29.03.3006. 15 часов 22 мин.

Я лежал на настоящих белых простынях, на настоящей кровати, а через настоящие открытые окна врывался вкуснейший, свежайший весенний ветерок. Для того, чтобы понять, насколько вкусен земной воздух, надо просидеть три года на орбитальной станции, на которой воздух поступает в жилые отсеки либо из баллонов, которые привозят из химического реактора на Луне, либо из устройств регенерации воздуха. Первые дни я приводил в ужас медперсонал тем, что всегда просил держать окна открытыми. "Там же холодно, целых 17 градусов, можно простудиться! А у нас кондиционер, автоматическое поддержание влажности и стерильности". Нужен мне их машинный воздух, когда можно открыть окно и наслаждаться запахом листвы, и дождя, тысячей других запахов, а не только запахом отдушки моющего порошка, как на станции. Я лежал и наслаждался и запахами, и тем, что занавески на окнах могут шевелиться от ветра, и тем, что пол под ногами не дрожит и не кружится (на станции пол от работы механизмов всегда немного вибрировал). Осложняло ситуацию только то, что я должен был написать письмо отряду космоскаутов, которому таки присвоили мое имя.

Я уже добрых два часа пытался выстрадать это письмо, но дальше первых строчек приветствия дело не шло. Для воодушевления я уже два раза пересмотрел запись космоскаутского парада, но в голову лезли только Елена и прочие мысли, недостойные письма детям. Почему перехваченная комета вдруг стала отходить от Земли? Почему были запущены перехватчики только с нашей станции? Вполне могли поучаствовать и TS-11, и TS-13. Почему комета так странно выглядела — не как комета, а как астероид? Зачем запустили автоматический упаковщик, если мы потом всё равно двое суток парились в космосе на позициях ожидания? Пожалуй, этот перехват войдет в историю как образец самых неловких действий.

Официальная пропаганда думает иначе. После того, как я поколол комету на части, за неё принялась низковысотная оборона. Ребята из низковысотной порезвились на славу. Обычно туда только двоечников посылают, считается, что если мы пропустим объект, то от них толку тоже не будет. На этот раз им достался настоящий подарок. Оставшиеся куски резали лазерами, долбали кинетическими ракетами, поджигали пучковым оружием, разве что только женскими скандалами извести не пробовали. Большинство крупных осколков покрошили на орбите, остальные сгорели в атмосфере. Только один крупный кусок добрался до Южной Америки и упал в океане. Население успели эвакуировать. Погибло человек двадцать, не больше. Почему-то это произвело на всех очень сильное впечатление, по телику уже неделя сплошная истерия на тему "какие мы молодцы и какой у нас ловкий космофлот".

Оказывается, весь наш перехват с самого начала транслировали по телевизору на всю планету. Я смотрел всё это в записи. Первые выпуски выходили достаточно сдержанными, в духе обычных информационных выпусков. Потом кто-то из лоббистов космофлота в правительстве подсуетился и в качестве комментаторов наняли парней из тех, что обычно комментируют футбол и регби, в том числе и того, который дольше всех умеет кричать "го-ол!". Эти ребята оказались настоящими профи. Специальные выпуски с кричащей заставкой, под фанфары и с комментариями заставили бы поволноваться даже мертвеца. Даже я, глядя это всё в записи и зная конечный результат, поймал себя на том, что волнуюсь и завороженно слежу за развитием событий. На Земле тогда, говорят, вся работа встала, все сидели по барам и смотрели телик. Когда я пошел на перехват, за моё здоровье, по скромным подсчетам, был выпит миллиард тостов. Мне из космоса весь этот перехват казался намного более скучным делом.

После того, как спасатель с ВА-18 выковырял меня из спасательной шлюпки, меня переправили телепортом на Землю. Врач их станции решил, что их медицинскому отсеку не под силу человек с истощением. Только благодаря ему я и наслаждаюсь теперь запахами и цветами. Цветы, кстати, продолжают прибывать. По местным новостям неосторожно передали, что в госпитале находится один из тех, кто участвовал в перехвате. Руководство госпиталя вынуждено было после этого увеличить охрану. Поскольку все остальные участники перехвата остались на орбите, все восторги населения обратились на меня.

