Раскат грома сотряс ночную тишину, эхом отразившись от далеких, невидимых в темноте стен. Засверкали молнии, высвечивая в темноте силуэт сгорбленного, высохшего человека. Этот полупризрак поднял худую старческую руку с узловатыми суставами, выпирающими венами, пигментными пятнами и редкими волосками, за которой, словно диковинная змея, тянулась трубка капельницы.

Потом он поднял голову, подставляя под вспышки молний серое лицо много тысячелетий пролежавшей в саркофаге египетской мумии. Несмотря на то, что кожные покровы и лицевые мышцы мумии почти истлели, вся гнусная продажность, и все опустошающее отсутствие счастья ясно читались на этом лице. Когда призрак заговорил, голос его был похож на скрежет и свист одновременно.

— Тысяча восемьсот оплаченных часов, тысяча двести двадцать одна консультация по фиксированной ставке…

Завывающие голоса эхом повторяли эти слова за мумией, словно какие-то магические заклинания.

— …Пятьсот шестьдесят пять судебных решений в пользу клиентов… Сто двадцать девять тысяч четыреста семнадцать обедов за счет клиентов…

Где-то далеко-далеко зазвонил телефон. Он звонил все громче, громче, до тех пор пока…

Майлс резко сел на постели. Его тело было покрыто холодным потом так, что даже кожа блестела.

Единственным звуком в гостиничном номере был звонок телефона, стоявшего на тумбочке возле кровати. «Господи, приснится же такое», — облегченно вздохнул Майлс, поняв, что страшное видение имело место не наяву, а всего лишь в кошмарном сне. Он перевел дыхание и снял трубку.

— Алло?

— Майлс, это ты?

Голос Мэрилин он узнал безошибочно. Но звучал он как-то странно, не так, как раньше. Дело было даже не в неожиданно прозвучавшем «ты», а в самой интонации.

— Да, Мэрилин, я слушаю!

— Сара Соркин умерла.

Эти три слова пронеслись в голове Майлса, как сорвавшаяся на гололеде и скользящая юзом машина. Еще мгновение — и они на полном ходу врезались в его мозг. Майлс понял, что от него ждут помощи и что действовать нужно немедленно.

— Подожди, я сейчас приду, — хрипло сказал он в трубку.

Вскочив с кровати, он быстро ополоснулся холодной водой. При этом мозг его пытался осознать только что услышанное и сопоставить эту трагическую новость с прочими сомнениями и догадками, давно мучившими его. Тот самый кошмарный сон, из которого его вырвал звонок Мэрилин, мучил его уже несколько недель. Майлсу даже стало казаться, что это какое-то предупреждение о грозящей ему опасности. Чем-то этот сон напоминал ему историю о трех рождественских привидениях: призраке Прошлого, призраке Настоящего и призраке «Береги свою задницу в будущем».

«Бедная Сара, у нее ведь было все, что нужно, для долгой и счастливой жизни: она была красивая, богатая, молодая, — думал Майлс. — Но она умерла в одиночестве — от страха. Она боялась потерять деньги, боялась совершить ошибку, боялась влюбиться… Совсем как я», — внезапно с ужасом понял Майлс, направляясь к двери.

Меньше чем через пять минут Майлс уже вбежал в номер Мэрилин, одетый в гостиничный халат, накинутый поверх пижамы. Мэрилин в таком же халате полулежала, вытянувшись на диване, и рыдала, не в силах справиться с собой. Афганец Говард участливо положил голову ей на колени и печальным взглядом преданных собачьих глаз пытался утешить ее.

«Этот кошмарный сон — это точно был знак, предупреждение мне», — нервно подумал Майлс. Он подошел к дивану и осторожно отодвинул пса.

— Мэрилин, — пробормотал он, обнимая ее. Стройное тело Мэрилин как нельзя лучше вписалось в кольцо его объятий.

— Это ее язва, — прорыдала Мэрилин, — произошло прободение… инфекция попала… перитонит…

— Ну… ну… успокойся, — вот и все, что он смог ей сказать. Между тем его мысли и чувства лихорадочно искали объяснения случившемуся и тому, что происходит между ним и Мэрилин прямо сейчас. И не было у него другого ответа, кроме того, что они оба созданы друг для друга. Их былое противостояние, особые отношения, сложившиеся между ними с первой встречи, и только что возникшее чувство близости и нежности — все подтверждало догадку Майлса.

