29.06.3006
В этот день у нас должно было быть первое занятие по строевой подготовке. Я несколько раз пытался представить себе, как такая разношерстная компания, как наша, сможет ходить строем, но ничего не получалось. По этой причине я прибыл на это занятие одним из первых, хотя формально имел право его тоже не посещать. Очень хотелось посмотреть, что получится из того, что придумало наше начальство.
Инопланетники вообще не очень хорошо понимают идею хождения строем. На их взгляд, ходить толпой гораздо удобнее. Даже Суэви, которые имеет понятие о полетах строем и о перестроениях в воздухе, как-то спросил меня, почему земляне так любят строиться? Я был настроен игриво и ответил, что исключительно для того, чтобы подчиненные не забывали внешний вид командира, главное — это стоять прямо и делать глупое лицо.
— Почему глупое? — удивился отиравшийся рядом Фиу, — наверно, ты хотел сказать "умное"?
— Нет, глупое и бодрое. Бодрое для того, чтобы показать готовность к действиям, а глупое — для того, чтобы излишним размышлением своё начальство не смущать.
Фиу не поверил, пошел спрашивать у космопсихологов. На его (и моё) счастье в кабинете у космопсихологов присутствовал один из офицеров косморазведки, который с самым серьёзным видом подтвердил Фиу эту древнюю солдатскую мудрость.
Чуть позже я слышал, как Фиу жаловался Суэви:
— Эти земляне, — говорил Фиу, — такой противоречивый народ. Говорят, что собрали нас, чтобы учить мудрости, а сами советуют изображать дурачков.
— Да, ты прав, — посочувствовал ему Суэви, — это невозможно понять, это можно только запомнить.
Вести занятие вызвался наш командир потока, и это было ещё одной причиной, по которой на нём стоило присутствовать. Говорили, что командир Вилли отправлен сюда за какую-то мелкую провинность. Скорее всего, так оно и было. Он раздавал выговоры и наряды, нисколько не интересуясь тем, насколько правильно понимают его приказы инопланетники. Из-за этого постоянно случались всякие казусы.
Взять хотя бы историю про то, как он сказал белке — летяге, что за опоздание на построение его ждет наряд вне очереди в техническом ангаре. Бедняга честно пришел в ангар и стал трясти из техников новый наряд. У тех ещё хватило ума спросить: "Какой наряд?", а он им честно описал такой наряд, какой хотел бы получить: с кружевами, рюшечками и вышивкой. Техники на час оказались выведены из строя, валялись, держась за животики, а затем пошутили в свою очередь. Сделали ему из чехлов какую-то накидку, подшили к ней изоляцию от проводов и внушили, что именно так теперь выглядит самый модный мундир курсанта. В этой накидке летяга, весьма довольный собой, и пришел на следующее построение, ко всеобщему восторгу.
— Слышал новость? — спросил меня подтянувшийся одним из последних Птитр, — Бабус сколотил себе банду из четверых таких же дурачков, и теперь они развлекаются тем, что из-за угла кидаются камнями и убегают.
— Всё-таки придется познакомиться с ним поближе, — мрачно проговорил я. До сих пор Бабусу удавалось ускользать от хорошего разговора "по душам". Но тут, на открытом пространстве, у нас был хороший шанс его наконец-то нагнать.
Собрались последние курсанты, и мы построились. Теперь мы умели строиться. Ух, как красиво мы стояли! На правом фланге самые высокие курсанты, вместе со стоунсенсом на тележке. Некоторые из них высотой под три метра. На левом фланге наши малыши. Некоторые из них не достают мне и до колена. Разница, как я подсчитал однажды, в семь раз.
Пришел наш "дорогой Вилли", командир потока, скомандовал "смирно". Ничего не изменилось — в скафандрах не очень-то распрямишься, да и большинство курсантов давно сообразили, что никому не видно, что ты делаешь под скафандром, хоть рожи корчи.
— Сегодня мы начинаем занятия по строевой подготовке. — начал командир, а затем без каких-либо дополнительных объяснений продолжил: — Первое упражнение, поворот направо, по команде "напра-во!" отставляете носок правой ноги, приставляете левую. Всё понятно? Напра-ву!
