14.45

В недрах «Дней» – в глубинах стен и перекрытий, стропил и балок, в самых их основаниях – раздается утробный стон.

Раскаты взрыва басом-профундо разносятся по всему магазину, взрывная волна пробегает и по кольцам всех этажей, и по каждому из удаленнейших отделов «Периферии». Достигнув оконечностей здания, она выбивает, словно пыль, множество частиц из рябоватой поверхности кирпичной кладки цвета засохшей крови и сотрясает рамы с огромными окнами витрин, нагоняя страх на «витринных мух» и живых манекенов. На один краткий миг живые манекены заглядывают в глаза своим зрителям, пожалуй впервые признавая их существование, разделяя их испуг. На один краткий миг актеры и публика вдруг делаются равными.

На всех этажах дребезжат витрины, товар подскакивает на полках, а кое-где и валится на пол, и люди невольно издают перепуганные возгласы и вопли.

В каморке «Глаза» по экранам зигзагами пробегают помехи, а с потолка сыплется мелкая серая пыль. Экраны в Зале заседаний тоже мигают, стол из ясеня и черного дерева подпрыгивает на месте, а портрет Старика Дня покачивается и замирает, отклонившись на несколько градусов от вертикали.

Отзвуки взрыва громогласно раскатываются по галереям и коридорам, по шахтам лифтов, по всем пустым пространствам «Дней», словно болезненное урчанье в утробе захворавшего Левиафана.

Его слышит даже Гордон, несмотря на звон в левом ухе. Они с Линдой переглядываются, затем смотрят на женщину-Призрака, которая привела их в Следственный отдел. Та, изумленная не меньше их, не может дать им никаких разъяснений.

А Крис, спавший на своем зефироподобном диване, внезапно грубо разбужен раскатом грома (так ему кажется). Со вздохом раздражения он приподнимается, усаживается и пытается сфокусировать взгляд своих налитых кровью глаз на небесах за окном: небо оказывается чистым, ясным, совсем не грозовым.

Постепенно аномальный шум затихает.

 

14.46

Наверху, в Зале заседаний, Чедвик с Понди стоят друг напротив друга. Их тела полусогнуты, будто нервюры в каркасе сводчатого потолка, челюсти выступают вперед, зубы стиснуты, костяшки пальцев прижаты к столешнице, а носы находятся в каком-то сантиметре друг от друга. Самый субтильный из сыновей Септимуса Дня кажется карликом рядом с самым крупным и могучим, однако Чедвика нелегко запугать. Его руки отвердели от гнева, сухожилия на шее напряжены, ноздри раздуваются – он быстро и яростно дышит. Понди упрямо глядит на него со своей высоты, он похож на сурового бога, против которого восстал непокорный мирянин.

– Обвиняй меня в чем угодно, – бросает он в лицо младшему брату, – но я понятия не имею, что Крис натворил внизу.

– Что он натворил внизу, неважно, – отвечает Чедвик, и каждое его слово подобно ручной гранате, взрывающейся внутри стального сейфа. – Важно то, что это ты уговорил нас послать его вниз.

– Ты несправедлив по отношению к себе самому и остальным братьям. Каждый из нас достаточно разумен, чтобы самостоятельно принимать решения. Я никого ни к чему не склонял, никого не уговаривал. Кроме того, у нас нет доказательств, что именно слова или действия Криса внизу напрямую вызвали вот это. – Он показывает на два экрана возле дверей Зала заседаний, которые с двух различных точек показывают Зверинец. На обоих видно, как дым просачивается от древесного шатра через сеть и ленивыми перекрученными клубами поднимается в атриум.

– Да, но не слишком ли много совпадений? Крис спускается вниз, чтобы разрешить спор между «Книгами» и «Компьютерами», а после этого мы узнаем, что начальница «Книг» пытается взорвать «Компьютеры», и ей это почти удается. Пожалуйста, считай, что у меня отсутствует воображение, но я никак не могу отделаться от мысли, что эти два события связаны между собой. Или, может, у тебя найдется объяснение получше?

– Мне кажется – и так казалось бы тебе, мысли ты яснее, – что эта Дэллоуэй уже давно замышляла акт террора и просто ждала повода, чтобы привести свой план в исполнение.

– И такой повод ей предоставил Крис.

– Этого мы пока не знаем.

– А мне и не нужно это знать. Я это чую. Нюхом чую. Нутром. Только Крис мог заварить кашу такого масштаба.

