На втором курсе Иришка бросила институт и поступила на искусствоведческий в МГУ. Алик одобрил, у Иры был вкус и способности. Она умела переменить какую-то мелочь, переставить столик или кресло, добавить бронзовую статуэтку или подсвечник, поставить в напольную вазу несколько причудливо изогнутых веток и пару плоских камней на пол – и все выглядело по-иному, гораздо интереснее. А однажды, после очередного приезда Вики, сообщила, что ждет ребенка. Сообщила совершенно спокойно, как о чем-то обычном.

– Что? – не поверила своим ушам Вика.

– Я беременна. Чему ты удивляешься?

– Удивляюсь? Да, действительно, чему же, – растерялась Вика. – Просто неожиданно. Мы, конечно, подолгу не видимся, но не слышала, чтобы у тебя был какой-то серьезный роман.

– Вот именно, что подолгу! Пока ты там прыгаешь над Анечкой, примерной и любимой доченькой, много событий может произойти за несколько тысяч километров.

– Ну что ты говоришь, Ириша? Меня не было всего два месяца, я и так провожу в Москве гораздо больше времени. – Вика ощутила чувство вины. Что же это такое? Всегда виновата она. И в Москве, и в Нью-Йорке. И торопливо продолжила: – Ну что ж тут такого? Это даже хорошо. Немного рановато, но будешь молодой мамой. Надеюсь, ты не думаешь ни о какой глупости вроде аборта?

– Да нет. Кстати, сегодня мы с тобой приглашены на ужин. Игорь хочет познакомиться.

– Какой Игорь?

– Ну, мамуль! Какой Игорь! Тот самый, не от святого же духа этот ребенок. Пойдем в самый дорогой ресторан, ты в таком наверняка не была еще. Это, конечно, старомодно и глупо, но он собирается официально просить моей руки, – фыркнула Ирка. – Ему, наверно, кажется, что это очень аристократично. С происхождением-то у него не очень. Как говорит бабуля, из простых…

– Господи, Ира, а кто он? Игорь? Я не слышала о таком. Среди множества твоих мальчиков вроде никакого Игоря не было?

– Да он и не мальчик вовсе. Не хватало мне еще забеременеть от этих восторженных сопляков, которые вечно крутятся вокруг меня. – И, увидев Викино лицо, добавила: – Не пугайся, мама, тебе как раз понравится. Выглядит на миллион и очень, очень неглуп. И очень богат.

– И сколько же ему лет? Чем занимается? – осторожно спросила Вика.

– Не так много. Игорю тридцать два. Чем он занимается, не знаю, да и не интересно. У него банк. Если у человека банк, значит, он банкир? Помнишь, у нашей Томочки до Володи был муж-банкир? Толстый такой, противный… – Ирка засмеялась. – Мамуль, у тебя такое лицо, как будто ты сейчас заплачешь. Он не противный, он хороший. Не бойся. Ну, сама увидишь сегодня. Он-то от тебя в восторге. По фотографиям и портрету в гостиной, – пояснила Ирка, заметив удивление Вики. – Хотя портрет явно комплиментарный, этот ваш Кирилл всех изображал красавицами, но все равно сходство есть. Ну и потом настоящая писательница! Это очень престижно для них. Дед – посол, отец – знаменитый ученый, мать – известная писательница. Его родне в Кемерово, наверно, и не снилось, что Игорек сделает такую партию…

– Ириша, а вы давно знакомы? Ты его любишь? Как-то странно ты о нем говоришь…

– Любишь – не любишь! Он мне нравится, ухаживал красиво. Эти мои поклонники так не умеют. Другое поколение. Нет, он мне нравится, конечно, с ним интересно. Ты не думай, что он прямо из шахты вылез, у него высшее образование имеется, техническое какое-то. А познакомились еще в прошлом году. Он все круги вокруг меня описывал, но я как-то не очень поначалу. Не нравился, да и зачем он мне? Замуж не собиралась. А после твоего отъезда стали встречаться, ну и закрутилось. Не переживай, мамуль, тебе он понравится, я знаю.

Игорь Вике понравился, хотя и шла с внутренним предубеждением. Неприятно все же, взрослый мужик соблазнил девчонку. Хотя соблазнил или нет, она не знала. С Ирой на такие темы не беседовала, та до подобных откровений не снисходила. Анечка рассказывала Вике все, а о своем первом опыте тем более. А Ира – нет. И это было странно, потому что чересчур сильная связь с матерью у Иры так и не прошла. Она постоянно требовала от Вики внимания, понимания, любви. Потом Алик объяснил ей, что Ирочке просто не интересны разговоры о других людях. О чувствах, которые волнуют этих людей. Ей интересно только то, что чувствует она. А она, кроме любви к себе, пока еще ничего не испытала. Остается надеяться, что любовь к будущему ребенку изменит ее полностью.

Первое впечатление от знакомства с будущим зятем было приятным. Игорь оказался симпатичным, правильно одетым, ни капли вульгарности. Сдержан. Уверен. Влюблен в Ирку и это не мог скрыть, даже как-то беззащитен становился, когда смотрел на нее. Вике было приятно, что он не скрывает своих чувств. Во всем остальном, как она поняла, отнюдь не рубаха-парень, к откровенности не расположен.

Ресторан оказался слишком пафосным, но к данному случаю, возможно, и подходил. Игорь очень спокойно, без всякой неловкости поведал о своих намерениях, спросил, как к этому отнесется Вика, ее муж, и поделился своей радостью от предстоящего рождения наследника.

– Или наследницы, – улыбнулась Вика.

– Нет, это будет мальчик, я уверен, – убежденно сказал Игорь. – Сын. Сергей Крылов. Наследник.

Выпили за наследника шампанского «Кристалл». Ира пила свежий морковно-яблочный сок. Бокал с шампанским, налитый официантом, Игорь уверенно отодвинул в сторону и протянул ей сок. Она поморщилась, но возражать не стала. Вике понравилась решительность Игоря, похоже, что не очень-то боится Иркиных капризов. Или не знаком с ними?

Шампанское было великолепное. Улыбнувшись недовольной Ирке, Игорь вытащил из кармана коробочку и поставил перед ней. Ирочка нетерпеливо открыла и заулыбалась. Надела на палец. Камень был необычной формы, чуть удлиненный и гораздо больше, чем бриллиант Томки. Он был неприлично велик и сверкал всеми гранями. Вика вздохнула, лишь бы все было хорошо, и придала лицу заинтересованность. Поддержала Иркин восторг, похвалила красоту и необычность камня и видела, что Игорю это приятно. Насчет свадебных хлопот договорились быстро. От Вики нужен поименный список гостей, чтобы разослать приглашения. Свадьба через месяц, тянуть нельзя, но и раньше не получится подготовить праздник. Слава богу, что Ирочка хорошо переносит свое положение и срок не такой большой, чтобы ограничиться тихой, скромной свадьбой. Свадьба должна быть такой же красивой, как сама невеста. Вика улыбнулась искренней наивности комплимента. Нет, он правда хороший, этот Игорь. Все организационные хлопоты берет на себя фирма с отличной репутацией, но одобрять или отклонять их предложения будет сама Ирочка, она прекрасно с этим справится.

Ирочка действительно хорошо со всем справлялась. Единственную помощь она попросила у Алика – посоветовать и подобрать музыкальное оформление. Как классическую часть, так и танцевальную. Кого пригласить, что включить в программу? Алик охотно откликнулся и, как всегда, удачно решил эту задачу. За свадебным платьем и другими нарядами Игорь отправил Ирочку с Викой в Лондон, вручив невесте кредитку и весело пожелав им оторваться по полной. Так и сказал «оторваться по полной», что, очевидно, означало – ни в чем себе не отказывать.

Свадьба была организована и оформлена прекрасно. И сотрудники фирмы, и невеста приложили немало сил и фантазии, причем Ирины фантазии были столь же интересными, сколько и дорогостоящими. Гостей было множество, но всех так удачно рассадили, что никто не ощущал себя потерянным в громадном зале. Анечка и Стас прилетели за неделю до свадьбы и познакомились с женихом заранее. Родители Игоря с его кемеровскими друзьями приехали накануне, и знакомство с ними произошло прямо в ЗАГСе. Мама была маленькой, худенькой и очень растерянной. Она держалась за своего высокого, крепкого мужа, в дорогом, но явно непривычном для него костюме. Родители путались в именах и отчествах. Вику приняли за сестру невесты, а Нину Сергеевну и Льва Ивановича за родителей. А уж тетю Нату за бабушку. Анечка – подружка? Но, в конце концов, все разъяснилось. Вика была приятно удивлена, что Ирочка терпеливо объясняла, кто есть кто, вообще была веселой и приветливой со всеми. Она была чудесно, непередаваемо красивой в простом белом платье. В Лондоне Вика сомневалась насчет него, ей казалось, что платье чересчур классически элегантно для юной невесты. Но глядя на Иру сейчас, поняла, что та была права, выбрав его. Платье лишь подчеркивало красоту Ирочки, не отвлекая внимание на сам наряд. Когда она под руку со Стасом вошла в ЗАГС, все притихли, оглядываясь на нее. И Стас был очень хорош в светло-сером смокинге. А когда приехали в загородный клуб, где происходило торжество, и Ирочка вошла под руку уже с Игорем, восторги были просто шумными. Большая компания кемеровских друзей, ничуть не стесняясь, выражала одобрение и восхищение красотой невесты.

Вообще Вика отметила, что ее родные и друзья выглядели лучше всех в этом многолюдном зале. Лев Иванович, Алик, Никита, Робин Гуд – носили смокинги с привычной небрежной элегантностью. Нина Сергеевна была образцом хорошего тона. Томка – ослепительно хороша, а Вероничка – просто мадонна Рафаэля. Прилетела Викина самая близкая из нью-йоркских подруг – Светик, или Лана, как ее знали повсюду. Она недавно стала лицом одной из самых известных косметических фирм и не сходила со страниц журналов, рекламных щитов и телевизионных роликов. Ее лицо мелькало всюду – безупречное и прекрасное. Самое удивительное для Вики, что когда Светик ненакрашенная, со светлыми, собранными в хвост волосами бродила с ней по магазинам или сидела в кафе, никто не обращал на нее внимания. Без макияжа она была совершенно неузнаваема. Но на свадьбу Светик прибыла во всеоружии и в невероятном туалете. Ее узнавали все – дамы зашептались и напряглись, а мужчины сразу стали похожи на охотничьих собак, сделавших стойку. Замелькали вспышки фотоаппаратов. Светик была слишком хороша, чтобы стать счастливой, но смотреть на нее было эстетическим удовольствием. Даже тетя Ната, пройдя через строгие руки Нины Сергеевны и одетая в одно из ее самых скромных вечерних платьев, была как-то печально красива. За себя Вика была спокойна. Она, конечно, не такая красавица, как Томка и Лана, но чувствовала по мужским взглядам, что это один из ее удачных дней. А глядя на Анечку, видела себя, девятнадцатилетнюю Викусю, которая не давала спокойно спать молодым вгиковцам. Анечка была такая хорошенькая, что глаз не отвести. Совсем другая, чем сестра, но, пожалуй, даже лучше. Алик по крайней мере уверял, что это так, а он был признанным ценителем женской красоты, и вкус у него был безупречным. Платье, купленное в Лондоне, словно для нее было придумано. Когда Ирочка вышла в нем из примерочной, Вика пожала плечами… не очень… но Ира сказала, что выбрала его для сестры. Вика, зная здешние безумные цены, пробовала возразить, у Анечки полно нарядов, легко подберет что-то подходящее. На самом деле ее тронуло, что Ирочка подумала о сестре. Но та развеяла ее иллюзии, пренебрежительно заявив:

– Ну, уж нет. Ничего из ее бездарных тряпок выбрать невозможно. Американцы вообще не понимают, что значит одеться нормально. Конечно, цена бредовая, но не могу же я позволить, чтобы Анька была одета хуже всех. А это платье будет смотреться на ней классно. Берем!

В чем-чем, а в безошибочном умении видеть вещь Ирочке нельзя было отказать. Это она унаследовала от бабушки. Платье на Ане выглядело именно так, как это задумал модельер.

И стол Вики и ее друзей был самым веселым, оттуда постоянно доносился смех – Томка и Никита были в ударе. Невеста с женихом сидели вдвоем в белой беседке, вокруг которой были расставлены серебристые кашпо с кустами белой сирени. В проемах стояли высокие подсвечники с белыми свечами, а пол в беседке и вокруг густо усыпан лепестками белых роз. Было очень красиво. Ближе всех к беседке стоял стол для родственников, там усадили родителей Игоря и всех родных Вики. Мама Игоря, оказавшись за столом, с облегчением вздохнула. Рядом с ней посадили Анну Степановну, и они быстро нашли общие темы для разговоров. Анна Степановна поехала на свадьбу после долгих уговоров Стаса, но сейчас сидела довольная и очень нарядная. Светло-синий шелковый костюм с большим кружевным воротником, купленный Анечкой специально для этого случая, ей очень шел и молодил. Она расхваливала Вере Ивановне своего Стасика, а та рассказывала, какой у нее Игорек. Нина Сергеевна с ее многолетним опытом могла поддержать беседу с кем угодно, поэтому ее посадили рядом с отцом Игоря, и она через короткое время нашла интересные для того темы. Лев Иванович развлекал тетю Нату и беседовал со Стасом. Вика то подходила к ним и участвовала в общем разговоре, то возвращалась к друзьям, которые сидели за соседним столом. Анечка была посажена с друзьями Ирочки, но тоже подходила к своим, поддержать Анну Степановну с тетей Натой и посидеть с дедушкой и бабушкой. Алику Вика поручила развлекать Светика. Он не пришел в восторг, сказав, что, мол, знает прекрасно девчонок-манекенщиц – едят одну траву, а выпивают вполне серьезно. Кончится тем, что он должен будет на себе тащить ее к месту проживания. Но, поворчав, обещал. Сильно напрягаться ему, впрочем, не пришлось, Лана пользовалась большим успехом в этот вечер.

После прекрасно подобранной и исполненной классической программы жених с невестой в сопровождении студентов хореографического училища открыли бал свадебным вальсом. Игоря, как он ни чертыхался, Ира заставила разучить и отрепетировать несколько несложных движений, и он вполне достойно провальсировал с Ирочкой два круга. Остальное дополнили профессионалы, окружив их красивым плавным кольцом. Классический квартет сменила модная группа. Ирочке очень хотелось включить в программу рок-н-ролл в исполнении Алика. Но поскольку сама она не могла быть его партнершей, пришлось уступить эту роль сестре. Ей хотелось поднять настроение гостей профессионализмом Алика, но очарование Анечки отодвинуло его на второй план. Несколько пар, услышав любимый рок, вышли на танцпол, но вскоре перестали танцевать и, выстроившись полукругом, образовали группу поддержки, подпевая и отхлопывая ритм. Слишком хорошо танцевали Алик и Анечка, чтобы кто-то рискнул встать рядом с ними. Мелькали стройные ножки Анечки, ее смеющееся милое личико, было ясно, что аплодисменты предназначены в большей степени ей, а это совсем не входило в планы невесты. Вика это поняла, увидев выражение злой досады на лице дочери. Ирочка, как всегда, недооценила сестру. Отвела ей роль безликой партнерши, а публика восприняла иначе. Ире было обидно, что не кто-то, а именно Аня получила долю восхищения, которое по праву принадлежало только ей. Вика поспешила к Ирочке, чтобы сгладить эту маленькую неловкость. Слегка обняв дочь, она стала восторгаться тем, как чудесно организована и продумана первая, самая сложная часть вечера. Как изумительно красиво смотрелись они с Игорем во время танца. И какая молодец Ирочка, как точно она угадала начать с рок-н-ролла. Создала именно то настроение, которое нужно для продолжения. Создала атмосферу легкости и непринужденности. Все танцуют, просто все, никто не сидит, скучая. Это редко удается на таких многолюдных праздниках. Умница! Игорь подтвердил, добавив, что Ирочка удивляет и восхищает его все больше и больше. Ирка легко повелась на Викины похвалы, и к ней вернулось хорошее настроение. Они с Игорем тоже немного потанцевали под медленную лиричную часть, а после роскошного многоярусного торта уехали.

После отъезда молодых и части солидных гостей веселье продолжалось до горячего завтрака, поданного в пять утра. Вика несколько раз потанцевала со Стасом, но зная, что он не особый любитель, больше танцевала с Аликом и Робин Гудом. Один из кемеровской компании, спортивно-мощный Саша, пригласил Вику танцевать. Несмотря на свою огромность, танцевал он легко, наговорил ей кучу комплиментов, довольно, впрочем, заурядных. Этот Саша был самым близким другом Игоря, почти братом, как отрекомендовал его Игорь, знакомя их в ЗАГСе. Но он был полной противоположностью ее зятю. Этот был точно рубаха-парень, возможно и даже наверняка неглуп, но явно малообразован. В следующий раз Вика отказала ему, сославшись на мужа, и танцевала со Стасом. Но Саша, не смущаясь, пригласил Томку, и после танца, выяснив, что они земляки, вернулись почти друзьями. Перешли на «ты», и Саша, которого Томка звала уже Санек, восторженно рассказывал, что смотрел все фильмы с ее участием и старается не пропустить ни одной передачи. А фотка ее у них в камере висела, из журнала вырезали, ну это когда по малолетке пошел. И очень выразительная фотка, очень пацанам помогала, ну ясно же, какие там радости… он запнулся. Томка хохотала, Володя мрачнел. Вика, чтобы переключить Сашу на другую тему, представила ему еще одну землячку – Светика. Если Томка из-под Новокузнецка, то Светлана приехала когда-то из городка Мариинска. Санек не поверил, Света подтвердила. А теперь она знаменита на весь мир. Мир моды. Ничего себе! Ну, дают наши девчонки! Недаром говорят, что сибирячки – самые красивые. Парням своим рассказать – не поверят. И потащил Светика за свой кемеровский стол, знакомить с парнями. И к удивлению Вики и облегчению Алика, Светик с удовольствием общалась с кемеровскими, танцевала остаток ночи с Саньком, и он же поехал ее провожать. И все три дня до отлета она провела с ним, не найдя даже времени попрощаться с Викой. Позвонила ей уже из Нью-Йорка, сказала, что такого классного мужика давно не встречала, такие остались только там, на местах, где все настоящее. Так жаль, что расстояния громадные, жаль, что женат, жаль, что у нее время расписано по минутам на год вперед. Эх, не везет ей в личной жизни! – «Ничего, Светик, еще не вечер! – Может быть, может быть, но все равно спасибо, что пригласила на свадьбу. Давно не ощущала себя такой молодой, лет десять сбросила, не меньше». Вот что значит положительные эмоции. Так что Ирочкина свадьба удалась вполне.

В прессе, правда, появились совершенно дурацкие заметки к фотографиям, особенно заголовки. «Известный бизнесмен женился на юной американке, дочери знаменитого ученого!» И сообщалось, что завидные российские женихи стали разборчивы и уже не торопятся жениться на длинноногих моделях и стюардессах, а выбирают себе статусных невест. Игорь Крылов, к примеру, женился на красавице Ирине, дочери знаменитого американского ученого и известной русской писательницы, которая долгое время прожила в Нью-Йорке с отцом, бывшим послом Советского Союза». Лев Иванович искренне удивился – последний посол СССР в Америке был его хорошим приятелем, вместе учились. Под фотографией танцующей Анечки шел текст: «Очаровательная младшая сестра невесты, Анна покорила гостей изяществом и красотой. Анна учится в Высшей экономической школе, так что нежный облик обманчив, эта мисс – будущая акула Уолл Стрит». Аня недоумевала, какая Высшая школа? Фотографировали много, но никто ни о чем не расспрашивал. Надпись под фотографией Вики, Томки и Ланы гласила: «Три знаменитые красавицы-подруги добились в жизни всего: известная писательница, любимая актриса и телеведущая и одна из самых дорогих топ-моделей мира». Какая знаменитая писательница? Томка только рукой махнула, о чем тут разговаривать, всегда бред какой-то пишут. Но фотографии везде хорошие, и это примиряло с бредовым текстом.

Ирочка с Игорем уехали на две недели в Швейцарию. Ирка была недовольна и доказывала, что она прекрасно перенесет любой полет, что на Бали ей хочется гораздо больше, чем в какую-то скучную Швейцарию. Она устала с подготовкой свадьбы и хочет купаться и загорать. Но Игорь твердо отказал. Бали никуда не убежит. Вот после родов куда угодно. А рисковать он не намерен. Ирка надулась, но согласилась. Вика порадовалась. Может и неплохо, что Игорь старше на двенадцать лет? Может быть, сумеет справиться с Иркиным сложным характером? Да и что такое старше? У них со Стасом почти такая же разница, а какая любовь была! Хотя почему была? Она и есть, просто уже повзрослевшая. Вика улыбнулась, повзрослевшая – смешно.

Вернулась Ирочка довольная. Показала новые, последней модели часы и серьги с крупными бриллиантами к ее кольцу. Поселились они не в московской квартире, а в загородном доме, в пяти километрах от кольцевой. Дом был красивым и стильным, но Ира принялась что-то менять, переставлять и перекрашивать. Готовила детскую комнату. Ездила в галерею и советовалась с Аликом, выбирая картины. Вика просила ее забрать рояль, но Ира отказалась – рояль она уже заказала, этот ей не подходит по цвету. Игорь все одобрял и ни в чем не отказывал. После того, как все было готово, Вике пришлось признать, что дом стал другим. Вроде и не так много поменяла Ира, но появилась гармония и настроение. В таком доме хотелось жить. Для нее Ирочка переделала одну из гостевых спален, устроив все так, как любила Вика, и это было приятно и трогательно. Вика, конечно, не собиралась часто бывать у молодых, но все же, оставаясь иногда, с удовольствием ночевала в этой комнате.

Летом, как обычно, приезжали Стас и Анечка, жили на даче, бывали и на Ирочкиных праздниках, которые она часто устраивала. У Игоря было множество деловых партнеров, друзей и просто людей, которым необходимо оказывать внимание. А Ирочка занималась праздничными хлопотами с удовольствием и выдумкой, тем более помощников у нее было предостаточно. Чувствовала она себя превосходно, беременность не доставляла ей никаких забот, и одевалась Ирочка так умело, что небольшой живот не был заметен до самой осени. Но Вику в конце лета в Нью-Йорк не отпустила, взяв слово, что та не бросит ее одну. Анечка возмущалась, Стас печально молчал, но Вика не могла оставить Иру. Осенью она начала капризничать, часто плакала, звонила только что уехавшей от нее Вике и просила приехать, ей страшно… Вика вздыхала, бросала свои дела и ехала в Шульгино к дочери.

Сережа родился в середине октября, в положенный срок и вполне здоровым. Игорь устроил пышные торжества. Приезжали его друзья из Кемерово, родители, много самых разных людей. Похоже, что Игорь был счастлив. Ирочка, тоненькая, стройная, радостно включилась в эту череду праздников, устраивая тематические вечеринки и даже маскарад. К Сереже приставили двух круглосуточных нянь, и юная мама была этим вполне довольна. Стас заехал на три дня из Женевы, где проходил очередной симпозиум. Анечка обещала приехать на зимние каникулы, поздравить сестру, повидать племянника и надеялась уехать назад вместе с мамой. Вика пока не строила никаких планов, но говорить об этом Анечке не стала.

Дело в том, что, увидев крошечного Сережу, Вика испытала незнакомые ей чувства. С ее двойняшками такого не было. Вике хотелось плакать от умиления и жалости к беспомощному существу, размером с большую куклу. Это была даже не любовь, а какая-то восторженная и радостная зависимость. Хотелось держать его на руках, переодевать, целуя нежные розовые ножки и ручки. Поэтому сейчас Ире уже не приходилось уговаривать Вику приехать, сорокалетняя бабушка готова была ездить каждый день. Она проводила в Шульгино по нескольку дней, следя за всеми действиями няни и уговаривая дать ей подержать малыша. Одна няня была добрая, и Вика ее любила, она разрешала носить Сережу на руках и переодевать. Вторая была строгая, и в ее дежурство Вика просто наблюдала, как Сереженька ест и спит. Игорь смеялся, предлагая уволить няню и взять более покладистую, но Вика пугалась и отказывалась. Ее удивляло, что Ирочка редко заходит в детскую. Как будто ей неинтересно, что там происходит. Только тогда, когда Вика восторженно звала посмотреть, как смешно он хватается за бутылочку или тянется за висящей над ним игрушкой, Ирочка, снисходительно улыбаясь, заходила на несколько минут. Обсуждали, на кого же похож малыш. Наверно, все-таки на Игоря? А он ни разу не уехал утром, не зайдя к сыну. И в какое бы время ни вернулся вечером, первым делом заглядывал в детскую и тихо стоял, смотрел на спящего ребенка. И обязательно спрашивал Вику, как Сережа провел день и как, по ее мнению, идут дела. Справляются ли няни? Не холодно ли в комнате, правильно ли, что он спит днем на улице, а то, что прибавил в весе всего триста грамм – это нормально или мало? Они разговаривали сначала о Сереже, потом об Ирочке, о семейных и текущих делах, а потом просто о жизни. Вике нравились эти тихие спокойные разговоры за чашкой чая. И видно было, что Игорю тоже приятно ее общество. Он называл тещу Викторией, с самого начала оговорив право обходиться без отчества. В общем, разница в возрасте была не столь велика – восемь лет.

Ирочки чаще всего вечерами не было дома, если не выходила куда-нибудь с мужем, то уезжала к своим друзьям. У нее появилась новая компания, в основном дети богатых родителей, ведущие довольно праздный образ жизни, и Ира с удовольствием развлекалась с ними. Институт она бросила. Сначала взяла академический, а потом передумала учиться дальше. Лучше окончить дизайнерские курсы, Игорь поможет ей открыть свою фирму, она наберет талантливых ребят и будет работать – это интереснее. Игорь с удовольствием соглашался. Вике тоже казалось, что идея неплохая и как раз для Ирочки. Ясно, что у нее есть способности к этому. Но проходил месяц-другой, а Ира ничего не предпринимала. Они с Игорем часто уезжали за границу по делам и просто отдохнуть. Тогда Вика оставалась за главного в Шульгино, но ее главной заботой был Сережа. Со всем остальным прекрасно справлялись без нее. Не хватало еще руководить в чужом доме! Это Нина Сергеевна, приезжая к внучке, любила нагнать страха на прислугу. И ее побаивались, но уважали. Ирочку и Игоря это забавляло, пусть бабуля наведет порядок, это полезно время от времени. А Вику волновал только Сереженька. Конечно, она не уехала до лета, решив, что поедет вместе со Стасом, в конце августа. Да и как уехать, когда Ира с мужем отсутствуют так часто? Не оставлять же Сережу на нянь? Да она с ума сойдет от беспокойства за малыша. Не дай бог заболеет или еще что. Игорь был очень благодарен Вике за ее любовь к ребенку и всегда говорил об этом. Ирочка же выговаривала матери за то, что та слишком носится с Сережей. Ведь для того и нянек наняли, чтобы он всегда был под присмотром. Лучше бы Вика больше внимания уделяла ей, а не пропадала в детской. Ира постоянно дергала Вику, уводя ее от Сережи. То ей надо было рассказать о вчерашней вечеринке, то посоветоваться насчет предстоящего званого ужина, то просто было скучно днем одной и хотелось, чтобы Вика посидела с ней, выслушивая ее жалобы. Но вообще Ирочка не выглядела несчастной, да и Игорь казался вполне довольным своей семейной жизнью. Вика в разговорах с ним обсуждала непростой характер дочери, но надеялась, что Игорь сумеет как-то изменить это. А отсутствие интереса к ребенку – временное явление. Она сама еще ребенок, и ей обидно, что Сережа для Игоря и Вики важнее, чем она. Немного повзрослеет, и проявятся ее материнские чувства. Игорь соглашался, конечно, ерунда, все наладится.

В конце августа Вика уехала со Стасом, но уезжала неспокойно, волнуясь за Сережу. Ира тоже отпускала ее с нытьем и жалобами и взяла слово, что Вика пробудет в Нью-Йорке не больше двух месяцев. Нина Сергеевна обещала приезжать в Шульгино на время отсутствия Иры и Игоря и смотреть за порядком. Но Вику порядок интересовал меньше всего, ей важно было, чтобы Сережа не был обделен любовью и нежностью. А Нина Сергеевна относилась к правнуку вполне спокойно, да и вообще нежности не по ее части. Вике казалось, что Сережа, привыкший за эти месяцы к ласковым словечкам, поцелуям, играм и песенкам, будет страдать от ее отсутствия. От кого требовать нежности? Игорь целый день на работе, а Ирочка с Ниной Сергеевной – слабое утешение для ребенка.

В общем, радости и спокойствия, как прежде, жизнь в Нью-Йорке уже не доставляла. Анечка была занята своей жизнью, университет, друзья, какая-то общественная деятельность – она была членом многих комитетов и клубов. Аня стала стопроцентной молодой американкой, за что-то боролась, кому-то вечно помогала, занималась спортом и считала Соединенные Штаты великой страной, а Нью-Йорк – лучшим городом в мире. Она была чудесной девочкой, доброй и заботливой. По-прежнему обожала отца и с нежностью относилась к Вике, считая ее своей самой близкой подругой. И к этой нежности примешивалось восхищение. Когда у Анечки возникали свои маленькие проблемы с друзьями или Крисом, ее молодым человеком, она рассказывала об этом маме, спрашивая совета. Но, слава богу, у Анечки все было хорошо, и Вика радовалась, слушая ее. И друзья у нее замечательные, и Крис очень нравился им. Как не похожа была Анечка на Иру. Та звонила чуть не каждый день, если не была в отъезде, и обязательно с жалобами и претензиями. А самое главное, что волновало Вику больше всего, приходилось вытягивать из нее клещами. Ну, спит, нормально ест, никто не жаловался, и вообще все нормально, иначе бы няньки сказали. Пошел ли ножками, она не знала. Что говорит нового, какие слова? Но Ира не особо помнила, что он раньше говорил. И вообще она позвонила совсем по другому поводу… Хорошо, что обязательная Нина Сергеевна после каждой поездки в Шульгино рассказывала Вике о Сереже. И очень тронул Игорь, который позвонил несколько раз и с юмором сообщал о смешных проделках сына, о том, как он пытается ходить, держась за руку, как забавно называет разные предметы. Да, ему кажется, что малыш скучает о Вике, но он надеется, что они ее скоро увидят. Нет, нет, конечно, он понимает, у нее там семья, но все-таки с Викторией им спокойней. И ему, и Ирочке, и, конечно, Сереже. Вика и сама все это понимала, но жаль Стаса и Анечку. Она стала проводить с ними так мало времени! За этот год у Стаса было четыре интересных поездки в Европу, и Вика ни разу не поехала, а раньше с таким удовольствием ездили вместе. Но куда она могла? Сначала Ирка, потом Сережа.

Стас писал большую работу, почти все время проводил, закрывшись в кабинете. Вика не хотела беспокоить его, видя, что он полностью поглощен этим занятием. Днем уходил в университет, два раза летал в Стэнфорд – в общем, она его почти не видела. Анечка появлялась и убегала, редкий вечер проводила дома с Викой. Но это и понятно, они с Крисом влюблены, и им есть чем заняться вечерами. Крис уговаривал Анечку переехать к нему, но она колебалась, советовалась с Викой. У Вики сжималось сердце, как это переехать? Но понимала, что здесь это нормальное явление – молодые пары живут вместе, но заводить семью до окончания университета никто не рвется.

Так что Вика почти все время была одна. Светик летала из Милана в Токио, оттуда в Париж, у нее все время были съемки и показы. В Нью-Йорке провела недели две и виделась с Викой один раз, сходили вместе пообедать. Так что погулять в парке или сходить в кино она могла только с Ниной Петровской или Майкой. Семейные прогулки, такие частые раньше, прекратились. И Стас, и Анечка были слишком заняты своими делами. А Ирочка звонила и требовала, чтобы Вика возвращалась. У Сережи скоро день рождения, намечается грандиозный праздник, она разрывается на части, устает, а посочувствовать ей некому. Долго еще Вика собирается облизывать свою ненаглядную Анечку или все-таки приедет на день рождения любимого внука? Ирочка знает, что она-то у Вики на последнем месте, но хотя бы к Сереже приехать можно?

Вика скучала о Сереже до слез, до тоски. А уж пропустить его первый день рожденья не могла ни при каких обстоятельствах. А эти обстоятельства были. У Стаса тоже день рождения. В прошлом году она не смогла приехать на его пятидесятилетие из-за предстоящих родов Ирочки. А в этом году уехать за несколько дней до дня рождения не очень красиво. Анечка заранее радовалась тому, что они отпразднуют все вместе, как раньше. Они совещались насчет подарка, и Вика не решалась сказать, что ей хочется уехать в Москву. Но время шло, и сказать пришлось. Анечка расстроилась до слез. Она обвиняла Иру, все из-за нее, звонит и ноет, ноет, совести у нее нет. Чего ей не хватает? Ни о ком никогда не думает, кроме себя. При чем тут Сережа? Что он понимает? Весь этот дурацкий праздник затевается для толпы знакомых, ребенку все равно. Все его дни рождения впереди, когда он сможет в них участвовать. В прошлом году еще как-то можно было объяснить ее отсутствие, дочь рожает. А сейчас? Опять папа один? Перед друзьями неудобно, все знают, что она здесь и вдруг уезжает перед днем рождения… Что подумают? Да дело даже не в этом, а просто папа расстроится. Он ничего, конечно, не скажет, даже пошутит, но ему ведь обидно. Неужели Вика сама этого не понимает? Папа ее так любит! Раньше была только Ирка, а теперь Ирка и Сережа, а они с папой всегда на последнем месте. Бабуля всю жизнь заботилась о дедушке, он для нее главный человек – его интересы, его здоровье, его настроение и работа. А Вика как будто в рабстве у Ирки всю жизнь. У той своя семья, ребенок, муж, пусть уже оставит их всех в покое. Вика успокаивала Анечку, как могла.

Позвонила Ирочка и сказала, что разослала приглашения всем Викиным друзьям. Игорь хочет, чтобы первый праздник Сережи отметили торжественно и многолюдно. Так что пусть Вика собирается. А папа с Анькой могут на несколько дней освободиться, мир от этого не рухнет. Даже неудобно перед Игорем, если они не приедут. Половина Кемерово приезжает, и его родители, разумеется, тоже, а у ее родственников всегда есть дела поважнее. Вика пробовала уговорить Стаса и Аню. Дочка решительно отказалась, у нее занятия. А Стас мягко объяснил, что рад бы и очень соскучился по малышу, но связан с людьми и отменить все это невозможно. И Вика заказала себе билет.

Улетала грустная, расстроенная, Стас успокаивал, он все понимает. Постарается приехать на Новый год, не обещает, но постарается освободиться. Но всю грусть как рукой сняло, когда она увидела Сережу. Малыш уже уверенно ходил, и Вике показалось, что он обрадовался, увидев ее, заговорил на своем смешном языке и заулыбался. Она прижала его к себе и тоже засмеялась от счастья.

Праздник, как и все Ирочкины праздники, получился красивым, веселым, интересным для детей и взрослых. Детей развлекали днем, и было придумано все, что могло их порадовать. Сережа не особо понимал, что происходит, но радовался обилию детей и общему веселью. Вика подумала, что Аня не права, он чувствует праздник, и ему это очень нравится.

А вечером, оказавшись среди своих друзей, Вика веселилась не хуже Сережи. И еще острей почувствовала, как была одинока в этот раз в Нью-Йорке. Одинока и вроде никому не нужна. Разве может славная Нина или Майка заменить Томку, Алика и всех остальных? Особенно Алика. Ему можно рассказать обо всем, что с ней происходит, у него всегда есть время выслушать, объяснить, успокоить и посоветовать. Давно уже не было Вике так весело, как в тот вечер. Немного напрягал прибившийся к их компании кемеровский Саша. Он неплохой, веселый, но его было как-то слишком много. И он не отставал от Вики, осыпая ее дежурными комплиментами, все время хотел с ней что-то обсуждать, танцевать, раздражая этим Алика. Когда Игорь, заметивший его активность, увел Сашу знакомить с кем-то нужным и важным, все с облегчением вздохнули.

Время шло быстро, Сережа подрастал, вот уже три года, вот четыре… Вика по-прежнему любила возиться с ним, а он был привязан к ней сильнее, чем к остальным. Впрочем, остальных было не так много: папа, с которым он виделся по утрам и в выходные, воспитательница Ольга, сменившая прежних нянь, водитель Паша, возивший их по всем детским делам. Ирочка была для него загадочной фигурой, он видел ее редко, у молодой мамы так и не появился пока интерес к ребенку. Бабушка Вера с дедушкой Васей приезжали нечасто. Стаса и Анечку Сережа видел каждое лето и любил играть с ними, особенно с Аней. Нину слушался, а с Левой дружил и радовался, когда тот приезжал в Шульгино. Но главным человеком в его жизни была, конечно, Вика, и она чувствовала себя счастливой. Уезжала из Москвы ненадолго, проводя в Нью-Йорке от силы два-три месяца в году.

Анечка окончила университет с отличием, но заниматься наукой дальше не стала, ее пригласили работать в очень серьезную корпорацию. Дома она уже не жила, забегала ненадолго и то не каждый день. Анечка переехала к своему жениху, и вскоре должна была состояться свадьба. Но это был не Крис, а коллега по работе. Они познакомились год назад, и это положило конец ее отношениям с Крисом. В общем, Дэвид отбил ее у Криса, причем приложил к этому немало усилий. Вика пережила с Анечкой весь этот драматический разрыв. Аня не хотела причинять боль Крису, ей было жаль его, но Вика видела, что новое чувство захватило ее целиком. Она сочувствовала дочке, советовала ей, как поделикатнее объяснить все Крису, и радовалась за нее. Дэвид – это было уже что-то взрослое, хотелось, чтобы серьезное. Он был на пять лет старше, закончил тот же факультет, и это Дэвид рекомендовал Аню в свою корпорацию. Карьера Дэвида продвигалась быстро, и к его мнению прислушивались. Аня прошла испытательный срок, и ею стались довольны. Свадьбу назначили на июнь, но жить жених с невестой решили вместе. Только перед свадьбой Анечка ненадолго переедет к родителям, чтобы все было по правилам. Вообще эта поездка была заполнена эмоциями и переживаниями. Как-то в разговорах о Сереже, о жизни в Шульгино Вика поделилась со Стасом своими печальными мыслями об отношении Ирочки к сыну. Прошло четыре года, но она так и не заинтересовалась малышом. Вика не представляла, как можно оставаться равнодушной к такому прелестному и забавному ребенку? Ира только отмахивалась, ссылаясь на дела, когда Вика пыталась поговорить с ней об этом.

