Все персонажи, места и события этой повести вымышлены. Если кому-то покажется, что Креция похожа на Грецию, остров Тиррит на острова Тира и Крит, а рыбак Таки — на Таки Попандопулоса, то это его личная проблема.

На самом деле автор это все придумал из головы.

 

Пролог

— Кто тебя просил! Нет, ну кто тебя просил! Надо же додуматься! Сто Медуз тебе в глотку! Причем тех, которые Горгоны, а не тех, которые похожи на плавучий холодец.

— Да ладно, Посейдон, не ругайся, — виновато сказал Аид. — Кто же знал, что он взорвется. Я хотел как лучше. Вулканы — очень красивая часть пейзажа. Представь — красная лава на черных склонах, вулканические бомбы — как черные шары, летящие в синем небе…

— Шары! — возмутился Посейдон. — Тоже мне, любитель боулинга! Был милый круглый остров с рощами и дворцами, а он в нем соорудил вулкан и извергнул… изверг… в общем, изверг ты, братец Аид. От острова остался обгрызенный бублик.

— Бублик — это что? — не понял Аид.

— Еще и бублик из-за тебя изобретать приходится, — проворчал Посейдон, щелкнул пальцами и выудил из воздуха свежий бублик, обсыпанный кунжутом. Аид радостно потянулся к нему, но Посейдон быстро откусил половину и сказал:

— Вот что осталось от острова! Еле-еле я успел предупредить жрецов, и они увели людей на корабли. Ты же меня подставил, осьминог тушеный, я же жителям острова обещал покровительство! Они будут думать, что я — обманщик, что это я погубил их родину! Меня и так уже обзывают «колебателем Земли» и ругают за все землетрясения. А я при чем? Я отвечаю за море. Земные недра — это твое. А ты…

— Хочешь, я тебе новый остров сделаю? — с готовностью предложил Аид. — Сейчас быстренько поднимем земную кору где-нибудь в океане. Тебе Багамы или Бермуды?

— Молчи уж! — махнул рукой Посейдон. — Багамы, Бермуды, болваны, балбесы… Мало тебя папа Кронос ремнем драл. Потому что ремни еще не изобрели. Эх, такую землю загубил. Был остров — и нет острова…

Потом прищурился и сказал мечтательно, глядя в синюю морскую даль:

— Остров, Которого Нет…

 

Глава 1

В дебрях психологии

— Начинаем очередное заседание Государственного Совета, — сказал Первый Министр. — Повестка дня. Первое: отчет Психологического комитета по реабилитации. Второе: практические меры. Присутствуют: Его Величество Король, Ее Величество Королева, Совет Министров в полном составе, за исключением Министра обороны и безопасности, у него ангина. Психологический комитет в полном составе из Главного Психолога. Секретарши, переводчики. И Гофмейстерина. Поступило предложение начать заседание. Принято единогласно. Итак, господин Главный Психолог, вам слово.

— Проблема, поставленная перед Комитетом, заключается в том, что у Короля и Королевы наконец-то родился сын Станислав-Август, наследник престола, — сказал Главный Психолог. — Это, безусловно, счастливое событие. Но до того в течение двенадцати лет наследницей была принцесса Теодора Антония. И вдруг в течение одного дня она из наследницы превращается в обычную принцессу! А наследный престол переходит к новорожденному брату. Это тяжелая психологическая травма для девочки.

— Нету у нее никакой травмы, — тихо проворчала Гофмейстерина. — Она братику очень обрадовалась.

— Тем более Ее Высочество в нежном подростковом возрасте, — убеждал докладчик. — Ее личность может быть непоправимо искалечена под влиянием такого ужасного негативного события.

— И ничего ужасного, — проворчала под нос Гофмейстерина. — Подумаешь, братик родился. Вешаться теперь, что ли?

— Поэтому Ее Высочество нуждается в срочной реабилитации и лечении, — продолжил Главный психолог.

— Самого тебя лечить надо, — прокомментировала Гофмейстерина. — А девочка моя здоровая.

— Комитет предлагает следующие меры: во-первых, срочное разобщение Ее Высочества с объектом негативного раздражения, то есть Его Высочеством наследным принцем. Во-вторых, с целью восстановления ее поврежденной нервной системы…

— Сам ты поврежденный и нервный, — заметила Гофмейстерина.

— …следует отправить Ее Высочество в санаторий на морском берегу. Морские купания и солнечные ванны весьма благотворно повлияют на подорванное здоровье Принцессы.

Гофмейстерина открыла было рот для очередного замечания, но тут же его закрыла. Ведь если Принцессу отправят на море, то она, Гофмейстерина, поедет туда же!

— А мне кажется, психологическая травма у Ее Высочества не такая уж страшная, — робко вступилась за дочь Королева. — Она так весело играет с ним. Смеется, пяточку ему щекочет…

— О-о-о! Щекочет! Какой ужас! — перепугался Главный Психолог. — Это опаснейшее проявление агрессии! Сегодня пяточку щекочет, завтра ножку отрежет! Дело серьезнее, чем я думал. Принцессу отправляем на курорт завтра же.

— Но она поет ему песенки, играет в «Ку-ку» и «Сорока-ворона кашу варила», — возразила Королева.

— Ваше Величество, вы ничего не понимаете в психологии, — строго сказал Главный Психолог. — Принцесса — сильная личность, она скрывает свои переживания. Но игры с малышом выдают страдания ее подсознания. Игра «Ку-ку, где ты?» — это прямая связь с кукушкой. Кукушонок-Принцесса подсознательно хочет выбросить птенчика-брата из гнезда! А «Сорока-ворона»… м-м-м… ага, понял! И сорока, и ворона — птицы хищные. Принцесса хочет заклевать братика.

— А «кашу варила»? — заинтересовался Король.

— Ну… каша явно отравленная, — сказал Психолог.

Королева вздохнула. Ей очень не хотелось отправлять дочку на курорт. Дети так радовались друг другу… Но специалисту виднее. В конце концов, главное — здоровье. И если специалист говорит, что здоровье дочери под угрозой…

— Только не говорите ей, что ее отправляют из-за психологии. Она так любит Стасика… И это должен быть очень хороший курорт, — сказала она. — Безопасный.

— Это специальный курорт для особ королевской крови Креции, — сказал Главный Психолог. — Три уровня военизированной охраны. Даже в ванную под конвоем, вооруженным «стингерами». Купальник абсолютно закрытый, от шеи до щиколоток, со встроенным в ткань дозатором ультрафиолета, чтобы кожа не обгорела. В настоящее море не пускают, отгородили участок двадцать на двадцать метров, глубиной один метр двадцать сантиметров, посыпали дно продезинфицированным песком, созданным в химической лаборатории. Туда же пустили пластмассовых золотых рыбок для эффекта подлинности. Пластик экологически чистый, проверено пятью комиссиями. При купании поверх купальника надевают три спасательных жилета и два охранника. То есть охранники плавают рядом в полном обмундировании. Еда исключительно полезная: овсянка, соки, пюре, паровое суфле. Фрукты предварительно отвариваются для удаления микробов. Никаких курортных шашлыков, барбекю и прочих вредных продуктов. Никаких вредных компаний, полное одиночество. Принцесса отдохнет прекрасно и романтично. Четыре-пять дней, думаю, будет достаточно.

— Хорошо, — вздохнул Король. — Убедили. Отправляйте.

 

Глава 2

Доброкачественный мираж

Принцесса уныло смотрела в иллюминатор. Там завис идиллический пейзаж: звено истребителей над синим морем. Хотя кого они собирались истреблять в абсолютно пустом небе, принцесса решительно не понимала. Но, по протоколу, королевскому самолету положено сопровождение. Она поерзала в кресле: спасательный жилет очень мешал сидеть. По технике безопасности особам королевской крови Креции полагалось летать в спасательном жилете. Чтобы быть в полной готовности тонуть, если что случится. Или падать с парашютом, если то же самое «что» случится. Рядом в таком же жилете сидела Гофмейстерина. Она была не королевской крови, но боялась утонуть, разбиться и вообще. Опять же подавала положительный пример своей подопечной.

В бескрайней синей дали показался причудливый кусочек суши. Словно половинка бублика, а рядом четыре или пять недоеденных кусочков.

— Что это за острова? — спросила принцесса.

— Там нет островов, — пояснил стюард. — Это мираж.

— Так ведь хорошо видно, что остров! — удивилась Принцесса.

— Это очень качественный мираж, — сказал стюард. — Его тут всегда видно. Даже на карты нанесли: мираж под названием «Остров, Которого Нет». Или на старых морских картах другое название: «Остров, Который Был и Нету».

— А он был? — заинтересовалась Принцесса.

— Еще как был! Но это старая, давно забытая история. Сейчас я принесу низкокалорийного мороженого, Ваше Высочество.

— Не хочу, — поморщилась Принцесса. — Лучше бы жареную картошку принес. Я читала, что такое блюдо бывает — жареная котлета с жареной картошкой.

— Очень вредный продукт, — отказал стюард. — И вообще, это вымершее блюдо, из области креческой мифологии. Его ели Посейдон, Аид и прочие древние боги. Хотите полезное витаминизированное пюре?

Принцесса почесала нос. Кондиционированный воздух был противный, неживой и отдавал химией. Казалось даже, что от него кожу на лице стянуло.

— Хочу умыться! — приказала Принцесса.

Стюард подал на золотом подносе ворох гигиенических салфеток: с ароматом розы, с ароматом олеандра, с ароматом дерева иланг-иланг. Принцесса поморщилась, вылезла из кресла (что было нелегко в жилете) и прошествовала в туалет. Там из крана текла дистиллированная и прокипяченная для лучшей безопасности вода, можно было умыться. Гофмейстерина последовала за ней. Конвой из четырех автоматчиков стал по обе стороны двери. Снаружи, а не изнутри, разумеется.

— Я отвернусь, — сказала Гофмейстерина, когда они обе протиснулись в нужную комнату.

— Не надо, тут слишком тесно, — возразила Принцесса, — я только умоюсь.

Гофмейстерина попыталась все же отвернуться. Умывание — тоже интимный процесс, и не каждому нравится, когда наблюдают за этим. Она неловко поворотилась, всем корпусом задев за какие-то штуки, ударилась рукой, отпрянула, потеряла равновесие. И оперлась локтем на красную кнопку с надписью «Аварийный выход».

В королевском самолетике была очень надежная система аварийных выходов. Она сработала. Принцесса и Гофмейстерина аварийно вышли в неизвестность.

Междуглавие про жареную картошку

— Ну и глупо, — фыркнул Посейдон. — Совершенно невозможная ситуация. Аварийный выход не может сработать от простого нажатия кнопки. При открытии люка произойдет разгерметизация салона, падение атмосферного давления…

— Экий ты, братец, ученый, — с уважением проговорил Аид. — Я даже и слов таких не слыхивал: разгерметизация, давление…

— Это я только что сам придумал, — скромно заметил Посейдон. — И вообще, аварийный выход не может быть в туалете.

— А это для тех, кто в момент аварии был именно там, — предположил Аид. — И вообще, не придирайся. Как иначе бедный автор мог достать Принцессу из наглухо закрытого самолета и перенести ее на Остров, Которого Нет?

— Да очень просто, по методу братика нашего Зевса, — заметил Посейдон. — Помнишь ту скандальную историю? Бессмертный Зевс влюбился в красавицу Европу, превратил ее в быка… ох, нет, он сам превратился в быка и увез ее на себе. Надо было Принцессу во что-то превратить, для удобства транспортировки.

— Ага, бессмертный Посейдон влюбился в красавицу Принцессу и превратил ее в корову в туалете самолета, — мечтательно протянул Аид. — Потрясающая мелодрама.

— Ну не в корову, корова не поместится… в птичку. Или бабочку. Или в микроба… Принцесса-микроб, пища от натуги, протискивается между стеклами иллюминатора… нет, там все прочно залеплено, ни один микроб наружу не прорвется. Может, запустить Принцессу в вентиляцию?

— Пожалей ребенка, — сказал Аид. — Пусть уж лучше летит на парашюте. А мы пока навернем жареной картошечки. Колумб достал по знакомству.

 

Глава 3

Воздушный десант на фоне пейзажа

— А-а-а! Караул! Пожар! Тону!

— Как это ты тонешь? — заинтересованно спросила Принцесса, выпутываясь из парашюта. — Я бы не сумела тонуть прямо на земле. И перестань свистеть в свисток. Уши вянут. Уже увяли. Лучше помоги снять спасательный жилет.

Гофмейстерина открыла глаза и огляделась. Королевские парашюты сработали — высший класс. Они не только аккуратно опустили Гофмейстерину и Принцессу на каменистый склон какой-то суши. Они еще и подостлали под них надувные оранжевые матрасики, чтобы легче было.

— Я думала, что мы упали в море, — объяснила бледная Гофмейстерина. — И свистела, чтобы распугать акул. Строго по инструкции. Еще надо лампочкой мигать. Но я на нее нечаянно села. И ей от этого стало нехорошо. И мне тоже.

