Стол, конечно, не ломился… И молочного поросенка с пучком зелени в пасти на столе не наблюдалось. И пельмени горкой в большой миске не лежали. Не уверен, что аборигены когда-нибудь привыкнут к такому блюду, как пельмени. Жрать хочу!

На столе стояла плетенная корзинка с хлебом, лежала доска с немаленькой головкой сыра, наблюдалось деревянное блюдо с зеленью, были выставлены глиняные кружки и на небольшой жаровне стоял исходящий паром глиняный кувшин. Пахло вином и армирскими пряностями, так что можно было предположить, что в кувшине классический глинтвейн или просто горячее вино с пряностями. Что называется, простенько и со вкусом. Вздохнув с невольным сожалением, что не будет пельменей, я решил переключиться с обозревания стола на собирающуюся в зале публику.

Церемониал церемониалу рознь, и «пир» с кнехтами, с «дружиной» считался среди дворянства обязательным ритуалом. Выглядит очень демократично, если не понимать, что иного способа сохранить верность своих людей у барона просто нет, если не считать магически закрепленной вассальной клятвы, дела сложного и дорогостоящего. Пришлым, по простоте их, нравилось, что запутанные «китайские церемонии» в среде аборигенского дворянства уравновешивались такой вот совместной трапезой, когда все садились за один стол, с самим бароном во главе. Типа, он отец, а воины его дружины — его дети. Не все, ясный перец! Далеко не все… Вот и посмотрим, каких таких бойцов сажает барон за свой стол.

И куда посадят нас с Семеном? А Семен стоял в дверях «столовой» с открытым ртом и обалдевшим видом, и, проследив его взгляд, я едва не схватился за револьвер.

В зал, вместе с двумя крепкими парнягами-аборигенами и здоровенным орком вошла… фэйри!..!..!

Стойная фигурка, острые уши, короткий хвостик темно-русых блестящих волос, какая-то смуглая, чуть красноватая кожа… нет, не так — как будто у нее густой румянец… гм-гм, по всему телу. Глаза… Вот, пожалуй, по глазам можно определить, что это не просто красивая эльфийка, на которую все смотрят сквозь ярко-розовые очки. Или сквозь кровавую пелену ненависти… Глаза у фейри меняют цвет в зависимости от настроения. От зеленовато-серых до кроваво-красных… Сейчас, например, желтые… Вообще, фейри настолько редко встречаются в Великоречье, что даже тифлингов по сравнению с ними можно считать многочисленным народом. Если тифлинги появились в результате связи демонов и людей, то фэйри — в результате связи демонов и эльфов!!! Уму непостижимо, как такое возможно! Если тифлинги-женщины красивы и источают какие-то сексуальные флюиды, тифлинги-мужчины тоже имеют какие-то природные магические свойства защитного характера, то женщины-фэйри в прибавление к своеобразной, на любителя, красоте имеют невыносимый, вздорный характер, самыми простыми чертами которого можно было бы назвать маниакальную подозрительность и стремление быть в каждой бочке затычкой. И еще стреляют они даже лучше, чем эльфы. А вот мужчин-фэйри я никогда не видел.

В мире пришлых, как я слышал, словом «фэйри» или «фэри» называли какой-то химикат. Что-то из чистящих средств. Типа, при попадании в глаза немедленно промыть большим количеством воды и обратиться к врачу. Фактически, точная характеристика этого народца.

Вот и попала в глаза… то есть на глаза… И как она одета, во что? Не знаю, плевать мне, во что она одета и какого цвета у нее глаза. В руки надо себя взять, вот что!

Эльфов, кстати, фэйри, несмотря на очевидное родство, терпеть ненавидят. Как и другие расы. А вот как фэйри к полукровкам относятся?

Маркиз Конкруд, с видом доброго папаши уже сидел в полукресле во главе стола и во все глаза пялился на нас с Семеном, едва не причмокивая от удовольствия. Наслаждался, зараза, нашей реакцией.

Вообще, чем дальше, тем больше мне маркиз подозрителен. Чтобы за одним столом люди, орк да еще фэйри! Нехарактерно для аборигенского барона. Пришлые, те так могут, но не все… Скорее, это черта политики пришлых, классическое «разделяй и властвуй». Люди за столом, впрочем, тоже все разные. Считая Семена и меня — двое пришлых на двоих аборигенов, исключая Конкруда. Орк с фэйри, то есть два нелюдя, в противовесе. И полукровок двое: я и фэйри. Два на два и еще раз. Чистая арифметика. С маркизом — семь, магическое число. То ли просто числовые совпадения такие, то ли маркиз возжаждал продемонстрировать выдающееся мастерство дипломатического этикета, то ли затевается что-то нехорошее. Я, вообще-то, в совпадения не верю, но и нумеролог из меня никудышный. А этикет ради чего показывать? Ради полуэльфа, подставной фигуры? Как будто маркиз специально подбирал…

— Настало время для вина и беседы! — прокаркал Конкруд своим хриплым старческим баритоном и оживленно потер руки. Подбежавший сзади мажордом, уже без своего посоха, показал нам с Семеном места за столом. Надо же, по правую руку от хозяина! Почетные гости, значит, наш статус. По левую руку маркиза, прямо напротив меня расположилась фэйри, и я отметил, что мажордом даже не сделал попытки отодвинуть для девушки тяжеленный дубовый стул. Рядом с фэйри сел орк, напротив Семена, а присные Конкруда из аборигенов скромненько так расположились по одному рядом с нами и нелюдями. Противоположный от маркиза конец стола был пуст. Точно, нет хозяйки в замке у Конкруда. И фэйри в этой роли не выступит! Отлично! А чего это я радуюсь так, разве мне не все равно?

Как только все расселись, и мажордом разлил вино, Конкруд слегка приподнял свою кружку.

— Сегодня хороший день! Теперь у нас есть артиллерия! За наши новые возможности!

— За наши новые возможности! — повторили все, и я в том числе. Показалось или нет, что фэйри на меня как-то странно смотрит… Выпил, тщательно принюхавшись в содержимому кружки… Нормальный запах, вкус тоже ничего себе. Мажордом и церемониймейстер, окончательно превратившийся в лакея и официанта, резал сыр и ломал хлеб. Слуг, похоже, здесь немного, мы видели конюхов, потом вот этого… все… Наверняка, у него здесь куча обязанностей. А что? Городок маленький, а маркиз скорее количество слуг уменьшит, чем дружину сократит. Вон он как к военному делу относится, по мундиру судя… Резать хлеб ножом во многих местах считается предосудительным. Похоже, здесь тоже.

— Вот, дорогие гости, позвольте представить, наш маг, Владеющий Рино, — узловатый палец маркиза ткнул в одного из аборигенов, сидящего справа от Семена и больше похожего на неплохо подготовленного воина, — мой лейтенант Борс Деварви, — понятно, это второй абориген, — мой оружейник, Паола Фэйри…

Я не преминул уставиться во все глаза на сердито нахмурившуюся и почему-то опустившую глаза фэйри, улыбаясь ей самой своей обаятельной улыбкой. Надо же, оружейник! Вассальную клятву, небось, не приносила, по найму работает!

— Шыреак с Оркской косы, — маркиз представил, кажется, орка, но у меня не было никакого желания отвлекаться от разглядывания фэйри. И когда она слегка наморщила носик, я даже успел удивиться, с чего бы это вдруг. А потом оказался во тьме.

* * *

Очнулся я от холода. Это на меня кто-то с полведра водички вылил.

— Живой! — голос шел откуда-то с неба, мне же он показался отголоском моих собственных мыслей. Открыл глаза, и меня немедленно вывернуло, в основном, желудочным соком. Нитка невообразимо вонючей слюны свисала с губы и, как паутинная нить, цеплялась за свитер. Во рту как собака посрала. Затылок разламывается, тошнит, башка кружится. Сотряс, вероятно. Хорошо, что не на спине лежал — мог бы захлебнуться собственной блевотиной… Все-таки подставил меня Тимохин… Где я? выяснилось, что я лежу, здесь же, почти под столом маркиза Конкруда, а вокруг творится что-то невообразимое. Стол опрокинут, кругом кавардак… Над моим телом в героической позе, то есть на коленях, с заведенными назад руками, разбитым лицом и в растерзанной одежде стоит Семен. За плечи его небрежно придерживает фэйри, упирая довольно странный нож в ямочку над ключицей. Черный трехгранный клинок, явно тяжелый, фэйри держит его на весу, иначе он воткнулся бы в Семена, да уже кожа пробита, и из-под лезвия мелкими паучками выбиваются капли ярко-красного цвета. Семен нет-нет да и косится на Паолу с некоторой тревогой: не забудет она, что заточку придерживать надо? Кроме Паолы в комнате наблюдался тот абориген, который лейтенант, Борс, кажется, да еще маг с маркизом в сторонке стоят, со своими кружками, делая вид, что не замечают ни Семена, ни перевернутого стола, ни красной лужи, в которой лежат черепки кувшина, ни лужи блевотины, в которой валяется попавший в ловушку полуэльф.

* * *

По затылку мне врезал, конечно, мажордом, который еще и лакей, а вот Семена просто так, видимо, взять не удалось. Ну хоть какое-то сопротивление мы должны были оказать! Ну хоть кто-то из нас… Вообще, на бородача посмотреть очень даже стоило. Несмотря на клинок фэйри, юшку из носа и некоторую растерянность от неожиданно прерванного ужина подручный Тимохина был спокоен, как удав, и смотрел он на Конкруда, пожалуй что, с вызовом.

— Что происходит, объяснитесь? — то, что Семен называл мерзавца на «вы», говорило не столько о его вежливости, сколько о том, что ничего еще не кончено. Я попытался прикинуть, что можно сделать без подготовки, лежа ничком, да еще пол ходуном ходит, как палуба корабля при качке. Звездочку, и встать на ноги. Приподняться на руках и кувырком вперед. Только от одной мысли затошнило сильнее. Скосил глаза на кобуру. Что??? Револьвер на месте? Нельзя так, нельзя… Рука скользнула к кобуре, но не успел я дотронуться пальцами до рукоятки «чекана», как получил чем-то тяжелым по затылку, тнулся мордой в блевотину, да вдобавок почувствовал, что правая рука прижата к полу жесткой рубчатой подошвой тяжеленного ботинка. Я аж ужом выгнулся, пытаясь перевалиться через бок, и это позволило мне бросить быстрый взгляд через плечо. Ага, орк. Кто бы сомневался. Он и воду на меня лил, и сообщал «начальству» о том, что я жив, а я о нем почему-то позабыл. И значит, шансов у меня ноль. Снова удар, на этот раз в плечо, удар, пресекающий мою попытку вывернуться, и снова я ткнулся мордой в пол. Лапища орка перехватила мое левое запястье, соединила его с правым, мгновенье, и руки оказались намертво привязаны друг к другу чем-то мерзким, холодным и липким.

— Лежи, мальчик, не дергайся, — прогундосил орк, как-то даже сочувственно, что вообще-то совершенно несвойственно этой расе. Тем более, по отношению к эльфам, — паутину тебе не разорвать…

И орк, вытащив мой револьвер из кобуры, поставил свою ножищу мне на поясницу…

Мыслей не было. Были какие-то реакции, по большей части, как и положено после травмы, запоздалые. Среагировал я и на слово «паутина»: обидно до слез, что и повязали меня с какой-то театральщиной. Никак нельзя было без нее обойтись… И гобелены тут из паутины, и гоблины из паутины, нет, не в ту степь… И на стекле паутина, и путы из паутины, и в гербе у Конкруда опять паутина… Разве так дела делаются? Но если не убили сразу, то что это значит? Может, убивать и не собирались?

Семен, похоже, сообразил это пораньше, чем я, отсюда и спокойствие в его голосе… Но морду ему все равно расквасили, нос, скорее всего, сломан.

