1

— Монстры? — переспросил Маньян, первый секретарь делегации с Земли, прибывшей на Лумбагу для участия во всепланетной Мирной Конференции. — Где?

Он окинул изучающим взглядом пестрящий яркими нарядными одеждами базар.

Вот мимо него проталкивается абориген, насвистывающий под нос, начинающийся в середине лба, какую–то мелодийку. У него целых девять ног и красивая, отливающая апельсином кожа.

А вот и его трехногий, покрытый пурпурными и розовыми пятнами «земляк», торгующийся с держателем продуктовой лавки, приметным своей красно–зеленой полосатой кожей.

Глаза выхватывают из толпы бугристую голову, украшенную причудливыми, но непропорциональными ветвями рогов.

— Я не вижу здесь никаких монстров, — уже совершенно спокойно продолжил Маньян. — Обычные лумбаганцы. Боюсь, вы наслушались сплетен, мой дорогой полковник.

— Сейчас я говорю вовсе не об этих полосатых и рогатых ребятах, — проворчал военный атташе. — Я анализирую непрекращающийся поток сообщений, которые вы называете сплетнями, о плотоядных колдунах и мертвецах, об ужасных уродцах, которыми кишат местные болота.

— Чушь, — рассеянно заметил Маньян, залюбовавшись вдруг красочной сценой: как торговец раскладывает перед публикой свой товар — целый сундук париков, портативные диапроекторы с мелькающими на куске белой ткани картинками, протезы конечностей (для обычного и парадного ношения, а также для занятий спортом), местные побрякушки и темные оплетенные бутылки со светящимися шариками внутри для состоятельных покупателей. — Я признаю, что каких–то шесть лет назад местные жители немногим отличались от дикарей эпохи неолита, но теперь — хвала Дипломатическому корпусу Земли и его политике просвещения — они неплохо смотрятся даже для периода средневековья.

— Тонкое наблюдение, — подтвердил сказанное второй секретарь Ретиф. — Но вот беда: порой очень непросто нащупать грань между дикостью неолита и разнообразием форм средневековья.

— Проблема в том, — сказал полковник Уорбатон, — что во всей этой чертовой толпе вы не сыщете двух одинаковых аборигенов! Все на этой планете — члены какого–нибудь меньшинства. И все эти меньшинства грызутся между собой, как собаки!

— Да ну вас, полковник, — поморщился Маньян. — Я согласен, что набор местных расовых противоречий является для вашей группы Объединения головоломкой, но я также уверен, что очень скоро нам удастся найти решение, которое бы наконец удовлетворило штаб Сектора.

— Сомневаюсь, что все так просто, — не унимался полковник. — Далеко не ко всем выходкам, совершаемым у нашего посольства, позволительно относиться наплевательски. А уж когда утренняя газета помещает объявление, в котором обещает щедрый куш за свеженькую и готовую к употреблению голову человека или лумбаганца, тут впору строить баррикады!

— Обычные упражнения в риторике. — Маньян явно не принимал настороженности полковника. — В конце концов, если столь разноликий народ, как лумбаганцы, вдруг подумывает об избрании нового правителя, который был бы угоден всем, — и это при их–то священных традициях взаимного геноцида!

— это может прекратить беспорядки в рядах инакомыслящих.

— А если учесть, что диссидентов здесь больше, чем прочих, то это становится отличным выходом из положения, — согласился Ретиф. — У меня такое чувство, что со своим решением поддержать нынешнее правительство планеты посол Паунцрифл немного переборщил.

— Мягко сказано, — промычал полковник Уорбатон. — Вы ведь хотели выразиться порезче? А я так думаю, что раз два лумбаганца не могут без драки даже часы сверить, куда уж им договориться о правителе, который устраивал бы их обоих и еще помыкал ими с их же согласия.

— Судя по вашим замечаниям, у вас мало доверия к демократическому миротворческому процессу, проводимому сотрудниками Корпуса! — довольно резко сказал Маньян. — Между тем, не худо бы вам припомнить поговорку, лучше синица в руке, чем журавль в небе.

— Ну что же еще делать? — с раздражением в голосе вопросил полковник. — Все успокоительные средства нами уже использованы: смерчи листовок, ураганы плакатов, призывающих свернуть эти кровавые базары, бесконечные предложения о перемирии, одно-, двух-, многоэтапном прекращении огня, блокировка демилитаризованных зон, — это ведь все огромная работа! А они и по сей день за головами охотятся: уж не говорю о руках, ногах и задницах…

Излияния полковника были прерваны тем, что на расстоянии трех футов от его головы в стену с лету впечатался порядочный глиняный комок. Это сопровождалось резко возросшим гулом толпы на базарной площади.

— Похоже, нам пора убираться, — сказал Ретиф. — Иначе нам придется столкнуться с Субботним Обрядом аборигенов ближе, чем обычно.

— Не смешите нас, Ретиф, — проговорил первый секретарь, правда, как–то неуверенно. — Простая демонстрация приподнятого настроения… Мой анализ тенденций этих волнений подсказывает мне, что сегодня все будет на редкость спокойно.

Через кучи рассыпанного угля Ретиф глянул в направлении беспорядочно раскиданных низеньких домишек на том конце базарной площади: в просветах между домами зеленел местный закат, бросавший блики на полоску открытого моря, буквально загроможденную парусами. Бледными зелено–желто–оранжевыми тонами мерцал соседний остров. Собственно, система этих и некоторых других островов — экваториальный архипелаг — и составляла всю поверхность суши этой планеты.

— Может быть, вы и правы, — сказал он. — Но, кажется, сейчас нашим взорам предстанет энное количество копий, костылей, вил, мечей и ножей для разделки крупных туш.

— Нафантазировать можно и похлеще, Ретиф. Несмотря на изумительный скачок к цивилизованности, аборигены все же чувствуют себя комфортней, имея при себе символическое оружие. Таково реальное объяснение без примеси мрачной фантастики.

— Несомненно, но почему–то мне этот шум толпы напоминает улей, в котором поковыряли палкой…

— Это же базар! Торгуясь шумно, они получают своего рода удовольствие, Ретиф. На Мэйси я видел кое–что и почище. — Маньян строго посмотрел на своего коллегу. — Вы слишком робки, Ретиф. На вас это не похоже. Полагаю, вам нужно встряхнуться. Я не собираюсь возвращаться в посольство, пока не куплю стеганый халат, как обещал тетушке Нэнси.

— Берегитесь! — вдруг вскрикнул Ретиф, хватая Маньяна и оттаскивая его в сторону. Массивный дротик с металлическим звоном ударился о шершавую стену позади них. Ретифу удалось поймать его на отскоке.

Крепко держа Маньяна за руку, Ретиф толкнул его к двери: тот хрипло вскрикнул, увидев, хлынувшую в узкий проход озверевшую толпу. Аборигены, во всей дикой красоте своих раскрасок и всевозможных наростов на телах, вертели над головами скрываемым до последней минуты оружием, количество которого множилось с невиданной быстротой. Кроме того, они стали кровожадными воплями раззадоривать друг друга. Послышался звон стекла, из опрокинутой тележки с жареными орехами курился дымок.

Высокий лумбаганец с лицом синего оттенка и четырьмя большими пронзительными глазами, тремя отвислыми ушами и пастью, способной в один присест проглотить любое тройное блюдо, бросился по направлению к землянам, размахивая над головой пятифунтовой мотыгой со стальным заостренным наконечником. Ретиф кинул в него дротик, целясь в грудь, и в следующую минуту толкнул за собой обшитую тканью дверь. Лумбаганец попытался увернуться, но не успел: дротик косо ударил его в то место, где у людей была грудная клетка. Маньян застонал, увидел в окно, как раненый абориген выронил свое оружие и всеми своими четырьмя руками ухватился за торчащее из груди древко дротика. Напрягшись, он наконец выдернул его.

— Будь я проклят, но ты, землянин, вспорол мои чудесные кишки! — прохрипел на одном из местных диалектов бородавчатый лумбаганец, зажимая лапой бескровную рану. — Как же так? Говорили, что вы, земляне, не оказываете сопротивления…

— Прости, приятель, — в свою очередь крикнул Ретиф. — Не всегда нужно верить тому, что говорят. Передай это своим соотечественникам, чтобы больше не было недоразумений.

— Так и сделаю, собака! — рявкнул тот и скрылся в толпе.

— Не знаю, где я ошибся в своем анализе, — рассудительным голосом, но с потерянным видом проговорил Маньян, инстинктивно пригнувшись в момент, когда стрела с тяжелым медным наконечником расщепила раму окна у него над головой. — Должно быть, я недооценил местный коэффициент ксенофобии… М–может, в п–поисках индекса периодов враждебности я глянул не в ту графу?..

— Распахните двери! — крикнул Уорбатон Ретифу, увернувшемуся от очередного дротика.

— Им же только того и надо!

— Кто из них посмеет совершить убийство на публике, не имея на то разрешений?! Местный уголовный кодекс предлагает за это год каникул в самом затхлом подвале здешней Бастилии, а потом обезглавливание!

Ретиф отошел от дверей:

— Поступайте, как знаете.

Вместе со скрипом ржавых дверных петель за его спиной стал отчетливее слышен грохочущий гул толпы. Как только дверь распахнулась, перед ней оказался рослый лумбаганец, на ходу выхватывавший из глубин одежды ржавый, но внушительный револьвер и прицеливаясь в голову Ретифа.

Тут какой–то коротышка неожиданно подсек ноги вооруженного земляка, заставив того неуклюже растянуться на земле. Прозвучал непроизвольный выстрел, и пуля вспорола кромку тротуара, не причинив никому вреда. Неудачливый стрелок с яростным ревом вскочил на ноги. Ретиф почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Эй, сюда! — крикнул он на местном диалекте миниатюрному лумбаганцу, пропуская его в двери и тут же захлопывая ее за ним. Задвигаемая на тяжелый засов, дверь сотрясалась от ударов о нее всевозможных метательных снарядов.

Слыша снаружи выкрикиваемые хриплыми голосами угрозы, Ретиф словно бы видел вокруг себя сотни сжатых в ярости кулаков. Маньян, завидев чужака, издал отчаянный крик:

— Эй, на помощь! Смотрите, он забрался к нам!

— Этот с нами, — ответил Ретиф. — Спасибо за то, что спасли меня, господин…

— Инарп. Рад был помочь тебе, землянин. Здесь многие не выносят вас, но что они понимают, грязные дикари? Шайка Синепятнистых, Четырехглазых, Мохнатоногих, Бородавчатоголовых…

— Политика, которую проводит здесь Корпус, всегда была направлена против этих обидных расовых кличек, господин Инарп, — подал голос Маньян.

— Кроме того, — продолжил он, пристально рассматривая лумбаганца, — если только я очень сильно не ошибаюсь, у вас у самого порядочное количество этих самых бородавок…

— А, эти… Правильно, Просто я забыл. Подхватил на прошлой неделе.

— Согласен, изъянов, которые могут привести в смущение, достаточно, — мягко сказал Маньян. — У вас столько разнообразных меньшинств — глаза разбегаются. И все ведь, заметьте, взаимоагрессивны! Наверное, даже трудно выбрать, против кого бороться в первую очередь?

— Это верно. У вас, землян, все заметно проще. Достаточно обратить внимание на такие пустяки, как количество глаз или цвет кожи — и вы уже знаете, кому подавать руку, а кому дать по морде. У нас не так…

— А что вас привело к нам? — спросил Ретиф.

— Я очень тепло отношусь к иноземцам, — ответил Инарп. — Ну, ладно, а теперь идем: что, что, а как выбраться отсюда, я знаю.

И он повел их вдоль темного, с каменным полом, коридора, мимо мрачных полупотайных каморок и переходов старого здания.

— Как нам повезло, что вы здесь оказались, господин Инарп! — заговорил полковник Уорбатон, подлаживаясь идти рядом с проводником. — А кстати, куда мы идем?

— Вы ведь остановились в Замке, вместе с другими иноземцами, верно? Если так, то вы уже почти дома.

— Не дай нам Боже опоздать на совещание! — сказал Маньян, бросив взгляд на часы, которые он почему–то носил на правой руке. — Кто бы мог подумать, что наша легкая прогулка закончится в этом мрачном лабиринте, да еще и при том, что за нами по пятам гонится целая орава бешеных расистов?!

— Представьте, какой удар будет нанесен послу сообщением об этой прогулке? — заметил Ретиф, улыбаясь.

— А ведь это мысль! — подхватил Маньян. — Но что, собственно, мы видели такого?

— Начало Весеннего Обряда Враждебности, — бросил через плечо проводник.

— К тому же ребята накурились наркотиков. С этого, по сути, все и началось.

— Весенний Обряд? — спросил Уорбатон. — А мне показалось, что это все еще продолжается Зимний Фестиваль Насилия…

— А кто сказал, что он уже закончился? Он с успехом продолжается вместе с Ритуалом Революции, Символическим Причастием Жестокости и, конечно, круглогодичным Циклом Дикости. Многие наши празднества по времени накладываются одно на другое.

— Скажите, почему обстановка с такой бешеной скоростью скатывается к полной анархии? — в лоб спросил Маньян.

— Это не совсем так, землянин, — возразил проводник. — У нас есть свои правила. Обо всяком изменении в Обрядах мы извещаем друг друга заранее.

— Как это?

— Ну, скажем, толчок в правый бок. Таким образом сообщения передаются от одного к другому, — доверительным голосом говорил лумбаганец. — При этом мы не привередливы. В случае чего у нас в ходу и сильный удар по голове. Сзади.

— Или копьем под лопатку? — предложил Ретиф.

— Так думает Гамронг. Впрочем, он неплохой парень. Он был моим собратом по оружию. Раньше. Во время нынешних Обрядов мы уже враги. Так что, когда он выступил против вас, землян, я не стал стоять в стороне. Если бы не ваша счастливо открытая дверь, мои останки уже давно были бы разбросаны в глухой чаще на пищу желудям.

— Желудям?! Неужели и они на чьей–нибудь стороне?! — изумился полковник.

— К счастью, лумбаганские растения не принимают активного участия в общей войне, — сказал Ретиф. — В противном случае шансы на мир здесь были бы еще призрачнее, чем они есть сейчас.

— Здесь никогда не будет мира! — в раздражении воскликнул Маньян. — Какую расовую терпимость вообще можно привить там, где единственным стоящим развлечением считается взаимное массовое убийство?!

— Если теперь такова ваша точка зрения, господин Маньян, то я предрекаю в ближайшей перспективе крутой взлет вашей карьеры.

— Смотрите под ноги, земляне, — проговорил проводник, показывая остальным узенькую каменную лестницу, почти отвесно сбегающую в кромешную тьму небольшого круглого колодца. — Еще немного — и мы на месте.

Видя замешательство Маньяна, Ретиф обошел его и сам приблизился к спуску.

— Вы, вероятно, будете несколько расстроены, господин Инарп, — сказал он, — но у господина Маньяна сейчас нет времени обследовать заброшенные шахты.

— Кто же возглавит спуск — я или ты, землянин? — ядовито спросил лумбаганец. — Вспомни, ведь никто иной, как я, не так давно спас всем вам жизни.

— Между нами, — внешне не реагируя на издевку, продолжал Ретиф, — для чего вы нас туда заманиваете?

Маньян стоял рядом и тяжело ловил широко раскрытым ртом спертый подвальный воздух.

— Заманиваю?.. Мм… С чего вы взяли?! — При этих словах лумбаганец попытался незаметно отойти в тень, но был резко остановлен Ретифом.

— Эй! Отпустите мою шею! — крикнул тот. — Я ведь уже сказал вам!

— Ну–ну, спокойнее. Как–то так совершенно случайно я узнал, что Весенние Обряды начинаются лишь через пару дней, а не сегодня. Кто–то не пожалел сил на изобретение всей этой комедии с разъяренной толпой. Но зачем, Инарп?

— Тебе не понять, Ретиф, — отозвался тот, все еще пытаясь оторвать от своей шеи стальную руку землянина. — Я слышал, вы не имеете представления ни о том, что такое убийство, совершаемое толпой, ни о доброй семейной поножовщине…

— Отчего же? — Ретиф еще сильнее сдавил рукой узкий воротничок проводника. — Ну, рассказывайте, рассказывайте, Инарп.

— Ретиф? — вмешался Маньян. — Уверены ли вы? В конце концов, если кому–то и хотелось видеть нас окровавленными, то это легко можно было устроить на площади…

— Нет, — вдруг возразил лумбаганец, — мне было ведено доставить вас сюда в целости и сохранности.

— Значит, ты сам во всем и признался! — рявкнул полковник.

— Рука твоего друга, сжимающая мне шею, не оставляет иного выбора, — вздохнул Инарп.

— Так что вам было приказано? Что?

— Те, кто нанял меня, — захрипел Инарп, — просили доставить им землянина или землян в хорошем состоянии, это все, что я могу сказать вам. Я всего лишь посредник.

— Замолчите! — прервал его Ретиф. Он предупредительно поднял руку. Из глубины колодца, куда вела узкая лестница, раздался еле слышный звук — как будто кто–то украдкой поднимался к ним. — Придется отложить наш разговор до лучших времен, Инарп, — сказал он тихо. — А теперь выводите нас отсюда. И на этот раз постарайтесь не заблудиться.

— Хорошо, я постараюсь.

Он повел землян обратно по коридору, по которому каких–то полчаса назад они спасались от ярости озверелой толпы. Затем все повернули в один из боковых проходов, — а попросту в очень узкий туннель с осклизлыми неровными стенами, прорубленный в громаде здания, — и через пять минут остановились перед первой ступенью узкой каменной лестницы, ведущей наверх.

— Вот, кажется, и военная лавка вашего посольства, — сказал, хмуро улыбаясь, лумбаганец. — Только не думайте, что это я вскрыл брешь в вашей системе безопасности. По меньшей мере пара десятков здешних семеек живут роскошно благодаря этой лестнице. На икорке и паштете. И знаете, они вовсе не желают возвращаться к нашим истолченным в порошок гнилым орехам и обезвоженным псевдофруктам.

— Так они воруют из посольских магазинов?! — вскричал полковник.

— Не нервничайте, — посоветовал ему Инарп. — Это обходится вам неизмеримо дешевле, чем если бы мы обратились к вам за статусом зоны бедствия и «гуманитарной помощью». Но мы считаем: если та или иная форма жизни в состоянии прожить сама — пусть живет, пусть идет своим собственным путем. Хорошо бы вам это уяснить.

— А что вы нам прикажете делать с вашими нищими? — сказал Уорбатон. — Никакими коврижками у них не изменить мнения о режиме правления, с которым они знакомы только со слов полицейских в участке. Конечно, было бы проще всех этих нищих изъять… из жизни. Но почему–то эта акция доброй воли вызывает роптание на страницах наших желтых газетенок…

— Ну, мне, пожалуй, надо идти, друзья, — сказал Инарп, смело прерывая рассуждения военного атташе. — Я признаю, что все случившееся было паршивой затеей. И чтобы нам окончательно помириться, хочу вам сразу дать совет: будьте настороже, когда придет Летняя Резня, — она не за горами. Я назначен в команду, девиз которой: «Земляне — убирайтесь домой!» Тамошние мальчуганы из тех, что попроще, они играют без правил.

— Пошли, Ретиф, — сказал Маньян, ставя ногу на ступени лестницы. — Все равно с толпой бороться нет смысла, это вам не разгневанный шеф нашей миссии.

Отпуская воротник лумбаганца, Ретиф сказал:

— Да, да, Инарп. Даже после того, как мы познакомились со здешними настроениями, мы называем нашу миссию миссией. Возвращайтесь к своим нанимателям и скажите им, что мы, земляне, имеем привычку все–таки приходить на помощь, когда нас зовут.

— Вы, иноземцы, — народ со странностями, — проговорил Инарп и в следующую секунду растворился в темноте.

— Эй, Ретиф! — тоном упрека заговорил полковник. — Нам следовало задержать этого мерзавца и не выпускать до тех пор, пока мы не выясним все детали этой его «паршивой затеи».

— Мне кажется, что будучи на свободе, он нам больше пригодится. — С этими словами Ретиф вытащил откуда–то визитку, одолженную у лумбаганца из кармана: — Таверна «Почки и наковальня», улица Дакойт, двенадцать, — прочитал он.

— Я знаю, где это, — сказал полковник. — Это отвратительный притон около скальповых полей. За рюмку араки там снимут голову с кого хочешь.

— Место свиданий, — задумчиво произнес Ретиф.

 

2

Маньян и Ретиф оказались в числе последних, поспевших к длинному столу в конференц–зал. Они занимали свои места, сопровождаемые укоризненными взглядами выпуклых глаз посла Паунцрифла. Он сидел во главе стола рядом с миниатюрным Джитом, который здесь на Лумбаге, отправлял сразу две должности: посла с планеты Гроа и генерального председателя лумбаганской Комиссии Мира.

— Итак, если все мы готовы, — начал его превосходительство, — я…

— Секундочку, Гарвей, если позволите… — заговорил вдруг Джит своим обычным голосом — шепотком с придыханием. Так у гроасцев были устроены голосовые связки. — Сегодня моя очередь председательствовать на совещании. Так что, если вы не возражаете…

— Что такое?! — хрипло пролаял Паунцрифл. — Очередная маленькая шутка? Чудесно, все смеются, господин посол! Теперь, как я уже сказал…

— Смотрите–ка! Он все еще не понимает! Старина, передайте сюда молоток, и я продолжу совещание. — С этими словами Джит дернул микрофон на себя. — Так вот, друзья… — попытался он начать.

— Слушайте меня, Джит! — взревел землянин. — Вы прекрасно знаете, что сегодня утром я уступил вам место и в лифте и за завтраком: я отчетливо помню, что вам подали меню тогда, когда с моего стола даже еще крошек не стряхнули!

— Это не считается, — решительно возразил Джит и закрепил микрофон напротив своего места. — Сегодня я хотел бы узнать, каков прогресс в наших усилиях водворить на Лумбаге расовое равенство. — Его усиленное микрофоном шипение оглушительно разнеслось по залу, не оставив в тишине ни единого укромного уголка.

— …уж не говорю о том, как ловко вы подмаслили держателя автостоянки, чтоб вам перекрасили гараж раньше меня. — Возражение Паунцрифла перекрыло даже технические возможности микрофона.

— Каков же прогресс в наших усилиях облагодетельствовать статусом некомбатантов несчастных аборигенов этого забытого богом и погруженного во мрак мира? — невозмутимо продолжал Джит. — Конечно, не обижая их. — При этих словах он небрежно поприветствовал двух присутствующих на совещании наблюдателей–лумбаганцев, сидевших в дальнем конце стола в своих причудливых утыканных бусинами одеяниях. Те так же небрежно ответили на приветствие. У них были каменно–непроницаемые лица, и невозможно было понять, что у них на уме. К тому же они соблюдали абсолютную тишину, расположившись своими грузными телами в мягких креслах.

— Все последние шесть лет, что межпланетный Трибунал Мира исполнял здесь свои благородные обязанности по отысканию путей к расовому примирению, отмечены знаком прогресса, — стараясь наклониться как можно ближе к микрофону, заявил Паунцрифл. — К сегодняшнему дню завершено строительство сорока двух вилл для высокоответственных руководителей первого класса. Скажу больше: введен в строй биллиард на сто столов, увеселительное учреждение на сорок номеров…

— Обойдемся без фривольностей, — прошипел Джит и вернул себе микрофон.

— Я хочу обратить ваше внимание на недавнее освящение и введение в строй кибернетической исповедальни на сто келий, в которой важное место отводится священному устройству, снабженному песочными часами, приводящемуся в действие при помощи обыкновенной монеты. Это чудо способно пропускать через себя, подарив очищение, пару дюжин кающихся грешников в час! А между тем это всего лишь нехитрый механический набор плат на тысяче магнитов Госса…

— Хочется отметить, — прогремел–таки голос дорвавшегося до микрофона после краткой борьбы со своим соперником во главе стола Паунцрифл, — что процесс примирения протекает удивительно быстро. В ответ некоторым нашим критикам я могу привести результаты проведенных недавно статистических анализов специалистами в области здешнего мрачного феномена — насилия. Так вот, в них сообщается, что в прошлом месяце число потерь среди безработных бездельников в возрасте от восемнадцати до сорока девяти лет в светлое время дня сократилось более чем… э–э… более чем на 0,46 процента по сравнению с аналогичным месяцем прошедшего года!

Джит пригнул руку Паунцрифла с микрофоном к себе и отчаянно зашипел:

— В то время, как главный источник расовых конфликтов здесь, на Лумбаге, еще не выделен, в то время, как не определены четко направления идеологической борьбы и затраты на нее, уже достигнут несомненный прогресс в области изучения местного производства бус и четок — обстоятельство, которое материализует надежду на то, что в обозримом будущем, — ну скажем, в течение следующих пяти лет, — нам предстоит узнать определенно, — или в какой–то степени определенно, — кто кого избивает на этой планете. Я бы даже сказал: кто кем избиваем! Мы будем готовы также столкнуться вплотную с ответом на вопрос: кого и за что избивают?

— Ближе к делу, — попросил со своего места помощник военного атташе. — По–моему, понимание вопроса сводится к тому, что со всеми этими противниками, кликами, фракциями, расами, толпами, союзами, конгрегациями, бандами, отрядами, эскадронами и кланами, постоянно вовлеченными во всевозможные перебранки, потасовки, убойные схватки, нападения, несогласия, противоречия, междоусобицы, пререкания, войны, ссоры, взаимонепонимания, драки, скандалы, протесты, налеты, сидячие забастовки, погони, охоты друг на друга, со всеми этими ребятами, что меняют свои симпатии и дружеские обязательства без всякой видимой схемы и каждые полчаса, — так вот, с учетом всего этого, наши шансы удержать планету под единым флагом равны моим прекраснодушным мечтам получить звание полковника к Фестивалю Смерти. То есть — нулю.

— Увы, боюсь, мы теряем нить разговора, — тоном крайнего пессимизма прошипел один из посланников Гроа, сидевший рядом с помощником земного военного атташе. — Основная мысль заключается отнюдь не в том, сколько у аборигенов разнообразных шаек, а в том, что к настоящему дню уровень их агрессивности повысился настолько, что нам, беззащитным дипломатам, самое время хорошенько призадуматься. Только вчера меня пыталась затоптать какая–то волосатая нога, бегающая по улицам отдельно от других частей тела… Кроме глаз. Глаза у ней были…

— Боже правый, а что же я молчу?! — вскричал Маньян. — Не прошло еще и часа с того момента, как меня принудили иметь дело с жуликом, имевшим наглость посягнуть на неприкосновенность дипломата!..

— Хочется верить, все закончилось благополучно? Так, Маньян? — едко спросил советник по культуре.

— О, да! — вмешался Уорбатон. — К счастью, там был я и смягчил назревающий конфликт.

— Ба–а! — шипяще прошептал гроасец. — Здесь что–то затевается!.. Я чувствую это своими хрящами!

— Пффу–у! — фыркнул Уорбатон. — Я допускаю, что аборигены ненавидят нас за то, что у нас кожа неизменна и постоянного цвета. Но в остальном они такие же, как и мы с вами!

— Желательно, чтоб они были футов на шесть пониже нас, — заметил кто–то.

— Ну, хорошо. Прежде чем мы будем обсуждать проблемы единого правления на Лумбаге, — сказал долго не подававший голоса Паунцрифл, взорвав этим ровный гул, установившийся в конференц–зале, — сделаем вывод, — и это нам уже ясно, — что до тех пор, пока мы не научимся проводить четкие показатели различий между, — прошу прощения за выражение, — дикими формами жизни и населением, перед нами неизбежно будут стоять проблема классификации жизненных форм, таких как преступно–паразитическая, животная и разумная, более всего ценная своим избирательным правом. А теперь я прошу господина Ланчбана, нашего ксеноэколога, представить совещанию краткое сообщение о сложности и разнообразии биологии Лумбаги. — Посол одарил своего гроасского коллегу наигранной улыбкой и сел на свое место. Где–то в глубине стола, поднялся человек со скорбным лицом и редкими волосами ежиком, повозился немного со своими бумажками, откашлялся…

— Как его превосходительство изволил прозорливо заметить, — начал он, подпустив в голос побольше носовых звуков, — экологическая ситуация здесь, на Лумбаге, едва ли может быть прояснена при помощи обычных для этих случаев средств. Ну, начать хотя бы с того, что нам уже удалось классифицировать более двухсот тысяч различных биологических типов дикой природы в свободном состоянии существующих на островах. И это обстоятельство привело к тому, что наш экологический компьютер просто–напросто вышел из строя от перегрузок…

— Да, да, господин Ланчбан, — нетерпеливо зашипел Джит. — Если вам больше нечего добавить…

— …мы исходим также из данных палеонтологии, — нудно вещал Ланчбан, развивая свою мысль. — Та жизнь, что мы имеем здесь на сегодняшний день, спонтанно возникла из первобытного ила Лумбаги вследствие по крайней мере ста тысяч причин, причем совершенно различных…

— Что и говорить — фантастика! — раздраженно прошипел Джит. — Ну что ж, теперь поговорим о других вещах, таких, например, как пища для нас и женского гроасского оздоровительного санатория на Лумбаге…

— В то время как все из продолжающих существовать жизненные формы взаимно бесплодны, — не унывал Ланчбан. — И действительно, ведь обычное для нас воспроизведение жизни на Лумбаге не практикуется, — все же, нам кажется, что симбиозные взаимоотношения обеспечивают необходимый прирост биологических видов, имеющих свою экологическую нишу, м–да… необходимый для возможно более полного использования окружающей среды…

— Конечно, конечно, иначе и быть не может, — не терял надежды Джит. — Ну, а теперь насчет моего предложения подарить лумбаганскому народонаселению чудо искусства по типу Большого Театра…

— Ну, а теперь насчет «Ж–И», или, другими словами, насчет Жизненной Иерархии, — термин, принятый для набирающего высоту уровня сложности соревнующихся и сотрудничающих видов. Очевидно, что мы с вами стоим перед лицом упорядоченной градации биологического мира, начиная с лишенного всякого смысла и значения и существующего независимо пузыря желудка или протяженного внутри позвонков спинного мозга… э–э… через pneumopteryx или свободно парящее легкое, светящееся ночью — hepaticus noctens…

— Говорите кто–нибудь один — или землянин или гроасец, — раздраженно зашипел соотечественник Джита. — И, кстати, нужно все–таки иметь уважение к тем, кто не является специалистом в лингвистической казуистике.

— …для субкультурных видов, таких, как Скользящая Нога — Pedis Volens и Прыгающая Грудная Клетка — Os Leapifrons…

— Великолепно! — якобы сердечно воскликнул Паунцрифл. — Я убежден, что все мы насладились и вкусили от света доклада господина Ланчбана на известный предмет. Теперь — следующий раздел повестки дня…

— Продолжая, хотел бы сказать, — опять встрял Ланчбан, — что недавно мне удалось добиться крупного достижения в области классификации видов. — Он повернулся к стене и повесил на нее карту. — Вот эти, с позволения сказать, основные блоки здания лумбаганской жизни, которые я здесь обозначил для удобства с помощью китайских иероглифов, способны к гигантскому развитию, но конечное число комбинаций скрещивания органов и тканей, выявленное с помощью египетских иероглифоведов, которое обеспечивает скрещивание видов в определенной последовательности, способно создавать еще большее количество сцеплений форм, еще более сложный комплекс сущностей, — все это в приложении схематически набросано греческими буквами и норвежскими рунами. Карта, конечно, в самом общем виде показывает теоретические взаимодействия биологических подгрупп и групп в составе гипер— и супергрупп в свете предложенной нами гипотетической интергрупповой структуры, а также планы общих свойств подразумеваемых в замеченных про— и контрпоказателях социальной мобильности и взаимозависимость моделей (образцов), выведенных тщательнейшим просеиванием слухов, поступающих, главным образом, с базарной площади. Разумеется, все это только сугубо приблизительно.

— О, да! Рощи полны звуков, а базары, так это уж… — закричал полуживой Паунцрифл.

— Да. Я, к сожалению, проскочил самую интересную часть, но раз уж так получилось, господин посол… может… У меня сегодня есть для вас несколько слайдов, — поспешно забормотал Ланчбан. — Эй, Фреди! — Он театральным жестом, рассчитанным на эффект, просигнализировал своему помощнику, прятавшемуся до времени за дверьми.

Общий свет потускнел и сфокусировался на трех изображениях, помещенных прямо над заплесневелого вида орнаментом, украшавшим одну из стен.

На одном из табло взору собравшихся предстало существо семи футов роста, с непропорционально большой головой, усеянной к тому же какими–то беспорядочными наростами и выступами. Кисти разных по длине рук были обращены вперед, словно бы существо показывало, что оно ничего не украло. Причем руки росли прямо из плоского тазового пояса, к которому также были как бы привязаны три задние конечности, весьма длинные и тощие. Каждая нога на конце разделялась на две стопы с большим количеством пальцев.

Все существо с ног до головы было обтянуто полушкурой–полукожей, покрытой бородавками в превеликом количестве и к тому же изукрашенной в пурпурный цвет.

Второе существо было что–то около четырех футов роста, с комковатой бугорчатой головой, украшенной рогами, клыками внушительных очертаний, выразительными глазами и пушистым красным гребешком, хорошо сочетавшимся по цвету с кольцом мохнатой шерсти на длинной гибкой шее.

Последнее из представленных на табло существ почти сплошь состояло из отвисшего живота, своеобразно и неприятно отдающего матовой желтизной, сложенных и похожих на обрубки крыльев, щупалец–клещей и группы головастых отростков, предназначенных, видимо, для передвижения.

— Здесь мы имеем лабораторные модели гипотетических образований живой природы, олицетворяющих собой то, что обещает быть самым популярным. Модели выполнены в натуральную величину. Это и есть то самое, — заключал Ланчбан тоном изобретателя вечного двигателя, — что я определяю термином…

— В целом, — прерывая его, дал свой комментарий Уорбатон, — я считаю, что тот приятель, что слева, имеет наиболее здоровый вид. Правда, он несколько некрасив… Но, с другой стороны, эти вполне узнаваемые конечности и в общем–то знакомые…

— Беру на себя смелость предполагать в существе справа наиболее высокую форму организации, — заговорил посол Джит. — Тем более, что он обладает неотразимыми органами зрения, весьма эффективными клешнями и, наконец, что тоже важно, спокойно миролюбивой окраской, напоминающей мою собственную.

— Стойте! — послышался тонкий голосок, прервавший дебаты. — Я протестую!

Все обернулись на крик и увидели стоящего возле своего места одного из наблюдателей–аборигенов. Он имел шесть ног, которые прочно расставил, как таракан, в разные стороны, и шесть рук, которыми размахивал перед собой, стараясь привлечь к себе внимание.

— Я протестую! Мало того, что вы выставили эти несчастные раздетые тела, унизив тем самым наши святые тайны, но вы даже не попытались выбрать хоть сколько–нибудь выгодную гамму освещения! Что они там делают? Танцуют? Поют? Бьют поклоны? Показывают фокусы? Просто стоят? Я, например, не вижу!

— Ты смотри! — изумленно зашептал Маньян Ретифу на ухо. — Я не предполагал, что наблюдатели говорят на языке Земли. Боже, а вдруг, все, что здесь говорилось, они восприняли не в том смысле?!.. А в смысле своих диких предрассудков?!

— В них вообще очень много удивительного, — ответил Ретиф. — Я, например, не могу взять в толк, как они не захрапели на лекции Ланчбана.

— Все это любопытно, — задумчиво произнес Маньян. — Я готов поклясться, что еще вчера у одного из этих шестиногих было три глаза, а сейчас… один.

— Так, так… Секундочку, господа… э–э… или дамы, — засуетился Паунцрифл, успокаивая уважаемых гостей. — Уверен, никто из нас и не думал наносить вам и вашей морали обиду. А если это и случилось непреднамеренно, то обещаю вам — больше не повторится!

— Не стоит труда, приятель, — примирительно заверещал лумбаганец. Он достал из глубин своей хламиды небольшую коробочку и протянул ее вперед, к столу. — Отсыпь–ка в этот ящик пару монет — и покончим на этом.

— Ах да, разумеется! — облегченно затараторил посол. — Вообще, я думаю, что небольшая контрибуция на нужды… э–э… на нужды благотворительности… будет теперь очень даже кстати!

— Постой, приятель. Ты что–то там сказал о небольшой контрибуции? Так я тебе скажу, что пара тысяч стандартных монет меня, наверно, устроит. И не советуй мне, как их истратить. Это уж я сам. Но вот когда мне удастся вылезти в люди, тогда, может быть, меня и будут интересовать кое–кто из вас, скажем, ты, землянин, или тот пятиглазый. Кто знает, может, я вас, ребята, задействую на рекламе моего пищевого конвейера. Кстати, это неплохая шарага, и я являюсь на этом острове пока ее единственным агентом.

— Что это, черт возьми такое?! Посреди торжественных дипломатических раундов затевается какая–то уличная торговля! — возмущенно прошипел посол Джиг. — Какой–то конвейер!..

— Да, в самом деле, что вы тут такое говорили? — резко насторожился Паунцрифл.

— А что? Кто–то что–то имеет против частного предпринимательства? А, приятель? Как тебя понимать?

— Вы были аккредитованы на это совещание, как официальный наблюдатель, а не как поставщик производственных новинок, вот так и понимать!

— Ты это серьезно, парень? Да то же был совсем другой молодчик! Я его видел у входа.

— Наблюдателя?

— Ну да!

— А куда он пошел потом?

— Домой, больше некуда. У него там случились какие–то нелады с печенью и легкими.

— Так ему нужен был хирург? — проскрипел Паунцрифл.

— Ты, землянин, ребенок, что ли? Его печень улетела куда–то по своим делам, и он отправился за нею.

— Та–а–ак!.. Ну, хорошо, а вы что тут делаете?

— Зашел просто потому, что на улице было прохладно, ветерок, знаете ли…

— А второй? — Паунцрифл требовательно кивнул в сторону другого «наблюдателя», который в продолжении всего совещания сохранял полнейшее молчание.

— Этот, что ли? — улыбнулся торговый агент. — Да это же мой дружок Дифног! Я что–то вроде его опекуна, присматриваю за ним с тех пор, как он помешался.

— В катастрофе? — живо воскликнул пресс–атташе с каким–то болезненным интересом, вытянув шею, чтобы получше рассмотреть беднягу.

— Если бы. Это игра такая. Там, главное, успеть сделать девять передач, а он смог только семь. Вообще–то он сильный был игрок, но тогда что–то не заладилось с самого начала и…

— Ну что ж, это все, конечно, чрезвычайно занимательно, господин… э–э…

— Гнудф мое имя. Ну, ладно, побежал я. Если вы поспешите с денежками, конечно…

— Нахальный тип, — презрительно фыркнул Маньян после того, как посол, финансист и офицер безопасности удалились для тайного совещания по требованию «наблюдателя». — Грубое слово, конечно, но иначе не скажешь: наш дипломатический корпус на этой планете уже здорово насобачился отпускать бесплатные услуги или даже премии нашим bona fide или просто прощелыгам, вроде этого.

— Может, так лучше подвигается изучение местной жизни, — предположил Ретиф.

— Да уж, много изучишь по этому нахалу! — усмехнулся Маньян, но потом уступил: — А, впрочем, кто знает…

— Может быть, Гнудф разболтает что–нибудь о той шайке, что побила вчера все стекла в бюро информации библиотеки.

— Как же! Вообще, Ретиф, не придавайте этому значения: простое проявление юношеской бодрости и неприятия устоявшихся социальных форм.

— А толпа, что на прошлой неделе ворвалась в архив и выбросила из окна на улицу все подшитые досье вместе со служащим?

— Студенческая выходка, не больше.

— А вот я думаю, что ребята, которые забросали вонючими бомбами посольскую кухню во время банкета, выражали волю своих меньшинств.

— Несомненно то, что вся эта каша скоро полезет через край и мы уже не сможем воспрепятствовать этому адекватно. Посол тогда не хотел обижать повара жалобами на ароматы пищи, а гости и подавно, хоть носы зажимали. Но вот если бы посол Джит вздумал воспринять такое угощение как оскорбление, нанесенное всей планете Гроа, мы смогли бы только глубже уткнуться в тарелку.

— Ох, жаль, меня там не было! — сказал с чувством помощник военного атташе. — Так что, старику Джиту было наплевать на запах тротила?

— Наоборот! Мало подходящих сравнений найдется для описания того, как он морщился. Паунцрифлу пришлось пообещать на следующую вечеринку приглашать гроасских кулинаров.

— Я вас, кажется, отлично понял, господин Маньян, — сказал Ретиф. — Стало быть, в настоящее время, — плати не плати, — выяснить истинное положение дел с нашими врагами будет нелегко?

— Прямо в точку. Ваше умение отгадывать мысли является отличным аргументом тем, кто пытается утверждать, что будто бы наша земная культура клонится к закату.

Посол и его советники вернулись к столу, причем последние двое тут же опять удалились, захватив с собой аборигенов, очевидно, ставить подписи под финансовым соглашением, а Паунцрифл при помощи молоточка угомонил разгулявшееся в разговорах собрание и заговорил сам:

— Джентльмены! Мои предшественники на этом посту в деле мира на Лумбаге в течение шести лет не достигли практически никакого результата, признаемся сразу. Местная традиция уничтожать друг друга оказалась сильнее. Отчаянные аборигены продемонстрировали свою СИМПАТИЮ к войне! Ввиду всего сказанного для моей карьеры жизненно важно… то есть жизненно важно для успеха нашей миссии — осуществить прорыв в сфере расового примирения. И сделать это нужно без промедления. Разумеется, я уже могу представить подробный и продуманный план, полностью готовый к введению в действие. Но сначала я хотел бы услышать какие–нибудь соображения от вас. Итак, кто начнет?

— Могу предложить осуществление плотной бомбардировки всей планеты, — хрипло прошипел гроасский военный атташе. — На добивании отлично могут поработать ребята, вооруженные огнеметами, осколочными гранатами и всевозможными средствами химического поражения.

— Зачем? Зачем так жестоко?! — схватился за голову Маньян.

— Зато эффективно, — получил он ответ. — Никто не посмеет отрицать истину: нет населения — нет и беспорядков.

— Боже! — Маньян повернулся к Ретифу. — Это ли не прямолинейность?! Хороши же дипломаты, эти гроасцы!

— Может быть, кто–то желает предложить менее импозантную перспективу? — угрожающе произнес Паунцрифл. — Скажем, что–нибудь, что могло бы сохранить законопослушных избирателей для новой жизни на Лумбаге? Не вырезая при этом всех подряд?

