Каким образом договорились Сергей и Зоя продолжать путь вместе со всеми, для остальных участников похода осталось тайной. Возможно, Сергей так горячо упрашивал, что Зоя поняла его стремление и уступила. А может, он проявил мужской характер, дав ей понять, что, кроме обязательств друг перед другом, есть еще долг перед товарищами?.. Но как бы то ни было, когда все собрались к дощанику и стали готовиться в путь, Зоя молчала.
Река в этом месте не бурлила шиверами, и в лодку впрягли Арфу. Ксенофонт поехал не по берегу, а, срезав крутой угол, направил коня по высокой террасе. Он не взял с собой Ытыса, приказав псу залезть в лодку.
- Садись верхом,- предложил Шатрову Кирька, словно делая ему великое одолжение. Шатров любил верховую езду. Он умел из спотыкучих кляч воспитывать настоящих скакунов.
- Поехали,- легко вскочив в седло, крикнул Ром.
Девушки с Орлецким примостились в дощанике, «настоящие мужчины», «закадычные дружки», как говорил Кирька, отправились пешком.
Кирька разглядывал Сергея как новую пожарную каланчу.
- Ты всерьез собрался жениться?-строго спросил Кирька.
- А разве в шутку женятся?
- Сколько угодно. Но учти, я баловаться тебе не позволю. Понял? И не лыбься!
Сергею нравился Кирька по всем статьям. Боевой и душевный паренек. В последние дни Сергей как-то забыл о его существовании и сейчас почувствовал себя виноватым.
- Шатров тебя не обижал?-поинтересовался он.
- Я, брат, к-как птица-скопа, на полтора метра в землю вижу,- прихвастнул Кирька.- Т-только человек задумает напакостить, я уже приказываю: тпру!
У Сергея шаги широкие, как у лося. Кирька тоже старается ступать пошире, брюки трещат.
- К-когда свадьбу справим?-как бы между прочим поинтересовался парнишка.
- Найдем золото, взберемся вон на ту белую вершину и закатим пир на виду у всего мира,- весело ответил Белов.
- Молодец! - похвалил Кирька и, приподнявшись незаметно «а цыпочках, похлопал друга по плечу.
Кобыленка, расшевеленная умелым ездоком, быстро перебирала ногами, на ее крупе обозначились темные струйки пота. Ром беспечно насвистывал, перекинув обе ноги на одну сторону.
- Гражданы верующие и неверующие! - вдруг озорно крикнул он.- Собирайтесь на молебен! Перед вами явилась чудотворная икона!
- Тоже мне, остряк,- усмехнулась Зоя, но, глянув на берег, действительно увидела «а склоненной над обрывом сосенке что-то похожее на икону. Шатров не стал задерживаться, не придав никакого значения находке. Но когда Зоя разглядела, что висело на дереве, глаза ее округлились.
- Товарищи, это страшная угроза! - крикнула она.
- Постой! - подал Сергей команду Шатрову.
Жестяной лист с изображением черепа, пронзенного ломаной молнией, тихо покачивался на ветерке, как бы кланяясь. Такие листы обычно висят на опорах высоковольтных линий и на трансформаторных будках. И надпись соответствующая: «Не входить - смертельно!» Но буква «в» соскоблена, и надпись здесь, в глухой тайге, приобрела совсем иное, зловещее звучание.
- «Н-не ходить»,- вслух прочитал Кирька и с большим трудом выговорил последнее слово,- смер-мер-т-тель-но! Т-то-это, что?
Такой «плакатик» неприятно действует, даже когда висит где положено, а здесь он ошеломил и Сергея. Тот растерянно разводил руками, не зная, как это истолковать. Потом полез на кручу, пригнул сосенку и, сорвав жестянку, со злостью швырнул ее подальше в реку.
- Видать, какому-то дураку делать нечего было.
- Меня поражает твое легкомыслие,- заговорил первым Вадим.- Лодку грохнул с обрыва какой-то дурак, эту штучку повесил тоже он…
- . Мама, хочу домой! - шутливо запросилась Наташа. Но она-то знала больше других и понимала, что кроется за этим знаком…
- П-по-моему, ерунда все это,- выказал мужскую храбрость Кирька.
После короткого спора решили ехать до назначенного Кыллаховым ручья и там сообща обсудить дальнейший путь экспедиции.