— Объяснитесь, маркиз, в чем дело? — сорванный голос Семена, не забывшего на этот раз титул дворянина, был холоден, в нем отчетливо слышались «стальные» нотки, не совсем подходящие, на взгляд фэйри, к позе, в которой пребывал подручный Тимохина. Той самой рукой, в которой фэйри держала нож, она ловко ударила Семена локтем по затылку, и когда бородач начал заваливаться вперед, расчетливо насадила его лицо себе на колено. Что ж, теперь у Семена нос сломан наверняка. Зубов паренек тоже недосчитается…

Фэйри ловко вздернула обмякшего Семена в прежнюю позицию, борода его из рыжей с проседью стала красной. Челюсть сломана, не иначе, глаза закатились. Повинуясь еле заметному жесту сморщившегося маркиза, к Семену, не спеша, но и не медля, подошел маг, на ходу разминая пальцы. Пытать будут? Прямо здесь? Я корчился под башмаком орка, как земляной червяк, раздавленный «газоном». Ни хрена не смогу сделать, ни хрена…

Маг подошел к Семену, взял его левой рукой за подбородок, правую наложил на нос, хруст, неяркая вспышка, Семен открыл глаза и смог сфокусировать взгляд. Лечил? И нос вправил? Обнадеживает!

— …!..….!..…………….!

А что еще мог сказать Семен в подобной ситуации? Да всякий бы так и сказал.

— Уговор был, что будет полуэльф! — Конкруд не смог удержаться и включился в разговор, указывая на меня брезгливым жестом, типа, что вы мне кота в мешке подсовываете?!

— А это кто…??? Нормальный полуэльф! Какого вам еще надо?

— Нужен был такой полуэльф, который наполовину «абориген», как вы выражаетесь! Наполовину человек, а не наполовину «пришлый»!

Семен лишь закатил глаза и башкой помотал от избытка впечатлений.

— Надо было уточнять, — оповестил он, наконец, Конкруда весьма ядовитым тоном, — я, сами понимаете, в ваших делах ни бум-бум. Откуда мне было знать, что вам какой-то специальный полуэльф нужен? Тогда бы уж уточнили, какая человеческая половинка нужна: из озерников, из Вираца, из Армира, с Лесного хребта, а то, может, с юга, из Хараза? Вы же не уточнили! А какие тогда к нам претензии? И чем, позвольте спросить, наш полуэльф плох? Молодой, здоровый, образованный… На разные языки учен, стреляет опять же…

— Хватит нахваливать, не на базаре! — прервал Семена Конкруд, и я с ним согласился на все сто. Как бабка, продающая семечки… Продали, значит, сволочи…

— Все ученые в один голос утверждают, что «пришлые» и «аборигены» друг от друга ничем не отличаются. Такие же люди! И многочисленные браки между ними этому прямое подтверждение!

А молодец Семен! Оратор! Прямо Цицерон! Самый сильный аргумент напоследок приберег. Маркизу крыть нечем, вон как задумался…

— Что ты понимаешь в чистоте эксперимента! — Конкруд произнес эти слова с таким выражением, что только за одно это ему можно было бы присвоить высокое ученое звание Почетного профессора Тверской Академии.

* * *

— Паола проверила пушки, но потом я попросил Рино проверить ваш груз на наличие магических сюрпризов! — от такого количества яда, которое слышалось в голосе Конкруда, угольная сколопендра лопнула бы поперек живота. — И он обнаружил кое-что интересное! Снять заклятия с орудийных замков и лафетов он, правда, не смог, но саму структуру эльфийской магии ни с чем не перепутаешь! И вот, ты приводишь эльфа, который расписывается на векселе вместо господина Тимохина! Странное совпадение, тебе не кажется?

— Я привожу ПОЛУэльфа, и он ставит свою подпись на векселе, который все равно ничего не значит, как это и было решено изначально! Вы же, маркиз, сами хотели заполучить полуэльфа — так получите! А магия на пушках — это наша гарантия, что все пойдет так, как мы договаривались! Полковник Тимохин Вам, конечно, доверяет, но…

Я давно перестал слушать пререкания Семена с Конкрудом. Надо было понять, почему я влетел, как теперь жить, одним словом, что делать и кто виноват.

Виноват, понятно, Петр Корнеев. Других кандидатур что-то не видно. Странно, но я не испытывал никаких особых эмоций. Даже особой злобы на Тимохина. То, что можно «влететь», неудачно вписавшись в чужие делишки, было понятно с самого начала, но почему-то не остановило. Что ж, теперь расхлебывай… А по отношению к Семену я ощущал даже сочувствие — приложили-то его неслабо. Злоба и бессильная ненависть придет потом — когда я буду… Где, где буду? Ну, хотя бы, в загоне для рабов, или в местном подвале, в тюремной камере… Вот тогда зубами и поскрежещим, по опыту знаю…

Сильная рука подняла меня за шиворот, толкнула, пинок придал ускорение, чья-то кисть скользнула под локоть и нажала на плечо. Я согнулся, приняв полагающееся положение при захвате, который пришлые называют «полицейским». Будут конвоировать, но куда? Учитывая, что меня не только не обыскали, но даже не разоружили окончательно, просто выведут с глаз долой высокородного маркиза, там обработают, а вот затем уже конвоирование в подвал — на нары. Надо включаться…

— Имею слово к Его Сиятельству маркизу!

Сильный тычок под ребра был вполне законной реакцией со стороны конвоира, того самого мажордома, так что на это я не обратил внимания — какой же нормальный конвоир допустит инициативу своего подопечного?

Я ждал реакции маркиза. Среагировал, однако, не маркиз, а Семен.

— Не надо лезть, Петя, когда старшие разговаривают, — сказал он мягко, но с ощутимой тревогой. Молодец, подыграл.

— Послушаем, послушаем… — рассеянно проговорил Конкруд, отворачиваясь, но я видел, как хищно скрючились его пальцы. Почуял добычу, стервятник проклятый…

— Он сейчас такие пули лить будет… — досада в голосе Семена слышалась отчетливо, но подручный Тимохина, по совместительству Похититель полуэльфов и работорговец ничего поделать тут не может, не он здесь хозяин.

— Послушаем, послушаем… — так же рассеянно повторил маркиз, но уже нетерпеливо, со злобой.

Подручные Конкруда подошли поближе к Семену, так что тот нервно заозирался, оборвав свою речь на полуслове. Что ж, я его понимаю: мало кто может выдержать, когда тебе сначала ломают нос, потом магически лечат, что тоже довольно неприятно, и знаешь, что в любую секунду могут сломать заново…

Вообще-то вести речи, находясь в полусогнутом состоянии, тяжело. Врать, брать на понт, хвалиться и петь дифирамбы затруднительно. Что ж, подберем подходящую цитатку…

— Любите загадки, маркиз? — вывернув шею, я бросил на Конкруда тот самый взгляд, что «искоса, низко голову наклоня», и злобно ухмыльнулся.

— Что? — недопонял Конкруд, надеявшийся, кажется, что я сейчас буду исповедоваться, а заодно и Тимохина сдам с потрохами… Ну-ну!

— Отгадай, что у меня в кармане?

* * *

— Три девицы под окном / Пряли поздно вечерком, — прогундосил Виталя из глубины зала, — ну где там эти бляди?.. Корнеев, а ты почему роль не отыгрываешь?

— Это в каком смысле?

— Ты что, текста не читал? Прямо же написано: «Дверь тихонько заскрыпела, /

И в светлицу входит царь, / Стороны той государь», — ты, то есть, щепкин недоделанный… Ага, вот: «Во всё время разговора / Он стоял позадь забора»!

— Так я стою, дверь скрипит, — я ухватился за дверную ручку, петли скрипнули: в рамках театральных условностей дверной косяк был установлен прямо посреди сцены, — я вхожу!

— Дур-р-ра! — Виталя рычал как-то очень натурально, как будто именно он был «неведомой зверушкой». — Зачем возле забора останавливаются?

— Ну, устал, остановился отдохнуть…

— Ты действительно не понимаешь, или делаешь вид?

— Ты режиссер, тебе и книги в руки… — я решил не обострять ситуацию, а то Виталя как-то на взводе… Что это с ним? Всегда был таким интеллигентным, застенчивым… Как режиссером стал, совсем изменился. Вот что власть с человеком делает… Смешно: режиссер любительского студенческого спектакля по сказке Пушкина в честь очередного юбилея Тверской Академии, даже дата не круглая, а гонору, будто Большим Нижегородским театром руководит… Если б не прямой ректорский приказ…

— Подумай башкой — с какой стати именно «позадь забора», где его никто не видит?

— А что?

— Хватит придуриваться, Корнеев! Ширинку расстегивай и вперед!

— В каком смысле — вперед?

— Да поссать царь там остановился, поссать! Понял, пушкинист хренов? Так что доставай свое хозяйство и… пс-пс-пс! — вот этого не надо было ему говорить. Виталя вообще в последнее время сам не свой. Дорвался до власти и, похоже, слегка с катушек съехал, судя по его речи, отнюдь не напоминавшей речь преподавателя одного из немногих высших учебных заведений в Великоречье.

— Не буду!

— Чего-о? — в голосе Витале прорезались нотки какого-то садистического удовольствия, — Так и знал, что ты ханжа и трус! А чего тогда на семинаре вопил, что «реализм до сих пор самое перспективное направление в искусстве»? — Виталя довольно ловко передразнил меня, и я подумал, что в театре он вполне мог бы преуспеть, только не в качестве режиссера.

— Так то реализм, а то безобразие какое-то… Не буду на сцене мочиться, вам же потом весь спектакль нюхать… — я попытался свести все к шутке.

— Не надо прикрываться ложным гуманизмом, когда речь заходит о высшей правде искусства! — провозгласил Виталя, никак его на пафос потянуло… — А-а-а, вот они, голубушки, явились — не запылились!

На сцену из-за кулис гуськом вышли «три девицы», наряженные в солдатские телогрейки, огромные разноцветные рукавицы и просторнейшие шелковые сарафаны до пят, раздувшиеся парусами от быстрого шага. Ага, синий сарафан, желтый и красный. Отпад!

— Ой, простите, Виталий Олегович, в гримерке задержались: Паолу пудрили! — это самая бойкая и высокая из них, красавица Наташа. Наташа? Откуда я ее имя знаю? Ничего себе девица, только не надо было белиться так густо и румянец наводить такой свекольный. Перевел глаза на других и ахнул: эльфийки-то откуда? Одну покрасили в желтый цвет, с синими пятнами румянца, а другую в красный. Новое прочтение сказки Пушкина, чего ж вы хотите! Я поймал себя на мысли, что давно уже не видел нормального спектакля, без всяких там «новых прочтений». Чтобы, значит, без скабрезных шуточек и глуповатого, философствующего персонажа — эльфа-извращенца. Но, видно, не судьба. Теперь вот эльфийки, и значит, наш гениальный Виталя будет разыгрывать карту лесбийской любви и ревности между разноцветными сестрами. Как оригинально!

Стоп, стоп, у последней «сестрицы» это не цвет грима, это действительно цвет кожи такой необычный. Накладной румянец у краснокожей был, наоборот, белого цвета, что, конечно же, логично, в свете всего этого сумасшествия. А бывают разве краснокожие эльфийки? С зубками, больше похожими на клыки?

— Где костюмер? Я спрашиваю, где костюмер??? — Виталя размахивал руками, цвет его рожи обогнал по насыщенности бордового кожу странной эльфийки и сравнялся с цветом румянца Наташи. — Какие были указания насчет сарафанов? На эскизах же ясно прорисовано, что на ладонь выше колена! Что за самодеятельность?? Нарушение трудовой дисциплины??? Так я ректору докладную напишу!