— А как насчет конкурса, сэр? — пропищал Маньян. — Будем давать денежную премию тем, кто не хочет воевать?

— Это что же? — заорал помощник военного атташе. — Плати монету рахитику, дезертиру, штрейкбрехеру, самострельщику и ренегату?!

— А что, если давать деньги всем, кто придет за ними на конкурс? Прямо ходить вдоль очереди и раздавать? — в раздражении воскликнул гроасский советник по экономике. — Ну, раз стоят в очереди, значит, в ту минуту при всем желании не могут участвовать в очередном побоище?

— Очень тонко, очень тонко! — похвалил сказанное полковник Уорбатон, не уловив издевки. — Всех благонадежных мы будем ставить в очередь и пропускать вперед. Пропускаем, пропускаем, и в таком духе до тех пор, пока на воле не останутся одни головорезы, которые не хотят никаких премий, а только и думают, как перегрызть друг друга. И в этот самый момент — молниеносная облава и, пожалуйста: все неспокойные тараканы в банке!

— Но не получится ли по случайности, что мы сгребем определенный процент ни в чем не повинных некомбатантов? — с сомнением в голосе предположил пресс–атташе.

— Даже яйца не разобьешь, не пролив немного на пол, как говорили древние, — изрек полковник. — Так или иначе, но до тех пор, пока большинство населения являются активистами насилия, сезонными боевиками, скрытыми коммандос или коммандос по выходным, риск неудачи облавы исчезающе мал. Это говорю не я, это говорит статистика.

— Ну, хорошо, согнали мы их всех в концлагеря, а дальше что?

— На пенсию, — без улыбки ответил Уорбатон.

— В ваших предложениях, джентльмены, дает о себе знать материалистический акцент, — холодно сказал Паунцрифл, заставив остальных замолчать. — Насколько я могу припомнить, массовые подаяния и все иные благодеяния такого рода для достойных имели место на Земле в течение столетий. Я же думаю, что порядка можно добиться и иначе.

— Как ни крути, а все равно попахивает сокращением бюджета, — промычал кто–то из финансистов.

— Джентльмены! — Глава земной делегации мрачно окинул взором стол, — лихорадочно соображая, какими умными словами создать гармонию с внешне представительным видом. — Или же мы добьемся заметного ускорения объединительных процессов на планете, или, как я подозреваю, некое число карьер многообещающих дипломатов завершится в самом начале быстро и без лишнего шума… Профнепригодность, господа! — объявил он, эффектно раскинув руками.

— Если откровенно, господин посол, — заговорил Маньян, — то тут одно из двух: или нам удастся преодолеть в местных жителях антиземные настроения в самом ближайшем будущем, или нас могут перестрелять раньше, чем мы будем уволены по профнепригодности, как вы точно изволили выразиться. Да что тут говорить, если вот прямо сегодня…

— Антиземные настроения? Ерунда, Маньян! Пустая болтовня. Я же ведь уже говорил, насколько велика здесь популярность нас, землян…

Словно в продолжение сказанного в следующую секунду одно из окон, как раз около посла, разлетелось вдребезги, и вместе с осколками стекла на пол шлепнулся увесистый булыжник, обернутый листком бумаги. Вице–консул проворно бросился под стол и поднялся уже с бумагой. Он развернул ее.

— Так… Так, так, так… Видимо, послание… Ага, вот! — сообщил он, откашливаясь. — Читаю: «ХОРОШИЙ ЗЕМЛЯНИН — МЕРТВЫЙ ЗЕМЛЯНИН!»

— Ну поняли? — весело, словно этого текста только и ждал, воскликнул посол Паунцрифл. — Только близкий друг смог бы позволить себе столь смелую остроту. С этим ясно, а теперь мы объявим перерыв — надо всем готовиться к вечернему ужину.

— Хорошая мысль о перерыве, — сказал Уорбатон. — Пока наш близкий друг не вздумал кидануть вслед за камнем гранату и разнести этот домишко к чертям собачьим!

 

3

Стоя перед зеркалом в своей квартире, в том крыле Замка, где жили земляне, Ретиф легкими щелчками стряхивал пыль с накрахмаленных лацканов своего суперофициального вечернего костюма цвета зеленого сельдерея и придирчивым взором проверял результаты чистки, вглядываясь в зеркальный овал.

— О–о, господин Ретиф, quel, блеск! — завистливыми вздохами комментировал этот процесс стоявший рядом гостиничный чистильщик со щеткой в руках. — С этаким–то костюмом больше и желать нечего, верно?

Ретиф внимательно посмотрел на молодого аборигена в зеркало: пять футов роста, почти гуманоид, если не считать необычного количества и разнообразия глаз, ушей и ноздрей, украшавших его череп, и еще того обстоятельства, что его плечи, казалось, росли прямиком из тазового пояса, без всякого участия торса.

— Не совсем так, Фнуд, — ответил дипломат на отпущенный в его адрес неумелый комплимент. Ретиф открыл дверцы пристенного шкафчика. — Что ты, например, скажешь о полуофициальном джемперном костюме цвета спелого банана? О том самом, в котором играют в крокет, маг–джонг и уиджу между полуднем и тремя часами дня включительно?

— Для веселых застолий, господин Ретиф, — сказал Фнуд, восхищенно рассматривая одеяние землянина. А тот подумал: «Значит, для бандитских пьянок».

Фнуд тем часом продолжал:

— Я велю нашему портному простегать мне рукава вплоть до запястий — и тогда вы посмотрите на Фнуда! Да вот хоть бы сегодня вечером — здесь, по соседству, — намечается кутеж и небольшая поножовщина. — Он щелкнул двумя пальцами из десяти имевшихся у него на правой руке. — А и правда, что бы вам не заглянуть, господин Ретиф? Все говорит за то, что это будет памятная ночка для города: гранул формальдегида, которым пробавляется вся округа — сколько пожелаете, кровопролития — сколько душеньке угодно. Что скажете?

— Извини, Фнуд, но господа послы затеяли сегодня ежегодное празднование годовщины прибытия на вашу планету, и мне придется пойти туда присмотреть за серебром. Может быть, на следующей неделе…

— Ну, что ж, годовщина так годовщина, — сказал Фнуд, с восхищением разглядывая рослую (шесть футов и три дюйма) фигуру своего работодателя. — У вас, у землян, многое изящно. Ну, скажем, очень остроумная идея — иметь всего по паре. Глаза, уши и прочее. Но вот как же живется вам с одним носом?

— Это для контраста. Только для контраста. Но вообще, согласен, когда стремишься к изяществу, легко перебрать.

— Это так. Вы знаете, я думаю, что один нос — это и не так уж плохо. Я, может быть, куплю себе такой, когда еще немного повзрослею. А скажите, на что похожа та роскошная жизнь, какую ведет ваш посол?

— Я вижу, ты положил глаз на наше учреждение, Фнуд. Я бы сказал так: коньяк не покажется ему плохим, если он приобретет его за трехзначную сумму.

— О, это, конечно, не для меня. Я экономный. А, я придумал! Я… — Тут Фнуд запнулся и сразу посерьезнел лицом. — Что же это я? У вас и времени–то нет выслушивать тут мои планы. Да и мне надо на кухню бежать…

— Ну так жми — я тут сам управлюсь.

Когда дверь за лумбаганцем закрылась, Ретиф раскрыл створки окна и, вытащив из цветника несколько ростков в аккуратных пластиковых баночках, переставил их на стол у окна. Он уже было отвернулся, как что–то привлекло его внимание. Он высунулся из окна и обнаружил, что чуть выше него болтается конец веревочной лестницы, сплетенной из крепких и довольно крупных канатов. В этот же момент за дверью комнаты раздался какой–то тихий звук. Словно бы чьи–то осторожные пальцы пробовали на прочность дверную задвижку.

Ретиф повернулся к открытому пристенному шкафчику, достал оттуда, обычный черный рабочий комбинезон, заметил, что ручка входной двери еле заметно дрогнула, затем вернулся к окну и повесил комбинезон, закрепив его за карниз со шторами. Потом он выключил свет и встал за дверью ванной комнаты. В ту же секунду входная дверь беззвучно открылась. Невысокий длинноногий гроасец в тускло–коричневом коротком плаще с непроницаемой повязкой, скрывающей глаза, скользнул в комнату, осторожно прикрыв дверь за собой. Не останавливаясь на пороге, он быстро направился в уборную, очевидно, для того, чтобы занять там засаду.

Незваный гость преодолел уже половину пути, как порыв ветра сильно запахнул легкий комбинезон, висевший в раскрытом окне. Гроасец, не медля ни секунды, выхватил откуда–то внушительных размеров револьвер и взял на мушку безжизненный кусок черной ткани.

— Значит, я ошибся, думая, что твоя комната пуста, двуглазый, — зашипел он на своем родном языке и затем продолжил на межпланетном дипломатическом коде: — Руки поднять вверх, шума не производить!

Слабо покачивающийся комбинезон безмолвствовал. Гроасец отскочил назад.

— Еще одно движение, двуглазый, и… ты встретишься со своими предками в благодатной подземной яме!

Комбинезон ветром тряхнуло в сторону.

— Не пытайся бежать! — истошно зашипел гроасец. — А теперь медленно повернись и втащи назад лестницу, которую тебе приготовил верный лакей. — И без того слабый голос гроасца совсем увял: он заметил, что с предполагаемой жертвой, стоящей у окна, творится что–то неладное.

— Ретиф, — тихо позвал он, чуть приближаясь. — Эй! — но не дойдя около ярда до окна, он с досадой вздохнул и опустил свое оружие.

— Неплохая техника, Лилт, — сказал Ретиф, показываясь из своего укрытия и наставляя на гроасца пистолет. — Единственно, может быть, — вы были несколько неуклюжи.

Застигнутый врасплох, налетчик с тихим вскриком завертелся по комнате, потом неожиданно вспрыгнул на окно, отмахнув в сторону болтавшийся там комбинезон. После первого порыва броситься вниз он еле–еле сумел удержаться, балансируя на подоконнике. Но еще секунда — и он с отчаянным воплем опрокинулся, вперед головой и моментально исчез внизу.

Ретиф поспел к окну как раз вовремя, чтобы стать свидетелем эффектного падения пролетевшего пять этажей тела в ров, отмеченного целым фонтаном взметнувшейся ввысь воды, застоявшейся и вонючей. Веревочной лестницы, как он заметил, уже не было.

— Никуда не годится, — пробормотал он, облегченно вздыхая. — У тебя нет больше даже верного лакея.

В дверь раздался тихий стук. Ретиф пошел открывать.

В погруженную во мрак комнату заглянуло лицо гроасского советника посольства. Все его пять глаз, тревожно прищурившись, буравили каждый дюйм пространства комнаты.

— Хорошая работа, Лилт… — начал он, но тут же столкнулся взглядом с Ретифом. Заметив в руках у того отливающий сталью пистолет, гроасец замолк и потерянно заморгал глазами.

— Добрый вечер. Ниш, — поприветствовал Ретиф гостя. — Ищете своего коллегу? Боюсь, его здесь нет. Он в другом месте.

— Вы?!. Как… То есть… Где?! Я имею в виду, куда вы дели… Ага, убийца! — Ниш подскочил к окну и устремил взгляд, исполненный неподдельного ужаса, вниз, на своего земляка, барахтавшегося в затхлой воде. — Насилие! Вероломное нападение на лицо, принадлежащее к дипломатической миссии и штабу его гроасского превосходительства! Держите, хватайте злодея!!!

Несколько землян и гроасец, привлеченные криками заместителя председателя гроасской миссии, подняли взгляды на окно квартиры Ретифа. В дверях показались рыхлые формы земного советника Байтворса в окружении местных репортеров.

— Тут, кажется, что–то случилось, не так ли? — осведомился тучный дипломат носовым тенорком.

— Я требую немедленного ареста этого… головореза! — шипел Ниш дрожащим от переполнявших его чувств голосом.

— То есть… Э–э… Хорошо, — неуверенно согласился Байтворс. — А это… Так сказать, что же он натворил на этот раз?

— На этот раз он зашел слишком далеко! Этот человек давно уже пользуется дурной славой в дипломатических кругах, но нападением на моего коллегу он поставил последнюю точку!

Байтворс оглядел комнату, но никого третьего так и не нашел, затем его взгляд натолкнулся на распахнутое настежь окно.

— Вы хотите сказать, что он выкинул кого–то из ваших коллег вот в это окно?.. — Байтворс был здорово смущен.

— Даже в эту самую минуту несчастный Лилт все еще тонет в вонючем болоте! — воскликнул Ниш.

— Может быть, было бы полезно сбросить ему веревку? — крикнул из своего окна полковник Уорбатон, стараясь разглядеть внизу все еще борющегося за свою жизнь Лилта.

— Не старайтесь затенить серьезность случившегося уже ненужными спасательными порывами! — зашелся в хрипе Ниш. — Заковать преступника в кандалы! Байтворс, я предлагаю вам взять на себя строгое содержание преступника и убийцы, пока им не займется гроасская следственная комиссия.

— Хорошо, хорошо, только давайте не будем торопиться, — мягко заговорил Байтворс. — Может, лучше будет обождать немного с заключением в тюрьму, пока с делом не ознакомятся уважаемые руководителя нашей миссии?

— Не надо уклоняться от ответственности! Я могу обвинить половину земной миссии в отвратительном попустительстве! А этот тип все–таки будет лишен дипломатических прав неприкосновенности и посажен!

— Да? Ну, что же… — раздумчиво начал Байтворс. — Видите ли, я не обладаю необходимыми полномочиями, тем более лишать дипломатических привилегий, это, знаете ли… Но раз так…

— Прежде чем вы возьмете на себя опасную ответственность, сэр, — заговорил Ретиф, — я должен указать вам на то, что господин Ниш был введен в заблуждение.

— Что?! — вскинулся тот, его горло заходило ходуном, отлично выдавая его крайнее возмущение. — Вы хотите сказать, что то, что я сейчас вижу тонущего в омуте моего подчиненного — это плод моего воображения, мираж?!

— Он, конечно, тонет, что тут спорить? — согласился Ретиф, мягко улыбаясь. — Но он… выпал не из моего окна! Он не мог выпасть из моего окна и, я уверен, вы с этим согласитесь.

— Неужели?! А почему это он не мог вылететь из вашего окна?

— Это моя частная квартирка. И записка, которая и сейчас висит на двери снаружи, гласит: «Не беспокоить». Таким образом, очевидно, что Лилт не мог находиться в моей комнате. Иначе вам придется признаваться в том, что он посягал на чужую собственность, то есть был попросту взломщиком…

— Мх–м… — набычился Ниш. — Не подкопаешься…

— Как все просто! Обознались! — бодро заявил Байтворс. — Если бы из окна выпал Ретиф, то логично было бы предположить, что он всего лишь выбрал новый способ выходить из своей комнаты, но Лилт… — Тут выражение его лица снова стало серьезным. — Да, кстати! Каким образом, вы, Ниш, оказались так быстро на месте, откуда якобы свалился Лилт?

— А я это… э–э… Да что тут говорить, я просто забежал взять почитать какую–нибудь книжку. — Ниш чувствовал себя довольно неуютно.

— В самом деле? — промурлыкал Байтворс, однако, тут же восстанавливая твердость в голосе и выражении лица. — Не знал, что вы поклонник земной литературы, мой дорогой Ниш. Вы можете как–нибудь заглянуть ко мне, покопаться в моей скромной библиотеке — когда вы не будете заняты… э–э… другими делами в крыле, ГДЕ ЖИВУТ ЗЕМЛЯНЕ!

— Да, кстати, вот вам книга, за которой вы приходили, — сказал Ретиф, снимая с полки толстенный том, озаглавленный «Как отличать ваших друзей от ваших врагов с точностью до девяноста процентов».

— О, нет! — воскликнул гроасец, резко отстраняясь от предложенного. — Да мы же опаздываем на вечер! — После этих слов он развернулся и локтями стал пробивать себе дорогу вон.

— Между нами, Ретиф, — тихо сказал Маньян, отходя от окна, в которое он высматривал вылезающего на берег всего в тине Лилта. — Каков подлец этот Лилт!

— Не успел я толком поговорить с ним, как он сразу же пожелал выйти, — ответил, улыбаясь, Ретиф. — Однако, он оставил после себя вот это, как память о своем посещении. — Он показал на небольшой дискообразный предмет, болтавшийся на ремне крокодиловой кожи. — Это его вещица. Я нашел ее у окна.

— Похоже на обычные часики «Микки Маус», — сказал Маньян. — Но судя по загадочному выражению вашего лица, это совсем не так? Ну, так что же это, можно полюбопытствовать?

— Вот именно! Это, господин Маньян, я и предлагаю нам с вами выяснить в первую очередь.

 

4

— Мне не нравится это, Ретиф, — сказал Маньян, наблюдая со своего места около стогаллоновой вазы с пуншем за группами дипломатов, землян и чужеземцев, разгуливающих по танцзалу.

— Здесь, говорят, есть еще и приличный джин, — ответил тот, оглянувшись с улыбкой на массивную вазу.

— Я не об этом. Меня гнетет общая атмосфера, — уточнил Маньян. — И не подумайте, что речь идет о проветривании помещений. Я имею в виду, что у меня такое чувство, как будто должно случиться что–то очень неприятное.

— Расслабьтесь, господин Маньян, — мягко посоветовал Ретиф. — Посол сегодня не собирается продлевать свою речь более получаса.

— На коленях прошу, — обойдитесь пока без ваших шуточек, Ретиф! Они не ко времени. Как вы знаете, я удивительно чувствителен к экстрасенсорным вибрациям всех видов. Эту чудесную особенность, полагаю, я унаследовал от тетушки Пруделии…

— Это настоящее чудо, — признал Ретиф. — А как вам это? — Он поприветствовал поднятым бокалом стройную стенографистку, вальсирующую в объятиях полковника Уорбатона.

— Ретиф! Будьте так любезны обращать внимание на мои слова! В конце концов настоящий дипломат чувствует себя уверенным только тогда, когда он подозревает!

— Вот это верно, господин Маньян, — сказал Ретиф, поставив бокал на поднос проходящему мимо слуге. — И я подозреваю, что мисс Брасвел будет рада услышать пару хорошеньких анекдотов после двух с половиной вальсов, наполненных военными мемуарами полковника.

— Вполне возможно, — ответил Маньян, уже не на шутку начиная раздражаться. — Тем не менее я предлагаю вам отложить на время вашу миссию сострадания по отношению к стенографистке, а пока заняться проблемой надувательства, парами которого наполняется здешний воздух с каждой новой минутой.

— Если вы имеете в виду то, что посол Джит вот уже двадцать минут шепчется в сторонке со своим военным атташе, то я согласен: это не продвинет вперед генеральные усилия по расовому примирению.

— Не только это. Я заметил, что советник Лилт, кажется, усердно зазывает на пару слов военного наблюдателя с планеты Бога.

— Да, похоже на то. А вот господин Паунцрифл уже как минимум сорок минут находится в окружении трех наших гостей от союза «Помощь Женщин в Боевом Пацифизме».

— Не думаю, что у величественных дам имеются какие–нибудь жестокие намерения, — сказал Маньян. — Однако этот подленький маленький гроасец, атташе по культуре. Нагоняй или Негодяй, или как там его еще зовут!..

— Снинкай. Он, кажется, крайне поглощен предметом, — какой уж там, я не знаю, — о котором разглагольствует советник Байтворс. Он зажал его между теми лопухами в громадных горшках и держит там уже по меньшей мере полчаса.

Точнее, с той минуты, когда прибыл временный посланник, специалист по забастовкам и саботажу, — заметил Маньян. — А вон посмотрите: pro tern note шеф полиции уединился с капитаном Тилтом, человеком, которому даже из числа его соотечественников–гроасцев никто не доверит помочь перейти улицу grand–mere note .

— Не имей она даже при себе ни гроша, который можно было бы украсть, — продолжил сравнение Ретиф. — Бьюсь об заклад, что все планы, которые затеваются сейчас в этом зале, не имеют ни малейшего отношения к водворению спокойствия на этой несчастной планете.

— Так как же можете вы с чистой душой стоять здесь и строить глазки женщинам? — не скрывая своего неудовольствия, воскликнул Маньян. — Ясно, как день, что от гроасцев и их подхалимов добра ждать уже нечего!

— Очень может быть, господин Маньян. Но что думают они, видя нас, стоящих плечом к плечу с угрюмыми лицами и косящимися на них зловещими глазами?

— Хорошая отговорка для стряпания заговоров прямо у нас на глазах!

— Да, они предпочитают почему–то сговариваться здесь, а не где–нибудь, куда не так легко просунуть любопытный нос, — заметил Ретиф.

— О, наглость негодяев! Пойдемте, Ретиф, расскажем сию же минуту о наших подозрениях его превосходительству…

— Предлагаю обождать еще немного, господин Маньян. Глядите–ка: вон парочка ребят из гроасской администрации пробираются позади морских гвардейцев к стеклянной двери. Дадим им время получше проявить себя.

— Какого черта? — проворчал Маньян. — Думаете, они собираются порыться в архиве?

— Мы с вами не имеем права этого допустить. Интересно все–таки, что у них на уме?

— Может, они хотят подбросить бомбу, а потом свалить все на аборигенов? Или запалить здание? Кто знает? А вдруг они затеяли подбросить в наши досье и расписки пару–тройку фальшивых бумажек?

— Ну уж вы скажете! Особенно последнее! Жуткая вещь!.. — ответил Ретиф, поморщившись. — Пока еще мы успеваем остановить их прежде, чем они устроят какую–нибудь гадость. — Он внезапно замолчал, заметив легкую рябь, пробежавшую по портьере, рядом с чужеземцами, за которыми он наблюдал. Потом он даже вроде бы увидел знакомое лицо. «Ба! Да это же Гнудф! Тот самый смешной торговый агент, что зашел погреться на совещание межпланетной Мирной Конференции! Значит, все еще зябнет!» Ретиф улыбнулся и тут же забыл о лумбаганце. — Кажется, нам пора полюбопытствовать, что это гроасцы там задумали? А, господин Маньян?

— Во всяком случае надо это дело довести до сведения лиц, облеченных соответствующими полномочиями. А впрочем… Было бы здорово сесть тем молодчикам на хвост: ведь здесь, в Замке, ничего значительного они натворить, скорее всего, не сумеют. Да, тут мы, пожалуй, обойдемся без посторонней помощи. — Маньян отряхнул и расправил свой ультраофициальный вечерний костюм цвета виноградного сока в струночку, натянул на лицо каменно–вежливую маску и пошел вслед за Ретифом, который уже продирался сквозь толпу приглашенных на вечер.

Выйдя на террасу, они едва успели заметить скользнувшие с балюстрады в густой кустарник тени двух гроасцев.

— Я так и думал! — не удержался от восклицания Маньян. — Какая наглость! Ведь перед носом табличка: «По газонам не ходить!» Ну, ладно, об этом тоже будет доложено кому следует…

— Подождите, — прервал его Ретиф. — Слышите?

Из кустов донеслись отчетливые звуки ударов обо что–то и затем легкие быстрые шаги по мощеной тропе. Сильный пучок зеленого света внезапно трижды прорезал темноту, затем наступила пауза, потом сигнал повторился.

— Ба, да здесь серьезные игры! — прошептал Ретиф, обращаясь к Маньяну, схватившему его судорожно за руку. — Посмотрим, что нам покажут дальше.

И снова они ясно услышали звук шагов по тропе. На этот раз они приближались.

Кусты расступились, и над балюстрадой появилось бледное пятиглазое лицо. Через минуту оба гроасца вновь оказались на террасе и уже оттуда небрежной медленной походкой, попыхивая трубками с местным легким наркотиком, направились все к той же стеклянной двери.

— Вот это мило, — зашептал Маньян, стоя вместе с Ретифом в тени на террасе, — они присоединились к веселью так, как будто бы ничего и не случилось только что!

— Если они покинули этот зал, крадучись и воровато озираясь по сторонам, то это еще не значит, что они так же должны сюда возвращаться, — сказал Ретиф. — К тому же, собственно, еще ничего значительного и не случилось.

— Вы, значит, полагаете, что нам следует ожидать продолжения?

— Я подозреваю, что мы видели только сигнальщиков. А сигналы обычно чему–либо предшествуют. Скажем, вывозу из архива полного комплекта инструкций и распоряжений Корпуса.

— Но зачем им это?

— Вопрос, полагаю, риторический, господин Маньян? — Ретиф замолчал, услышав слабое пищание у себя на запястье. Он отогнул манжет: миниатюрная мордочка Микки мягко сияла в темноте; лапки бешено вертелись по кругу циферблата, что–то показывая.

— Эй, Лилт! — проскрежетал тонкий и неприятный голос на лумбаганском. — Почему ты не дал сообщение тогда, когда это было уговорено по плану?

Ретиф поднес коммутатор поближе к лицу.

— Увы, — прошептал он, довольно сносно имитируя гроасские голосовые придыхания. — Непредвиденные обстоятельства. Пришлось искупаться…

— Это мы знаем! Тебе ведь советовали, разъясняли, насколько важна каждая доля секунды именно сейчас! Насколько важна синхронность! Где ты?

— На шестой террасе, отдыхаю от той толчеи в зале, вдыхаю свежий запах ночи…

— Кретин! Быстро на крышу! Сейчас время Ч минус четыре минуты! Быстро!

— Одна нога здесь — другая… — захрипел преданно Ретиф, но был прерван:

— Стой! Ты не Лилт! — после этих слов Микки беспомощно погас, его лапки застыли на отметке — двадцать часов пятьдесят шесть минут.

— Больше нам эта штука уже пользы не принесет, — сказал Ретиф, выбросив безмолвные часы–коммутатор далеко в сторону. — Побежали поскорее, господин Маньян. Похоже, мы с вами опаздываем на очень интересное свидание!

После двухминутного бешеного бега вверх по крутой спиральной лестнице в толстой каменной кишке главной башни Замка Ретиф и Маньян бесшумно ступили на крышу. Яркий свет двух лун бросал светлые блики на грубый просмоленный деревянный настил.

— Сдается мне, мы здесь впервые, — прошептал Ретиф, оглядываясь кругом.

— Пойдемте подыщем место поуютнее где–нибудь в сторонке и подождем развития событий.

— Ретиф… — тяжело дыша прохрипел Маньян. — Ради бога, что все это значит?!

— Сегодня кто–то нанял Инарпа для того, чтобы он нас всех сгреб в кучу и сдал с потрохами хозяину в том подвальном колодце, помните? Хорошо. Позже Лилт пытался, кажется, провернуть что–то похожее. Вывод ясен: кому–то до смерти хочется заполучить землянина. Или землян.

— Но, если только это правда, не плывем ли мы им сами в руки?

— Иногда это единственный шанс заглянуть в карты соперника? Верно?

— Но что, если они нас здесь заловят?! По–моему, нам надо как можно скорее убираться отсюда, засесть за бумагу и написать все как есть в подробном отчете…

— Сейчас уже поздно, — прошептал Ретиф, увидев, как дверь на крышу с грохотом распахнулась под чьим–то сильным толчком. Первым в поле зрения земных дипломатов появился невысокий субъект с неуверенной походкой, за ним вышагивали три темные фигуры в широкополых темных плащах и таких же шляпах.

— Ба, да это же наш посол и дамы из пацифистского союза! — истошно захрипел Маньян. — Батюшки, вот так встреча! — хохотнул он и уже стал вылезать было из укрытия, но Ретиф резко усадил его на место.

— Произнесешь еще один звук без разрешения, землянин, и тебя потом уже никто не соберет обратно, — рявкнула одна из сопровождающих Паунцрифла «дам» на своем языке.

— Э, да они никакие не пацифистки! — прошептал Маньян. — О, они даже не дамы! — выдавал он, увидев, как в сторону полетели бутафорские женские наряды. А когда вслед за ними отправились и шляпки с ленточками, изумлению и ужасу первого секретаря не было предела: — Да они даже не люди!

— Сидите тихо, господин Маньян, — произнес Ретиф. — Представление только начинается.

В небе раздался мерный стрекот вертолета, с каждой секундой все нарастая. Темная тень промелькнула сквозь одну из лун, в свете бликов стало видно, как на дальнем конце крыши в воздух взметнулся вихрь пыли.

— Без сигнальных огней! — шепотом неистовствовал Маньян. — Это грубейшее надругательство над временным кодексом правил воздушного сообщения!

«Дамы», вновь надев свои женские тряпки, повели посла к открывшемуся в борту вертолета люку. Послышался звон медалей. Это появился в поле зрения полковник Уорбатон. Он спрыгнул с вертолета на поверхность крыши и стал помогать вылезти еще кому–то.

— Посмотрите–ка, какая отсюда отличная панорама, дорогая! — восхищенно воскликнул он, оглядываясь и еще не видя приближающихся к нему посла и его эскорта. — А воздух! Какой воздух!

— У меня до сих пор такое чувство, будто выхлопная турбина уткнулась мне прямо в лицо, — послышался недовольный голос мисс Брасвел, которая наконец с помощью военного атташе тоже ступила на настил крыши. — Но насколько я поняла, мы собирались вовсе не на крышу Замка, а в ваш офис. Подписать какие–то документы… — Внезапно ее нежный голосок превратился в отчаянный крик — это одна из незаметно подошедших «дам» сильно тряхнула девушку за плечо.

— Эй, что это значит?! — возмущенно вскричал полковник, вырываясь из лап самой рослой «матроны». — Леди, вы что, спятили?! Нападение на военного — это не путь утверждения пацифизма!

— Здесь засада! — проскрипел лумбаганский голос. Ретиф увидел мелькающий на руке одного из врагов коммутатор. — Кончайте этих двоих и уходим!

— Не стреляйте, Ретиф! — вскрикнул Маньян, заметив в руках у того пистолет. — Там же его превосходительство!

В тот момент, когда похитители толкнули полковника к парапету крыши, Ретиф стремительным броском рванулся к тому чужеземцу, что тянул посла за руку в вертолет. «Дама» попыталась задержать его, но он, покрепче сжав в кулаке рукоятку пистолета, изо всех сил ударил противника в ту область, где у людей находился живот, затем перехватил ошалелого посла и потащил его к открытой двери, ведшей вниз с крыши.

Один из тех, что возились с упиравшимся полковником, издал хриплый крик и бросился вслед Ретифу и послу. Через несколько ярдов он покатился через голову, споткнувшись о подставленную ногу вовремя подоспевшего Маньяна.

К этому времени Уорбатон освободился из объятий оставшейся с ним «дамы» и помчался к двери, по дороге толкнув мисс Брасвел прямо в лапы оказавшегося на пути головореза. Тот потащил девушку к парапету, чтобы сбросить вниз с крыши, а второй лумбаганец в ту же секунду сумел зацепить полковника за лодыжку, и тот грохнулся оземь с ужасным шумом. Когда один из убийц, крепко державший полуживую от страха мисс Брасвел, уже стал переваливать ее безвольное тело через парапет, перед ним оказался Ретиф. Она уже падала, когда ему удалось ухватить ее, ускользающую в ночную бездну, за руку. Внезапно он почувствовал, как его взяли за ноги и самого стали толкать с крыши. Ретиф рычал, упирался и тащил вверх мисс Брасвел. В критическую минуту что–то заставило его обернуться лицом к своему врагу, и в ту же секунду он увидел подбегавшего Маньяна с каким–то тяжелым предметом, зажатым в руках. Еще секунда, и голова лумбаганца, навалившаяся на Ретифа, дрогнула, он качнулся и без звука откатился в сторону. Ретиф, не теряя времени, вытащил наверх мисс Брасвел и стал приводить ее в чувство. Потом он поднял голову, чтобы обозреть поле боя. Двое лумбаганцев тащили теперь к вертолету полковника.

— На помощь! — орал Уорбатон, изо всех сил упираясь. — Я требую!

Ретиф собрался с силами и помчался к вертолету. Одного из лумбаганцев он отбросил в сторону одним ударом кулака. Перед ним мелькнуло искаженное страхом лицо противника. Ретиф отбросил в сторону и его. Важно было задержать вертолет! Но он опоздал. Тот, фырча моторами, медленно оторвался от поверхности крыши и уже уверенней стал набирать высоту. Вскоре он скрылся в темноте — бортовых огней, естественно, не было. Ретиф обернулся назад — двое лумбаганцев не успели к вертолету, как и он, они должны были быть где–то здесь! Но он увидел только их мелькающие ноги. Они промчались мимо ничего не соображающего полковника и скрылись за дверью.

Ретиф подбежал к Уорбатону, — его лицо пылало негодованием, — не найдя подходящих слов, он только со злости сильно дернул полковника за одну из его нашивок. Тот пришел наконец в себя и заорал:

— Да я тебя!.. Под трибунал! Мальчишка!

— О, господи, Ретиф, вы были великолепны! — воскликнула оправившаяся мисс Брасвел, подходя.

— Я бы их всех переловил, если бы вы не мешались у меня под ногами! — орал, не переставая, полковник. — Я же чуял, что затеваются грязные делишки, я несколько недель вынашивал план их поимки!..

— Тогда, может быть, вы скажете, зачем он им нужен? — устало спросил Ретиф.

— Кто? — оторопел полковник.

— Маньян. Они его все–таки сграбастали.

 

5

— Надеюсь, вам не надо лишний раз говорить, что о том, чтобы выйти за территорию миссии до окончания создавшегося кризиса, не может быть и речи,

— сообщил Паунцрифл, приводя в порядок свой помятый костюм. — Уже потеряв одного дипломата, кстати, не по моей вине, я не хочу превращать это в правило.

— Знаете, когда я развешивал сети и расставлял силки там, на крыше, — возмущенно ворчал полковник, — уверяю вас, все прошло бы, как по маслу, не вмешайся этот Ретиф, — так вот, когда я расставлял свои силки, толпа отъявленных хулиганов из числа местных боевиков проникла во внутренний двор миссии и забросала северный фасад архива перезрелыми и вонючими плодами здешних фруктовых деревьев.

— Да в те минуты за все наши жизни, вместе взятые, ни один безумец не дал бы и гроша! — заявил секретарь по информации. — Давайте признаемся друг другу, что наша миссия провалена по всем статьям, и займемся поисками алиби…

— Полагаю, вы имеете в виду всесторонний анализ непредвиденных сложностей, вставших на пути нашей миссии по примирению на планете Лумбага? — поправил коллегу Байтворс. — Занесите эту фразу в протокол, мисс Брасвел. Он будет хорошо смотреться в качестве заголовка к моему докладу.

— Я помогу вам закончить ваш доклад, Фэнвик, — резко заговорил посол Паунцрифл. — Поэтому назначаю вас ответственным за работу по превращению действительности, кажущейся мне с точки зрения нашей виновности безупречной, в грубый и непростительный дипломатический провал! Вы ведь этого хотите?

— Как вам не стыдно! — возмущенно воскликнула мисс Брасвел. — Вот добрый господин Маньян не разглагольствовал. Он треснул этого огромного противного урода прямо по голове!

— Что вы сказали?! — вскричал Паунцрифл. — Он напал на полковника Уорбатона?! Воистину: он куплен нашими врагами!

— Что за дикая глупость! — ничуть не тише ответила мисс Брасвел. — Они затолкали его в вертолет, в то время как господин Ретиф безуспешно пытался отцепить полковника от своего плеча…

— Этого достаточно! О, этого достаточно! — воскликнул Паунцрифл. — Час от часу не легче, джентльмены! Если верить господину Ретифу, гроасцы не оставят своих замыслов…

— О, боже, да неужели вы не понимаете, что нельзя верить ни одному его слову?! — заорал полковник, хватаясь за голову и изображая душевные мучения и боль за непонятливость коллег. — Верить человеку, который совершил попытку скрыться вместе с преступниками не вертолете!

— Будь что будет, полковник, а я решил не иметь больше контактов с представителями гроасской миссии. А также с лумбаганскими представителями. Я решил не иметь больше контактов с кем бы то ни было вообще!

— М–может, стоит сообщить обо все этом в Сектор? — заикаясь, предложил советник по связи. — Только для того чтобы они им–м–мели п–п–представление…

— Лучше не надо! — решительно возразил Уорбатон. — Мы ведь по сути еще ничего не знаем.

— Конечно, всегда есть, что сообщить, — раздумчиво проговорил Паунцрифл. — Но тем не менее мы от этого воздержимся. К чему тревожить департамент? К тому же некоторые мои недруги обязательно захотят навесить по этому поводу на меня всяких собак. Наберемся лучше терпения и будем ждать хороших известий.

— Н–н–но если посольство окружено со в–всех с–сторон безумствующими ордами… Если с воздуха на нас готовы наброситься местные коммандос–стервятники… Если нас поливают грязью во всех местных газетенках… Каких хороших известий можно ожидать? Я уж не говорю о том, как нам отсюда выбраться в с–случае чего?..

— Мы наберемся терпения, — упрямо повторил посол, — и изберем выжидательно–наблюдательную тактику. Мы переберемся в бомбоубежище и подождем, пока толпа разойдется. Может быть, это не самая динамичная программа, — говоря все громче, продолжал он, — но она проверена столетиями. Ну, хорошо, а теперь… — Он холодно оглядел присутствующих. — Предлагаю разработать сетку шахматного турнира, чтобы нам не пришлось скучать в сырых подвалах убежища. А в качестве стимула для победы я учреждаю приз — фото, на котором я любуюсь своей коллекцией салфеток, — он перевел взгляд на Ретифа и, не прерываясь продолжил: — А что касается вас, сэр, то можете рассматривать себя находящимся с этой минуты под домашним арестом, с передачей всех полномочий относительно вашего содержания полковнику Уорбатону.

— Глупые старикашки! — в сердцах проговорила мисс Брасвел Ретифу по окончании этого экстренного совещания. — Они бросили господина Маньяна на произвол судьбы, не пошевелив даже своими волосатыми мизинцами для его спасения! И еще имеют наглость обвинять во всем вас!

— Его превосходительство сейчас немного не в себе, — успокаивал ее Ретиф. — Думаю, что когда все кончится и он сможет беспрепятственно вернуться в Сектор, то пожалеет о решениях, принятых им в эти минуты.

— Да, но ведь это не поможет господину Маньяну!

— Я думаю, что меры должны быть приняты незамедлительно, чтобы перед ним блеснул хоть краешек надежды. К сему сообщаю, что имею по крайней мере два выхода отсюда в город.

— Но вы же под арестом! Разве это не значит, что вы не можете покидать Замка?

— Не совсем так, как ни странно. В случае чего мой неласковый охранник просто–напросто снимет с себя всякую ответственность за меня.

— То есть вы хотите сказать, что полковник только и ждет, чтобы вы ушли?

— Во всяком случае он к этому готов.

— Но вы же рискуете жизнью по выходе из Замка! Послушайте, что творится за нашими воротами!

— Я предпочту воспользоваться тем выходом, который избавил бы меня от встречи с моими поклонниками, желающими получить автограф.

— Господин Ретиф, берегите себя, — прошептала мисс Брасвел. Она быстро приблизилась к нему и, поцеловав его в щеку, тут же убежала из зала.

Пятью минутами позже Ретиф, завернутый в темный широкий плащ, открыл потайную дверь за кухонным лифтом и спустился в катакомбы.

 

6

Улица Дакойт казалась вымершей. Гул толпы, собравшейся перед воротами Замка, доносился сюда еле–еле. Двери лавок закрыты, окна затемнены жалюзи. Валявшиеся повсюду обломки кирпича, осколки стекол, два–три переломанных пополам копья свидетельствовали о том, что буря народных волнений коснулась и этого уголка города. Только конфетные обертки и обрывки старых газет, носимые ветерком по тротуарам, придавали хоть какой–то живой оттенок мрачной улице. На дальнем ее конце одиноко горел уличный фонарь, вокруг которого роились мошки.

Ретиф скорым шагом шел по высокому узкому тротуару. Через несколько минут после того, как он вступил на эту улицу, он подошел к искомой грубой массивной двери. Над ней качалась обшарпанная деревянная вывеска, украшенная намазанными когда–то охрой, а теперь уже полустершимися фигурками лумбаганцев. Сквозь потрескавшееся стекло окна, что было справа от двери, пробивался желтоватый свет.

Ретиф укрылся в тени раскидистого дерева, росшего неподалеку. Он вздрогнул, когда порыв ветра обрушил ему на голову целый дождь из сухих листьев и веточек. Вдруг что–то заставило его обернуться: на него испуганно и пристально смотрело маленькое существо — глаза, руки да ноги,

— на голове которого уютно примостилась совсем крохотная птичка.

Пока Ретиф разглядывал глазастого уродца, к тому подкатилось нечто, удивительно напоминающее увеличенное в несколько раз ухо…

— Вам, ребята, недурно было бы соединиться, а потом подыскать приличный нос для полной картины, — обратился Ретиф к неподвижным и настороженным глазу с руками и ногами и уху. — Уж поверьте мне: вы будете смотреться гораздо лучше, чем вот так, по отдельности.

Глаз не дослушал совета и бросился удирать вдоль по улице. Ухо тоже недолго ждало, — Ретиф успел только засечь взглядом молниеносную тень, с непостижимой скоростью скользнувшую вверх по стволу дерева. Листва чуть качнулась, и снова наступила тишина.

Вскоре Ретиф услышал звук приближающихся к двери шагов со стороны маленького заросшего зеленью переулка. Он поудобнее передвинул на ремне кобуру с револьвером и, укрывшись за могучим стволом, принялся ждать.

Не прошло и минуты, как в поле его зрения показалась фигура завернутого в глухой плащ лумбаганца пяти футов роста.

— Инарп, — тихо позвал Ретиф. — Эй, Инарп, дружище.

Тот, застигнутый врасплох, коротко вскрикнул и отпрыгнул в сторону.

— Не приближайся ко мне, кто бы ты ни был! — взвизгнул Инарп, делая мелкие шажки к дереву, за которым прятался Ретиф, и стараясь взглядом всех своих четырех блестевших глаз проникнуть за плотную завесу ветвей и листвы. Наконец он увидел землянина.

— Уж не тот ли это парень, которому я сегодня сделал немалое одолжение?

— заговорил лумбаганец. — Хотя вы, чужеземцы, все на одно лицо для меня.

— А вот я утром хорошо запомнил ваше лицо, но сдается мне, у вас было четыре глаза и ярко–красная расцветка кожи?