Трагическая смерть близкой подруги потрясла Мэрилин до глубины души. Его это известие тоже больно ранило.

— Ну же, ну пожалуйста… — повторял он нежно, гладя ее по голове.

— У нее было заражение крови… Ты понимаешь, что случилось, Майлс?

Интонация, с которой она произнесла его имя, пронзила его насквозь, пропитала всю его плоть и кровь, заставив задрожать от нежности и чувства близости с этой женщиной.

— Что, Мэрилин? — прошептал он.

— Она была одна. — Голос Мэрилин надломился. — Она умерла в полном одиночестве… и лежала там совсем одна… — Она, задыхаясь, прижалась к нему всем телом. — Ее нашли случайно только через два дня! Два дня… она пролежала мертвой два дня, и никто не хватился ее… — Тут голос Мэрилин задрожал, и она опять залилась слезами.

Сердце Майлса билось о ребра, как перепуганная дикая птица в клетке. «Сара умерла от одиночества, — подумал он. — Не будь она в доме одна, ее бы могли спасти, прийти на помощь… Не будь она одна, она бы осталась жива».

— О, Майлс, Майлс.

Вновь трогательные мурашки пробежали у него по коже, когда он услышал, как Мэрилин шепчет его имя. Продолжая баюкать Мэрилин, как ребенка, он вдруг непроизвольно представил ее себе одинокой, беспомощно бьющейся в предсмертных судорогах где-нибудь в уединенном лыжном домике в горах; затем — плавающей лицом вниз в бассейне; затем—упавшей с лестницы… в общем, за несколько секунд у него в голове прокрутилась целая вереница сценариев гибели Мэрилин в безнадежном одиночестве.

«Что же я за человек? — мысленно упрекнул себя Майлс. — Что же я за мужчина? Неужели я всего лишь полный идиот? Неужели я один из тех, кто тщетно пытается создать что-то важное и полное смысла лишь для того, чтобы выделиться среди себе подобных? Неужели мне до сих пор не ясно, что пора сделать решительный шаг и взять на себя ответственность — связать свою жизнь с женщиной, которую я полюбил с первого взгляда? Если этого не сделать прямо сейчас, тот ночной кошмар когда-нибудь станет моей реальностью».

— Мэрилин, послушай меня, — обратился он к ней. Взяв ее за плечи, Майлс заглянул в ее залитые слезами глаза. Никогда еще он не видел ее такой красивой и в то же время такой хрупкой и уязвимой. Посмотрев ей в глаза несколько секунд, он готов был поклясться, что она все поняла.

— Никаких споров, — прошептал он ей на ухо. — Никаких дискуссий. Я сейчас же позвоню Ригли, отдам ему распоряжение и договорюсь о встрече у Часовни на Вересковом Холме!

На долгий миг Мэрилин перестала плакать и посмотрела на Майлса нежными, полными счастья глазами.

Этот миг Майлс мог смело записать в топ-лист десяти самых восхитительных моментов своей жизни.

Мистер Маккиннон никогда в жизни не бывал в Шотландии. Ближайшим к Европе местом, куда ступала его нога, был штат Пенсильвания.

Блестящая идея построить свадебную часовню в шотландском стиле и получить лицензию на право заключения браков принадлежала его сыну и невестке. Они провели в Великобритании медовый месяц и решили, что такая шотландская фишка будет хорошим капиталовложением. Деловое чутье их не подвело.

Маккиннон не мог не признать, что тематически оформленное место для венчаний приносило достойный и, что немаловажно, стабильный доход. Дополнительные (и едва ли не большие) суммы он получал, давая напрокат шотландские юбки-килты, береты и шали. Причем возможность не регистрировать эту статью дохода в налоговой декларации особо согревала его душу. Ну а, кроме того, свою лепту в процветание семьи Маккиннонов вносили сувениры вроде пледов и свадебных альбомов с клетчатыми обложками из шотландки.

Отдельным бонусом для себя Маккиннон считал то, что его жена, наконец, оказалась при деле. Она всю жизнь, с юности, мечтала выступать на сцене, и лицензия на проведение свадебных церемоний в их часовне дала ей, наконец, такую возможность.

