Весна в Нью-Йорке началась необычно рано. Солнце било в глаза, и Вика подошла к окну опустить жалюзи. И, как всегда, постояла несколько минут, любуясь видом, открывающимся с двадцать пятого этажа. Редакция журнала, с которым она сотрудничала, находилась в самом центре Манхэттена, и Вика часто писала свои рецензии в маленьком стеклянном закутке, хотя могла делать это дома. Но ее так завораживала панорама города с высоты птичьего полета, что работалось в этой стекляшке особенно легко. О творческом вдохновении речь, конечно, не шла, она всего-навсего делала обзор культурных событий месяца. Концерты, спектакли, выставки. Работа ей нравилась именно потому, что давала возможность увидеть все интересное, что происходило в городе. Платили немного, но и времени эта работа не отнимала. А сегодня что-то не писалось.

Вика вздохнула, села за стол и задумалась. Так спокойно и хорошо, как последние полтора года, ей давно не было. Казалось, наконец она живет в полной гармонии с собой. Сережа легко вошел в школьную жизнь, охотно занимался спортом и музыкой, обзавелся друзьями. Стас тоже был всем доволен. Он писал объемную научную работу, и это занимало много времени. Да еще лекции, занятия с аспирантами, поездки. Но все свободное время проводил с семьей, стараясь вместе с Викой придумать что-то интересное в школьные каникулы. Шутил, что в этих вечных детских мероприятиях они будут молодыми еще много лет.

Анечка с Дэвидом тоже с удовольствием занимались Сережей, так что скучать о прежней жизни ему не приходилось. Алик, как и планировал, приезжал в Нью-Йорк часто. Анечка помогла ему снять небольшую квартирку в хорошем доме недалеко от них, и он устроился там вполне комфортно. Рояля, правда, не было, но Алик взял напрокат очень хорошее фортепиано и иногда устраивал Вике, Сереже и Анечке музыкальные вечера. Мальчик занимался музыкой в школе, а с Аликом готов был в любое время и с удовольствием. Способности достались ему от Иры. Так что у них образовалась своя компания, и они часто проводили время вместе. Если Анечка была занята, то втроем ходили в кино, на каток, в музей. Сережа, как и Аня с Ирочкой в детстве, слушал Алика с открытым ртом, и Вика еще раз убедилась в его таланте общения с детьми. Стас и Дэвид в их развлечениях участия не принимали, но относились ко всем планам компании, как к чему-то само собой разумеющемуся. Впрочем, у Алика друзей-приятелей в Нью-Йорке было так много, что и времени не хватало. Это он устроил Вику в журнал через своих знакомых. И работа оказалась очень кстати, дополнив ее жизнь еще чем-то интересным. Вообще присутствие Алика в городе было подарком для Вики, тем более что все подружки разъехались кто куда.

Света, закончив карьеру, вышла замуж чуть ли не за лорда и жила в Лондоне. Майка с мужем вернулись в Москву, а красотка Лиля мучилась в неудачном браке в Калифорнии. Радости не было, но росли дети, и она не решалась на развод. Так что образовалась некая пустота. Вроде бы Сережа полностью заполнил жизнь Вики, но и пообщаться с друзьями иногда хотелось. А тут праздник общения переместился из Москвы в Нью-Йорк! Алик способен заменить сто подруг, ну кроме Томки, конечно. Хотя та в категорию подружек не входит, скорее сестра. Но с ней можно часами по скайпу. Вика не понимала, как это происходит, но была искренне благодарна тому, кто придумал такую гениальную штуку. Все складывалось чудесно, все радовало. Обида на Ирочку прошла, что уж тут поделаешь? Такая уродилась. Здорова, довольна, и слава Богу.

Но этот год начался плохо. Погиб Лерик. Разбился на машине недалеко от Кап Ферра. Вика помнила эту дорогу, они со Стасом останавливались в Гранд-Отеле дю Кап Ферра, когда путешествовали по Лазурному берегу. Горная дорога круто петляла, и вечером ехать было неприятно. Но Лерик разбился днем. Ехал со съемок, был за рулем. Спортивная машина, мокрая дорога… В машине был его друг, он почти не пострадал, пара сломанных ребер и ушибы. Вика его знала, они с Лериком вместе уже несколько лет. Туповатый красавчик, даже не позвонил ей, она узнала из газет и сама дозвонилась. Бедный Лерка! Хоть и редко виделись последние годы, но это ничего не меняло. Боль потери была неожиданной и сильной. Отпевали в Париже на рю Дарю. Из Лондона прилетела Светка. Она с Лериком не дружила, но хорошо знала его по парижской светской тусовке. Томка приехать не смогла – эфир. Съездила на сорок дней на кладбище, заказала молебен и все, что положено. Сказала, что народа было три с половиной человека. Вот так. А на похоронах собралась толпа. А как же! Светское мероприятие, журналисты, фотографы, богатые и знаменитые. Красавчик Роберто тоже не появился на сороковинах, очевидно, был занят хлопотами о наследстве. Он и после похорон, уже в ресторане, приставал к Вике с просьбами подтвердить нотариально, что они с Лериком совместно проживали последние годы. Наследников-то нет, она же знает, что нет, пусть подтвердит. Вика еле от него отделалась обещаниями и на следующий день улетела. Пусть сам разбирается. Наследников действительно нет. Мама Лерика умерла, когда он еще в Москве жил, а больше никого в маленьком южном городке у него не осталось. Отца он никогда не знал. Так что и парижская квартира, и уютный домик в прованской деревушке, который Лерик так любил, достанется ушлому итальянцу. Да и какая разница. Улетел их с Томкой дружок, не вернуть. Когда вспоминала о нем, становилось грустно, весна не радовала. Да и тепло в феврале было странным, к чему бы это?

А тут еще Аня… Всегда была спокойна за нее, с самого детства. Все у Анечки складывалось хорошо, никаких проблем в школе, в университете, с друзьями, с родными. Характер чудесный, добрая, заботливая, любящая девочка. И Дэвид замечательный, так любит ее! Но что-то она загрустила, поникла как-то. Еще перед Рождеством Вика заметила, что праздник Аню не радует, а она всегда его так любила. Особенно когда они собирались все вместе. Стала расспрашивать, не переутомилась ли с работой, может, не стоит так выкладываться? Здоровье дороже карьеры, ей еще детей предстоит родить и воспитать. Тогда Анечка рассказала о своих печалях. Ей очень хочется ребенка, да и пора. Вот уже пару лет, как вполне могут себе это позволить. Все у них есть, зарабатывают хорошо, что тянуть? Ей скоро двадцать восемь, Дэвиду – тридцать пять, самое время. Но пока у них не получается. Недавно были у врача, сдали анализы, оказалось, что Дэвиду надо пройти курс лечения. Врач уверял, что ничего серьезного нет и беспокоиться не о чем, будут у них дети. Но Дэвид тянет, говорит, что все это ерунда, выкачивание денег. Два года не срок, ему просто надо отдохнуть, с этим повышением он совсем замотался. Пусть она не переживает, успеют еще обзавестись потомством. Вообще не лучшее время для этого, кризис набирает обороты, ни в чем нельзя быть уверенными. Как она себе представляет рождение ребенка? В такое время бросить работу даже на полгода неразумно. А вдруг потом не устроится? Он-то вполне способен один содержать свою семью, но сможет ли она оказаться в роли домохозяйки? После такой интересной и успешной карьеры? Может, Дэвид вообще не хочет детей? Что ей делать? Разговоры на эту тему его откровенно раздражают, а ей не хочется ссориться.

Вика, как могла, успокаивала Анечку. В семейной жизни бывают сложные моменты, надо подождать, потерпеть. Случаются и обиды, и непонимание. Надо дать Дэвиду время. Конечно, ему неприятно чувствовать себя виноватой стороной, какой бы пустяковой ни была причина. Не надо сейчас заводить разговоры об этом. Он действительно слишком много работает, возможно, усталость сказывается. Нет причин для грусти, главное, что они любят друг друга. Впереди праздники, отдых, все будет хорошо. И вроде Анечка повеселела, праздники прошли замечательно, потом они уехали на неделю в горы и вернулись довольные отдыхом. Но поговорить с дочкой Вика не успела из-за поездки на похороны Лерика. Потом не было настроения. Но Анечка сказала, что у них все нормально, и Вика успокоилась. А когда приехал Алик, Аня действительно повеселела. Да и Вике сразу стало легче. Хоть он и не был в восторге от ее дружбы с Лериком, но говорил о нем тепло, вспоминал разные смешные случаи, и ей это было приятно. А в последнее время стала замечать, что Анечка опять в каких-то своих грустных мыслях. Алик тоже это заметил и спросил Вику, не случилось ли что-то в его отсутствие. Она рассказала и даже просила его поговорить с Дэвидом, от чего он решительно отказался. С какой стати лезть в чужую личную жизнь? Да ерунда все это, сами разберутся. Потом придумал, что у него именины, и пригласил Аню и Вику в дорогой ресторан. Велел им надеть вечерние платья, он намерен повести их после ужина танцевать. И они действительно пошли в клуб, и настроение было прекрасное, чувствовалось, что Анечка искренне веселится, забыв все печали. И Вика опять подумала, что таких, как Алик, на свете нет, это только ей так повезло.

Вот от этих мыслей, наверно, и работа не идет. Осталось написать о приезде известной оперной дивы и предстоящем концерте. Тема хорошо знакомая, имя певицы гремит по всей Европе, плюс симпатичные новости из личной жизни, вышла замуж за красавца-тенора, пели вместе в Ла Скала, зал стонал от восторга, а итальянцы весьма строгие судьи, их восхищение много значит. Так легко и интересно можно написать, что тут думать? Только сосредоточиться. Мелодично запел телефон в сумке. Вика порылась в ней, вечно таскает что надо и не надо, вот и не найти.

– Викуся, здравствуй.

– Привет, мамуль. Что у вас? С папой все в порядке? Вы что-то решили с обследованием? Не поедете?

– Да все нормально пока. Ждем приезда Владимира Петровича, он на конференции кардиологов. Не поедем в Германию. Спасибо, конечно, Вадику за предложение, но нет смысла. У нас в чазовском центре лучшие врачи. Таких операций, как они, никто в мире не делает.

– А ты думаешь, операция нужна?

– Да нет, пока только обследоваться. Может, подлечиться, посмотрим. Возраст, Викуля, а в остальном папа молодец. Тьфу, тьфу. Я тебе про другое хотела рассказать, посплетничать.

– Звучит интригующе. Ты и посплетничать!

– Ну, перестань! – Нина Сергеевна засмеялась. – Это не о чужих. О своих и своим можно. Я вчера в Шульгино была, там что-то происходит.

– Там всегда что-то происходит. Наша Ира не может без шума, блеска, восторгов публики. Затевает что-то грандиозное ко дню рождения?

– Вовсе нет. Ты давно с ней говорила?

– На прошлой неделе, кажется. Она нас не балует звонками. Ей же хочется, чтобы ее выслушивали, бросив все дела. А поскольку я это прекратила и рассказываю только о Сереже, то ей и не интересно. А что с ней? Почему ты спрашиваешь?

– Ты знаешь, Викусь, по-моему, она влюбилась. Странно звучит, учитывая, что вместо сердца там кусочек льда, но ее не узнать. Вся светится, точно как ты в двадцать лет со Стасом и как Анюта перед свадьбой. Но это состояние ни с чем не спутаешь, и скрыть его нельзя.

– Может, просто хорошо выглядит? Жизнью довольна? – недоверчиво спросила Вика. – Чтобы Ира влюбилась в кого-то, кроме себя? С чего ты решила? Только оттого, что светится? Ой, мамуль, сегодня такие инъекции косметологи делают, что я ничему не удивлюсь. Такие ампулы есть, что любую усталость или недосып как рукой снимает, когда надо хорошо выглядеть. Кожа прямо сияет.

– Ну, Вика! Я тебе про Фому, а ты мне про Ерему! Что я усилий косметологов не отличу от счастья? Говорю же тебе, что влюбилась! Голос другой, смех, движения какие-то плавные. А главное – глаза! Нет ее здесь, где-то она в другом месте, хоть и отвечает тебе машинально. И часто невпопад. А Вадик такой потерянный, смотрит на нее, как бездомная собака на луну, вот-вот заплачет. Я у них не была с Нового года, перемены просто бросаются в глаза. Порядка нет, видно, что хозяев ничего не интересует, а прислуга это мигом чувствует.

– Но ты, надеюсь, навела там порядок?

– А ты не насмешничай, Викусь. Конечно, отчитала, кого надо, забегали! А Вадика мне жаль, видно, что переживает. Растерян, говорит с Иришей как-то заискивающе, просительно, а она смотрит поверх него, не видит.

– А мне совсем не жаль. Так ему и надо. Вот бы и хорошо, чтоб Ирка его бросила!

– Ну! За что ты его так не любишь? Придумала, что он к Сереже плохо относится. А он, между прочим, чудесный муж. Уж как он вокруг Ириши прыгает – таких поискать! Неизвестно еще, какие сюрпризы нас ждут. В кого это она влюбилась? Может, неприличие одно, какой-нибудь жиголо, стриптизер или певец без роду, без племени?

– Стриптизер – это оригинально! Ну и воображение у тебя, мамуля!

– Смейся, смейся! Речь о твоей дочери идет, если ты забыла. На той неделе папа ляжет на обследование, и я поеду в Шульгино на пару дней, выяснить, что с ней. Вадим уедет на работу, и я из Иришки вытрясу, что она задумала.

– Бог в помощь! Мне не забудь рассказать шокирующие подробности этого романа.

– Да уж не сомневайся, дорогая. Ирония твоя меня, конечно, удивляет, но тебе, как матери, первой расскажу, – с обидой в голосе сказала Нина Сергеевна.

– Ну, извини, мамуль, я неудачно пошутила. Конечно, я хочу знать, что там у Иры. Вечером по скайпу поговорю с папой. Целую.

От неожиданной новости мысли о работе совсем потускнели, и Вика решила пойти прогуляться, все равно ничего путного не напишет. Позвонила Алику, не хочет он составить ей компанию? Нет, он в Нью-Джерси у приятеля, вечером увидятся. Да, действительно, сегодня же вторник, Алик с Сережей музыкой занимается. Ну ладно, вечером расскажет ему о звонке мамы. Парк был необычно многолюден, и на ее любимом месте сидели две мамаши с колясочками. Неудивительно, при такой-то погоде! На лужайке даже загорали. Глобальное потепление? Нет, скорее март зальет дождями, это реальнее. Так что надо греться, пока погода балует.

Свободная скамейка нашлась далеко от входа, но часок-то у нее есть. Да, удивила мама. Ирка изменилась? Недели три назад Вика видела ее на скайпе и никаких перемен не заметила. Тот же скучающий вид, когда попросила ее поговорить с сыном. Из-за этого и вызывала на скайп. Сережа скучал по своей бестолковой матери, и Вику это удивляло. Вообще отношение мальчика к Ире было странным. Что-то он себе придумал, какую-то другую маму. Прекрасную и добрую красавицу из волшебной сказки. Вику это беспокоило. Сережа вообще был необычным ребенком. Не оттого, что Вика слепо любила его, нет, он действительно был слишком чувствительным, ранимым. Вел дневник. Писал книгу, аккуратно нумеруя листочки и оформляя картинками. Истории про смелых и благородных героев, про свою плюшевую собачку Блу. Однажды Вика зашла к нему в комнату и увидела на столе забытый дневник. Не удержалась и пролистала несколько страниц. Одна запись растрогала до слез: «Если бы мне предложили, чтобы мама, ну, наша Ира, была не такой красивой, а просто мамой, которая всегда рядом, я бы сразу согласился. Даже если бы она была немного толстая, как у Майкла. Это ведь ничего, главное, что она любит Майкла. А красота это, конечно, красиво, но я бы любил и некрасивую маму». А еще одна страничка очень расстроила: «Сегодня мне очень грустно. В школе последние два часа был спорт, и мистер Томпсон разбил нас на две команды для новой игры. Она очень веселая. Я два раза попал мячом в игроков другой команды. А пришел домой, и мне захотелось заплакать. Почему, ведь все хорошо? Но внутри было так холодно, как будто я замерз. Какое-то одиночество. Знаю, что мальчики не должны плакать, это стыдно. Но так хочется уткнуться в мягкую мордочку Блу и немножко поплакать. Блу мой самый верный друг, он все про меня знает».

