2 июня авангард французской армии вошел в столицу, а 10 июня во главе остальных частей в сопровождении Альмонте и де Салиньи вступил в Мехико генерал Форей. В тот же день он хвастливо сообщил Луи Бонапарту, что население столицы встретило его с «энтузиазмом, граничившим с безумием».

Иного мнения был капитан Луазильон. Он писал в Париж: «Только в немногих местах нам аплодировали и бросали цветы, да и то эти редкие демонстрации симпатии были организованы полицией и военным комендантом города. Тем не менее главнокомандующий принял их за чистую монету, тщеславие не позволило ему оценить объективно создавшуюся здесь обстановку».

С приходом французов в столицу подняли голову церковники. Они устроили в честь оккупантов торжественный молебен в кафедральном соборе, на котором присутствовал генерал Форей со своим генеральным штабом. Духовенство надеялось с помощью французов вернуть себе имущество, конфискованное правительством Хуареса. Форей обещал церкви всяческую поддержку и покровительство, однако о возврате имущества умолчал, опасаясь ожесточить его новых владельцев.

Захватив столицу, Форей и его советники сочли, что они завоевали всю Мексику, что правительства Хуареса больше не существует, что осталось решить только политическую задачу: оформить провозглашение монархии и возвести на мексиканский престол эрцгерцога Максимилиана.

Политическая задача была «решена» почти с молниеносной быстротой. 18 июня Форей созвал Верховную правительственную хунту в составе 35 человек, назначенных им по совету де Салиньи и Альмонте. В хунту вошли отъявленные реакционеры — бывшие министры и чиновники Санта-Анны и Мирамона.

21 июня это сборище по указанию Форея избрало «регентский совет» в составе Альмонте, архиепископа Лабастиды (он находился во Франции и его замещал епископ Мехико) и генерала Саласа, старого дружка Санта-Анны, занимавшего в 40-х годах пост временного президента Мексики. Хунта, созвав ассамблею «нотаблей» из 215 человек, самораспустилась.

Ассамблея «нотаблей» действовала с не меньшей быстротой, чем хунта. 10 июля она постановила учредить монархию с «католическим принцем» во главе, которому присваивался титул императора Мексики. Императорскую корону ассамблея решила предложить эрцгерцогу Максимилиану, а в случае его отказа — «католическому принцу» по выбору Наполеона III.

Казалось, лучшего французам и не надо. И все же капитан Луазильон не разделял официального энтузиазма и на этот счет: «Мы устраиваем по поводу решений ассамблеи фейерверки и парады, между тем мексиканцы относятся к ним с возмутительным безразличием. Они не проявляют никакой дружбы к нам; мы в том же положении, что и в первый день; мы не смогли установить даже самых поверхностных связей с какой-либо мексиканской семьей. Население понимает, что все наши разговоры о всеобщем избирательном праве — грубое издевательство, ибо мы являемся хозяевами только оккупированных нами местностей. Из всей территории страны в наших руках только Веракрус, Орисаба, Пуэбла и Мехико».

Генерал Форей по совету де Салиньи наградил орденом Почетного легиона Альмонте, Маркеса и других контрреволюционных вожаков, известных своими грабежами и насилиями. Французские офицеры были шокированы этими награждениями. Они считали, и не без основания, Альмонте, Маркеса и им подобных «вождей» нации проходимцами, связь с которыми компрометирует французов в глазах мексиканского населения и может вызвать только ожесточение к их кандидату на императорский престол — эрцгерцогу Максимилиану.