Сам Маккиннон был человеком серьезным и пунктуальным. Он любил, чтобы его корабль отправлялся точно минута в минуту. Но на этот раз все пошло как-то не слава богу. Очередная парочка романтически настроенных идиотов-полуночников позволяла себе опаздывать. А время, между прочим, — деньги. А время Маккиннона, да еще ночью, — это большие деньги. Ничего, он все это впишет в их счет («Оплата наличными или по кредитным картам. Извините, чеки не принимаем»).

Маккиннон уже мог видеть предполагаемую мужскую половину будущей семьи, стоящую в ожидании на углу с большим кейсом в руках. Если это жених, то ему уже пора побеспокоиться о своей будущей семейной жизни. Если же этот хмырь — не жених, то ему лучше побыстрее убраться отсюда, пока Маккиннон не вызвал копов.

Ригли, не подозревая, что за ним пристально наблюдают, нервно ходил взад-вперед по дорожке в свете огромной неоновой вывески в виде клетчатого пледа, на котором было написано: «ЧАСОВНЯ НА ВЕРЕСКОВОМ ХОЛМЕ». Он поджидал Майлса.

Когда Майлс позвонил среди ночи, Ригли не на шутку встревожился. За те годы, что он проработал помощником Майлса Мэсси, он успел привыкнуть ко многому, но, по его мнению, сейчас ему предстояло участвовать в самой невероятной выходке босса за всю его жизнь.

По правде говоря, Ригли вовсе не был уверен, что Майлс поступает правильно. Сейчас он с нетерпением поджидал босса, чтобы попытаться выяснить все детали до того, как будет слишком поздно.

Никогда раньше Майлс не принимал столь серьезных решений в столь короткий срок, практически не дав себе времени подумать. Если разобраться, то требования, которыми он сопроводил свое решение, выглядели весьма нелогичными. Мэрилин Рексрот только что развелась с Говардом Дойлом и теперь купалась в его нефтедолларах. И вот Майлс потребовал, чтобы Ригли притащил на свадебную церемонию экземпляр брачного контракта Мэсси.

Перехватив кейс поудобнее, Ригли посмотрел на обхвативший его запястье золотой «Ролекс».

Может быть, это на самом деле блестящий ход, хитроумная уловка, успокаивал себя Ригли. Майлс ведь никогда ничего не делает просто так, без причины. А с другой стороны… неужели циничному и жесткому Майлсу Мэсси не чуждо… у Ригли защипало под веками, слезы уже готовы были навернуться на глаза… в конце концов, это ведь так романтично.

Через несколько минут к нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу Ригли подкатило такси. Первой из машины вышла Мэрилин со слегка размазанной вокруг глаз тушью. За нею появился Майлс. Его волевой подбородок был решительно задран. Жених и невеста были одеты одинаково: в гостиничные халаты из «Цезарь Паласа».

— Ригли, — коротко, но с теплым чувством представил Майлс своего помощника. И пояснил:

— Мой друг.

Он хлопнул Ригли по плечу, а затем, взяв под руку Мэрилин, двинулся ко входу в часовню.

Сбросив оцепенение, Ригли приступил к делу. Он суетливо раскрыл кейс и вытащил тонкую папку с бумагами и компакт-диск.

— Тексты клятв жениха и невесты взяты из древней церемонии приветствия солнца индейцев племени Арапахо. Музыка — Саймона и Гарфункеля. А это… — Сделав небольшую паузу, словно желая отбросить последние сомнения, Ригли протянул Майлсу какой-то документ:

— Это брачный контракт Мэсси.

Мэрилин удивленно посмотрела на Майлса, но тот лишь успокаивающе улыбнулся ей:

— Дорогая, тебе нечего волноваться. Обо всем позабочусь я.

Седой пожилой мужчина в накинутом на плечи шотландском пледе желтых тонов мрачно смотрел на приближающуюся к стойке регистрации браков компанию. Положив обе руки на стойку, он наклонился вперед и стал похож на изготовившегося к драке старого, но еще крепкого духом и телом бультерьера.

— Значит, это вы — новобрачные? — заключил он, подозрительно вперив глаза в халаты и торчащие из-под них пижамы.

