16 лет до старта "Пилигрима"

Младенец лежал неподвижно.

Его лицо застыло в плаче; рот широко раскрыт в беззвучном крике; а из распахнутых глаз спускаются дорожки слез. На подбородке собралась капелька, которая, казалось, вот-вот упадет вниз, но она медлила и медлила - целую вечность. Младенец тянул руки вверх, будто хотел дотянуться до кого-то, обнять и никогда не отпускать. Словно застывшая навеки мольба: "Не отпускай меня, я хочу быть с тобой!"

Но этот кто-то нарушил его просьбу. И сейчас ребенок один, затерянный где-то в Сибирских лесах, в неказистом сарае, лежит на грубом деревянном столе, словно древняя восковая статуя. Любой скульптор, создавший такую, навеки бы обессмертил свое имя. Но это не было произведением искусства - младенец жил. Странной и очень... очень медленной жизнью.

Комнатенка словно была погружена в вечный сон. Даже блестевшая в свете от окна пыль, казалось, бездвижно повисла в воздухе. И только пульсирующий огонек кристаллика в медальоне на шее младенца, говорил, что время не остановило свой бег.

В конце концов, мерцание огонька привлекло своего зрителя. Нарушив густую тишину этого места, снаружи захлопали крылья, и вскоре, на ветку дерева за окном, села ворона. Черным, немигающим взглядом она уставилась на младенца.

И снова наступила тишина. Шли минуты... Часы..?

Снаружи послышались тихие шаги - кто-то неторопливо шаркал босыми ногами по суховатой траве.

С тихим скрипом приоткрылась дверь, и в сарай вошел древний старик.

Он размеренно, насколько это было возможно при его хромоте, пошел к столу с ребенком. Чуть шуршала видавшая виды серая туника, и увесистая палка мелко подрагивала в нетвердой руке. Серые глаза старика ни на секунду не задерживали взгляд на одной точке. Зрачки метались, словно мухи в закрытой банке, перебегая с одного предмета на другой, и дальше на третий, совершенно бессистемно.

Старик недобро улыбнулся... Самый краешек его сухих тонких губ нервно подернулся кверху, и будто подвешенный на нитку, застыл, превратив лицо в ухмыляющуюся деревянную маску.

За окном раздалось гортанное карканье. А старик, все также неспешно, занес палку над ребенком. С ее кончика сами собой стали срываться слои дерева - еще, и еще, формируя... острие.

Теперь прямо в грудь младенцу был нацелен острый колышек.

По телу старика вдруг будто прошла волна, руки крепче сжали дерево, почти уже дрогнули в усилии мышцы...

Как вдруг в окно со всего маху влетела ворона. С гулким треском разбилось стекло, с острым звоном посыпались внутрь осколки, осыпая весь стол. Ворона упала прямо на ребенка и задергалась в шоке, пытаясь подняться.

Старик испуганной крысой шарахнулся в сторону. В его глазах вспыхнул животный ужас. Не отрывая взгляда он наблюдал, как израненная ворона, тяжело хлопая крыльями, неуклюже пытается подняться. Ее пронзительное карканье заполонило собой все помещение.

Старик попятился к стене и скороговоркой зашептал:

-Я не хотел, не хотел, не хотел... Это они, это они, это они...

Он вдруг споткнулся о выступающую половицу, вскрикнул и упал на пол, обронив свое нелепое оружие. А ворона, наконец, смогла подняться и тяжело вылетела в окно. Некоторое время, в округе эхом раздавалось ее возмущенное карканье.

Старик же дернулся к стене и вжался в нее, будто пытаясь слиться с ней и спастись от чего-то.

Он тяжело и хрипло дышал, его руки мелко дрожали. Зрачки расширились, заметались в глазницах еще беспокойнее, но вряд ли он вообще замечал сейчас окружающий мир. Казалось, он смотрел внутрь себя и видел там нечто такое, что пугало его до глубины души. Жуткая ухмылка с его губ исчезла, и теперь лицо выражало ужас пополам... с мольбой?

Он просидел так в углу, почти полчаса. Его тело постоянно сотрясала дрожь, а изо рта иногда вырывался судорожный хрип.

Но время шло, и старик потихоньку успокаивался.

Выровнялось дыхание, зрачки замедлили свой безумный бег. Впервые, его взгляд стал осмысленным.

Старик оглядел взглядом комнату, словно впервые ее увидел, и провел по лицу рукой, словно паутину с него снимая. Он тяжело поднялся и сделал шаг... Неудачно оперся на хромую ногу, вздрогнул и удивленно окинул ее взглядом.

- Все хуже и хуже... - пробормотал он.

Старик закрыл на секунду глаза, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя. По его телу вдруг прошла слабая судорога, чуть дернулась больная нога. А глубокие морщины на лице вдруг сами собой стали разглаживаться.

Человек молодел прямо на глазах, и вскоре древний старик превратился в пожилого мужчину.

Гораздо более легким шагом, и уже не хромая, он подошел к столу с застывшим младенцем и задумчиво повел над ним рукой.

Солнце, заглядывая в разбитое окно, мягко освещало комнатушку. В его лучах, старик напоминал пастыря с древних икон, который осеняет знаменем новорожденного.

Старик закончил свое занятие, со вздохом опустил руку. Задумчиво глянул в окно и только сейчас заметил что оно разбито. Его губы дрогнули в раздражительной усмешке, и, на мгновение, лицо снова стало похожим на безумную маску. А осколки стекла, подчиняясь взгляду старика... пожилого мужчины... вдруг поплыли другу к другу, собираясь вместе. Тихий шорох, легкий звон, и окно снова стало целым.

Старик посмотрел на младенца. И опять он будто перестал замечать окружающий мир. Что-то происходило сейчас у него в душе.

Пару минут он так стоял, пока, наконец, не решился. Он снова поднял руку над ребенком-статуей и тихо сказал, обращаясь к нему:

- Извини, парень, я делаю это для себя, так что тебе придется не сладко.

Старик на миг прикрыл глаза, звездочка в кристалле вдруг ярко вспыхнула. И тут же в комнате раздался громкий детский плач...

6 месяцев после старта "Пилигрима"

Город утопал в густой лазурной листве многочисленных деревьев. Летний ветер трепал их кроны, и, казалось, что вовсе и не листья волнуются, а морская гладь. Это "море" неохотно выпускало на поверхность синие и зеленые обветренные рифы домов, а солнце радостно играло в их окнах яркими бликами.

