14.51

Жидкие звуки: бульканье далеких голосов, журчанье текущей воды.

Жидкое тепло: жар, вызывающий пот, медленный ток влажного воздуха.

Холодноватая сырость, стекающая по спине и ниже, на ноги.

Что-то мягкое между пальцами – волокнистое, губчатое и прохладное.

В лицо непрерывно брызжет вода.

Слабый запах гари.

А потом – его веки разлипаются – он видит. Подлесок пальмовых кущей. Зеленая тень, местами густая, местами редкая. Прямо над ним, если глядеть сквозь листву, тянется полый тоннель с зазубренными краями, освещаемый лучами призрачно-желтого света, задрапированный лианами и ослепительными вереницами водяных капель. Вот его путь нисхождения. Сеть, оросительные трубы и, наконец, деревья прервали его падение. Ветка за веткой, деревья передавали его земле, сочно шлепая по спине, будто акушерки.

Он весь в болячках и ранах, он сплошь истерзан ими, так что не отличает одну боль от другой. Его тело превратилось в огромный ком боли. Вставать или не вставать? Он не знает, сможет ли, и боится это узнать. Что, если он попытается шевельнуться – и не сумеет? Суглинистое ложе Зверинца такое мягкое, уютное. Он чувствует себя приклеенным. Можно спокойно лежать тут целый день, наполовину погребенным в земле, схоронившись среди этого подлесья.

Можно. Но не нужно. Зверинец – далеко не самое безопасное место. Здесь тигры водятся. И одному Богу ведомо, сколько тут других тварей мается в ожидании, когда их кто-нибудь купит.

Фрэнк собирается с силами. Смелее. Смелее.

Он пробует поднять правую руку.

Она не желает шевелиться.

Господи. Парализован? Господи, только не это.

И вдруг, издав громкий чавкающий звук, рука легко взлетает вверх.

Он подносит руку к лицу, вращает кистью, шевелит пальцами. Ладонь и заднюю часть рукава облепил слой мха, почвы и прелой листвы.

Он приподнимает голову.

Внизу он различает папоротники, травы и ростки бамбука, причудливые сплетения которых образуют плотную стену зелени. Выше – покрытые эпифитами стволы. Еще выше – густая листва.

Он снова чувствует запах гари, но вокруг не видно ничего черного, обугленного или мертвого. Здесь все зелено, буйно и живо. Должно быть, он упал далеко от места взрыва, отнесенный от края кольца восходящим потоком воздуха.

Подняться нелегко. Земля словно не хочет отпускать Фрэнка. Она вцепилась в него, как мать – в дитя, и, даже когда он освободился из ее объятий, она все еще заявляет о своих правах на него тяжестью мокрой почвы, зелени и влаги, впитавшейся в одежду.

Фрэнк оглядывает себя. Он теперь разделен на две половины: одну – чистую, другую – грязную. Спереди вид у него обычный, а сзади – сплошная корка грязи. На том месте, куда он приземлился, остался глубокий отпечаток его тела, выстланный примятой растительностью. Если залить туда гипс, получится грубое полуизваяние распластанной человеческой фигуры.

Он проверяет, все ли части тела в порядке. Все вроде бы цело – где-то более, где-то менее. Проверяет глаза. Все немного затуманено, будто затянуто бледным пушком вроде персикового, но после того, как он увлажняет роговые оболочки, несколько раз моргнув, зрение обостряется.

Он смотрит по сторонам. Где здесь выход?

Если бы он находился на каком-нибудь из этажей магазина, то без труда бы сориентировался, но Зверинец для него – незнакомая территория. (Здесь тигры водятся.) Это единственная часть магазина, не исхоженная им тысячи раз вдоль и поперек. Следы, которые он оставит здесь, будут первыми.

Думать!