- По коням! -невесело выкрикнул Шатров и понукнул Арфу. До поворота реки оставалось совсем близко. Впереди показался густой ольховый куст с зеленой лужайкой вокруг него. Куст, видимо, сполз с крутояра и перегородил берег. Как только Арфа очутилась возле ольхи, она потянулась к высокой сочной траве. Шатров резко дернул за поводья и огрел кобылу плетью. Он ненавидел в лошадях разболтанность и никогда не позволял пастись на ходу. И тут из-за горы выскочил белогривый конь и понесся навстречу следопытам.
- Стой! - донес ветер крик проводника.
В то же мгновение Шатров расслышал щелчок, ветка ольхи чуть шевельнулась. Арфа тряхнула золотистой гривой, шарахнулась в сторону и опрокинулась на камни, подмяв под себя Шатрова, только «тозовка» отлетела далеко в сторону.
Ошалелая кобыла с торчащей в ухе стрелой вскочила, кинулась бежать, но запуталась в бечеве. Дощаник тянул ее в воду. Вадим вовремя сообразил, отвязал лодку. Под его командой девчата выгребали дощаник к берегу.
Если б не подоспел Сергей, Арфа затоптала бы Шатрова. Сергей подскочил, взмахнул ручищей перед взвившейся на дыбы кобылой и рванул за узду так, что она отлетела в сторону. В следующее мгновенье он пригнул голову кобылы к земле.
Подскакал старик. Оглядев вставшего Рома и убедившись, что тот не ранен, Кыллахов обратил внимание на стрелу, торчавшую в ухе кобылы. Он выхватил из ножен охотничий нож, отрезал ухо, сунул его вместе со стрелой в руки запыхавшемуся Кирьке, а сам принялся заклеивать смолой кровоточащую рану.
- Т-то-то…- без конца тотокал Кирька, глядя то на отрезанное ухо со стрелой, то на обезображенную кобыленку.
Потирая ушибленную ногу, Шатров прохромал к старику.
- Дальше ни шагу не еду,- заявил он категорически. Лицо его было бледным, только рябинки розовели, как горошины на дешевом ситце.
- Смотреть надо-та,- сбиваясь на якутский говор, сердито ответил проводник.
Зря упрекнул старик Шатрова. На его месте любой из ребят не разглядел бы замаскированный в ольхе резной старинный лук с волосяной тетивой. От спускового крючка тянулась такая тоненькая капроновая нить, что ее, пожалуй, не смог бы заметить и природный охотник. К тому же никто из ребят не подозревал, что бывают такие способы «охоты».
У Кыллахова постепенно стихала дрожь в губах, он начинал успокаиваться. То, что Арфа осталась без уха,- пустяки. Что, если бы стрела попала в Рома?.. Наконечник обычно смазывают сахарином, от него быстро свертывается кровь. Даже великан лось или силач медведь далеко не уходят…
- Эгей, Ром,- виновато обратился проводник к Шатрову.- Меня колоти. Старая голова глупой стала. Быстро соображай забыла.
- Больно? - спросила Наташа.
Саднило сбитый локоть и голень ноги, ныла косточка и мизинец правой ступни, но Шатрову не нужны были сочувствующие. Главное тут не ссадины. Уязвлена цыганская гордость - стать лихого наездника. Какой же он цыган, если на безногой черепахе чуть не свернул себе шею?!
- Давай перевяжем, не упрямься,- вслед за Наташей сказала Зоя.- У нас же есть аптечка.
- Идите вы!..
Самое невозмутимое спокойствие во всей этой истории сохранил пес Ытыс, получивший от ребят другую кличку - Молчун. С тех пор как появился он в отряде, пес ни разу не залаял. Спал много и крепко. Во время переездов плелся позади. Над ним надоедливо трещали кедровки, а он шел себе и ухом не вел. Сегодня девчата посадили его в лодку. Пес спокойно улегся и, пригретый солнцем, безмятежно посапывал. Ему шел одиннадцатый год. Кыллахов правильно называл его пенсионером. Зачем было брать в тайгу почти слепого и глухого пса, непонятно. О подвигах молодого Ытыса - сильнейшего на всю округу медвежатника и лосятника - ребята не слыхали. Ытыс не жадничал в еде. В глаза не заглядывал. Принесут (именно принесут: сам он не подходил) -спокойно поест, не вспомнят - так переспит.
Когда все уже сбежались к месту происшествия, Ытыс спокойно вылез из лодки, ступил на берег, обнюхал ольховый куст, лук и волосяную тетиву, не спеша, по-стариковски выбрался на обрыв, принюхался там к траве и, видимо, считая, что все необходимое сделано, поплелся к дощанику.
