ПРЕДТЕЧА РАСКОЛЬНИКОВА

В начале XIX века в Европе господствовали романтические настроения. Соблазнительная теория сильной личности, поддержанная примером Наполеона, завладела умами тогдашней интеллектуальной элиты. Не осталось в стороне и среднее сословие. Многие буржуа, едва нацепив на фрак трехцветную бутоньерку, тут же начинали воображать себя демоническими героями. Для большинства все это кончалось протиранием локтей на государственной службе, вербовкой в армию или, в лучшем случае, покупкой москательной лавки. Но изредка (один на миллион) находился человек, решавший проверить теорию на практике. Таким был Пьер Франсуа Ласснер (1800-1836), французский предтеча Раскольникова. Современники назвали его убийцей по призванию.

Родился Ласснер в городке Франшвилль близ Лиона. Существует легенда, что однажды в детстве, когда он гулял с отцом по Лиону, прозорливый папочка показал ему одну из главных достопримечательностей славного города — гильотину на площади — и полушутливо предрек: «Смотри, сынок, внимательней — на такой штуковине ты окончишь свои дни».

Ситуация в семье Ласснеров заставляет в очередной раз вспомнить Фрейда. Пьер был «третьим лишним» — родители хотели только двух детей, но английских капюшонов (как называли во Франции презервативы) катастрофически не хватало. В итоге — нелюбовь родителей, вечные ссоры и наказания. Спустя некоторое время родители пристроили Пьера на сторону. Францию сотрясали военные и политические бури, Наполеон боролся с Англией, Австрией, Россией, оппозицией, а Пьер Франсуа учился грамматике и счету в различных учебных заведениях. Учился порой не без успеха, ибо имел живой ум. Однако его ненавидели воспитатели, потому что мальчик всегда шел против течения, нарушая правила. Он делал это не как другие мальчики — случайно или украдкой, а нарочно, с вызовом. Еще школьником он восстал против общественной морали, в которой видел только лицемерие и ханжество. Идефикс Ласснера стало желание насолить обществу. Каким образом? Стать преступником, и лучше всего — убийцей!

Неизвестно, когда точно пришел Ласснер к этой мысли, но торопиться он не стал.

Получив путевку в жизнь, он решил основательно овладеть профессией преступника. Сначала Ласснер берет карету напрокат и не возвращает. Карету находят, но у владельца нет претензий к вору. Ласснер потрясен. Более того, он негодует. Что это за общество, которое оставляет преступление без наказания, когда преступник известен — вот он, только протяни руку и возьми его за шиворот! Бедняга Ласснер «качает права», требуя наказания. И добивается. Год тюрьмы.

Тюрьма Ласснера горько разочаровала. Он ожидал пройти там университет настоящей жизни, познакомиться с большими мастерами жанра, у которых можно научиться секретам криминального искусства... Увы, вместо художников он встречает лишь жалких ремесленников. Предел их мечтаний такой же, как у мелкого буржуа: наворовать столько, чтобы хватило на покупку своей лавки или процентных бумаг. А некоторым не хватает воображения и на это.

Пьер Ласснер, «убийца-романтик»

Итак, Пьер Ласснер разочарован. Однако нет худа без добра. Он еще раз убеждается в собственной исключительности. Он, именно он призван показать миру, что такое настоящий преступник, убийца без страха и упрека.

Решено — сделано. Ласснер становится убийцей. Он лишает людей жизни, торопясь, словно опаздывает на поезд. Он воображает себя великим и безжалостным. На его руках — кровь многих жертв... Правда, потом, во время следствия, выяснилось, что большую часть своих преступлений Ласснер... нафантазировал. И все же два убийства были действительно подтверждены.

Ласснер почувствовал себя оскорбленным тем, что следователи не поверили ему на слово. Насквозь закомплексованный, пропитанный манией величия, он умел внушить к себе если не страх, то, во всяком случае, уважение. Судьи удовлетворили его желание, приговорив к смертной казни.

Оставшееся до исполнения приговора время Ласснер провел не в безделье. У себя в камере он устроил... литературный салон. Убийца не чурался изящных искусств и даже пописывал стихи. К нему в тюрьму приходили поэты, писатели, художники и т. д. Тогдашняя художественная богема просто влюбилась в Ласснера, видя в его поступках символ идеального самопожертвования.

