Сперва Хачагай заметила людей на скале и кинулась было туда. Но в этот момент совсем рядом послышались балалаечные трели. Хачагай подумала, что говорящая тарелка-репродуктор заработал, но, взглянув на тропу, тут же встретилась глазами с незнакомцами.

Их оказалось трое. В середке - великан с золотистой бородой, справа шагал чернявый парень, чуть пониже ростом, а слева от бородача тащился маленький, как трехнедельный лосенок, мальчонка и, гордо выпятив подбородок, дребезжал на трехструнке.

Хачагай, конечно, решила, что самый ожидаемый гость идет в середине.

- Однако, ты Кирилл? - обратилась Хачагай к Сергею, с любопытством разглядывая его, как высокое дерево.

- К-кирилл - я,- ткнул себя пальцем в грудь Кирька и поморщился: совсем выжила из ума старуха, ежели его спутала с другим.

Хачагай сильно удивилась. Она обошла Кирьку кругом и, прищурив правый глаз, недоверчиво разглядывала его: уж сильно крошечный, как стланиковый орешек.

- Как же ты клыкастого задушил? - поинтересовалась удивленная старуха.

Еще не хватало Кирьке объяснять при всех победу над медведем 1 Пригласила бы отдельно - он бы все рассказал по порядку.

- Вг-горячах один дядька гору опрокинул,- иносказательно пояснил он.

- И оленя ты догнал? - прицепилась старуха.

- В-во всяком разе, не отстал.

Неизвестно, в какие дебри завел бы Кирьку разговор с чересчур любознательной старухой. Но тут, совсем рядом, заиграл баян. Кирька круто повернулся и увидел цепочку скачущих друг за другом светло-серых оленей. На переднем восседал смуглолицый широкоплечий мальчишка с черными озорными глазами. Он растягивал баян, наигрывая веселый марш. Поравнявшись с геологами, парнишка соскочил, не переставая играть, а рослый, украшенный лентами олень, как хорошо обученный цирковой конь, поскакал дальше.

Один за другим мчались олени, и с такой же ловкостью спрыгивали с них парни и девушки. И Катя тоже соскочила как белка.

- Парень-крошка и есть твой Кирилл? - спросила по-эвенкийски Хачагай.

- Неужели он тебе кажется маленьким? - пожимая плечами, удивилась Катя и направилась к Кирьке. Стала рядом, малость съежилась.- Гляди, на целую ладонь выше меня!

Наташа наблюдала всю эту сцену со скалы и жалела, что с отъездом Орлецкого не осталось не только кинокамеры, но даже фотоаппарата. Как было бы здорово запечатлеть все это.

Вдруг Наташе показалось, что противоположная гора сдвинулась и поползла вниз вместе с валунами и кустарниками. Лишь мгновенье спустя она поняла свою ошибку. То спускалось с горы многотысячное стадо ветвисторогих разномастных оленей. Бежали крутобокие оленюхи, к ним липли тонконогие оленята, терлись рядом подросшие, но не забывшие своих матерей пыжики и годовалые лончаки. Среди молодняка заметно выделялись породистые широкогрудые хоры - племенные самцы. Стадо катилось, толкалось, стукалось рогами, шарахалось.

Впереди ехал на пегой неказистой коняшке оленщик с ременным чаутом на плече. Почти под ногами лошади суетилась белая дворняжка и тявкала отрывисто и звонко. Олени пробегали неподалеку от палаток, но ни один не приблизился к ним: с двух сторон сопровождали стадо тунгусские лайки, почти все черной масти.

Оленщик ехал, высоко подняв голову, с лица его не сходила улыбка. Наташе почему-то его выправка показалась похожей на позу слепого.

- Большое стадо, крепкое,- похвалил Кыллахов, разглядывая живую лавину, и обратился к седой вершине: - Таких стад, однако, никогда раньше не приходилось тебе держать на своих каменных плечах, дедушка Туркулан.

Передние олени пересекли седловину и, не сбавляя скорости, направились в гору, покрывая ее склоны лоснящимися пестрыми спинами и узорчатыми кустарниками рогов. А конца стада еще не было, словно оно образовывалось из дымчатого облака, прилипшего к ледяной папахе Туркулана.