- Тохто! - подал Ксенофонт команду на якутском языке. Пес недовольно обернулся, открыл клыкастую пасть и сквозь зевоту что-то рыкнул, всем видом как бы говоря: «Зачем эти лишние приказания? Разве Ытыс сам не соображает?!»
Этот своеобразный диалог произвел большое впечатление на ребят. Всех умилило и рассмешило гордое достоинство, с каким ответил Ытыс на приказание. Ну и пес!
- Да наш Ытыс, оказывается, говорун!
- Вот так отчубучил!
Когда все насмеялись, проводник, горячась, мешая и путая русские и якутские слова, стал упрашивать не возвращаться. Он предлагал остановиться чуть повыше на хорошем месте и сделать большой привал. Он сам найдет виновных в сегодняшнем несчастье.
- Я за то, чтоб двигаться до конца,- твердо заговорил Вадим Орлецкий и, окинув строгим взглядом всех, твердо подытожил: -Трусов между нами не должно быть!
- Ничего не понимаю,- пролепетала Зоя.- Или мы самоубийцы или сумасшедшие.
- Трусам надо было оставаться на прииске. Сейчас же я предлагаю считать возвращение малодушием и предательством! - горячился Вадим.
Никак не предполагала Наташа, что в решающий момент главным героем окажется Вадим Орлецкий. В том, что экспедиция сейчас тронется дальше, а не кинется вспять, главная заслуга Орлецкого! Ну разве после этого случая можно верить тому, что говорила о нем Зоя?
Ошеломил Орлецкий своим поступком и Зою. Никогда не ожидала она такого от Вадима. Зоя с надеждой посмотрела на Сергея: что же ты молчишь? Почему не распорядишься отставить этот гибельный поход?
Заметив Зоину растерянность, Сергей подошел к ней и обхватил за плечи.
- Не горюй, Зайчонок, все кончится хорошо! - ласково проговорил он.
Зоя отвернулась от него, еле сдерживая слезы.
Кыллахов отвязал от куста лук, смотал капроновую нить, взял у Кирьки стрелу в ржавом зубчатом оперении и вместе с Арфиным ухом аккуратно сложил в брезентовый футляр от ружья.
«Грива от дождя отрастает, хвост еще быстрее,- рассуждал Кирька, глядя на обезображенную голову Арфы, и горестно думал, что нет таких дождей, от которых отрастали бы уши.- Быть взбучке. Опозорит батя на весь прииск».
Все еще волнуясь, старик подцепил к седлу Магана бечеву и махнул рукой:
- Ехай мало-мало туда, все сказывай буду.
Сразу за поворотом реки рос по берегу молоденький густой краснотал. Не доезжая зарослей, старик остановил коня и поманил остальных к себе. Когда все подошли, Кыллахов указал на куст, что был погуще и повыше других. Там оказался замаскирован настороженный лук. Старик сходил вынул стрелу, срубил ножом талину, к которой был привязан лук, и вручил Сергею.
- Судить будем,- пояснил Кыллахов.- Так высоко на медведя или на лося не ставит самострелы. Хотели человека стрелять. Не оправдаются поганые, закон спросит.
Первым пошел за проводником Шатров, вдогонку кинулась Наташа, потом все остальные. В кустах отпечатались только оленьи следы.
- Олень настораживал самострел,- пошутил Кыллахов и, видя недоуменные взгляды, пояснил; - Хитрый старый зверь, свой след прятал, верхом привязывал лук.
У воды проводник ткнул пальцем в песок и лукаво улыбнулся:
- Тут ошибку дали.
В песке, почти смытые волнами, виднелись отпечатки, по которым трудно было догадаться, что это следы человеческих ног. Парни присматривались и только пожимали плечами.
- Русский старик шел, шибко пятку продавливал,- расшифровывал вслух Кыллахов.- Молодой легко ходит, а охотник-эвенк совсем легко.
Девушки стояли в обнимку, слушали Кыллахова, и в их глазах растерянность постепенно уступала место любопытству.
- Седая старуха тоже здесь пакостила,- вглядываясь в отпечаток следа поменьше, повествовал проводник и в доказательство достал из воды пепельный волос. Оглядев и даже понюхав его, добавил: - Волос совсем мертвый. Ходит старая в кожаном, курит и вся рыбой провоняла. Однако, на озерах живут поганые…
- Вы как Шерлок Холмс разгадываете,- высказала свое восхищение Зоя.