По поводу грима, однако, нет никаких замечаний со стороны режиссера. Так и задумывалось, вероятно. А сарафаны, действительно, какие-то не комильфо. Широкие слишком и некрасивые.

Виталя, подвывая, подбежал из глубины зала, оказавшись у ног бестолково толпящихся у самого края авансцены актрис, дернул одну из них за сарафан, та охнула, взмахнула руками и стала заваливаться на него. Отпихнув потерявшую равновесие девушку локтем, Виталя взялся обеими руками за подол ее сарафана, дернул…, дернул еще раз…, безобразно оскалился, надкусил край и только тогда с ужасающим треском сумел разорвать крепкую ткань. Подол, кстати, он почти полностью оторвал, обнажив острые коленки желтокожей эльфийки. Хм, коленки-то не желтые, а нормального цвета! Вообще-то после краснокожей всего ожидать можно было, но у этой… Очень-очень даже симпатиш-шные коленки!

— Вот теперь порядок: строго по эскизам! А то из-за ваших подолов валенок не видно! — валенки, почему-то расшитые зелеными мартышками, должны были, наверное, символизировать… Что, интересно, они должны были символизировать?

— Следующий, сказал заведующий! — Виталя незаметно для меня обзавелся острейшими на вид когтями и зубищами. — Подходи по одному, всем подолы оборву, всем подолы заверну!

Он сунулся к краснокожей, но та вдруг, изящно присев, ухватила его под челюсть, дернула, и Виталя упал грудью на край сцены. Поворачивая кисть, девушка придержала голову режиссера и надавила коленом ему на шею. Раздался хруст, не оставляющий сомнений в том, что репетиция закончилась, и закончилась не как обычно.

Я бросился посмотреть, что там со сползающим на пол Виталей, прекрасно понимая, что если он еще не умер, так это дело ближайших секунд, когда краснокожая, не вставая с колена, крутанулась вокруг своей оси, подтягивая на себя подол сарафана и выпрямляя обнажившуюся стройную ножку в валенке. Меня ударило по икрам, пятки оторвались от пола, и я тяжело рухнул на доски сцены, ударившись сразу задницей, лопатками и затылком. Немедленно надо мной склонилось лицо краснокожей, и она в бешенстве прошипела: «А ты почему молчал, сволочь? При тебе Арквейн раздевают, а ты роток на замок, да на ляжки ее пялиться?»

Арквейн, Арквейн, женское, вроде, имя, эльфийское… Кто такая Арквейн? Имя какое-то знакомое…

* * *

— Вляпался, гаденыш? — Виталя как ни в чем не бывало, живой и здоровый, сидел на широком подоконнике библиотеки Тверской Академии, привалившись к оконной раме и болтая ногами, — Прое. ал мои смарагдики? Не принесли они тебе счастья! А потому что на чужой беде счастья не построишь! Сколь веревочке не виться…

— А ты когда-нибудь спиной назад с третьего этажа падал? — потирая поясницу и ощупывая мерзко ноющий затылок, задал я встречный вопрос Стрекалову и придвинулся к оборотню вплотную. — Это я так, для продолжения разговора… Ашмаи привет!

Но столкнуть Виталю вниз, чтобы он на своей шкуре изведал прелести приземления на пятую точку, мне не удалось. Рывок мой отнюдь не застал оборотня врасплох; злобно оскалившись, он мгновенно стал прозрачен, бестелесен, и я с разгону больно ударился голеностопом о секцию батареи парового отопления.

* * *

Фэйри пнула меня по ноге второй раз, но я уже успел проснуться и среагировал на автомате: «подставка», как когда-то с Арквейн. Когда это было-то? Лет сто назад…

Паолу, впрочем, мое дерганье не впечатлило — даже не покачнулась. Но пальцы фэйри мгновенно сжали мое горло, сдавливая кадык. Быстро, очень быстро…

— Очухался? — тон, которым был задан вопрос, можно было бы считать доброжелательным, с поправкой, конечно, на рычащие нотки в голосе.

— Да, спасибо… — прохрипел я, усилием воли заставляя себя не дергаться. Я мог бы, даже со сна, попробовать провернуть несколько вариантов: ну, например, перехватить правой рукой кисть фэйри, сбивая ее с кадыка и одновременно прижимая к себе, а левой, совершив кругообразное движение, выломать локоть Паолы. Освобождение от захвата: основа основ обучения. Намертво вбитые в мышечную память движения… У меня даже ладони стали гореть: правая уже почти чувствовала тонкие пальцы девушки, а левая — ее острый локоток…

— Умный мальчик… — промурлыкала фэйри, снимая руку у меня с горла. Не дурак, это точно… И провалами в памяти не страдаю, если не пью… Помню, как сидящая напротив меня девушка оказалось с заточкой за спиной Семена. Возможно, ее сейчас и послали именно затем, чтобы я «ломанулся»… И, задергавшись, увяз в этой паутине еще глубже… Только вот какой моментик: я и сам не раз пользовался тем, что меня не воспринимают всерьез. И такой очевидной ошибки я не допущу. А сон-то какой был — двухсерийный! Или двухъярусный?

* * *

После моего немудреного вопроса про «кармашек» и некоторого слегка нервического перестроения присутствующих лиц, когда Конкруд юркнул за спину Семену, лейтенант маркиза ломанулся ко мне, а орк и фэйри синхронно обнажили клыки в недоверчивой ухмылке, все разъяснилось. Конечно, никакой гранаты с вырванной чекой в кармане у меня не было, и весь мой расчет строился на вполне понятном чувстве какой-то неестественности происходящего, охватившем меня с того момента, как я попал в замок к Конкруду.

Странные дела в этом замке творятся, но вот по части странностей я как раз большой специалист. Как, впрочем, почти любой эльф, даже если у него все с ориентацией нормально… Значит так: если позволить себя обыскивать, то все, найденное в моих карманах, будет воспринято как законный трофей. Поэтому надо проявить инициативу. Ситуацию это, скорее всего, не изменит. Но возможны нюансы. А нюансы, вот ведь какая штука, в некоторых щекотливых делах имеют значение не меньшее, а то и большее, чем сама суть дела.

Конечно, когда лейтенант маркиза достал из моего кармана увесистый кошель со всеми моими козырями и разложил прямо на столе смарагды, золотую коробочку от «Крема», записную книжку Витали, которую тот называл Журналом эксперимента, тубус с векселем самого маркиза и прочие мелочи, я смотрел не на стол, а на Семена. Очень меня его реакция интересовала. При виде смарагдов этому продавцу полуэльфов явственно поплохело, и у меня затеплилась надежда на то, что господа коммерсанты при дележке трофеев не найдут общего языка. Закон парного случая в действии — вот что мне нужно. Была же у меня проблема с Арквейн: никак поделить трофеи, с алху взятые, не могли. Значит и здесь можно будет замутить…

Впрочем, губу мне закатали обратно быстро и сноровисто: все тот же мажордом вывел меня из залы, привел в какой-то закуток, больше похожий на шкаф, чем на камеру, и, ударом под коленку заставив осесть на пол, удалился. Надеюсь, именно ему придется убирать мою блевотину в зале. Пустячок, а настроение поднимает. И еще кое-что поднимает настроение: в подвал меня не отвели. Не люблю камер в подвалах, без окон и сырых… Так что еще пошуршим…

С этими благостными мыслями я попытался просунуть задницу между скрученных рук. Хорошо, что паутина — «природный» материал, она все-таки чуть-чуть растягивается. Никогда бы не подумал, что у почти что эльфа, соответствующего роста и веса, может быть такая здоровенная жопа. Сам себе я всегда казался стройным, хм-хм, астеником. Многие называли меня, хм-хм, дистрофиком. Промучившись минут пять, едва не выдирая руки из плеч, я все-таки перевел руки из-за спины под колени. Фууу! Теперь ноги, одну за другой, — все! Хоть рассмотрю паутину, пока есть время… В камере было темно, поэтому идею рассмотреть все в подробностях я оставил. Ну, паутина, мутно-белая, как та, которой детеныш паучка захомутал кролика. Липкая, но уже начинающая подсыхать дрянь.

Все-таки процедура обыска у Конкруда был поставлена куда хуже, чем в той же ярославской контрразведке. Изогнувшись, я сумел добраться большим пальцем правой руки до закрепленной на обратной стороне пояса стальной струны. Дальше все было просто. Снять сапог, носок, закрепить за большой палец ноги одно кольцо на конце струны, перекинуть струну через нить паутины. Скоро все было кончено. Паутина лопнула с тонким стеклянным звоном, обвисла, я с гадливостью сорвал ее остатки с рук. Размял кисти, спрятал струну на место, привалился к стене и задремал: приложили меня неслабо, хорошо бы «заспать» травму. Надо будет, разбудят… И хорошо бы, это был мажордом…

* * *

Вот и разбудили. Ла. Разбудила, фэйри разбудила. Жаль. Ладно, послушаем, как маркиз выражается, послушаем, что она скажет!

— Пойдем, дурила, Конкруд зовет…

Немного. Понятно, что Конкруд зовет, не по своей же инициативе она тут меня конвоирует. Выходя из камеры, я попытался оглядеться по сторонам. Фэйри не препятствовала, но особо наглеть я и не пытался: слишком очевидно было, чем такая попытка закончится.

Моя клетушка и по размерам, и по расположению — в нише, точно, напоминала шкаф, иначе этот закуток и не назовешь. Или даже сейф, учитывая толщину двери. Сюда хорошо на месячишко засунуть, а на выходе топор в руки дать: прямо инкубатор для Раскольниковых. Старушки в ужасе разбегаются… Зачем, вообще, в замке такие вот камеры? И что в подвале, если камеры на жилом этаже?

Фэйри ролью конвоира не тяготилась, потому, видимо, что всерьез ее не воспринимала. Руки не заламывала, банальности про «шаг вправо-влево, прыжок на месте» не говорила, не угрожала, даже не смотрела на меня… Не сказать, что я так уж требую внимания к своей персоне, но «обыдно, да?»… Что ж, попробуем установить контакт.

— Куда направляемся, прекрасная Фэйри? — осведомился я самым нейтральным тоном.

— На минус два, куда ж еще, — лениво ответила Паола.

— Минус два — это подвал? — похоже, кое-какие мои нехорошие предчувствия сейчас сбудутся. — А что у нас в подвале? — задал я вполне предсказуемый вопрос, оценив легкий кивок своей спутницы.

— Увидишь, тебе интересно будет, — тут фэйри слегка усмехнулась, — на минус первом, кстати, вампир содержится… ну, еще зверинец там.

— Зачем вам вампир??? — в голове сразу всплыли все известные мне истории про способы использования подвала аборигенскими властителями. Втолкнуть туда пленника и посмотреть, как его сжирает упырь, вампир или еще какая гадость и гнусь. Хорошее считалось развлечение, аристократическое. Чем гнуснее гадость и гадостнее гнусь, тем аристократичнее…

— Ну, мы у него третьего дня половину позвоночника вырезали, спинной мозг доставали… Весело было!

— Так он мертвый у вас тут или живой? — удивлению моему не было предела. Фэйри слегка ткнула кулачком мне в почку, но не утерпела: поболтать-то хочется, а, видать, не с кем. Не будешь же с орком разговоры разговаривать… С ним, как и с любым другим орком, можно только базары базарить…

— Живой вампир — это смешно, — фыркнула фэйри, — какой же он живой, если вампиры — нежить? По лестнице спускайся давай, да за стенку держись, — добавила она, заметив, как я чуть не кувыркнулся вниз, не заметив очередную ступеньку.

— Да, оксюморон получился, — согласился я с фэйри, восстановив равновесие, — а как его прикажешь называть? Целый? Так сама говоришь, что вы у него половину позвоночника вырезали, чтобы спинной мозг достать…

— Мы его называем объект номер восемь.

Опаньки! А кто же предыдущие семь? И я, значит, номер девять?..