Вика посмотрела на плюшевую собачку, важно сидящую на подушке, и ей тоже захотелось плакать. Как помочь своему мальчику? Что сделать, чтобы мысли об одиночестве не приходили в детскую головку? Они часто разговаривали о папе, который живет сейчас в далеком мире, но знает все, что происходит с Сережей. Он иногда задавал неожиданные вопросы, и она напрягала фантазию, чтобы рассказать о душе, о переходе из земной жизни в другую, вечную. Сережа ничему не удивлялся, даже добавлял что-то, о чем узнал в школе или из книг. Стас с сомнением относился к этим разговорам, но Вике казалось, что так лучше. Все-таки где-то далеко есть папа, который любит его. Как у всех. Подрастет и сам все поймет. Маленький ведь еще, ни отца, ни матери. Но о маме он говорил с восхищением: «Она самая красивая, правда? Знаешь, Вика, ни у кого такой мамы нет, даже в кино таких красивых не бывает. Жалко, что она не приезжает сюда, мне бы очень хотелось, чтобы все ее увидели. Ну, в школе, мои друзья, понимаешь?» Она понимала, и это ее не радовало. И придумывала сказки, про Иру. Как она любит Сережу, как скучает, как ждет их приезда в Москву. Хотя за два летних месяца, что они проводили на даче, Ира от силы три-четыре раза приезжала к ним, и они пару раз бывали в Шульгино. Да еще она умудрялась уезжать куда-то отдыхать. В общем, ничего не изменилось за два года. А ведь Сереже уже девять, скоро поймет, что у него и матери-то нет, одно название. И Вика говорила, что маме так грустно и плохо без папы, что она как будто спит, сердце ее спит, так ей легче пережить. Но пройдет время, мама привыкнет и станет ласковой и веселой.

– Как раньше, при папе, – добавляла она в надежде, что Сережа не особенно помнит, какой была Ира тогда.

– И мы опять будем жить вместе? Ну, я и мама, да?

– Конечно, милый. Надо только подождать.

– Помнишь, Вик, в балете про Спящую красавицу? Пришел принц, поцеловал, и она проснулась.

– Ну, примерно так. В сказке принц, а в жизни просто время вылечит, – торопилась закончить Вика.

Март принес дожди, сначала веселые, быстрые, а со второй недели солнце спряталось – и заморосило. Анечка приходила задумчивая, вся в своих мыслях, объясняя это рабочими проблемами. Оживлялась только с Сережей и у Алика. Скоро день рождения. На вопрос о планах равнодушно пожала плечами. Неохота возиться, Дэвид пригласит всех на ужин в ресторан. Стас успокаивал Вику: все нормально, обычная весенняя хандра. И Дэвид ничуть не изменился, шутит, возится с Сережей. Действительно, бывая у них, Дэвид вел себя, как обычно, никакой напряженности, и к Анечке очень внимателен. Может, правда усталость? Поговорить с ней? Но не решилась, раз девочка молчит, что лезть с разговорами? С Ирой все было непонятно. Проведя два дня в Шульгино, Нина Сергеевна ничего толком не узнала. Внучка отделывалась шутками, но, по мнению бабушки, ей впору бы дать в руки метлу, которую она оседлает, вылетая из окна особняка. Типичная булгаковская Маргарита перед отлетом. Глаза горят, хохочет не к месту. Ох, не к добру все это! Вика вспомнила про кокаин, не выдержала и позвонила сама. Голос у Ирки был веселый, радостный. Все у них в порядке? Как Сережа? А у нее все хорошо, просто очень торопится, буквально вылетает. Вика представила метлу и засмеялась. Ирка тоже рассмеялась тихим и каким-то счастливым смехом. Нет, правда, надо бежать. Пусть она поцелует Сережу, а завтра она позвонит им. Ну и ну! Нет, кокаин здесь ни при чем. Это другое. И поцелуи сыну тоже другое. Но теперь она может передать их с чистой совестью, а не выдумывая после каждого разговора с ней.

А потом новости посыпались, Вика не успевала понять, что хорошо, а что нет. Компьютер тоненько пищал, вызывая ее выслушать еще что-то о переменах в Шульгино. День рождения отменен, Ира уезжает. Куда, с кем – неизвестно! Охрана поменялась! Все лица новые. Даже водитель приехал другой. В доме все вверх дном! Вадик собирает вещи! На нем лица нет. Разводятся! Ужас, ужас! Определенно, Ириша сошла с ума. Ничего не объясняет, все потом и потом. Вадику чуть ли не ультиматум поставлен, чтобы к ее возвращению и духа его не было! Это просто неприлично! Стыдно перед его родителями. А Ира не хочет ничего слушать, смеется. Что смешного? Что с ней вообще происходит? Может, Вика попробует выяснить? Бесполезно? Ну, тогда она умывает руки. Пройдет это наваждение, Иришка пожалеет. Вадик носился с ней, как с писаной торбой! Да, а самое ужасное – в доме постоянно охранник, морда просто бандитская! Именно морда, а не лицо! Голова бритая, молчит, как истукан. Наверно, она связалась с каким-то мафиози. Хлебнет еще с ним! При чем здесь кино? В жизни бывают вещи пострашнее, чем в кино. Не дай Бог! А может, обойдется? Ну, хотя бы сказала, кто он. Только улыбается, дурочка. Никогда она так не улыбалась. Даже завидно немного. Что смешного? Так быстро жизнь пролетела. Какое там выглядишь! Выглядеть и жить – разные вещи.

Не успела Вика осмыслить перемены в жизни одной дочери, как рухнула жизнь другой. За неделю до Викиного дня рождения Анечка сказала, что разводится с Дэвидом. Обычная, в общем-то, история, если она не касается твоей дочери. На новой работе, куда он перешел с повышением, появилась женщина, он ездил с ней в Майами, сказав Ане, что едет в командировку в Денвер. Ее университетская подружка отдыхала в том отеле, куда приехал Дэвид с любовницей. Он подружку не узнал, со свадьбы не виделись, ну так она ему на следующий день напомнила. Когда он с любовницей мило обнимался и целовался в шезлонгах у бассейна. Подошла, поздоровалась, поинтересовалась, как отдыхается. Посожалела, что уезжает из этого райского местечка, и спросила, не передать ли привет Энн, она как раз собирается ей позвонить. Тут же и позвонила Ане. Сказала, что если бы можно было убить взглядом, она была бы уже мертва, так смотрел на нее Дэвид. Сказала, что все мужики аморальные мерзавцы, пусть Энн плюнет и разотрет, он ее не стоит. «Ох уж эти подружки, – подумала Вика, – обязательно нужно влезть в чужую жизнь, без них не разберутся». А теперь ее девочка с застывшим взглядом рассказывает об этом тихим, безучастным голосом, как не о себе. Ужасно видеть несчастное лицо своей дочери. Вике хотелось плакать, глядя на нее, но она сдерживалась.

Аня сухо предупредила, что никакой трагедии не произошло, просто Дэвид оказался совсем не тем человеком, которого она когда-то полюбила. Она все поняла еще до этой истории. Старалась не замечать, оправдывала, именно поэтому так хотела ребенка. Надеялась, что с рождением малыша все станет, как прежде, и у них будет настоящая семья. Для Вики и Стаса это было как гром среди ясного неба. Дэвид им нравился, они считали его частью своей семьи. Странно было представить, что он исчезнет из их жизни. Неловко и тяжело было слушать Дэвида, когда он пришел к ним объясниться. Зачем эти объяснения? Чтобы соблюсти приличия? Аня сразу же решила разводиться, и Дэвид не пытался ее отговаривать. Не только не оправдывался, но говорил, что недостоин Анечки, запутался и очень сожалеет. Не хотел доставлять ей страдания. Слушать это было неприятно, какие-то жалкие слова, все так не похоже на прежнего Дэвида. Визит был тягостным для всех.

Алик очень переживал за свою любимицу и старался отвлечь ее от грустных мыслей. В его обществе она оживлялась, смеялась и была похожа на прежнюю Анечку. Дома с Викой и Стасом только делала вид, что все нормально, но они понимали, как ей обидно и грустно. Дедушка с бабушкой расстроились, Дэвид и им был симпатичен. Нина Сергеевна сразу стала строить планы примирения, но Вика сказала, что это бесполезно. Аня все решила, он взял на себя вину, развод будет простым и быстрым. Что им делить? Был общий счет в банке, но Дэвид сразу же перевел половину на Анину карточку. Квартира съемная, ни тот, ни другой не хотят там оставаться. Он оплатил ее до июля, но сам уже переехал, взял только свои личные вещи. Но Аня тоже ничего оттуда брать не собирается, кроме картин, которые ей дарил Алик. Ну и свои вещи. «И напрасно! – огорчилась Нина Сергеевна. – Такая чудная квартирка, район прекрасный, зачем Анюте искать другую? Не у вас же она собирается жить? А он к этой женщине переехал? Не знаешь? Наверно, к ней, раз так быстро? Ох, напрасно ты, Вика, не попыталась ее отговорить. Да у каждой женщины в жизни такое случается. Умнее надо быть, а не бежать разводиться». Неужели у мамы тоже такое было? Тогда точно у всех! Наверно, мама права, надо прощать. Не побежала же она сама разводиться со Стасом. Пережила и простила. Да, но у самой совесть была нечиста, что уж тут Стасу предъявлять? Анюта совсем другая. Недаром Алик говорил, что она только внешне похожа на нее. Вика да не Вика. И сейчас успокаивал, Анечка справится, надо дать ей время, не бередить рану. Все у нее будет хорошо, еще очередь выстроится, такие в одиночестве не остаются. Дэвида не осуждал, обычная история. Ну, сходил парень налево, глупо, что прокололся. Недооценил Анюту, с ней такие номера не проходят! Такого человечка потерял, дурак!

На фоне этой грустной истории перемены в Ирочкиной жизни забылись. Вику только удивила параллельность событий. Сразу она не заметила, Нина Сергеевна обратила внимание, сказав как-то в разговоре: «Двойняшки, они двойняшки и есть. Рядом ли живут или далеко, а связь неразрывная, даже если и не дружны. Что у одной, то и у другой. Все повторяется. Это уж закономерность». Вика возразила, что события-то совершенно разные, Ира бросила мужа и вполне довольна, даже будто бы влюблена в таинственного незнакомца. Анечку муж бросил, и она страдает. Какая тут связь? «Ну и что? Просто события чередуются. Когда Нюта была счастлива с Дэвидом, Ириша страдала, оставшись вдовой. Да и была ли она счастлива с Вадиком, если не любила его? Кто знает? Важные моменты в их жизни совпадают. Вот увидишь, если у Иришки будут перемены, то и у Нюты что-то случится хорошее. Встретит кого-то. И уж будь уверена, что не какого-то подозрительного героя, а настоящего мужчину, с которым будет счастлива. Это не Ира, какие-то намеки, полунамеки, что не время еще. Якобы избранник так высоко летает, что нам сообщат высочайшим указом. Представляю, какие сюрпризы нас ждут». Вике тоже интересно было узнать, кто или что так изменило Иру. Дочь звонила нечасто, но всегда в хорошем настроении. Охотно и весело разговаривала с Сережей, шутила и что-то обещала ему. Всегда торопилась, но даже после этих недолгих разговоров он был радостно возбужден. И потом просил Вику рассказать что-нибудь про маму. Например, какая она была в детстве? И Вика придумывала образ чудесной доброй девочки, которая защищала слабых, боролась за справедливость, никогда не обижала даже самых маленьких букашек. Сережа слушал, лицо у него было счастливым, и с этим счастливым выражением он засыпал. Стас, посмеиваясь, спрашивал, не перепутала ли Вика девочек? Ему кажется, что ее звали Анечкой. Аня, улыбнувшись, сказала, что все правильно. Ведь это его мама, и она должна быть самой лучшей. Добрые сказки еще никому не помешали.

Приближались каникулы. Вика с Сережей и Стасом собирались в Москву. Анечка выглядела спокойной, подыскивала квартиру, но Вике не хотелось оставлять ее одну. Может, ей взять отпуск в июне и поехать с ними? Аня отказалась, график составлен давно, у всех что-то заказано и распланировано, меняться не с кем. Да и с квартирой надо решить до июля, а уж в июле в отпуск. Развод в августе, все по плану. Но она приедет к ним? Пока не знает, как получится. Нет, одну ее оставлять не стоит. Алик обычно приезжал в конце января и оставался до лета. Но, когда Вика спросила, не может ли он задержаться на месяц, чтобы не оставлять Аню одну, Алик согласился. Конечно, он постарается почаще вытаскивать ее куда-нибудь. Она держится молодцом, но одной все же грустновато. Друзей много, но что-то Аня пока не очень рвется общаться. Америка! Все должны быть успешны и счастливы, поплакаться некому. Улыбка, всегда и в любую погоду. Во всяком случае в том обществе, к которому Анюта принадлежит. Все будет в порядке. Ну, про отпуск он не уверен. Если удастся уговорить, но кажется, ей не очень хочется в Москву. Понять можно, настроение так себе, расстраивать бабушку с дедом не хочет. Настаивать не стоит, пусть сама решит. Алик всегда был для Анечки другом, и общение с ним, разговоры обо всем, что ее волновало, его советы и рассказы были интересны ей. И в той ситуации, в которой она оказалась, он идеально подходил на роль собеседника и компаньона. Вика могла быть спокойна за дочь.

Чудеса начались прямо в Шереметьево. Рядом с Томкой, приехавшей встречать их, стояла Ира. Сережа растерялся, не ожидал. А Ирка, как ни в чем не бывало, чмокнула его в макушку: «Привет, Сережка! Ух ты, как вырос! Давай лапу, пошли!» Сережа оглянулся на Вику, и она ободряюще кивнула. Пока шли к стоянке, дочь успела сообщить, что завтра вечером Вика и Стас должны обязательно приехать к ней. Нет, ничего не будет говорить, все завтра, но это очень важно. Очень! Успеют они отдохнуть и выспаться? Она пришлет водителя часам к пяти. Нет, никаких гостей, никакого парада. Чисто семейное. Но для нее это очень-очень важно. А Сережа поедет с ней. И прервала возражения Вики умоляющим: «Ну, пожалуйста, пожалуйста, мамочка, мне так нужно, так нужно! Ну, разреши, пусть он поживет дома. Сереж, поедешь со мной? Я тебе игрушек всяких накупила, фильмов». Вика хотела сказать, что Сережа не вещь, что значит, нужно ей? Но, встретив его взгляд, поняла, как ему хочется поехать, и передумала. Хорошо, пусть едет, только он не игрушка, его и накормить надо, и одного ни в коем случае не оставлять! Ребенок – это ответственность! «Да все будет в порядке, мамуль, справимся мы. Правда, Сереж?» – весело тараторила Ира, и он радостно кивал.

Вика вздохнула, зря согласилась, кто ее знает, что она задумала? Поиграет, и надоест, а ребенок будет переживать. Заладила: нужно, важно, а зачем? Вряд ли соскучилась, что-то у нее на уме? Но водитель уже укладывал Сережин чемодан и рюкзачок в багажник, а Ирка целовала Вику и бормотала: «Ты самая хорошая, я тебя так люблю. Мир, мамуль, мир, да?» Вика засмеялась, мир, мир! Томка тоже смеялась и подмигивала Ире. В машине Вика спросила, что это за перемигивания? И что их завтра ждет? Наверняка Ирка ей что-нибудь рассказала, пока ждали. Томка пожала плечами, нет, просто болтали, давно не виделись. Но то, что у нее роман, – факт, сияет, как лампа в сто свечей. Да и видели ее с таким мужичком, что мама дорогая! Если завтра с ним знакомить будет, значит, серьезно его зацепила. Тогда только шляпу снять перед ней, молодец! Ну и что за мужик? Да уж не простой! Из политической элиты, из самых верхов. Вика посмотрела на Стаса, он вздохнул и отвернулся к окну. Да, только политиков им не хватало.

На следующий день они поехали в Шульгино. Никаких видимых перемен там не было, только охранник новый. Вика беспокоилась о Сереже, хотя и он, и Ира заверили утром по телефону, что все хорошо. Похоже, так и было. Ему хотелось сразу показать Вике свое новое и забытое старое игрушечное богатство, но Ира перехватила ее и увела к себе, поговорить. Вика заметила, что она волнуется, даже нервничает, что вообще было ей несвойственно. Да, дочка изменилась. Вчера, в суете, она этого не заметила. Вот задумалась, собираясь с мыслями, и лицо стало нежным, каким-то даже беззащитным. Это у Ирки-то!

– Ну, что у тебя происходит, Ириша? С Вадимом разошлась, что-то случилось? – мягко спросила Вика.

