12.03.3006
Отсек телепорта был полон. Почти всё население базы собралось, чтобы посмотреть на то, как техники и медицинская команда будут вытаскивать из шлюза телепорта цилиндры с девчонками внутри. Телепортирование людей традиционно производится в обнаженном виде, сразу видно, где повреждения. Появление каждой красавицы встречалось дружным рёвом и аплодисментами. Из двух десятков только одна получила такие повреждения, что не смогла встать сама. Один взвод из третьей роты останется на сухом пайке из видеофильмов до следующего месяца.
13.03.3006
Сегодня в бар пускают только тех, кто имеет право на женщину. На утреннем построении, сразу после обычных объявлений о наложении взысканий за превышение ГМС в области выпивки, командующий базой объявил, что все дамы перенесли переброску нормально и готовы приступить к исполнению обязанностей. Та, которая не смогла встать, оказывается, просто переволновалась. Сегодня у первой и третьей рот праздник.
Комбазы у нас бравый и прыгучий, как теннисный шарик. Нас он понимает и дело знает. Даже самые последние лентяи и дебоширы его уважают и даже в подпитии ничего плохого о нем не скажут. Если бы не его страсть к произнесению перед строем долгих монологов о вреде превышения норм ГМС, он был бы образцом командующего. Хотя выглядит он урод уродом – невысокий, толстенький и лысоватый.
Я подумывал не ходить в бар, но потом любопытство пересилило. Захотелось посмотреть красивых девчонок, да и вероятность того, что меня выберут в первый день, невелика. За десять дней, которые они проведут тут, каждая из них должна обслужить десятерых. Вероятность один к десяти.
Для того, чтобы обеспечить мужчинам минимальное счастье, правительство вынуждено содержать ГМС – дам. Их обучают в специальных школах с подросткового возраста. Многие из них хорошо играют и поют, а хорошо танцуют все. Ещё их учат массажу и психологии… так говорят. Нам, самым лучшим из лучших, надежде планеты, присылают самых лучших выпускниц этих школ. Не знаю уж, какой психологии их там учат, но тут они только хлопают глазами и хихикают. Некоторые намертво замолкают, но такие встречаются редко.
Когда я зашел в бар, веселье только начиналось, но температура уже была близка к точке кипения. Три девицы на эстраде как раз заканчивали танцевальный номер. Завершив номер, они прыгнули в толпу у эстрады и тут же были унесены поймавшими их счастливцами под общий одобрительный гул. Место танцовщиц заняла певица, которая хорошо поставленным голосом завела одну из моих любимых песен. Атмосфера общего веселья постепенно заполняла меня. Вечер обещал стать приятным. Теперь моя главная задача – это занять место в каком-нибудь укромном уголочке, так, чтобы я мог видеть эстраду, а меня не мог видеть никто.
Я сидел боком к проходу и наслаждался праздником. Мимо меня проходили сложившиеся парочки и спешащие к эстраде товарищи. Внезапно что-то меня толкнуло посмотреть назад. Лучше бы я не смотрел! По проходу как раз шла одна из девчонок ГМС, единственная, которая мне понравилась из этой партии. И кто их только учит ходить такой вихляющей походкой! Наткнувшись на мой взгляд, она отработала поворот и взяла курс на меня. Надо срочно отвернуться и сделать вид, что я увлечён стаканом. Слишком часто эти встречи заканчивались слишком большими разочарованиями. "Котик… хи-хи-хи… котик… -хи-хи-хи", – как вспомнишь, так дурно делается.
Не вышло. Она подошла, навалилась грудью на мое плечо, присаживаясь на соседний стул, и промурлыкала:
– Покажешь мне корабль, морячок?
– Как тебя зовут, милашка?
– Елена, – она произнесла это не как "Элен", что характерно для всеобщего и английского, а как "Елена". Из короткого разговора выяснилось, что она была из Европы, точнее, из того маленького осколка, который остался от Европы после Катастрофы.
Придётся идти. Если я не пойду, то войду в легенды, и насмешками меня загонят ниже коврового покрытия.
Мы вышли из бара, полуобнявшись. Меня провожали завистливые взгляды. Я показал ей те традиционные места, куда обычно водят начальство и девчонок, – реакторный отсек, обзорную камеру на оси базы, причальные ангары перехватчиков. В обзорной камере она, в отличие от остальных девчонок, не задала вопроса о том, как это делают в невесомости, а посмотрела на звёзды и сказала: "Ух ты, какие они красивые!". Должен признаться, что этим она заработала пару очков в моих глазах. Блестящие трубы реакторного отсека она нашла великолепными, а невесомость эротичной.
