С чего же начать, чтобы побыстрей залечить раны, нанесенные стране гражданскими войнами и иностранными интервентами? Как наладить мирную жизнь, дать толчок торговле и промышленности, приобщить Мексику к достижениям науки и техники, покрыть ее сетью дорог, школ и высших учебных заведений, поднять жизненный уровень крестьян, ремесленников, индейцев? Как удовлетворить амбиции республиканских генералов, жаждавших в награду за победу над интервентами власти и богатства? Как обезвредить реакционеров, затаившихся в ожидании удобного случая вновь вернуть себе старые позиции?

Вопросы, десятки вопросов, точного, ясного ответа на которые у Хуареса не было, как, впрочем, их не было тогда ни у кого другого в Мексике. Патриоты либерального направления были сильны своей отрицательной программой, они знали, против кого им следует бороться — против реакционных церковников, интервентов, всякого рода предателей, служивших иностранным интересам. Да, они сражались против всех этих врагов мексиканского народа, в защиту его свободы и независимости. Но им было не ясно, что же делать на следующий день после победы, как, какими средствами превратить экономически отсталую, обнищавшую после военной разрухи Мексику, в значительной степени населенную даже не говорящими по-испански индейскими народностями, в процветающую и культурную страну.

К чему стремился Хуарес? Об этом он сказал в одном из своих выступлений в конгрессе: «Мы должны так организовать нашу жизнь, чтобы удовлетворить все потребности крестьянина, производящего основные богатства страны. Наш долг позаботиться, чтобы трудящийся имел просторный дом, школу для своих детей и был застрахован на случай болезни и безработицы. Мне скажут, что это социализм. Что ж, это слово меня не пугает. Социализм — естественное стремление улучшить условия и свободное развитие физических и моральных качеств человека. Каждому по его способностям, по его делам, по его знаниям. Тогда исчезнут привилегированные классы и несправедливые преимущества».

Хуарес, несомненно, читал Прудона, с которым его познакомил покойный Мельчор Окампо. В библиотеке дона Бенито имелся экземпляр французского издания «Коммунистического манифеста». Враги Хуареса называли его социалистом, коммунистом, якобинцем, робеспьерианцем, что не могло не толкнуть его на изучение этих доктрин. Они вызывали у него симпатию, но воспринимал он их как реформатор, стремившийся осчастливить народ путем верхушечных, «законных», конституционных преобразований.

Такие преобразования можно было осуществить при наличии сильного правительства я хотя бы относительного спокойствия в стране. Но, даже изгнав французов и избавившись от Максимилиана, Мексика не обрела покоя.

Вскоре после возвращения Хуареса в столицу состоялись выборы президента я конгресса. Одновременно правительство провело референдум по поводу некоторых поправок к конституции, целью которых было укрепить исполнительную власть, сделать ее менее зависимой от своеволия конгресса.

Президентом почти единогласно был переизбран Хуарес. Это был подлинный вотум доверия страны «маленькому индейцу», ставшему за годы войны как бы живым олицетворением идеала национальной независимости. На пост вице-президента был избран один из ближайших единомышленников Хуареса, Себастьян Лердо де Техада, брат покойного Мигеля. Некоторое количество голосов получил и Порфирио Диас, тоже выставивший свою кандидатуру на первый пост в республике. Что же касается изменений в конституции, то они были отвергнуты населением. Народ опасался слишком большого укрепления исполнительной власти. Б результате правительство Хуареса вновь оказалось в плену у конгресса.

Страна медленно залечивала свои раны, медленно оживала торговля, восстанавливалось разрушенное сельское хозяйство. Правительство нуждалось в доходах, чтобы расширять строительство школ, дорог, больниц. Но увеличение налогов, и так высоких, тормозило бы развитие экономики. Откуда же было взять средства? Их можно было получить за счет резкого сокращения численности армии, поедавшей почти 80 процентов государственного бюджета. Армия состояла к концу войны из 60 тысяч солдат и офицеров, причем генералы вновь исчислялись сотнями.