Кыллахов чуть прищурил и без того узенькие глаза и, хотя похвала ему польстила, ответил с характерной якутской подначкой:
- Зачем сравниваешь с Шерлоком? Я только маленький таежный якут!
Осмотрев в руках Сергея ветку с привязанным к ней деревянным луком, Ксенофонт сделал еще одно открытие:
- Глядите, как привязан. Нитка спутана так себе. Старуха совсем слепая.
Снова нагнувшись над отпечатком на песке, Ксенофонт даже отпрянул.
- Оксе! (Вот как!)-воскликнул он.- Этот след с левой ступней внутрь я когда-то видел. Шибко давно встречал. Вспомните, мои старые глаза, где вы приметили первый раз?
- Н-не в кусты ли попрятались эти «охотнички»? - поинтересовался Кирька, озираясь с опаской и в то же время стараясь не подать виду, что робеет.
- В Ярхадану нырнули, прячут свою дорогу,- объяснил Ксенофонт.- Может, с того берега со скалы нас разглядывают.
Всем стало как-то неуютно: кому хочется быть мишенью? Следовало перебраться с открытого берега в кусты. Проводник так и посоветовал. Перетаскали вещи на опушку, палатки пристроили за кустами. И тут по настоянию проводника устроили соревнования по стрельбе. Он предложил выставить фанерный ящик. А сам стрелял из мало-пульки в лезвие охотничьего ножа. Для доказательства, что попасть в лезвие не так трудно, он дважды выстрелил, и дважды нашли рассеченные пульки. Но остальным по-чему-то не удавалось, только Кирька Метелкин угадал в рукоятку и раскрошил ее.
- В страхе и жук может показаться медведем,- сказал перед вечером Кыллахов.- Бояться не будем. Мы здесь хозяева.
Сергей предложил постоять всем парням ночью в дозоре. Но Ксенофонт отговорил. Во время стрельбы выяснилось, что Орлецкий близорук, и его следовало оставить с девушками в палатках. Старик на коне сам останется охранять этот берег. Сергею, Кирьке и Рому, как стемнеет, лучше всего перебраться в дощанике на противоположный берег и притаиться в кустах под скалой.
- Б-бить наповал или «языка» т-тащить?-деловито поинтересовался Кирька.
- Зачем стрелять,- спокойно ответил Ксенофонт.- Изловите ловкостью.
- П-посмотрим п-по их поведению,- храбрился Кирька.
С гор плыли на тайгу темные дымчатые облака, края их расползались и заволакивали распадки мглой. Похмурела и притихла тайга. Не увидеть теперь замаскированную в кустах палатку и за двадцать шагов. Костер развели далеко в стороне, для вида повесили на тагане ведро с водой. У костра никого, только иногда появляется Кыллахов. Он оставляет коня в кустах, подбрасывает поленья и снова садится в седло, скачет по перелеску, опоясывая полукруг вблизи стоянки.
Пес Ытыс лежит у входа в палатку, закрыв глаза, слушает непонятную ему речь. Но чутьем он понимает, что эта настороженность не случайна и не напрасно хозяин приказал лежать здесь: верно, ожидают, что появится черный мохнатый зверь - эгэ. Но ведь у Ытыса уже не те резвые лапы, и давно шатаются клыки. Единственно, на что он способен,- это умереть в схватке, дав людям несколько мгновений, чтобы навести ружье. Ытыс сможет… Что еще сможет, пес не додумал - он заснул глухо, по-стариковски…
У входа в палатку, держа ружье между колен, сидел Орлецкий. Он щурил глаза на свечку, привязанную к колышку, и прислушивался к шорохам в кустах.
- Неужели мы куклы с тобой?-обратилась Наташа к Зое.- Почему нас не взяли в дозор? - Орлецкий нас окарауливает, как овечек. Что уж мы такие трусихи? Я пойду.
- Боже мой! Ты меня хочешь свести с ума,- взмолилась Зоя.
- Тогда давайте песни петь,- предложила Наташа.
- Чтобы бандитам себя выдать? - с усмешкой спросил Орлецкий.