– Да, и так много, что не знаю, с чего начать. Встретила одного человека, и случилось это что-то. Сама не пойму, что. В глупых романах описывают, но я всегда думала, что в жизни не случается. Или сами себе придумывают великую любовь, чтобы скрасить существование. А вот и нет! Такая зависимость, даже зло берет. А иногда такая легкость, что хочется улететь, петь, смеяться и плакать одновременно. А Вадим что? Я и не помню о нем. Игоря помню, а его нет. Хорошо, что исчез. Хотя пытался устраивать скандалы, угрожал. Но его быстро приструнили. Намекнули, что перекроют кислород, лишат лицензии, пустят по миру. Банк ему дороже оказался, чем я. – Она засмеялась. – В общем, запуталась. Кажется, что лечу куда-то. Хотела с тобой посоветоваться, может, зря я все затеяла? Это же как наркотик, трудно отказаться.

– Ну, тогда давай по порядку, кто он, откуда и что от тебя хочет? – улыбнулась Вика.

Ира рассказывала сбивчиво, то убегая в свои мечты, то возвращаясь к действительности, а она слушала, не перебивая, отмечая и это волнение, и странную нежность во взгляде дочери. Встретились перед Новым годом, на благотворительном вечере. После был прием, и она, как всегда, имела большой успех. Их познакомили, а он – ноль внимания. Поговорили о планах фонда, которым руководила ее подруга. Планировался и концерт, и елки, и подарки в детские дома. Он слушал явно ради вежливости, ее красота не произвела ни малейшего впечатления. Ей он тоже не понравился, но его равнодушие к ним и к милосердным делам было непривычным и задело самолюбие. Все вокруг прыгают, а тут какая-то мужская особь, вполне заурядной внешности, едва удостоил беседой. Шутки ради решила приручить его, тем более он был в моде. Чиновник высокого ранга, успешный, холостой – завидная партия для дочек богатых пап. Никогда не добивалась мужского внимания, даже не знала, как это делается, но, видно, женский инстинкт сработал. Такие актерские способности обнаружились! И это оказалось увлекательным занятием. А потом закрутилось, и уж не до шуток! Кто кого приручил, трудно сказать. Но все оказалось не так просто. У него сто условий, и это не так, и то не годится! Ну, с Вадимом разошлась – это понятно, с чужой женой он не собирался роман заводить. Кстати, помог выселить его из дома, поменял охрану, поставил профессионалов, один даже в доме дежурил, пока Вадик не уехал. Счастлива очень, никогда не думала, что может испытывать такие чувства! Но и его представления об отношениях мужчины и женщины раздражают. До бреда доходит. Такое впечатление, что он ей проверку устраивает, испытательный срок. А она, как дурочка какая-то, старается, хочет походить на женщину его мечты. Иногда так хотелось послать его к чертям! Ссорились, мирились, даже расставались. А он первым не выдержал, прибежал. Она тоже уже готова была звонить и просить прощения, но он опередил. Одно очко в ее пользу. Вроде выиграла, он решился наконец, но теперь ей страшно. Справится ли она? И нужно ли замуж? Столько условий поставил! Жить в Шульгино не будут, у него большая квартира в центре. Жена-домохозяйка тоже не устраивает, она уже записалась с осени на дизайнерские курсы, откроет свое дело. Такие драгоценности, как у нее, носить неприлично. Почему, спрашивается? Жене госслужащего нельзя. Он у всех на виду и не собирается давать пищу разговорам. То же и с машиной, надо поменять. Глупость какая-то! И все время такая щепетильность, госслужащий, репутация, скромность! Она и слов-то таких раньше не слышала. Главное обидно, что ничего не нужно от этого госслужащего, все у нее есть, и сама может позволить себе, что угодно. Но нет, нельзя! Господи, как же она мечтает выйти замуж! Только бы не передумал, она тогда с ума сойдет. И платье уже купила. Они же венчаться будут. А свадьба будет совсем скромной, только близкие. Ну и ладно, это совсем не важно. Еще целый месяц, как долго! А потом уедут вдвоем, вдвоем, вдвоем! Ира закружилась по комнате, и Вика рассмеялась. Да, влюбилась девочка. Кто бы мог подумать?

– А кольцо-то, кольцо я тебе не показала. – Она протянула руку. Трехцветное, красиво переплетенное золото, с тремя небольшими бриллиантиками. – Правда оригинально? Это Булгари, новая коллекция. Скромно и со вкусом.

– Да, очень симпатичное. Помнится, раньше ты любила огромные сверкающие булыжники, – не удержалась Вика и тут же добавила: – Но это мне нравится больше. Только скажи, ты уверена, что действительно любишь его? Или из упрямства, чтобы себе доказать? Кстати, почему ты все время говоришь «он»? Имя-то есть?

– Илья. Илюша. – На ее лице появилось мечтательное выражение. – Конечно, люблю. Как я теперь без него? Нет, надо выходить, будь что будет, – решительно закончила она.

– Ну и замечательно, я очень рада. Не бойся, Иришка, где наша не пропадала! – улыбнулась Вика.

– Да, не бойся! Легко сказать. Ой, главное забыла, он к детям относится жутко серьезно. В смысле, любит. В молодости от него жена ушла с трехлетней дочкой, за границу уехала, так что у Илюши душевная рана. Он, правда, с девочкой общается, она уже большая, но детей хочет сразу.

– И что же ты будешь делать?

– Рожать. Как только, так и рожу. А что еще делать? И знаешь, мамуль, ты не пугайся, но Сережа должен жить с нами. Не могу же я признаться, что ты забрала его потому, что не могла доверить мне ребенка. Представляешь, как это будет выглядеть? Я и так все на Вадика свалила, что это он хотел избавиться от Сережи. В таких красках расписала его подлые попытки отправить моего сына с глаз долой! А что мне оставалось? Пожалуйста, мамуль, согласись. Илюше даже в голову не приходит, что может быть иначе. Да, Сережа жил с тобой, но теперь, когда у нас нормальная семья, он вернется домой. Умоляю тебя, мамочка, согласись, иначе все может рухнуть! – В голосе Иры послышались слезы.

– Подожди, что ты сразу реветь? Нельзя же так. Свалила мне на голову кучу новостей, тут же заявляешь, что забираешь Сережу. Он же не вещь. У мальчика своя жизнь, школа, друзья. Он не мячик, чтобы туда-сюда… Не знаю, Ира. Это серьезный вопрос. Сейчас тебе надо хорошо выглядеть в глазах жениха, потом надоест, и Сережа опять не нужен? Ему скоро девять лет, он имеет свое мнение, свои желания. Его для начала не помешало бы спросить.

– Да он хочет, даже очень хочет. Я с ним сегодня говорила. И почему ты обо мне так плохо думаешь? Он же мой сын. Я его вчера привезла, и мне как-то спокойнее стало. Что я не одна. Вроде какая-то защита у меня, поддержка. Все-таки нас двое. Утром говорю с ним, а он смотрит на меня, как Игорь. Похож, правда?

– Да он всегда был похож на него. Ладно, Ириш, потом все решим. Пойду вниз. Когда твой Илья приедет?

– Обещал сегодня пораньше освободиться. Позвонит с дороги, если пробка будет. А так, часов в семь должен подъехать. Я переоденусь и тоже спущусь.

В тот день Илья не произвел на Вику большого впечатления. Сорок два, а кажется старше, солидный такой, неторопливый. Вот голос, да. Голос был прямо бархатным, обволакивал собеседника, шел откуда-то изнутри, заслушаться можно. С таким голосом и политикой заниматься, и на сцене петь – успех обеспечен. Умен, уверен в себе, недоверчив. Но ей очень понравилось, как он разговаривал с Сережей. Спокойно, заинтересованно, как с равным. И то, что мальчик не стеснялся, а охотно рассказывал о друзьях, о школе, о своем увлечении футболом и музыкой, тоже говорило в пользу Ильи. Дети сразу чувствуют, если с ними говорят без всякого интереса, лишь из вежливости. А Сережа еще и немного застенчив, но с Ильей сразу же разговорился. Не так уж плохо для начала. Ира была немного напряжена, чувствовалось, что она хочет, чтобы Илья всем понравился. Он называл ее Аришей, а когда, чуть улыбаясь, смотрел на нее, взгляд его теплел. Вика решила, что все-таки симпатичный, хотя Ире с ним будет не просто, привык к подчинению.

А через пару недель он приехал на дачу в Клязьму, и там все уже было по-другому. Стояла жара, выходной день, так что никакого костюма с галстуком. В легкой рубашке и джинсах Илья выглядел намного моложе. И обстановка другая: стол, накрытый на веранде, Любины разносолы, смех у мангала, где Илья со Стасом и Львом Ивановичем выпили по рюмочке «под шашлычный дымок», как это у них называлось. В общем, жених понравился, и день прошел весело. После вечернего чая Илья даже успел поговорить с Викой о Сереже. Заверил, что со школой проблем не будет, сейчас в Москве хорошие платные лицеи и гимназии, очень высокий уровень. А вот английская школа, куда он когда-то ходил, как раз очень слабенькая. Сережа пойдет в лучшую, пусть Виктория Львовна не беспокоится. Она и Станислав Михайлович и так сделали для ребенка очень много, Ариша им очень благодарна за все. А он просто восхищается той решительностью, с какой она увезла своего внука. Малоприятный тип этот Вадим, он имел неудовольствие с ним пообщаться. Вообще ненавидит, когда обижают детей! Все может простить, но за ребенка готов убить. И о Сереже он сумеет позаботиться. А учиться ему надо в Москве, зачем быть полуиностранцем в своей стране, жить-то потом здесь. Он надеется, что скоро у Сережи появятся братья или сестры, неважно кто, главное, будет большая семья. А семья – это очень важно для ребенка. И Вика поняла, что все уже решилось, Сережу у нее забирают, и она ничего не может возразить. Тем более он действительно хочет остаться с мамой. Все правильно, ребенку нужна семья. Если все будет так, как говорит Илья, она за Сережу спокойна. Правда, Иру сложно представить матерью семейства, но любовь творит чудеса. Сейчас она учится готовить. Накупила кулинарных книг. «Ну, хоть что-то я должна уметь. В городе приходящая домработница. Два раза в неделю. Убрать, постирать, погладить. Она не готовит. Илья поздно приходит, вечером не ест. А в выходные? Он наверняка думает, что я суп какой-нибудь могу сварить».

Неожиданно кулинарным процессом заинтересовался Сережа, Ира обрадовалась, вдвоем-то веселее. И они с увлечением экспериментировали в Шульгино. Люба ворчала, что только продукты переводят, какое там ризотто и паштет, суп бы научилась варить, котлеты, сырники. Кто по книжкам готовит? Она ей рецепты напишет, и пусть варит то, что годами проверено и вкусно. Но Вика была уверена, что для Иры все это игра. Ей сейчас хорошо, все вокруг кажется прекрасным, вот и придумывает себе развлечения. Не будет она никакой суп варить, поменяет домработницу на ту, что умеет готовить и сможет приходить чаще. Будет ей больше платить, и все устроится. Таким, как Илья, и в голову не приходит в домашнее хозяйство вникать. Его беспокоит только, чтобы не подумали, будто он не по средствам живет, ну так не будет у них горничных и повара. Сколько Ира своей домработнице платит, вряд ли кого-то заинтересует. А уж удобно устроить свою жизнь Ирочка всегда умела, можно за нее не беспокоиться.

С Анечкой Вика разговаривала часто, и та уверяла, что все нормально. Алик тоже говорил, что все потихоньку налаживается, он старается не оставлять ее вечерами одну. В кино сходить или просто в кафе посидеть, поговорить. А в выходные придумывает целую программу, чтобы времени на грустные мысли не оставалось. Вике сочувствовал, без Сережи ей будет не так хорошо, но за Иру радовался. Может, все сложится так, как планирует этот Илья? Тогда Сереже, конечно, будет лучше, он, как ни странно, любит свою весьма условную мамашу. А Вика будет чаще приезжать в Москву, тоже неплохо. Вот с планами на отпуск пока неясно. Анюта не хочет ехать к ним. Может, это и правильно? Свадьба в июле, счастливая Ирка, влюбленный жених. Даже если и скромная свадьба, в чем он не уверен, то все эти разговоры о медовом месяце, о планах на семейную жизнь лишний раз напомнят Анюте о крахе ее счастья. Он вот давно хотел в Бразилию съездить, может, как раз и свозить туда Анюту? Самое подходящее место для нее сейчас, все танцуют и поют, грустить некогда. Да и страна интересная, столько всего посмотреть можно! А то он так и не соберется, а отсюда вроде ближе. Как Вика думает? Да было бы неплохо, но Аня-то захочет ехать? Может, ей утомительно быть все время на людях и делать вид, что очень весело? На работе целый день изображает, что все окей, и в отпуске тоже? Ей как раз и хотелось, чтобы она приехала в Москву, пожила на даче, в тишине, среди своих, окруженная заботой и любовью. Возможно, и этот вариант неплох, но не насильно же ее тащить? А поездка в Бразилию ее заинтересовала, она даже свои предложения вносила, то, что ей бы хотелось увидеть. Можно очень интересный маршрут составить. Ну, что ж, Бразилия так Бразилия, главное, чтобы Анечке на пользу пошло. Но эта поездка его-то планы не нарушит? Он все-таки не нянька, у него своя жизнь. И так она ему безмерно благодарна за все. Может, у него в Москве какие-то свои дела есть? Да нет, какие дела у бездельника? А в Рио-де-Жанейро, как говорил Остап Бендер, полтора миллиона человек и все в белых штанах! Сейчас, правда, намного больше, но может, действительно все в белых? А Копакабана? Мечта! Какие уж тут дела в Москве? Подождут.

Наступил июль, свадьба прошла тихо и спокойно. После венчания настроение было умиротворенным, красота обряда подействовала на всех. Молодые уехали, а Вика с Сережей и Стасом жили то в Клязьме, то в Шульгино. Мальчик с удовольствием готовился к новой жизни. Прошел собеседование в школе, им остались довольны, ему тоже все понравилось. Вика ездила с ним, поговорила с учителями, осмотрела территорию, классы, столовую и успокоилась. Все было хорошо продумано: дети находились в школе до вечера, с трехразовым питанием, прогулкой, спортом и приготовлением домашних заданий. И это очень важно, потому что надеяться на Ирочкину помощь и проверку уроков дома было бессмысленно. Им был выдан список книг, которые следовало прочесть во время каникул, с русским у Сережи были проблемы. Вика и Нина Сергеевна по очереди занимались с ним, так что дел хватало.

Москва была по-летнему пуста, никаких интересных мероприятий не происходило. В Жаворонки съездила один раз. Вероника из театра ушла, в город почти не ездила, не хотела оставлять Никиту. Бывший московский плейбой, вольный мустанг сильно сдал и выглядел гораздо старше Стаса, хотя был ровесником. Томка никуда не уехала, и с ней Вика отводила душу. Подруга изменилась, стала спокойнее и мудрее. Ходила в церковь, причащалась и выстаивала долгие службы. Ходила даже с паломниками в далекий монастырь к чудотворной иконе. Устала, ноги потом месяц болели, но была довольна. Муж ругал ее, называл сумасшедшей, Томка не обращала внимания. Вика спросила, почему она так себя не жалеет. Можно ходить в церковь, молиться вечерами, она вот молится за всех, но без фанатизма. К чему эти походы невесть куда? Это даже небезопасно. Что, у нее грехов больше всех?

– Про всех не берусь судить, но у меня их слишком много. Семь абортов, это как? Семь загубленных душ. Думаешь, легко с этим жить?

– Но ты же молодая была, не понимала. Никто нам не объяснял, в церковь не ходили, другое время совсем. Все делали.

– Но ты-то вот один сделала, это точно по глупости, девчонкой на первом курсе. И сразу поумнела. Тебя, может, Бог и простит. А я как на работу бегала в этот абортарий. Ну, понятно, у тебя поликлиника мидовская, таблетки импортные, все, как у людей. А я со спиралью отечественного производства залетела. И не я одна. Это, конечно, не оправдание. Вот и замаливаю семь тяжких грехов. Почему, думаешь, Бог мне детей не дал, когда я так хотела? Вот за эти грехи. Когда подумаешь об этом, страшно становится. Они же живые были, а их вот так, не задумываясь.