Я с трудом домучал описание того, как бойскаутский дух помогал мне совершать подвиги в прошлом, и уже готовился перейти к описанию того, как он мне будет помогать совершать подвиги в будущем. Никогда не любил писать сочинения по картинке, даже тогда, когда давали краткий план. А тут приходилось писать без картинки, из головы. Сплошное мучение.

В этот момент случилось нечто, что дало мне честный повод отложить работу. В госпитале случилась суета, по коридорам забегал персонал. В мою палату внесли и установили коммуникатор, да не стандартный, а с 50-дюймовым экраном. Что-то происходило. Послышался шум небольшой толпы, и в палату вдруг вдвинулась плотная группа начальников в мундирах космофлота. За ними втекла свита, состоящая из руководства госпиталя, офицеров сопровождения, ординарцев и телерепортеров. В начальниках я после некоторого замешательства узнал всё высшее руководство косомфлота. Таких больших звезд на погонах и таких красных лиц я никогда не видел. Я не узнал их сразу потому, что на портретах они выглядели как нормальные люди, ну, может, чуть толще обычных, а тут передо мною стояли люди с такими широкими лицами и такими толстыми щеками, которые далеко выходили за пределы возможности человека.

Рефлекторно я попытался принять стойку "смирно", прямо сидя в кровати, но эта попытка была остановлена кратким жестом командира космофлота.

— Мы собрались здесь для того, чтобы от лица правительства и народов Земной Федерации поблагодарить лейтенанта Волда Б. Аскера за успешный перехват угрожавшего Земле небесного тела и готовность к самопожертвованию. В процессе перехвата лейтененат Волд Б. Аскер проявил… — далее пошли стандартные хвалебные армейские оценки, которые я привычно пропустил мимо ушей, — и заслуживает поощрения. Честь поздравить лейтенанта Волда Б. Аскера и объявить о присвоенных наградах предоставляется генералу Воздушно — Космических Сил Земной Федерации, командиру базы 2S-12 Джи Би Джонсу, — ровным монотонным голосом отчеканил командир космофлота.

Поощрения? При этом слове я прислушался. Поощрения — это хорошо. Побольше, пожалуйста.

Зажегся экран коммуникатора. На экране появился полковник… нет, уже генерал, наш командующий базы, сияющий, как покрытые позолотой из нитрида титана трубы вентиляции, начищенные по случаю смотра.

— Я рад сообщить, что за успешный перехват угрожавшего Земле небесного тела и готовность к самопожертвованию лейтенант Волд Б. Аскер представляется к следующим поощрениям. Лейтенанту Волду Б. Аскеру присваивается внеочередное звание капитана, а также он вне очереди и вне конкурса зачисляется в курсанты полицейско — дипломатической академии на Вентере. Желаю вам дальнейших успехов в деле освоения космоса и установлении порядка и справедливости во всём мире! — торжествующе заканчивает генерал и исчезает с экрана.

Нет, ну как всё рассчитали, мерзавцы! Если я сейчас, перед телекамерами, откажусь от назначения, завтра по всему миру будут судачить, что "тот парень не пошел в дальний космос". Оглуши меня генерал дубиной из-за угла, эффект был бы слабее. Ну что тут скажешь?

— Служу Земной Федерации! — гаркаю я то, что положено по уставу.

С другой стороны, я всё равно тосковал в этих патрульных вылетах. А так хоть мир повидаю.

— Мы с генералом одновременно пришли к выводу, что умелым и ответственным офицерам, таким, как Волд Б. Аскер, самое место в рядах космической полиции, устанавливающей покой и справедливость в Галактике. Желаю Вам успехов и счастья, — с этими словами адмирал, командир космофлота, резким движением схватил и пожал мою руку. Я не ожидал такой высокой чести и не успел напрячь руку, и моя рука безвольно упала на простыню сразу, как только он её отпустил. Ребята на станции, наверное, помирают с хохоту.

— Благодарю вас, сэр, — еле нахожусь я с ответом.