Ласснер почувствовал призвание к убийствам — и стал убийцей, рассуждали его поклонники. Убийцей не ради денег, не ради крови, а ради самореализации. Убийцей, который не избегает наказания, а напротив, жаждет его. В глазах людей, зараженных романтизмом действия, идеями «бури и натиска», это было высшей доблестью. Они считали, что Ласснер выше писателей и художников, ибо из самой своей жизни сделал произведение искусства.

8 января 1836 года Ласснер спокойно и даже весело поднялся по ступеням гильотины. Но печать исключительности, очевидно, до сих пор лежала на нем, ибо, когда его привязали к доске, повернули в горизонтальное положение и палач нажал кнопку, нож гильотины, перекосившись, застрял в пазах. Ласснер в нетерпении вывернул голову, чтобы узнать, почему произошла задержка, и в этот момент сверкающее косое лезвие высвободилось и рухнуло наконец вниз.

 

ПРЕПОДОБНЫЙ УБИЙЦА

В ноябре 1978 года американский конгрессмен Билл Райен отбыл в Гайану (Южная Америка) вместе с группой журналистов и кинооператоров. Он получил сведения о том, что тысячи граждан Америки эксплуатируются в поселке Джонстаун, созданном фанатичным лидером религиозной секты Джимом Джонсом.

Джеймс Уэйн Джонс родился в 1931 году в Линне (штат Индиана). Он был единственным сыном скаредного тупого расиста — так описывал Джонс отца. Свое харизматическое призвание Джим ощутил, будучи еще тинейджером. Первую мессу будущий проповедник провел в возрасте 12 лет, она была предназначена детской аудитории и сопровождала погребение домашних животных.

Женившись в 16 лет, Джонс стал методистским проповедником со своим приходом в одной из церквей Индианаполиса. Правда, вскоре приход у него отобрали из-за того, что он стал собирать в церкви слишком много цветных и бедных. Поэтому в возрасте 22 лет Джонс объявил себя социалистом и организовал собственную общественную церковь.

Возглавляя одну из первых многонациональных церквей США, Джим Джонс получил репутацию человека, заботящегося о положении цветных меньшинств. Он и его жена усыновляли негритянских и корейских детей. Но за либеральными миссионерскими идеями уже тогда проглядывали намеки на сумасшествие. Джонс слишком много говорил о грядущем конце света, развивая тему апокалипсиса.

В 1962 году Джонс покинул свою церковь в Индианаполисе и переехал в Бразилию, прочитав где-то о том, что в случае атомной войны это будет самое безопасное место на земле.

Джеймс Уэйн Джонс был на вершине славы

Через два года он вернулся и организовал миграцию сотен своих последователей в Калифорнию, сначала заставив их отдать все мирские ценности своей церкви. Приверженцы Джонса построили новый храм и создали отрешенное от мира общество в долине Рэдвуд, которая также считалась безопасным местом в случае атомной войны.

Из долины Рэдвуд храм Джонса распространил свое учение на Сан-Франциско и Лос-Анджелес.

Постепенно преподобный Джим Джонс создал культ своей личности. Его известность росла, и число членов новой церкви увеличилось до 20 тысяч. Джонс устраивал бесплатные столовые и центры отдыха, уделяя особое внимание национальным меньшинствам.

Веря в то, что цель оправдывает средства, он организовывал сцены выздоровления в духе настоящих эстрадных шоу, утверждал, что он — новое воплощение Иисуса Христа. Используя классическую технику «промывания мозгов», Джонс привязывал к себе своих учеников так, что они добровольно отдавали ему не только свое имущество, но и волю.

По отношению к прессе и общественности Джонс выступал как великолепный демагог, особенно упирая на то, что он чуть ли не единственный в Америке заботится о бедных и цветных.

— Я кое-что должен своим прихожанам, а именно: я должен быть хорошим пастором, и я таковым являюсь, — говорил он репортерам. — Если вы хотите пойти и спросить у них о проведении в жизнь общественных акций в адрес некоторых слоев общества, спросите меня. Я отвечу на ваши вопросы прямо с кафедры, где я стою.

Службы Джонса проводились в сопровождении пения церковных гимнов и групповых танцев. На них нередко приглашались почетные гости — например, известная в те времена как борец за права национальных меньшинств Анджела Дэвис.

