Липунцов торжествовал. Он наблюдал с горы, как за дальним перевалом бушевало пламя пожара, устроенного им вблизи оленьего стада. О, как он будет доволен, если олени поджарятся в пекле пожара! Но это только начало. Он уничтожит участников экспедиции, а вместе с ними Баклана и Варвару…

У взмыленного коня, ставшего из гнедого карим, дрожали ноги. Седок загонял его по горам и распадкам. И опять пинал под бока, хлестал плеткой.

Липунцов пересекал долину в том месте, где сливались речки. Через небольшие промежутки он сыпал на сухой ягель кучу пороха, подкладывал бикфордов шнур, зажигал его и мчался дальше. Километров на пятнадцать охватил он круг, усыпав землю порохом и разбросав зажженные шнуры. Порывистый низовой ветер был ему очень кстати. Скоро вспыхнут костры и заклокочет яростный прожорливый огонь, закутает все вокруг багрово-дымным покрывалом. Не выскочат ни люди, ни звери.

Липунцову теперь не нужны помощники. Сейчас одна забота - унести отсюда ноги, выбраться через тысячеверстные горы к железной дороге, а там он знает, что ему, делать. Он сохранит тайну этих речек, устланных по дну самородным золотом. Тридцать лет назад он закопал вон там, под скалой, инженера Волкова, до этого выспросив всю его родословную. С его дипломом и паспортом он пожил всласть. И сейчас не пропадет…

- Но, но! - торопил Липунцов сиплым тенорком гнедого, озираясь по сторонам и кому-то невидимому подмаргивая. В последний раз он чиркнул спичку и бросил в сухой ягель. Огонь, шипя и извиваясь, красной змеей пополз навстречу другому огню. Липунцов выпрямился в седле.

- Ну что ж, гори, земля! Пошла ты к черту на золу!