— Сложно вампира ловить было?

— Да не знаю, не я ловила. Конкруд какую-то команду нанял, давно уже, много золота отсыпал…

— Подожди, так ведь вампиры со временем сильнее становятся! Не боитесь, что сил накопит, путы перегрызет и всех вас на куски порвет? Тебя, впрочем, оставит… — я заложил большие пальцы рук за пояс, всем своим видом показывая, что сейчас скажу комплимент… Ага, только дотянусь до колец на концах стальной струны, закрепленной с внутренней стороны пояса.

— Не боимся! — фэйри повернулась ко мне, и я увидел, как блестят в ее прелестном ротике зубки. Или клыки? — У нас теперь «однофунтовики» есть, и стреляем мы метко! — стволом неизвестно как оказавшегося в ее руке вороненого «аспида» фэйри ткнула мне под ребра, мягко намекая, что она все видит, — А почему меня в живых оставит?

Женщинам надо говорить комплименты. Особенно когда они на комплимент прямо-таки напрашиваются. Нарываются. Набрасываются на комплимент как на амбразуру. И все ради того, чтобы где-нибудь за чайком-кофейком-коньячком-водочкой похвастаться перед подругами: «А мне сегодня Корнеев полдня комплименты говорил! На колени падал, утверждал, что я самая пре-кра-стная, ныл, что он без меня не может!» И это после того, как я, например, говорил, что у девушки платье красивое, то есть самые избитые банальности. Или банальные избитости? Хм-хм, вот по поводу избитости: надо все-таки Паоле комплимент сказать, и плевать, что моя жизнь отчасти в ее руках.

— Тебя оставят, чтоб мучительно любить!

Короткая серия ударов по корпусу, завершившаяся небрежным движением согнутого указательного пальца, средней его фалангой, мне по носу, снизу вверх. Нормальный такой ответ, в стиле восточных школ.

— Ты чего, это ж комплимент!? — прохрипел я, когда ко мне вернулась возможность дышать, а выступившие из носа кровь и сопли, а заодно и слезы были утерты рукавом свитера. — Любить и мучиться от неразделенной любви! — я изобразил ту самую неразделенную любовь, вытаращив глаза и повращав глазными яблоками, — А ты что подумала?

Спрашивать я постарался без всякой язвительности, но со всей возможной серьезностью.

— Комплиментщик! — вот тон фэйри вряд ли можно было назвать серьезным, — Жаль только, хлипенький какой-то… А вообще-то я тебя по-хорошему предупреждаю: будешь трындеть, до нижних уровней самостоятельно не дойдешь…

— Отворите мне темницу, / Дайте мне свободу дня!..

До черногривого коня с девицей я не дочитал. Просто не успел. Затрещина, которую я получил от фэйри, бросила меня на пол, так что я едва успел подставить руки, чтобы окончательно не разбить рожу о каменный пол. Ну и девица — ощущение, будто лошадь лягнула! Что ж меня все дамы бьют последнее время? Еще немного, и у меня комплексы нехорошие разовьются… Последние слова я, кажется, проговорил вслух, потому что фэйри засмеялась. Надо мной, понятное дело… Что ж, рассмешить девушку — значит наполовину соблазнить ее. В голове уже начал потихоньку вырисовываться сценарий вроде «Кавказского пленника», когда молодая черкешенка влюбляется в русского пленника…

А то, что фэйри дерется, так это ерунда. Любая женщина, по крайней мере, из тех, с кем я был знаком, даже самый невинный комплимент незнакомого мужчины воспримет в штыки, не знаю уж, почему. Привычки нет?

За всеми этими мыслями я и не заметил, как мы спустились к основанию башни, а затем, через ту самую дверь, которую я оценил еще на входе в замок, зашли в подвал и начали спускаться на нижние уровни. Минус первый, тот, что с вампиром, мы пролетели быстро, к минус второму приблизились галопом. Фэйри едва не скакала по ступенькам, и я никак не мог решить, то ли она от природы такая прыгучая, то ли посчитала наш короткий разговор задержкой в пути, за которую может нагореть от начальства. Я усердно гнал от себя простую и здравую мысль, что фэйри ускорилась лишь оттого, что я попросту ей неинтересен.

Впрочем, насчет своей «хлипкости» я не заморачивался: примерно так, если не хуже, меня во времена оны оценила некая разбитная девица из пришлых, «академик», причем такая уничижительная оценка не помешала этой же девице немедленно сделать мне предложение сожительствовать с ней. К счастью, это предложение было не из тех, от которых нельзя отказаться. Я и отказался, но не из-за гордыни, а от некого обалдения: в голове никак не умещалось, что стопроцентная женщина-«пришлая» может легко «совместить» критический взгляд на мужчину, трезвый расчет его карьерных и прочих возможностей, несколько даже циничный, с готовностью безрассудно жертвовать собой, особенно когда этой жертвы никто не требует. И все это сдабривается розовыми соплями, бурными страстями, приличествующими полудиким жителям Оркской косы и кристально-четким планом не ближайших действий, не пятилетки даже, а всей жизни, планом, исключающим даже намек на романтику…

А вот и дверка на «минус два», по выражению прекрасной Паолы. На минус три, скорее всего, морг — не верю я, что дилетант, даже с возможностями аборигенского владетеля, может успешно решать задачи, которые не в состоянии решить профессионалы из Тверской Академии и других вузов Великоречья. А результаты неудачных экспериментов должны же где-то храниться…

* * *

Белый кафель, довольно яркий свет, но не электрический, а слегка оранжеватый, от магических светильников, длинные столы, закрытые простынями, стеклянные шкафы с инструментами, наподобие тех, что стоят в зубоврачебных кабинетах пришлых, тигли, немаленькая печь, автоклав, провода и шеренга стоек для капельниц — все это говорило о том, что на минус два у Конкруда лаборатория, совмещенная с операционной.

Но привлекал внимание, конечно, стоящий в центре комнаты высокий стол, к которому был на совесть прикручен мертвый худой серокожий человек. Абориген.

И еще в воздухе почему-то стоял ощутимый запашок дерьма. И не моего. Кто-то от ужаса обосрался? Мне тоже страшно. Штаны, что ли, пощупать?

Я подошел к столу, прикрывая глаза от яркого света ладонью, тем более, что рядом сидели на стульях Семен, Конкруд и маг. Договорились, значит, да кто бы сомневался…

— Что же ты, скотина… — начал Семен, но Конкруд прервал его неожиданно «добрым» голосом:

— Зачем же все три камня портить, молодой человек? Это ведь расточительство в чистом виде!

— По мне, лучше расточительство, чем жлобство! — буркнул я тоже «добрым» голосом, еще и улыбаясь.

Конкруд побледнел так стремительно, что я даже удивился, а лежавший на столе мертвец вдруг зашелся сухим тихим кашлем или, скорее, смехом. Я аж назад отпрыгнул от неожиданности. А! это ж вампир с минус первого! Совсем сдал, бедолага. Здесь ему не тут, как военные выражаются. Не пожируешь на чужой кровушке.

— Я очень бы хотел провести с тобой пару-тройку экспериментов, а потом подбросить монетку и разыграть: на корм умруну ты отправишься, или мои паучки тобою полакомятся! — Конкруд был действительно зол, и я несколько запоздало сообразил, что «жлобство» он принял на свой счет. Ну конечно, паучков местных «жлобами» называют, вряд ли это название прошло мимо ушей владетеля! Завершить логическую цепочку, учитывая своеобразный герб маркиза, было проще простого. Вот ведь незадача! Не объяснять же Конкруду, что я жадность имел в виду, жадность, причем безо всяких намеков на конкретных личностей… — Но Рино убедил меня, что убивать тебя будет еще большим расточительством!

Сидящий рядом с Конкрудом маг только кивнул, не спуская с меня пристального взгляда небольших каре-зеленых глазок. Интересно, он же вообще пока ни слова не произнес. Немой?

— Но проверить действенность кровавых смарагдов все равно не мешает! — высказался маркиз вполне равнодушным тоном, словно речь шла о рутинной проверке оборудования. Проверяйте, собаки…

— Поразительно, как тебе это удалось! Сколько факторов совпало! Кто же знал, что для активации смарагда нужен полукровка с эльфийской кровью и кровью пришлых?!! Все источники утверждали, что либо вампир, либо оборотень!!! А тут… — Конкруд махнул рукой, в мою сторону махнул, будто я на «газоне» через его замок переехал, а он этот замок весь день из песочка строил, ровиком окапывал, из щепочки подъемный мост делал, из спичечки флагшток…

— И ни капли ведь магического таланта, только букет невнятных эмоций, в котором преобладающим элементом будет ДУРОСТЬ! — Конкруд все кипел, но мне не совсем было понятно, чего он так заводится.

— Ну вот ты, Рино, мог предположить, что активация кровавых смарагдов зависит и от эмоционального состояния их хранителя? — на вопрос маркиза Рино только покачал головой с самым понурым видом. — Ты понимаешь, что мы не сможем повторить инициацию, даже если найдем еще смарагды?.. Что тесты показали?

— Тесты провалились, — отрапортовал Рино слегка гнусавым голосом, показавшимся мне в тот момент прекрасным и мелодичным, — все как один! Показывают невероятное! На оборотничество реакцию дают, на магию — дают, а один, — тут Рино хихикнул, — на вампира и на женщину одновременно, причем женщина — не вампирша.

— Не может быть такого! — воскликнул потрясенный Семен, но Рино смотрел не на него, а на Конкруда.

— Может, этот, — тут маркиз некультурно показал на меня пальцем, — эмпат?

Дождавшись отрицательного ответа мага, Конкруд продолжил, напряженно о чем-то размышляя:

— В карманах-то его сам черт ногу сломит!.. Что у тебя в штанах было, кроме того барахла, что мы изъяли? Липкое, коричневатое?

Хотел было я предложить Конкруду подумать самостоятельно, что может быть в штанах липким и коричневатым, но подхалим Рино немедленно ответил, быстро выговаривая слова, чуть не плюясь ими:

— Удалось выяснить путем химической реакции! Шоколад! Несъедобен! В смысле, срок годности давно прошел!

Точно! Конфета «Гуливер» у меня там была! Года два как! За подкладку кармана залетела, наверное, а и раздавилась где-нибудь в пути! Это что же получается? «Крем», тетрадь Витали, смарагды и…старая шоколадная конфета, размолотая в труху? Все вместе — катализаторы для активации кровавых смарагдов?

Только я успел это подумать, как сперва Рино, а потом Семен с маркизом произнесли эту версию вслух. Рино, правда, упирал на эмоциональную составляющую, Конкруд — на то, что я полукровка, а Семен — на мои умственные способности, в том ключе, что дуракам — счастье.

— Первый известный случай успешной активации кровавых смарагдов за последние восемьдесят лет, — печально произнес Конкруд, признавая свое поражение, — хоть как пользоваться камнями знаешь? — взвизгнул он, неожиданно сменив тональность. Интересно, с Локтевым они знакомы? Или маркиз обиделся на невнимание кровавых смарагдов к его персоне? Вот был у нас такой преподаватель в Академии, из старичков: задавая вопрос, он возвышал тон до такой степени, что все старались ответить как можно быстрее и правильнее, потому что у всех студентов было ощущение, что если ему не ответить, так он попросту взорвется! У его коллег, преподавателей, было то же ощущение, поэтому с ним никто никогда не спорил. Поразительно, но у этого старикана не было честолюбия. Ни на грамм. А мог бы дойти до степеней известных, с таким-то талантом. Парадокс…

У Конкруда, судя по артиллерийскому мундирчику, честолюбия хватило бы на всех преподавателей Тверской Академии.

— Нет, не знаю, — сокрушенно развел я руками, отвлекаясь от ненужных воспоминаний.