— Это верно. Я несколько изменился за день. Готовился приятно провести вечер, поэтому и пришлось раскошелиться, чтобы выглядеть прилично. Не знал, что волнения начнутся именно сегодня… Но что ты делаешь в такое время здесь, вдали от своих друзей и охранников вашего посольства? Ты разве не слышал, что кричит толпа там, у вашего Замка? Она кричит не что иное как: «Бей землян!»

— Такое впечатление, что чем дальше продвигаются мирные переговоры и усилия наших дипломатов в этом, тем ярче обнаруживается народное неудовольствие. Что вы об этом скажете?

— Нам есть что сказать. Но сейчас еще не время об этом перед вами распространяться.

— Кому это «нам»?

— Ну, что же, я скажу, секрета в этом нет… Я являюсь членом подпольной организации, которая носит имя — Группа Перераспределения. Но для чего ты стараешься вытянуть из меня это? Я всего лишь среднестатистический обыватель, стремящийся не отставать от общего потока и…

— Не рассказывайте мне басен, Инарп. Вы пытались обмануть нас утром, но с того времени обстановка сильно изменилась. Они взяли Маньяна.

— А, это тот неприятный и трусоватый хитрюга? Ваш начальник?

— Постарайтесь держать такие комментарии при себе. Я просто говорю, что вы можете неплохо подзаработать, а в ваших определениях я не нуждаюсь. Я нуждаюсь только в том, чтобы вы сказали мне: кто и для чего вас сегодня нанимал?

— О, звучит серьезно. Полагаю, что ты действительно собрался проявить щедрость? Ну, для начала давай–ка зайдем в тенек. Клянусь, в эту самую минуту недобрый глаз наблюдает за нами.

— За вами, Инарп.

— Пойдем, — сказал тот, пропуская мимо ушей реплику Ретифа. — А в «Почках и наковальне» сегодня будет пусто — все бродят сейчас с копьями и вилами у стен вашего Замка. Так что укромный уголок мы сыскать сумеем.

Они миновали несколько наглухо запертых мрачного вида лавчонок и остановились перед красочно расписанной массивной дверью. Им открыл лумбаганец ростом по пояс Ретифу — у него начисто отсутствовали торс и грудная клетка. Он смерил Инарпа и его спутника пристальным взглядом снизу вверх.

— Бога ради, Фудсот, впусти нас скорее! Пока еще не видно поблизости Городской Стражи! — проговорил Инарп, понизив голос. — У этого землянина дипломатическая неприкосновенность, но эти шакалы могут привязаться ко мне, а мне слишком дорого достался сегодня на базаре четвертый глаз, чтоб я мог позволить себе потерять его в драке с ними.

Хозяин харчевни отступил назад, что–то нечленораздельное бормоча, и его гости прошли в длинную залу с низкими потолками, пропитанную запахами жаркого и кислого вина. Хозяин закрыл за ними дверь на замок и указал им на покосившийся трехногий столик в дальнем конце зала.

— Слишком открыто, — заявил Инарп. — Как насчет той задней комнатушки?

— Это обойдется вам на пять монет дороже.

— На пять? Грабеж!

— Если бы я грабил, то запросил бы еще не так! Плати, а нет — так убирайся отсюда вместе со своим двуглазым приятелем. Мне наплевать, где вы будете сегодня проводить вечер: у меня — за кружкой крепкого вина или вон там, под фонарем в луже.

— Ладно, ладно, согласны. Но учти, Группа Перераспределения доберется когда–нибудь и до тебя, прислужник режима!

С этими словами Инарп извлек из своего плаща причудливой раскраски кошелек и протянул хозяину несколько треугольных монет из зеленого пластика. Прежде чем отпереть заветную дверь в заднюю комнату, коротышка долго вертел и перебирал в руках деньги.

— Она ваша, добрые господа, — сказал он наконец, делая сразу несколькими руками приглашающий жест. — По крайней мере на ближайшие полчаса. После этого срока вам придется уплатить столько же, сколько вы уплатили сейчас.

— Принеси нам вина, — приказал Инарп, разваливаясь на колченогом обшарпанном стуле.

— Сколько угодно. Только что доставили из варильни. Четыре монеты, добрые господа, за кварту. Пожелаете взять с собой в бутылках — пожалуйста. Шесть монет. Да, кстати, могу предложить новинку! Называется «Пепси». Приобрел по случаю на южном базаре. Пять монет — не деньги.

— Ты — контрабандист! — Инарп грохнул кулаком по столу. — Мошенник! Вор! Мы берем «Пепси». В бутылках. Ну, живо, живо!

— Это как угодно, — торопливо проговорил хозяин и убежал выполнять заказ.

— Группа против таких, как этот барышник, — сказал Инарп глухо. — Ты думаешь, что Фудсот — гражданин Лумбаги? Да он ради двух монет готов стать на колени перед всяким подонком!

— Как вы выразились? Гражданин Лумбаги? Да, он, конечно, не тянет на гражданина, но… Это слово вообще необычно звучит в ваших краях.

— Даже чужеземец в состоянии разглядеть, что планета находится в руках кучки реакционеров, которые думают только о себе!

— Любопытно, — сказал Ретиф, затягиваясь легким наркотиком местного производства. — У меня впечатление о нынешней обстановке не как о диктатуре элиты, а как об абсолютной анархии масс, — не поймите это слово превратно. Нет, действительно! Именно поэтому мы, земляне, и прибыли сюда…

— Не надо мне рассказывать, почему вы прибыли, я это прекрасно знаю! Эта ваша Комиссия Мира… Я знаю всю ее подноготную! Вы, земляне, и те злосчастные гроасцы очень энергичны. Да, мы не можем жить между собой так, как это принято у вас. Сейчас мы деремся друг с другом очень сильно, сильнее даже, чем когда–либо раньше. Наши предки, постоянно враждовавшие племенами, и то так не воевали. Мы воюем изощренно. Старое правило: тресни меня по хребту, а я тресну тебя по башке — оно сегодня уже кануло в Лету, как примитивное. Но это наша жизнь и мы не нуждаемся в том, чтобы нас мирили чужеземцы!

— Хорошо, — прихлебывая из бутылки, сказал Ретиф. — А эта ваша Группа… Как она себя проявляет?

— Пока нас мало — тринадцать членов. Но мы уже имеем некоторые средства, не говоря, понятно, уже о желании. Мы не устанем работать, пока режим на планете не изменится!

— Вы что же, хотите раздать богатство всем без исключения и в равных частях?

— Мы не сумасшедшие. Добыча есть добыча, она будет нам наградой за нашу работу, за самоотверженный труд.

— Такова, значит, ваша идея Перераспределения! — воскликнул Ретиф, всплеснув руками.

— Да нет же! — Инарп, казалось, немного запутался. — Жадность! Самое разукрашенное, разодетое чувство! Обыкновенная вековая жадность!

— Реалистично, — заметил Ретиф. — Ну, хорошо, вы с добычей. А остальные как?

— В рабство. Скажем, вам, землянам, а? Купите?

— Откуда такие мысли?

— Вы, земляне, похожи на нас. И вы, и наша Группа — выше толпы и способны ею руководить. Это раз. Я слышал, что вы испытываете удовольствие, отнимая у одного его собственность и передавая ее другому. А наше Перераспределение — разве не та же самая штука? Это два.

— Порой трудно выбрать: у кого отнять и кому передать.

— Напротив, очень просто. Обладание собственностью — это подобие моральной проказы: владельцы собственности бедны духовно. Мы их собственности лишим.

— Но если затем передать ее таким, как вы, то вместе с нею придется автоматически передать и духовную скудость, не правда ли?

— Абсолютно разные вещи, землянин, — быстро проговорил Инарп, его руки изо всех сил вцепились в край стола. — Как насчет первой партии автоматов, танков, бомб, огнеметов? Мы ведь с вами будем заодно?

— Возможны административные проволочки, Инарп. Даже такой понятливый человек, как посол Паунцрифл, пожалуй, с трудом сможет поверить в то, что вы, простите за выражение, пока кучка оборванцев, являетесь законными наследниками престола планеты…

— А теперь я скажу самое главное, — Инарп понизил голос. — Ведь сегодняшний кризис на планете — это во многом расовые отношения.

— И что?

— Кажется, ты ничуть не взволновался, — разочарованно проговорил Инарп.

— Мне говорили, что стоит вам, землянам, только сказать это слово и вы уже начинаете подписывать чек…

— Небольшое преувеличение. Так или иначе, но этот термин едва ли применим в отношении Лумбаги. Ведь у вас нет рас в привычном понимании этого слова.

— Э, что это ты говоришь? — обиделся Инарп.

— Я заметил, — ответил Ретиф, — что у вас глаза или, скажем, уши ничем не отличаются от глаз и ушей, что живут самостоятельной жизнью где–нибудь в ближайшем леске.

— Ну хватит, Ретиф! Наш разговор принимает нежелательное направление…

— Нет, действительно, — невозмутимо продолжал тот. — У меня стойкое впечатление, что более высокие формы жизни на Лумбаге создаются простой комбинацией более низких форм.

— Я не желаю тут выслушивать твои бредовые эволюционистские доктрины! — взорвался Инарп.

— Успокойтесь. В том, о чем я говорю, нет никакого кощунства или оскорбления ваших патриотических чувств, — не унимался Ретиф. — Просто я хотел сказать, что, например, вы представляете собой венец комбинационного соединения отдельных…

— Обойдемся без перехода на личности, землянин!

— Но постойте, Инарп, ведь в сказанном мною нет ничего такого! Ну разве покажется обидным вопрос о, скажем, вашем возрасте?

— Не твоего это ума дело, Ретиф, запомни!

— Я полагал, что для переворота вам необходима помощь землян…

— Это так, но…

— В таком случае это именно моего ума дело, запомните!

— Что ж. Я точно не знаю свой возраст, — пробормотал подавленно Инарп,

— но согласно самым проверенным данным, цифра эта колеблется в районе четверти миллиона… Это, конечно, приблизительно. Даже если ты скостишь пару столетий, это не будет иметь ровно никакого значения.

— Понятно, — сказал Ретиф. — Значит, лумбаганец, у которого хроническая мигрень, больное сердце или сломана нога, просто–напросто обменивает поврежденный орган на новехонький? И вот наступает момент, когда его организм полностью обновлен и от старого не осталось и следа? Что же вы молчите?

— В общем, так и есть, — торопливо проговорил Инарп. — Вернемся лучше к тому, о чем говорили в начале…

— Так получается, что лумбаганец бессмертен?! Он никогда не умирает?! Но тогда возникает другой вопрос: а как же он появляется на свет?

— Что же это?! Для вас, чужеземцев, и правда нет ничего святого?! Ретиф?!

— Мой интерес имеет чисто научную окраску, Инарп.

— От ваших вопросов у меня создается впечатление, как будто меня окунают с головой в котел с кипящей смолой, — сказал лумбаганец. — Ты очень резво мыслишь. Вот и сейчас ты это показал. Но пропустил несколько моментов. Простейшие, так мы их называем, — свободно существующие в природе глаза, уши, различные железы, — могут соединяться в группы не более десяти особей. Например, ухо может объединиться с осязательным щупальцем или усиком. Рожденное таким образом существо будет обладать хорошей защитой от врагов — чуткий слух и тонкое осязательное чувство — это уже очень много! Затем подсоединяется пищевод. Имея уши и осязательные органы, он может уже не беспокоиться о том, что что–нибудь застанет его врасплох. Конечно, не все такие организмы выживают. Очень много так называемых эволюционных тупиков. Тогда существо распадается на составные части, которые затем, наученные горьким опытом, находят в дальнейшем более оптимальные сочетания. Несколько миллионов особей, олицетворяющих собой напряженный поиск, подбор, эксперимент — и пожалуйста: достаточно большое количество выживших организмов живут себе и наслаждаются этим! Отлично! Но!.. Существо, составленное из десяти Простейших, является венцом своего вида. Оно может почти бесконечно менять свои составные — ухо на глаз, глаз на нос, нос на нижнюю губу, — но оно не может перепрыгнуть за это число: десять! Десять Простейших, объединенные в один организм — это самое совершенное, самое сложное Простейшее. Дальнейшего восхождения, развития у этого вида нет.

— Но…

— Правильно: но! Что произойдет, если соединятся между собой два самых совершенных, самых сложных Простейших?.. Понимаешь меня, землянин?

— Стараюсь, Инарп. Говорите!

— Так, дальше. Два самых совершенных Простейших организма объединяются, и мы получаем Двойню. А если… Если соединятся две Двойни? Тогда мы получим Тройню. Эти существа великолепны, это настоящее произведение искусства. Но, к сожалению, большинство из них не выдерживает испытания жизнью. Большинство… но не все. А те, кто выживает…

— Они идут в своем развитии дальше, ведь так?

— Они идут в своем развитии дальше, и рождается организм Четвертой Ступени!

— А если… — начал до крайности взволнованный рассказом лумбаганца Ретиф, но был тут же прерван:

— Чушь! Какая чушь! Где ты этого понабрался, наглый землянин?! Четвертая Ступень — это наисовершеннейшие создания, это кульминация природы, это и есть тот самый лумбаганец, с которым ты сейчас сидишь за одним столом!

— Хорошо, хорошо, Инарп, успокойтесь. Я не скажу, что вы ответили на все мои вопросы, но все равно туман рассеивается, я благодарен вам за это. Но я так и не услышал от вас самого важного разъяснения. Почему вы, существа Четвертой Ступени, тратите так много времени и сил на то, чтобы расколотить друг друга на составные? Другими словами, как вы выбираете, кто ваш враг, а кто друг?

— А вот здесь–то и проявляются расовые отношения, в которых ты, землянин, отказал нам в начале нашего разговора. Когда лумбаганец уже не может поглотить другого для своих эволюционных интересов, начинается дискриминация. Порой она принимает просто немыслимые размах и формы. И тем не менее лумбаганцу на это наплевать, если… — Инарп чуть помедлил. — Если этот лумбаганец не является членом преследуемого и гонимого меньшинства.

— Любое меньшинство предполагает сходство своих членов хотя бы по одному–двум биологическим параметрам, — заговорил Ретиф. — А если каждый лумбаганец уникален, то…

— Кроме таких, как я, — пробормотал Инарп. — Мы не похожи друг на друга в пределах нашего меньшинства, но мы имеем НЕЧТО, чего не имеет ни один представитель ни одного меньшинства.

— Вы не способны к труду, не можете себя защитить, как это могут другие?

— Отнюдь, Ретиф. Это бы еще было ничего. Дело в другом. Мы — за счет этого НЕЧТО — стоим неизмеримо выше других, и это нам не прощают! Это наше качество — именно оно заставляет точить на нас ножи.

— И это качество называется…

— А вот это наш большой секрет! Видишь ли, землянин…

Инарп был прерван на полуслове внезапным шумом в соседней комнате. Что–то щелкнуло, раздался сдавленный возглас, затем звук сильного тяжелого удара, от чего перед Ретифом на столе запрыгали чашки. Через минуту такой же силы удар потряс дверь, по ее покрытой лаком деревянной поверхности пошли крупные трещины.

— Как я не догадался! — вскричал, вскакивая со своего места, Инарп. — Этот Фудсот… Он продал нас!

Внешне спокойно реагируя на происходящее, Ретиф был крайне взволнован. Он бегло осмотрел комнату в поисках запасного выхода. Увы, если не считать двери, в которую ломились сейчас непрошеные гости, единственным средством сообщения с внешним миром была вентиляционная отдушина, к тому же забранная решеткой.

— Ретиф! — крикнул Инарп. — Я обязательно свяжусь с то…

С ужасающим треском дверь ввалилась внутрь комнаты. Существо, ворвавшееся через образовавшуюся брешь, было семи футов роста, болотно–желтой раскраски с пурпурными и черными пятнами. Три огромных и чрезвычайно толстых ноги составляли две трети его тела. Его длинные, свисающие вдоль тела шесть рук плавно переходили в бугристые плечи, наполовину скрытые крепкими щитками наподобие черепашьего панциря, украшенные многочисленными шипами. Короткая и толстая шея венчалась огромной головой. Ярко–красные губы подрагивали и кривились, обнажая желтоватые длинные клыки. Здоровые, размером в теннисные мячи, глаза бешено вращались.

С диким ревом чудовище бросилось вперед на Ретифа. Тот успел опрокинуть навстречу ему стол, за которым он с Инарпом какие–то минуты назад спокойно потягивал «Пепси».

Пока монстр расправлялся со столом, от которого в разные стороны разлетались щепы и доски, Ретиф пробрался к выломанному выходу из комнаты. Обернувшись назад, он обнаружил, что члена Группы Перераспределения нет и в помине. Чисто инстинктивно Ретиф обратил взгляд вверх, на вентиляционную отдушину: решетка, которой она была забрана, была разломана, погнута и болталась на соплях.

В тот самый момент гигант, закончив наконец доламывать стол, опять странно взревел и атаковал Ретифа в лобовую. Тот еле успел выпрыгнуть из комнаты и захлопнуть за собой поднятую с пола дверь. Понимая, что закрыть проход сломанной и выбитой из петель дверью — это значит ничего не сделать для спасения, Ретиф ухватился руками за тяжеленный бар, стоявший, слава богу, тут же, и загородил им вход в комнату. Бар сразу же затрясся от ударов чудовища, упорно ломившегося к Ретифу.

Ретиф стал оглядываться в поисках спасения. Было темно, но он все–таки разглядел хозяина Фудсона, жавшегося к стене справа от землянина.

Ретиф вытащил его на свет и, схватив за горло, захрипел:

— Ты, грязный негодяй! Кто тебе заплатил?!

Дверка бара вместе с парой бутылок вывалилась на пол, и в проеме показалась огромная волосатая рука, рев монстра стал громче…

— Отпусти меня, землянин! Я ничего не могу тебе сказать!

— Зачем ты меня продал?! А, может, ты с Инарпом был заодно, а?!

— Ты знаешь так много, что, может, все сам и расскажешь?!

— Инарп всех обманул! Он развалился на Простейших и вышел через вентиляционную дыру, верно?

— Для землянина ты слишком много знаешь, — проворчал Фудсон, косясь на сотрясающийся от ударов изнутри бар. — Да, незавидный конец даже для такого плута, каким был Инарп.

— Конец? Ты сказал: конец?

— Да. Его части вернутся туда, откуда они прилетели на одну эпоху назад, чтобы слепить твоего приятеля. Простейшие будут искать новую комбинацию соединения. Они убедились на своем собственном опыте, что предыдущая оказалась нежизнеспособна.

— А он мечтал о смене режима, — сказал Ретиф. — Даже не верится… Я сейчас ухожу, Фудсот, но прежде ты мне расскажешь, почему нас прервали столь грубо? Я считал, что уже привык ко всем разновидностям лумбаганцев, но этот… таких я еще не видел, клянусь!

— Ходили слухи… Я сам точно не знаю, — неуверенно начал Фудсот.

— Почему ты замолчал?

— Я говорю, что по этому поводу ходили кое–какие слухи, но распространять их — вредно для здоровья, понимаешь? Ты, надеюсь, поможешь мне вытащить его оттуда и выпроводить?

— Боюсь, что нет, Фудсот.

— Ты… ты хочешь сказать, что бросаешь меня на произвол судьбы?! — трясущимися губами прошептал Фудсот.

— Я хочу жить, пойми это. А кроме того, у меня есть дело, которое я не имею право бросать. Я воспользуюсь черным ходом?

— Нет! — вскричал хозяин и как–то неуверенно продолжил: — У меня нет другого выхода, кроме парадного.

— Там–то меня и возьмут? Тепленького? Ты это имел в виду, мошенник? Спасибо. — Ретиф бросился на кухню и не ошибся: там была небольшая дверка. Она привела его на тропку, с обеих сторон закрытую от улицы высоким кустарником, изгородью и бочками с провизией для харчевни.

Было темно, и Ретиф продвигался вперед с большой опаской. Вдруг он услышал рядом с собой шорох. Из темноты выступила укутанная в глухой плащ долговязая фигура. В руках у незнакомца блеснуло дуло револьвера.

— Вот он, мое вознаграждение за долгое ожидание! Мышь полезла за сыром и угодила в ловушку!

— Вы меня называете мышью, Вилт? — спросил Ретиф спокойно. — Чего вы здесь околачиваетесь так поздно?

Гроасец отступил на шаг назад. Было видно, что он немного смутился.

— Откуда вы знаете мое имя? — прошипел он.

— А вы не помните? Господин посол представил нас друг другу неделю назад на банкете?

— Но какой предатель сообщил вам, что я буду здесь в эту минуту?

— Тот самый, что стоит сейчас за вашей спиной и вытаскивает из–под плаща пистолет.

Вилт дико вскрикнул и выронил из рук оружие. Ретиф не преминул его быстро подобрать.

— Бедняга Вилт! Вам не повезло, и это укрепляет меня в надеждах лечь в сырую могилу не сегодня, а чуть позже, — всплеснул руками Ретиф. Потом он наставил револьвер на его недавнего владельца со словами: — Кстати, а зачем вам понадобилась сегодня эта игрушка?

— Не буду от вас ничего скрывать, дорогой Ретиф. Мне было приказано доставить вас под страхом смерти к месту, где у вас состоится разговор с Самым Высокопоставленным Лицом.

— Самым высокопоставленным в гроасской иерархии?

— Естественно. Думаете, я стал бы угрожать револьвером дипломату — пусть даже двуглазому, как вы — ради его встречи с представителем низшей расы?

— Думаю, не стали бы. И о чем же у нас предполагался разговор?

— Думаете, я посвящен в дела и мысли Самого Высокопоставленного Лица? — Вилт все еще с опаской оглядывался вбок и чуть назад. — Во имя нашего знакомства, прикажите вашему приятелю отвести дуло пистолета куда–нибудь в другое место… Мало ли что бывает. — Голос Вилта дрожал.

— Он бы с удовольствием это сделал, — сказал Ретиф, — если бы он в действительности стоял за вашей спиной и вообще существовал в природе. Но его нет, и, полагаю, вам от этого станет спокойней. А теперь…

— О, эти земляне! — взвыл гроасец. — Какое двуличие!

— Не принимайте близко к сердцу, Вилт. Остались живы — этому и радуйтесь. Я–то вас просто обманул, а другой бы на моем месте и плаща бы от вас не оставил, согласитесь сами. Более того. Уговорили, я иду с вами.

— Вы?!.. Идете со мной?!.. — Все пять глаз гроасца округлились от изумления.

— А почему бы и нет? Еще не так поздно. — Ретиф разрядил револьвер и передал его обратно Вилту.

— О, как это благородно с вашей стороны, Ретиф! — прошипел Вилт. — Как жаль, что такое взаимопонимание между гроасцами и землянами встречается столь редко.

— Это верно, жаль. Все же давайте двигаться потихоньку. Вы не против? Будет некрасиво, если Самое Высокопоставленное Лицо будет вынуждено пребывать в томительном ожидании.

— Хорошие слова. Только давайте без ваших шуток, Ретиф? Один раз вы меня обманули, но будет жаль, если вы попытаетесь это сделать снова…

— Не беспокойтесь, Вилт. Я не хочу упустить верный шанс поговорить с Самым Высокопоставленным Лицом, уж поверьте.

— Не знал, Ретиф, что вы честолюбивы. — Уже совершенно успокоившийся Вилт толкнул землянина в спину дулом револьвера без патронов. — Как хорошо, что наши честолюбивые замыслы идут в одном русле. Ну, вперед! Я все–таки наставлю на вас револьвер, тогда нас никто не задержит.

Это была десятиминутная прогулка по гулким тротуарам гудящих от ветра улиц. Наконец Вилт остановился перед массивной дверью, вырубленной в довольно глубокой нише, выложенной плитами черного камня. Дверь открылась, и изнутри полился мягкий желтоватый свет. В дверном проеме показался гроасец, одетый в униформу Войск Поддержания Мира.

— Заходи, Двуглазый! — резко приказал Вилт. Ретиф прошел в холл, украшенный в гроасском стиле. Из холла дальше вела дверь, покрашенная лаком удивительно красочных морских оттенков. Охранник сзади подтолкнул его слегка в спину, и Ретиф открыл дверь.

За широким длинным столом сидел гроасец. Глаза его были скрыты под непроницаемыми очками ювелирной работы, с драгоценными камнями в оправе. Он поднял голову на вошедшего и указал ему рукой на стул.

— Без приключений? — спросил он своего чиновника на языке Ретифа.

— Ваше превосходительство были бы изумлены, узнав, насколько легко это было, — преданно заглядывая в глаза, закрытые дорогими очками, сказал Вилт. — Я сам был потрясен.

— Не надо упиваться земным благородством, — быстро сказал его превосходительство, переходя на гроасский язык. — Не умеете арестовать человека, так не надо говорить о его достоинствах! — Не спуская острого взгляда двух глаз со своего подчиненного, остальные три он перевел на Ретифа. — Я, — объявил он, — гроссмейстер Шлуш. Вы, насколько я понимаю, Ретиф?

— Совершенно точно, ваше превосходительство, — Ретиф шаркнул ножкой и вновь опустился на свой стул.

— Вы, — продолжил Шлуш неприязненно, — слишком заметны на общем лумбаганском фоне. Поэтому я многое о вас знаю.

— Польщен.

— Не веселитесь! — резко сказал Шлуш. — Ваша личность — ярчайшее олицетворение двуличности землян! Когда речь заходит о славной гроасской политике, о галактическом предназначении и миссии нашей цивилизации, то рядом где–то постоянно околачиваетесь вы или ваши дружки!

— Я только рядовой сотрудник Корпуса, гроссмейстер, — сказал Ретиф. — Кстати, а как вы здесь оказались? Я что–то не припомню вашего имени в списке аккредитованных на Лумбаге дипломатов…

— Не лезьте не в свое дело, чужеземец! — прошипел гроасец.

— Ах да, припоминаю, — невозмутимо продолжил Ретиф. — Вас ведь уволили в отставку после провала на Грабнарке–4…

Шлуш резко подался в направлении землянина, все его пять глаз теперь буравили Ретифа насквозь.

— У вас хорошая память, Ретиф! Но эра господства Земли подходит к концу, и ваша картотека ей уже не понадобится! У Великой Гроа есть сфера ее жизненных интересов, и никому отныне не будет позволено запускать туда свои грязные лапы!

— Дальше, — Ретиф спокойно прикурил от зажигалки, лежавшей на столе гроасца, и пустил первое кольцо дыма.

— Вы, — прошипел тот, — имеете честь быть первым землянином, посвященным в галактическую судьбоносность нашей политики, политики распространения нашей цивилизации!

— Надеюсь, что я буду достойным этой чести, — кротко сказал Ретиф, не показывая своих чувств.

— Нам известны многие ваши дела и, поверьте мне, как только те аппараты, что установлены в подвалах моего скромного жилища, будут настроены, вы получите награду за все!

— Я думал, что помимо угроз, — невозмутимо заговорил Ретиф, — состоится еще и какой–то разговор.

— О, не сомневайтесь, он состоится, — зашипел Шлуш. — Но, однако, как вы проницательны, Ретиф!..

— Вовсе нет. Мне сообщил об этом Вилт.

— Разглашаешь государственные тайны, мерзкий бездельник! — Гроссмейстер испепелил Вилта своим взглядом.

— Но ведь я думал, что ему уже можно, ведь он теперь у нас и…

— Тебе очень хочется вместе спим посетить мои подвалы? — Гроссмейстер повернулся опять к Ретифу. — Чего–нибудь желаете?

— Бренди, если можно, — улыбнулся землянин.

— Эй, ты!.. — крикнул Шлуш в направлении одного из охранников. — Бренди двуглазому!

Охранник чуть помедлил, но потом ушел, а Шлуш сказал:

— Я приказал ему принести вам ваше питье. Оно настолько непривычно для нас, что мы его даже не держим здесь. Но он найдет.

— Преисполнен благодарности за ваше беспокойство, — ответил Ретиф галантно. — А теперь, если не возражаете, перейдем к делу.

— К делу? Мой дорогой землянин, вы, кажется, все еще не понимаете… Это я вас должен просить перейти к делу, а не наоборот!

— Отлично. Что бы вам хотелось узнать от меня прежде всего остального?

— просто спросил Ретиф.

— Ну, начните хотя бы с секретных военных директив Земли в отношении этой планеты, планов вашего вторжения, со дня и часа этого вторжения, с порядка работы вашей миссии в этой связи…

— Мне не потребуется много времени для ответа вам, — сказал Ретиф. — Он будет такой: всего, что вы сейчас перечислили, не существует в природе.

— И вы хотите, чтобы я поверил в то, что такая организация, как ваш Корпус, навестила этот мир лишь для того, чтобы продать несколько цистерн «Пепси» местным дикарям?

— Для чего же, по–вашему?

— Агрессия — вот для чего!

— Агрессия? — За неимением пепельницы Ретиф стряхнул добрый дюйм пепла прямо на полированную поверхность стола гроасца. — Против кого?

— Против той болотной дыры, которая называется Лумбагой!

— Кому же, по–вашему, она должна достаться?

— Нам, кому же еще?.. Я хотел сказать, что… она не должна достаться вам! Под красивыми словами о расовом примирении вы скрываете гнусные захватнические планы. А мы, гроасцы, действительно делаем все, чтобы планета была подготовлена к дальнейшему развитию в сотрудничестве с более высокой цивилизацией.

— Замечательно! — воскликнул, улыбаясь, Ретиф. — А для того, чтобы подготовить, как вы выражаетесь, планету к дальнейшему развитию, совершенно необходимо ввести некоторое количество гроасских войск сюда, не так ли? А там недалеко и до того, что вы возьмете в пользование несколько здешних островов — исключительно для блага лумбаганцев. И потом, может быть, вам потребуется некоторый процент национального богатства Лумбаги и ее воины для того, чтобы защищать Лумбагу от корыстных захватчиков типа нас, землян? Ну и, конечно, небольшое вознаграждение вам за труды по благоустройству Лумбаги, по воспитанию ее жителей в духе Великой Гроасской Цивилизации?

— Я вижу, вы довольно хорошо представляете себе ситуацию, ее развитие и результат, — признался Шлуш. — Но вы тут больше говорили о нас, а каковы ваши планы? Не бойтесь опускать детали, у меня есть в подвале специалисты, которые и без вашего желания узнают все, подсоединив куда надо пару проводочков. Пока обрисуйте только основные контуры. Пожалуйста.

— Вы полагаете, что у нас есть какой–то план, гроссмейстер? — спросил Ретиф.

— Не смешите меня. Говорите, у нас мало времени. Нам надо обдумать не только ваши планы, но и поработать над нашими.

— А господина Джига, посла с вашей планеты, вы посвятили в ваши планы?

— Джит — всего лишь слуга, обладающий, правда, большими полномочиями, — сказал Шлуш. — Посвящать его в галактические замыслы было бы неразумно по многим причинам. Пользы бы он принес мало, а от основной своей работы отвлекся бы…

— Но тогда кто… Кто является вашим начальником, Шлуш?

— Любопытство желательно проявлять в определенных пределах, Ретиф, — прервал его гроасец. — Но если я вам скажу, что это совершенно особенное лицо, супергроасец с железным характером, не могущий стоять в стороне, как он сам говорит, когда Лумбагу уводят у нас прямо из–под носа. Вы с ним скоро познакомитесь.

— Постойте, — прервал его Ретиф. — Насколько я помню, тот капитан, что первым занес Лумбагу на карты Галактики, был землянином. Он здесь оставался довольно долгое время, торгуясь с туземцами. Кстати, в его рапорте не было ни одного слова о сверхагрессивности лумбаганцев.

— Просто ему повезло: он прилетел в период перемирия, в то время они еще случались периодически, — заметил Шлуш, — но…

— Второе упоминание о Лумбаге относится к десятилетней годовщине ее открытия нашими астронавтами. Тогда еще вышла небольшая ссора между нашим исследовательским кораблем и вашим военно–десантным ботом, припоминаете? К тому времени гроасцы уже крепко обосновались здесь…

— Да, да, точно. Наши десантники просто приняли соответствующие меры по борьбе с нелегальным туризмом. И кстати…

— Хороши меры — стрелять по безоружному научному судну! — Ретиф смягчил резкость слов благодушным выражением лица. — Земля не могла не принять этот вызов и пришла сюда с необходимым эскортом. Однако вспомните, мы не стали использовать нашу силу, а вот вы…

— Прекрасно все помню. Поистине величайшая бдительность посланцев Гроа обрекла на неуспех наглые провокации Земли!

— И вот тогда–то и были замечены дикие местные обряды, — продолжил Ретиф, пропустив мимо ушей реплику Шлуша. — А вместе с этим открылись и факты того, что ваши посланцы почти в открытую проворачивали здесь закупки внутренних органов гуманоидов…

— Это же самостоятельные существа! Они приобретались для наших зоопарков, — прошипел Шлуш. — Интерес гроасцев к экзотическим видам дикой природы всем известен…

— А это вызвало немало вопросов. Высказывались даже теории о том, что вы «разбираете» лумбаганцев на Простейших и потом «собираете» обратно в определенном порядке, чтобы созданный индивид удобно было использовать в вашем хозяйстве.

— Боже, как извращено ваше сознание! Кроме того, ведь мы прекратили это почти сразу же из уважения к предрассудкам местных жителей и из–за того, что мы будем неправильно поняты такими, как вы, земляне.

— Еще бы вы это тогда не прекратили! Ваше положение было на волоске от критического… Впрочем, войны на планете «с успехом» продолжаются, и никто не в силах будет проследить, если вы вздумаете продолжать такого рода «торговлю».

— Покончим на этом, я не имею ни малейшего желания слушать лекцию о лумбаганской истории! — зашипел Шлуш. — Поговорим лучше о зле, которое взращивается в кабинетах нашего Корпуса!

В этот момент дверь зала резко распахнулась.

— Пусть простят верного слугу за вторжение без доклада, — заговорил торопливо показавшийся охранник, — но…

— Как ты посмел так врываться?! — вскричал Шлуш, вскакивая из–за своего стола. — Ты, мерзкий бездельник! Кто это там с тобой?

Охранник, не говоря больше ни слова, шатающейся походкой стал входить в зал. За ним шел лумбаганец. У него был один единственный глаз, три ноги, огромный рот, и в руках здоровенный, но устаревшей марки пистолет.

— Выкинуть его немедленно! — заорал Шлуш, обращаясь к Вилту, который жался к самой дальней стене.

— Я… Я… забыл з–зарядить револьвер… — лепетал тот, проклиная в душе Ретифа и роняя бесполезное оружие на пол.

— Кто из вас, чужеземцы, здесь главный гроасец? — резко и требовательно спросил вошедший.

— Вилт, я тебе приказываю… — уже по инерции шипел Шлуш, завороженно глядя на пистолет лумбаганца, смотревший ему в грудь своим черным жерлом.

— Зачем и кому это надо знать? — спросил он, обращаясь уже к лумбаганцу.

— Кое–кто очень хочет с ним повидаться, — сказал тот. — Поторопитесь, — продолжил он, оглядывая по очереди всех присутствующих, — он не любит долго ждать.

«Надо полагать, — подумал Ретиф, — это и есть начальник Шлуша».

Лумбаганец посмотрел на свои часы, купленные на базаре у землянина, марки «Дэйл–Эванс».

— Быстрее! Через полчаса я меняю свое амплуа и мне уже будет наплевать и на вас, и на того, что хочет с вами увидеться. Но я люблю всякое дело доводить до конца!

— Ну, что ж… — начал Шлуш, поднимаясь с кресла.

— Спокойно, Шлуш, — сказал вдруг Ретиф. — Очень тронут тем, что вы хотели меня выгородить, но надо быть честным. Эй, вы! Я пойду с вами.

— Пытался обмануть меня? — засмеялся лумбаганец, наставляя на Шлуша свой пистолет, покрытый со всех сторон ржавчиной. — Тебя бы пристрелить за это! Ну да ладно. Патроны я изготовил сам, хотя это было нелегко. Так зачем их тратить без пользы, верно? — С этими словами он перевел дуло на Ретифа.

— Пошли, приятель, — он чуть помедлил, но вдруг сказал: — Все вы, чужеземцы, для меня на одно лицо, но ты, сдается мне, чем–то все–таки от них отличаешься. — Он переводил взгляд с Ретифа на охранника, стоявшего в углу, потом на Вилта, на Шлуша. — Две ноги… Живот… Одна голова… А, вот! У них по пять глаз, а у тебя только два — это какое–нибудь неприятное воспоминание для тебя? Небольшое побоище с дружками?

— Дефект от рождения, — мрачно выговорил Ретиф.

— Извини, приятель. Не подумай, что хотел обидеть. Ну и черт с ними, с остальными глазами. Глянь на меня — я и вовсе одноглаз, ха–ха!

 

7

Когда Ретиф, конвоируемый лумбаганцем, покинул наконец притихший домик, в котором размещался штаб Самого Высокопоставленного Гроасского Лица, и вышел на улицу, в лицо ему ударил довольно сильный свет от двух лумбаганских лун. Одна большая, больше земной, а другая совсем маленькая.

— Думал, что повидаю в эту ночь тайных чиновников Гроа, а оказалось, что и вождей тоже доведется, — говорил сам себе вслух Ретиф. Тем временем они повернули назад на запад, к побережью. — Куда вы меня ведете?

— Узнаешь, — коротко бросил лумбаганец, вращая своим единственным глазом во все стороны, стараясь предупредить возможные препятствия на их пути. — Главное, добраться без проблем.

— Вы ожидаете нападения? — спросил Ретиф.

Лумбаганец кивнул.

— А как же! — сказал он мрачно. — С какой стати сегодняшний вечер должен отличаться от прочих?

— Я думал, что уличные баталии — радость для здешних жителей, — продолжал Ретиф начавшийся разговор. — Во всяком случае каждый лумбаганец всегда готов перерезать горло кому–нибудь, если представится возможность. А в вас что–то немного энтузиазма.

— О, небольшая потасовка на улице или приятельская драка в баре, или соседская поножовщина на базаре — это, пожалуйста! Я такой же, как все. Но у всего есть свои пределы. Если откровенно, господин… э–э… как тебя зовут?

— Ретиф.

— Меня Глут. Так вот, как я уже говорил, Ретиф, всему есть свои пределы. Мне надо немного остепениться, отдохнуть от всего этого. Мне уже столько попадало, что самое время попроситься в отпуск, понимаешь? Здесь многие такого же мнения.

— Тогда почему же вы продолжаете?

— Это нелегко объяснить чужеземцу. Я просто плыву по течению. Все, что не мешает мне, я согласен оставить так, как есть, но бывает тако–о–е!.. Некоторые побоища просто невыносимы! Ты понимаешь, о чем я?

— Пытаюсь понять, — сказал Ретиф. — Кстати, ваш пистоль… Он еще стреляет?

Глут и сам с сомнением покосился на свое оружие, но тут же грозно сказал:

— Не беспокойся. Всякий, кто посмеет выпрыгнуть на нас из кустов, получит такую плюху, что утром долго будет думать, какой орган заменить сначала. — После этих слов Глут как–то погрустнел и добавил: — Правда, заряда хватит, пожалуй, только на одного молодчика.

— На единственный выстрел? — Ретиф стал лихорадочно соображать. — Послушайте, как у вас с меткостью?

— Обычно я попадаю — куда целюсь — с первого раза.

— Как насчет той вывески? Даю пять монет.

— Шутишь? Я снес бы ее ко всем чертям при любой погоде.

— Говорить легко, — подзуживал Ретиф, с удовлетворением отмечая поднявшийся ветерок, который стал раскачивать тот кусок жестянки, в который он предлагал Глуту всадить его последний заряд. — Я слышал, вы, лумбаганцы, друг в друга на расстоянии десяти шагов не попадаете.

— Ты слышал?! — презрительно сказал Глут. Поднял свою пушку. Б–бах!!!

Вывеска подлетела высоко в небо, разваливаясь в полете на части. На тихой улочке звук выстрела отозвался грохотом настоящего землетрясения.

Когда Ретиф пришел в себя, он услышал, как впереди хлопнули сразу несколько дверей, раздались гневные вскрики. По мостовой застучали чьи–то подошвы. Шаги стремительно приближались, но пока в темноте ночи ничего не было видно.

— Что ты наделал?! — зашептал Глут. — Все из–за тебя! Давай, пора отсюда ноги уносить! — Он развернулся и бросился назад по дороге, по которой они еще пять минут назад спокойно шли и болтали. Из боковой аллеи вдруг выскочили сразу несколько фигур в темно–красных плащах.

— Вон они! — раздался хриплый крик. — Хватайте этих недоносков!

— Давай туда! Наверх! — прохрипел Глут. — Быстрее!

Ретиф отыскал ступеньку лестницы, ведущей вверх по шершавой каменной стене. Вот он уже преодолел нависший карниз. Секундой позже за его спиной показался карабкающийся Глут. Еще минута, и снизу раздался яростный, но уже не страшный вопль опоздавших преследователей…

— Они были совсем близко! — переводя дыхание, горячо шептал Глут. — Это ребята из Городской Стражи. К ним лучше не попадаться.

— Они вояки из кадровых? — спросил Ретиф.

— Да. Свое дело знают.

— Но я слышал, что вы очень часто меняетесь ролями?

— Правильно. Когда свисток просвистит, наступает пятиминутная пауза, в течение которой даже полицейские с ворами меняются местами.

— Цивилизованно, — произнес Ретиф.

— Побережье уже близко, но… — Глут посмотрел на свои часы и хлопнул себя по коленке. — Эх, что же ты наделал, Ретиф! Пришло и мне время сменить баррикады. А ведь, приведи я тебя, куда вел, получил бы неплохие денежки! Да что там денежки, я же просто должен был!

— Вы могли бы объяснить им, что нас задержали…

— А дальше? Передать тебя им? Этим бездельникам, с которыми я по недоразумению еще полчаса назад был в одной компашке? Да если даже я и приду к ним сейчас с повинной за опоздание, они с меня шкуру спустят.

— Разве они не сменили баррикады вместе с вами?

— Может быть, но теперь все равно у них своя дорога, у меня своя. Чужеземцу этого не объяснишь. Даже я сам иногда запутывался. — После этих слов Глут осторожно подполз к краю крыши, чтобы глянуть вниз.

— Сдается мне, — сказал он, — что все эти наши дела уже вышли из–под контроля. В эти денечки ни один молодчик не скажет с уверенностью, кого он будет бить через пять минут.

— А как быть с нами? — спросил Ретиф. — С чужеземцами? Как нам разобраться, если даже вы этого не можете сделать?