Если решения ассамблеи «нотаблей» не встречали поддержки даже среди офицеров экспедиционного корпуса, то в Европе этот спектакль, поставленный не очень искушенным в политике Фореем, и подавно никого обмануть не мог. Фарс, разыгранный «нотаблями», показал, к каким жульническим комбинациям был вынужден прибегнуть Луи Бонапарт, чтобы навязать Мексике своего ставленника Максимилиана в роли опереточного императора. Комментируя эти действия императора французов, Карл Маркс писал Фридриху Энгельсу 15 августа 1863 года: «Этот царственный Ласарильо с Тормеса — карикатура теперь уже не только на своего дядю, но и на самого себя. Ибо «плебисцит» в Мексике — великолепная карикатура не только на тот плебисцит, посредством которого он сделался французом сам, но и на тот, при помощи которого он сделал французскими Ниццу и Савойю. Для меня не подлежит сомнению, что на Мексике он сломает себе шею, если еще до того не будет повешен».

Даже Максимилиан, которому по поручению «нотаблей» делегация в составе Гутьерреса де Эстрады, Идальго и прибывшего из Мексики священника Миранды предложила корону императора Мексики, заявил, что соизволит ее принять только в том случае, если большинство населения выскажется в его поддержку. А как можно было добиться этого «высказывания», если генерал Форей твердо обосновался в столице и вовсе не думал продолжать конкисту Мексики, территория которой, за исключением уже упомянутых четырех городов, находилась под контролем правительства Хуареса?

Луи Бонапарт отдавал себе отчет в том, что, опираясь только на такие одиозные для мексиканцев личности, как Альмонте и Мирамон, французы никогда не смогут создать в Мексике действенное коллаборационистское правительство, способное таскать для них каштаны из огня. Он хотел привлечь на свою сторону мексиканскую буржуазию и умеренных либералов, не скупясь на посулы в их адрес. Но проводники его политики Форей и де Салиньи слишком дискредитировали и скомпрометировали себя связями с махровой реакцией, чтобы заручиться сотрудничеством буржуазии и умеренных либералов. Новый курс требовал новых людей. Мавры сделали свое дело, мавры должны были уйти.

В конце июля 1863 года генерал Форей получил звание маршала Франции вместе с приказом Луи Бонапарта передать командование экспедиционным корпусом генералу Базэну и вернуться во Францию. Одновременно с новым маршалом отзывался во Францию и де Салиньи. На место посланника был назначен маркиз де Монтолон. Маршал Форей с трудом расстался с полюбившимся ему постом французского вице-короля Мексики. Он считал, что Париж, отзывая его, помешал ему закончить «постройку» мексиканской империи. Только в начале октября весьма ограниченный и тщеславный вояка покинул берега Мексики.

Такую же «любовь» к Мексике проявил и де Салиньи. За отъезд из Мексики он требовал откупа: возмещения убытков, якобы понесенных им при исполнении обязанностей посланника. Ему чуть не удалось сорвать солидный куш. Ассамблея «нотаблей», составленная из его креатур, постановила выдать ему «кредит» в 570 тысяч песо. Генерал Базэн, сменивший к тому времени на посту главнокомандующего Форея, отказался санкционировать эту скандальную аферу. Де Салиньи все же нашел способ получить за свои «убытки» компенсацию: он женился на молодой креолке, наследнице крупного состояния, прибрав которое к рукам французский дипломат, наконец, соизволил подчиниться приказу своего императора и отбыл в Париж прожигать в его кафешантанах добытые в таких «муках» мексиканские пиастры.