Однажды Сережа забежал к ней в комнату, дело было к вечеру, Ира собиралась с Игорем на большой прием. Она была уже одета и стояла такая красивая – глаз не отвести. Очевидно, Сережа пришел в восхищение от красоты своей мамы или ее платья, он подошел и погладил ручками сложный наряд. Ира грубо крикнула на него и резко высказала воспитательнице, что дети не должны болтаться там, где им не положено. В ответ на объяснения Ольги, что Сережа только хотел сказать маме спокойной ночи, Ира раздраженно махнула рукой. Вика все это видела, видела испуганные глаза Сережи, не понимавшего, почему мама сердится. Ей было так жаль малыша, что она не стала вступать в объяснения с дочерью. Хотелось скорее утешить Сережу, чтобы он забыл об этом. А на следующий день Ира выслушала Вику без всякого внимания и сказала только, что та, как всегда, делает из мухи слона, у нее и в мыслях не было кого-то там обижать. Но он схватился грязными руками за светлое платье, а эта тетеря Ольга должна развлекать и учить ребенка, а не шляться с ним по дому.

– Какими грязными руками, Ира? – возмутилась Вика. – Кто – он? Сережа – твой сын, он маленький, он пришел попрощаться с тобой перед сном, потому что ты не соизволила за целый день зайти к нему.

– Ой, мамуль, ну извини. Что ты так переживаешь из-за пустяков? Что я такого сказала? Да и что он понимает, какие там обиды? Не выдумывай, мам! – И заговорила, смеясь, о чем-то забавном, что было на вчерашнем приеме.

Даже не поняла, о чем говорит Вика. О детской обиде! А для нее это пустяки. Какая-то душевная патология. Вика не ожидала, что ее рассказ так расстроит Стаса.

– Это ужасно, ужасно! Почему она так? Бедный ребенок! Как же мне его жаль! Печально, когда ребенок растет без любви. Как хорошо, что у него есть ты. Ты такая нежная, Викусь, такая… – Стас замялся, подыскивая слова, – ты даришь радость. Нет, нет, не улыбайся, это правда. Уж кто-кто, а я-то знаю. Но Ира? Что же это?

Несколько дней Стас ходил какой-то потерянный, печальный. Вика уже пожалела, что слишком эмоционально рассказала об этом. Не думала, что обычно спокойного Стаса так впечатлит этот случай. Но как-то вечером он вернулся в этой теме, поразив Вику своим рассказом. Она принесла в кабинет чай и, поставив на стол, хотела тихонько уйти. Ей показалось, что Стас даже не заметил ее, погруженный в какие-то свои мысли.

– Викусь, не уходи, – позвал он ее. – Посиди со мной немножко. Почему ты всегда убегаешь?

– Я думала, ты занят, размышляешь о чем-то важном. Не хотела мешать.

– Ты никогда не мешаешь мне, родная. Помнишь, раньше мы часто здесь вместе сидели вечерами. Вино пили, разговаривали. Так хорошо было, я люблю, когда ты со мной.

– Ну, тогда ты был посвободнее. Работу свою забросил, ради нас. Хорошие были три года! А потом девчонки наши повзрослели, у них своя жизнь началась. Уже не хотели все время с нами проводить. Ирка вообще перестала приезжать…

– Да. Ирка, – задумчиво сказал Стас. – Ирка, Ирка! Почему она такая?

– Ты из-за этой истории расстроился? – спросила Вика. – Не надо. Может, я действительно преувеличиваю. Знаешь, когда дело касается Сережи, я не могу быть объективной.

– Расстроился? Нет, Викусь, вспомнил. Когда ты рассказывала, я вдруг вспомнил, да так ясно, как будто вчера. – Он замолчал, посмотрел на Вику, в глазах у него была даже не печаль, а какая-то боль.

– Что вспомнил? Что-нибудь про Ирку?

– Нет, про Аню.

– Ну, с Анечкой-то все хорошо, зачем ты так грустно?

– Нет, Викусь, про другую Аню, про мою маму. Я тебе никогда не рассказывал о ней… – он опять замолчал.

– Ты говорил, что почти не помнишь ее…

– Да, почти не помню, но детская память избирательна. Что-то плохое, страшное дети стараются забыть и забывают, а вдруг через несколько лет вспоминают до малейших деталей.

– Бедный мой! Конечно, ужасно потерять маму так рано.

– Мама не любила меня. Она была такая же, как Ира. Вернее Ира такая же, как она, к сожалению. Я плохо помню маму, мной всегда занимался отец. Играл, кормил, купал, водил гулять и в детский сад. Читал мне перед сном, а потом учил меня читать. И еще бабушка, его мама. Я помню, что когда она приходила, в квартире сразу вкусно пахло пирогом. Бабушка умерла, когда я во втором классе учился. А мама была очень красивая. Мне она казалась ненастоящей, ну что-то вроде сказочной принцессы. У нас не было такого дома, как в Шульгино, поэтому я видел ее часто. Она сидела в кресле у окна с книгой или перед зеркалом. Не разрешала мне заходить в спальню. Не помню уже, любил ли я ее, но она меня очень интересовала. Когда прочел Снежную королеву, то думал, что это она заколдовала Аню. Она не разрешала называть ее мамой, и отец всегда говорил мне: «Аня спит, тише, не мешай Ане, не шуми – у Ани голова болит». Но я часто подкрадывался к ее двери и смотрел в щелку. А однажды не выдержал и зашел. Она была такая красивая и печальная. У нее были длинные волосы, такие же, как у Иры. Аня сидела в кресле, волосы распущены и от света казались золотыми. Она меня не заметила, думала о чем-то своем, и я подошел и погладил эти волосы. И вот я помню ее взгляд – не гневный, а такой злой, глаза эти, как янтарь, и злые-злые. Она ударила меня по руке и закричала: «Пошел вон отсюда, дрянь! Не смей заходить в мою комнату!» Я испугался и заплакал. Мне тогда было пять лет. На крик прибежал отец, взял меня на руки и сказал: «Аня, Анечка, ну что ты, что ты! Он же ничего не сделал. Зачем ты пугаешь малыша? Стасик просто ребенок, твой ребенок, Анечка, твой сын!» – «Это ты заставил меня родить его! Ты мне всю жизнь испортил. Сам плебей и заставил родить плебея. Ненавижу вас всех!»

И вот эти ее слова, смысла которых я не мог понять тогда, я старался забыть. И забыть страдающее, жалкое лицо отца. И, конечно, забыл. Первый раз вспомнил через пять лет, даже лицо ее увидел, как живое, глаза ее… Такое прекрасное лицо! Тогда я уже знал, что такое «плебей» и «ненавижу», и хорошо понимал смысл ее слов. А потом уже сознательно старался забыть. Может, поэтому и погрузился в науку. Там все логично, понятно и, главное, есть некая гармония. Мне было что забывать. – Стас усмехнулся. – Последний раз вспомнил, когда отца хоронил. Тогда думал, что все эти воспоминания похороню вместе с ним, освобожусь, наконец. Но вот видишь, прошло пятнадцать лет, и опять всплыло. А так хотелось все стереть из памяти! Я действительно смутно помню, как она умерла, и не страдал от этого, мало ее знал. Отец всегда был со мной, я его очень любил, он меня тоже, занимался со мной, гордился моими успехами. А я гордился им, отец был хорошим, интересным учителем, и ученики любили его предмет. Мне было десять лет, я занял первое место на городской математической олимпиаде, летел домой счастливый, отца порадовать… решил войти тихонько, незаметно, а потом прокричать «ура». Вошел и слышу, он с кем-то разговаривает. Но он говорит, и никто не отвечает. Меня любопытство разобрало, что он сам с собой говорит? Осторожно заглянул в комнату. Вижу, отец сидит за столом спиной к двери, перед ним бутылка водки, стакан и фотография стоит. Анина фотография, та, что ты видела в Зеленограде. Отец вообще пил очень мало, ну в праздник, с гостями немного. А тут наливает в стакан и разговаривает с этой фотографией: «Прости меня, Анечка, я не хотел. Прости меня, девочка. Загубил я тебя, мою красавицу. И знаешь, Анечка, легче мне стало, когда ты ушла к своим. И тебе с ними хорошо. Извела ты меня, милая, до того замучила нелюбовью, что я образ человеческий потерял. Ну, просто невмоготу мне стало! Я ведь все надеялся, что ты привыкнешь, может, и полюбишь за эту мою рабскую любовь, за поклонение тебе, как божеству. Думал, сына нашего полюбишь. Может, не меня, но Стасика-то уж точно. Не может же так быть, чтобы человек никого не любил? Но нет, не полюбила. Ушла. Кто ты, что ты, зачем на свет родилась? Никому радости не дала, бедная моя. И хорошо, что тебя нет больше. Зачем Стасику все это видеть? Он хороший мальчик, на тебя немного похож. Волосики у него такие же красивые, как у тебя. А я его люблю, Анечка, и за себя, и за тебя. Мы с ним хорошо живем, ты не беспокойся о нем. И уж прости меня за все. Ведь это я тебя убил. Зачем? За что? Знаю, что я, и мучаюсь. Отпустила бы ты меня совсем, освободила бы…»

Память у меня, Викусь, математическая, мозг так устроен, что все как будто записывает. Хоть и страшно мне было это слышать, а вот впечаталось на всю жизнь. Я так же тихо вышел и до вечера с ребятами проболтался. Домой пришел, отец даже не спросил, где я был, и про олимпиаду только на следующий день вспомнил. Пьяным он не был, скорее пьяненьким. Фотографии на столе уже не было, бутылки тоже. Я ни о чем не спрашивал, он сам мне сказал, что выпил немного за Аню. «Помнишь маму свою, Стасик? Анечку? День рождения у нее сегодня. Вот я и выпил немножечко за упокой ее души. На кладбище был, у нее… Мало пожила наша Аня. Тридцать лет ей сегодня исполнилось бы. А вот ушла. Ну, ничего, Стасик, ничего, мы с тобой вместе, да? Что же тут поделаешь, судьба такая, Стасик».

Я не хотел слушать больше, ушел к себе в комнату, а он за стеной все говорил сам с собой. После этого наши отношения стали совсем другими. Я замкнулся, закрылся, не хотел с ним ничего обсуждать, как раньше. Я его так любил! Неужели он убил бедную Аню?

Сказал, что утонула, а подробностей я не знал. Я в лагере тогда был. Первый раз поехал, и мне очень понравилось там. Вернулся уже перед школой, в первый класс пошел. А дома форма новая, ранец, карандаши, тетрадки, пенал – все такое красивое, я радовался! Про Аню не думал. Считал, что лучше моего отца никого на свете нет. Умный, спокойный, ученики его любили. Вот такая история, Викусь. Он мое отношение к нему списал на подростковый возраст. А я уже тогда решил – кончу школу, уеду в Москву, поступлю в лучший математический институт. Навсегда уеду, никогда не вернусь. Отец через два года женился на Антонине Ивановне, нашей химичке. Она нормально ко мне относилась, заботилась, но я так одиночкой и прожил до отъезда из дома. – Стас замолчал, тяжело вздохнул и, отпив остывшего чая, опять заговорил: – А когда приехал на похороны, Антонина Ивановна сказала, что отец очень ждал меня, говорил, что обязательно должен поговорить. Я тогда обрадовался, что он не дождался. Не хотелось никаких исповедей. Я ничего не хотел знать. Бог ему судья. Я только хотел поскорее забыть обо всем. А после поминок мачеха мне письмо передала. Но написал он его еще до того, как окончательно слег, так что о чем он хотел еще со мной поговорить – не знаю. – Стас замолчал и задумался.

– А в письме он объяснил что-то? Может быть, и не убивал ее. С чего ты вообще решил, что это он? Он ведь тогда с фотографией разговаривал не на трезвую голову. Мало ли что сказал. – Вика осторожно подыскивала слова, не зная, как облегчить Стасу его воспоминания.

– В письме? Да я не хотел читать, боялся. Спрятал в книги, хотел даже разорвать. Потом прочел, чтобы уже раз и навсегда закрыть все это. Знаешь, что он там написал? – Стас грустно усмехнулся. – Историю моей матери. Жаль, я разорвал, мог дать тебе почитать сейчас. Но я все помню. Отец Ани был младшим сыном высокопоставленного царского чиновника. Семья была известная и очень богатая. Всех их расстреляли в Петербурге в семнадцатом году. Матросы. Всю семью. Родителей и двух сестер. Расстреляли прямо во дворе их особняка. Только отец Ани спасся, его не было дома. Один из слуг ждал его на улице и предупредил, чтобы уходил. Анин отец добрался до юга России, вступил в Добровольческую армию, воевал. За сестричек своих, за маму с папой. Когда армия была разбита, отступила и остатки ее грузились на пароходы, он в составе небольшого отряда прикрывал погрузку, красные уже вошли в город. Ну и на пароход не попал. Сумел смешаться с гражданскими, он мальчик совсем был, шестнадцать лет, и попытался добраться до Польши. У них в Лондоне родственники были, которые после Февральской уехали. В Польшу попасть не сумел, остался в Минске, как-то там прижился. Это мои родственники, чтобы я знал свои корни. Анина мать была дочерью богатейшего, известного в России конезаводчика. Его убили крестьяне, когда жгли поместье. Веселенькое время, да, Викусь? А мать с дочкой были в Киеве и оттуда кинулись спасаться. И тоже не сумели уехать за границу. Неизвестно почему их занесло в Минск, но там родители Ани и познакомились. Поженились, и в тридцатом году родилась моя мать, а в тридцать шестом отца забрали, неизвестно, по какой причине, но он, понятно, сгинул без следа. Мать Ани умерла в эвакуации. Осталась моя мама сиротой в двенадцать лет. Но ее взяли дальние родственники матери. А после войны вернулись в Минск. Аня окончила школу, какие-то курсы и пошла работать учительницей пения в ту школу, где работал отец. Кроме музыки она ничего не знала и не умела. Это уже в сорок восьмом году было. Отец пишет, что, увидев ее, влюбился так, что это было похоже на помешательство. Он был старше на пять лет и внешне очень симпатичный. Отец ничего не пишет о ее чувствах и о том, как уж он уговорил Аню выйти за него замуж. Ничего не пишет об их жизни и о причинах ее смерти. Только о том, кто она и кто мои бабушки, дедушки и прадеды. Это ему рассказали уже после ее смерти. Чтобы Стасик потом узнал. Никаких исповедей. Просил, чтобы я вспоминал ее, она очень красивая была и добрая. А я-то боялся, что он будет описывать, как убивал эту добрую и красивую. Слава богу, нет. – Стас опять невесело усмехнулся и замолчал.

Вика подошла и прижала его голову к себе. Он обнял ее, уткнулся лбом в Викино плечо и замер. Вика боялась, что он заплачет, но он молчал. Она гладила его по волосам и тоже молчала. Не знала, что сказать.

– Как хорошо, что ты со мной, Викусь. – Он поднял голову и посмотрел на нее.

– И хорошо, что ты со мной, – улыбнулась Вика, – Бедный мой мальчик! Почему ты не рассказал мне? Помнишь, я хотела ехать с тобой на похороны, а ты сказал, что одному легче. Разве одному легче?

– Не рассказал? Не знаю. Хотел забыть. А ты меня никогда и не спрашивала про моих родителей, про то, как жил до тебя. Ты не любопытна, Викусь.

– Это плохо?

– Нет, но странно. Обычно женщины хотят все знать. А ты даже не спрашивала, кого я любил до тебя и вообще любил ли? – Он рассмеялся.

– А ты кого-то любил до меня? – Она взъерошила ему волосы и погладила по щеке. – Давай выкладывай как на духу.

– Ну, если сегодня вечер откровений. Нет, я давно понял, что никого и никогда не любил, кроме тебя. В школе мне нравилась одна девочка, но она была очень красивой, и я дружил с другой, обыкновенной. Наверно, у меня был страх перед красотой. Где-то в глубине души, может, я даже не сознавал этого. После школы уехал, а моя подружка поступила в Минске. На втором курсе я познакомился с девушкой из педагогического. Встречались с ней три года, думал, что это серьезно. Она уехала по распределению, а я поступил в аспирантуру. Переписывались, она меня звала, ждала, но я так и не собрался. Увлекся работой, и как-то забылось. Ну а потом наша, математичка, тоже аспирантка. Вот уже она меня доставала, хотела знать все, куда, с кем, зачем. Я уж не знал, что мне делать! К счастью, она устроилась на работу в НИИ и вышла замуж. Вот и все мои похождения, Викусь. Работа меня занимала гораздо больше. Или просто не любил. А когда встретил тебя, все изменилось. Сначала удивился, неужели такие бывают? Потом восхитился. А потом понял, что я счастлив, что жизнь прекрасна. Все забыл, для меня существовала только ты. – Он улыбнулся. – Ну, и моя работа, конечно. Но никогда не было чувства зависимости, мольбы, унижения, как у моего отца к Ане. А ведь ты гораздо красивее, чем она. Твоя красота радостная, добрая. Не в том смысле, что последний пирожок отдашь, а от слова «добро». И я понял, что красота бывает доброй. Просто с тобой я начал жить, а не прятаться от жизни.

Вика села к нему на колени, а Стас крепко прижал ее к себе и целовал руки, которые ласково гладили его лицо.

– Все хорошо, мой родной. Забудь и прости им все. Освободись, милый. Зачем нам чужое зло? – Вика целовала его волосы, и Стас улыбался своей прежней, чуть застенчивой и доброй улыбкой. Потом опять тень набежала на его лицо.

– Викуся, ну почему нашей Ирочке досталось все это? Чем она виновата? Бедный ребенок! Это же несправедливо. Почему моя дочка должна отвечать за их грехи? За эту проклятую красоту?

– Нет, родной, Иришка совсем не такая. Плохой характер, да, но она нас любит. Нас всех. А с Сережей – это просто инфантилизм, ревнует, наверно, пройдет. Не думай о ней плохо. Она все поймет со временем.

Вике было так жаль Стаса, ну почему ему такие испытания? И это детское одиночество в родном доме… Она вспомнила их поездку в Минск после свадьбы. Два дня он был непривычно напряженным. Она сразу поняла, что ему не по себе у родных, подумала, это из-за мачехи, какие-то старые обиды. Оказалось, что не из-за нее. А отец и правда был очень симпатичным и так старался, чтобы ей понравилось у них. Но Стасу было там плохо, и Вика радовалась, что они скоро уезжают. Вот, оказывается, какие тяжелые воспоминания связывали его с этим домом. Бедный мальчик. Именно мальчик, нестареющий и одинокий. Что было бы, если бы Вика ушла тогда к Алику? Она даже вздрогнула, бедный Стас!

Этот рассказ вернул былую нежность к Стасу. Вот уже три или четыре года, как отношения с ним стали скучновато-привычными и не вызывали у Вики особых эмоций. Она никогда не отказывала Стасу в близости и старалась не показать ему своего равнодушия. Двадцать лет вместе, может быть, это нормально? Спросить было не у кого. Ни одна из ее близких подруг не прожила даже половины этого срока с кем-либо из мужей и любовников. Не у Ниночки же Петровской спрашивать! Она, конечно, ветеран семейной жизни, но вряд ли задумывается о своих чувствах и эмоциях к хорошему, но малоромантичному мужу. Вика тогда решила, что просто любовь к Сереже пересиливает остальные чувства. И вот все вернулось. Надолго ли? Вика не думала об этом. Ей хотелось, чтобы Стасу было хорошо и он забыл свои печальные воспоминания. И хотя очень скучала по Сереже, но уехала в Москву только после Нового года, не обращая внимания на истерики Иры. Анечка была очень довольна тем, что у них настоящее семейное Рождество, и активно помогала Вике украшать дом и готовить традиционную индейку. К ним были приглашены родители Дэвида, и Анечка очень волновалась. Вика успокаивала ее, все будет хорошо. И действительно, Рождество получилось веселым, родители оказались симпатичными, индейка вкусной, а подарки удачными. На Анечку с Дэвидом приятно было смотреть, влюбленные всегда поднимают настроение. И самое главное, Вика чувствовала, что Стас спокоен, рад гостям и праздникам и всем доволен. Расставаясь, договорились, что Стас и Анечка с женихом приедут в Москву ко дню рождения сестер и останутся до Викиного. Проведут вместе семейные праздники и познакомят Дэвида со всеми.

В Москве Вике пришлось выдержать бурю упреков и обид со стороны Ирочки. Но она не стала оправдываться, а твердо ответила, что знакомство с родителями Дэвида и совместные рождественские праздники ей важней, чем капризы Ирочки. И уедет она, чтобы помочь Анечке готовиться к свадьбе, заранее, а не вместе с московскими гостями. По традиции свадьбу устраивали родители невесты, и, хотя это будет не такое грандиозное мероприятие, как свадьба Иры, но дел и хлопот на месяц хватит. Ирка промолчала. После разговора со Стасом Вика решила держать небольшую дистанцию с дочерью. Сколько можно цепляться за мамину юбку? Счастливей всех от ее приезда был Сережа, и Вика радовалась этому искреннему детскому счастью.

Но, несмотря на радость от общения с малышом, Вика часто возвращалась к мыслям о Стасе и его рассказе. Ей хотелось обсудить это с кем-то близким. Но Томка была слишком легкомысленна для такой темы. Вот с Аликом можно поговорить и посоветоваться. Он всегда умел привести ее мысли в порядок, проанализировав и представив в совершенно ином свете.

Алик два года назад купил дом и большую часть времени проводил там. Галереей они так плотно уже не занимались, она была вполне раскручена, и помощники справлялись с делами. Никита недавно перенес легкий инфаркт, и Вероничка старательно оберегала его покой. Они тоже переехали в загородный дом, чуть дальше от Алика. Общались и собирались в основном у них. Живя в Москве, Вика часто виделась с Аликом. Ей нравился его дом, простой, сдержанный и спокойный. У Алика всегда был хороший вкус. И еще у него была собака, двухлетний сенбернар Кузя, Викин любимец. Из Шульгино удобно было добираться «огородами», через Одинцово, минуя пробки на МКАД. Так что Вика частенько ездила в Дубки. У Алика жила и присматривала за хозяйством пожилая украинка, к приезду Вики она всегда готовила ее любимые блюда – вареники с вишней, борщ или пирожки с морковью и яйцом. После обеда Алик варил кофе, и они подолгу сидели, летом на террасе, а зимой в огромной гостиной, за разговорами. Когда Вика рассказала ему историю, услышанную от Стаса, Алик некоторое время молчал, потом задумчиво сказал.

– Да-а, как все запущено! Тяжелый случай. Значит, наш золотоволосый мальчик оказался с сюрпризом? Хорошенькая история… Бедняга! И это гнетет его всю жизнь? Ну что, Викусь, ты все правильно ему посоветовала. Забыть и простить. Вернее сначала простить, а потом забыть. Ничего уже больше изменить нельзя.

– Мне его так жалко, Алик, просто до слез.

– На это и рассчитано. На твою жалость. Я же вижу, что ты последнее время поостыла к герою твоих девичьих грез, кроме Сережи тебя мало кто интересует. Он тоже наверняка чувствовал, что ты отдаляешься от него. И вот принц Златовлас вытаскивает козырного туза, историю о жертвах, о своем одиноком детстве и злодее-папеньке, которого он так любил. Нормальный ход!

– Напрасно я тебе рассказала. Ты всегда был несправедлив к Стасу. Не стыдно иронизировать, когда речь идет о детском горе, об одиночестве подростка?

– A я что, тоже должен пожалеть его? А мне что-то не жалко. Во-первых, все это могло ему показаться, я имею в виду слова отца о том, что он убил несчастную Аню. Человек безумно любил эту малоприятную особу, она погибла или сама утопилась, чтобы уйти от него, ну и он, выпив по русскому обычаю литруху, бьет себя в грудь и кается. Обычное поведение подвыпившего человека. С чего он взял, что тот убил? Мало ли что можно сказать спьяну или сгоряча. Я вон сколько раз обещал тебя придушить за твою вредность, а ничего – ты жива и здорова, слава Богу, – рассмеялся Алик.

– Я, знаешь ли, не вижу повода для шуток. Если бы ты видел его лицо, глаза, когда он рассказывал. Он всю жизнь именно боялся знать правду, не хотел ее знать, но и отца не мог любить по-прежнему. Сам обрек себя на одиночество, это в десять-то лет, а тебе все шуточки.

– Ну, извини, Викусь, прости. История, конечно, грустная. Возможно, и убил, когда невмоготу стало терпеть. Может, у нее любовник был, может, она хотела уйти от них, кто теперь знает. Ну, он и утопил ее, чтобы никому не доставалась. В состоянии аффекта, так сказать. Это он зря, конечно. Как говорит наш Робин Гуд? «Ты, мавр, не прав, их всех не передушишь», – и, заметив Викин укоризненный взгляд, торопливо сказал: – Ну ладно, ладно. Это я так, чтобы развеселить тебя немножко. А какой совет тебе нужен, Викусь? Я тысячу раз говорил, что вы – не пара. Ну не твой он человек, поверь. Стас подзаряжается твоей энергией, добротой, жизнелюбием. Без тебя он кто? Ну, гениальный ученый сухарь. Если бы не ты, закопался бы в своей науке, чтобы забыть о детских страхах, и не жил, а делал открытия. Он правильно сказал, что это ты сделала его счастливым, и он понял, что жизнь прекрасна и удивительна. Ну а ты-то, Викусь? Тебе-то он что дал? Да, хорош собой, мило-беспомощен, вечный мальчик, нуждающийся в любви и внимании. А ты решила стать его музой. Ты могла бы стать чьей угодно музой, хоть Игоря Панова, хоть еще десятка известных мне приятелей-вгиковцев. Но они были понятны тебе, а Стас загадочен. И все говорили – гениален! Моя Викуся ведь не ищет легких путей. Нет, конечно. Завоевать кого-то недоступно-непонятного. Другого. Чтобы было не как у всех. У вас актеры-режиссеры, а у меня инопланетянин, современный Ньютон, всемирный закон тяготения, микрочастицы, в общем, не для средних умов. И Викуся легко – кто он, бедняга, против моей любимой актрисы? – завоевала, покорила, обратила в вечное добровольное рабство. То-то радость, то-то счастье! Год, два, пять – ему-то хорошо, а Викуся моя заскучала. Что-то он, ее герой, все в лабораториях с утра до ночи, что-то там все химичит непонятное, да и прямо сказать, малоинтересное. Но тут, слава богу, дурачок подвернулся и побежал за ней, сломя голову – вроде повеселее стало. Ну, жили – не тужили, развлекались, а годы идут, и милашка-ученый увозит нашу подружку за синие моря-океаны. Пришлось сделать выбор, но, увы, не в пользу веселого дурачка. С тех пор пролетело немало лет, и Викуся нашла нового кумира – Сережу, действительно очень симпатичного малыша. А что же делать с Золотым принцем? Ох, что-то не хочется уже от новой любви уезжать за моря-океаны. Вот ведь как, нести тяжело и бросить жалко! А он как почувствовал, что пришло время скелетик из шкафа достать. Ну и опять, конечно, жаль бедняжку. Во-первых, так и не стал взрослым, а во-вторых, тяжелое детство… Я понимаю, что Стас ничего не делал специально, продуманно – нет. И придумать такую историю у него воображения не хватит. Просто так уж у него удачно все получается в жизни. Все вовремя и все, заметьте, в его пользу. Завидую ему, Викусь, и отнюдь не благородной белой завистью. Жаль, что я не догадался бить на жалость. Мог бы, наверно, погром какой-нибудь придумать, где погибла моя горячо любимая прабабушка, и с тех пор я одинок и потерян. Сдуру всегда хотел что-то сделать для тебя, чтобы тебе было хорошо. Всегда хорошо, и днем, и ночью, и зимой, и летом. Главная цель – чем бы еще мою любимую порадовать? Господи, как же я тебя любил! Отчаянно, невообразимо! Эх, нет у меня таких трогательно-печальных секретов – расстрелянные благородные предки, таинственная красавица-мать, несчастный кающийся отец! Нечем мне разжалобить отзывчивую, нежную Викусю. Какие там секреты! Не с нашим еврейским счастьем! Ну, занимался онанизмом, как девяносто процентов подростков, тоже мне секрет! Нет, вспоминай не вспоминай – ничего таинственного не было. И еще мне жаль тебя, моя прелесть. Помнишь, я говорил когда-то, что ты для меня – открытая книга. Это я был слишком самонадеян. Потом я довольно часто размышлял о тебе, вспоминал каждый прожитый с тобой день, твои слова, жесты, огорчения, обиды, наши долгие разговоры… Кто-то в свободное время раскладывает пасьянс, а я анализирую тебя и твою жизнь. Ты – мой пасьянс, Викусь. Самый трудный. За все годы он ни разу не получился. Бьюсь, бьюсь и так перекладываю, и этак. А если бы сделал так, а если бы сказал это, а если бы… и так без конца. Я тоже в какой-то степени исследователь, диссертацию могу написать на тему «Вика Велехова-Зданевич и ее роль в жизни многих людей». Ты, родная, прожила не свою жизнь. Яркую, веселую, увлекательную, но не свою. Тебе Бог дал талант. Ты – талантливо пишущий человек и могла бы стать прекрасной писательницей – жаль, что не стала. Твое обаяние, жизнерадостность, сила духа, бесконечная душевная щедрость и удивительная нежность, которую ты с легкостью отдаешь – все это прекрасные качества, дар Божий. Но, как ни странно, в твоей судьбе они сыграли роль ложки дегтя в бочке меда. Все тянулись к тебе и откусывали по кусочку… Мама, папа, Стас, девочки, друзья-приятели, друзья друзей, теперь Сережа. Все твое время уходило на них. Ты была всеми любима, но никем не стала. А могла стать. Очень жаль. И еще одно – ты так ни черта не поняла в любви. Тебя любили самые разные граждане, те, что известны лично мне. Лихой хулиган одноклассник, которого мы встретили в Кемере, терпеливый Сережа, Игорь Панов, Стас, теперь вот какой-то полубандит из Кемерово кружит вокруг тебя. А ты выбрала не того, ошиблась. Стас способен только брать. Не сознательно, конечно, просто так он устроен. Он дает в глобальном масштабе, науке, человечеству, но по мелочам не разбрасывает себя. Если бы рядом был твой человек, то все сложилось бы по-другому. С ним ты стала бы тем, кем должна была стать. Потому что он не позволил бы тебе разбрасываться и раздавать себя направо и налево.

– И кто же этот человек? Как это я его проглядела? Уж не ты ли, Алик? – насмешливо спросила Вика.

– Не надо, Викусь. Ты прекрасно знаешь, что это я. И ты долго колебалась, чувствуя это. Или даже понимая. Иногда чаша весов склонялась в мою сторону. Но ты все-таки не решалась исправить свою ошибку. Тогда еще можно было начать заново, – ответил он, глядя на Вику серьезно и с каким-то даже сожалением.

– Что же ты не заставил меня стать кем-то другим тогда? У тебя было для этого целых семь лет.

– Нет, – он покачал головой. – Я все семь лет боролся за место рядом с тобой. У меня не было прав заставить тебя изменить свою жизнь. Тогда я просто советовал бросить стишата и заняться литературой всерьез. Ну что теперь об этом говорить. Поезд ушел. Живи, как живется. Сережа – это, конечно, важно. Жаль, что Ирка такая кукушка. Что же, люби Сережу, раз у него нет нормальной матери. Сережа дарит тебе радость – уже хорошо. И еще лет десять будет дарить, пока не вырастет. А Стас? Не знаю. – Алик пожал плечами. – Он для тебя пуст. Жалость пройдет, что останется? Никогда тебя не поймет. Ни он тебя, ни ты его.

Этот разговор не принес Вике того, на что она надеялась. Наоборот, стало еще тревожнее, неужели Алик прав? Она и сама давно чувствует, что живет как-то не так. Чего-то не хватает. Нет гармонии, какое-то смутное недовольство собой и это чувство одиночества…

Свадьба Анечки была совсем не такая, как у Иры. Традиционно американская, как хотелось Дэвиду и Ане. Совсем другие гости, множество подружек, друзей. Бабушка с дедушкой и Сережей приехали за неделю до торжества. И Вика расцвела, увидев своего любимца. Алик прилетел вместе с ними, но остановился в отеле. Вика предложила свободную комнату, но он отказался, в отеле ему удобнее. Впрочем, до самой свадьбы он и не появлялся у них. Пару раз поужинал с Дэвидом и Аней, а так – гулял по городу, встречался со старыми друзьями.

Игорь с Ирочкой прилетели с Лазурного берега накануне и остановились тоже в отеле. Жениху и невесте Игорь подарил дорогие часы. У него вообще была слабость к этим роскошным изделиям. Дэвид и Анечка были несколько смущены дороговизной подарков. Ирочка снисходительно улыбнулась. Анечка потом сказала Вике, что глупо носить на руке часы за двадцать пять тысяч. Да и опасно. Ее вполне устраивают те, что подарил папа к окончанию университета. Прекрасные часы, тоже швейцарские, но гораздо скромнее. Зачем золотые, что с ними делать? Пусть лежат. Дэвид, как ребенок с новой игрушкой, ну это чисто мужское, а она свои носить не будет. Вика вздохнула, это ответ на усмешку Иры, не иначе. Никто не заметил, кроме нее и Анечки. Неужели ее девочки так и будут воевать всю жизнь?

В церкви Анечка выглядела прелестно. Сказала жениху трогательные слова, у Вики даже слезы выступили. Она взглянула на Алика, сидевшего в соседнем ряду. У него тоже блестели глаза. Он заметил Викин взгляд и смущенно улыбнулся в ответ. Когда перед отъездом Анечка бросила букет в толпу подружек, он почему-то полетел вкось и упал на колени Вике. Все засмеялись. Вика, улыбаясь, встала, бросила букет в сторону подружек, и одна из них ловко поймала, ей зааплодировали. После свадьбы молодые улетели на Гавайи, а Стас с Викой, родителями и Сережей вернулись в Москву. Ирочка с Игорем вылетели раньше всех. Алик поехал на недельку к друзьям в Лос-Анджелес и уже оттуда собирался лететь в Москву.

Стас в этот раз пробыл недолго. У него намечался конгресс, какие-то награждения, поездка в Стэнфорд. Вика обещала приехать пораньше, но ненадолго. Сереже в октябре исполняется пять лет, она обязательно должна вернуться. Стас не сможет, у него лекции. Ну что же, значит, к юбилею девочек. Ирочка настаивает на шуме, блеске и громе литавр. Стас засмеялся, жаль, а он хотел бы вдвоем, где-нибудь на островах…

Вика приехала в Нью-Йорк в конце августа. Было очень жарко, и она со Светиком и Майкой ездила в Хэмптон купаться и загорать. Стас был занят какой-то новой темой, пропадал в университете до глубокой ночи. Но был спокоен, радовался приезду Вики. Вообще был активен и бодр. «Ну и хорошо, – успокоилась она. – Забыл о своем, и слава Богу.»

Через две недели Светик улетела на съемки, Майка уехала с мужем в отпуск, и Вика осталась одна. Стас приходил поздно, Анечка с Дэвидом работали, и Вике не хотелось мешать им, пусть наслаждаются вечерами обществом друг друга. Так что даже в кино сходить не с кем было. Она читала, гуляла в парке, без цели бродила по магазинам. Однажды поехала в кинотеатр довольно далеко от дома, там показывали старый фильм, который она очень любила. Вышла, и после прохлады зала на улице показалось еще жарче. Вика решила пообедать где-нибудь неподалеку. Прошла немного и увидела красивый итальянский ресторан с открытыми террасами, нависающими друг над другом. Нижняя терраса спускалась прямо к скверику, где на газоне играли дети. Вика решила сесть наверху, там спокойнее. Выбрала столик с краю в тени большого вазона с цветами, заказала бокал вина и рыбу на гриле. Пила холодное белое вино и думала о Сереже, как он там без нее? А она здесь мается в одиночестве, без дела. И вдруг увидела внизу Стаса с девушкой. Он обнимал ее за плечи. Девушка что-то говорила, а он смеялся, и лицо у него было веселое. К ним подошел метрдотель и повел к свободному столику. Они сели наискосок от Вики, и ей сверху было хорошо видно. Ее закрывал от них вазон с цветами, да они и не смотрели по сторонам, были заняты собой. Обсуждали меню, смеялись, девушка потянулась к Стасу и поцеловала его, а он погладил ее по волосам, как Вику. Она узнала его спутницу. Не совсем девушка, лет тридцать пять. Недавно смотрела снимки с последнего конгресса, и там была эта женщина. Несколько фотографий, и всегда она рядом со Стасом. Группа коллег-мужчин, и она рядом с ним. Вика тогда спросила, кто она. Спросила, просто удивившись присутствию женщины в этом, обычно мужском обществе. Стас рассеянно взглянул на снимок и сказал, что это ассистент профессора Стивенса.

– Тоже физик? – спросила Вика.

– Ну да.

– Симпатичная, даже хорошенькая и молодая. Странно.

– Что странно, родная, что молодая? – засмеялся Стас.

– Нет, что хорошенькая. Ваши ученые дамы чаще всего не очень-то красивы.

– Да это и неважно, Викусь, главное, чтобы толковый специалист…

И вот сейчас этот толковый специалист целовал ее мужа. Забавно. Хотя чего тут забавного? Вику вдруг стала бить дрожь, как от холода. Онемела спина, и задрожали руки. Она поставила бокал на стол. Официант, принимающий заказ, закрыл от нее Стаса со спутницей, а Вике принесли рыбу. Официант спросил ее о чем-то. Она не слышала и, улыбаясь, кивнула. Через минуту он принес ей еще бокал вина, Вика удивилась и опять кивнула. Она смотрела вниз, Стас сидел к ней вполоборота. У него было такое лицо, как она любила. Спокойное, доброе и веселое. Ему было хорошо со своей спутницей. Да, он красивый. Какие там пятьдесят четыре! От силы лет сорок пять. В горле пересохло, хотела взять бокал, но руки не слушались. Вика наклонилась и, обхватив бокал двумя руками, сделала глоток. Но проглотить не смогла, закашлялась, и вино потекло по подбородку. Она прижала к губам салфетку. Что же это такое? Это расплата за все. За что? За все, за все. В голове зазвучал чей-то насмешливый голос: «Так тебе и надо. А ты как думала? Так пройдет? Нет. Нате. Получайте. Это тебе за твои измены, это тебе за Алика, за Алика…» Вика сидела, обхватив себя за плечи, стараясь унять дрожь. Зачем приехала? Да если б знать! Мелькнула мысль позвонить ему на мобильный и поинтересоваться, не устал ли на работе. А что? Хорошая мысль. Чего раскисать? В самом деле, интересно. Вот уж не думала… Дрожь прошла, Вика достала телефон и набрала номер. Глубоко вздохнула, чтобы голос не дрожал. Алик говорит, что она хорошая актриса. Едва слышно пищал телефон в кармане у Стаса, скорее она догадалась по выражению озабоченности на его лице.