Глянув в сторону палаток, Наташа увидела среди оживленно беседующих парней и девушек высокую фигуру Сергея. Даже издали видно было, как золотилась его борода. Девушка замахала руками, призывая Сергея взобраться на скалу. Белов заметил, но вместо того, чтобы кинуться к ней, сам поманил рукой: «Спускайся сюда!» И Наташа в радостном возбуждении кинулась вниз по крутому ущелью, не боясь, что сорвется. Ей казалось, что у нее за плечами крылья. К счастью, она не поскользнулась. Навстречу ей бежали девчата из стойбища. Они сразу обхватили Наташу, расцеловали и наперебой стали знакомиться, протягивая смуглые руки и сияя черными глазами:

- Анча.

- Ирма.

- Ярхадана.

Малышка-Катя стояла рядом с Наташей и своим гордым видом подчеркивала, что они давно уже знакомы и никакие новые знакомства не поколеблют их проверенной временем дружбы.

- Мы теперь ни за что не отпустим вас,- горячилась Анча. Ее глазки-бусинки горели на скуластом коричневом лице.

- От нас можно радиограммы посылать, доложила, тряхнув короткой прической, Ирма и доверительно шепнула Наташе: - Можешь хоть любовные: наш Кена-радист никому не скажет.

- Вот хорошо! Я сейчас же отправлю,- обрадовалась Наташа. Но ей хотелось бы не только строчками радиограммы, а живыми словами поделиться с мамой Шурой. Ой, как нужна мама Шура! Странное творится в сердце у Наташи, не слушается оно, никакие умные советы не принимает. Идет над пропастью и ничего не боится. Все, все оно знает - к кому рвется, почему болит, терзается, а отвернуться не хочет. Может, мама Шура помогла бы…

- Лучше бы душ устроили для Наташи,- наставительно сказала высокая, красивая Ярхадана. Синий пиджачок и синяя узкая юбка «рюмкой» плотно облегали ее тонкую прямую фигуру. Черные чулки и черные румынские сапожки подчеркивали, что Ярхадана от моды не отстает даже здесь, среди диких камней, комарья и звериных троп. Ее взгляд веял ледниковым холодком. Наташа почувствовала, как у нее почему-то пробудилась неприязнь к девушке. За что и почему? Ведь Ярхадана не сделала ей ничего плохого, наоборот, проявила заботу. Она попыталась подавить в себе это чувство и не смогла. И вдруг поняла, в чем дело: Ярхадана напомнила ей Зою…

«Неужели Сергей пошлет ей радиограмму?»- с холодеющим сердцем подумала Наташа, и весь этот праздничный фейерверк необыкновенных событий дня неожиданно померк, как меркнут краски земли, когда солнце тонет в туче. Она плохо слушала, что говорили ей таежные девчата. Лицо ее потускнело, в глазах отразилась тоска.

- Я вижу ты, Наталья, заболела,- прощебетала Катя.- Идем к нам, бабушка Хачагай быстро вылечит.

- Для этого существует медпункт,- указав на себя, поправила Катю Ярхадана.

- Ярхадана у нас медсестра,- пояснила Ирма.

- Нет, нет, девочки, не беспокойтесь,- спохватилась Наташа.- Давайте устроим душ.

- На хвойном настое,- предложила Катя.- Разжигайте котел, а я сбегаю за стланиковыми ветками.

Сизые кусты стланика росли довольно высоко. В другой раз Катя вскочила бы на оленя, но сейчас она придумала другое.

- Эй, Кирилл, ты мне нужен!- крикнула она. Кирька сунул в руки Сергею балалайку и направился к Девчонке. Вскоре их фигуры уже маячили на склоне. Они быстро наломали веток прямо с шишками и пустились под гору. Над их головами горланили разжиревшие на орехах кедровки, чем-то похожие на базарных торговок.

«Надо тут денечка полтора заняться заготовками орехов,- подумал Кирька.- Вот и выручим Шатрова».

На самом спуске с горы Кирька спросил, краснея:

- К-катя, т-ты скучала?

Сквозь ветки кедровника в ответ прозвучал хитренький голосок:

- Даже бабушка Хачагай по тебе извелась.

- Б-бабушкам д-делать нечего, в-вот они и изводятся,- осуждающе заметил Кирька.