В центре Города скалой вырастал шпиль Центрального Вычислителя. Это огромное здание походило на облюбованный чайками высокий утес, о который в бессилии бились лазурные лесные волны. Только вместо чаек были люди. Они перепархивали с этажа на этаж, а иногда уносились вниз, в Город. Там, ведомые Потоком, они словно летучие рыбы носились над поверхностью лиственного моря, то ныряя вглубь, то выныривая на "поверхность".

В целом, Город походил на оживленный коралловый риф, омываемый тропическими водами.

Но мне был чужд этот праздник жизни. Он рождал в моей голове мрачную и тягучую мелодию. Проливной дождь вместо яркого солнца и чистого неба - тогда городской пейзаж выглядел бы привлекательнее. Жаль, что синоптики не допустят здесь непогоды на время Выставки.

Я расположился на ветке высокого дуба, росшего на самой границе леса и пригорода, и пытался насвистеть крутящийся в голове мотив. Выходило тускло и невзрачно, как и вся моя музыка за последние пару месяцев.

Через пару особенно отвратительных тактов я бросил это бесполезное занятие, и задумчиво поскреб кору ветки.

Вдруг кто-то прошептал мне прямо на ухо:

- Нашла!

Я дернулся от неожиданности и чуть не сверзился с дерева.

- А если бы я упал? - спросил я, не оборачиваясь, хотя прекрасно знал, что Лил бы этого не допустила.

- Считай это маленькой местью... За то, что пришлось тебя искать.

Я обернулся. За моим плечом, скрестив руки на груди, парила мой ангел-хранитель. Сегодня, она оделась так, будто собиралась на важную деловую встречу масштаба слияния крупных институтов, не меньше. Из коротких светлых волос собрана строгая прическа, тщательно выглажена черно-белая туника простого, но стильного фасона, и минимум косметики на, и без того, красивом лице. Образ деловой женщины дополнял ясный и уверенный взгляд светло-голубых глаз.

- Кстати, не думай, что я забыла про тест, который ты мне еще со вчера должен, - сказала она и мягко приземлилась рядом со мной на ветку.

- У меня выходной.

- Это ты так думаешь... Кстати, я там свою сумочку внизу забыла. Не поможешь даме? - Лил иронично мне улыбнулась.

- С дерева слезать... - я решил изобразить идиота.

- Артур!

- Я уже семнадцать лет Артур.

Лил строго прищурилась. И этот ее учительский образ не оставил мне никаких шансов.

- Десять, девять, восемь... - начала Лил.

- Да что с тобой сегодня?

- Замечательное настроение, хмурый мальчишка! - вдруг счастливо воскликнула она и слетела с ветки.

Теперь она парила напротив меня, заложив руки за голову, и делала вид, будто лежит в невидимом кресле. На секунду она мечтательно закатила глаза, но затем спохватилась:

- Шесть, пять... - ее взгляд снова стал нарочито серьезен.

Вроде взрослый человек, а ведет себя...

- Три...

Я искушать судьбу не стал и поспешил найти взглядом сумочку на траве. Как по заказу, она лежала прямо подо мной. Интриганка Лил...

Я сосредоточился, и от меня к сумке, протянулся фиолетовый дымный след, нечеткий и рваный. Он то и дело норовил вильнуть в сторону, и мне стоило больших трудов не потерять над ним контроль. Сумка дернулась на земле, словно дохлая лягушка от тычка палкой, и, нехотя подчиняясь моей воле, начала подниматься вверх.

Я весь взмок от этой нехитрой процедуры и где-то на полпути потерял контроль. Сумка упала, если бы не помощь Лил. С ее стороны вырвался тонкий и аккуратный золотистый луч и придержал сумку на месте. Я был ей за это благодарен.

Я собрался и на этот раз закончил дело - сумочка подлетела к парящей Лил, и она повесила ее на плечо. Образ деловой женщины был окончательно завершен.

- И какого цвета была энергия на этот раз? - поинтересовалась она.

Я только открыл рот для ответа, но Лил, глядя на меня, постучала пальцем по своему виску. Я обреченно вздохнул, но покорно стал оформлять ту картину псиэфира, которую видел, в мыслеобраз.

Я на удивление быстро с этим справился, всего полминуты провозился. Уже неплохо. Ответ Лил пришел моментально:

- Вечный фиолетовый... И золотой, - Лил хмыкнула, - Рад меня видеть?

- Я точно обрадовался не Городу...

- Артур, Выставка проходит раз в триста лет! И мы просто обязаны на ней побывать. Неужели не интересно? Я вот просто сгораю от нетерпения.

- Радуешься, будто никогда на ней не была.

- Я радуюсь, как в первый раз.

И с этими словами она мягко приземлилась на петляющую под деревьями дорожку из синего камня. Мне же пришлось слезать с дерева по старинке.

Лил терпеливо меня ожидала.

- Ну что, готов? - спросила она, когда, я отряхиваясь вышел на тропинку.

- Безумству храбрых поем мы песню... - продекламировал я вместо ответа.

Лил ободряюще мне улыбнулась, и мы вошли в пригород.

Мы шли по узкой и безлюдной улочке, между домов сине-зеленого цвета, укрытых тенью редеющего леса. На все лады голосили пичуги, и с их щебетом причудливо переливался нарастающий людской шум - голос живого Города где-то впереди.

Пригород же, будто вымер - ни света в окнах, ни людей на улице. Но меня это полностью устраивало - было время собраться и взять себя в руки.

Пустынная улочка сделала поворот, и стоило нам его миновать, как Город показал себя во всей красе.

На миг мы будто оказались на границе двух миров. Шаг назад - и ты в спокойной прохладе зеленого леса. Шаг вперед - и ты в шумной, пестрой и яркой реке из людей, текущей в русле высоких домов.

После однотонной зелени леса, эта улица просто пестрела красками. Дома, будто оплавленные - ни одного острого угла, зеленых, синих, оранжевых тонов. Тонкие деревья с воздушными кронами лазурной листвы, росшие по краям улицы. Под ногами камень глубокого синего цвета, играющий бликами в своих множественных кавернах и пузырьках.

И люди, люди, люди...

Они были везде. Шли навстречу, обгоняли со спины, и ведомые Потоком пролетали сверху, над домами. Своим вторым зрением я заметил, что и под землей помимо толстых псиэнергетических магистралей иногда виднеются характерные узоры человеческого энергобаланса.