Этот разговор напомнил Вике то, о чем она старалась не вспоминать. Первый курс, опьянение взрослой жизнью, свободой, самой атмосферой, царившей в институте. Красивый второкурсник, с актерского, она даже имени его не помнит. Не любовь, так, глупость мимолетная. Она ему и не сказала ничего. С какой стати? Кто он ей? А эта очередь в коридоре! Девчонки все бледные, испуганные. Жуткая боль, никакого наркоза, просто новокаин. А с каким презрением смотрели на них санитарки! Абортницы! Сутки пришлось пролежать в больнице. Подпольный аборт делать боялась, искалечат еще. Конечно, если бы призналась маме, все было бы иначе. И палата, и обезболивание. Но Вика скорее бы умерла, чем призналась. После этого романчики заводила чисто платонические, ждала, когда влюбится по-настоящему. Думала, это будет Игорь Панов, а оказался Стас. А после рождения девчонок мама заказывала ей таблетки из-за границы. Но за тот грех, за ту маленькую душу придется отвечать, а она и думать забыла. Если бы не разговор с Томкой, то и не вспомнила бы. И она сделала все, что подруга посоветовала. Пошла в церковь, читала специальную молитву, постилась и причастилась. Томка спросила, ощущает ли она легкость в душе после причастия. Вика никаких особенных перемен не заметила, но кивнула.

В августе вернулись молодожены. Ирочка выглядела довольной и счастливой. Сразу принялась наводить в квартире Ильи уют и порядок. Как Вика и предполагала, помощницу по хозяйству она взяла новую, и вдвоем они вполне справились с переездом. Квартира оказалась просторной, удобной, пять комнат и свой кусок крыши с зимним садом. Илья купил ее давно, когда еще занимался бизнесом. Ира смеялась: «На честно заработанные, мы не коррупционеры какие-нибудь, взяток не берем, откаты презираем. Мы на зарплату живем, хорошо, что она большая. А жене с подозрительным банкирским прошлым никто не запрещает свою квартиру сдавать, если налог платит. И то, что она потихоньку в семейный бюджет будет докладывать, никто и не заметит. А Илюшечка не нарадуется, какая Ариша хозяйка чудесная, всегда у нее деньги есть. И умница, и красавица, и экономная! Вот повезло!» Вика улыбалась, радуясь за дочь, и просила не переходить границу разумного, Илья не дурак, его не так просто обвести вокруг пальца. Если у него принцип содержать семью на свою зарплату, то это надо уважать. Зачем ей дразнить гусей? Но Ирка отмахивалась, да делать ему нечего, как только семейный дебет-кредит проверять. Он государственные дела решает. Сережа активно помогал в устройстве своей новой комнаты и одобрял все, что предлагала мама. Конечно, мамой она была безответственной, но отношения у них сложились вполне дружеские, Вику это устраивало. Нельзя же требовать от Иры всего сразу. В школе он будет под присмотром, в выходные командовать станет Илья, а ему она доверяла.

Анечка после отпуска вернулась возбужденная и переполненная впечатлениями. Голос у нее был радостным, столько надо рассказать, волшебная страна, лучший отпуск! Где они только не были! Она так ждет маму с папой, новостей столько, что дня не хватит! Нет, не хочет по телефону, пусть скорее возвращаются. Стас повеселел, он очень переживал из-за разрыва Ани и Дэвида, и прежний оживленный голосок дочери успокоил его. Вику обрадовало, что Аня даже не упомянула о разводе, который должен был состояться на днях. Значит, успокоилась, поездка пошла на пользу. Еще бы, столько впечатлений! Бразилия. Может, и они со Стасом съездят? Вот Алик приедет, расскажет. Он тоже был доволен путешествием и уверял, что Анюта спокойна, настроена оптимистично и все у нее будет хорошо. Собирался вернуться в ближайшие дни. Вика торопила, они со Стасом улетают в середине августа. Сережа устроен, все ему нравится, так что надо домой, не хочется, чтобы Анечка оставалась одна.

Алик позвонил через три дня, он в Москве, прилетел вчера вечером.

– Вот и хорошо, – обрадовалась Вика. – Отдохни с дороги пару дней, и увидимся. Я соскучилась. Расскажу подробно про все чудеса с нашей Иркой. Хорошо, что она все-таки влюбилась, я уж боялась, что так и проживет без всякой радости, любуясь в зеркале единственно-любимым лицом.

– Что мне отдыхать? Давай завтра встретимся, если ты свободна. Ты на даче? Можешь днем в город приехать? Когда тебе удобней?

– Да мне все равно. Лучше после двух, вдруг пробка на Ярославке? Но может, тебе отоспаться сегодня-завтра? У нас еще две недели в запасе, успеем наговориться.

– Нет, Вик, давай завтра. Знаешь кафе «Академия» на Волхонке? В три часа, нормально?

– Ну да. А почему на Волхонке?

– Я в галерею хочу зайти утром, кое-какие дела есть. Да и место там тихое, поговорим спокойно.

– Ладно. А потом можем в Пушкинский зайти, там наверняка какая-нибудь выставка есть.

– Ну, посмотрим. На месте решим. Целую.

Когда Вика вошла в уютный зал «Академии», Алик помахал ей из дальнего угла и встал навстречу.

– Привет, Викусь. – Он на секунду привлек ее к себе и тут же отпустил.

– Приветик, путешественник! – Она поцеловала его в щеку. – Какой ты загорелый, ужас! Ничего себе в Копакабане? Что, действительно там так здорово? Как мулаточки? Соблазнительные?

– Какие мулаточки, Вика? Ты меня с кем-то путаешь.

– Уж тебя спутаешь, как же! Скажи лучше, что Анюта помешала. Плохой пример не хотел подавать, – она засмеялась, и Алик тоже улыбнулся, усаживая ее за стол.

– Что тебе заказать? Голодная? Здесь неплохо кормят.

– А ты что будешь?

– Я вообще-то ел в двенадцать. По делу встречался с одним коллекционером, ну и пообедали. Но кофе выпью. А может, хочешь выпить, Викусь? Давай вина закажем.

– Нет, ты что, я за рулем. Да и тебе не надо, сейчас строго. Есть тогда тоже не буду, я и не особо хочу. Знаешь, как у нас в Клязьме, с утра до вечера то пироги, то блинчики. Всегда поправляюсь в Москве. Десерт какой-нибудь съем, паннакотту, наверно. И кофе.

Молоденькая официантка терпеливо стояла у стола. Алик заказал два эспрессо и десерт, и девушка, забрав объемные папки меню, отошла.

– Ну, рассказывай, как вам Бразилия? Анюта в восторге. Как ты думаешь, она правда успокоилась или просто под впечатлением поездки?

– Анюта в полном порядке. Все у нее хорошо, все прошло. Если ты из-за нее торопишься, можешь не беспокоиться и остаться в Москве до сентября. Тебе, наверно, хочется посмотреть, как Сережа в новой школе освоится?

– Хочется, конечно. Но не буду билеты менять, поеду со Стасом. Да и Аня ждет. Я так и не поняла, что она с квартирой решила. Мы-то только рады, что она у нас поживет, но ей свою жизнь налаживать нужно. Жить по-студенчески с родителями или подругой не вариант, – официантка поставила перед ней тарелку с десертом, и Вика, воткнув ложку в паннакотту, вопросительно посмотрела на Алика. – Почему она от той квартиры отказалась, а новую искать не стала?

– Она искала. Там один хороший вариант намечался с сентября. А сейчас планы поменялись, я все-таки хочу что-то купить, поэтому Анюта в моей квартире сейчас живет. Думаю дом купить в Нью-Джерси.

– То есть ты купишь дом, а она будет в твоей квартире жить? Но тебе-то зачем дом, да еще в пригороде? Твоя квартирка маленькая, но такая удобная и рядом. Приезжаешь на три-четыре месяца, живешь в самом центре, с чего ты решил все менять, не понимаю.

– Хочу вообще поменять свою жизнь. Об этом хотел с тобой поговорить. Ты ведь мне друг, да?

– Не знаю, никогда не рассматривала в таком контексте, – улыбнулась Вика. – Но уж точно не враг. Валяй, говори, что придумал.

– Ты только выслушай спокойно. Разговор не простой, и мне важно, чтобы ты поняла и не отговаривала. Обещаешь?

– Да обещаю, обещаю! Давай, говори уже. Вот тянет кота за хвост! Если это так важно, то я вся – внимание, – сказала шутливо, но вступление ее насторожило.

Алик с самого начала был каким-то напряженным, а она посчитала это дорожной усталостью. Но он молчал, глядя куда-то вниз. Лицо его было непроницаемым, таким, какое Вика не любила и давно не видела. С тех самых пор, как закончились их мучительные выяснения отношений. Она уже забыла, каким оно может быть жестким. Вдруг поняла, что услышит что-то плохое, и заволновалась, только бы не болезнь. У Никиты первый инфаркт как раз в пятьдесят случился. Тоже была полная неожиданность для всех. И Алик так настаивал, чтобы именно сегодня, значит, не просто поболтать о ее новостях и бразильских впечатлениях. Раз сказал, что у Анечки все в порядке, значит, что-то случилось у него. И молнией мелькнуло – рак! Сколько в последние пять лет ушло друзей! Известные, талантливые, многим и пятидесяти не было. И такие красивые. Когда заходила с Томкой в церковь, с грустью видела, что поминальный список, который она пишет, становится все длиннее. Нет. Только не Алик! А он все молчал, пугая ее этим молчанием. Прошло несколько томительных минут, и она не выдержала.

– Алик, милый, что-нибудь не так? Ты не молчи, скажи. Ну, вместе всегда легче придумать какое-то решение, – участливо сказала Вика и ласково погладила его по руке. Он как-то дернулся в сторону, и она с недоумением посмотрела на него.

– Прости, я нервничаю. Сейчас соберусь. Знал, что не просто будет, но чтобы так… – У Вики холодок пробежал по спине, неужели все так плохо? – Мы с Аней решили пожениться.

«Слава Богу, не рак», – не поняв, о чем идет речь, подумала Вика и вопросительно посмотрела на Алика.

– Что ты сказал, не поняла? Женишься? А на ком?

– На Ане, ну, на Анюте, на ком же еще? – и, увидев изумленное лицо Вики, торопливо заговорил: – Только выслушай, пожалуйста, не перебивай! Это очень серьезно, очень! Звучит странно, но очень серьезно для нас с Анютой. Мы любим друг друга, мы все решили, не надо ничего говорить, все равно мы будем вместе. Ты пойми, Вика, мы счастливы, ты даже представить не можешь как. Я все для нее сделаю! Я понимаю, это неожиданно, но ты привыкнешь к этой мысли и поймешь меня. И все привыкнут. Да нам вообще безразлично, кто что подумает. Я хотел тебе объяснить, мне важно, чтобы ты поддержала нас. Поэтому решил сразу же рассказать. Анюта рвалась поделиться с вами, я еле уговорил ее подождать, пока сам не поговорю с тобой. Это судьба, Викусь, поверь.

Вика слушала и не понимала смысла слов. Алик женится на Анюте? На ее Анечке? Зачем? Он что, с ума сошел? Этого же не может быть?

– Такой подарок, на который я никогда не рассчитывал. Помнишь, ты говорила, что пора мне жениться? Я отшучивался, что не создан для семейной жизни. А ведь я создан, только не встретил своего человека. Когда-то тебя любил до безумия, знал, что с тобой все было бы прекрасно, но не сложилось, опоздал. Ты всегда Стаса любила. И вот Аня. Конечно, судьба. Она так похожа на тебя! Совсем-совсем другая, но иногда смеется или жест какой-то, точно, как ты. Не думай, что я спятил и решил воскресить то чувство, создать иллюзию. Нет, я люблю Анюту, ее саму, а она не ты. Только внешнее сходство.

Вика поняла, о чем он говорит, и похолодела. Удар был так силен, что к горлу подкатила тошнота. Пытаясь справиться, нашарила рукой чашку и одним глотком выпила горький кофе. Чуть отпустило, и она глубоко вздохнула. Но тут же почувствовала колющую боль в сердце. Хотелось скрючиться пополам, упасть на пол и завыть. Поняла, что нельзя этого делать, и, чтобы не упасть, вцепилась руками в край стола. Надо что-то сказать? Но что? Чтобы он замолчал. Чтобы замолчал. Боль в сердце тупо отдавала в затылок. Хотелось закрыть глаза, но она понимала, что надо как-то остановить весь этот ужас, что-то сказать, чтобы все исчезло, чтобы он замолчал. Посмотрела ему в лицо. Чужое, чужое. Никогда таким не было, даже когда обвинял ее во всех грехах.

– Ну, что ты так смотришь? Как на врага. Я тебе первой рассказал, надеялся, что ты поймешь. Ты же близкий для меня человек. Почему ты молчишь, Вика?

– Я смотрю на тебя не как на врага, а как на сумасшедшего, – Вика старалась говорить спокойно, нельзя же заорать на него в общественном месте. Мама с детства внушала, что надо «держать лицо», не распускаться, не показывать своей слабости. Это унизительно и неприлично. Самое время вспомнить ее наставления. Слава Богу, плакать не хотелось. Это от абсурда происходящего, и она сказала: – Это театр абсурда какой-то, бред и непристойность. Ты именно спятил, бедняга. Что ты хочешь услышать? Я понимаю твою слабость к мымрам возраста Ани. Но она-то не мымра. Она моя дочь. Ты воспользовался тем, что у нее несчастье, почва выбита из-под ног, и подсуетился? Я знаю, как ты умеешь внушить женщине, что она прекрасна и неповторима. Представляю, какие сказки ты ей рассказывал! Она же верит тебе! Это просто подло. А главная мерзость в том, что любовник матери решил жениться на молоденькой дочери. Фу, пошлость какая! А ты от меня понимания и поддержки ждешь? Молодец, ничего не скажешь.

– Вика, что ты несешь? Тебе самой не стыдно? Воспользовался, подсуетился, любовник! Бред какой-то! Да, я любил тебя, но это было сто лет назад. С тех пор мы друзья, только друзья. Да, я встретил наконец единственную женщину, я счастлив, я начинаю новую жизнь. Да, моя любимая оказалась твоей дочерью, и что? Она тоже счастлива, так почему ты к этому так враждебно относишься? Анюта пережила разочарование, обман, обиду, но сейчас она счастлива, почему ты не радуешься за дочь?

– Ах, я должна не только понять, но еще и радоваться? Мило. Совсем ты свихнулся на старости лет. Новую жизнь он начинает! А не поздно? Ты ей в отцы годишься и всю жизнь изображал отца. И вдруг – нате вам, женюсь. Тебе пятьдесят, а ей двадцать восемь. Жених! Я вот прямо сейчас начну бурно радоваться за дочь. Тогда нас с тобой смело можно везти в «дурку». Вообще нам с тобой там самое место.

– Вика, при чем тут возраст? Ира в восемнадцать лет вышла за человека намного старше ее, и тебя это не смущало. И сейчас новый муж чуть младше меня, но ты рада за нее. Возраст – это условность. А то, что я относился к Анюте, как к родному ребенку, правда. Но она выросла, стала взрослой женщиной, все изменилось. У нее есть отец, которого она обожает, а я был ей старшим другом. Я любил ее и привык считать ребенком, но она давно не маленькая девочка. И она вправе сама решать, кого ей любить.

Алик говорил торопясь, чтобы Вика не перебила, но она не могла найти слов и понимала, что переубедить его трудно. Да и сил у нее не осталось. Старалась дышать медленно, чтобы боль в сердце прошла. Хотелось забиться в угол и замереть. Она смотрела в окно и думала, за что ей все это?

А он, ободренный ее молчанием, говорил о себе и Ане, о том, как все было неожиданно и прекрасно. О Бразилии, об Анином восторге и его счастье при виде ее радости. О том, что это ощущение жизни, музыки, веселых лиц создает особое настроение. Там невозможно грустить и хандрить, и как правильно, что он повез Анюту именно туда. Сейчас с ужасом думает, что не случись этой поездки, они бы и не поняли, как сильно любят друг друга. Вике было тошно слушать его счастливый голос, все в ней противилось принять неизбежность случившегося, мысли смешивались и не складывались в слова. Когда Алик перешел к своим планам о покупке дома, о документах, необходимых для заключения брака, которые надо получить как можно быстрее, чтобы ускорить возвращение, она поняла, что больше не в состоянии оставаться здесь. Во всем теле ощущалась противная слабость, казалось, что и встать не сможет. Вика вздохнула и, собрав все силы, поднялась.

– Куда ты? Я хотел тебе рассказать о наших…

– Не надо, – перебила она. – Я все уже поняла. Устала слушать эту чушь, да и домой пора. С Аней я сама разберусь, постараюсь убедить ее, что ты совсем не принц, а обычный бабник. Дэвид просто образец супружеской верности по сравнению с тобой. Неужели ты думаешь, что я позволю тебе окончательно исковеркать жизнь моей дочери? – и, увидев его потускневшее лицо, нетронутую паннакотту на столе, добавила: – За десерт спасибо. Было очень вкусно. И не звони мне, пожалуйста, просто забудь нас всех. Это лучшее, что ты можешь теперь сделать.