Майлс посмотрел на Ригли, и тот поспешил прошептать ему на ухо:

— Это мистер Маккиннон, он будет вести церемонию. Ты уж извини, но… сам понимаешь, ты же позвонил в последний момент.

— Ручку, — строгим голосом потребовал Майлс.

Ригли поспешно нашарил в кармане шариковую ручку и протянул ему, предварительно щелкнув кнопкой, чтобы этот мудреный письменный прибор попал к боссу уже в рабочем состоянии. Майлс деловито взял ручку и листок с брачным контрактом, а затем обернулся к Мэрилин. При взгляде на нее на его лице расплылось умильное выражение.

— Дорогая, — проворковал он, — прощу тебя, ознакомься с этим документом. Это брачный контракт Мэсси, который, как ты хорошо знаешь, надежно защищает интересы того из супругов, чье состояние…

— Я пытался связаться с Фредди Бендером, — вставил Ригли, извиняясь, что не смог вытащить сюда среди ночи и почтенного адвоката, защищавшего интересы Мэрилин.

Майлс кивнул:

— Мы оба пытались дозвониться до Фредди Бендера, чтобы он мог присутствовать здесь и быть на страже твоих интересов, но почему-то…

— Мы почему-то до него не дозвонились, — снова влез в разговор Ригли, улыбаясь Мэрилин.

— В общем, разыскать его нам не удалось, — подтвердил Майлс, закрывая тему.

Мистер Маккиннон постучал по крышке регистрационной стойки. Он уже и так опаздывал к началу очередной серии своего любимого «Клана Сопрано».

— Ну что, вы сюда жениться пришли или всякую чушь пороть?!

Майлс сурово посмотрел на седовласого господина. «И где только Ригли откопал этого бесчувственного старого крокодила?»

— Сэр! — сурово воскликнул он. — Прошу вас!

В устах Майлса, когда он того хотел, даже самая невинная просьба могла прозвучать как строгая рекомендация, если не категорический приказ.

Обернувшись, он увидел, что Мэрилин извлекла из кармана очки и внимательно читает договор. Пробегая строчку за строчкой, она вслух бормотала ключевые слова:

— Если по какой-либо причине… расторжение… сторона, инициирующая развод… В общем, все понятно.

Без лишних церемоний Мэрилин взяла ручку и подписала контракт. Затем она вопросительно посмотрела на Майлса.

— Похоже, ты добровольно собираешься лишить себя всякой надежды хоть чем-то поживиться с нашего брака.

— У меня не будет для этого никакой возможности, — торжественно доложил ей Майлс.

— Мое богатство полностью защищено?

— Оно словно в самом надежном сейфе, за непроницаемым железным занавесом.

— И, несмотря на это, ты по-прежнему хочешь на мне жениться? — нежно спросила она чуть смущенным тоном.

Майлс прижал ее к себе и сказал:

— Еще сильнее, чем прежде.

Ригли больше не мог сдерживаться. Переводя взгляд с Майлса на Мэрилин и обратно, он разразился слезами. Все это было так… романтично. Его босс, величайший адвокат Майлс Мэсси, оказывается, был и величайшим героем-любовником в классическом понимании этого слова: как Сирано де Бержерак, Данте Алигьери, Фрэнк Синатра…

— Ну что ж, дети мои! — Мистер Маккиннон довольно потер руки и многозначительно оглядел халаты с эмблемой «Цезарь Паласа». — Килты напрокат брать будем?

Майлс согласился на предложение Маккиннона воспользоваться его гардеробом.

В итоге они с Ригли нарядились в синие блейзеры и клетчатые килты расцветки двух родственных шотландских кланов. Выбор нарядов не занял много времени, и теперь они стояли у алтаря, поджидая Мэрилин. Вскоре появилась и она — в лихо заломленном берете и изящно накинутой на плечи шали из вездесущей в этой часовне шотландки. Майлс никак не мог наглядеться на свою невесту. Казалось, что она вся светится от счастья.

Разместившаяся позади них органистка с подсиненными седыми волосами неторопливо заиграла вариации на тему «Песни гавайских воинов». Мистеру Маккиннону явно не без труда давалось чтение вслух сложного по синтаксису текста церемонии.