- Многолюдно... Обычно здесь более спокойно, - заметила Лил, уверенно шагая вперед.

Я вместо ответа нахлобучил на голову капюшон ветровки. Лил по-своему обыкновению не оставила это без внимания, и мне пришел ее мыслеобраз. Без слов, просто картинка - я в некоем подобии примитивного кирпичного бункера, смотрящий в мир, через маленькое окошко.

- Очень смешно... - пробурчал я, уворачиваясь от парня, который, казалось, сейчас налетит прямо на меня.

- Артур, парень, кажется, испугался тебя больше чем ты его.

И верно, заметив мой маневр, парень странно на меня посмотрел, и после зеркально повторил мое движение, так что мы разошлись, словно давние враги - держа как можно большее расстояние меж друг другом.

Мне было неуютно. Это самое большое мое испытание с тех пор, когда Лил впервые вытащила меня к людям. Тогда она привела меня на концерт Джея Сорра. Но там было меньше народу, и я смог спрятаться за толпой, поодаль от нее. Здесь же такой номер не пройдет.

Я постарался дышать поглубже.

- Не забудь, нам еще надо зайти в пару мест, перед Выставкой, - сказала Лил.

Мы шли в бурном людском потоке, и большая его часть направлялась вместе с нами к Центру. Народ спешил на Выставку.

Меня окружала сонма обрывков чужих разговоров. Они царапали мое ухо, словно концерт музыканта-неумехи на расстроенном вдрызг фортепиано. Я постарался собраться, и пружина страха, пополам с раздражением сжалась в моей груди, норовя распрямиться и выплеснуть накопленную энергию в любой момент. Но я держался. Я практически сроднился с этим чувством, которое наполняло меня всегда, стоило мне выйти в люди.

На первом же перекрестке мы свернули направо, к Центру - туда же, куда и шло большинство людей. "ул. Солнечная" - гласил пси-образ указатель, висящий над нашими головами.

Дома здесь вырастали до пугающих четырех этажей. Казалось, мы сейчас плыли в огромном канале, ведомые потоком толпы к только им известной цели - ни сбежать, ни спрятаться.

Мы прошли мимо станции Потока. В него периодически заходили люди и уносились вверх, где, следуя видимым мною туннелям из пси-энергии, пулями разлетались в разные стороны.

Но большая часть людей предпочитала идти пешком.

- Хороший день, - добродушно заметила Лил.

Она походила на ледокол. Прямая спина, ясный взгляд и уверенная походка - люди сами уважительно расступались перед ней, будто она была местной знаменитостью. Я не раз задавался вопросом, почему же Лил так себя ведет на людях, хотя со мной она более чем свободна, и больше напоминает девчонку моих лет, чем взрослую женщину. Но сейчас ее целеустремленная и деловая аура играла мне на руку - мы находились, как бы поодаль от людского потока. Так что я рыбой-прилипалой прицепился к Лил, и шел с ней, защищенный от многих проблем.

- Хороший... Я, кажется, понимаю, почему Грег спрятался в лесу ото всей этой кутерьмы, - сказал я, глядя на пролетающих над домами людей.

Я тут же пожалел о своих словах. Лил, как и всегда, когда я упоминал Грега, сделала "охотничью стойку".

- Как думаешь, почему он решил жить в лесу?

Я вздохнул.

- Иногда я думаю, что из-за того, что его не приняли люди...

В голове промелькнул вихрь воспоминаний из прошлого. Вот он терпеливо объясняет мне непонятные моменты в книгах. А затем - мертвые белки глаз вплавленные в безумное лицо, и скрюченные руки которые напряженно тянутся ко мне... И эти же руки, спокойно и умело демонстрирующие мне основы работы с деревом через примитивные инструменты.

- Думаешь, такое сейчас возможно?

- Иногда... - я покосился на мужчину, который точно так же покосился в ответ.

- Ты знаешь, а я сталкивалась только с пониманием. Очень и очень многие хотели помочь мне...

- С чем?

- С моими проблемами, - Лил иронично мне улыбнулась.

Понятно... Зато я теперь знал, как избежать неприятных разговоров о Греге - спросить Лил про ее проблемы.

Любопытно, что за все эти четыре года, я знал о Лил не так уж и много. Нет, она не скрывалась от меня. Любила она разговаривать и про ее основную работу инженером, и про ее отношения с коллегами и друзьями. Несколько раз я помогал ей писать статьи по психологии, где я был объектом исследований. Но вот, например, о ее детстве я не знал ничего. Лил всегда отшучивалась и ловко уклонялась от этой темы.

Или вот, например, тот странный случай с Аланом...

Я вздрогнул от этих воспоминаний и поспешил вытряхнуть их из головы. Сейчас мне хватало забот и в реальном мире.

Мы дошли до магазина одежды. Лил обещала мне оплатить половину стоимости любой вещи которую я захочу купить - ее подарок на мой недавний день рождения. Точнее, мы условились считать эту дату таковой.

Это здание мало чем отличалось от всех остальных. Те же сине-зеленые тона и будто оплавленные углы, только оно было меньше - всего двухэтажное. Вывеска гласила: "Дизайнерская одежда Льва Бертрама".

Мы вошли внутрь. Звякнул невидимый колокольчик, и я против воли улыбнулся - его звук был точь-в-точь как в фильмах докосмической эпохи. Я с облегчением почувствовал себя в замкнутом помещении, где не было шумящего людского водоворота, и снял капюшон с головы.

В просторном светлом зале, с обилием витрин с разной одеждой по бокам, находился кроме нас, всего один человек. Он расположился в дальнем углу комнаты и читал книгу, разлегшись в гамаке.

- Ну, кого это еще занесло? - и человек оставил книгу в своей странной кровати и ловко спрыгнул на пол.

Он был похож, скорее на космического бродягу, чем на кутюрье. Взлохмаченные длинные волосы, мятая-перемятая туника, и отчего-то черная повязка на лбу. Выражение его лица было скептическим, будто он сомневался, что мы именно те, кто по достоинству оценит его творчество.

Мне сразу захотелось зайти как-нибудь в другой раз. А вот Лил ни капли не растерялась.

- Нам нужны кроссовки, - сказала она.

Человек рассмеялся.

- К вашим услугам целый комплекс заводов по производству типовой одежды, господа. Не смею вас больше...