Из всех четырех французских проконсулов в Мексике генерал Базэн, несомненно, был наиболее умным и хитрым. Новый главнокомандующий, в прошлом офицер Иностранного легиона, сделавший карьеру на колониальных войнах, как и его повелитель Луи Бонапарт, прекрасно понимал, что французы и их ставленник Максимилиан не смогут удержать власть в стране, опираясь только на мексиканских монархистов типа Альмонте и ему подобных реликтов санта-анновских времен. Но и он не смог отделаться от этих политических мертвецов, слишком крепко державших его в своих руках. Под их контролем находилась вооруженная французами «монархическая» армия, численность которой достигала к концу 1863 года 8 тысяч солдат. Правда, Базэн не мог рассчитывать на этих солдат в войне против Хуареса, но и не мог себе позволить лишиться их поддержки, ибо всегда лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небесах. Он не мог отказаться и от поддержки духовенства, прославлявшего во всех церквах (под охраной французских штыков!) «благодетеля» Мексики императора Наполеона III и его избранника на мексиканский престол будущего императора Максимилиана. Это черное воинство с рвением гнуло спину перед французами, но не из любви к ним, а из расчета: оно надеялось, что захватчики вернут церковную собственность ее «законным» владельцам. Именно этого требовал вернувшийся из Ватикана архиепископ Лабастида, ставший ведущим членом регентского совета. Базэн пытался и невинность соблюсти и капитал приобрести, но это оказалось выше его сил и способностей. Объединить в одну упряжку мексиканских монархистов и попов с умеренными либералами он не смог, хотя и старался сделать это.

Базэн предпринял поход в северную Мексику, стремясь одним ударом убить двух зайцев — поймать или на худой конец изгнать за пределы Мексики Хуареса и его правительство и провести плебисцит в пользу монархии и Максимилиана. Обе эти задачи на первый взгляд ему удались. Он совершил 700-километровый поход по Мексике, все сражения с хуаристами выиграл в том смысле, что хуаристы всегда уступали французам поле боя, правительство Хуареса он выбил сперва из Сан-Луис-Потоси, потом из Монтеррея, потом из Сальтильо и загнал его на самую границу с Соединенными Штатами — в Пасо-дель-Норте. И тем не менее покончить с сопротивлением мексиканцев ему не удалось. Правительство Хуареса продолжало существовать, продолжало бороться против интервентов, продолжало управлять страной, в то время как французы, и это признал сам Базэн, управляли только в радиусе действия их ружей и орудий.

Что касается плебисцита, то и здесь успех был мнимый. Во всех местностях, где проходила французская армия, составлялись акты, согласно которым местное население якобы высказывалось за монархию и возведение на императорский трон Максимилиана. Мексиканцев заставляли силой и угрозами подписывать эти акты, или сами французы подписывали их за мексиканцев. Базэн доложил в Париж, что из восьми с половиной миллионов человек, составлявших тогда население Мексики, за монархию и Максимилиана проголосовало шесть с половиной миллионов, однако сам Базэн отлично знал, что эта астрономическая для Мексики цифра голосующих была им взята с потолка, чтобы угодить своему повелителю Наполеону III.

Между тем архиепископ Лабастида угрожал французам отлучением от церкви, если они не вернут ей конфискованную собственность. Базэн отказался удовлетворить требования архиепископа и изгнал его из регентского совета. Лабастида обвинил французов в преследовании религии. Но до полного разрыва не дошло. Прелат понял, что его мечта создания теократического государства под эгидой французов несбыточна, и подчинился. Он надеялся добиться большего у Максимилиана. Базэн, со своей стороны, нуждался в поддержке церковников. В конечном итоге обе стороны пришли к соглашению, основой которого послужило обещание Базэна взять содержание духовенства на счет государства.

Несмотря на все промахи Базэна, положение Хуареса оставалось весьма сложным и даже опасным. Постоянные отступления, переходящие чуть ли не в бегство, отсутствие средств и оружия, мелочность и ограниченность провинциальных каудильо, не желавших считаться с национальными интересами страны, — все это оказывало разлагающее влияние на ближайшее окружение президента. Не все его министры и генералы верили, что в этих условиях мексиканский народ сможет выйти победителем из поединка с французскими оккупантами. От неверия один шаг к предательству. Маловеры выступали за компромисс с французами. На каких условиях? На условиях признания законов реформы и отказа французов от введения монархии. Причем сторонники компромисса готовы были, чтобы добиться больших уступок у французов, пожертвовать даже Хуаресом. И делалось все это чуть ли не на виду у Хуареса!