Из Подвального этажа в Зверинец можно попасть через двое ворот: одни находятся на севере, вторые – на юге. Значит, достаточно добраться до окружной стены, пойти вдоль нее, и рано или поздно он выйдет к каким-нибудь из ворот. Конечно, можно просто оставаться на месте до тех пор, пока его не найдут сотрудники Зверница. Он не сомневается в том, что они появятся. Мистер Блум наверняка их уже предупредил. Но им ведь придется прочесать почти два квадратных километра джунглей, а на это уйдет немало времени. С их помощью выбраться отсюда будет, конечно, легче. Но если он сам разыщет один из выходов, то это получится быстрее.

Ходьбе – делу, столь привычному для Призрака, – Фрэнк вынужден учиться заново. Ему мешают стелющиеся по земле ползучие лианы и цепляющиеся за лодыжки травы, скользкий ковер из мха и неровности почвы. Каждый шаг приходится обдумывать и тщательно рассчитывать, прежде чем сделать.

Запах гари усиливается, Фрэнк уже замечает струйки дыма, тянущиеся по воздуху в его сторону. Где-то там, впереди, потрескивает пламя. Сверху доносится бормотанье покупателей со всех шести этажей, их голоса сливаются в единый хор предположений и опасений, вдалеке слышится вой пожарных сирен. А вот чего он не слышит – так это птичьего пения и шорохов невидимого зверья. Разорвавшаяся бомба заставила умолкнуть всех обитателей Зверинца, даже насекомых.

Дым сгущается, окрашивая воздух в серый цвет, и Фрэнк доходит до деревьев, обугленных с одного бока. Земля здесь пепельного цвета. Частицы сажи снуют вокруг него, как комары. Вскоре он шагает среди обожженной и рваной листвы, свисающей с опаленных веток, будто дырявое черное кружево, хотя выше деревья остались нетронутыми, шатер являет взору прежнее тугое плетение зелени. Между растущими из земли побегами, усиками кустарников, листьями и лепестками орхидей пробегают слабые языки пламени, но вскоре судорожно вспыхивают и гаснут: тут слишком влажная среда, слишком много живых соков, чтобы огонь мог разгореться. Ступая, Фрэнк слышит треск под ногами – его подошвы топчут ломкие опаленные стебельки. Он нечаянно наступает на безволосое, обожженное тельце мелкого млекопитающего. Изувеченный трупик издает довольно аппетитный аромат жареного мяса.

Дым становится удушающе-едким, и Фрэнк решает повернуть назад, но прежде – одним глазком взглянуть на эпицентр взрыва. Деревья здесь расколоты, но по-прежнему стоят. Трещины в их обугленной коре. мерцают оранжевым, а спутники-эпифиты превратились в сморщенные черные комья. Но деревья по-прежнему стоят. Зверинец оказался достаточно велик, чтобы принять на себя и выдержать ярость взрыва, и достаточно влажен, чтобы затушить вспыхнувший пожар.

Фрэнк уходит прочь от этой жуткой дымящейся мертвой зоны, возвращаясь в изумрудную глубь неповрежденных джунглей.

Не зная, что его заметили и начали преследовать.

 

14.54

Едва ли это можно назвать ходьбой. Она скорее полукачается-полуплетется, причем неимоверные усилия приводят к ничтожному результату. Но она заставляет себя тащиться вперед. Одна нога волочится, одна рука повисла бессильной плетью вдоль туловища. Ее тело частично заключено в панцирь из расплавившейся одежды, спекшиеся волосы прилипли к черепу черными как деготь комьями, кожа свисает сухими клочьями, которые болтаются вокруг рук и ног и иногда, когда она на что-нибудь натыкается, рвутся и отлетают. Из ее плоти торчат стальные осколки – то, что осталось от пивного бочонка. Кости видны там, где им виднеться не положено. Один глаз – ее правый глаз, тот, что не запекся в золу прямо в глазнице, когда раздался взрыв, – мрачно сверкает. Ей больно так, что уже не больно. Ее не должно быть в живых. Но она еще жива.