— А я вот вообще не испугалась, — сказала Принцесса, тоже все еще немного бледная. — Представляю физиономию Главного Церемониймейстера, если бы он меня увидел тут, без охраны в три слоя.

— Ой! — всполошилась Гофмейстерина. — Это и вправду неприлично! И опасно. Вас могут похитить!

— Кто? — заинтересовалась Принцесса. Похитители в очередь к ней явно не выстраивались.

Гофмейстерина огляделась. «Воздухоплаватели» находились на склоне невысокой горы. Земля тут была какая-то странная — черная, сухая, вся в мелких камушках и пыли. Ни травинки, ни кустика. Под горой плескалось море, огибая черную гору мягкой синенькой дугой.

Сзади, за горой, дуга смыкалась в окружность — они явно находились на острове. За полоской моря второй дугой, как половинка бублика, лежал остров… По цвету он больше походил не на бублик, а на ломоть рыхлого, свежего шоколадного кекса. Сверху «кекс» был посыпан мелкими пилеными кусочками сахара — домиками. Внизу кекс окаймляла тонкая полоска стекшей глазури — пляж. Пляж тоже был черный.

— Нам надо вон на тот большой остров, — забыв о похитителях, сказала Гофмейстерина. — Оттуда можно позвонить во Дворец, и за нами прилетит самолет.

— Только давай сначала искупаемся в настоящем море, — попросила Принцесса. — Мне же в жизни такого больше не удастся. Я потом Стасику расскажу…

— Никакого моря! — запретила Гофмейстерина. — Там микробы и акулы.

Принцесса приняла «государственную» позу и «государственным» голосом сказала:

— Приказываю срочно искупать Мое Высочество в море.

— Слушаюсь! — повиновалась Гофмейстерина. — А как?

Действительно, как? Горка крутая, каменистая. Принцесса слезла с матраса, поставила ногу на землю. Нога поехала — Принцесса чуть не села на шпагат. Пешком спускаться было опасно. Принцесса задумчиво потрогала землю.

— А это так и надо, чтобы земля была нагретая? — спросила она. До этого Принцесса трогала землю только в цветочных горшках. Но там была специальная земля с набором микроэлементов для королевских цветов.

Гофмейстерина тоже потрогала землю.

— Ой! — перепугалась она. — Земля горячая. Обжигает! И вибрирует! Неужели это ад?

— В аду темно, — блеснула познаниями Принцесса. — А тут вон какое солнышко. Ярче, чем у нас в солярии. Ладно, я придумала. В сказках Андерсена написано, как северные люди катались на санках с горы. Делай, как я.

Принцесса плюхнулась на свой матрасик, оттолкнулась ногами и заскользила по склону прямо в море.

 

Глава 4

Рыбалка не получилась

День не задался с самого начала. Таки хотел улизнуть на море утром, пока все спали, но забыл, что сегодня — стиральный день. Мать встала еще раньше и заставила Таки таскать воду в большие чаны. Пока то да се, ехать на утреннюю рыбалку стало уже поздно. А на ночную — еще рано. Таки все равно пошел к лодке, да увязалась Анастазия, а с ней — какая рыба! Один плеск и визг. Еле сбежал от малявки.

Таки хотел половить скорпен — по-местному скорпиос — в тихих заливчиках у подножия Глотки. Там мало кто ловил — место считалось страшным, даже волшебным. Только эйфы разве что рыбачили, ну да им чего бояться. Скорпиос, конечно, надо ловить ночью. Но днем Таки хотел посмотреть, как лучше подплыть к одному разведанному месту, чтобы не повредить лодку. Камней там куда больше, чем в других местах.

Скорпиос попадались редко и считались почетной добычей. Таки, несмотря на юный возраст, слыл неплохим рыбаком, но в последнее время Посейдон был к нему неприветлив.

Уже на подступах к острову Таки почуял неладное. Не было звенящей тишины, всегда царившей там. Смутные звуки доносились из-за черной скалы, загораживавшей вход в облюбованную Таки бухточку.

В бухточке были люди. Не рыбаки, не мальчишки, не археологи. Две совершенно незнакомые женщины. Одна постарше и потолще, другая — совсем девчонка, моложе Таки. Обе в костюмах. Не в шортах, не в сарафанах! Пиджак, юбка, блузка! Туфли на высоком каблуке! Младшая стояла по щиколотку в воде — прямо в туфлях — и держала двумя пальчиками какую-то оранжевую тряпочку. С тряпочки текла вода.

— Привет! — поздоровался Таки. — Постирушку затеяла?

Старшая женщина посмотрела на Таки, словно на привидение. А младшая дернула плечиком и сказала:

— Уважаемый абориген, по этикету к особам королевской крови положено обращаться на «вы» с добавлением словосочетания «Ваше Высочество».

— Кем это положено? — не понял Таки. — Глупости какие. Ко всем не наобращаешься. Иностранцы вы, что ли?

— Нам надо позвонить! — вдруг заверещала старшая женщина. — Нам срочно надо позвонить!

Таки снял с шеи сотовый в водонепроницаемом футляре и протянул его женщине. Та судорожно начала нажимать кнопки.

— Не соединяет, — растерянно сказала она. — Пишет, что нет такого номера.

— А вы куда звоните? — сообразил Таки.

— В Крецию, во дворец.

— Связь действует только на острове. Вы что, не знаете? Позвонить в другие места можно из мэрии.

— Ну, вы беседуйте, а я пока искупаюсь, — сказала девчонка и, как была, в костюме, шагнула в море. Один шаг по камням на каблуках у нее получился, а при втором каблук поскользнулся. Девчонка шлепнулась в воду, замолотила руками-ногами, заорала, зафыркала. Старшая тоже заорала, видимо за компанию. Таки с интересом смотрел на процесс купания, потом протянул руку:

— Да ты вставай, что тут булькать-то на мелководье. Плавать на глубине надо.

— Она соленая! — с восторгом сообщили девчонка.

— А ты думала, тебе тут компот разлили? — хмыкнул Таки.

— Нет, она же взаправду соленая! Я думала, это поэтическое преувеличение. А это что? Ой, плывет! Это что, настоящая рыба?

— Да какая рыба, морская собачка, мелочь. Их тут полно. Ты что, вправду не видела?

Девчонка вздохнула.

— Нам срочно нужно позвонить! — опять завела свое старшая женщина. — Мы упали с самолета.

Таки вытаращил глаза. Нет, правду старики говорят, что Глотка — непростое место. Сегодняшний сюрприз Глотки перекрыл все предыдущие.

— Я отвезу вас в мэрию, — сказал он. — Залезайте в лодку. А если бы не я, как бы вы собирались доплыть до острова?

— На этих надувных матрасиках, — девчонка показала на оранжевую тряпку. — Мы бы гребли руками. Я в книжке читала, как плавали на надувных лодках. Только у вас тут камни очень острые. Пока мы съехали по склону, как на санках, резина вся о камни изорвалась. И не надувается — воздух выходит через дырки.

— Супер! — восхитился Таки. — Съезжать с Глотки на резиновых подушках! Расскажу мальчишкам — все захотят попробовать.

 

Глава 5

О верховой езде

— Этого не может быть, — думала Принцесса. — Этого острова нет, он мне снится.

Обрыв наплывал на лодку сверху, нависая буро-шоколадными склонами. Вблизи он казался еще более отвесным. Извилистые тропинки, прорезавшие склон зигзагами, еще более подчеркивали крутизну. На немыслимой высоте белели домики. Кое-где домики пытались сползти пониже к морю. Словно крупинки сахара осыпались с шоколадного кекса. В слепящем утреннем солнце они сверкали ярче, чем настоящий сахар.

Таки хотел сначала завести женщин к себе домой — обсушить, переодеть, накормить. Но старшая женщина со странным именем Гофмейстерина настаивала, что ей срочно нужно в мэрию. Младшая-то явно не торопилась. Она рассматривала лодку и берег острова так, словно в жизни ничего подобного не видела.

— Вон, выше по склону рыбачий поселок, я там живу, — объяснил Таки. — У самой воды никто не селится — только купаются да лодки ставят. Ну, сети сушим, рыбу разделываем. А на самом верху — город. Туда и пойдем.

— А где автомобиль? — завертела головой девчонка.

— В городе, в гараже. Что автомобилю на пляже делать, загорать, что ли?

— А какой-нибудь экипаж?

— Экипаж рыбачьих шхун в море, на лове.

— Да нет, карета какая-нибудь, запряженная шестеркой лошадей.

Таки фыркнул, представив, как шесть лошадей, дрыгая ногами, застряли на узкой улочке.

— Особам моего положения недопустимо ходить пешком, — настаивала девчонка.

— Тем более в государственное учреждение, каковым является мэрия, — подтвердила Гофмейстерина.

Таки почесал в затылке.

— Ага, будет вам карета… ну, мотор от нее по крайней мере. Постойте здесь минуточку.

И Таки быстро зашагал по дороге вверх, где жил горшечник Яни.

— Он пошел за сообщником, — зловеще зашептала Гофмейстерина. — Сейчас нагрянет мафия, и…

Но вместо мафии нагрянуло серое животное с печальными глазами. Его привел Таки — одолжил у горшечника.

— Вот тебе карета, — весело сказал мальчик. — Залезай.

— Это что? Это не лошадь, — с сомнением сказала Принцесса. — И не собака. Это их помесь?

Ослик посмотрел на Принцессу, потом на Гофмейстерину, сравнил габариты и подвинулся поближе к Принцессе.

— Да не бойся, зверюшка, я на тебе не поеду, — успокоила ослика Гофмейстерина. — Я же тебя раздавлю.

В глазах у ослика мелькнуло облегчение.

— Хорошенький, — неуверенно сказала Принцесса. — Но он чем-то пахнет. Это нормально?

— Он пахнет ослом, — объяснил Таки. — Он же осел. Было бы странно, если бы он пах апельсинами. Да лезь же! Вот сюда ногу ставь и садись верхом.

Принцесса неуверенно поставила ногу в стремя. Ослик дернулся. Принцесса прыгнула на одной ноге и сказала:

— Вообще-то нигде в этикете не сказано, что особы королевской крови Креции обязаны ездить на ослах. Даже слово такое — «осел» — не упоминается. Может, оно ругательное?

Ослик укоризненно покосился на Принцессу.

— Да ладно, я пошутила, — исправилась Принцесса. — Хоть бы лесенку какую приспособили. Он слишком высокий и крутой. И без перил. Ослы должны быть с перилами. Лучше с лифтом.

Но тут Таки, которому надоело зря торчать на солнцепеке, подсадил Принцессу в седло. Она побледнела гораздо сильнее, чем когда выпала из самолета, и сказала сдавленным голосом:

— Ой! Он шевелится!

— Естественно, шевелится, он же живой, — фыркнул Таки и шлепнул ослика по заду. Тот послушно пошел вперед. Таки и Гофмейстерина следовали рядом.

— Ой! — прошептала Принцесса. — Он прямо подо мной шевелится и теплый. У него температура?

— Конечно, он же не труп, — сказал Таки. — У всех животных есть какая-то температура. Даже у комаров.

— Держитесь, Ваше Высочество, — сказала Гофмейстерина, очень переживавшая по поводу безопасности. — Не отвлекайтесь на измерение температуры осла.

Ослик на ходу потянулся к какому-то кустику, нарушив плавное движение. Принцесса взвизгнула. Ослик чуть не подавился кустиком.

— Он что-то съел! — воскликнула Принцесса. — Это нормально?

— Нормально, — терпеливо подтвердил Таки. — Вот если бы его кто-то съел, было бы ненормально.

Принцесса отважилась оторвать руку от чего-то твердого, во что она вцепилась, и погладила ослика по шее.

— Какой бархатный! — удивилась она. — Немножко жесткий. И тепленький. И серенький. И с глазками!

— А что, у вас на родине ослы холодные, зеленые и слепые? — заинтересовался Таки.

Но Принцесса не ответила. Она была поглощена исследованием осла и не отвлекалась на пустяки. Она даже не обращала внимания на то, что маленькая процессия уже шла по городским улицам. Почти у мэрии Принцесса обнаружила у осла хвост. Это открытие привело Ее Высочество в бурный восторг, и она то и дело оборачивалась, чтобы полюбоваться на это чудо природы. Изнервничавшаяся Гофмейстерина хватала ее за коленку для безопасности, на что Принцесса периодически лягалась. Осел тоже лягался хором с Принцессой — они здорово спелись.

— Вот мы и приехали, — сказал Таки, стаскивая девочку с осла. — Это мэрия.

— Вот это мэрия? — удивилась Гофмейстерина. Принцесса не обратила на мэрию внимания — она гладила ослика.

