В чуме, крытом облезлыми медвежьими шкурами, пахло гнилой рыбой и плесенью. Горбатая старуха валялась на отвратительном рванье, задыхаясь от кашля. Легкие у нее скрипели, как мехи у старой потрепанной гармошки. Вдобавок еще сильно ныл зашибленный горб. Неделю Баклан сидит у изголовья старухи, отпаивает ее чаем и разведенным спиртом, кормит глухариным мясом, да все не впрок. Тошно ему становится от мысли, что останется один, но и злоба не утихает: такой удобный случай упущен. Теперь хоть в землю зарывайся.

- Погубила и себя и меня,- бормочет себе под нос Баклан, как только старуха перестает кашлять.- Не сегодня-завтра нагрянут они сюда.

- Чего ты хочешь от умирающей старухи? - спрашивала Варвара.- Больше я ничего не смогу.

- Или ты не можешь насторожить на тропе тугой самострел? - с упреком говорил Баклан.

- Отстань, я умираю.

- Разве мне, живому, без тебя лучше будет? Тебе-то что в земле? Покой и тишина.

- Ты привези мне из амбара мои лучшие одежды,- приказала старуха.- Я хочу стать красивой в мои последние дни.

- Поедем вместе к амбару,- сдвинув угрожающе брови, стоял на своем Баклан.- Через Ярхадану переберемся в резиновой лодке. Я прихвачу лук и тетиву…

- Вези меня скорее,- вяло распорядилась Варвара.- Может, смерть моя так же стара и измучена, как я, тогда она отстанет от быстрых учугов.

- Дело говоришь;- обрадовался Баклан. Он вылез из чума, швырнул рыжей собаке тухлой рыбы, чтобы не завыла с голоду и не привлекла незваных гостей. Оседланные олени паслись на привязи. При виде черного бородача они шарахнулись в сторону, но Баклан взялся за поводья властной рукой и повел их к чуму.