Может, сказать: «Привет, милый, давно не виделись, подними головку и сделай тете ручкой…» Стас вытащил телефон, посмотрел на номер. Вика на секунду растерялась, что же сказать? Но он нажал сброс и отключился. Спутница о чем-то спросила, Стас пожал плечами. Вика, не веря, смотрела вниз. Даже так! Отключиться, увидев ее номер? Такого она и представить не могла. Вот тебе и «сделай тете ручкой!» Вика подвинулась ближе, не боясь, что Стас увидит ее. А пусть! Вот она посмотрит тогда на выражение его лица. Понимала, что глупо, но не могла отвести глаз от их стола. Но ни Стас, ни его спутница не смотрели по сторонам. Она что-то оживленно рассказывала, а он внимательно слушал. «Может, обсуждают микрочастицы какие-нибудь? Атомы и молекулы? Бином Ньютона?» – подумала Вика, ничего больше не вспомнив из области физики. С чего она вообще решила, что это черная измена? Телефон отключил, чтобы не прерывать важный разговор. Поцеловала, вошли обнявшись? Американцы люди простые, может, так бесцеремонно выражают свои дружеские симпатии? И словно в ответ на ее робкие сомнения, Стас засмеялся чему-то, а она быстро взъерошила ему волосы, как делала Вика в минуты нежности. Да, на деловой разговор это совсем не походило.

Вику отвлек официант. Она посмотрела на него, чего он все время от нее хочет? Рыба? Какая рыба? Ах, заменить? Зачем? Ничего не надо. Вот пристал! Пусть стоит, ничего, ничего не надо. Вика досадливо отмахнулась, и официант поспешно отошел. Когда она посмотрела вниз, Стас уже расплачивался, потом они встали и пошли к выходу. Вика смотрела им вслед, куда, интересно, отправились? Да уж, не в лабораторию мышей препарировать. Ассистентка, чтоб ее черт подрал! Вике стало так обидно, что хотелось зареветь в голос. Ну как он мог? Недаром Алик еще сто лет назад сказал, что Вика дурочка, если верит, что Стас живет там месяцами один, чистый и непорочный. Она не верила, подозревая, что Алику хочется очернить ее мужа. Вот теперь убедилась, что он, как всегда, прав. Ну ладно, пусть так, но сейчас Вика здесь, с ним рядом. Обнимает его каждую ночь, никогда не отказывая в своей нежности, близости. А Стас? Вчера целовал – зацеловывал: «Викуся, родная, любимая, ненаглядная…» Скотина! Странно звучит, но Томка права, все они без исключения скоты и гады. Алик, который постоянно меняет девок, и то деликатнее по отношению к ней. Никогда не приводит в компанию своих молодых подружек, если там Вика. Приходит один и целый вечер проводит с ней, как друг, как спутник. Вика ему не жена, не любовница, а он так внимателен к ней. Понимает, что ей неприятно будет видеть его с бабой, щадит ее самолюбие. Томка говорит, что без Вики он всегда таскается с очередной красивой мымрой. Вообще только Алик всегда чувствует все ее настроения, обиды, радости, тревоги. Угадывает, потому что настроен на одну волну. Правильно сказал, что Стас пуст для нее, никогда не поймет Вику. Только Алик всегда… Да, обижал, ругал, ревновал, говорил неприятные вещи, но умел успокоить и разъяснить любые ее сомнения.

Опять подошел официант и спросил, не нужно ли ей что-то. Вика попросила чашку кофе. А рыбу убрать? Что он привязался с этой рыбой? Она рассеянно взглянула, официант вздохнул и отошел. Куда же отправился Стас? Да что об этом думать! Ясно, что не домой, купив по дороге торт жене. Ну, вот как посмотреть ему в глаза? Он же будет что-то говорить. Впрочем, что говорить? Придет и все. Спросит, чем занималась, где была, почему грустная, обнимет, будет, улыбаясь, шептать ей на ухо, какая она красавица и как он счастлив. Вот ужас-то! А она сама, возвращаясь от Алика, не делала то же самое? Никогда! Все семь лет существовало неписаное правило – когда рядом Стас, Алик не звонил и не появлялся. Она сама звонила ему, нарываясь на резкость и обиду, а после отъезда Стаса всегда выдерживала неприятную сцену. Эх, сидела бы сейчас в Дубках, наевшись Оксаниных вареников, после ласковых насмешек по поводу ее аппетита. «Надо же, маленький, а прожорливый!» – смеялся Алик. И почему-то не «маленькая», а «маленький». Вика кидала в него диванную подушку. Потом сварил бы ей кофе и открыл коробку конфет. Всегда покупал в большом количестве для Вики. А потом сел бы к роялю и играл. Переехав на дачу, он стал много играть, и это было прекрасно. После того, как Ира отказалась взять рояль, Вика спросила Алика, куда же его деть? Ей хотелось изменить и обновить свою квартиру. Алик подумал и посоветовал продать – инструмент прекрасный и очень дорогой. Только надо хорошего оценщика, чтобы Вика знала хотя бы порядок цен. Он позвонит своим консерваторским, поспрашивает. Вскоре пришел оценщик, повосторгался состоянием и определил цену от и до. Взяли среднюю. Покупателя Алик нашел быстро, приехали люди и увезли рояль, а он передал Вике деньги. Без рояля гостиная стала огромной, и она обрадовалась, что появился простор для фантазий. А потом увидела рояль в доме у Алика. Возмутилась, почему он так дорого купил? Алик резонно заметил, что отдавать такую вещь чужим людям не хотел, самому пригодится, а цена нормальная, средняя. Зато теперь он будет играть для Вики. Времени свободного у него сейчас много. Так что иногда он устраивал в Дубках целые музыкальные вечера для нее. Когда был в настроении.

Она вздохнула, воспоминания были приятными, но тяжесть, лежащая на душе, давила камнем. Было как-то муторно. Хотелось в Москву, в Шульгино, к Сереже, хотелось увидеть Томку и поговорить с ней о том, что случилось. Томка быстро бы разрулила, это как раз ее тема. Сиди тут одна, как сыч. Позвонить Алику? Нет, не про Стаса, конечно, а просто поговорить. Удобная вещь мобильный телефон, как они жили раньше? Не нужно думать, где застать человека, когда он придет – набрал номер и здравствуйте, это я. Алик ответил сразу, да, он на даче, а что случилось?

– Ничего, просто соскучилась, хочется поговорить.

– Приятно слышать, что хоть кто-то скучает без меня. Я думал только Кузя…

– Нет, я тоже. А как Кузя?

– Да лучше всех, – засмеялся Алик. – Ест, спит и безобразничает. Бесполезная собака, всем рад, какой из него охранник…

– А он и не охранник. Ему надо бочонок с ромом привязать, а тебе закопаться в снег. Он тебя отроет и рому даст. Кузя – спасатель, а не волкодав.

– Ну ладно, убедила. Вот придет зима, проверим его в деле. Закопаю тебя в снег и посмотрю на твоего бестолкового спасателя. А что у тебя голос грустный, не выспалась? Что у вас там, утро, вечер?

– Вечер. Жарко. Никого в городе нет. Только я сижу, как дура. В кино одна ходила. Анюта наслаждается своим семейным счастьем…

– Бедняжка ты моя! А что твой принц? Не развлекает тебя?

«Развлекает, еще как развлекает! Обхохочешься…» – подумала Вика, но сказала:

– Нет. Он наукой занят. Высокие материи, нам не понять.

– Слышу сарказм в голосе. Что-то не так? Еще что-нибудь вспомнил из своего невеселого детства?

– Да нет. Он просто живет своей жизнью.

– А ты, моя радость? Что тебе мешает жить своей жизнью? Приезжай, если скучно и нечем заняться.

– Да я не знаю, вроде только приехала. А с другой стороны, сижу одна, никому не нужна…

– Что это за упаднические настроения? Кому это ты не нужна? Ты нам нужна, всем нам нужна наша Викуся.

– И тебе?

– Ну, вот еще! Зачем ты мне? От тебя одни убытки, конфеты лопаешь коробками, – засмеялся Алик. – Ты как Кузя – никакой пользы, один вред.

– Правда? – печально спросила Вика.

– Ну, Викусь, ты что? Ты там грустишь, что ли? Правда ничего не случилось? Ты здорова? – тревожно спросил он.

– Мне просто грустно. Грустно и все. Плакать хочется…

– Вот здрасьте! Этого не хватало. Хочешь, я приеду и буду тебя развлекать? В кино водить, в кондитерскую… Виза пятилетняя, билет возьму и прилечу завтра. Я серьезно. Хочешь?

– Какой ты милый, лучше всех. Наверно, все-таки я приеду, так проще. Соскучилась по Сереже. Ты просто поговори со мной.

– О чем, моя печальная подружка, ты хочешь поговорить? Вроде никаких особых новостей за три недели не было. Хочешь, поговорим о тебе? О том, какая ты хорошая, умная, веселая?

– А мне не весело.

– Ну, это нормально, не всегда же веселиться. Жарко, сидишь одна, скучаешь – что же тут веселого. Приезжай, мы с Кузей тебя развеселим.

– Алик… – голос Вики дрогнул, и она замолчала.

– Что, милая?

– Ты тогда сказал, что я прожила не свою жизнь, наверно, ты прав.

– Ну что, ты из-за этого хандришь? Брось, Викуся, мало ли, что я там говорю. Ты все равно личность, как бы ни жила. Да и какие твои годы, малыш? Захочешь – все изменишь. И потом, все тебя любят, разве это плохо?

– И ты меня любишь?

– Ну, конечно, я в первую очередь. Мы с Кузей тебя любим. Кузя, понятно, за угощенья, а я просто так, бескорыстно.

– Правда?

– Правда, правда, честное пионерское, – засмеялся он. – Кончай, Викуська, грустить. Это вредно для здоровья. Приезжай, я тебя встречу. Накуплю тебе, маленькому обжоре, всякого вкусного, когда ко мне приедешь. Буду целый вечер играть, что попросишь. Хочешь?

– Хочу. И сонату мою сыграешь?

– Ну а как же! Сонату номер семнадцать ре минор, это мы с превеликим удовольствием. Прямо сейчас начну репетировать, чтобы довести свое мастерство до сказочных высот. Andantе, Rondo, Allеgro… Все для вас.

– Да, хочу в Дубки.

– Вот и славно. Было бы из-за чего плакать! Правда?

– Ох, правда. Не из-за чего. Я скоро приеду.

– Ну и прекрасно. А я буду тебя ждать. Договорились?

– И я тебя люблю, Алик.

– Вот спасибо на добром слове, – рассмеялся он. – Целую.

И вроде как-то отпустило. Конечно, он понял, что у Вики что-то стряслось, просто не знает что. На ощупь спросил про здоровье, про Стаса и попал в десятку. Как он знает Вику! Поэтому и разговаривал с ней шутливо, как с капризным ребенком, а она ему подыгрывала. И стало легче. Немножко. Что она здесь сидит? Домой точно не хочется, хотя уверена была, что Стаса там нет. Он так рано никогда не приходит, а тем более сегодня. Надо успокоиться и подумать. Может, поехать в Хэмптон? Снять номер и полежать пару дней на пляже, подумать. Все обдумать. Она чувствовала, что со Стасом сегодня встречаться не стоит. Может сказать ему что-то не то, а потом будет жалеть.

«Точно, поеду в Хэмптон. Водные процедуры полезны для нервов, – подумала она и усмехнулась. – Поплаваю и успокоюсь». Вика сделала официанту знак подать счет. Он поспешил к ней и протянул счет за два бокала вина и кофе. Сказал, что ей приносят извинения за эту рыбу. Вика с сожалением взглянула на аппетитную рыбу и поняла, что голодна. Итальянец, истолковав ее взгляд по-своему, прижал руку к сердцу и сделал виноватое лицо. Вика дала ему десять долларов на чай и услышала сзади: «О, бела синьора!» Хорошие люди итальянцы, легкие…

Заехала домой, позвонила на всякий случай в отель и заказала номер. Быстро собрала косметичку и необходимые вещи, поколебавшись, написала записку: «Уехала на пару дней. Не скучай. Вика». Записка суховата, но она не Татьяна, а он не Онегин. Сойдет и так.

В Хэмптоне было прохладно. Вика села на террасе их любимого ресторанчика, поболтала со знакомым официантом и заказала рыбу на гриле. Подошел хозяин, веселый, толстый итальянец, наговорил кучу комплиментов, принес бутылку граппы, и они выпили по стаканчику. После рыбы и рюмочки Вика вполне примирилась с жизнью и лениво пила кофе, наслаждаясь прохладой. В сумке запищал мобильный. Она вспомнила, что забыла позвонить Ане, предупредить, что ее не будет дома. Вытащила телефон, посмотрела – Стас. Вздохнула, так и подмывало дать отбой и выключить телефон, но пересилила себя и ответила.

– Викуся, родная, где ты? – взволнованно спросил Стас. – Пришел домой – записка. Ничего не понял, звоню Анечке, и она ничего не знает. Так же нельзя, Викусь, хотя бы позвонила.

– А я звонила тебе, – спокойно ответила она. – Но у тебя что-то странное с телефоном. Вроде соединили, а потом телефон отключился. Я еще раз попробовала, так и не смогла.

– Да, да, извини. Я видел. Не смог ответить, а потом не перезвонил, занят был. Куда ты уехала, Викусь, с кем? Ты же сказала, что никого в городе нет, – торопливо проговорил он.

– Неважно. Просто захотелось побыть одной. Подумать. Иногда это полезно, – сказала она, удивившись своему спокойно звучащему голосу.

– С тобой правда все в порядке? Сережа? Ирочка? Точно ничего не случилось? – спросил, и Вике послышались виноватые нотки в его голосе.

– У меня лично ничего не случилось, – ответила она, подчеркнув слово «лично». – А про других не скажу – не знаю.

– Хотя бы скажи, где ты? Мы с Анечкой волнуемся, – тихо попросил Стас.

– А вы с Анечкой не волнуйтесь, вам есть чем заняться. Ничего со мной не случится, приеду через пару дней, – сказала она, не ответив на его вопрос.

После разговора на душе опять стало тоскливо. Вспомнила, как Стас улыбнулся, когда девушка шутливо и нежно взъерошила ему волосы. Так улыбался ей, Вике, когда она делала то же самое. Что это? Ревность? Нет, хуже. Вот Алика она ревновала! Страдала, плакала, придумывала разное, чтобы помучить его. А здесь другое. Как удар в спину. Как предательство. Неожиданно и так больно! Или возмездие? Вика поежилась. Неужели заслужила? Думала, все прошло и забыто, Стас остался для нее одним-единственным. И вот вам, здрасьте! Неужели у него серьезно? Еще вчера ни за что бы не поверила. Так была уверена в его любви! А вдруг он уйдет? Что их связывает? Девочки выросли. Раньше думала, что Стас без нее и жить не сможет. Вот дура! Прав Алик, всегда прав, что обидно. Вполне, оказывается, может. Все у него в порядке. И на работе, и в личной жизни. Молодая подруга, да еще такая, с которой можно обсудить то, что для него важно. Не тупица, как некоторые. Нейтрон от протона не отличит! Или это из химии? Да все едино – ни в физике, ни в химии. Когда-то один из академиков назвал ее настоящей спутницей большого ученого. Комплимент оказался слишком преувеличенным. Какая там спутница! Другая хотя бы почитала популярную литературу, чтобы иметь представление о работе мужа. Или послушала Сережку, когда он пытался рассказать об очередной удаче Стаса. Только отмахивалась, зачем? Вы физики, а мы люди творческие, у нас своя жизнь. И уж гораздо более интересная, чем ваши опыты в пробирках. Или не в пробирках? Неважно, главное, у нас все ярко, весело. А что, собственно, у нее-то самой? Ну, Томка, Лерик! Их талант вызывает у зрителей бурю эмоций, переживаний, слез. А она, Вика? Ни одной настоящей вещи не написала, а ведь хотела и могла. Алик ей сколько раз говорил… «Может, выйти за него замуж и начать новую жизнь», – устав от горестных размышлений, подумала она. И тут же поняла, что даже этого уже не будет. Поезд ушел. Алик не собирается жениться на ней, все давно перегорело. Может, отношения чуть более нежные, чем дружеские, но это просто такая игра. Она вздохнула, решив, что единственно правильным будет выпить и перестать думать о Стасе.

К вечеру Вика, выпив в баре две «Маргариты», успокоилась, расслабилась и, к своему удивлению, проспала до утра. И целый день провела на пляже в ленивой расслабленности, размышляя, можно ли любить двух женщин? Наверно, можно. Любила же она двух мужчин. Это не была просто интрижка, она любила Алика много лет, но и Стаса тоже любила. Только отношения были разными. Все – слова, шутки, признания, прикосновения, поцелуи. Но, возможно, и у Стаса разное отношение к ней и к этой физичке. В чем она обвиняет его? Да он жутко обидел ее этим появлением в обнимку с чужой бабой, но Стас ведь не знал, что Вику занесет в это место. То, что не ответил на ее звонок, да еще этак безразлично пожал плечами на вопрос своей дамы – это, конечно, обидно. Но с другой стороны, может, и к лучшему. Она совсем не уверена, что смогла бы сдержать себя и не наговорить лишнего. Нет, она не будет устраивать Стасу сцен, не будет ничего выяснять. Никому это не нужно. По его голосу Вика поняла, что ничего не изменилось, он любит ее, а его отношения с этой женщиной что-то другое. Его личная жизнь, к ней не имеющая никакого отношения. Неприятно? Да. Но мало ли, что хочется перебить всю посуду и запустить утюгом в телевизор! В крайнем случае вернется домой, в Брюсов, и там что-нибудь разобьет. Когда будет одна. Стас любит ее нежно и отнюдь не платонически. Она бы почувствовала, если что-то изменилось. А та, другая… может, страсть, может, интрижка, да кто его знает? Ей не нужно об этом думать. Хорошо, что она уехала. Сначала ее немного утешил разговор с Аликом, а потом океан, песок и одиночество принесли чувство покоя. Радости большой не было, но и тоска ушла.

Вика вернулась в отель, проверила забытый телефон – семнадцать неотвеченных вызовов. Аня и Стас. Позвонила Анечке, уверила, что все в порядке и завтра она приедет. Стасу звонить не стала, выключила телефон и легла спать. Пусть поволнуется. На следующий день уехала в Нью-Йорк.

Стас позвонил днем, и она успокоила его. Да, она уже дома, все хорошо. Он пришел необычно рано. С букетом нежно-желтых роз. «Классика жанра, – подумала Вика, принимая букет. – Блудный муж вернулся домой!» Стас предложил пойти куда-нибудь поужинать. Вике так и хотелось сказать, что знает чудный итальянский ресторанчик с открытыми террасами, но она сдержалась. Сказала, что выходить не хочется, а ужин готов, она его покормит. Стас внимательно посмотрел на нее, подошел и обнял.

– Викуся, солнышко мое, ты загрустила? Целый день одна, бедненькая, а я, дурак, торчу в университете. Прости, маленькая. С этого дня все вечера с тобой. А в пятницу давай уедем на пару дней в Хэмптон, хочешь? – и целовал, целовал ее лицо. Нежно, нежно. Вика отстранилась и со спокойной улыбкой посмотрела на него.

– Да, немножко тоскливо без Сережи. Что-то мне неспокойно. Ты не обидишься, если я вернусь в Москву?

– В Москву? – Стас удивленно посмотрел на нее. – Ты же хотела в октябре ехать? Я думал, мы вместе в Сан-Франциско полетим?

– Я передумала. Что я там буду тебе мешаться? Да и вообще у тебя сейчас работа. Анечка в медовых вечерах, все равно не вижу ее. А Сереженька там без меня… – Вика посмотрела на его грустное лицо, и на мгновенье ей стало жаль Стаса. Но все-таки самое лучшее сейчас уехать. Пусть пройдет время и все забудется.

Ночью, когда Стас попытался обнять ее, шепча какие-то нежные слова, Вика впервые отказала ему, сославшись на жару и нездоровье. И через три дня улетела в Москву.

Встречал Вику водитель Игоря. Из аэропорта сразу поехали в Шульгино, и все грустные мысли исчезли, едва она увидела бегущего ей навстречу Сережу. Его радость была так заразительна, что Вика счастливо рассмеялась, обнимая малыша и слушая торопливый рассказ обо всех его детских новостях. Ирочка попыталась увести ее к себе, но ничего не получилось. Все разговоры потом, когда Сережа ляжет спать. И поцеловав недовольную дочь, предложила поучаствовать в их жизни, помочь собрать новый набор Лего. Ирочка, вздохнув, отправилась с ними в детскую, но видя, что Вика не отвлекается на разговоры с ней, заскучала и ушла.

Игорь приехал с работы пораньше, и его искренняя радость была приятна Вике. Ужин прошел весело. Ирочка забавно рассказывала о последних новостях светской жизни, Игорь и Вика смеялись. Когда Ира хотела, она могла быть интересной и остроумной. Так что Вике не пришлось притворяться радостной и оживленной, ей действительно было хорошо с ними. А зайдя пред сном в детскую и поцеловав внука, она ушла в свою комнату, совершенно забыв о неприятностях последних дней.

Утром ее разбудил Сережа.

– Вика, вставай, пойдем кота кормить.

– Какого кота, солнышко? Рано еще…

– Нет, не рано, а то кот уйдет, и ты его не увидишь. Вставай, Вика, я тебя все утро жду.

Вика взглянула на часы, одиннадцать утра.

– А ты почему не на занятиях, Сережик?

– Папа разрешил не ходить, потому что ты приехала. Сегодня ничего интересного нет – два урока рисования и английский. Лучше я с тобой поиграю, вставай, Вика, вставай, – торопил ее Сережа.

– Да подожди, дай мне одеться. А про какого кота ты говоришь? Придумываешь?

– Да нет же, Вика. Кот настоящий, большой, полосатый… Он к нам в гости приходит, а мы его угощаем. Я тебе хочу показать.

– Ты иди, малыш, а я умоюсь и приду. Через десять минут, хорошо?

Сережа убежал, и Вика пошла в душ. Вот смешной, кота какого-то придумал! Она улыбнулась и удивилась, что на душе так легко и спокойно. Все, что произошло неделю назад, помнилось как-то расплывчато, Вике даже не хотелось думать об этом. Успеется, не так уж это важно. И опять удивилась. В тот злосчастный день, когда увидела Стаса в ресторане, казалось, рухнул ее мир… И вот бежит с Сережей кормить пришлого кота, оживленно болтает по телефону с Томкой, Аликом, Вероникой, предвкушая встречу с ними и радуясь этому.

Алик слегка обиделся, что Вика не позвонила ему, договорились же – он ее встретит. Ну, ясно, что хотелось сразу к Сереже, но тогда он надеется увидеть ее завтра. Что Вика хочет – ужин в ресторане или изысканный обед в Дубках? Нет, ей, конечно, хочется в Дубках. А что за изыски? Вареники? Какие вареники! Что у Викуси за страсть к детсадовской еде? Никакой Оксаниной стряпни! Завтра торжественный обед, форма парадная, а Кузе повяжут бант. Вика посмеялась, хорошо, хорошо, она согласна, а музыкальный вечер? Будет и вечер, все, как обещано…

На следующий день, уговорив Сережу ехать на занятия и пообещав взять его к Кузе в ближайшее воскресенье, Вика собралась в Дубки. Недавно Алик выразил недовольство ее внешним видом. Почему она приезжает так, словно они собрались идти в поход? Не ее это стиль – джинсы, рубашка, кофтенка на пуговицах. Вика возмутилась, какая кофтенка? Это кашемировый жакет от Шанель, дорогущие джинсы и ботинки Прада. Да Прада или Гуччи, ему все равно – это не Викино. Платья на бретельках, высокий каблук или узкое, обтягивающее… Глупо прятать такую фигуру в джинсы. Женщины влезли в кроссовки и удивляются, что на них не обращают внимания. Ну да, зато мужики ходят в косметические кабинеты, колют ботакс и в упоении наряжают себя – дорогого и единственного. Да, он согласен – это тоже перебор, но все-таки пусть Викуся приезжает к нему нарядная, ведь для него это маленький праздник. Тогда пусть Кузя не бросается на нее и не слюнявит ей юбки! Алик смеялся, он наденет на Кузю маску, что же делать, если собака похожа на хозяина, а по-другому не умеет выразить свою радость.

Поэтому, собираясь, Вика надела узкую юбку модного цвета фуксии, серый с розовым шелковый топик, приталенный сиреневый жакетик и серые замшевые туфли на шпильке. Сверху накинула тонкое серое пальто и, придирчиво оглядев себя в большом зеркале, осталась довольна.

Когда ворота раздвинулись и она въехала во двор, то увидела Кузю, рвущегося к машине. Его крепко держала за ошейник Оксана. Вика поздоровалась и стала трепать Кузины уши и подставлять ему руки, чтобы он облизывал их, а не пальто. Пес повизгивал от радости и норовил лизнуть Вику в лицо.

– Вот ведь как! Другие приезжают, он сидит, ждет, хвостом повиляет, что, дескать, рад, рад. А вас, Вика, чует, когда только подъезжаете, так и бросается к воротам, не удержать. Вы идите, я подержу, а то он испачкает…

– Да жалко его бросать, Оксана. Вон он как урчит от удовольствия, – смеялась Вика.

– Да он так и будет урчать, пока его за ухом чесать. Вы идите, а я почешу, он любит. Сегодня-то я не на кухне, Алексей Борисович сам управляется. Все из ресторана доставили, я только на стол накрыла, – легкая обида прозвучала в голосе Оксаны.

Алик встретил ее в холле. Как всегда элегантный, улыбающийся. Помог снять пальто.

– Привет, родная, – обнял и поцеловал в висок. – Какая ты красивая! Иди, мой руки и проходи в гостиную. Я через минуту, только вино открою.

В гостиной был накрыт стол, горели свечи. На рояле стояла ваза с желтыми розами, на столе в плоской вазочке – маленькие кремовые розочки с белыми герберами. Красиво. Как он умеет все продумывать…

– Ну что, красавица, как у тебя с аппетитом? Обед из французского ресторана, пять перемен с десертом. У нас недалеко новый ресторан открылся. Повар француз и неплохой. Сейчас оценишь.

– А какой десерт?

– Эх ты, лучше бы поинтересовалась, каким вином я тебя, буду угощать. Смотри, это «Гран Крю Классе» две тысячи первого года. Чудесное вино. Садись, Викуся. – Алик налил вино в большие широкие бокалы и сел. – Ну давай, с приездом…

Вика взяла бокал за тонкую ножку, сделала глоток, Алик вопросительно посмотрел на нее.

– Вкусно. Но ты знаешь, я не особо разбираюсь в дорогих винах. Изысканный букет, насыщенный цвет, легкая терпкость, приятное послевкусие… Что там еще говорят обычно?

– Молодец! – Алик улыбнулся. – Так и надо говорить, никогда не ошибешься.

Он снял с блюда крышку и предложил:

– Давай начнем с фуа-гра?

– Огласите весь список, ты что-то про десерты говорил, а пять перемен это слишком много для меня. Особенно фуа-гра.

– Но порции-то небольшие, это тебе не Оксанин борщ в пятилитровой кастрюле. Фуа-гра, раки под соусом, суп из персиков и белого вина, ягненок под хересом, твой любимый шоколадный мусс и черничный пирог.

– Внушительно. Особенно суп из персиков, никогда не ела. Ну, положи одну гренку и чуть-чуть фуа-гра.

– Давай, родная, за тебя. За твою красоту, за твою улыбку, за этот прелестный сиренево-розовый цвет и за твои длинные ножки в чудесных туфельках. Ты – само совершенство, я очень рад тебя видеть.

– Ты льстец! – засмеялась Вика. – Надо же, все заметил до самых туфель. Что значит профессиональный соблазнитель. Бедные молоденькие мымры, как они беззащитны против тебя!

– Нет, Викусь. То, что я говорил тебе, я говорю только тебе. Все это правда, ты такая – одна на свете. Давай, за тебя!

– Я тоже рада тебя видеть, – Вика выпила вино, и Алик налил ей еще.

– А что у тебя под этой крышкой? Загадочный суп из персиков?

– Подожди, не гони картину, еще закуски не закончились.

Он поднял крышку.

– Оцени красоту!

– Ух ты, даже жалко есть, но от фаршированных раков ни за что не откажусь, – Вика протянула тарелку.

Раки оказались удивительно вкусными, суп из персиков необычно нежным. Алик открыл вторую бутылку. Под смех и разговоры вино пилось легко. От ягненка Вика отказалась, лучше десерт. Пришла Оксана, убрала со стола, принесла сладкое и спросила:

– Чай сделать, Алексей Борисович?

– Нет, спасибо, Оксана. Мы под шампанское. Вы отдыхайте, я потом сам чай заварю, если захотим.

– Кузю покормила, воды ему налила. Тогда я пойду к себе, Алексей Борисович?

– Идите, идите. Спокойной ночи.

Они пересели на диван, и Алик разлил розовое шампанское. Вика любила розовое.

– Ну, за вас, Алексей Борисович, за ваше гостеприимство. Так странно слышать это Алексей, никак не привыкну…

– Мне тоже странно слышать, когда тебя называют Викторией Львовной.

– А меня так никто и не называет.

– Нет. В Шульгино водитель называет и этот неприятный тип, помощник вашего Игоря.

– А, Вадим… Это его партнер, правая рука. Мне он тоже не нравится. Но Виктория и Вика еще как-то близко. А Алексей и Алик…

– А как, по-твоему, меня должны называть? Алешей? Где ты видела еврея с именем Алеша? Или Леха? Нет, мы все Алики, – он рассмеялся и наполнил Викин бокал. – Давай, Викусь, за то, чтобы жизнь тебя всегда радовала.

– Хотелось бы, но всегда, наверное, не бывает?

– Бывает. Главное, правильно настроиться. Все у тебя хорошо, моя девочка. За тебя!

– И за тебя. За то, что мне всегда хорошо с тобой, – Вика выпила, и он снова наполнил ее бокал. – Божественный напиток, а ты не пьешь.

– Ты же знаешь, малыш, я равнодушен к шипучке. А ты пей, я рад, что тебе нравится.

– Поиграешь мне сегодня?

– Ну конечно. Что сыграть для начала?

– Давай семнадцатую, ты обещал.

– Да не вопрос, для тебя что угодно.

Алик сел за рояль, задумался на минуту и стал играть. Зазвучала тревожная музыка первой части. Вика слушала с замиранием сердца, пока мелодия не стала плавной, задумчивой… Она смотрела на Алика, лицо его было спокойным и почти прекрасным. Почему его считают некрасивым? С годами он изменился, исчезла резкость, вспыльчивость, Вика давно уже не замечала той злой искорки в его глазах, которая не предвещала ей ничего хорошего. Ироничность стала легкой и мягкой. Да, он очень интересный. Вместо длинных, прямых волос короткий ежик с легкой сединой на висках. Алик отпустил усы и бородку, как у Никиты. И эта маленькая, аккуратно подстриженная бородка с сединой очень шла ему. Он рано поседел, но Вике это нравилось. Двадцать лет назад был язвительным мальчишкой, чего только не говорил ей в приступах ярости и ревности. Вика улыбнулась и выпила шампанское. Зазвучало веселое рондо, руки Алика летали над клавишами, это была ее любимая часть, и она наслаждалась музыкой. И вот все стихло. Вика не сдержалась и зааплодировала.

– Браво. Потрясающе! Как же ты стал играть! Ну почему ты бросил музыку? Ну как же, Алик! Так обидно. Это лучшее исполнение Бетховеновской «Бури», которое я слышала.

– Ну, Вика, перестань! Сыграно неплохо, потому что тема близка мне – переживания неразделенной любви, – он усмехнулся. – Но до лучшего далеко. Как эту вещь играли Нейгауз-старший или Рихтер! Вот это было исполнение…

– Не прибедняйся. Знаешь же, что талантлив. Сам говорил, что твой профессор так и не простил тебе, что ты ушел.

– Да, старик был кремень! Считал предателем, три года вкладывал в меня, а я бросил. Только на восьмидесятилетии своем снизошел до разговора со мной. Сказал: «Дурак ты, Алексей, мог быть лучшим. Андрей с Колей за тобой шли, а посмотри на них! Исполнители с мировым именем!» Но все-таки обнял меня, может, и простил – не знаю. Жалко старика, гениальный пианист был.

– Вот видишь, кем ты из-за своей лени не стал.

– Да там много всего было, Викусь. Так уж совпало. Конечно, хотелось гулять, по кабакам таскаться. А как представлял, что надо работать по много часов в день, и так всю жизнь, заметь. Каждый день… как-то не очень бодрила эта мысль. Я тогда с Никитой познакомился, и мы начали свой бизнес, деньги появились. У меня английский хороший был, а у него не очень. Так что я иностранцев окучивал. Таскал их по мастерским, подвалам, продавал картины, светился, конечно. Ну и прихватила меня контора. Не на валюте, слава богу, а так, на ерунде. Я тогда джазом увлекался, старик на меня ногами топал, когда я шутки ради ему свои аранжировки Моцарта демонстрировал. А прихватили меня в «Интуристе» с альбомом Арта Тэйтума и Гила Эванса, я знакомому журналисту заказывал, и он привозил. Давал ему деньги, он покупал пластинки, кое-какие шмотки, книги. Вот в тот раз, кроме пластинок, две книги издательства «Посев» были – Мандельштам и Цветаева. Хорошо, что стихи, а не Солженицын. Отец при всех своих связях еле отмазал. Но все равно нервы помотали. Стучать предложили, а я отказался – не мое это. Ну и сказали прямым текстом, чтобы о карьере исполнительской, о гастролях заграничных даже и не мечтал. В лучшем случае в ресторане лабать буду или в провинции в музшколе. Плюнул я на все это, двадцать лет было, сопляк, но с характером. Армия мне не грозила, отец давно уже справку сделал. Устроил на теплое место, и начали мы с Никитой большие деньги делать. Но я уже научен был, осторожно работал. Проверялся как Штирлиц. Вот такие дела, Викусь, – Алик невесело усмехнулся, подошел к ней и налил шампанское. – Пей, моя девочка.

Вика взяла в руки бокал, засмеялась и нараспев прочла:

Пей, моя девочка, пей, моя милая, Это плохое вино. Оба мы нищие, оба унылые, Счастия нам не дано.

– Дальше забыла, но это вино прекрасное. За тебя, милый, за твой талант.

– Дальше? А дальше вот:

Нас обманули, нас ложью опутали, Нас заставляли любить. Хитро и тонко, так тонко запутали, Даже не дали забыть… —

закончил Алик.

– Нет, это не про нас, так мне не нравится. Вот лучше:

Пей, моя девочка, пей, моя милая, Сладкое это вино. Оба мы счастливы, встретившись сызнова. Вместе нам быть суждено.

– Да, так лучше, – кивнул он. – Ты – мой маленький рифмоплет.

– Да. Обычный рифмоплет, ничего за этим нет, а у тебя музыка, – грустно сказала Вика и, помолчав немного, продолжила:

Я – рифмоплет, я просто рифмоплет, И к звездам невозможен мой полет. А жизнь бьет влет, годами напролет. Я – рифмоплет, я бедный рифмоплет.

– Нет, Викусь, ты очень талантлива. Я всегда говорю – пиши. Пиши, только без шуточек.

– Не знаю. Как-то не пишется, – задумчиво сказала она, а потом, улыбнувшись, прочла:

И с прозой не сложился мой роман. Я – графоман, я просто графоман. Перо, бумага – сладостный обман. Я – графоман, я бедный графоман.

Алик засмеялся, взял ее руку и поцеловал.

– Смешная моя девочка! Когда ты родилась, все окрестные феи натащили в твою колыбель столько разных даров – выбирай любой. А ты тут придумываешь, грустишь о чем-то. Хочешь, поиграю еще?

– Очень хочу.

Алик вернулся к роялю, сел, посмотрел на Вику.

– Гершвина хочешь? «Рапсодию в блюзовых тонах»?

Вика кивнула, и он заиграл. Она много раз слышала «Рапсодию» в разном исполнении, и то, как играл Алик, было необычно – лирично и чуть печально. Закончив, он посмотрел на Вику.

– Ну как?

– Чудесно. Мне очень нравится.

– Да, хорошая вещица получилась. Не Цфасман, конечно, но неплохо. Я кульминацию немного изменил, заметила?

– А раньше ты Гершвина никогда не играл.

– Вернулся к своим студенческим увлечениям. К тому, за что меня старик ругал. Сейчас играю много джазовых вещей, вообще много играю. Времени-то свободного полно. Вот послушай еще.

Он заиграл незнакомую Вике вещь. Джаз классический, но она точно не слышала этого. А у них в арт-кафе были очень сильные джазовые исполнители. Красивая вещь. Даже слезы наворачиваются. Алик просто гений. Вот дурак, как он мог бросить музыку. Когда закончил, она спросила:

– Что это было? Никогда не слышала раньше.

– Это старая вещь, да я еще переделал немного. Чик Кориа «Бразилия», но в моей аранжировке. Нравится?

– Ты еще спрашиваешь? Видишь же, до слез… Счастливые вы, музыканты… Можете своей игрой пробуждать в людях такие чувства! Я думаю, только музыка действует так сильно. На меня, во всяком случае. Как ты мог отказаться от этого, не понимаю? Сделал из призвания хобби, обидно!

– Да ладно, Викусь, что сделано, то сделано. Я ни о чем не жалею. Жил, как хотел, сам все решал, мне нравится моя жизнь. Играю для себя, вот для тебя, просто для удовольствия. Могу себе позволить. А слава? Заманчиво, конечно, но это такая зависимость! И рабский труд. А хочется быть свободным. Нет, все правильно. А что ты загрустила, маленькая? Давай выпьем за этот вечер, за твое возвращение…

– Да ты же не пьешь, бокал вон полный…

– Я себе виски немного плесну. Пойду только лед принесу.

Он вышел. Вика задумчиво смотрела на огонь в камине. Вся ее тоска, мысли о Стасе, о Нью-Йорке – все исчезло. Ей было хорошо, спокойно, не хотелось двигаться и не хотелось, чтобы вечер заканчивался.

«Как там Воланд говорил? Праздничную полночь всегда приятно немного продлить», – подумала она. Вернулся Алик со стаканом и ведерком льда.

– Положить тебе лед? – спросил он, наливая ей шампанское.

Вика покачала головой. Он сел в кресло напротив и поднял стакан.

– Ну давай, радость моя, за все хорошее.

Вика выпила, поставила бокал, он качнулся, и она едва успела подхватить его.