Белый одноэтажный домик с плоской крышей не походил на государственное учреждение. У входа вместо почетного караула стояли большие глиняные горшки с цветами. Сверху сползало что-то вьющееся, зеленое, все в красных бутонах. Оно заплело почти всю мэрию. На волю торчали только синие деревянные ставни и кусочек вывески с буквами: «.. ОНО…».

— Оно — это что? — спросила Гофмейстерина. — Целиком учреждение как называется?

— Не помню, — пожал плечами Таки. — Эту вывеску все время цветы заслоняют. «…ОНО…»— это значит: «вот это ОНО самое и есть, не сомневайтесь».

— Маленькая какая-то мэрия, — засомневалась Гофмейстерина.

— А у нас мэр не толстый, он в ней как раз помещается, — объяснил Таки. — Вместе с телефоном. А ночевать он домой ходит, у него домик побольше.

Таки подошел к двери и крикнул в темный проем:

— Господин мэр! Тут пришла какая-то особа королевской крови и еще одна дама.

— Сейчас выйду, — и из двери вышел невысокий человек в рубашке и белых джинсах.

— Очень рад, очень рад, — сказал он. — Счастлив приветствовать вас на земле Острова, Которого Нет. А которая из вас Принцесса?

— Это она, — сказала Гофмейстерина.

— Это я, — сказала Принцесса.

— И я-а, — сказал ослик-самозванец.

Мэр ослика за Принцессу не принял, он его в лицо знал, потому что иногда брал его у Яни-горшечника.

— Не буду приглашать вас в мэрию, там душно, — сказал мэр. — Посидим лучше в беседке.

Он провел гостей куда-то вправо, за цветочный горшок, за большую оцинкованную бочку для дождевой воды, за воткнутые в землю жерди, в беседку, увитую виноградом. Солнце светило сквозь золотые виноградины, но запиналось о листья, давая кружевную тень.

— Боюсь показаться невежливой, но смею выразить недоумение, — сказала Гофмейстерина. — У вас такая маленькая мэрия…

— У нас на острове вообще дома маленькие, — пояснил мэр, разливая по кубкам вино из оплетенной бутыли. — А зачем нам большие дома, мы живем на улице. Ешьте этот хлеб, дорогие гости, его только что вынул из печи Тео-булочник. Вот помидоры, вот оливки, вот сыр. Для настоящего обеда еще рано, но слегка перекусить перед разговором и полезно, и приятно.

Принцесса потрогала висевшую над ней виноградную гроздь и сказала с удивлением:

— Как искусно сделано! Прямо как настоящая!

Мэр улыбнулся, срезал кисть и протянул девочке:

— Попробуй, дорогая Принцесса, это ранний сорт, он уже созрел. Солнце наполнило его светом и сладостью. И пусть ваше пребывание на острове будет сладким, как этот виноград!

И отпил глоток вина из глиняного кубка. Гофмейстерина с замиранием сердца сделала то же самое — а вдруг вино отравлено? Но обычаи аборигенов надо поддерживать. Принцесса лизнула вино и принялась за виноград. Таки со знанием дела разбавил вино ключевой водой из кувшина — себе и Принцессе.

Ослику вина не налили.

Междуглавие про коварных лошадей

— Все-таки, братец, я не понимаю, зачем тебе это было надо, — пожал плечами Аид.

— Что именно? — не понял Посейдон.

— Да верховая езда. Зачем ты научил людей ездить на лошадях?

— Я? — поразился Посейдон. — Кто тебе сказал такую глупость?

— Так люди и сказали: «Слава великому Посейдону, подружившему нас с морем, научившему ездить на лошадях, верхом и на колесницах, самому человечному из богов, отцу народов…» — ну и так дальше. Во всех гимнах воспевают, какой ты молодец насчет лошадей… хи-хи… изображая тебя в виде жеребца… хи-хи-хи.

— Это мерзкая карикатура! Журналистам только дай волю… И вообще я в жизни ни на одну из этих зверюг не садился! Ну, колесницы еще туда-сюда. Запряжешь на вечерней зорьке тройку гиппокампов в большую тридакну, хлестнешь бичом — эх, выноси, залетные! И дорогой длинною, да ночкой лунною… А верхом— ни за что. Как представлю, что подо мной шевелится что-то большое, теплое, шерстистое, полное навоза… бр-р! И вообще, лошади — не акулы, в море почему-то тонут.

— А кто же научил людей ездить верхом?

— Да я-то думал, что ты, братец Аид. От тебя всякой пакости ждать можно.

— Я? Ну и где логика? Я подземный бог, при чем тут лошади? Вот если бы я людей научил кататься верхом на метро, тогда да, тогда можно.

— Я думаю, сами лошади и виноваты. Спал какой-нибудь первый человек беззащитно и доверчиво в тени кустиков. А коварная лошадь заползла ему между ног и как побежит! С тех пор люди ездят на лошадях. А также — верблюдах, осликах и велосипедах.

 

Глава 6

Засекреченный остров

— Вот так мы и оказались на вашем острове, — закончила рассказ Гофмейстерина. — Этот храбрый юноша перевез нас через море, и теперь мы должны срочно позвонить домой, в Крецию. Там уже поднята на ноги вся служба безопасности, там подозревают похищение… боже мой! Срочно сообщите во дворец — и за нами вышлют вертолет.

— На острове нет аэродрома, — заметил мэр. — И позвонить отсюда в Крецию невозможно. Мне очень жаль, прекрасная госпожа.

— Да? Какая слабая связь на вашем острове… А в Италию? Во Францию? Куда-нибудь?

Мэр погрустнел.

— Все очень сложно, — сказал он. — Но я объясню. Конечно, я немедленно сообщу родителям девочки, что их ребенок жив и здоров. Только выслушайте меня. Нет… лучше посмотрите.

Он вышел из беседки и поманил за собой Гофмейстерину. Принцесса тоже вышла — интересно же, что мэр покажет.

Он раздвинул высокие заросли олеандра — и гости неожиданно оказались на обрыве. Вокруг причудливыми уступами белели домики с синими, лиловыми, голубыми крышами, заросшие цветами. Кое-где бело-синие ступени домиков пронизывала темно-зеленая вертикаль кипарисов. Вниз обрывалась темная круча, внизу шумело море. На горизонте причудливыми драконами белели острова. Белое, синее, черное… и слепящее солнце, делавшее белое совсем белым, синее — совсем синим, а черное — адской бездной.

— Этого острова нет, — сказал мэр. — Три с половиной тысячи лет назад вулкан погубил его. Аид покарал наших предков невесть за что, а Посейдон не заступился. Погибли сады и священные рощи, золотые дворцы и увитые виноградом домики… Все, что вы видите, включая вон те острова вдали, было одним круглым островом. А остались ошметки, потому что середина провалилась в морскую бездну. Мудрые жрецы предсказали катастрофу и уговорили людей сесть на корабли и уплыть в неизвестную даль. Никто не погиб. Но остров стоял пустой и безжизненный много веков.

Потом пришли люди. Одни говорят, это были чужие племена, которых гнали с материка сильные соседи. Другие — что это были потомки тех, кто уплыл на кораблях. Из поколения в поколение передавали они легенды о самом прекрасном в мире острове. «Этого острова теперь нет, — говорили они. — Но мы вернемся и на остатках прежнего создадим новую красоту».

И они вернулись. Искусные мастера построили бело-голубые дома, посадили цветы и деревья, развели стада и засеяли поля на пологой кромке острова. И полюбили свою новую прекрасную родину. А чтобы пираты и бандиты всех народов не польстились на такую красоту, условились скрывать остров от мира.

Под страхом высылки с острова было приказано: путешествуя в иных странах, не рассказывать об острове, а если чужой корабль пристал к берегу — убедить его, что это мираж. Хоть логикой, хоть гипнозом, хоть волшебством, хоть дубиной… но последнее бывало редко. И на старинных картах наш остров так и обозначен: «Остров, Который Был и Нету».

— А разведывательные космические спутники типа Ки-Хоул? — спросила Гофмейстерина. — А самолеты? С них же все видно!

— Видно, — кивнул мэр. — Но это мираж. Если три тысячи лет вам говорят, что это мираж, то самолеты и спутники могут хоть повеситься — им никто не поверит. Конечно, у нас бывают гости.

Например, археологи — у нас много древних селений, мы разрешаем некоторым археологам вести раскопки на островах, сохранившихся после извержения, и в кальдере тоже. Кальдера — это огромная пропасть на месте взрыва. Иногда приезжают геологи — им интересно, как ведет себя вулкан, не собирается ли устроить еще одну пакость.

— Он что, не потух? — перепугалась Гофмейстерина.

— Нет, конечно, он живехонек. Тот остров, на котором вы высадились, и есть кратер. Вы, быть может, почувствовали, какая там горячая земля. Вулкан тихо варит что-то в своей подземной кастрюльке.

— Вы просто поэт, — тихо заметила Гофмейстерина. — Но ведь это же опасно.

— Это менее опасно, чем наркотики, преступность, загрязненный воздух и отравленная вода в других странах, — сказал мэр. — Мы живем в раю. А то, что этот рай в любую минуту может превратиться в ад, лишь добавляет остроту жизни. Но вы не поняли, прекрасная моя гостья. Мы храним тайну острова три тысячи лет. И мы не нарушим ее ради маленькой Принцессы и очаровательной Гофмейстерины.

— Мы должны навсегда остаться на острове? — со странным выражением лица спросила Принцесса.

— Нас посадят в тюрьму? — спросила Гофмейстерина.

— О Боже! — мэр аж пошатнулся. — Да как вы могли такое сказать? Как у вас язык повернулся? Конечно, вы поедете домой. Но позвонить в Крецию немедленно мы не можем. По звонку легко определить наше местонахождение, сюда нагрянут полиция и войска… нет. И отвезти вас на материк мы сможем только через три дня. Эти дни вам придется прожить у нас, а там придет большой корабль и отвезет. Вы только пообещаете никому никогда не рассказывать об острове. Дадите честное слово.

— И что, эти археологи и другие гости острова тоже дают честное слово не рассказывать об острове? — поразилась Гофмейстерина. — И держат его? Не может быть.

— За три тысячи лет ни один из наших гостей не проболтался, — сказал мэр. — Честных людей в мире гораздо больше, чем вам кажется, госпожа.

— Через три дня, — протянула Принцесса. — Это здорово. А я буду ездить на ослике, ладно? И есть виноград с микробами, и купаться… Вот только мама… Ей вредно волноваться, она же кормит молоком маленького. У нее молоко от огорчения пропадет. А братик еще не умеет кашу есть. У меня есть настоящий брат, его зовут Станислав-Август. Надо как-то маме сообщить, что я жива-здорова.

— Сделаем так, — сказал мэр. — Я по своим тайным каналам пошлю письмо. Что-то вроде «Я жива, приеду через четыре дня, не ищите меня». Искать, конечно, будут, но не найдут.

— А я? — печально спросила Гофмейстерина. — Я ведь по должности обязана позвонить, сообщить… даже сбежать. Правда, мне не хочется раскрыть тайну острова, но меня просто уволят, если я не найду выход. Может, вы меня временно посадите в тюрьму? Тогда я честно скажу, что не выполнила свой долг, потому что была в заключении.

Мэр посмотрел на Гофмейстерину и кивнул.

— Отличный выход. Только у нас на острове нет тюрьмы.

— А можно ее в загоне для скота запереть, — предложил Таки. — Там сейчас почти пусто, только козел Ованес сидит. Он бешеный, его в стадо не пускают. Пусть они вдвоем посидят. И Ованесу повеселее будет, и вам, госпожа, не скучно.

— Я не хочу сидеть в тюрьме с бешеным козлом! — возмутилась Гофмейстерина. — Это неприлично!

— Сделаем так, — сказал мэр. — У меня очень большой дом — четыре комнаты, а живу я один. Мы сделаем вид, что это тюрьма. Я вас жестоко запру в лучшей комнате для гостей. Или в четырех комнатах, если хотите. А сам вообще могу в саду ночевать. Днем я буду вас выпускать на прогулки — за хорошее поведение. Гуляйте по всему острову, но все равно считается, что вы в тюрьме. А на ночь опять запру.

— Великолепно! — просияла Гофмейстерина. — И совесть моя спокойна, и вреда острову не нанесу. Но не стоит уступать мне весь дом, вполне достаточно самой маленькой комнаты. Не могу же я спать в четырех комнатах одновременно.

— Такая прекрасная госпожа достойна Кносского дворца, — грустно сказал мэр.

Гофмейстерина удивилась: ее на этом острове за одно утро уже три раза назвали прекрасной и один раз очаровательной. Она специально считала, потому что за предыдущие сорок лет жизни ей только один раз сказали «А еще ничего тетка». Остров начинал ей нравиться.

— А Принцесса может жить в моем доме, — предложил Таки. — К морю близко.

— И к ослику, — заулыбалась Принцесса.

— По этикету особа королевской крови Креции может жить только в домах особ королевской крови, — сказала Гофмейстерина. — Или в гостиницах не ниже пяти звезд.