Ох, зря он так резко начинает. Надо было бы объяснить, зачем вообще нужен строевой шаг, да и как поворачивать тем, у кого четыре ноги, шесть ног или кто ездит на колесах, как стоунсенс. Но направо мы кое-как повернулись, даже стоунсенс сдал задом, а затем повернул, благо он стоял в последней шеренге.
Не замечая ничего происходящего, Смит перешел к объяснению правил строевого шага, а затем скомандовал: "Шагом марш!". И мы пошли. Первые ряды высоких курсантов с их широким шагом сразу оказались далеко впереди. Малыши оказались далеко позади, да ещё и сбили строй, поскольку одни из них пытались идти в ногу, а другие просто побежали за первыми рядами. Cтоунсенс не смог сразу сняться с места, а затем поехал змейкой, старательно объезжая тех, кто отстал. Позади всех, тяжело переваливаясь с боку на бок под тяжестью контейнера для крыльев, хромал Суви.
Командир наконец соизволил обратить свой взгляд на реальность и разразился невнятными ругательствами. Большинство курсантов восприняли их как команду остановиться. Фиу, который в результате общения со мной несколько лучше понимал человеческую речь вообще и бытовые ругательства в частности, кое-что смог понять.
— Сударь командир, — сказал Фиу, выходя вперед, — вы заявили, что мы неумные существа и ни на что не годимся. Если Вы намеренно хотите нас оскорбить, то я вызываю вас на бой в любое время и любым угодным Вам оружием. Если Вы случайно оговорились, то я прошу Вас извиниться.
Командир совершил несколько нечетких движений головой (судя по всему, хватал ртом воздух), а затем сказал, что это он по привычке и никого не имел в виду. Фиу помахал шляпой с поклоном, сказал: "Всегда к вашим услугам, сударь", и отправился на место. Тут нелегкая принесла Суйу, любимое животное дочки командира арнсаульской миссии, веселунью и всеобщую любимицу. Эта собака (по аналогии с земными животными я называю её собакой) снискала всеобщую любовь за дружелюбный нрав, игривость и умение исполнять команды "смирно", "отдать честь", "голос" и "считай".
Скафандр Суйу был истинным произведением искусства. Обалдевшие от безделья земные техники в тот период, когда они уже переделали все скафандры для курсантов, а детали кораблей ещё не поступили, изваяли это чудо техники. С этим скафандром Суйу могла (или мог?) ходить везде, где хотела, кроме тех основных корпусов базы, которые предназначались для землян. По этой причине все курсанты её знали очень хорошо, а земное начальство о ней не ведало. При появлении собаки большинство курсантов, предвкушая потеху, захихикали.
— Курсант, — заорал на неё Смит, — почему опаздываем? Смирно! Наряд вне очереди!
(Надо заметить, что никакой очереди в наряды у нас не было, сказанное было земной привычкой).
Суйу честно исполнила "смирно", вытянулась вверх и помахала хвостами, обоими сразу. Народ начал подхихикивать.
— Вот образец стойки смирно! — возгласил командир, — И спина прямая, и взгляд на начальство. Ваше имя, курсант?
Суйу молчала.
— У вас есть голос, курсант? Отдать честь офицеру!
Суйу, услышав знакомые команды, приложила лапу к голове и залаяла. Инопланетный народ ржал, всякий на свой лад, кто синел, кто трясся, а кто и верещал.
— Как вам не стыдно, он же ничего не знает о…, — попытался исправить ситуацию Фиу, но его слова остались незамеченными в общем шуме. В следующую секунду на сцене появилось ещё одно действующее лицо. Из-за угла барака вышла хозяйка собаки, дочь командира арнсаульской миссии.
— Суйу, вот ты где, ко мне, милая собачка! — закричала она, как назло, на всеобщем.
Суйу повернулась и кинулась к ней со всех ног. Рота тряслась. Смит обвел нас всех тяжелым взглядом, выругался и отправился восвояси. Я понял, что пора спасать ситуацию.