Конкруд и Рино прямо задохнулись от негодования, Семен посмотрел на меня куда как злобно, а безымянный умрун опять зашелестел и захоркал на своем прокрустовом ложе — смеялся так.

— Объясняю, — гнусаво проговорил Рино, — сжимаешь камень в ладони, думаешь о противнике и его магической атаке, выставляешь камень в сторону противника так, чтобы он оказался между тобой и противником. Камень должен поглотить заклинание противника. Если бы ты был магом, смог бы произвести ответное магическое воздействие, используя поглощенную энергию… Да, при отсутствии результата, или если процесс поглощения враждебного заклятия прервался, нужно активировать смарагд заново и продолжить.

— Это как, заново? — спросил я, начиная уже потихоньку въезжать.

— Кровью, конечно, — фыркнул Рино, а лежащий на столе вампир заволновался и начал издавать какие-то чмокающие звуки.

— Скотина ты эдакая! Два патруля по три человека в Сеславине! Шестеро! Шестеро, блядь! Дочка Ванина! — «взорвавшийся» Семен осекся на мгновенье, надеюсь, его сбило с толку неуместное соседство трех последних слов, но все-таки не выдержал, продолжил. — Надо было тебя сразу при встрече порешить! Недоглядел я, старый дурак!

Как это Семен мне Аристарха не вменил? И Свечникова? О! Еще по поводу Витали и алху посокрушаться можно! Рино порывался что-то сказать, но Конкруд потянул его за рукав, и тот замолчал, давая возможность Семену показать себя во всей красе.

Не сказать, кстати, что я испытывал триумф. Радости или там счастья тоже не испытывал. Злорадство — да, испытывал. Но Семена, несмотря на то что он меня Конкруду продал, я в своих врагах не числил. Надо было бы, а вот нет на него злости, и все тут. А то, что он сокрушается так, вполне можно понять. Самокритичные высказывания вообще редкость, так что уважаю. Верно, он виноват, но немного не в том, в чем себя обвиняет… Да он почти всегда попадает пальцем в небо, а я даже позлорадствовать толком не могу. Сермяжная правда есть, скорее, в словах Конкруда: если бы я мог, то, действительно, покропил бы своей кровушкой не все камни, а один только, который поменьше, на девять, если не ошибаюсь, карат. Из чистой экономии. Да только выбора у меня особо не было, и виноват в этом как раз Семен. Так что пусть не плачется.

— Камни принадлежат Ярославлю! — продолжил Семен, отвернувшись от меня и глядя прямо в глаза Конкруду. — Этот клоун тоже теперь принадлежит Ярославлю, как бесплатное приложение к смарагдам! Ему теперь в штрафниках до смерти ходить! И мне, идиоту, тоже, с ним за компанию!

То, что Семен наслышан о камешках, меня не очень удивило. Как сказал еще в Сеславине пристав Иван Сергеевич, смарагды будут искать все службы Ярославля. А Семен, конечно, не частное лицо, да он это не очень и скрывает… Конкруд, впрочем, начал крикливо торговаться, выставляя себя в самом благоприятном свете, а Семена с Тимохиным — в самом невыгодном. Приплел и свою незыблемую репутацию при деловых сделках, и нарушение предварительных договоренностей со стороны Семена, и магические «непонятки» на пушках, и то, что у него отбирают полуэльфа, меня, то есть.

— Не знаю, маркиз, зачем вам «неправильный» полуэльф, из-за которого мне не дали поужинать, — усмехнулся Семен. — Я даже сочувствую вам, но ситуация несколько изменилась… Надеюсь, вы не будете ссориться с Афанасием Никифоровичем из-за такого пустяка, как полуэльф. Тем более, он вам не подходит, сами сказали…

Я хотел было ответить, но фэйри бесцеремонно схватила меня за воротник, дернула, и мне пришлось отойти от спорщиков, точнее, отлететь.

— Не мешай им, дурила, — промурлыкала фэйри мне на ухо, — глядишь, сухим из воды выйдешь. Конкруд — трус, а Семен за тебя подписывается, почему-то. Почему? Мне интересно!

Это «мне интересно» было сказано таким великолепным наивно-самодовольным тоном, что я чуть не расхохотался. Вот уж действительно — раз фэйри что-то интересно, так она уверена, что у всего мира нет иного выхода, кроме как удовлетворять ее любопытство.

— Так почему? — нетерпеливо спросила фэйри, нетерпеливо тряхнув гривой распущенных темно-русых волос, как чистокровная лошадь. Мне, если честно, хвостик больше нравится. С распущенными волосами какая-то она «демоническая»!

— Это потому, — проговорил я замогильным шепотом, — что я знаю самый страшный секрет Семена!

— Какой, какой секрет? — вот ведь женщины! Сколько бы лет не было этой полуэльфийке-полудемонице, как бы опытна и опасна она не была, женское любопытство ей свойственно в такой же степени, как и какой-нибудь пятнадцатилетней школьнице.

— Он страшно влюблен…в тебя! Я тоже! — будь тут все вояки женского полу, мне бы стоило попытаться захватить «замок» маркиза без оружия!

Фэйри, наверное, была другого мнения… Я не заметил, когда она нанесла мне удар в печень, но ножки у меня самопроизвольно подогнулись, и я рухнул на кафельный пол, выпучив глаза и хватая ртом вязкий, не пролезающий в глотку воздух.

— Ты зачем, мерзавец, такие вещи говоришь? Не верю, что Семен тебе все рассказал… Вызнал же откуда-то, шакалюга! Так и молчал бы в тряпочку! Знаешь ведь, какой у вампиров слух острый! — злобно прошипела девушка мне на ухо, косясь на прикрученного к столу умруна, снова зашедшегося в приступе то ли кашля, то ли смеха. — Сам-то когда втрескаться успел? Неужто «с первого взгляда»?

Дышать. Дышать. Дышать совершенно не хотелось. Хотелось то ли ржать, то ли плакать. Это ж надо, как все запущено! И какое самомнение! Впрочем, если фэйри — единственная женщина на всю «дружину» маркиза, то ее самомнение понятно. Даже если не одна — тоже понятно. Что я вру, если бы во всей дружине Конкруда был только один мужчина, а остальные «должности» занимали длинноногие золотоволосые белокожие красотки, фэйри все равно была бы уверена, что этот единственный мужик влюблен исключительно в нее. А что, например, молчит и не признается — так это от стеснительности. Потому что фэйри — это фэйри!

Переговоры Семена и Конкруда тем временем подходили к концу. Это можно было заключить по множеству признаков, но главным было то, что маг, Рино, начал спешно чертить на клочке бумаги какие-то схемы, если зрение мне не изменяет, и предъявлять их поочередно Конкруду и Семену. Консенсус и взаимопонимание, выражаясь словами приснопамятного Витали Стрекалова. Я не сомневался, что в итоге победителем будет Семен. Конкруд, несомненно, не прожил бы столько, если бы не умел договариваться и идти на уступки. Вот, в глазах фэйри он трус. Почему? Женщинам, насколько я их понимаю, как-то проще бросаться такими обвинениями. Я бы не решился…

Что я знаю про Конкруда? Разложим по полочкам… Штаб маркиза состоит из людей, орка и фэйри. Это сразу бросается в глаза, это необычно, это может иметь сколько угодно объяснений. Но не означает ли это, что Конкруд опасается среди своих приближенных, например, заговора? Орку с фэйри и людьми почти невозможно вступить в сговор… Что еще известно? Любовь к показухе — один «мундир» чего стоит! Стремление прожить подольше, раскрыть, так сказать, секрет долголетия… Уверен, что «эксперименты» на минусовых этажах подчинены именно этой цели… Вампир, у которого вырезают позвоночник, но при этом опасаются, что он будет «стучать» Конкруду на своих вивисекторов, то есть атмосфера всеобщей подозрительности… Все по отдельности — чепуха, но вместе… фэйри не обычная тетка-домохозяйка, чтобы не принимать во внимание ее мнение. А если так, то против Семена у Конкруда нет шансов… Интересно, меня фэйри тоже как труса рассматривает? Все-таки то, что я камни к себе «привязал», во время ночного дежурства по пути в замок, можно по-разному оценить…

— Подведи… — Конкруд нетерпеливо махнул рукой, и фэйри подтащила меня поближе к спорщикам.

— Не могу я его отпустить, — огорченно проговорил Конкруд, обращаясь к Семену. — хотел бы, но не могу! Он лабораторию видел, разболтает…

— Конечно, видел, вы ж его для этого и привели, чтоб он все увидел… — ядовито ответил Семен, скаля зубы. — Об «отпустить» никто не говорит. А отдать его мне — придется. Что он болтать не будет, так то моя забота и ответственность…

— Ну, чтоб вам поспокойнее было, Рино заклятье наложит, — продолжил было подручный Тимохина, но осекся, вспомнив о камнях. Какое уж тут заклятие, высосут подчистую! — а если камни экранировать, и попытаться все-таки заклятие наложить?

— Проще этого убить и посмотреть, возможна повторная инициация смарагдов или нет… — Рино был настроен скептически. — Реакцию смарагдов можно выяснить только опытным путем. Это неделя работы, не меньше…

— Тороплюсь, — вздохнул Семен, — а то бы попробовали… Что вы там хотели от него — выполняйте, да нам собираться пора, с рассветом отправляемся.

Рассвет! Жаль, что из подвала его не увидать. Значит, всю ночь будут надо мной опыты ставить, а с рассветом отдадут Семену? Полуживого или полудохлого? Опытов над собой не хочется как-то. Такая вот причуда!

— Что ты щемишься? — насмешливо спросил меня Семен, вставая со стула и явно собираясь уходить. — Очко на минус? Ни-чо, живым оставят, а там оленем молодым поскачешь!

Конкруд скривился презрительно, а я только восхитился способностям Семена — командный тон старого солдата был рассчитан не только на меня, но и на Конкруда.

* * *

— Этого снимем, эльфа положим, или пусть на стульчике посидит? — спросил Рино у маркиза самым деловым тоном, когда шаги Семена затихли.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — в задумчивости произнес Конкруд, игнорируя вопрос мага. Понятно: Рино хотел «переключить» маркиза, но не очень-то получилось, — стоило заставлять меня по лестницам карабкаться!

Голос у Конкруда был самый недовольный, и я вспомнил, как он тяжело всхлипывал, поднимаясь по лестнице, как останавливался «подышать»… Да… подвальная лестница — это не курорт, и чистого воздуха здесь не найти.

— Возьмем, как обычно, и отпустим? — вот этот вопрос мага иначе как провокационным я не могу назвать…

— Да, как обычно, триста пятьдесят. Ну ладно, четыреста, больше не надо — товар все равно порченный… — Конкруд скривился, а я задумался… Триста пятьдесят чего? миллилитров? Как при переливании? При переливании крови и пятьсот берут…

— Садись вот на стул, рукав закатывай, — Рино кивнул на стул, стоящий вплотную к закрытому белоснежной простыней столу, а затем, как фокусник, одним движением сдернул и саму простыню. Трубки, трубки, какой-то совершенно бесшумно работающий агрегат, равномерно толкающий поршни внутри, опять же, каких-то полупрозрачных трубок. Магические кристаллы, рукава экранированных шлейфов, колдовские руны… О! старый знакомый, паучок-жлоб! Точнее, чучелко паучка, или просто высушенная оболочка. Не таксидермист, не знаю. Уютненько так расположился под потолком, но с живым не спутаешь…

Неплохо, повторюсь, для захудалого маркизата! До лабораторий той же Тверской академии не дотягивает, вроде бы, но я в этом не шибко разбираюсь. Виталю бы сюда, не к ночи будь помянут…

— Отольем чуток сладкой кровушки на нужды науки, — Рино в своей лаборатории оказался куда как разговорчивым, — и смарагды найдем! Теперь хоть варианты есть, а то раньше как котята слепые!