И вот, волочась следом за оперативником охраны, который загубил все ее планы, мисс Дэллоуэй нагибается и почерневшей костлявой лапой, в которую превратилась ее действующая рука, подбирает камень.

Она знает, что скоро умрет. Но сначала вышибет ему мозги – это будет ее последний акт возмездия и непокорства.

 

14.55

Фрэнк ослабляет узел галстука. Во влажной среде шелковая ткань начала коробиться. Он расстегивает верхнюю пуговицу сорочки. Потом еще одну. Что за черт. Так с ума можно сойти. Нужно ли выдавать себя за щегольски одетого, состоятельного клиента «Дней», находясь в этих дебрях?

Он пытается выбросить из головы всякие мысли о крупных неприрученных животных, которые бесшумно передвигаются среди деревьев или таятся в подлеске, наблюдая за ним, однако вокруг столько теней, что просто невозможно не вообразить себе множество хищных глаз, следящих за его движениями со спокойной звериной смышленостью. Здесь ему никоим образом не затеряться, не слиться со средой. Даже наполовину покрытый коркой органической массы он все равно заметен тут, торчит, как пресловутый перст.

Ему жаль потерянного пистолета. Неважно – успел бы он вовремя отреагировать и убить животное, которое вздумало бы на него напасть, – но с оружием в руках хотя бы чувствовал себя увереннее.

Возможно, ему удастся дойти до одного из выходов невредимым. Возможно, звери боятся его больше, чем он – их.

Нечеловеческий вопль, который раздается прямо за спиной, заставляет его замереть на месте.

 

14.56

Мисс Дэллоуэй понимает – на каком-то первобытном, неуловимом уровне, находящемся где-то в глубинах подсознания, – что не может надеяться незаметно, тайком подобраться к своей цели. Единственная ее надежда – это быстрота и элемент неожиданности.

Собрав последние капли энергии, чудом оставшейся в теле, она готовится к последнему броску. Злобное упорство велит волочащейся ноге зашагать как следует, дает сил поднять камень над головой. Кажется, сам воздух, будто незримая рука, пытается удержать ее, но воля толкает ее вперед, и с нетвердого шага она переходит на бег.

И даже если бы ее барабанные перепонки и не лопнули во время взрыва, она едва ли признала бы в боевом кличе, который вырывается из ее глотки, свой собственный голос.

 

14.56

Что это – обезьяна? Или медведь на задних лапах? Вот все, что приходит в голову Фрэнку при виде этого пугала в лохмотьях, которое с воем несется на него из-за деревьев, устрашая воинственным сверканьем единственного глаза. Ему даже в голову не приходит, что эта безобразная визжащая тварь на задних лапах может быть человеком.

Камень, зажатый в лапе странного существа, начинает опускаться по дуге. Для защиты или бегства уже нет времени.

И вдруг что-то обрушивается на этого обезьяно-медведя, отшвыривает его в сторону, выбивая камень из лапы. Фрэнку мерещатся мускулы, светлая шерсть, вертикальные черные полосы…

Тигрица.

Обезьяно-медведь навзничь валится на землю. Он молотит тигрицу, которая уже придавила ему грудь передними лапами. Существо отчаянно хватается за ее шкуру, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры, а тигрица опускает голову и смыкает челюсти вокруг его шеи, однако оно продолжает сопротивляться и после того, как хищница одним кивком огромной белой головы разрывает зубами его горло. Издавая чудовищный хрип, обезьяно-медведь бьется, как машина, которая уже сломалась, но все еще движется по инерции; его хаотичные, спазматические усилия становятся все слабее по мере того, как тигрица отъедает от него все новые куски.

И только когда обезьяно-медведь наконец прекращает бороться, Фрэнк замечает на груди распростертого тела покоробленный, обугленный пластмассовый прямоугольник, в котором все еще можно опознать удостоверение сотрудника магазина, и тут он понимает, кто этот обезьяно-медведь (вернее, кем он был).