— Вы — в стороне. То, что я тебя сцапал — это что–то новое. Ну, а теперь я переменил лошадок, и ты можешь ничего не бояться, никуда я тебя больше не поведу. Откровенно, Ретиф, я слышал, что у вас, гроасцев, довольно поганые душонки, но ты смотришься славным парнем. А я все–таки подамся в порт обратно… Что–нибудь придумаю.

— А к кому вы меня все–таки тащили, Глут?

— Один молодчик. С острова Гру. А зачем тебе?

— Хотел бы с ним познакомиться. Он же вызывал меня.

— Ник чему это теперь. Сейчас я член одной портовой шайки, и у нас наклевывается одно дельце.

— А если я пойду с вами?

— Прости, но я тебя на Гру уже не поведу, да и нет у меня времени водить туриста по местным достопримечательностям. — С этими словами Глут встал и уже хотел было спускаться, как метрах в трех перед ним возникли три фигуры, все в тех же темно–красных плащах.

— Вот они где! — раздался в темноте грубый крик. — Хватай!

Не долго думая, Глут бросился на них. В воздухе мелькнули увесистые кулаки, и вот уже один из стражников с воплями откатился в сторону от общей свалки. В ту же секунду на Глута прыгнули остальные двое и, раскачав его за руки, впечатали головой в оказавшуюся поблизости печную трубу. Они не заметили Ретифа, и это было их ошибкой. Тот напал на них сбоку и отвлек от Глута. Еще секунда — и лумбаганец пришел в себя. Еще секунда — и один из стражников в облаке своего развевающегося плаща полетел с крыши вниз головой. Последний противник получил от Ретифа сильнейший удар коленом прямо в лицо — тут уж было не до этикета — и без звука повалился на землю.

— Вот это драка, Ретиф! — смеялся и потирал руки Глут. — Ты вел себя по дружбе, вот это я понимаю! Как друг!

— Или как враг. Это смотря по тому, как вы отнесетесь к этому, когда в следующий раз будете менять баррикады.

— Это верно. Но в настоящий момент я считаю, что ты показал себя недешево! Смотри–ка: больше никого не видать в округе — чистая работа.

— Так ли уж вам обязательно затесываться сейчас в банду пиратов?

— Это, старик, уже решено. Команда выбрана, и осталось только поднять паруса.

— Как лицо дипломатическое, — заметил Ретиф, — я не могу одобрить ваш выбор.

Глут покачал головой.

— Тебя я не привел и ребята будут сердиться, но я им в конце концов что–нибудь наплету. К тому же ты был нужен тому молодчику с Гру, а мы ведь джонка: сплавай туда, сплавай сюда. А кроме того, пять минут назад я дал понять стражникам, что по крайней мере на сегодня я не на их стороне. А тебе, чужеземцу, я вообще советую лечь пока на дно.

— Хорошая мысль. На борту вашей джонки меня скорее всего найдут враги.

Глут вздохнул и достал из кармана пистолет.

— Я не хочу казаться неблагодарным, Ретиф, но… Ты сам понимаешь…

— Единственный выстрел, помните?

Глут озадаченно смотрел на пистолет и на Ретифа, потом хлопнул себя по лбу и захохотал:

— Ах ты, плут! Я должен был тогда догадаться! — Он весело посмотрел на Ретифа. — Но скажи, почему нам не разойтись все–таки каждому в свою сторону?

— Трудно объяснить… Понимаете, пропал один человек и мне надо его отыскать. Мне кажется, что тот молодчик с Гру, который требует к себе главу гроасского штаба, где вы меня сегодня арестовали, знает о пропавшем. Вы все еще можете доставить меня к нему и сдать с потрохами. Ведь, насколько я помню, за это платили какой–то выкуп? Зачем же его упускать? Я, как товар, ценюсь довольно высоко. А вы, как торговец, прекрасно можете поторговаться.

— Нельзя сказать, что это самая плохая идея, — задумчиво проговорил Глут. — Хорошо, я сдам тебя Гру. Это ведь в конце концов твой начальник. Но тебя еще надо туда довезти на нашей джонке, а на ней ребята простые… Они не цацкаются с чужеземцами.

— Постараюсь спасти свою шкуру.

— Да уж! Пиратская джонка длиной в шестьдесят футов — прекрасное местечко, чтобы спасать там свою шкуру. Ну, в конце концов это твои проблемы, а не мои. Главное для меня, это то, чтобы ты дожил до той минуты, когда со мной расплатятся. И ты доживешь до той минуты.

 

8

Запах рыбы, водорослей и гнилой древесины доносился с джонки, стоявшей в гавани под треугольным парусом. Рослый лумбаганец, довольно средне раскрашенный и довольно просто устроенный по сравнению со своими соотечественниками, вышел из тени, чтобы загородить дорогу приближающемуся Глуту и Ретифу.

— А, это ты, Снулт, — окликнул его Глут. — Это Ретиф. Он пришел посмотреть на наш рейс глазом чужеземца.

— Да? — спросил Снулт. В его голосе одобрением и не пахло. Он бросил назад через плечо короткую команду, и перед гостями показались еще двое здоровых аборигенов. — Выбросьте–ка этого шпиона рыбам на ужин. — Шпионом он назвал Ретифа. — А этого подвесьте на нок–рее на полчасика. Пусть оттуда расскажет нам, почему так опоздал. — Он повернулся к Глуту и Ретифу спиной, сплюнул и развинченной походкой моряка отошел в тень.

Зато на первый план вышли два его приятеля. С каким–то даже деловитым выражением лиц они направились к Ретифу. В самый последний момент он сделал «нырок» вниз и в сторону, захватил руку ближнего к нему лумбаганца и по всем правилам земной борьбы айкидо развернул ее в сторону противоположную сгибу локтевого сустава. Бедняга, чтобы избежать перелома, стал нагибаться головой вперед и в самый неожиданный момент натолкнулся носом на колено Ретифа.

С ним было покончено: вопя от боли, он полетел с пирса в воду. Второй бродяга сделал неожиданный, как ему казалось выпад, но Ретиф упредил это нападение и пресек его в самом начале, нанеся сопернику прямой удар в челюсть. В воздухе сверкнули раскинутые руки, и через секунду лумбаганец присоединился в воде к своему барахтающемуся там товарищу.

Ретиф оглянулся и увидел Снулта, который не успел, оказывается уйти, а теперь было уже поздно. Тяжело вздохнув, он, понимая, что бежать бесполезно, сделал попытку выйти сухим из воды и, глядя через плечо Ретифа, сказал с уважением:

— Хорошая работа! Сразу двое!

Сзади к нему неслышно подошел Глут и без всяких церемоний, схватив его за ноги, опрокинул в темнеющую глубь воды.

— Трое, — поправил он Снулта, голова которого только что показалась на поверхности, быстро уносимая течением прочь от пирса.

Глут протянул свою шестипалую ладонь Ретифу.

— Морское путешествие, кажется, вот–вот начнется. Но если здешние порядки меня устраивали еще сегодня утром, то теперь положение изменилось. Обойдемся без них. Мы свергли Снулта и теперь я капитан этой джонки, Ретиф! Поднимаем якорь, пока сюда не прибежал взвод отборных фараонов поболтать с нами о тех парнях, что барахтаются в сливной грязи, ругая нас на чем свет стоит.

Через минуту Глут уже важно поднимался по трапу на свое судно, на ходу хрипло выкрикивая приказы.

Команда не задавала много вопросов и, надо отдать ей должное, быстро смирилась со сменой начальства. Особенно после того, как Глут раздал пару крепких плюх нерасторопным и замечтавшимся.

Снарядить и вывести корабль в открытое море из спокойной водички бухты было делом от силы часа.

— Наша цель на сегодня — партия товара с самой захудалой в округе барки. Зато груз — фуф! — говорил Глут своему новому другу, когда они — через час после выхода их бухты — лежали на корме в гамаках, посасывая доморощенный эль и любуясь залитыми лунным светом джунглями проплывающего мимо острова. — Он идет из Дэлариона. Это через несколько островов к западу отсюда. Фуф изготавливается только там: свои мастера, свои секреты. Отличный наркотик! Несколько капель фуфа в твоем кальяне — и тебе уже больше ничего от жизни не надо.

— А эта барка, с которой мы хотим встретиться… Это ведь торговля наркотиками, насколько я понимаю? Законом запрещено, не так ли?

— В открытом море о законе лучше не заикаться — здоровее будешь, — сказал, улыбаясь, Глут. — На земле — другое дело. Там жизнь поганая, ты сам видел. Но знаешь… Я бы назвал торговлю фуфом полулегальной. За товар ведь платятся налоги. Если, конечно, таможенники не настолько тупы, что не могут взять их. За товар взятки раскидываются направо и налево. Правда, недавно эти ребята потеряли свое самое лучшее судно, «Пикадилло», вместе с командой. Без него они сейчас еле сводят концы с концами. — Он стал вглядываться вдаль. — Эта халупа уже должна вертеться где–то за тем островом, и скоро мы ее увидим.

— Вы вроде бы в курсе оппозиционных настроений на Лумбаге, да? — спросил вдруг Ретиф.

— Я должен бы, конечно, знать об этом всю подноготную. В прошлую неделю, когда я работал на плантациях фуфа, по горло наслушался всяких россказней об оппозиции или как ее там…

— На плантациях фуфа? Но ведь это же, как вы говорили, на Дэларионе? Я не знал, что вы, лумбаганцы, способны менять место жительства как перчатки.

— Я был там военнопленным. Когда однажды сменялась охрана, я получил возможность оттуда убраться и я убрался. Кстати, обрати внимание на тот бот, на котором мелькает световая дуга на угольных электродах. Это Островная и Береговая Стража. По идее они здесь не должны сейчас околачиваться, но никогда наперед не знаешь, где вляпаешься в них.

— Я вижу, вы хорошо подготовились к рейсу, раз просчитали даже их маршрут.

— Как же! Мне ли не знать их маршрута, если еще месяц назад я сам был фараоном на этом боте!

— Вы, лумбаганцы, чуть ли не каждый день меняете свое амплуа. Наверно, такие смены подвертываются не всегда кстати? — спросил Ретиф. — Иной раз я представляю, как вы палите себе в лоб, искренне думая, что перед вами враг.

— Привыкнуть можно ко всему, — философски заметил Глут. — Мы привыкли и к этому.

— А не Гру ли это по правому борту? — спросил Ретиф, показывая рукой на темные очертания. — Не пора ли поворачивать к нему?

Глут зевнул.

— Чуть попозже, может быть, — лениво сказал он. — Я решил, что можно обойтись и без всякого выкупа — хлопот не оберешься. А я, знаешь, предпочитаю тянуть добрый эль на ночной палубе и вдыхать запах водорослей, чем ощущать, как твое тело расползается на глазах и удирает по частям в разные стороны…

Его слова были прерваны шумом в районе фок–мачты. Он вскочил и стал оглядываться. У мачты собрались матросы и что–то кричали, показывая руками в море. Глут взял бинокль. По левому борту стремительно приближалась смутно угадываемая большая тень…

— О, боже! Сдается мне… Неужели это Бламп?.. — Глут рванулся на нос, крича своим матросам: — Эй, вы что, ослепли?!

Те все побледнели, как смерть, не в силах пошевелиться. Громадина подползала теперь медленней, но неумолимо. По воде сверкнул ослепительный луч света прожектора.

— По тормозам, ты, трюмная крыса! — раздался усиленный мегафоном крик с подходящего судна. — По тормозам, если не хочешь получить доброе ядро под ватерлинию!

— Ах ты, дьявол! — проревел Глут. — Это не барка! Это Фунт! — он повернулся к Ретифу. — Я узнаю этот голос из миллиона. Он часто меняет баррикады, но когда плавает пиратским капитаном — держись. Другого такого в округе нет…

— Капитан! — крикнул один из матросов Глуту. — Дать быку под бок?

— Напомни дать тебе по морде, когда мы выберемся! Ты ведь знаешь — нам нечем палить! — крикнул в ответ Глут.

— Есть одно ядро! — раздался тот же голос.

Глут захохотал.

— Не сметь прикасаться к пушке! Я сам!

Он взбежал на корму и, сорвав с литого ствола черный чехол, стал разворачивать пушку на рельсах в направлении неприятеля.

— Тебе, гроасец, лучше убраться пока куда–нибудь, — крикнул он Ретифу.

— Это не плац для демонстраций некомбатантов!

— Ничего. Я побуду здесь, если не возражаете. И если бы я был капитаном, я правил бы к берегу.

— К берегу? Еще паники в команде мне не хватало! Каждому известно, что Гру кишит дикими обжорами, у которых кроме брюха и клыков ничего нет! И еще ноги, длинные ровно настолько, чтобы обрушиться на добычу сорокафутовым прыжком!

— В таком случае вы, видно, неплохой пловец!

— Не беспокойся, Ретиф, у Фунга все перепились и ближе чем на сто ярдов не попадут. Получай–ка, Фунг, дружище! — С этими словами Глут поднес к стволу пушки фитиль. Раздался выстрел, запахло порохом. Все стали прислушиваться. Увы, судя по звуку всплеснувшейся воды, выстрел был неудачным. Зато с неприятельского судна мегафон стал доносить до Ретифа самые грязные ругательства, которые ему приходилось слышать здесь, на Лумбаге. Вслед за этим наступила недолгая тишина, и через несколько секунд прямо у кормы, там, где стоял Глут, взметнулся в воздух гигантский фонтан воды.

Глута отбросило далеко в сторону. Ретиф крикнул ему:

— Так или иначе, Глут, но, похоже, вы потеряли судно — мы тонем!

Послышались вопли матросов, которые оказались вдруг по колено в воде. Глут заревел:

— Я знал, что все так кончится! Мы расползаемся по швам!

Судно внезапно накренилось, и с носа на корму покатились тяжелые бочки. Придавило матроса, и тот истошно заорал. Осадка была уже довольно низка, и вода перехлестывала через оба борта. Одного из матросов смыло за борт. Второго тоже потянуло, но он успел зацепиться за канат. Ретиф завороженно глядел на него. Матрос понимал, что канат гнилой и долго не выдержит, но упорно продолжал за него держаться. Вдруг Ретиф издал сдавленный крик: он увидел, как тот матрос прямо на глазах стал опадать, словно карточный домик. Десятки освободившихся Простейших, следуя инстинкту самосохранения, по воздуху отправились на берег, видневшийся невдалеке.

— Эй, Ретиф, — крикнул Глут. — Может быть, наши органы еще как–нибудь встретятся друг с другом и мы опять возродимся… А, прости, забыл, что ты монолитен… У тебя совсем нет надежд. Нам во что бы то ни стало надо добраться до острова!

— Поплывем, это недалеко!

— У тебя нет другого выхода, а я решил… как тот парень у каната, видел?

— И вы верите в эти басни о воскрешении? Я пошел! — С этими словами Ретиф бросился в пенящуюся темную воду вниз головой. Он нырнул. В глубине моря было спокойно. На миг ему показалось, что он видит на дне доску с надписью: «Пикадилло». Со всех сторон к берегу проносились рои Простейших: глаза, уши, носы, железы…

Ретиф стал подниматься к поверхности, чтобы глотнуть воздуха. Рядом он увидел барахтающегося Глута.

— Это была моя первая команда! — кричал он, перекрывая шум волны.

— Не время впадать в меланхолию! — ответил Ретиф.

Был холодный вечер, но вода оказалась теплой, и это вселяло надежды на спасение.

Скалы Гру поднимались смутными тенями прямо по курсу. Уже можно было различить даже пляж и отдельные деревья. В небе нависали тяжелые дождевые тучи. Глут пальцем проверил направление ветра. Прислушался. Ретиф заметил, что его приятель весь напрягся в слухе.

— Что–нибудь слышно? — спросил он чуть обеспокоенно.

— Да. Как будто кто–то хлюпает по грязи.

— Это просто вода, стекающая с ваших ног, — предположил Ретиф.

— Да? Может быть…

Из облаков показалась маленькая луна. Ретиф при свете ее обследовал пляж, до которого они уже добрались. Совсем рядом он обнаружил наполовину засыпанный песком бочонок. На его днище было написано что–то. Ретиф пригляделся… Вот это да!

— По крайней мере, Глут, — сказал он весело, — нам не приходится жаловаться на плохое снабжение. Вам доведется, как видно, вкусить отличный земной коньяк!

— Неплохо, — одобрил лумбаганец, когда пробка была выбита и спасшиеся сделали по первому глотку. — Как будто пьешь горячую нефть. Но мне это нравится! — Он сделал еще глоток. — О, клянусь дьяволом, эта штука мне нравится! Я вдруг подумал, что спастись — это совсем неплохо. Даже если попал на этот поганый и мрачный остров.

— Я вижу, вы заправский пьяница! — воскликнул Ретиф, беря из рук Глута бочонок. — Лучше остепениться пока. Нам, судя по всему, еще понадобится ваша зоркость и ваш слух.

— Остепениться? Не сделав и пары хороших глотков? И зачем нам моя зоркость и мой слух? Мы будем играть в прятки?

— Хорошо, если мы будем в одной команде, — сказал Ретиф, убирая со своего лица улыбку. — Смотрите, — он указал лумбаганцу на трехпалый след, глубоко отпечатавшийся на сыром песке.

Глут внимательно осмотрел находку.

— Да это же… Да это же земляне! — заорал он. — Помнишь, у старика Шлуша, который меня обманул, были такие же лапки? Это земляне — вопрос ясен!

— Сомневаюсь, — сказал Ретиф. — Длина следа восемнадцать дюймов…

— Неужели у землян не найдется пара–тройка таких верзил? — Глут стал поднимать руку надо головой: — Вот такие? Вот такие?

— Для землянина это слишком высоко, — сказал Ретиф. Он пошел по следу, который вел от пляжа к опушке леса.

— Найдем долговязых землян и устроим добрую пирушку! — весело кричал Глут.

— Вы перестали быть бдительным по отношению к ним, Глут.

— К черту! Теперь земляне — мои друзья! И гроасцы — мои друзья! Мне теперь все друзья! Даже он! — Глут указал на пролетающий мимо шишкообразный гипофиз. — Эй, приятель! Вали к нам!

Гипофиз приземлился на голове Глута.

— На редкость привлекательное создание, — усмехнулся Ретиф. — Но даю вам совет: ни кричите так громко.

— А что? Кто–то подслушивает? — Глут слегка пошатывался. Вечер был наполнен тревогами, а с помощью коньяка он расслабился. — Если здесь, за деревьями, прячутся вооруженные дикари, то пусть они убираются! — Гипофиз внезапно вспорхнул с его головы и быстро улетел. — Эй, куда ты?.. — Глут тяжело опустился на песок.

— Эй, Ретиф, скажи им, чтобы они вырубили свои сирены и свет… И на надо мне совать под нос вонючие галоши!..

— Поздравляю, Глут! — сказал Ретиф. — Вы окосели, побив все галактические рекорды скорости.

Глут свалился на песок и несколько времени лежал неподвижно. Потом он заворочался, приподнялся на локте и посмотрел мутными глазами на своего спутника.

— А, это ты, Ретиф! Я только что пихался с какими–то молодчиками… Куда они ушли?

— Вы им всем надавали, — заверил Ретиф лумбаганца. — Они уплыли в разных направлениях, вопя от ужаса.

— Трусы, — пробормотал Глут и поморщился. — Башка трещит!

— Как добраться до вашего бывшего босса, который приказал привести меня?

— Думаешь, я знаю? Я должен был доставить тебя только на берег.

— Ну что ж, тогда осмотримся, — предложил Ретиф, оглядывая темные вершины деревьев. — Вы пойдете туда. — Он показал Глуту на юг. — А я погляжу здесь.

Глут нетвердой походкой отправился, куда ему сказали.

Ретиф прошелся около ста ярдов вдоль песчаной косы, но потом пляж сузился и на дороге стала огромная скала, выползавшая на песок прямиком из леса. Здесь не было ни следа, ни одной пивной бутылки, ни одной обгорелой головешки из костра. Он повернул назад. Глута нигде не было. Ретиф пошел по его следам, неровно отпечатавшимся на песке — хмель еще не выветрился. Затем лумбаганец, как видно, повернул в лес. Под одной из массивных ветвей, набухшей от листвы, следы кончились…

Ретиф поднял взгляд — с ветви свешивался плетеный канат со свежеоборванным концом…

 

9

Ретиф внимательно стал оглядывать землю под деревом с оборванным канатом. Он сумел здесь разглядеть разные следы, но следов Глута среди них не было. Ретиф отметил, что следы, уводящие с этого места в глубь леса, гораздо четче отпечатались в почве — словно бы их владельцы были нагружены на обратном пути тяжелой ношей… Возможно, этой ношей был Глут…

Ретиф отправился по следам незнакомцев, которые углублялись в лес.

Хотя следы были очень четкие, темень вокруг стояла такая, что приходилось идти сильно пригнувшись, чтобы не потерять путь. В гуще леса, от нижних ветвей до крон деревьев, кричали, свистели и шипели ночные обитатели этих мест. Между стволами завывал ветер. Прямо перед лицом Ретифа стремительно пронеслась какая–то тень, и раздалось хлопанье крыльев. Потом, впереди раздался неясный шорох. Ретиф отпрыгнул в сторону и притаился за гигантским суком дерева.

Примерно с минуту он, затаив дыхание и не двигаясь, старался уловить малейший звук. Но было тихо. Вдруг ярдах в семи впереди из густого кустарника показалась невысокая фигура. Это был, несомненно, лумбаганец, хотя и на редкость уродливый. Крадучись, осторожными шажками, он продвигался по направлению к Ретифу, сжимая в руках крепкую дубинку.

Ретиф бесшумно обошел вокруг дерева, за которым прятался, зашел незнакомцу со спины и, стремительно атаковав его, сжал рукой его худое горло.

Издав истошный хрип, лумбаганец попытался освободиться, рванувшись вперед, но Ретиф держал крепко.

— Я у берега потерял своего друга, — тихо сказал Ретиф на лумбаганском наречии. — Вы не видели его, а?

— Он такой же монстр, как и ты? — прохрипел пленник, пытаясь своими когтистыми лапами ослабить хватку Ретифа.

— Нет. Совершенно другой тип, — ответил землянин, бегло рассмотрев пойманного. Потом он дал ему приметы Глута.

— Нет. Мне никто не приказывал ловить монстра, о котором ты говоришь. Отпусти мое горло, пока я не остался без головы. Шея у меня тонкая, а ты сильный…

— Не надо дергаться — и голова останется на своем месте.

— Мои рывки мне подсказывает инстинкт самосохранения. Всякий знает, каково в лапах у монстра, — ответил лумбаганец.

— А зачем же надо было лезть в эти лапы самому пять минут назад?

— Ты меня съешь сразу или оставишь на ужин?

— Пожалуй, подожду немного. Ваша деревня далеко отсюда?

— Главное, в лапах у монстра — это постараться заговорить его, — пробурчал лумбаганец. — А здесь он сам хочет меня заболтать. Монстр прав — моя деревня находится в полумиле отсюда.

— Мне хотелось бы нанести туда визит. Будете моим проводником?

— А разве у меня есть выбор?

— Конечно, — ответил Ретиф. — Вы можете выбрать: либо отвести меня в деревню, либо узнать, каково в лапах у монстра.

— Выбор богат, нечего сказать! Я отведу тебя в деревню, а потом посмотрю, что с тобой станет. Вождь Буботу не очень привечает монстров, шатающихся около нашего племени.

— Надеюсь, вы представите меня ему? Скажете, что мое имя Ретиф. А ваше?

— Зуф. Но скоро может измениться на какую–нибудь позорную кличку. Если вождю станет известно то, что предшествовало моему приводу монстра в деревню.

— Я вовсе не собираюсь душить вас, Зуф, вплоть до самой деревни. Если вы, конечно, обещаете, что не удерете.

— Шутишь? Всякий знает, что от монстра лучше не бегать, будь у тебя ноги высотой хоть с эти деревья. Ну как, мы, похоже, договорились? Я отведу тебя в деревню, а ты за это не станешь мной завтракать.

— Обещаю, — сказал Ретиф. — Отличные клыки, — сказал он, убирая руку с его шеи, на которой красовалась гирлянда из крупных зубов. — Местное производство?

— Не… Завозные. Сами мы уже ничего сделать не можем. Трудная жизнь пошла. Местные монстры разоряют нас своей охотой. А уж когда они сходятся с пятиглазыми — совсем беда!

— Эти Пятиглазые, о которых вы говорите, часом не могут быть гроасцами?

— Вполне могут. Толстые лапы, глухие плащи, шипенье вместо голоса…

— Вылитый посол Джиг! А я и не подозревал, что сфера гроасских интересов простирается так далеко от ворот их миссии.

— Ростом они с меня будут, не то что местные монстры. Как ты сказал? Джит? Я не знаю, может, это и он, но его родичи ходят, куда хотят, и вытворяют здесь, что хотят! Постоянно крутится их гигантская птица. Воняет, шумит, бросает какие–то квадратные мешки… Там же толкутся и местные большие монстры.

— Как они выглядят? — спросил Ретиф.

— Кто именно?

— Монстры. Большие.

— Посмотрись как–нибудь получше в зеркало — все станет ясно.

— Так, выходит, они земляне, как и я?

Зуф внимательно вгляделся в Ретифа.

— Нет, пожалуй, не совсем такие. У них глаз побольше. Потом некоторые выше тебя раза в два. Пасть опять же… Два глотка, — ап! и меня, как не бывало…

— Вы их сами–то видели хоть раз?

— Вот это да! А тебя? А Пятиглазых? А слухи, которых я наслушался по горло?

— Сейчас в вашей деревне есть гроасцы? Пятиглазые?

— Посмотри, — ответил Зуф. — Уже подходим.

Он прошел еще шагов сто и остановился.

— Ну как, нравится вход?

— Куда?

— В деревню, куда же еще!

Ретиф осмотрелся. Вокруг стоял девственный лес. Дорога, по которой они пришли, никуда не сворачивала.

— Это что, главный проспект?

— Да нет. Любой монстр пройдет здесь и ничего не заметит. У нас иначе нельзя — живем сурово. Ладно, пойдем, отведу тебя к вождю в Старый Кряж.

— Харчевня?

— Нет, там просто ловят грабов.

Они свернули с тропы, прошли несколько десятков ярдов между столетними деревьями и, наконец, вышли на небольшую полянку. Около десятка лумбаганцев, разительно отличавшихся один от другого, бродили, казалось, бесцельно взад–вперед, вглядываясь в невысокую траву. Вдруг один из них радостно вскрикнул и бросился на землю, стараясь что–то ухватить руками. Через минуту он поднялся с зажатым в кулаке отчаянно бьющимся существом, бросил его в сумку, подвешенную к поясу, и продолжил поиски.

— Мои знания о лумбаганской зоологии несколько неполны, — сказал Ретиф.

— Эти зверюшки играют в вашей жизни какую–то роль?

— Очень заметную, — ответил Зуф. — Из грабов вырастают потом почки, челюстные кости, коленные чашечки или как там вы их называете…

— И что? Вы их едите?

— Нет, конечно, — ответил Зуф. — Собираем, продаем Пятиглазым, а получаем за это жареных цыплят и прочую экзотическую пищу.

Охотники за грабами прервали свое занятие и с недоброжелательством уставились на Ретифа.

— Вождь, — обратился Зуф к одному из них. — Это Ретиф, он хочет повстречаться с монстрами. Ретиф, поприветствуй вождя Бубобу, сына вождя Бубо, сына вождя Буфа…

— Деда звали не Буф, а Бу, — строго поправил соплеменника вождь. — Что ты хочешь от меня, монстр?

— Я ищу друга…

— Ты почему не съел Зуфа? Он тебе не по вкусу? Это обычное дело — съесть побежденного противника, а ты ведь его победил? И не надо быть суеверным…

— Друг, которого я ищу, попал в неприятный переплет… Там висели сплетенные канаты, с помощью которых, наверно…

— Мы не делаем канатов и не умеем их делать.

— Что вы думаете по этому поводу? Кто мог заманить его в ловушку?

— Есть одна мысль…

— Доверьте ее мне.

— С какой стати?

— А почему бы и нет?

— Полезно помнить народную мудрость, которая гласит: «А что мне с этого будет?»

— Как насчет пирожков с сыром и пиццы земного производства в течение целого года?

— Тебя я вижу хорошо, а пиццу что–то нет. Ты уедешь домой и позабудешь ее прислать… Что, я не знаю, как это делается? Давай по–другому… — Он понизил голос. — Здесь неподалеку складируются целые горы грабов, которых мы продали Пятиглазым. Помоги мне забрать хоть немного оттуда, и тогда я, может быть, скажу тебе все, как есть.

— Исключите из своих слов «может быть» — и по рукам.

— Согласен.

— Так–то будет надежней. Кстати, а зачем вам грабы, если вы их уже продали?

— Ловить их стало трудно. А этих мы опять продадим, как будто по первому разу, понимаешь?

— Где это?

— Полмили отсюда, — сказал вождь. — Хватит на целое племя подольше, чем твоих пирожков.

— Насколько я понимаю, вы видели эти горы своими глазами?

— Как тебя сейчас.

— Это ведь уже припасы гроасцев?

— Мы просто хотели поровну поделить богатство и бедность. Мы бедны, а Пятиглавые богаты, почему? Несправедливо.

— Но почему вам нужна именно моя помощь? У вас достаточно воинов, чтобы перетаскать все своими силами.

— Повязать Пятиглазых монстров — нехитрая наука. Но они держат грабов внутри колдовского забора, а вокруг у них посты из больших монстров. Мы их называем местными, хоть они появились в наших местах позже Пятиглазых. Но Пятиглазые редко показываются из–за забора, а большие шляются постоянно и портят нам всю охоту. Мы не пойдем на местных монстров: каждый из них переломит пополам двух моих воинов одной рукой.

— И вы думаете, что я смогу проникнуть туда и сделать все, как надо?

— Может, и не сможешь. Но лучше попытаться тебе, чем мне и моим ребятам. Наша работа — охота, рыболовство, грабы и мелкое воровство. Сам видишь: грабов нам достать не по зубам.

— Не могу сказать, вождь, что ваше предложение кажется мне привлекательным…

— Я хорошо тебя понимаю. Но ведь это не я пришел в племя просить помочь найти твоего пропавшего приятеля? К тому же эти монстры не знают тебя и легче будет договориться или обмануть. Наконец, может, у них–то ты и встретишь своего приятеля.

— Ладно, — согласился Ретиф.

Через четверть часа Бубобу, Зуф, группа их уродливых соплеменников и Ретиф стояли под раскидистым деревом. Шум могучей листвы заглушал последние наставления вождя, которые он давал землянину.

— Главное, пугани грабов в нашу сторону, а уж мы не оплошаем. Пойдешь прямо отсюда — не ошибешься. Не смотри в небо, там нет ничего интересного, а вот к кустам приглядывайся — возможны капканы. Если попадешься, пользы от тебя не будет ни тебе, ни нам.

— Понятно, вождь. А вы держите своих ребят наготове, будете принимать товар.

— Насчет этого не беспокойся. Работаем чисто.

— Я получаю большое удовольствие от общения с вами, вождь, и если как–нибудь надумаете забросить сельский образ жизни — звякните. Корпус воспользуется вашими талантами выгодно и для себя и для вас. Во всяком случае его сотрудникам станет ясно, что лумбаганцы — вовсе не наивные, простодушные существа.

— Спасибо, Ретиф. Не позабудь об этой мыслишке, если выберешься сегодня живым и здоровым.

Лес стоял тихий, если не считать шелеста листвы. Ретиф пошел вперед в указанном ему направлении. Он уловил едва различимый шорох где–то сбоку. Остановился — шорох тоже прекратился. Двинулся вновь — и шорох опять дал о себе знать. Он прошагал около ста ярдов и уже решил не обращать на шорох никакого внимания, как вдруг вынужден был резко остановиться.

Перед ним расступились кусты и появилось каланчовое клыкастое чудовище.

 

10

В первую минуту Ретиф несколько растерялся и, не двигаясь с места, только разглядывал гигантского двенадцатифутового монстра. Подернутые дымкой глаза–дыры, количеством три, немигающе глядели на него. Лицо лесного незнакомца было неопределенной формы, украшено густыми неухоженными бакенбардами, свисавшими по обе стороны громадной пасти. Волосатые ноздри хищно раздувались. Огромные узловатые руки едва не касались земли. Плечи были необъятной величины. В почву вросли три толстых, чуть согнутых ноги. Из резиновых туфель–колодок вылезали грязные волосатые пальца монстра. Его длинный толстый хвост венчался лапой о семи пальцах, которой он теперь ковырял в ухе. Другие руки сжимали массивный девятифунтовый меч.

Ретиф, наконец, справился с собой и достал из кармана сигару. Он не спеша раскурил ее и, пустив первое облачко, сказал мягко:

— Неплохая ночка сегодня, а?

Монстр шумно вздохнул.

— Ррр–хрр–рхх! — пророкотал он.

— Простите, — кротко сказал Ретиф, — не совсем точно уловил.

— Ррр–рхр–рхх! — повторил монстр.

— Виноват, — покачав головой, вздохнул Ретиф, — все еще не дошло…

— Рр–р?

— Нет, тембр как раз очень хороший. Тут, видно, дело в…

— Тебе действительно нравится? — спросил вдруг монстр неожиданно приятным голосом. — Вот здорово! Спасибо тебе.

— Даже не вспомню, слышал ли я где–нибудь подобное! — приободрился Ретиф. — Но это разве все?

— А тебе недостаточно?

— Напротив, я полностью удовлетворен, — заверил Ретиф своего нового знакомого. — Просто хотел удостовериться, что не будет продолжения.

— Я часто тренируюсь, — самодовольно заговорил верзила. — Мне кажется, что я достиг правильности в произношении, а?

— Еще бы! А кстати, что это значило?

— Откуда я знаю? Кто бы мне самому сказал это… Я ведь просто старина Смелч, которым всякий помыкает на том основании, что я добродушный. Понимаешь?

— Сдается мне, что я видел в городе вашего родственника, Смелч. К сожалению, прежде чем нам выпала минутка поболтать, я вынужден был убраться.

— Правда?! Да, я слышал, что среди них есть такие, что охотно меняют свежий воздух и свет на мрачные городские улицы и затхлые подвалы. Но я — другое дело. Мне не надо такого счастья, это уж ты поверь.

— Забавно. Не знаете ли случаем, Смелч, кто гулял босиком на берегу, а?

— вдруг спросил землянин. — У этого типа три пальца на ноге.

— Три? — Хвостовая рука Смелча потянулась, чтобы почесать затылок. — Три… Это ведь больше, чем один? Но меньше, чем девять, верно?

— Судя по всему, вы приближаетесь к разгадке, — не теряя надежды, ободрил его Ретиф.

— Если бы я точно представлял себе, что такое девять, дело бы продвигалось быстрее, — пробормотал Смелч. — Ше… Ше… Шесть? Н–нет?

— Еще ближе, старина, но опять не попал. Ладно, неважно. Вы тут чего–то ждали, когда я появился?

— Сменщика, конечно!

— И когда он ожидается?

— Так, я пришел на пост… э–э… Уже порядочно! Так… Побыл здесь… Это будет… э–э… Скажем, полчаса… Или…

— Ладно, с этим тоже ясно. А что теперь будет на вершине этого холма? Там, куда ведет эта тропа?

— Там находится то, про что я никому не советую много узнавать.

— А что такое?

— А то, что это секрет, понимаешь?

— Ну, это тоже ответ, не спорю. А кто сказал, что это секрет?

Несколько секунд Смелч с большим усердием и отчаянным хрустом чесал грязным длинным ногтем свой подбородок.

— А это уже другой секрет, — наконец сказал он. — Очень важный. — Тут формы его лица приобрели строгое выражение. — Вот что, парень, я не могу никак взять в толк: раз это все секреты, то зачем тебе знать их?

— А почему бы и нет? — возразил Ретиф. — Что, если я пойду погляжу?

— Было бы недурно сначала представиться. Это не потому, что я тебе не доверяю, просто, сам знаешь, порядок такой.

— Мне ли не знать, дружище Смелч? Я Ретиф, — землянин зашел монстру за спину, отыскал хвостовую руку и пожал ее с чувством.

— Ты уж просто… Я на посту… Надо быть бдительным.

— А зачем?

Смелч шутливо погрозил грязным пальцем.

— А–а–а!.. Я–то знаю! У вас это называется шуткой, не так ли? Я сам люблю шутки, но никто никогда не говорит мне, когда нужно смеяться, и думает, что я просто невежа… Вот и ты не предупредил…

— О, ничего! Это проблема для наших послов. Не волнуйся, в следующий раз я буду тебя предупреждать.

— Ты все–таки неплохой парень, Ретиф, хоть, наверное, и проныра! Без обид?

Ретиф хотел ответить, что, конечно, без обид, как вдруг с вершины холма послышался тяжелый топот ног. Вскоре в поле зрения показалась пятифутовая фигура лумбаганца. Он был столь же крепкий, сколь и Смелч, но не такой весь собой яркий. Его руки, ноги и уши были устроены так, что почти не останавливали на себе взгляд землянина. Одна из пяти его рук сжимала весьма внушительный гарпун. Единственно, что было в нем примечательного, так это глаза — они не покоились в глазных впадинах, а болтались на длинных, шестидюймовых черенках где–то вверху черепа, что придавало ему сходство с клумбой, взрастившей диковинные цветы.

— Почти вовремя, Флант, — пробурчал недовольно Смелч. — А вот на пару минут ты все–таки опоздал.

— Избавь меня от своих придирок, — устало попросил тот. — Я только что вынужден был выслушивать вашего маленького босса… — тут он прервался, заметив Ретифа и оглядывая его снизу доверху. — Ну что же ты стоишь и молчишь и даже на представил меня? — тоном упрека проговорил он, обращаясь к Смелчу и одновременно протягивая руку Ретифу. — Я Флант, прошу прощения за свой вид. — Видимо, от смущения на его щеках энергично зашевелились многочисленные тонкие отростки, которые лишь при очень плохом свете можно было принять за бороду. — Я только что помылся, и шкура на мне стоит торчком, ничего с ней не поделаешь…

— Очень красиво, — заверил его Ретиф, бросив быстрый взгляд на ноги лумбаганца: они были босые и удивительно похожие на человеческие. — Меня зовут Ретиф.

— Я вам, надеюсь, не помешал приятно поболтать? — он вопросительно смотрел то на Ретифа, то на Смелча.

— Вовсе нет. Мы просто со Смелчем говорили о всяких пустяках — коротали ночное время. Интересный у вас островок, Флант. Наверно, много чужеземцев заглядывает полюбоваться?

— Да нет… Мне приказано в случае чего делать не очень приятные вещи и… — Тут он внезапно замолчал, пристально вглядываясь в Ретифа. — А ты часом не чужеземец?

— Да ты спятил, Флант! — захохотал Смелч. — Это же Ретиф!

— Ладно, ладно. Просто сэру… э–э… забываю все время его имя! Ему не понравится, я это точно знаю, если здесь будут шататься чужие. Но чтобы уследить за этим, глаза надо иметь на затылке!

— Да, — сказал Смелч. — Тебе как раз повезло с этим.

— Флант, не знаете ли вы случайно кого–нибудь в этих местах с трехпалой ногой?

— С трехпалой ногой? М–м… В этом году появилось несколько таких, они, конечно, не такие яркие, как в прошлом году, но… В общем, видел. А что?

— спросил он и тут же продолжил: — Нет, я просто подумал, что если вам вдруг потребуется парочка экземпляров по рыночной цене, то лучше меня тут никто и…

— Может быть, я и подумаю… — вежливо прервал его Ретиф. — Где бы мне можно было познакомиться с их хозяевами?

— О, не думаю, что вам действительно этого очень хочется, — задумчиво проговорил Фланг. — Нет, не думаю. Да и сам наш маленький босс, старик, не думаю, чтоб уже очень хотел. Ах, черт, я вообще не должен был упоминать о нем! Ну вот! Со мной всегда так! Забудьте то, о чем я сейчас говорил.

— Пойдем–ка, Ретиф, — громко сказал Смелч. — Поднимемся на холм по тропке — и все твои вопросы отпадут сами собой. — Он здорово подмигнул землянину.

— Вот это разговор! — воскликнул тот. — Вот это я понимаю!

— Послушай–ка, Смелч, — нервно произнес Флант. — Ты ведь всерьез не собираешься идти Сам Знаешь Куда и портить настроение Сам Знаешь Кому, показав Ретифу Сам Знаешь Что?

— Именно собираюсь! — весело ответил раздухарившийся верзила.

— Смелч, ты здесь совсем недавно и всего не понимаешь…

Флант, видимо, отчаялся повлиять на тугодума Смелча и обратился к Ретифу:

— Я не люблю ни от кого ничего требовать, Ретиф, но если этот… заведет вас в одно… это… место, то кому–то придется все–таки выполнять свою работу и отрабатывать свой кусок хлеба… Вы меня понимаете? — При этих словах он красноречиво покачал на руке свой гарпун.

— У каждого есть работа, которую ему нужно выполнять, — ответил Ретиф.

— Только прошу вас — не задерживайте меня! Пожалуйста!

— Ах, ну если вы так… — начал Фланг, но Ретиф и Смелч уже карабкались по тропинке вверх…

 

11

На протяжении первых ста ярдов ничто необычное не потревожило тишины леса и ночи — ничто, если не считать привычного набора лесных вскриков, свистов, шорохов и клокотаний, которые всегда достойно сопровождали в звуковом отношении богатую дикую природу острова. Внезапно из ближайшего крупного кустарника метнулась огромная тень. Смелч не растерялся, но с эффективным ударом своего меча все–таки опоздал. Не желая проигрывать, он все же атаковал, целясь попасть в грудь противнику плашмя. Достал.

Вопль боли почти потонул в шуме яростной схватки. Соперники топтали кусты, валили крепкие деревца, крича, как бешеные носороги. Вдруг незнакомец резко упал на колени и протаранил головой Смелча в солнечное сплетение. Смелч, видимо, потерявший на какое–то время сознание, стал валиться. Незнакомец подхватил его на свои плечи, раскрутился, словно юла, и вдруг с размаху обрушил Смелча на землю!

Победитель завертел натруженной шеей и плечами, пытаясь быстро перевести дух и восстановить силы. Потом сразу же бросился на Ретифа.

Вокруг было темно, и землянин едва–едва видел направление нападения врага. Но, будучи тренированным борцом, он успел отклониться в сторону, уворачиваясь от первой атаки, и в результате этого нехитрого маневра противник на всей скорости пронесся мимо и зарылся головой в густые сухие заросли около тропы. Когда он, рыча и чудовищно скалясь, показался снова, перед ним уже стоял пришедший в себя Смелч. Без лишних церемоний он встретил противника двумя сокрушительными боксерскими ударами слева и закрепил успех ударом справа.