По предложению Хуареса армия была сокращена до 18 тысяч. Участники войны против французской интервенции получили земельные наделы из поместий, конфискованных у предателей. Офицерам дали пенсии, награды. Они с трудом привыкали к гражданской жизни, к мирной обстановке. Многие из них считали себя обойденными, обманутыми. Они жаждали всяких синекур, командных постов, власти. Они скандалили, протестовали, обвиняли правительство во всех смертных грехах.

Больше всех был недоволен и обижен генерал Порфирио Диас. Все эти годы он храбро сражался против французских захватчиков, верой и правдой служил правительству Хуареса. Он утверждал, что внес самый крупный вклад в победу и достойной для себя наградой считал только президентское кресло. Хуарес, однако, твердо решил сломать традицию, согласно которой побеждавший неприятеля генерал в качестве премии получал президентский пост. Его излюбленным изречением было: «Принципы — все, личные амбиции людей — ничто!» Но не таков был Порфирио Диас. Его интересовали не принципы, а власть, которую после окончания войны он стремился заполучить любыми средствами. Хуарес не без оснований опасался, что Диас, дорвавшись до власти, станет вторым Санта-Анной — превратится в орудие реакционных снл, сведет на нет все завоевания эпохи реформ. Чтобы преградить путь к власти честолюбивому генералу, дон Бенито решил в 1871 году, когда истек срок его президентских полномочий, вновь выставить на выборах свою кандидатуру в президенты. Он, конечно, мог оказать поддержку любому своему единомышленнику, например, тому же Себастьяну Лердо де Техаду, который тоже выставил свою кандидатуру, по Диасу было бы куда легче справиться с ним, чем с самим Хуаресом.

К моменту выборов 1871 года Диас стал лидером всех недовольных правительством. В числе его сторонников были бывшие участники войны, уволенные из армии; самолюбивые генералы, жаждавшие богатства, почестей и постов; реакционеры всех мастей и оттенков, ненавидевшие Хуареса и предпочитавшие видеть в президентском кресле любого другого, только не его; многочисленные личные друзья и бывшие соратники Диаса по оружию, наконец, доктринеры-либералы, обвинявшие главу государства в отсутствии энергии и считавшие, что слишком длительное пребывание на президентском посту превращает его в полновластного диктатора.

На выборах 1871 года никто из трех кандидатов в президенты не получил абсолютного большинства голосов, хотя голосовавших за Хуареса было больше, чем за Лердо де Техаду л Диаса. Согласно конституции конгресс избрал президентом Хуареса, а Лердо де Техаду — вице-президентом. Диас не признал решения конгресса и поднял против правительства восстание. К нему присоединились губернаторы некоторых штатов и несколько провинциальных гарнизонов. Оахаку захватил его брат полковник Феликс Диас. В столице мятежники овладели арсеналом. Верные правительству войска подавили мятеж. Феликс Диас был убит, а Порфирио бежал в горы, где нашел убежище у индейских племен…

Хотя положение продолжало оставаться напряженным, Хуарес, как всегда, проявлял свойственную ему выдержку, так восхищавшую его поклонников и возмущавшую его противников. Он продолжал верить в прогресс своей родины, в ее будущее. Однако силы его уже были надломлены. Весной 1870 года у него произошел инсульт. 2 января следующего года его постигло огромное горе — умерла донья Маргарита. Она с детьми вернулась из Соединенных Штатов в Мехико вскоре после освобождения столицы. Семья Xyapеса обосновалась в скромном домике неподалеку от президентского дворца, том самом домике, который был куплен еще в начале тройственной интервенции. Дон Бенито окружил свою супругу трогательным вниманием. Hо выпавшие на ее долю тяжелые испытания, смерть пятерых из двенадцати детей сказались на ее здоровье. Она скончалась в 44-летнем возрасте.

Хуарес был потрясен смертью своей верной подруги, с которой он прожил двадцать семь лет. Во время похорон он потерял сознание. Донье Маргарите были устроены гражданские похороны — без участия церковников. В траурной процессии участвовало почти все население столицы.

