницу. Эта гипотеза кажется малоправдоподобной Ф. Петри и Д. А. Рейснеру, и мы с ними согласны. Впрочем, не исключено, что в коптских преданиях, где черпали свои сведения арабские историки, чьи рассказы в большинстве случаев являются плодом воображения, сохранились воспоминания о баснословных богатствах, обнаруженных в какой-нибудь пирамиде в сравнительно позднюю эпоху, и находки эти впоследствии были приписаны ал-Мамуну и отнесены к Великой пирамиде.

Из арабских авторов назовем еще багдадского врача Абд ал-Лятифа (1161–1231), который пишет о двух больших пирамидах: «Эти пирамиды построены из огромных камней от десяти до двадцати локтей длины, от двух до трех локтей высоты и такой же ширины. Но поистине достойно восхищения то, с какой тщательностью они подобраны и уложены. Плиты так хорошо пригнаны одна к другой, что между двумя камнями нельзя просунуть ни иголки, ни волоска. Они соединены известковым раствором, образующим слой не толще бумажного листка; не знаю, из чего сделан этот раствор, мне он совершенно неизвестен. Камни покрыты старинными письменами, которых теперь уже не понимают. Во всем Егппте я не встретил ни одного человека, который знал бы, хотя бы понаслышке, кого-либо, кто сумел бы разобрать их. Надписей тут такое множество, что если бы возникло желание переписать только те, что находятся на поверхности двух пирамид, то это заняло бы больше десяти тысяч страниц …».

Сильвестр де Саси замечает, что многие путешественники и писатели упоминают об этих надписях: Ибн Хордадбех еще в X в. сообщал о муснадских письменах, а другой автор, по свидетельству Макризи, прямо заявлял, что «они сделаны буквами, которыми писали строители этих сооружений».

В X в. Масуди в своих «Золотых лугах» отмечал: «Что касается пирамид, то вышина их потрясает, а архитектура восхищает. Они покрыты всевозможными надписями на разных языках некогда существовавших и исчезнувших народов».

Несколько лет спустя Ибн Хаукаль также говорил о том, что поверхность сторон Великой пирамиды испещрена надписями и знаками, которые он называет греко-сирийскими. Наконец Абу Масхар Джафар, писатель XIII в., сообщал о семи видах надписей: на греческом, арабском, сирийском, муснадском, химьяритском (или древнееврейском, согласно рукописям), латинском и персидском языках.

Вслед за арабскими авторами эти сведения подтверждают и путешественники-христиане. Так, Вильгельм де Болдензеле в 1336 г. писал, что помимо надписей на разных языках он прочел шесть латинских стихотворений, а Кириак Анконский, в 1440 г. совершивший восхождение на Великую пирамиду, обнаружил там надпись на финикийском языке.

Но обратимся снова к арабским историкам и приведем несколько строк из Масуди, изобличающих полное невежество людей его времени во всем, что касалось подлинных строителей пирамид: «Обе большие пирамиды, которые находятся западнее Фостата и которые относят к чудесам мира, имеют длину, равную 400 локтям, такую же ширину и высоту… Одна из них служит гробницей Агатодемона, другая — Гермеса. Двух этих мудрецов разделяет тысячелетие, Агатодемон старшин из них…».

Средневековые паломники, которые позднее отважились осмотреть эти памятники, проявляют еще большее невежество в вопросе об их подлинном назначении. Большинство из них принимают на веру легенду, приписывающую сооружение пирамид Иосифу, сыну Иакова. Согласно этой легенде, Иосиф намеревался хранить в них хлеб в урожайные годы в предвидении голода, который он предсказал, толкуя сон фараона. Они называют их «житницами Иосифа» или «житницами фараона». С этой легендой, занявшей достойное место в росписи купола собора св. Марка в Венеции, нас знакомят уже в IV в. Юлий Гонорий и Руфин, а в конце V в. Стефан Византийский. В IX в. патриарх яковитов Антиохий, напротив, опровергает ее, когда пишет о пирамидах: «Это отнюдь не житницы Иосифа, как думают, а потрясающие мавзолеи, воздвигнутые над гробницами древних царей; они наклонны и массивны, а вовсе не полые и пустые внутри».

Среди тех, кто упоминает об этих житницах в описаниях путешествий, следует назвать Вениамина Тудельского (1173 г.), затем почти два века спустя (1336 г.) врача из Льежа Жана де Мандевиля, Сиголи (1384–1385 гг.), барона из Шампани д'Англюра, совершившего паломничество к святым местам в 1395 г., шевалье Жильбера де Лануа, посланника герцога Бургундского и бургомистра Монса, и Жоржа Ленгерапа, которые отправились туда в XV в., примерно в 1422 и 1485 гг.

Рассказ сеньора д'Англюра, при котором обдирали облицовку с пирамид и вывозили ее, заслуживает того, чтобы его привести полностью, ибо это одно из первых написанных по-французски сообщений, дошедших до нас: «В следующую среду, 24 ноября, мы вчетвером выехали из Каира с переводчиком, по имени Кошека, на четырех крупных подстриженных и красивых ослах, чтобы осмотреть житницы фараона, которые находятся в четырех лье от Вавилона, по другую сторону Нила. Дорога туда оказалась довольно трудной, так как приходилось несколько раз переправляться через реку в лодках. И хотя жители Вавилона считают, что житницы находятся совсем близко от них, в действительности это не так. Многие из них построены у верховья и низовья Нила, и их можно видеть издали, но с того места, где были мы, видны лишь три, которые расположены довольно близко друг от друга. Правда, когда мы подошли к этим житницам, они нам показались самым удивительным из всего, что нам довелось увидеть во время нашего путешествия, по трем причинам. Во-первых, потому, что они занимают обширную площадь, ибо основание у них квадратное и каждая из сторон этого квадрата имеет девять пье и более. Во-вторых, потому, что они чрезвычайно высоки и своими очертаниями напоминают красивый алмаз: они очень широки внизу и узки наверху; и да будет вам известно, что они настолько высоки, что, если человек очутится на их вершине, он едва будет заметен и ростом покажется не больше вороны. В-третьих, потому, что они сооружены очень искусно из широких и огромных прекрасно обтесанных камней. Как только хватило сил нагромоздить такое множество камней — ведь такого сооружения не увидишь ни в одной стране — и вдобавок так искусно пригнать их друг к другу! Мы заметили на одной из этих житниц рабочих-каменщиков, которые срывали большие отесанные плиты, образующие облицовку житниц, и спускали их вниз. Из таких камней издавна воздвигали большую часть самых прекрасных зданий в Каире и Вавилоне. Наш переводчик, как и другие, клялся и уверял, что разбирать облицовку житниц начали еще тысячу лет назад, и хотя она снята уже до половины, внутрь никогда не проникает дождь, так как они сложены весьма надежно. Он также сообщил нам, что двумя третями доходов от этих камней, спускаемых с житниц, пользуется султан, а каменщики получают только одну треть. И да будет вам известно, что каменщиков, сдирающих облицовку с житниц, хотя они поднялись лишь до ее середины, мы уже едва различали и, невзирая на то что был прекрасно слышен стук молотков, все же мы не могли рассмотреть, что они делают, пока не увидели, что падают огромные плиты величиной с винную бочку. И да будет вам известно, что эти житницы называются „житницами фараона". Фараон приказал соорудить их в ту пору, когда по его повелению всем Египтом управлял Иосиф, сын Иакова. Эти житницы предназначались для того, чтобы хранить в них зерно в предвидении будущих неурожайных лет в Египте, предсказанных Иосифом при истолковании сна фараона… Относительно того, что находится внутри житниц, мы ничего не можем сказать, ибо входы в них замурованы, а перед ними находятся очень большие гробницы. Нам сказали, что это памятник некоему сарацину и что входы в гробницы были замурованы потому, что там обычно делали фальшивые монеты. Совсем внизу, на уровне земли, имеется отверстие, уходящее под одну из житниц и не достигающее роста человека. Подле него мы и находились. В отверстии этом очень темно и дурно пахнет из-за обитающих там животных…»

Здравые суждения об истинном назначении пирамид стали складываться вновь в конце XV в. Когда в 1486 г. уроженец Майнца Брейденбах осмотрел пирамиды, он заявил, что, по его мнению, это не житницы, построенные Иосифом, ибо они в основном состоят из сплошной каменной кладки, а гробницы древних царей.

В 1512 г. к султану в Египет были отправлены два конкурирующих посольства — одно от короля Франции, другое от Венецианской республики — с целью завязать торговые и дружеские отношения, а также обеспечить безопасность паломникам, отправляющимся в святую землю. Во главе миссии, посланной Людовиком XII, стоял посол Андрэ Леруа; среди членов миссии находился брат Жан Тено, настоятель францисканского монастыря в Ангулеме, который через 11 лет написал отчет о своем путешествии. Этот монах прочел рассказы древних авторов о пирамидах; он узнал в них гробницы египетских царей и одно из чудес мира. Самую большую из них, наименее пышную по его мнению, он совершенно правильно приписал царю Хеопсу. «Я был не только на ее вершине, — добавляет он, — но и внутри с г-ном Субраном, мэтром Франсуа де Бон Жаном и многими другими, и, когда уже все было осмотрено, мы признали, что это сооружение не только достойно, чтобы его называли чудом, но что оно просто непостижимо…»

Во главе миссии Венецианской республики стоял известный посол Доменико Тревизан. В свите его находился некий Захария Пагани, который, описывая посещение пирамид, сообщает о самой большой из них, ставшей, как полагал он, доступной совсем недавно: «Там стоит открытый и пустой саркофаг из порфира. Поэтому многие думают, что в пирамиде был погребен египетский царь. В стране этой пирамиды обычно называют горами фараона…».

В «Описании Египта» П. С. Жирар цитирует Якова Циглера, автора труда, опубликованного в 1536 г., ибо он один из первых «после эпохи Возрождения» обратился к пирамидам. Между прочим, этот автор сообщает, что облицовка Великой пирамиды разрушена, а плиты ее использованы при сооружении моста неподалеку от Каира. Однако Жирар добавляет, что сам Циглер никогда не был в Египте, что труд его касается лишь географии страны и представляет собой компиляцию из Страбона, Плиния, Птолемея и некоторых арабских географов.

Примерно в 1548 г. король снова отправил на восток посольство, возглавляемое г-ном Арамоном. Один из секретарей последнего, Жан Шено, описал свое путешествие. Он посетил пирамиды, взобрался на самую большую из них и даже проник внутрь. Он рассказывает, в частности, что видел там каменный «чан». «Хотя он сделан из камня, — пишет он, — когда по нему ударяют, он звенит, как медный. Говорят, это и есть могила фараона…» Затем он добавляет: «Подле осмотренной нами пирамиды стоят еще две, не такие большие, в них меньше уступов и нет входа». Это доказывает, что на этих двух последних пирамидах в ту пору еще сохранилась большая часть облицовки.

В 1550 г. Бартоломеус де Салиньяк вновь повторяет легенду о житницах фараона. Но вскоре Пьер Белон, доктор парижского медицинского факультета, опубликовал описание своего путешествия на Восток, в котором он опровергает это нелепое толкование назначения пирамид, основываясь, в частности, на том, что в самой большой пирамиде он видел камеру, где стоял огромный саркофаг из черного мрамора. Кроме того, он уверяет, что третья пирамида так хорошо сохранилась, словно она только что сооружена.

В 1554 г. пирамиды посетил францисканец из Ангулема, Андрэ Теве, духовник Екатерины Медичи. Ему также удалось проникнуть в Великую пирамиду. В изданном им труде он дает весьма точные зарисовки некоторых из них: «Эти пирамиды имеют форму заостренного алмаза. Они возвышаются, как башни, и превосходят своей высотой гору. Поскольку у основания они очень широки, а по мере того как поднимаются, становятся все уже и уже, геометры называют их пирамидами, от слова „пламя", по-гречески „пир" (πνρ)». Теве присоединяется к мнению Белона и утверждает: «Это гробницы царей, как явствует из Геродота, и как я лично убедился, ибо видел в одной из пирамид большой мраморный камень, обтесанный в виде гробницы».

Однако во второй половине XVI в. появилась еще одна фантастическая версия, которую часто повторяли в течение двух последующих веков. В 1565 г. Иоганн Гельфрикус, а в 1581 г. Жан Палерн, секретарь герцога Анжуйского и Алансонского, брата Генриха III, проникали внутрь Великой пирамиды и видели там большой пустой саркофаг. Оба они утверждали, что здесь может идти речь только о гробнице, приготовленной для фараона, который погиб в Красном море, преследуя иудеев.

В 1591 г. Проспер Алпини, известный врач и натуралист, долгое время состоявший в качестве атташе при консуле Венецианской республики в Египте, поднялся на Великую пирамиду и измерил длину одной из ее сторон. Он рассказывал, что внутри пирамиды им был обнаружен ящик из черного мрамора без крышки, а у входа в большую галерею — колодцы. Далее он писал, что в 1584 г. Ибрагим-паша по совету одного кудесника расширил подступы к пирамиде, чтобы заняться поисками сокровищ. Наконец он отмечал, что поверхность второй и третьей пирамид совершенно гладкая и там нет ступеней, но которым можно было бы подниматься.

Три года спустя, в 1594 г., Баумгартен, а затем в 1610 г. Санди снова возвращаются к классической легенде и напоминают, что Великая пирамида считалась одним из семи чудес мира. Баумгартен, повторяя концепцию Диодора и, по-видимому, соглашаясь с ним, говорит, что царь, построивший пирамиду, не мог приказать, чтобы его там похоронили, ибо опасался ненависти народа. Санди же проявляет более критическое отношение к утверждениям своих предшественников. Он отказывается верить тому, что пирамиды — эти необъятные каменные громады — созданы, как полагают многие, иудеями, так как они обычно сооружали свои здания из кирпича, а также и тому, что это житницы, воздвигнутые Иосифом. Недоверчиво относится он и к словам Геродота, считавшего, что гробница Хеопса находится под пирамидой, в камерах, расположенных под землей и окруженных водой, ибо убежден, что гробница помещается в верхней камере, такой красивой и так превосходно облицованной гранитом.

В 1605 г. Франсуа Савари де Бреве, возвращаясь после паломничества в Святую землю, остановился в Египте и осмотрел пирамиды. Эти сооружения, писал он, «приводят в ужас всех, кто смотрит на них, своей невероятной высотой и больше всего напоминают горы…» Он полагал, что ширина их равна высоте (эту ошибку часто допускали в те времена). После того как ему удалось проникнуть в Великую пирамиду, он рассказывал: «Мы вошли в камеру, где стояла гробница фараона, длина ее равна сорока футам, ширина двадцати, а высота тридцати. Саркофаг сложен из крупных, очень твердых плит какой-то разновидности мрамора с мелкими красными, черными и белыми прожилками. Плиты так хорошо пригнаны одна к другой, что в швы между ними с трудом можно просунуть острие иголки…»

Лишь около середины XVII в. впервые было опубликовано вполне объективное, подлинно научное исследование о пирамидах, автор которого пытался отдать должное как истории, так и легендам. Речь идет о «Пирамидографии» профессора Джона Гривса, вышедшей в Лондоне в 1646 г.