Томительное и долгое молчание воцарилось в палатке. Яснее доносится шелест листвы на березках, всплески волн под кручей. Лицо у Наташи грустное и задумчивое. Она думает и старается представить, чем в этот веч»ер заняты мама Шура и папа Саня. Вспомнились два портрета над кроватью, приготовленной для нее. Военный с двумя шпалами в петлицах упрямо смотрит ясными смелыми глазами. На другом портрете совсем молоденькая женщина с двумя жгутами черных кос, таких же, как у Наташи. Вопреки всем модам, Наташа сохраняет косы, чтобы походить на ту женщину.
- Хотите, я расскажу одну военную историю? - тряхнув косами, спросила Наташа.
Зоя промолчала, Вадим неопределенно пожал плечами: «Если так хочется, пожалуйста, займи время».
- Жили-были на маленькой заставе над Бугом начальник заставы Степан Прутько и его молодая жена Наталья. И была у них дочь, которую суровый командир в честь любимой жены тоже назвал Наталкой.
- Ты сбиваешься на сказовый лад,- заметила Зоя.
- Это она старика наслушалась,- сказал Орлецкий.
- Не спорю, возможно, так,- мягко согласилась Наташа и дрогнувшим голосом продолжала: - На рассвете двадцать второго июня сорок первого года на заставе взорвались первые бомбы. Хлынули фашистские танки с пехотой на броне. Завязался неравный бой.
Голос Наташи окреп.
- Трижды раненный, с простреленными легкими, командир Прутько сказал шепотом:
- Не отступать! Ни шагу назад!
Все бойцы услышали его шепот. И хотя их оставалась горстка, они удерживали заставу. Пуля пробила сердце командира Прутько. Дрогнули бойцы. Тогда его жена передала маленькую Наталку дочери комиссара заставы Шуре, а сама взяла пистолет мужа.
- За мной! - крикнула Наталья Прутько и повела бойцов в последнюю атаку…
Наташа помолчала и закончила тихо:
- Наталья Прутько и ее муж погибли и никогда не увидят свою дочь. Никогда…
- Я поняла, Наташенька,- обняв ее, сказала Зоя.- Это были твои родители?
- Папа и мама,- шепотом отозвалась Наташа.
- А кто же тогда тебе Чугуновы? - спросил Орлецкий. ^
- Боец Александр Чугунов и шестнадцатилетняя дочь комиссара Шура меня тогда спасли, а после войны отыскали в детдоме и удочерили,- ответила Наташа.- Но они всегда на дальних новостройках работают, ,и мне больше всего в интернатах приходилось жить.
«Трогательно. Но… банально»,- подытожил в уме Вадим.
Орлецкий органически не переносил, когда его сверстники хвастали особыми заслугами своих «предков». Его старики - просто хорошие инженеры. .Он, их единственный сын, не раз слышал из родительских уст, что хорошему инженеру партийность не обязательна. Это политикам для карьеры она необходима…
…Застава на Буге. Зеленые рассветные берега. Снаряды ломают синюю гладь, взметывают столбы воды… Женщина ведет бойцов в атаку… Картина за картиной рисовались в воображении Зои Савельевой. Она любила героическое, восторгалась героями войны и умела на уроках литературы зажечь юные сердца жаждой подвига. Ей верили. В ней самой угадывали будущую героиню. Такая гордая и красивая не склонит головы перед врагом.
Часто молодая учительница поднималась на клубную трибуну, когда шла речь о высокой нравственной чистоте, о стойкости характера нашей молодежи. Ею любовались парни, ей завидовали девчонки - так все прекрасно было в Зое. Она имела право требовать, чтобы все строго выполняли моральный кодекс строителя коммунизма. Не было случая, чтобы этот кодекс был ею нарушен, хотя не довелось и проверить, насколько крепка сталь в ее характере…
- Наташа,- спросила Зоя,- этот шрамик и швы на ноге у тебя, наверно, с Буга?
- Говорят, осколочные они,- нехотя пояснила Наташа.- Я, конечно, ничего не помню. Только по рассказам знаю.
- Тс-с! - шикнул Орлецкий, весь насторожившись. Девушки тоже прислушались.
С противоположного берега - донесся грохот бубна и гнусавое пение с гортанными переливами. Зоя зажала уши, чтобы не слышать этого ужасного пения. Вадим растерянно пригнул свою кудлатую рыжую голову. Наташа опрометью выскочила из палатки и кинулась сквозь черную сетку ветвей к берегу Ярхаданы.
Кирька первым услышал на скале тихий шорох, старческое покашливание и позвякивание погремушек на бубне. Но скала громоздилась слишком отвесно, чтобы добраться туда, придется пробежать метров двести по берегу до ущелья. Надо было улучить момент. Но вот на скале ударили в бубен, и загнусавил старушечий голос.