Вышла на улицу и побрела вниз к набережной. Шла медленно и бездумно. Потом устала и облокотилась на парапет. Стояла, смотрела на воду, пока ноги не затекли. Перешла дорогу и села на скамейку в яблоневой аллее. Сидела и думала, что не сумела сказать гневных и злых слов, чтобы понял, какой он мерзавец и скотина. Томка бы обложила так, что мало не показалось. А она «держит лицо». Это, конечно, более достойно, но боль-то куда деть? И вот десерт тоже. Когда увидела на столе паннакотту в карамельном соусе, в голове мелькнул классический кадр из фильма: разгневанная женщина, тарелка на голове, соус, стекающий по лицу, и глупое выражение этого мужского лица. Жаль, не смогла, хотя это из области комедий, а она не знает, как дальше жить. Как все это рассказать Стасу? А маме? И вообще всем? Надо позвонить Ане, может, все не так непоправимо? Может, он преувеличил, и это романтические бредни стареющего ловеласа? Ее девочка такая разумная, это не Ирка-сумасбродка! Для Анечки мнение Вики всегда было важно. А уж мнение папы тем более. Если у самой не получится, Стаса надо подключить. Да, так и сделает. Но как же это больно! Господи, какой он идиот! Испортил, все испортил. Зачем, зачем? Как теперь быть? Он исчезнет из их жизни. Столько лет рядом, невозможно представить! Но лучше пусть исчезнет, лишь бы Анечку оставил в покое. После этого разговора, после того, что он прямо излучал счастье и довольство собой, у нее появилось, если не ненависть, то стойкое чувство враждебности. Его связи с молодыми бабами раздражали, но никаких прав осуждать Алика у Вики не было. Но тут он перешел все границы приличия. Да какое приличие! Это просто подлость! Кажется, она сказала ему об этом? Все равно не смогла достучаться до его сознания. Не нашла слов. Растерялась, впала в ступор какой-то, еще и планы на счастливую жизнь с ее дочкой выслушивала. Ужас! Одна надежда, что Анечка прислушается и поймет.

Увы, ее надежды не сбылись. Пока она собиралась с силами и мыслями, Аня опередила ее. Позвонила на следующее утро и не дала Вике сказать ничего, кроме: «Да, Анечка, Алик мне рассказал в общих чертах, но я думаю, что это слишком поспешно и необдуманно. Он намного старше и вообще совершенно не подходит тебе. Ты еще не успокоилась после всего, что случилось, и тебе показалось, просто показалось. Хотелось перемен, защиты от одиночества. Но это не то, поверь мне, милая. Я так хочу тебе счастья, и ты обязательно встретишь настоящую любовь». После этого Вике пришлось выслушать восторженную речь. Анечка, не умолкая, говорила о том, как она счастлива. Она всегда любила Алика, с самого детства. Он был для нее идеалом, как и папа. Но папа – это папа, а тут совсем другое. Просто она этого не понимала. Крис, Дэвид – это все ненастоящее, в юности часто принимают желание любви за любовь. Опыта ведь нет. Она даже благодарна Дэвиду за все, что произошло. Урок, конечно, жестокий, но зато все расставил на свои места. У нее словно глаза раскрылись. Алик, конечно, сопротивлялся, но она знала, что он любит ее, просто знала и все. Ей пришлось фактически сделать ему предложение. Дочка засмеялась тихим, счастливым смехом, и Вика вздрогнула, любит! Она его любит и не отдаст, не уговорить ее. И словно в подтверждение, Аня стала рассказывать, как призналась Алику в любви. Он сидел с закрытыми глазами, словно боялся смотреть на нее. А она сказала, что в детстве мечтала выйти за него замуж. Жаль, когда подросла, была дурочкой и думала, что это детские глупости. Влюбилась в Дэвида, уверила себя, что это навсегда. Столько времени потеряла, могли давно быть с Аликом вместе. Смешно звучит, слишком по-американски, но он именно мужчина ее мечты! У них все будет, как у Вики со Стасом, – навсегда, она в этом уверена. И еще Алик очень любит детей. И как он умеет с ними обращаться! Она не знает ни одного взрослого, с которым ребенку было бы так интересно. Иногда просыпается утром и пугается, вдруг ничего нет, приснилось? Сказала Алику, он посмеялся и теперь звонит ей ровно в восемь, вместо будильника, и говорит, как сильно ее любит. И весь день эсэмэски! Такие смешные и нежные, что хочется смеяться и плакать от счастья. С ней просто чудо какое-то произошло. А вечерами говорят по скайпу долго-долго, когда он только спит, бедный? Но она так скучает, что без этих разговоров просто не вынесла бы их разлуки. Он читает стихи. Удивительно читает. Ох, скорее бы вернулся!

Вике хотелось упасть и завыть от тоски и бессилия. Она едва сдерживалась от резких слов, понимая, что Анечка ни при чем. Стала прощаться, ссылаясь на дела. Аня хотела поговорить с папой, но Вика сказала, что он в душе и перезвонит ей позже. Решила сначала рассказать ему, вчера не было сил, сразу приняла снотворное и легла спать. Надо его настроить против этого безумия, чтобы он постарался уговорить Аню одуматься.

Стас был удивлен, но не поражен. Даже мягко намекнул, что, возможно, Вика несколько сгущает краски. Но согласился, что разница в возрасте слишком велика, и обещал попытаться отговорить Аню от столь поспешных решений. Алика не осуждал и не обсуждал. Вика заметила на лице мужа недоумение, когда она обвиняла бывшего друга семьи во всех смертных грехах.

Но и разговор с папой не изменил убежденности Ани в том, что она выиграла миллион в любовной лотерее. Вика внимательно наблюдала за Стасом и видела, как меняется выражение его лица. От советов подумать и повременить, он перешел к нерешительному: «Ну, не знаю, тебе, конечно, самой решать, но ты пойми, мы волнуемся за тебя. Мама так переживает, она уверена, что ты совершаешь ошибку». А потом и совсем бодро о том, что они рады, если она счастлива, кто, как не они, хотят, чтобы у нее было все хорошо. А под конец уже: «Разумеется, Алик очень интересный человек, творческий, незаурядный, да, да, конечно, ну, слава Богу» и т. д. И на ее упреки: «Викусь, да что я мог сказать? Анюта не говорит, а поет. Счастлива она, влюблена, что тут поделаешь? Будем надеяться, что все будет хорошо. Я же сказал, что ты преувеличиваешь. Да и Алика знаешь столько лет. По-моему, он очень порядочный человек, один из твоих ближайших друзей. Конечно, разница в возрасте чересчур велика, но если для Ани это не имеет значения, то почему мы должны отговаривать? Она же взрослый человек. Приедем – поговорим. Она, кстати, сказала, что никакой свадьбы не будут устраивать. Возможно, именно из-за этой разницы? Чтобы не было лишних обсуждений? Ну, впрочем, это их дело. Не расстраивайся, радость моя, все нормально».

Вике хотелось крикнуть, что этот порядочный меняет любовниц раз в полгода и Аня еще горько пожалеет, что связалась с этим потасканным Казановой, его гнать поганой метлой надо из их дома. Но понимала всю ненужность этих обсуждений именно со Стасом. Это с Томкой можно отвести душу, она в курсе всех тонкостей многолетних отношений Вики и Алика. Подруга действительно поддержала ее, посочувствовала, обругала «жениха» последними словами. И по неистребимой привычке сводить все к балагану представила в красках новый этап жизни неразлучной пары – «зять и теща», причем вечно любимая теща. Как лет через пять Анюта заведет молодого возлюбленного, а Викуся и Алик будут коротать вечера, баюкая то ли детей, то ли внуков. И сбудется мечта последнего романтика, его Лаура, то есть Викуська, останется с ним до могилы. Но Вике было не до шуточек, они только подлили масла в огонь. Томка даже удивилась, с какой ненавистью «теща» заявила, что вычеркивает Алика из своей жизни и никогда ноги ее не будет в их доме, а если он посмеет переступить ее порог, то будет выставлен за дверь в ту же секунду! А как же дочь? Если Аня не захочет приходить одна, то пусть встречается с отцом на стороне. А если правда внуки? Никогда! Нет! Вика истерично зарыдала. Испуганная Томка стала отпаивать ее валерьянкой. После истерики полегчало, и она подумала, какое счастье, что перед Томкой не надо «держать лицо». Но твердо решила, что если Аня выйдет замуж, то она поставит Алику условие: никогда, ни при каких обстоятельствах не появляться ей на глаза.

Нина Сергеевна и Лев Иванович приняли известие о выборе внучки без лишних эмоций. Сообщил новость Стас, и они обсудили ее вполне корректно. Мама, правда, смотрела на Вику с сочувствием, но может, ей просто показалось. Обсуждать замужество Ани ни с кем не хотелось. А вот реакция Иры на новость о сестре Вику удивила. Она сказала, что Анька с детства в Алика влюблена. Еще в школе, до Нью-Йорка, говорила, что выйдет замуж только за него, потому что он красивый и благородный, как папа. Ира ее дразнила, ей Алик никогда не казался красивым, наоборот. Как можно с папой сравнивать? И еще они ссорились из-за того, что Алик больше внимания уделял Ире, чаще занимался с ней музыкой, уроки помогал делать. Отличница сама справлялась, а она не питала любви к математике и физике. Анька злилась на нее. Вика заметила, что все это детские глупости, девочки всегда влюбляются во взрослых. Ира напомнила, как они танцевали рок-н-ролл у нее на свадьбе. Ей-то хотелось гостей разогреть, поэтому включила в программу. И Аньку в пару поставила только потому, что сама не могла, сидела беременной клушей. Но Анька от счастья летала по паркету, как профи, хотя танцует рок хуже нее. А почему летала? Да потому, что с Аликом танцевала! И тогда была влюблена, а это уж не детская влюбленность. Потом с Дэвидом встретилась. А вот, оказывается, не забылось. Нет, ей, конечно, очень жаль, что у них с Дэвидом так получилось. Анька все-таки сестра, и хочется, чтобы у нее все было нормально. Дэвид скучноват, Алик-то пободрее, с ним интересно.

– Ты не переживай, мамуль, если Алик тоже любит ее, то пусть женятся. Возраст – ерунда, у таких, как он, его не бывает. Любому молодому, выдохшемуся к сорока от бизнес-проблем фору даст. У него пару лет назад романчик был с моей приятельницей, – и, заметив удивленный взгляд Вики, добавила: – Ну, не романчик, так, связь. Вместе в Париж съездили, еще куда-то, в общем, ерунда. Так она потом переживала, доставала его звонками, мне жаловалась. Так что он вполне еще в форме, женщинам нравится. Шарм в нем есть, что говорить, ну и вкус, конечно. А что? Ему под пятьдесят, перебесился уже, тянет к мирной жизни. Лучше Аньки не найдет. И она счастлива, мечта сбылась.

– Да какая мечта, Ириш, глупость несусветная! Ты его, оказывается, лучше знаешь, чем она. У него бабы меняются, вот и твоя подруга попалась. Женам своим изменял всегда, Ане все это зачем? Перебесился он, как же! Горбатого могила исправит! А у Анюты эйфория какая-то. Мало ей Дэвида? Алик всю ее жизнь исковеркает.

– А может, как раз нет. Может, он гулял, потому что не встретил никого, достойного любви. Ты замужем была, папу любила, вот он и пошел по рукам.

– Что ты мелешь? При чем тут я? Мы просто дружили. Одна компания, всегда вместе.

– Да нет, он в тебя влюблен был, причем многие годы. Безмолвно, безнадежно, ну и так далее. Дружила ты со многими, но ни Робин Гуд, ни Никита не были твоей тенью. А он был верным рыцарем долгие годы. Сегодня такое встретить невозможно, но вот у него случилось. И тебе наверняка это душу грело. Мамуль, может, тебе поэтому так не хочется, чтобы он на Аньке женился? – Вика растерялась, не зная, что ответить, и дочь продолжила: – Плюнь, зачем тебе лишние переживания? Ну, пусть уже живут и радуются. Людям тоже счастья хочется, а у тебя я есть, Сережа, папа. Я тебя больше всех люблю. Всегда так сильно любила, с детства. Иногда казалось, что никто мне не нужен, кроме тебя.

– Дурочка ты, Ирка! Наплела, наплела ерунды. – Она обняла Иру и заглянула в глаза. – Что только не придумаешь! Плевать мне на Алика, я за Аню переживаю.

– Да забудь ты про них! Знаешь, как я переживала, когда ты со мной в ссоре была? Бросила меня, не звонила, не приезжала. Конечно, ты права, с Сережей не очень-то хорошо получилось. Вадим виноват. Ну и я не обращала внимания. А сейчас мы с ним ладим, он ничего, забавный! И ты опять со мной. И вообще все замечательно! Я не хочу, чтобы ты из-за чепухи себе нервы портила. Если эта парочка тебя будет раздражать, то приезжай сюда. Живи с нами подольше, как раньше. Сережка здесь, еще кого-нибудь тебе рожу.

– Себе роди, глупая девчонка, Илья твой спит и видит.

– А пусть тогда не торчит на работе, а старается получше! – засмеялась дочь.

Да, удивила ее Ира. Не думала она, что дочь замечает что-то вокруг себя. А вот Анечка не заметила, что Алик всегда рядом с Викой. Права Ира, если не получится держать дистанцию и не видеться с ним, то будет чаще приезжать в Москву. Не хочется звонить ему, но поставить такое условие надо. Звонить не пришлось, Алик позвонил сам. Она растерялась и нажала отбой. Зачем? Сама же хотела поговорить о полном прекращении отношений. Боялась не справиться с волнением? Ладно, время до отъезда есть, успеет. На следующий день раздался звонок от Вероники. Вика нажала кнопку и услышала голос Алика.

– Вика, пожалуйста, не бросай трубку! Прошу тебя, выслушай меня. Вика!

– Что тебе надо? Я же просила не звонить. Еще с чужого телефона! Что, мне теперь ни на чьи звонки не отвечать? Не о чем говорить. Все разговоры закончены.

– Вика, подожди. Только пять минут. Я беспокоюсь за Аню. Она так расстроена твоим отношением к нашему браку, переживает, плачет. Зачем ты так? Она же любит тебя, ей хочется, чтобы ты если не радовалась, то хотя бы не говорила каждый раз, какую ошибку она совершает. Я не могу вылететь, жду легализации документов, а она там одна. Через три дня приедешь и начнешь отговаривать ее, говорить обо мне нелицеприятные вещи. Будешь мучить ее этими разговорами. Она говорит, что все, кроме тебя, нормально восприняли эту новость. Ну, пойми же меня, Вика, я готов все сделать для ее счастья, я живу этим. Анюте хочется, чтобы все любили друг друга, как раньше. Она не понимает, что с тобой случилось, почему такая вражда ко мне. Всю жизнь мы с тобой были друзьями, Аня к этому привыкла, и вдруг такая резкая перемена. И это теперь, когда мы действительно стали семьей. Хотя бы сделай вид, что все нормально. Может быть, пройдет время, и ты простишь меня, если увидишь, как я дорожу Анютой, как она счастлива. Хотя не знаю, за что прощать, что я такого ужасного сделал?

– Не знаешь? Так я тебе скажу. Ты заморочил голову моей дочери, испортишь ей жизнь, заставишь страдать. Я слишком хорошо тебя знаю. Говоришь, созрел для семьи? Вранье, ты эгоист и сибарит, который дорожит своим образом жизни и женщин использует для удовольствия, взаимного, но быстропроходящего. Нелицеприятные вещи? Нет, я еще ничего о тебе не рассказала, противно копаться в чужом белье. Что ты ужасного сделал? Да ты разрушил мою жизнь, как карточный домик. Ты знал, что я дорожу своей семьей, переживаю за них, а теперь все рассыпалось. Я не могу объяснить Стасу и Анечке, почему не хочу видеть тебя рядом с ней. Но ты понимаешь, а делаешь вид, что все вполне чудесно и пристойно. И с тещей ты, оказывается, дружил всю жизнь. Ну, прямо идиллия! Оставь меня в покое, Алик. Сомневаюсь, что смогу убедить Аню, придется ей испить эту горькую чашу до дна. Поэтому прошу, сделай так, чтобы я тебя никогда больше не видела. Придумай что-то, чтобы никогда не приходить к нам в гости с Аней, чтобы наши семейные праздники проходили без тебя. Если не хочешь расстраивать ее, каждый раз находи причину уклониться от встречи с нами. Пусть навещает родителей одна. А я ничего не буду ей советовать и вмешиваться в ее жизнь. Просто буду любить, чтобы она была спокойна. Только без тебя. Исчезни, ладно? – И отключила телефон.

