Перед входом в небольшую пещеру жарко полыхал костер из сухих смолистых стланиковых кореньев. Горбатая старуха, пьяненькая и усталая, жарила на костре огромные куски оленины. Едва мясо обгорало сверху, она швыряла кусок сидевшему чуть в стороне Баклану. Тот поднимал его с земли и, не вытирая, рвал белыми сильными зубами. Мясо внутри куска было почти сырое, кровянило, но Баклан жадно чавкал и быстро расправлялся с недожаренным шашлыком.

- Пей-гуляй, Варвара! - рычал он.- Нынче свиньин праздник!

Баклан сидел в черной рубахе с расстегнутым воротом, обнажив сильную волосатую грудь. Рядом стояла двухведерная канистра со спиртом. Расплескивая спирт, он наливал его в кружку и пил неразведенный. Потом, тянулся рукой к уцелевшему в пещере снегу и хрустал льдистые зерна.

- Пришибет тебя Начальник,- гнусавила старуха.- Сам сказывал, не велено трогать спирт. Худо нам достанется.

- Не пугай черта головой совы.

- Однако ты у него батрачишь,- насмешливо прогундосила старуха, щуря свои близорукие глазки.

- Гады! Оба вы сплуататоры!-взревел Баклан. Старуха задела самое больное место баклановой души. В нем неистребимо жила волчья алчность, желание разбогатеть. Из-за этого он и очутился со старухой в тайге, узнав понаслышке, что она оберегает богатства тойонских лабазов, оставленные в тайге сбежавшими за границу хозяевами. Но Варвара не выдала ему этой тайны. Так же поступил с ним и Начальник, отец которого, колчаковский полковник, отступая к Охотскому морю, запрятал склад оружия и сколько пудов золота. К тому же Начальник с документами инженера-геолога Волкова бывал здесь и утаил богатейший золотой ручей. Сколько ни упрашивал его Баклан указать ручей,- тот не поддавался…

Смертельная ненависть ворочалась в груди Баклана к Начальнику и Варваре. Он рванул рубаху, располосовав ее пополам, и, сжав кулачищи, двинулся к Варваре.

- Ты долго будешь пить мою кровь? Хочешь, чтоб я тебя задушил? Этого просишь?

Пьяненькая старуха бросила куски мяса и кинулась в сторону, а потом полезла по крутому склону вверх. Ичиги ее скользили, приходилось карабкаться на четвереньках, но она знала, что в гору преследователь не догонит ее.

- Ну, погоди! - прохрипел Баклан и полез в пещеру за винтовкой. Осклизлые стены, лужицы воды и лоскуты снега по углам, нависшие глыбы над головой вызвали у него страх и отвращение. Баклан попятился и вылез на площадку. У него возникла мысль, как насолить Варваре и Начальнику. Сейчас он побредет в распадок, отыщет заброшенную медвежью берлогу, в которую они замуровали привезенные продукты, и выбросит их в ручей.

- Пусть сожрут рыбы! Вы у меня взвоете!

- Эй, парень, опомнись! Беда, однако, рядом,- донесся до Баклана голос Варвары.

- Мне терять нечего!

- Дурной ты!-взвизгнула старуха.- Люди пришли сюда. Дым чую от Красной скалы.

Весть ошеломила Баклана, хотя он знал, что экспедиция неуклонно движется к этим местам. Думал, что при переправе через порог потонут. Так нет же. Несколько раз, пробравшись ночью к табору, он хотел угнать и потопить дощаник, но старый якут появлялся на пути, и снова приходилось гнать учугов, чтоб не очутиться с ним лицом к лицу. А они шли и шли вверх по реке, в глубь тайги, к владеньям Баклана и Варвары. Шесть жилищ: землянки, пещеры, рубленые избушки спрятаны в недоступных местах, в каждом жилье что-то хранится, а вокруг - рыболовецкие и охотничьи угодья. Теперь всему конец…

Баклан дотянулся рукой до бинокля и приложил его к глазам. Горы, леса, распадки закружились в пьяной карусели. Но он снова и снова вглядывался и наконец на фоне розового заката различил прораставший в небо голубой дымок.