Еще большие сложности вызвали у него заклинания индейцев арапахо, приветствующих новый день. Если бы не своевременное вмешательство Ригли, мистер Маккиннон запросто мог бы пропустить целый куплет, очень важный по смыслу. Заливаясь слезами, Ригли объяснил, что приветствие новому дню было выбрано им не случайно. Именно в том фрагменте, который оказался под угрозой, заключалась основная метафора древнего заклинания: с точки зрения Ригли, вступающие в священный брачный союз встречали рассвет нового дня, знаменующего новую эру в их жизни. Поняв, что сочувствия от мистера Маккиннона ему не добиться, Ригли решил восполнить зияющий пробел лично. Всхлипывая и утирая слезы, он забубнил:

Освобожденный на время от дел, мистер Маккиннон недовольно пыхтел и яростно вращал глазами, как если бы Ригли исполнял здесь древние кельтские похабные частушки, оскверняющие самую суть проводимой церемонии.

Когда же дело дошло до стандартных вопросов и ответов, официальный ведущий смягчился и вновь приступил к своим обязанностям:

— Берешь ли ты… — начал он, подглядывая в визитку Майлса и бумажку, на которой Ригли написал полное имя Мэрилин, — …берешь ли ты, Майлс Лонгфелло Мэсси, из адвокатской конторы «Мэсси, Майерсон, Слоун и Гуральник», доктор юридических наук… — он неодобрительно покосился на Мэсси, — …берешь ли ты в свои законные жены Мэрилин Хэмилтон Рексрот-Дойл, чтобы…

— Да-да! — с готовностью откликнулся Майлс. — Конечно, я согласен!

— Дайте же мне закончить! — рявкнул мистер Маккиннон. Пристально посмотрев на Мэсси, он вдруг поинтересовался:

— Господи Иисусе, вы что, никогда не женились?

К изумлению Ригли, Майлс смутился и стал чертить носком ботинка на полу какие-то фигуры, как маленький мальчик. Мэрилин тоже заметила это, и ее глаза увлажнились.

— Так вот, о чем это я? Ах, да: чтобы беречь и любить ее, заботиться о ней и быть ей верным до тех пор, пока смерть не разлучит вас? — продолжал старик сурово, как следователь на допросе.

Все замерли в ожидании ответа. Сам же Майлс, явно выпав из происходящего, продолжал глазеть на свои ботинки. Наконец Мэрилин пихнула его локтем в бок.

Майлс очнулся и поспешил заявить:

— Да.

— А ты, Мэрилин Хэмилтон Рексрот-Дойл, берешь ли ты Майлса Лонгфелло Мэсси из адвокатской конторы «Мэсси, Майерсон, Слоун и Гуральник», доктора юридических наук, в свои законные мужья, чтобы беречь и любить его, заботиться о нем и быть ему верной до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

Мэрилин снова влюблено посмотрела на Майлса. В этот момент она опять походила на мадонну эпохи Ренессанса, разве что в шотландском берете.

— Да, — пылко сказала она.

Мистер Маккиннон поднял руки — не то в знак торжественности момента, не то для того, чтобы дать понять, что изменить уже ничего нельзя:

— Объявляю вас мужем и женой.

Не успел он опустить руки, как зал часовни наполнили истошные звуки шотландской волынки. К алтарю медленными шажками подошла, играя на этом инструменте, старая дама с подсиненными волосами, в клетчатом килте и шали. Она обошла новобрачных, давая им возможность обменяться сладким поцелуем.

Захлестнутый эмоциями Ригли рыдал.

Где-то в глубине его сознания вертелась мысль о том, что Майлс Мэсси, лучший адвокат по бракоразводным делам в Америке, сам является теперь потенциальным клиентом своей же фирмы, а может быть, и самого Ригли. Это было так невыносимо романтично. Он задумался, захочет ли «Мир интерьеров» запечатлеть то место, где обвенчался человек, кабинет которого столько раз появлялся на страницах журнала.

Возвращался Майлс в тот же отель, но уже в другой «люкс»: теперь ему необходимы были апартаменты для новобрачных. Он только рассчитывал, что на этот раз ему достанется красное атласное постельное белье, которое наградит его столь желанной бессонницей.

Майлс, все еще в килте, отпер дверь, а затем подхватил Мэрилин и понес ее на руках. Слегка пошатываясь, он поднялся по нескольким широким ступеням на возвышение, на котором этаким памятником семейному счастью громоздилась кровать в форме сердца. Через гигантское окно открывался вид на сияющий радугой огней Лас-Вегас.