Жизнь в стойбище забила ключом. Вскоре началась волейбольная баталия. Поначалу оленеводы боялись ударов Сергея. И правильно боялись: его мяч невозможно было удержать, гасил он, как кувалдой бил. Но никто ему не подыгрывал. Кирьке все самому хотелось, а «мастер спорта» Наталья Прутько и здесь не показала себя. С той стороны сетки парни-прыгуны, снегирями над сеткой взлетают. Вздумал Кирька подпрыгнуть навстречу, а мяч бац по носу! Нос во все лицо расплылся, но не до пустяков. Катя перешла на сторону геологов, стала рядом с Кирькой. Шустрее горностая кидается, подхватывает мяч. А Кирька все на полсекунды опаздывает. Надоело голы считать.

- К-кончаем! - подал Кирька команду.

В шахматы та же история: лишь Сергей принес единицу, остальные проигрались в пух и прах. Зато в шашки Кыллахов преподнес урок: дал сеанс одновременной игры на пяти досках и всех победил. В состязании по прыжкам на одной ноге геологи просто опозорились. Но зато взяли реванш в игре «Кто сильнее?». От геологов впереди стоял Сергей, сзади его обхватил Кирька, за него держался Ром, последней цеплялась Наташа. Как ни упирались девчата и парни из стойбища, перетянуть им не удалось.

- Д-держись, Сергей! - приказывал Кирька.- Меня-то они не сдвинут!

Кыллахов незамеченным снова поднялся на скалу побеседовать с Василием Слобожанкиным. Он тихо рассказывал ему про стойбище под скалой, про оленьи узорчатые рога, которых больше, чем кустов на древних склонах Туркулана, про молодежь. Ведь прежде совсем угасало племя эвенков. Приятно видеть умные смелые глаза молодых, сильные руки парней, стройных смуглолицых девушек.

- Не надо, Василий, жалеть, что старые просеки и тропы заросли, эти парни и девушки прорубят новые!..

Катя тихонечко взяла Кирьку за руку. Они побежали в палатку Туркулановых. За ними поковыляла недовольная Хачагай: не дали дослушать всех новостей. Усадив парня на олений клетчатый коврик, Катя куда-то скрылась. Гость с уважением оглядел выставку вышивок меховой одежды и обуви. В углу заметил наметанную, но не прошитую подметку торбоза с торчавшей в ней толстой «цыганской» иглой. Сапожничать для Кирьки что песенку на балалайке наигрывать. Трень-брень рукой, игла, как молния, только сверкает! Зашла старуха, пригляделась - ловко шьет, будто у нее учился. Морщинки у Хачагай растеклись по лицу, как солнечные лучики. Но, не умея говорить по-русски, она лишь причмокивала губами, щелкала языком и похвально кивала седенькой головой.

Вбежала Катя с огромной, как таз, сковородкой. Посередке кусок мяса жиром пенится, а вокруг картошка парит. А еще Катя подсунула гостю чашку с редиской. У Кирьки глаза полезли на лоб. Если б Катя преподнесла ему на сковородке голову льва, он не удивился бы так: в тайге всякое может случиться. Но редиска?!

- Вот это ч-чудо! - восхитился Кирька.

Хачагай, возбужденно жестикулируя, что-то говорила по-эвенкийски, а Катя весело поддакивала ей.

- Бабушка тебя хвалит,- перевела Катя.- За твое старание она тебя наградила лучшей кличкой: Этерген - Муравей.

Кирька от неудовольствия покраснел:

- П-придумайте что-нибудь п-покрупнее!

Ел, ел Кирька - не лезет больше, а Катя опять упрашивает, и Хачагай гладит его по голове, приглашает доесть. Знал бы он, так поберег бы один уголок пуза за общим столом. Тут нельзя дать отказ: первый раз в гостях, еще подумают: «Ест, как цыпленок, и в работе, поди, такой же». Что ж, придется доказывать обратное.

Кусок мяса только сверху поджарился, а внутри с су-кровинкой. Как заправский таежник, гость берет кусок в рот, отрезает у самой губы и жует. Чует, что чуть не живого оленя жует, а виду не показывает, чтобы не обидеть знаменитую стряпуху - Катю. «Ск-корей бы к-конча-лось»,- молит в душе Кирька, а на живот хоть обручи накладывай, чтоб клепки не разошлись.

- Я расхвалила твой громкий смех,- сказала Катя.- Ты похохочи.

- П-пожалуйста,- как заводная игрушка, согласился Кирька и захохотал что было силы.

- Ай, шайтан! - заткнула уши Хачагай.- Так надрываться не умеет даже ночной филин.- И, удивленно оглядев паренька, с восхищением произнесла: - Беда, какой ты отчаянный да красивый, Кирилл!