Кто же дрогнул из видных хуаристов в этот грозный для республики час? Легче было бы ответить на вопрос, кто из них не дрогнул. В Сан-Луис-Потоси Хуарес реорганизовал правительство. Министром иностранных дел был назначен генерал Мануэль Добладо, министром юстиции — Себастьян Лердо де Техада, министром финансов — Нуньес, военным министром — Комонфорт, которого навязал Хуаресу лее тот же Видаурри. Из них только Нуньес не дрогнул, остальные выступили за компромисс с французами, даже если нужно было пожертвовать для этого их президентом.

Комонфорт 13 ноября 1863 года был убит в стычке с мятежным отрядом и таким образом выбыл из числа тех, кто за спиной Хуареса пытался договориться с французами. Остальные продолжали плести нити заговора.

3 января генерал Мануэль Добладо обратился с письмом к Хуаресу, в котором просил его подать в отставку и уступить свое место генералу Гонсалесу Ортеге, чтобы позволить правительству вступить в переговоры с французами на предмет заключения с ними мира. Дело в том, что Наполеон III публично заявил: французы никаких переговоров с мексиканским правительством, возглавляемым Хуаресом, вести не намерены. Это был открытый призыв к неустойчивым элементам в лагере либералов избавиться от президента. И на этот крючок попался Добладо и его единомышленники.

Хуарес очень спокойно отреагировал на требование Добладо. Он ответил ему письмом, в котором доказывал, что его отставка причинила бы только вред делу Мексики, ибо, по существу, означала бы ликвидацию законного правительства страны. Она вызвала бы хаос, анархию в республиканском лагере, что было бы только на руку французам, которые добиваются не столько устранения его, Хуареса, с поста президента, сколько завоевания всей страны. Любой компромисс с французами, доказывал Хуарес, привел бы к потере независимости. Поэтому он решительно отказывается подать в отставку и призывает Добладо и его единомышленников продолжать на своих постах борьбу с французами, сохранять и крепить единство либерального лагеря — залог победы над врагом.

Почему Хуарес так мягко поступил по отношению к Добладо и его единомышленникам? Да просто потому, что у президента не было другого выхода. Разрыв с Добладо и другими неустойчивыми элементами мог толкнуть их в объятия французов.

Базэн, до которого дошли слухи о разногласиях в республиканском правительстве, решил, что оно дышит на ладан, и потребовал от Добладо и его сторонников безоговорочной капитуляции. Добладо отказался принять это требование и продолжал сотрудничать с Хуаресом. Его единомышленники не проявили такой стойкости.

Губернатор Нового Леона, крупный помещик Видаурри восстал против Хуареса и пытался у себя в штате провести голосование: «за» или «против» присоединения к империи. Хуарес отстранил его от власти, Видаурри бежал в Техас, а потом перешел на службу к французам. Перебежал к французам и генерал Хосе Лопес Уранга, командовавший армией Центра. Объявился в Веракрусе и предложил французам свои услуги и старый предатель Санта-Анна. Он обратился к населению с манифестом, в котором претендовал на роль наместника Максимилиана. Французы возмутились и выслали его из страны.

Пока происходили эти события в Мексике, Максимилиан, не сомневавшийся в том, что зуавы генерала Базэна обеспечат ему «волеизъявление» мексиканского народа, направился с супругой Шарлоттой в Париж на поклон к своему благодетелю Луи Бонапарту. «Я даю Вам трон на груде золота», — заявил эрцгерцогу Луи Бонапарт. 12 марта 1864 года в Париже будущий император Мексики и император французов заключили договор с тремя секретными статьями, определявшими их будущие отношения. В этих документах французы обещали эвакуировать свои войска из Мексики после того, как будет создана Максимилианом своя армия. Но это была всего лишь уловка. В действительности согласно договору после эвакуации в Мексике остались бы 8 тысяч французских солдат сроком на 6 лет под видом Иностранного легиона. Офицеры этого легиона продолжали бы числиться в кадрах французской армии.