Овдовев, Хуарес еще с большой энергией принялся за государственные дела. Теперь улыбка исчезла с его лица, его черные как уголь глаза еще строже смотрели на посетителя, он стал еще более скуп на слова, чем прежде.

И все же, несмотря на все превратности судьбы, на личные горести и невзгоды, на ожесточенную борьбу с его бывшими соратниками, на долю Хуареса в эти послевоенные годы выпало я немало счастливых моментов. Он стал свидетелем позорного краха тех, кто пытался поработить его родину я против кого он и его народ боролись с таким героизмом я решительностью.

В 1868 году генерал Прим свергнул в Испании прогнивший режим Изабеллы II, правительство которой столько раз покушалось на независимость Мексики. Хуарес принял предложение Прима восстановить дипломатические отношения, подчеркнув при этом, что он никогда не отождествлял испанский народ с его реакционными правящими кругами. В том же 1868 году произошло восстание на Кубе, кубинский народ начал войну за независимость. Близился час освобождения последней испанской колонии на Американском континенте.

Но больше всего обрадовало Хуареса позорное поражение Наполеона III в войне с Пруссией. 1 сентября 1870 года Наполеон III вместе со стотысячной армией сдался пруссакам в Седане, и некоторое время спустя в Меце без боя вместе с армией, насчитывавшей 173 тысячи человек, им же сдался маршал Базэн, осужденный потом за предательство на пожизненную каторгу. Вторая наполеоновская империя рухнула, точно карточный домик. Французская печать отмечала, что ее падение было следствием Ватерлоо, понесенного Наполеоном III в Мексике. Английские газеты писали, что «Мексика стала Москвой второй империи».

На обломках империи Наполеона III возникла республика. О ее характере Хуарес знал мало, но он сразу встал на ее защиту против «волка Бисмарка», как он называл прусского канцлера. Общественность Мексики направила французским республиканцам послание, призывая их продолжать борьбу с пруссаками и обещая послать им на помощь Мексиканский легион, в который сразу же вступило 600 добровольцев.

Хуарес отослал послание консулу Монтлюку в Париж, сопроводив его пространным письмом, написанным с редкой для его автора страстностью. В нем было сказано: «Это послание, которое я одним из первых подписал, свидетельствует не только о нашей солидарности с несчастным французским народом, которому стольким обязано священное дело свободы, но и о том, что мы никогда но смешивали его с подлым правительством Бонапарта. Поражение этого бандита, в течение пятя лет сеявшего смерть и разорение в нашей прекрасной стране, было встречено мной с невообразимой радостью. Его трагикомическое падение доставило мне, как мексиканцу и как республиканцу, наслаждение, в то же время у меня вызвало глубокую печаль продолжение войны прусским королем и вызванные ею ужасы. И все же, если отвести взгляд от сцен истребления и разрушения и обратиться от страданий сегодняшнего дня к будущему, то можно сказать, что ужасный катаклизм, угрожающий Франции катастрофой, является в действительности предвестником ее возрождения. Ибо пет сомнения, что Франция возродится к свободной политической жизни, без которой нация при всем значении литературы, науки и искусства является всего лишь человеческим стадом под стражей армии и церкви, этих извечных опор деспотизма, которые мои друзья и я пытались разрушить в Мексике».

Далее Хуарес высказывает твердое убеждение, что французский народ, освободившийся от позорного наполеоновского режима, может и должен победить пруссаков, если он развернет против них всенародную партизанскую войну. Нужно действовать против врага небольшими мобильными отрядами, советовал Хуарес, нападать на его тылы, перерезывать его линии связи, не давать ему покоя ни днем ни ночью, уничтожать его склады, амуницию, боеприпасы, измотать его до такой степени, чтобы он, пленник своих завоеваний, капитулировал или эвакуировал свои войска. «К этому сводится вся история освобождения Мексики, это то, что мы делали в 1862–1867 годах, — писал дон Бенито. — И если презренный Базэн, достойный слуга своего не менее презренного императора, пожелает с пользой провести свой тюремный досуг, который он заслужил своим одиозным предательством, то он сможет со знанием, дела просветить своих соотечественников относительно непобедимости партизанского движения, борющегося за независимость своей родины».