- Собачий нюх у тебя, Варвара,- похвалил Баклан. Он долго мял Грязной ручищей нечесаную черную бороду, морщил низенький лоб, насупив брови так, что они совсем спрятали глаза. И, наконец, заговорил сам с собой:

- Ежели дурьи головы под Красной скалой растаборились - получат подарочек. Прямо в котел валун свалится. Будет засчитано, что гора возгневалась. А кто цел останется - сразу оглобли повернут.

Пламя шипело, выбрасывало клубы дыма, а Варвара металась с берестяным туеском: то заползала в пещеру и черпала из лужицы ледяную воду, то лила ее на горящие сучья. В линялых меховых штанах и такой же куртке, она походила на проворного мальчишку, только морщинистое плоское лицо да седые сосульки волос выдавали ее пол и возраст.

- Топчи огонь! - прикрикнула старуха на Баклана, и тот послушно полез сапожищами на красные уголья: костер может выдать.

Варвара отнесла канистру со спиртом в пещеру и попробовала втащить лежавшую на шкуре половину оленьей туши, да не осилила. Баклан без труда швырнул тушу в угол пещеры. Оленью голову с ветвистым рогом бросил под откос, и она покатилась, пока не шлепнулась в мутный поток. Заделав стланиковыми ветками низенький лаз в пещеру, старуха прикрыла золу погашенного костра мхом и подошла к Баклану. Он сидел, запустив пальбы в кудлатую волосню, сопел, плевался и мурлыкал бессвязно свою единственную песню:

- Худо тебе, парень,- с трудом откашлявшись, заговорила жалостливо старуха. Она знала, что если Баклан запел, значит, тоска в его печени заворочалась, небо в его глазах почернело. В такие минуты ей становилось жалко Баклана. Она достала из кисета иглу и принялась зашивать ему располосованную рубаху.

- Жисть, она не горшок, ее не склеишь,- расфилософствовался было Баклан и умолк. Попробовал привстать, да шлепнулся задом на сырую землю: отяжелел от спирта. Старуха оказалась сообразительнее. Зачерпнув туеском в яминке пахнущей снегом воды, она стала лить ее Баклану на голову.

- Ух, заморишь, падла! - фыркал Баклан, но не сопротивлялся. Чуть придя в себя, он взял винтовку, проверил патроны и прицелился, направив дуло прямо в голову пасущемуся на привязи оленю. Олень заметил, шарахнулся, но, не сумев порвать белую капроновую веревку, забегал вокруг стланикового куста. Баклан повернулся к старухе и осклабился.

- Глупая скотина, а чует нутром, что из черной дырочки смерть глядит… Пошто же эти, безголовые, лезут на рожон?

- Скорее поедем,- запросилась старуха.

- Куда?

- На Россомахино озеро, в зимовье.

- Чтобы эти туда добрались?

- Не придут они! Вот им!-выкрикнула старуха и принялась камланить, произнося шаманские заклятия и размахивая когтистой медвежьей лапой. Рыжая лапа способна отвести самые страшные беды и несчастья…

- Глупая ты! - покачал головой Баклан и приказал привести двух оленей.

Отсюда до берега Ярхаданы часа полтора пути. Олени с трудом пробирались меж мохнатых кустов по крутому склону распадка. Закат еще пылал, но краски его меркли, в распадке становилось сумрачно. Только острая вершина Красной скалы светилась отблесками заката. Оставалось не больше версты, когда с берега донеслись звуки аккордеона и звонкие молодые голоса.

«Весело живут» - безразлично подумала Варвара, но какая-то струнка в ее душе колыхнулась и больно-больно заныла. Когда-то давно она слышала гармошку. На ней играл сын тойона. Прислуживая пьяным гостям хозяина, она, тогда еще молодая и резвая батрачка, выполняя волю пьяных гостей, выходила на круг, а те хохотали и требовали без конца: «А ну, еще, горбатая, пройдись!» Скоро жизнь хозяина опрокинулась. Тойон и его сын воевали против людей, которых называли красными. В ночь, когда хозяева убегали, тойон пригласил Варвару на белую половину дома и заявил при всех: «Мы тебе оказываем великую честь - мы тебя берем в снохи».