Этот разговор исчерпал все ее силы. Когда это кончится? Вика поднялась в спальню и легла. Только бы не думать, забыть, не мучить себя. Но в голове крутились слова, его голос, ее, Анечкин. И все говорили свое. Потом она заснула. Приснился сон, странный и тревожный. Как будто кругом холмистая пустынная местность, она идет то ли со Стасом, то ли с папой – непонятно. Поднялась на пригорок и увидела собаку, грязную, рыжую, со свалявшейся в колтуны шерстью. Собака смотрела на нее больным, грустным взглядом, и Вика поняла, что это Плюшка. Ее единственная собака Плюшка, веселый и преданный друг детства. Она закричала: «Плюшка, Плюшечка, ко мне! Плюша!» Но собака злобно оскалилась и бросилась бежать. Вика побежала за ней, тот, кто шел сзади, закричал: «Вернись! Викуся, вернись! Не ходи туда!» А у нее в голове была одна мысль: догнать, спасти, потому что знала, Плюшка бежит в плохое место. Догнать не удавалось, Вика задыхалась, то взбегая на пригорок, то почти летя вниз. И вдруг, взбежав на очередной холм, увидела, что он резко обрывается в пропасть. Ей с трудом удалось затормозить и схватиться рукой за торчащий из земли сухой кустик. Из-под ног вылетели мелкие камешки. Вика с трудом удерживалась на крошечном выступе и видела далеко внизу Плюшку. Собака сидела, поджав хвост, и смотрела на хозяйку с надеждой и тоской. А вокруг вилась туча мух. Вика даже слышала, как они жужжат. «Плюша, что же ты, Плюша, зачем ты побежала?» – шептала она, понимая, что спасти Плюшку не сможет. Рука затекла, ноги скользили, ей было страшно от мысли, что она тоже полетит в эту пропасть. И вдруг услышала: «Вика, лезь, я тебя держу!» Тот, кто с ней шел, тащил ее за руку наверх. Она подняла голову и увидела дедушку. «Как же так, – подумала Вика. – Ведь он умер? А Плюшка? Она тоже давно умерла, почему же сидит здесь?» Посмотрела на дедушку, он ласково улыбнулся и ободряюще кивнул, мол, ничего, Викуська, я здесь, с тобой.

В горле застрял крик, и она проснулась. Сердце стучало, голова была тяжелой, волосы влажными от пота. Хотелось плакать от жалости к себе, и, чтобы усилить это чувство, Вика стала вспоминать Плюшку. Свое первое детское горе. Как приехала на майские праздники из интерната в Клязьму и стала звать собаку, удивляясь, что она не бежит на шум подъехавшей машины. Всегда радостно крутилась чуть не у колес, ожидая, пока откроется дверь. Тогда бросалась к Вике и не давала ей выйти, норовя лизнуть в лицо. Бабушка ворчала, что за бестолочь, ребенка с ног сбивает! А дедушка смеялся, что поделаешь, любовь. А в тот приезд не встречала. «В беседке она, Викусь, болеет. Лапы отнялись», – грустно сказала тетя Ната. Плюшка лежала, уткнув морду в передние лапы. Задние были беспомощно вытянуты, а не поджаты под себя, как обычно. Она спала. Вика присела рядом и погладила пальцем бархатный лоб. Собака открыла глаза и посмотрела на нее тем самым взглядом, который она видела во сне. С тоской и надеждой. Наверно, думала, раз приехала Вика, то все будет хорошо. А она чесала ей шерсть за ухом и приговаривала: «Плюшастый, ну, что ты, Плюшастый? Ты не бойся, мы тебя вылечим». Собака слабо лизнула Викину руку и опять положила голову на лапы. А она побежала к дедушке, надо везти Плюшку к врачу!

– Да был врач, Викусенька, уколы прописал, и тетя Ната каждый день колет. Старость это. Старенькая наша Плюшка стала, что же тут сделаешь.

– Но она ведь не умрет? Сейчас не умрет?

– Нет, деточка, не расстраивайся. Пойдем лучше на поляну до обеда, детей полно, все твои приятели приехали. Поиграешь.

– Нет, я с Плюшкой посижу. У нее шерсть совсем свалялась, надо расчесать.

– Не трогай ее, Викуся, что зря мучить. Бабушка курицу приготовила, возьми и попробуй покормить. Может, у тебя с руки поест? Не ест третий день, вот беда!

Вика принесла мелконарезанную курицу в беседку и стала подсовывать Плюшке под нос, уговаривая съесть любимое лакомство. Но собака отворачивалась. Два дня Вика просидела в беседке, поглаживая и бормоча: «Плюшка, Плюшка, бархатное брюшко, лапы пирожки, ушки крылышки. Ты мой рыжий бегемотик, у тебя болит животик, и болят ужасно лапы, но не будем ныть и плакать. И, конечно, все пройдет, Плюшка лапами пойдет, миску с курицей найдет. Вот и будет красота, тритатушечки-тата». Собака иногда смотрела на нее, но глаза не блестели, а были тусклыми, как будто она и не видела ничего. А когда Вика зашла к ней перед отъездом, вдруг подняла голову, глаза ясные-ясные, как умытые, и звонко пролаяла несколько раз. Прощалась. Больше она Плюшку не видела.

К чему этот сон? Как тяжело на сердце! И дедушка. Говорят, нехорошо, когда умершие снятся. Спросить Любу? Вика умылась и пошла искать Стаса. Он сидел в кабинете Льва Ивановича, что-то писал на компьютере.

– Проснулась? А я хотел тебя будить, Люба уже два раза звала чай пить. Сердится, у нее там пирог.

– Не хочу я пирога. – Она подошла поближе и сказала: – Наверно, я скоро умру.

– Что ты, родная, Бог с тобой! – Стас привлек ее к себе и посадил на колени. – Ну, что случилось, маленькая моя? Откуда такие мысли?

– Не знаю, сон видела странный. – Вика положила голову ему на плечо и вздохнула. – Устала я от всего. Анечка не звонила?

– Нет. Иришка тебя требовала, я сказал, что спишь. И перестань грустить. Не принимай все так близко к сердцу, только изводишь себя. Приедем, сразу в Хэмптон на недельку. Морской воздух, поплаваем, погуляем, поживем в тишине. Слишком много событий в последнее время, вот нервы и не выдерживают. Отсюда и мысли мрачные. Умрет она! Так я тебе и позволю! – он обнял ее и стал покачивать, как ребенка.

На следующий день приехала Томка с мужем, повидаться перед отъездом. Пока мужчины занимались шашлыками, подруги пошли гулять. Вика рассказала, что утром звонила Вероника, просила не быть такой категоричной, на Алика жалко смотреть, так он переживает. Его жалеет, а еще подруга!

– А что ты хотела? Она с Никитиного голоса всю жизнь поет, а ему Алик ближе и дороже твоих переживаний. Но, может быть, ты и правда слишком много эмоций вкладываешь? Я все понимаю и целиком на твоей стороне, но нервы-то побереги. Анюта взрослая, сама разберется. А вдруг у них все будет в лучшем виде? Повремени, не обращай внимания. Вспомни, сколько ты из-за него страдала. Хватит уже, ну его к черту! История, конечно, кислая, если знать истоки. А может, все же это его хроническая болезнь, решил таким образом к тебе в семью влезть? Чтобы ты уж никуда от него. С Аликом твоим ни в чем нельзя быть уверенной. И над Анькой будет трястись, пылинки сдувать, чтобы все в семье было идеально. Все продумал извращенец чертов, кроме того, что ты его персоной нон грата объявишь. Тут у него облом случился, не рассчитал. А может, он правда втюхался в Аньку на старости лет? Кончай, Велехова, анализировать эти страсти целыми днями, так и крыша поедет.

– Да не могу я, Томуся, ни о чем другом думать! И днем, и ночью. Сны страшные снятся. Здесь хоть с тобой могу выговориться, а уеду, все в голове останется, действительно с ума сойдешь. Может, мне еще работу взять? Колонку вести предлагали, ответы на письма. Хлопотно всякую чушь читать, но и заняться без Сережи нечем.

– Вот и возьми. Займи себя под завязку и не думай ни о чем. Мне сумасшедшая подруга ни к чему, у самой в голове не все в порядке с этими прямыми эфирами. А говорить мы и так будем, слава Богу, сейчас расстояния не имеют значения.

Вернувшись в Нью-Йорк, Вика еще острее ощутила свое одиночество. Радость дочери, ее планы на будущую счастливую жизнь, нескрываемое восхищение Аликом – все это добавляло горечи в душе. К тому же надо было скрывать эту горечь и отчаяние, иногда захлестывающее ее. Не успокоил морской воздух и километровые прогулки по берегу. Она не могла примириться с потерей той гармонии отношений с Аликом, которая установилась в последние годы. Пустота была ощутимой и непоправимой. Вика старалась думать о чем угодно, но мозг упорно возвращал ее к неразрешимой проблеме, о которой никто из близких не догадывался. О ней знали лишь Алик и Томка. И еще Ира, заметившая то, на что никто в семье не обратил внимания, настолько естественным было присутствие Алика в их доме.

Вика с трудом засыпала под утро. Ночью все обострялось, тишина угнетала и нагоняла тоску. Она вспомнила свои летние поездки к родителям на посольскую виллу с бассейном. Ей было скучно одной, и, когда надоедало читать и плавать, она придумывала себе развлечения. У папы в кабинете было несколько колод карт для преферанса, и Вика мастерски научилась строить домики. Она могла заниматься этим час и два, пока не удавалось выстроить что-то сложное, иногда в три, а то и в четыре этажа, с балкончиками и башенкой. Ей хотелось, чтобы домик простоял до возвращения папы, и она расстраивалась, если от случайного сквозняка он рассыпался. Кажется, она сказала Алику, что ее жизнь рассыпалась, как карточный домик? Или хотела сказать, уже не помнила. Она много чего хотела сказать ему, но тогда не нашлось слов. Сейчас слов, жестоких, убедительных, ироничных и оскорбительных, было сколько угодно, и она говорила их ему ночами или днем, сидя в одиночестве. А он каялся, просил прощения и уходил, униженный и убитый горем. И это немного согревало ей душу.

Алик давно приехал, но не звонил и не появлялся. Аня забегала одна, веселая и довольная, делилась новостями, и все они были замечательными, если бы за ними не стоял Алик. Выбирали дом, решали, в каком стиле будут его отделывать. Аня целиком полагалась на его вкус и желания, а он хотел сделать только то, что нравится ей. Поженились, как и обещали тихо, с двумя посторонними свидетелями. Улетели на две недели в Гонолулу. Стас пытался сказать Вике, что ее ссора с Аликом сейчас уже не имеет смысла. Не хочет дружить с ним, не надо, но хотя бы для приличия, ради Ани, поддерживать вежливые отношения. Она ответила, что для нее это вопрос принципа, есть какие-то границы, которые нельзя переступать. Если ему хочется общаться с ним, то ради Бога, но без нее. Стас пожал плечами, ему безразлично, он и раньше видел Алика пару раз в год, просто тогда он не был мужем Ани. «Ерунда какая-то, Монтекки и Капулетти, Шекспир», – проворчал он, уходя в кабинет. А она оставалась одна со своими невеселыми размышлениями и воспоминаниями, рвущими душу.

Сколько раз за эти дни Вика винила себя за то, что позволила Алику остаться рядом с ней после развода с Ларой. За три года их брака они виделись редко, и она почти отвыкла от него, во всяком случае он перешел в разряд приятелей. Так бы все и оставить, но нет, он влез в ее жизнь, окружил, как коконом, своей заботой, пониманием, восхищением. Он стал необходим ей, в его отсутствие жизнь была пресна и обычна. Она делилась с ним своими сомнениями и проблемами, обсуждала свои планы. Чувствовала себя королевой, видя его взгляды, слыша его слова. И это длилось столько лет! А их музыкальные вечера, их многочасовые разговоры, стихи! Он любил ее прекрасной, нежной, романтической любовью, и, казалось, это будет длиться вечно. Все эти годы Алик не был ее любовником, но происходило гораздо более важное, Вика была смыслом его жизни. Они даже не ссорились, все их бурные объяснения остались в прошлом, там, где полыхали страсти. И, положа руку на сердце, Вика не променяла бы нежность и гармонию их отношений на те давние, безумные восторги. Поэтому снисходительно подшучивала над его приключениями. Не было у нее права укорять Алика. Это была его другая жизнь и Вики не касалась. И она чувствовала себя счастливой. А сейчас пустота. Огромная, которую ничем не заполнить. Даже удивилась, неужели Алик занимал столько места в ее жизни? Не просто исчез, забрав все с собой, это еще можно пережить, но окружил этим Аню, ее дочь, так похожую на Вику. А ей сказал, что они всегда были друзьями, и он надеется на понимание, ведь у них теперь одна семья. Мать, любовник, дочь. Разрушил гармонию, оставил грязь и пошлость. История из другой жизни. Есть такие ток-шоу, где малограмотные и несимпатичные люди рассказывают отвратительные истории, поливая друг друга грязью, а эксперты вопрошают, как дошли они до жизни такой. Потом гость-психолог обещает помочь героям начать новую жизнь, а гость-депутат берет дело под личный контроль. А ведущий, наоборот, очень симпатичный, спрашивает, поняли они свои ошибки и обещают ли эту новую, светлую и чистую, начать. Те, плохо соображая от рождения, явно не понимают, о чем речь, но согласно кивают. Душка-ведущий обаятельно улыбается и просит беречь себя и своих близких. Вот в такой примерно компании оказалась Вика. А Томка советует прекратить думать обо всем, просто плюнуть, забыть. Пусть живут, как хотят. Да она рада бы забыть, не получается.

Единственным местом, где Вика оживлялась, был стеклянный закуток на двадцать пятом этаже. Там она проводила много времени не из-за работы, а просто чтобы быть среди людей. Без Сережи никаких особых дел дома не было. А в редакции кипела жизнь, и хотя особенно близких отношений у нее ни с кем не сложилось, но все относились к Вике дружелюбно. С ней в закутке соседствовала молодая девушка Стелла, веселая, бойкая, острая на язык. Чаще всего она отсутствовала, ее обязанностью было брать интервью, а это требовало времени. Журналисткой Стелла была способной, ей доверяли даже вип-персон. К Вике она относилась с симпатией, но слегка покровительственно, мол, что там обзоры и рецензии, несерьезно. Но, в общем, они ладили.

Когда работы не было, Вика приходила просто так, сидеть дома не хотелось. Там она начала писать письмо Алику, не с тем, чтобы отправить, а для облегчения души. Писала о чувствах, переполнявших ее, о своей обиде и смятении, писала о своем одиночестве. Текст шел такой драматичный и яркий, что пришла идея превратить его в историю отношений двух людей. Не зная, что из этого получится, Вика решила сюжет американизировать и писать на английском. Стал вырисовываться роман, и она задумалась, а почему бы и нет? На всякий случай изменила биографии героев и место действия. Героиню назвала Грейс, дочку Трейси, а героя просто Джоном. Дело происходило в Вашингтоне. Грейс, не очень удачливая актриса, осталась вдовой в двадцать пять лет. Дочке было пять. Муж Грейс занимал высокий пост в военном министерстве и погиб во время инспекционной поездки в одной из арабских стран. Вдове была назначена солидная пенсия. Пожизненная, если она не выйдет замуж. В случае замужества Грейс лишалась своего обеспечения. Дочь будет получать отдельную пенсию до двадцати одного года или до конца обучения в университете, но не дольше чем до двадцати пяти лет. Такая история случилась с племянницей миссис Новак. Она сокрушалась, что та не может выйти замуж, не хочет терять пенсию, гарантирующую безбедное существование. Встретила хорошего человека, он сделал предложение, и ей пришлось отказать. Жених – скромный служащий, зарабатывает немного, но человек порядочный и был бы неплохим мужем. Вика сказала, что можно же обойтись без официального бракосочетания, тогда и пенсия сохранится, и семья будет. Но миссис Новак замахала руками, такое у них не принято, они католики, к браку отношение крайне серьезное. Нет, нет, об этом и речи быть не может. Но поскольку Грейс не была католичкой, то, встретив новую любовь, бросилась в нее, как в омут. Джон, талантливый пианист, играет в Национальном симфоническом оркестре. Вика сначала хотела сделать его первой скрипкой, но вспомнив музыкальные вечера, семнадцатую сонату, решила оставить все, как есть, пусть Грейс будет счастлива, слушая эту прекрасную музыку.