Подготовил все для переливания крови маг, впрочем, довольно быстро. Чувствовался нешуточный опыт. Конкруд не мешал магу работать, сидел тихонько в стороне и даже не смотрел в мою сторону. Фэйри вообще любовалась маникюром на левой руке, но заметив мой взгляд, тихонько погрозила пальчиком. Что ж, разумному, то есть тому, кто разумом еще и пользоваться умеет, и этого довольно. Сапиенти сат, так сказать. Хотя идейка разгромить подпольную, в прямом смысле, лабораторию Конкруда приходила мне в голову, сначала следовало задать пару вопросов.

— Это что за агрегат? — с любопытством спросил я, указывая на стоящую в углу машинку с головоломно переплетенными трубками, переливающимися никелем, чистым серебром и хрусталем. О! и золото есть, не пожалели ради науки. Продать такую на лом и всю жизнь работать не надо!

— Это наша гордость! Такого нет ни у кого! — маг просто раздувался от гордости. — Ни в каких Новых княжествах! Это аппарат совместимости! Группу крови может изменить, если нужно, главное, параметры точно настроить!

— Эликсир молодости делаете? — прямо спросил я мага, разворачивающего какой-то шланг.

— Пытаемся, — буркнул тот, ничуть не удивившись моей догадке, — умруна вот на периодическую таблицу Менделеева-Бэраха раскладываем…

— «Крем», случайно, не ваша продукция? — бухнул я напрямую. А чего стесняться? Молодость возвращает? Возвращает… Магическая составляющая есть? А как же… Только вот запах специфический, здесь не так пахнет… Ну, может они его в соседней комнате делают, а там вентиляция на пять с плюсом…

— Не болтай глупостей, — сурово оборвал меня Рино, беря мою руку и втыкая в вену длинную иглу, соединенную шлангом с неким агрегатом, настолько холодным, что его покрывала не только «роса», но и туманная дымка, вроде как от сухого льда, — кулаком лучше поработай…

Я послушно несколько раз сжал и разжал пальцы, как вдруг дверь отворилась, и в лабораторию влетел Семен с вытаращенными глазами. Увидев наш мирный союз во имя науки, он гулко сглотнул, подошел к нам с магом и сказал, отвечая на невысказанный вопрос Конкруда и Рино:

— Что-то долго вы, я уж волноваться начал… От этого ведь, — тут Семен кивнул на меня, пробуя на прочность фиксаж моего предплечья, — всего можно ожидать!

Ух ты, он тоже старый анекдот знает! И вообще, приятно, когда тебя ценят… Вовремя Семен подсуетился, я как раз собирался выдернуть руку из ремней, вырвать иглу у себя из вены и плеснуть кровью на тихо лежащего на столе вампира. Метра три всего, безделица. А то, затылком чую, извелся болезный, пытаясь порвать путы. Чем это его так прикрутили? Неужто все той же паутиной? А вдруг порвет после допинга?

Впрочем, все эти варианты перекрывались доводами рассудка. Пока перекрывались…

— А ты, Семен, знаешь, кто «Крем» делает? Не твои ли друзья, которые из меня последнюю кровь выпили?

— Не боись, Петя, кровь мы тут все сдавали. В качестве ответной услуги за гостеприимство…

— Что, все ребята? И ты сам, и Леха-фермер?

— Все, — подтвердил Семен.

— Какое благородство! — немедленно включился Конкруд, — со мной, значит, можно не церемониться, а какого-то паршивого полуэльфа надо утешать, как малого ребенка?

— Полуэльф, по крайней мере, не дерется! — резонно, но несколько не в тему, на мой взгляд, ответил Семен, — и вот что, маркиз, векселек пожалуйте! Где камни, там и вексель… Да и тубус старинный, дорогой… антиквариат! Знаете же, спросят с меня…

Вот теперь я точно убедился, что Семен откуда-то из «конторы», или как там пришлые называют такие ведомства. Там, где они чувствуют силу, они совершенно не церемонятся. И только они могут работать так грубо, быть такими жадными, отталкивать потенциальных союзников, исключительно по глупости плодить врагов и недовольных, да еще похваляться своим барскими замашками.

Конкруд аж как-то по бабьи сплеснул руками — от такой наглости. Я бы на месте маркиза поинтересовался, не дать ли Семену ключ от квартиры, где деньги лежат. Но Конкруд свой замок с квартирой равнять не станет. Не по чину ему.

— Странные у вас с Тимохиным предпочтения, — скривился маркиз, то ли решив огрызнуться напоследок, то ли завершая неизвестный мне спор с Семеном, — но если дадите мне котенка манула, я все прощу…

Котенок-охранник для маркиза, интересно, бальзам на его истерзанную страхами душу, или дрова в костер его тщеславия? Тут важно не ошибиться…

— Котята нонче дороги, — ответил Семен шутливо, но мне показалось, что он слегка смущен. — Я замолвлю словечко!

— Может ваш умрун знает, кто «Кремом» занимается? — я решил донимать вопросами Рино, все равно он без дела стоит. — Глядишь, и вы бы что интересного для себя узнали, по части технологий.

Рино лишь досадливо поморщился, но Конкруд опять влез, и на этот раз, как мне показалось, не без удовольствия. Ответ Семена, похоже, его устроил.

— «Крем» этот, действительно, занятная штука! Но он только на женщин действует! Не пойму я гуляйпольских! Выгода же у них всегда на первом месте стояла, и вдруг они по половому признаку начали наркотики делать! Прямой убыток!

— Так это гуляй-польские? — решил уточнить я у маркиза, и как раз процедура выкачки крови закончилась, Рино бинтовать мне руку начал. Жаль, теперь Конкруд может потерять интерес к разговору…

— Запомни, мальчик, все наркотики делают в Гуляйполе! И, как ты говоришь, технологии? да, технологии там все отработаны.

Слово «технологии» Конкруд произносил чуть не по слогам, с заметным пиететом. Маг нахмурился и с чего-то решил перехватить инициативу.

— Технология «Крема» довольно сложна, как я понимаю, — быстро проговорил Рино. — И главное, чтобы приготовить небольшую порцию наркотика, нужно затратить огромное количество Силы. Такое количество, что я не могу представить себе колдуна, тратящего Силу так беспечно! Такой колдун и так должен бы как сыр в масле кататься, зачем ему «Крем» какой-то делать?

— Главное не Сила, а именно технология! — Конкруд воздел вверх указующий перст, и стало понятно, хотя бы по гримасе Рино, что без лекции не обойдется. Я ж говорил, профессор!

— Сила пришлых — в технологиях! Точнее, в технологическом мышлении… Пришлые изменили этот мир безвозвратно… — Конкруда тянуло поучать. Боевой старичок, что и говорить. — Дело не только в огнестрельном оружии и автомобилях. Дело в мышлении. До того, как появились пришлые, ремесленник занимался своим ремеслом, крестьянин работал на земле, купец — торговал, воин — воевал, дворянин — правил. И все были при деле, все были довольны своей судьбой, нет, не так — никто не мыслил себе другой судьбы. А пришлые появились — все смешалось! Дворяне торгуют, и не зазорно им! Купцы покупают себе гербы и родословную, мастеровые идут в солдаты, крестьяне становятся купцами!

Самое главное, пришлые показали нам, что такое технократическое мышление! Вы показали нам, — Конкруд перешел на обличительный тон, в его глазах я олицетворял всех пришлых, — что можно добиться практически всего, верно подбирая средства и выстраивая технологическую цепочку! Неприступный замок? Из штурмовой артиллерии его! Сильный маг? Из снайперки его, да с глушителем! Правитель? Сбросить на его замок бочку с напалмом! С дирижабля!!! Воин? Посадить его за один стол с простолюдином!

Что стало с честными солдатами? Вместо мундира, которым можно гордиться, заляпанный грязью камуфляж, сам похожий на грязь. Вместо блестящего каре или конной лавы — переползание на брюхе от ямки к ямке, вместо доблести — занятия по тактике. А пулеметы??? Это же ужас, что такое!

— Испугал ежа голым задом! — зевнул Семен. — Минометный огонь, вот это, действительно, жопа!

— Ошибка пришлых в том, что они породили моральных уродов! — отмахнувшись от Семена, продолжил Конкруд. — Половинчиков! Пограничников! Вот эта секта новая — Орден Приграничья — что делает? Уже и церберы у них на службе, призывают и приручают, а то, что этим расширяется дырка, через которую в наш план демоны всех мастей лезут — им все равно!

Я морщился от логических нестыковок и неудачного пересказа старинной повестушки Уильяма Голдинга, писателя из пришлых, в исполнении маркиза, но слушал с интересом. Про Орден Пограничья я слышал когда-то, но ни целей, ни смысла его существования так и не уяснил…

— Пришлые сделали из нас всех таких людей, которые ни во что не верят! Верят только в технологии! Так и вампиры для нас скоро образцом для подражания станут, а потом и с личами союзные договоры подпишем! Если раньше надо было обладать особым складом характера, чтобы добровольно впустить в себя демона, то сегодня — ерунда! Вздор! Никто и не сомневается! Это же просто технологическая цепочка такая: впускаешь в себя демона, и на основе долговременного взаимовыгодного сотрудничества становишься нежитью! Добиваешься своих целей, становишься младшим партнером — тьфу! — какого-нибудь купца Баранова! Все равно, что торговый контракт заключить! Вот дождетесь: будут на вашу голову не один лич на эпоху, а по десять штук!

— А пускай, — согласился Семен, вяло пережевывая какой-то зеленый фрукт, вроде авокадо, выуженный из шкафчика с бутылками, — пережрут друг друга, как пауки в банке!

— Нет в тебе, Семен, государственного мышления, — переключился вдруг «на личности» этот «отец народа», — так и будешь весь свой недолгий век на посылках бегать… А мне не все равно, что с миром будет! Мне здесь жить еще!

Семен ничего не сказал, но посмотрел скептически, и Конкруд, вскипев, разарзился еще одной тирадой:

— А что? Я не хочу умирать… Веришь, нет, у меня душа молодая. И чувствую я себя лет на двадцать пять! Как не жил! Только по лестницам подниматься тяжело…

— Лифт заведите, или хоть корзину с лебедкой…

— Болтаться в корзине не к лицу дворянину! — наставительно проговорил Конкруд. — в корзине на кухни картошку поднимают, а объедки вниз спускают!.. Всегда было как: эльфы бессмертны, если их не убить, гномы живут лет по пятьсот, еще есть расы долгожителей, вроде тифлингов — и это предопределено! Но вы, пришлые, все изменили! И я задумался — не может быть, чтобы не было технических средств к достижению бессмертия, раз уж оно возможно!.. Взять хоть вампира — по сути, это мертвое тело. Но оно функционирует, и оно бессмертно. Само тело не живет, и как только вампир оказывается повержен, тело рассыпается в прах. Но как действует это тело? Вот он — тот вопрос, который я никогда бы не задал себе, если бы не вы, пришлые! Вампир не дышит, легкие его не работают. Но обмен веществ происходит. Самое сложное — сердце. Оно бьется, трудится, качает кровь. Кровь у вампира циркулирует, и вампирами-то становятся те, кому вампир даст выпить своей крови. Теперь… Вампир не чувствует вкуса пищи, но регулярно ест — чтобы не ослабнуть с голода. Значит, желудок работает, желудок вырабатывает какое-то вещество, которое заставляет пищу усваиваться… Пища питает тело, химические реакции в теле происходят… Надо только выяснить, какие! И катализатором для обмена веществ является кровь. Больше крови — лучше обмен веществ, больше вкуса к жизни! А если кровь нескольких людей — так вампиры вообще с ума сходят! Им кажется, что они рукой схватят луну с неба, мыслью заставят остановиться время, одним пальцем пробьют броню «виверны», зубами поймают пулю…

— Тут их охотники и валят! — заметил я, чтобы слегка остудить зарвавшегося маркиза.