Гривс, путешествовавший по Египту в 1638 и 1639 гг., начинает свою книгу с критического обзора древних авторов. В результате он с полным основанием приходит к выводу, что Великая пирамида была сооружена Хеопсом, вторая пирамида — Хефреном, или Хабрием, а третья — Микерином. Он обращает внимание на то, что Хеопс, Хеммис и Хам — одно и то же имя, но только первое имеет греческое окончание. Хотя впоследствии Гривс и опубликовал перевод рассказа арабского писателя о сне фараона, который якобы явился поводом для сооружения пирамид, о необычайных сокровищах, собранных в них, а также о том, что Великая пирамида была вскрыта ал-Мамуном, тем не менее он отвергает, пожалуй даже слишком резко, все собрание легенд восточных авторов, считая их пустыми вымыслами.

Опираясь на свидетельства историков древности и принимая во внимание наличие саркофага в Великой пирамиде, Гривс утверждает, что эти памятники служили гробницами. Он вполне резонно предполагает, что их огромные размеры, так же как и обычай бальзамирования, объясняются стремлением обеспечить наибольшую сохранность останков погребенных там фараонов, что связано с представлением, будто душа переживает тело. Наконец на том же основании он не соглашается с философом-неоплатоником Проклом, полагавшим, что верхняя площадка Великой пирамиды служила для астрономических наблюдений.

В другом месте Гривс подвергает сомнению точность измерений пирамиды, произведенных в древности. Он считает, что расчеты Фалеса Милетского неверны. Более верны, по его мнению, измерения Диодора Сицилийского; Гривс приводит данные, полученные им вместе с его спутником, венецианцем Титом Ливием Баретинусом, и описывает разные камеры и галереи, которые он сам обследовал. Он допускает, что именно халиф ал-Мамун проложил ход, который примыкает к гранитным блокам, преграждающим путь в верхний коридор, и позволяет обойти их. Он описывает этот коридор, сделанный из «красивого зернистого, прекрасно отполированного мрамора», так называемую камеру царицы «с высокими сводами и оштукатуренную», в которую ему удалось проникнуть, несмотря на груды обломков и ужасный запах, почти полностью заваленный колодец с выемками для ног и рук, большую галерею с выступами и сводом, передние камеры, стены которых облицованы гранитом, названным им «фиванским мрамором», и, наконец, великолепную погребальную камеру, образованную, как говорит он, шестью рядами кладки тоже из гранита, превосходно отделанного и отполированного, и перекрытую девятью плитами, которые, «подобно огромным балкам, несут на себе всю тяжесть верхней части пирамиды, давящей на нее». Гривс занялся тщательным измерением этой камеры, остававшейся недоступной на протяжении стольких веков и могущей, по его мнению, служить эталоном мер на довольно продолжительное время. Что касается саркофага, издававшего прекрасные звуки, которые Гривс, как и многие другие, слышал, то он полагает, что размеры его подтверждают неизменность роста человека. Далее он сообщает, что вентиляция в погребальной камере проложена в двух направлениях, а копоть, которую он заметил в северной камере, наводит его на мысль, что там когда-то стояли зажженные лампы.

Помимо этого Гривс обращает внимание на находящиеся в непосредственной близости от пирамиды базальтовые фундаменты, которые он вполне резонно считает остатками заупокойного храма. Однако его сведения о двух других больших пирамидах страдают некоторыми неточностями. Так, он утверждает вопреки мнению большинства путешественников того времени, что у второй пирамиды, насколько ему известно не имеющей входа, сплошная гладкая облицовка повреждена лишь на южной стороне. Относительно третьей пирамиды Гривс возражает против заявления Пьера Белопа, будто она в таком прекрасном состоянии, словно ее только что выстроили, и будто она облицована базальтом или «эфиопским мрамором», который тверже железа. И хотя это описание совпадает со свидетельствами Диодора и Страбона, Гривс утверждает, что третья пирамида сооружена нз белого камня, который блестит немного больше, чем камни других пирамид.

Упомянув в нескольких словах о других пирамидах, меньших размеров, Гривс в заключение рассматривает разные методы строительства, которые, по мнению Геродота и других древних авторов, могли применяться при сооружении пирамид. Гривс полагает, что пирамиды строились так: «Прежде всего посредине квадратного фундамента пирамиды возводили большую и широкую башню; эта башня была такой же высоты, какой должна была быть впоследствии сама пирамида. Затем по бокам башни выкладывали остальные части этого сооружения одну за другой до тех пор, пока не был уложен первый ряд…» Такой метод сооружения ступенчатых пирамид мог действительно применяться для настоящих пирамид, массив которых состоит из высоких уступов. Так, в частности, была построена пирамида Микерина, а также пирамиды V и VI династий, среди развалин которых можно увидеть подобные уступы. Что касается больших пирамид конца III и начала IV династий, то, в силу того что они лучше сохранились благодаря своим огромным размерам и более тщательной кладке, мы лишены возможности утверждать наверняка, что они тоже были сложены ступенями. Однако это весьма правдоподобно, и наблюдения, сделанные Борхардтом в верхнем коридоре Великой пирамиды, только подтверждают это предположение.

Среди наиболее видных путешественников, обсуждавших после опубликования труда профессора Гривса вопрос о пирамидах, следует назвать Тевене, Мельтона, священников Кирхера, Ванолеба и Лебрена.

Жан де Тевено, который во время путешествия на Ближний Восток в 1655 г. посетил и Египет, тоже упоминает о камере в Великой пирамиде, предназначенной для фараона, который погиб в Красном море, и отмечает вопреки утверждению Гривса, что третья пирамида и погребальная камера Великой пирамиды облицованы одним и тем же камнем, т. е. гранитом. Кроме того, он сообщает о подземном ходе, служившем, как ему сказали, для связи с примыкающими к нему сооружениями второй пирамиды, которую одни считают гробницей Амасиса, а по мнению других, она воздвигнута самим Амасисом в честь Родопис. В ней находился оракул.

Эдвард Мельтон опубликовал рассказ о своем путешествии, совершенном в 1661 г. Он указывает размеры Великой пирамиды, но довольствуется повторением слов Геродота и Диодора о том, сколько времени строили пирамиды, о количестве работавших там людей и о том, что гробница не была использована по назначению. Кроме того, он приводит новую легенду, согласно которой пирамида эта никогда не имела вершины. На верхней ее площадке якобы стояла статуя и до сих пор еще видны отверстия, к которым она была прикреплена; однако Мельтон признается, что ему лично ее следов обнаружить не удалось. Зато он сообщает, что видел на некоторых пирамидах иероглифы, обозначающие, по его мнению, титулы их владельцев. Наконец он сделал явно фантастический набросок пирамид, где им приданы, в частности, слишком заостренные очертания.

Отец Кирхер, посетивший Египет в 1666 г., опубликовал трактат о египетских обелисках, иероглифах и пирамидах, где он высказывает точку зрения, что обелиски и пирамиды имели тайное мистическое значение.

Отец Ванслеб, немецкий монах, поступивший на службу Франции, посетил Египет в 1664 г. и снова был послан туда в 1672 и в 1673 гг. Кольбером для переговоров о покупке старинных рукописей и медалей. Ванслеб цитирует в своих описаниях древних и арабских историков и приводит высказывания Геродота о том, что под пирамидой, в подземелье, окруженном водой, поступавшей из Нила по каналу, находилась гробница Хеопса. Однако Ванслеб не сообщает никаких новых сведений, как и Лебрен, который, осмотрев пирамиды в 1674 г., заявил, что он нигде не заметил ни одного иероглифа, о которых писал Мельтон. Лебрен снова повторяет, что тело царя, для которого была сооружена Великая пирамида, никогда в ней не было погребено.

Примерно в ту же пору Боссюэ написал для дофина «Рассуждения о всеобщей истории». Он обнаружил в рассказах современных путешественников, как и у древних авторов, подтверждение христианского тезиса о тщете мирских деяний, даже самых грандиозных, и развил этот тезис для своего царственного ученика. «В Египте, — пишет он, — еще совсем не знали больших сооружений, кроме Вавилонской башни, когда были задуманы пирамиды, которые по своим очертаниям и размерам являются торжеством над временем и над варварством. С той поры египтяне в силу присущего им хорошего вкуса полюбили солидные сооружения правильных пропорций и совершенно лишенные украшений. Разве не самой природой порождена эта простота линий, к которой так трудно вернуться, когда вкус испорчен новшествами и причудливой вычурностью? Как бы там ни было, а египтянам нравилась только гармоничная дерзновенность; они черпали новое и удивительное лишь в бесконечном разнообразии самой природы и гордились тем, что они одни сумели, подобно богам, создать бессмертные творения. Надписи на пирамидах отличались таким же благородством, как и сами эти сооружения… Но какие бы усилия ни делал человек, его ничтожество проявляется во всем. Эти пирамиды были гробницами. Однако даже власти царей, соорудивших их, оказалось недостаточно, чтобы быть там погребенными, они так никогда и не воспользовались своими склепами».

Менее чем через сто лет Роллен в «Древней истории» (т. I, гл. II, § 2) почти слово в слово приводит этот вывод Боссюэ и также цитирует высказывания Геродота и Диодора о Хеопсе и Хефрене. «Примечательно, — добавляет он, — что эти великолепные пирамиды, которые служили предметом восхищения всего мира, были плодом нечестивости и беспощадной жестокости владык».

Среди крупнейших исследователей пирамид конца XVII в. следует еще упомянуть де Карери, де Шазеля, Бенуа де Майе и Поля Люка. Два первых совершили путешествие в Египет в 1693 г. Де Карери утверждает, ссылаясь на писателей древности, что пирамиды бесспорно были гробницами, но он добавляет, что одновременно они предназначались и для астрономических целей. Кроме того, он пишет, что, по мнению арабов, в глубине колодца, находящегося внизу большой галереи пирамиды, имеется переход, ведущий к сфинксу. Это несомненно новый вариант версии, приведенной уже Тевено.

Жану-Матье де Шазелю, члену-корреспонденту Академии наук, было поручено произвести измерения и дать описание пирамид. Он весьма точно установил их местоположение, но результаты его работ не вышли за пределы узкого круга. Тем не менее через песколько лет посли его смерти Поль Люка ссылается на них, говоря, что в свете наблюдений, сделанных этим ученым, становится несомненным, что египтяне, сооружая пирамиды, преследовали лишь одну цель — «хотели чтобы они служили гномонами, ил солнечными часами, отмечающими при помощи теней обращение солнца во время солнцестояний. По-видимому, египтяне уже тогда практически использовали законы точной астрономии».

Бенуа де Майе, генеральный консул в Египте с 1692 по 1708 г., — первый француз, написавший беспристрастное исследование о Великой пирамиде. Он, как и многие другие, сильно преувеличивает высоту пирамиды, считая ее почти равной длине основания (рис. 3), по впервые толково описывает расположение ее главных коридоров и переходов. Де Майе пришел к выводу, что гранитные плиты, заграждающие теперь лишь начало восходящего коридора, прежде занимали гораздо больше места, и поясняет совершенно резонно, что чрезмерная высота большой галереи вызвана необходимостью складывать в ней до момента похорон каменные блоки, предназначенные для завала верхнего коридора. Относительно расположенного подле большой галереи колодца, по поводу которого было придумано столько фантастических версий, де Майе, как и мы, полагает, что просто этим путем ушли рабочие, после того как завалили верхний коридор. Однако он выдвигает значительно менее удачную гипотезу о двух вентиляционных каналах в погребальной камере, утверждая, что они предназначались для связи с живыми людьми, замурованными вместе с умершим фараоном. Один из этих каналов, говорит он, позволяет передавать им пищу в «длинном ящике», который втаскивали при помощи веревок, прикрепленных к его краям, а второй служил для того, чтобы «вывозить нечистоты, которые падали в глубокую яму, специально вырытую для этой цели». Помимо полного неправдоподобия существования подобной системы, которой невозможно было бы пользоваться для снабжения замурованных в пирамиде людей из-за ее невероятной высоты и облицованных гладкими плитами склонов, следует заметить, что никогда не было обнаружено ни единого документа, который позволял бы предполагать, будто цари IV династии заставляли своих подданных сопровождать их после смерти в гробницы.

Рис. 3. Разрез пирамиды Хеопса (по Бенуа де Майе)

Кроме того, де Майе полагает, что осквернение усыпальницы, вход в которую в течение долгого времени был скрыт облицовкой пирамиды, совершено по приказу халифа Махмуда, умершего в 827 г., хотя некоторые считают виновником этого преступления его предшественника — Харуна ар-Рашида. Де Майе не сомневается, что в двух других пирамидах тоже были галереи и внутренние камеры. Вероятно, пишет он, вход в них находится на северной стороне, как и в Великой пирамиде.

Чрезмерно строго относится де Майе к вопросу о предполагаемых строителях пирамид: одним росчерком пера он отказывается не только от всех рассказов античных авторов, но и от преданий арабской эпохи. Он считает, что здесь нельзя доверять историкам и что имена царей, о которых идет речь, неизвестны по сей день.

Наконец Поль Люка посетил Египет во время путешествий по Леванту, где он пробыл с 1699 по 1703 г. и с 1714 по 1717 г. Это отнюдь не надежный гид. Он утверждает, например, что пирамиды были облицованы цементом, а не камнем и что сфинкс стоит на одной из маленьких пирамид, расположенных неподалеку от больших. Однако труд его имел успех и получил широкое распространение. Благодаря ему французы впервые познакомились с Египтом.

Мы не станем останавливаться на рассказах такого рода путешественников, как Верияр, Катрмер, Эгмонт или Перизониус, которые обследовали пирамиды в самом начале XVIII в. Заметим лишь, что первый заявил, что он проник в усыпальницу Великой пирамиды, сооруженную фараоном, который бросился в погоню за иудеями и труп которого остался в Красном море, что рассказ Катрмера о пирамидах является чистейшей выдумкой и что Эгмонт, который отсылает к Тевено для ознакомления с внутренним устройством пирамиды, вопреки свидетельствам других путешественников того времени утверждает, как и Гривс, что гладкая, хорошо сохранившаяся поверхность второй пирамиды но дает возможности взобраться на нее и что она доступна лишь с южной стороны. Перизониус же, ссылаясь на историка Иосифа Флавия, допускает, что сооружение пирамид можно приписать иудеям.