Увеличение числа прихожан придало Джонсу политический вес. С ним стали заигрывать представители партий. Ведь Джонс мог приказать своим прихожанам голосовать за того или иного политика.

Местные политики оценили возможности пастора влиять на электорат, и с их подачи Джонса сделали членом городского комитета по строительству. Но политикам была совершенно неизвестна другая сторона деятельности Джонса.

Всеведущие журналисты стали обвинять пастора в том, что он правит храмом, как частной империей, где рядом с проповедями существуют причудливые сексуальные действия и дикие наказания. Возникли подозрения и в финансовых нарушениях. Члены общества должны были передавать все свои средства храму; их деньги будто бы переводились в банки Швейцарии и Панамы. Городской администрацией был даже назначен чиновник для финансового расследования и поисков таинственных счетов. Говорили, что на них лежат миллионы долларов.

Между тем Джонс все больше впадал в паранойю, и случаи бегства из его храма стали множиться. Тем не менее политическое влияние Джонса по-прежнему помогало ему стоять во главе доходного и процветающего дела. Под его опеку были отданы более сотни детей.

Так могло бы продолжаться и дальше, но под нажимом прессы, обвинявшей его в аморальных действиях, Джонс был вынужден покинуть Сан-Франциско. В течение трех лет он строил

поселок в Гайане — небольшом государстве на северо-востоке Южной Америки. В 1977 году он перевез туда почти тысячу своих верных последователей.

Попав в Гайану, они были расселены и в принудительном порядке работали на плантациях от рассвета до заката за минимальную плату. Им приходилось слушать ежедневные проповеди Джонса, который хотел, чтобы они считали его отцом, а также переносить унизительные наказания. Местным политикам, открыто поддерживавшим Джонса, об этом якобы ничего не было известно.

— Для меня Джонстаун — это коммуна, в которой молодые, пожилые и люди среднего возраста различных рас живут вместе очень гармонично, — говорил один из них в интервью американскому телевидению. — Здесь нет разрыва между поколениями, нет деления на мужские и женские обязанности. У них есть станки, оборудование, слесарные и столярные мастерские. Все делают общую работу, нет элиты, поэтому я бы сказал, что там все принадлежит обитателям коммуны.

Вскоре, однако, бывшие члены коммуны поведали об оборотной стороне медали. Они утверждали, что многое в коммуне строится на принуждении и страхе перед наказанием. Женщина, покинувшая коммуну, рассказывала:

— Дети очень боятся наказания, которое они называют «большая нога». Если кто-то из детей провинится, его посылают посмотреть на «большую ногу». Поздно вечером ребенка ведут в лес, где находится коттедж Джонса и водоем с питьевой водой. Там его поджидают два человека, которые плавают в воде, но так, что их не видно. Ребенка бросают в водоем, и эти люди начинают тянуть его за ноги на дно. Он захлебывается, барахтается, кричит: «Я больше не буду, отец! Больше не буду, прости меня, отец!» Он кричит так до изнеможения. И тогда, как следует напугав ребенка, они посылают его обратно.

Другой человек свидетельствовал:

— Я сам видел, как моя дочь получила 75 ударов. Я видел, как порют детей, как суют им в рот микрофон, и когда они кричат, то по соседству все с ума сходят от этих криков. Здесь пытают электрошоком. Конечно, постороннему очень тяжело поверить в эти рассказы.

У одной из свидетельниц репортеры спросили, добровольно ли работали члены коммуны?

— Добровольно, — ответила она, — потому что знали, что, если они не будут работать, их изобьют.

Появились также свежие обвинения в обмане и присвоении денежных средств руководством коммуны.

Когда вал обвинений достиг апогея, представители местной администрации заявили:

— Мы обеспокоены тем, что здесь происходит. Трудно отказать в помощи людям, которые живут здесь. Невозможно понять, как может происходить избиение людей.

Жена Джонса держала стойкую оборону против растущих обвинений в том, что почти все последователи ее мужа удерживаются в коммуне против их воли.

Жена Джонса соглашалась со всем, что он проповедовал

— Я знаю Джима Джонса как человека гуманного, знаю его уже 29 лет. Я родилась в белой семье среднего класса, я профессионал и работала в государственном медицинском управлении в Калифорнии. Финансово я никогда не зависела от мужа и не приехала бы сюда, если бы полностью не доверяла ему как человеку; я не слепой его последователь.