Роман набирал обороты, вот уже Джон умоляет ее выйти за него замуж. Грейс, в отличие от Вики, не связана брачными узами, но связана пенсией. А для американцев это серьезный аргумент, они бы не поняли такой непрактичности. И Грейс убеждает любимого ничего не менять в их отношениях. Джон натура романтическая, ему непонятны и обидны эти расчеты, он живет чувством, восторгом любви, восторгом публики! О деньгах не задумывается, есть концерт – есть деньги, нет – так будут. Вике и самой не очень нравилась причина, по которой героиня не может выйти за любимого, но причина должна быть, а эта вполне реальна. И она описывала историю их с Аликом любви увлеченно и легко. Трогательное отношение к ребенку, превращение жизни Грейс в яркий праздник, ссоры из-за ревности, ссоры из-за ее нежелания жить вместе, одной семьей. Прекрасные примирения. Они почти постоянно вместе, но у Джона своя квартира, где они проводят самые счастливые часы. Маленькая Трейси не задумывается о роли своего друга в жизни мамы. Она считает его самым лучшим человеком, а он просто обожает девочку, так похожую на его любимую. Потом Трейси отправляют в частную школу, она реже видит Джона, но привязанность сохраняется.

Вика писала с увлечением, писала в редакции и дома. Стас поинтересовался, что она пишет. По работе, что-то новое предложили? Вика ответила неопределенно, может быть, но скорее всего для себя. Видела, что муж рад ее увлечению. Да и ей стало значительно легче, работа захватила ее целиком, не оставляя времени на переживания. Все их она переложила на бедную Грейс. Вот она страдает, узнав о том, что Джон женился. Разлюбил или назло? Вика описывала все, что происходило с ней в ту далекую зиму. А вот прекрасное время, когда они обрели друг друга в новом качестве. Не любовников, а самых родных и близких людей. Грейс счастлива, жизнь ее светла и безмятежна. У нее случаются короткие связи (Вика решила, что не стоит превращать ее в монашку, иначе это будет ложью), но это все вне их отношений с Джоном, да и у него постоянные романчики, о которых Грейс предпочитает не думать. А эти волнующие долгие разговоры! Его бесконечная преданность и нежность! Счастливая Грейс! Вика ей немного завидовала, у нее пока все хорошо. Трейси окончила университет, вышла замуж за симпатичного сокурсника, оба довольны и влюблены.

– Что ты все пишешь? – спросила Стелла. – Не иначе, как обзор культурных событий всего мира, включая ритуальные пляски жителей Папуа Новой Гвинеи. Роман можно написать за это время.

– Вот я и пишу, – улыбнулась Вика.

– Серьезно? Ну, ты даешь! Дашь почитать? О чем там?

– О жизни, Стелла, о нашей счастливой и несчастной женской жизни. Закончу на днях и дам.

– Заметано! Вы, русские, всегда в глубину копаете, в самую душу норовите залезть. В каждом из вас кусочек достоевщины. Интересно, но страшновато.

– Не бойся. Не до такой степени. Твой рациональный мозг не будет обременен излишней работой.

– Тогда класс! Жду.

В конце октября роман был закончен. Правда, у Вики не раз перехватывало горло от рыданий, когда она перешла к последней части. События были слишком свежи, но описывая страдания несчастной Грейс, она как бы освобождалась от собственных. С волнением Вика ждала мнения первого читателя. Стелла, несмотря на пристрастие к молодежному сленгу и некий пофигизм, получила хорошее образование и в литературе разбиралась.

– Знаешь, Вики, совсем неплохо, местами просто очень сильно. Даже слезу вышибает. И сюжет яркий, и драматизм присутствует. Удивила ты меня. Сидела целый год тихонько, кропала свои специфические статейки, я и думать не думала, что у меня романист под боком. Долго работала?

– Меньше двух месяцев. Как-то вдруг написалось. История из жизни, рассказали, запомнилась. Немного, конечно, приукрасила, событий добавила.

– Молодец. А кто твой агент?

– Нет у меня никакого агента.

– Хочешь сказать, что это твой первый опыт? Тогда уважуха тебе. Написано профессионально.

– Опыт, положим, есть, я в Москве была профессиональным детским писателем. Сказки, стихи, пьесы. Мультики по моим шедеврам делали. Но в Нью-Йорке первый раз написала.

– Хочешь, я тебя с агентом сведу? Вместе учились, но она решила так на хлеб зарабатывать. Энергичная особа и с начинающими работает охотно. При удаче на них можно больше заработать, они без опыта, без больших запросов.

– Не знаю, даже не думала об этом. Просто так написала.

– Вики, просто так ничего не бывает. В общем, телефон и мейл тебе скину на почту, сошлешься на меня. Думай.

Разговор со Стеллой ее озадачил, писала действительно просто так, чтобы заглушить свою боль. Боль и правда притупилась, временами исчезала совсем, давая Вике немного покоя. Но забегала или звонила Анечка, всегда веселая, оживленная, и начинала рассказывать о планах на Рождество. Вместе не получится, они уезжают в начале декабря, чтобы ко дню рождения Алика быть в Москве. Ну и до Нового года, а потом через Париж, там дней пять, где-то к десятому вернутся. Столько у них запланировано в Москве! Давно не попадала в московскую зиму, вдруг сильные морозы будут? Бабулю с дедушкой так хочется увидеть! И они радуются. Дедушка постарел, бедненький. И по Сережке соскучилась, привыкла к нему. Наверно, вырос еще? И Иру повидает, поздравит обязательно. Очень хочется посмотреть на чудесное превращение красивого камня в человека, а заодно увидеть Пигмалиона. И убегала в свою прекрасную жизнь. А Вика видела горящие свечи, руки, летающие над клавишами, его лицо, диван, который выбирала сама и где так уютно устраивалась с Сережей, когда Алик играл им. Анечка обычно сидела в кресле у окна. В новом доме шел ремонт, и они жили в прежней квартире Алика, где Вике была знакома каждая мелочь. Радовало только, что он выполнял условие, поставленное Викой, и не появлялся у них. На день рождения Стаса Аня пришла одна и, извинившись, пояснила, что у друзей Алика юбилей, пришлось разделиться. Родители заверили, что все понимают. Впрочем, Алик звонил утром Стасу на мобильный и поздравлял. Хорошо, что на все праздники они уезжали в Москву, не придется ничего придумывать. Чем дольше Вика не видела Алика, тем легче ей становилось. Пик страданий прошел, дальше будет терпимо, потом забудется. Это уже было, когда он женился на Ларе. Правда, в этот раз Анечка служила постоянным напоминанием, но тут уж приходилось терпеть. И так не очень-то часто видятся.

С Ирой Вика говорила чуть не каждый день, все у них было хорошо. Сережа весел и всем доволен, сама Ира занимается в школе дизайна, ей интересно, уже обдумывает концепцию развития своего дела. А в ноябре сообщила, что ждет ребенка. Так и сказала, не просто беременна, а ждет ребенка. И голос был мелодичный, как будто она прислушивалась, как это звучит. Вика обрадовалась, может, правда ждет, а не так, как с Сережей? Может, повзрослела? В этом приподнятом настроении решила все-таки встретиться с агентом и посмотреть, что из этого выйдет. Агент, молодая темнокожая женщина, оказалась действительно весьма энергичной особой. Прочитав роман, она быстро убедила сомневающуюся Вику издавать, объяснила, что на первых порах ни о каких больших гонорарах не может быть и речи. Мягкая обложка, формат семьдесят на сто в тридцать вторую, тираж не больше пяти тысяч. Вика удивилась, в свое время ее книги печатали стотысячными тиражами, и все расходилось. Впрочем, в советские времена все было по-другому. Книга стоила рубль, авторский же гонорар две-три тысячи. А две тысячи были огромной суммой. Эх, страна чудес! Но темнокожая красотка объяснила, что для неизвестного автора пять тысяч предельный тираж. Деньги предложат небольшие, но и процент за работу она возьмет на первый раз скромный.

Не успела Вика опомниться, как договор был распечатан и подписан. Заминка вышла с псевдонимом, ставить свою фамилию она не хотела. Агент предлагала разные варианты, наконец остановились на Катрин Лери. И звучит неплохо, и память о Лерике. Дома Вика прочитала договор, непривычно как-то: Катрин Лери. Карточный домик. Роман. Может, зря затеяла? Ну ладно, что уж теперь. Да и не собиралась она афишировать свое авторство. Вряд ли такая книга может случайно заинтересовать Стаса или Аню. Сотни подобных Катрин Лери лежат на столах книжных магазинов. И муж, и дочь покупали несколько иную литературу. Вике совсем не хотелось, чтобы они прочли эту страстную исповедь. Как ни меняй имена героев, сходство событий остается. Она вздохнула и сунула договор в ящик комода, чтобы не попал на глаза Стасу. Не прошло и месяца, как агент сообщила новости, роман взяли. Издатель не из первой десятки, но и это удача. И новый договор был положен в комод. Неужели через месяц она возьмет в руки книгу? Этот момент всегда волновал Вику. Приятно листать новенькую книжку, где каждое слово твое, а все равно выглядит по-новому.

Предпраздничная суета, сверкающие витрины в этом году оставили Вику равнодушной. Рождество решили провести в Хэмптоне вдвоем, а Новый год встретить с Петровскими. Анечка с Аликом уехали в Москву. Перед отъездом она принесла нарядные коробки с подарками и, улыбаясь, просила до Рождества не смотреть. Вику снова кольнуло, наверняка выбирал Алик, он всегда любил продумывать подарки. Даже открывать не хочется. Она поцеловала дочь и пожелала весело провести время в Москве. Оттого, что их не будет в городе, стало легче, не возникнет очередной неловкости с этими праздниками.

Но случилась другая неловкость. Стас, решив спрятать подарок для Вики, по ошибке открыл ее ящик и увидел договоры, лежащие сверху. Она так и не успела найти для них более подходящее место. Вики дома не было, и когда она вернулась, засыпал ее вопросами, когда же успела, а почему молчала и почему псевдоним? Нет, ему нравится Катрин Лери, звучит! Вообще он очень рад за нее, давно пора начинать. И как здорово, что так быстро нашелся издатель, значит, вещь хорошая. «Карточный домик». Симпатичное название, интригующее. О чем книга? А что не дала почитать? Вика путалась в ответах: да что там читать, ерунда, женская тема, писала просто так, сам знаешь, настроение неважное, вот и хотелось отвлечься, издавать и не думала, случайно получилось. Нет, ему очень интересно, она же никогда не писала на английском. Раз взяли, значит, получилось, надо продолжать. Тем более свободна, время есть. А как быстро написала! Молодец, умница. Ничего, что так скромненько издадут, лиха беда начало! Ну, раз не хочет дать почитать, тогда он книгу дождется. Так даже лучше. Ну, уж чтобы совсем ерунда, не верится. Пусть женский, он тогда по диагонали пробежит, просто интересно, как у нее на английском получилось. Да не скажет он Ане! Ладно, ладно, никому.

Вика была в растерянности, зачем она только связалась с агентом? Что вот теперь придумать? Может, Стас забудет? Столько дел поважнее этой книжонки. Со своей книгой никак не закончит, лекции, в Стэнфорд зовут, голова забита кучей проблем. Устает, бедный! Конечно, ему в Стэнфорде интересней. Здесь он по привычке, ради них. Сначала девчонки, потом Вика, Сережа. А что, может, переехать в Калифорнию? Подальше от Алика. Квартиру можно продать, там свой океан. Что-то небольшое на побережье подыскать за эти деньги. От этой квартиры отказаться, мебель частично перевезти. И Стасу будет хорошо, и ей. Тепло, ни снега, ни зимы. А здесь он болеет каждую зиму. Мысль показалась Вике заманчивой. Стас действительно немного сдал. Постарел ее вечный мальчик. И отношения их изменились. Сейчас они мирно засыпали, привычно обняв друг друга. Редко Стас начинал целовать ее с прежней страстью. Вика не отказывала, но той радости уже не было. Томка говорила, что это нормально. Возраст, что ни говори, не девушки, к полтиннику дело движется. У них с Володькой тоже страсть в прошлом. Да и как-то спокойнее без этого. А когда женихались, такое творилось! Малогабаритка ее ходуном ходила! После этого как Мамай по квартире прошел, во любовь была! Как только стены к соседям не проломили? А сейчас кефирчик на ночь и поцелуй в щеку. Все проходит, это только извращенки молодых хахалей содержат. Но нам-то это ни к чему. На фиг нам продажная любовь? Покой дороже. Ну, уж если Томке покой дороже, значит, у всех так. А Калифорния – хорошая идея, надо поговорить со Стасом.

Викино желание перемен его обрадовало. Да, было бы прекрасно. Немного поднадоело в Колумбийском, хочется еще что-то успеть, а тут время пробегает в суете. А как же Анечка? Впрочем, конечно, у нее своя жизнь. А как же ее журнал, работа? Ну, да, он тоже думает, что наверняка что-то найдет. Да и зачем, если она решила писать и у нее получается. Нет, нет, конечно, получится, не надо никакой работы, пусть лучше пишет. Тогда он уже будет думать, как все организовать. Этот учебный год закончит, а летом можно перебираться.

Книга вышла в середине января. Выглядела она весьма обычно, обложка была аляповатой, не отличишь от кучи подобных. Стас несколько раз поинтересовался: когда? Вика отвечала, что все время какие-то задержки, надеялась, он забудет. А однажды, приехав из Хэмптона, где провела пару солнечных дней, увидела книгу у Стаса на столе. У Вики внутри похолодело. Как это все некстати, не дай Бог, Аня увидит. Книжку убрала и с волнением стала ждать Стаса. Зачем он купил, неужели искал? Или случайно увидел? Стас пришел в обычном настроении, спросил, как она провела время, не замерзла гуляя? На берегу всегда ветер. Вечером за ужином сказал, что прочел роман. Заказал в интернет-магазине. Лихо написано, женщинам должно нравиться. Понравился ли роман ему, не озвучил. Больше о книге не говорили. А позже сказал, что работать будет допоздна и потому ляжет в кабинете, не хочет беспокоить ее ночью, и так она плохо спит. Вика поняла, что дело даже хуже, чем она предполагала. Какого черта она все это затеяла? От этого Алика всегда одни неприятности.

Внешне ничего не изменилось. Они о чем-то говорили за ужином, но Стас почти все свободное время проводил, закрывшись в кабинете, там же и спал. Вика это никак не комментировала и вечером уже не сидела у него на диване с книгой. Да и диван был застелен. Аня, зайдя в кабинет, удивилась, но Вика сказала, что папе так удобнее. Работает над книгой, чуть не до утра, не хочет ей мешать. Она ждала, что Стас все-таки начнет разговор о том, что прочел, но шло время, а он молчал. Не спрашивал Вику о ее делах, говорили только о Сереже, Иришке и ее новостях, об Анечке реже. Она сама часто разговаривала с отцом, а ее семейную жизнь они не обсуждали совсем. Нина Сергеевна тоже ничего хорошего не сообщала, папа чувствовал себя плохо, и она переживала.

Радовала только Иришка. Всегда веселая, смешившая Вику своими шуточками и комментариями. Беременность переносила легко, ни на что не жаловалась, а о своей жизни, об Илюшечке рассказывала с юмором и в лицах. Вика вспоминала время перед рождением Сережи, ее капризы, плохое настроение, слезы по любому пустяку, нытье и упреки. Нет, влюбленность – это особое чувство, весь мир становится прекрасным и солнечным. Эта Ира нравилась Вике очень, а особенно тем, что, не слишком обращая внимания на сына, установила с ним легкие и приятельские отношения. Сережа своей московской жизнью был доволен и рассказывал о ней с увлечением. Дядя Илья обещал купить собаку! Какую захочет, хоть большую. Он сам любит больших собак. Принес книгу, где обо всех породах написано. Как кормить щенка и как воспитывать. Так интересно! Он уже выбрал несколько пород, Вика приедет, и он ей покажет. Надо только немного подождать, потому что живая собака – большая ответственность. Дядя Илья говорит, что они вместе будут о ней заботиться. Надо же и гулять, и кормить вовремя. Один он не справится, у него много работы, так что Сережа должен помогать. Наверно, на будущий год купят, когда ему десять лет исполнится. Ничего, он подождет, так даже лучше, потому что трудно выбрать. Хочется нескольких, а выбрать надо одну. А когда она приедет? Конечно, скучает иногда, только времени сильно скучать нет. Ужас, сколько дел! Но все равно пусть приезжает скорее.

Может, уехать в Москву? Иришка тоже все время торопит, соскучилась. А что здесь сидеть, в этом молчании? Раз объясняться Стас не хочет, надо дать ему время забыть об этой злополучной книге. Черт ее дернул издавать!