— Рота, слушай моя команду, — заорал я, выходя перед строем, — господин командир поручил мне провести занятие.
Далее я кратко объяснил, что строевой шаг нужен для того, чтобы большие массы людей не подавили друг друга и сохраняли управляемость даже в напряженных условиях. Потом я разбил их на отдельные взвода по росту и числу конечностей, и дело пошло. Суэви, стоунсенсу и змееподобным я просто велел стоять в стороне и не мешаться. Суэви обрадовался, а стоунсенс обиделся. Прислал мне текстовой строкой сообщение, что "всем весело и их учить — да, а ему одиноко и его ничему не учить — нет". Пришлось его успокаивать и пообещать ему, что он будет участвовать в параде колесной бронетехники. Змееподобные (их у нас трое) поначалу послушались.
По ходу дела выяснилось, что многие курсанты оказались неспособны даже к такому простому действию, как шагать в ногу. Понимание того, что надо шагать одновременно, они ещё как-то смогли освоить, а вот скоординировать свои руки — ноги с ногами идущего впереди товарища они не могли никак. Впрочем, я был к этому готов. Не все земляне это могут, мне ребята из пехоты рассказывали, что всякие пастухи с гор тоже не способны освоить строевой шаг. Мозгов не хватает. Таких "особо способных" я выделил в отдельную команду, и они бодро топали отдельно, с силой стуча ногами по плацу. Не в ногу, зато громко и весело. Главное, чтобы равнение в рядах держали. Может, к концу академии научатся. Змееподобные решили не пропускать потеху и самостоятельно присоединились к этому взводу. Я не возражал.
Минут через сорок, когда на плацу уже вышагивало несколько аккуратных прямоугольников, появился командир базы в сопровождении пары ребят из реаниматорской команды. Реаниматоры тащили под руки Смита. Я парадным шагом подошел к комбазы и доложился о "проведении занятия по строевому шагу по поручению командира потока".
— Ну, господин полковник. Очень неплохо, очень неплохо. Откуда такой пессимизм? У вас очень неплохо получается. Я видел земных курсантов, которые осваивали строевой шаг медленнее, чем ваши. Может, заберёте ваше заявление об уходе?
Смит сделал попытку встать вертикально, посмотрел на инопланетников, вздрогнул и сказал: "Не могу больше…" Его голос и походка выдавали сильную степень опьянения. Комбазы со всей компанией отбыли, а я объявил окончание занятия.
Один из малорослых курсантов, проходя мимо Фиу, сильно задел его плечом, а шедший сзади Бабус толкнул его так, чтобы он упал. Фиу ушел от толчка полуповоротом с приседом. Малорослый, Бабус и ещё пара курсантов столпились сбоку от Фиу и начали потешаться над ним.
— Ну, всё, кусок мерзости, я всё видел. Сейчас твои пакости закончатся, — сказал я Бабусу.
— Ты говоришь как командующий или как простой человек? — нагло уставившись на меня, ответил он.
— Занятие закончилось. Я говорю как простой человек, и это даёт мне дополнительные возможности, — сказал я, отвешивая мерзавцу хорошую затрещину, — ты что же это, решил, что это очень весело, издеваться над другими людьми?
— Он мой, — сказал Фиу.
— Конечно, издеваться над другими очень весело. А как же иначе? Я ношу опахало над великим Бабу, и он может пинать меня и заставлять делать то, что хочет. Поэтому меня зовут Бабус. Великий Бабу носит опахало над великолепным Ба, и тот отдает ему приказы и пинает за их медленное исполнение. Бабусум, Бабусур и Бабусон носят опахало надо мной, делают, что я скажу, и я пинаю их и дергаю, когда хочу. Что за мир, в котором неизвестно, кто кого пинает? У вас, у землян, несовершенный мир, никто никого не пинает, не понять, кто главный. Я издеваюсь над тобой, ты не отвечаешь. Значит, ты будешь носить опахало надо мной, и если будешь выполнять мои капризы быстро, я буду тебя не очень сильно наказывать. Я буду звать тебя Бабусволд.