Между тем в Англии стали возникать новые теории, основоположником которых был Томас Шоу, посетивший Египет в 1721 г. Этот автор, основываясь на разногласиях древних в вопросе о назначении пирамид и исходя из того, что внутреннее устройство Великой пирамиды, по его мнению, мало приспособлено для гробницы, а во второй и третьей пирамидах даже не существует входа во внутренние коридоры, полагает, что в действительности они не были усыпальницами. Он считает, что монументы эти могли служить храмами, а гранитный саркофаг Великой пирамиды предназначался для мистических обрядов в честь Осириса. Этот саркофаг, на котором нет иероглифических надписей, как утверждает Шоу, отличается по форме от подлинных саркофагов: он гораздо выше и шире. В нем могли храниться изображения, священные облачения, разные инструменты и святая вода. Помимо того, по мнению Геродота, гробница Хеопса должна была находиться в одной из подземных камер.

Несколько лет спустя, в 1743 г., эта мысль была подхвачена доктором Перри. Последний не допускает, что пирамиды были выстроены из простого тщеславия или с целью занять рабочие руки и служили только для погребения. Ссылаясь на Шоу, он говорит, что, по-видимому, они предназначались для совершения обрядов и религиозных таинств.

Однако из всех путешественников первой половины XVIII в. особое внимание следует уделить датчанину Ф. Л. Нордену и англичанину Р. Пококу. Оба они посетили пирамиды в 1737 г.

Норден, сочетавший профессию морского офицера с блестящим талантом художника, был послан в Египет датским королем Христианом VI, чтобы сделать зарисовки древних памятников. По возвращении в Копенгаген он опубликовал на датском языке свое «Путешествие в Египет и Нубию», яркое и документированное повествование с приложением репродукций сделанных им карт, планов и рисунков. Его работа была переведена на французский язык и выдержала несколько изданий.

Норден придерживается традиционного толкования пирамид как царских гробниц. В главе, названной «Замечания о „Пирамидографии" г-на Джона Гривса, бывшего профессора Оксфорда», он, в частности, пишет: «Я согласен с г-ном Гривсом в том, что египетская религия явилась главным основанием для сооружения пирамид, но в то же время я считаю, что большую роль при этом играло честолюбие. Но независимо от того, чем руководствовались строители, никогда не удастся воздвигнуть ни более грандиозные, ни более прочные монументы. Ни одно архитектурное сооружение не может соперничать с ними. Для разрушения их требуется столько же труда, сколько было затрачено на их сооружение!».

Отсутствие на пирамидах иероглифов служит для Нордена лучшим доказательством их очень древнего происхождения и заставляет высказать неверное предположение, будто пирамиды были сооружены еще до появления иероглифов. Он говорит о четырех главных пирамидах Гизе. Четвертой была, как полагает полковник Виз, единственная из маленьких, сохранившая очертания пирамиды. Речь идет о той, что расположена восточнее трех пирамид, находящихся южнее пирамиды Микерина. В приведенном им исследовании внутренних помещений Великой пирамиды Норден обращает внимание на продольные пазы, сделанные в граните для скольжения решеток, замыкающих проход, и объясняет их назначение.

На второй пирамиде Норден не обнаружил никаких следов, свидетельствующих о том, что она была открыта. Здесь он допускает ошибку, утверждая, что часть облицовки, сохранившейся у вершины, сделана из гранита. На третьей пирамиде, заявляет он, совсем нет облицовки. Это также не соответствует действительности, ибо в разных местах неподалеку от основания уцелело несколько рядов гранитной облицовки; возможно, в ту пору они были засыпаны песком. Норден сообщает также о лежавших у подножия восточной стороны обеих пирамид «огромных камнях», которые с полным основанием считает развалинами храмов. Наконец он пишет, что четвертая пирамида тоже лишена облицовки, а вершина ее увенчана лишь одним большим камнем, который, вероятно, служил пьедесталом. Вход в четвертую пирамиду, как и в две предшествующие, не был им обнаружен, но зато ему удалось открыть несколько других маленьких пирамид. Норден приводит еще некоторые сведения о пирамидах Дашура, относя сюда пирамиды, расположенные южнее Гизе, вплоть до пирамиды Медума, «которую турки и арабы называют лжепирамидой». Большинство этих пирамид находится в районе Саккара, высокой равнины, никогда не затопляемой Нилом. Затем он добавляет: «Если внимательно приглядеться к местности, то легко убедиться, что пирамиды расположены примерно там, где стоял древний город Мемфис; я осмелюсь даже высказать предположение, что пирамиды, о которых идет речь, находились некогда внутри стен этого города».

Норден прилагает план пирамид Гизе, на котором точно указывает расположение храмов Хефрена и Микерина, а также пути, ведущие к пирамидам Хеопса и Микерина, однако он не смог найти дорогу к пирамиде Хефрена, совершенно занесенную песком в ту пору. Среди многочисленных рисунков, иллюстрирующих его труд, особого внимания заслуживают следующие: зарисовки сфинкса и больших пирамид, где очертания последних чересчур заострены и где на вершине пирамиды Хефрена видны остатки ее облицовки; четыре таблицы с изображением Великой пирамиды с весьма наглядными разрезами; довольно точная панорама Дашура и Саккара и, наконец, четыре очень красочных, но неверных рисунка большой северной пирамиды и «ромбовидной» пирамиды в Дашуре, а также двух ступенчатых пирамид в Саккара и, по-видимому, в Завиет-эль-Ариане.

Р. Покок в своих описаниях пирамид широко цитирует историков древности. Таким образом, он совершенно правильно приписывает три большие пирамиды фараонам Хеопсу, Хефрену и Микерину. Опираясь на труды Страбона и Плиния, он с полным основанием считает, что древний Мемфис находился вблизи деревни Мит-Рахине, и добавляет, что «южнее Мит-Рахине, по направлению к Саккара имеется земляная насыпь, которая могла быть валом, упоминаемым Диодором…». Покок, как и Норден, сообщает о развалинах храмов Хефрена и Микерина, а также о том, что они находились на пути, ведущем к Великой пирамиде, и были описаны Геродотом. Он вспоминает слова Геродота и Диодора, что вся нижняя часть пирамиды Микерина сделана из эфиопского камня (т. е. гранита), и подтверждает, что многочисленные глыбы этого камня еще разбросаны поблизости. Касаясь размеров пирамид, Покок приводит данные не только древних писателей, но и современных ему путешественников: Гривса, Тевено, де Майе, Сикара. Он отмечает, что со времени Диодора верхняя площадка Великой пирамиды увеличилась, и на основании этого приходит к выводу, что из нее похитили несколько плит. Свое обследование этого памятника он заканчивает некоторыми замечаниями по поводу описаний коридоров, галерей и камер, которые дают Гривс и де Майе.

Следует еще обратить внимание на странное предположение, высказанное Пококом о внутреннем строении пирамид, «которые обязаны, — как говорит он, — своим происхождением укоренившемуся обычаю облицовывать горы», дабы превратить их в царские гробницы. Если пирамиду воздвигали вокруг естественной скалистой возвышенности, это избавляло от необходимости сооружать внутреннюю часть здания. Исходя из того, что Великая пирамида покрыла две скалистые горы, Покок заключает, что вход в нее находится на вершине одной из них, а усыпальница — на другой.

После этих двух путешественников следует назвать Фурмона, Нибура и Дэвизона, которые посетили пирамиды в 1755, 1761 и 1765 гг. Фурмон, «королевский толмач с восточных языков», является сторонником того, что Мемфис находился вблизи Мит-Рахине — селения, которое он называет Маноф. Он восхищался большой галереей пирамиды Хеопса, которая, как он пишет, «представляет собой великолепное помещение и может соперничать с любым сооружением не только в смысле мастерства исполнения, но и по разнообразию использованных материалов. Эта галерея сделана из белого полированного мрамора, уложенного в виде больших плит, так прекрасно пригнанных друг к другу, что нужно обладать очень острым зрением, чтобы заметить швы между ними…». Наконец Фурмон в свою очередь отмечает следы проложенной восточнее Великой пирамиды дороги, о которой сообщал Геродот, и добавляет, что, по словам одного арабского автора, она была вымощена гранитом, а окаймлявшие ее гранитные колонны поддерживали свод, защищавший посетителей от палящего солнца.

Нибур критикует путешественников, «которые преувеличивают огромный труд и расходы, затраченные на сооружение этих гор из обтесанного камня, и утверждают, что пирамиды покрыты мрамором, в то время как, по заверениям Поля Люка, на них был лишь слой цемента. Такие описания, — пишет Нибур, — отнюдь не соответствуют действительности, по крайней мере в отношении второй пирамиды». И дабы доказать свою правоту, Нибур, пожалуй единственный из всех путешественников, высказывания которых мы приводили, взобрался на пирамиду Хефрена и принес оттуда кусок ее облицовки.

Дэвизону мы обязаны открытием в Великой пирамиде первой «разгрузочной камеры», расположенной над царской усыпальницей (рис. 4). В верхней части южной стены большой галереи он заметил отверстие и 8 июля 1765 г. вместе с Консиньи, консулом в Розетте, и Мейнаром, французским негоциантом, обосновавшимся в Египте, приступил к обследованию этого отверстия, которое привело в камеру, носящую с той поры его имя.

В 1777 г. Савари, путешествуя по Египту, направляет брату короля увлекательные «Письма о Египте». Некоторые из них он посвятил описанию пирамид. Опираясь на древних авторов, Савари пытается доказать, что современные египтологи заблуждаются, утверждая, подобно Шоу и Тевено, будто оставшаяся открытой и без облицовки Великая пирамида не достроена. Кроме того, Савари возражает против концепции Пау, который в «Философских исследованиях о египтянах и китайцах», написанных, вероятно, под влиянием Шоу и Перри, склонен считать эту пирамиду гробницей Осириса. «Она служила мавзолеем одного из египетских фараонов, это совершенно неоспоримый факт, — пишет Савари. — Могилы, рассеянные по равнине, на краю которой она воздвигнута, саркофаг большого зала, ниша в нижнем зале, свидетельства Геродота и Страбона, а также арабских историков — все подтверждает правильность этой точки зрения. Мне известно, что г-н Пау, который из недр своего кабинета видит лучше, чем все путешественники, пытается убедить их, что эта пирамида является гробницей Осириса. Но только он один придерживается мнения, которое опровергают и факты и сама история…» Относительно же внутреннего строения пирамиды Савари признается, что не смог придумать ничего лучшего, как полностью привести описание де Майе. Он воспроизводит также выполненный этим автором разрез пирамиды, на котором ее склоны сделаны чрезмерно выпуклыми (см. рис. 3.).

Рис. 4. Разрез погребальной камеры пирамиды Хеопса и перехода с подъемными плитами в конце большой галереи (по Перрингу)

В конце XVIII в. высказывания Диодора и Плиния о деспотизме строителей больших пирамид становятся особенно созвучными гуманистическим теориям французских философов-энциклопедистов. Эти теории нашли отклик в «Путешествии по Сирии и Египту» Вольнея, который жил там с 1783 по 1785 г. После восторженных отзывов о пирамидах он вдруг разражается следующей тирадой: «Однако нужно признать, что вслед за приступом восторга мною овладело другое чувство. Сперва проникаешься весьма высоким мнением о могуществе человека, а когда начинаешь размышлять, на что оно было направлено, то бросаешь лишь сокрушенный взор на его творение. С грустью думаешь о том, что для постройки никому не нужной гробницы на протяжении двадцати лет терзали целый народ, о множестве несправедливостей и издевательств, которые пришлось вытерпеть рабочим при перевозке, обтесывании и нагромождении такого огромного количества камня. Восстаешь против сумасбродств деспотов, руководивших этими варварскими работами. Чувство это возникает неоднократно, когда осматриваешь египетские памятники-лабиринты, храмы, массивные пирамиды, свидетельствующие отнюдь не о богатстве и любви к искусству этого народа, а скорее о порабощенной нации, измученной прихотями властелинов. Тогда прощаешь осквернителям могил их жадность и уже с меньшим сожалением глядишь на развалины. И в то время, как любители искусства в Александрии возмущаются, видя как спиливают колонны дворцов, дабы превратить их в мельничные жернова, философ после минутного сожаления, которое неизбежно вызывает утрата любой прекрасной вещи, не преминет улыбнуться, думая о тайной справедливости, возвращающей народу то, что стоило ему стольких страданий…»

В другом месте Вольней, как и Савари, ожесточенно нападает на тех писателей, «которые не хотят согласиться с тем, что пирамиды служили гробницами» и «стремятся превратить их в храмы или обсерватории». Он считает «совершенно невероятным, чтобы щедрый и цивилизованный народ мог превратить гробницу своего повелителя в государственное учреждение». Вольней логически опропергает эти теории, справедливо замечая, что мы должны рассуждать но согласно своим представлениям, а считаться с психологией древних египтян. «Побуждения, воодушевлявшие их, — пишет он, — могут казаться нам нелепыми с точки зрения разума, но это не сделает их ни менее сильными, ни менее действенными…»

Что касается самого описания пирамид, Вольней отказывается повторять уже сказанное его предшественниками — Полем Люка, де Майе, Пококом, Гривсом, Норденом и Нибуром. Он ограничивается лишь несколькими замечаниями общего порядка. Большинство измерений пирамид, произведенных до него, утверждает Вольней, не совпадает друг с другом, и во всяком случае нельзя согласиться с теми, кто считает, что высота Великой пирамиды равна длине ее основания, так как в действительности ее стороны значительно короче основания. Он надеется, что квалифицированные ученые займутся наконец точным определением длины основания пирамиды, что позволит установить значение египетских единиц измерения. Вольней отмечает, кроме того, что по рисункам трудно понять внутреннюю планировку пирамиды, и советует сделать макет разреза ее камер и коридоров «из простой или обожженной глины». Главу о пирамидах он завершает пожеланием, чтобы Египет перешел из рук мамлюков в другие руки, дабы получить возможность «вести раскопки в разных частях долины Нила и в песках Ливии», ибо «там могут быть обнаружены необходимые для изучения древности материалы, каких нигде уже больше в мире нельзя найти… Эти памятники, погребенные в песках, хранятся там, подобно кладам, для будущих поколений. Возможно, что наши пожелания и наши надежды надо отложить до времен, не столь уж отдаленных…» И Вольней не ошибся. Его мечты были вскоре осуществлены знаменитой экспедицией в Египет, предпринятой Бонапартом в 1798 г. Изыскания этой экспедиции послужили началом египтологии и научных археологических исследований, о которых говорится дальше. Следует еще упомянуть о полковнике артиллерии Ж. Гробере, который, хотя и являлся участником экспедиции Бонапарта, изыскания я пирамидах производил самостоятельно в ту пору, когда был комендантом Гизе. Гробер придает огромное значение трудам Геродота и приписывает дочери Хеопса, которая, по словам «отца истории», занималась проституцией, чтобы оплатить расходы по строительству пирамиды отца, гробницу, находящуюся против середины южной стороны Великой пирамиды. Здесь он обнаружил маленькую пирамиду, засыпанную песком. Теперь мы считаем ее только мастабой. В его набросках эта маленькая пирамида изображена в плане и в перспективе, так же как и другая, расположенная восточнее, которая, по-видимому, тоже была лишь мастабой. Ссылаясь на высказывание Геродота о том, что подземные сооружения, предназначенные для могилы Хеопса, были окружены водой, проведенной из Нила через канал, Гробер полагает, что обнаружил след последнего в глубокой канаве, прорытой параллельно восточной стороне пирамиды. Канава эта, как нам теперь известно, была одной из больших «солнечных ладей».