- Хотим ваши, - Лил была непоколебима.

А я тихо удивлялся про себя. Нет, ну какая ориентация на клиента... Просто немыслимо! Все торговцы, о которых я читал в книгах, имели вполне четкую цель впарить покупателю как можно больше. Этот же...

Лев скорчил недовольное лицо, и у них с Лил завязался оживленный разговор. Видимые мне, красноватые разряды мыслеобразов так и скакали между ними, так что у меня зарябило в глазах. Похоже, они увлеченно скандалили. Причем, выражение лица Льва постепенно менялось в сторону заинтересованности, Лил же, наоборот внешне оставалась спокойной.

Про меня все забыли и через минуту я заскучал. Они там что, обсуждают план возрождения добарьерной Империи?

Так что я принялся разглядывать витрины. Большая их часть была отдана под туники - псионики, что с них взять. Я прошел мимо, мне нужны были кроссовки.

Раздел с обувью был дальше от входа, и на первый взгляд не отличался разнообразием. В Солнечной многие люди ходили босиком - это благоволило энергообмену. Полноценная обувь была уделом слабых, вроде меня. Однако и сильным псионикам нужен был завершающий штрих для собственного имиджа. И в последнее время вырастала мода на... галстуки для ступней. Разных форм и размеров, цветов и рисунков - целая витрина маленьких галстучков. Я в который раз захихикал при виде них. Всегда считал такой стиль глупым и неряшливым. Галстук должен висеть на шее, только на ней он выглядит серьезно.

Однако вот этот вроде ничего... Простой пси-образ в качестве узора, темный цвет... Но это все-таки не для меня - мне нужна была нормальная обувь.

Но такая витрина здесь была только одна, и в ней присутствовали только эти самые галстуки. Но вот сбоку нарисованы стрелочки - вверх и вниз. Я попробовал понажимать на них - никакого толку. Немного подумав, я понял, в чем тут дело и махнул рукой - сверху вниз.

Результат меня несколько обескуражил- модели галстуков замелькали в витрине словно я стоял перед огромным быстровращающимся барабаном - образы, а это, оказывается, были именно они, сместились вверх из под низа витрины показались следующие и так далее, с невообразимой скоростью. Я махнул вверх и "вращение" замедлилось. Здесь были только одни галстуки.

Быть того не может. И верно, снизу витрины были нарисованы стрелочки - вправо, влево. Я, помня здешнюю чувствительность, аккуратно повел рукой вправо. Галстуки сменились более традиционными шлепанцами, потом какими-то странными чешками, затем показались и кроссовки. Мне стало интересно, что будет за ними - а там шла уже более тяжелая обувь - зимняя, не иначе.

Я вернулся к кроссовкам и начал присматриваться. Слишком много "кричащих" фасонов, совсем не то, что мне нужно. Но я продолжал поиск и, в конце концов, наткнулся на Них. Идеальный вариант, достаточно простые, но при этом изящные черные кроссовки с полным отсутствием украшений. То, что надо.

Я попробовал ткнуть в них пальцем. Сработало, и образ стал больше, развернулся на всю витрину. Теперь их можно было вращать и рассматривать. Сбоку появился текст и цена.

- Сколько?! - кажется, я сказал это вслух.

Приписка гласила: "В подошве использован жидкий кристалл разработки, Морозова А.П., для лучшего обмена пси-энергией с окружающим миром". Это мне точно без надобности. Зато понятна цена - новые разработки, нормальные производство для бытовых нужд которых еще не налажено всегда поначалу так стоят.

Интересно, можно ли сделать такие же, но без жидкого кристалла?

Я обернулся , и обнаружил, что Лил и Лев вполне мирно что-то обсуждают.

- Лил! - требовательно и раздраженно окликнул я.

Она обернулась и посмотрела на меня, словно я сморозил невиданную глупость. А я сам, прикусил язык, потому что мой окрик отчего-то получился донельзя наглым.

- Извините, что перебиваю, но вы не могли бы мне помочь? - пролепетал я, чувствуя, как щеки начинают пылать от смущения.

- Да, что ты хотел? - спросил Лев.

- Кроссовки... Есть ли такие же, но без кристаллов?

... минут через пятнадцать, мы вышли из магазина, снова оставив Льва наедине со своей книгой.

После тихого и спокойного зала, мне снова пришлось привыкать к хаосу ярких красок и гомону толпы вокруг. Я нахлобучил свой спасительный капюшон обратно на голову. Помогало и мое новое приобретение. Кроссовки плотно облегали ногу, даруя чувство еще большей защищенности. Казалось я хожу, не касаясь ногами грешной земли.

Лил тоже не ушла без покупок, и под мой скептичный взгляд купила как раз те самые галстучки для стоп. Но чтобы я там не думал, но все-таки признал, что они под ее образ все-таки подходили неплохо.

Рядом с нами, была очередная станция Потока. Я посмотрев, как люди взмывают вверх по видимым мне трубам из пси-энергии, воспылал любопытством. Левитация была мне недоступна, а мне всегда хотелось узнать каково это - летать.

Лил почему-то засмотрелась на группу подростков лет одиннадцати, которые устроили свои глупые игрища на улице. Ее лицо выражало совершенно непонятный мне интерес и... зависть?

Я нагло подергал ее за рукав туники.

- Лил?

- Да, - она нехотя обернулась ко мне.

- Давай долетим до Центра в Потоке.

Лил разулыбалась.

- Я уже боялась, ты никогда не предложишь.

Станция стояла по центру улицы. Это был просто кусочек мостовой, где вместо синего, как и везде, вулканического стекла, была выложена темная плитка.

Люди заходили в Станцию и, кто мысленно, а кто вслух, сообщали пункт назначения. И через секунду взмывали вверх, увлекаемые силами Потока.

Лил взяла меня за руку и уверенно произнесла:

- Вычислительный Центр.

Вокруг меня, казалось, сгустился мягкий желтый гель, который полностью закрыл весь обзор. Я почувствовал, как ноги отрываются от земли, а затем у меня захватило дух от ускорения, влекущего нас вверх. Ничего не было видно, плотный желтый туман застилал глаза.

У меня перехватило дыхание от ощущения высоты и пустоты под ногами. Признаюсь, я начал слегка паниковать. Черт меня дернул на этот эксперимент.

А гель вокруг меня вдруг начал окрашиваться багровым.