— Прошу прощения за это недоразумение, Ретиф, — сказал он, глядя на поверженного и недвижного противника. — Мальчуган рассердил меня не на шутку… хоть, наверно, и понимал, что это для него будет стоить.

— Нокаут, без всяких добавок, — прокомментировал Ретиф, раскуривая сигару и выпуская вверх кольца дыма. — Посмотрим на него поближе.

Он нагнулся и, раздвинув в стороны высокую траву, стал рассматривать поверженного, который, как показалось Ретифу в первый момент, уже начинал коченеть. Это был несомненно лумбаганец. Десяти футов роста. Удивительно просто и консервативно сложенный для жителя этой планеты.

Ретиф разглядывал его со все возраставшим удивлением. Только две ноги, только две руки, одна–единственная голова обычной для гуманоида формы, с парой закрытых глаз, один рот, один нос, вполне традиционный подбородок… На ногах, от колен до лодыжек, закрытых сыромятными гетрами, было по пять пальцев, на руках — та же картина…

— Что такое? — спросил заглядывавший через плечо Ретифа Смелч. — На кого–то похож?

— Да. На одного моего коллегу.

— Да–а… Но ведь повезло твоему коллеге. Но ничего, красота — в жизни вещь не главная. Зато у тебя верный шанс вкусить свежатинки, надеюсь, понимаешь, о чем я веду речь?

— Чего ж не понять? Только знаете, Смелч, старина, я на этот раз, пожалуй, упущу свой шанс… — Ретиф не договорил, так как его внимание привлекло своим блеском что–то лежавшее в траве и освещенное светом малой луны. Через минуту он закончил расчищать находку от травы, и перед ним предстал самый обычный телефонный провод… Он тянулся оттуда, откуда они со Смелчем шли, и туда, куда они направлялись.

— Знаешь, Ретиф, а не пора ли нам уматывать? Все–таки Фланг был прав, говоря, что лучше не совать свой нос Сам Знаешь Куда.

— Нос я туда свой совать не буду, — сказал Ретиф.

— Это хорошо, Ретиф, — похвалил Смелч. — Так–то оно безопасней.

— Боитесь никак?

— Да, что скрывать? — вздохнул Смелч. — Я слышал, там умеют делать так, что парень всю жизнь проклинает тот день, когда его левая нога познакомилась с правой. Мне, правда, повезло…

— Кто так говорил?

— Да все, Ретиф! Все здешние ребята ведь оттуда вышли.

— Вы хотите сказать, что и вы вышли оттуда?

— Конечно, — произнес Смелч, делая удивительное лицо. — Откуда же еще?

— А Флант?

— Уже не думаешь ли ты, что его нашли в капусте? — засмеялся Смелч. — Хорошая шутка, а, Ретиф?

— А этот? — Ретиф показал на валявшегося все еще без сознания лумбаганца. — Он тоже?

Смелч даже прихлопнул в ладоши.

— Ты, кажется, что–то не понимаешь… Откуда же еще мог появиться Зунг, как не Сам Знаешь Откуда? Правда, ты сам видишь, он получился неудачный, бедняга.

— Не могли бы вы яснее немного сказать мне насчет него? — терпеливо попросил Ретиф.

— Зунг — один из тех недоделков, которым строго–настрого запрещено выходить в большой красивый мир, в котором живем мы с тобой. Правда, на пару десятков футов он все–таки удаляется, чтобы колошматить тех, кто шатается в округе. Это его работа. Вообще, я думаю… — Тут Смелч понизил голос. — Зунг и такие же, как он… Они что–то вроде брака!

— Брака?

— Шш–ш! — Смелч обеспокоенно заозирался по сторонам. — Что–то мне не нравится этот разговор, Ретиф, скажу прямо. Да еще в такой близи от Сам Знаешь Чего!

— Признаюсь, я имею желание узнать это чуть получше.

— Э! Уж не собираешься ли ты лезть через забор?

— Если вы не знаете, где находятся ворота, то собираюсь.

— Как не знать? Прямо вверх по тропинке ярдов сто, может, сто десять. Точно не помню.

— Ну, тогда я пошел, Смелч. Передайте от меня привет Флангу, когда увидитесь.

— Так ты что, серьезно решил прокрасться Сам Знаешь Куда и глянуть на Сам Знаешь Что? О, парень, парень! Если Сам Знаешь Кто увидит тебя… О!..

— Примерно представляю, что будет. Спасибо за прояснение деталей. Кстати, если вы наткнетесь на парня, который отзовется на имя Глут, то очень прошу оказать ему всяческое содействие.

— Да, конечно. Ты только покажешь его, когда мы его увидим.

— Мы?

— Ну да. Уже не думаешь ли ты, что я полезу Сам Знаешь Куда один? И, кстати, уже давно пора трогаться: Зунг потихоньку очухивается.

Они двинулись дальше по тропинке, и Ретиф опять услышал подозрительный шорох, на который он первый раз обратил внимание еще до встречи со Смелчем. Он остановился сам и сделал знак остановиться своему спутнику. Шорох прекратился. Они пошли дальше — и вновь послышался этот странный в своем постоянстве звук.

Не прошагали и ста футов от того места, где лежал приходящий в себя Зунг, как тропа уперлась в самые обыкновенные массивные ворота из алюминиевых пластин. По разные стороны от ворот разбегались ряды колючей проволоки. Замок был весьма и весьма внушительный.

— Здесь есть еще какая–нибудь охрана? — тихо спросил Ретиф.

— Только внизу. Я, Флант и еще один бездельник. Сюда без нашего ведома все равно никто не пройдет.

— Мудро, — согласился Ретиф. Они подошли к воротам, Смелч попытался открыть их и, кажется, был удивлен, когда они не поддались.

— Никак заперты, — сказал он и, поднатужившись, вырвал замок со всеми причиндалами с сильным металлическим треском.

— Вот это да! — невольно выразил свое восхищение Ретиф. — Хотя, пожалуй, можно было бы как–нибудь обойтись и без этого. Будь я охранником, я удивился бы такому шуму, а потом прибежал бы и повязал нас без всяких разговоров.

— Хорошо, что ты не работаешь этим охранником. Ты такой хороший парень, и мне было бы трудно поступить с тобой, как с Зунгом.

За воротами тропа продолжалась еще несколько ярдов, но потом открылась довольно широкая площадка, огороженная высоким забором.

— Дом, милый родной дом! — ностальгически завыл Смелч. — Как ты изменился с тех пор, как я ушел в большой мир!

— Изменился? — спросил Ретиф.

— Еще бы! Ведь прошло столько времени! Два часа, а то и больше…

— Так вы родились здесь и выросли?

— Да. За этим забором я провел мое беззаботное детство… Все четыре дня!

— Хотелось бы взглянуть на вашу люльку.

— Старику не понравится это, но… черт с ним и с его дурацкими правилами! В конце концов имею я право, как питомец этого дома, или нет? Пойдем, Ретиф!

С этими словами Смелч повел Ретифа ко вторым внутренним воротам, которые не так бросались в глаза, как первые, но были тоже довольно крепкие. Они также уступили силе Смелча, хоть и не без обиженного треска. Одна их половинка вообще слетела с петель, и Ретифу пришлось прилаживать ее обратно. Потом он обернулся и увидел залитое лунным светом открытое пространство, уставленное сплошь множеством клеток. Клетки располагались ровными рядами, чередуясь с проходами между ними, и ряды эти уходили далеко вдаль, к противоположной стене забора. При появлении здесь Ретифа и Смелча площадка с клетками тут же наполнилась разноголосым жалобным воем, что напоминало землянину приемный день в ветеринарной лечебнице. В воздухе носился густой запах животных.

Ретиф приблизился к ближайшему ряду клеток. В первой он разглядел маленькое существо, напоминавшее брюкву, с паучьими ножками, скорбным лицом, вяло передвигающееся по толстым решеткам. Было холодно, и брюква–паук непрерывно мелко подрагивала.

— Простейшие, — сказал Смелч. — Только что пойманные в лесу. Глупышки, они даже не подозревают, какая великая судьба им уготована.

— А какая им судьба уготована? — спросил Ретиф своего долговязого проводника.

— А вот иди–ка сюда, — указал тот землянину на следующий ряд клеток.

Сами клетки здесь были заметно больше, чем в первом ряду. В них копошились существа, при первом взгляде на которых можно было понять, что они являют собой уже не нечто одиночное, а определенную комбинацию составных частей. Вот длинная волосатая нога, из бедра которой росла столь же длинная и волосатая рука, барабанившая пальцами по полу клетки, словно что–то требуя или нетерпеливо ожидая. Вот скучающая нижняя губа, увенчанная парой отличных двигающихся ушей. Локтевой сустав, не мигая следивший за вошедшими единственным, но весьма крупным глазом…

В следующей шеренге клетки были еще крупнее: чтобы в них удобно было разместиться существам более сложной организации, чем в первых двух рядах. Великолепно развитый желудок с тремя внимательными карими глазами на макушке, сидящий будто бы на корточках — на самом деле просто у него отсутствовали бедра, берцовые кости, коленные суставы и голени — на четырех лапах с тремя пальцами на каждой… голова с пышной бородой, удивительно напоминающая человеческую. Борода пробивалась сквозь прутья решеток. Голова помахала Ретифу мускулистой рукой. Других составных частей у этого организма не было.

— Некоторые из этих ребят смотрятся, прямо сказать, неважно, — извиняющимся тоном забубнил Смелч через плечо Ретифа. — Но в итоге большинство из них превратятся в первоклассные экземпляры! В таких, как я!

— Кое–кому пришлось очень сильно и долго трясти своим кошельком, чтобы устроить эту… ферму, — заговорил землянин. — Простейшими здесь забито немало клеток. Такое впечатление, что здесь замахнулись на какое–то массовое производство. Что скажете, Смелч?

— Даже не знаю. Я не принадлежу к тем парням, которые откажутся от еды, лишь бы им кто–нибудь ответил на их вопросы, которые они задают без перерыва, понимаешь? Я всегда думаю: зачем совать нос туда, где его могут откусить?

— Эта философия достойна уважения. На ней живут бюрократы, а их, как мы знаем, очень много, — заметил Ретиф. — Какую вы выполняли здесь работу, Смелч?

— Да я, главным образом… ел. На это уходила основная часть времени. Потом… спал. Признаюсь, что занятие мне было очень по душе. Так, чего там дальше?.. Пожалуй, все.

— Да уж вы времени зря не теряли. Кстати, а зачем вы здесь были?

— Это главный вопрос, над которым можно думать целую вечность, если раньше не свалишься от умственного истощения. Что до меня лично, то я тебе скажу так. У меня есть своя теория познания таких предметов. Ведь прежде чем мы осуществим атаку на проблему трансцендентализма, сначала мы должны будем исследовать природу знания, определить для себя его границы, провести четкие критерии различия между ноуменом и феноменом. Я представляю это так, что скоординированным восприятием, с помощью рационально развитых концепций понимания сущностей мы можем подойти к анализу опыта и в конце концов прийти к категорическому императиву со всеми его непреложными выводами. Это понятно?

— Да… Я теперь вижу, что недооценивал вас, Смелч. Никак не думал, что вы читали Канта.

— Никогда не утруждал себя праздными занятиями.

— Ну что же, в общих чертах все ясно. Кстати, Флант упомянул о том, что вы пробыли здесь всего неделю. А где вы были до этого?

— Отлично. Вот теперь–то мы и подходим к сфере метафизики, Ретиф. А ведь ты ее отбрасываешь и исследуешь материальный феномен индуктивно. К чему это приводит? К философскому материализму, который не исключает онтологические и эпистемиологические аспекты, но отрицает метафизику любого уровня обоснования в контексте аристотелевой логики. Или я не прав?

— Отчего же?.. Скажите–ка, вы работали здесь на себя или на кого–то другого?

— Не думаю, что тот или иной ответ будет иметь какое–то значение.

Тем временем они прошли последние клетки, в которых обитали очень сложные и пестрые формы лумбаганской жизни всевозможных окрасок и со всевозможными наростами.

— Они кажутся довольно бодрыми, — сказал Ретиф после того, как один из жителей этого зоопарка, брызгая слюной и сотрясая решетки, забегал по своей клетке, как угорелый. — Но, по–моему, умственные процессы в их организмах еще не на уровне.

— Это естественно. Сначала они должны пройти через воспитательный центр. Ты даже представить себе не можешь, что интеллект закладывается даже такими понятиями, как вскапывание съедобных корней. На это уходит порядка двух дней.

— Понятно. Куда мы направляемся, Смелч?

— Как насчет поесть? У меня найдется монетка, пожалуй, чтобы испытать еще раз, что такое домашнее!

— Давайте–ка оставим это на потом, во всяком случае пока я не встречусь с Сами Знаете Кем, — предложил Ретиф.

— По понедельникам, Ретиф, они готовят жареные мозги! — с ностальгией в голосе простонал Смелч, жадно вдыхая запахи родного дома. — И по вторникам тоже, и по средам, и по четвергам! Мое любимое блюдо! Но ты прав, Ретиф, — вдруг опомнился он. — Прежде, чем сесть за стол, нанесем визит вежливости нашему старому маленькому боссу. Я думаю, он сейчас… — Тут Смелч вдруг хлопнул себя по лбу, давая понять, что его осенила какая–то догадка. — К слову, о старике: ведь это у него на ноге три пальца, как ты справлялся, помнишь? Я видел это однажды, когда он принимал ванну с горячим песком. Его ноги, они…

Он прервал свою речь, так как вдруг послышался необычный звук, который нарастал с каждой секундой. Вскоре над верхушками деревьев показались бортовые огни вертолета. Они постоянно мигали в какой–то сложной последовательности. Вертолет сделал круг над фермой и потом скрылся за забором, очевидно, заходя на посадку.

— А вот и гигантская птица, Ретиф! — восхищенно заорал Смелч, воздевая к небу свои лапищи. — Кажется, пора познакомиться со стариком, — вдруг посерьезнел он. — Я вот толком не могу понять, настолько ли уж это хорошая идея… Если он в плохом настроении, то может расценить наш приход как неисполнение мною моих прямых обязанностей по охране дома от чужих.

— Будем надеяться, что он не подойдет к вопросу со столь узких мерок, — спокойно заметил Ретиф. Он достиг забора примерно в том же месте, в котором за ним приземлился вертолет. Подпрыгнув, ухватился руками за край забора, подтянулся и задержался в таком положении ровно настолько, чтобы проводить взглядом спешащую фигуру в темном плаще и светлом головном уборе до того момента, пока она не исчезла в небольшом строении.

Он прыгнул на землю. Через секунду к нему подошел Смелч.

— Кто–то прилетел на этом вертолете, — сказал Ретиф. — А что это там за здание?

— Всякие службы. Кстати, там же и столовая, — ответил Смелч. — Я говорил, что у них сегодня жареные мозги?

— Говорили и очень подробно. Посмотрим на вашу столовую поближе.

Через три минуты они уже подходили к двери, за которой скрылся неизвестный пассажир. Они открыли ее и вступили в ярко освещенный коридор. В дальнем его конце они заметили стеклопластиковую дверь, через которую пробивался еще более яркий, чем в коридоре, свет. Подходя к ней, они услышали доносящиеся из комнаты приглушенные звуки.

Ретиф достал из кармана небольшой прибор, укрепил его на поверхности двери и приложил к нему ухо.

— Вы все еще колеблетесь? — услышал он чей–то учтивый голос. — Может быть, вас удерживают от признаний соображения этического порядка? Нежелание предавать тех, кто доверился вам? Отбросьте подальше эту мысль, дружище! Ну разве станет им хуже от того, что вы скажете нам пару безобидных слов? А? Мы же не собираемся болтать об этом на каждом углу.

В ответ раздались какие–то нечленораздельные звуки.

— О, благороднейший, — прошипел голос гроасца. — Вношу предложение: вытащить кляп, дабы позволить ему дать свое согласие.

— М–м. Я сам как раз хотел приказать. Охранник!

Тяжелый стук шагов, потом звук рвущейся ткани, что–то похожее на лошадиное ржание и наконец — прерывистый вздох.

— Куда же ты бьешь, уродина? — послышался голос Глута, какой–то странный. — Мой единственный глаз! Мой единственный старый глаз! Прямо под корень треснул!

Раздался слабый звук колокольчика и потом досадливое шипение:

— Кретин! Недозволенное вмешательство в дела его сиятельства!

— Весьма сожалею, — взволнованно прошипел второй гроасский голос, принадлежавший, очевидно, вошедшему. — Но имею сделать срочное сообщение!

— Убирайся, бездельник, негодяй, скотина! Этот молчун уже готов был мне все рассказать, так нет же — ты вломился!

— Бесподобный! Умоляю выслушать меня!

— Ну что тебе надо, подлец?!

— Великолепнейший! Нежнейший! Случилась беда! Служба безопасности допустила непозволительный прокол в работе!..

— Что я слышу?! — зашипел гроасец. — Где секретные предписания? Ты их еще не сжег?! Быстро! Это ты недоглядел, убийца!

— Недоразумение, Ваше Сиятельство! Когда я говорил о проколе в службе безопасности, я имел в виду другое — на территории станции находятся посторонние!

— Посторонние?! Почему же ты молчал до сих пор?! — рявкнул голос, не похожий на гроасский.

— Я безуспешно пытался вставить хоть слово…

— Нам не нужны твои оправдания! Немедленно разыскать и схватить их, чудовище!

— К сожалению, должен сообщить, что их местонахождение еще не…

— Разыскать и предать смерти не–мед–лен–но!!!

— Мне это не нравится, — послышался начальственный голос на лумбаганском. — Я не могу пока позволить себе такую роскошь, как неумелая охрана! Я отбываю на станцию Омега, Нит. Продолжайте допрос.

Ретиф осторожно попробовал дверной замок — дверь была заперта. Он достал из внутреннего кармана маленький, но довольно сложный аппарат, приложил его к запору. Послышался тихий треск. Дверь бесшумно отворилась внутрь небольшой темной комнаты. Видимо, это была гардеробная, так как угол ее был завешан плащами и головными уборами. Дальше была еще комната,

— словно операционная в больнице, выкрашенная в белое. Панель потолка излучала яркий свет. Посреди комнаты на металлическом стуле сидел Глут. Его руки и ноги были крепко прикручены к стулу проволокой. Пучок разноцветных проводов тянулся от шлемовидного устройства, укрепленного у него на голове, к застекленному шкафчику.

У стены стоял лумбаганец, превосходящий Смелча и ростом, и сложением. У противоположной стены была еще дверь. Около нее стоял гроасец в военной униформе. Прямо перед пленником, спиной к наблюдавшему из гардеробной Ретифу, стоял кто–то в светло–зеленых длинных шортах и свободной рубахе с короткими рукавами.

— Это мой старый друг Нит. В прошлом служил в гроасской секретной полиции, — прошептал Ретиф, обращаясь к Смелчу. — Никак не думал, что нынешняя работа приведет его на этот остров.

— А я–то подумал, что это… — заговорил Смелч, но замолчал.

— Кто? Тот, которого вы хотели назвать, похож на Нита?

— Кто? — переспросил Смелч, делая удивленные глаза.

— Вы знаете, кто…

— Да… Или нет.

— Это не ответ на вопрос.

— А был какой–то вопрос?

— Эх, ладно!

— Так, — обратился гроасец к Глуту весьма решительным тоном. — Здесь нет никого, кроме тебя, меня, лейтенанта Киша и охранника, лишенного высших церебральных центров. Так что твои слова никак не дойдут до твоего хозяина. Теперь говори. Говори все!

Глут напряг мышцы, пытаясь ослабить свои путы.

— Если бы у меня были свободны руки! — простонал он. — Или был бы цепкий хвост! Очень цепкий хвост…

— Я пытаюсь в отсутствие его сиятельства помочь тебе получить Орден Гроа, пойми ты это!

— Чтоб ты в кислоте сварился, дубина!

— К сожалению, не имею времени выслушивать от тебя оскорблений. Только информацию! Одну только информацию! Ты вынуждаешь меня пойти на крайние меры. Его сиятельство запрещает использование пытки… Ты слышишь? Запрещает! Вот она, доброта! Но я вынужден применить к тебе пытку, обойдя запреты. Понимаешь? Ты меня заставляешь это делать, хотя я и не хочу. Не хочу, но сделаю! — Он подошел к застекленному шкафчику и достал оттуда панель, соединенную проводами с основным аппаратом. — Это отворит твои уста и заставит резво шевелиться язык. Вот смотри сам. — Он нажал на одну из кнопок — в тот же миг Глут выгнулся дутой, на его губах появилась пена. Нит нажал на другую кнопку — Глут тяжело плюхнулся обратно на стул.

— Теперь понимаешь? — зловеще прошептал Нит. — Отличное средство припрятать упрямство подальше. Ну, успокойся. Сейчас ведь тебе лучше? Давай–ка поговорим, наконец, о твоих хозяевах. Ну, кто они?

— Никто, — пробормотал Глут.

— Мы можем повторить наш урок по отучению от упрямства, с первого раза ты его плохо запомнил…

— Э–э… Благороднейший! — подал голос стоявший рядом гроасский офицер.

— Детектор лжи показывает, что бедняга говорит правду: его никто не нанимал.

— А? Что? Невозможно! — Нит подбежал к военному самолично проверить показания прибора. — Ага… Точно… Ну точно! Я это понял гораздо раньше, чем вы, лейтенант. И вообще поменьше суйте свой нос, куда не просят.

Он вернулся к Глуту.

— Кто тебя послал сюда?

— Никто нас с приятелем не посылал никуда. Мы сами высадились…

— Ага! Вот ты и проговорился, негодяй! Твой приятель! Кого он представляет, но кого работает?

— Он гроасец, — заплетающимся языком проговорил Глут.

— Так, так, так… Постой, что ты мелешь?! Гроасец?!

— Ты слышал меня, пятиглазый! Я не собираюсь повторять по десять раз!

— Он не в–врет… — заикаясь, произнес военный. — Может, тут что–то сломалось?..

— Не будьте дураком, лейтенант Киш! Мы не держим здесь старомодных тарантасов! У нас первоклассное оборудование! Я сам его доставал!

— Благороднейший, — прошипел Киш. — Я, кажется, начинаю понимать! Случайно он захватил, как он выражается, в приятели члена штаба Самого Высокопоставленного Лица Гроа!

Нит тут же обернулся к Глуту и игриво сказал:

— Вы ведь не будете в своем рапорте вашему начальству упоминать об этом небольшом недоразумении, а? Бывает, знаете ли, мы тут в провинции совсем, знаете ли…

— Благороднейший! — опять встрял лейтенант. — Я осмелюсь допустить возможность того, что если даже этот господин и является сопровождающим вельможного гроасского представителя, это еще не доказательство того, что он не может быть подкуплен низшими расами…

— У гроасского вельможи не может быть сопровождающего, купленного врагами. Тут дело, я вижу, в другом. — Нит опять развернул к Глуту свирепое лицо. — Признавайся, скотина! Многославный вельможа арестовал тебя как изменника!

— Понимаешь… Скорее, наоборот. Это он был моим пленником. Но, между нами, пятиглазый… С каждой новой минутой я все больше сомневался в том, что могу руководить им как конвоир пленником. А потом и вовсе… Такое случилось!..

— Ты посмел ограничивать свободу многославному вельможе? Ты привез его сюда против его воли?

— Да нет, все было по–другому, — оправившийся от «урока» Глут стал бодрее, и язык у него завертелся с обычной быстротой. — Это было что–то вроде настоящей авантюры.

— Авантюра? Я не могу представить ни одного предлога, под которым бы многославный вельможа с Гроа мог объединиться с грязным аборигеном для совместной авантюры!

— Сколько угодно, пятиглазый. Деньги, наркотики, вольный воздух моря, — возразил Глут. — Да ты сам знаешь, как это неплохо…

— И вы попали на этот остров?

— Как ты догадался?

— Будешь дальше с нами, гроасцами, сотрудничать — еще и не то узнаешь,

— самодовольно ответил Нит. — Но что могло привести гроасца сюда, если мы не получали никакого уведомления? Меня проверяют?

— Может, просто бурей прибило? Или кораблекрушение? — предположил Киш.

— Оставьте ваши вздорные догадки при себе, лейтенант, пока вы еще лейтенант! — истошно прошипел Нит и задумался.

Наконец он в третий раз за последнюю минуту повернулся к Глуту.

— Скажи, голубчик, — спросил он, — а не знаешь ли ты случайно цели приезда на остров твоего компаньона? Вернее, многославного гроасского вельможи?

— Если у него и была какая–то цель, то мне он о ней не распространялся,

— буркнул Глут.

— Еще бы! А ты хотел, чтобы высокопоставленный вельможа рассказывал тебе, бродяга, все о своих планах? — усмехнулся Нит.

— Благороднейший! — подал робкий голос лейтенант. — У меня гипотеза. Эти так называемые чужаки, проникшие на территорию станции — не кто иные, как посланные представители господина посла Джига, который, завидуя вам, решил увеличить свою власть и взять в свои руки управление вашей работой?

— Я так и знал! — тихо прошипел Нит и, посмотрев на лейтенанта, быстро добавил: — С самого начала! Реакционеры давно с пристрастием смотрят на всю мою деятельность и ждут не дождутся мой отставки! Они подсылают ко мне якобы чужаков, а потом обвиняют меня в неспособности обеспечить надежную безопасность и… Какой легкий способ! Я во всем виноват, а управление переходит к ним в лапы! Ну, конечно… Но меня не проведешь! Этого, который сидит на стуле, — предать смерти немедленно! А я пойду брать остальных… — С этими словами он быстро выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. Лейтенант плюнул ему вслед и, бросив пистолет на пол, повернулся у Глуту.

— Не беспокойтесь, с вами ничего не случится, — заверил он пленного. — И главное, не забудьте напомнить там, наверху, что это — Киш. К–и–ш! По какому–то недоразумению или стараниями врагов все еще жалкий лейтенант. Но предан! Я всегда… — Тут его глаза округлились, и он замолчал. В комнату медленно вступили Ретиф и Смелч. Издав ужасный крик, лейтенант бросился к двери, в которую за минуту до этого выбежал его босс, но землянин оказался у нее первым.

— Охранник! Ко мне! — взвизгнул Киш, но как только лумбаганец отделился от стены и пошел ему на выручку, Смелч обошел его сзади, внезапно обхватил руками эту гору костей и мышц, поднял над головой и с хрипом обрушил на холодный плиточный пол. Тот больше не двигался.

— Бедняга, Вумп, — проговорил, тяжело дыша, Смелч. — У тебя всегда была стеклянная голова.

— Ах, к–к–красота–а! — завопил Глут на своем стуле, все еще привязанный проводами и с шлемом на голове. — Не упустите старика Нита! Не упустите его! Он мой!

— Прочь руки от меня, землянин! — заявил Киш, пытаясь, правда безуспешно, протолкнуться мимо Ретифа в двери. — Это беззаконие!

— Вы смущены, лейтенант? — заговорил с ним Ретиф. — Это у Нита есть сейчас неотложное дело, я понимаю, но не у вас. Вам некуда спешить.

— Как вы сказали? Нит? Впервые слышу это имя!

— Это очень плохо, лейтенант. А я надеялся, что вы скажете мне, на кого он работает.

— Никогда! Подлый и низкий двуглазый!

— Я бы избегал таких эпитетов, будь я на вашем месте, Киш.

Ретиф бросил взгляд через плечо гроасца на Глута, который уже к тому времени скидывал с себя последние путы.

— Не расколотите там ничего сгоряча, Глут. Как мы потом усадим на ваше место господина лейтенанта?

— Ч–что?.. — прошептал Киш, очумело глядя на Ретифа. — На чье мест–т–о–о м–меня?..

— Куда ушел этот Нит? — заревел Глут. — Мне нужен только он один! Я хочу выбить ему хоть один глаз! Ну? — он подскочил к Кишу и схватил его за шиворот. — Куда убежал другой землянин?

— Другой… кто? Землянин?.. — прошипел, ничего не понимая, Киш. — Какой другой землянин?

— Ты знаешь, какой! — проорал Глут.

— А! — вспомнил что–то Киш. — Тот, другой… Правильно! Насколько я помню, он занимает гостевую комнату… э–э… сразу по коридору.

— Что ты мелешь? — закричал Глут, тряся Киша. — Какого черта он там может делать?

— Он… он ассистировал мне в проведении некоторых… экспериментов, — прошипел Киш, белея от страха.

Глут отпустил его и бросился вон из комнаты. Очевидно, искать другого «землянина». Он быстро отыскал нужную дверь и стал изо всех сил колотить в нее. Ответом ему были тихие, смутные звуки.

— Ага! — закричал Глут радостно. — Он там!

Он разбежался, насколько позволяли размеры коридора, и со всего маху врезался в дверь плечом. Пластик треснул. Еще секунда — и замок, вывороченный «с мясом», полетел на пол. В дверном проеме показалась шатающаяся фигура.

— Постой… — оторопел Глут. — Это не тот…

— Тот самый! — радостно воскликнул за его спиной Ретиф.

— Наконец и вы, Ретиф! — тяжело дыша, пробормотал первый секретарь Маньян. — Слава Богу, я уж думал, вы никогда не придете.

 

12

— Не могу взять в толк, — говорил Глут, переводя взгляд с Ретифа на Маньяна. — Раз вы друзья, значит он тоже двуглазый гроасец, как и ты, Ретиф. А Киш сказал, что он землянин, как и он сам. Я не понимаю…

— Ложь крупного масштаба, — сказал Ретиф. — Среди землян очень распространена — времена такие.

— Тебя здесь обманывают, идиот! — зашипел Киш Глуту.

— Чего он хочет? — спросил Маньян, глядя на Глута брезгливо. — Может, он находится под впечатлением…

— Он просто большой поклонник гроасской цивилизации, господин Маньян. И он надеется, что вы разделите его настроения, раз уж вы так похожи на меня.

Киш что–то попытался сказать, но Ретиф схватил его за горло.

— Я похож на вас?! — Маньян был шокирован. — Действительно? Ну что ж, умственная работа, которой я отдаю всего себя, не позволяет мне иметь хорошую мускулатуру, новее же я не слабак! Это вы правильно подметили, Ретиф. И все–таки не совсем понимаю связь…

— У него столько же глаз, сколько и у тебя, Ретиф! — не унимался Глут.

— Все просто, Глут. Он мой родственник. У нас у обоих дефект от рождения, помните, я вам говорил?

— Но что он тогда здесь делает, разгуливая среди землян?

— Святая простота! — воскликнул Маньян. — Я здесь далеко не разгуливал, как вы неудачно выразились. Я был захвачен шайкой разбойников с большой дороги и помещен здесь для целей, как я подозревал, весьма и весьма далеких от дипломатических. — Первый секретарь сурово посмотрел на Киша. — Может быть, вы нам наконец все объясните?

— Он сейчас с удовольствием объяснит, что угодно, — говорил Ретиф, волоча упирающегося гроасца к Глутову стулу.

Скоро Киш сидел на нем, увитый проводами и со шлемом на голове, совсем так же, как часок раньше сидел Глут.

— Увы, теперь уже поздно, — бормотал лейтенант. — Но если бы я знал заранее, что близятся такие события, я бы с огромным удовольствием пошел к поганцу Ниту и сказал ему все, что о нем думаю.

— Очень плохо, Киш! Ай–ай–ай. Какой вы ненадежный подчиненный. Но если вы, правда, так думаете, то, сдается мне, что в будущем я смогу устроить вам «ваше огромное удовольствие», — сказал Ретиф. — Ну ладно, от этого пока отвлечемся. Вот, к примеру, ваш аппарат. Насколько я понял — я конечно, не специалист, — это своего рода предохранитель. Если лицо, соединенное с ним проводами, говорит неправду, то посредством тока высокого напряжения предохранитель поправляет и указывает на ошибку в сказанном? Глут, поставьте–ка на самое последнее деление — у нас мало времени.

— Эй, чужеземец! — завопил лейтенант. — Пытать должностное лицо? Я ведь находился при исполнении своих служебных обязанностей!

— Об этом позже, Киш. Кто хозяин?

— Гроссмейстер Уш. Высший чин. Ты пожалеешь об этом дне, Двуглазый!

— Не исключаю, дружище, спасибо за предупреждение. Где находится станция Омега?

— У меня нет ни малейшего… Ты слышишь, ни малейшего намерения лгать… Но я, клянусь, не зна… Подожди!!! Не включай!!! Она находится на одном пустынном островке в нескольких милях отсюда! Чтобы все Двуглазые до единого в аду сгорели!

— На каком именно острове? — строго спросил Глут. — Румбоги? Дэларион?

— Спрук! — прошипел гроасец, не спуская округленных от ужаса глаз с панели в руках Ретифа. — Все отдам за то, чтобы увидеть тебя барахтающимся в гнилом болоте!

— Если верить детектору лжи, то приходится верить и ему, сказал Глут, не обращая внимания на гроасца. — Он говорит правду.

— Если точнее, он говорит то, что ему было выдано за правду, — поправил Ретиф. — К сожалению, если ему самому его боссы всучили фальшивку, мы это не можем проверить. У меня стойкое чувство, что ему мало доверяли…

— Ты, грязный мошенник, — зашипел Киш и вдруг замолчал, прислушиваясь. С улицы донеслись какие–то звуки. Они нарастали. — Ага! — Киш пытался развалиться на стуле с видом победителя, но провода мешали ему. — Меньше через минуту рота автоматчиков покажет вам, насколько неразумно проникать без разрешения в святая святых гроасской политики на Лумбаге!

— О чем он болтает? — обеспокоился Глут.

— Я говорю о политике, которая направлена на то, чтобы низшие расы вкусили от просвещенного гроасского правления!

— А еще он сказал, что через минуту здесь будут фараоны, — быстро сказал Ретиф. — Не подскажете ли нам, милейший Киш, раз уж вы пока привязаны к этому стулу, ближайший выход отсюда?

— Дверь в конце коридора. Там вас ждет избавление.

— Хорошо. Там мы, естественно не пойдем. Спокойной ночи, Киш. А пока подумайте, как вы будете оправдываться перед Нитом. Как я понял, у вас с ним — не всегда лады.

— Это правда, Двуглазый! — прошипел Киш. — Надежды на скорое повышение, по всей видимости, останутся у меня только надеждами. Но я еще разберусь с этим старым дураком.

— Развейте эту мысль. У вас есть пока время.

Десять минут спустя Ретиф и его спутники благополучно миновали тот участок тропы, который охранялся бдительным Флантом, погруженным в грезы при свете двух лун, и вышли к месту, где их поджидал весь издергавшийся Бубобу со своими воинами. Поднялся утренний туман, и вождь племени был еле виден в плотной дымке.

— А, так ты все–таки сцапал охранника–монстра! — воскликнул оказавшийся тут же Зуф, с любопытством разглядывая Смелча. — О, даже двух, если считать за монстра этого тощего. — При этих словах он осматривал уже Маньяна. — Погоди! Да ведь он же, как две капли воды, похож на тебя, Ретиф! Вот так штука!

— Что это? — спросил вождь, услышав слабые неясные крики.

— Может, Флант проснулся, — сказал Ретиф. — Смелч, уединись–ка на пару минут с вождем. Он просит для своего племени какие–то мелочи, а вы ему можете помочь. Он не обидит.

— С тобой приятно иметь дело! — воскликнул Бубобу.

— Ну а прежде чем вы поговорите, скажите–ка: где находится остров Спрук?

— Пойдешь по течению реки до моря. Там пройдешь по берегу. Скоро увидишь и остров. Придется немного поплавать. Вода там — благодарить меня будешь за то, что затащил тебя туда. Но берегись монстров из охраны. Шастают через каждый час верхом на волшебных больших рыбах.

— Что за волшебные рыбы? — спросил Глут.

— Легкие моторные лодки, — неохотно признался вождь.

— Ну и язык у вас, ребята! — подивился Глут.

Через полчаса они уже шагали по берегу моря. Вскоре в ночном лунном свете и тумане показались смутные очертания земли.

— Уж не собираетесь ли вы туда переправляться? — спросил Маньян. — В такой час?

— Час как раз самый удобный для встречи с гроссмейстером, — заверил своего шефа Ретиф.

— Не знаю, не знаю. Не вижу никакого средства добраться туда.

— Полагаю, средство нашей доставки скоро прибудет.

— А я как раз вспомнил, — заявил Смелч. — На Спруке живут колдуны. Они умеют быть одновременно сразу в двух местах. По крайней мере так говорили старики.

— Чепуха! — безапелляционно сказал Глут. — Всякому известно, что на Спруке ожившие мертвецы справляют свои тризны.

— Отт–т–куда вы это знаете?! — ужаснулся Маньян.

— Мой дядя доукомплектовывался здесь глазом, ухом, носом и гортанью.

— Он… Как это доукомплектовывался?..

— Покупал у мертвецов.

— Я слышал, вы, лумбаганцы, не умираете обычным способом, — сказал Ретиф.

— Да, это верно. Но когда Простейшие разлетаются после неудачной комбинации, они слетаются именно на этот остров, чтобы подумать о новой. Представь, Ретиф: задуманный новый лумбаганец состоит поначалу из одной, оторванной в какой–нибудь кабацкой драке, ноги, потом к ней присоединяется почти бесплотная рука без кисти, и вот, это привидение ходит в тумане, разгребая кучи неподходящих частей, и ищет поджелудочную железу и все прочее по порядку.

— Любопытные суеверия, — проговорил Маньян с дрожью в голосе. — Вот только неясно: они рождены на этом острове или завезены из какого–нибудь места.

— Никакие не суеверия, — заверил Смелч. — Я знаю одного парня, который имеет близкого друга, приятель которого своими ушами слышал от какого–то молодчика, как тот видел лицо погибшего в драке родственника, зловеще выглядывающее из вонючего болота здесь, на Спруке. Он говорил, что эта рожа теперь будет у него стоять перед глазами всю жизнь.

— Наверно, это большое удовольствие — подружиться заново с погибшим товарищем… Пусть даже с одной его головой…

— Это не по мне, Ретиф. Когда мой приятель Декер развалился на части, у меня не возникло никакого желания дружить и распивать эль с его ушами или руками по отдельности.

— Будем надеяться, что Нит — в целости или по частям — здесь тоже никого не заинтересует, кроме нас. И его начальника.

— Да, вам, чужеземцам, вообще везет во многих передрягах, — завистливо заметил Глут. — Не то, что нам.

— Все, как я понял, идет к тому, что на остров отправятся только двое: я да Маньян, — сказал Ретиф. — Спасибо, ребята, за вашу помощь и все такое.

— Э!.. Как насчет того, чтобы включить в десант меня? — запротестовал Глут. — Кроме того, у меня нет ни малейшего желания сидеть на этом берегу и дожидаться, пока подъедут опять эти маленькие пятиглазые дьяволы и посадят меня на тот же стул! Я с вами!

— А я? Не я ли всегда мечтал о морском путешествии… — уныло сказал Смелч. — Но… работа. Увы! Я отдаю себе отчет в том, что не вернись я ко времени на пост — и моя карьера коту под хвост…

— Морское путешествие — это, конечно, не самое лучшее название для нашей переправы на остров, — сказал Глут. — Но если парень по имени Киш стоит у панели, а ты сидишь на том стуле со шлемом на башке — это гораздо хуже!

— Да уж, — вздохнул Смелч. — Мне кажется, что у нас подобралась сейчас хорошая компашка. Было бы здорово как–нибудь еще так собраться.

— Это верно, Смелч, дружище, — сказал искренне Ретиф. — Я никогда еще не чувствовал себя в такой безопасности.

— Спасибо, Ретиф. Если ты переговоришь со стариком, то я охотно сменю его кусок хлеба на твой.

— Я подумаю об этом, Смелч.

— Ну а пока мне все–таки надо идти, ребята. Уволят, сами знаете за опоздание, а ты, Ретиф, пока еще ничего не решил с моей работой.

Когда лумбаганец ушел, Ретиф, Маньян и Глут не спеша двинулись по береговой косе, заросшей густым кустарником. И вскоре их взгляды уже были обращены на чернеющую по правую руку громаду острова Спрук.

— Здесь, джентльмены, — сказал Ретиф, останавливаясь.

С юга, идя против течения, появилась небольшая темная тень: бот с лумбаганцами одинаковых со Смелчем размеров. Бот шел прямо на Ретифа и его спутников.

Земляне и Глут вошли в густые плавни. Морская трава была высокой и покрывала их с головой, а вода доставала до шеи. С такой позиции едва можно было видеть приближающееся легкое судно. Вдруг оно прошло прямо перед ними. Ретиф поднырнул под киль и, напрягшись из всех сил, резко качнул один борт. Послышались дикие крики находящихся на борту. Лишенные опоры, они один за другим посыпались в воду, как горох. Ретиф качнул в другую сторону. Уцелевшие после первой атаки кубарем покатились на другой борт. Ретиф заметил вдруг, как со всех сторон к берегу устремились стаи Простейших — инстинкт самосохранения.

Дело сделано. И через минуту на бот уже карабкались новые его владельцы. Глут сразу же принялся за уборку, сбрасывая в воду мусор и ненужные шмотки. Ретиф взошел на нос и стал оглядывать водную гладь впереди. Неподалеку река впадала в море, и Смелч много дал бы, чтобы посмотреть на эту необъятную ширь. Маньян, дрожа от неопределенного еще страха, вцепился в борт на корме.

— Клянусь, я подхватил грипп, — лепетал первый секретарь. — Нельзя ли подождать с вашей встречей, Ретиф? Вы сами знаете, как я люблю пунктуальность, но в данном случае…

— Я слышал, что гроссмейстер любит поесть в это время, — заметил Ретиф, прервав начальника. — Нехорошо будет, если он начнет без нас.

Двадцать минут доброй гребли — и вот лодка уже плещется в бурунах в ста ярдах от темного берега Спрука.

— Да, — задумчиво говорил Глут. — Если парень потерял в драке голову и обе руки, он может смело плыть сюда. Они шатаются по унылому берегу и ждут, когда их заберет хозяин. Как ты собираешься, Ретиф, отыскать здесь того парня, который тебе понадобился?

— Я думаю, он сам нас найдет.

— Смотрите! — воскликнул Маньян, показывая куда–то рукой. — Я вижу яркие огни! Вон там, прямо в облаках!