– Кажется, мне хватит, что-то я сегодня увлеклась. Позвоню в Шульгино, чтобы за мной водитель приехал.

– Да брось, Викусь, тебе надо расслабиться. За руль точно не стоит садиться, но можешь остаться здесь. В гостевой спальне все чистое. Завтра поедешь. Посидим еще, поговорим, – он встал, подошел к камину и подбросил полено. – Что-то у тебя глаза грустные. Случилось что-нибудь, Викусь?

– Нет, это от музыки. И вообще вспомнилось всякое хорошее. От музыки всегда так.

– Что же тебе вспомнилось, моя королева?

– Ну, какая я королева, – улыбнулась она. – Даже не королева-мать, а уже королева-бабушка. Уходит все.

– Вот еще! Это ты от грустных мыслей придумала. Во-первых, ты за двадцать лет нисколько не изменилась, все это видят. У тебя генетика хорошая. Нина Сергеевна на семьдесят никак не выглядит, так, лет на пятьдесят… и бабушка твоя старушкой никогда не была. Такая у вас порода. Даже наша красотка Томка слегка сдала, чуть располнела, лицо усталое. Стрессы, грим, ночные эфиры… Вероничка немного потускнела, а ты нет. Во-вторых, любимые женщины не имеют возраста. Им всегда двадцать. Вспомни зверевские портреты Асеевой. Златокудрая красавица.

– Ну, ты молодец, сравнил. Асеевой девяносто восемь лет было. А Толя твой – юродивый, хоть и гений, мало ли что ему мерещилось.

– Вообще-то Оксане Михайловне семьдесят четыре бы ло, когда они познакомились, и разница у них меньше тридцати лет, но это неважно. Он ее видел молодой. Она была его музой, а музы старыми не бывают. Я был у нее в Перхушково пару раз в начале восьмидесятых. Удивительная интеллигентность, тонкость… Нет, она старухой не была, а была Толиным спасением. Недаром он умер вскоре после нее.

– Алик, милый, только давай сейчас не будем спорить о гениальности Зверева или Плавинского. Помнишь, какие скандалы ты мне устраивал из-за них, обвиняя в невежестве и тупости?

– Дурак был, прости, – Алик невесело усмехнулся. – Сам во всем виноват. Все могло быть по-другому, если бы не мой гнусный характер. Обижал тебя, оскорблял из-за всякой ерунды, ставил бесконечные условия, или – или… Самоуверенный болван, с задранным кверху еврейским носом.

– Ну вот еще новости! Никакой ты не болван. И не самоуверенный, а уверенный – это разные вещи.

– Ты просто добрая, Викусь, не хочешь никого обижать. Если бы я был чуть мудрее, то могли все эти годы быть вместе. Если бы мог обходить острые углы так же мудро, как ты. Помнишь, в одном из твоих любимых романов неудачник Эшли Уилкс говорит Скарлетт, что Мелани – его единственная сбывшаяся мечта? А я такой удачливый, уверенный могу сказать, что ты – моя единственная несбывшаяся мечта. Вот так, Викусь.

Он встал, взял из ведерка бутылку и налил в бокал. Потом отошел к камину, поворошил угли и бросил еще полено. Вика сделала глоток и посмотрела на него. Алик стоял, облокотясь на каминную полку, и задумчиво смотрел на огонь. «Облокотясь, уставясь в жар каминный…» – вспоминала она, и по спине пробежала дрожь от этих воспоминаний. Сочи. Первая ночь.

– Алик, помнишь, ты как-то сказал, что любил меня отчаянно и еще как-то… очень красиво, но я забыла это слово. Помнишь?

Он отвернулся от камина, посмотрел и улыбнулся. Такой высокий, стройный и по-новому красивый. Налил себе в стакан виски и вернулся к креслу. Сел, помолчал, задумчиво глядя на Вику, и сказал:

– Отчаянно? Да, так и было. Можно сказать тысячу слов о том, как я любил тебя. Но всякое отчаяние со временем проходит, забывается. Я всегда люблю тебя, только уже без отчаяния. Когда-то у нас полыхали нешуточные страсти, я обижал тебя, причинял боль все из-за этого отчаянного желания владеть тобой единолично, разрушить твой семейный мирок, отнять тебя у Стаса. Но все прошло, и я бесконечно благодарен судьбе, что в моей жизни есть ты. Благодарю за эти вечера, за то, что ты приезжаешь такая красивая, сидишь, слушаешь мою игру и на глазах у тебя слезы. Ты – самый дорогой для меня человек. Ты и Анюта. А на отчаянные страсти я больше не способен, Викусь, хватит. Поэтому меня вполне устраивают легкие, необременительные связи с молодыми мымрами, – он рассмеялся. – А для души у меня есть ты. Моя вечная Муза, хотя не уверен, что у дельцов бывают музы.

– А ты никакой не делец, Алик. Ты музыкант и поэт, у тебя просто обязана быть Муза. Пусть это буду я.

– Договорились. Музыкант – спорно, но возможно. А насчет поэта ты погорячилась. Я в жизни не написал ни строчки, повторяю чужое. Но ты – моя Муза, длинноногая девчонка в мини-юбке и в высоких замшевых сапогах. Такой я тебя увидел двадцать лет назад. За тебя, моя Муза!

Они чокнулись и выпили. У Вики слегка закружилась голова, от воспоминаний или от вина. Было грустно, но грусть была сладкой, приятной…

– Викусь! Опять глаза на мокром месте? Что-то у нас сегодня такой грустно-мрачный вечер? Это я на тебя тоску нагнал. Ну-ка давай поднимем градус настроения! Сейчас что-нибудь веселое сыграю. Пей, моя девочка, это плохое вино… – засмеялся он и долил ее бокал.

Сел к роялю, подмигнул Вике и стал играть вариации на тему рок-н-ролла, потом джаз и опять рок. С каждой минутой настроение не только поднималось, но взлетало.

Вика отбивала ритм каблучком, покачиваясь в такт на диване. Заиграв знаменитый «Рок вокруг часов», Алик встал и играл, отстукивая такт ногой.

– Викусь, покрутись, что сидишь? Давай! – весело улыбаясь, крикнул он ей.

И Вика, скинув туфли, стала танцевать в ритме зажигательной музыки. Ей было весело, хотелось двигаться, смеяться и даже подпевать.

– Давай, давай, медвежонок мой неуклюжий, тряхнем стариной! – подбадривал Алик, извлекая из рояля какие-то немыслимые звуки, никакого отношения к Биллу Хэйли уже не имеющие. Это была феерия рок-н-ролла, казалось, еще немного, и старый рояль тоже начнет подпрыгивать в такт.

Вика смеялась, она знала, что движется легко и красиво. Про медвежонка он так, шутки ради. Когда Алик закончил, она без сил повалилась на диван.

– Ох, не могу, голова кружится! Пить хочу.

– Шампанского?

– С ума сошел, я и так еле на ногах держусь. Просто воды.

– Хочешь, чай сделаю? Или кофе?

– Нет, не надо. Воды налей, только холодной.

Вика чувствовала, что голова кружится не от танцев, просто слишком много выпила сегодня. Надо идти спать. Алик принес стакан воды со льдом и лимоном. Вика выпила, и стены перестали плыть перед глазами.

– Все, Алик, пойду спать. Устала я от твоих танцев.

– Зато я тебя развеселил немного.

– Это точно, – засмеялась она. – Ты знаешь, как поднять настроение.

– Проводить тебя наверх, Викусь?

– Обижаешь! Я, конечно, напилась, но не до такой степени, чтобы дорогу не найти.

– Ну, ладно, иди, ложись. А я пойду Кузе воды налью, он, наверно, всю уже вылакал. Камин догорит, и я тоже отправлюсь спать. Спокойной ночи, малыш.

Он подал ей руку, помогая встать, поцеловал в щеку и вышел из комнаты. Вика не стала надевать туфли, понимая, что может не справиться с этим, и осторожно пошла к лестнице. «А почему, собственно, несбывшаяся? К черту несбывшиеся мечты! Любите вы усложнять, Алексей Борисович», – подумала она. Да и вообще что-то он слишком много и красиво говорил сегодня о любви и сам же эту любовь поставил под запрет. Вот дурачок! Зачем ему короткие и необременительные связи, когда у него есть она. В конце концов, похоже, что только он один ее по-настоящему любит.

Вика прежде никогда не оставалась ночевать у Алика в доме, но расположение комнат знала хорошо. Большая спальня хозяина с ванной, одна гостевая с двуспальной кроватью, где иногда ночевали его родители, еще одна, где ей предстояло провести ночь, и санузел с душем. Ей в голову пришла озорная мысль сделать Алику сюрприз, подарить ему эту ночь. Он такой красивый и так любит ее! А как он сегодня играл! Это для нее. Он все делает для нее. Может, они вообще созданы друг для друга? Конечно, поэтому им так хорошо вместе. Стас, семья… Глупости все. Эх, Стас, зачем он так? Алику вот только она одна и нужна.

Вика сбросила юбку и, переступив, оставила ее на ступеньках, поднялась еще и сбросила шелковый топик. Потом села и, стянув колготки, положила их стрелкой по направлению к спальне Алика. Сняла кружевные трусики и, подумав, повесила на дверную ручку спальни. «Он – эстет, ему понравится…» – подумала Вика.

Больше на ней ничего не было. Она зашла в комнату, нашарила выключатель и прошла к кровати. Откинула часть покрывала и одеяла, подумала, что надо выключить свет, но сил не было, и она легла. Потолок вдруг начал бешено кружиться над головой, замелькали яркие пятна, и Вика провалилась в глубокий, беспробудный сон.

Проснувшись, не сразу сообразила, где она… Голова болела, в горле пересохло. С трудом открыла глаза, огляделась и увидела на столике высокий стакан с водой. Выпила залпом, вода была кислой от лимона, но в голове прояснилось. Вспомнила вчерашний вечер, свой сложный подъем по лестнице, с раздеванием и застонала, вот дура! Она была в спальне Алика, но совершенно одна. И ясно, что в этой кровати никто, кроме нее, не лежал. Покрывало откинуто наполовину, и вторая половина осталась гладкой, нетронутой. На кресле аккуратно лежали ее вещи, скромно свисали колготки, и наивно белело кружево трусов. Туфли стояли рядом. На спинку наброшен белый махровый халат.

«Господи! – подумала она. – Что я делаю? Ну, разве можно так напиваться в гостях! Даже и у Алика».

Сползла с кровати, увидела на полу белые махровые тапочки, надела и потянулась за халатом. Перед глазами опять поплыли стены, но Вика поморгала и стены стали на место. Холодный душ взбодрил, дрожа, она растерлась полотенцем, оделась и спустилась вниз. По лестнице шла осторожно, колени слегка дрожали. Алик был в кухне.

– А, проснулась, соня! Как ты, малыш? Голова не очень? Садись, я тебе сок морковный выжал, пей.

– Не хочу морковный, мне бы чашечку кофе.

– Хочешь, не хочешь – кто тебя спрашивает? Пей сок, это полезно. А кофе сейчас сварю.

От сока действительно полегчало.

– А ты где спал? Извини, я, кажется, твою кровать заняла.

– Я говорил, давай провожу! А кто-то уверял, что трезв, как стекло. Ничего, я в другой комнате лег. Не буду же я беспокоить мое пьяное сокровище. Хотел сначала тебя перенести, но ты так сладко спала – жаль стало. Спала, как несчастный, замученный ребенок. Свернулась клубочком на самом краешке… – улыбаясь, рассказывал Алик, разливая кофе в чашечки.

После кофе Вика стала собираться. Алик предложил пойти погулять и поехать после обеда, но Вика отказалась. Скоро Сережа с занятий вернется, она хочет до этого успеть. Вчера не виделись, а он ее ждет. Взяла кусок сыра для Кузи и вышла с Аликом во двор. Пес прыгал от радости, норовил лизнуть Вику в лицо, съел сыр и не давал ей отойти. Алик крикнул Оксане, чтобы подержала, и пошел с Викой к машине. Обнял ее, поцеловал и спросил:

– Ты когда в город поедешь? Давай до субботы с Сережей, а вечером пойдем на хороший концерт. В Большом зале Луганский играет в субботу. А потом поужинаем. Договорились?

Вика пробормотала, что посмотрит, созвонятся, и Алик, взяв в руки ее лицо, поцеловал еще раз и сказал:

– Викусь, не думай о грустном. Все хорошо. Ты самая лучшая, самая красивая. Единственная, поняла?

– Поняла, – ответила она, садясь в машину, и помахала ему рукой. – Ну, все, поехала, созвонимся.

По дороге невесело размышляла, действительно ли Алик подумал, что она перепутала комнату, или из врожденной деликатности сделал вид? Вспомнила трусики, призывно повешенные на ручку двери, и застонала. Какая же идиотка! Нет, надо бросать пить. Так все было хорошо, эта музыка, Алик – чего она напилась? Все из-за Стаса. Слава Богу, что Алик – умнее ее. Хороши бы они были, проснувшись в одной постели. Ужас!

В Шульгино приехала раньше Сережи, переоделась, позвонила Томке, договорились встретиться завтра вечером в Брюсове. Потом поговорила с Анной Степановной, пообещала заехать на днях. Набрала номер дачи, но тетя Ната не ответила. Странно. Позвонила маме, спросила, разговаривала ли она сегодня с тетей Натой.

– Да, Ната в больнице, Викусь. Я ее на обследование положила. На даче нет никого.

– А что случилось, мамуль? Она что, заболела?

– Не знаю. Но не нравится мне что-то. Ты заметила, как она похудела за лето? В обморок упала недавно, слабость эта постоянная. Я ей сто раз говорила, чтобы не возилась с этим вареньем, компотами – не слушает. Ни на что не жалуется, но я же вижу, что-то не в порядке. Пусть обследуют, анализы сделают. На той неделе все будет ясно. Можем завтра к ней заехать. Ты утром домой поедешь?

– Да, провожу Сережу на занятия и поеду. Из дома позвоню и договоримся, когда за тобой заехать. Целую, мамуль, до завтра.

До вечера провозилась с Сережей. Гуляли, рисовали, собирали трансформеры из Лего. Причем Сережа собирал быстрее Вики, а потом, смеясь, помогал ей ставить детали на место. Вечером она сама купала и укладывала его, рассказывала историю про добрых и злых монстров. Сережа добавлял подробности, история получилась длинная, с хорошим концом, хотя малыш требовал, чтобы победили злые монстры. Но Вика уговорила его, что добрые всегда сильнее. А когда он заснул, пошла к себе, сказав Ирочке, что устала, не будет ждать Игоря и ужинать не хочет.

Ира возмутилась, она не пошла никуда, чтобы провести вечер с Викой, а та опять целый день с Сережей и даже вечером посидеть с ней не хочет.

– Ириш, я правда устала. Завтра съезжу домой, надо в больницу к тете Нате, а послезавтра приеду и буду с тобой. Не обижайся, солнышко. – И поцеловав дочь, легла спать.

Вид тети Наты поразил Вику. Вроде всего месяц не виделись, но она заметно изменилась. Тихая, но всегда энергичная тетя лежала бледная, безразличная ко всему. Казалось, под одеялом и тела-то нет. Спрашивала Вику про Стаса, Анечку, Сережу, но как-то вяло, без интереса, как будто думала о чем-то своем. Когда они уходили, сказала тихо:

– Забрали бы вы меня из больницы, Ниночка. Что я тут лежу? Дома мне лучше, все-таки дела отвлекают от грустных мыслей. Да и умирать дома легче.

Мама стала убеждать тетю Нату выкинуть все эти мысли из головы, ничего с домом не случится, успеет она туда. Сейчас обследуют, подлечат, и поедет домой. Тетя печально кивала, мол, делай, как знаешь. Вике было грустно, тетя Ната в больничной палате выглядела старенькой и слабой, а ведь только на пять лет старше мамы. Нина Сергеевна рядом с ней казалась не сестрой, а дочкой. Она завезла маму домой и поехала к себе.

Вечером приехала Томка, и Вика повеселела. Смеясь, подруга рассказала последние новости из жизни телезвезд, забавно изображала известных и знаменитых гостей своего ток-шоу. Потом обсудили Викины новости. Рассказав про Стаса, она ждала Томкиной реакции, шуточек, острот, но подруга молчала.

– Ну что делать-то, Томусь? Что молчишь?

– Да как-то неожиданно. Даже не знаю, что сказать. Уж от кого-кого… Обидно, конечно. Ну ладно, когда тебя нет месяцами, тогда еще можно понять, для здоровья. Все живые люди. Но при тебе? Даже странно. Вот тебе и образцово-показательный муж! Переживаешь, Викусь?

– Сначала очень, а сейчас как-то улеглось. Как будто не со мной было. Он каждый день звонит, а я только два раза ответила. Когда приехала и сегодня про тетю Нату рассказала. Разговариваю с ним спокойно, а нежности нет. Когда его номер высвечивается – не отвечаю, не хочется.

– Ну, ничего, Викусь, я уверена, что Стас тебя любит, а ошибиться каждый может. Кто его знает, что он там обсуждал с этой бабой? Молодец, что не стала ничего выяснять. Мудрая ты все-таки, я так не могу. Сразу начинаю орать, права качать, собирать вещи. Это, наверно, от отсутствия воспитания.

– Да нет, Том, я тоже сначала хотела все высказать, хорошо, что он телефон отключил, как чувствовал. А когда с Аликом поговорила, легче стало, решила уехать, и как-то пропало желание выяснять.

– Хорошо, что у тебя такая выручалочка есть. Вот уж он, бедняга, прикипел к тебе намертво. Ты с ним-то виделась уже?

– Виделась – не то слово. Это, Тома, тысяча и одна ночь! Расскажу – не поверишь!

И Вика рассказала все в подробностях, не щадя своего самолюбия. Томка сначала улыбалась, а после окончания Викиного рассказа расхохоталась.

– Ну, Велехова, с тобой не соскучишься! Ты, значит, решила его осчастливить, а он в кусты. Не принял такого подарка. Ночь любви с женщиной своей мечты! Дела, дела… Затейники вы оба, двадцать лет прошло, а вы все развлекаетесь.

– Ну что ты смеешься, Томка, лучше посочувствуй. Я утром как дура последняя выглядела, а он на коне и весь в белом.

– Нет, Викусь, это же надо! Ну и фантазия у тебя! Еще и трусики на дверь повесила, чтобы у того все сомнения исчезли. Ой, не могу, умру… – И Томка опять расхохоталась.

– Том, ну что веселого? Как теперь себя с ним вести? Он меня в субботу на концерт пригласил и поужинать, а я не знаю, что делать. Чувствую себя полной идиоткой. Весь вечер говорил о любви, осыпал меня комплиментами, с такой нежностью смотрел, несбывшаяся мечта… Я его пожалела, хотела какую-то радость доставить, а он не воспользовался случаем.

– Викусь, я бы с удовольствием сказала тебе в утешение, что наш Казанова завязал с этим делом, но общеизвестно обратное. Блудит, подлец, и блудит красиво. У меня редакторша в группе, молодая, красивая, умная. Знает, что я с ним дружу, и второй месяц плачет мне в жилетку. Алик повстречался с ней летом, свозил в Испанию и бросил культурно и деликатно. А она переживает. Губы раскатала, думала, что всерьез у них. Влюбилась и такие пикантные подробности своего недолгого счастья рассказывает, что лучше тебе и не знать. Прямо круче него и мужика на свете нет. Мне девку жалко, а чем я ее утешу? Рассказать, что моя лучшая подруга навсегда отбила у него охоту к серьезным отношениям? А уж тебе-то, дорогуша, никакие дополнительные отношения с ним совершенно не нужны. Он говорил о любви, но ясно дал понять, что ты его Муза, любовь у вас возвышенная и грязный секс с этим светлым чувством не имеет ничего общего. А ты спьяну решила поискушать его. Хорошо, что не пыталась срывать с него одежды, как жена Потифара с Иосифа Прекрасного. Представляешь, если бы он вырвался, оставив у тебя в руках сии одежды? – Томка рассмеялась.

– Да, Том. Что-что, а утешить ты всегда умела, спасибо.

– Да, ладно, Викусь, брось, шучу я. Надо же тебя как-то развеселить. А если честно, то никакой Алик здесь ни при чем. Все из-за этой истории со Стасом. Тебе просто захотелось отомстить. Доказать самой себе, что стоит бровью повести и господа офицеры штабелями будут складываться у ног. Что, скажешь, нет?

– Да ну тебя, Томка, всегда все опошлишь. Вовсе не из-за Стаса. Просто такое настроение было. Ты бы слышала, как он играл! Гений! Музыка – великая сила. Старые чувства. Да и не так уж я была пьяна. А ты, кстати, заметила, как Алик изменился? Как ему идет короткая стрижка, бородка эта… – мечтательно проговорила Вика.

– Велехова, прекрати. У тебя вид, как у кошки перед миской сметаны. Не нужно тебе ничего этого. Не порть того, что есть. Платоническая любовь – это даже оригинально. Никогда в нее не верила, но вы оба чокнутые со стихами вашими, с музыкой – у вас всякое может быть. Алик – последний романтик, ему нужна Прекрасная Дама. Из всех кандидатур ты идеально подошла для этой роли. Так оставь его играть в эту игру. Ты же понимаешь, сегодня – молодые девки, завтра тоже, а через десять лет? Семья не его стихия, тут Алик прав. Выходит, кроме тебя у него никого нет. Конечно, он тебя любит, кто спорит? И поверь, Викусь, счастье, что ты не вышла за него замуж. Он бы бросил тебя, как всех остальных, зуб даю. Я тебе это и раньше говорила, когда вы были в безумном романе. Его просто заело, заклинило только потому, что не удалось вырвать тебя у Стаса. Вот и вся разгадка возвышенных чувств. Он придумал себе несбывшуюся мечту и упивается этим… Плюс музыка, стихи и твое полнейшее сопереживание всему этому. И Алик вполне счастлив. Для тела у него море молодых баб, а для души – прекрасная любовь к Викусе. И тебе совсем неплохо, рядом человек, который ради тебя готов на многое – это правда. Цени и радуйся. А мужиков – море! Да тебе и ходить далеко не надо. Этот герой гангстерских фильмов из Кемерово вокруг тебя вьется, вот с ним и отомсти Стасу.

– Ага, все дела брошу и побегу. Только его мне не хватало для полной деградации.

– А напрасно, Викусь. Ты просто не хочешь к нему присмотреться. Он совсем не так прост и примитивен. Хороший мужик, качественный, у меня глаз наметанный. Недаром твоя Светка его забыть не может. Ты тут, конечно, в роли тещи – это минус. Но с другой стороны, кто от такой барышни откажется, даже если она чья-то теща?

– Вот и я о том же. Только что один отказался, а другой изменил. Не хватало еще гангстера, чтобы Ирка с Игорем изумились, как Сережкина бабуля чудит. Сорок пять, Томочка, пора перестать делать глупости.

– Да мы с тобой ягодки еще! – засмеялась подруга. – Что же, что бабуля? Раз вы с Иркой такие быстрые. Как там твой любимец, обрадовался?

– Еще как обрадовался, зайчик мой! Со слезами в город отпускал. Завтра к обеду обещала вернуться. Скоро день рожденья. Иришка опять грандиозный праздник затевает. Так что погуляем, Томусь.

– А что? Ирка – молодец, умеет организовать все красиво. И заметь, всегда весело, хоть публика самая разная собирается. Способная, конечно, с хорошим вкусом и хороша до неприличия. Помнишь, какая родилась? Без слез не взглянешь, страшненькая, слабенькая, ты ее жалела… Анюта-то картинка была. Как она там, в замужестве?

– У Анечки всегда все хорошо, характер золотой. Дэвид ее обожает, и она счастлива. Это у Ирки моей проблемы, недовольство, обиды. Ко всем претензии…

– Ну, знаешь, с такой красотой, да еще и характер ангельский хочешь? Так не бывает.

– Мать она никудышная, Сережа ее совсем не интересует.

– Жаль, конечно, Викусик, но, значит, не дано. Ирка ваша вообще кроме себя мало кого любит. Тебя разве что?

– Да это не любовь. Собственничество какое-то. Вот Анечка любит! Всегда хочет что-то хорошее сделать для меня, для Стаса. Заботливая, нежная, на всех ее хватает. Странно, Том, но Ирка, пожалуй, больше привязана к моей маме. Во всяком случае, мама имеет на нее хоть какое-то влияние.

– Ну, к Нине Сергеевне трудно относиться без респекта. А с Игорем как? Его-то она любит?

– Нет. По-моему, она на любовь к мужику не способна, слишком зациклена на себе.

– А так не скажешь… на людях вроде все хорошо у них. Игорь влюблен по-прежнему или поостыл?

– Не знаю, Томусь, по-моему, он ее тоже уже не любит. И я его не виню, трудно любить мою Ирочку.

– А любовник у нее есть, как ты думаешь?

– Вот этого не знаю. Она со мной не откровенничает. Анюта все рассказывает, как подружке. Даже смешно. А Ирка – нет. Но дома она редкий вечер бывает. Если с Игорем не выходит, то с друзьями. Компания у нее – сплошь бездельники, детки богатых родителей или такие же жены богатых мужей. Игорь приходит поздно, Ирке скучно, она молодая, погулять хочется, все понятно. А насчет любовника? Может быть, от случая к случаю. А чтобы что-то серьезное, сомневаюсь. Мужикам тоже чувства нужны, а не красивая упаковка. Но Игорь к ней хорошо относится, вроде никаких ссор, скандалов не слышала. Он Сережу очень любит. Может, ради него Ирку терпит? Да он и дома редко бывает. Приходит вечером – ее нет. Уходит – она спит.

– Вот уж точно говорят: маленькие детки – маленькие бедки, а большие… – Томка замолчала, задумавшись.

Вике вдруг стало неловко, что она обсуждает с ней жизнь своих детей и внука. Родить ребенка подруге так и не удалось, хоть она и пыталась. Было два выкидыша. Вика знала, что, несмотря на свой легкий, веселый характер, Томка очень переживала из-за этого. У мужа двое детей и двое внуков, но с ней они не общались. Володя сам ездил к ним, и Томку это обижало. Но понять его можно, что же ему с детьми не видеться, если у них с Томкой отношения не сложились? И Вика перевела разговор на предстоящий праздник, зная, что подруга любит повеселиться в хорошей компании. Обсудили, в чем пойдут, посплетничали о приятельницах. Томка села на своего конька, острила, язвила, и Вика успокоилась. Значит, у подруги все в порядке.

Через неделю сообщили результаты обследования тети Наты. Неоперабельный рак. Четвертая стадия, метастазы. Месяца два, от силы три. Если будут боли, колоть обезболивающее. Больше ничего сделать нельзя. Вика и Нина Сергеевна потрясенно молчали.

Узнав, что ее выписывают, тетя Ната повеселела, ожила, рвалась домой и даже слушать не хотела о жизни в городе. Ира предложила нанять квалифицированную сиделку, чтобы жила на даче. Радостное оживление тети Наты пройдет через несколько дней, и оставлять ее одну нельзя. На кого там надеяться, на соседей? Ира была права, но как тетя Ната отнесется к этому? Сразу догадается, что дело плохо. Разрешила эту ситуацию верная Люба: она будет жить на даче и приезжать к Нине Сергеевне пару раз в неделю, помочь с хозяйством. Люба по-прежнему жила на Спиридоновке. С сыном и внуком виделась два-три раза в год, когда сын приезжал к ней. Нина Сергеевна даже уходила в это время, чтобы не высказать все, что она о нем думает. Знала, что Люба отдает им все заработанные деньги на подарки к праздникам. Ее не осуждала, но отношением сына к Любе возмущалась. Тот, впрочем, был уверен, что матери повезло и она живет, как у Христа за пазухой.

Тетя Ната отмахивалась, что это они придумали? Что она, калека? А как же Ниночка без Любы? Но видно было, что довольна и даже всплакнула, обнимая Любу. Настроение у Вики и Нины Сергеевны было совсем не праздничным, но праздник приближался, и Сережа ждал его, расспрашивая Вику, какие будут сюрпризы. С Аликом она виделась несколько раз. Возила к нему Сережу, чтобы тот поиграл с Кузей, ездили к Никите и Веронике в Жаворонки, ходили на концерт и в ресторан. Алик вел себя, как обычно, нежно-шутливо. Как будто ничего не случилось, и Вика успокоилась. Может быть, действительно решил, что она перепутала комнаты, выпив лишку? Стас регулярно звонил и один раз даже попытался выяснить, почему Вика так изменилась к нему. Он чем-то ее обидел? Она разлюбила его? Поняла, как мало он ей дал любви и внимания? Вика спокойно и отстраненно отвечала, что ничего не изменилось, просто настроение сейчас такое из-за тети Наты, не до нежностей… Стас грустно соглашался и спрашивал, какие у Вики планы к Рождеству. Какие уж тут могут быть планы. Не до Рождества.

Ирочка целый день была занята подготовкой к празднику. Гостей будет много, надо, чтобы и утренник, и вечер для взрослых был интересен всем. В общем, находилась в своей стихии, поэтому была веселой и оживленной.

Приехали родители Игоря, и Вика старалась, чтобы они больше времени проводили с Сережей, понимая, как им этого хочется. Она уезжала, объясняя малышу, что должна помогать маме готовиться к празднику, а он поиграет с бабушкой и дедушкой. И Сережа, смирившись с отсутствием Вики, с удовольствием проводил время с ними.

Детский праздник начался в двенадцать часов, и впечатлений у маленьких гостей было столько, что родители с трудом забирали перевозбужденных детей в седьмом часу вечера. Для праздника Ира сняла целиком загородный клуб недалеко от Шульгино. Вечером гости съезжались к восьми, и Вика едва успела переодеться после детского карнавала. Сережа капризничал, не хотел без нее ложиться, и ей пришлось несколько раз заходить к нему с уговорами.

Вечер, как и детский утренник, был продуман до мелочей. Цветы, сервировка, меню, музыка – в этом Ира была практически профессионалом. Умела создать легкую праздничную атмосферу с первых же минут, поэтому ее праздники всегда пользовались успехом у любителей тусовки, а таких здесь было множество.

У них за столом всегда было оживленно и весело. Никто из ее друзей не потерял интереса к хорошему застолью, и не потому, что были профессиональными рассказчиками и шутниками, а просто пока еще с удовольствием встречались и общались друг с другом. Вика много танцевала, чаще всего с Аликом и кемеровским Сашей. Гангстер, как называла его Томка, хоть и сидел за другим столом, часто подходил к ним, присаживался, шутил, острил, был приличен и цивилизован. Раздражал он только Алика, но это уж было личное. А так Саша был вполне симпатичен всем. И относился он к Вике уже без того навязчивого и напористого внимания, как в начале их знакомства. Саша приезжал в Москву по делам довольно часто, всегда бывал у Игоря в Шульгино, и Вика относилась к нему без всякого раздражения. Видела, что нравится ему, но старалась держать дистанцию, чтобы не допустить никакой фамильярности. Вика знала, что Игорь и Саша очень близки, и ей не хотелось обижать лучшего друга зятя пренебрежительным невниманием. Поэтому она относилась к Саше с ровным и спокойным дружелюбием, тем более что со временем он стал ей вполне симпатичен. И он изменил отношение к Вике, старался при ней сдерживаться в выражениях, вообще вести себя прилично. «Культурно», – смеялся Игорь, которого забавляла ситуация. Но он же и выручал Вику, если видел, что Саша чересчур завладевал ее вниманием. Отвлекал друга или уводил Вику. Вот и на этом вечере, заметив, что Саша слишком часто приглашает ее танцевать, он предложил прогуляться в зимний сад. Там расположилась более солидная публика, уставшая от шума и музыки. Вика якобы зачем-то нужна Нине Сергеевне.

– Что, Виктория, утомил вас Санек?

– Немного есть, – улыбнулась она.

– Ну что поделаешь, он ваш поклонник. Вы для него – идеал.

– Не преувеличивайте, Игорь, он и слов-то таких не знает.

– Ну, это вы напрасно. Согласен, что он малообразован, но совсем не примитивен. У вас сложилось о нем немного неправильное мнение. Он совсем не так прост.

– Да я и не считаю его примитивным. Странно, я уже не в первый раз слышу, что он не так прост. Мои друзья тоже так считают, а мне он кажется таким простым, без царя в голове рубахой-парнем.

– Ох, это обманчивое впечатление. Я его знаю, сколько себя помню, в одном дворе жили. Он всегда такой был, прикинется этаким веселым простачком, душа нараспашку, а потом – хоп и, как тигр в прыжке… Хищник! И всегда выходил победителем.

– Звучит устрашающе, – засмеялась Вика. – Это вы говорите о его отношениях с женщинами?

– Да нет. С женщинами как раз все в рамках. Зачем ему прыжки? Они сами на него вешаются. Со школы еще. Он ведь женился раньше всех. На однокласснице. Она залетела, ну и он, как порядочный… Потом второго парня родила. Жили не очень. Ну, сами понимаете, как с Сашкой жить! Бабы, друзья, пьянки-гулянки, дела опасные… Кому понравится? Ругались. Он как-то собрался уходить от нее, а Наташка на подоконник, мол, прыгну. Он посмеялся, давай! А она вниз. Третий этаж, но упала неудачно, позвоночник повредила. Восемь лет уже в инвалидном кресле, ходить не может. Куда он только ее не возил! За границу и в санатории разные. Переживал жутко. Себя винил. Ну и все. От нее теперь – никуда. Бабы бабами, а семья – святое. Хотя и не любит Наташку. Счастья нет, но не бросит никогда. Из-за чувства вины и долга. Вот так.

– Ну и ну! Никогда бы не подумала, что он способен на такое самопожертвование. Думала, этакий веселый, безответственный любитель острых ощущений. Тихая, покорная жена, никуда ее с собой не берет, дом, кухня, дети, а сам живет в свое удовольствие. А у него вот такая история. Даже жалко его, бедного.

– Ну, жалеть-то не стоит. Во всем остальном он удачлив. В делах, в бизнесе своем – акула. Любого пополам перекусит. А человек и друг – настоящий. Стержень в нем крепкий. Не предаст, не продаст. Не то, что москвичи. Не в обиду вам скажу, Виктория, но жидковаты москвичи против наших, кемеровских. За копейку продадут.

– Ну не все же такие, Игорь.

– Не все, но большинство. Я же не ваших друзей имею в виду, а тех, кто в бизнесе крутится. Хотя образованны, костюмчик, манеры – все как положено. Смотреть приятно, но доверять не стоит.

Игорь взял с подноса у подходившего официанта два бокала шампанского и протянул один Вике. Они остановились у большого, во всю стену аквариума перед входом в зимний сад.

– Но понятно, что вам, конечно, ближе такие, как наш Вадим. Вот он вполне комильфо, как Ирка выражается.

– Нет, Игорь, как раз Вадим мне совсем не нравится.

– Не нравится? А почему? – заинтересовался Игорь.

– Ну, не то чтобы не нравится по какой-то определенной причине. Просто несимпатичен. По-моему, он создал какой-то образ и старается вжиться в него. Но иногда не получается, глаза выдают. Хотя он быстро справляется с собой и опять становится этаким безукоризненным джентльменом. Но я бы ему-то как раз и не доверяла.

– Вот как? А вы наблюдательны, Виктория. Редкость для красивой женщины. А еще добры и умны. Прямо кладезь достоинств. Повезло мне с тещей.

– Что здесь про тещу? Новый анекдот? – спросил подошедший сзади Вадим, и Вика вздрогнула от какого-то неприятного ощущения.

– Нет. Это я говорю, что хорошая теща – лучшее приданое жены. А потому я удачно женился, – обернувшись, ответил Игорь.

– Да ты вообще везунчик. И в любви, и в делах, к чему бы это? И жена – красавица, и теща удивительная, и сын – наследник. Как говорил Остап Бендер: «С таким счастьем и на свободе?» Тьфу, тьфу, – засмеялся Вадим.

Вика слегка улыбнулась.

– Ну, поговорите о своих мужских делах, не буду мешать.

– Куда же вы, Виктория Львовна? Я хотел выпить с вами.

– Успеем, Вадим, еще не вечер. Пойду к своим, посмотрю, как они…

Вика немного посидела с папой, мамой и родителями Игоря, поговорили о Сереже, и она вернулась в шумный зал. Веселье шло полным ходом. За столом остались только Никита с Вероникой и Володя, остальные танцевали. Вика подсела к ним, и Никита стал рассказывать о поступлении Кита в престижный лицей и о своем участии в этом сложном процессе. Рассказывал серьезно, но Вика не могла сдержать смех. Вероничка, улыбаясь, говорила, чтобы она не верила ни одному слову, все придумал от начала до конца, ничего такого не было. Вернулись Томка с Сашей, и он сразу же пригласил Вику танцевать. Она поискала глазами Алика. Он танцевал с какой-то девицей из Иркиного окружения. «Горбатого могила исправит», – подумала Вика, заметив, как оживленно он что-то нашептывает своей партнерше и как та прижимается к нему молодым роскошно-силиконовым телом. А может, и не силиконовым, а натуральным. Вика танцевала с Сашей и думала, что у этого лихого, шумного весельчака, оказывается, своя драма. Несчастливый брак, из которого нет выхода. Саша рассказывал Вике какой-то смешной случай из своей жизни, но, почувствовав, что она не слушает, замолчал и заглянул ей в глаза.

– О чем задумалась? Устала или грустишь? – Саша ко всем обращался на «ты», и Вика уже привыкла к этому.

– Нет, не грущу. Задумалась о том, что вы совсем не такой, каким стараетесь казаться.

– А что я опять не так сделал? Ты извини, если что…

– Да нет, Саша, – она улыбнулась. – Я совсем в другом смысле. В хорошем.

– А… ну тогда я рад, если в хорошем. Я для тебя, Вика, что хочешь, могу сделать. Только захоти. Вот чего ты хочешь? Есть у тебя какая-нибудь мечта, что ли?

– Да. Я бы выпила чашку чая, – засмеялась она.

– Да ну, я ведь серьезно, – разочарованно сказал Саша.

Потом она танцевала с Аликом. Хотела пошутить, что он времени зря не теряет, охмуряя Иркиных подружек, но потом передумала. Алик не делал секрета из того, что встречается с девушками не старше тридцати. Какое ей, собственно, до этого дело? У них любовь платоническая, какие бы дифирамбы он ни пел Викиной красоте и неповторимости. Это, конечно, приятно слушать, только не нужно никому. Такая жалость! Бедная красивая Викуся. Ягодка сорокапятилетняя…

– О чем задумалась? – задал ей тот же вопрос Алик. Только голос другой, более нежный.

– О жизни, о странностях любви, да, в общем, ни о чем серьезном, – улыбнулась Вика.

– Это кемеровский ковбой навеял тебе мысли о странностях любви?