– Согласен. Но разумная доля сомнений…

– Да хрен с ней, с разумной долей сомнений! – выпаливает Чедвик, нечаянно обдавая лицо Понди брызгами слюны.

Понди отирает слюну брата тыльной стороной ладони. Он разозлился бы на Чедвика, не будь тот прав. А что еще хуже – Чедвик сам знает, что прав, и знает, что Понди тоже это знает. Однако ни один из них не желает отступить первым.

– Ну ладно, – вступает в спор Серж. – Давайте посмотрим на дело с положительной стороны. Если верить «Глазу», ущерб нанесен только Зверинцу, из людей никто не пострадал, кроме парочки сотрудников. Мы живы-здоровы…

– Серж! Ты, как всегда, не видишь сути, – огрызается Чедвик, все еще не сводя глаз с Понди. – Плевать мне на Зверинец, плевать мне на сотрудников. Все это относится к тем проблемам, которые можно уладить деньгами. Но в случае нашего брата-дегенерата никакие деньги не помогут.

– Надеюсь, речь не обо мне?

В дверях Зала заседаний появляется Крис. Он стоит, запустив обе руки глубоко в карманы штанов.

Прогулочным шагом он направляется к столу, одаряя братьев неопределенной, но дружелюбной ухмылкой. Впервые за очень долгое время (сколько он себя помнит), у него нет ощущения, будто он ступает на вражескую территорию. Теперь он – один из них. Он им ровня.

Поэтому он и не может взять в толк, отчего его ждет здесь такой прием. Он давно привык к выражению известного недовольства, которое проступает на лицах братьев при его появлении. Но открытая враждебность – особенно со стороны Чедвика – ему до сих пор была незнакома.

– Крис, – заговаривает Понди.

– Да, Понди?

– Я не ожидал тебя здесь увидеть. – Голос Понди звучит осторожно и многозначительно.

– Ну, а я вот взял и пришел, – отвечает Крис. Он плохо помнит, что происходило после того, как он поднялся к себе по окончании встречи внизу, и до того, как уснул на диване. Теперь он смутно припоминает, что Понди орал и кричал на него, а он потом разрыдался, – но причины обоих этих событий безнадежно потонули в пучине алкогольной амнезии. Предупреждение Понди – оставаться весь день у себя, даже и близко не подходить к Залу заседаний, – он начисто позабыл. – А кто-нибудь слышал здесь этот шум? Вроде грома?

Один из братьев кивает.

– И что это было?

– Какой забавный на тебе наряд, Крис, – замечает Чедвик.

– Вот этот? – Крис окидывает взглядом свой костюм, весь мятый оттого, что он спал в нем. – Клевый, правда? – Он поглаживает вышитый золотой нитью логотип «Дней» на нагрудном кармане. – Я подумал, он впечатлит народ там, внизу.

– Боже… – бормочет Питер себе под нос.

– А как прошел суд, Крис? – спрашивает Чедвик. – Как ты рассудил их? Должен сознаться, я очень удивлен, что ты сразу же не явился сюда с докладом.

– Все прошло отлично.

– Ты сказал начальникам отделов то, что должен был сказать им?

– Да. То есть, наверное. Вроде бы да. Нет, сказал. Да.

– Похоже, ты сам не уверен. – Очки Чедвика тускло поблескивают в приглушенном освещении. Темная сторона купола теперь почти полностью заслоняет три створки окна в Зале заседаний.

– Ну, там много всего происходило. Они оба так много говорили, вот я и… – Это была неплохая идея. К чему стыдиться? – Я подбросил свою карточку, чтобы разрешить их спор. Ну, знаете, как делалось в университете.

Слышен одновременный вдох шести братьев.

– Ты подбросил карточку, – ледяным тоном повторяет Чедвик.

Крис, внезапно ощутив себя подозреваемым на суде, устремляет взгляд вперед.

– Я хотел быть справедливым.

– И, разумеется, карточка выпала в пользу отдела «Компьютеров».

– Но вы же этого результата хотели, так ведь?

– Боже мой, – вздыхает Серж. – О чем он думал?

– Лучше спроси: что он пил? – подхватывает Питер.

– Что-то я не пойму. – Новообретенная уверенность Криса дрогнула, как и его голос. – Что я сделал не так? Ну ладно, значит, я не последовал вашим инструкциям буквально, но вы же послали меня туда затем, чтобы уладить спор, и я его уладил.