— Да. Это единственный более менее высокий холм. Он стоит где–то в центре острова, — мрачно сказал Глут, повернувшись, чтобы рассмотреть действительно довольно яркое свечение, пульсирующее высоко в тумане. — Если верить слухам, то как раз там и живут привидения.

Они обогнули мыс и увидели впереди маленькую, но удобную бухту. По предложению Ретифа они пристали к берегу в том месте, где примыкающие к воде мангровые деревья были наиболее редкими. По бортам хлестали и стелились упругие ветви, когда они причаливали. Наконец, бот прочно сел на дно, и три пассажира выпрыгнули в воду, где им оказалось только по колено, и направились к берегу.

— Да, — тихо бормотал Глут, с подозрением вглядываясь в зеленую растительную стену, которая открывалась перед ними и с боков. Сзади было море… — Сдается мне, встреча не за горами.

Впереди внезапно раздался звук, словно кто–то клацнул затвором винтовки, и в следующую минуту из темноты прозвучал голос:

— Эй! Стоять не месте и не двигаться до тех пор, пока не выйдет луна, чтобы я мог положить вас всех наверняка!

 

13

— Вот мы и вляпались, Ретиф. Прямо, как ты и хотел, — мрачно бормотал Глут. — Это привидение. Или зомби. Только я никогда в голову взять не мог, что зомби требуется еще оружие. Он и без него хорош… — Глут возвысил голос: — Ты сказал: положить нас? Что ты имел в виду? Откуда ты знаешь, может, мы твои лучшие друзья?

— Я знаю это потому, что у меня нет друзей. Ни лучших, ни худших.

— Тебе, наверно, нелегко приходится, приятель, — говорил Глут, потихоньку приближаясь к тому месту, откуда слышался голос незнакомца. — Я как раз сам ищу друга, почему бы нам…

— Еще один крохотный шажок, дружище, и тебе уже никого не надо будет искать! Моя ржавая старушка позаботится о том, чтобы от тебя не осталось ни одного стоящего клочка!

В этот драматический для Глута момент из–за плотных облаков выплыла большая луна. Лумбаганец, стоявший на расстоянии двадцати футов от своих жертв, целился в них и впрямь из отличного образчика стрелкового оружия убойного калибра. Роста он был среднего, имел четыре руки и две ноги, два глаза и один–единственный маленький рот. Позади него стоял второй, почти ничем не отличавшийся от своего товарища, одетый в такую же серо–коричневую военную униформу. Единственно, может быть, раскраска у него была побледней и попроще.

— Смотри–ка, старина Смелч говорил, что вы, колдуны, можете одновременно быть в двух разных местах, — заорал в восторге Глут, — но я и представить себе не мог, что эти разные места находятся так близко одно от другого!

— Заткни свою глотку! — рявкнул вооруженный лумбаганец. — Встань обратно с ними — по одному могу промазать. — Он нетерпеливо дернул стволом своей винтовки.

— Постой! — крикнул Глут, показывая на Ретифа и Маньяна. — Ты не посмеешь пристрелить этих добрых господ. Они чужеземцы и имеют дипломатическую неприкосновенность!

— Не хочешь ли ты сказать, что моя пуля отскочит от них, как хлебный мякиш?

— Я хочу сказать, что любой, кто попытается выстрелить по ним, будет иметь дело со всем Десантным Межпланетным Флотом Гроа!

— Ты сказал: Гроа?

— Да, я сказал именно это слово! Один из моих друзей… э–э… великий гроссмейстер Ретиф и… э–э… он большой начальник у гроасцев!

— Тогда — другое дело, — солдат опустил винтовку стволом вниз. — Почему же вы сразу не сказали? Мы как раз ожидали визита Самого Высокопоставленного Лица…

— Потому что это был секрет, дубина!

— Так зачем же вы раскрыли нам этот секрет? — спросил показавшийся из–за спины солдата второй лумбаганец, который оказался офицером в чине капитана.

— А иначе мы валялись бы здесь, как трухлявые пни, а этот твой убийца прочищал бы ствол своей старушки! — совсем разошелся Глут.

— Да, действительно, — согласился капитан и обратился к Ретифу: — Как я понимаю, вам необходимо повидать полковника Суаша, сэр?

— Я сам бы не высказал свою нужду лучше, — похвалил его Ретиф и прибавил: — Да, кстати, а как господин полковник нынче выглядит?

— Так же, как и я, — ответил капитан. — А как же еще? — удивился он.

— Я пойду с вами как переводчик, — заявил вдруг Глут.

— Это ни к чему! — сказал офицер. — Гроасцы отлично говорят на лумбаганском.

— Господи! И это нужно объяснять! Да они же говорят на своем дипломатическом шифре! Каждое произнесенное ими слово имеет совершенно другой смысл!

— В таком случае вам, конечно, лучше было бы тоже пойти.

Капитан и солдат указали им на дорогу и сами стали проводниками.

Впереди стала видна узкая тропинка, вскоре она перешла в мощеную дорожку. По обе стороны пути лежали болота. Позже к идущим присоединились еще два лумбаганца в военной униформе, которые замкнули собой шествие, и таким образом Ретиф и его спутники оказались окруженными настоящим, торжественным эскортом.

— Причудливей картины мне еще видеть не доводилось! — шепнул Глут Ретифу на ухо. — Они все одинаковые, словно пеньки! Я, например, их абсолютно не различаю! А ведь они тоже лумбаганцы…

— Бывает, — сказал только Ретиф, тоже внимательно приглядываясь к солдатам.

— Вы, гроасцы, — продолжал Глут, — тоже как–будто все сделаны под одному шаблону. — Правда, у вас есть возможность менять немного количество глаз. А иногда все–таки, знаешь, Ретиф, я забываю, что ты чужеземец — такой обыкновенный парень.

— Спасибо, Глут! Признаю: близнецов на Лумбаге не найти.

— Нельзя ли пока обождать с разговорами? — раздраженно буркнул капитан.

— От этих ваших дипломатических шифров с подтекстами у меня уже голова раскалывается.

— Даже не пытайся что–нибудь понять, деревенщина, — насмешливо заметил Глут. — Расшифровка — дело экспертов. Да и то не всех.

Дорожка вдруг вышла на довольно большую открытую поляну. Она была уставлена ровными рядами палаток. Ретиф заметил, что одна палатка была намного крупнее и выше других. На ее крыше слабо шевелилось выкрашенное в серое знамя. У разведенного в стороне костра сидело около дюжины солдат. Все — точные копии капитана и его подчиненных, проводивших Ретифа и его спутников до этого лагеря.

— Вот это да! — воскликнул Глут. — Я слышал, что из–за обмундирования все солдаты похожи один на другого, но это!.. Фантастика!

— Ретиф, — позвал своего коллегу Маньян. — К нам не поступало ни одного сообщения о наличии лумбаганской армии! Я дрожу при мысли о том, что это будет стоить делу примирения!

— Да. Есть на что посмотреть, — согласился Ретиф.

— Подождите здесь, — предупредил капитан и направился в штабную палатку.

Через минуту он появился, только в более яркой униформе с полковничьими знаками различия. Полковник взглянул мельком на Ретифа… В следующее мгновение лицо его исказилось гневом, он выхватил из кобуры на ремне огромный лучевой пистолет инопланетного производства и, наставив его на землянина, выкрикнул:

— Что за мошенник?! Это не гроссмейстер Уш!

— Конечно, нет! — резко прервал его Ретиф. — Ради исполнения миссии такой огромной важности я решил прибыть самолично!

— Ты даже не похож ни на одного из них! — рявкнул полковник. — Глаза! У тебя только два глаза!

— Не надо нервничать! — обиделся за товарища Глут. — Парню не повезло, он родился с таким уродством. Что ж мы теперь, смеяться над бедой будем?

— Родился? Родился… Что это такое, черт возьми!

— Да, тебе это трудно объяснить. — Глут презрительно смотрел на полковника. — Тебя нет. Потом встречаются будущие папаша и мамаша. Р–раз! И ты готов. Пожалуйста, соли — и ешь! Уловил?

— М–м… Ты меня совсем за дурака держишь? Я слыхивал байки о том, что чужеземцы появляются на свет как–то странно, из темноты и мрака, но про папаш и мамаш мне заливать не надо, понял?! — Он опять повернулся к Ретифу. — Так… Я хочу теперь знать, чего мне ждать от тебя? Саботажа? Шпионской деятельности? Политических убийств?

— Этот все про то же! — всплеснул руками Глут. — Послушай, приятель! Смени пластинку!

— Боюсь, мы теряем время, полковник, — заговорил Ретиф. — Может, мы все–таки пройдем внутрь? Наш разговор должен носить характер кон–фи–ден–циальный!

— Нет, уж, вы сначала… — начал было полковник, но Ретиф открывал уже полог штабной палатки. За ним проследовал Глут. Замыкал шествие Маньян.

Внутри палатка выглядела богато: комфортабельная мебель, декоративные подушки, яркие занавеси.

— Неплохо, — заговорил, оглядываясь, Глут. — Я смотрю, вы, гроасцы, балуете своих служак. Вот это я понимаю: сфера гроасских интересов!

— Я полагаю, многие были бы очень удивлены, узнав, как далеко распространилась сфера гроасских интересов, — заметил Ретиф.

Полковник с хмурым видом зашел вслед за ними, небрежно кивнул им на кресла, позвонил, чтобы принесли чего–нибудь выпить.

— Ну а теперь, что это за конфиденциальный разговор? — спросил он. — Если вы тот, за кого себя выдаете, то мы с вами уже обо всем договорились.

— Обстоятельства изменились, и нам нужно иметь это в виду, — холодно уточнил Ретиф.

— Вы хотите сказать, что земляне что–то пронюхали?

— Возможность и реальность этого не исключены.

— Но мне говорили, что там у них только двое недоумков, которые и представления ни о чем иметь не будут до тех пор, пока не обнаружат себя сидящими за решеткой!

— Небольшое преувеличение, полковник, — неприязненно глядя на лумбаганца, произнес Маньян. — Мы дело делаем, а вы тут «утки» распространяете.

Полковник побледнел.

— Мне это не нравится! — резко заметил он, вставая из–за стола. — Им известно, что мы дислоцируемся здесь?

— Они только что об этом узнали.

— Ужас! Они прознали о всей внутренней организации дела?

— Увы, — сказал Ретиф.

— Но это чудовищно! — прохрипел полковник Суаш. — Они знают, что мы будем делать в назначенный день?

— Пока нет, — сказал Ретиф, внезапно омрачаясь. — Но во всяком случае они собираются это сейчас узнать.

— Каким образом?! — полковник весь напрягся и сжал кулаки. — Это самый засекреченный военный объект во все времена на Лумбаге! И это единственный военный объект во все времена!

— Очень просто, — заговорил Глут. — В твоем окружении пасется шпион.

— Шпион?! Невозможно!

— Ты говоришь: невозможно? А я тебе говорю: в твоем окружении пасется шпион! В конце концов вы все на одно лицо, как птицы. Все, что надо шпиону

— это загримироваться под одного из вас. — Он насмешливо оглядел бледную окраску полковника и прибавил: — А это несложно.

— Дьявол!

— Работа нехитрая, — беззаботно ответил на это восклицание Глут.

— Да, теперь я вижу, что вы посланы предупредить меня! — заволновался полковник. — Что мне делать?

— Что, что… Раскрыть карты, вот что! — сказал Глут.

— Ч–что?! Что вы имеете в виду?

— Собери всех своих солдат на плацу и отдай приказ им разобраться по винтику на Простейших. Пробравшийся в твой стан землянин не сможет выполнить этого, будь уверен.

— Что? Приказать моим ребятам уничтожить самих себя?

— Предложи что–нибудь получше, Суаш. Все равно на половине или даже в самом начале станет ясно, кто из них враг.

— Вы как? — обратился полковник к Ретифу.

— Эффектно. Будет интересно поглядеть на разоблачение землянина.

— Я… Я полагаю, у меня нет другого выхода. Но если ничего не получится, Шлуш все равно снимет с меня голову… — Он позвонил. На пороге появился вестовой.

— Послушай–ка… это… рядовой Спаб… Я должен напомнить тебе, что нация вправе требовать от тебя беспримерной жертвы.

— Вы зарубаете мне мой отпуск? — недовольно спросил тот.

— Если бы это! Тебе предстоит, наоборот, испытать удовольствие полной свободы, вернее раскрепощенности, которой ты пока не знал…

— Вы хотите сказать, что я… увольняюсь в запас?! Ура!

— Рядовой Спаб! Требую внимания! Да, в некотором смысле ты будешь… уволен. Так или иначе, но не пройдет и нескольких часов, как ты перестанешь быть моим солдатом. Я хочу в качестве напутствия сказать, что ты был хорошим солдатом, если не считать небольшой тяги к неподчинению, надувательству командиров, вольности и небрежности в одежде…

— Теперь понял, — тихо сказал Спаб. — Вы уходите в отставку. Ну что ж… Не буду корить и упрекать, Суаш, хоть и есть за что, конечно…

— Полковник Суаш! Полковник!!! — забрызгал слюной обиженный Суаш.

— Пенсионерам звания ни к чему, так я думаю. Ты вот это запомни на будущее, — сердито заметил Спаб.

— Спаб! Спаб, я приказываю тебе… приказываю тебе… разложиться на составные!

— Что? Вы имеете в виду?..

— На сос–тав–ные! На Прос–тей–ших!!!

Споткнувшись, Спаб отскочил назад, выкатив на полковника глаза. Рот его беззвучно шевелился. Наконец, он резко дернул полог и выбежал из палатки.

— Братцы, сюда! Братцы! Старик Суаш совсем спятил! — послышался снаружи его крик. — Он, сектант паршивый, хочет, чтоб я разобрался!

— Сюда! Проверка! — взревел полковник, высовываясь по пояс из палатки.

— Сержант! Собирай всех сюда!

— Похоже, у полковника небольшие проблемы с дисциплиной, — сказал Маньян, обращаясь к Ретифу.

Все вышли из палатки. На плацу никого не было. Только один солдат, сидевший у костра, так и остался сидеть, ошеломленно глядя на удирающих в лес сослуживцев.

— Рад, что нашелся хоть один настоящий воин! — сказал разгневанный полковник. — Строиться!

— Интересно, а почему он не скрылся вместе с остальными? — задумчиво произнес Маньян.

— Может быть, потому, что у него были веские причины не отходить далеко от штабной палатки, — заметил Ретиф, внимательно разглядывая подходившего солдата.

— Итак, рядовой… — обратился к нему полковник. — Я не ошибался в тебе, принимая на службу.

— Рад стараться, господин полковник!

— А вот теперь мой печальный долг — приказать тебе распасться на составные, — продолжил полковник. — Какой стыд, что во всем подразделении нашелся только один верный солдат! Что случилось? Военная наука об этом умалчивает…

— А… видите ли, боюсь, это будет… неудобно, — дрожащим голосом прошептал солдат.

— Что такое?! Бунт?!

— Ага! — сказал Глут Ретифу. — Кажется, что–то наклевывается. Смотри–ка. — Он вышел вперед, отстранил полковника в сторону и, сделав молниеносный выпад, ткнул вытянутым пальцем рядовому в грудь. Тот резко прошипел и весь напрягся.

— Что я говорил! — вскричал Глут. — Хватайте его!

Солдат обогнул Глута и уж было собрался бежать, как был брошен на землю полковником.

— Вот так разоблачение! Как сыграно–то, а?! — орал Глут. — Любой лумбаганец развалится на части, если ткнешь его прямо в солнечное сплетение!

— Та–а–ак! — угрюмо протянул полковник. — Землянин?! Шпион?!

— Ни в коем случае! — крикнул поднимающийся с земли солдат.

— А вот я тебе говорю: и землянин, и шпион! — рявкнул полковник. — Спасибо представителю Гроа господину Ретифу, который помог мне…

— Ретиф?! Гроасец?! — разоблаченный шпион схватился за голову и в следующее мгновение сорвал с лица бутафорскую лумбаганскую маску. Показалось пятиглазое серо–бледное лицо гроасца.

— Мое имя Плит! Я являюсь уполномоченным наблюдателем гроасской миссии!

— прошипел он. — А вот этот, — он ткнул пальцем в сторону Ретифа, — земной шпион!

Полковник переводил недоверчивый взгляд с Пилта на Ретифа. Молчание затянулось, и вдруг стоявший рядом Глут громко расхохотался.

— Неплохо держишься, землянин! — крикнул он Пилту. — Но вот закавыка: я могу поручиться за Ретифа. Я вытащил его вот этими руками из гроасского штаба на улице Дакойт в городе! Он и Шлуш сидели, как приятели. Тот даже пытался выгородить Ретифа, но меня не проведешь!

— Кретины! Идиоты! Предатели! Неужели вы настолько глупы, что не знаете, как выглядит лицо высшей гроасской расы? Где, я спрашиваю, у этого… пять великолепнейших, неотразимых и необходимых глаз?! Где?

— Сто раз мне что ли повторять? — всплеснул руками Глут. — Никто не отрицает, что Ретиф имеет этот дефект, но парень–то он отличный! А вот как насчет тебя, землянин? У меня, например, есть догадка, что из твоих пяти глаз по меньшей мере три — просто–напросто дешевые подделки! Давай–ка мы проверим мою догадку, не возражаешь? — С этими словами Глут приблизился к Пилту и потянулся своими ручищами к его глазам. Тот в ужасе отскочил назад.

— Прочь лапы, грязное животное! — прошипел он.

— Я хотел только проверить, приятель, — заверил его Глут и сделал вторую попытку достать до лица Пилта.

— Протестую! — завопил тот, пытаясь защититься. — Я сдаюсь вам, но только уберите от меня этого аборигена!

— Какое вероломство! — воскликнул полковник Суаш. — Выдавать себя за представителя моих лучших друзей, гроасцев, а на самом деле шпионить, выслеживать и вынюхивать!

— Ваши чувства достойны уважения, полковник, — заметил Ретиф. — Но давайте узнаем, сколько он уже успел выведать.

Суаш грозно воззрился на обвиняемого в шпионаже.

— Сколько наших секретов тебе удалось выкрасть?!

— Полковник, нельзя ли мне переговорить с вами наедине? — умоляюще сложив руки, проговорил Пилт. — Мало того, что здесь сейчас совершается чудовищная несправедливость, но это еще будет иметь не менее чудовищные последствия для всего нашего дела!

— Не слушай его, полковник! — крикнул Глут. — Все, что имеет сказать этот землянин, он должен произнести перед всеми нами, гроасцами.

— Теперь и ты еще хочешь заделаться гроасцем? — воскликнул полковник.

— Доверенное лицо. Ну, если Ретиф — мой приятель, значит, я чего–нибудь стою, как ты думаешь?

Суаш повернулся вновь к Пилту.

— Говори!

— Что же мне, рассказывать гроасские тайны в присутствии этого паршивого землянина, который имеет наглость и хамство присваивать себе гроасское подданство?

— Опять за старое? — воскликнул Глут и стал приближаться к Пилту, имея явное намерение вновь проверить его глаза. Плит, заметив это, не нашел ничего лучшего, как спрятаться за спину Ретифа.

— Я ничего не знаю! — отчаянно прошипел он. — Я спал во время инструктажа…

— Он врет! — крикнул полковник. — Бьюсь об заклад: ты знаешь опознавательный сигнал! Два длинных и три коротких! И о подкреплениях, которые мы ожидаем с Румбоги, Гилерики и Словенгера! И еще ты знаешь, собака…

— Признаю, признаю! Я знаю это и еще очень много другого, — торопливо заговорил Пилт. — Дальше не перечисляйте…

— Но ты, конечно, еще не успел передать своим хозяевам о плане согласованных с полицией акций в следующий вторник под видом Весенних Обрядов?

— Замолчите! Я знаю все! Все! Только молчите!

— Это катастрофа! — схватился руками за голову полковник. — Паршивый шпик разнюхал все до последней точки!

— Интересно, как он связывается с хозяевами? — спросил Глут. — Ведь сейчас он у нас в руках и, может, он еще не…

— Какая у тебя связь со своими?! — заорал Суаш, еще не дослушав до конца Глута. — За последний месяц ни один солдат не покидал острова!

— Какая связь?.. Я… У меня тысячи уловок на этот счет, нет нужды об этом болтать, — заговорил Пилт, смирившись уже, кажется, со своей незавидной ролью.

— Бьюсь об заклад, что эта скотина засунула свой вонючий нос и в планы Сверхсекретного Сверхмощного Галактического Оружия! — вдруг воскликнул Суаш. — О, дайте мне его придушить! — заорал он и кинулся к бедняге. Ретиф остановил его за руку.

— Не стоит горячиться, полковник, — мягко сказал он. — У нас есть шанс повернуть всю эту ситуацию к нашей же выгоде.

— Что? Где? Этот мерзавец уже, возможно, все разболтал земному послу! Он должен был посылать свои депеши с подкупленным булочником, больше ни с кем! У того есть плетеная плоскодонка, но это наверняка замаскированный скоростной катер! — орал полковник с искаженным лицом. — И даже когда я макал пончики с вареньем за завтраком, каждое мое движение протоколировалось!

— Что мы будем теперь делать? — спросил Глут. — Сворачивать всю операцию?

— У нас есть теперь только один выход, — жестко сказал Суаш, сжав кулаки на всех руках, которые у него имелись. — Передвинуть назначенный срок вперед! Мы нападем сразу же! Теперь! Сегодня!

— Невозможно! — завопил Пилт. — Мы еще не готовы!

— Это нам на руку, — оскалился полковник в зловещей усмешке. — Я застану вас, землян, врасплох! Я вас…

— Я хотел сказать, что вы не готовы, вы! В гроасском штабе еще не до конца обо всем уговорено, кое–что еще подрабатывается, чтобы переворот прошел гладко, чтобы не осталось ни одного живого землянина, который бы потом разнес по всей Галактике сказки о вероломстве и предательстве со стороны Гроа!

— Смотрите, он все еще на понял, что разоблачен!

— Это раз. Теперь, — шипел Пилт, — как насчет военной поддержки переворота? Где ваши верные солдаты? Стоят, вытянувшись в струнку на плацу, или все–таки сидят по лесам и болотам, трясясь от страха, потому что родной командир чуть было их всех не прикончил?

— М–м… Это ж надо: ткнул своим грязным пальцем в самое больное место!

— пробормотал Суаш. — Но ты не радуйся, землянин. Черт с ними, с этими вонючими дезертирами! У нас есть другие солдаты, их много, но тебе уже не разнюхать, откуда они вступят в город! Это знаю только я и Ретиф, правда, Ретиф?

— Один из нас знает, это точно, — ответил тот.

— О, вы думаете, что я не посвящен в самые секретные планы? — усмехнулся полковник. — Ошибаетесь! Как и вы, я прекрасно знаю дислокацию войск. Они сейчас в… — Тут он прервал себя. — Впрочем, я не буду это обнародовать в присутствии земного шпиона, научен горьким опытом. Но даже, если он каким–то чудом и знает это, его знание уже никакого значения иметь не будет. — С этими словами полковник достал из кобуры пистолет. — Отойдите–ка в сторону, Ретиф, я прикончу этого негодяя, и тогда мы пойдем…

— Подождите! — прошипел Пилт на гроасском. — Ретиф! Обращаюсь к вам, как к чужеземцу на этой планете, такому же, как и я! Остановите руку этого варвара, который сейчас совершит ошибку невиданных масштабов, повлекущую невиданные последствия!

— Предлагаю сделку, — ответил Ретиф тоже на гроасском. — Вы мне даете в руки секрет нового галактического оружия, а я спасаю вас от гибели.

— Предлагать, чтобы я, благородный и родовитый представитель Великой Гроа, раскрыл карты тебе, грязному землянину без роду и без племени? Пошел ты!..

— Я опасался такого ответа, — сказал Ретиф.

— Эй, чужеземцы! Что вы там шепчетесь? — с подозрением спросил полковник. — Говорите при мне на лумбаганском!

— Пилт просто пожелал сказать свое последнее слово, — отозвался Ретиф.

— Подождите! — торопливо заговорил Пилт. — Мое последнее слово другое! Как можно выступать здесь сейчас, если обнаружена гигантская утечка информации? Ведь к тому времени, как вы будете подходить к городу, там уже будут обо всем знать! Вам потребуется гораздо больше солдат, чем есть сейчас. Гораздо больше! Я…

— Эй, слышишь? — обратился к Ретифу обеспокоенный Глут. Он поднял руку и внимательно прислушивался к чему–то.

— Да, но я не могу сейчас уйти, мне надо дослушать землянина. Продолжай Пилт.

— Постойте! — крикнул Суаш. — Слышите? Клянусь своим мундиром, это возвращаются мои ребята, чтобы принять от меня, их командира, примерное наказание за дезертирство и снова встать в строй!

— Ага! — прошипел Пилт. — Это идет моя помощь! Ну, теперь–то ты расплатишься за все свои преступления, мошенник! — Эти слова были обращены к Ретифу.

В расступающейся понемногу ночной темноте вдруг взвился голубой луч света — явно какой–то сигнал. Суаш с криком выхватил из кобуры пистолет.

— Руки за голову и не двигаться! — раздался из темноты незнакомый голос. — Я лейтенант Яб из Береговой Стражи! Все вы, грязные контрабандисты, арестованы!

 

14

— Богатый улов, — произнес лумбаганец в темно–синей униформе, пока подходили ближе моряки из его патруля, вооруженный винтовками вне всякого сомнения земного производства. Офицер был среднего роста и привлекательной для лумбаганцев наружности: три руки, четыре ноги и великое разнообразие прочих частей тела. — Несколько изменников и парочка чужеземцев!

— Эй, послушайте, — зашипел заметно приободрившийся Пилт. — Если вы воспользуетесь вашей силой для того, чтобы покончить с землянином, его прислужниками и этим мерзавцем полковником Суашем, вы не останетесь без благодарности Великой Гроа!

— Не слушай этого двуличного подонка, лейтенант, — заговорил полковник Суаш. — По некоторым причинам ему выгодно выдавать себя за гроасца…

— За гроасца? Ты действительно выдаешь себя за гроасца? — Яб смерил Пилта долгим взглядом с головы до ног. — И какие же есть у тебя доказательства?

— Доказательства? Я приглашаю вас, лейтенант, внимательно рассмотреть меня. Я сочетаю в себе классические черты внешности родовитого гроасца! Особую красоту…

— Особую, это верно, — заметил Глут. — Ну–ка, надави на те три глаза. Они из пластика, на клею. Как только я увидел их, все понял. А теперь посмотри на него, — он показал рукой на Ретифа. — Вот тебе и гроасец.

— Так если он выдавал себя за гроасца, на самом деле он может быть только землянином, — заключил лейтенант, закончив осмотр Пилта. — Загримироваться можно было и похитрее. Зачем тебе все это понадобилось? Не знаю. Я знаю только то, что тебе очень повезло, что все выяснилось.

— Я здесь беззащитный пленник, который не в состоянии ничего объяснить этим чудовищным…

— Ничего не знаю, — нетерпеливо прервал его лейтенант. — У меня приказ выводить всех гроасцев в округе на чистую воду, так как, по имеющимся сведениям, на пиратской джонке, которая вечером поджидала нелегальную партию фуфа, был гроасец. Больше я ничего на знаю и знать не хочу.

— Выводить гроасцев на чистую воду? — взвизгнул Пилт. — Знаете, лейтенант, эти слова вам могут очень дорого стоить! Вы даже не представляете, что этими словами вы губите себя! Существует гроасская армия! Если где–то оскорбляют гроасцев, она приходит — и тоща…

— Что–то для землянина ты слишком ретиво защищаешь этих гроасцев, — сказал Яб. — От страха, наверно. Мне ведь не ты нужен, а тот гроасец. — При этом он указал дулом своего пистолета в сторону Ретифа.

— А… а? — опомнился Плит. — Я знаете ли, тут прикидывался некоторое время гроасцем — и привык… Не обращайте внимания.

— Это благородно, что ты их защищаешь тут, — сказал лейтенант Пилту. — Что ж, что ж, я сам проникся благородством и пощажу этих гроасских негодяев. А если б не ты, я бы их пристрелил, клянусь. — Он грозно глянул на Ретифа. — Хотя ведь я слышал, что вы, гроасцы, отвечаете на добро ножом в бок!

— Это преувеличение! — не сдержался Пилт. — Конечно, никто не отрицает: бывают случаи, когда не до телячьих нежностей и принцип справедливости приносится в жертву, но я уверен и говорю вам, что это компенсируется добродетелями гроасцев, не последней из которых является достойное похвалы упорство в мщении за оскорбление.

— Хорошо, хорошо, я понимаю, что гроасцы были вашими приятелями и что вы не можете бросить их просто так, на произвол судьбы, и выгораживаете, описывая их достоинства, — нетерпеливо говорил лейтенант. — Ну, ладно, пора трогаться. Если я приведу этого гроасца, — он показал на Ретифа, — и его дружков контрабандистов в порт в ближайшие полчаса, то я получу неплохие денежки. Обидно будет, если не успею — через полчаса у меня смена баррикад…

— Секундочку, — перебил его Пилт. — Уж не собираетесь ли вы и меня прихватить? Если так, то я вынужден просить уволить меня от этой чести. Меня здесь задерживают дела, прерванные этим гроасцем и его прихвостнями.

— Какие дела?

— Это моя забота.

— Для чужеземца ты слишком смел, землянин! — крикнул Яб. — Мне было приказано хоть из–под земли достать торговцев фуфом и их посредников и раскопать их базу. Очень важное дело! Может быть, ты, и правда, лишь свидетель, но это решать не мне, а начальству! Пойдем, мы теряем время.

— Если ты ищешь контрабандистов, то здорово ошибся дверью, — произнес полковник Суаш. — Я хоть и являюсь одним из лидеров повстанцев, но в этой сфере у меня с законом расхождений нет. Я сижу в лесу и занимаюсь муштровкой солдат, а не скупкой наркотиков. И, наконец, я старше тебя по званию.

Дуло лейтенантского пистолета, направленное до этой минуты на Ретифа, теперь смотрело Суашу прямо в лицо.

— Я всегда не любил долгих дискуссий, — рявкнул моряк. — Но у меня часто не было возможности их прервать. А теперь я держу в руках неплохой пистолет! Поэтому…

— На вашем месте я бы не делал этого, — предупредил лейтенанта Ретиф.

— А почему бы и нет, гроасец?

— Потому, что если выстрелишь ты, то через секунду выстрелю и я! — вдруг раздался незнакомый голос из–за ближайших деревьев.

— Ага! Это вернулись мои ребята! — вскричал подполковник. — Сдавайтесь скорее, лейтенант, и вам ничего не будет.

Яб опустил свой ствол.

— Не стреляйте по нему! — сдерживая обещание, крикнул полковник солдатам.

— Мы не позволим, чтобы какой–то чужак арестовывал нашего полковника! — раздался все тот же голос. — Мы сделаем это сами!

— Зерна бунта взошли лучше, чем я предполагал, — пробормотал полковник Суаш. — Так или иначе, лейтенант, но у нас с вами вышла ничья. Дайте мне и моим гроасским советникам пару человек для охраны от этих головорезов…

— Гроасцы — мои пленники! — оборвал его Яб. — Можете забирать землянина. — Он кивнул в сторону Пилта.

— Да кому он нужен?! Кому нужен этот подлый шпион?!

Один из моряков патруля вышел вперед.

— Предлагаю рвать отсюда когти, — сказал он, опасливо оглядываясь на деревья, за которыми прятались взбунтовавшиеся солдаты полковника. — Мы вовсе не желаем принимать участия в драке…

— При первом же выстреле со стороны ваших солдат я велю спалить их вместе с деревьями! — крикнул Яб, чтобы было слышно всем. — Я беру гроасцев с собой — и точка!

— А я не позволю — и точка! — крикнул в ответ Суаш.

— Боже, — пробормотал Глут. — Они раздерут нас на части, чтобы разделить между собой.

— Кстати, кто из них гроасец? — спросил кто–то из моряков.

— Наверное, тот коротышка с пятью глазами, — предположили из–за деревьев.

— Как же! Это вон те двое, с двумя глазами, — возразили этому голосу.

— Кретин! Каждый знает, что гроасцы имеют пять глаз!

— Сам ты! Я слышал своими собственными ушами…

— Ты слышал, а я знаю…

— Мой шурин имел приятеля, который…

— Пьяный дурак твой шурин!

— Что ты сказал?! А ну повтори! — из–за деревьев показался один из солдат и с разгневанным лицом, заряжая на ходу винтовку, направился к морякам. Затем появился другой солдат. Третий… Моряки выстроились полукругом, плечо к плечу, готовясь отразить нападение. Один из них, размахнувшись, изо всех сил заехал подходившему солдату в лицо. Тот встал, утерся и дал сдачу той же монетой.

— Эй, ребята! Кончай драку! Вы солдаты, а не биндюжники! — кричал полковник.

— Наших бьют! — вдруг раздался крик. На этом мирные дискуссии были прерваны окончательно. Солдаты бросились на моряков, моряки — на солдат. В воздухе замелькали кулаки, появились первые расквашенные носы. Полковник и лейтенант, тряся пистолетами, бегали в сторонке и выкрикивали приказы, наконец, бросились друг на друга, как два поссорившихся кабана.

Оставленный без присмотра, Пилт потихоньку стал продвигаться в тень и наконец бросился без оглядки подальше от места схватки.

— Хорошая ночка для ваших Обрядов, — сказал Ретиф Глуту, стараясь перекрыть общий шум. — Полагаю, они еще некоторое время будут веселиться, так что нам можно идти своей дорогой.

— Жаль уходить, но ничего не поделаешь, — сказал Глут, с нескрываемой завистью глядя на побоище и ожесточенно потирая руки. — Лучше убраться, пока это возможно.

— Зрелая мысль, — похвалил Маньян, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу. — Кстати позаимствуем моторный бот лейтенанта. Это и быстрее, и волдыри на руках не появляются.

— Но с другой стороны, — заметил Ретиф, — полковник Суаш и его солдаты не просто выстроили здесь свой лагерь. Наверняка они что–то охраняют. И если бы нам узнать, что именно…

— Да, но в этой кровавой суматохе… — недовольно проговорил Маньян.

— Любопытно было бы также узнать, куда с такой прытью направился наш общий друг Пилт. Если бы мы проследили за ним, мы получили бы ответы на многие вопросы сразу.

— Он потерял от страха голову и бросился прямиком в гиблые болота, — объяснил Глут. — Предлагаю отчаливать отсюда, и побыстрее. Может, еще успеем в город на Полночное Мордобитие.

— У меня такое впечатление, что мордобитие, которое происходит у нас перед глазами, тоже неплохо развлекает.

— Побоище в городе стоит двух побоищ на природе, как говорили наши древние, — изрек Глут. — Но с другой стороны, мне нравится то, что ты говоришь, Ретиф. И вообще твой стиль. Там, где появляешься ты, сразу же начинает завариваться густая каша. Я с тобой!

Ретиф вместе с Маньяном и рвущимся в бой Глутом отправились по следам гроасского agent provocateur. Тропа, пробегавшая по корням деревьев, местами очень узкая, была сухой и пыльной, к тому же часто раздваивалась, обегая с разных сторон стоящие на пути вековые, с раскидистыми кронами гиганты, поднимающиеся из глубин темной воды, поросшей зеленью. Вскоре появилась небольшая, но открытая площадка с нетвердой болотистой почвой. Здесь следы внезапно оборвались. Плит как сквозь землю провалился.

— Так, так, так… — протянул Глут, глядя по всем сторонам и озабоченно причмокивая. — Кто бы мог подумать, что этот коротышка–землянин такой шустрый? Он показал, на что способен, и теперь я предлагаю отправляться обратно…

— Слушайте, — тихо сказал Ретиф. Где–то впереди них раздался слабый крик. Ретиф бегом бросился в ту сторону, перескакивая с кочки на кочку. Ярдах в ста от того места, где они остановились было, он стал свидетелем забавной картины: подвешенный за одну ногу, в нелепой позе, в воздухе болтался Пилт, пытаясь ухватиться за конец веревочного капкана.

— Спасибо за то, что подождали нас, Пилт, — поблагодарил Ретиф кричавшего гроасца. — По–моему, сейчас самый подходящий момент для нашего конфиденциального разговора, не находите?

— Сейчас же помогите мне отвязаться — и вы узнаете, что такое гроасская благодарность! Ежегодные выплаты за мое спасение! — истошно шипел Пилт, раскачиваясь в разные стороны, как болванчик.

— Случайно загремели в свой же собственный капкан? — улыбаясь, проговорил Ретиф. — Такое тоже случается с дипломатами.

— При чем здесь дипломаты? Я простой ученый. Был направлен в качестве специалиста наблюдать жизнь лумбаганцев в этой округе, структуру…

— Прошу прощения, Пилт. Отговорка очень эффектная, но, к сожалению, заезженная. Я–то вас знаю уж несколько лет, с того самого момента, как была осуществлена попытка захвата планеты Ялк генералом Фисом, правой рукой которого были именно вы, милейший!

— Меня и господина Фиса интересовали только раскопки древних ялканских культур, — запротестовал Пилт.

— Да, я не отрицаю, что вы, гроасцы, являетесь пионерами оперативной археологии, — признал Ретиф. — Но правила хорошего тона требуют, чтобы найденное при раскопках было предоставлено в пользование коренным жителям планеты, и только когда они откажутся сами, можно упаковать его в ящики… Впрочем, сейчас у нас другая тема разговора. Начнем, пожалуй, с вопроса: куда вы так ретиво устремились из лагеря?

— Пребывая в такой позе, нахожу невозможным вспоминать что–либо, — прошипел гроасец.

— Постарайтесь найти это возможным, — посоветовал Ретиф.

— Какой позор и бесчестье! — застонал Пилт. — Хорошо, землянин, я смиряюсь с судьбой, но протестую до конца! Я открою тебе место моего назначения, но покоряясь грубой силе! Я шел к одному предгорью. Там стоит избушка, в которой я уединяюсь для раздумий и неторопливых упражнений в философии. Теперь отпусти меня на землю, и тогда в моем докладе начальству я постараюсь смягчить проявленное тобой хамство по отношению к лицу знатной гроасской фамилии, и ты отделаешься сравнительно легко.

В это время к разговаривавшим присоединились Маньян и Глут, облепленные болотной грязью и усталые.

— Ну что ж, — сказал Маньян, оглядывая подвешенного за ногу Пилта. — По крайней мере у него была возможность вовремя и достойно уйти из жизни. Но не получилось — бывает.

— Эй, ты хотел, чтобы я совершил самоубийство? — прошипел Плит. — Это будет участь тех, кто стоит передо мной сейчас!

— Не думайте, что ваши угрозы достигают цели, — заявил гордо Маньян. — Мы уже уходим. У меня почти готов доклад, в котором я доведу до сведения нашего посла все, что я видел за последний день.

— Отличная мысль, господин Маньян, — только представьте себе выражение его лица, когда вы ему скажете, что существует коварный план захвата Лумбаги, который вы раскрыли, и поспешили к нему, не теряя времени, чтобы сообщить точно: когда, где и как…

— Ну, я как раз и собирался сказать, — быстро заговорил Маньян, — что мы пока на пороге раскрытия этого ужасного переворота и заговора…

— Правильно, на пороге, — заметил Ретиф. — Пойдем дальше? Пилт, любезный, как нам добраться до вашей прелестной избушки, куда не сумели добраться вы?

— Вмешательство в личную жизнь! И ты думаешь, самодовольный нахал, что я расскажу всю подноготную о своих личных делах такому, как ты?

— Да, я ошибся, Пилт. Прошу прощения, — Ретиф повернулся к своим спутникам. — Выходит, нам придется до всего доходить самим и все разузнавать с нуля. Пойдемте, джентльмены.

— И оставляете меня здесь на произвол судьбы?! На съедение какому–нибудь хищнику, или пока я сам не умру от голода?!

— Ужасную картину ты нам нарисовал, — сказал Глут задумчиво и достал огромный нож. — Избавлю тебя от долгих страданий.

— Не думаю, что это необходимо, — остановил его Маньян, в то время как Пилт помертвел от страха. — Снимите его оттуда, свяжите покрепче и засуньте под какой–нибудь куст, чтобы его оттуда не было видно.

— Я умру, умру, умру! В зубах зверя, от жестокого холода, от черной болотной лихорадки… Умру!!!

— Есть выход, приятель, — заговорил было Глут, но был прерван криком Пилта.

— Я капитулирую! Идите на восток–северо–восток, до одинокого дерева Фуфа, затем направо, там будет склон холма — поднимитесь под нему ярдов на сто. Все! Избушка на виду — только слепой ее не заметит. Я взываю к вашей совести и прошу не совать туда свои носы, а убираться оттуда подальше и везде рассказывать о доброте гроасцев!

— Не пойму, — сказал Глут. — Какого черта это землянин постоянно хвалит гроасцев вообще, а на тебя, Ретиф, волком смотрит?

— Отвяжите его и снимите оттуда, — сказал Маньян презрительно. — При условии, что он пообещает не бежать в свою избушку, как только его ноги коснутся земли. Не стоит нам портить удовольствия дойти туда первыми.

— Обещаю, что уйду тотчас в обратном направлении! — шипел Плит, в то время как Глут помогал ему освободиться от капканов. Уже получив свободу, он сразу же скрылся действительно в обратном направлении.

— Не убежден, что решение, принятое нами, было самым лучшим, — сказал Ретиф. — Ну что ж, время покажет. А теперь пойдемте смотреть избушку.

 

15

Они шли уже некоторое время в указанном гроасцем направлении, как вдруг заметили тусклый свет, бивший сверху и освещавший верхушки деревьев, покрывших склон высокого холма.

— Вот это да! — воскликнул Глут. — Я–то, откровенно, думал, что этот проходимец надул нас, а вот поди ж ты! Стоит избушка!

— И впрямь не похоже на Пилта, — сказал Маньян.

Они подошли к подножию склона. С этого места они, наконец, смогли рассмотреть нужный им объект. Различили в темном небе целую группу башен, несомненно крепостного типа. Свет, который они заметили еще по пути, исходил из одного окна, но скоро он погас, а через минуту загорелся в другом.

— Определенно, Пилт занимается здесь философией не один, — заметил Ретиф.

— Если избушка полным–полна землянами, — предположил Глут, — то, что помешает им разобрать нас на Простейших и развеять по ветру, прежде чем мы успеем представиться?

— Думаю, что ничто не помешает, поэтому давайте не будем никому представляться, а посмотрим на все украдкой. Предлагаю сделать восхождение прямо с этого места.