– Звучит смешно, но именно он. Косвенно, конечно, не имея к этому отношения.

– Викусь, ты осторожнее с этим лихим мачо. Не нужно тебе ничего этого.

– Чего именно, Алик?

– Викусь, ты девочка нежная, порывистая, с романтическими фантазиями. А этот парень туп, груб и примитивен. Не замечаешь, как он смотрит?

– Нет. А как он смотрит?

– Взглядом собственника. Как на вещь, которая принадлежит лично ему.

– Ну, это ты, положим, выдумал. Ничего такого в его взгляде нет.

– Со стороны виднее, поверь. Потом, это выражение может понять только мужчина. Таким взглядом один самец предупреждает другого, что место занято.

– Ух, ты! Как у вас, самцов, все сложно. А ты на кого смотришь таким взглядом? На ту, в голубом, с роскошной силиконовой грудью.

Вике показалось, что Алик смутился.

– Я ни на кого так не смотрю, и ты это прекрасно знаешь. Я тебя предостерег совершенно серьезно, а ты все в фарс превращаешь.

– Ну не буду, не буду, извини. А если тебе не нравится, как Саша на меня смотрит, ты вызови его на дуэль, – предложила она, сделав при этом простодушно-наивное лицо.

Он взглянул на нее и рассмеялся.

– Дурочка ты моя. Комедиантка. Нет, правда, Викусь, держись от него подальше, так мне спокойней будет. Тогда и дуэль не понадобится.

– Уговорил. Буду держаться поближе к тебе, поскольку ты – единственный и бескорыстный хранитель моей чести и достоинства.

Алик внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал.

В субботу Игорь с Сашей устроили в Шульгино шашлыки. Гостей не было. День был необычно теплым для середины октября. Вика с Верой Ивановной сидели в беседке, глядя, как Сережа с дедушкой играют на газоне в футбол. Сначала Василий Петрович пропускал мячи в свои ворота, чтобы порадовать внука, но Сережа играл азартно, и дед, разгорячась, тоже стал забивать голы. Они шумно спорили, и Вера Ивановна, качая головой, сказала:

– Что старый, что малый. Не может уступить.

Вика улыбнулась.

– Да нет, все правильно. Если играть, то по-честному. Сережа и так неплохо управляется с мячом.

– Да. Игорька напоминает. Он такой же ловкий был. Не дозовешься, когда во дворе мяч гоняли.

– А он и похож очень на Игоря.

– Да. Точно как тот в детстве был. Только жаль, что не на Ирочку, она такая красавица!

– Ну, вот еще! Зачем же мальчику такая красота? И очень хорошо, что на отца похож.

Ирочки дома не было, уехала с друзьями, и Вике было неловко за нее. Родители в понедельник уезжали с Сашей в Кемерово, могла бы посидеть денек дома…

К игрокам присоединились Игорь с Сашей, и шума прибавилось. Вика заметила, что взрослые играют всерьез, не делая скидки на Сережин возраст. Когда он в очередной раз упал, она не выдержала и подбежала к нему.

– Ты не ушибся, солнышко? Где болит?

Разгоряченный Сережа, потирая ушибленное колено, помотал головой.

– Нет, не болит. Ты иди, Вика, не мешай. Ты же зритель.

– Вы все-таки поосторожнее с ребенком, – попросила она подошедшего Игоря.

– Да все нормально, не переживайте. Как ты, сына, в порядке? – спросил он, потрепав Сережу по плечу.

– Нормалек, – серьезно ответил малыш, и Вика с Игорем улыбнулись. Словечко было из лексикона Саши.

Когда пришла Ольга звать Сережу обедать, малыш решительно запротестовал, он хочет с папой есть шашлыки.

– Да пусть останется, – ответил Игорь на вопросительный взгляд воспитательницы.

Вика с удовольствием смотрела, как Игорь кормит Сережу и с каким аппетитом тот ест мясо, помидоры и запеченную в фольге картошку. «Наверно, так и надо с мальчиком. А то мы трясемся над ним, с ложки кормим. Молодец Игорь, жаль только, что дома лишь по выходным бывает», – подумала она. И тут же вспомнила про Иру. Даже когда та дома, к Сереже это не имеет отношения. Что есть мать, что нет. После обеда Игорь повел уставшего перепачканного Сережу домой. Вера Ивановна с мужем тоже ушли в дом.

Саша сварил в турке на углях кофе. Они пили и тихо разговаривали. Он начал рассказывать о своих сыновьях, о том, что жена больна, а он мотается с делами, дома бывает редко. Пацанам, конечно, нужна мужская рука, а то брошены на домработниц и учителей. Старшего пора уже отправлять куда-нибудь за границу, в Англию, скорее всего, а жалко. Тогда совсем его видеть не будет. Саша был необычайно тих и задумчив, и Вика слушала его, не прерывая. Надо же человеку выговориться. И он, под сочувственное молчание, рассказал, что женат неудачно, любовь давно прошла, но жена – инвалид и он ее никогда не бросит. Да и какая разница! Все жены одинаковы. Таких, как Вика, все равно нет. Он и не знал, что такие бывают. Вика попросила не говорить на эту тему. К чему? Смешно. Она на восемь лет старше. У них у каждого своя жизнь. Да ерунда это все, при чем здесь возраст? Просто дата в паспорте. А по жизни Вика молодая, красивая, нежная… Ему вот никогда такие не встречались, а она про возраст какой-то придумывает. Да он бы для нее что угодно! Вика смеялась, но было приятно слышать эти простые, искренние слова. Давно она такого не слышала. Алик говорит, но все его слова и чувства слишком изысканны, похожи на мираж. Красиво, но не греет. А от Сашиных слов на душе стало тепло. Он стал просить Вику пойти с ним завтра поужинать. Подарить ему вечер. Просто побыть с Викой. Поужинать, погулять по Москве. Послезавтра он улетает. Елки, да он уже столько лет мечтает просто пойти с ней вдвоем куда-нибудь! Всегда видятся на людях. Неужели это так сложно? Он старается, старается. Ради нее на что угодно готов, а она всегда так официально с ним. На «вы» и все такое прочее. Он, конечно, не умеет так красиво говорить, как ее друзья, но все-таки не совсем уж лох какой-то, чтобы с ним пойти куда-то стыдно. Не хочет в ресторан, он – пожалуйста, куда она захочет, и в театр готов, и в кино… Вике стало смешно, и она, неожиданно для себя, согласилась.

Следующим вечером они ужинали в красивом ресторане, и ужин прошел вполне непринужденно. Саша грамотно распоряжался насчет вина и еды, был вечелым и довольным, рассказывал забавные случаи из своей бурной молодости. После ужина они действительно пошли гулять. Вика давно не была в Замоскворечье. Все так изменилось, кругом дорогие рестораны и элитные новостройки. Саша показал на один из этих домов, у него там квартира. Хочет Вика посмотреть, как он живет, когда приезжает в Москву? Вика понимала, чем все кончится, но ей вдруг стало все равно. У нее хорошее настроение, она выпила вина, ей тоже хочется любви и нежности. Чем уж так опасен этот симпатичный мачо? Она уверена, что ей он никогда не причинит вреда. Как Светик говорила? «Настоящий, таких больше не делают, такие только на местах остались…» Ее все предают. И Стас, и Алик. Пусть будет мачо…

И ей было хорошо с ним. Саша удивил не бурной страстью, какой она ожидала, а тихой, неторопливой нежностью. Нежностью очень сильного человека к слабому, беззащитному. Именно так она чувствовала себя в его объятиях. И поняла, что боялась этой грубой страсти, о которой мечтательно рассказывала когда-то Светик. И была благодарна Саше, что было совсем по-другому. Неторопливо, без слов и криков. А потом он, любуясь ею, гладил и целовал плечи, руки, спину и говорил:

– Какая ты красивая. Совсем как девчонка-подросток. Кожа нежная, нежная, как у ребенка. В одежде ты похожа на женщину, а так – нет. Как будто школьница, десятый класс, третья четверть, – он засмеялся. – Мне даже не по себе немного. Как будто я соблазнитель несовершеннолетних. А ты что-то придумывала насчет возраста, дурочка маленькая. – И опять целовал ее тело.

Когда они оделись и Саша стал строить планы на свой ближайший приезд, Вика перебила его.

– Саша, пожалуйста! Не надо, ладно? Никаких продолжений не может быть. Ты сам прекрасно понимаешь.

– Почему? – на его лице было такое изумление, что Вике даже жаль его стало.

– Потому. Не надо строить никаких иллюзий. Я тебе очень благодарна за этот вечер, но это все. Ты просил один вечер. Один, да? – она посмотрела на него, и он кивнул. – Ну, вот и хорошо. Этот вечер был? Был. А остальное надо забыть. Все будет, как прежде. Видишь, я с тобой на «ты», будем друзьями, но не больше.

– Да я не понимаю, почему? Вика, ты что? Нам так хорошо вместе. У меня ни с кем так не было никогда. Я же знал, что ты другая, не как все. Почему мы должны расстаться?

– Ой, Саш, ну не надо. Какое расставанье? У нас с тобой ничего нет и не было. Просто мы оба были нужны друг другу сегодня. И я уверена, что ты настоящий мужик, не слюнтяй какой-то и слово свое держишь, тебе можно верить.

– При чем здесь слово какое-то, Вик, не пойму?

– Нет, Саш, слово надо держать. Мы оба хотели провести вместе только один вечер. Вот и все. Как ты говоришь? За базар отвечу? – она улыбнулась и погладила его по щеке. – Не хочу быть смешной. Ты друг моего зятя. У каждого своя жизнь. Тебе в моей нет места, у меня свои заботы. А у тебя и без меня проблем хватает. Так что никаких продолжений – это никому не нужно.

– Мне нужно, Вика, я так…

– А мне нет, – жестко оборвала она. – И дай слово, что никогда не напомнишь об этом вечере. Вызови мне такси, поздно уже…

Саша еще долго уговаривал изменить решение, приводил какие-то доводы, пытался говорить о своих чувствах, но Вика осталась непреклонна. Она не сожалела о своем поступке и не винила себя за легкомыслие. Все было хорошо, прекрасно, но страсть и темперамент Саши ей не нужны. Как бы молодо она ни выглядела, ее золотые денечки остались в прошлом. У нее просто нет душевных ресурсов для него. Все занято родными и любимыми. А Саше нужно много, очень много, и она не в силах ему это дать.

На следующий день позвонила Анечка, узнать, какие у Вики планы по поводу папиного дня рождения. Она приедет? Сережин праздник прошел, а у папы юбилей поважнее – пятьдесят пять лет. Они с Дэвидом готовятся. Конечно, таких банкетов, которые Ира устраивает пятилетнему Сереже, они не могут делать, но все равно стараются, чтобы праздник получился. И она может остаться до Рождества, это было бы чудесно. А к Новому году вернется в Москву. Вика молчала, обдумывая. Может, поехать? Но потом вспомнила про тетю Нату. Куда там ехать. Тетя Ната почти не встает. Как можно оставить маму одну со всем этим? И сказала Ане, что вряд ли получится. Она бы очень хотела приехать, но как оставить бабушку одну? Тетя Ната может умереть в любой момент, какие уж тут юбилеи. Слава Богу, что Сережин прошел спокойно.

– Но, мама, так нельзя! – возмущалась Аня. – Ты не была на папином пятидесятилетии, тогда родился Сережа. Сейчас ты не можешь приехать, потому что умирает тетя Ната. Но мы-то еще живы, и ты нужна нам.

– Анечка, родная, что ты говоришь! Я же не из-за собственных прихотей. Я просто не могу уехать, пока это не закончится. Тетя Ната тает на глазах. Как ты можешь!

– Извини, мамуль, мне правда очень жаль, и я переживаю, ты не думай. И бабулю мне жалко, и тебя. Но и папу жаль. Он так одинок и так тебя любит. Всегда, всегда ждет, а ты всегда уезжаешь. Неправильно это, мамуль. Я бы так не смогла с Дэвидом… Ты ведь любишь папу?

– Люблю я и папу, и тебя, и всех вас, но так обстоятельства сложились, Анюта, не сердись на меня. Приеду, как только все закончится. Сразу и приеду.

– А мне кажется, что эти обстоятельства зовут Иркой. Она всю жизнь отрывает тебя от папы. У нее своя семья, симпатичный муж, чудесный малыш, роскошь вокруг, а ей все мало. Ей еще надо, чтобы ты при ней всегда была.

Разговор оставил тяжелый осадок в душе. Может, слетать дней на десять? Вика задумалась. Слетать, конечно, можно, но она ведь к мужу летит, а не к друзьям на юбилей. К мужу, с которым так странно рассталась месяц назад… Не может же она каждую ночь ссылаться на головную боль. Обида это или уязвленное самолюбие, но видеть Стаса, а тем более ложиться с ним в постель, не хотелось. Но Анечке этого не объяснишь… Нет, не поедет! Пусть пройдет время, пока она не готова относиться к Стасу по-прежнему. Тем более что и причина у нее достаточно серьезная. Она не настаивает на их приезде в Москву, понимает, что работа, дела, перелет. Да и неизвестно, когда будут эти похороны… Бедная тетя Ната! Но уж сама-то она точно должна быть здесь и заниматься всеми печальными хлопотами.

За этими мыслями застал ее вернувшийся Игорь. Ирочки дома не было, и он попросил Вику составить ему компанию, очень хочется чаю, устал. Вика предложила ужин, но Игорь отказался, ужинал в городе. Они пили чай и разговаривали о Сереже, как он провел день. Игорь заметил, что Вика рассказывает о своем любимце без обычного оживления, и спросил:

– Вы чем-то расстроены? Вашей тете хуже?

И Вика рассказала ему о разговоре с Анечкой, о ее обиде за отца… А как она может поехать? Тетя Ната с трудом встает, обезболивающее колют. Мама хочет на дачу переехать, пожить там пока… Люба, конечно, член семьи, но мама переживает. И она сама должна ездить к ним хоть два раза в неделю. Как тут уехать?

– Все правильно, Виктория. Конечно, вы должны быть здесь, с Ниной Сергеевной и тетей. Но и Станислава Михайловича поздравить нужно. Я думаю, может, мы с Ирой слетаем на недельку? Сережу можно взять. Замена, конечно, неравноценная, – он улыбнулся. – Но все-таки дочь и внук как-то утешат юбиляра. У меня и подарок уже приготовлен от нас всех.

Вика про себя вздохнула. Фантазия Игоря не шла дальше последней модели часов известной марки. На все торжественные даты он дарил дорогие швейцарские часы.

– Не знаю, Игорь, нужно ли везти Сережу на несколько дней. Но конечно, Станислав Михайлович будет очень рад, если вы приедете.

– Ну, можно без Сережи, пусть дедушка сам приезжает к внуку, – улыбнувшись, сказал он. – Так я буду заказывать билеты и отель.

– Зачем вам отель, Игорь? Дом пустой.

– Нет, Виктория, Ирка любит отели. Да и мне удобнее. Зачем мы будем Станислава Михайловича стеснять? А вы не переживайте. Все ведь понятно, не можете вы сейчас ехать.

Они проговорили до позднего вечера. Сначала о Сереже. Игорь винил себя, что не хватает времени на сына. Он старается все выходные проводить с ним, но это, конечно, мало. Вечера вот никак не получается освобождать. То одно, то другое… А у Иры, к сожалению, нет никакого интереса к сыну. Когда-то надеялся, что, повзрослев, она изменит свое отношение к ребенку, но, увы… Такая способная, да просто талантливая, могла бы свое дело организовать, он бы взял на себя все начальные расходы… Нет, не хочет ничем заниматься, только развлекаться. А компания ее, так… бездельники, золотая молодежь. Он усмехнулся. Но больше всего его беспокоит Сережа. Когда Виктория здесь, то все в порядке. Она занимается с ним, он чувствует ее любовь. Ведь никакие няни и учителя не заменят родного человека.

– Ужасно эгоистично звучит, но не уезжайте от нас, Виктория, – попросил Игорь. – Когда вы здесь, то все сразу становится на свои места. Всем хорошо: и Сереже, и Ире, и мне.

– Не уеду, – пообещала Вика. – Так и буду здесь сидеть, пока меня муж из дома не выгонит. Зачем ему такая жена? Какой от нее толк?

– Да уж, сказал, не подумав. Но тогда хоть приезжайте почаще…

– Приезжайте почаще, живите подольше… – засмеялась Вика. – Вы видите, Игорь, что мне и так здесь как медом намазано, возле Сережи. Кажется, я и девчонок своих так не любила, как его. Или мальчики такие особые существа?

– Да ну, какие там особые! Нет, девчонки лучше. Я бы очень хотел дочку, красивую, как Ирка. Ох, уж я бы ее избаловал! Но дочка – это для нашей Ирочки уже перебор.

– Да уж, сомнительно. Хотя, может, годам к тридцати…

– А может к сорока… – улыбнулся он. – А вы любили своих детей? Вы же молоденькая, как Ирка, были.

– Любила, Игорь. Не особо, что умела, Люба и мама мне во всем помогали. Но я их так любила! Особенно Ирочку. Анечка красотка была и спокойная, ее все обожали, ревновали друг к другу. А Ирочка моя гадким утенком росла, болела все время, я ее с рук не спускала и отойти не могла. Она никого, кроме меня, не признавала. Может быть, это я ее так разбаловала.

– Странно. Вы такая любящая, нежная… Анечка – чудесная, добрая девушка, Нина Сергеевна хоть и строга, но тоже всех вас любит. В кого Ира такая равнодушная?

– А вы любите Ирочку, Игорь? Извините за нескромный вопрос, но может быть, в нем заключен ответ на ваш.

– Даже не знаю, что сказать. Женился по любви, влюблен был страшно, вы же видели… Хотел, чтобы она была счастлива. Но вы правы, я никогда не задумывался, счастлива ли она. Думал, живет, как хочет, все у нее есть, наверно, довольна. Меня больше беспокоило, что она к Сереже равнодушна. А наши с ней отношения… Что вам сказать? Бывают лучше, – он помолчал, потом сказал: – Если вдруг мы расстанемся, обещайте, что не оставите Сережу.

– Что, у вас все так плохо с Ирой? – испугалась Вика.

– Нет, это я так, на всякий случай. Просто буду спокоен, если вы рядом с ними. Обещаете?

– Ну конечно, Игорь. Только не забывайте, что вы Сереже нужны больше, чем я. Знаете, как он выходных ждет? Папа, папа… Так что не пугайте меня.

– Да нет, это так, к слову, не бойтесь.

Игорь с Ирой слетали в Нью-Йорк. Вика поздравила Стаса по телефону. Старалась придать голосу нежности. Странно, но те интонации и слова, которые непроизвольно появлялись, когда она слышала его голос, сейчас подбирались с трудом. Но опыт не подвел, и она сумела сочинить довольно трогательное поздравление. После возвращения Игорь рассказал, что все было красиво, весело, люди собрались приятные и Станислав Михайлович выглядел вполне довольным. Ирочка лишь пожала плечами – так, ничего особенного. Вот если бы папа приехал сюда, она бы устроила настоящий праздник. Обещал прилететь на Новый год, если мама не вернется к этому времени.

– Но ты же не собираешься пока туда, мамуль? Пусть папа сам приедет, нечего тебе мотаться туда-сюда. У меня тоже юбилей намечается, надеюсь, никто не забыл? Хочу что-то грандиозное придумать, чтобы всех вас удивить.

– Удивишь, удивишь, Ириша. Еще четыре месяца впереди, успеешь что-нибудь придумать, ты у нас мастер. Ну, я пошел спать, устал с дороги, а завтра на работу. Спокойной всем ночи.

Он ушел, а Вика спросила:

– А ты не забыла, что юбилей не у тебя одной? Ты с Анечкой говорила на эту тему?

– Да говорила, говорила. Но ты знаешь нашу американку, всегда работа, всегда дела. Вообще-то они, как воспитанные люди, должны теперь приехать к нам. Отдать визит, так сказать.

– Ну, если ты приглашала ее таким ироничным тоном, то ясно, что она сошлется на дела.

– Да нет же, мамуль, я была милой, приветливой и очень всем понравилась, – Ирочка засмеялась. – И Аньку с Дэвидом приглашала, соблюдая все правила этикета, как нас бабуля учила. Аньке не к чему было придраться, я была мисс Дружелюбие. Она обещала, а Дэвид был, по-моему, в полном восторге от этой идеи.

– Эх ты, мисс Дружелюбие! Иди спать, – Вика, улыбаясь, поцеловала дочь.

Тетя Ната умерла в конце ноября. Народу на похоронах было немного, в основном соседи по даче и бывшие коллеги по школе. Но Алик с Томкой приехали. Алик предлагал свою помощь, Вика отказалась. Сейчас всем занимается ритуальная фирма, даже поминками. Покончив с печальными хлопотами, стали думать, что делать с домом. Присматривать за ним в зимнее время некому. Конечно, хорошо бы проводить там два-три месяца летом, как обычно. Но что потом? Нина Сергеевна вздыхала: столько красивых вещей, картин, как все бросить? Залезут, испакостят, ограбят. Ира уговаривала дом продать. Земля в Клязьме дорогая, тридцать соток на полмиллиона потянут… А лето проводить можно за границей, у моря. Игорь каждый сезон снимает дом, а живут только Сережа с Ольгой. Они с Игорем наезжают редко, мама тоже от силы месяц проводит, а бабуля с дедулей так и не выбрались ни разу из-за своей дачи. Продать ее и забыть про все эти хлопоты. Все было разумно, но расставаться с домом жалко. И Вика там выросла, и девочки. Нина Сергеевна грустила, и Вика не знала, как быть. Игорь посоветовал поставить дом на охрану и подумать до лета. Так и сделали.

Причин оставаться в Москве больше не было, но и ехать не хотелось. Сначала Вика решила лететь после дня рождения Алика, уехать до этого – значило обидеть его. Но после дня рождения тянула, не решаясь заказать билет, тем более Стас собирался приехать к Новому году. Его пригласили в Женеву на конференцию, и он надеялся, что Вика после праздников поедет с ним. В общем, планы были расплывчатыми, а Сережа с его радостью и любовью – реальностью. И Вика не поехала. Сказала Анечке, что устала и лететь на две недели только ради совместного Рождества не имеет смысла. Скорее всего, она приедет после их дня рождения, который все решили провести в Москве. Вот вместе и полетят назад. Анечка не стала уговаривать Вику, все звучало убедительно.

На Новый год решили собраться семейно в Шульгино. Игорь с Ирочкой встречали в каком-то пафосном месте, но проводить Старый год Игорь хотел дома с Сережей. Так что это был лучший вариант. И папа, и мама, и Люба – давно Вика не отмечала с ними Новый год. Тем более Стас… Идти с ним к Никите, где собиралась ее компания, не хотелось. Алик будет чувствовать себя неловко. Прийти с дамой туда, где Вика, – неудобно, а приходить одному, когда она при муже, тоже глупо. Томка звала в модный ресторан, где собиралась телевизионная тусовка, тогда они с Володей не поедут в Жаворонки. Пусть Вика решает быстрей. Но Вика отказалась. Нет, лучше с Сережей, семейно. Она приедет в Жаворонки на следующий день, без Стаса. Может, с Сережей, он там с Китом поиграет. Четырнадцатилетний Кит всегда охотно развлекал малыша и для Сережи был кумиром.

Стас прилетел накануне, и Вика повезла его домой, в Брюсов. Пусть отоспится, а в Шульгино уже завтра с утра. Она волновалась, так и не решив, как вести себя с мужем. Обычной радости при виде улыбающегося Стаса у нее не возникло. Радость пришлось изобразить, причем довольно сдержанную. Но он этого не заметил, его радость была точно искренней. Дома она старалась отвлечь его внимание от себя новостями, разговорами, даже и не очень веселыми. О тете Нате, о доме, о том, что скоро сорок дней. У Стаса лицо становилось печальным, и он кивал, да, да, грустно все это. Жаль, что он не смог приехать на похороны, но вот на сорок дней съездят на кладбище, помянут… Накормив его, Вика собралась пройтись по магазинам, докупить кое-что из подарков, а ему посоветовала не дожидаться ее, а лечь пораньше, чтобы завтра быть в форме. Стас пытался сказать, что не устал, поспал в самолете и может прогуляться с ней, она ведь пешком? Но Вика замахала рукой, какое гулять! В магазинах столпотворение, пусть лучше дома отдыхает. И ушла. Позвонила Томке, договорились встретиться через час в кафе на Тверской и пробежаться по магазинам. Подруга ехидно поинтересовалась, почему Вика болтается по городу, вместо того чтобы нежиться в объятиях горячо любимого мужа. На что Вика ответила, что та не подруга, а вражина натуральная, и Томка, засмеявшись, обещала не опаздывать. Жила она рядом, на Маяковке, но собиралась всегда часами.

Домой, нагруженная пакетами, Вика вернулась поздно, Стас уже спал. Облегченно вздохнула и тихонько легла, отодвинувшись как можно дальше. Утром встала раньше, разница во времени сказывалась, и Стас крепко спал. Вика разбудила его, когда пора уже было ехать в Шульгино. По дороге заехали на Спиридоновку, долго укладывали пакеты с подарками и торт. Вика упрекнула – зачем возиться, когда там полно всего наготовили? Люба уже не девушка, можно и поберечь себя. Люба отмахивалась, а Лев Иванович посмеивался, правильно, так ее, до ночи с этим тортом мыкалась.

В Шульгино приехали, когда уже стемнело. Дом был иллюминирован, весь сиял и переливался разноцветными огнями. Громадная елка стояла перед входом на расчищенной до плитки площадке. Вокруг расположились ледяные скульптуры – лебедь, медведь, заяц и рыба. От вспыхивающих елочных огней прозрачные фигуры наполнялись разными цветами, и это было очень красиво. Родители восторгались, а Люба никак не могла насмотреться на скульптуры. Вика обо всех этих затеях знала, елку и фигуры зверей видела, но рада была, что Ирочкины хлопоты и выдумка так радуют даже взрослых. Внутри дом тоже был иллюминирован и украшен цветочными композициями, яркими и изысканными. В холле, в гостиной и столовой стояли роскошные елки, украшенные в разной цветовой гамме. Лишь у Сережи в детской елка была привычно-яркая, с разноцветными игрушками и шарами, потому что наряжали ее не дизайнеры, а сам Сережа с Викой и Ольгой.

Приезд Стаса оживил их застолье, его поздравляли с прошедшим юбилеем, расспрашивали о работе, об Анечке и Дэвиде, о планах… Игорь с Ирой уехали после десяти, а Сережу увели спать в час ночи. Он был весел, возбужден и никак не хотел уходить, пока охранник Леша не запустил все петарды. Вика всегда боялась этого опасного развлечения и крепко держала Сережу за руку у самого входа в дом. Но даже когда он улегся и Вика стала читать, он все время вскакивал и подбегал к окну. Гремело, переливалось и вспыхивало все Шульгино. Соседи никак не хотели успокоиться. Наконец Сережа заснул.

На следующий день Стас взял Викину машину и уехал в Зеленоград, поздравить Анну Степановну. А Вика с Сережей на Ирочкином «мерседесе» съездили в Жаворонки и очень весело провели день. Алик был один, и это ее обрадовало. Впрочем, Вероничка потом шепнула, что вчера присутствовала некая новая красотка, но под утро Алик заказал ей такси, и она уехала. Ну и ладно, хорошо, что отправил, знал, что Вика с Сережей приедут. Что-что, а чувство такта было ему присуще всегда. К вечеру вернулись в Шульгино. Она уложила Сережу, и стали собираться домой. Родителей и Любу водитель отвез после обеда. Ирочка уговаривала остаться, завтра приедут гости, будет весело, но Стас сказал, что очень устал, не спали до утра. Завтра, может, и приедут, посмотрят.

Он был задумчив, вел машину молча. Вика спросила про Анну Степановну, видел ли кого-то из знакомых? Стас ответил и опять замолчал. Она тоже молчала, может, правда устал, а может, обиделся, что не поехала с ним в Зеленоград. Дома предложила ему поужинать, он отказался – наелся, Анна Степановна напекла и наготовила и с собой наложила пирожков, а чай бы выпил с удовольствием. Пили чай, вяло разговаривали о семейных делах, о Сереже, о подарках, о всяких пустяках…

– Ну ладно, милый, ты устал, ложись. А я уберу тут, почитаю или телевизор посмотрю немного и тоже пойду спать.

– Вика! – голос у него был напряженный. – Что случилось? Что-то произошло, о чем я не знаю? Тогда объясни.

– Ничего не случилось, – она пожала плечами. – С чего ты решил?

– Да я же не слепой, вижу. Ты очень изменилась. Еще с осени. Сначала думал, что ты обиделась и уехала, потому что мы с Анечкой мало уделяли тебе внимания, так неудачно сложилась… Все время винил себя за это! Но я знаю, что ты совсем не злопамятна, тут что-то другое. Это не обида. Столько времени прошло, а ты, как чужая. Разлюбила, Викусь?

– Ну что ты придумываешь! Какая чужая? Я все та же… Да, бывает, что настроение невеселое, грустно, вся эта осень не очень радостная была, сам знаешь… Просто так вышло, одно к одному…

– Нет, Викусь. Ты стала другой. То, как ты со мной разговаривала по телефону все эти месяцы, не приехала на день рождения… Ну, это ладно, причина была, хотя, если бы ты хотела, вполне могла прилететь на неделю с Ирочкой. А сейчас? Говоришь, что ничего не изменилось, но к тебе и подойти не могу. Хочу тебя обнять, ты выскальзываешь, исчезаешь. Хочу сказать, как я люблю тебя – ты сразу переводишь разговор, вспоминаешь о каких-то делах, убегаешь… Не жена, а мираж какой-то, – грустно улыбнулся Стас.

Вике стало жаль его, ну правда, что она мучает человека?

– Не знаю, почему так происходит, – мягко сказала она. – Я ничего не делаю специально…

– Это я знаю, Викусь, все-таки двадцать пять лет вместе живем. Специально не делаешь, но и нет тебя со мной, даже когда ты рядом. Вот сидишь напротив, кажется, только руку протяни… – Стас встал, подошел к ней, наклонился и стал целовать ее шею сзади. Вика была так напряжена, что непроизвольно дернулась в сторону. – Вот видишь, а ты говоришь, что ничего не случилось. Я спросил, разлюбила? Ты ничего не ответила, как будто не слышала. Так что, Викусь, разлюбила?

– Нет. Просто чувства меняются. Градус понижается, все становится как-то спокойнее…

– Градус понижается, и нежность исчезает, – горько усмехнулся Стас. – Я ведь о страсти не говорю, а именно о твоей нежности… Голос, слова, улыбка, взгляд – все исчезло. А я должен делать вид, что это нормально? Ну, если ты так хочешь…

– Странно, что ты вообще заметил эти перемены. Мне казалось, ты полностью погрузился в какую-то свою жизнь, где мне нет места.

– Вот оно что. Значит, все-таки обиделась… Я всегда говорил, что не заслуживаю тебя, слишком мало даю в ответ на твою щедрость. А ты уверяла, что счастлива. Оказывается, нет. Конечно, я сам во всем виноват, а пытаюсь тебе предъявлять какие-то претензии. Прости меня, Викуся. Как ты, наверно, устала от меня, моей бесконечной работы, от своего одиночества. Но, может быть, я попытаюсь это как-то исправить?

– А как? Бросишь науку? Мне просто кажется, что я не нужна тебе, Стас. Что ты прекрасно обходишься без меня. Твоя жизнь заполнена работой, друзьями или коллегами, общение с которыми тебе интересно и понятно. Зачем тебе я? Ты привык думать, что любишь меня, я тебе близка, привычна, но так ли уж необходима? Как-то ведь ты живешь без меня? С хозяйством справляется пани Новак, да и потребности твои довольно скромны. Ты не обращаешь особого внимания на такие мелочи.

– Зачем ты это говоришь, Вика? – перебил ее Стас. – Хочешь причинить мне боль? Как это не похоже на тебя, ты никогда такой не была. Зачем? Как я живу без тебя? Я живу без тебя очень плохо, Вика. – Это непривычное Вика, повторенное дважды, резануло слух, и она пожалела, что пустилась в объяснения. – Да, я увлечен своей работой, тут ты права. Когда-то сама поощряла меня в этом, и я хотел добиться больших результатов, чтобы ты гордилась мною. Но это не главное для меня, напрасно ты так решила. Помнишь, когда мы переехали в Нью-Йорк, я забросил науку и проводил много времени с вами. Это были самые счастливые годы моей жизни. Все меня упрекали, я имею в виду коллег, но я был так счастлив! Потом девочки выросли, появился Сережа, ты стала много времени проводить с ним, в Москве. Я все понимаю и совершенно не упрекаю тебя, это естественно… Ты такая любящая, нежная, а Ира – не лучшая мать. Конечно, тебе хотелось быть с малышом. И я опять занялся своей наукой. Что же мне оставалось делать? Но так ждал тебя, так любил… И когда мы встречались, мне казалось, что у нас все хорошо. Что тебе тоже хорошо со мной. А ты спрашиваешь, нужна ли мне. Да ты все для меня, Викуся! Я и жизни без тебя не представляю. Что, запереться в лаборатории и не выходить оттуда? Вот что за жизнь без тебя! Когда-то в молодости я мечтал именно об этом, отгородиться от всего, спрятаться в науку… Но это было до встречи с тобой. А ты появилась, и я понял, как прекрасна может быть жизнь, как красива… Стыдно сказать, но я даже девочек наших и Сережу не люблю так сильно, как тебя. Сначала ты, потом они. Это ужасно, но что я могу поделать.

Он опустился перед ней на колени и уткнулся лицом в юбку. Вика гладила его волосы, на глазах у нее были слезы. Она уже сомневалась, что видела Стаса в ресторане с женщиной и что все это было так явно и откровенно любовное, а не деловое. А вдруг она ошиблась? Вдруг он, бедный, и не виноват ни в чем? Рассудком понимала, что было и что виноват, но думать об этом сейчас не хотелось, и мысль эта, мелькнув, исчезла. Стас поднял голову и посмотрел на нее с такой любовью и грустью, что Вике захотелось разреветься и выплакать у него на плече все свои горести, сомнения и ошибки. Как она могла думать о нем, как о чужом? Да это самый родной и близкий человек. Конечно, она его любит, кого же ей еще любить? Стас обнимал ее и шептал на ухо те самые, нежные слова, которые она так хотела услышать. Их говорил Алик, их шептал недавно Саша, Вика даже вздрогнула, вспомнив об этом, но у Стаса они звучали по-другому. Они наполняли тело такой легкостью, таким блаженным теплом и покоем, что хотелось замереть и не шевелиться, чтобы не исчезло это ощущение полного счастья.

Утром долго не могли встать, не хотелось разнимать объятий. Звонила Ира, спрашивала, когда они приедут. Приедут, приедут, попозже, ближе к вечеру… И опять обнимались, шептали друг другу всякую ерунду и сами смеялись над собой. И когда уже Стас встал, собираясь пойти в душ, она, глядя на него, не выдержала и спросила:

– Скажи, родной, вот ты так подолгу живешь без меня, ведь это, наверно, тяжело для мужчины, вы же устроены по-другому? Неужели ты мне никогда не изменял? Ну не по-серьезному, а просто… ну ты понимаешь, о чем я…

Стас удивленно, даже изумленно посмотрел на нее, потом усмехнулся и присел на кровать.

– Ну и вопросы ты задаешь, Викусь! Даже растерялся от неожиданности…

– Почему от неожиданности? По-моему, тебе должно быть странно, что я никогда не задавала такого вопроса.

– Может быть. – Стас задумался, потом сказал: – Я считаю, что не изменял…

– Это твое субъективное мнение, – улыбнулась она. – А объективно?

– Понимаешь, Викусь, измена – это все-таки какое-то предательство, боль, которую ты причиняешь другому человеку. Тому, кто любит, верит тебе… А те эпизоды, что случаются иногда в жизни почти каждого мужчины, нельзя считать изменой. Это не имеет отношения к любви, это, как ты правильно заметила, случается потому, что мы по-другому устроены, вот и все.

– Довольно расплывчато, но будем считать это объективным, – рассмеялась Вика и взъерошила ему волосы.

– Если тебя что-то задело в моих словах, то я тысячу, нет, миллион раз прошу у тебя прощения.

– Все хорошо! Иди в душ, а то так и не попадем сегодня к Ирке.

Он пошел, но от двери обернулся и спросил:

– Викусь, а если я задам тебе тот же вопрос? Ты тоже подолгу оставалась одна. Ты мне изменяла?

– Никогда, – четко произнесла Вика и повторила: – Я тебе – никогда!

Стас вернулся, бросился на кровать и стал покрывать поцелуями ее руки, шепча:

– Господи, Викуся, ну за что мне это? Ты – какое-то совершенство, а я обыкновенный дурак. За что мне это счастье? Я всегда понимал, что недостоин тебя, – Вика засмеялась. – Что ты смеешься? Я совершенно серьезно. Молиться не умею, а то бы молился на тебя.

– Иди, иди, – ласково оттолкнула его Вика. – Я же говорю, что не попадем сегодня в гости, а Сережа ждет.

Когда он ушел, подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Лицо было безмятежно-счастливым. Вспомнила подругу, Томка говорила: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не признаваться – вот кредо настоящей женщины. Даже если муж застал тебя в постели со своим лучшим другом – отрицай. Гони любую пургу. Мол, я не я и он не он. Готовили тебе сюрприз, знали, что сейчас придешь, и хотели разыграть. А ты поверил? Ха-ха-ха. Ловко мы тебя? Поверил, поверил, дурачок! И они верят. Когда любят, конечно. Щади своего мужика. Говори, что он и только он. Один-единственный. И он поверит! И будет тебе благодарен за такую любовь».

Да уж, житейской мудрости у Томки на все случаи жизни. А мужчин и правда надо щадить, зачем им знать все тайны любимой? Меньше знаешь – крепче спишь, тоже Томкина присказка. Надо все забыть. И просто жить. Любить Стаса, ей с ним так хорошо, спокойно, надежно… А то она болтается, как осенний лист на ветру. Хватит делать глупости, не девочка уже.