Гробер произвел множество измерений Великой пирамиды. Он указывает вышину каждого ряда кладки и подробно рассказывает о трудностях, с которыми ему приходилось сталкиваться при попытке определить длину ее основания. Тем не менее его удивляет, что де Майе, много лет проживший в Египте, так преувеличил высоту пирамиды по отношению к ее основанию и что Покок и Норден согласились с этим. Он опубликовал схематический разрез пирамиды, значительно больше приближающийся к действительности, чем многие из зарисовок его предшественников.

Хотя Гробер целиком посвятил себя исследованию пирамид, он отнюдь не восхищается этими сооружениями и называет их «чудовищными убежищами смерти». Под влиянием идей своего времени он возмущается «романтически настроенными путешественниками, которые, отождествляя прекрасное с огромным, хотят найти искусство там, где видны лишь терпение и пот порабощенного народа».

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

ЭКСПЕДИЦИЯ В ЕГИПЕТ

И АРХЕОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПИРАМИД

Французская экспедиция провела в Египте изыскания, которые затрагивали основные научные проблемы, связанные с изучением долины Нила. «Описание Египта, или Собрание наблюдений и исследований, сделанных в Египте во время экспедиции французской армии» было опубликовано в Париже по приказанию Наполеона I. Первое издание, выходившее с 1809 по 1822 г., имело 9 томов текста и 12 томов рисунков. Во втором издании, так называемом издании Панкука, выходившем с 1821 по 1829 г., было 26 томов текста и 11 томов иллюстраций. И в том и в другом издании ряд глав посвящен пирамидам и различным проблемам, связанным с ними.

Пирамиды и другие памятники, расположенные в районе Фаюма и Мемфиса, впервые описал Жомар. В главе «Общее описание Мемфиса и пирамид с географическими и историческими примечаниями» большое внимание он уделил пирамидам в Гизе. Позднее он опубликовал дополнения к этой главе и свое «Изложение метрической системы древних египтян», где он анализирует их познания в области геометрии, географии и астрономии, а также рассказывает о единицах измерений других народов древности. Эта работа занимает весь седьмой том «Описания Египта».

Однако многие выводы Жомара, в частности, касающиеся определения длины египетского царского локтя, вызвали совершенно справедливые возражения П. С. Жирара. Эти возражения были изложены им в докладе «О нилометре острова Элефантина и о единицах измерения египтян», также опубликованном в «Описании Египта».

На Жомара, как и на Вивана Денона, пирамиды произвели огромное впечатление. Полезно привести строки, которые Жомар посвящает им. «Общий вид этих пирамид, — пишет он, — производит потрясающее впечатление: верхушки их, когда на них смотришь издалека, напоминают пирамидальные горные вершины, устремленные к небу и вырисовывающиеся на его фоне, но чем ближе к ним подходишь, тем меньше это сходство. И когда вы уже почти рядом с этими симметричными громадами… вас охватывает глубокое и сильное волнение, сдерживаемое каким-то оцепенением и подавленностью. Вершина пирамиды ускользает от вашего зрения. Чувство, которое вы испытываете, отнюдь не похоже на восхищение, возникающее при виде совершенного произведения искусства, однако ощущение это потрясающее. Эффект заключается в грандиозности и простоте форм, в контрасте между ростом человека и необъятностью творения, созданного его руками; пирамиду невозможно охватить взором, даже мысленно трудно представить ее себе. Вы начинаете понимать великую идею этого гигантского нагромождения камня, тщательнейшим образом обтесанного и уложенного на головокружительную высоту… и пытаетесь постичь, какая сила сдвинула, подняла и перевезла такое множество огромных плит, сколько людей здесь работало, сколько времени им на это понадобилось, какими подъемными механизмами они пользовались. Чем труднее понять все это, тем большее восхищение вызывает могущество, преодолевшее такого рода препятствия.

Но вскоре, когда вы увидите, как сильно повреждена нижняя часть пирамиды, вами овладеет другое чувство: вы убедитесь, что люди больше, чем время, способствовали ее разрушению. Если время повредило лишь вершину пирамиды, то люди, сбрасывая камни, ломали ее уступы. Кроме того, они превратили основание пирамиды в каменоломню и в конце концов растащили всю ее облицовку. Вы будете, разумеется, сокрушаться, видя ущерб, причиненный пирамидам, однако, когда вы убедитесь, что в результате всех этих варварских разрушений пирамида не утратила даже сотой части своей массы, вы воскликнете вместе с поэтом Жаном Делилем: „Их несокрушимая громада утомила время"».

Описания и сведения, приведенные Жомаром, основаны преимущественно на наблюдениях астронома Нуэ, а также на весьма добросовестных измерениях архитектора Ле Пера. На разрезе Великой пирамиды, выполненном последним, впервые довольно точно показано соотношение углов наклона сторон пирамиды и ее галерей, тогда как рисунки Гривса, де Майе, Нордена, Савари и других весьма несовершенны с этой точки зрения; кроме того, на всех этих рисунках грани пирамид изображены неверно. Однако Жомар и его коллеги не поняли многих особенностей плана пирамиды и поэтому не все смогли объяснить надлежащим образом. «Повторяю, все загадочно, — пишет Жомар, — в этом сооружении: проходы всевозможных размеров — наклонные, горизонтальные, коленчатые; невероятно узкий колодец; двадцать пять гнезд, выдолбленных на выступах верхней галереи; длинный, ведущий вверх коридор, за которым следует очень низкое помещение, и три странных перехода перед центральной камерой, их ни с чем не сравнимая форма и отделка; огромная гранитная плита, свешивающаяся посредине одного из них, — все, вплоть до глубоких и узких пустот в стенах центрального зала и камеры под царской усыпальницей».

Благодаря исследованиям Петри и Борхардта каждая из этих загадок пирамиды Хеопса в настоящее время может быть объяснена, с одной стороны, чисто техническими соображениями, а с другой — требованиями погребального ритуала, так что незачем придумывать иные причины, как это делает Жомар, когда пишет далее: «Разумеется, не исключено, что в сооружении такого рода совершали таинства, а в нижних залах, возможно, происходили посвящения, разные церемонии и религиозные обряды… однако мы не можем привести ни одного достоверного доказательства этой гипотезы…».

И Жомар, опираясь на чересчур поспешные выводы, подобные тем, которые следуют из ошибочного определения величины египетского царского локтя, высказывает предположение, что Великая пирамида служила дли различных астрономических наблюдений или была даже чем-то вроде центра египетской науки. В заключение он говорит: «Таким образом, нельзя с полной достоверностью утверждать, что пирамиды служили лишь усыпальницами; я хочу сказать, что большие пирамиды были также приспособлены для специальных научных целей и наука хотела укрыть там наиболее важные свои достижения, которые мы ныне обнаруживаем. Эти сооружения, и прежде всего первая пирамида, предназначались не только для погребения; для этого там многого не хватает. Ведь никому не удалось доказать, что в них когда-либо был похоронен хотя бы один царь».

Жомар, разумеется, не знал истории египетской архитектуры эпохи строителей пирамид. Разве он сам но писал, что «цари Мемфиса хотели соперничать с царями Фив и что было бы неразумно возражать против этого». Но не будем его упрекать. Сделанные с той поры археологические открытия свели к нулю утверждения Жомара, но мы упоминаем о них здесь, ибо они оказали огромное влияние на многих из тех, кто занимался пирамидами в XIX в., и в той или иной мере продолжают косвенно влиять на некоторых авторов нашего века. Ниже мы остановимся на главных ошибках и неточностях, которые вменяются в вину Жомару.

Во время египетской экспедиции раскопки в пирамидах в буквальном смысле слова вели лишь полковник Кутелль и архитектор Ле Пер, которым авторитетная комиссия поручила выполнить ряд работ в районе между Мемфисом и большими пирамидами. Они начали раскопки 8 февраля 1801 г. у подножия пирамид. «Сто гвардейцев, которые находились под моим командованием, — пишет Кутелль, — оберегали нас от набегов арабов, сто пятьдесят турок и часть военных подразделений были заняты поисками основания Великой пирамиды и пытались раскопать ее колодец, а также разобрать одну из самых маленьких пирамид, очистить от песка сфинкс и исследовать погребения. Покуда производилась первая очередь работ, мы занялись осмотром и измерением входа в Великую пирамиду, в галереи и камеры. Хотя они и описаны всеми путешественниками, это входило в план наших исследований…».

Рис. 5. Разрез угловой плиты пирамиды Хеопса (по Ф. Петри)

Кутелль и Ле Пер произвели весьма точную съемку внутренних помещений, Ле Пер начертил их планы и разрезы. Конструктивные особенности пирамид, которые впоследствии привлекали внимание многих теоретиков, не вызывали и тени сомнения у этих двух выдающихся инженеров. О первой камере, расположенной над царской усыпальницей (см. рис. 4), Кутелль писал: «Несомненно, что она предназначалась только для разгрузки, дабы усыпальница не была раздавлена тяжестью сверху. Предосторожность эта оказалась отнюдь не лишней, ибо несколько камней потолка разгрузочной камеры раскололось на небольшом расстоянии от стенок, и гранитные блоки, поддерживающие его, треснули по краям под грузом давящей сверху массы».

Совершенно правильно объясняет Кутелль и назначение решеток перед усыпальницей царя. «На внешних сторонах передней камеры, — пишет он, — имеются три паза. Они, видимо, сделаны для того, чтобы удерживать гранитные блоки, преграждавшие доступ в гробницу».

Кутелль произвел также сопряженное с опасностью для жизни обследование колодца, который начинается у самого входа в большую галерею. Он проник в него гораздо ниже площадки, образующей углубление в скале, называемое гротом, и спустился до места, где колодец заполнен песком и щебнем. Кутелль решил расчистить колодец, чтобы достигнуть первоначального дна, но, после того как ему удалось продвинуться на 16 или 17 м, работы пришлось прекратить, ибо по соображениям военного характера конвой был отозван. Этим объясняется, что конец нисходящего коридора, соединенный с этим колодцем, и подземная камера, куда этот коридор ведет, не были обнаружены и на разрезе Ле Пера не изображены.

Другая группа рабочих вела раскопки снаружи. Они пытались расчистить северо-восточный угол пирамиды и найти ее настоящее основание. Им удалось обнажить часть скалы, в которую, вероятно, и был вделан угловой камень облицовки. Кутелль и Ле Пер установили, что длина стороны основания пирамиды равна 232,74 м (это на 2,4 м превышает цифру, принятую теперь). Жомар со своей стороны полагал, что этот угловой камень принадлежал к облицовке не основания, а цоколя, превышавшего основание на 92,4 см. Ему удалось определить, что длина стороны основания пирамиды вместе с облицовкой составляет 230,9 м, а это всего на 54 см больше ее действительной длины. Все эти столь разные данные вносили, конечно, лишь путаницу в выводы, которые пытались сделать многие авторы на основании измерений Великой пирамиды.

Ф. Петри, произведший впоследствии новые раскопки, установил, что Великая пирамида совсем не имела цоколя. Облицовка и часть ее массива опирались на первый уступ, сооруженный на скале, тщательно выровненная поверхность которой находилась на одном уровне с вымосткой примыкавшей к пирамиде огражденной территории. Однако на всех углах пирамиды, и только там, для облицовки были использованы более крупные глыбы, которые упирались непосредственно в скалу, ниже уровня основания уступа, а в угловые плиты в свою очередь упиралась вымостка двора (рис. 5).

В 1799 г. Жомар и архитектор Сесиль измерили один за другим все уступы Великой пирамиды. Их оказалось двести три, «включая первый нижний, высеченный в скале, высота видимой части которого равна 1,08 м». Таким образом они рассчитали, что высота всей пирамиды равна 138,3 м. Следовательно, если вычесть высоту двух разрушенных уступов вершины, составляющих вместе 1,12 м, площадка должна находиться приблизительно на высоте 137,18 м.

Астроном Нуэ в свою очередь при помощи тригонометрических расчетов определил, что высота пирамиды до площадки равна 137,53 м. По его мнению, высота нижней ступени — 1,14 м, а не 1,08 м.

Наконец в 1801 г. Кутелль и Ле Пер снова приступили к измерению всех уступов пирамиды специально изготовленными для этой цели инструментами. По их вычислениям, площадка находилась на высоте 138 м. Но после того как были расчищены грани высеченного в скале и принимаемого за цоколь нижнего уступа, они пришли к выводу, что его высота равна 1,85 м, что на 0,77 м превышает цифру, полученную Жомаром.

Итак, если сопоставить эти три измерения высоты пирамиды, получается, что данные Кутелля и Ле Пера почти полностью совпадают с данными Жомара и Сесиля. «Эти значения так близки, — заключает Жомар, — что всеми ими можно пользоваться без опасения впасть в большую ошибку».

Высоту пирамиды вместе с облицовкой, включая так называемый цоколь, Кутелль определяет в 146 м, т. е., по его данным, пирамида возвышается над цоколем примерно на 144,15 м. Цифру эту впоследствии уточнил Жомар. Он установил, что высота пирамиды равна 144,19 м, что на 2,4 м меньше величины, принятой теперь.

Раскопки Кутелля и Ле Пера в Гизе завершились тщетной попыткой проникнуть внутрь маленькой пирамиды, расположенной юго-восточнее третьей, которую часто называют четвертой пирамидой. Они надеялись найти там саркофаг и погребальный инвентарь нетронутыми, но так как не знали плана этой пирамиды, то решили снести ее. К счастью, эта бесплодная работа вскоре была прекращена.

Несмотря на то, что французской экспедицией были произведены раскопки на сравнительно небольшой территории, они знаменуют собой серьезную веху в области изучения и измерения Великой пирамиды. Статьи Жомара привлекли внимание к многочисленным проблемам, связанным с большими пирамидами. Поэтому вскоре после окончания наполеоновской эпопеи новые исследователи не преминули отправиться в Египет.