- Красиво да? - услышал я голос невидимой Лил.

Только после ее слов я сообразил, что туман вокруг меня - это невидимая для остальных рука пси-сил, которые и несут сейчас нас над городом. Необычный побочный эффект от моей способности видеть пси-эфир.

Я отключил свое "второе зрение" и багровая пелена вокруг меня тут же пропала.

У меня опять захватило дух. И на этот раз от восторга.

Мы неслись над Городом. Под нами мелькал пестрый кисель людского потока на улицах, крыши разноцветных домов и лазурная листва вездесущих деревьев. Ветер, гасимый экранами Потока, вместо того чтобы обжигать лицо на такой скорости, лишь мягко трепал волосы.

Я был в полнейшем восторге. Совершенно восхитительное ощущение! Я попробовал изменить положение тела - удалось, невидимая рука сил подстраивалась под тело. Интересно, а можно ли здесь кувыркаться, как в невесомости? Оказалось можно.

- Уии! - заорал я от избытка чувств.

Лил расхохоталась. В отличие от меня, опьяневшего от эйфории, она устроилась на невидимом диване и заинтересованным взглядом энтомолога смотрела на мои безумные выкрутасы в воздухе.

Я заставил себя успокоиться, когда заметил, что на меня уже косятся летящие по соседству люди. Некоторые открыто ухмылялись.

Я замер в воздухе и раздраженно накинул сорванный ветром капюшон обратно на голову. Эйфория растворилась без следа, и я вспомнил о мире вокруг меня. Черт, нигде нет свободы...

Лил неодобрительно посмотрела на меня.

- А вот если бы ты видел ауры, ты бы понял, что люди смотрят просто с любопытством. И даже больше - заражаются твоей радостью.

- Мне не дано видеть ауры.

- Ты просто не хочешь.

Я ничего не ответил. Воодушевление от полета прошло, как не бывало, и я искоса наблюдал за другими людьми в Потоке из-под капюшона ветровки.

Потом все-таки я отвлекся от них и стал смотреть по сторонам.

Все-таки Поток очень любопытная транспортная система. На разной высоте, и в разные стороны, то и дело пролетали по своим делам люди. Поток сплошной сетью покрывал Город, а когда я был еще внизу, я заметил, что он часто перестраивается под нужды людей, меняя свою конфигурацию и сеть его "труб" постоянно находилась в движении.

Я не удержался от вопроса:

- Зачем тратить так много энергии на Поток? Дешевле, проще и быстрее пользоваться гиперпорталами.

- Модифицированные деревья, которыми усажен город, полностью обеспечивают все потребности в энергии. И потом, представь, что ты вызываешь портал из дома на работу. Каждый день, из года в год. Мир сжимается у тебя до двух замкнутых помещений. Ну и кому это понравится?

- Мне.

- И плохо. Замкнутость губит жизнь в человеке. Движение жизнь - помнишь? А тут тебе и моцион, и встречи с людьми, и возможность настроится на работу. Многие поэтому даже и Поток игнорируют - ходят на работу пешком.

Мы приближались врастающей в небо башне Вычислительного Центра. И вскоре она выросла до совершенно немыслимых размеров. Шпиль, казалось, вот-вот процарапает небо насквозь.

Мы пролетали над широкой улицей, ведущей к Центру, и я успел заметить вывеску пси-образ, сотканную между домами. "Блики Солнца" - гласила она. И подпись: "ЕжеЦикличная выставка достижений науки и искусства Солнечной".

Я задумался о том, куда же я хочу пойти на Выставке в первую очередь.

Мне захотелось побывать в обществе музыкантов. До этого я довольствовался только наблюдением за их общением в Общем Эфире, в румах специально для этого созданных. Но вот увидеть живьем...

Я так живо представил себе это любопытное собрание, что даже не сразу заметил - нас с Лил вдруг разделило. Она удивленно на меня смотрела, пока Поток опускал ее на Площадь. Меня же быстро относило за Вычислительный Центр, на противоположную сторону площади. Лил успела передать всего одно сообщение, прежде чем потеряла меня из виду:

- Экспериментатор... - иронично телепатировала она, - и как мне теперь тебя искать?..

Это был хороший вопрос. Как найти человека без ауры в такой толпе, если с ним нельзя связаться пока его не видишь?

Я растерянно оглядывался вокруг, пока Поток аккуратно приземлял меня около здания с вывеской "Музыка". Вот как... Слишком ярко представил.

Бело-черная громадина одного из главных Серверов Вычислительного Центра, скрывая солнце и удивительным образом не отбрасывая тень, возвышалась над площадью. То тут, то там в полном беспорядке рассажены уже примелькавшиеся деревья с синей воздушной листвой. Иногда они собирались в своеобразные мини-парки, и Поток спустил меня как раз рядом с одним из них. В двух шагах от меня, на лавочке, в тени деревьев расположились двое мужчин. Они увлеченно спорили, но в шуме вездесущей толпы, я смог расслышать только кусочек их диалога.

- ... не очень понятно. Солнечная такое мирное место не из-за культурных предпосылок, не благодаря всеобщей идеологии, а только потому, что детей правильно воспитывают. Учат знать цену и меру своим эмоциям, не допускают возникновения деструктивных шаблонов поведения, от которых у наших предков было столько проблем.

- Культуру никогда нельзя сбрасывать со счетов, ведь она - тот самый базис, на котором и строиться самосознание наших детей. И чтобы разработать такую мирную культуру у человечества понадобилось много сил и времени. Вспомни хотя бы Великую Депрессию...

- Хорошо, я частично согласен, но ты уклоняешься от темы. Смотри, ведь с самой постановки Барьера культурных предпосылок не было, и мы перестроили ее почти полностью. И сделали это через воспитание детей. То есть первично все же...

Меня отвлекли три девушки - мои ровесницы - проходившие мимо. Я внутренне сжался, но они совершенно не обратили на меня внимания.

- ... а он продолжает повторять, мол "гуманитарные науки надо обязательно изучать". И это говорит технарь до мозга костей, и кому? Мне! - громко и эмоционально вещала первая, блондинка.

- Ты слишком сильно беспокоишься из-за пустяков... - размеренно и уныло, будто в сотый раз повторяя, сказала низенькая.

- Почему ты с ним просто не обсудишь эти самые гуманитарные темы. Почему ты вечно скрываешь свои знания? - спросила третья девушка, она единственная носила обувь - легкие чешки - из всей троицы.