Майлс заглянул в глубину глаз Мэрилин и поцеловал ее. Яркая вспышка первой секунды поцелуя вдруг сменилась прохладной отстраненностью, и Майлс почувствовал, как Мэрилин напряглась в его объятиях.

«Ну конечно, она ведь пережила такое потрясение», — упрекнул сам себя Майлс. Погруженный в свои возвышенные романтические переживания, он совсем забыл, какой удар обрушился на его возлюбленную всего несколько часов назад, когда она узнала о смерти Сары, своей ближайшей подруги, и как глубоко это ранило ее. «Будь нежен, ласков и предупредителен», — сказал он себе.

— Мэрилин? — прошептал он. — Все хорошо?

— Нет… нет, — едва слышно, чуть шевеля губами, ответила она. — Все как-то не так, неправильно.

Майлс смутился, не совсем понимая, что Мэрилин подразумевает под загадочным «всем», и на всякий случай уточнил:

— Может, дело в килте?

— Майлс, ты меня любишь?

Откровенно говоря, этот вопрос застал Майлса врасплох. Нет, не то чтобы он затруднился с ответом, просто самого вопроса он в этот момент как-то не ожидал. Он снова посмотрел в ее бездонные темные глаза, на ее чувственные губы и загадочную улыбку Моны Лизы. Он понял, что перед ним не просто дорогая ему женщина, а земное воплощение женского начала Вселенной, сама Мать-Земля, собирательный образ всех женщин.

— Я люблю тебя больше всего на свете, — сказал он, глубоко прочувствовав каждое слово.

— И я могу доверять тебе во всем? Майлс кивнул.

— Конечно, можешь.

Задержав дыхание на несколько секунд, Мэрилин пристально посмотрела ему в глаза. Затем, перевернувшись на другой бок, она дотянулась до своей сумочки, из которой извлекла сложенный пополам лист гербовой бумаги. Одним движением она разорвала лист пополам и с довольной улыбкой подбросила вверх оба обрывка в воздух, как конфетти.

У Майлса просто челюсть отпала от изумления. Уж он-то знал, как выглядит брачный контракт Мэсси!

— Дорогая… но как же… ведь теперь… — Майлс никак не мог подобрать нужные слова, которые так легко находил, когда описывал другим людям ситуацию с наличием или отсутствием брачного контракта.

— Я все прекрасно понимаю, дорогой. Теперь я легкая добыча, неподвижная мишень, а мое состояние окажется предметом торга и дележа при разводе, но… мы ведь любим друг друга. — С этими словами Мэрилин томно закрыла глаза и откинулась на красные атласные подушки.

У Майлса было много женщин, с которыми он встречался, спал, занимался сексом, иногда просто имел их, если не использовать более грубых слов, но никогда еще до сих пор он не занимался любовью. Тело Мэрилин казалось ему продолжением его собственного тела, он покрыл всю ее поцелуями, ему казалось, что он оглушает каждую ее клеточку, каждый дюйм ее великолепной кожи. Когда их губы встретились, их души соединились, как в медленном чувственном балете, и унеслись куда-то во Вселенную, где, оказавшись в невесомости, можно, наконец, полностью раствориться друг в друге.

Час проходил за часом, а они все не размыкали объятий, жар их тел поднимал их все выше, и в этом космическом полете плоти и души Майлс почувствовал себя другим человеком, преображенным и переродившимся.

Ночные кошмары, чувство пустоты и одиночества — всему этому пришел конец. Все, что тяготило его в жизни, было сметено бушевавшим огнем их любви. Освободившись от множества навязанных ему оков, отбросив от себя все лишнее, Майлс почувствовал, что его жизнь вновь обретает смысл.

Он без труда сформулировал для себя эту новую цель своей жизни: лелеять и защищать будущую мать своих детей, краеугольный камень его новой семьи. И как он раньше этого не понимал! А затем — тут его мечты простерлись далеко в будущее — с годами он положит начало новой династии, основанной на вечных, непреходящих ценностях: любви, доверии и достоинстве. Мэсси, Мэсси и Мэсси, доктора юридических наук.

За окном играл миллионами огней ночной Лас-Вегас, словно только что родившаяся маленькая Вселенная.