Великая пирамида была единственной из пирамид Гизе, оказавшейся вскрытой, но исследование ее внутренних помещений не было доведено до конца. В январе 1817 г. Кавилья совместно с Кабицитом и Фуэнтесом занялся дальнейшей расчисткой колодца, которую Кутеллю и Ле Перу не удалось завершить в 1801 г. Когда колодец был откопан метров на пятнадцать, обнаружилось, что он отклоняется к югу. Рабочие отказались продолжать раскопки, так как прекратился приток воздуха в колодец. Вынужденный приостановить работы, Кавилья решил еще раз обследовать ведущую вниз галерею в том месте, где в нее через лаз, минуя гранитные заграждения восходящего коридора, проникли грабители. Вопреки предположениям, он определил, что нисходящий коридор продолжает отклоняться к югу. Примерно метров через шестьдесят пять в его стене было найдено отверстие, из которого доносился запах серы, насыпанной в колодец для очищения воздуха. Эта дыра оказалась не чем иным, как нижней частью колодца, и циркуляция воздуха восстановилась, В это время к исследователям, продолжавшим расчистку нисходящего коридора, присоединились Бриггс и английский консул Салт. Вскоре они достигли неизвестной до тех пор подземной камеры. Начертанные на ее потолке коптящими факелами греческие и латинские буквы доказывают, что и нисходящий коридор и эту камеру посещали в римскую или по крайней мере в византийскую эпоху.

Кроме того, Кавилья безуспешно продолжал раскопки так называемой камеры царицы, надеясь найти саркофаг. Затем он занялся вырубленными в скале камерами, расположенными западнее второй пирамиды, и сфинксом, который был им частично расчищен. В нескольких местах основания пирамиды Хефрена, а также на камнях, взятых из облицовки восточного и западного склонов Великой пирамиды, Кавилья заметил следы красной краски, подобной той, какую еще и теперь можно увидеть на сфинксе. Как ему казалось, это свидетельствовало о том, что первоначально памятники были окрашены в красный цвет.

Рис. 6. Разрез пирамиды Хефрена (по Хельшеру)

Рис. 7. Саркофаг Хефрена (по Хельшеру)

Некоторое время спустя, в начале 1818 г., Бельцони, несмотря на неудачи, постигшие Кавилья и всех его предшественников, приступил к работе у второй пирамиды с целью отыскать вход в нее. У ее северного склона были навалены груды обломков, под которыми Бельцони обнаружил лаз грабителей. От дальнейшей работы ему пришлось отказаться, ибо это было слишком опасно. Продолжая свои поиски, он нашел метрах в десяти к востоку три большие гранитные глыбы, закрывавшие доступ в нисходящий коридор, плотно заваленный большими камнями и обломками. За три дня его удалось расчистить. Здесь они натолкнулись на приподнятую плиту (рис. 6). Довольно тучному Бельцони пришлось ждать, пока плиту поднимут. Тем временем его помощник Атанази с одним рабочим проник в погребальную камеру, где стоял гранитный саркофаг без надписи (рис. 7), крышка которого была наполовину разбита. Надпись арабскими буквами на западной стене комнаты доказала, что сюда уже проникали со времени хиджры.

Бельцони попал и в другие коридоры, а также в одну из камер. Завершив обследование второй пирамиды, он перешел к третьей и попытался расчистить ее северную сторону, однако от этого он вынужден был отказаться из-за нагромождения огромных гранитных плит, отколовшихся от сохранившейся еще кое-где облицовки.

По мнению Бельцони, наличие саркофага во второй пирамиде явилось новым доказательством того, что она служила гробницей. «Поскольку та и другая, — пишет он о двух больших пирамидах, — имеют камеры и саркофаг, предназначенный, разумеется, для погребения какой-то важной особы, нет никакого сомнения, что эти пирамиды были гробницами. И для меня непостижимо, что можно было спорить об этом после того, как вскрыли первую пирамиду. Желание найти что-нибудь новое заставляет делать самые неожиданные предположения, и, как мне кажется, некоторые изо всех сил стараются не замечать того, что совершенно очевидно. Даже если бы древние утверждали, что египтяне воздвигали пирамиды для хранения своих сокровищ, современные авторы все равно с полным основанием могли бы доказать, что пирамиды сооружались для захоронений».

Вскоре после изысканий Кавилья и Бельцони, в 1821 г., прусский генерал фон Минутоли предпринял путешествие в Египет, где с помощью итальянского инженера Сегато изучал ступенчатую пирамиду в Саккара. Сегато опубликовал описание внутренних галерей и вместе с Д. Валериани сделал в красках реконструкцию обнаруженной во время их исследований камеры, облицованной голубым фаянсом. Валериани в свою очередь сообщил о разнообразных предметах, собранных в пирамиде, в частности об остатках мумии, брошенной древними грабителями в одном из углов коридора. Фон Минутоли также уделил несколько строк этой находке, обратив особое внимание на «сильно позолоченный череп» и позолоченные сандалии; «по-видимому, это останки погребенного там принца», — заключает он. К сожалению, все эти находки были отправлены и Пруссию и погибли во время кораблекрушения. Через сто с лишним лет Баттискомб Ганн, а потом и мы нашли другие останки в гранитном подземелье, в частности прекрасно сохранившуюся ногу. Весьма архаичный способ мумификации позволяет с уверенностью утверждать, что эта нога принадлежала человеку, жившему в эпоху Древнего царства. Имеются все основания думать, что тут речь может идти об останках царя Джосера, для которого и была сооружена эта пирамида.

Однако наиболее серьезная работа в области изучения пирамид в течение всего XIX в. бесспорно была проделана полковником Г. Визом и продолжателем его дела инженером Д. Перрингом. После того как Виз подготовил и разработал план обследования пирамид в Гизе, ему удалось с помощью полковника Кемпбелла, генерального консула британского короля, получить фирман у хедива Мухаммеда-Али. Виз договорился с Кемпбеллом и вице-консулом Слоуном, что каждый из них будет нести третью часть издержек. Руководство работами было поручено Кавилья, которого рекомендовали Кемпбелл и Слоун, так как он уже занимался исследованиями внутри пирамид. 2 ноября 1836 г. Виз вручил Кавилья первый взнос и тут же вместе с ним и Хиллом ознакомился с планом исследований. 25 ноября он отправился в путешествие по Верхнему Египту. 24 января 1837 г. он вернулся и был удивлен тем, что Кавилья при обследовании трех пирамид использовал труд лишь очень немногих рабочих и что главные его усилия были направлены на расчистку трех колодцев для мумий, расположенных между сфинксом и второй пирамидой.

Виз решил составить план расположения пирамид. Через Хилла он познакомился с инженером Перрингом, который только что прибыл в Египет и привез с собой необходимые инструменты. Последний, хотя и был занят другой работой, принял предложение Виза и стал его постоянным и усердным помощником.

10 февраля, во время пребывания Кавилья в Каире, к Визу явились шейхи деревень с просьбой принять дополнительно двести рабочих, дабы избавить их от мобилизации на рытье канала. Виз согласился и, когда Кавилья возвратился, предложил использовать их, чтобы ускорить работу внутри пирамид. Однако Кавилья находил все новые и новые препятствия для продолжения раскопок и держал себя крайне высокомерно. Виз решил прекратить сотрудничество с ним и потребовал от Кемпбелла его немедленного увольнения. Последний вопреки расчетам Кавилья не возражал, о чем и уведомил его письмом от 12 февраля.

Дальнейшие исследования возглавлял сам Виз. Его помощниками были Хилл и несколько позднее Равен. Виз руководствовался главным образом советами Перринга, который пригласил для измерений пирамид прекрасного инженера Неша. Во время этих работ Перрингу удалось обнаружить выходное отверстие северного вентиляционного канала погребальной камеры Великой пирамиды. Ход этот почти целиком был завален. Так как предполагали, что он соединяет царскую камеру с другими, еще неизвестными помещениями, следовало его расчистить; для этого применили сверла. Одновременно приступили ко многим другим исследованиям в пирамиде, начиная с первой разгрузочной камеры, так называемой камеры Дэвизона, где Кавилья начал прокладывать ход на юг. Позднее, по совету Перриига, этот ход оставили и попытались пробраться вверх северо-восточнее разгрузочной камеры. Однако и эта попытка не дала никаких результатов, пока с каменоломен Моккатама не привезли порох.

Параллельно с раскопками в Великой пирамиде велись также работы во второй и третьей пирамидах. Нужно было во что бы то ни стало отыскать внешний выход нижнего хода второй пирамиды, который не удалось обнаружить Бельцони, и вход в третью пирамиду, куда еще не мог проникнуть ни один исследователь.

Вскоре, 9 марта 1837 г., раскопки в пирамиде Хефрена увенчались успехом. Но не так блестяще обстояло дело с пирамидой Микерина, где начали прокладывать ход с северной стороны в месте большого пролома, приписываемого Осман-бею. Это оказалось весьма длинной и утомительной операцией. Сначала ход шел горизонтально (рис. 8), а потом, по мере приближения к центру пирамиды, устремлялся почти вертикально вниз.

Рис. 8. Разрез пирамиды Микерина (по Перриягу)

В Великой пирамиде по вертикальной трубе, проложенной вдоль покрывающих первую разгрузочную камеру (Дэвизона) гранитных плит и расчищенной Перрингом, 29 марта удалось добраться до второй камеры, названной Визом камерой Веллингтона. Затем в течение апреля и мая были открыты еще три камеры, получившие имена Нельсона, леди Арбатнот и Кемпбелла. Они находились над двумя первыми и вместе с ними, видимо, образовывали систему разгрузочных камор. Последняя из них отличалась от всех расположенных ниже тем, что в ней плиты, образующие потолок, были поставлены наклонно. На некоторых плитах этих камер были обнаружены иероглифические надписи и отметки каменоломен. В частности, в двух верхних камерах неоднократно встречаются картуши с именем Хуфу — так называли Хеопса египтяне. Эти важные документы с полной достоверностью устанавливают, что Великая пирамида была предназначена для Хеопса. А ведь до тех пор эта пирамида приписывалась ему лишь на основании слов Геродота. Кроме того, Виз обратил внимание на то, что знаки были начертаны в местах, ставших после сооружения памятника недоступными;, это свидетельствовало о том, что иероглифическим письмом пользовались еще до эпохи строительства больших пирамид, хотя Жомару в годы египетской экспедиции такое предположение казалось маловероятным.

Одновременно с работами внутри пирамиды, приведшими к этим открытиям, велись и другие исследования, преимущественно на южном склоне, где рассчитывали найти второй вход. Огромная масса всего сооружения по сравнению с относительно небольшими размерами камер и переходов, так же как и то, что северный нисходящий коридор несколько отклоняется к востоку, подтверждали предположение о возможном существовании с южной стороны точно такого же хода, но отклоняющегося на запад. Работы эти, начатые 22 февраля, продолжались три месяца, однако в толще пирамиды но удалось пробить достаточно глубокого отверстия. Таким образом, доказательств этой гипотезы найдено не было, и казалось, что существует только один северный вход в пирамиду. Но именно во время этих работ был открыт совершенно неповрежденный выход южного вентиляционного канала погребальной камеры (сечение канала 22,5 × 23 см), находившегося на том же уровне, что и северный. Так как эта камера расположена южнее центра пирамиды, то южный вентиляционный канал значительно короче и круче северного. Поэтому очистка его заняла всего лишь несколько дней, и завершить ее оказалось гораздо легче, чем очистку северного канала, где пришлось восстанавливать циркуляцию воздуха. Таким образом, назначение обоих вентиляционных каналов стало совершенно ясно. Виз отказался от мысли, что они могли связывать погребальную камеру с другими помещениями, и прекратил дальнейшие поиски.

В конце мая после окончания раскопок на восточной стороне пирамиды, в результате которых обнажилась базальтовая вымостка и другие остатки храма, обследование самой пирамиды фактически закончилось. Однако еще в течение месяца продолжалась расчистка камер и галерей, а также некоторые изыскания на северной стороне.

С первых чисел июня все усилия экспедиции были направлены на поиски входа в третью пирамиду, а также входов в три маленькие пирамиды, расположенные к югу от третьей. Ход, проложенный сквозь толщу третьей пирамиды, достиг уровня естественной скалы, но нигде не оказалось и малейших признаков погребального покоя. Тогда Виз пришел к выводу, что он может находиться под землей, и решил полностью расчистить основание северной стороны пирамиды. Из-за нагромождения обвалившихся плит осуществление этого замысла вновь потребовало затраты огромных сил.

Затем Виз занялся поисками входа в ту пирамиду, которую он называл четвертой и которая расположена между двумя маленькими пирамидами. Эта пирамида, как и стоящая рядом, ступенчатая. С северного и южного склонов в толще ее проложено нечто вроде туннелей, смыкающихся в центре пирамиды, где никакой камеры не было обнаружено. Виз решил продолжить эти туннели в разных направлениях до уровня земли, рассчитывая таким способом найти отверстие большого колодца. И вот благодаря наблюдательности одного из рабочих 30 июня удалось открыть вход в пятую пирамиду у основания ее облицовки, на северной стороне. Спуск, почти полностью прорубленный в скале, вел в подземную камеру. Поиски под четвертой пирамидой были тотчас же прекращены, и рабочих перебросили к северному склону пятой пирамиды для расчистки основания.

В пятой пирамиде наклонный спуск упирался в поврежденную грабителями гранитную плиту. За ней небольшой горизонтальный проход вел почти в середину погребальной камеры, вытянутой с востока на запад. Саркофаг, похожий на тот, что был обнаружен в пирамиде Хефрена, но несколько меньшего размера, также был вделан в вымостку пола. Его крышка была взломана. Следов скульптуры или иероглифов в этой камере не оказалось, лишь несколько строк из 112-й суры Корана можно было прочесть на штукатурке, покрывающей ее южную стену. Сравнение этой надписи с надписями, найденными внутри некоторых других пирамид, в частности во второй и третьей, подтверждает, что все эти сооружения были вскрыты по приказанию халифов в одно и то же время.

4 июля был обнаружен вход в четвертую пирамиду; от главной оси он явно отклонялся на запад и начинался примерно метра на четыре севернее ее основания. Спуск в пирамиду и все ее помещения высечены в скале. На западной стороне передней камеры находился небольшой наклонный проход, ведущий в ориентированную с севера на юг усыпальницу. У ее западной стены стоял гранитный саркофаг, точно такой же, как в пятой пирамиде, только меньших размеров. Крышка его лежала на полу у южной стены. Внутри саркофага валялись кости и маленькая челюсть с удивительно красивыми зубами, принадлежавшие молодой женщине, а также мелкие обломки дерева — все, что осталось от гроба. Никаких надписей гам не было. Только на одной из плит облицовки камеры кое-где проступали написанные красной краской иероглифы, среди которых можно было разобрать картуш Менкаура (Микерина).