- Потому что боится критики своего мировоззрения, - точно также скучно сказала низенькая.

- Ничего я не...

Вдруг, мимо меня с воплями пронеслась стайка детей лет одиннадцати. На миг у меня создалось впечатление, будто я попал в улей разноцветных пчел, где проходит грандиозный праздник с фейверками. Похоже, эта мелочь устроила "перестрелку".

- Ты жульничаешь!

- Нет, ты!

- Микки прав, ты поставил защиту!

- Ах, вы!.. - задохнулся от возмущения обвиняемый.

Из-за детей я не любил большие скопления людей еще больше - они вечно везде носились, левитировали и кидались пси-энергией куда только можно и кто во что горазд.

Я раздраженно "отключил" свое второе зрение, чтобы этого не видеть. Жаль, что от их криков и глупых возгласов так просто спрятаться не получится. Я мог любить детей только абстрактно. Когда они находились как можно дальше от меня.

Меня продолжал со всех сторон обтекать пестрый людской водоворот, а беспорядочные обрывки разговоров отдавались в ушах скрипом стеклянных осколков по железу. Мир был беспокоен. Мир был хаотичен. От постоянного мельтешения людей и их назойливого жужжания закружилась голова. Я чувствовал себя зажатым со всех сторон, и не мог даже пошевелиться.

Я закрыл глаза и постарался успокоиться. Вспомнил свой уединенный домик, одиноко затерянный в лесах Российской зоны, его тихую и уютную гостиную, теплую и спокойную атмосферу. В моей комнате меня ждала моя аудиостанция, и любимый ковер, сплетенный из живых листьев. А вокруг дома - никого! Ты можешь пройти десять, двадцать... сто километров и не встретишь ни одной живой души.

- Я спокоен и умиротворен... - прошептал я себе под нос и усмехнулся, вспомнив Лил.

В конце концов, я рискнул спрятаться в здании "Музыки". Я подумал, что раз современное искусство не пользуется сильным вниманием общества, то там будет мало народу.

Я, чуть ли не пригибаясь, преодолел толпу и взлетел по пустым ступенькам двухэтажного здания. Внутренне собравшись, я открыл дверь. Мои надежды оправдались - за ней меня ожидал длинный и, к счастью, пустынный холл. Я с облегчением ввалился внутрь. Дверь захлопнулась и отсекла от меня весь этот безумный внешний мир. Я погрузился в блаженную тишину.

Присев на лавочку около стены, я постарался отдышаться. Надеюсь Лил быстро догадается, где меня искать. С ней было легче.

Холл, в который я вошел, поражал своей простотой. Хотя скорее это был широкий и длинный коридор, уставленный лавками - сейчас пустыми - и дверьми по бокам. И на каждой висели вывески. "Древний этнос", "Пси-Авангард", "Открытый джаз", "Энерго" - и это лишь те жанры музыки, о которых я знал. О многих других я даже не слышал никогда. А вот мой "Современный Мистицизм" мне пока на глаза не попался.

Я сидел так, уже наверное минут десять и постепенно успокаивался.

Внезапно одна из дальних дверей распахнулась. Я всем телом вдруг почувствовал, как через меня прошла мягкая, но тяжелая пульсация волн пси-звука.

Густая и тягучая мелодика словно унесла мое тело куда-то вглубь океана. Все звуки будто смолкли под этим прохладным покрывалом. Но вот выплывая из глубин, пробилась быстрая и мягкая капель соло-партии. Эти далекие, но такие ясные огоньки вспыхивали то тут там - чуть ниже, чуть выше, ближе или дальше - они рисовали неповторимой красоты картину в обволакивающей все и вся глубине музыкального океана.

Мне даже не надо было присматриваться, чтобы понять - это открылась дверь "Пси-Авангарда". Мне нравились психоакустические приемы и пси-звуковые инструменты, которые так любили композиторы этого жанра. К тому же этот этюд был довольно известным, его написала Алёна Садзуми - одна из современных продолжателей этого древнего жанра.

Пока я наслаждался композицией, из двери степенно вышел мужчина и аккуратно закрыл за собой дверь. В холле снова опустилась тишина. Человек же, заметив мой взгляд, улыбнулся мне и вскоре скрылся на одной из лестниц, ведущих на второй этаж. Я не сразу заметил, что блаженно улыбаюсь в ответ уже пустому месту.

Я встряхнул головой, отгоняя краткое наваждение. Алёна и ее музыка помогли мне окончательно прийти в себя.

Я уже было подумал сходить прогуляться по этому любопытному зданию, как рядом со мной вдруг открылась дверь. Из нее в коридор ударили сумбурные переливы цвета, и выплеснулась яркая журчащая музыка.

Вывеска на двери гласила - "Музыка Образов". Но почему-то в холл так никто и не вышел.

Я любил Джея Сорра - основоположника этого направления - но в целом жанр недолюбливал. Он был очень популярен и слишком притягателен для молодых. Поэтому в копилку это направления бросало свои композиции очень много случайных людей. Сейчас в нем установилось самое настоящее любительское болото, которое было пока не по силам разогнать никому. Хуже того - жанр откровенно перетягивал одеяло. Почему-то наведенные эмоции, являющиеся основой этого стиля, всем очень нравились, и этот прием все активнее просачивается и в другие жанры. Я боялся, что в конце концов, это приведет к самой настоящей катастрофе и деградации в музыке, но со мной почему-то никто не соглашался.

Я отвлекся от своих мыслей и прислушался. Поверх музыки я расслышал обрывки чей-то речи:

- ...изменение акустики... в дополнение... окраска средних частот...

В открытую дверь почему-то так никто и не вышел. Мне стало любопытно, и я все-таки заглянул в нее.

За дверью расположилась светлая комната, в центре которой прямо в воздухе висел кристалл. Он рождал вокруг себя разноцветное переплетение пятен и линий, которые своим светом рисовали на стенах и на сидящих вокруг людях абстрактные полотна.

Звучала музыка, та самая, что я слышал в коридоре - яркая, воздушная, волнительная. До меня дошел целый букет чувств, транслируемый кристаллом - радостная легкость в теле, в сочетании с предвкушением чего-то великолепного. Я постарался не пускать эти переживания внутрь себя. Мне не очень нравилась музыка образов, а в особенности эта манера насильно вкладывать в нее конкретный набор чувств.