После обзорной экскурсии я завел её в редко посещаемый коридор около реакторного отсека.
– Малышка, – сказал я ей, – в это место редко кто заходит, нам надо…
Она тут же забралась на выступающий из стены кожух трубы, подняла и расставила ноги, на которых обнаружилось отсутствие нижнего белья, протянула ко мне руки, немного приоткрыла рот и запрокинула голову. Я против воли выдержал некоторую паузу, которую потратил на то, чтобы запечатлеть в памяти все детали этой картины, и договорил:
– …поговорить.
Почему-то мне представилось, как их всех поутру строят на зарядку, точь-в-точь, как нас сержант, и командуют: "А теперь приняли позу номер пять… поза номер три стано-овись!".
– Пойми, я не животное, которому главное просто вставить. Прости меня, но вы, девушки, такие красивые, я не могу не восхищаться вашими внешними формами, но для сближения надо иметь что-то общее, чтобы можно было восхищаться не только телом, но и чем-то, что ты можешь… кем ты есть…, – я понял, что запутался в словах и не могу сформулировать казавшееся таким ясным понятие. – Ты можешь больше не работать сегодня. Вот тебе мой ГМС-талон для отчёта. – Эти слова я проговорил, глядя в стену, а когда повернулся, то обнаружил, что Елена сидит на полу, закрыв лицо руками, и плачет.
– Мне говорили, что летчики избалованы женским вниманием, – послышалось сквозь рыдания, – что с ними тяжело, что они вечно хотят чего-то особенного… а у меня всегда были пятерки по обольщению… а-а… мне говорили, что наша работа тяжелая, а я так хотела быть честной работницей… передовицей… а тут такая неудача в первый же раз… а-а… – дальнейшее было невозможно разобрать сквозь рыдания.
Ну вот, и концерт пропустил, и женскую истерику надо успокаивать!
– Малышка, не плачь, я просто хотел облегчить тебе жизнь.
– Я что, совсем не привлекательная?
– Нет, ты очень красивая, и ты единственная понравилась мне в зале прилета, но…
Слёзы у неё сразу высохли. Всегда поражался способности женщин молниеносно переходить от печали к радости. Мне, чтобы рассердиться или простить кого-то, надо очень много времени.
– Правда?
– Правда. Правда, но я так не могу. Мне нужно познакомиться, поухаживать, найти какие-нибудь общие интересы…
– А какие могут быть общие интересы между мужчиной и женщиной? – чистосердечно удивилась она.
– Ну не знаю, но что-то такое, что может радовать обоих на протяжении долгого времени, и даже без секса.
– А разве такое бывает? – опять удивилась она.
– Наверно, бывает. Думаю, человек – нечто большее, чем только еда и секс.
В следующую секунду у неё начало меняться лицо. Произошло маленькое чудо. С её лица сползла глумливая гримаса пресыщенной секс – бомбы, нечто такое в духе "всё я знаю, всё видела, ничем вы меня не удивите, милые, несчастные дурачки". Под напускной гримасой обнаружилась очень милая девчонка, одна из тех, которые всегда стопроцентно сводили меня с ума.
– А ты не врёшь? – как-то по-детски доверчиво спросила она.
Я с некоторым огорчением подумал, что теперь, когда она перестала быть просто одной из ГМС-девчонок, и стала так похожа на нормального человека, я точно не смогу попользовать её. Противоречивое существо человек. Ведь не хотел же, а всё равно досада берет.
– Нет. Можешь взять мой талон и отдыхать сегодня, или найти другого парня.
– Заладил ты про свой талон! Нетушки! Ты самый странный парень из всех, которых я встречала. Я забираю тебя на весь сегодняшний вечер. Мне всегда говорили, что мужикам нужно от красивых девчонок только одного. Да и мой опыт говорил мне о том же. Только позавчера я плакала оттого, что казалось, будто жизнь кончена, а тут в первый же день встречаю человека, который говорит мне о том же, что я чувствовала сама. Оказывается, мужчина тоже может быть человеком.
– Ну, спасибо.
– Пойдем, поболтаем где-нибудь?