И все следующие недели, которые они провели вместе, Вику не покидало ощущение счастливого спокойствия. Даже печальные сороковины не омрачили ее настроения. Потом улетели в Женеву, и там продолжалось то же самое. Стас старался не задерживаться, иногда даже сбегал пораньше, и они гуляли по спокойному, чистенькому городу, сидели в парке и в кафе, ужинали в уютных, тихих ресторанчиках. После Москвы казалось, что они в чудесной, кукольной провинции, где все дышит покоем и уютом. После окончания конференции взяли напрокат маленький японский внедорожник и поехали в горы, покататься на лыжах. Все лыжные вещи остались в Нью-Йорке, пришлось купить комбинезоны и куртки в маленьком магазинчике спортивных принадлежностей, рядом с отелем. Вика давно не была на лыжных курортах, поэтому каталась на самом пологом спуске. Стас, спустившись пару раз со сложных трасс, опять подъезжал к ней и, смеясь, спускался рядом. Вика гнала его от себя, знала, что он любит крутые спуски, но он протестовал и говорил, что ему безразлично все, кроме нее. Обхватывал сзади руками и, плотно приставив к ее лыжам свои, начинал спуск. У Вики замирало сердце, она ахала, но Стас крепче прижимал ее к себе и кричал ей в ухо:

– Ну что ты боишься, дурочка? Неужели думаешь, я тебя уроню? Не бойся! И не кричи, стыдно! Дети кругом катаются.

Вика понимала, что его сильные руки надежно держат ее, но все равно было страшно.

Из Женевы Стас полетел в Нью-Йорк, а она вернулась в Москву. Договорились, что после дня рождения девочек они уедут вместе к себе домой.

В Шульгино ее встретил радостный Сережа. Почему Вика так долго? Когда узнал, что она каталась со Стасом на лыжах, расстроился до слез. Это нечестно, он тоже хочет на лыжах! И Вика подумала, что можно взять его на будущий год с собой. Они со Стасом решили обязательно, хоть раз в год, но выбираться в горы. Игорь идею одобрил, он давно об этом думает, даже договаривались с Сашей взять пацанов и поехать вместе, но все как-то не получается. Ира ездит в горы со своей компанией, и ей там не до Сережи. Он не знал, что Виктория катается. Да какое там катается! Только на простейших трассах. Вот Стас и девочки – те катаются! А она так… Вот и хорошо, что не экстремал, будет вместе с Сережей. А почему откладывать до будущего года? Сезон в разгаре. Может, заказать им поездку, например, в Австрию? Ольгу с собой взять, чтобы легче было? Как она на это смотрит? Ну что ж, можно. Сережу в детскую группу отдать на неделю, а потом с маленьких горок потихоньку, вместе… А может, ему отдельного инструктора взять? Нет, в группе легче и интересней для детей. Ну, как Виктория считает, так пусть и делает. Он тогда заказывает? Все равно в доме черт-те что твориться с этой подготовкой ко дню рождения.

В доме, действительно, за две недели произошли изменения. Ира решила устроить прием в Шульгино, поэтому весь первый этаж освобождали. Стены закрывали легкими щитами с видами Венеции, большая гостиная изображала площадь Сан-Марко, с галереями вдоль стен и расставленными там столиками. В зимнем саду появился ручей и романтический мостик. Темой вечеринки был венецианский карнавал. Ирочка жаловалась, что не успевает с костюмами, что она должна обо всех думать. Хорошо, что у них троих одинаковые фигуры и можно примерить на себя. А Вика с Анькой даже не интересуются, какие костюмы она им придумала. Приглашения запороли в типографии, пришлось все переделывать, а нужно уже рассылать, люди же должны костюмы приготовить. Хорошо, что она нашла потрясающего художника. Парень – гений, ловит на лету, вот с ним точно повезло. Но Анька до сих пор не прислала мерки Дэвида, а у него такой сложный костюм, могут не успеть. В общем, проблем куча, а Вика опять уезжает, вместо того чтобы помочь. А впрочем, пусть едет, чтобы Сережа не крутился здесь, у всех под ногами. Сто раз просила Ольгу не пускать его сюда, а все без толку… Как будто нарочно делает! Вика вздохнула, ну что же Ольга может сделать, на веревке водить Сережу? Конечно, ребенку интересно все, что происходит на первом этаже. Нет, хорошо, что уезжают, пусть Ира воюет со своими помощниками, а их оставит в покое.

Перед отъездом Игорь дал Вике кредитную карточку. Все было оплачено, включая подъемник, обучение и прокат лыж. Вика пыталась отказаться, Игорь думает, что ей не на что мороженое или какао внуку купить? Нет, нет – никаких возражений, мало ли что? Просьба платить везде карточкой и снимать в банкомате для всяких мелких покупок. И они уехали в Сан-Антон. Через неделю Сережа уже довольно уверенно спускался с пологих склонов и смеялся, если Вика падала. А еще через неделю стал ныть, чтобы она разрешила ему подняться на более сложную трассу, но Вика отказалась. Вот на будущий год, со Стасом, пожалуйста. Через три недели они вернулись с загоревшим, довольным и окрепшим Сережей. Игорь, слушая его восторженные рассказы, благодарно улыбался Вике.

А вскоре приехали Стас и Анечка с мужем. Началась примерка костюмов, и восторги вознаградили Ирочку за все ее хлопоты. Костюмы были роскошными. Как будто все они оказались в Венеции семнадцатого века. Ирочка была в прекрасном настроении, она любила, когда ее хвалили. Прием планировался не таким многолюдным, как обычно. Только избранные, как выразилась Ира, никаких чужих. Но всех друзей Вики пригласила.

Праздник и правда превзошел все ожидания. Было так красиво, что это напоминало театрализованное представление. Необычных костюмов оказалось много, но лучшими были признаны у двух виновниц торжества и Вики. Стас великолепно смотрелся в костюме венецианского дожа. Вместе с Викой они составили красивую пару. Их много фотографировали, и Стас смущенно смеялся, отворачиваясь от фотографа.

– Тебе же не привыкать к вспышкам. Сколько фотографируешься на всяких симпозиумах и конгрессах, – укорила его Вика.

– Да, но в стандартном смокинге или костюме. Представляю, как экзотично буду выглядеть в этом великолепии. Хорошо, что в наших университетских кругах не читают московских глянцевых журналов. Это было бы комично.

Томка взяла в костюмерной костюм цыганки, и он ей необыкновенно шел. Вика и представить ее раньше не смогла бы в этой роли, но подруга была так хороша, как будто родилась в таборе. Вот что значит талант. Томка гадала богатым и известным, и они, смеясь, совали ей крупные купюры, которые она бросала в большой прозрачный ящик. Вечер был задуман как благотворительный, в помощь детям с онкологией. Ирочка всегда знала, как привлечь к себе внимание. О предстоящем празднике много говорили и писали, пришлось усилить охрану в Шульгино и перекрыть улицу, чтобы не просочились неприглашенные журналисты. Игоря поздравляли – повезло ему с женой, из всего сделает рекламу банку. «Не по зову сердца, – язвила Анечка. – А как дань моде. Благотворительность и милосердие сейчас модно». Но Вике понравилась задумка дочери, ящик быстро наполнялся купюрами и чеками. Какая разница, о чем думала Ирочка, если это поможет больным детям.

Алик был в черном фраке, цилиндре, с белым шелковым шарфом на шее и в черной полумаске. В руках у него была скрипка.

– Ты кто, мистер Икс? – спросила Вика, целуя его.

– А что, похож?

– На скрипке-то умеешь играть?

– Увидишь, – загадочно улыбнулся он.

Никита нарядился пиратом, и его хрипловатый голос хорошо сочетался с образом. Вероника была в белой тунике с прозрачными крылышками за спиной. Ангел или фея, но это было попадание в десятку. Такое ангельское выражение лица нельзя сыграть, с этим надо родиться. И рядом с пиратом она выглядела особенно трогательно-беззащитной. Впрочем, пиратов было несколько. Наверно, мужчинам хотелось поиграть в эти игры. К Вике подошел еще один и зловещим голосом произнес:

– Красотка, а не пропустить ли нам по стаканчику рома? У меня полный карман пиастров. Славное выдалось дельце!

Вика засмеялась.

– Саша, как вам идет! Вот вы – настоящий пират.

– А что, мы разве опять на «вы»? Хотя, конечно, что может быть общего у благородной дамы с морским разбойником? Тем более у нее сегодня такой шикарный кавалер, – он кивнул на стоящего неподалеку Стаса.

– Ну что ты! Я просто забыла, что мы на «ты». Давно тебя не видно. Как дела?

– Дела идут, Викуся, что с ними сделается. А не видно – это тебя. Ты все ездишь где-то. Я приезжал к вам, но тебя не было. С мужем укатила.

– Да, правда, уезжала. И с Сережей ездила в горы. Я рада тебя видеть, пират. Пообщаемся потом, ладно? Пропустим по стаканчику?

– Я всегда готов, ты знаешь. Тем более с такой красоткой!

Вика засмеялась и пошла к Стасу. Строгого застолья не было. В большой столовой вдоль стен стояли столы, ломившиеся от закусок, официанты разносили подносы с шампанским и маленькими тарталетками, наполненными различными деликатесами. В галереях большой гостиной, изображающей площадь Сан-Марко, были бары. Гости с тарелками и бокалами свободно рассаживались кто где хотел. В холле стояли прилавки с горячими блюдами, которые накладывали два повара в белых колпаках. Там же стояли круглые столики, где обосновались любители серьезной еды. Но в основном народ толпился на Сан-Марко, где была музыка и танцы. Вике было неудобно танцевать в красивом, но сложном платье. Танцы в семнадцатом веке явно отличались от темпа двадцать первого. Поэтому она танцевала только под медленную, спокойную музыку. После очередного танца присела за столик к Веронике с Никитой. Только хотела спросить про Алика, как оркестр заиграл зажигательную цыганочку, и в круг выскочила Томка. Она плясала, трясла плечами, выгибалась со змеиной грацией, юбки летали и развевались вокруг нее, распущенные волосы были завиты в кудри и красиво падали на плечи и спину. Вика только диву давалась, никогда не замечала за подругой этой тяги к цыганщине. Но это было так красиво и профессионально… Неужели специально отрепетировала под костюм? Музыка смолкла, раздался шквал аплодисментов, свист и крики «Браво, браво!» К Томке подошел Алик, протянул большой поднос и взмахнул смычком. Зазвучали вариации из «Венгерской рапсодии». А Томка, приплясывая, пошла по кругу к столикам, и на поднос посыпались деньги. Алик шел за ней. Играл хорошо, Вика удивлялась, никогда он не говорил, что умеет играть на скрипке. Хотя чему удивляться, хороший музыкант, наверно, может на разных инструментах сыграть что-нибудь не особенно сложное. Денег набралось с горкой. К Томке подбежала Ирочка и расцеловала ее, потом Алика. Замелькали вспышки фотографов. Вика усмехнулась, представив, какие подписи будут под этими фотографиями! Но Томка с Аликом молодцы, раскрутили публику на благое дело. В общем, двадцатипятилетие сестер, кроме развлечения гостей, принесло еще и ощутимую пользу. Представители фонда благодарили Ирочку, Игоря и всех присутствующих, опечатали прозрачный ящик и уехали. А веселье продолжалось.

Через несколько дней Вика вместе со Стасом улетела в Нью-Йорк. Жили тихо и много времени проводили вместе. Стас старался приходить пораньше, вечерами они гуляли в парке или сидели в своем маленьком садике. Погода стояла теплая, по-настоящему весенняя, и в дом идти не хотелось. Раз в неделю к ним приходили Анечка с Дэвидом или они вместе выходили поужинать. Иногда принимали гостей, в основном университетских. Со своими приятелями Вика встречалась в городе, когда Стас был занят работой. Ее день рождения справили вчетвером, по-семейному, и Анечка очень радовалась этому. А для своих подружек Вика устроила на следующий день девичник. Когда сидела с ними в ресторане, позвонил Алик. Спросил, помнит ли она, какой сегодня день? Вика удивилась, он звонил ей вчера и поздравлял, неужели хочет напомнить об их дате? Да, она помнит шестнадцатое апреля.

– Двадцать лет, Викусь. Целая жизнь. Жаль, что ты так далеко. Я надеялся отметить этот день с тобой, а ты улетела. Хотел устроить праздник для своей Музы.

– Ну, ничего, отметим позже, когда я приеду. А то что-то много праздников подряд. Еще от Иркиного карнавала не отойду никак.

– Ты была такая красивая в этом костюме! Помнишь, ровно двадцать лет назад сумасшедшая луна на бульваре: «В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом…»?

– Помню. Наша первая прогулка под луной и целая эпоха стихов… А почему ты так грустно об этом? Это же прекрасно, Алик, что прошло двадцать лет, а мы все помним. Так что для грусти нет повода.

– Может быть. Но вот мы с Кузей сидим на террасе и грустим.

– Ну и напрасно. А я приеду и вас развеселю.

– Когда это еще будет! Ты вообще-то когда планируешь возвращаться?

– Да не успеешь оглянуться… К середине июня уже буду в Москве.

Но в Москву пришлось вернуться раньше. В конце мая погиб Игорь. Разбился вертолет где-то под Смоленском, куда он полетел по делам. Ирочка позвонила посреди ночи, и Вика не могла понять и поверить.

– Убили его, понимаешь, убили! – кричала Ира.

А Вика растерянно молчала, не понимая, кто убил, если все погибли? Ира рыдала, разобрать, что она говорит, было невозможно.

– А Сережа? Сережа как? – вырвалось у Вики.

– При чем здесь Сережа, мама! Ты меня пожалей, я тут с ума схожу, а ты про Сережу! Я одна, одна, понимаешь! Тебя никогда нет, когда ты нужна. Ну, мама, приезжай скорей, я не знаю, что делать! Я не могу больше, мама!

– Перестань! Я сейчас в аэропорт… Потерпи, Ирочка, родная… Я приеду ближайшим рейсом, успокойся, деточка моя, я скоро.

Вика вскочила с кровати, в голове вдруг прояснилось, созрел четкий план действий. Стас тревожно смотрел на нее.

– Игорь погиб, разбился, – и, не давая ему сказать что-нибудь, распорядилась: – Давай за компьютер, ищи мне ближайший рейс на Москву. Посмотри, как быстрее. Может, с пересадкой получится хоть на пару часов быстрее. Просчитай, как лучше, а я буду собираться.

– Господи, Викусь, как же это? – растерянно начал Стас, но Вика оборвала его.

– Не сейчас, ладно? Ирка там одна, Сережа… Давай, Стас, давай…

Она быстро оделась, пошвыряла в маленький чемоданчик какие-то вещи, плохо соображая, что у нее есть в Москве и что нужно взять. Старалась не думать об Игоре, на глаза сразу наворачивались слезы. Бедный! А Сережа? Господи, бедный ребенок! Ирка одна… Стоп! Нельзя, чтобы она была сейчас одна. Вика схватила телефон. Маму? Нет, пока не надо… И вдруг мелькнуло – Алик. Путаясь в цифрах, она набрала номер, и Алик ответил сразу же, как будто ждал. Сбиваясь на слезы, рассказала ему и попросила поехать в Шульгино.

– Успокойся, Викусь, я понял. Через полчаса буду там. Возьми себя в руки, малыш, на Ирку сейчас надежды нет.

– Алик, пожалуйста, побудь с ней до меня, она в истерике, а там Сережа. Не оставляй ее!

– Викусь, не волнуйся, я уже еду. Томке сейчас позвоню, чтобы приехала, ей легче с Иркой, она умеет…

– Да, да, спасибо. Конечно, Томку, как я забыла? Позвоню, когда рейс узнаю.

Ее окликнул Стас.

– Викусь, быстрее всего через Париж, там состыковка удачная, час всего. Места есть. Заказывать? Вылет в шесть утра, успеем?

– Конечно, я готова уже. Кофе попьем и поедем. Заказывай.

В машине Стас спросил, когда похороны и как ему быть. Он, наверно, должен приехать? Можно попробовать поменять расписание лекций…

– Не знаю, Стас, ничего не знаю. Даже представления не имею, что будет и когда. Да это и неважно. Игорю теперь все равно. На сорок дней ты так и так попадешь. Сегодня двадцатое? Значит, где-то в конце июня… И Аня приедет. А про похороны ничего не знаю, позвоню.

Вика боялась, что в самолете расслабится и заплачет, но всю дорогу до Парижа просидела с закрытыми глазами, временами впадая в тупую дремоту. Ожидая посадки на московский рейс, позвонила Алику, сказать, чтобы ее встретил водитель. Спросила, что в Шульгино. Алик успокоил – наверху с Ирочкой Томка и Нина Сергеевна. Нет, Нина Сергеевна держится, как обычно, отдает распоряжения по хозяйству и вообще молодец. Ее вызвала Ира. А он с Сережей в детской, читают перед сном. Дать ей Сережу? Вика отказалась – нет, потом. Что-то прояснилось? Что вообще происходит?

– Подожди минуточку. Я из комнаты вышел, чтобы ребенок не слышал. Он и так напуган всеми этими криками. Пока ничего неизвестно, Викусь. На место аварии сразу вылетел помощник Игоря и кемеровский этот… Саша. В вертолете было четыре человека – все погибли. Завтра приедут родители Игоря. Рейс записали, водитель встретит. Что еще? Ну, Игоря тоже, наверно, завтра привезут, там следствие идет, устанавливают причину.

– Ира говорит, что его убили?

– Никто пока ничего не знает, Викусь. Там группа работает, разберутся, наверно. Про похороны мы тоже ничего не знаем, всем занимается этот Вадим. Хочешь я тебя встречу?

– Нет, не надо. Что тебе среди ночи мотаться. Ты оставайся, а то там одни женщины. Папа не приехал?

– Нина Сергеевна не хочет пока. Говорит, что лучше пусть завтра, когда здесь все немного уляжется.

– Что Сереже сказали?

– Ничего определенного. Он пока не понял, что происходит.

– Ну ладно, пошла на посадку, пока.

– Давай, Викусь, с Богом.

Вика приехала в Шульгино глубокой ночью. Сережа спал, Ире дали снотворного, и она тоже спала. Томка уехала поздно вечером, когда Ира заснула. Нина Сергеевна ушла к себе совсем недавно… все это сообщил ей Алик.

– Тебе тоже надо отдохнуть, Викусь, ты сегодня всю ночь на ногах.

– Нет, подожди. Посидим немного. Я в самолете подремала, все равно не засну. Давай чаю попьем?

– Давай. Я бы тебе сделал, но не знаю, где здесь что, а все спят давно.

– Не надо, я сама. Пошли на кухню.

Они пили чай, и Вика тихонько плакала. Что теперь будет с Сережей? Алик утешал – Игоря очень жаль, очень. Хороший парень был. Но у Сережи есть Вика. Может, Иришка теперь поймет, что должна любить ребенка за двоих? Если Вика хочет, он может заниматься с Сережей музыкой. Хороший мальчишка, умный и с характером. Понять пока не может, что случилось, но чувствует, что плохое, а держится хорошо, не куксится – молодец!

Потом Вика устроила Алика в одной из свободных гостевых комнат и тоже пошла спать. Долго не могла уснуть, плакала, ворочалась и только к утру забылась тревожным и беспокойным сном. Ей снилось, что она с Сережей, куда-то бежит и ей очень страшно. Она тащит его за руку, а он уже не может бежать. Вика хватает его на руки, ей тяжело, а за спиной какие-то тени, крики… Сережа крепко обнимает ее за шею, Вика тяжело дышит и понимает, что они не смогут убежать. А Сережа прижимается к ней и шепчет: «Вика, Вика, пожалуйста…»

– Вика, Вика, просыпайся, уже утро. Ты приехала, да? А я знал, что ты сегодня приедешь, мне Алик сказал. Ну, просыпайся, Вика!

Она открыла глаза, плохо еще соображая, что с ней. Сережа лежал поверх одеяла и обнимал ее за шею. Вика улыбнулась.

– Привет. Лезь под одеяло, ты почему раздетый? Где Ольга?

Сережа нырнул под одеяло, и она прижала его к себе. Он помолчал немного, а потом сказал:

– Знаешь, Вика, а моего папу убили. Ты думаешь, это злые монстры его убили?

– Что за глупости, солнышко? Кто тебе это сказал?

– Мама вчера кричала, а я слышал…

– Ну, вот и не понял ничего. Все перепутал. Мало ли что мама кричала, это она совсем про другое… Папа попал в аварию, он сейчас в больнице, и доктора будут его лечить.

– И он приедет домой?

– Ну не так скоро. Он должен выздороветь, а мы будем ждать и надеяться, что доктор его вылечит.

– А ты не уедешь от меня, пока папа в больнице?

– Ну конечно, нет. Куда же я уеду, что ты, родной! Давай пойдем одеваться. Сегодня бабушка Вера с дедом Васей приедут, и ты будь с ними поласковей. Они очень расстроены, что папа так сильно заболел, ты их жалей, ладно?

– А мне тоже жалко, – глаза Сережи наполнились слезами.

– Конечно, солнышко мое. Папу очень жалко. Но плакать мы с тобой не будем. Ты же мужчина, а мы с мамой – девочки. Ты должен нас защищать, пока папы нет. Будешь защищать?

– Буду, – всхлипнул Сережа. – а деда Вася и Лева – они ведь тоже мужчины? Пусть и они защищают.

– Ну, они же старенькие, у них нет столько сил, сколько у тебя. Ты ведь сильный, Сережик?

– Не знаю. А ты как думаешь, Вика?

– Я думаю, да. А вырастешь и будешь еще сильнее. Начнешь заниматься спортом и станешь очень сильным. Пойдем одеваться, малыш.

Организацией похорон занимался Вадим. Хоронили Игоря в закрытом гробу, и Вике не верилось в реальность происходящего. Ирочка успокоилась и держалась хорошо, а Вера Ивановна тихо и горько плакала. Около нее стояли врач и Саша. Когда она начинала всхлипывать, он обнимал ее и повторял одно и то же:

– Ну, теть Вер, ну что же делать. Ну, теть Вер, ну не надо, что уж тут поделаешь.

Отец Игоря стоял молча, безучастно, не обращая внимания на плачущую жену. Вике показалось, что он не сознает всей непоправимости случившегося. Все это длилось долго. Сначала была гражданская панихида, и люди очень много говорили. Вадим, коллеги, сотрудники, друзья. Только Саша угрюмо молчал и лишь досадливо отмахнулся, когда подошел Вадим и спросил, не хочет ли он что-то сказать. Потом отпевали на кладбище, в церкви, подходили к родителям и Ирочке, выражали соболезнование. Вика устала, беспокоилась за Сережу, оставленного с Ольгой, и ей было ужасно жаль родителей Игоря, таких несчастных и одиноких. Для поминок Вадим снял целиком дорогой ресторан, народу было не меньше двухсот человек. Он не отходил от Ирочки, а рядом с родителями Игоря посадил Нину Сергеевну и Льва Ивановича. Вика видела, как мама уговаривает и утешает Веру Ивановну, а папа разговаривает о чем-то с Василием Петровичем и тот вяло, но отвечает. И она обрадовалась, что Вадим правильно сделал. С ее родителями этим бедным людям стало легче. Саша сидел со всей многочисленной кемеровской компанией, а Вика со своими друзьями. Через полчаса тишина стала постепенно сменяться громкими разговорами, оживлением, и она, забрав маму с папой и родителей Игоря, уехала в Шульгино. Алик предложил отвезти, но Вика покачала головой – водителей полно, и свои, и банковские…

После поминания на девятый день родители Игоря уехали. Перед отъездом Вика деликатно намекнула Вере Ивановне, что как только Ирочка выяснит, на что они с Сережей могут рассчитывать, то, конечно, будет помогать им, как это, наверно, делал Игорь. Вера Ивановна грустно улыбнулась.

– Что вы, какая там помощь? Нам и этого не прожить никогда, все Сереженьке останется. И квартира, что нам Игорек купил, и деньги в банке… Нам бы только Сереженьку хоть изредка видеть. Вы уж попросите Ирочку…

– Ну что вы такое говорите, Вера Ивановна, – укорила Вика. – Вы с Василием Петровичем самые родные люди для Сережи. Конечно, будете видеться.

– Ну, дай Бог, дай Бог. Спасибо вам за Сереженьку. Вы так с ним возитесь! Прямо не бабушка, а мама. Ну да вы молодая еще, Вика, сил много. С вами-то ему хорошо, сиротке моему, – и она опять заплакала.

В этих простых словах Вике послышался упрек Ирочке, которая так мало внимания обращала на Сережу.

После похорон Ира сразу же стала требовать от Вадима, чтобы тот ввел ее в курс банковских дел. Он отговаривался хлопотами, связанными со всеми печальными мероприятиями, обещал подробно рассказать обо всех делах позже, когда все закончится. Ирочка возмущенно пыталась обсуждать это с Викой, но та просила не вмешивать ее, она все равно ничего не понимает. Есть, наверно, адвокат, вот с ним и надо разбираться. В день отъезда родителей Игоря Ирочка с самого утра поехала в банк. Вика даже удивилась, что она так рано поднялась. Вернулась под вечер, раздраженная и злая. Вадим рассказал, что дела не так хороши, как она думает. В последнее время у Игоря было несколько довольно убыточных проектов, были недобросовестные клиенты по кредитам. Денег на счетах практически нет. День рождения Иры был проведен, как благотворительный вечер в пользу больных детей, и стоил банку около трехсот тысяч долларов, а уже тогда они были в минусе. Но она не верит ни единому слову. С самого начала была уверена, что это он подстроил аварию. Вадим убил Игоря. И сейчас он единственный хозяин в банке. Какой гад, мерзавец! Пользуется тем, что она ничего не смыслит в делах, но она не дура и понимает, что деньги есть и денег много. Иначе Игорь не жил бы так широко. Вот Сашка сразу ей сказал, что у Игоря тридцать процентов акций на его заводе, это очень много, адвокат ей потом все объяснит. А этот мерзавец просто ограбил ее, и она не знает, к кому обратиться.

Вика успокаивала дочь, просила держаться подальше от Вадима. Он ей никогда не нравился, скользкий тип. Есть же, наверно, юрист в банке? Да есть, такой же мерзавец, как Вадим. Плел ей про какие-то договоры, векселя, совал распечатки, полные цифр. Она что, может понять всю эту абракадабру? Завещания Игорь не оставил, она выяснила. С недвижимостью понятно – наследники она и Сережа, но где деньги?

– Плюнь ты на эти деньги, Ириша. Все равно ничего не докажешь. Игорь тебя в свои дела не посвящал, завещания нет, с банком путаница… У тебя и так все есть. Акции завода, дом, квартира. Все это стоит дорого. Одна квартира не меньше миллиона, а дом, наверно, дороже…

– Миллион! – засмеялась Ира. – Какой миллион? Риэлторы оценили квартиру в три с половиной, а дом с участком около пяти. В Шульгино сотка под сто тысяч долларов стоит. Одной земли на два с половиной миллиона. А дом? Это же тебе не коттедж какой-то, а резиденция. Девятьсот метров, дом для обслуги, дом для охраны, бассейн. Нет, мамуля, я думаю, что все это стоит больше пяти, это они навскидку оценили.

– Когда же ты успела с риэлторами связаться? – поразилась Вика.

– Успела. Должна же я знать, с чем осталась, если этот гад забрал себе все наши деньги на счетах.

– Забудь ты про него, Ира, прошу тебя. Не надо с ним связываться. Он – негодяй и опасен, а ты всем рассказываешь, что он убил. Конечно, у Игоря были деньги, но ты ничего об этом не знаешь, что ты можешь доказать? И в банковских делах ничего не понимаешь, о чем же здесь говорить? Аня, наверно, смогла бы разобраться, это ее профессия, а мы – нет.

– Вот пусть Анька приедет и проведет полную проверку, я заплачу. Ей-то Вадим лапши на уши не навешает и всю эту туфту не прогонит. Попроси ее, тебя она послушает.

– Ира, не надо втягивать еще и Аню. Забудь ты про эти деньги. У тебя недвижимости на восемь миллионов, а ты все про деньги. Сорок дней еще не прошло, а у нас только о деньгах разговор. Бедные родители Игоря! Ты им даже внимания толком не уделила.

– Какое внимание? – огрызнулась Ира. – Я вдова в двадцать пять лет, мне самой внимание и утешение нужно. На что жить будем? Содержать Ольгу, двух горничных, повара, садовника, водителя, охрану? Ты знаешь, сколько это стоит! Ведь они все через месяц денег начнут просить. А я даже точно не знаю, сколько платить, всем Игорь занимался. У меня на карточке чуть больше двух миллионов рублей и на другой тридцать пять тысяч евро. Вот и все наши деньги!

– Не кричи, люди услышат. Надо отказаться от повара и других. Оставить только Ольгу и взять домработницу, которая умеет готовить…

– Ты соображаешь, что говоришь? – резко перебила Ирочка. – Это дом, громадный дом и двадцать соток земли. За всем этим надо следить и ухаживать. Это я должна лопату и тачку в руки взять?

– Не перебивай, Ира, дослушай сначала. Дом надо сдать в аренду. Содержать его, конечно, очень дорого. Тебе с Сережей переехать в город. Ему в детский сад пора ходить, а не на занятия эти новомодные возить на два часа в день. Нельзя ребенку все время с няней за высоким забором сидеть, ему в школу скоро. В городе все удобнее. И устроится потихоньку все, Ирочка, вот увидишь.

– Ни за что не сдам дом чужим людям. Все здесь испортят, изгадят. Хочу жить, как раньше. Игорь должен был подумать обо мне! – Ирка заплакала.

Вика обняла дочь и гладила по голове, как маленькую. Глаза щипало от непролитых слез. Так было жалко Игоря. Но плакать нельзя. Плакать легче всего. Надо устраивать быт Сережи и Ирочки.

А проблемы возникали каждый день, большие и маленькие. И Вике надо было думать обо всем. Игорь еще ранней весной снял на лето виллу на юге Франции, в Ментоне. Он снимал каждый год, но в разных местах, чтобы было интереснее. Обычно он с Ирой отвозил Сережу с Ольгой, оставались две-три недели, а потом их сменяли Вика и Стас. В августе опять приезжал Игорь, с Ирочкой или один. Так Сережа проводил на море все летние месяцы. Решено было, что сейчас первыми поедут Нина Сергеевна и Лев Иванович, в июле их сменят Вика со Стасом, а дальше видно будет. Последние несколько лет родители не выбирались к морю, предпочитая оставаться на даче в Клязьме. Но сейчас Вика попросила их поехать. В июне совсем не жарко, и они смогут отдохнуть. Быт там устроен, Игорь всегда нанимал в агентстве женщину, которая вела хозяйство. Ольга занималась Сережей. Они должны только осуществлять общее руководство и присматривать за всем. А это как раз для Нины Сергеевны! Не захотят оставаться в июле с Викой и Стасом, значит, вернутся домой. Родители уехали с Сережей, теперь Вика была спокойна.

Пока она организовывала Сережин отдых, Ирочка носилась по нотариусам и адвокатам. Возвращалась обычно с очередной неприятной новостью и пыталась добиться от Вики помощи и совета, раздражаясь, что та лишь успокаивает ее, не желая вникать в суть проблем. Отсутствие завещания осложняло дело. Выяснилось, что родители Игоря имеют право на наследование имущества, причем в равных долях. Вика считала, что это справедливо, а Ира возмущалась. С банком была полная неясность. Вадим и юрист путали ее, показывая все новые и новые документы с цифрами убытков, договоры, в которых она не могла разобраться, и кучу других бумаг. Выходило, что если Ира будет претендовать на что-то, то ей придется выплачивать какие-то долги и нести ответственность за невыплаченные кредиты. Адвокат, выбранный по совету подруги, разводил руками – похоже, что проще забыть о банке. Выгоды от него для своей клиентки он не видит никакой. А лишние проблемы, если банк на грани банкротства, обязательно возникнут. Зато с акциями завода все было в полном порядке, и они, конечно, представляют большой интерес для наследников. Вику неприятно удивило, что Ирочка позвонила родителям Игоря, и они решили отказаться от своей доли в пользу Сережи. Беспокоить несчастных людей по такому меркантильному вопросу, не дождавшись даже, пока пройдут сорок дней, было просто некрасиво. Ира же уверяла, что она очень тактично провела разговор и сказала о долях наследников, как бы ставя их в известность. Они сами сразу же стал возражать, говоря, что им ничего не нужно, пусть все будет для Сережи. И обещали оформить свой отказ нотариально. Саша им поможет. Так что все документы на вступление в наследство у Ирочки были подготовлены, оставалось дождаться окончания положенного срока.

В середине июня приехал Стас. Ирочка вполне успокоилась, жила своей обычной жизнью, и Вика не опекала ее так, как в первые дни. Они со Стасом жили дома, иногда выезжая на Клязьму, где Люба, дожидаясь хозяев, копалась в саду.

На сорок дней народу собралось не так много, но все же достаточно. Съездили на кладбище, отслужили панихиду. Поминальный обед был заказан Вадимом в том же ресторане, но Ирочка распорядилась накрыть столы в Шульгино. И это было правильно, собраться у Игоря дома. Вика понимала, что Ирочке просто хотелось щелкнуть Вадима по носу, но получилось очень удачно. Большинство поехали в ресторан, а человек тридцать, самых близких – в Шульгино. Посидели, повспоминали. Поплакали. Никаких официальных речей. Саша не был таким угрюмым, как на похоронах, рассказывал смешные случаи из их с Игорем жизни. Вика спросила, почему не приехали родители. Оказалось, что Василий Петрович болеет, перенес инфаркт, теперь дома, но перелеты запрещены. Ребята, которые остались в Кемерово, устроили поминки у них дома. И священника позвали отслужить панихиду. Так что там тоже поминают. Да разве важно где? Главное помнить. Вика, вздохнув, согласилась. Когда почти все разъехались, Саша подсел к ней и спросил, как дела с банком.

– Никак, – ответила она. – Вадим говорит, что на счетах ничего нет. Якобы у Игоря полнейшая путаница в делах, неудачные вложения, большие потери. Совал Ире сто бумажек с непонятными цифрами, какие-то договоры со штрафными санкциями. Уверяет, что банк почти на грани банкротства.

– Врет сволочь, – уверенно сказал Саша. – Эх, набить бы ему морду! Жаль я ничего в банковских делах не понимаю. А если Вадим с юристом в паре втюхивают Ирке гладенькие бумажки с цифрами, значит, хорошо подготовились и не боятся никакой проверки. Я в таких бумажках – полный лох. Про металл все знаю. Как его производить и в деньги превращать. А вот как деньги крутятся в банках и в чем навар – не понимаю. Это Игоряха у нас во всем разбирался. Вот у кого котелок хорошо варил! Это с детства. Он придумывал, а мы выполняли. Нас ведь четверо было. Всегда вчетвером. Мы с Игоряхой и два брата, погодки, тоже с нашего двора – Колька и Мишка Брагины. Их в девяносто пятом убили. Прямо в машине застрелили. Ну, тогда времена у нас веселые были. Мы завод этот только взяли, ну еще кое-что по мелочи, бензоколонки, ресторан. Вот и шла война. Я тогда и отправил Игоряху в Москву, от греха подальше. Он ведь не боец, а мозг. Учился всегда хорошо, хоть и хулиганил. У дяди Васи рука тяжелая была, попробуй тут плохо учиться. Я безотцовщиной рос, мать не справлялась, ну и мне от дяди Васи доставалось иногда. Но все-таки загремел по малолетке в девятом классе. Подрался. А я сильный был, борьбой занимался. Ну, знаешь, сила есть – ума не надо. Это прям про меня. Покалечил двоих и на три года в колонию. Колька с Мишкой – в армию, Игоряха в институт поступил, ну а я в тюрьму, – усмехнулся Саша и замолчал, задумавшись.

– Ох, Саша! Так жаль Игоря, так жаль. Представляю, как тебе тяжело.

– До сих пор не верю, что Игоряхи больше нет. И стариков жалко. Что они без него. А я, Вика, совсем один. Игоряха же не просто друг, он мне братом был. Вот уж кому я доверял, как себе. Таких людей и нет больше, все гниль какая-то. Игорь родителям Брагиных все эти годы помогал. Колька с Мишкой жениться не успели, да и денег хороших накопить тоже не успели, прогуляли все, веселые парни были… Сестра у них младшая осталась. Так Игоряха квартиру ей купил, когда замуж выходила. Вот так. У него вначале-то в Москве не банк был. Хорошее у нас с ним дело было, он же и придумал всю схему, но стремное. А Игоряхе хотелось статус иметь. Он там, в Москве, оброс неслабыми связями, всегда умел с нужными людьми. Вот и задумал свой банк. Я чувствую, не мое это, его отговаривал, а он – нет. Ну, остался в долях на заводе и уже один этот банк поднимал. Вадима на работу взял. Чистенький такой мальчик – отличник, а мне сразу не понравился. Через несколько лет партнером стал. Я ничего Игоряхе не говорил. Ему виднее, а я в банках этих ни фига не понимаю. Вот он, отличник, и показал себя.

– Как ты думаешь, Саш, он имеет отношение к аварии?

– Да нет. Следствие же установило причину, ошибка пилота. Нет, кишка у него тонка, он только исподтишка пакостить может, да и то так, чтобы никаких претензий к нему. Скользкий гад, и ухватить не за что. Вик, если деньги нужны – ты скажи, не вопрос.

– Спасибо, не надо. Деньги есть пока. Алик предложил машины продать. Четыре машины без дела в гараже и такие дорогие. А у Алика есть желающие на эти олд-таймеры. Кому они сегодня нужны? Это Игорь любил… И хаммер его – тоже. Оставить Ирише «мерседес» и все. Я ей предложила дом в аренду сдать и переехать в квартиру. Содержать дом никаких денег не хватит, а продавать пока не стоит. Оценили дорого, но что с этими деньгами делать? В банк положить? Я думаю, аренда надежнее.

– Все правильно. Ты вообще все правильно делаешь. Повезло Ирке. Только проследи, чтобы она дом не продала, а деньги не профукала. Пацана надо на ноги ставить. Образование сегодня больших денег стоит. Я вон старшего определил, осенью в Англию поедет. Двадцать тысяч в месяц на всем готовом. В год – двести с лишним. Игорь хорошее наследство оставил, главное, Сережке на учебу сохранить, а Ирка молодая, легкомысленная, привыкла тратить, не считая. Завод наш хорошую прибыль дает, хватит им на жизнь, и я всегда рядом буду. Для меня Сережка – родной, ты знаешь. Так что не пропадем, Викуся, не боись! – он подмигнул ей, но тут же тень набежала на его лицо. – Эх, Вика, Вика, жаль Игоряху. Хороший парень был, надежный. Ну, за помин души…

Они выпили, и Саша встал.

– Вика, ты если что надо – звони. Я всем чем могу… В любой момент приеду. Ну, пойду я, завтра дел много.

– Спасибо, Саша, я знаю, ты настоящий друг. Пойдем, я тебя провожу.

В холле он взял Вику за плечи и заглянул в глаза.

– Вик, ты не передумала? Ну, ты знаешь, про что я…

«Странный все-таки. Муж рядом, а он спрашивает какую-то чушь», – и покачала головой.

– Саша, мы договорились не вспоминать.

– Ну ладно, извини. Поехал я, держи меня в курсе про Сережу, договорились? – он взял ее руку и поцеловал.

Вика кивнула и улыбнулась.