Фрэнк отворачивается. Но если он может отвести глаза от этого зрелища – тигрицы, пожирающей мисс Дэллоуэй, то от звуков чавканья – чавканья человечиной – деваться некуда. Эти звуки всегда будут преследовать его.

Наконец они прекращаются. Насытившись, тигрица оставляет истерзанную добычу.

Фрэнк слышит, как мягкие лапы деликатно ступают по траве, приближаясь к нему. Он замирает, закрывает глаза и пытается слиться с окружающей средой. Если бы он только умел маскироваться среди деревьев и лиан так, как умеет это делать среди витрин и полок с товарами! Если бы он только мог каким-нибудь образом сделаться незаметным для тигрицы, слившись с джунглями, как делает это в магазине, становясь почти невидимкой для покупателей. Но – увы. Здесь он сам – подозрительный посетитель, а вот тигрица – Призрак.

Тигрица останавливается перед ним и тянет вперед свою розоватую от крови морду. Она обнюхивает его правую руку – ведет носом вдоль рукава до локтя и опять вниз, потом вниз по штанине и снова вверх, к паху. Она втягивает ноздрями воздух и выдыхает со слышным свистом. От нее исходит резкий запах земли и мочи.

Фрэнку больше всего на свете хочется пуститься наутек, но он приказывает себе стоять на месте и не шевелиться.

Тигрица всматривается ему в лицо своими лазурными глазами, и в глубине ее глотки рождается какой-то звук – вроде рыка, только нежнее.

Звук настолько тих, что Фрэнк так никогда и не поймет, уж не примерещился ли он ему вообще. Но точно так же, как ему вовеки не забыть ужасного чавканья, с которым тигрица поедала мисс Дэллоуэй, не забыть теперь и этого нежного, ласкового рокота в пасти зверя. И всегда он будет недоумевать: неужели это в самом деле было – а именно так ему слышится сейчас – мурлыканье?

Звериная шкура на миг слегка касается кончиков пальцев его правой руки, шерстинки щекочут их, и Фрэнк осторожно размыкает веки: вот, тигрица медленно удаляется, опустив хвост, проходит мимо обглоданного трупа начальницы отдела «Книг» и направляется в сумрачную зелень Зверинца. Постепенно она растворяется в темноте леса, сливаясь своими полосками с пятнистыми тенями листвы, мало-помалу превращаясь в призрачную серую тигриную тень, а затем вдруг становится частью джунглей, лишенной определенной формы.

 

15.12

Проходит некоторое время, и Фрэнк замечает, что сидит на камне возле ручья на какой-то поляне – вполне возможно, на той самой, где сегодня утром впервые увидел тигрицу. Над ячеистой сетью поднимаются, сужаясь к куполу, ярусы атриума. Вдоль парапетов виднеются лица – многие смотрят вниз, на него. Пожарные сирены уже замолкли. В любом другом месте организовали бы полную эвакуацию из помещения – в любом, кроме «Дней». Как – потерять целых два часа прибыльной торговли?

Отряд сотрудников Зверинца продирается к нему через джунгли. Он слышит, как они перекрикиваются между собой. Они одеты в кольчужные комбинезоны и вооружены винтовками с транквилизирующими пулями. Они уведут его отсюда, проводят в безопасное место.

Ручей с журчаньем бежит по своему каменистому руслу, образуя длинные, петлистые, мелководные извивы; то здесь, то там на ровной поверхности неожиданно собираются и лопаются пузыри. Из оросительных труб со свистом вырывается туман водяных капель, окропляет Фрэнку голову, превращая его волосы в скопление плоских, свалявшихся крысиных хвостиков. Природа уже подхватила свою дирижерскую палочку, и птицы Зверинца снова пробуют голос; насекомые тоже подобрали инструменты и начали пиликать.

В руке Фрэнк держит свой сломанный, раздавленный «сфинкс». Внимательно вглядывается в треснувшее стекло экрана. Вглядывается с восторгом и легким удивлением.

Работники Зверинца сейчас подойдут.

Скоро он отсюда выберется.