- О ч-чем это она?-прижимаясь к плечу Шатрова и скрывая страх, полюбопытствовал Кирька.
- Это она себя восхваляет,- пояснил Шатров.- Говорит, что она дочь водяного владыки Селикена, всесильная черная шаманка… Завтра в подводном царстве состоится пир. Будут приготовлены блюда из мяса парней…
- Х-хороша бабка…
- Де-буо! - звучным продолжительным возгласом откликнулся с противоположного берега Кыллахов. Он объявил старухе в стиле былинных сказов свою родословную. Он - Витязь света и добра, у его сказочного коня крылья сокола.
- Тебя, как пороза с кольцом в ноздре, ведут чужаки,- прогундосила в ответ старуха.
- Ну и солона же твоя поганая речь! - пропел с отвращением Ксенофонт и, сердито сплюнув, начал в песне доказывать, что шаманка и ее спутник нарушают закон тайги и будут за это пойманы и строго наказаны.
- Ты нарушил клятву Тучэвула,- исходя яростью, ответила Ксенофонту старуха и осыпала его градом проклятий.- Клыками горных медведей, кривыми когтями орланов, рогатиной с острым жалом проклинаю! Кости твои желтые ворон по горам разбросает!
- Залезла в свою железную шкуру! - насмешливо крикнул Кыллахов и в песне-импровизации стал доказывать, какой глупой и ненужной жизнью прозябает старуха, и на сколько было бы ей лучше жить среди людей.
В этот момент к Кыллахову подбежала Наташа. Она не понимала, что происходит, но по улыбке проводника поняла, что он не только не испытывает страха, но даже находит во всем этом что-то забавное.
- Мы тут мало-мало олонхо устроили,- сказал ей Ксенофонт с усмешкой и успокоительно добавил: - Сегодня мирно решим дело.
Кыллахов не стал терять времени на перебранку. Он запел хороводный танец «Огокай», восхваляя зелень полян и приглашая старуху, «одну из лучших таежных красавиц», в хоровод.
Видимо, давно соскучившись по родной речи, старуха забыла обо всем и запела что-то льстивым голосом.
Шатров, давясь смехом и зажав рот ладонью, перевел:
- Она говорит, печень ее наполнилась любовью к доброму витязю, пусть он скачет на своем крылатом коне к ней, его верной возлюбленной.
- Обрадовала, т-то-это!
Парни из-под скалы разглядели старуху, которая стояла, прижав ладонь к уху, и слушала искусный поэтический ответ. Рядом с ней маячила высокая фигура с ружьем в руках.
Белов, как бывалый солдат, оглядел кручу и махнул рукой, чтобы взбирались вслед за ним. Взбираться надо было безошибочно. Сорваться с такой скалы - значило разбиться насмерть.
Кирька легче всех, он полез, как муравей, и мигом оказался на краю обрыва, не решаясь высунуться. Но как доберется Сергей в своих сапожищах? Не догадался разуться…
Наташа тем временем успела вернуться в палатку.
- Идемте же! - теребила она то Зою, то Вадима. Но Орлецкий только поводил плечом: «Приказано сидеть в палатке…»
- Ну и сидите! - крикнула Наташа и вновь выскочила из палатки. Сумрачная ночь кутала деревья, реку, противоположный берег, с которого доносилось странное пение и гулкое звучание бубна. Где ребята, где проводник? Куда ей кинуться? А может, кто притаился рядом, за кустами? Она побежала к костру на береговой полянке. Костер прогорел, вода в ведерке чуть-чуть парила. Не от-давая отчета, зачем ей это нужно, Наташа сдвинула хворост, и огонь моментально вспыхнул.
- Дз-з-зи-ик! - просвистела пуля и чокнулась о стенку ведра. В пробоину хлынула вода, огонь зашипел, зашикал.
Наташа отпрянула к кустам, но остановилась, набрала побольше воздуха в легкие и изо всей силы крикнула в темноту, откуда прилетела пуля:
- Бандит!
На скале послышались голоса парней:
- Стой!
- А ну, вертайтесь!
- Н-не уйдете, д-догоним!
Но оленьи копыта уже далеко выстукивали дробь по крутой каменистой тропе. И оттуда, из темной чащи кустарника, донесся ненавидящий утробный бас:
- Ждите еще подарочек, храпаилы!