— Вот это вещество — этот желудочный сок вампира меня очень заинтересовал! — Конкруд не умел слушать, или умел, но только себя. Сделать из вампира «собаку Павлова», истекающую желудочным соком — идея оригинальная, хотя, на мой вкус, дурная.

— Мне кажется, слишком велик риск стать вампиром! — Семен все же решил поучаствовать в дискуссии.

— А вот этого надо избежать любой ценой… — Конкруд благосклонно взглянул на полручного Тимохина, — Ты прав, нельзя напрямую использовать желудочный сок вампира. Надо его перегнать. И использовать такую основу для перегонки, чтобы его свойства, дарующие вечную жизнь, сохранились. Для этого лучше всего подойдет кровь не человека, а такого существа, которое живет вечно, но вампиром не является… Эльфы подходят. Экспериментальным путем удалось выяснить, что кровь эльфов не годится для перегонки по множеству причин. А вот кровь полуэльфа… Ну, что ж, ты, кажется, уяснил суть нашего эксперимента.

Ну, что ж, экспериментаторы вы мои, щаз я вам как научный консультант и подопытный кролик в одном лице:

— Идейку вам, маркиз, подкину, так сказать, из научной солидарности: в теле вампира из жидкостей есть не только желудочный сок, есть и суставная жидкость…

— Синовиальная… — поправил меня маг, который, как выяснилось, внимательно слушал излияния Конкруда, — думали уже об этом, но там одна из составляющих — кровяная плазма, так что риск стать умруном слишком велик…

— Вот-вот, синовиальная, — улыбнулся я ободряюще, — но самое главное, конечно, в организме вампира есть урина! Вы, Конкурд, мочу вампирскую пробовали? Уринотерапия для Вас — самое то!

* * *

— Тубус твой — довольно интересная вещица. Примерно сто — сто пятьдесят лет до Пересечения Сфер! — это Конкруд про тубус, в который был закатан вексель самого маркиза. — Посиди минутку, эльф! Пойдем, Семен, я тебе такое покажу!..

Сидеть одному в комнате было скучно. Вид из окна я уже успел оценить, действительно, неплохой и с эстетической и со стратегической точки зрения.

Осторожно, чуть не на цыпочках, я пробрался к лестнице, дверь не заперта, этим надо воспользоваться! Стрелой спустился на минус второй. Что тут с дверями, вообще? Тоже открыта!

Есть тут один, так сказать, потенциальный источник информации…

Вампир так и лежал, прикрученный к столу, как я его оставил полчаса назад. Приподняв простыню с ближайшего стола и пошарив глазами по разложенным на стеклянной столешнице инструментам, я без особого удивления усмотрел осиновый колышек и осиновый же молоток-киянку. Они лежали поближе к вампиру, чтобы, значит, помнил…

— Слышь, болезный, кто «Крем» делает?

Я наклонился над прикрученным к столу вампиром с целью пополнить образование.

Умрун рассматривал меня своими потухшими глазами, но молчал, стеснялся, наверное… Я приложил осиновый кол к груди вампира, поднял киянку, тот закрыл глаза, ожидая удара. Удар последовал. Киянкой по грудине, а осиновый колышек я заблаговременно убрал.

— Промахнулся, — с непритворным огорчением признал я. — Всегда промахиваюсь… Что дома по гвоздям, что теперь… Ну, хоть потренируюсь…

Несколько ударов во всю силу. Пару ребер я ему поломал, к гадалке не ходи… Вампиры чувствуют боль, может, не так, как люди, но чувствуют.

Во время экзекуции умрун не проронил ни звука, а у меня уже закончились «наработки». Пытать, все-таки, я не умею. Не то что покойный Аристарх…

— Я задам тебе всего несколько вопросов, — сказал я вампиру, — уверен, такие же задавал тебе Конкруд. Уверен, ты на них ответил… Не мог не ответить… И уверен, хотел бы отомстить…

При моих последних словах умрун лениво поднял правое веко и прошелестел:

— Отсюда поподробнее!

Есть! Месть — это святое! Вот ничего святого у нежити проклятой не осталось, а месть осталась. Говорят, остается еще любовь, но там столько условий должно совпасть, что просто труба!

— Так отвечай, голуба, кто «Крем» делает?

Если бы вампир мог смеяться, он бы расхохотался.

— Ты хоть представляешь, сколько я тут лежу? — спросил он, — Какой «Крем»? Я не знаю, кто сейчас в половине княжеств правит. Только и слышу, какой-то Владимир Краснилыч, Владимир Краснилыч!

— Кириллович, — автоматически поправил я умруна, удивляясь, — не годами же ты здесь лежишь? И почему у вас тут пахнет так?

— А ты под стол загляни! — вампир аж шипел от злости, паутина на его запястьях, ногах, шее, пояснице и груди опасно натянулась.

Я приподнял простыню, спускавшуюся почти до пола, посмотрел под днище стола и увидел стоящую прямо под столом парашу, к счастью пустую. Но запах-то, запах! В столе, соответственно, была вырезана дыра, чтобы умрун мог облегчаться лежа.

Вот это пытка! У меня аж волосы дыбом встали! Кто ж придумал такое! Да теперь мне умрун все тайны раскроет за самое великое изобретение человечества — рулон туалетной бумаги! Только где его взять-то?

Не успел я предложить нежити самую удачную в моей жизни сделку, даже видение короткое в голове промелькнуло, вот я бросаю рулон связанному вампиру на грудь, со словами «На, пользуйся!», как по лестнице быстрым ручейком зазвенели шаги, и в подвал ворвалась фэйри с пистолетом в руке.

— Зачем ты это? — указала она стволом на так и зажатый в моей ладони осиновый колышек, — Положи на место, не балуйся!

Прям заботливая мамаша, увидевшая гусеницу в кулачке у малыша, играющего в песочнице.

— Хотел вот жизни дать вашему дохлику!

— Бросай все, и идем к маркизу, пока тебя не хватились… Не усугубляй… — тон у фэйри был вполне беззаботным, даже сочувственным.

Хотелось бы посмотреть на нее в другом настроении…

— Скажешь, где Ашмаи искать, помогу! — обратился я к вампиру.

— Ашмаи тебя сам найдет, не беспокойся! — умрун осклабился, и мне захотелось сделать ему что-нибудь приятное. Точнее, не только ему.

Я с размаху ткнул вампира колышком под шею, так, чтобы он лежал на нем, как на подушке, показал фэйри пустые ладони и улыбнулся. Со стороны это должно было выглядеть так, будто я проткнул умруна. Надо же, сам меня найдет! Побыстрее бы, заждался уже…

Одним прыжком покрыть расстояние от лестницы до стола с пленником Конкруда мне бы не удалось. А вот фэйри легко преодолела это расстояние, изящно вписавшись между мной и вампиром. Выдернула колышек, посмотрела на меня укоризненно, заодно увернулась от дернувшего головой и клацнувшего зубами вампира, подставив ему под клыки деревяшку. Уж на что вялый был умрун, а взвыл во весь голос.

— Пойдем быстрее, шутник, — шуточка была так себе, но по взгляду фэйри я чувствовал, что понравилась…

* * *

Вино было разлито по чашам, но мажордома нигде, к счастью, не было.

— Впечатлен? А это не вся коллекция, между прочим! И еще оцени, Семен, если разбираешься! — маркиз прям предвкушал какое-то развлечение, развязывая завязки некого продолговатого футляра.

На меня маркиз не обращал никакого внимания, благо, мы с фэйри успели заскочить в комнату за секунду до возвращения «приятелей».

— Пусть эльф сыграет и споет, тогда оценишь! — заявил Конкруд, поглаживая кончиками пальцев деку старинной эльфийской лютни, настоящего шедевра мастеров прошлой эпохи.

— Он не совсем эльф, может, и играть не умеет, — высказал свое мнение Семен, которому едва ли пошла впрок пол-литровая чаша вина, выхлебанная залихватски, одним глотком. Речные долины, вроде той, где обосновался Конкруд, обладают своим микроклиматом. На южных склонах холмов здесь даже виноград вызревает, так что рислинг здесь свой. И он может быть достаточно коварным, а то что-то у Семена вид слишком залихватский, словно не вина выпил, а подвиг совершил…

— Он эльф! — маркиз был непререкаем. — Это вы, пришлые, верите всему, что вам наплетут. Потому что вы на этой земле без году неделя! Вот и заладили, полуэльф, полуэльф! Он эльф-полукровка, а это еще гаже, чем если бы он был настоящим чистокровным эльфом! Только и умеет, что вино лакать, из лука стрелять да песни горланить! И всякими гадостями заниматься! И смотреть на него надо не как на человека с пятьюдесятью процентами эльфячей крови, а как на эльфа!

Что на такое ответить? Маркиз лицемерит, как всегда, ему и нужно-то, чтобы я настроил лютню и сыграл для того только, чтобы инструмент дольше сохранялся. Известно, если долго не играть на инструменте, то он портится начинает. Так что никакой романтики, голый прагматизм. Но про «гадости» он мощно задвинул! Я лишь покачал ушами — сперва правым, потом левым… Конкруд аж сплюнул. Семена такой поворот беседы заставил задуматься, но думал он недолго.

— А пусть споет! Спой нам что-нибудь трогательное, Петя! Что-нибудь заветное, чтоб за душу брало!

«Меня схватили за бока два здоровенных паренька, / Играй, паскуда, пой, пока не удавили!» Было искушение пропеть им всю эту песню старого людского поэта, но настроения веселиться никакого…

— Обойдетесь…

* * *

Виталя был в черной мантии и смешной шляпе, с квадратным плоским верхом, выходящим за ее края. Типа поля шляпы пришили не к ее основанию, а наоборот, к верху шляпы, еще и кисточку на один из уголков квадрата привесили. Где-то я такие шляпы видел, не помню где… Кисточка все время падала Витале на лицо, и он сдувал ее в сторону, но она, согласно всем законам физики, всегда возвращалась на место.

— А теперь, тьфу-тьфу дамы и господа, тьфу-тьфу (это он так кисточку сдувает), с приветственным словом нашему новому, тьфу-тьфу почетному профессору Его Светлости маркизу Конкруду Арсайлскому выступит Член Совета тьфу-тьфу Попечителей Петр Андреевич Корнеев!

Вот это да! Когда это я членом совета попечителей стал? Поднялся, огляделся кругом. Конференц-зал Тверской Академии был полон, первые ряды слепили глаза шитьем парадных мундиров и бриллиантовыми украшениями дам, дальше располагались скромные костюмы преподавателей. Студенты сидели на галерее, их было довольно плохо видно из-за мощных прожекторов, бьющих на сцену.

— Когда я увидел маркиза Конкруда в первый раз, — начал я выстраивать риторический период, — я подумал, что имею дело со спятившим старикашкой…

Галерка грохнула от хохота, «начальство» на первых рядах застыло в недоумении, даже привычное «тьфу-тьфу» перестало раздаваться под правым ухом.

— Когда маркиз потребовал, чтобы я сдал кровь для его научных опытов по составлению эликсира молодости, — продолжил я, подняв руку, чтобы утихомирить беснующихся студиозов, — мне показалось, что шансы на успех его исследований крайне малы, а сам он ничем не отличается от вампира, которого постоянно препарирует в своем подвале, все в тех же благородных целях…

Что творилось на галерее, ни в сказке сказать… Даже среди первых рядов началось какое-то шевеление, и раздался долго сдерживаемый мелодичный смех.

«Наташа!» — с благодарностью подумал я и продолжил, завершая:

— И вот, здесь, в этом собрании ученых мужей я вижу Конкруда в третий, и надеюсь, последний раз!..