Признаться честно, он меня удивил. Когда человеку говорят, что чёрное — это белое, он не всегда может сразу найти достойный ответ. Пока я хлопал глазами, с другой стороны зашел Птитр и отвесил Бабусу симметричную затрещину.
— А у нас это называется "плохо". Будешь обижать других людей — будешь получать по голове. Понятно?
Я ощутил некоторую благодарность к Птитру. Иногда упрощенные подходы дают хорошие результаты.
— Отойдите от него, он мой. — повторил Фиу, а затем обратился к Бабусу толкнувшему его курсанту, — Судари! Вы оскорбили меня действием. Я вызываю вас на дуэль. Я изволю избить вас до сильной боли. Если вам угодно, вы можете выбрать иное оружие.
— Фиу, зачем ты так? Сейчас мы его отшлепаем душевненько, по-свойски, зачем тебе рисковать? Он же тяжелее тебя минимум вдвое, — попытался я отговорить нашего кота в сапогах.
— Волд, не оскорбляй меня, — зашипел Фиу, — оскорбление нанесено мне, и я ещё могу защитить свою честь от покушений всяких грязных животных. Если хочешь, можешь вызвать его на дуэль после меня, но в любом случае я — первый.
— Тогда идём в общий зал. Там есть атмосфера, — скомандовал я, схватил Бабуса за конечность и поволок в Зал Собраний. Так назывался очередной ангар, который нам поставили совсем недавно для проведения общих собраний. Бабус, впрочем, не очень и упирался. Птитр и Грумгор прихватили второго курсанта. Тот заныл что-то в духе "это не я, это всё он". Следом за нами пошла довольно большая группа курсантов, очевидно, Бабус и компания успели обидеть многих.
Признаться, я немного беспокоился за Фиу. Мастерство мастерством, но вес иногда оказывается решающим фактором. Дальнейшие события показали, что беспокоился я совершенно напрасно. Когда Бабус двинулся на Фиу, тот ему поклонился, сказал: "Имею честь напасть на вас", а затем ринулся на противника. Фиу в один момент вскочил Бабусу на шею, переступая по складкам его скафандра, как по ступенькам, а затем, продолжая держаться за его голову, отвис далеко в сторону. Бабус не смог удержать равновесие и хлопнулся на спину. Фиу вскочил сверху и принялся колошматить по чему придется. Присутствующие курсанты зааплодировали.
— Достаточно, — сказал я. У меня наконец-то прорезались философские способности, и я решил перейти от внушений физических к внушениям моральным.
Фиу отряхнулся и отошел в сторону с грацией настоящего кота. Я подошел к Бабусу.
— Послушай, несчастье, мы тут собраны для того, чтобы всей Вселенной стало лучше. Мы считаем себя хорошим парнями потому, что стараемся сделать так, чтобы всем в мире стало жить лучше, чтобы в мире стало меньше страданий. Уяснил? А тех, кто распространяет по Вселенной такие системы, где все только пинают друг друга, мы считаем плохими парнями и уничтожаем. Понятно?
Поскольку я в процессе внушения продолжал довольно ощутимо встряхивать Бабуса, тому не оставалось ничего другого, как сказать: "Понятно". Впрочем, насколько я знаю такую породу, они никогда не изменяются. Надо будет присматривать за ним.
Всё веселье испортила бригада быстрого реагирования из реаниматоров, которая ворвалась в ангар и повязала меня, Бабуса, Птитра и ещё пару курсантов. Мы были взяты под белы, серы, пятнисты и прочие рученьки и поставлены пред светлы очи комбазы, психологов, космопсихологов и ещё небольшой армии специалистов. Точнее сказать, пред светлы мониторы: они на нас, как и мы на них, смотрели через небьющееся стекло и телекамеры.
Началось разбирательство. Инопланетников, включая Бабуса, быстро отпустили, а по мне принялись ездить на танке. В чём меня только не обвиняли! И в нанесении психологической травмы инопланетному курсанту, и в неправильном толковании политики Земной Федерации, и в превышении должностных обязанностей без согласования с начальством, и даже в политической неграмотности.