На следующий день они со Стасом улетели к Сереже. Всю дорогу обсуждали, что же сказать мальчику. Он часто спрашивал про Игоря, и пора уже было потихоньку подготовить его к тому, что папа не вернется. Стас предлагал сказать, как есть, но Вика считала, что Сережа еще слишком мал, чтобы понять. Лучше смягчить и рассказать то, что обычно говорят детям. Папа живет очень далеко, на небе. Он любит Сережу и всегда смотрит на него, но приехать не может. Стас пожал плечами, можно и так.

Сережа встретил их восторженно, потащил показывать свои любимые места, не умолкая, рассказывал про их с Ольгой приключения. Он был веселый, загорелый, и у Вики сразу поднялось настроение. Сереже хорошо, и это главное. Мама с папой тоже были довольны отдыхом. Давно не были на море, а здесь прекрасно, нежарко и берег песчаный, купаться хорошо. Но, пожалуй, через недельку можно и домой. Хочется к себе на дачу.

После их отъезда жизнь на вилле началась более активная. Много ездили по окрестностям, в соседнюю Италию, до которой десять минут езды. Прокатная машина была, но Ольга ездила на ней только в супермаркет и в Вентемилью, на рынок. Продукты в итальянской Вентемилье были вкуснее. Уезжать дальше, тем более с ребенком, она боялась. А сейчас Стас с Викой и Сережей устраивали маленькие путешествия с купаньем в разных бухточках и обедами в ресторанах. Уезжали иногда на целый день, давая Ольге возможность отдохнуть. А вечером вдвоем ездили в Монте-Карло или более далекие Канны, поужинать, погулять… Больше месяца Вика находилась в напряжении и сейчас наслаждалась покоем и отдыхом. Уговаривала Ирочку приехать, ей тоже нужно отдохнуть от всего, но дочь ссылалась на дела и обещала подъехать позже. Стас много занимался с Сережей, плавал, играл в футбол, строил ему крепости из песка. Вике говорил, что счастлив, так бы и жить всегда – с ней и малышом. Иногда заводил разговор о планах Вики на осень, что думает? Когда приедет к нему? Она ничего определенного сказать не могла. Вернется с Сережей в Москву, посмотрит, как и что. Ребенка надо бы определить в детский сад, но как оставить его на Иру? Ольга хорошая и ответственная, но все-таки посторонний человек. А Сереже сейчас так нужна любовь! Вон как он расцвел при их появлении, хотя ему совсем неплохо было с Ольгой и родителями. Но мама никогда не отличалась сентиментальностью, папа уже в возрасте и устает от Сережи. А Ира, что о ней говорить! Чем она занята? Оформлением всех ее наследственных дел занимается адвокат. Могла бы приехать сюда, но пока не говорит ничего определенного, ни да, ни нет. Так что вряд ли Вика сможет осенью поехать в Нью-Йорк. Стас грустно ответил, что все понимает, но так боится опять потерять Вику. Как хорошо они жили вдвоем до этого несчастья. Пусть Вика придумает что-нибудь и не бросает его надолго.

В начале августа без предупреждения появилась Ирочка. Приехала на дорогом спортивном кабриолете, загоревшая, невероятно красивая. Сообщила удивленным родителям, что уже неделю путешествует с друзьями на яхте, сейчас приехала из Монте-Карло, где они простоят пару дней. Соскучилась и хотела повидаться, а вечером уедет. Ирочка повезла их обедать в Сан-Ремо, и Сережа был в восторге от быстрой езды в открытой машине и от своей красивой и веселой мамы. Она была в хорошем настроении, шутила с сыном, смеялась, рассказывая о том, как попали позавчера в легкий шторм возле Ибицы. Среди ее подруг началась паника, похватали свои цацки, как будто с бриллиантами тонуть приятнее. Ирка смеялась, а Вика чувствовала, что это веселье не к добру. Сережа слушал, затаив дыханье, а потом попросил взять его с собой покататься на яхте.

– Стас с Викой тебя покатают, а у нас взрослая компания, детей нет. В самом деле, мамуль, съездите с ним в какую-нибудь коротенькую поездку по морю, на прогулочной яхте…

Вечером перед отъездом отозвала Вику в сторонку, надо поговорить. Они вышли в сад, и дочь сообщила ей, что выходит замуж за Вадима. Вика не поверила своим ушам.

– Ты что, в своем уме? Он же подлец!

– Ой, мама, не надо громких слов. Они все сегодня подлецы и негодяи. Думаешь, такие деньги чистыми руками зарабатываются? Игорек твой не святой был. Обманывал людей – будьте, нате!

– Ира, побойся Бога. Два месяца прошло, какое замужество? И с чего это Вадим собрался на тебе жениться? Какая-то цель у него есть, это точно.

– Да какая цель, мам! Он в меня со свадьбы влюблен, проходу не давал, так и ел глазами. Игорь ему даже высказал несколько раз в резкой форме. Он, может, и убил его не из-за банка, а из-за меня. Чтобы меня получить.

Вика потрясенно молчала. Это был какой-то бред. Вадим в роли зятя? Ну, нет! Ирка, конечно, взбалмошная, но ведь не дура.

– Ира, надеюсь, что это была глупая шутка. Иначе я этот бред не воспринимаю.

– А придется, мамуль.

Ира покопалась в сумочке, вытащила серебристую коробочку и протянула ей. Открыв крышку, Вика увидела удивительный камень в форме сердца. Он сиял, сверкал на солнце и был неприлично велик. Она молча вернула коробочку Ире.

– Видела, мамуль? Вчера Вадим в Монте-Карло купил, в магазине Грэффа в отеле Де Пари. Восемь карат, бельгийская огранка, безупречная характеристика. Думаю, кучу денег заплатил. Предложение еще в Москве сделал, но кольцо не хотел там покупать. Так что у нас вчера, можно сказать, обручение состоялось, а ты говоришь бред. А что я, по-твоему, нищенствовать должна? Арендами всякими заниматься? Отказаться от всего, к чему привыкла?

– Ира, о чем ты говоришь? Ты – богатая женщина! Саша считает, что тебе с избытком хватит на жизнь того, что завод приносит, если в городе жить. А Шульгино можно просто на охрану поставить, это не так дорого. Ну и летом садовника, уборку периодически… Не хочешь сдавать и не надо, все равно тебе на жизнь хватит.

– Нет, мама, мне не хватит. Не буду я копейки считать. Убил, не убил – я не знаю, дело темное. Но деньги мои украл! Вот пусть теперь и содержит меня. Должна же справедливость быть?

Вика попыталась привести разные доводы, но Ира твердо стояла на своем.

После ее отъезда Вика рассказала Стасу, как обстоят дела. На него эта новость не произвела такого ошеломляющего впечатления. Он не знал всей неприглядной правды о Вадиме.

– Да, неожиданно, – только и сказал Стас. – Как-то очень уж быстро? То-то я смотрю она такая веселая сегодня. Может, это и к лучшему, Викусь? Как она одна с Сережей? А Вадим, по-моему, вполне приличный человек, симпатичный, с хорошим образованием. И по возрасту подходит. Я не очень хорошо знал Игоря, жаль его, конечно, но как-то не чувствовалось между ними большой любви. Может, Вадим ей больше подходит? Недаром она в таком хорошем настроении сегодня.

– Стас! Два месяца прошло со смерти Игоря, ну чуть больше…

– Я и говорю, что как-то очень уж быстро. Но с другой стороны, Ириша такая молодая, что же ей теперь одной жить? Я понимаю, Викусь, ты беспокоишься за Сережу, но мне кажется, Вадиму как раз можно доверить воспитание ребенка.

– Да? – усмехнулась Вика. – А вот Ириша рассказывает всем, что это он убил Игоря, подстроил эту аварию, чтобы ее заполучить.

– Да ну, чушь какая! Господи, что только Ира не напридумывает! Ты же знаешь, какая у нее фантазия. Убил из-за нее! – Стас вздохнул. – Это же надо такое придумать. Кино какое-то!

На этом разговор закончился. Рассказывать Стасу о том, как неприятен ей Вадим, Вика не стала. Какой смысл? Стас мог бы резонно возразить, что не она выходит замуж и что редко выбор дочери встречает одобрение у матери.

Но в Москву можно теперь не торопиться. Ира сама устраивает свою жизнь, и помощь Вики ей явно не нужна. Что ж, тем лучше, тогда она останется в Ментоне до конца, повидается с Анечкой и Дэвидом. Они путешествовали по Италии и собирались пару недель провести с ними.

Так что, когда они приехали, время для Сережи наступило совсем веселое. Анечка и Дэвид возились с ним, и мальчик шумно радовался всем развлечениям, которые для него придумывали.

Узнав о предстоящем замужестве сестры, Анечка расхохоталась.

– Ай да Ирка! Недолго вдовела, молодец. Ну да я всегда была уверена, что наша Ирочка не пропадет. Это только ты, мамуль, считала ее беззащитной и бросалась на помощь при любом капризе.

– Напрасно ты так, Анюта! Ира очень переживала из-за Игоря, и этот шаг, боюсь, от отчаяния.

– Мама! Ну, какое отчаяние! У Ирки всегда и во всем один расчет. Да она вместо того, чтобы горевать, телефон мне оборвала, требуя, чтобы я все бросила и приехала разбираться с делами в банке. И этого Вадима поливала такой грязью! А сейчас выходит за него замуж. Так что, мамочка, я очень сомневаюсь, что это большое и светлое чувство, возникшее внезапно… Простой и банальный расчет. И не удивлюсь, если моя сестричка оберет его до нитки и выкинет за ненадобностью, а потом поймает рыбку покрупнее. Мамуль, давай только не будем рассказывать об этом Дэвиду. Может, потом, позже, а то неудобно. Как говорится, башмаков не износила… Вдова! Надеюсь, она не собирается устроить очередное шоу из этого малосимпатичного мероприятия? Я точно не приеду, потому что это просто неприлично.

– Жаль, Анюта, что ты такой добрый и чудесный человек, а к своей сестре несправедлива, – вздохнула Вика. – А что до новой свадьбы, то не думаю, что Ира будет пышно отмечать. Я и сама не хотела бы присутствовать при этом, Вадим мне ужасно неприятен.

– Ну, и слава Богу, мамуля! Наконец-то ты поняла, что Ирка прекрасно справится со своими делами. И ты можешь освободиться из этого рабства и жить своей жизнью. Всем от этого будет только лучше, а уж мне и папе – особенно.

Разговор расстроил Вику. Как быстро Анечка осудила Ирку и с какой легкостью решила, что мама отныне будет жить только для них. Вроде любит Сережу, а не подумала, как он останется с Ирой и Вадимом. Даже внимания не обратила на Викины слова о том, как ей неприятен Вадим. Но вскоре атмосфера радости, спокойствия и любви, царившая на вилле, вернула Вике хорошее настроение.

В конце августа Аня, Стас и Дэвид улетели. Вика обещала посмотреть, как там, у Иры, и, убедившись, что Сережа устроен хорошо и окружен заботой, приехать в Нью-Йорк. Вернувшись в Шульгино, застала там суету и неразбериху. В доме шел ремонт. Ирочка сообщила, что они с Вадимом будут жить здесь, только сделают другую спальню и кабинет Вадиму. Ей страшно некогда, архитектор, дизайнер и прораб рвут на части. Да еще свадебные хлопоты! И платье, и вся церемония! Нет, нет, конечно, она понимает, и праздник будет камерный, для своих, но все равно забот полно.

Вика расстроилась. Все это так некрасиво. Три месяца прошло со смерти Игоря, и уже рушат его дом. Неужели Ирка никого не любит, кроме себя? Вадим в доме Игоря? Страшный сон. А может, что-то есть, какая-то цель? Банк забрал, деньги, теперь жену. Может, хочет получить дом и квартиру? А что, Ирка вступит в права наследования, станет владелицей многомиллионной недвижимости. Этот негодяй как-то хитро избавится от нее? От такого человека всего можно ожидать. Кажется, супруг имеет право на половину? Оттяпает у Сережи половину, станет опекуном… А если с Сережей что-то случится? Страшные картины не давали Вике заснуть, она была напугана, накрутив себя, и на следующий день поехала к Алику, советоваться.

Алик выслушал ее серьезно, без всякой иронии и шуточек. Позвонил знакомому адвокату и договорился о встрече на завтра. Дело срочное. И Вика поехала к адвокату, специализирующемуся по семейным и наследственным делам. Алик уверил, что человек он вполне порядочный и ему можно доверять.

Адвокат выслушал Вику внимательно, время от времени уточняя то или иное. Ей было неловко говорить о своих подозрениях, не хотелось называть никаких фамилий, поэтому она путалась, не досказывала и говорила как бы предположительно. Но адвокат, к большому ее облегчению, сразу улавливал суть и задавал простые и ясные вопросы, на которые легко было отвечать. Выяснив то, что его интересовало, и поняв, что Вика хочет обезопасить состояние, унаследованное ее несовершеннолетним внуком и дочерью от притязаний будущего супруга дочери, он разъяснил ей несколько вариантов. Это и брачный контракт, и договор о раздельном владении имуществом. Если подозрения Вики имеют основания, а он понимает, что иначе она не пришла бы к нему, то самый надежный способ – отказ ее дочери от своей доли в пользу мальчика. Тогда получается, что Викин внук будет единственным наследником. Родная и дееспособная мать автоматически считается опекуном своего сына. Но можно добиться, чтобы бабушка тоже была назначена опекуном, с согласия матери. Адвокат ссылался на статьи и пункты гражданского права, и Вика совершенно запуталась в сухих формулировках. Поняла только, что должна уговорить Ирочку передать свою долю Сереже. В конце беседы адвокат уточнил, что дает советы, опираясь только на российское законодательство. Как он понял, они все имеют двойное гражданство, а это несколько меняет дело. Может ли ее дочь опротестовать в Штатах свое решение о переуступке прав на наследство, он не знает. Но Вику это не интересовало, главное было отрезать Вадиму путь к наследству Сережи, если у него, конечно, такие замыслы были. С Ирочкой она разберется.

От адвоката Вика поехала в Шульгино. В доме бродили рабочие в комбинезонах. Из кабинета была вынесена мебель. Иру нашла на втором этаже. Она рассматривала эскизы с каким-то человеком, очевидно, архитектором.

– А, мамуль, привет. Мы тут с Димой напридумывали всякого. Хочешь взглянуть?

– Нет, Ира, у меня важный разговор. Когда освободишься?

– Ох, опять важный разговор, – засмеялась дочь. – Ну, через полчасика закончим, – она взглянула на архитектора, и тот кивнул. – Полчаса подождет важный разговор?

– Я буду у Сережи, – Вика повернулась, не попрощавшись с человеком.

Архитектор был ни при чем, но вся эта мышиная возня в доме у Игоря раздражала.

Когда Ира пришла, Вика увела ее в зимний сад и закрыла дверь.

– Мамуль, что за тайны? Притащила меня через весь дом. Другого места нет для разговора.

– Здесь никто не помешает. Ира, ты знаешь, что в ноябре вы с Сережей вступаете в права наследования…

– Ну да, а что ты хотела? Опять про родителей Игоря? Мама, я объяснила тебе – им ничего не нужно. Что ты все не можешь успокоиться?

– Я совершенно о другом. То, что Крыловы отказались в пользу Сережи – это очень благородно. Ты должна ценить такой поступок и повнимательнее относиться к ним. Но я не об этом. Тебе тоже надо отказаться от своей доли в пользу Сережи, чтобы он был единственным наследником. А меня назначить опекуном. Мы с тобой вдвоем будем опекать Сережу. Поняла?

Ира ошеломленно посмотрела на мать.

– Ничего не поняла. Зачем я буду это делать?

– Затем, чтобы обезопасить недвижимость, акции и даже свою жизнь от твоего будущего мужа.

– Мам, ты о чем? Думаешь, Вадим утопит меня в ванне, чтобы завладеть имуществом? Начиталась детективов? Или меня за дуру принимаешь? Я перед свадьбой брачный контракт составила с юристом. То, что мое – мое, а то, что Вадима – тоже мое, – она засмеялась.

– Ира, мне не до шуток. Игорь, наверно, не один контракт составлял со своим партнером. И что мы имеем в результате? Ничего. Вадим обведет тебя вокруг пальца, заберет все и спасибо не скажет.

– Ты из него какого-то опереточного злодея делаешь, – Ира капризно надула губы.

Вика приводила новые и новые доводы, а Ирочка сопротивлялась, доказывая бессмысленность этой затеи. Все документы подготовлены, зачем начинать все заново? Тогда Вика пригрозила, что если дочь этого не сделает, она заберет Сережу и уедет в Нью-Йорк. Пусть Ира остается одна со своим Вадимом и наследством.

– Я это сделаю, Ира, обещаю. Никакие твои слезы не помогут. Ни на какие твои звонки не откликнусь. Живи сама по себе. Никому нам не нужна будешь. Тебе ребенок не нужен, ну и оставайся одна, раз никого не любишь. Мы с папой вырастим Сережу, ему с нами лучше будет. Какая ты мать? Эх ты, только деньги тебя волнуют…

Ирка расплакалась и обещала сделать, как хочет Вика. Хотя это совершенно бессмысленно, просто лишние хлопоты, возня с бумажками и трата денег на адвокатов. Но если ей так спокойней…

Собираясь уезжать, Вика встретила во дворе Вадима. Элегантный, холеный, с цветами и подарочными пакетами, он улыбался, изображая радость встречи.

– Здравствуйте, Виктория Львовна, рад вас видеть. Загар вам очень идет. Впрочем, вы всегда красавица. Опять убегаете? Когда же мы спокойно посидим?

– Здравствуйте, Вадим. Да, пора. Поздно уже. Как-нибудь в другой раз.

– Виктория Львовна, вы всегда обещаете, но сейчас ловлю на слове. Разрешите пригласить вас на ужин. Вместе с Ирочкой и вашими родителями. Отметим помолвку. Вы меня не поздравляете, я понимаю… Все слишком быстро. Но что же делать, жизнь продолжается, несмотря ни на что.

– Вы правы, Вадим. Жизнь продолжается, но действительно слишком уж быстро все происходит.

– Для меня нет. Я любил Ирочку все эти шесть лет. Казалось, без всякой надежды, но вот судьба распорядилась иначе…

– Да? Вот бы никогда не подумала, что вы так романтичны. Любовь с первого взгляда? Или вы полюбили Ирочку за необыкновенные душевные качества? – усмехнулась Вика.

– Напрасно иронизируете. Просто полюбил, не знаю за что. За что любят? Наверно, лучше было бы полюбить девушку за красоту души, тут вы правы. Но разве мы вольны выбирать и рассчитывать в любви?

– Вы меня все больше удивляете, Вадим. Мне казалось, что вы-то как раз все рассчитываете и продумываете, чтобы не сделать неверного шага.

– Как видите, нет. У каждого человека есть ахиллесова пята. У меня – Ирочка. И ничего с этим не могу поделать. Поверьте, Виктория Львовна, я готов сделать все, чтобы она была счастлива и довольна.

– Ну что же, желаю вам успеха в этом непростом деле, – сухо сказала Вика и, попрощавшись, пошла к своей машине.

Тяжелый разговор с Ирой и эта встреча с Вадимом привели к невеселым мыслям о том, что же будет дальше. Может, и любит Ирочку, но человек он плохой, скользкий, недаром не понравился ей еще при первом знакомстве. А что же делать? Участвовать в Иркиной жизни не хотелось, пусть делает, что хочет. Уедет к Стасу и будет жить спокойно. А Сережа? Что же с Сережей? Может, забрать его с собой? И что со свадьбой, назначенной на начало октября? Хорошо бы уехать…

Через несколько дней, уложив Сережу, Вика собиралась пойти к себе, почитать. Иры дома не было. Сидеть одной в маленькой гостиной, где она обычно проводила вечера, не хотелось. Вика вздохнула, вспомнив, как они с Игорем пили там чай и допоздна разговаривали о жизни, о Сереже… Без Игоря дом стал другим, бесхозным каким-то, народ толчется, что-то переделывают без конца. Дом без хозяина. Когда вышла из детской, ее окликнула Ольга, приехал Вадим Александрович и ждет внизу. Предчувствуя очередную неприятность, Вика спустилась. При ее появлении Вадим встал с дивана и поздоровался.

– А Ирочки нет, Вадим. Вы ей не звонили разве?

– Я знаю, Виктория Львовна, но я бы хотел поговорить с вами, если вы уделите мне несколько минут. Не присядете?

Вика села напротив. О чем им говорить?

– Виктория Львовна, Ира рассказала мне о ваших предложениях по поводу наследства. Напрасно вы подозреваете меня в корысти, в каком-то расчете. Делайте, что хотите, с этим наследством. Мне до него никакого дела. Вы отчего-то недолюбливаете меня, я давно заметил. Но раньше меня это не волновало, не так уж часто мы встречались. А сейчас нам надо постараться как-то улучшить наши отношения. Хотя бы ради Иры и Сережи. Лично мне вы глубоко симпатичны, и я не понимаю причин вашей неприязни. Если вы слушаете Иркин бред о том, что я убил Игоря, то это же смешно! Она болтает об этом повсюду, но никто не воспринимает всерьез. Просто считают, что перенюхала девочка кокса и несет всякую чушь…

– О чем вы, Вадим? – перебила Вика. – Какого кокса? Вы в своем уме?

– А вы не знали, Виктория Львовна? Ну как же! Хорошие девочки не делают таких ужасных вещей, – усмехнулся Вадим. – И что вы так удивляетесь? Сегодня у хороших девочек и их никчемных друзей – это норма. Наша Ирочка уже пару лет предается этому занятию. И с большим удовольствием.

– Я вам не верю. Неужели вы думаете, я бы не заметила? Или Игорь? Не знаю, зачем вы придумали такую чушь. Вряд ли это может улучшить наши отношения.

– А что вы могли заметить? Что Ирочка временами неадекватна? Капризничает, истерит, плачет из-за пустяков? Так она всегда такая. Человек зациклен на себе! Только она красавица-принцесса, и весь мир крутится вокруг нее. Меня просто удивило, что Игорь вам ничего не сказал. Вы же были с ним так дружны, все обсуждали… Игорь-то все знал, и его это нисколько не беспокоило. Чем бы дитя ни тешилось. Не очень он обращал внимания на Ирку в последнее время. Если хотите знать, то это он виноват, что она подсела на кокаин. Его только дела интересовали, он и дома-то почти не был. Думаю, поднадоела ему наша Ирочка с ее капризами. Я уверен был, что они скоро разбегутся. И не скрою, меня это радовало. Не пара он ей.

– А вы, значит, пара?

– Да, я пара. И не понимаю вашей иронии, Виктория Львовна. Кто он, в сущности, этот Игорь? Провинциал, из простой семьи… Вы же видели родителей. Да, пообтесался в Москве, с головой все в порядке, с амбициями. Сила, энергия, уверенность – я не отрицаю. Но он человек не нашего круга. Виктория Львовна, дорогая, вы все понимаете! А друзья его? Видели ведь. Разговоры эти… Санек, дружбан! Игоряха, братела! Братаны эти кемеровские! Саша, по-моему, вообще просто бандит какой-то. Разве раньше можно было представить, чтобы к внучке посла близко подошел лимитчик из Кемерово? Это они в результате всей большой волны всплыли на поверхность. А раньше? Даже если и окончил институт у себя в Кемерово, то был бы там инженером всю жизнь. На том самом заводе, который они так загадочно приобрели. Какая Москва? Какая Ирочка? Да его бы и на порог не пустили в цековский дом ваших родителей!

– Все у вас плохи, один вы хороший, – усмехнулась Вика.

– Напрасно смеетесь. Что вы обо мне знаете? Я ведь вас никогда не интересовал. А я из хорошей московской семьи. Папа у меня доктор наук, мама завкафедрой в Мориса Тореза, английский преподает. Я факультет международной экономики закончил в МГИМО. Профессионал, не Игорь ваш, самоучка… А он меня на вторых ролях держал, все сам хотел решать, моих советов не слушал. Вот и результат, чуть банк не обанкротил. Знаете, сколько сил мне стоит восстановить нашу репутацию? Кручусь, как белка в колесе. Так что не надо ко мне с такой иронией относиться.

– Что же делать, если вы мне несимпатичны, Вадим?

– Я постараюсь сделать все, чтобы вы изменили свое мнение. Организую Ирочкину жизнь, ведь ей любовь нужна, восхищение, внимание. Тогда и кокс бросит, и компанию свою сомнительную. Мне эти модные привычки ни к чему. Я планирую здорового ребенка от нее иметь. Да и по возрасту я ей больше подхожу, всего шесть лет разница – это тоже плюс. Все будет хорошо, Виктория Львовна. Не настраивайте только Иру против меня.

– Ребенка, значит, планируете здорового? Это хорошо. О Сереже только слова не сказали. Мать из Иры никакая, и вам он не нужен.

– Ну, зачем вы так. Когда Ирочкина жизнь изменится, она почувствует себя счастливой и наконец повзрослеет, тогда и к сыну по-другому будет относиться. А я как раз думаю о Сереже и готов нести ответственность за него. Уже договорился насчет детского сада при английской школе в Крылатском. Очень удобно, десять минут езды отсюда. А через год там же в школу пойдет. Вернее сказать, и сейчас это у них не совсем детский сад, а тоже подготовительный класс. С октября и пойдет, там место освободится. Тоже, знаете ли, непросто было его устроить, желающих полно. Давайте, если не дружить, то хотя бы перемирие устроим. Дайте мне время, Виктория Львовна. А наследство оформляйте на Сережу, если вам так спокойнее. Только напрасно вы меня подозреваете в чем-то. Я просто люблю Ирочку. Знаю все о ней, а вот люблю столько лет и ничего не могу с этим поделать. Не мешайте нам, пожалуйста.

«Не верю тебе, ни одному слову не верю», – подумала Вика, а вслух сказала:

– Делайте, что хотите. Меня только Сережа волнует.

С тех пор старалась уехать до вечера и не приезжать по выходным, чтобы не встречаться с Вадимом. Он приезжал часто, каждый раз привозил подарки Ире и игрушки Сереже. Ирка радовалась, вертела очередное кольцо или браслет перед Викой.

– Смотри, мамуль, что мне вчера Вадим подарил. Правда красиво?

– Красиво, красиво. Только куда тебе столько? Пальцев не хватит.

– Ну и пусть, – Ира надула губы. – Много – не мало. А ты даже не радуешься. Вадик с меня пылинки сдувает, а тебе все равно.

– Да нет, я рада, если у тебя все хорошо.

Каждый раз Вика внимательно присматривалась к дочери. Не слишком ли блестят глаза? Смех вроде какой-то неестественный? Чересчур возбуждена? Новость о том, что Ира употребляет наркотики, испугала всерьез. Но ничего необычного в поведении дочери она не видела. Ира была деятельна, переделка дома ее увлекала. Денег Вадим, очевидно, давал, не считая, она заказала новую мебель для маленькой гостиной и сделала для Сережи другую комнату, более взрослую.

– Нравится тебе новая комната, солнышко? – спросила Вика.

– Нравится, но старая лучше.

– Ну, старая очень малышовая, а ты уже большой, скоро в сад пойдешь.

– Не в сад, а в школу. Нас там учить будут английскому языку и другим вещам. Не только играть.

– Вот видишь. Значит, тебе понадобится настоящий письменный стол.

– Да, стол там большой, почти как в папином кабинете был. Вика, а правда дядя Вадим скоро будет с нами жить и будет мне как будто папа?

– Да, наверное. А тебе нравится Вадим?

– Ну, не знаю. Он игрушки всегда привозит. По-моему, он добрый. Как ты думаешь?

Вика посмотрела на серьезное личико Сережи: «Никому не дам его в обиду, никому…» И сказала:

– Я думаю, он хороший, но поживем – увидим.

– Ты как бабушка Нина сказала, поживем – увидим, – засмеялся Сережа.

Вика улыбнулась и поцеловала теплую головку.

– Ты ничего не бойся, родной, я всегда с тобой рядом и никому не дам тебя обидеть.

– Ты думаешь, мальчики в школе будут меня обижать? – с сомнением посмотрел на нее малыш.

– Ну, вот еще! Пусть только попробуют. Мы им так наподдадим!

– Кто наподдаст? Ты или я? – уточнил Сережа.

– Ну, вместе. Вдвоем-то мы сильнее всех.

– Да, лучше вдвоем, – Сережа кивнул и попросил: – Викуся, а можно я еще немножечко в своей комнате поживу? Ничего, что малышовая, зато там все мое.

– Ну конечно, милый. Пусть у тебя будут две комнаты. Когда захочешь, переберешься в новую.

Потом нашла Иру и сказала:

– Не дергай ребенка, пусть привыкнет к новой комнате. Перейдет, когда захочет.

– А чем тебе не нравится новая комната?

– Не мне, а Сереже. Он еще маленький, не надо разрушать его мир.

– Его мир! – фыркнула Ира. – Скажешь тоже. Везде ты сложности ищешь. Я старалась, столько сил, выдумки, а вам не угодишь. Ни тебе, ни Сереже. Да пусть живет в голубенькой комнате, вырастет слюнтяем.

– Он уже не слюнтяй и никогда им не будет. Сережа умный и очень тонкий человечек. Он многое понимает, то, что других детей даже не интересует. Просто не надо насильно его заставлять. И пожалуйста, Ира, будь с ним поласковей, уделяй ему хоть немного времени, ты же мать!

– Я всем должна, всем! У всех ко мне претензии, требования. А я! А мне! Мне тоже нужна забота и любовь. Твоя любовь, мама! А ты со смерти Игоря так переменилась ко мне, – Ира заплакала.

Вика обняла дочь и привычно стала гладить по голове. Всегда она плачет из-за пустяков. А может, прав Вадим и это следствие проклятого кокса? Она приподняла ее голову и заглянула в глаза. Обычный Иркин взгляд, когда она плачет, взгляд обиженного ребенка. Никакого напряжения или необычного выражения. Скорее спокойная уверенность, что она получит то, что захочет. Всегда так было, с детства.

– Ирочка, детка, у тебя все в порядке? Ты ничего от меня не скрываешь? Ничего не болит? – спросила она на всякий случай.

– Нет, все нормально, – удивленно глядя на Вику, сказала она. – А почему ты спрашиваешь?

– Да потому что ты ревешь по пустякам, – засмеялась Вика.

– Да, тебе все пустяки. Не хочу, чтобы ты любила кого-нибудь больше меня.

– Дурочка ты, Ирка. Когда только повзрослеешь.

Стас постоянно интересовался ее планами, но Вика так ничего и не могла решить. Ехать, не ехать? Скоро свадьба, после которой Ира с Вадимом уедут на две недели в круиз. Значит, надо остаться с Сережей. Не оставлять же его на день рожденья одного? И надо посмотреть, как он привыкнет к школе. И закончить с оформлением права на наследство. И что будет, когда Вадим переедет в Шульгино? Как к этому отнесется Сережа? Скорее всего приедет к Рождеству. Не хочется быть на этой свадьбе, но сказать об этом Ире – язык не поворачивается. Она и так возмущалась, когда узнала, что Аня не сможет приехать. И уверена, что Стас прилетит. Ну и что ему делать? Вика и сама не знала, стоит ли Стасу приезжать или Бог с ней, с этой свадьбой. А в Европе у него никаких мероприятий нет в ближайшее время? Да нет, ничего не намечается. Получается, мотаться из-за нескольких дней? Да, больше недели он не сумеет выкроить. Ну, пусть решает сам. Вроде торжество не будет многолюдным. Сама поняла или Вадим объяснил, что неприлично устраивать грандиозный прием. Так что пусть Стас поступает, как хочет.

Но Ира устроила истерику, услышав, что отец, возможно, не сумеет приехать. Она кричала и обвиняла их в равнодушии к ней, к ее жизни. Отсутствие папы на свадьбе – это нонсенс, это неприлично! Что подумают родители Вадима? Ну ладно Анька, черт с ней, она всегда терпеть не могла Иру. Ей, видите ли, неудобно сказать Дэвиду, что сестра выходит замуж… Ханжа, американская ханжа, и ее муженек такой же! Но папа! Как он может не приехать на свадьбу? Пришлось Вике звонить Стасу, чтобы заказывал билет. Тем более что и у друзей Вики не складывалось… Робин Гуд на съемках в Мексике, у Вероники в этот вечер премьерный спектакль, поэтому Никита и Алик тоже не смогут. Алик бы, конечно, пришел, но когда узнал, что приедет Стас, решил идти на премьеру. Вика не стала его уговаривать.

Ей самой эта свадьба – кость в горле. Она бы тоже с бо́льшим удовольствием пошла в театр, а потом в ресторан, со всеми. Так что из всей компании только Томка с Володей собирались прийти. Томка вполне одобрила Ирочкин выбор. Симпатичный, богатый, хорошо воспитан, влюблен… Что Ирке одной куковать пару лет, чтобы соблюсти приличия? Да кого сегодня чем удивишь? Пусть Вика оставит девочку в покое и даст ей насладиться жизнью. Нина Сергеевна не возражает? Ну и прекрасно, она ведь главный ревнитель этикета и правил хорошего тона.

К удивлению Вики, мама действительно не видела ничего странного в том, что Ирочка так недолго вдовела. Она считала Вадима вполне приличной партией. Так и сказала Вике. Но прошло всего четыре месяца со смерти Игоря! Ну что же поделаешь. Игоря, конечно, жаль. Тридцать семь лет всего, и Сережа без отца остался. Но ей кажется, что Вадим больше подходит Ирочке. Игорь… как бы сказать… был несколько простоват.

На свадьбе Вика заставляла себя изображать радость, но радости не было. Родители Вадима ей не понравились, хотя она понимала, что это только от неприязни к сыну. Возможно, они были вполне порядочными людьми. Во всяком случае, папе с мамой понравились. Стас тоже сказал, что отец Вадима симпатичный. И хотя занимается социологией, а не математикой, рассказал много интересного. Несмотря на то, что прием был для узкого круга, гостей собралось человек пятьдесят. После отъезда молодых Вика, сославшись на головную боль, уехала со Стасом домой. Через несколько дней она проводила его в Нью-Йорк, договорившись, что приедет после возвращения Ирочки из круиза.

Сережин день рождения отпраздновали скромнее, чем это обычно делала Ира. Детей было немного, но приехал Кит, Алик привез Кузю, и Сережа был очень доволен. День выдался погожий. Никита и Лев Иванович сами жарили мясо, отказавшись от помощи повара. Дети носились по газону с Кузей, и собака получала не меньше удовольствия, чем они. Ирочка и Вадим даже не позвонили, но от них были доставлены подарки. Может быть, не было возможности дозвониться, а может, решили, что подарка достаточно. Из Кемерово позвонили дедушка с бабушкой. О том, что Ира вышла замуж, они не знали, Вика решила скрывать это, как можно дольше. Она старалась чаще звонить им, чтобы они могли поговорить с Сережей, ей было жаль одиноких стариков. Василий Петрович чувствовал себя лучше, и они надеялись приехать в Москву на годовщину Игоря. До этого времени Вика успеет что-то придумать насчет Ириного замужества.

После возвращения дочери и Вадима Вика стала думать об отъезде. Надо было срочно лететь, чтобы успеть ко дню рождения Стаса, либо пропустить и собираться спокойно. Вечная проблема – эти два дня рождения в октябре. Но муж разрешил ее сомнения, в начале ноября ему надо быть в Париже, и он бы с радостью отметил там с Викой прошедший день рождения. Какая разница когда? Вдвоем в Париже – уже праздник. И для Вики удобно. Можно было спокойно собраться. Алик просил остаться до его дня рождения, тем более что она уезжала надолго, до лета. Да и с Сережей еще побудет, посмотрит, как он освоится в школе. Мальчику там нравилось, хотя по-английски он говорил не очень хорошо и многого не понимал. Но в классе были русские дети, и он старался держаться ближе к ним. Нина Сергеевна часто приезжала в Шульгино и говорила с Сережей только по-английски, с годами ее педагогическое рвение не ослабло. И так же, как когда-то девочкам, Сереже приходилось думать и отвечать. Вадим относился к Нине Сергеевне с каким-то даже пиететом, и она, как прежде, наводила порядок в хозяйстве. А вот с Викой у него отношения не складывались. Она старалась уехать до его возвращения, а если встречала, была подчеркнуто вежлива. В его жизнь с Ирочкой не вникала и не интересовалась. Если они вечером не выходили куда-то, то Вадим приезжал домой рано. Он вообще проводил все свободное время с Ирочкой, развлекая, восхищаясь и осыпая подарками. Ей это нравилось, и Вика заметила, что Ира встречалась и рассказывала о своих друзьях гораздо реже. Если же она собиралась встретиться с ними, Вадим всегда сопровождал ее. И это было неплохо, если, конечно, его рассказы о кокаине не были выдумкой. Ирочка вообще выглядела веселой и довольной. Может, и правда с Вадимом ей лучше? Но Вика все же никак не могла преодолеть своей неприязни к нему. Она по-прежнему проводила в Шульгино много времени, стараясь не приезжать лишь по выходным. Водитель привозил ей Сережу, и они ходили в театр или в кино. Иногда Вика ездила с ним на целый день в Жаворонки, где его развлекал Кит. Туда обычно приезжал Алик с Кузей, и Сережа радовался этим поездкам не меньше Вики, которой приятно было провести день с друзьями. Редко стали видеться, как-то не получалось…

После дня рождения Алика она заказала билет. Ира была недовольна, Вика могла бы остаться до Нового года. Несется, как всегда, к Аньке, с ее дурацким мещанским Рождеством, индейкой и американской родней. Вика только вздохнула, Ирочка не меняется. Но когда дочь узнала, что возвращаться Вика думает только к лету, то устроила одну из своих истерик. А ее день рождения? Значит, мама хочет справлять его с Анькой? Всегда, всегда Вика была в этот день с ней! Они ведь давно договорились, что папа с Анькой, а она с ней в Москве! А как же праздник! Она собирается устроить что-нибудь веселое. Надоели эти тихие праздники, хватит! И Вика должна приехать, как она может бросить их с Сережей на полгода! Она кричала и плакала до возвращения Вадима. И он успокоил ее, заявив, что никаких больших приемов она устраивать не будет. Глупость и пустая трата денег. Они уедут на Карибы или на Бали и там отметят день рождения вдвоем. И это будет гораздо лучше, чем тратить силы и время на организацию очередной вечеринки. Зато подарок она может выбрать любой, какой ей захочется. И Вику опять удивило, что Ирочка успокоилась. Выйдя вслед за ней в холл, Вадим сказал, что она совершенно права, что хочет уехать надолго. Пусть не обращает внимания на Ирочкины капризы, это пустяки. Надо, чтобы Ира привыкла к тому, что у Вики своя семья, а у нее – своя. Он вообще никогда не понимал, почему она столько времени проводит с Ирой, как Станислав Михайлович это разрешает? И будет, конечно, гораздо лучше, если Вика оставит их вдвоем. Может, Ира повзрослеет, если перестанет цепляться за мамину юбку? Нет, упаси Бог, он ничего не имеет против Виктории Львовны, но сейчас правильнее оставить Иру с ним, так будет лучше для всех.