Договорить мне не дали. Виталя вместе с каким-то седоватым господином выводили меня со сцены под руки, ректор бежал сзади и все пытался в прыжке дать мне пинка по пятой точке, но неизменно путался в длинных полах своего одеяния, падал на Виталю, говорил «Простите!», получал возмущенное «тьфу-тьфу» в ответ, и снова устремлялся в погоню за мной…

* * *

Дверь моей камеры открылась резко и совершенно беззвучно. Только я уже не спал и даже знал, кто за дверью. Отдельной вентиляционной системы в камере-шкафе не предусматривалось, и я давно уже «принюхался» как к коридору, так и к самой башне маркиза. Странная башня, и запах странный. Ощущение, что на старинном фундаменте было построено что-то хоть и добротное, но чужеродное этому месту… Фэйри, неизвестно по каким причинам, предпочитала духи с очень резким ароматом, оставляющим у меня ощущение энергии и, одновременно, тревоги. Хотя… почему неизвестно по каким причинам? Эти эмоции очень характерны для таких созданий…

Как ни странно, духи больше соответствовали своим букетом именно фундаменту, а не позднейшим надстройкам. То ли совпадение, то ли Конкруд сильно ошибается, считая, что знает причину, по которой фэйри согласилась стать его оружейником…

Дверь распахнулась, но в камеру никто не вошел. Только влетел какой-то ком, размером со старинное пушечное ядро, мягко ткнулся мне в лицо и распался, оказавшись моей одеждой. Спасибо, конечно, что не каблуком по лбу, но вот вкладывать белье в сапоги, а их заворачивать в свитер как-то нехорошо! Где ж она, трам-тарарам, женская аккуратность? Сама фэйри не зашла, постеснялась раздетого догола полуэльфа?

Конкруд в ответ на мою «научную консультацию» по поводу жидкостей в теле вампира, а также за непокорство и нежелание настраивать лютню приказал кинуть меня в камеру раздетым. Семен, не знаю уж по какой причине, не среагировал, словно впал в оцепенение. Не знаю, как другим узникам, а мне без одежды очень не понравилось. И холодновато, и неприятно, и напрочь лишает уверенности в себе. Долгую жизнь прожил Конкруд, очень долгую, и ведь научился, зараза, определять, кого что цепляет. Почти уважаю…

Оделся я быстро, необъяснимая злость на фэйри придала ускорение. Вот кажется, на маркиза надо злиться, чего ж я на полудемоницу? Скользнул в открытую дверь и успел уловить мелькнувшую возле лестницы тень, призывно махнувшую рукой. Как это она так бесшумно проскочила такое расстояние? Ломанулся было за фэйри, но сразу остановился, снял сапоги и дальше побежал уже в носках. Теперь она заругает меня за то, что надевал сапоги — делал лишние телодвижения, и будет совершенно права… Злость усилилась, а это плохо.

Фэйри метнулась по лестнице вверх, я за ней, мы проскочили этаж Конкруда, этаж с оборудованными огневыми позициями, где устанавливались привезенные нами с Семеном «однофунтовики», железная отмазка для самой фэйри, случись чего, а затем по железным скобам забрались на «чердак» замка. Там, на небольшой площадке перед узким окном-бойницей, затянутой рыболовной сетью, нас уже ждал Семен, виновато косившийся то на Паолу, то на меня. Сволочи! Еще немного, и я наорал бы или на Семена, или на фэйри, или сам на себя. Взять себя в руки удалось только неимоверным усилием воли.

Семен махнул мне рукой, начал что-то втолковывать, спешно обвязывая меня куском стропы и пытаясь сделать что-то вроде альпинистской «страховки». Еще бы шлем предложил… Я постарался не выказывать никакого удивления таким поворотом событий, только изо всех сил сжал зубы. Фэйри, не говоря ни слова, нырнула в темноту, причем, по ощущениям, заскочила наверх и так же быстро спрыгнула с какого-то помоста, таща за собой паука-жлоба потрясающих размеров, жлоба-патриарха. Паук, ходячее воплощение маразма у ракообразных и членистоногих, и рад был бы не упираться, но его восемь ног все никак не могли приспособиться к упругому шагу фэйри, и он падал бы каждый раз, если бы полудемоница не поддерживала его за загривок. Нет, не за загривок. За то место, где голова-грудь переходит в брюхо. За ним тянулась толстенная веревка, которую я сперва принял за поводок, и лишь потом сообразил, что и поводок, и сеть, закрывающая окно — все одна и та же паутина. «А если б у меня был паучок, то я б его водил гулять на па-ва-дочке!»

— Как прошло? — спросил Семен, вручая мне патронташ с кобурой, ножи и кистень. А мешок мой где?

— Без проблем, — белозубо усмехнулась фэйри, — другого варианта точно нет?

Мне как раз удалось распихать законное имущество по законным же местам, когда мотавший головой Семен протянул мне кошелек и до боли знакомый мешочек из бородавчатой шкуры какого-то речного монстрика. Заглянув внутрь, я увидел там все три камня. С чего такая щедрость? Службист должен был бы «соломки подстелить», то есть хоть один камень себе оставить. Который побольше. Для отчета…

И коробочка от «Крема» здесь. И записная книжка Витали, чего я ее таскаю, все равно расшифровать не могу… А «тарана» моего с СВД не было, и это уже к Паоле вопрос, раз она тут оружейник.

— Винтовка моя где? — почему-то шепотом спросил я Паолу, хотя заговорщики не стесняясь, говорили в полный голос.

— Вон чехлы, слева. Побыстрее давай!

Я схватил длинный чехол — СВД, не иначе, сдернул с крюка короткий. Легкий слишком? Показалось, наверное… Фэйри достала откуда-то изогнутый ятаган, на лезвии которого мне почудились характерные для «дамасской» стали волны, рассекла паутину, закрывающую окно, и пинком отправила паука в долгий, но беззвучный полет. Вместо паука орал я, но тоже беззвучно, про себя.

Семен закрепил карабин моего снаряжения на той самой нити, отходящим от паутины. К моему стыду, мне только сейчас удалось сообразить, к чему велись все эти приготовления.

— Если он вверх полезет, пинай его по башке и продолжай движение! — Семену, похоже, самым решительным образом хочется заставить меня цепляться за паутинную нить и сломать шею. Веревки, что ли, нет обычной?

— Нить липкая, скользить не будет!

— Будет, будет, — успокаивающе пробубнил Семен, протягивая мне перчатки, и щедро поливая из небольшой бутылочки какой-то гадостью вроде кукурузного масла сам пучок нитей. Никак не могу назвать эту ерундовину тросом.

— Руками за карабин, ногами отталкиваешься! Зажмешь — едешь, отпустишь — останавливаешься! Пошел!

Вид из окна был впечатляющий! Контролировался довольно большой кусок реки, вплоть до ее изгиба, и практически вся речная долина. «Мой» остров, на котором стояла серая коробка форта, был виден прекрасно. Ну, Конкруд, ну, пфальцский барон!

Перчатки велики…! Но, конечно, не только в этом была причина, что спуск прошел так себе. Один раз я даже стал беспомощно болтаться на зажатом карабине, прокручиваясь по оси, пока не догадался наступить на башку лезущего вверх по нити паука. Это помогло мне сориентироваться в пространстве, а паук сорвался и полетел вниз. Я за ним. Каждый раз, когда паук прекращал выпускать нить, цеплялся за стену замка, или «подтягивался» по нити, мой сапог оказывался у него на голове, я зажимал карабин, а потом продолжал движение, отпихиваясь от стены не только ногами, но и локтями, спиной, плечами и задницей. Всего-то стены было метров тридцать пять, да потом еще пятьдесят примерно скалистого берега. Там можно было опираться ногами на скальные выступы, пружинить от кустов и стволов небольших уродливых деревьев, вроде сосенок… Над водой поднимался пар, ощущение было, что я опускаюсь в облако, а из него попаду прямо в воду Свены. Это не могло не нервировать, но эта парочка, Семен и фэйри, довольно сильно рисковала, чтобы хотеть так вот запросто угробить несчастного полуэльфа. Да и камни бы Семен не отдал… Уже перед тем, как я «вошел» в дымку, меня пронзила догадка, что Семен мог подменить камни! А что? Я не ювелир, меня надуть плевое дело. Подменить камушки, убить полуэльфа, а чтобы потом, при вызове духа невинно убиенного, выяснить… Слишком сложно, да и засветились они… Нет, накручиваю себя, накручиваю. С этими мыслями я снова пнул настырно лезущего вверх по скале паука — уйди, мерзкое животное! — и погрузился в туман, укрывающий Свену.

Впрочем, в реку я, в отличие от паука, не попал. Удалось приземлиться на пологий участок скалы, размерами с кухонный стол, скользкий от влаги и тумана, как раз над обрывом, вертикально уходящим в воду. Да тут тропинка! Хорошо, что рассвет уже… В ледоход и по ранней весне эту тропинку, несомненно, заливало водой, но сейчас она была отчетливо видна. Из окон замка ее заметить невозможно, кусты и прочая растительность прикрывают, с другого берега Свены?.. Сомнительно… Входит эта тропинка в оборонительные сооружения замка или нет? И какие диверсанты ее протоптали? Выяснять не время, надо просто довериться интуиции и бежать быстрее. Конкруд далеко не молод, а у стариков бессонница — обычное дело. Нехорошо получится, если он меня заметит, из окошка, например.

Тропинка огибала замок маркиза и выходила на дорогу, ведущую вдоль реки. Что ж, прогуляемся по дороге, русло реки, тем более, довольно прихотливое. Снайперу нужно примерно три секунды, чтобы прицелиться, так что двигаться буду небольшими рывками от укрытия к укрытию, благо, прибрежных валунов, кустов и деревьев предостаточно. И еще — нужно проследить, чтобы с острова, который, по идее, почти что в моей собственности, меня же и не подстрелили.

* * *

По холодку я отмахал километра два, теперь снайперов можно не опасаться. Бегом, бегом, на шаг не переходить! Пешедралом до Гуляй-поля я не дойду, схарчат по дороге. И не обязательно звери, да нечисть с нежитью. Есть еще хищник, поопаснее. Человек называется. Но надо надеяться, что дорога приведет туда, куда обычно ведут дороги — в населенный пункт с крепкими стенами, трактиром и возможностью набиться в попутчики к торговой колонне. А с Конкруда станется погоню пустить по моему следу. И придет она как раз туда, куда я и собираюсь — дорога-то одна!

С дороги поэтому надо через километрика два-три уходить… Да оружие надо расчехлить, а то к бою только «чекан» готов.

Все-таки сидение в маленькой камере хотя бы несколько часов как-то угнетающе действует на разум — подсознательное желание вырваться из каменного мешка, пробежаться, почувствовать рвущий одежду ветер совершенно вытесняет всякое чувство самосохранения. Никакого расчета, одни эмоции… Неудивительно, что большинство спонтанных побегов из мест заключения заканчиваются полным провалом. СВД я повесил на грудь, а вот с застежкой от чехла «тарана» пришлось помучаться. Странно, но при слабом свете занимающегося утра я отчетливо видел, что это не мой чехол! Похож, но не мой. Это вообще какой-то неправильный чехол, не от ружья! Рванув тугую застежку, я вытащил на свет…эльфийскую лютню, ту самую, сыграть на которой меня так просил Конкруд. Ах ты ж зараза! Это я о фэйри. Весьма, весьма своеобразное у дамочки чувство юмора! Я оценил. Выругавшись для порядку, я огляделся, и сразу заметил то, что нужно — большую вербу, раскинувшую свои ветви так широко, что они нависали над рекой. Чуть поодаль были и другие вербы. Присел на минутку спиной к стволу… Реки, реки, велико-реки. Вербы, растущие по берегам. Ну и всякие, сидящие под вербами, полуэльфы, например.

Что ж… Застегнув чехол самым тщательным образом, я повесил лютню на одну из ветвей вербы. Спрятал, так сказать. Кому нужно — найдет…