На высоте двадцати футов была небольшая промежуточная площадка, с которой выше вела импровизированная лестница — узкие расщелины, вырубленные прямо в камне скал в шахматном порядке. Ретиф нащупал перила, покрытые каплями конденсированного воздуха, и продолжил движение вверх уже быстрее. Позади себя он слышал тяжелое дыхание Глута и Маньяна.

Еще через двадцать футов — на второй площадке — расщелины в камне превратились в настоящую лестницу из камня. Ретиф посмотрел вниз — их подъем был почти вертикальный! В воздухе слышался шелест листвы могучих деревьев на ночном ветерке. С этой высоты был виден берег моря, кое–где там мерцали огоньки.

— Эй, Ретиф, — прошептал Глут. — У меня потихоньку едет крыша на такой высоте. Мне надо было предупредить тебя сразу, что я не скалолаз…

— В сравнении с крышами, на которых мы несколько часов назад удирали от Стражи, это — просто смех, — ответил тот.

Глут тихо вздохнул.

— Как ты сказал? Несколько часов назад? Мне уже кажется, что это было в пору розового детства.

Глут стал было говорить, но скоро замолчал. Потом Ретиф услышал от него:

— Чем больше я во всем этом участвую, тем меньше мне это нравится. У меня теперь даже такое впечатление, что это не мне нужно было, чтоб я тебя арестовывал в том гроасском штабе, а тебе.

Наконец они выбрались на самый верх и смогли хорошо осмотреть все здание. Длинное, с многочисленными узкими окнами, крашенное темной охрой, оно имело несколько крыльев, каждое из которых стояло на своем уровне в зависимости от неровной поверхности склона.

— Вот так избушка, — начал Глут, но тут же замолчал, так как близко послышались шаги. Сначала показалась голова в военной каске, потом высунулась и вся тощая фигура в коротком френче. В руках у солдата была снайперская винтовка с прицельным устройством, рассчитанным на пятиглазого гроасца.

— Эй! Стоять! Пароль! — прошипел он, встав на отдалении и не видя лиц чужаков.

— Имей терпение, птицелов, — сердито прошипел на гроасском Ретиф. — Я пришел с докладом о провале, допущенном дилетантом Нитом! Дай минуту, чтобы отдышаться! — Он чуть обернулся к Глуту и прошептал: — Вы пойдете первым. Сделайте вид, что чего–то испугались.

— Сделать вид?! — изумился лумбаганец. — Я и на самом деле…

— Что ты там ворчишь? Эй? — прикрикнул гроасец. — К кому и зачем вы обратились только что? — спросил он у Ретифа, явно обнаруживая свои подозрения.

— С удовольствием удовлетворю твое любопытство, солдат, — сказал Ретиф, подталкивая вперед Глута. Когда лумбаганец подошел к гроасцу, и тот рассмотрел его, то, расставив покрепче ноги, упер ему в живот свою винтовку.

— Не сметь его трогать! — крикнул Ретиф. В это время вышла луна. Солдат скосил на землянина пару своих глаз, взгляд его выражал крайний испуг.

— Двуглазый… — начал он, но крик его пресекся, так как Глут бросился на него и заткнул ему рот. Ретиф аккуратно подхватил на лету уже готовую скатиться со склона каску солдата. После этого он неслышными шажками пробежал в ближнюю к ним узкую галерею. Вскоре к нему присоединились Глут и Маньян. Ретиф молча указал им рукой на крышу одной из башен: там виднелись какие–то каркасные конструкции.

— Ого! — воскликнул Маньян. — Антенны! Я ведь не знал, что связь получила уже такое широкое распространение на планете.

— Я думаю, эти антенны не имеют отношения к развитию лумбаганской техники, — убежденно сказал Ретиф. Намечавшийся разговор был прерван клокочущим звуком вертолета. Вскоре они увидели его над верхушками деревьев, вот он немного отвернул в сторону, повисел несколько секунд неподвижно и потом мягко опустился на крышу здания.

Прежде чем двигатель смолк, пилот — коротышка с длинными тонкими ногами и в черном глухом плаще — выскочил из кабины и скрылся в тени. Минутой позже послышался какой–то лязг, и через открывшееся в крыше отверстие наружу пробился луч света. Пилот спустился в образовавшийся вход. Свет погас и сразу же люк закрылся.

— Думаю, что этот тот самый джентльмен, которого мы упустили несколько часов назад на Гру, — чуть нервно сказал Ретиф. — Там у нас разговор не состоялся, но, надеюсь, он состоится здесь.

— Да это просто невозможно! — схватил его за руку Маньян. — Самое разумное сейчас — это вернуться и доложить господину послу обо всем, что с нами приключилось. Тогда, может быть, будет созвана соответствующая комиссия, которая проведет всестороннюю проверку, и затем вызовут посла Джита и зададут ему пару–тройку каверзных вопросов.

— Динамичная программа, господин Маньян, — сказал Ретиф. — Однако, сдается мне, мы сэкономим время, проверив кое–что здесь на месте…

— М–м… Интересно, конечно, я не спорю. Но неужели вы ожидаете найти здесь какой–нибудь дипломатический прием? В такой глуши? Здесь же нет никакой возможности устроить простейший дипломатический коктейль, я уж не говорю о банкете! Продуктов нет…

— В этом вы, пожалуй, очень проницательны. Но, может, все же коллеги предложат нам вместо этого погонять в хоккей куском вот этой водосточной трубы?

— Бросьте, Ретиф! Я начинаю понимать, что, находясь подле вас, моего спасителя, я рискую жизнью гораздо больше, чем рисковал, будучи в лапах моих похитителей.

— Подставьте колено, Глут, старина, — попросил Ретиф.

— Все, что хочешь, для тебя, дружище, — сказал тот без всякого энтузиазма.

Ретиф встал на подставленное колено, схватился руками за водосточную трубу, подтянулся и оказался на крыше. Она была пуста, если не считать одноместного вертолета, что стоял прямо в ее центре на желтой площадке. Ретиф свесился вниз, и подал руку сначала Глуту, потом Маньяну.

Все вместе они отыскали вход, через который пятью минутами раньше в здание вошел пилот вертолета. Открыть его оказалось довольно легко. И вот Ретиф осторожно ступил на первую ступеньку крутой лестницы, уходящей в глухой мрак.

— Я думаю, — начал Глут, с тревогой вглядываясь в темноту, ожидавшую их внизу, — а что, если это ловушка? Что, если там, внизу, они готовы встретить нас с тесаками в руках? Что, если все закончится тем, что мои составные завтра утром будут выставлены на прилавке на черном рынке? Что, если…

— Если это так, то значит они не зря получают свою зарплату, — сердито сказал Ретиф и смело начал спуск.

Внизу он, использовав вспышку своего миниатюрного фотоаппарата, изучил комнату, в которой они оказались. Она была заставлена ящиками и картонками с заводским клеймом.

— Электронное оборудование, — шепнул Ретиф, — и хирургические инструменты.

— А вот тут написано: «Acme Theatrical Services» — прошептал Маньян. — Я и не подозревал, что гроасцы увлекаются любительскими постановками.

— Подозреваю, что они уже вышли на профессиональный уровень, — хмуро сказал Ретиф.

Из комнаты вел коридор, в конце которого находилась дверь. Из–за нее слышались неясные звуки. Ретиф для подслушивания использовал тот же способ, что и на памятной ферме острова Гру.

— …стоим на пороге открытия! — услышал он шипящий гроасский голос. — Времени мало! Надо спешить!

— Спешка в такой ситуации просто немыслима! — ответил другой голос. — Мои исследования находятся в их кульминационной точке, сейчас крайне важно быть осторожными, иначе все погибнет и останется начинать с нуля.

— Да, да, я согласен с этим. Нужен строгий план и расчет.

Раздался тихий гудящий звук, в воздухе разнесся запах озона, который достиг даже Ретифа.

— Передатчик! Подпольный! — прошептал он.

— А это разве против закона? — также шепотом спросил Глут.

— Вот мы сейчас и выясним. — Ретиф крайне осторожно опустил ручку двери и приоткрыл ее на дюйм. Он увидел двух гроасцев. Один, в шортах и цветастой рубахе с короткими рукавами, стоял рядом с другим, одетым в стерильный белый лабораторный халат. Этот второй водил указкой по экрану.

Рядом располагались многочисленные панели с циферблатами, распределительными щитами, осциллоскопами. Мигали ламповые индикаторы. Одна стена комнаты была сплошь заставлена клетками, заполненными глазами, почками, железами внутренней секреции и другими формами дикой природы Лумбаги. Некоторые обитатели клеток вели себя беспокойно, другие затаились в самых дальних темных углах, с покорностью ожидая своей судьбы.

— …окончание предварительного тестирования, — шипел тот, что был в белом халате. — Так что теперь — самое время проводить полевые испытания ограниченного масштаба. После них, на заключительной стадии эксперимента, можно будет уже смело приступать к осуществлению принципиальных целей Великой Гроа… Осторожно, но быстро.

— Избавьте меня от пропагандистских лозунгов, — оборвал его то, что был в шортах. — Я их достаточно начитался в наших официальных бюллетенях. А теперь хотел бы видеть воочию эффект задуманного без всяких проволочек.

— Разве вам недостаточно моего научного авторитета? И той решительности, с которой я отстаивал все мои теоретические положения? Я уж совсем молчу о благодарностях правительства, — обиженно говорил ученый.

— Мне нужен товар, а не его паршивая этикетка!

На лице ученого отразился величайший гнев, но он молча повернулся к своим экранам и панелям и принялся настраивать датчики.

— Быстрее, быстрее, — подгонял его гроасец в шортах. — Не возитесь, а делайте удар по мячу. Делаете?

— Я не знаком с земными присловьями так, как вы, и не понимаю их. Да и не хочу понимать! — нервно говорил ученый, не отходя от своих приборов.

Его начальник несколько секунд молча наблюдал за работой, но вдруг вскрикнул:

— Эй! Хватит! Бросьте меня обманывать! Я понял, что вы нарочно затягиваете исследования, чтобы вытянуть как можно больше денег!

— Обвиняя меня, вы совершаете крупную ошибку! — крикнул ученый. — Вы просто не знаете возможностей механизма, их даже я точно не знаю. Будем искать, будем работать!

— Я проник в глубины вашего обмана! И учтите — после эксперимента и вообще после всего дела будет проведена кардинальная чистка кадров в вашем ведомстве! Слишком–много развелось бездельников!

— Не угрожайте мне, — ученый все еще стоял у панели. — Весь проект разработал я один. Сокращать меня — это останавливать науку в данной области. До этой минуты я был крайне необходим делу…

— Но, думаю, этому приходит конец. Я думаю, не надо быть большим умником, чтобы стоять вот так часами и пялиться в экраны. Надо дело делать! — С этими словами гроасец в шортах решительно двинулся к приборам, оттолкнул ученого и, прежде чем тот смог ему помешать, нажал на самую большую кнопку на панели.

В следующее мгновенье раздался ужасающий треск. Оба гроасца, издав страшные вопли, головами вперед бросились в разные стороны от аппарата. Существа, находившиеся в клетках, пришли в неистовство, истошно крича и носясь по клеткам взад–вперед. Многие стали рваться из клеток, безуспешно пытаясь пролезть между прутьями.

Мимо Ретифа в комнату пронесся Глут. Он бросился прямо к отчаянно мигавшим датчикам на панели. Все лампы ярко вспыхнули, раздалось режущее слух гудение, на наружную сторону панели вырвалась электрическая дуга. Глут зашатался и тяжело опустился на пол. Животные затихли так же внезапно, как за минуту до этого взбесились.

Ретиф схватил за плечи дрожащего и не знающего куда бежать ученого. Хлопнула дверь — это убежал гроасец в шортах.

— Ретиф! Ради всего святого объясните… — лепетал Маньян.

— Эй, черт, моя башка! — говорил, поднимаясь с пола Глут, схватившийся всеми своими тремя руками за голову. — Моя башка! Моя башка!

— Что вы хотите этим сказать? — спросил его Ретиф, удерживая сопротивляющегося гроасца.

— Похоже, я взорвал эту штуку, а? — говорил Глут, все еще не придя в себя. — Не знаю, что нашло на меня, Ретиф. Как будто я нахожусь среди толпы в разгар Весенних Обрядов. И каждый хватает меня за горло. И мне хочется ответить. Где этот землянин, что включил чертову кнопку?! Я с удовольствием вспорол бы ему живот! Только из любопытства: что за сок из него потечет? — Он одурело посмотрел на пленника Ретифа. — Бешенство проходит, но я все еще желаю встретиться с каким–нибудь землянином на узкой дорожке.

— Я думал, вы, лумбаганцы, всю свою злость бережете для своих соотечественников, — сказал Ретиф.

— Да. Я вообще–то именно такой молодчик… Но теперь у меня открылся сезон охоты на землян. Смешно? Мне всегда было наплевать на них, но сейчас, не знаю почему, я чувствую, что не корми меня, а дай разорвать кого–нибудь из них на части…

Ретиф, слушая откровения Глута, внимательно рассматривал панели.

— Я вот думаю, — сказал он задумчиво. — А нет ли связи между вашим новым настроением, Глут, и той кнопкой?

Все вдруг услышали звонок тревоги, поднявшийся по всему зданию.

— Вот вы и попались, мерзкие бандиты, — прошипел гроасец, не оставляя попыток вырваться из цепких рук Ретифа. — Через минуту мои хорошо тренированные молодцы обрушатся на вас и развеют по ветру с крыши этого дома!

— Ретиф, нам срочно надо уходить куда–нибудь отсюда! — вскрикнул Маньян. — Я чувствую, что сейчас здесь будет взвод отборных детин в мундирах Войск Поддержания Мира.

— Да, давайте–ка уматывать, — согласился с первым секретарем Глут. — Я с фараонами никогда не ладил. Конечно, кроме тех денечков, когда я сам был фараоном…

Ретиф отпустил гроасца, который тут же вскочил на ноги и бросился искать укрытия между клеток с животными.

В коридоре стоял пока всего один солдат, но он заметил Ретифа и его друзей и поднял крик. Вбежав в ту комнатку, откуда вела на крышу лестница, Ретиф и Глут для начала стали баррикадировать ящиками дверь. Маньян был уже на крыше и глядел на своих друзей сверху, поторапливая их.

— Мы погибли! — вдруг вскричал он. — Ретиф! Они окружили дом! Смотрите!

Теперь, выбравшись на крышу, Ретиф и сам видел разбегавшихся тонкой струйкой вокруг дома солдат Войск Поддержания Мира в оловянного цвета френчах, касках и с оружием в руках.

— Ретиф! Что это значит?! Я не понимаю! Эта лаборатория, набитая подопытными, эта ужасная Ферма, Нит, анатомическо–инквизиторские эксперименты, теперь эти солдаты, которые всегда охраняли миссию и нас, теперь окружают дом…

— А то и значит, что теперь мы знаем более чем достаточно для полновесного доклада. И если теперь вы доведете до посла Паунцрифла все то, что вы узнали, в деталях…

— Но, Ретиф… Что мы узнали?

— Что? Мы узнали то, что гроасцы разработали метод контроля за эволюцией на Лумбаге! Что гроасцы разработали метод искусственного стимулирования в аборигенах инстинкта агрессивности!

— Но для чего им это понадобилось?

— Давайте ответим на этот вопрос попозже, я уже слышу, как внизу проламывают нашу баррикаду. Надо уходить! Уходите!

— Вы сказали: уходите? Этот что ж, м–мне од–д–ному с–спускаться в–в эту медвежью берлогу?

— Не спускаться, а подниматься. Вертолет без всяких хитростей, стандартная модель.

— Да, но… У меня нет при себе летных прав!

Снизу раздался грохот и шум, послышался звук падающих ящиков. Глут закрыл люк, выводящий на крышу, и встал около него.

— Советую поспешить, господин Маньян! — крикнул Ретиф. — Держите к западу и не снижайтесь слишком над холмами: сильная туманность.

Маньян запротестовал, но его впихнули в кабину вертолета. Он, смирившись, повернул рычаг стартера, и двигатель, набирая обороты с каждой секундой, заработал.

— С моей стороны это просто безответственно — оставлять вас здесь одного, Ретиф, — сказал он, взявшись за люк, чтобы закрыть его.

— Думаю, этим вонючкам землянам не придет в голову палить по вертолету разрывными пулями, — сказал Глут тихо, чтобы его не расслышал Маньян. А тот, перекрывая шум мотора, все еще что–то кричал.

Наконец вертолет оторвался от поверхности крыши и стал набирать высоту.

— …как вы указывали… посол Паунцрифл… служебное разбирательство… — Это были обрывки последних фраз, которые донеслись до слуха Глута и Ретифа.

— Не понял, — сказал лумбаганец, когда Маньян со своим вертолетом превратился уже в точку в небе. — Он что–то болтал про посла Паунцрифла… Что он с ним встретится… прочитает доклад… Насколько я знаю, это атаман шайки землян!

— Кажется, пришло время кое–что прояснить в вашей голове, старина Глут,

— сказал, улыбаясь, Ретиф. — Те ребята, что окружили нас — вовсе не земляне. Они гроасцы.

— Ха! Но они здорово похожи на Нита! Только чуть побольше.

— Правильно. Это потому что Нит — тоже гроасец.

— Но если он гроасец, то… как насчет того парня, который только что, ругая его, улетел от нас?..

— А, господин Маньян! — улыбнулся Ретиф. — Он землянин до мозга костей.

— Ага!.. Я так и знал! Обыкновенный грим! Ловко ты от него избавился, — Глут потер себе лоб. — Но если те, которые целятся сейчас в нас из–за каждого куста, — гроасцы, почему мы не спустимся к ним и не скажем: «Эй, ребята, кончай валять дурака»?

— Они думают, что я землянин.

— Да, это многое усложняет. Но почему ты не скажешь этим дурням, кто ты на самом деле?

— Пока это тайна, которую не должны знать даже они.

— А, понимаю. Или… Ни черта не понимаю! — воскликнул Глут. — Я знаю, что, когда все будет позади, мы будем с тобой смеяться. Но пока что сильно попахивает паленым. Знаешь, Ретиф, если бы я тебе не доверял так, как доверяю, ты давно уже остался бы один, а меня — поминай, как звали.

— Что поделаешь, Глут, дружище, такие у нас дела, — сказал Ретиф. — Положение действительно серьезное, что скрывать.

— Ты хочешь сказать, что… — начал Глут, но замолчал, видя, как шатается и приподнимается люк, через который они сами полчаса назад попали на крышу. Он бросился к нему, чтобы закрыть вновь, но опоздал. Люк отлетел в сторону и из него сначала показался гроасский офицер, тут же взявший Ретифа на мушку. Стали выпрыгивать один за другим солдаты.

— Он хочет сказать, паршивый ублюдок, что теперь вы в наших руках! — крикнул появившийся из люка уже знакомый гроасец в растрепанном белом халате.

— Как тебе это нравится, Ретиф? — чуть обернувшись к землянину, сквозь зубы процедил Глут. — Неужели мы дадим им сделать из нас колбасу?

— Всем стоять! — раздался резкий шипящий крик. Гроасские солдаты расступились от люка и замерли по стойке смирно. Ученый быстро выпрыгнул на крышу и присоединился к ним. Из люка показалась внушительная фигура, завернутая в черный плащ, с обшитым золотом воротником. Ретиф увидел классического гроасца шести футов роста. Они встретились глазами. На Глута незнакомец даже внимания не обратил.

— Ну что ж, наш стремительный землянин, — сказал гроасец необычно густым голосом на лумбаганском, — наше знакомство наконец состоялось.

— Гроссмейстер Уш, если не ошибаюсь? — вежливо спросил Ретиф. — В поисках вас я вкусил все удовольствия настоящего охотника.

— И в конце концов попались в лапы тому самому кролику, за которым гнались с достойным уважения упорством, — проскрипел гроасец.

— Согласен: жаль, что столько сил затрачено зря, — признался Ретиф. — Только не моих, а ваших. Ваших сил.

— Тратить силы впустую — удел низших организмов, землянин! — прошипел гроасец, вперив в Ретифа озлобленный взгляд. — Несмотря на все ваши старания, вы проиграли и тем самым только больше оттенили мой гений.

— Вполне возможно, — сказал Ретиф. — Но, полагаю, вы не станете отрицать заслуг Корпуса в борьбе с такими проявлениями всякого рода гениев, как геноцид, рабовладение, вивисекция…

— Какое мне дело до вашей своры дипломатов? Я являюсь вождем суперрасы, которой наплевать на сформулированные вами ценности. Они просто не приложимы к нам!

— Да, я видел вашу экспериментальную ферму, — сказал Ретиф. — Но, как мне показалось, с насильственной эволюцией дела там идут неважно.

— Не спорю, ошибки случались довольно часто, пока я лично не воспроизвел точную форму, которую требует Генеральный План. Но даже в ней, сами понимаете, есть…

— Я видел также солдат, на которых вы возложили военное обеспечение переворота. Неплохие солдаты, но только вряд ли они лучше любых других.

— Как я и подозревал, истинный смысл вовлечения их в наше дело ускользнул от вашего убогого воображения. Но, однако, очень скоро…

— Я думаю, не ускользнул. Управлять лумбаганцами наудачу — это, конечно, хорошо, но вряд ли возможно. Вы решили проверить просто: а что, если загнать их в казармы? Тогда сразу они в наших руках! Правда, тут есть свои проблемы, которых вы не разглядели. Мундиров не так много, как населения, да и…

— Очень хорошо! Ты очень точно уловил мою основную идею, землянин! Но ты все–таки не принимаешь поправки на величие моего разума! Пока ты откапывал детали и рылся в мелочах, мой разум заканчивал стратегическую проработку дела. И сейчас, сегодня, в эту минуту, возвещается Рассвет Новой Эры, которая будет наследницей всех предшествующих низших форм жизни! И эта Эра открывается взлетом новой суперрасы, открывается моим именем!

— Что это он тут? — пробормотал Глут. — Дурака валяет? Раз он такой занятой, какого черта стоит здесь и толкает речи?

— Он просто пытается доискаться, как много мы знаем, — шепнул Ретиф.

Гроссмейстер Уш небрежно махнул рукой.

— Низкий ум — низкие мысли, — прошипел он. — Что вы знаете или что вы не знаете — это уже не имеет никакого значения. Аб–со–лют–но! Я даже сам восполню некоторые пробелы в ваших знаниях, чтобы вы терзались больше. Итак, я поверяю вам: сегодня я принимаю на себя управления планетой. Завтра я выдвигаю свой ультиматум Галактике. На следующей неделе — мужайтесь, землянин! — вы лично и, конечно, в цепях, станете служить моим посыльным и будете передавать мои требования своим бывшим хозяевам. А этого варвара я разрешу вам оставить при себе лакеем.

— Как я понял, у вас есть причины не расстреливать нас сейчас на месте,

— сказал Ретиф.

— Я ничего не делаю просто так, землянин. И если я вас не расстрелял, значит, это мне нужно, — заявил жестко Уш. — А теперь ступайте в камеру. Сделайте это добровольно, иначе мне придется приказать, чтобы вас туда затолкали.

— Я и сам думаю, что нам сейчас требуется отдых, — ответил Ретиф.

 

16

Темница, в которую отвели Ретифа и Глута, была вырезана глубоко в скале и находилась в одном крыле с секретной лабораторией. Это была мрачная комната шести футов в длину, без света, без мебели и вообще без каких бы то ни было удобств. Дверь, через которую они вошли сюда, была из цельного куска железа толщиной ровно в фут. Потолок, пол и стены представляли собой неровные, холодные и сочащиеся гнилой водой камни.

— По крайней мере от меня убрали этого полоумного дурака с его речами,

— сказал Глут.

Они произвели краткий осмотр места заточения при помощи огня зажигалки Ретифа.

— Я, конечно, могу просочиться через сточную трубу. — Глут показал на узкий каменный желобок, выходящий, видимо, наружу. Наверно, руку бы туда Ретиф просунул, но никак не больше. — Только на этом моя жизнь будет закончена. Ведь если Простейшие разбегутся от меня, их обратно уже никакими коврижками не заманишь. А ты будешь здесь умирать с голоду…

— Думаю, до этого не дойдет.

— Ага! Значит, ты держишь кролика в рукаве? Давай, Ретиф, я так и знал! Расскажи–ка про свой план! Как мы разделаемся с этими землянами?

— Гроасцами.

— Неважно, как ты их называешь, но мне они не нравятся! Ну, говори же скорее, какую штуку мы им выкинем?

— Для начала, по–моему, неплохо бы найти местечко поудобнее на полу, — заметил Ретиф.

— Что? На полу?.. Ладно, если это нам как–нибудь поможет.

— А теперь мы будем ждать.

— Буду с тобой откровенен, Ретиф: мне твоя программа что–то не кажется динамичной.

— По крайней мере это все, что я могу пока предложить.

— М–да… — Глут помолчал. — А чего мы ждем? Что–то должно произойти?

— С радостью восприму, если что–нибудь будет, если, конечно, будет.

— Все шутишь. Как же можно чего–нибудь ждать здесь, в этой подземной конуре, где есть только один узенький выход и тот — для дерьма?

— А вот посмотрим, — возразил землянин.

— Ты имеешь в виду?..

— Тихо!

Откуда–то снаружи послышался тихий осторожный шорох. Ретиф зажег свою зажигалку. Ее бледный огонек отбрасывал слабый свет на липкий влажный пол камеры.

В четырехдюймовом сточном отверстии, кажется, что–то зашевелилось.

Вначале показалась тощая нога, увенчанная большим глазом, который придирчиво осматривал внутренность камеры. Потом нога впрыгнула на пол. За ногой след в след показалась рука, которая прежде чем вползти внутрь показала на двух пальцах земной знак «V» — «Победа». За рукой показалось ухо и так дальше.

— Чтоб я сдох!.. — свистяще повторял потрясенный Глут, когда видел, что в камеру залезает новое Простейшее. — Что за сборище?!.. Что за сброд?!..

— Спокойно, Глут, — проговорил Ретиф. — Вы, кажется, хотели, чтобы что–то произошло?

— Уж не проделки ли это наших друзей? Они сначала засадили нас, а теперь решили позабавить…

— Тихо, Глут! Не говорите глупостей! Если тюремщики услышат ваш голос, то, боюсь, они положат этому съезду конец.

— Не знаю, не знаю, — бормотал Глут, чуть отодвигаясь, чтобы уступить место все прибывающим существам. Вдруг он оборвал себя на полуслове, а его лицо исказилось от ужаса. — Дьявол, посмотри, что они делают!

Один глаз подкатился к носу, и они быстро соединились в одно целое. Затем к ним прибавился другой глаз. В воздухе промелькнула верхняя губа, и через секунду она уже красовалась там, где ей и положено быть, — под носом. Другие Простейшие толпились возле, дожидаясь своей очереди.

— Это… Это… Я об этом слышал, но даже не думал… — заикаясь, говорил Глут. Он замахнулся ногой на увеличивающийся на глазах живой клубок, но Ретиф вовремя схватил его.

— Спокойнее, Глут, — сказал он. — Вот это и есть жизнь! И не надо этого бояться!

— Подожди, я что–то не найду второе легкое, — послышался хриплый голос, доносившийся как раз из самой середины копошащихся и соединяющихся Простейших. — Убери подальше этого хама, а то он у меня узнает! Я думаю, у него поубавится самодовольства, когда он услышит от меня всю правду о себе!

— Весь последний день я ощущал, что за мной кто–то ходит, — сказал Ретиф. — Признайтесь: это были вы. Добро пожаловать, Инарп. Вы случились здесь как нельзя более кстати.

 

17

— Вот это и есть наш небольшой секрет, Ретиф, который я не хотел раскрывать перед тобой в гостях у Фудсота, — говорил Инарп пятью минутами позже. Теперь он был уже полностью собран, все части его тела прочно сидели на своих местах. Да так все было провернуто ловко, что линии соединения были едва–едва заметны. — Способность к самовосстановлению дает нам огромные преимущества. Вот из–за чего мое меньшинство постоянно преследуют различные негодяи.

— Да это же дегенераты! — воскликнул Глут. — Они собираются, тыча тем самым всем нам в нос, что мы произошли от низших форм.

— Итак, каждый это знает, — сказал Инарп, презрительно глядя на Глута.

— Да, но порядочные лумбаганцы не признают это и уж во всяком случае не кричат об этом на каждом углу!

— А вот вы, Инарп, показали, появившись так счастливо в этой мрачной камере, все преимущества вашего меньшинства. Вы, кстати, пришли не только для этого?

— Я уже говорил тебе, Ретиф, мне нравятся чужеземцы.

— Подтверждаю это, Инарп, — сказал Ретиф.

— И сдается мне, что дела поворачиваются гораздо хуже, чем мы думали. И только ты можешь тут что–нибудь сделать. Поэтому я здесь. Но, увы, — что я могу сочинить? Притащить тебе сюда пару детективчиков от скуки? Передать близким твои последние слова?

— Лучше попытаться вытащить нас отсюда.

— Не знаю, Ретиф, — сказал Инарп, глядя на Глута, который демонстративно стоял в самом дальнем углу камеры со скрещенными на груди руками и мрачным видом. — Для чего мне рисковать своей шкурой? Чтобы освободить из тюрьмы этого олуха?

— Без него, боюсь, никак не получится, — твердо сказал Ретиф.

— Кому он нужен? — удивился Инарп. — Придется мне, видно, уйти отсюда сначала тем же путем, как и вошел…

— Почему я должен выслушивать то, что здесь болтает этот дегенерат? — ворчал Глут.

— …и вновь собраться за крепостной стеной. Потом, когда ты встанешь наготове и заорешь, прибежит охранник с резиновой дубинкой, чтобы тебя успокоить, — тут–то я своим появлением отвлеку его.

— У меня мыслишка получше, — сказал Глут. — Ты отдаешь свой плащ этому недоноску, и мы все втроем садимся и зовем охранника. Он приходит, видит, что ты раздвоился, и у него начинает медленно ехать крыша. В этот момент я захожу сзади…

— Тоже мне, придумал, — ухмыльнулся Инарп. — Он придет и увидит, что Ретиф без плаща, а плащ надет на незнакомце. Испугаться здесь может, по–моему, только такой кретин, как ты.

— Так. Хорошо. А если я беру плащ?

— Тогда его они видят без плаща, а меня вообще голого. И подумают, что ты — это я, только на два фута поменьше и покрасивше…

— Придумал! Ретиф берет мой плащ…

— У тебя нет плаща, идиот.

— Тогда пусть он сидит в своем! Ты подходишь к двери…

— Мне не надо указывать, что делать, ты, длинный, грязный и придурковатый!

— Не нервничай, коротконогий вонючий негодяй! У меня была прекрасная мысль…

— Хочешь, поспорим на успех твоей мысли? Вот тогда и сиди молча. Сделаем, как я предложил. Вот увидишь, Ретиф.

— Как насчет того, чтобы немного помолчать и дать мне высказать свое предложение? — сказал Ретиф, уже начиная, видно, терять терпение.

— Отлично, кто берет твой плащ?

— Пусть он останется при мне. Перестановки будут касаться вас двоих, я для них просто не гожусь.

— Э, что я слышу? — протянул Глут.

— Что ты забрал себе в голову? — с подозрением спросил Инарп. — Какая–нибудь неприятная штука?

— На первый взгляд гораздо неприятнее, чем вы думаете, — спокойно ответил Ретиф. — Скажите мне, Инарп, вы хотите, чтобы Лумбага была приведена в повиновение диктатору?

— Ты шутишь? Нам нравится калечить друг друга, не отрицаю. Но у нас есть история, которая никогда не знала ни одного диктатора. У нас есть хорошая память, и она подсказывает нам, что наши предки никогда ни перед кем не пресмыкались. Забудь о диктаторе, Ретиф.

— Рад бы, но, боюсь, что парень по имени Уш плюет на ваших предков с высокой колокольни. Просиди мы здесь еще хоть один день — и завтра уже будет поздно. На Лумбагу обрушится Уш.

— Так чего же мы здесь ждем?! Давай мой план! — требовательно заявил Инарп.

— Давай лучше мой! — крикнул Глут.

— Джентльмены, — прервал их Ретиф. — Вы ссорьтесь между собой сколько хотите, но знайте, что приходит момент, когда лучше сесть спокойно и подумать о последствиях. В эту самую минуту Уш и его ребята накладывают последние штрихи к плану, который они разрабатывали в подполье не один год. Их войска уже находятся на марше. Скоро они оккупируют город. А мы сидим в сорока футах под землей, у черта на куличках, и еще упражняемся в диспутах и спорах.

— Э… М–да… — тихо промычал Глут.

— Что и говорить — поганое это занятие, — хмуро согласился Инарп.

— Выбор перед вами, — сказал Ретиф. — Ваши предложения хороши ровно настолько, чтобы добежать до конца коридора. Но потом нас прихлопнут, будьте в этом уверены. Нужен план, который бы обеспечивал нам стопроцентный успех!

— Согласен, — начал Глут, — но…

— Я не знаю, что ты задумал, — заговорил Инарп. — Но печенкой чувствую, что мне это будет не очень–то по душе.

— Охотно допускаю, — сказал Ретиф.

Затем в нескольких словах он изложил свою программу побега из тюрьмы. В воздухе повисла липкая тишина.

— Ретиф! А я думал, ты классный парень, хоть и чужеземец, — слабо сказал Инарп.

— Если бы я сам не слышал этого сейчас собственными ушами, — пробормотал Глут, — я бы не поверил…

— Ну, ладно, достаточно эмоций. Как вы насчет этого? — спросил Ретиф. — Помните: у нас очень мало времени.

— И ты хочешь, чтобы я теперь был спокойным? — вскричал Инарп. — Да за это, знаешь, что полагается?..

— А что, если об этом прознают мои приятели? — обиженным голосом спросил Глут.

— Это против традиций! — пожаловался Инарп.

— Это против природы! — вскрикнул Глут.

— Это содомия!

— Я буду вынужден опуститься до его уровня!

— Это не пройдет!

— Может, мы сначала все спокойно обсудим? Только быстро. Или вам надо все хорошенько взвесить? За полгода успеете? Или за год? — резко спросил Ретиф. — Послезавтра каждый лумбаганец будет отправлен на ферму, где его разберут на части, а потом опять соберут по установленному образцу. И никто не будет спрашивать, что ему нравится, а что нет!!!

— Нет, ты хочешь, чтобы я… — изумился Глут, — и этот прохвост?..

— Этот урод и… я?! — выкатил глаза Инарп.

— Да, именно так, — сказал Ретиф с самым решительным видом.

— Можешь ты по крайней мере не зажигать пока огонь? — тихо сказал Инарп.

— Мне бы глоток земного коньяка! — прошептал Глут.

— Сейчас, — сказал Ретиф и погасил зажигалку. Комнату заполнила абсолютная темнота. Ретиф чувствовал около себя какое–то движение, тихое бормотанье, ругательства вполголоса. Он встал и, чтобы размять ноги, стал ходить по камере вдоль дальней стены. Шесть шагов вперед, шесть назад… Время шло…

Наконец, в том углу, где находились Инарп и Глут, наступила тишина. Ретиф чуть еще подождал и спросил:

— Готовы, джентльмены?

— Мы… Я… Вроде того, — ответили оттуда неожиданно сочным густым голосом. Затем еще громче и отчетливей: — Я готов, Ретиф.

Он зажег огонь и осветил камеру. Перед ним не было ни коренастого Инарпа, ни тощего Глута… С ноги на ногу переминалось высокое, с великолепной мускулатурой существо. Сильные руки были скрещены на груди, четыре глаза за широкими породистыми бровями светились интеллектом.

 

18

— Как я… как мы выглядим? — спросил идеальный лумбаганец.

— Готовым ко всему, — ответил удовлетворенно Ретиф. — Да, кстати, как мне теперь вас называть? Может, как–нибудь средне, между Инарпом и Глутом? Ну, скажем, Инуп или Гларп? Нет, пожалуй…

— Как насчет… Люкаэля?

— Да, это неплохо. Что ж. Люк, — простите мне мою фамильярность, — я полагаю, что сейчас самое время приступать ко второй части плана.

— Вторая часть плана…

— Как первое в лумбаганской истории существо Пятой Ступени развития, вы должны обладать уникальными возможностями. Проверим их.

— Да. Твой вывод логично вытекает из предпосылки. Я хочу сказать сразу, что чувствую в себе небывалую физическую силу и выносливость, необыкновенно развитые слух и зрение… — Люкаэль сделал небольшую паузу, словно прислушиваясь к себе. — Самое интересное, что наводя два глаза на один объект, я вижу его в стереоскопическом изображении. Трехмерное зрение

— резкий скачок вперед по сравнению с возможностями обычного лумбаганца. Но если я смотрю всеми глазами, то… это невиданно! Я могу постичь зрением девять измерений! Пять пространственных, два временных, и еще два… Их природу я пока не могу объяснить, нужен анализ.

Люкаэль вдруг замолчал, уставившись неподвижным взглядом в один из углов камеры.

— Люк, у вас будет потом предостаточно времени для изучения самого себя. А сейчас я бы посоветовал поскорее приступить к осуществлению побега.

— Конечно. Сначала необходимо выверить наши координаты и просчитать путь отсюда.

— Бесподобно. И как мы это сделаем?

— М–м… — Люкаэль внимательно осмотрел все четыре стены камеры. — Плотная скала на сотни ярдов глубины во все стороны. — Он посмотрел на пол. — Двадцать пять миль скалы, а ниже — вязкая плотная масса высокой температуры и давления. Как интересно!

— Остается потолок, — предложил Ретиф.

— Если откровенно, — Люкаэль почесал подбородок, — это действительно самая легкая дорога. — Он обернулся к Ретифу. — Ну что, двинули?

— Только после вас, — скромно сказал Ретиф, опуская глаза, чтобы не видеть грубых, струящихся вонючей влагой камней потолка.

Суперлумбаганец согласно кивнул, взмахнул своими четырьмя руками и вдруг… оторвался от пола! Перед тем мигом, когда его голова коснулась потолка, его влажная каменная поверхность заструилась паром, настолько плотным, что и потолок, и верхняя часть тела Люкаэля пропали из поля зрения. Суперлумбаганец, не задерживаясь ни на секунду, плавно исчезал из камеры: голова, плечи, грудь, руки, живот… Через минуту сверху до Ретифа донесся истошный крик и звук глухого удара.

Ретиф подпрыгнул, ухватился обеими руками за края ровного круглого отверстия, образовавшегося в потолке, затем подтянулся и через секунду уже вылезал в комнате охраны. У ног Люкаэля, который находился здесь же, неподвижно распластался гроасец в военной униформе. Он был без сознания.

— Я его нейтрализовал. На время, конечно, — извиняющимся тоном сказал Люкаэль. — Бедняга, его голова полна напрасных мыслей и бредовых планов. Я просканировал его мозг…

— А теперь, Люк, — перебил его Ретиф, — проверим, насколько вы хорошо умеете отыскивать вещи в пространстве. На расстоянии. Нам надо отсюда очень быстро убраться.

— Так… Подожди… Я вижу бот. Расстояние — триста ярдов всего. Азимут

— 181–24.

— Что за бот?

— Лодка. Самодельная, нехорошая. Потоплена на глубине четырех морских саженей. В днище большая пробоина.

— Плюньте на нее. Люк. Как насчет двухместного вертолета?

— Нет… Да, нет тут ничего похожего.

— Так что же…

— Постой! Вижу баркас. Стоит на якоре в двух милях отсюда. К востоку. Правительственный.

— Это, наверно, наш старый друг лейтенант Яб.

— Его нет на судне.

— Значит, все еще не разобрались с полковником. На этой посудине хороший двигатель. А, интересно, смогли бы вы, Люк…

— Не мешай! Я уже начал, — сказал Люк, закрыв глаза. — Я поднимаю якорь… Готово! Теперь… Какой курс? Ага, все! Полный вперед!

— Отличная работа. Люк! Когда вы подведете его к этой стороне острова, еще раз повнимательней осмотрите эту тюрьму: что в ней интересного?

— Могу и сейчас. Один или два солдата дрыхнут в главной башне… Два гроасца в лазарете с ушибами… Дюжина парней заперта на корабле… Не пойму — заключенные?.. Уша нет. Ага: вот он. Нащупал… Десять миль к востоку. Двигается очень быстро.

— Пришло время показать ему, кто мы такие, а. Люк? Пойдемте. Посоревнуемся с ним в скорости. Не будем опаздывать на представление.

— Ты имеешь в виду момент, когда Уш объявит себя правителем и прочитает свой план покорения Галактики?

— Нет, — ответил Ретиф. — Я имею в виду момент, когда он на себе узнает, что Третий Закон Ньютона относится к политикам в такой же степени, как к мячикам для пинг–понга.

Проходя по почти пустому дому, они на своем пути никого не встретили. Люкаэль проложил дорогу вниз по холму между столетними стволами с тем расчетом, чтобы появиться на берегу как раз в тот момент, когда покажется и баркас, угнанный у Яба. И вот они развели руками в разные стороны последний куст плавней и вышли к открытой воде. Баркас стоял перед ними. Люкаэль стал заводить двигатель, а Ретиф взялся за штурвал.

— Первая колонна солдат Уша вошла в город с запада, — возвестил Люк. — Сам он сейчас во главе большой группы направляется по улице Бриганд к Замку. Беспорядки в городе продолжаются.

— Возблагодарим бога за то, что господин гроссмейстер любит театральщину, — сказал Ретиф. — Если это его торжественное продвижение продлится хотя бы час — мы успеем.

— Вовремя, чтобы помешать его перевороту?

— Может, и нет. Но по крайней мере вовремя, чтобы провернуть наш небольшой собственный переворот.

Он запустил машины на полную, и баркас, грузно покачиваясь на волнах, взял курс на огни города, мерцающие в пятнадцати милях к востоку.

Темные тени Гру, Дэлариона и Румбоги поочередно вставали по разным бортам баркаса, оставались позади, уменьшались в размерах и наконец пропадали из виду. Они казались вымершими, если не считать редких огней костров, разожженных племенами на вершинах холмов, для того чтобы морские путешественники на заблудились в ночном море.

Впереди все увеличивались и умножались огни городской гавани. Когда баркас подваливал к муниципальному причалу, пирс пустовал.

Ретиф выключил двигатели, пришвартовался и спрыгнул на пирс.

— Как тихо здесь. Лумбаганская улица — не улица, если на ней не кипит драка. Так, чего доброго, господин Уш и правда восстановит мир на планете.