— О-о, тогда все в порядке, — обрадовался мэр. — Принцесса может жить почти в любом доме этого острова. Мы — потомки древних минойских царей-жрецов, которые увели народ перед извержением, а через пятьсот лет привели обратно. Легенда рассказывает, что это «возвращение» возглавил царь Тир, в честь него и остров назвали Тиррит. А до извержения он назывался по-другому. Остров-то маленький, все давно переженились. Таки — один из многочисленных прямых потомков минойских царей. Яни-горшечник — потомок по боковой линии. Тео-булочник — тоже прямой потомок и по отцу, и по матери. Очень немногие из наших сограждан не имеют царской крови в жилах. Я, например. А вам, прекрасная госпожа, тоже нельзя по этикету жить в доме человека нецарского рода?

— Да что вы! — замахала руками Гофмейстерина. — Да я совсем из незнатной семьи. А на высокий пост Гофмейстерины попала не по знакомству и не по семейным связям, а за то, что всю жизнь хорошо работала.

— Отлично, — сказал мэр. — Пока погуляйте, а вечером возвращайтесь сюда, я провожу вас в тюрьму. Перед тюрьмой посидим где-нибудь в ресторанчике, послушаем музыку, у нас джаз хороший. А девочка поживет в доме Таки. Его мать — отличная хозяйка, готовит гирос и мусаку лучше всех на острове. Таки, на три дня освобождаю тебя от работы рыбака, назначаю жалование — пять драхм в день — и велю показывать гостям остров и всячески их развлекать.

— Вот здорово! — обрадовался Таки. — А задаток можно?

Мэр вынул из кармана три монеты и отдал мальчику.

За скорпеной можно было и не ехать.

А в это время во дворце…

Министр обороны и безопасности, стиснув руками голову, в пятый раз перечитывал лежавший перед ним документ. Это была расшифровка стенограммы телефонного звонка, поступившего два часа назад в Штаб Охраны Королевского Семейства. Текст гласил: «Я жива здорова все прекрасно замечательно вернусь через четыре дня не ищите меня это бесполезно. Тоня».

Министр поморщился, вспомнив кошмар, который начался в Штабе, когда эти вороны обнаружили исчезновение Принцессы из самолета. Они караулили дверь в клозет почти до приземления самолета в точке назначения. Мало ли какие у Принцессы проблемы с желудком! Вот и не выходит долго. Поэтому установить, в какой именно точке маршрута Принцесса покинула салон, было невозможно. Вертолеты ВВС прочесали все пространство и ничего не нашли. Королю пока не докладывали — ждали хоть каких-нибудь вестей.

И вот этот звонок. Его явно передали по цепочке, отследить источник было сложно. Последнего звонившего, конечно, вычислили. Им оказался законопослушный гражданин столицы Спиридион Кристаки, таксист по профессии. Он объяснил, что на улице к нему подошла прелестная пухленькая девушка лет двадцати и попросила позвонить по такому-то телефону и передать такой-то текст. Дескать, строгие родители запретили встречаться с возлюбленным, и она убежала из дому. Она безумно счастлива со своим милым, а чтобы мама с папой не волновались, просит позвонить и сказать, что все хорошо. Таксист, естественно, согласился, потому что был молод и тоже хронически влюблен в кого-нибудь.

Министр отхлебнул горячего молока и задумался. Спутать толстую двадцатилетнюю девушку с тощенькой двенадцатилетней Принцессой было затруднительно. С таксистом говорила явно не Принцесса. И как прикажете ее искать?

Секретарь бесшумно подошел справа:

— Будем поднимать войска?

Министр почесал шею под намотанным на нее компрессом и в шестой раз перечитал записку. Почему-то он поверил, что это не террористы, а Принцесса написала. Слишком явное ликование сквозило в коротеньких строчках.

— Нет, — прохрипел он, — будем тихо искать Принцессу. — Ты понял? Не поднимать шума. Активируем агентурные сети в квадратах F, D и Н. Скажем, что проводим учебную операцию на курсах повышения квалификации разведчиков. Королю и Королеве ничего не говорить. Будем сочинять фальшивые отчеты, как Принцесса отдыхает на курорте. Королеву нельзя волновать, а то у нее молоко пропадет, что вредно для государства. Короля тоже нельзя волновать, а то пропаду я, что вредно для меня. Через четыре дня девчонка вернется, и там разберемся.

— А если не вернется?

— Тогда мы с тобой бодрым строевым шагом отправимся в тюрьму, в отставку или еще куда-нибудь, — сказал Министр и потер горло. Оно зверски болело.

— Может, все-таки уколы попробуем? — предложил секретарь. — С ангиной лучше не шутить.

— Что?! — возмутился Министр. — Уколы?! Ни за что. Добровольно наносить колющие ранения в жизненно важную часть тела?! Нет, нет и нет. Как профессиональный военный, я считаю это извращением. Принеси лучше еще молока с содой и маслом.

И Министр сел писать липовый отчет о первом дне пребывания Принцессы на курорте.

 

Глава 7

Нападение свирепой шляпы

— И в кого ты у меня такой уродился? — удивлялась Стефания, мама Таки, разбирая ворох одежды. — Ушел ловить скорпену, а поймал Принцессу. Вот, дочка, примерь это. Не узко?

Худенькая Принцесса легко втиснулась в шорты и топик Анастазии. Та была моложе на четыре года, но пухленькая. Сложнее было с Гофмейстериной. Она не входила ни в одно платье изящной Стефании. На самом дне сундука нашелся-таки цветастый сарафан с оборками, который Стефания носила, когда ожидала рождения Анастазии и была толстая.

— Ой! — ужаснулась Гофмейстерина, посмотрев на себя в сарафане. — В этих оборках я похожа на бегемота.

— И вовсе не похожа, — возразил Таки и честно уточнил: — Ну, разве что на очень худого бегемота. Дистрофика.

— А, по-моему, вам идет, — Стефания задумчиво оглядела гостью. — Вы такая женственная в этих цветах и воланах. Костюмы из твида хороши для бизнес-леди и манекенов из магазина. А мы с вами — живые женщины, не так ли?

Гофмейстерина неуверенно кивнула. Она как-то не ощущала себя «живой женщиной». Ладно, три дня потерплю в оборках, решила она. Жаль только, что этот любезный мэр увидит меня в таком дурацком наряде. Ну ничего, ему это все равно, конечно.

— Сланцы и купальники купите в лавочке Спиро, — сказала мать Таки. — Не забудьте про косынки, а то голову напечет. Таки, обязательно приводи Тонечку и госпожу Гофмейстерину домой на сиесту. Они не привыкли к нашему солнцу, пусть пересидят самое жаркое время под крышей.

— Да ладно, — отмахнулся Таки. — Сам знаю.

В лавке было прохладно и сумрачно. Внушительных размеров владелец, он же продавец, он же менеджер по рекламе, Спиро сидел в кресле под причудливой занавеской из свисающих купальников и сосал мундштук кальяна. По-настоящему курить кальян с утра он считал неприличным.

— Доброе утро, Спиро, — поздоровался Таки. — Нам нужны шлепанцы, купальники и косынки вот для этих двух дам. Девочке купальник нужен красивый, она всамделишная принцесса.

«Мне тоже нужен красивый купальник», — подумала Гофмейстерина, но ничего не сказала.

— Купальники тут. Шлепанцы вон там, берите, что надо, — меланхолически заметил Спиро, ради разговора вынув мундштук изо рта. — А даме надо не косынку, а шляпу с широкими полями и розами. Где-то у меня была подходящая…

— Что?! Мало мне оборок! — возмутилась Гофмейстерина. — Шляпу с розами я не переживу.

Спиро оценивающе посмотрел на Гофмейстерину сквозь занавеску из висящих купальников. Потом подул: «Ф-ф-ф», — чтобы купальники слегка разлетелись и дали ему лучший обзор.

— Шляпу с розами и ничего иного, — категорически изрек он. — Хорошо бы еще страусовое перо. Малиновое или цвета «цикламен». У меня есть знакомый Георгиос, так у него есть знакомый страус. Я добуду для вас перо, мадам. Вы станете еще прекраснее. А косынку я вам не продам даже за тысячу драхм.

Гофмейстерина представила, как она в купальнике и шляпе со страусовым пером выходит на Большую Королевскую аудиенцию, и нервно захихикала.

Принцесса уже выбрала себе и шлепанцы, и косыночку, и пестрый купальник, а Гофмейстерина все сомневалась над фасонами. Наконец она надела самый закрытый из всех купальников и позвала свою подопечную в примерочную — на совет.

— Какой-то он черный, — скривилась Принцесса. — И все-все закрывает. И живот, и спину, и плечи. И даже какие-то юбочки свисают на ноги.

— Покажитесь мне! — величественно приказал Спиро, взмахнув мундштуком. Гофмейстерина совершенно не собиралась дефилировать в почти голом виде перед незнакомым мужчиной, но Принцесса уже раздернула занавеску кабинки.

Спиро еще раз подул на свисающие купальники, чтобы лучше видеть.

— Мадам! — сказал он. — Вы собрались купаться в море? Или вы собрались поступать в женский монастырь святой Августы? А может, вы планируете в этом костюме ехать на Аляску кататься на собаках? Он такой теплый и закрытый, что сибирские морозы в нем не страшны.

Спиро не глядя протянул руку вверх и сдернул за лямку один из свисающих купальников.

— Наденьте вот это, мадам, и не сердите меня, — сказал он, засовывая в рот мундштук. — А то в гневе я страшен.

Гофмейстерина послушно надела развеселый раздельный купальничек, весь из тонких лямочек, мало что прикрывающих. Неожиданно он ей подошел гораздо больше, чем черный и приличный.

— То-то, — удовлетворенно сказал Спиро. — Где же у меня была шляпа с розами?

И он сделал попытку выбраться из кресла. Перепуганная Гофмейстерина пискнула и вылетела из лавки с такой скоростью, словно шляпа с розами за ней гналась.

 

Глава 8

Фен для Принцессы

— Сначала мы пойдем знакомиться с морем, — объявил Таки, направив гостей вниз по тропинке.

— А это… мы вроде знакомы, — сказала Принцесса, вспомнив свое барахтанье в соленой воде.

— Это разве знакомство? Море — самое главное в нашей жизни. Ему надо представиться торжественно.

Они подошли к кромке прибоя.

— Добрый день, — сказал Таки. — У нас гости. Вот это — Принцесса, ее зовут Теодора Антония. Можно Тонька. А вот это — Гофмейстерина. Ее зовут… вас как зовут по правде?

— Маргарита, — растерянно сообщила Гофмейстерина. — Можно Марго.

Принцесса удивленно воззрилась на Гофмейстерину. Она не знала, что Гофмейстерина на самом деле Марго.

— А это — море, — и Таки широким жестом обвел горизонт. — Много миллионов лет назад в нем зародилась жизнь. На суше еще ничего не было, одни молекулы летали и стукались друг об друга. А в море уже появились маленькие зелененькие зверюшки.

— Вот в этом море? — уточнила Принцесса. — Именно вот тут, где мы стоим?

Таки точно не знал, в этом или не в этом, но ответил уверенно:

— Конечно, в этом. Оно не случайно называется «Средиземное море». Посреди земли, понимаешь? Это самое главное море в мире. И самые знаменитые древние народы жили по берегам этого моря: минойцы и финикийцы, хетты и греки, этруски и римляне… еще кого-то я забыл, мы в школе проходили.

Принцесса с уважением посмотрела на прозрачную воду. А Гофмейстерина присела и погладила ладонью волну.

— А в нем можно купаться? А то оно такое почтенное и знаменитое…

— Не можно, а нужно! Пошли, я научу вас плавать.

Гофмейстерина сбросила сарафан, критически оглядела себя в новом купальнике и поскорее зашла в воду, чтобы не видеть это безобразие.

— Что вы делаете? — заинтересовался Таки.

— Я плаваю, — с достоинством ответила Гофмейстерина. Она стояла по пояс в воде и изящно приседала.

— А… а почему вертикально? — удивился Таки. — Плавают же по горизонтали.

— Я умею только по вертикали, — объяснила Гофмейстерина. — Если мелко, то вот так, с приседаниями. А если глубоко, то прямо сразу на дно.

— Я вам покажу, как надо плавать, — предложил Таки, но Гофмейстерина замахала руками:

— Ни в коем случае! У меня тяжелая психологическая травма, вызванная покупкой аморального купальника и угрозой нападения шляпы с розами. Оставь меня в покое, я с удовольствием поприседаю минут пять и пойду загорать.

— Лучше меня научи, — попросила Принцесса. — Я читала, что надо ноги от дна оторвать и двигать ими. Но у меня ноги от песка не отрываются. Может, прилипли?

— Ложись пузом прямо на воду и брыкайся руками и ногами, — сказал Таки.