Адмирал кивает ординарцам, и вся толпа начинает выдвигаться в коридор. Среди начальников космофлота я заметил начальника отдела планирования, нашего непосредственного начальника.

— Простите, сэр, могу я с вами поговорить… наедине?

— Сколько угодно, — добродушно кивает адмирал. Но будь я проклят, если он не насторожился так, будто ожидает чего-то опасного. Чего это он?

— Все оценивают перехват как успешный, а мне кажется, что мы действовали не очень. Корабли запустили слишком рано, из-за чего многие корабли не смогли дойти. Корабли запустили веером, из-за чего на цель вышло слишком мало кораблей. Вам так не кажется?

Адмирал расслабился так, как будто ожидал услышать нечто другое, и покровительственно захмыкал.

— Вы молоды, капитан, и хотите всего сразу. Да, при перехвате имели место некоторые недостатки, но будьте уверены, что все они будут изучены, а необходимые изменения и дополнения будут внесены в уставы. Мы оцениваем достигнутый результат как вполне приемлемый. Когда-нибудь вы поймете, что в бою не следует выяснять, кто что сделал правильно или неправильно, а надо решать, что можно сделать с наличными силами в данной ситуации, — начал адмирал вдруг цитировать учебник по стратегии боевых действий. Он ещё бы вспомнил о том, что надо всегда переносить боевые действия на территорию противника. С чего это его понесло?

— Я вижу, что генерал Джонс не ошибся, рекомендовав вас в Академию Космопола, — только не называйте её так при других, ладно? Вы действительно честный юноша, достойный представлять Землю перед другими расами. Желаю вам успеха. Ещё вопросы?

— Нет, сэр.

Это я-то юноша? После четырех лет патрулирования я кажусь себе глубоким стариком.

— Тогда у меня есть вопрос. Как вам удалось рассчитать траекторию перехвата в гравитационном поле Луны? У вас на борту не должно было быть соответствующего математического обеспечения.

— Э — э… я увлекался программированием… в старших классах элеватора. Там мы любили создавать космические симуляторы. Потом ещё в училище нас подучили космической навигации. Когда пришлось, я запрограммировал навигатор.

— За полчаса? — Бровь адмирала поползла вверх, демонстрируя такой же вопрос, как и утверждение сержанта "вас видели в городе, когда у вас не было увольнительной". А бровь у него широкая, мохнатая. Он что, перед зеркалом тренируется, только одну бровь поднимать? Должно быть, на его непосредственных подчиненных этот фокус с бровью наводит большой ужас. Но мы закаленные. Нас тоже сержант в училище спрашивал, где мы были с семи до одиннадцати.

— Да, сэр, за полчаса, — ответил я с каменным лицом (в действительности мне понадобилось для программирования три часа, да ещё на отладку час).

— М-м! Восхитительно! Старшие классы элеватора! Я так и думал, — сказал адмирал и покинул мою палату. На одеяле остались лежать новенькие капитанские погоны, а под одеялом бутылка коньяка, которую подложил мне один из адмиральских ординарцев. Что за дурацкая традиция думать так, будто военных ничего не интересует, кроме баб и выпивки? Присутствовавший при этом главврач сделал вид, что не заметил.

Я посмотрел на погоны. Капитан! На "Тусе счастливой" мне бы трубить до капитана ещё лет десять.

25.04.3006.

Попытался получить увольнительную в город — не дали. Говорят, что у ворот дежурит группа дам, жаждущих получить себе на память мой талон ГМС, и что эта группа вполне способна разорвать меня на части, на сувениры. Я вроде как знаменитость.

В холле госпиталя повесили огромную фотографию в рамочке, ту, где адмирал пожимает мне руку. Попросил снять — не сняли. На фотографии адмиралы, кстати сказать, имеют вполне человеческий вид, а у меня вид истощенного дистрофика. И вовсе моя кожа не серо-зелёная, как на этой фотографии! Должно быть, адмиралам головы фотомонтажом приставили, с портретов двадцатилетней давности, а меня раскрасили.

Завтра телепортируют на Вентеру, в академию. Прощай, Елена! Так и не получится с тобой помириться по-настоящему.

Но, с другой стороны, и никаких трибуналов. Тоже хорошо.