— Толпа собралась у Замка, — сказал Люкаэль. — Территория оцеплена кордонами солдат. Уш в танцзале. В компании чужеземцев.

— А посол Паунцрифл тоже присутствует? — Ретиф кратко набросал словесный портрет посла. Люкаэль подтвердил его наличие в окружении Уша.

— Кстати, ведь они не просто так вместе, — добавил Люкаэль. — Паунцрифл и его команда соединены между собой цепью. Тонкой, но прочной. Она закреплена у каждого на воротнике.

— Да–а… Уш изобретает новую разновидность внешней политики, — прокомментировал Ретиф. — Это заслуживает уважения. Ну, и мы кое–что изобретем.

— Вмешательство может встретить большие препятствия. Все подходы к Замку блокированы плотной толпой. Я, конечно, могу перенестись по воздуху в любую нужную точку, но вес, который я могу поднять с собой, весьма ограничен.

— Значит, отменяется. Давайте–ка попробуем заднюю дверь. Одна ваша часть, Люк, была когда–то Инарпом. Вот у той двери мы с ним впервые повстречались.

Ретиф пошел вперед, Люкаэль за ним. Через площадь, вниз по улице Дакойт, слабо освещенной газовыми фонарями, пустынной, унылой, грязной, как и все другие улицы, по которым к Замку еще час назад двигались толпы лумбаганцев. Они были в ста ярдах от цели, когда из узкого переулка впереди внезапно вышла группа гроасских солдат в касках и с оружием. Офицер выкрикнул приказ, его солдаты растянулись по всей ширине улицы, чтобы начисто перекрыть проход, но вдруг все, как один, попадали на землю. Офицер, единственный, кто остался на ногах, вдруг отупело посмотрел на молчавших солдат, выхватил из кобуры пистолет, однако тут же выронил его из рук, сделал два шага вперед и рухнул на камни мостовой, как подкошенный.

Люкаэль удовлетворенно хмыкнул.

— Ба… Даже глазам жарко стало от напряжения! — сказал он голосом Глута. — Еще одна такая выходка! Я тебе!.. — закончил он неожиданно сердитым голосом Инарпа.

— Люк! Соберись! — крикнул Ретиф. — Вам никак нельзя сейчас разделяться и ссориться!

Люкаэль, который начал было уже мутнеть и раздваиваться, вновь принял нормальные очертания. Четыре глаза опять смотрели вперед решительно и спокойно.

— Я… Я думаю, что моей власти есть предел, — сказал он слабо.

— Пойдемте, Люк. Немного осталось. — Они подошли наконец к нужной двери. Та открылась, и за ней начался затхлый холодный коридор.

— Это, конечно, хорошо получилось с солдатами там, на улице, — сказал Ретиф. — Но очень прошу: берегите свою волю для крайних случаев. А их–то я, кажется, могу гарантировать…

Они шли узкими темными проходами, потом поднялись по липкой и осклизлой лестнице, вырубленной в камне, в кухонные помещения Замка. Там было пусто, и было видно, что их покинули совсем недавно. Спиральный служебный ход вел отсюда на этажи. На самом верху, за дверью в жилое крыло раздавались приглушенные голоса.

— Банкет официальных гроасских лиц низкого ранга, — сказал Люкаэль, подойдя к двери и закрыв глаза. — Они решают вопрос о Земле: относиться ли к ней как к полноценной колонии с известными ограничениями или просто как к оккупированной территории. — Чуть помолчал и добавил: — Они уходят.

Ретиф тронул дверь и приоткрыл ее на полдюйма. Малинового цвета ковер вел к массивным, красного дерева дверям, как раз закрывающимся за уходящими из комнаты. Ретиф быстро пробежал вперед и успел подставить ногу, чтобы дверь не захлопнулась. Там была еще одна комната, пустая, с открытым бездверным выходом в танцзал, где толпились высокопоставленные лумбаганцы и чужеземцы.

В украшенном тонкой резьбой кресле в дальнем конце зала сидел высокий лумбаганец, одетый в пурпурные одежды. По одну сторону от него стоял полковник Суаш. За ним — взвод солдат в сверкающих кирасах и касках, вооруженных винтовками. По другую сторону от трона расположился отряд гроасцев из Войск Поддержания Мира в полной униформе, при параде. Поблизости же находилась группа гроасских официальных лиц, включая посла Джига.

Посол Паунцрифл, немного ссутулившийся под тяжестью цепи, сковавшей его шею, стоял перед троном. Человек десять дипломатов из его окружения, сгрудившись, толпились поодаль, явно не желая выходить вперед и становиться рядом с шефом.

— …в полной мере осознаю всю честь, Ваше Императорское Величество, — говорил земной посол. — Но, как глава земной миссии, я не могу вот так просто и сразу признать вашу власть!

— Давайте упростим дело, — глубоким низким голосом сказал новоявленный император. — Ты признаешь Нашу божественность и Наши права на лумбаганский престол. Подпишем договор, вручишь верительные грамоты. И тогда Мы позволим тебе остаться посмотреть Нашу коронацию, прежде чем тебя вышвырнут в твою собачью конуру.

— М–м… Будет ли мне позволено высказать некоторые… э–э… замечания… — раздался слабенький голосок из рядов гроасской делегации. Это дал знать о своем присутствии посол Джит. Он даже вышел вперед, чтобы его все видели. — Важно правильно оценить всю возвышенность ситуации, когда становящийся на ноги молодой лумбаганский режим испытывает сыновние чувства к великому гроасскому государству…

— Да, да, хватит об этом! — нетерпеливо крикнул со своего кресла некоронованный император.

— Совершенно правильно, Ваше Императорское Величество. Я только хотел сказать, что менее стремительное решение вопроса о признании могло бы помочь избежать…

— Наша фотография будет разослана по всем городам, деревням и племенам! И на ней будет записано признание Нашего правления всеми чужеземцами! Это будет лучше, чем проводить специальные поездки по стране и всем объяснять, что Нас признали!

— Без всякого сомнения. Ваша слава распространится среди Ваших подданных гораздо быстрее…

— Хватит! Мои лумбаганцы и так знают, кто ими правит! Закончим с формальностями! — Его Императорское Величество вперил гневный взгляд своих трех глаз в земного посла.

— Ну как, землянин? Хочешь ли ты признать Наше божественное избрание на пост правителя? Ты получишь пропуск на Нашу коронацию! Или ты хочешь получить честь быть первым преступником в Эру Нашего Правления, которому вынесут первый Наш смертный приговор?

— Ваше Императорское Величество, конечно, шутит?.. — тихо прошипел Джит. — Как глава гроасской делегации и лицо, представляющее мое государство на этом празднике, я хотел бы сказать, что Великая Гроа будет весьма огорчена, если торжества омрачатся каким–нибудь инцидентом. К дипломатической особе, неугодной Его Императорскому Величеству по вполне понятным причинам, по–моему, было бы достаточно применить принцип: PERSONA NON GRATA…

— Заткнись! — крикнул Император. Если Мы еще услышим сегодня хоть слово возражения с вашей стороны, то Нам ведь будет не очень обременительно подписать и второй смертный приговор!

Необычно высокий и хорошо сложенный гроасец выступил вперед.

— Уш! — прошептал Люкаэль.

— Думаю, до этого не дойдет, — сказал Уш елейно. — Несомненно Его Превосходительство господин посол возьмет свое возражение обратно.

Император, который как–то обмяк, пока говорил Уш, опять встрепенулся, когда тот закончил.

— Очень хорошо! Мы издадим указ о землянах, в котором будет оговариваться их вина во всех преступлениях…

— Я протестую против несоблюдения вами субординации! — гневно шипел Джит на Уша на их родном языке. — Я хотел бы вам напомнить, — кто вы там, Особый Уполномоченный или как–то еще, — глава гроасской делегации здесь Я!

— Я не вижу причин выгораживать земных шпионов, — сказал Уш почему–то на лумбаганском. — Это удобнейший случай для Гроа свергнуть наконец своих давних соперников. Зачем советовать Его Императорскому Величеству, каким образом это сделать? Он и сам с головой.

— Я знаю только то, что начни лумбаганцы крушить черепа землянам, они скоро доберутся и до наших!

Спутник Ретифа во все продолжение этих разговоров стоял неподвижно, полузакрыв глаза. Уш как–то вдруг съежился и стал оглядываться по сторонам.

— Кажется, я натолкнулся на интеллект, равный моему собственному, — прошептал Люкаэль, не открывая глаз, дрожащим от напряжения голосом. — Он почувствовал мое приближение и тут же выставил блокаду, за которую я не могу прорваться.

— Хватит! — вдруг крикнул сидящий на троне, как будто только что проснулся. — Капитан! — Он устремил вытянутую руку в сторону многочисленной охраны. — Проконвоировать арестованных и приговоренных землян во двор! И попрактикуйтесь со своими лучшими стрелками. Не надо кончать их сразу — пусть покорчатся!

— Пора, — тихо произнес Ретиф. — Люк, стойте в тени и не спускайте глаз с Уша. Что бы ни случилось — держите его на прицеле. Но — очень прошу — не распускать руки преждевременно.

— Что у тебя на уме, Ретиф? Я не уверен, что смогу контролировать его… Какой у тебя план?

— Нет времени для составления планов! Попробуем импровизировать, — сказал тот и распахнул дверь танцзала на полную ширь.

— Минутку внимания, джентльмены! — возвестил он, появляясь на пороге. — Время вносит свои коррективы повсюду, так давайте же внесем коррективы и в это представление.

 

19

На несколько секунд зал погрузился в абсолютную тишину. Затем Уш взревел:

— Взять! Взять его!

Охранники и солдаты не двинулись со своих мест, хотя было видно, что они остались не по доброй воле. Уш бесновался.

— Не теряйте над собой контроля, Уш, — сказал Ретиф. — Вы ведь всего лишь Самое Высокопоставленное Гроасское Лицо, помните? А солдаты должны выполнять не ваши приказы, а Его Мнимого Величества.

— Ретиф! — Выпалил Паунцрифл. — Бегите! Передатчик в моей квартире, в гардеробе, за клюшками для гольфа! Передайте в Сектор сигнал 3–0–2!..

— Тихо! — крикнул некоронованный лумбаганец со своего трона и сразу же скис.

— Что это. Ваше Величество? — растерянно спросил полковник Суаш, подаваясь вперед. — Надо ли понимать это как приказ схватить чужеземцев?

Тот только приоткрыл рот. У него был такой вид, словно он перестал понимать, что вокруг него происходит.

— Его Величество… — начал было Уш и замолчал, напрягшись всем телом. Казалось, он пытается побороть неведомо откуда взявшуюся боль.

— …Подыскивает нужное слово, не так ли, Уш! — усмехнулся Ретиф. — Успокойтесь, Суаш, — сказал он полковнику. — Как вы сами видите. Его Величество слегка запутался.

— Взять… — произнес Император. Ретиф сделал маленький шажок в сторону Суаша. Тот резко отскочил назад.

— Стой на месте, землянин! — наконец сумел выдавить Император сдавленно.

— Ваше Величество, — еще раз обратился полковник, глядя на застывшую фигуру на троне.

— Хрр–рр–рх! — проревел лумбаганец в императорских одеждах, обреченно уставившись в небо.

— Что? Ваше Величество, — встревожился не на шутку Суаш. — Поскольку не поступает никаких новых приказаний, я могу идти приводить приговор в исполнение?

— Секундочку, полковник, — попросил Ретиф. — Вы, лумбаганцы, не намерены исполнять приказы чужеземца, не так ли?

— Естественно нет, негодяй! — крикнул полковник. — Так что не советую тебе пытаться мне что–либо приказать!

— И не думал, полковник. Я имею в виду гроссмейстера Уша, который является Особым Уполномоченным Гроасского Высшего Совета.

— Я не позволю и ему приказывать мне что–либо!

— Вы — нет, — сказал спокойно Ретиф и повернулся лицом к трону. — А вот Его Императорское Величество с удовольствием позволяет…

— Что–о?!.. — Полковник наполовину выхватил из ножен свою саблю. — Вы не будете возражать. Ваше Величество, если я прикончу этого чужеземца прямо здесь? За то, что он сейчас сказал о Вас?

— Хрр–рр–рх! — прохрипел тот. Его голова упала на плечи, рот непроизвольно открылся. Но в следующее мгновенье он весь как–то снова подобрался, сел прямо, взгляд его отвердел.

— Мы обдумывали Наше второе решение, — заявил он резко. А в это время Ретиф еще на несколько шагов приблизился к полковнику, который стоял по стойке смирно. Два его глаза неподвижно смотрели на фигуру на троне, а три остальных были полуприкрыты. Он повернулся навстречу приближающемуся Ретифу.

— Итак, полковник… — заговорил Император, но опять замолчал.

— Слушаю, Ваше Величество! — уже несколько раздосадованно выкрикнул тот.

— Вы бы лучше адресовали эту фразу Ушу, — посоветовал Ретиф. — Император — это всего лишь в нужный момент открывающийся рот, а Уш — голова.

— Послушайте, Ретиф, — заговорил Паунцрифл. — Интеллектуальные возможности Императора — вещь не подлежащая нашему обсуждению…

— В данный момент мы обсуждаем, господин посол, интеллектуальные возможности Уша. Они у него очень большие.

— Ложь! — заорал Уш. — Фантазия! Миражи воспаленного воображения! Вы будете повешены за неуважение к Его Императорскому Величеству! Эти все ваши трюки для того, чтобы дискредитировать народный выбор, единодушно поддержавший Его Императорское Величество!

Его слова были прерваны звуком падения тела. Все устремили взгляды на трон. Его Императорское Величество во время речи Уша медленно сползал со своего царственного кресла и теперь растянулся рядом с ним в самой произвольной позе.

— Это трюки, я согласен, Уш, — сказал Ретиф, — но за этими трюками стоите один вы! Отнюдь не Его Императорское Величество приказал провести мобилизацию и двинуть войска на город — вы и только вы!

— Стража! Пристрелите этих скотов прямо здесь! Перед ликом оскорбленного ими Императора!

— Ну так как же, полковник? — спросил Ретиф, повернувшись к Суашу. — Приказ двигаться на город вам отдал лично сей дремлющий муж? — Он показал на развалившегося без движения Императора.

— М–м… Естественно, не лично… Волю монарха до меня довел генерал Уш.

— И не он ли также довел волю монарха, касаемо секретной лаборатории?

— Мы не будем обсуждать наши государственные тайны.

— Не будем. Но вас обманывали, полковник. Эти тайны — всего лишь задумки Уша, которые вы должны были охранять и выполнять.

— Господин Ретиф! — заговорил нервно Джит. — Хочу вам напомнить, что среди присутствующих именно я являюсь старшим должностным лицом Великой Гроа, и никакие приказы мои подчиненные не могли отдавать без моего ведома, они могли лишь пересказывать мои распоряжения. Так вот! Никаких моих распоряжений о лаборатории не было!

— Совершенно верно, господин посол, — сказал Ретиф. — Но Уш издавал распоряжения самолично, прикрываясь в нужных случаях вашим именем.

— Отлично! — прокричал вдруг Уш. — Да, может быть, я употреблял не вполне привычные методы. Но гроасцам будет даже к выгоде смириться с фактом… Как только Его Императорское Величество опять воцарится на троне, он скажет, что Гроа всегда была его наставницей и помощницей в государственных думах и делах.

— Что такое?! — взревел Суаш. — Что вы там болтаете?!

— Я просто хотел сказать, дорогой полковник, — промычал Уш, — что Его Императорское Величество подчеркнет, что он всегда будет рассчитывать на полную поддержку своей политики со стороны Гроа. — Он повернулся к Джигу.

— Ну как. Ваше Превосходительство? Вы понимаете, что это просто ваш долг — поддержать все устремления монарха?

— Не слушайте его, Дхит! — крикнул Паунцрифл. — Вы были правы в вашем недавнем разговоре относительно того, что Гроа нужна Лумбага, как козе барабан. Помните, я еще сказал, что существует подробный и серьезный план развития Лумбаги при полной поддержке и спонсорстве Земли…

— Не указывайте мне, что делать, Гарвей! — резко оборвал его Джит. — Как сказал уже мой помощник гроссмейстер Уш, в целях поддержки нового правления на Лумбаге мне придется отложить подальше обычные протоколы и вместо них подписать…

— Мне это не нравится! — заговорил Суаш. — Сдается, чужеземцы, вы торгуетесь между собой Лумбагой, как будто этот мешок картошки! Как представитель нового национального правительства планеты, я принимаю на себя временное управление! И первым моим распоряжением будет: погрузить вас всех на ваши вонючие корабли и ракеты и запустить отсюда с собранными чемоданами или без таковых — неважно!

— Дурак! — крикнул Уш. — И ты думаешь, что твой немощный национальный режим будет чего–нибудь стоить без помощи Великой Гроа? Если бы Его Императорское Величество не вышел временно из строя, он приказал бы тебе башку снести за такие слова!

— А к этому могу еще прибавить, дорогой полковник, — сказал Джит: — Части Гроасского Десантного Флота находятся в полной боевой готовности и по первому моему слову могут высадиться и навести здесь по–ря–док!

— Вы не посмеете! — выкрикнул, пытаясь оборвать свою цепь, Паунцрифл.

— Еще как посмею! — возразил Джит. — Я уже вижу триумф Великой Гроа! А теперь, полковник, — он обратился опять к Суашу. — Вы и ваши солдаты могут убираться! Я уверен, что Его Императорское Величество через минуту…

Император сел и тряхнул головой.

— Что–то сегодня сон навалился, — промычал он, поднимаясь на ноги. — Сделайте так, как сказал Джит, полковник.

— Но откуда вы знаете, что он сказал? — позабыв об этикете, изумился Суаш. — Вы, как хладный камень, лежали на полу…

— Да, что–то у меня…

— Он знает, — сказал Ретиф, — потому что знает Уш. Я уже говорил, что Император — всего лишь…

— Да замолчишь ты когда–нибудь, надоедливый землянин?! — зашипел Уш. — Все присутствующие ясно слышали распоряжение, отданное Его Императорским Величеством!

— Ваше распоряжение, вложенное вами же в уста Императора! Вы хотите строить здесь империю. Отлично! Но к беде вашей империи вы, Уш, не можете думать и говорить сразу за двоих. Вот сейчас, например, вы кричите на меня, а ваш протеже опять начинает сползать с трона!

Все взгляды опять обратились на безвольное тело в императорской одежде.

— Боже! — воскликнул Маньян, находившийся вместе с коллегами по миссии в окружении Паунцрифла. — Вы хотите сказать, что мы собирались вручать верительные грамоты кукле чревовещателя?!..

— Не совсем так. Он живой, как и мы с вами, но когда Уш собирал его на своей ферме, он не слишком нагружал Императора серым веществом. Во всяком случае самых важных отделов головного мозга он не имеет и никогда не имел.

Суаш переводил потерянный взгляд с Императора на Уша и обратно. Уш стоял, весь напрягшись, с остекленевшими глазами, продолжая какую–то внутреннюю борьбу.

— Если только это правда…

— Чушь, полковник! — громко произнес Император, вновь принявший вертикальное положение. — Мы полностью доверяем Ушу, самому преданному Нам лицу и самому умному советнику. А теперь Мы приказываем вам удалиться, так как у Нас есть много неотложных государственных дел, требующих скорейшего обсуждения.

— Не уходите! — закричал Паунцрифл. — Полковник Суаш, я взываю к вам от имени человечества! Не уходите! Здесь неизвестно, что может случиться в отсутствии свидетелей!

— Я подчиняюсь приказам Его Величества, землянин! — рявкнул Суаш. — А он сказал, чтобы мы ушли. Поэтому мы уходим — и точка!

Полковник отдал команду. Его солдаты перестроились в походную колонну и, ритмично отстукивая по паркетному полу, ушли вместе со своим командиром.

— Ретиф! Сделайте что–нибудь! — воскликнул в отчаянии Паунцрифл.

— Сделать что–нибудь, господин посол? Что? — победным голосом сказал Уш. — Исполнен приказ Его Императорского Величества! А теперь, — он подождал, пока не затихли вдали шаги последнего солдата Суаша, — теперь разберемся с возмутителями спокойствия, проще говоря — с земными шпионами!

— Резким движением Уш выхватил из плаща лучевой пистолет. — Жаль, что они погибнут, но ведь это не я пытался поставить под сомнение божественность Императора и его законные права на престол! Да будет их смерть уроком для всех, кто вздумает когда–нибудь встать поперек дороги Императору и империи!

— Вы этого не сделаете! — жалобно крикнул Паунцрифл.

— Послушайте, Уш, — заговорил Джит. — Я надеюсь, вы не собираетесь всерьез совершить кровавую расправу в отношении дипломатических представителей Земли? Депортировать их в оковах — да. Но я запрещаю вам убивать их!

— Это будет наш небольшой секрет. Ваше Превосходительство, — сказал Уш.

— Его Императорское Величество держит все под строгим контролем и утечки информации не будет.

— Вы уверены в этом? — Джит с большим сомнением оглядел Императора, который стоял у трона в гордой позе, однако выражение его лица было, мягко говоря, неопределенное. — Мне кажется, что Император — плод неудачного лечения лоботомии!

— Почему же вы не расскажете ему еще один небольшой секрет, Уш? — сказал Ретиф. — Пусть он знает, насколько вы его умнее. Расскажите ему об открытии вами надежного метода воспроизводить высшую форму лумбаганской жизни согласно заранее заданному генетическому коду. Расскажите ему о том, что в результате экспериментов у вас родились совершенно необычные виды, которых, однако, вы успешно использовали для терроризирования населения. Опишите ему вашу фабрику солдат на Гру или лабораторию на Спруке, где вы разрабатывали последние детали вашего великолепного передатчика агрессивности.

— Молчать, шпион! — заорал Уш.

— Не скромничайте, — прервал его Ретиф. — Подбросьте послу некоторые детали вашего замысла по плановому конвейерному производству миллионов солдат, экипированных с гроасских складов, и их использованию для создания империи. А после этого вы бы понастроили такие же фермы на соседних планетах, чтобы не загружать Лумбагу. При благоприятных обстоятельствах вы за три недели из ничего получаете отличного пехотинца с полным обмундированием и оружием!

— Ха–ха–ха! — проскрипел Уш. — Это у землян, кажется, называется юмором?

— Но вы допустили ошибку, Уш, когда приказали уйти полковнику с его солдатами, — продолжал невозмутимо Ретиф. — Это был ваш единственный шанс…

— Ты так думаешь? — Уш повернулся к Джиту. — Пришла пора исполнять распоряжения Его Величества! Если вы приведете приговор в исполнение своими силами, то это будет крайне важным шагом в развитии добрососедских отношений между Лумбагой и Гроа.

— Если бы вы имели на господина пола такое же влияние, как и на Императора, и внушили бы ему мысль об участии в убийстве землян, он был бы просто вынужден подчиниться вам, но к счастью, у него своя голова на плечах. И он не будет…

— Ты думаешь, не будет? — крикнул, оскаливаясь, Уш. — Джит, прикажи их расстрелять!

— Вы не посмеете, Джит! — выкрикнул Паунцрифл. — Я категорически запрещаю вам!..

— Запрещаете? Мне? — зловеще прошипел Джит. — Вы заходите слишком далеко, Гарвей! — Он повернулся у Ушу. — Что ж, если вы действительно — я подчеркиваю: действительно — уверены в том, что земляне замышляли убийство Его Императорского Величества, то мой суровый долг обязывает меня…

— Дослушать то, о чем я только что говорил, до конца! — решительно сказал Ретиф. — Уш позабыл упомянуть еще одну–две интересные вещи…

— Да! Да! Да! — заорал Уш. — Самое важное это то, что я, руководитель и начальник подчиненной мне армии, начну захват новых богатых территорий, уничтожая или порабощая на пути враждебные народы и в конце концов превращу Галактику в одну сплоченную империю под единоличным руководством!

— Замечательная картина! — сказал Ретиф. — Но, думаю, что посол Джит не поддержит этот план.

— Вы сказали: не поддержит, господин Ретиф? — прошипел Джит. — Я признаю, что гроссмейстер Уш использует неординарные методы, но если конечным результатом будет Объединенная Галактика под гроасским руко…

— Одно маленькое уточнение, господин посол, — Ретиф поднял руку. — Гроа будет в числе первых жертв.

— Жертв?! И она, по–вашему, падет от своих же собственных солдат и от своего же собственного генерала Уша?! Несусветная чушь!

— Да, это правда, что Уш и его солдаты будут щеголять в гроасских мундирах и с гроасским оружием. Но вы упускаете из виду одну очень важную деталь. Войска, которые пойдут на штурм Галактики, вовсе не будут гроасскими. Это будут лумбаганцы. Хотя вполне допускаю, что и с пятью глазами, как у вас.

— Ну и что? — произнес Джит, глядя на Уша в ожидании совета. — Признавая за генералом Ушем возвышенную и благородную натуру мы вполне можем отпустить его в поход с чужеземной армией, при условии, что он будет прежде всего блюсти интересы своего Отечества!

— Правильно, — сказал Ретиф. — Только не забывайте, отпуская его в поход, что его Отечество — Лумбага!

— Нет, теперь ясно: он сошел с ума, — прошипел Уш.

— Признаю, что он самый необычный лумбаганец, — продолжал Ретиф. — В подавляющем большинстве случаев, когда Простейшие в результате сложного процесса комбинирования превращаются в организм Четвертой Ступени развития, — на этом этапе появляется интеллект, — что–то препятствует им прогрессировать далее. Однако, как видим, генерал Уш с успехом преодолел эту преграду.

— Что за бред он несет? — разводил руками Уш. — Оскорбление!

— Спокойнее, Уш. Никто не видит в этих разговорах оскорбления, кроме лумбаганцев. У меня уже были подобные случаи. А вы кричите: «Оскорбление!» Зачем же себя выдавать?

— Все это, конечно, белиберда, — заговорил посол Джит. — И все–таки чисто из любопытства — продолжайте, Ретиф.

— Уш, или как его там зовут на самом деле, преодолел этот барьер и сумел подняться выше Четвертой Ступени. Может быть, на Пятую. К сожалению, приобретенные способности и возможности он направил на грязное дело — захват и подчинение Лумбаги, а в перспективе и всей Галактики. Естественно, он нуждается в помощи. Для начала он изучил чужеземцев, представляющих на Лумбаге свои планеты. Гроасцы, как партнеры в вынашивании его идей и планов, подошли Ушу лучше других. С его способностями ему не представляло большого труда принять внешнее обличье гроасца. Скажем, ваше, господин посол. — Ретиф обратился к Джиту.

— Он лжет! — вскрикнул Уш. — Как можно верить…

— Это было нелегко вначале, но потом дело пошло на лад. Некоторые из ваших пробных экземпляров все еще бегают в окрестных лесах, оставляя на земле следы, один к одному соответствующие, скажем, вашим следам, господин посол. Вы нашли недовольных — а они всегда есть — и выдали им свою персону за Самое Высокопоставленное Лицо Великой Гроа на Лумбаге. И этим вы привлекли их на свою сторону, заручились поддержкой в организации материальной базы вашего будущего переворота.

— Это, землянин, были твои последние слова! — крикнул Уш, целясь из пистолета Ретифу в грудь.

— Уш! Не распускайте руки! — резко прошипел Джит. — Достаточно будет уличить его в наглой лжи!

— В наглой лжи, вы говорите? — улыбнулся Ретиф, но глаза его были холодны. — Ну–ка, Уш, уличите меня в наглой лжи! Опровергните мое утверждение о том, что вы лумбаганец! Только сделайте это на гроасском языке, чтобы ваши соотечественники не упустили ни одного нюанса!

— Все! Приготовься умереть, глупый землянин!

— Уш! Если вы надеетесь на мою помощь и поддержку — делайте, как он просит! — потребовал Джит.

Уш весь напрягся на минуту, потом отскочил в сторону, чтобы в секторе возможного обстрела оказались и гроасцы.

— Думай, что тебе хочется, Джит! Ты поступишь так, как я тебе прикажу, или умрешь вместе с землянами! А твоему преемнику я скажу, что вы все перебили друг друга в ссоре и выжил я один! Затем я воспользуюсь его доверием и поддержкой и доведу дело Империи до конца!

— О, боже! Ретиф–то прав! — прошептал побелевшими губами Паунцрифл. — Джит! Он не будет говорить на гроасском, потому что он его не знает! Это самозванец!

— Меня одурачили! — прошипел побледневший Джит. — И все из–за моей проклятой доверчивости! Чуть не отдался в руки проходимца! Чуть не оказал поддержку на государственном уровне не–гроасцу, мошеннику и негодяю!

— Не убивайтесь так, — сказал Ретиф. — Он только намеревался использовать мощь Великой Гроа для своих первых маленьких путчей. Как только он достиг бы в этом успеха, Гроа присоединилась бы к его империи усилиями псевдогроасцев, которых он, как саранчу, наслал бы на вашу планету и которые в конце концов сжили бы со свету истинных гроасцев.

— Ври дальше, Ретиф, — мрачно проговорил Уш. — Открой глаза этим дуракам на всю глубину их глупости, а потом… — Он замолчал, на его лице отразилось смятение, когда он увидел, КТО появился в широко распахнутых дверях зала. Это был Люкаэль. Глаза его, устремленные на Уша, пылали огнем.

— Что–о?!.. Что это?! — промычал Уш. — Ты из лаборатории? Что–нибудь случилось? Или… — Внезапно он весь содрогнулся, словно бы кто огрел его изо всех сил между глаз.

— Измена! — сдавленно прохрипел он.

Люкаэль, не отрывая глаз, подходил ближе. Потом он остановился, словно встретил какое–то препятствие. Пару минут два суперлумбаганца стояли друг перед другом, с застывшими взглядами, ведя невидимую, но страшную борьбу.

— Уш! — вдруг позвал Ретиф.

Тот на секунду отвлекся, поворачиваясь на крик, и этого было достаточно

— Люкаэль ударил. Уш издал ужасающий рев, зашатался…

Как осенью опадают листвой деревья, так с Уша опала гроасская оболочка. За какой–то миг то место, где он стоял, предстало глазам присутствующих как клубок разноцветных и разновеликих существ, лихорадочно перегруппировывающихся в различные комбинации. Появились два туловища. Руки и ноги, появляясь из сплошной живой массы, спешили занять свое привычное место. И через минуту перед Люкаэлем стояли два обычных рядовых лумбаганца, мрачно косящихся по сторонам.

— Глядите! Это же Дифноги Гнудф! Лумбаганские наблюдатели! — воскликнул в общей тишине Паунцрифл.

— Они оказались более наблюдательными, чем мы полагали, — прошипел Джит.

 

20

Это случилось спустя полчаса после происшедших в танцзале Замка событий. Земные посланники, освобожденные наконец от своих оков, вместе со своими гроасскими коллегами собирались на экстренное совещание.

— Ну что ж, — бодро сказал посол Паунцрифл, вставая со своего места во главе стола. — С тех пор, как генерал Уш пожелал удалиться от своих захватнических планов, а Его Величество абсолютно не способен к работе по управлению планетой, перед нами всеми встала задача формирования временного правительства, которое сделало бы все возможное для предотвращения нежелательных последствий последних событий. Как глава земной делегации, я — и считаю необходимым отметить: с большой неохотой — принимаю на себя всю полноту…

— Едва ли, мой дорогой Гарвей, — перебил землянина Джит. — Так как ответственность за создавшееся положение в немалой степени несет Гроа…

— Или псевдо–Гроа. Делается это сейчас — мы все свидетели — достаточно легко…

— Не уходите от сути, господин посол! Гроа берется сформировать правительство с привлечением полковника Суаша и его силы…

— Джентльмены, — вступил в народившийся спор Ретиф. — Или вы забыли о существовании Императора?

— Что такое?

— Как это? На что вы намекаете?

Оба посла обернулись и увидели фигуру Императора, который на ту минуту стоял на ногах довольно крепко и метал на собравшихся чужеземцев грозные взгляды.

— Вам не нужно беспокоиться, господа! — заговорил он довольно резко. — Мы обеспечим формирование управления Лумбагой в той степени, в какой она вообще нуждается в управлении! — С этими словами он взошел на пьедестал своего трона и занял там свое место.

— Указ номер один, — сказал он тотчас же. — Всякий чужеземец, посмевший вмешаться во внутренние дела Лумбаги, будет вышвырнут с планеты без каких бы то ни было проводов и торжественных церемоний. Указ номер два…

— Не могли бы мы пока возвратиться к указу номер один, Ваше Величество?

— попросил Паунцрифл. — Я убежден, что, подумав, вы смягчите или даже отмените ограничения на участие землян во внутренней жизни планеты, ибо это повлечет за собой ограничения на свободу действий дипломатов.

— Именно так. Указ номер два. Известно, что чем меньше правительство собственно управляет, тем оно лучше. Мы хотим иметь хорошее правительство и хорошие законы, во благо Наших подданных, естественно. А посему — в соответствии со сказанным — все законы объявляются не имеющими силы и всякое управление упраздняется!

— Пока не поздно, Гарвей, — зашептал Джит. — Я предлагаю подыскать Императору более скромное поприще для приложения его талантов. И надлежащее место для этого. Какой–нибудь подвал, я думаю, подойдет. А когда дело будет улажено, то вы и я соберемся и обсудим проблемы Лумбаги. Кстати, сразу должен сказать, что мы, гроасцы, размножаемся, как мухи, и нам скоро будет негде жить! Учитывая это, прошу заранее обеспечить первенство гроасских интересов в определении судьбы Лумбаги.

— Вам незачем там шептаться, — решительным тоном предупредил Император.

— Ибо никто из вас с этой минуты не имеет права совать свой нос в дела Лумбаги. В противном случае воспоследует наказание, означенное в указе номер один.

— Он бредит, — убежденно прошептал Паунцрифл. — Джит, прошу вас быть свидетелем того, что в данный момент, когда я был вынужден ограничить свободу Императора, он находился в невменяемом состоянии. Ретиф, помогите бедняге слезть с трона.

— Интересная акустика в этой комнате, — сказал Ретиф, внимательно осматривая потолок и стены. — Мне на минуту показалось, что Ваше Превосходительство изволили предложить арестовать правителя независимого государства независимой планеты?

— Бунт?! — рявкнул Ретифу на ухо полковник Уорбатон. — К счастью для демократии, здесь нахожусь я. — Он твердой походкой направился к трону. Не дойдя ярдов десяти, он вдруг обнаружил себя парящим в воздухе на высоте нескольких дюймов от пола. Не успели присутствовавшие при этой сцене удивиться, как оказались в положении полковника. Они отрывались от пола легко, словно воздушные шарики. Паунцрифл сдавленно вскрикнул, потеряв опору под ногами. Рядом с ним плавал в воздухе Маньян и еще несколько приближенных к господину послу земных дипломатов. Та же картина наблюдалась и с Джитом и его подчиненными. На ногах устояли только трое: Ретиф, Люкаэль и Император. Впрочем, последний сидел на троне.

— Теперь Мы можем считать, что вы ознакомились с основами нового правления, — обратился Император к висящим под потолком дипломатам. — На этом Мы объявляем аудиенцию оконченной. Всего доброго. И не трудитесь сами покинуть зал — об этом позаботятся другие.

При этих словах раздались одна за другой несколько серий приглушенных хлопков и под воздействием неведомой силы все летавшие чужеземцы пропали из зала.

— Надеюсь, вы не выкинули их совсем с планеты? — спросил Ретиф. — Думаю, что как только их ноги коснутся земли, они приобретут верные реалистические представления о роли дипломатии в развитии Лумбаги.

— Все они обнаружат себя сейчас в подвалах среди мешков с овощами, — сказал Император. — А теперь… Мы объявляем парламент распущенным… Пока… Доследующего раза…

Он сполз с трона, обвился вокруг него клубком и тут же захрапел. Ретиф повернулся к Люкаэлю.

— Отлично сработано, Люк! Я страшно боялся за то, как долго вам удастся контролировать его.

— Если кто–нибудь будет интересоваться, — слабым голосом прохрипел уставший, как собака, суперлумбаганец, — скажи им… что Император… вернется… когда ситуация этого потребует… А теперь Люк проща… прощается с тобой… Ретиффф–ф…

 

21

— Господи, Ретиф! — воскликнул первый секретарь Маньян. — Теперь когда все волнения позади, возникает вопрос: а не было ли все происшедшее групповой истерией, кошмарным миражом?!

Они сидели за длинным, красного дерева столом в Императорском Банкетном зале, ужиная яствами от щедрот Корпуса, предназначенными специально для особо торжественных случаев. Сидели вместе с разноликой толпой землян, гроасцев и лумбаганцев.

— Если откровенно, то я до сих пор не пойму, как это глаз или ухо могут летать по воздуху или бегать по лесам и болотам, — поделился своими наблюдениями полковник Уорбатон, ковыряя вилкой в вазочке с икрой. — Все это было бы просто плохим сном если бы не факт того, что я подорвал здоровье из–за проклятой картошки, на которой я сидел на этой планете вплоть до сегодняшнего ужина. — Он нахмурился. — Не знаю, как вы, а что до меня, то организм требует отправки домой на несколько месяцев для основательного лечения. Кстати, я не собираюсь прохлаждаться на госпитальной койке. Буду писать воспоминания обо всех этих событиях. Ну, скажем, так: «К вопросу о важности массовой галлюцинации в военном деле».

— Как насчет «К вопросу о галлюциональной важности военных в делах масс»? — едко подначил Маньян.

— Вот ты где, Ретиф! — воскликнул Глут, подойдя к кульминационному моменту в споре полковника и первого секретаря. — Выходит, ты и впрямь все время был землянином? Не перестаю чувствовать себя в связи с этим несколько туповатым. Это ж надо! Каждую минуту рисковал башкой на пару с заклятым врагом! Слава богу, я вовремя сменил баррикады.

— Ты как–то говорил, что есть два типа землян: мужчины и женщины, — раздался голос неизвестно откуда появившегося Инарпа. — Но я тебе скажу еще раз: все вы для меня на одно лицо.

— Некоторая разница между нами все–таки есть, уж вы поверьте мне, — веско сказал Ретиф.

— А я так и не получил за тебя тот выкуп, — сказал Глут. — Но все равно, я не жалею: все было и без денежек опасно.

— Двух монарших указов для меня хватило, — весело сказал Инарп. — Всю жизнь предпочитаю жить при анархии!

— Еще бы! — присоединился к разговору Маньян. — Анархия проста, как палка. А вот тайные лабиринты большой политики!.. Этого вам, увы, не понять… — Он кивнул в сторону дальнего конца стола, где уединились для беседы Джит и Паунцрифл. — Видите, как сосредоточенно и с удвоенной энергией они обсуждают нынешние реалии? Договариваются о подписании новых протоколов. В деталях продумывают свои отношения с несуществующим правительством Лумбаги.

— Пусть договариваются сколько им влезет. Пусть всюду рассылают срочные депеши. Отлично! — говорил, прихлебывая коньяк, Глут. — Но пусть также помнят, что Легендарный Император начеку, и в нужный момент он всегда окажется на троне! И тогда «торжественный ужин» для господ послов будет проходить в каком–нибудь подвале, на мешках с картошкой и брюквой!

— Не уверен, — холодно возразил Маньян, — что всякий лумбаганец с улицы в состоянии компетентно рассуждать о вопросах императорской политики. Надеюсь, то, что вы путешествовали вместе с господином Ретифом по стране, не вселило в вас уверенности, что отныне можете прыгнуть выше своей головы?

— Ты, наверно, шутишь, землянин, — сказал Инарп. — Глут — министр воображаемых дел лумбаганского правительства в эмиграции.

— Правительства в эмиграции? — удивился Маньян.

— Это единственное место, где оно может принести пользу своей стране и своему народу. Кстати, я только что согласился принять пост комиссара по предрассудкам департамента образования.

— Вы ведь их искореняете? — спросил Маньян.

— Напротив! Зарождаю новые. В соответствии с традициями предков.

— Кстати, о предрассудках, — встрял в разговор Уорбатон. — Мы можем насадить несколько крепких предрассудков нашего собственного изобретения. Например, красиво упакованный миф о том, что земляне могут творить чудеса. Скажем, превращать обычную воду в «Пепси»… Или… — Он замолчал, с ужасом наблюдая за тем, как стакан, стоявший перед ним, вдруг поднялся сам по себе в воздух и стал заполняться темно–красным напитком из невидимого источника. Полковник, боясь пошевелиться, ощутил, как наполненный вином стакан затормозил прямо над его головой и тут же опрокинулся. Бодрые струйки с пузырьками запрыгали по онемевшим изгибам лица полковника.

После того, как полковник, придя в себя, ругаясь, ушел в уборную, — этот уход, как и все, что предшествовало ему, было замечено всеми присутствующими, — Маньян дрожащей рукой поставил свой стакан на стол и крепко накрыл его ладонью.

— Пепси? — предложил как ни в чем не бывало Ретиф.

— Бургундское, — пробормотал тот, не в силах оправиться от шока. — «Романи–Конти–24», если можно… — Вдруг он торопливо поднялся из–за стола. — Лучше–ка я пойду перечитаю свой доклад, м–может, в–вставлю к–кое–какие детали… Я был слишком близорук, сомневаясь в существовании волшебства. — С этими словами он быстро покинул зал.

— Я думал, что вы оставите ваши фокусы до следующего кризиса, — сказал Ретиф, обращаясь к своим друзьям. — Но раз уж не сдержались, то повторите еще раз последний из них. Только, разумеется, без второй части…

Через несколько секунд они подняли три больших бокала на тоненьких ножках, наполненных темно–красным вином. Со звоном чокнулись. На дальнем конце стола Джит заметил это движение и в знак солидарности поднял свой бокал.

— За новую эру в межпланетной политике, — прошипел он весело. — За мир и изобилие в разумных пределах!

— Это напоминает мне о том, — сказал Инарп, — как ребята из нашей Группы Перераспределения упрекали меня, что я не воспользовался властью, когда был Императором…

— Когда ты был Императором?! — переспросил быстро Глут. — А, может, когда я позволил тебе сказать пару слов с высокого трона?

— Ты, неудачливый пират! Это я был головой и мозгами всего дела!

— Ты, липкая медуза! Все трюки устраивал я!

— Джентльмены, — прервал их Ретиф, — мы, кажется, хотели произнести тост?

Глут поднял бокал снова.

— За наших друзей, отличных ребят! — сказал он.

— За наших врагов, паршивых ребят! — прибавил Инарп.

— И за надежду, — сказал Ретиф, — что придет день, когда мы сможем точно определить, кто из них кто.