Прислушавшись к самой музыке, я ощутил в ней некую неправильность. Что-то было не так с ритмом. Он часто непредсказуемо ломался совсем не в тех местах, где это было бы приятно для слуха. К тому же, я отметил еще и ошибки в сведении. Да уж, да здравствуют эмоции, долой музыку! Джей Сорр делал гораздо, гораздо тоньше. Здесь же эмоции, хоть довольно приятные и неплохо переданные, походили на плотный кокон, который укрывает тебя от главного - от самой музыки.

Отвлекшись от музыки, я, наконец, осмотрелся внимательнее. В комнате было человек десять, и все они хаотично расположились вокруг центра. Кто-то сидел в небольших креслах, кто-то устроился прямо на полу. Несколько человек стояли около стен и задумчиво изучали переплетение узоров вокруг кристалла.

Как раз напротив меня сидел мужчина, с приветливым, благообразным лицом, и говорил с темноволосой девчонкой моих лет.

- Видишь, Лора, просто открытая дверь... - он перевел взгляд на меня, - О! Заходите, юноша. И не могли бы вы закрыть за собой дверь?

Вся моя композиторская спесь вдруг разом куда-то улетучилась, я растерялся и молча подчинился этому человеку. Зашел в комнату, прикрыл дверь, и, не зная куда себя деть, прислонился к стене, рядом с ней.

А мужчина продолжил, обратившись к девчонке:

- ... изменяет акустические свойства музыки. Ты сосредоточилась на создании эмоций, и они неплохо проработаны, но музыка - это в первую очередь звук, а у тебя здесь явные проблемы с частотным балансом, да и просто с гармонией...

Коря себя на все корки за слабоволие, я нашел лавку подальше ото всех и сел на нее. Уйти сейчас, значило бы обратить на себя внимание, и я постеснялся это сделать.

Но мне неожиданно повезло, разговор начал складываться довольно любопытно.

Лора гордо вздернула сой симпатичный нос и сказала:

- Я учусь на физика, и я знаю природу звука. Но ведь главное - это эмоции! То, что ты хочешь передать своей музыкой. И Джей Сорр, предложивший эту идею, показал это, как никто другой. А уж его усовершенствование в виде разделения эмоциональной подложки по разным партиям вообще была революционной!

- Лора, этой идее пятьсот лет. Ты не думала, что когда Сорр изобрел это, она еще не была замшелой? А теперь эта технология встречается везде и всюду. Сам Сорр уже не молод, и до сих пор пишет, как привык, а молодые да ранние, вместо того чтобы попытаться придумать что-то свое повторяют за авторитетами. И это притом, что настоящих людей искусства очень мало в Солнечной. Все предпочитают изучать мир, и в сторону эстетических богатств цивилизаций давно уже никто не смотрит. Молодым бы сделать революцию в искусстве, но вот не хотят что-то.

Лора принялась задумчиво перебирать свои волосы.

- Опять Старик за свое... - раздался голос мужчины со стороны.

- Мне всего триста семь лет, - он усмехнулся, и все вокруг заулыбались.

Местная дежурная шутка? Неужели они все друг друга знают?

Монолог Старика, как его назвали, мне понравился. Я сам размышлял подобным образом. А вот Лора была не согласна.

- Просто сейчас время такое. Солнечная получила шанс вырваться за Барьер, неудивительно, что сейчас все интересуются больше наукой и производством. Но посмотрите, сейчас все движется и развивается, появляются новые жанры, развиваются старые. Музыка не умерла, всегда находятся те, кто интересуется его состоянием, и ищет новые веяния в ней.

Ее поддержал парень, лет пятнадцати, сидевший на полу по-турецки:

- Я изучал современную историю. И 200 лет назад, все было хуже. А музыка образов сейчас, как раз и изменяет все искусство.

- Ну, насчет новых жанров вы погорячились... - встрял еще один мужчина, - Все новое - это хорошо забытое старое, пусть и на новый лад. Сейчас необходимо не развитие, потому что оно иллюзорно, а настоящая революция.

- Не согласен, - отвечал ему другой, - Переплетение жанров и взаимопроникновение искусств это тоже развитие и хороший толчок вперед.

Беседа ненадолго затихла. А мне очень сильно захотелось вставить и свое слово. Ну как они не видят, ведь правда и нет никакого развития, тут и спорить ни о чем. Если почитать историю внимательно и совсем чуть-чуть подумать все станет понятно, а тут...

Во время паузы, один из участников зачем-то обратился к кристаллу в центре, и заставил его проецировать образ пламени костра. Надоедливая музыка Лоры наконец замолчала и комната переменилась. Наступила тишина, и огонь от бесшумного костра плясал отсветами на стенах и задумчивых лицах.

Слово взяла Лора:

- Большим шагом стало развитие именно псионического направления музыки. Как по мне, одно это уже качественный скачок, по сравнению с прошлым периодом, когда пси-сила не использовалась...

- А... вы про инструментальную музыку... Не такой уж это и прошлый период. И сейчас есть композиторы, которые пишут нечто подобное.

- Как по мне, так это скучная музыка. Я пробовала слушать, но от нее веет такой бездушностью. В ее образ не вкладывают эмоций, и это этого она звучит, как... Как мертвая.

Во мне что-то перемкнуло. Да как она смеет, так рассуждать о моей музыке? Псионика дала качественный скачок? Только последний дилетант станет так говорить!

И я решился.

- Само по себе, использование псионики в музыке, это хорошо. Это развитие. Но то, как ее используют... - я хмуро поглядел на Лору, - Отбрасывает нас далеко назад.

- Поясни? - захлопала глазами Лора.

Смелости сразу стало не хватать.

- Я имею в виду наведенные эмоции. Ими заглушают всю музыку.

- Но музыка должна вызывать эмоции...

- Сама по себе! - во мне начало копиться раздражение. - Нельзя вкладывать эмоцию насильно, нужно просто дать чувствам толчок, а человек уже сам додумает остальное.

Краем глаза я заметил, что все слушают наш спор с любопытством.

- Додумает? А как же мысль? Так она запросто может потеряться.

- Не потеряться - интерпретироваться! Каждый человек, волен додумать что-то свое, быть наравне с автором. Развить его идею, дополнить! Ты вообще когда-нибудь пробовала слушать настоящую музыку?

Меня, похоже, уже начало нести. Но заметив одобрительные кивки нескольких человек, я приободрился.