К марту ее желание уехать окрепло. Как-то раз Стас поинтересовался, что подарить Анечке на день рождения и как вообще быть. Если Аня пригласит в ресторан, собирается ли Вика пойти или будет что-то придумывать? В его голосе слышалось раздражение, и это было впервые за почти тридцать лет жизни. Вика пожала плечами, не ответив. Позвонила Ире и сказала, что хочет приехать к ее дню рождения. Ирка обрадовалась, понесла всякую околесицу, как она любит маму, нет, она правда, она всю жизнь, ну и прекрасно, очаровательно, восхитительно! Эх, жаль нельзя устроить в Шульгино сумасшедшего праздника, ну почему Илюшка такой упертый? Он ведь никогда не был на ее праздниках, даже не знает, что можно организовать все красиво и весело. А Сережка обрадуется! Они тут с этой собакой совсем очумели, уже и имя придумали, Барс. Нет, они ее с ума сведут, только Барса здесь не хватает! Пусть приезжает скорей, а то ей не справиться с двумя. От искренней радости дочки немного отлегло с души, и она, не откладывая, заказала билет. Вечером сказала об этом Стасу. Надо ехать, зачем обижать Иру в таком положении, и так два года не ездила к ней на день рождения. И по Сереже соскучилась. Стас спросил, как чувствует себя Ира. Вика едет только из-за дня рождения, или у Иры что-то не так? Нет, все хорошо. Когда у нее намечается? Врач сказал, в начале августа, хорошо бы к этому времени быть в Москве. Неизвестно, как сложится с переездом, но надо успеть. Ну, не стоит загадывать, а сама она надолго? Не знает пока. Стас помолчал немного и сказал:

– Я тут подумал, надо нам немного пожить отдельно. Как-то все нехорошо у нас, от этого тяжело нам обоим. Если тебе лучше в Москве, то поживи там пока. Иришку поддержишь, ей с тобой всегда было легче. В прошлый раз ты все это время с ней провела, она тебя не отпускала. Наверно, и сейчас ей хочется, чтобы ты была рядом.

– Хорошо. Но только как быть с переездом, если ты точно решил уезжать? Со всем барахлом, с продажей квартиры? Когда мне приехать?

– Не знаю, рано пока об этом. Можно все это отложить на потом, я налегке поеду. Что-то сам соберу, что-то Аня поможет. А ты приедешь, когда тебе удобно, и займешься не торопясь. Ну, заплатим за несколько месяцев квартплату. Я могу предупредить, что мы с осени освобождаем. С октября, с ноября, как хочешь. Деньги на карточку я буду тебе каждый месяц переводить почти все. У меня расходов больших нет, квартира и на хозяйство. Да и цены там другие. Так что не беспокойся.

– А меня это беспокоит меньше всего. Даже если не будешь переводить, не пропаду.

– Извини, Вика, я не это имел в виду. Неудачно выразился. Просто ни о чем не беспокойся, обо мне, о вещах этих, никому уже не нужных. Живи, радуйся, забудь о плохом.

– Ты со мной прощаешься?

– Ну да, ты ведь уезжаешь.

– Не от тебя.

– Нет, Вика, от меня.

– Хочешь, чтобы я ушла из твоей жизни?

– Это все пафос, а я простой человек. Математики всегда ищут простое решение. А ты и твои друзья сложность возводите в бесконечность, так вам проще. Я всегда знал, что слишком скучен для тебя. Но я занят своим делом, и меня это устраивает. Читать романы – это одно, а жить в них довольно сложно.

– Значит, дело в дурацком романе? Я же сказала, что написала просто так, от нечего делать, женские фантазии.

– Просто так ничего не бывает, Вика. Но давай не будем об этом. Поздно уже, а я еще поработать хотел.

В самолете она вспоминала их разговор. «Просто так ничего не бывает, Вика». То же самое сказала ей Стелла. Слово в слово. Она выплеснула свою боль на бумагу, и ей стало легче. А бумага начала жить своей жизнью и причинила боль Стасу. Круг замкнулся. Пожить отдельно. Что это? Отговорка или время на размышление? Да, наделала ты дел, Викуся! Как там говорила милашка Скарлетт? «Не буду думать сейчас. Я подумаю об этом позже». В результате Ретт Батлер дал ходу. А Скарлетт была уверена, что уж он-то никуда от нее не денется. Скарлетт была дурочка, практичная, сильная, жизнелюбивая, но ум ее пребывал в девственном состоянии. А она, Вика, хоть и не боец, но считала себя весьма неглупой особой. А результат один. Ретт Батлер, Стас, Алик или Петя Иванов, но все равно ты остаешься в одиночестве. Алик, уходя, даже Анечку прихватил. Осталась у нее одна Ирка. И Сережа. Но он вырастет, и Вика станет ему не так нужна. Вот, даст Бог, Ирка девочку родит, и еще какое-то время Вика будет любима. Сейчас уже точно известно, что девочка. Илья долго надеялся на близнецов, Ириша с сестрой – двойняшки, почему бы ей не родить двоих. Уже врачи сказали, что ребенок один, а он все мечтал. Мало ли, что они говорят. Двойняшки часто рожают близнецов. Но теперь точно знают – девочка. Какая она будет? Вика стала представлять эту девочку и не заметила, как долетели.

В Москве настроение Вики улучшилось. У Ирочки все замечательно, Сережа подрос, и у него появилась своя мальчишечья жизнь. Он туманно рассказывал о какой-то девочке, которую на дне рождения Савелия поцеловал Вовка Филатов. «А тебе она нравится?» – спросила Вика. Сережа засмущался и не ответил. Вот уже и девочка! Вообще Сережа повзрослел, стал более уверенным, и Вика подумала, что это влияние Ильи. Хорошо, когда рядом с мальчиком сильный и уверенный человек. Они все слишком опекали Сережу, и он был тепличным ребенком. Когда-то, при Игоре, рос мальчишкой шумным и шаловливым, но потом Вика окружила его своей любовью, как стеной, лишив самостоятельности. А у Иры, при ее безответственности, он пользовался полной свободой, и это пошло ему на пользу. Плюс Илья, который с самого начала установил с ним правильные отношения. Так что Вика вполне успокоилась. С Аней она разговаривала часто, а Стас молчал. Открывая скайп, она видела, что он в сети, но не вызывала на разговор. Раз не хочет, зачем? И никаких сообщений не присылал, а раньше по пять раз на дню что-нибудь писал, если не заставал на линии.

В начале апреля Аня сообщила, что ждет ребенка. Голос ее звенел от радости, а Вика с трудом сдержалась, чтобы не заплакать. Как бы она радовалась за дочь, если бы не Алик. Анечка так давно мечтала о ребенке! Но ведь это был его ребенок. Вика всегда гнала от себя мысль о возможности появления у них детей. И вот вам, радуйтесь! Интересно, Белла Михайловна рада? Сбылась ее мечта. Как она отнеслась к тому, что сыночек женился на дочери своей любовницы? Раньше Вика не задумывалась об этом, вообще не помнила о матери Алика, но сейчас выходит, что у них общий внук или внучка. Бабушка Белла и бабушка Вика. Сядут вдвоем на лавочке и будут шапочки вязать. Красота! Может, позвонить старухе, поздравить? День был испорчен. Аня позвонила всем, и все искренне радовались, даже Ира. Вика поняла, что она плохой, злой человек, ехидна. «Я не мать, я ехидна!» – громко сказала она, стоя перед зеркалом, и заплакала. Больше всех была довольна Нина Сергеевна, у ее любимицы наконец-то все сложилось. Когда поздравляла дочь с радостными перспективами, Вика, не сдержавшись, пробормотала, что не знает, куда деваться от радости, внуки косяком пошли. Что с ними делать, ума не приложит. Со своими бы разобраться, а этому пусть другая бабушка радуется. Бедная старушка мечтала о внуках лет двести. Вика охотно уступает ей свою часть радости.

– Значит, у Иры твой, а этого на помойку? Ну и ну! Как у тебя язык поворачивается? А еще мать!

– Да не мать я – ехидна. Ну, пошутила я, пошутила. И почему на помойку? Там приличная еврейская бабушка. Старушка действительно уже надежду потеряла, имея такого беспутного сыночка. И вот как все счастливо сложилось. Что же я буду лишать ее последней радости? Пусть единолично наслаждается. У меня двое, а у нее хоть один будет.

– Отвратительные вещи ты говоришь, Вика, не ожидала. Алик прекрасный человек и прекрасный муж, Анюта расцвела от счастья. А ты злишься, игрушку отняли. И кто отнял? Дочь родная. Так уступи ей, Викуся, будь великодушной. Алик никогда не был тебе нужен, болтался около столько лет и без толку. Анюта его любит. Они приезжали, на них смотришь и радуешься. Ну, какая теперь разница, кого он в ней любит, тебя или ее саму? Главное, любит, и как! А у тебя Стас есть. Ты ведь его выбрала, его любила. Никогда я в эту историю не вмешивалась, но уверена, что у тебя не раз была возможность выйти замуж за Алика. Это только папа или Стас могли верить в дружбу с ним, мужчины ничего не замечают. Но ты выбрала Стаса, так что ты теперь мучаешься? Нельзя так.

– Да, я выбрала Стаса, а знаешь почему? Чтобы никого не расстраивать, ни тебя, ни папу. Чтобы Стасу не причинять страданий, девочкам, Ане в первую очередь. Она без папы и жизни не мыслила. Вот почему. Потому что вы от меня всегда ждали больше, чем я могла. И я старалась оправдать ваши ожидания. Да что ты знаешь! Что вы вообще знаете! Аня счастлива! Какая радость! И я могла быть счастливой за ее счет. А она жила бы без папочки любимого и ненавидела Алика как причину ее несчастья. Я просила ее не делать этого, объясняла, что Алик ей не пара, но она и слушать не хотела. Я ее оградить пыталась, чтобы он ей жизнь вконец не испортил. Не верю ему. А теперь ребенок этот! Что, я должна захлебнуться от счастья? Да несчастней меня никого на свете нет! Мне жить неохота от отвращения к нему! Меня Стас бросил! Не простит, не простит.

Вика плакала навзрыд, и Нина Сергеевна обняла ее и прижала к себе, тихонько поглаживая по спине. Лев Иванович заглянул в кухню, но она замахала рукой, уходи! Когда рыдания стихли, мама подвела Вику к мойке, умыла и вытерла лицо, как ребенку. Потом усадила на стул, налила воды, накапала туда валокордин и дала Вике. Она послушно выпила и посмотрела на Нину Сергеевну. Никогда они не говорили прежде на такие темы, никогда Вика не искала у мамы сочувствия или защиты, никогда не плакала у нее на плече. Она жила в строго отведенных ей рамках, в которые такие проявления чувств не вписывались. Никогда Нина Сергеевна не говорила ей тех смешных и нежных слов, которыми Вика осыпала своих девчонок, а позже Сережу. Папа, да. Папа и бабуля. И вдруг эта нежность к ней. Все это было необычно и смущало ее. Нина Сергеевна угадала мысли дочери.

– Дурочка! – ласково сказала она. – Я тебя люблю больше всех на свете. Но уж такой я человек. А вы – Велеховы. Вы другой породы. И ты, и Анюта. На Леву похожи. Порывистые, нежные, море обаяния. Людей к вам как магнитом тянет. Все Велеховы такие были, мне Левина тетка рассказывала. Жаль, фотографий от них не осталось.

– Неужели ни одной не сохранилось?

– Нет, куда там. Топили-то, чем придется, мебель, книги, альбомы. Лишь бы выжить. Но не выжили, только Лева один. Тетка его уже после войны разыскала и воспитала. Хорошая женщина была, – мама грустно вздохнула. – Вы с Анечкой внуки и правнуки тех блокадников. Они умерли, потому что почти не ели, все Леве отдавали. Хотели, чтобы ребенок выжил. Чтобы вы на свет появились и жили счастливо. Хлеб отдавали, Викуся, понимаешь? А это жизнь их была. А ты с Анечкой вражду такую затеяла, зачем? Не надо, родная, примирись. А Стас простит, поверь мне. Все наладится, вот увидишь.

После этого разговора Вика позвонила Ане, долго расспрашивала, как она себя чувствует, шутила, просила чаще заходить к папе, ему грустно. А она приедет уже после того, как Ирочка родит. Смирения и покоя в душе по-прежнему не было, но поняла, что Анечку любит и хочет, чтобы она была счастлива. А встречаться с Аликом не хотела, понимала, что это выше ее сил.

Начались каникулы, Ира переехала в Шульгино. Ей вдвоем с Викой удалось уговорить Илью поступиться своими принципами ради свежего воздуха для ребенка. Ира переносила беременность легко, и Вика с удовольствием жила с ней. Вообще она планировала поехать с Сережей в Кемерово на пару недель, но сейчас уже сомневалась. Илья приезжал поздно, а в последние два месяца все-таки не стоило оставлять Иру одну. Да и Сережа не хотел пропустить такое событие, вдруг сестренка без него родится? Прошлым летом Вера Ивановна приезжала к ним в Клязьму, но все две недели волновалась за мужа, как он там? Поэтому договорились, что в следующий раз приедут сами. Может, Саша привезет к ним внука? Но кемеровский ковбой отвез жену в Швейцарию, там обещали вылечить каким-то новым методом, и он постоянно ездил в клинику. Сказал, что это его последняя надежда. К Вике лихой мачо поостыл, но отчитывался по Сережиной доле четко, звонил регулярно и всегда был в курсе его жизни. Сережа обещал, что часто будет говорить со стариками, компьютер в таком объеме они освоили только ради связи с внуком. Но Вика понимала, что он будет лениться и забывать. Что делать? Растет, отвыкает от тех, кого видит так редко. Тем более Илья назначил его старшим в доме, пока он на работе. Сказал, что Сережа единственный мужчина и должен нести ответственность за женщин. И мальчик очень серьезно к этому отнесся, предлагая Ире и Вике свою помощь по несколько раз на дню. Ира, подыгрывая, просила принести ей то воды, то чай, то телефон или книгу. Вика улыбалась, видя, с какой готовностью Сережа бежал выполнять ее поручения. В общем, обстановка в Шульгино была мирной и спокойной, и Вику это радовало. Как-то спросила, выбрали они имя дочке? Ира, не задумываясь, ответила, да. И какое? Виктория. Вика. Давно решили, как только узнали, что девочка. Вика стала протестовать, не надо. Никаких побед Виктории не совершают, а ждут от них многого. Столько красивых имен, а это совсем неудачное. Нет, Илюше нравится, и уже решили. А то Анька назовет Викой, надо ее опередить. Да у нее, может, мальчик будет? Нет, девочка. Не факт, еще и узи не было. Нет, она знает, даже уверена, что родится девочка. Вика вспомнила, как мама говорила, что двойняшки чувствуют, что происходит друг у друга. Возможно, Ира окажется права. Пока надо ждать первую девочку.

Ира родила второго августа, на Илью-пророка. «Подарок Илюшке», – шутила бледная Ира, когда он бережно усаживал ее в машину. «Надо позвонить Стасу. Не до обид, дочь рожает», – подумала Вика. Стас разговаривал с ней обычным голосом, поблагодарил, просил держать его в курсе, он волнуется, будет ждать. В любое время. Вика обещала. До вечера сидели они с Сережей, разговаривая о сестричке, которая появится в Шульгино через несколько дней, и о Барсе, чья порода до сих пор вызывала споры. Вопрос, конечно, серьезный, но и хочется уже поскорее купить. Блу все-таки игрушечный, а Барс будет настоящим защитником. Периодически звонили Илье, как? Пока нет, он сразу позвонит, Ариша держится прекрасно, в отличие от него. Долгожданный звонок раздался, когда Сережа уже лег и она сидела в саду одна.

– Виктория Львовна! – закричал Илья так, что она испугалась. – Девочка! Три двести, высокая будет, пятьдесят три сантиметра. Красавица! Вы даже не представляете, какая! Наша Вика, папино счастье, Викусенька моя! Аришка в порядке, спит. Намучилась. Я еду, не ложитесь, я вам расскажу в подробностях. Это кошмар какой-то был! Как я все пережил? Не верится даже. Ну, слава Богу, что дождался свою доченьку.

Вика засмеялась. Наверно, сам больше намучился, бедный. Надо звонить Стасу. Внучка. Еще одна Вика. Интересно, какая она будет? Посмотрела на звездное небо, в городе никогда таких звезд не увидишь. Красиво. Вдруг наверху что-то вспыхнуло и покатилось вниз. Она с детства не видела падающих звезд, но в голове мгновенно мелькнуло, что надо загадать желание. Скорее! Что? Девочка! Вика. Пусть растет счастливой! Она улыбнулась, успела. Звездочка для Вики. Это знак. Ей стало легко, как будто скинула тяжесть, камнем лежавшую на сердце, и Вика поняла, что все будет хорошо.