Необходимо продолжать борьбу против пруссаков, убеждал французских демократов Хуарес, даже в том случае, если падет Париж и прусский король переберется в Тюильри. Максимилиан четыре года владел мексиканской столицей, но это не спасло его от расплаты в Керетаро. Эти годы мексиканские патриоты колесили по стране; были среди них и такие, которые не выдерживали трудностей борьбы, перебегали к врагу. Но ни он, Хуарес, ии его единомышленники не поддались унынию, они продолжали сражаться, пока не добились победы.

«Я надеюсь, что то же произойдет и во Франции, — заканчивал свое письмо дон Бенито. — Ее дело после падения Бонапарта стало делом всех свободных народов. Эта истина так понятна мексиканским демократам, что шестьсот ветеранов войны за независимость, которые сражались в течение пяти лет с войсками Базэна, считают своим долгом направиться во Францию. Вооруженные и экипированные на свои собственные средства, они надеются присоединиться к добровольческой армии Гарибальди, который спешит к вам на помощь. И я гордо заявляю вам: Мексиканский легион достоин бороться и умереть вместе с французской армией, сражающейся сейчас за святое дело мировой республики».

Мексиканскому легиону не было суждено сразиться за свободу Франции. Когда легионеры сосредоточились в Веракрусе, правительство Тьера подписало перемирие с Бисмарком и занялось разгромом Коммуны. И все же из Европы продолжали поступать отрадные известия. Парижские коммунары расстреляли банкира Шеккера, долг которому послужил Наполеону III предлогом для вторжения в Мексику.

А помните другого участника мексиканской авантюры самодовольного маршала Форея, завоевателя Пуэблы и Мехико? У него помутился рассудок, и он закончил свои дни в сумасшедшем доме. А де Салиньи? Бежал из Франции после падения империи, опасаясь, что ему придется отвечать перед народом за вовлечение страны в мексиканскую войну. Предатель Альмонте, который в годы интервенции состоял послом Максимилиана в Париже, умер скоропостижно, узнав о пленении Наполеона III в Седане.

Некто во время Парижской коммуны изъял ящик тонких вин из подвалов Тюильрийского дворца и послал в дар Хуаресу с запиской: «Вполне естественно, чтобы Вы, имевший честь первым нанести заслуженный удар торговому дому «Бонапарт и компания», воспользовались некоторым ее имуществом теперь, когда эта компания ликвидируется с молотка. Дон Бенито Хуарес, пьющий мадеру Наполеона III, — разве придумаешь лучший финал для постыдной интервенции, которая, по словам ее вдохновителя, должна была стать «самой яркой страницей» его царствования».

В 1869 году Мексику посетил Сьюард, бывший государственный секретарь президента Линкольна и Джонсона. На приеме в Пуэбле Сьюард отдал дань уважения героическим защитникам этого города и заявил, что считает Хуареса самым выдающимся государственным деятелем, с которым ему, Сьюарду, пришлось когда-либо встречаться. Желая успокоить общественность, не исключавшую новых покушений со стороны Соединенных Штатов на суверенитет Мексики, Сьюард сказал, что теперь американцы больше пользы видят в долларах, в накапливании капиталов, в торговле, чем в территориальной экспансии. К лучшему это или к худшему, мексиканцы тогда еще не могли разобраться. Но они уже знали, что свою независимость никогда и никому не уступят. И этой простой истине их научил «маленький индеец» дон Бенито Хуарес. Это ему принадлежит мудрое изречение: уважение чужих прав означает мир.

Прошло 53 года, как безвестный мальчик сапотек покинул горное селение Сан-Пабло-Гелатао и поселился в городе Оахаке. С тех пор он беззаветно служил интересам своей родины. Но сердце его уже давно работало с перебоями, хотя дон Бенито никогда на свое здоровье не жаловался.