- Настоящая? Не смеши меня. И я не любитель мертвечины.

Я окончательно осатанел. Поднявшийся внутри гнев гнал меня вперед, и я шагнул к центру комнату. Все уставились на меня. Черт возьми, два десятка пар глаз смотрят сейчас на меня. Провалиться мне сквозь землю! Но Лора прищурившись с вызовом смотрела на меня, и мною овладела хулиганская и гневная бесшабашность.

И я не думая, что делаю, выплеснул все что во мне накопилось.

- О каком развитии ты говорила, позволь мне спросить? Искусство находиться в стагнации. И даже больше - в деградации. Пятьсот лет, огромный срок. Да за это время до Барьера сменилось бы 10 парадигм в искусстве! А сейчас, прошло полтысячелетия, а мы все в том же болоте что и были.

Я перевел дыхание и продолжил, все больше и больше распаляясь.

- Каждый, из-за упрощения всего и вся, стал способен быстро что-то наваять. Та же музыка - разжеванная каша. Даже думать и понимать ничего не надо, знай, лови и переживай чужие эмоции. А ведь это не то, что должно делать искусство! Оно должно создать образ, это правда. Но эмоции, которые ты испытываешь, должны быть твои и только твои, а не чужие и навязанные! Сумеешь ты прочувствовать автора - хорошо. Испытаешь что-то свое - еще лучше! Ведь в этом и заключается вся прелесть искусства - оно субъективно и поэтому прекрасно!

На этом мне и стоило бы остановиться, но меня уже несло. Все то негодование, которое меня давно преследовало, несправедливость по отношению к моей музыке, все это сейчас выплескивалось наружу.

- А что сейчас? Суррогат, сонмы графоманов от мира музыки, испытали "великую любовь" и бегут загонять свои однотипные переживания в инфокристалл, попутно, наспех, набросав такое аморфное нечто, что музыкой, как они ЭТО называют, являться просто не может. Это не больше тех подростковых дневников, которые ты ведешь, а потом прячешь под подушку.

У меня срывался голос, но я с каждым предложением повышал и повышал тон.

- Ты пробовала хоть раз в жизни взять в руки инструмент? Говорить через него, а не просто "бубнить" в эфир эмоциональными образами, смысла и чувства в которых, как ни странно, ни на грош нет? Что ты вообще можешь без своей пси-силы? Ты сможешь передать чувства через инструмент так, чтобы человек мало того, что понял, о чем ты, но еще и нашел бы что-то свое? Бездарность и инертность - вот современная парадигма искусства. Ты композитор?! Да ты, и сонма таких же серых и безликих графоманов не заслуживают этого звания! Даже и через тысячу лет работы над вашей аморфной писаниной!

Я выдохся и замолчал. В висках ломило, я неожиданно понял, что все это сказал через мыслеречь. Запал уже прошел, но я еще злился по инерции, и видимо только это помогало мне не убежать отсюда прямо сейчас от осознания того, что я сейчас натворил.

Все ошарашено на меня смотрели. Багровые языки пламени, только еще больше подчеркивали опустившуюся в комнате тишину. Больше всего меня поразили глаза Лоры. Холодные и бешеные. Не думаю, что кто-то в жизни хоть раз так с ней общался. Не думаю, что во всей Солнечной сегодня найдется человек, который так разговаривает с другим.

Лора медленно заговорила, и ее ледяной голос отрезвлял не хуже заплыва в Арктических водах.

- Прежде чем врываться сюда и сыпать нелепыми обвинениями и оскорблениями, может быть стоило сначала представиться?

Я молчал.

Она недобро ухмыльнулась.

- Не сложно понять, что ты композитор устаревшего стиля, - у меня против воли сжались кулаки. - И тебе ничего не остается, кроме как нападать на других. Что еще может родить мертвая музыка, кроме как тебя...

- Так, всем брейк! - громко сказал Старик, и поднялся со своего кресла.

И он, в основном, смотрел на меня. Нехорошо смотрел.

- Молодой человек, что вы себе позволяете?

Я взмок, по спине пробежали мурашки. Что я мог ответить? Только и оставалось, что молча смотреть на него, отчаянно пытаясь сохранить лицо.

Возможно, Старик, что-то понял по моему лицу. Его гнев стал сменяться... удивлением, наверное.

- Ты только посмотри на себя, ведешь себя, как дикий ребенок, - сказал, наконец, Старик, не догадываясь, насколько он сейчас прав, - тебе не стыдно?

- Прошу прощения, я не сдержался... - кое-как выдавил я.

У меня закололо где-то в груди, когда я стал понимать, как выгляжу в глазах окружающих. И я стыдливо опустил бы голову, если бы не был так напряжен.

Я бросил взгляд на Лору. Какие у нее были глаза...

- А ты Лора, где твоя выдержка? Напомню, что ты зачинщик все-таки ты. В твои годы можно вести себя и повзрослее... - теперь настало время Лоры стыдливо отводить взгляд, а Старик продолжил, глядя на меня. - Но тебя это не оправдывает... Я не буду сейчас вставать на чью-то сторону. Этот бесцеремонный и грубый молодой человек затронул важную тему, и поэтому я предлагаю вот что. Через три месяца я организовываю концерт, и я очень настоятельно зову вас в качестве исполнителей. И помимо музыки, я буду ждать также и высказывания ваших мыслей по поводу спора. И без грубостей на это раз! На концерте соберутся многие музыканты, как любители, так и профессионалы, и вам будет полезно поговорить как с ними, так и друг с другом.

Он немного помолчал.

- Итак, Лора и... - он вопросительно посмотрел на меня, но я не смог выдавить из себя больше ни слова, так что Старик продолжил, - И наш грубый незнакомец. Подойдите друг к другу и пожмите руки.

Лора, как-то очень быстро успокоившись, пошла ко мне. Я же смог сделать только пару шагов - еще более нелепо, я, наверное, просто не мог смотреться! Мы пожали друг другу руки, и я смотрел в ее глаза, гораздо более спокойные, чем раньше.

- Отлично! - Старик оживленно хлопнул в ладоши. - Оставляйте мне ваши контакты, и послезавтра, я напишу вам поподробнее. Ох, и интересная задачка!

Я уже держался из последних сил, но все-таки смог сообщить через мыслеречь адрес своей гиперпочты.

Через пару минут я под пристальные взгляды окружающих вышел вон.