Она пыталась объяснить дезертирство из коммуны и обвинения в адрес Джонса следующим образом:

— Я не могу объяснить, почему они такое рассказывают. Думаю, что из-за того, что эти люди попадают в особое место, где требуется жертвенность. Это то, что нужно для жизни в общине Джонса. Если они решили, что не могут жить жертвенной жизнью, это происходит не потому, что Джонс диктует им что-то как начальник, — он прежде всего пытается пробудить их к деятельности не для кого-то, а для самих себя. Ведь они приехали в такое место, где должны сделать выбор и пожертвовать чем- то. Когда они не желают этого, тогда и происходят всякие нарушения.

Но беспокойство нарастало.

Тот же человек, который говорил об истязании его дочери, добавил:

— А еще она рассказала мне о подготовке в Джонстауне к массовому самоубийству; рассказала, как Джим Джонс собрал всех и приказал выпить какой-то коричневый напиток, а потом сказал, что это смертельный яд, который подействует через час или позже. «Теперь пусть каждый из вас встанет и скажет, счастлив ли он, умирая за славу социализма», — заявил он членам коммуны. Дочь сказала мне, что хотела умереть. Она надеялась, что это правда, но через час или два Джим Джонс сказал, что это была проверка и он рад видеть, как держались люди. Все это время члены коммуны стояли шеренгой, окруженные молодыми парнями и девушками, которые были вооружены. У них было 200 или 300 единиц оружия, и они патрулировали лагерь днем и ночью. Джим Джонс публично заявил, что пусть лучше никто не пытается бежать отсюда, иначе его пристрелят.

Адвокат Джонса высказался по этому поводу категорически:

— Вокруг Джонстауна и в нем самом нет никаких охранников. И оружия в Джонстауне тоже нет. Если вы туда приедете, то убедитесь, что это правда.

Наконец конгрессмен Райен решил принять приглашение. Он вылетел в Гайану с группой репортеров, операторов и четырьмя обеспокоенными родственниками членов коммуны. В Вашингтоне сенатский Комитет по иностранным делам придал этой миссии официальный статус.

По прибытии в Джонстаун конгрессмен получил петицию от последователей Джонса, в которой его деликатно просили убираться прочь.

— Мы ведем расследование о состоянии здоровья и благополучии граждан Америки, находящихся здесь, — заявил Райен журналистам по прилету.

Конгрессмен также описал, как безразлично реагировало правительство Гайаны на просьбу о помощи.

— Там было такое к нам отношение, будто все дело в нас и в посольстве США. Нам сказали: «Вы здесь, вам позволили приехать, и мы вам рады, а теперь вы должны сами решать эту проблему».

После этого конгрессмен обратился за помощью в посольство США. Посол посоветовал конгрессмену связаться с Джонсом напрямую. Не дожидаясь согласия Джонса, группа Райена приземлилась на аэродроме в Порт Кайтума, недалеко от Джонстауна. Джонс вынужден был принять ее, или же он рисковал быть оставленным без кредитов США. Поскольку полномочия Райена были подтверждены местными чиновниками, конгрессмена и журналистов встретили представители администрации храма. Их препроводили в Джонстаун — место, которое его основатель называл «земным раем».

Здесь перед приезжими предстало замечательное зрелище: добротные жилые постройки, прекрасный детсад, концерт с выступлением счастливых танцоров...

— Вы счастливы здесь? — спросили журналисты одну из обитательниц коммуны, выбранную наугад.

— Да, я очень счастлива. Не знаю, как убедить вас в этом. Я несколько часов разговаривала со своим братом, уговаривая его приехать и побыть здесь неделю, две или сколько он захочет, чтобы он посмотрел, чем мы здесь занимаемся, и разделил нашу радость. Я была бы счастлива видеть его в коммуне. А он просил меня приехать на неделю в США и убедить всю семью, что меня здесь не держат насильно. Но я не планирую возвращаться и убеждать кого-то в том, что я здесь счастлива.

Журналистам из группы Райена постоянно давали интервью члены коммуны, которые отрицали, что их держат здесь против своей воли.

Сначала казалось, что Райен согласился со всем, что ему здесь показали и рассказали.