Ввиду того что внутренние помещения этой пирамиды против обыкновения отклонялись к западу от ее оси, в ней были произведены некоторые дополнительные изыскания, однако ничего нового там обнаружить не удалось. Зато вскоре благодаря опыту, приобретенному при исследовании этих двух пирамид, в скале открыли вход в шестую пирамиду, расположенный севернее ее основания и слегка отклоняющийся на запад. Идущий вниз коридор вел в переднюю камеру, а из нее через короткий ход можно было попасть в продолговатую погребальную камеру, ориентированную с севера на юг. Усыпальница эта, явно незаконченная, производит такое впечатление, точно ее покинули в самый разгар работы. В ней нет никаких признаков саркофага; среди осколков, оставшихся после обтесывания камней, валялось много колотушек и каменных молотков, а также превратившихся в труху кусочков дерева.

27 июля рабочих неревели к востоку от пирамиды Хеопса с целью обследовать еще три маленькие пирамиды — седьмую, восьмую и девятую, считая с северной стороны. Уже на другой день были открыты входы в седьмую и девятую пирамиды, вход же в восьмую удалось разыскать только через пять дней. В каждой из них имелся наклонный ход, который шел в западном направлении. Он начинался у основания облицовки северной стороны и вел в переднюю камеру, а оттуда — в усыпальницу. В этих склепах остались следы облицовки из белого известняка. Им покрыты не только стены, но и потолок. Найденные в седьмой пирамиде осколки полированного базальта несомненно представляют остатки саркофага. В восьмой и девятой пирамидах местами сохранилась облицовка, очень похожая на облицовку пирамиды Хеопса.

Но самое главное открытие Виз сделал 29 июля 1837 г. Ему удалось найти вход в третью пирамиду, на поиски которого он затратил более шести месяцев напряженного труда. Виз, так же как и Кавилья, был введен в заблуждение огромным проломом, сделанным мамлюками на северном склоне пирамиды. Оба они не допускали мысли, что мамлюки могли приступить к работе, не проверив заранее, где под облицовкой находится вход в пирамиду. В действительности вход оказался по меньшей мере в четырех метрах над ее основанием. Виз убедился, что в пирамиду проникали задолго до мамлюков, еще в ту пору, когда выламывали камни из ее облицовки. Спуск, передняя камера, место для подъемных плит, преграждавших проход и большая часть горизонтального прохода были засыпаны песком, а большая камера и остальные погребальные помещения забиты камнями и обломками.

Неподалеку от западной стены усыпальницы Виз обнаружил совершенно пустой, видимо, сдвинутый с места саркофаг. Он был высечен из цельной глыбы тщательно отполированного базальта. На передней стороне саркофага был изображен фасад дворца, украшенный плоскими пилястрами, но ни единой надписи на нем не оказалось (рис. 9). Крышка с него была сорвана, большую часть ее обломков нашли в первой большой камере у отверстия прохода, ведущего в усыпальницу. Там же лежали обломок крышки деревянного антропоидного саркофага с именем царя Менкаура (Микерина) и части скелета: ребра, позвонки, кости ног и ступней, завернутые в грубую ткань, пропитанную смолистым составом. Затем в мусоре были обнаружены куски ткани и дерева, а среди них нижняя часть крышки гроба с надписью. По-видимому, гроб был извлечен из саркофага и вскрыт в большой верхней камере.

Рис. 9. Саркофаг Микерина (по Перро и Шинье)

После этого важного открытия, 27 августа 1837 г., Виз уехал на Мальту. Он увез с собой часть деревянного гроба и останки Микерина, чтобы передать их в Британский музей. Своим сотрудникам Перрингу, Равену, Хиллу и Эндрыосу он поручил завершить расчистку пирамиды и закончить начатые чертежи. По просьбе Виза они извлекли из третьей пирамиды саркофаг Микерина, который также был отправлен в Британский музей, но, к сожалению, при кораблекрушении этот драгоценный памятник погиб.

В 1841 г. Виз в двух толстых томах опубликовал отчет о своих работах. Помимо отчета, написанного в форме дневника раскопок, в это издание было включено обширное приложение: многочисленные комментарии и измерения, относящиеся к девяти пирамидам Гизе, статья астронома сэра Джона Гершеля об угле наклона коридоров, ведущих в эти пирамиды, краткий критический обзор разных исследований, произведенных в пирамидах с древних времен, а также переводы некоторых текстов арабских авторов.

Позже, примерно в конце 1842 г., Виз выпустил третий том, целиком посвященный результатам раскопок, произведенных Перрингом после отъезда Виза из Египта.

В нем речь шла уже не о пирамидах Гизе, а о других. Кроме того, Перринг в большом отчете, где воспроизведены его замечательные рисунки и измерения, опубликовал свои наблюдения, относящиеся ко многим пирамидам, начиная с Абу-Роаша до Фаюма.

Перринг начал свои исследования на плато Абу-Роаш, расположенном примерно в 10 км северо-западнее пирамид Гизе. Там он раскопал пирамиду, от которой осталось лишь основание каменной массивной кладки без внешней облицовки, с глубокой ямой посредине. С севера в нее вел широкий спуск в виде траншеи. Обнаруженные в яме следы кладки из тонкого известняка свидетельствуют о том, что здесь находилась погребальная камера. Это была пирамида царя Джедефра, предполагаемого преемника Хеопса и сводного брата Хефрена.

Затем Перринг перешел к пирамиде в Завиет-эль-Ариане, где он произвел лишь разведку, которая, однако, не дала ему возможности установить, была ли эта пирамида ступенчатой и напоминала ли она по кладке пирамиду в Саккара.

Оттуда он отправился к так называемой пирамиде Реега. В действительности это вовсе не пирамида, а нечто вроде приземистого обелиска, покоящегося на гранитном цоколе, — святилище Солнца, сооруженное, как видно из исследований Борхардта 1900–1901 гг., царем Ниусерра. Перринг правильно определил, что облицовка его откосов сделана из различных материалов: одного — из гранита, другого — из известняка, но очертания этого сооружения он установить не смог. Безуспешно разыскивал он и вход в него на северной стороне, тогда как он находился на южном склоне. От него начинался ведущий вверх ход, упирающийся в площадку, в то время как в пирамидах от входа идут нисходящие галереи.

Но первые серьезные работы были проведены Перрингом в Абусире, где ему удалось проникнуть внутрь трех пирамид, планы и разрезы которых он привел. В каждой из них имеется нисходящая галерея, которая начинается у основания облицовки на северном склоне. Когда эта галерея достигает уровня скалы, она переходит в почти, горизонтальный коридор, прегражденный одной или несколькими гранитными плитами и приводящий прямо в вытянутую с востока на запад усыпальницу, которая находится в центре пирамиды. Внутренняя кладка этих пирамид сделана в виде ступеней из местного желтого известняка, покрытого толстым слоем гладкого белого известняка каменоломен Туры. Камеры и коридоры пирамиды тоже отделаны этим красивым известняком, кроме входа в усыпальницы, где использован гранит. Как отмечает Перринг, в двух пирамидах красной охрой па известняке начертаны имена царей. Но чтение курсивных иероглифов тогда еще представляло большие трудности, и пирамиды эти, растянувшиеся с севера на юг — Сахура, Нпусерра и Нефериркара, — в ту пору не могли с полной достоверностью быть приписаны этим царям V династии.

Усыпальницы всех трех пирамид имели двускатные перекрытия, образованные тремя слоями огромных плит, длина которых достигала иногда 14 м. Однако большая часть плит обвалилась в результате невероятных разрушений, произведенных внутри здания. Все же Перринг заметил, что плиты наложены одна на другую под разными углами наклона. Таким образом, остававшиеся между ними пустоты разгружали потолок погребальной камеры. Только в одной северной пирамиде были собраны остатки саркофага из отполированного базальта, однако без всяких украшений.

Затем Перринг перенес раскопки в Саккара, где приступил к поискам входа в пирамиду Тети, первого фараона VI династии. В разгар лета, 24 июня 1839 г., он ринулся на штурм пирамиды царя Усеркафа, основателя V династии, куда ему вскоре удалось проникнуть. Там он обнаружил обломки маленького саркофага, сделанного из цельного куска базальта.

Потом, в июле и августе, Перринг обследовал ступенчатую пирамиду, производя в ней необходимые измерения для составления разных планов и разрезов, которые он намеревался опубликовать. Наиболее удачными получились чертежи центральной шахты, в глубине которой между гранитными глыбами находится царский склеп.

Перринг продолжил раскопки, начатые, как нам известно, еще в 1821 г. фон Минутоли. Пробивая различные ходы, он обнаружил в верхней части шахты две галереи, выходящие на поверхность через неглубокие колодцы; одну — на северной, а другую — на южной стороне пирамиды. Из этих галерей южная представляет больший интерес. Ее свод поддерживают 22 приземистые, довольно грубые колонны с надписями. Теперь нам известно, что эта галерея, в которой находилось около 30 мумий без гробов и без погребального инвентаря, если не считать нескольких амулетов на одной из них, была построена в саисскую эпоху.

Рабочие сообщили Перрингу, что, когда фон Минутоли вскрыл пирамиду, он обнаружил там сломанный саркофаг. На дне шахты находился гранитный склеп, который, по мнению Минутоли, предназначался для оракула. Перринг отвергает подобное предположение. Однако он также считает, что склеп этот не мог служить гробницей, ибо извлечь оттуда тело можно было бы, только предварительно разрезав его на куски, а тогда какие-нибудь остатки его сохранились бы; он думал, что здесь скорее всего находился тайник для сокровищ. Сам Перринг, однако, едва ли спускался в склеп, куда было очень трудно добраться, а ограничился рассказами своих рабочих. Как уже упоминалось, мы посетили склеп через сто лет после него и нашли под слоем песка несколько костей царя и среди них его мумифицированную ногу.

Перринг проник в камеру, отделанную голубым фаянсом, и впоследствии опубликовал ее прелестные зарисовки. Он объяснил, каким способом прикрепляли фаянс к камню, а также дал описание наличника двери одной из комнат, украшенного изящно высеченными иероглифами. Виз определил, что здесь начертана титулатура одного из древнейших царей, но, не обнаружив картуша, решил, что царь этот не назван. На самом же деле там неоднократно повторяется имя Нечерхета как в общей титулатуре, так и в увенчанной соколом — Гором — прямоугольной рамке, которую называют «серех». Теперь нам известно, что Нечерхет не кто иной, как царь Джосер, предполагаемый основатель III династии. Перринг не довел до конца расчистку этого помещения и, таким образом, не подозревал о существовании камер, в которых хранились стелы с барельефными изображениями царя Джосера. Только в 1929 г. их обнаружил Фирс. Словом, в невероятной путанице коридоров и галерей, пересекающих подземелье этой пирамиды, Перринг не смог определить, где основные части сооружения, а где позднейшие пристройки.

Не завершив этих важных исследований, Перринг ограничился лишь весьма кратким описанием пирамид в Саккара и отправился в Дашур, где 8 сентября 1839 г. приступил к работам в северной пирамиде, сложенной из необожженного кирпича. Перринг полагал, что эта пирамида принадлежала преемнику Микерина, который, по словам Геродота, соорудил пирамиду из кирпича. Там он провел больше месяца, но входа в нее так и не обнаружил, хотя закладывал довольно глубокие шурфы на северном склоне. Не найдя надписей, указывающих имя строителя этого сооружения, Перринг прекратил поиски и занялся двумя большими каменными пирамидами.

Сперва он исследовал большую северную пирамиду, вход в которую находился с северной стороны метров на тридцать выше ее основания и метрах в четырех восточнее продольной оси пирамиды. Достигнув уровня почвы, нисходящая галерея идет горизонтально и приводит в два красивых зала высотой более 12 м с выпуклыми сводами, как в галерее пирамиды Хеопса. В южной стене большого зала примерно на высоте 8 м находится маленький проход, ведущий в третий зал, расположенный выше. Как и предшествующий, он имеет ложный свод, но высота его уже превышает 15 м. Вымощенный плитами пол в этих залах был почти весь разрыт и завален мусором. Никаких следов саркофага Перринг там не обнаружил.

К обследованию большой южной пирамиды, известной под названием «ромбовидной» или пирамиды с ломаными гранями (рис. 10), приступили 20 сентября. Спуск здесь начинается в середине северной стороны на высоте около 10 м. И хотя многие путешественники XVII и XVIII вв. — Мелтон, Ле Брен, Покок, Дэвизон — утверждали, что они побывали в ее камерах, проход оказался свободным примерно лишь на 45 м. Далее его заграждали огромные глыбы известняка. Из-за плохой вентиляции освободить проход было очень трудно. Но вот 15 октября циркуляция воздуха наладилась. Это дало возможность быстро закончить работы, а также установить, что где-то имеется другой выход. Спуск упирался в короткий горизонтальный проход с ложным сводом. Высота его превышала 12 м.

Рис. 10. Разрез «ромбовидной» пирамиды в Дашуре

Этот проход в свою очередь вел в зал, который был вдвое выше прохода. Хотя Перринг предполагал, что за каменной облицовкой прохода и камеры мог быть скрыт саркофаг или по крайней мере находится вход в потайную камеру, у него не было времени проверить это. Однако когда ему удалось внести и установить леса, он увидел в верхней части свода южной стены зала отверстие, из которого свисала веревка, свитая из папируса. Таким образом он нашел ход, который был пробит в кладке. Этот ход достигал горизонтального прохода, идущего с востока на запад и являющегося продолжением нисходящего коридора, еще на три четверти заваленного. Коридор вел к западному склону пирамиды. К залу площадью 6,5 × 4 м с ложным сводом, высота коего достигала 16 м, примыкал горизонтальный проход, перегороженный двумя плитами, одна из которых была опущена.

Перринг опубликовал прекрасно выполненные планы и разрезы двух больших пирамид в Дашуре. И по сей день это единственные находящиеся в нашем распоряжении планы замечательных сооружений предшественников Хеопса.

В ту нору в районе между Гизе и Фаюмом располагались тыловые части египетской армии, находившейся в Сирии. Этот район стал небезопасным для путешественников, и Перринг со своими товарищами подвергся нападению бедуинов, от которых им пришлось отбиваться с оружием в руках. Невзирая на это, они продолжали исследование местности. 28 октября археологи посетили Лишт, 29-го — Медум, 1 ноября — Лахун и 2-го — Хавару. Во всех этих пунктах Перринг производил измерения пирамид и собирал необходимые данные для чертежей и разрезов.