Вика выслушала молча, никак не комментируя. Потом сухо попрощалась и ушла. По дороге вспоминала Игоря. Как он говорил ей, что всем лучше, когда Вика рядом. Вспоминала, как они сидели вечером вдвоем, пили чай, разговаривали о жизни… Слезы застилали глаза. Бедный Игорь!

Рождество Вика справляла в Нью-Йорке. С Анечкой, индейкой и американской родней. Все, как предполагала Ирочка. Но Вике было хорошо, уютно и спокойно. Она вообще отдыхала от того напряжения, в котором находилась после смерти Игоря. И радовалась, что не видит Вадима. Очень скучала о Сереже, звонила ему постоянно и просила рассказывать обо всем, что происходит в школе и дома. Разговаривала с Ольгой, напоминала, чтобы хотя бы раз в неделю они звонили в Кемерово. Та уверяла, что все в порядке, бабушка с дедушкой тоже звонят, так что Сережа часто разговаривает с ними. В школе все хорошо, с уроками справляется, здоров и весел, как всегда. И Вика успокоилась. Как-то раз почувствовала, что Ольга расстроена, отвечает машинально, без настроения. Спросила, что случилось. Что-то не так с Сережей? Или Ира что-нибудь сказала?

– Да нет, Виктория Львовна, просто грустно. Так привыкла к Сереже… Последнюю неделю работаю. Теперь у него англичанин, носитель языка. Это, конечно, лучше, чем мой английский, я понимаю. Но так жалко. Как я без Сережи? – в голосе Ольги послышались слезы.

– Что вы, Оля! Как это без вас? Я сейчас позвоню Ире, даже не расстраивайтесь…

– Не надо, Виктория Львовна, все уже решено, мне премию хорошую выплатили. Может, Вадим Александрович прав. С носителем языка Сереже легче будет.

Значит, Вадим решает, с кем будет лучше ее внуку? Возмущенная Вика позвонила Ире. Та ответила, что да, решили наконец поменять эту Ольгу на кого-то поприличней. Сереже нянька больше не нужна, а то так и будет с ложки кормить. И почему Вика так волнуется? Вадим старается сделать, как лучше. Найти приличного англичанина совсем не просто. А у этого Джеффри прекрасные рекомендации. Его вообще удалось перехватить чудом. Прежнего воспитанника родители отправили в Англию, и Вадим вовремя об этом узнал. Платит ему шесть тысяч евро в месяц, а Вика еще недовольна. Вот она уехала, а Сережа хотел на весенние каникулы в горы, на лыжах покататься. А с кем отправить? С этой Ольгой? А сейчас все проблемы решены. С Джеффри можно спокойно отпускать Сережу. И спортом пора начать заниматься, а что Ольга? Нет, нет, пусть Вика не волнуется. Сереже только на пользу воспитатель-мужчина.

Стас успокаивал, может, они правы? Все-таки английский с англичанином это даже лучше, чем с бабушкой и дедушкой. Тем более что Нина Сергеевна приезжает далеко не каждый день. А тут Сереже придется все время говорить и слышать правильную речь. Анечка тоже не видела повода для волнения, похоже, этот Вадим относится к ребенку более ответственно, чем Ирка. А Вике казалось, что они успокаивают, чтобы она не сорвалась в Москву к Сереже. Им было хорошо с ней и не хотелось отпускать.

Но и ей было хорошо дома. В этот раз она именно почувствовала, что это ее дом. В Москве такого ощущения не было. Почти все время она проводила в Шульгино, квартира в Брюсовом была какая-то нежилая. При Игоре ей было хорошо и спокойно. Чудесная комната, Сережа рядом, Ирочка, мама, папа, Алик близко… Она и в город-то ездила редко. Но за лето все изменилось, и Вика была какая-то бесприютная в своей квартире. А сейчас она с удовольствием занималась хозяйством. И радовалась, что Стас когда-то отговорил ее поменять эту квартиру на меньшую. Ей тогда казалось, что им ни к чему столько комнат, но Стасу не хотелось переезжать, привык, и было очень удобно рядом с университетом. Тем более сейчас за такие деньги в этом районе даже маленькую квартиру не снимешь. А покупать нет смысла. Приличная – слишком дорого, а влезать в кредиты не хотелось. В прошлом году они, наконец, продали квартиру в Зеленограде, и Стас осенью, без Вики, купил маленькие апартаменты в курортном местечке, рядом с Хэмптоном. Вике квартирка понравилась, и они ездили туда в хорошую погоду. Это было гораздо удобнее, чем отель. И сейчас она прихорашивала и эту квартиру, и свой дом. Кабинет, несмотря на возражения Стаса, перенесла в бывшую Анечкину комнату, большую и светлую. Поставила там широкий, удобный диван и, к полнейшему удовольствию мужа, устраивалась на нем вечерами с книгой и коробкой конфет. Вообще если бы не тоска по Сереже, то нью-йоркская жизнь была бы прекрасной. На лето можно уезжать в Москву, на свою старую дачу (сейчас Вика радовалась, что они не продали ее), а зимой родители могли бы приезжать к ним, благо были вполне бодры и энергичны. Так, сидя вечерами на диване, мечтала Вика. Ах, вот если бы Сережа был с ней. И еще, конечно, друзья, особенно Алик. Да и без Томки жизнь не так полна! Нет, все же абсолютной гармонии не получается, слишком сильна связь с Москвой.

В середине мая Вика полетела в Москву. Она хотела быть на годовщине Игоря. Стас обещал приехать к середине июня, как обычно. Встречал ее Алик, Вика не стала просить Иру прислать водителя. Теперь все это оплачивал Вадим, и ей не хотелось пользоваться услугами его людей. Поэтому она решила приехать в Шульгино на следующий день, сюрпризом. Проснулась рано, не терпелось увидеть Сережу. Но он до трех был в школе, поэтому она заехала к родителям. Посидели, пообедали, посоветовались насчет переезда на дачу. Участок убрали. Любе уже тяжело этим заниматься, наняли таджиков. Те привели все в порядок, даже давно упавшее дерево распилили и унесли. Вот Вика увидит, какая чистота. А дом готов, Люба и окна помыла, и убрала, можно ехать. Вика пока не знает, сняли дом на море, как обычно. Вот поедет сейчас в Шульгино и все выяснит.

Сережа встретил Вику недоверчивым взглядом. Не то, что удивился, а как будто не верил, что это она. Не бросился к ней, как раньше, а стоял, молча глядя на нее. Когда Вика обняла его, он прижался, обнял руками и замер. Она тормошила его, целовала, смеялась, а он никак не расцеплял своих маленьких рук. Наконец оторвался от Вики и спросил:

– Ты не уедешь? Ты ко мне приехала? А мне надо идти заниматься, меня мистер Джеффри ждет. Но ты ведь не уедешь? Подождешь?

– Ну конечно, родной мой, ненаглядный. Как ты вырос! А что такой серьезный? Мы теперь долго-долго будем вместе. Хочешь, я посижу в твоей комнате? Послушаю, как вы занимаетесь.

– Мистер Джеффри не разрешит, он не любит, когда я отвлекаюсь.

– Он что, такой строгий? Я тихонько посижу, мешать не буду.

– Нет… Он любит порядок и чтобы я делал все, как он говорит. И уроки, и свои вещи складывал. Ну, чтобы всегда был порядок, понимаешь?

– Ну ладно, порядок – это неплохо. Но поиграть и пошалить тоже иногда надо, правда? Ты беги, а после занятий мы что-нибудь придумаем.

– Не знаю, – Сережа с сомнением посмотрел на Вику. – Он, наверно, не разрешит. Шумные игры только в школе, а здесь мы в развивающие играем.

– Ну, вот еще новости! Разрешит, – Вика улыбнулась и поцеловала его. – Ты беги, малыш, а я здесь ждать буду.

Иры дома не было. Она позвонила ей на мобильный. Ирочка обрадовалась, неужели приехала? Как хорошо! Она в городе, а вечером они с Вадимом идут ужинать с кем-то, но теперь уже идти не хочется. Пусть Вика подождет, она скоро приедет. Сейчас позвонит Вадику, пусть один идет на этот ужин. Там какие-то деловые партнеры, ей совсем не интересно. Но Вика отговорила, раз Вадиму это нужно, пусть Ира идет с ним. Завтра увидимся. Почему завтра, Вика что, не останется ночевать? Ну, глупо же ездить туда-сюда. И ей скучно! Столько надо рассказать! Ничего, завтра с утра она приедет, успеют наговориться.

Через час пришел Сережа с англичанином. Джеффри оказался средних лет, с бесцветным лицом, очень аккуратным и подтянутым. Они познакомились, и Вика сказала, что он может быть свободен до вечера. Она сама займется Сережей и уложит его спать. Англичанин возразил, у них есть определенные планы, и они должны следовать им. Спать Сережа ложится в восемь часов и укладывать его не нужно. Он вполне справляется сам. Сережа стоял тихо, не участвуя в их беседе. И Вике непривычен был его опущенный взгляд. Неужели боится этого мистера Джеффри? И Вика твердо заявила, что на сегодня она отменяет все их планы, а то, что Сережа научился самостоятельно ложиться спать – это похвально. К восьми вечера он будет в кровати, чтобы не нарушать режим. А сейчас они займутся своими делами, и мистер Джеффри может идти к себе и отдыхать. Англичанин пожал плечами и вышел, Сережа бросился к Вике и заулыбался.

– Мы правда будем играть в игрушки?

– Конечно. Что хочешь, то и будем делать. У нас еще три часа свободного времени. Во сколько ты ужинаешь?

– В семь часов с мистером Джеффри.

– Ну, сегодня пусть он ужинает один. А мы сейчас наберем на кухне чего-нибудь вкусненького и устроим пикник. На улице так хорошо, что нам в доме сидеть, правда?

– А можно, Викуся? Мы правда устроим пикник?

– Да, конечно. Мы еще попросим охранника разжечь нам огонь и испечем картошку, хочешь?

– Ура! – закричал Сережа, и Вика засмеялась. Замуштровали ребенка, носители языка!

На кухне они попросили удивленного повара собрать им корзинку для пикника, сделать вкусных сэндвичей, орешков, печенья и еще чего-нибудь хорошего. И несколько картошин завернуть в фольгу, они будут запекать. И все принести в беседку. Повар закивал.

– А что на ужин? – спросила Вика уже в дверях.

– Творожная запеканка и козье молоко.

– Понятно. Овсянка, сэр! – протяжным голосом произнесла она важно. Сережа засмеялся.

– Что? – не понял повар. – Нужна овсянка?

– Нет, нет, спасибо. Пусть мистер Джеффри ужинает один, а мы будем картошку печь.

Охранник Леша с удовольствием разжег угли и помог им испечь картошку. Выяснилось, что ни Вика, ни Сережа этого не умеют. Сережа ел с аппетитом, обжигаясь, дул на пальцы и запивал соком. Вика вспомнила, как он ел такую же картошку, которую запекали Саша с Игорем, и отец спрашивал: «Вкусно, сына?», а перепачканный шашлыком Сережа молча кивал. Бедный малыш!

Потом они сидели рядышком, Сережа помешивал палочкой тлеющие угли, и они вдруг вспыхивали огоньками.

– Вика, ты приехала, значит, я тебе нужен?

– Как это нужен? – не поняла она. – Как ты можешь быть мне не нужен? Вот еще придумал, глупый!

– Хорошо. А то я думал, что никому вам не нужен, – тихо сказал он.

– Господи, Сережа! Что ты такое говоришь? Да ты всем нам нужен, ты наш самый любимый мальчик. Почему ты так говоришь, Сереженька? Тебя кто-то обидел?

– Нет. Но дядя Вадим хочет отправить меня учиться в другую школу, в Англию. Вот я и подумал, что не нужен. А я не хочу уезжать. У меня в школе друзья, я привык. В школе весело. А в новой я буду совсем один. И это очень далеко. Надо лететь на самолете. Зачем мне туда ехать? Разве нельзя остаться дома? Вика, может быть, ты попросишь маму и дядю Вадима не отправлять меня в Англию.

– Сережа, кто тебе сказал про эту Англию? Ты, наверное, напутал что-нибудь. Да, многих детей отправляют туда учиться, там хорошие школы, но не таких маленьких, как ты. Может быть, слышал разговор, возможно, дядя Вадим говорил, что когда ты станешь постарше, через несколько лет, а ты не понял. Кто же тебя такого маленького куда-то отправит одного? Не бойся, Сережик, ты просто перепутал.

Вика посадила его на колени, обняла и стала шептать всякие нежные слова. Как они все его любят и никуда не отпустят. Он им необходим, да они все пропадут без такого любимого мальчика. И никогда, ни за какие сокровища с ним не расстанутся. Сережа успокоился и повеселел. Вика повела его в дом.

Она едва сдерживала возмущение. Мелькнула мысль дождаться Иру и Вадима и высказать все, что она о них думает. Но какой негодяй! Ребенок ему помешал! Такого малыша засунуть в закрытую школу, с глаз долой! Нет, она не будет ничего говорить Вадиму, но Ирке завтра устроит разборку по полной программе.

Несмотря на уверения Сережи, что он сам теперь моется под душем, Вика вымыла его, надела пижаму и, завернув в одеяло, села рядом.

– Что хочешь, почитать или рассказать историю?

– Историю про монстров.

– Хорошо, слушай…

Вика машинально рассказывала про приключения добрых и злых монстров, а сама думала о Сереже. Хорошо, что она приехала. За полгода мальчик изменился, стал какой-то тихий. Сначала подумала, что вырос, повзрослел. Оказывается, боится, что никому не нужен. Зато ей нужен. Нужен больше всех на свете. И такая простая мысль вдруг расставила все на свои места. Она увезет Сережу в Нью-Йорк. Недаром столько мечтала об этом, сидя вечерами в кабинете Стаса. Вот и чудесно. Будет жить с ними, и это гораздо лучше, чем с такой матерью. Хотела тут же сказать об этом Сереже, но он уже спал. Вика тихонько поцеловала его и вышла из детской. Джеффри поджидал ее в холле второго этажа. Вежливо спросил, все ли в порядке и спит ли Сережа. Вика кивнула, да, спит. Она уезжает, так что пусть он прислушивается. Англичанин тоже кивнул.

Приехав домой, позвонила Стасу. Волнуясь и сбиваясь, рассказала о Сереже. Он будет жить с ними, она не оставит его Ирке с Вадимом. Бедный мальчик! За что! Отца нет, думают, заступиться некому? Разве это мать? Ну, она ей завтра устроит. Стас успокаивал, уговаривал. Может, Вика преувеличивает? Она ведь с Ирой не разговаривала? Вдруг Сережа действительно что-то напутал? Пусть успокоится и завтра поговорит с Ирочкой. А потом они решат, что делать. Если окажется, что в самом деле его хотят спихнуть в интернат, значит, не нужен им ребенок, не получилась из Ирочки мать. Тогда, конечно, Сереже лучше жить с ними. А насчет школы пусть Викуся не беспокоится. У него теперь такие связи в попечительском совете, никаких проблем не будет. Можно в Далтон, а можно и в Святой Троицы. Главное, пусть не волнуется. Конечно, они все сделают для Сережи.

На следующий день Вика поехала в Шульгино с утра. Сережа был в школе, Вадим уехал, а Ирочка еще не вставала. Вика зашла к ней, Ирка болтала по телефону. Увидев мать, бросила трубку и радостно кинулась к ней.

– Мамулечка моя! Наконец-то! Ну, слава Богу, вспомнила обо мне. Никогда больше не уезжай так надолго! Скажи, что не уедешь, скажи! Ой, Вадим снял яхту на месяц. Поедешь с нами? Ну, пожалуйста! Знаешь, как здорово! Будем заезжать в разные порты, там такой маршрут получается… везде, везде побываем. И в Монако, и в Испании, и на островах, и черт знает где. Яхта громадная, он каких-то людей пригласил нужных и важных, но места всем хватит. Можешь даже Сережу взять, если хочешь, но лучше без него. Будет там под ногами путаться. Поедем, мамуль?

– Значит, Сережу лучше не брать? – сухо уточнила Вика.

– Нет, ну если тебе охота с ним возиться…

– Да, мне охота. А ты что предлагаешь Сереже на лето? В Шульгино просидеть?

– Да ну почему в Шульгино? Пусть на море едет с Джеффри. Вадим хотел им отель где-нибудь заказать. Можно бабулю с дедушкой отправить с ними, если они захотят. А ты должна со мной поехать. Да, да. Ничего и слушать не хочу. Поедешь и все.

– Ну да, обязательно. Брошу Сережу на этого отмороженного Джеффри, а сама поеду на яхте с Вадимом и его друзьями, столь же приятными, как он сам. Вот радость-то!

– Мамуль, ты что? Откуда столько сарказма? Тебе Джеффри не понравился? А зря. Он прекрасный воспитатель. Сережа стал намного собранней и самостоятельней. Повзрослел.

– Ну, куда уж там! А не рано ли повзрослел? Ему еще семи нет. Вы, значит, решили, что он настолько взрослый, что пора ему жить самостоятельно? Подальше от вас? Ну, чтобы под ногами не путался…

– Он тебе успел рассказать? А что в этом плохого? Это одна из лучших школ. У приятелей Вадика там дети учатся и очень довольны.

– Кто доволен, Ира? Дети или родители?

– Мамуль, мы же хотим, как лучше. Вадик считает…

– Да хватит мне про этого Вадика! – раздраженно перебила Вика. – Кто он вообще такой? Какое имеет право решать, что для Сережи лучше?

– Ну, это ты напрасно. Вадим уж гораздо ответственней, чем я. Меня еще можно обвинить в отсутствии интереса к ребенку, а он старается сделать, как лучше. Ради меня старается. И прекрасно относится к Сереже.

– Ира, Ира! Неужели тебе совсем безразличен ребенок? Неужели ни капли любви нет? Или хотя бы жалости? Ведь он практически сирота. Хотите, как лучше. А то, что Сережа страдает, боится ехать? Думает, что не нужен никому? А как он стоит рядом с этим болваном Джеффри и глаз не поднимает?

– Мама, прошу тебя… вот только не надо делать трагедию мирового масштаба! Сережа страдает! Прямо мелодрама какая-то про бедного сиротку. Да у Сережи есть все, о чем большинство детей и не мечтают! Избалованный, капризный мальчишка, которого Джеффри если и изменил, то в лучшую сторону. Тебе все не нравится, все, что я делаю. Да, я не умею с детьми, неинтересно мне. Поэтому и хочу, чтобы мой сын воспитывался в лучшей школе, чтобы им занимались педагоги, чтобы он не рос, как трава под забором, с бестолковыми няньками. Тебя полгода не было, а приехала и опять Сережа. Все не так. А моими планами, моей жизнью даже не поинтересовалась. Всегда так, я на последнем месте… – Ира обиженно замолчала.

– В общем, милая моя, слушай внимательно и не смей возражать. Я всю жизнь вожусь с тобой, потакаю твоим капризам. Защищаю и оправдываю тебя. Мчусь, бросая папу и Аню. Не оттого, что тебе нужна помощь, нет! Просто тебе хочется, чтобы я всегда была в твоей свите и восхищалась твоими поступками, твоими праздниками, твоими подарками. Но мое терпение кончилось. Сережу я обидеть никому не позволю. Никакой Англии! Никаких закрытых школ! Мы с папой забираем Сережу в Нью-Йорк. Будет жить с нами, ходить в хорошую школу. В любви будет жить, понимаешь? Будет играть, шуметь, путаться под ногами, а мы его за это будем любить и радоваться.

– Мама, ну что ты на меня обрушилась? И что значит забираете? Сережа мой сын, и я имею право…

– Да ни черта ты не имеешь! – с горечью перебила Вика. – Вспомнила, что сын? Тогда вспомни, что я считаюсь официальным опекуном и без моего согласия ты вообще не можешь принимать кардинальных решений. Может, хочешь судиться со мной? Сейчас модно судиться из-за детей. Только вспомни, девочка, что Сережа владелец всего этого. Выгоню вас отсюда к чертовой матери, а дом запру. Посмотрим тогда, что запоет твой подонок!

– Мамуль, ну что ты! – глаза Иры наполнились слезами. – Не сердись, ведь ты у меня одна-единственная. Ну, пожалуйста, не хочешь, и не поедет Сережа. Я и сама сначала не хотела, но Вадик убедил, что там ему лучше будет. Да и Игорь всегда говорил, что пошлет Сережу в Англию. Думаешь, я враг своему сыну? Хочешь, чтобы он у вас с папой жил? Хорошо. Я же не возражаю. Конечно, у вас ему будет хорошо. Только не говори со мной так, мамочка, не сердись на меня.

Ирка заплакала, слезы лились из светлых глаз, но в глазах не было ни боли, ни страдания. Безмятежно-красивое лицо, и плачет всегда красиво. Даже у красавицы Томки краснели глаза и нос, когда она плакала, а у Ирочки – нет. Вика смотрела на дочь и впервые в жизни не хотела броситься к ней, чтобы обнять, утешить, защитить своего ребенка. Защитить от всех. Сколько любви она ей отдала, сколько нежности. Не хотела верить, что Ирочка никогда никого не любила, кроме себя. Не хотела верить Анечке, Алику, обманывала сама себя. Сколько же можно? Ясно, что никому она ничего не может дать. Только брать. Брать, брать и брать. Несчастная девочка. Так и проживет без любви. Такая же, как та бедная утопленница, ее несчастливая бабка. Упаси Бог! Вика несколько минут смотрела на плачущую Ирочку, а потом тихо вышла из комнаты.

На следующий день она поехала с Сережей в Дубки. После обеда ребенок возился во дворе с собакой, и Кузя заливался счастливым лаем. Вика с Аликом пили кофе на террасе, обсуждая решение забрать Сережу в Нью-Йорк.

– Все это, конечно, хорошо и правильно, но ты теперь будешь редко приезжать. Совсем я один останусь, – вздохнул Алик.

– Жениться вам, барин, нужно, – улыбнулась Вика.

– Да нет, хватит. В молодости женился на красивой дурочке. Год прожил – не получилось. В сознательном возрасте второй раз попробовал, но уже с умной и красивой – тоже не получилось. Значит, не создан я для семейной жизни. Ты – моя семья, Викусь. Ты и Анечка. А годы-то идут. Ну и что я без вас делать буду? Вообще-то давно подумываю снять квартирку где-нибудь в Сохо, поближе к Анюте и жить временами в Нью-Йорке. Приезжать на пару месяцев. Друзей-приятелей у меня там полно. Ты, Анюта, с Сережей буду музыкой заниматься, он способный, в мать…

– Ну, кончится твоя многоразовая виза, дальше что?

– С этим как раз проблем нет. У меня в посольстве высокое начальство в приятелях. Почему ты думаешь, мне пятилетнюю визу дали?

– Где у тебя только приятелей нет. Даже в американском посольстве. Может, ты шпион?

– Ага, резидент, – улыбнулся Алик. – Да нет, все проще. Двадцать лет назад этот парень обычным сотрудником был. Интересовался русским авангардом. Хорошую, кстати, коллекцию собрал с моей помощью. То, что покупал когда-то за копейки, сегодня сотни тысяч стоит. Потом уехал. А недавно вернулся уже на большую должность, карьеру сделал. Позвонил, мы же когда-то почти дружили. Встречаемся иногда, поговорить об искусстве. Наверно, благодарен мне за удачное вложение капитала, сам бы он никогда на художников не вышел. Мог бы только купить у Костаки втридорога то, что тому не нужно было.

– А ты, стало быть, облагодетельствовал америкоса и не без выгоды для себя. И как всегда удачно – теперь такие связи в посольстве, молодец. Художники-бедолаги только ничего не выиграли от ваших сделок.

– Ну почему, Викусь? Те, кто не спился – в полном шоколаде сейчас… или их родственники. Все равно тогда за выпить-закусить продавали, а чаще дарили. Мы с Никитой как раз приличные деньги им платили по тем временам. Я же не перекупщик все-таки был, а поклонник их таланта. А что касается выгоды, то это нормально. Они ничем не рисковали, а я подставлял себя по полной. Валюта, иностранцы, контрабанда, статья серьезная. До пятнадцати лет с конфискацией.

– Ужас какой! Зачем же ты этим занимался?

– Из любви к искусству, – весело рассмеялся он. – Смешная ты. Зачем? Жить хотелось красиво, деньги тратить легко. А если бы тогда этим не занимался, то ничего бы сейчас не было. Арт-рынок – специфическая область. Угадать нужно. Как говорит твой кемеровский поклонник, чуйку иметь. Так что теперь могу на десятилетнюю визу подавать, думаю, получится. Может, квартиру куплю небольшую, пусть будет. Ты-то как смотришь, Викусь?

– Мне, конечно, веселее будет. А как же Кузя?

– Вот с Кузей вопрос, – вздохнул Алик. – Мог бы здесь с Оксаной оставлять, родители бы чаще приезжали. Но лучше отдавать в Жаворонки, его там любят. С Китом ему веселее. Так что с Кузей можно решить.

– Ну а дом оставить надолго не страшно? У тебя здесь столько ценностей…

– На ночь Оксана на охрану ставит. Ну, самые-то ценные картины у меня в банке хранятся. Здесь тоже много дорогих, но двадцать самых лучших в депозитарии. Это же Анютино наследство.

– Ну почему Анютино?

– А чье еще, Викусь? Кому еще могу оставить? Я же один, как пес. Своими детьми не обзавелся. Что-то Кит Китычу, а в основном все – Анюте. Все-таки она мой ребенок. Не обязательно же быть биологическим отцом, правда? Ирке ничего не нужно, а Анюте с Дэвидом пригодится и недвижимость, и коллекция. У них же дети будут. Кстати, как у них с потомством? Не собираются?

– Пока нет. Хотят еще немного на карьеру поработать. Так что тебе рано дедушкой становиться, погуляй. Молодой, красивый, девчонки вокруг вьются…

– Да какие девчонки, Господь с тобой! Я старый одиночка. А внучку бы хотелось, – мечтательно сказал он. – Ох, Викусь, чувствую, что классным дедом буду, скажи Анюте, чтобы не затягивали.

Вика приезжала в Шульгино почти каждый день, проводила с Сережей два-три часа и уезжала. Через две недели у него начинались каникулы, и она твердо решила забрать его на Клязьму, а там уже решить, куда поехать на море. С Ирой разговаривала, но на все ее попытки объясниться не реагировала. Встреч с Вадимом удачно избегала. Ира рассказала, что он организует поминки в том же ресторане, опять снимает его весь, народу наверняка придет много. На могиле установили памятник, очень необычный, делал известный, продвинутый скульптор, денег Вадим заплатил – кучу. Вика спросила, где будут жить родители Игоря? Ира, помявшись, сказала, что ей звонил Сашка, они остановятся в его квартире. А Сережу можно возить туда, чтобы они повидались. Ну и хорошо, но на кладбище Сережу брать не надо, народ, слезы… Вика сходит с ним на могилу на другой день. Пора уже ему показать, чтобы помнил отца. Ира согласилась, пусть мама делает, как хочет.

Народу на годовщину собралось действительно много. Вика стояла рядом с родителями Игоря и Сашей. Так же сели в ресторане, подальше от центрального стола. К ним подошел Вадим и стал уговаривать стариков пересесть к Ире, там их места. Но Саша так мрачно взглянул, что Вадим, пожав плечами, отошел. Впрочем, посидели недолго и поехали к Саше. Накрыли на стол, поставили фотографию Игоря и помянули. Вика пробыла с ними до вечера. Рассказала о Сереже, о своих планах увезти его в Нью-Йорк. О причинах такого решения не говорила, но старики уже знали о новом замужестве Иры и ничего не спрашивали. Наоборот, одобрили. Конечно, с Викой и Станиславом Михайловичем Сереже будет хорошо. Жаль только, что так далеко, редко придется видеться. Но почему редко? Каждое лето. Или они к ним на дачу в Клязьму, или Вика с Сережей к ним. По скайпу можно хоть каждый день разговаривать, это совсем просто, Саша им объяснит. Вера Ивановна благодарно кивала, хорошо бы… Вика пообещала привезти завтра Сережу на целый день.

Утром, перед тем как поехать с ним на кладбище, рассказала, что люди не умирают, а просто уходят в другой мир и папа сейчас там. Это очень далеко и высоко, но есть место, где можно его навестить. Увидеть нельзя, но можно положить цветочки, поговорить с ним. Нет, не по телефону, а просто так. Он услышит все, что Сережа захочет ему рассказать. Пусть он запомнит это место и всегда навещает. Мальчик слушал серьезно и молча кивал. На кладбище удивился, что так много цветов. Почему на других могилках нет столько? Вика объяснила, что цветы принесли люди, которые любят и помнят папу. Тогда он тоже всегда будет приносить сюда цветочки. Она погладила его по голове, конечно – он же папин любимый сынок. Папа сейчас смотрит на него и радуется. Потом зашли в церковь поставили свечи. Народу было немного. Батюшка говорил что-то о грехе, но голос у него был спокойный, даже ласковый. Вика остановилась и стала слушать.

– Грех никогда не приводит человека к счастью. Пусть Господь поможет вам увидеть ошибки и грехи ваши. Старайтесь преодолеть тяготение греха и тем самым укрепить свое здравие душевное. Аминь.

Люди стали расходиться, а Вика стояла. Простые слова священника привели ее в смятение. «Грех никогда не приводит человека к счастью». А она? Она грешница. Да, да! Может, поэтому мечется всю жизнь, не обретая душевного покоя? Это чувство одиночества, неприкаянности… За грехи? И может быть, Ирочка такая за ее ложь, а не за грехи той неведомой Ани? Это наказание ей, Вике, за все то, что они с Томкой с такой легкостью оправдывали, никогда не испытывая чувства вины. Так легко жили, так беспечно, не задумываясь, не раскаиваясь… Она повернулась к иконе. Знакомое, такое красивое лицо, этот взгляд, добрый, понимающий…

«Господи, прости мне прегрешения вольные и невольные. Прости меня, милосердный Боже! Прости за все, что я сделала плохого и злого. Помоги мне, пожалуйста, спаси и сохрани моего внука. Помоги ему расти здоровым, добрым, веселым и любящим. Пошли ему счастья, Господи. Спасибо тебе за твою доброту и помощь. Прости меня». Вике казалось, что этот ласковый взгляд обращен на нее, именно на нее. В груди разливалось тепло, и хотелось плакать легкими, облегчающими слезами. Сережа серьезно и без всякого удивления смотрел на Вику. Она взяла его за руку, и они вышли из церкви.

Через две недели приехал Стас. К тому времени у Сережи начались каникулы и Вика забрала его на дачу. Ира не возражала, она разговаривала теперь с матерью спокойно, без обычного своего капризного и повелительного тона. Вика иногда ловила ее взгляд, удивленный и чуть растерянный. В душе возникала жалость к дочери, такой, в сущности, одинокой и никем, кроме Вики, по-настоящему не любимой. Вадим, правда, кружил вокруг Ирочки, ловя каждый взгляд, исполняя все прихоти жены. Но ведь и ему может со временем надоесть. Трудно бесконечно давать, ничего не получая взамен. О надеждах Вадима на наследника Ирочка рассказывала Вике со смехом. Неужели он думает, что она еще раз подвергнет себя всему этому ужасу? И ради чего? Ну, по молодости и неопытности она когда-то решилась, но ведь ясно, что материнство не ее предназначение. Пусть Вадим надеется… «блажен, кто верует».

Хотя Вика старательно избегала встреч с ним, но пару раз им пришлось столкнуться в Шульгино. Вадим попытался вступить в объяснения по поводу Сережи, но она быстро закончила разговор, ссылаясь на занятость. Второй раз он, правда, успел высказать ей, что хотел именно, чтобы Сережа не рос брошенным. Ему просто в голову не могло прийти, что она и Станислав Михайлович готовы взять на себя такую ответственность. Конечно, это лучший вариант для мальчика. Но им руководило только желание помочь Сереже, потому что в этой школе он получил бы прекрасное образование и воспитание. Разумеется, с такими бабушкой и дедушкой можно быть спокойным за ребенка. Вика внутренне усмехнулась – он может быть спокойным за Сережу! Вот лицемер. Вадим попытался сказать, что все расходы, связанные с образованием, он берет на себя, не может быть и речи… Вика прервала его, сухо сказав, что ни они, ни Сережа, слава Богу, не нищие. За всеми поступлениями средств от завода будет следить Саша. Если Сереже понадобятся деньги, то они всегда могут воспользоваться ими. Но она не думает, что расходы будут столь велики, что им с мужем не потянуть их. Вадим заикнулся о том, что держать деньги на депозите не очень выгодно. Потом часть их все-таки принадлежит Ире, хотя она юридически передала все права Сереже. Он мог бы, как профессионал, разместить деньги более удачно. Вика поблагодарила за заботу, у них есть свой профессионал. Аня справится с этой задачей легко. А что касается доли Иры, то, разумеется, он прав, она и не спорит. Пусть деньги под присмотром Ани работают на Ирочкино будущее, никто не знает, как все сложится. И потом, Вадим не должен забывать, что они пользуются недвижимостью Сережи. Им поставлено лишь одно условие – содержать эту недвижимость в порядке. На лице Вадима мелькнула тень досады, и Вика слегка позлорадствовала, так ему и надо, благодетель нашелся…

Когда Сережа приехал в Клязьму, она рассказала ему о новых планах. Им бы хотелось, чтобы он жил с ними в Нью-Йорке и учился в хорошей школе. Там когда-то учились его мама и Аня. Как он смотрит на это? И Вика почувствовала, что Сережа все понял. Он не спросил про маму, но и не радовался, как дети, предвкушающие новые развлечения от этой поездки. Просто сказал, что хочет поехать, и, обняв, постоял немного молча. А потом побежал играть со Стасом в шахматы. Замороженный судак, как называла Вика англичанина, научил его играть довольно прилично, и теперь Сережа сражался со Стасом и Львом Ивановичем. И у Стаса он часто выигрывал, искренне радуясь победе. Вообще на даче Сережа повеселел. В поселке была большая поляна, где собиралось полно детей. Вика ходила с ним туда, он быстро перезнакомился с мальчиками и с удовольствием включился в дачную жизнь. Здесь ему было намного интереснее, чем в Шульгино. И Сережа стал похож на себя прежнего – немного шумного, подвижного и любознательного мальчишку.

Викины родители отнеслись к решению забрать Сережу с одобрением. Нина Сергеевна без всякого осуждения сказала, что Ира далеко не лучшая мать, а Вадим относится к мальчику с дежурной заботой. Впрочем, это вполне естественно, ему нужны собственные дети, а не чужие. Правда, он нашел прекрасного воспитателя для Сережи, и этот англичанин за полгода добился хороших результатов. Но с Викой и Стасом ребенку будет лучше. И, конечно, они будут приезжать в Нью-Йорк, пока есть силы. Вика обняла мать и попросила оставаться такой же энергичной подольше. Нужно поставить Сережу на ноги, поэтому приезжать сможет только летом, а за Ирочку все-таки неспокойно. Пусть мама почаще бывает у нее, тем более что пользуется таким авторитетом в Шульгино. Нина Сергеевна заверила, что она всегда держит руку на пульсе, привыкла за столько лет, воспитывая Ирочку. Пусть Вика не волнуется. Они обе – бабушки. Вика будет заботиться о своем внуке, а она – о своей внучке.

Решено было побыть в Клязьме до августа, а оставшийся месяц провести в своей квартире на побережье. Какое море, когда у них целый океан для купанья! Со школой Стас договорился без труда. Вика вспомнила, как они когда-то устраивали Иру и Анечку. Переживали, пройдут ли тестирование. Хотя девочки были постарше, а Сережа идет в первый класс. Да и Стас сейчас хорошо известен в научных кругах. Так что хорошее образование Сереже было обеспечено.

Анечка встретила новость с восторгом. Наконец-то мама будет жить нормальной жизнью, а не метаться между ними и Ирой. За Сережу она очень рада, и, конечно, с ними ему гораздо лучше. Они – семья, а что у Ирки? Только порхать и красоваться. И за папу рада, теперь его жизнь не будет такой одинокой. Это лучшая новость за последнее время. А они с Дэвидом любят Сережу и будут принимать активное участие в его жизни, пусть мамуля не беспокоится – они всегда рядом.

Радость Анечки была приятна Вике, она знала, что та любит маленького племянника. Но ей казалось, что Аня радуется еще и потому, что Вика будет проводить почти все время с ними, а Ирочка останется одна. Эта мысль ее огорчила, и в сердце опять шевельнулась острая жалость к дочери. Бедная, бедная девочка. Ну, разве она виновата, что Бог ее создал такой?

Несколько раз Вика с Сережей ездили в Шульгино, отбирали те игрушки и вещи, которые он хотел бы взять с собой. Иры с Вадимом не было, они уехали путешествовать на яхте, но к их отъезду должны были вернуться.

Последнюю неделю Вика прощалась с друзьями. Устраивались застолья в Жаворонках, в Дубках и на Клязьме. Вероника и Томка клялись приехать в Нью-Йорк, с мужьями или без, но обязательно. Раз у Алика есть связи в посольстве, значит, о визе нечего беспокоиться.

В аэропорт поехали на трех машинах. Нина Сергеевна, Ирочка, Томка, Алик. Вике это напомнило тот, первый отъезд с детьми. Но сейчас она летела со Стасом и Сережей, ее планы были более ясными – она летела домой. В самолете Сережа заснул. Вика смотрела на его личико, спокойное, доверчиво-беззащитное, как у всех спящих детей. Вспомнила свой разговор с Игорем, когда он просил позаботиться о Сереже, если они с Ирой расстанутся. Она тогда испугалась, что он решил уйти. А он и ушел. Почему Игорь в тот вечер заговорил об этом? Действительно думал расстаться с Ирой? Или предчувствие? Говорят, это бывает. Просил ее быть рядом с Сережей и Ирочкой, тогда он будет спокоен за них. Она обещала. Но с Иркой не получилось. Рядом с ней Вадим. Ничем ей помочь Вика не может. Но Сережу никому не отдаст! Если Игорь где-то есть, пусть будет спокоен – Вика позаботится о Сереже. Она знала, что этот, спокойно спящий на ее коленях мальчик и есть главное в жизни. Со всеми радостями и заботами. И пока нужна ему, она будет рядом. А любовь этого мальчика и есть Викино счастье.

Сережа спал, будить его было жалко, но самолет шел на посадку.