В четверг, 18 июля 1872 года, в президентский дворец к дедушке Бенито пришли его приемные дети — сироты, родители которых погибли во время французской интервенции. Они содержались в приюте, на деньги, которые Хуарес выделял для этой цели из своего скромного жалованья. Когда Хуарес прощался с маленькими друзьями, он вдруг почувствовал удушье. Придя в себя, президент продолжал прием посетителей, подписывал государственные бумаги.

Вечером, уже дома, Хуарес вновь почувствовал себя плохо. Вызвали врача Игнасио Альварадо, который установил, что у больного острый приступ грудной жабы. Альварадо, чтобы оживить сердце, облил грудь больного кипятком. Хуарес стоически перенес пытку. Почувствовав некоторое облегчение, он спросил врача.

— Скажите мне откровенно — моя болезнь смертельна?

— Она не настолько смертельна, чтобы вы не смогли ее перебороть, — дипломатично ответил Альварадо.

В этот момент к Хуаресу пришел министр иностранных дел Лафрагуа. Хуарес поднялся с постели, сел в кресло, накрылся пледом и в течение получаса беседовал с министром, который удалился, пожелав президенту скорого выздоровления. Хуарес проявил такую выдержку во время беседы, что министру даже в голову не пришло, что президент смертельно болен.

Час спустя с Хуаресом произошел новый приступ. Альварадо вновь применил горячие компрессы, на этот раз безрезультатно. К 11 часам ночи Хуарес впал в забытье. Через полчаса врач констатировал смерть.

О кончине Хуареса немедленно оповестили Себастьяна Лердо де Техаду, председателя верховного суда, который согласно конституции становился теперь президентом республики.

Смерть Хуареса покрыла трауром всю страну. Не только его друзья и политические сторонники, но и старые и новые враги, в их числе Порфирио Диас, с редким единодушием отдавали должное патриотизму «маленького индейца», его стойкости, проявленной в тяжелые годы борьбы с французскими интервентами и предателями. «Эль сосиалиста» — газета рабочих, выходившая в Мехико, писала в те дни:

«Умер Бенито Хуарес, великий вождь нашей второй войны за независимость, неподкупный президент, просвещенный и добродетельный патриций, память которого будут чтить грядущие поколения…

Когда мы, сыны народа, добывающие себе хлеб насущный своим физическим трудом, узнали в пятницу утром трагическую новость о смерти дона Бенито Хуареса, из наших рук выпали инструменты труда и глубокая скорбь овладела нашими сердцами».

23 июля состоялись похороны Хуареса. В них приняло участие все население столицы. Газеты отмечали, что во главе траурной процессии шли школьники и 800 рабочих, представлявшие все виды профессий, известных в Мексике.

Рабочая, народная Мексика отдавала последний долг «маленькому индейцу».

* * *

Почтя столетие отделяет нас от того дня, когда прервалась жизнь Бенито Хуареса. Мексика претерпела после его смерти еще много потрясений, много тяжелых испытаний. В 1876 году власть захватил Порфирио Диас. Около тридцати лет железной рукой он правил страной в интересах помещиков, капиталистов и иностранных магнатов. В 1910 году новая революция покончила с его тираническим режимом. Поднялись на борьбу против помещиков многомиллионные массы крестьян. Новые народные вожди вышли на историческую сцену — Эмилиано Сапата, Панчо Вилья. Землю Мексики вновь осквернила пята иностранных интервентов, на этот раз американских империалистов. Но мексиканский народ, продолжая славные традиции Идальго, Морелоса и Хуареса, сумел и на этот раз отстоять независимость своей родины и добиться новых успехов в борьбе за свое социальное освобождение.

Память о Хуаресе жива в Мексике и сегодня. Его образ запечатлен в школьных учебниках и исторических трактатах, величественных памятниках, названиях городов, муниципалитетов, площадей и улиц, в монументальных фресках великих мексиканских живописцев Хосе Клементе Ороско, Диего Риверы, Давида Альфаро Сикейроса…

«Маленький индеец» продолжает жить в сердцах простых людей. И на знаменах тех, кто стоит на страже независимости, сегодня, как и вчера, начертаны грозные для внутренних и внешних врагов Мексики слова:

Вива Хуарес!