За императорскую корону Максимилиан по договору обязался выплатить Франции 270 миллионов франков. В эту сумму Наполеон III оценивал расходы мексиканской экспедиции до 1 июля 1864 года включительно. Максимилиан обязался также содержать французскую армию в Мексике (из расчета 1000 франков на солдата), оплатить.2400 тысяч франков за перевоз военных грузов из Франции в Мексику и признать финансовые претензии Франции к Мексике, включая долг спекулянту Жеккеру. Всего Максимилиан обязался выплатить французам около 400 миллионов франков.

В секретных статьях Наполеон III обещал при «любых обстоятельствах» в Европе оказывать помощь Максимилиану, который, в свою очередь, обязался одобрить все распоряжения Базэна.

Максимилиан любил разглагольствовать о долге, чести и благородстве, высоких принципах христианской морали. За завесой этих пышных фраз скрывался самовлюбленный эгоист, мечтавший за чужой счет жить в роскоши, купаться в золоте.

Хуарес послал в Европу специального представителя Хесуса Терана, чтобы он встретился с Максимилианом и предупредил его: мексиканцы никогда не согласятся с навязанной им французскими штыками монархией и императором. Теран выполнил поручение президента, встретился с Максимилианом, сказал ему: «Не рискуйте своей жизнью, откажитесь от предложенного вам Наполеоном III мексиканского трона, мексиканцы будут сражаться за свою свободу и независимость, и в конце концов вам придется нести ответ за свои поступки». Встретился с ним и наш старый знакомый сэр Чарлз Уайк. И он предупредил эрцгерцога: «Не пускайтесь в авантюру, которая может кончиться для вас трагедией». Максимилиан остался глух к предупреждениям. Он жаждал стать императором и готов был уплатить за этот титул любую цену. Этого жаждала и Шарлотта. Бездетная, она надеялась, что чудодейственный климат Мексики поможет ей завести потомство.

В начале апреля 1864 года Максимилиан вернулся в свой дворец Миримар под Триестом, где его вновь посетили Гутьеррес де Эстрада, Идальго и Миранда. 10 апреля он дал им официальное согласие стать императором Мексики. В тот же день он подписал заключенные с Наполеоном III соглашения.

14 апреля самозванная императорская чета поднялась на австрийский фрегат «Новара», который, эскортируемый французским корветом и двумя австрийскими кораблями, направился в Рим. Там Максимилиана благословил папа Пий IX, напомнивший ему, что церковь ждет возвращения конфискованного Хуаресом имущества. Максимилиан установил дипломатические отношения между новой империей и папским престолом, прерванные ранее Хуаресом. Пий IX обещал прислать в Мехико своего дипломатического представителя — нунция.

Поцеловав туфлю папы римского, новый император отбыл на том же фрегате «Новара» в сопровождении французского корвета в Мексику. У Азорских островов повстречались английские военные корабли, приветствовавшие его 21 пушечным салютом, как и полагается императору. Максимилиан был в восторге: этот салют означал признание Англией его нового титула. Он не ошибался. Правительство Пальмерстона действительно вскоре признало его и аккредитовало при нем нового посланника.

В пути Максимилиан был очень занят. Он трудился над составлением правил придворного церемониала — пухлого фолианта в несколько сот страниц. В часы досуга император сочинял послание Бенито Хуаресу, приглашая его встретиться в столице и обещая ему «видное положение» в империи за отказ от поста президента.

У Антильских островов «Новару» заметили с другого французского корабля, на борту которого возвращался домой Баррайль, произведенный за свою службу в Мексике из полковников в генералы. Эта встреча позволила Баррайлю дописать последнюю страницу в его мексиканском дневнике:

«Бедный Максимилиан! Несчастный мечтатель! Я сильно опасаюсь, что затеянное им предприятие закончится крахом».

Французский мемуарист, как показали последующие события, действительно оказался проницательным наблюдателем.