Его речь на общем собрании коммуны сняла напряжение.

— Те два разговора, которые состоялись у меня с членами вашей коммуны, подтвердили, что есть люди, считающие свою жизнь здесь как самое лучшее, что было в их судьбе, — сказал конгрессмен.

Но через несколько часов Райен его группа почувствовали, что Джим Джонс разыграл перед ними спектакль. На следующее утро декорации развалились. Джонс резко отреагировал, когда конгрессмен показал ему записку от члена коммуны, который просил, чтобы ему помогли выбраться отсюда.

— Да, но тот, о ком вы говорите, хочет оставить здесь своего сына, — возразил Джонс. — Если Джонстаун такое плохое место, зачем он хочет оставить его? Я повторяю: этот человек хочет оставить здесь сына! Люди играют в игры, они лгут. Что же я могу поделать с лгунами! Кто-то хочет уехать? Пожалуйста, пусть уезжает, мы ни на кого не обидимся. Но никто не хочет уезжать, у нас нет с этим проблем. Наоборот, к нам все время прибывают люди. Я не знаю, в какие игры играют люди, которые пишут вам записки. Некоторые из них просто любят вылезать на публику.

Джонс раздраженно сказал, что ему наплевать, как доложит группа в конгрессе США о своем визите. Но попрощался с Райе- ном он совершенно спокойно. А затем что-то сказал на ухо своему телохранителю.

Здесь, на небольшом аэродроме Порт-Кайтум, ближайшем к Джонстауну, прозвучали смертельные выстрелы

Когда группа прибыла в аэропорт, к Райену приблизился человек с ножом и попытался его убить. Конгрессмен так описал эту атаку: «Он говорил, что задушит меня, что зарежет, убьет, а потом что-то говорил о фильме».

К группе Райена присоединились 30 членов коммуны, желавшие уехать. Все они стояли у самолета, ожидая посадки. Конгрессмен подошел к пилоту, чтобы поздороваться. В это время к полевому аэродрому подъехал трактор с повозкой. Прятавшиеся там люди открыли огонь из огнестрельного оружия. Райен, два репортера и оператор NBC были убиты на месте; несколько других журналистов и членов коммуны получили ранения.

Тем временем в Джонстауне Джим Джонс собрал своих приверженцев. Он сообщил им, что конгрессмен Райен убит и, чтобы избежать неизбежного мщения, они должны убить себя сами. Его охранники приготовили две 50-галлонные бочки с лимонадом, смешанным с цианидом. Матери дали эту микстуру своим детям, прежде чем взрослых построили в шеренги для приема яда.

Члены коммуны пили отравленный лимонад и падали замертво. Наконец остались только Джонс и одна из медсестер. Они застрелили себя из пистолета. Всего погибли 913 человек.

США направили самолет и военный персонал, чтобы вывезти тела умерших. Первые цифры о количестве жертв пришлось пересмотреть, поскольку были найдены трупы, закопанные в землю. В США отправили почти тысячу гробов.

Матери дали эту смесь своим детям, а взрослые приняли яд сами. Паспорта —это все, что осталось от людей Джонстауна. Одна из бочек с лимонадом, в который был подмешан цианид

Похороны жертв проповедника-маньяка состоялись во многих штатах. В Окленде 251 тело было захоронено в одной братской могиле.

Только несколько членов коммуны остались в живых. Двое из них из-за тяжелой болезни не пошли на общее собрание, другим двоим удалось сбежать в джунгли. Но остальные приверженцы Джонса беспрекословно приняли смерть, повинуясь приказу вождя.

Одно из самых массовых самоубийств в мире

— Джим Джонс постоянно говорил, что мы должны это сделать, должны умереть, умереть достойно, — рассказывал уцелевший член коммуны, — Чтобы дети не плакали, родители успокаивали их. Джонс не разрешил говорить детям правду — о том, что они умрут. Он говорил, что это безболезненно.

Джим Джонс создал общество куда более тоталитарное, чем СССР в период Сталина или Камбоджа в период Пол Пота. Менее трех процентов членов коммуны захотели покинуть Джонстаун, остальные готовы были умереть, но остаться с вождем до конца.

Только один человек — Ларри Лейтен — предстал перед судом за участие в убийстве группы конгрессмена Райена. Однако присяжные сочли его невиновным.