Вскоре после того как Перринг закончил свои работы, знаменитый египтолог Рихард Лепсиус организовал экспедицию в Египет, давшую ему возможность издать монументальный труд «Памятники Египта и Эфиопии».

Одним из вопросов, особенно интересовавших Лепсиуса, являлось внутреннее строение пирамид. Особенно тщательно он изучил конструкции большой пирамиды в Абусире и пирамиды в Медуме, а также ступенчатой пирамиды в Саккара. В последней он открыл мастабу, составлявшую основу этой пирамиды. Хотя мастаба была полностью застроена, все же на южном склоне пирамиды Лепсиус обнаружил ее остатки. Он пришел к выводу, что все или по крайней мере значительная часть пирамид, включая большие пирамиды в Гизе, первоначально строились как ступенчатые, а затем выступы, образованные ступенями, закладывались камнями, и пирамиды получали свою окончательную форму. Опираясь па эту гипотезу, Лепсиус обосновал знаменитую теорию, согласно которой фараоны в течение их царствования постепенно добавляли к своим пирамидам новые слои камня и облицовки. Таким образом, размеры пирамиды были прямо пропорциональны длительности царствования ее владельца, и срок этот в какой-то мере мог быть определен по числу слоев кладки на пирамиде, подобно тому как о возрасте дерева можно судить по количеству годовых колец.

Против этой остроумной и в то же время последовательной теории возражали многие авторы, особенно Ф. Петри. Она применима лишь к большинству пирамид III и IV династий. В период правления V и VI династий сооружались пирамиды уже значительно меньших размеров и в них начала проявляться тенденция к единообразию. Так, относящаяся к VI династии пирамида Пепи II, который царствовал особенно долго (по словам Манефона, 95 лет), не больше по своим размерам, чем пирамида Тети, правившего, согласно свидетельству того же автора, всего 30 лет. Кроме того, эта теория совершенно не принимает во внимание существование храмов для заупокойного культа, которые со времени Микерина возводились непосредственно около пирамиды. Если бы пирамиды постепенно расширялись, как утверждает Лепсиус, то после каждой новой кладки важнейшие части храма — зал для приношений даров и стела, обычно прилегающие к восточной стороне пирамиды, — оказывались бы замурованными и храмы приходилось бы сооружать заново.

В 1858 г. Мариетт открыл и обследовал «мастабу фараун» — огромный царский склеп, имеющий форму саркофага. Затем Египет посетил астроном Пиацци Смит с целью наиточнейшим образом проверить измерения Великой пирамиды. Опираясь на них, он хотел обосновать свою пресловутую «библейскую» теорию. В 1867 г. он опубликовал результаты своих исследований в трехтомном труде, озаглавленном: «Жизнь и работа у Великой пирамиды».

Пиацци Смит произвел все измерения весьма тщательно, и к его труду можно обращаться для выяснения многих частных вопросов, касающихся Великой пирамиды, особенно ее камер и галерей.

Но настоящая геодезическая съемка наружных частей Великой пирамиды и двух других пирамид Гизе была начата лишь в 1874 г. Джиллом, астрономом из Капштадта, который в течение трех дней занимался измерениями основания Великой пирамиды. В 1879 г. продолжить эту работу поручили Ф. Петри. После длительной подготовки, давшей ему возможность собрать самые совершенные инструменты, в декабре 1880 г. он отправился в Египет, обосновался у пирамид Гизе и прожил там до мая 1881 г., а затем снова вернулся туда в середине октября и оставался там до конца апреля 1882 г. Петри проделал интересную работу, отчет о которой поместил в первом издании своего труда «Пирамиды и храмы Гизе». Он не ограничивается объяснением методов, использованных им при этих измерениях. Он описывает также три большие пирамиды, некоторые пирамиды в Саккара, Дашуре, Абу-Роаше и гранитный храм сфинкса. Кроме того, он высказывает различные замечания в связи с теорией Лепсиуса о последовательном увеличении пирамид, которую называет «теорией разрастания». Петри опровергает эту теорию. Он исходит из расположения плит, преграждавших нисходящие галереи, и углов наклона сторон пирамид, в частности пирамиды Хеопса. Угол наклона сторон последней он называет «углом π», ибо высота этой пирамиды равна радиусу окружности, имеющей ту же длину, что и периметр ее основания. В конце своей книги Петри уделяет несколько страниц надписям, покрывающим склоны пирамид, о которых сообщают многие авторы.

В 1887 г. Петри получил разрешение от Службы древностей Египта исследовать археологические памятники Фаюма. Он начал в 1888 г. с пирамиды в Хавара, которую, по его мнению, можно приписать Аменемхету III, затем перешел к пирамиде в Лахуне, служившей усыпальницей Сенусерту II, и под конец — к пирамиде в Медуме, где он раскопал, между прочим, маленький храм, расположенный с восточной стороны пирамиды (рис. 11).

Рис. 11. План заупокойного храма пирамиды в Медуме (по Роу)

Лет двадцать спустя, в 1910 г., Петри, став директором Британской школы археологии в Египте, снова вернулся в район Фаюма. В Медуме он вместе с Уэйирайтом изучал конструкцию пирамиды и исследовал ее нижний храм. В Хавара Петри нашел и раскопал остатки «лабиринта», расположенного южнее пирамиды. Потом, продвигаясь к северу, он задержался неподалеку от Дашура, в Мазгуне, где с помощью Э. Маккея расчистил две пирамиды Среднего царства.

В декабре 1913 г., вернувшись в Фаюм, Петри вновь приступил к раскопкам пирамиды в Лахуне. Прерванная войной работа была возобновлена им только в 1920 г. совместно с Ги Брайтоном и мисс М. Мюррей. Эти исследования увенчались открытием «сокровищ Лахуна» в расположенной неподалеку, чуть южнее этой пирамиды, гробнице принцессы.

Со своей стороны Служба древностей Египта тоже не бездействовала. Ее генеральный директор Г. Масперо обнаружил в Саккара в 1881 г. пирамиду Унаса — последнего царя V династии. В отличие от всех пирамид, обследованных ранее, где на стенах погребальных камер не было никаких надписей, в пирамиде Унаса стены обеих камер покрывали начертанные иероглифами изречения, относящиеся к заупокойному культу фараона. Это были тексты, которые с той поры стали называть Текстами пирамид. Столь значительное открытие побудило Масперо вскрыть остальные царские пирамиды. Внутренняя планировка четырех из них — царей VI династии Тети, Пепи I, Меренра и Пепи II — была совершенно одинакова. Сходными оказались и тексты на их стенах, лишь иногда в них встречались незначительные варианты. Масперо занялся описанием и переводом этих важных надписей, а затем опубликовал их. Они по-новому освещали веру египтян эпохи Древнего царства в обожествление фараона после смерти.

Весной 1894 г. Ж. де Морган, назначенный генеральным директором Службы древностей Египта, начал раскопки в Дашуре. Прежде всего он произвел весьма успешную разведку в окрестностях двух больших пирамид из необожженного кирпича. Но только зимой следующего года, проделав в скале под этими пирамидами ходы в виде туннелей, Моргану удалось добраться до погребальных покоев. Собранные им данные позволили с полной достоверностью приписать северную пирамиду Сенусерту III, а южную — Аменемхету III, фараонам XII династии. Между этими пирамидами находилась третья — небольшая пирамида фараона той же династии, Аменомхета II, которая также была вскрыта де Морганом. Неподалеку от нее ему посчастливилось обнаружить нетронутые гробницы двух принцесс: Ити и Хнумит, где он и нашел большую часть знаменитой коллекции, называемой сокровищем Дашура. Эта коллекция была выставлена позднее в Каирском музее. Об этих замечательных открытиях рассказано во втором томе «Раскопок в Дашуре (1894–1895)». В частности, де Морган приводит там планы трех пирамид и подробные разрезы погребальных камер. Одна из них-—усыпальница Аменемхета II.

В том же году Общество исследования Египта поручило Эдуарду Навилю обследование храмов Дейр-эль-Бахари. Одновременно Французский институт восточной археологии занялся раскопками в Лиште, километрах в шестидесяти южнее Каира. Они велись под руководством Ж. Е. Готье и Г. Жекье, которые расчистили подступы к южной пирамиде, а также часть ее заупокойного храма. Различные надписи с именем царя Сенусерта I позволяют с полной уверенностью приписать это сооружение ему. В тайнике, среди развалин храма, было обнаружено несколько прекрасных статуй этого фараона, высеченных из известняка.

После того, как ведущий вниз коридор, заваленный гранитными глыбами, был очищен на протяжении более чем 50 м до точки, расположенной на глубине 22 м, из-за грунтовых вод пришлось прекратить работы. Раскопки перенесли к северной пирамиде, которая, как удалось определить, принадлежала Аменемхету I, но вскоре и здесь работы были прерваны по той же причине; в усыпальницу так и не удалось проникнуть.

Несколько лет спустя, в 1901 г., Французский институт, который проводил исследования в районе Абу-Роаша, в 8 км северо-западнее пирамид Гизе, занялся изучением находившейся там незаконченной пирамиды. Раскопки позволили, в частности, установить, что она принадлежала царю Джедефра. В 1899 г. Масперо, вновь возглавивший Службу древностей Египта, решил продолжить раскопки пирамид в Саккара с того места, где они были прекращены в 1886 г., с целью дополнить проведенные им ранее исследования. Тогда систематически были обследованы только галереи и внутренние камеры. Теперь предстояло вплотную заняться наружными сооружениями, т. е. заупокойными храмами. Руководство раскопками Масперо поручил Александру Барсанти, который приступил к ним 4 декабря в окрестностях пирамиды Унаса. Работы велись здесь до марта 1900 г., затем в течение зимы 1900/01 г. и наконец на протяжении всего 1904 г. За это время Барсанти раскопал остатки храма, расположенного у восточной стороны пирамиды. Там он обнаружил красивые пальмообразные колонны из гранита или кварцита и несколько фрагментов рельефов из известняка. Барсанти не смог восстановить план храма и опубликовал только схематический чертеж некоторых частей монументального ансамбля с указанием обнаруженных им основных шахт с захоронениями саисской или персидской эпох.

Кроме того, в марте, — мае 1900 г. Барсанти возобновил раскопки в Завиет-эль-Ариане, начатые в 1885 г. Масперо и продолженные в 1896 г. де Морганом. Заложив несколько разведочных шурфов, Барсанти ограничился тем, что расчистил открытую де Морганом лестницу, идущую параллельно северной стороне пирамиды, метрах в десяти от нее. Эта лестница вела к колодцу, а через него — в галерею, расположенную с севера на юг. С юга, после крутого спуска из нескольких ступеней, эта галерея упиралась в маленькую камеру, высеченную в скале под центром пирамиды, с севера — в длинный коридор, открывающий доступ в 32 продолговатые камеры, расположенные в виде зубьев граблей. Они обрамляли пирамиду с севера и частично с востока и запада (рис. 12). Стены камеры под пирамидой не были облицованы. В ней не оказалось ни костей, ни обломков саркофага. После обследования этой камеры и всего комплекса галерей, где не было обнаружено никаких следов вторжения грабителей, у Барсанти создалось впечатление, что гробница не была завершена.

Лет десять спустя в нее проник Рейснер, который вел работы для Бостонского музея изящных искусств. Его раскопки подтвердили, что здесь находилась ступенчатая пирамида, сооруженная точно так же, как пирамида в Саккара: большие куски песчаника были уложены наклонными рядами, опирающимися друг на друга. Рейснер считает, что это сооружение относится к III династии. По его предположению, оно могло быть гробницей Гора Хаба, имя которого высечено на некоторых каменных плитах в расположенной неподалеку гробнице той же эпохи.

Рис. 12. План и разрез пирамиды в Завиет-эль-Ариане (по Рейснеру)

В 1902 г. Немецкое восточное общество под руководством Борхардта приступило к изысканиям в Абусире севернее Саккара. Организованные этим обществом экспедиции, работавшие вплоть до 1908 г., изучали пирамиды фараонов V династии — Сахура, Нефериркара и Ниусерра — и произвели раскопки храмов для заупокойного культа. Благодаря этим раскопкам впервые удалось составить представление о полном монументальном ансамбле царской гробницы эпохи Древнего царства. Пирамида являлась лишь одной из его частей. Помимо пирамиды в этот ансамбль входил верхний храм, расположенный у ее восточной стороны и включенный частично в ее ограду, а также находившийся на краю долины нижний храм с пристанью и крытой дорогой, соединявшей оба храма. Макеты и рисунки, опубликованные Борхардтом в каждом из его трех трудов, очень точно передают внешний вид этих сооружений.

В июне 1905 г. Барсанти возвратился в Завиет-эль-Ариан; на этот раз он начал работы в полутора километрах севернее ступенчатой пирамиды, обследованной им прежде. Здесь Барсанти вел раскопки с перерывами вплоть до 1912 г. В результате им было обнаружено углубление прямоугольной формы, высеченное в скале, по-видимому в центре большого сооружения. От его наземной части на северной стороне остался лишь небольшой кусок первого ряда кладки из огромных плит известняка. Длинная и широкая дорога, пробитая в скале, вела на дно этого углубления, которое находилось на 21 м ниже уровня поверхности (рис. 13). К западному краю большого гранитного настила примыкал странный «чан» эллиптической формы длиной 2,1 м и глубиной 1,05 м, покрытый гранитной крышкой. В нем был обнаружен лишь черноватый осадок. Барсанти решил, что подлинная гробница находится под гранитными плитами настила. Желая проверить свое предположение, он проделал огромную работу и разобрал все плиты, точно отмечая расположение каждой, чтобы потом уложить их на место. Однако обстоятельства вынудили его отказаться от этого намерения, и, к сожалению, ему так и не удалось его осуществить.

Рис. 13. План раскопок в Завиет-аль-Ариане

В то время как Служба древностей Египта сосредоточила свои усилия на исследовании пирамид в Завиет-эль-Ариане и Саккара, где Д. Е. Квибелл приступил в 1907 г. к раскопкам вокруг пирамиды Тети, нью-йоркский Метрополитен музей получил концессию в Лиште, где после открытия, сделанного Готье и Жекье в 1895 г., работы были прекращены. Готье и Жекье в основном расчистили подступы к южной пирамиде Сенусерта I. А. М. Литго и Артур Мейс, возглавившие новые раскопки, решили начать с северной пирамиды Аменемхета I. В качестве ассистента им помогал Уинлок. Во время первых двух раскопочных кампаний они расчистили храм северной пирамиды и только на третий сезон смогли приступить к исследованиям храма и пирамиды Сенусерта I. Работы эти, прерванные на четыре года, возобновились в 1913 и 1914 гг. под руководством Мейса, а затем, после нового перерыва в связи с войной, с октября 1916 по 1918 г. их возглавил уже Лансинг. С той поры с некоторыми интервалами они продолжались вплоть до 1934 г. Многочисленные находки Уинлока оказались ценным дополнением к материалам о храме и пирамиде Ментухотепа III, опубликованным раньше Навиллем.