Утром хозяева заторопились в дальнюю-дальнюю дорогу.

- Теперь ты наша сноха,- сказал толстый, с отвислыми щеками тойон.- Мы покидаем землю отцов, которую топчет красный бес. Но мы вернемся. Ты должна сберечь наши тайные лабазы. Ты обязана дождаться своего мужа. Или ты умрешь и вечно будешь терзаться в кипящих котлах преисподней.

О! Варвара помнит клятву, данную свекру. Сорок зим она ждет, не выдав никому тайны. Как только вернутся, она сразу прогонит этого приблудного парня Баклана. Зачем он ей при муже? Муж, наверно, теперь еще лучше играет на гармошке…

- Привяжи оленей,- буркнул Баклан и тяжело сполз с высокого учуга на белую мягкую полоску ягеля. Высокие кусты кедровника надежно скрывали оленей. Отсюда тянулся острый каменистый гребень, по которому можно добраться до края скалы.

Хотя старуха была подслеповата, Баклан пустил вперед ее, а сам, то и дело спотыкаясь, с ружьем в руке потащился вслед. В его мутной хмельной душе ворочалась звериная ненависть. Жизнь тех, что расположились под скалой, была для него не дороже комариной.

Старуха шикнула на Баклана и поползла к краю обрыва. Она оказалась под низенькой, в белых цветах рябиной, но не обратила на нее никакого внимания. Только услышав на реке частые всплески рыбы, она повернула близорукие глаза к рябине, и на ее плоском лице отразилось подобие улыбки. Еще девчонкой от матери она узнала, что когда цветет рябина, все ликует на земле: птицы, звери, рыбы. Это самый светлый праздник земли - в эти дни закипает любовь. К осени, когда рябину исхлещут грозы и обожгут заморозки, она станет печальной и горькой, а весной запах ее сладок, как березовый сок… Варвара потянулась к кисти, чтобы понюхать, но в тот же миг совсем рядом из-под скалы донеслись слова: «…родной мой!» - и послышался звук поцелуя. Старуха подползла к камню, валявшемуся у обрыва, и заглянула вниз. В прозрачном сумраке белой ночи она разглядела девушку в объятиях высокого белокурого парня. Они были красивы, будто из сказки. Белая черемуха, казалось, освещала каменную площадку. Как хорошо им, влюбленным…

Услышав приближающиеся шаги Баклана, старуха с ненавистью взглянула на камень над обрывом и бесшумно кинулась навстречу Баклану.

- Не ходи! Они любят!..- хватая Баклана за рукав, попробовала старуха удержать его.

- А тебе что?

- Они любят! - не отцепляясь, твердила старуха, жалко моргая голыми веками.

- Токующего глухаря легче подбить.

Варвара поняла, что уговоры не остановят Баклана. Через минуту будет поздно.

- Куот! Куот! (Бегите! Бегите!)-прошептала она.

- Удушу! - схватив ее за горло, прохрипел Баклан, но как только чуть отпустил, старуха снова глухо крикнула:

- Курэн! (Спасайтесь!)

Кулак Баклана угадал под дых, Варвара отлетела в сторону и беззвучно шлепнулась на камни.

«Кусок продажного мяса!» - выругался про себя Баклан и направился к валуну на краю обрыва. Но не успел он сделать и трех шагов, как Варвара рысью вскочила ему на спину и впилась зубами в ухо. Он знал этот ее прием. Теперь только лишившись уха, можно избавиться от этой ведьмы. Баклан кинулся прочь. Хрипя, ломился он через колючие заросли подальше от обрыва.

- Пусти-и, порешу! - рычал Баклан.

Только возле оленей старуха сползла наконец с его спины, выпустив ухо, и кинулась было прочь. Но Баклан сбил ее с ног и еще пнул сапожищем. Он готов был тут же истоптать ее и привалить камнем, но спохватился, что не видать ему тогда тойонских кладов. И не только этого. Стара и глупа баба, да другой в тайге не сыщешь. Один бирючьей смертью подохнешь…

Варвара ползала на четвереньках по белой ягелевой лужайке, кропила ее капельками крови и тоненько скулила, как побитая хозяином собака.