– А если бы карточка легла иначе? – спрашивает Чедвик.

– Но она же не легла иначе.

– Ну, а если бы?

Крис ищет взглядом Понди, зная, что старший брат, как обычно, придет ему на помощь, но, пока Чедвик допрашивал его, Понди куда-то исчез из поля зрения. Крис оборачивается и видит, что Понди украдкой подошел к рубильнику, тихонько отсоединил от него керамическую рукоять и теперь держит ее в руках, размахивая ею, как здоровенной полицейской дубинкой.

Криса охватывает внезапный страх.

Нет, Понди этого не сделает. Он же его родной брат. Его плоть и кровь.

Так успокаивает себя Крис, но в сгустившемся полумраке, который воцарился в Зале заседаний, трудно понять по глазам Понди, что тот задумал.

– Крис, все было так просто, – хриплым, словно извиняющимся голосом произносит Понди. – Все, что от тебя требовалось, – не покидать стен квартиры.

Крис мотает головой, он хочет попросить Понди повесить рукоять на место, на стенку, но не может найти слов.

– Так будет лучше для нас всех, – продолжает Понди. – Я больше не могу тебя защищать. Я не могу тебе помочь, раз ты сам себе не хочешь помочь.

Из Крисовых глаз брызжут слезы, ярко блестя в неестественном сумеречном освещении, но он не делает никаких телодвижений, никак не пытается защитить себя или отойти в сторону. Он просто ждет, когда Понди, размахивая рукоятью рубильника, точно бейсбольной битой, приблизится к нему.

Рукоять опускается на череп Криса с таким треском, как будто полено раскололось надвое. Крис отшатывается, из носа у него хлещет кровь. Наткнувшись на стол, он чудом умудряется устоять на ногах. Понди снова замахивается, и на сей раз удар приходится Крису в челюсть.

Крис плашмя валится на столешницу, издавая стоны и хватаясь за подбородок. Он ловит взглядом глаза Понди, таращится на брата, ничего не соображая. Понди тоже смотрит на него и тяжело дышит.

Возле Понди появляется Торни, он протягивает руки. Понди колеблется, но потом послушно передает ему рукоять, надеясь, что тем дело и кончится.

Но в Зале заседаний уже вырвалось на свободу нечто, слишком долго кипевшее под внешне спокойным, вежливым поведении братьев, под наносным слоем доморощенного ритуала и тихой паранойи. Нечто дикое. И грозное.

– Подержите его, кто-нибудь, – велит Торни. Питер с Субо становятся по обе стороны от Криса и, будто угрюмо-беспощадные врачи прежней, еще до изобретения анестезии, эпохи, хватают его за запястья и коленками придавливают к столешнице. Крис отчаянно силится взглянуть на лица Питера и Субо, крутит головой то туда, то сюда, в надежде увидеть жалость и сострадание, но не встречает их. Его братья решили, что пришла пора окончательно расплатиться с ним за все его грехи и прегрешения. Крис протестует, но его слова натыкаются на стену глухоты. Торни поднимает рукоять и со свистом бьет ею Криса в грудь.

Несмотря на силу удара, грудная клетка Криса выдерживает его. Однако после следующего удара одно ребро ломается, лопнув, как сухой бамбуковый ствол. Крис корчится в муках и воет, его страдания слишком ужасны, чтобы выплеснуться в слова.

Торни передает рукоять Сержу.

Тремя быстрыми движениями Серж разбивает Крису челюсть, превращает его нос в кровавое месиво с хрящом посередине, а ударом в брюшину наносит непоправимый ущерб его внутренним органам. Потом передает рукоять Чедвику.

Когда Чедвик заканчивает работу, толстый конец рукояти покрыт густым слоем крови с налипшими волосами, обломками зубов, костей и обрывками кожи.

Теперь очередь Питера. Потом – Субо. Держать Криса уже не нужно. Рукоять рубильника поднимается и опускается, поднимается и опускается, с каждым ударом становясь все кровавее.

Братья вершат свою расправу с сосредоточенно-отстраненным, деловитым видом, передавая друг другу орудие убийства в строгой очередности, так что каждому предоставляется возможность нанести по нескольку ударов. Скоро от их родного брата, их плоти и крови, остается только груда плоти и лужа крови.

Зал заседаний отзывается эхом на влажные, хлюпающие удары рукояти о тело Криса, и, пожалуй, впервые в целом глазе старика проглядывает еще что-то, кроме осуждения.