— Ты должен был подать описание ситуации в отдел космопсихологов, — буйствовал начальник группы выработки межвидовой политики, — ты нарушил все мыслимые правила дипломатии и подверг опасности будущее отношений между Земной Федерацией и видом курсанта Бубуса!
В тон ему продолжил и главный идеолог:
— Ваши легкомысленные речи про счастье для всего мира выдают вашу политическую неграмотность! Мы действуем ради обеспечения ГМС для граждан Земной Федерации и обеспечения законности и правопорядка в межпланетных отношениях! Ваши речи про справедливость больше подходят для южноамериканских повстанцев! Это они обещают полную справедливость даром и для всех! Вы, случаем, не на их стороне воевали?
Ну, тут уж он загнул! Я посмотрел на комбазы, который хранил ледяное молчание, и принялся вяло отбиваться:
— На чьей стороне я воевал, вам лучше спросить в кадровом отделе моей части. В нюансы вашей идеологии я не вдавался, мне говорили стрелять во врагов — я стрелял. А если вы хотите так, чтобы они надо мной могли издеваться, а я не моги ответить, то так дело не пойдет. Как я понимаю свою честь и правильное поведение, так я и действую. И вообще, драку не я затеял, а другие курсанты. Что же до вида курсанта Бубуса, то если они там все такие свиньи, как он рассказывает, то лучше с ними дела и не иметь.
Комбазы слегка улыбнулся, а идеолог полез поучать снова:
— Вы должны были предотвратить драку! Вы — землянин, вы должны высоко нести честь принимающей стороны! Мы бы изучили ситуацию, побеседовали с курсантом Бубусом о культурных достижениях цивилизации…
"А он за это время затравил бы до смерти кого-нибудь из тех, кто послабее", — мысленно добавил я.
Комбазы посчитал должным взять слово:
— Господа, — начал он неторопливо, — не будем забывать, что курсант Аскер является таким же объектом исследования, как и все остальные курсанты. Он действует с прямодушием настоящего военного, — тут комбазы в упор посмотрел на идеолога, — и повторяет то, чему его учили в училище по одобренным идеологами ГМС учебникам. Предлагаю обсудить данную ситуацию так, как полагается настоящим ученым, тем более, что, насколько я понимаю, у нас нет готового решения для подобных ситуаций.
Я с удивлением посмотрел на комбазы. Нечасто встречаешь человека с понятием! Ещё немного, и я начну его любить.
В их застеколье началась оживленная дискуссия. В эфире зазвучали такие страшные слова, как "синдром животной агрессивности", "аберрации примитивных обществ", "животная тяга к доминированию в стае", и другие ругательства. Потом начался обычный сумасшедший дом: космопсихологи опять сцепились с психологами, Главный Идеолог призвал их трактовать события с точки зрения политкорректности, его подняли на смех, Идеолог в ответ принялся грозить разными карами. Когда командир базы предложил отпустить меня восвояси, его никто и не услышал. Я отсалютовал и ретировался.
— Чем закончилось? — спросили меня обитатели моего кубрика по возвращении.
— Обозвали меня подопытным тупым солдафоном и отпустили. — пожаловался я, — Сказали, что я должен был на Бубуса письменно жаловаться. Бабусу прописали отдельный курс социальной адаптации.
— А видео в качестве жалобы можно подавать? — спросил Птитр.
— Я бы вызвал их на дуэль, — отреагировал Фиу.
— Это начальство, — пожалел я.
— Начальство не вызовешь, — посочувствовал Фиу, — хотя у нас властители считают долгом чести вести себя так, чтобы ничем не оскорбить тех, кто совершает для них подвиги чести. Иначе им никто служить не будет.
Я попытался представить себе мир, в котором все государственные деятели служат только потому, что это считается делом чести, и не смог. Слабая у меня фантазия. А может быть, под влиянием моего индустриального мира я просто слишком привык думать обо всём вокруг как об объективных процессах, определяемых внешними "объективными условиями"? Может, пора отучиться от такого образа мышления?