Самым подходящим местом оказался бар. Шумно, людно и нас никто не слышит. Я рассказал ей несколько анекдотов из жизни лётчиков. Елена безмерно удивила меня, когда выяснилось, что она пошла в гейши не из любви к сексу и не из-за повышенного ГМС, а потому, что считала, что так можно принести людям больше радости. Я встречал много разных гейш. Одни из них выбрали эту профессию потому, что любили веселые компании, другие потому, что гейшам можно заводить шторы с ламбрекенами в жилом блоке, а не только жалюзи, или потому, что жилой блок им полагается в двадцать квадратных метров, или потому, что в стандартный набор еды у них входят не только яблоки с морковкой, но и ананасы с бананами. Но такой подход я видел впервые… Мое удивление почему-то очень рассердило её.
– Да, – подтвердила она, забавно поджимая губки, – я думаю, что так смогу принести людям больше счастья и радости, чем стоя у станка. И вообще, кое-кто сейчас говорил, что пошел в космофлот для того, чтобы защищать Землю. Обычно парни идут в космофлот потому, что там больше выпивки и пенсия в сорок лет. Так что нечего смеяться! Знаешь, сколько книг я изучила, чтобы узнать все способы удовлетворения мужчины? Могу рассказать.
– Расскажи.
Она знала об этом всё, правда, теоретически. Я и не подозревал, что в этом деле может быть такая древняя, глубокая и разработанная теория. Оказалось, что эта профессия требует, кроме всего прочего, ещё и тщательного самоконтроля. Мое уважение к Елене выросло до огромной величины. Я впервые в жизни видел такого энтузиаста своего дела. Становилось понятно, почему она так бурно отреагировала на мой отказ.
Бар закрылся, и мы переместились в одну из гостевых кают. Сколько мы ни искали общих тем, так мы их и не нашли. Она любила украшать дом. Я после авиационного воспитания считал, что всё, что не приносит явной пользы на борту, только повышает взлётный вес и уменьшает дальность полёта. Елена была невероятно мила и забавна в своей искренности и открытости. Было такое ощущение, будто мы с ней давно знали друг друга, будто мы переговорили тысячи часов и теперь можем понимать друг друга даже без слов. И когда она как-то случайно оказалась в моих объятиях, то оказалось, что именно там ей самое и место.
Она действительно оказалась мастером своего дела. Ближе к утру я выкинул белый флаг и запросил пощады.
– Но я вижу, что твое тело ещё хочет, – обиженно сказала Елена.
– Это всё твой хитрый массаж. Мое тело давно за гранью выносливости.
Она тут же извлекла на свет блокнотик и попросила сделать в нем оттиск моего номерного жетона. У них с девчонками, видите ли, спор, кто больше. И талон ГМС тоже присвоила. Проклятые профи. Впрочем, в тот момент я был готов отдать ей все свои талоны.
Она удобно устроилась у меня на плече и сказала: "А ещё я знаю вот такой способ…". Какой именно способ она знает, она не смогла рассказать, потому что уснула.
Я вошел в наш кубрик. Несмотря на раннее утро, с коек тут же свесились любопытствующие головы всего наличного личного состава в количестве пяти человек. Невысказанный вопрос "Ну как?" витал в воздухе. Традиция требовала подробного рассказа. О Елене думалось исключительно в восторженных тонах, и обсуждать её достоинства со всем кубриком совсем не хотелось.
– Она прекрасна, – кратко отчитался я, – только немного испорчена идеей повышения производительности труда.
Кубрик затребовал подробностей.
– Забавное дело, – сказал я, – женщины мечтают совсем не о том, о чем мужчины. Мы с ней обсуждали то, какие могут быть общие интересы между мужчиной и женщиной, и не нашли ничего общего.
– Точно, – поддержал меня Педро, вооруженец, – я тут как-то разговаривал с одной, так она сорок минут, я по часам засек, говорила о том, какие занавески будут у неё в доме, и не собиралась останавливаться.
– Похоже, мужчины мечтают о том, что сделать, а женщины о том, как сделать, – двинул я "глубокую философскую мысль" для того, чтобы отвести разговор от Елены. Разговор тут же свернул на третью любимую тему – женщины и их поведение. Остальными в первой четверке числились авиация, компьютерные игры и выпивка.
Смутно различая голоса товарищей, я провалился в сон.