Параллельно с этими работами для Метрополитен музея Рейснер, взявший на себя руководство экспедицией Гарвардского и Бостонского университетов, занялся расчисткой верхнего храма Микерина и завершил ее в 1907 г. После двухлетнего перерыва, вызванного экспедицией в Нубию, которую ему пришлось возглавить, Рейснер зимой 1909/10 г. расчистил развалины нижнего храма Микерина, верхнюю дорогу и маленький храм маленькой пирамиды одной из цариц. Пирамиды двух других цариц были раскопаны только в 1924 г., по окончании экспедиции в Судан, где Рейснер с 1916 по 1923 г. занимался исследованием пирамид Напаты и Мероэ.

В Гизе же в 1909–1910 гг. немецкая экспедиция Эрнста фон Зиглина раскопала остатки заупокойного храма Хефрена. Архитектору У. Хельшеру удалось реконструировать верхний храм (см. рис. 23) и доказать, что он был связан мощеной дорогой, прежде крытой, с гранитным храмом, называемым до сих пор Храмом сфинкса. Однако последний никакого отношения к сфинксу не имел. Это был нижний храм или храм, предназначавшийся для заупокойного культа Хефрена. Прекрасная реконструкция двух больших пирамид Гизе, снятая с птичьего полета Хельшером, стала одним из классических изображений архитектуры царских гробниц эпохи Древнего царства.

Наконец среди экспедиций, занимавшихся исследованием пирамид, назовем экспедицию Эклей Б. Кокса, которая под руководством Алана Роу в 1929–1930 гг. возобновила раскопки в пирамиде Медума по плану, разработанному Петри и его сотрудниками. Результаты этих новых исследований были опубликованы Пенсильванским университетом.

После войны 1914–1918 гг. Служба древностей Египта под руководством Пьера Лако занялась методическим изучением ансамбля пирамид в Саккара. Прежде всего С. Фирс возобновил раскопки храма пирамиды Тети в северной части некрополя, начатые Квибеллом еще 1907 г. Он расчистил бо́льшую часть храма, к сожалению сильно разрушенного, кладовые, зал для приношений, где находились остатки стелы из кварцита, жертвенник и видны были следы пяти ниш для статуй. Во дворе со столбами или колоннами сохранились обломки пола из алебастра; в центре этого двора возвышался красивый жертвенник, сделанный из того же материала.

Рис. 14. План северного храма пирамиды Тети

Фирс раскопал также входное отверстие спуска в пирамиду, который начинался в маленьком храме, примыкавшем к ее северной стороне. В этом храме (рис. 14) от стены осталась лишь одна каменная плита. Здесь находились, судя по собранным обломкам, стела из базальта и рельефы с изображением людей, приносящих дары. Входили в храм через двухстворчатую дверь; в плитах из черного камня остались углубления, в которых она вращалась. Наконец Фирс проник в пирамиду, где за сорок лет до того Масперо скопировал тексты, покрывающие стены камер, и где все еще стоял базальтовый саркофаг Тети, украшенный изящно вырезанными надписями.

В 100 м к северу от царской пирамиды Фирс обнаружил вход в погребальную камеру царицы Ипут, пирамиду которой и часовню открыл в 1897 г. В. Лоре, бывший в ту пору генеральным директором Службы древностей Египта. Он раскопал также пирамиду царицы Хунт, расположенную рядом с первой.

В начале 1924 г. Фирс перевел своих людей к ступенчатой пирамиде. В южной части некрополя к новым раскопкам приступил Жекье. Расчистив заново спуск в «ромбовидную» пирамиду, он проник в ее нижнюю камеру. Отсутствие инструментов, необходимых, чтобы добраться до верхней камеры, заставило его перенести работы в «мастабу фараун». Вход в это сооружение был завален после обследования мастабы Мариеттом, и, когда его снова откопали, Жекье приказал укрепить спуск, дабы эта замечательная гробница Древнего царства стала доступной для обозрения. Различные обломки, обнаруженные на ее территории, позволили Жекье установить, что «мастаба фараун» принадлежала Шепсескафу, преемнику Микерина, а также подтвердить мнение Лепсиуса, что она похожа на гигантской саркофаг с выпуклой крышкой.

В 1926 г. Жекье приступил к расчистке пирамиды Пепи II, расположенной менее чем в 200 м северо-западнее «мастабы фараун». Он расчистил остатки верхнего храма с многочисленными обломками барельефов, а также дорогу, пирамиды трех цариц, жен Пепи II, и их храмы и наконец нижний храм царской пирамиды с пристанями, длинными входными лестницами и обширной террасой, расположенной на краю долины (рис. 15). Жекье не ограничился, подобно другим, публикацией отдельных памятников и некоторых найденных им фрагментов. С помощью чертежника Ахмеда Юсефа он старался собрать и воссоединить обломки рельефов и всякий раз, когда представлялась возможность, установить их на прежнем месте в храмах.

Рис. 15. Нижний храм пирамиды Пепи II (реконструкция автора)

До 1936 г. Жекье раскопал еще одну маленькую пирамиду, принадлежавшую царю Аба, по-видимому VIII династии, а затем две пирамиды XIII династии из необожженного кирпича: пирамиду Хенджера и большую незаконченную пирамиду. На стенах погребальной камеры сильно поврежденной пирамиды Аба сохранились тексты, подобные тем, какие мы находим в пирамидах VI династии. Две пирамиды XIII династии интересны главным образом благодаря искусно установленным заградительным плитам и расположению запоров в погребальных камерах, высеченных в гигантском монолите кварцита.

В то время как Жекье производил работы в «мастабе фараун», Фирс занялся раскопками огромной ограды ступенчатой пирамиды. Постепенно из-под засыпавшего ее песка стали показываться остатки изумительных сооружений царя Джосера из тщательно обтесанного и столь же тщательно уложенного мелкозернистого известняка: стены с изображенными на них ложными дверьми и уступами и каннелированные колонны в виде связанных стеблей папируса.

Это открытие представляло большой научный интерес. Множество разбросанных на поверхности фрагментов нужно было изучить, и поэтому возникла необходимость в архитекторе. Тогда в 1926 г. Лако пригласил автора настоящей книги. После долгих и тщательных исследований удалось определить очертания и пропорции находившихся в ограде сооружений и сделать их реконструкцию. Основываясь на планах и зарисовках, мы восстановили некоторые части этих развалин, преимущественно многочисленные колонны, а затем приступили к реконструкции ворот.

В ходе дальнейших раскопок под южной стороной ограды на глубине 28 м мы обнаружили любопытное символическое захоронение: возможно, тут были помещены каноны царя Джосера. Гранитный склеп, разграбленный так же, как и погребальная камера в ступенчатой пирамиде, был устроен на дне обширной шахты. Среди прилегающих к нему помещений удалось раскопать камеры, стены которых были покрыты плитками из голубого фаянса и украшены тремя стелами с изображением ложных дверей и превосходными рельефными портретами Гора Нечерхета — царя Джосера. Это интересное открытие побудило Фирса снова приняться за исследование ступенчатой пирамиды. Его поиски вскоре увенчались успехом. Здесь также были обнаружены камеры, отделанные голубым фаянсом, в которых, как и в гробнице за оградой, находились три стелы Нечерхета — Джосера. В полу одной из камер грабители прорубили шахту. Она вела в другие, еще более глубокие галереи, но Фирс не стал расчищать их и перевел своих рабочих к разрушенной пирамиде, расположенной в 200 м северо-восточнее ступенчатой пирамиды, с тем чтобы расчистить ее храм. Значительная часть его из-за условий местности размещалась на южной стороне пирамиды, что встречается очень редко. Фирс обнаружил тут остатки прекрасной базальтовой вымостки главного двора с углублениями для гранитных столбов, от которых сохранились лишь незначительные обломки; гранитные пороги дверей были еще на месте (рис. 16). Ему удалось собрать всевозможные рельефы с иероглифическими надписями; на них неоднократно повторялось имя царя Усеркафа, основателя V династии. В одном из углов двора Фирс нашел великолепную огромную, высеченную из гранита голову этого царя (с той поры она выставлена в Каирском музее). Южнее храма располагались пирамида царицы и примыкавшие к ней с востока развалины маленького храма, а к западу от двора со столбами — вторая маленькая пирамида без храма.

Рис. 16. План ансамбля пирамиды Усеркафа

В начале 1930 г. Фирс провел дополнительную расчистку храма Унаса. Несмотря на то что храм этот почти полностью был разрушен, удалось восстановить значительную часть его плана по аналогии с храмами Тети и Пепи II.

В 1931 г., после смерти Фирса, мы вместе с Квибеллом возобновили обследование нижних галерей ступенчатой пирамиды и обнаружили целый комплекс галерей, совершенно независимых от погребальных покоев самого Джосера. Они тянулись почти горизонтально с востока на запад и находились примерно на глубине 32 м ниже уровня основания пирамиды. При сооружении их туда проникали через колодцы, расположенные по краям восточной стены первоначального сооружения, имевшего форму мастабы; потом ее перекрыла ступенчатая пирамида. В четырех соединяющихся друг с другом галереях, разграбленных ворами, было обнаружено несколько костей женских или детских скелетов, а также обломки алебастровых саркофагов. Среди остатков погребального инвентаря лежали два прелестных, совершенно целых сосуда из аметиста. Открытие нового хода, проделанного грабителями, привело нас в пятую галерею, значительно менее разрушенную. На стенах ее еще виднелись остатки деревянной обшивки. При расчистке мы нашли несколько десятков прекрасных сосудов и чаш из алебастра, сланца, диорита и других минералов. Далее, в западном конце этой галереи, были обнаружены два алебастровых саркофага, выпуклые крышки которых также были разбиты. Первый оказался пустым, а во втором лежали обломки странного гроба, сделанного из шести слоев дерева от 4 до 6 мм толщины. Внешний слой из небольших вертикальных полос был покрыт золотой фольгой, от которой осталось лишь несколько прибитых золотыми гвоздиками лоскутков. В гробу в беспорядке валялись кости ребенка лет восьми. Однако сохранившиеся части черепа лежали, согласно обычаю, к северу, лицо было обращено на восток.

У южной стены галереи, расположенной над саркофагом, было найдено множество осколков каменных сосудов вперемешку с обломками осыпавшейся скалы. Расчищая эту стену, мы убедились, что количество осколков непрерывно увеличивается; это свидетельствовало о существовании где-то неподалеку другой галереи. Но скала была до того рыхлой, что из соображений безопасности мы вынуждены были проделать ход примерно метрах в пятнадцати позади нее; вскоре он привел нас в галерею, которую мы искали. Она оказалась забитой доверху каменными сосудами. Продолжая расчищать ее с восточной и западной сторон, мы нашли в ней множество сосудов разнообразной формы, кубки и груды блюд из алебастра и различных пород твердого камня, беспорядочно нагроможденных до самого потолка. Многие были повреждены, так как потолок постепенно оседал и давил на них.

Вслед за ней была открыта вторая галерея, которая сперва идет на том же уровне, что и первая, но постепенно углубляется и проходит под ней. Она тоже была переполнена вазами и каменной посудой. Число сосудов, находившихся в двух галереях, достигало 30–40 тысяч.

Продолжая двигаться в южном направлении, мы открыли еще четыре галереи. Как и предшествующие, они были расположены с востока на запад, каждой из них соответствовала шахта, находящаяся у восточной стены первоначальной мастабы. Этими галереями перестали пользоваться еще при Джосере, и с той поры их стали заполнять строительным мусором.

После этих работ под ступенчатой пирамидой, которые были завершены в начале 1937 г., мы в течение всей зимы 1938/39 г. занимались раскопками обширного двора, расположенного южнее этого сооружения внутри ограды и лишь частично расчищенного Фирсом.

В 1937–1938 гг. с целью получить дополнительные данные, необходимые для восстановления плана заупокойного храма пирамиды Унаса, мы расчистили пространство по обе стороны от входа в него, где, как и в храмах Тети и Пепи II, находились кладовые. Кроме того, очень близко от пирамид в нескольких ямах, образовавшихся в результате разрушения фундамента и мощенного плитами пола залов храма, мы наткнулись на потерянный тайник, в котором Барсанти спрятал фрагменты рельефов, найденных им в 1900–1901 гг..

Наконец, расчищая южную сторону пирамиды Унаса, мы открыли среди груд щебня две каменные плиты облицовки с надписями, начертанными на них крупными иероглифами. Эти надписи связаны между собой по содержанию. Вскоре нам удалось найти другие обломки, а также сходные по типу иероглифы на сохранившейся плите облицовки южного склона, которые составляли часть надписи. Как утверждает Дриотон, это наиболее полный из всех известных до сих пор вариантов монументальной надписи, высеченной по приказу Рамсеса II на некоторых сооружениях Мемфисского некрополя. Впоследствии эти сооружения реставрировал его сын Хемуас (его имя неоднократно здесь встречается). Отдельные фрагменты аналогичных надписей обнаружены также в солнечном храме в Абу-Гураба, в пирамиде Сахура (рис. 17) и в «мастабе фараун». Позднее мы нашли еще три текста на облицовке южного склона ступенчатой пирамиды.

Рис. 17. Разрез пирамиды Сахура (макет Борхардта)

Пока мы занимались исследованиями храма Унаса, Селим Хасан, производивший раскопки около мастаб Древнего царства, находящихся восточнее этого храма, расчистил значительную часть крытой дороги, связывающей его с нижним храмом в долине, а также большую «солнечную ладью», высеченную в скале и облицованную плитами. Ладья находилась южнее дороги и располагалась параллельно ей. Вымостка и боковые ее стены еще кое-где сохранились. Удалось найти также несколько рельефов, украшавших внутреннюю сторону стен. Нижний храм, погребенный под песками, только во время войны откопал архитектор Абд эс-Салям М. Хусейн.

В 1945 г. Абд эс-Салям производил по поручению Службы древностей Египта изыскания в разных пирамидах. Он начал с расчистки Харама эш-Шовафа («сторожевой пирамиды») вблизи Саккара. Вскоре ему удалось определить, что она относится ко времени царствования Исеси Джедкара. В сильно разрушенной погребальной камере этой пирамиды тексты отсутствовали. Наконец Абд эс-Салям вновь вскрыл в Дашуре «ромбовидную» пирамиду, тщательно обследовал ее вплоть до мельчайших деталей и обнаружил там пометки, которые обычно ставились в каменоломнях. На этих камнях значилось имя Небмаата, или Снофру, отца Хеопса, который и является строителем пирамиды, хотя многие ошибочно считали, что она принадлежала Хуни, фараону конца III династии.