Принцесса от души забрыкалась, сразу с головкой ушла под воду и ужасно перепугалась.

— Я утонула? — спросила она, когда Таки поставил ее вертикально. — Или еще нет?

— Вот так руками двигай, а вот так ногами, — учил Таки. — Как можно не уметь плавать? Это все равно, что не уметь дышать.

После долгих усилий запыхавшаяся и наглотавшаяся соленой воды Принцесса смогла десять секунд продержаться на воде.

— Молодец, — похвалил Таки. — Вечером еще искупаемся. А завтра ты уже поплывешь нормально. Сейчас ложись на спину и отдыхай. Да не на берегу, а прямо тут, на море ложись. Не бойся, я тебя подстрахую. Расслабься. Спину расслабь!

Принцесса попыталась лечь на воду.

— У меня голова тонет, а попа всплывает, — пожаловалась она. — Это нормально?

— Нормально, — успокоил Таки. — Голова у человека тяжелая от мыслей, вот она и тонет. А в попе мыслей нет. Ты тяжелые мысли выкинь из головы, бездумно смотри в небо, и пусть море тебя баюкает.

Принцесса перестала задирать голову и зависла в воде. Море ласково пошевелило ее, погладило по животу соленой ладошкой, лизнуло щеку мокрым языком. Небо закачалось над Принцессой, в небе закачалось солнце: туда-сюда, тудасюда… Рядом качался Таки. Чуть дальше качался берег, на берегу качался город и мэрия, толстый Спиро с мундштуком и добрая Стефания…

— Эй, не спи! — сказал Таки. — Нельзя спать в воде и на солнце, обгоришь. Пойдем на берег, будем дальше знакомиться с островом. Вот море — это то, с чего началась история жизни. А сейчас мы пойдем смотреть то, с чего началась история Европы.

— Может, еще поплаваем? — жалобно попросила Принцесса. — Я не очень люблю историю. Она скучная и вся в датах.

— Здесь история пропитала остров, как мед — бахлаву, — сказал Таки. — Видишь вон ту гору? Там пещера, в ней родился Зевс. А свою любимую девушку Европу он привез из Финикии в залив на западе острова. А вон с той кручи взлетел в небо Икар. За городом — развалины Лабиринта, построенного Дедалом…

— Но это же сказки, а не история, — возразила Принцесса. — Их же не было, этих богов и всяких Дедалов.

— Кого не было? — возмутился Таки. — Зевса не было? Дедала не было? Ты еще скажи, что царя Миноса не было и Минотавра не было! Это самая настоящая взаправдашняя история. И сейчас мы пойдем смотреть самый древний дворец в Европе.

— А где фен? — спросила Принцесса, одеваясь. — Мне надо волосы высушить и уложить.

— Вон, — и Таки показал на солнце. — Лучший в мире фен. Никогда не ломается и не перегорает. А уж уложит так, что любо-дорого. Прическа во все стороны торчать будет.

Междуглавие про ванную

— Сил моих больше нет! Нет моих божеских сил! Все кончились напрочь! И не побоюсь этого выражения — нафиг! Послали же бессмертные боги братца!

— Так это… кто послал-то? — не понял Аид. — Мы же и есть эти самые бессмертные боги. Которые посылают братцев. Или там сестриц. Как повезет.

— Да, верно, я забыл, — отмахнулся Посейдон. — Ты что наделал, минтай бессмертный, но непереваренный? Ты что сотворил с Кносским дворцом? Такой дворец был хороший, планировка логичная, самая передовая в Европе. Залы все по порядочку, коридоры ровненькие, параллельные… А ты?

— Скучно же, — объяснил Аид. — Идешь-идешь, комната в комнату переходит, ни тебе тупичков, ни закоулочков. Теперь зато красиво. Романтично.

— Очень романтично, — вздохнул Посейдон. — Романтики— выше крыши. Проснулся утром царь, и надо ему… скажем так, в ванную. А за ночь этот недо-… недо…словом, ты, любезный братец, устроил маленькое землетрясение. Крохотное такое, щадящее. Пол-острова не развалил — и на том спасибо. Зато все залы и коридоры дворца перемешал в произвольном порядке. А их полторы тысячи! Стоит царь посреди своего мегарона и весь в недоумении: куда ему идти… скажем так, в ванную. Потому что вообще ни одной комнаты на месте нет. А ему очень надо… скажем так, в ванную. То ли «ау» кричать, что для царского сана неблаголепно. То ли эту самую… скажем так, ванную прямо вот сию минуту посреди мегарона устраивать. Ты об этом подумал?

— Не подумал, — согласился Аид. — Я же бог. У меня другая физиология. Давай для царя горшок изобретем? Скажем так, ванну.

— Поздно уже, — сказал Посейдон. — В смысле, я уже изобрел. Но это дела не меняет. Нет, это же надо так все запутать! Не дворец теперь, а лабиринт.

Подумал-подумал и сказал:

— Потомки все перепутают еще больше. Придумают сказку о звере Минотавре, запустят его в лабиринт, как мышку в опыте про условные рефлексы…

— А можно я создам зверя Минотавра? — робко попросил Аид. — Мне очень хочется.

— Я тебе создам! — пригрозил Посейдон. — Ремнем по… скажем так, по хитону. Насоздавал уже, спасибо. Мокрицу создай, пусть по пещере ползает. На большее тебе доверия нет.

Аид промолчал, но подумал: «Ладно-ладно. Я еще себя покажу».

 

Глава 9

Знакомство с арбузом

До дворца было далековато, и Таки решил опять попросить для Принцессы ослика. К дому Яни-горшечника пришлось пройти мимо дома Таки. Это была стратегическая ошибка. Потому что они тут же подверглись нападению. Даже двум нападениям. Сначала на них напала Стефания и после короткой борьбы уволокла всю троицу есть арбуз. Во дворе на них снова напали. На этот раз кудрявая сердитая особа лет восьми.

— А меня не взяли! — закричала она, обиженно моргая глазами-виноградинами. — Сами ушли гулять, а меня не взяли!

— Да мы во дворец пойдем, чего ты там не видела, — уговаривал сестру Таки. — Вчера тебя туда водил, горшки показывал. Не будь врединой, Анастазия, отвяжись от нас, а то стукну.

— Не отвяжусь, — надулась девочка. — Я тоже пойду. Я сама тебя стукну сковородкой.

— Никто никуда сейчас не пойдет, — решительно сказала Стефания. — Самое пекло. Поедим арбуз — и сиеста.

— Арбуз — это я знаю, это розовые мокрые кубики, их подают на десерт, — сказала Принцесса. — А что такое сиеста?

— Сиеста — это самое дурацкое дело, какое можно придумать, — объяснил Таки. — Когда посреди дня все укладываются спать. Спят люди, спят козы, спят куры, спят рыбы в море и мухи в воздухе…

— И ослики спят?

— Уж ослики-то точно спят, аж похрапывают. Жизнь на острове останавливается. Не спят только иноземцы. Профессор Маринопулос, который ведет раскопки дворца, — приезжий, поэтому он не спит. Мы тихо сбежим, и он нам все покажет. А вечером рабочие проснутся, и профу будет некогда. Самое время идти к нему в сиесту. О-о, мать, какой арбуз замечательный! И холодный!

Принцесса недоверчиво покосилась на стол. Это арбуз? Это зеленый стратостат, который вместо воздуха нечаянно наполнили свинцом! Таки занес над ним нож. Арбуз тихо покачивался на блюде, будто сожалел, что слишком тяжел и не может улететь от убийцы с ножом.

Крак! Под ударом ножа арбуз тихо хрюкнул и развалился на две части. Из середины брызнул ало-малиновый свет, озаривший сумрачную беседку.

— Спелый, — удовлетворенно сказал Таки, отрезая длинные сияющие ломти.

Принцесса растерянно покосилась на свою долю. Как это есть? Те тепленькие розовые кубики полтора на полтора сантиметра, что подавали ей дома, она просто накалывала на десертную вилочку. Но тыкать вилочкой этого гиганта — все равно, что пытаться есть непотрошеного мастодонта с помощью зубочистки. Принцесса поглядела, как едят другие, и тоже вгрызлась в арбуз. Он доходил ей до ушей и стекал по подбородку. Ничего более вкусного Принцесса не ела.

— Ох, — вздохнула Гофмейстерина, откладывая пятую или шестую обгрызенную корку. — Кажется, я погорячилась.

— Сейчас надо полежать и все это переварить, — сказала Стефания. — Марго, вам в беседке постелить или в доме?

— Лучше бы в доме, — жалобно попросила Гофмейстерина. — Если не сложно. А то я как-то странно себя чувствую. Голова звенит, и в глазах что-то синенькое мелькает…

— Ну конечно! — всполошилась Стефания. — Таки! Негодный мальчишка, почему ты не купил нашей гостье косынку? Ей напекло голову! Это солнечный удар!

— Нет-нет, не ругайте мальчика, — заступилась Гофмейстерина. — Свирепый продавец не продал мне косынку. Он угрожал мне шляпой с розами! Лучше я буду солнцеударенная, чем в шляпе с розами!

— Ложись в постель и притворяйся, что спишь, — шепнул Таки Принцессе. — Когда все заснут, мы улизнем во дворец.

— Ладно, — согласилась Принцесса, с трудом вылезая из-за стола. Ее качнуло — арбуз в животе перевесил. — Мне и не хочется спать.

 

Глава 10

Дворец с видом на море

Принцессе совершенно не хотелось спать. И непонятно, почему через пять минут Таки еле-еле ее растолкал:

— Ну, пошли!

— Угу, — сказала Принцесса. — Сейчас.

И перевернулась на другой бочок.

— У нас только три дня, — напомнил Таки. — И один из них вечером кончится.

Принцесса тут же села в полной боевой готовности:

— А ослик?

— Ослик, к сожалению, спит еще крепче, чем ты, — сказал Таки. — Я не смог его разбудить. И Яни спит, и жена его тоже. Вообще весь остров дрыхнет. Пошли.

Выйдя на улицу, Принцесса впервые подумала, что обычай спать днем не так уж плох. Солнце палило так, что на белые стены домов было больно смотреть. Солнечные лучи были тяжелыми, словно сделанными из раскаленного чугуна, и давили на голову и плечи. Из беседок и двориков доносились храп и посапывание. В тени кустов спали собаки. Под крыльцо заползли кошки. Ослы были в глубоком наркозе. Козы вообще растворились в пространстве. На сливовой косточке, валявшейся в пыли, спали три мухи. Только цикады орали истово, как будто до конца света осталось полчаса, и цикадам надо было напоследок высказать все, что они думают о мире.

На раскопе, в глубоких окопчиках, прикрытых пальмовыми листьями, спали рабочие. Профессора не было видно.

— И это дворец? — разочарованно протянула Принцесса. — Это… это… какая-то бомбежка тут была. Ямки, канавки, камушки…

Таки удивился. Он других дворцов не видел и считал, что этот — лучший в мире.

— А какой должен быть дворец?

— Ну… достроенный, а не эти развалины. Большие залы, паркетные полы, хрустальные люстры. Колонны, зеркала, бархатные шторы с золотыми кистями. Мраморные статуи, фарфоровые безделушки. Картины в золотых рамах. В окна виден парк с подстриженными кустами…

Таки оглядел знакомый с детства пейзаж. Осыпавшиеся стены ниже колен, обгрызенные временем камни кладки, уходящей в землю. Узкие траншеи, расчищенные археологами, словно ходы сообщения на войне. Дыры, обвалы, ведущие в подземные ходы, откуда тянет затхлой прохладой. Щебень, битый камень, на котором скользит нога. Белая въедливая пыль, которая с трудом отстирывается от рубахи. Острый осколок древнего горшка, впившийся в пятку. Толстые обрубки колонн, лежащие как бревна на лесоповале. Кто ходил по этим растрескавшимся плитам? Кто уронил горшок, осколок которого поцарапал Таки ногу? Может, такая же девчонка, как Анастазия? Она вечно бьет посуду. Только этой девчонке теперь четыре тысячи лет…

— Нет, — сказал Таки. — Наш дворец мне больше нравится. В его окна был виден не подстриженный парк, а море. И вообще это мой дворец. Тут царствовал мой пра-пра-пра — не знаю сколько пра-дед. Не нравится — не смотри.

— Нравится, — Принцесса перепугалась, что Таки обидится. — Просто не похоже на дворец.

— А между тем, дитя мое, это был прекраснейший дворец Европы, — раздался откуда-то из-под земли замогильный голос. — Хотя бы потому, что больше в Европе в те времена дворцов не было.

Из окопчика вынырнула лохматая и невероятно запыленная голова с веселыми глазами.

— О-о, здравствуйте, профессор! — обрадовался Таки. — Я привел гостью.

— Это прекрасно, — заулыбалась голова. — Ибо сказано Аполлонием Родосским: «Гость — услада для души, хоть в столице, хоть в глуши». Перевод мой.

И профессор ловко вылетел из окопчика и поцеловал руку Принцессы абсолютно пыльными губами.

— Простите, я слегка запачкался, — сказал он и встряхнулся, как пес после купания. — Но сказано Диодором Сицилийским: «Что нам грязь на нашем теле, грязь души страшней на деле». Перевод мой.

— Вы ей докажите, что наш дворец хороший, — попросил Таки.

— Не буду. Каждому сияют свои дворцы. Да и чем этот дворец отличается от твоего маленького дома, Таки? Ничем существенным, только размером. Смотри, девочка, тут был мегарон — длинная комната, личные покои царя. Перед ее короткой стороной — мощенная галькой открытая площадка. Позднее ее назовут «вестибул» (от чего пошло французское слово «вестибюль»), А сзади — несколько комнат с отдельным входом, там были хозяйственные помещения. Но дом Таки построен так же!

— Да, — вспомнила Принцесса. На площадке, мощенной галькой, их встретила Анастазия. А из задних комнат мама Таки принесла арбуз.

— Вот-вот, — кивнул профессор. — Современные дома на острове построены так же, как и дворец четыре тысячи лет назад. А росписи на стенах! Что нарисовано на твоих стенах, Таки?

— Дельфины, — сказал мальчик. — Вы же были у нас дома.

— И здесь, в спальне царицы — фрески с дельфинами, — профессор указал на синее пятно на стене. — А вон там — узор из лилий и львов.

— Такой есть в доме Яни-горшечника, — кивнул Таки. — Только поновее.

— Конечно, во дворце полторы тысячи комнат, — сказал профессор. — Но это не важно. Современные мастера делают горшки, похожие на те, которые лепили в мастерских царя Миноса. А некоторые узоры на вышивках Такиной мамы даже древнее этого дворца. Ты понимаешь, что на этом острове нет времени, детка? Хотя сказал Хайям: «Времени подвластны боги, не уйдешь с его дороги». Перевод мой.

— Какой запутанный дворец, — сказала Принцесса.

— Еще бы! Говорят, что когда подземный бог Аид был маленький, наш остров был его любимой погремушкой. Он его тряс-тряс… вот все и перепуталось. Но, возможно, это сплетни. Ибо сказано Аристотелем: «На каждый роток не накинешь платок». Перевод мой. Пойдемте, друзья, я покажу вам самую необычную находку этого сезона.

— Я вчера ее смотрел, — сказал Таки. — И позавчера тоже. И вообще я ее уже раз десять видел.

— Ну и что? На красивое можно смотреть вечно. Сказал же Сократ: «Ищет красоты душа, не находит ни шиша». Перевод мой. Вон в том сарайчике я храню самые ценные находки.

— Но в нем нет двери, — удивилась Принцесса. — Кто угодно может зайти.

— Нет, я перегораживаю проем жердью, чтобы ослы не зашли, — возразил профессор. — Ослы почему-то очень любят лизать минойскую керамику. Чем-то она близка их внутреннему миру. В прошлую среду ослик Яни-горшечника так качественно вылизал черепки кратера позднедворцовой эпохи, что мне и очищать их не пришлось.

— А если какой-нибудь злоумышленник придет и украдет? — спросила Принцесса. — Вы об этом подумали?

— Нет, — растерялся профессор. — Но ведь чужое брать нельзя, это все знают на острове! Дитя мое, это совершенно невозможная ситуация. В прошлом году малая золотая корона позднедворцовой эпохи с подвесками в виде пчел три недели лежала в сарайчике, и ничего с ней не сделалось. Даже ослы ее не лизали.

Сарайчик был даже не сарай, а навес с двумя стенами и крышей между ними. На крыше росли какие-то малиновые цветы, свисавшие до земли растрепанными прядями.

— Это ваза стиля «камарес», — торжественно сказал профессор, убирая противоослиную жердь. — Признайтесь, вы подумали: «Ну и что? Находки этого стиля распространены на всех Кикладских островах». Ведь подумали, правда?

Принцесса слегка смутилась. Она подумала совершенно другое: «Комарес — это в честь комара?»

— По-подумала, — наврала она. А то вдруг профессор догадается, что она в жизни не слыхала про этот стиль. Позор всей правящей династии Креции!

— Ага, я так и знал! Но вся штука в том, что это — стародворцовая эпоха, 1900–1700 лет до нашей эры! Конечно, за тысячи лет вазы того времени развалились на черепки. Мы находим только осколки. А эта удивительная ваза стояла в подземной нише целехонькая! Хоть сейчас в ней козлятину вари. И какая красавица, вся в спиралях, кругах, дельфинах и рыбках! Это уникальный случай в науке — целая, неразбитая ваза стародворцовой эпохи!

— Она золотая? — спросила Принцесса, пытаясь понять, чем же эта ваза так замечательна.

— Нет, что вы! Глиняная, конечно. Золото — это ерунда. Лишь в керамике заключена вся поэзия истории, лишь глина… но куда же я засунул мою красавицу? Вот уж правду сказал Нонн Понополитанский: «Идешь — иди. Сидишь — сиди. Что взял — на место поклади». Перевод мой.

Профессор заглянул под шкаф, под полки с черепками, растерянно передвинул какую-то каменюку.

— Она вот тут стояла. Вот даже пыльный кружок остался на столе. Я не помню, чтобы я ее переставлял. Вот кувшин с ласточками, вот еще ваза, что-то я ее не помню. Да где же…

— Ее украли, — сказала Принцесса. — Я же говорила.

Междуглавие на уголовные темы

— Ты что задумал, испорченный мальчишка? Нет, признайся, что ты задумал?

Аид добросовестно попытался сообразить, что он такое задумал.

— Я задумал поесть, — сокрушенно признался он. — Амброзия, нектар, маслины и брынза — стандартный континентальный завтрак. А что, противозаконно?

Посейдон почесал макушку под лавровым венком.

— Да нет, позавтракать можно, конечно, — сказал он. — Но до меня дошли жуткие сплетни. Ты вообще обратил внимание на разгул преступности во вверенной нам Элладе? Ясон украл золотое руно. Замерз он, что ли, в июле, что баранью шкуру стащил? Гермес украл корову у Аполлона. Зачем ему корова? Он что — знатный дояр? Прометей украл огонь с неба. И пусть не оправдывается, что не для себя, а для людей. Кража — она и есть кража. Dura lex ad lex.

— Кто дура-то? — не понял Аид. — Корова, что ли, украденная?

— Да нет, это по-латыни «закон суров, но это закон». Пословица, понял? Иван-царевич стащил молодильные яблоки… ах нет, Геракл стащил яблоки у Гесперид. Геракл вообще меня огорчает в последнее время. Он стал рецидивистом: яблоки слямзил, быка у критского царя Миноса стибрил, пояс у царицы амазонок… скажем так, отобрал. И царицу… скажем так, побил. А это уже не кража, а грабеж с разбоем. А Парис вконец обнаглел и спер у Менелая целую жену! Елену Прекрасную!

— Хорошо хоть целую, а не половину, — заметил Аид.

— Не переводи разговор! Признавайся!

— А я-то при чем? — не понял Аид. — Только не говори, что я — скупщик краденого и спрятал у себя в подземелье шкуру, корову, полкило яблок и половинку Елены.

— Хуже, — вздохнул Посейдон. — Мне сказали, что ты украл у богини Деметры дочь Персефону!

— Да? — поразился Аид. — Как это я украл и не заметил? Под наркозом, что ли? А зачем я ее украл? Съесть?

— Откуда я знаю. Ты украл, тебе виднее, — пожал плечами Посейдон. — Может, съесть. Может, жениться.

— Я не хочу жениться, — перепугался Аид. — Я еще молодой. Лучше я ее съем. Хотя после амброзии эта пища явно тяжеловата. Ты же знаешь, я не ем жирного.

— Персефона не очень жирная, просто в меру упитанная, — сказал Посейдон.

— Ты что, меня уговариваешь ее съесть? — изумился Аид. — Ну, если ты настаиваешь…

— Тьфу на тебя! Ты меня запутал! Так ты украл ее или нет?

— Нет, — холодно сказал Аид. — На что она мне сдалась, такая в меру упитанная.

— А сплетня уже гуляет, — вздохнул Посейдон. — Эту сплетню не задушишь, не убьешь. Пройдут тысячи лет, а люди будут повторять, как Аид украл Персефону, как огорчилась мама Деметра, как настала на земле вечная осень… и все из-за легкомысленного и влюбчивого Аида.

— Я, между прочим, благоразумный и добродетельный, — обиделся Аид. — Никто меня не понимает. Может, хоть Персефона поймет…

 

Глава 11

Рождение детектива

— Что же делать… что же делать? — бормотал убитый горем профессор.

— Заявить в полицию, — предложила Принцесса.

— Угу, — кивнул профессор. — Гениальная идея. Только на острове нет полиции.

— Рассказать мэру, — придумал Таки. — Он умный.

— Умный, — согласился профессор. — Только он знаешь что сделает? Соберет всех жителей острова и спросит: «Кто взял вазу?» Все скажут: «Не мы». Он поверит и отпустит. И скажет, что вазу забрал Посейдон. Или Аид, он более подозрительный.

— Тогда надо расследовать это преступление самим, — загорелась Принцесса. — Я, знаете, сколько детективов прочитала? Я их у Гофмейстерины таскала.

Во взоре профессора появилась надежда.

— Таки, за работу! — приказала Принцесса. — Вопрос первый: кому было выгодно преступление?

— Никому, — сказал профессор. — Глиняных горшков на острове полно. Археологией интересуюсь только я.

— А когда жертву… э-э-э, то есть вазу, видели в последний раз?

— Вчера вечером, — уверенно сказал Профессор. — После сиесты я показывал ее Таки и Анастазии. Но мне было некогда, я быстро ушел. После этого я вазы не видел.

— Кто находился рядом? — вопросы из Принцессы просто сами выскакивали.

— Ну ты прямо настоящий сыщик, — с уважением заметил Таки. — Я находился рядом. Анастазия находилась рядом, бегала по всему раскопу и верещала. Я уже домой пошел, а она все там играла в Тесея и Ариадну.

— Еще горшечник Яни приходил, — вспомнил профессор. — Уже после вас. Смотрел находки. Но без меня, я был занят на расчистке. Он часто приходит, узоры зарисовывает. Для работы, говорит, полезно. Пастух Миха приносил молоко и козий сыр. Тогда уже почти стемнело. Но он никогда не заходит в сарай и не смотрит на мои сокровища. Старая Агата заглянула, спрашивала, нет ли среди находок колец.

— Почему? — удивился Таки. — Агата не носит колец.

— Да она ищет какое-то волшебное кольцо, пропавшее в стародворцовую эпоху. Я точно не помню. А сегодня никто не заходил, вы первые.

— Итак, у нас пять подозреваемых, — с удовольствием перечислила Принцесса. — Ты, Анастазия, горшечник, пастух и некая Агата.

— Ты сдурела? — обиделся Таки. — Я, что ли, вазу украл? Или Анастазия? Все знают, что красть нельзя. Глупость какая-то.

— Но ваза-то исчезла, — резонно возразила Принцесса. — Давай всех обойдем и спросим, кто последним видел вазу? Может, ее и вправду не крали? Может, она сама…

— Убежала? — хмыкнул археолог.

— Нет, закатилась куда-нибудь… ну, не знаю. По ошибке ее взяли, перепутали. В конце концов, вы хотите вернуть вазу или нет?

— Да, детка, ты права, — кивнул профессор. — Попробуй. Но я не верю, что кто-то из местных жителей способен на кражу. Последняя кража отмечена примерно четыре с половиной тысячи лет назад, когда украли быка у царя Миноса. И то вором оказался пришелец Геракл, а не уроженец острова. О-о, мои рабочие наконец проснулись! Извините, ребята, мне пора работать. На восточном участке показались очень перспективные отложения…

И профессор убежал, взметая тучи пыли.

— Мы сейчас же пойдем всех опрашивать, — сказала Принцесса. — Только я голодная. Тут есть какой-нибудь ресторан?

— Я тоже проголодался, — согласился Таки. — И к Яни сейчас лучше не ходить, он вечером не работает. Лучше вернемся домой. Ты осьминогов любишь?

— Осьминогов? — поразилась Принцесса. — Не знаю. Я осликов люблю. А с осьминогами можно играть? Или на них ездят по морю?

— Их едят, — сказал Таки. — В винном соусе с вермишелью. Мать к ужину собиралась их готовить. В холодильнике полно осьминогов.

— Я, конечно, не боюсь осьминогов, но ты уверен, что они не задушат щупальцами? — спросила Принцесса.

— Они же вареные! — хмыкнул Таки. — Ни один вареный осьминог еще никого не задушил. Разве что очень темпераментный осьминог попадется. Котлеты же тебя до сих пор не забодали?

Стефания очень обрадовалась их раннему приходу:

— Вот и молодцы, поможете ужин готовить. А то Анастазия уже вся изнылась тесто раскатывать.

— А они гуляют! А я тут вкалываю! — сказала девочка, раскатывая на столе в беседке длинный белый пласт. Стефания ловко отрывала от пласта кусочки, заворачивала в них мягкий сыр и бросала на шипящую сковородку. Очаг из камней был сложен прямо во дворе, рядом с беседкой.

— О-о, калицунья! — обрадовался Таки. — Это в честь тебя, Тонька! Обычно мать их по воскресеньям жарит. А еще что будет?

— Офто и улитки, — улыбнулась Стефания. — Улитки уже почти готовы, офто доходит. Марго, дорогая, снимите улиток с очага.

Гофмейстерина заглянула в проем беседки. В руках у нее была кастрюлька с чем-то вкусно пахнущим, на лице — странное выражение.

— Ты уже выздоровела? — обрадовалась Принцесса.

— Ей бы еще полежать, но она так рвалась помогать, что пришлось разрешить, — сказала Стефания. — Тонечка, детка, сходи за хлебом. Таки, огонь вот-вот погаснет.

— А… а куда идти? — удивилась Принцесса. Ее еще никогда в жизни не посылали за хлебом.

— Выйди из дома и налево. Найдешь по запаху. Отдашь вот эту монету и попросишь маленьких хлебцев, как обычно.

Принцесса растерянно посмотрела на Гофмейстерину. Но та потрясенно уставилась в кастрюльку и не среагировала. Принцесса взяла монетку, вышла за калитку, повернула налево. Аромат свежего хлеба валил с ног. У Принцессы забурчало в животе, в ушах и вообще во всем организме. Девочка заглянула в большое окно. Ой!

Это не был хлебный магазин, как его обычно представляют. Это был ад. В темном подвале горели красные огни печей, в клубах дыма и пара сновали полуголые, загорелые черти в белых передниках. На лопатах они носили маленьких круглых «грешников», обсыпанных мукой, засовывали их в огненное жерло и вынимали уже золотистыми, в хрустящей корочке. Горы хлебов громоздились на деревянных подносах. Горячий воздух звенел от всевозможных «Эо!», «Оэ!», «По-по-по!» И посреди этого вулкана стоял высокий человек с вдохновенным лицом. Как регулировщик в «час пик», он движением руки направлял потоки «чертей» к печам и от печей, морщился, если потоки замирали, орал какие-то волшебные заклинания и периодически переходил на оперную арию…

— Извините, — робко прошептала Принцесса.

В шуме и гаме ее тем не менее услышали. Высокий человек подошел к окну.

— Извините — вот, — и Принцесса протянула монету.

— У меня такая уже есть, — сказал пекарь. — Это монета тысяча девятьсот шестидесятого года номиналом две лепты, без уникальных изъянов. Вот если бы вы принесли монету того же года в одну лепту с опечаткой в последнем слове на реверсе…

— Нет-нет, — растерялась Принцесса. — Меня Стефания послала за хлебом.

— Ах да, — кивнул пекарь. — Конечно.

Он завернул в полотенце несколько хлебцев:

— Не обожгись, девочка, они только что из печи.

— Между прочим, я принцесса, — похвасталась Принцесса. Пусть этот величественный пекарь знает, что она тоже большой человек.

— Да? — равнодушно сказал он. — И я царского рода, и по отцу, и по маме, прямой потомок Миноса. А у тебя нет случайно монеты в одну лепту тысяча девятьсот шестидесятого года с буквой А вместо О на реверсе? Как жаль… Сосо, презренный негодяй, вынимай лист из печи! О-о-о, дохлых ослов тебе печь, а не хлеб! Козла Ованеса тебе фаршировать, бездельник!

И пекарь исчез в своем ароматном аду. Принцесса пошла домой, стараясь не выронить хлеб. Он жег сквозь полотенце.

— Утром мы берем хлеб ночной выпечки, а к ужину Тео печет свежий, — сказала Стефания, нарезая раскаленные ломти. — А по воскресеньям он печет только ночью. Поэтому ужинать в воскресенье приходится с утренним хлебом, а не со свежевыпеченным. Представляешь, какой ужас? Садись, Тонечка. Пока козлятина дожарится, мы закусим улитками.

— А улитки — это что? — спросила Принцесса. — Это печенье?

— Улитки — это улитки, — объяснила Стефания и подняла крышку. В кастрюльке, среди зелени и жемчужин чеснока лежали полосатенькие улитки! Прямо в панцирях!

— А… а их едят? — удивилась Принцесса. — Я думала, про них только мультики снимают.

— Да, — сказала Гофмейстерина. — Я тоже вся в сомнениях.

Принцесса двумя пальчиками взяла одну улитку и лизнула. Улитка не возражала. Вареные улитки вообще глубоко равнодушны к жизни. Принцесса осторожно отгрызла кусочек панциря и пожевала.

— Ничего, вкусно, — сказала она. — Только колется немного.

— Да ты вилкой, — и Таки ловко поддел зубцами улитку и вытащил ее из панциря. — М-м-м, очень здорово. Не осьминог, конечно.

— Не могла же я гостям подать такое повседневное блюдо, как осьминог, — оправдывалась Стефания.

Принцесса тем временем кольнула улитку вилкой. Строптивый моллюск застрял в раковине и на вилку не нанизывался. Добывая улитку вилкой по молекулам, Принцесса почувствовала, что прямо вот сейчас умрет от голода, если не съест это вредное животное. Она решительно засунула улитку в рот и разгрызла, как орех. Скорлупу выплюнула, а «сердцевину» с удовольствием съела.

— Ты сломаешь зубы, — сказала Стефания. — Вытаскивай их вилочкой. А вот и мясо готово.

Она положила Принцессе истекающий соком ломоть жареной на решетке козлятины. Принцесса забыла про единоборство с улиткой и воззрилась на мясо:

— Вот это да! Гофмейстерина, а почему мне во дворце подавали размяклую вареную кашицу и называли это мясом?

— Ох, — замялась Гофмейстерина. — Ваше Высочество, считается, что жареное мясо вредно…

— Между прочим, верно, — подтвердила Стефания. — Мой прадед ел только жареное мясо, не признавая ни вареного, ни тушеного. И умер в возрасте всего девяноста четырех лет. А у нас в роду меньше ста-ста двадцати не живут. Правда, он не сам умер, а его кабан пропорол на охоте, которую затеяли на третий день его пятой женитьбы. Так что, может, неправильное питание и ни при чем.

Принцесса съела второй кусок козлятины и внимательно посмотрела на третий, чтобы запомнить, как он выглядит, и рассказать королевским поварам. Кусок мяса неожиданно расплылся в ее глазах и превратился в горячий хлеб на блюде. На краю блюда в белой балетной пачке плясал па-де-де высокий пекарь и жонглировал улитками. А профессор в шляпе с розами, сидя на столе, пытался выдернуть из-под пекаря блюдо, крича, что пекарь украл блюдо из сарая и умчал на лихом осле…

«Мне нельзя спать, — подумала Принцесса, пытаясь разлепить глаза. — Я еще пирожков с сыром не пробовала…»

Отчет № 1 о пребывании Ее Высочества Теодоры Антонии в Специальном Санатории для Особ Королевской Крови Креции (ССОККК) от 18 июля 200… года.

Вверенная моему попечению Принцесса пребывает в полном здравии. Настроение спокойное, бодрое, требований, превышающих полномочия, не предъявляет. Купалась в отгороженном бассейне два раза по семь минут. Принимала солнечные ванны в солнцезащитном купальнике два раза по три минуты. Принимала воздушные ванны два раза по четыре минуты, кондиционер на время ванн отключен во избежание переохлаждения и последующей простуды. Изволила изречь бессмертное выражение «Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья». Выражение записано в раздел «Умные мысли Особ Королевской Крови Креции».

Аппетит хороший, хотя мясное суфле вызвало гримасу легкого неудовольствия. Заменено морковным суфле. Стул нормальный. Дневной сон прерывистый (с букета роз упал лепесток и побеспокоил нервного ребенка. Садовник уволен за разведение неподходящего сорта роз). Ночной сон глубокий, без пробуждений. Одно сновидение благотворного характера: пластмассовые рыбки в синих волнах кипяченой воды.

 

Глава 12

Почему Земля вертится

— Бом-бом-бом!

Принцесса проснулась от колокольного звона. Бом-бом-бом! В такт колоколу ее кто-то дергал за ногу. В полусне Принцессе показалось, что она и есть колокол, и в нее звонят, дергая вместо веревки за лодыжку.

— Ты зачем меня трясешь за ногу? — еле разлепив глаза, спросила Принцесса.

— Когда я тебя трясла за руку, ты не просыпалась, — сердито сказала Анастазия. — Таки велел тебя разбудить. Делать мне больше нечего — принцесс будить. Я и сама принцесса, но меня вот почему-то никто за ногу не дергает.

— Хочешь, я дерну? — и добрая Принцесса дернула Анастазию. Та от неожиданности потеряла равновесие и шлепнулась на кровать. Принцесса добросовестно попыталась подергать еще, но Анастазия дрыгала ногами и норовила пощекотать Принцессе пятку. Так они общались довольно долго.

— Теперь справедливо, — удовлетворенно кивнула наконец Анастазия. — Пошли завтракать, а то Таки все пирожки слопает.

— А что это за «бом-бом» было? — вспомнила Принцесса.

— Утром всегда звонят колокола, — объяснила Анастазия. — А разве у вас не так?

За столом сидели Стефания и Таки, на столе лежали пирожки, сыр, оливки, хлеб, стоял кувшин с молоком.

— А где Гофмейстерина? — поинтересовалась Принцесса.

— За ней мэр вчера зашел и повел в тюрьму, — сказал Таки. — Она сказала, что придет к завтраку, но мэр обиделся и сказал, что дом его, конечно, не Кносский дворец, но на завтрак для гостьи его мэрской зарплаты хватает. Пошли к Яни-горшечнику вазу искать.

— И я, и я с вами, — заныла Анастазия. — А какую вазу вы потеряли у Яни?

— Это не мы, это профессор потерял красивую вазу.

— А, профессор… — Анастазия подумала и сказала. — Не пойду к Яни. Буду строить дамбу у бочки с водой.

И сыщики отправились на дело. Справедливости ради заметим, что к допросу они приступили не сразу. Сначала они довольно долго плескались в море и строили из песка Кносский дворец. Потом Принцесса немного покаталась на ослике. Потом она решила, что у такого милого ослика не может быть преступный хозяин, и сказала, что все равно Яни невиновен, и лучше опять искупаться в море. Но Таки был неумолим: искать так уж искать! Он еще никогда не был сыщиком и очень хотел раскрыть это похищение.

— Только ты деликатно спроси, — учила Принцесса. — Издалека и с психологическим подходом.

— Ладно, сам знаю, — отмахнулся Таки, вошел в мастерскую и деликатно сказал с психологическим подходом: — Яни! Мы пришли тебя допрашивать! Это не ты упер вазу у профессора?

Мастер поднял глаза от гончарного круга. Его лицо вдруг собралось в много-много мелких складок-морщинок, как будто из воздушного шарика выкачали воздух:

— Хи-хи-хи! Ну, Таки, ну, шутник! Ты начитался этих смешных книжек про то, как один человек берет у второго вещь, а третий догоняет первого, отбирает ее и возвращает второму? Где-тективы называется. Хи-хи-хи! Яни слишком стар, чтобы играть в эти догонялки. — Вдруг его лицо стало строгим: — Это что такое? Ты что себе позволяешь? — сердито спросил он.

Принцесса подумала, что мастер обиделся на подозрение и начал ругаться. Но Яни обращался не к ним.

— А я что? Я ничего, — ответил кто-то ворчливым баском.

— Стоило мне отвлечься на минуту, и ты уже перекосил весь горшок? Он кривой, как спина Додо-горбуна! Ай, как стыдно! При гостях!

— Я же не вижу, что гости, — оправдывался кто-то; Принцесса так и не могла понять кто. — У меня же глаз нет.

— Тьфу, старая кругляшка, не позорь перед гостями мое вечное ремесло. — Мастер в сердцах пришлепнул серый ком глины, нажал педаль, и тяжелый круг завертелся снова. Принцесса завороженно смотрела, как ровно он вращается, как в водовороте из серого комка поднимается блестящее длинношеее существо, изящное, как стоящий журавль — новорожденный кувшин. Круг вращался и вращался, затягивая в свой водоворот воздух, потом стены мастерской, потом улицу, город, остров, море, небо…

— А что, так и есть, так и есть, — журчал монотонный голос Яни. — В начале времен земля была неподвижна, и это было неудобно. Потому что день не сменял ночь, и солнце не сменяло луну, и они все вместе толклись на небе, пихая локтями звезды. А потом первый гончар раскрутил первый гончарный круг, и все завертелось: и круг, и земля, и небо… Гончарный круг завел весь мир, и все пошло должным чередом: ночь за днем, зима за летом, сын за отцом… И так все и будет, пока на земле вертится хоть один гончарный круг…

Мастер остановил движение и снял готовый кувшин. Принцесса потрясенно наблюдала за ним.

— А если… а если не останется ни одного гончарного круга? — спросила она. — Ведь сейчас посуду делают из пластмассы и металла.

— Тогда остановится земля, и небо, и время, — строго сказал мастер. — Этого допустить нельзя. Иди сюда, девочка, помоги мне крутить Вселенную.

Принцесса подошла, робко села на место мастера.

— Вот сюда ногу, — учил Яни. — Вот тебе глина, ее надо смачивать. Вот из этой миски. Пальцы вот так ставишь. Начинай!

Принцесса нажала педаль, круг дернулся, Принцесса с перепугу отпустила педаль.

— Кто так нажимает? — опять раздался ворчливый голос. — Не дергай бедную Землю, она пожилая, ей в ее возрасте вредно!

— Это кто? — завертела головой Принцесса.

— Это? Это круг говорит, — обыденно пояснил мастер. — Обычно гончарные круги — молчуны, а мой разговорчивый. Старенький он.

— Но-но! — возмутился круг. — Я еще в самом соку! Пять тысяч лет — разве это возраст для приличного гончарного круга из хорошей семьи?

— Сколько? — ахнула Принцесса.

— Да врет, — прошептал ей на ухо Яни. — Едва-едва четыре с половиной тыщи наберется. Он всегда перед гостями кокетничает, набавляет пятьсот лет. Но при дворе Миноса он работал, это точно. Профессор у него интервью брал… знаешь, что такое интервью? Вопросы всякие глупые.

— Знаю, — сказала Принцесса. — У меня их тоже берут иногда.

— Так вот проф говорит, что все сходится. И такие подробности про двор Миноса, какие ему мой круг рассказал, ни в одной исторической книжке не вычитать. Он и извержение помнит.

— Попрошу без бестактных намеков! — вздрогнул круг.

— Он тогда очень испугался, — пояснил Яни. — Кому охота вспоминать о собственной трусости? Вот он и не любит разговоров об извержении.

— Не трусость, а разумная осторожность, — поправил круг. — В сочетании с недюжинным умом. Попрал законы физики и покатился в гору, а не с горы, как остальные круги нашей мастерской. Тем и спасся. А остальные наши где? Лежат на дне кальдеры…

И круг всхлипнул.

— Прекрати слезы, глину размочишь, — сказал мастер.

— Никаких слез, — возмутился круг. — Я суров и сдержан. Характер стойкий, нордический. Девочка, ты будешь горшок делать или нет?

Принцесса снова завела круг, пошевелила пальчиками в мокрой глине. Яни поставил ей руки на комок. Принцесса в восторге сжала глину изо всех сил. Мокрый кусок оторвался, отлетел по касательной и шмякнулся прямо Таки в нос.

— Ай! — сказал Таки. — Началось извержение вулкана.

— Не получается, — виновато сказала Принцесса, отпуская педаль. Да, то, что лежало на гончарном круге, даже самый отъявленный придворный льстец горшком бы не назвал.

— Для первого раза неплохо, — утешил мастер. — Приходи, когда обжигать буду. Я тебя с Огнем познакомлю.

— А он тоже говорящий? — спросила Принцесса.

— Нет, он молчит. Только гудит и потрескивает. Это для тебя надо. Ведь мое мастерство — дитя трех стихий: земли, воды и огня. Земля — это глина. Водой мы ее смачиваем. Огонь ее обжигает. Ты посидела за кругом, две стихии — земля и вода — тебя запомнили. Теперь не обидят, заступятся, если что. Хорошо, что ты привел ее, Таки. Это же надо — большая девочка, а земля и вода ее не знают. Ты-то у меня со стихиями знакомился, когда тебе годик исполнился. И остальные дети на острове тоже. Где же ты росла, детка, что тебя ни земле, ни воде, ни огню не представили? Разве это воспитание?

— Я вообще-то не за тем ее привел, — признался Таки. — У профа потерялась любимая ваза с дельфинами. Ты ее не видел, когда вчера в мастерскую ходил?

— Там много ваз, — мастер задумался. — С дельфинами, говоришь? У богини Геры вроде была такая. Ее потом кто-то разбил…

— Нет, эта целая, — сказал Таки.

— Может, Посейдон себе забрал, — предположил Яни. — Дельфинов он любит, и живых, и нарисованных. Спросите у эйфов, они мастера на всякие такие штучки вроде поиска того, чего никогда не было.

— Про эйфов я не подумал, — кивнул Таки. — Спасибо, Яни. Мы еще к Агате зайдем.

— Поторопитесь, — сказал Яни. — Скоро полдень. Ходить в полдень к ведьме небезопасно.

Междуглавие про мышку

— Гера очень обижается, — сказал Посейдон. — Она собралась варить курицу на обед. А кто-то разбил ее любимый горшок с дельфинами. Ты не знаешь кто?

— Так это… того, — объяснил Аид. — Мышка бежала, хвостиком махнула… и вообще пора переходить на эмалированные кастрюли.

— Какая мышка? Где ты видел мышек на горе Олимп?

— Не видел, — сокрушенно развел руками Аид. — Наверное, у меня зрение слабеет. И в глазах туман… Но мышка, конечно, была, иначе как бы горшок разбился?

— В глазах туман… в башке у тебя туман! Ты еще скажи, комарик летел, на горшок наткнулся, повалил и разбил.

— Комарик? А что, вполне возможно! Они, знаешь, какие сильные! Одному, конечно, тяжеленько, а если навалиться всей комариной тучей… никакой горшок не устоит перед коллективом!

— Ах ты… скажем так, энтомолог! Ты зачем разбил Теркин горшок, она же теперь никому покоя не даст?!

— Да не я! Мышка! Или комарик! Вечно ты на меня наговариваешь! И горшок был так себе, и дельфины на нем какие-то неинтеллигентные!

— На себя посмотри! А мои дельфины красивые!

— Ну хорошо, красивые, только не сердись. Дельфины у тебя такие красивые, что с них все скульпторы Эллады ваяют Афродит. Особенно талии у дельфинов потрясающие. Теперь доволен? Знаешь, я должен извиниться — я наговорил на комаров напраслину.

— Наконец-то! Ты признаешься?

— Я признаюсь! Это мышка!

— Тьфу, — и Посейдон в сердцах выскочил из Диктийской пещеры.

Аид подумал и сказал сам себе:

— А ведь неплохая идея для героической поэмы в стиле того слепого поэта… Гомер, кажется, его звали?

Да, это хорошо. Это бессмертное произведение переживет века, и даже далекие северные народы, прозябающие пока в шкурах во мраке невежества, будут помнить поэму о мышке. Правда, главной героиней они почему-то сделают несваренную курятину и несжаренную яичницу. Но это объяснимо: бедные варвары голодают, курятина им кажется главнее в сюжете, чем несъедобная мышка… А, впрочем, не знаю.

И Аид взял веник и вымел из угла осколки с нарисованными дельфинами.

 

Глава 13

Кольцо для ведьмы

— А кто такие эйфы? А почему Агату называют ведьмой? Она злая? А как ищут то, чего никогда не было?

Таки потер нос, гудевший от Принцессиного комка глины.

— К эйфам мы пока не пойдем. Они странные. И чем меньше о них говоришь, тем лучше. А Агату называют ведьмой потому, что она ведьма и есть.

— Она злая?

— Да нет, почему злая. Обычная. Профессия у нее такая. Яни — горшечник, Тео — булочник, а Агата — ведьма.

— А почему к ней в полдень нельзя? Обычно же ведьмы ночью это… самые опасные.

— Ведьмы бывают дневные и ночные, — объяснил Таки. — Ночные ведьмы хищные, а дневные — травоядные. Агата — дневная ведьма, ее сила прибывает в полдень. Когда силы много, можно нечаянно и зашибить кого-нибудь, кто подвернется рядом. Поэтому считаем, что к дневным ведьмам в полдень лучше не соваться.

— А травоядная — это как? Она пасется на лугу?

— Тьфу, ну и придумаешь же! Пасется! Ты еще скажи, что она молоко дает! Просто Агата мяса не ест. Салаты там, супчики всякие, пироги с вишнями и с яблоками. Ее сила прибывает от плодов земли, напитанных солнцем. Физику проходила в школе?

— Нет, — сказала Принцесса. — Только в будущем году начнем.

— Тогда скажем попросту. Всем волшебникам и ведьмам нужна сила, чтобы совершать превращения. В солнце много энергии. Но люди не могут есть солнечные лучи, даже волшебники. А растения могут. Поэтому дневные ведьмы едят много растений и из них получают нужную энергию.

— А ночные?

— Растения накопили энергию и сделали для себя новые вещества. А животные пришли и съели эти вещества, энергия высвободилась. Вот эту энергию и поглощают с мясом ночные хищные ведьмы. Они разрушители. Но это не значит, что они плохие. Просто сила другая.

— Понятно, — кивнула Принцесса. — Про это на физике проходят, да?

— Ага, про это. Я вообще физику люблю. Ну, пошли, а то до полудня недолго осталось.

Принцесса хорошо представляла себе дом ведьмы: темная избенка в чаще леса, паутина по углам, совы, филины, сушеные мыши и мухоморы на веревочке, черный кот… Кот и вправду был. Рыжий толстый котяра величиной с маленького бегемота распластался на стуле, стекая лапами и хвостом с сиденья. Остальное было не так, как положено ведьме. Домик, правда, маленький, но белоснежный — видно, что белили недавно. Его почти совсем скрыли цветы и листья: какие-то сползли с крыши, какие-то заплели веранду и окно, что-то обвило ставни, что-то росло рядом в многочисленных жестяных банках из-под оливкового масла. Дверной проем закрывала тюлевая занавеска. У двери в тени стоял стул с вышеописанным котом. Хозяйка сидела рядом на маленькой скамеечке и перебирала в тазике ягоды шелковицы.

— Добрый день, — сказал Таки. — Мы к тебе за советом.

— Неужели? — заулыбалась хозяйка. — А я-то обрадовалась, что ты соскучился и зашел навестить. Пойду, сказал, к Агате, принесу ей пирожное… не принес? Жалость какая.

Она была маленькая, пухленькая, румяная, в цветастом платье, цветастом переднике и цветастом платке. Цветы на платье абсолютно не сочетались с цветами на переднике. Цветы на платке были еще хуже.

— У профа вчера пропала ваза, — сказал Таки. — С дельфинами. Ты как раз тогда там была. Ничего подозрительного не видела?

— Да неужто он опять за свое? — всплеснула руками Агата. — Вот неймется безобразнику!

— Кому? — обрадовалась Принцесса. — Пастуху? Или Яни?

— Да нет, Посейдону. Помнится, в молодости он собирал коллекцию чаш и кувшинов с изображением дельфинов. Очень любит этих животных. Как увидит в доме или на базаре подходящий кувшин, так и утащит. Люди рассказывают: прямо в окно заплескивается зеленая волна, хватает кувшин за ручку и уносит в неизвестном направлении.

— Ты шутишь, тетя Агата, — не поверил Таки.

— Ну, может, и шучу. А только люди так говорили. И складывал он эти вазы да кувшины в заветную пещеру там, глубоко в кальдере. Кстати, пропавшая ваза волшебная?

— Нет, вроде не волшебная. Хотя это никогда наверняка не скажешь, ты же знаешь.

— Да-да… И с кольцом так же получилось. Я ведь тебе рассказывала эту историю?

— Проф сказал, что ты ищешь какое-то кольцо, пропавшее в стародворцовую эпоху, — вспомнил Таки. — Но я не понял: если оно пропало так давно, как же ты об этом знаешь?

Агата хитро прищурилась.

— С дамой о возрасте, конечно, не говорят… Я тогда уже не маленькая была и хорошо все запомнила. Четыре тысячи лет назад это было, а может, чуть больше. Взяла я без спроса материно магическое кольцо. Не колдовать, а подружке похвастаться. А кольцо было шустрое, мать его цепочкой к карману пристегивала. А я не пристегнула, забыла. Оно и сбежало. Кольцо это могло делать хозяина невидимым. А еще оно хранило часть силы одного великого злодея древности…

— Стоп, стоп! — засмеялся Таки. — Агата, признавайся, ты кино «Властелин колец» смотрела или книжку только что прочитала?

Агата тоже засмеялась и весело хлопнула себя по толстым коленкам.

— Ай да мальчишка, сразу все просек! Книжку читала, Тео-булочник дал на три дня. Конечно, я ищу другое кольцо. Его потрешь, и из него выскакивает… забыла, как зовут… что-то похожее на самогонку-ракию и на дрожжи. И желания исполняет. Дрожжин, что ли…

— Дрожжи и спиртной напиток… джин, может быть?

— Так я и говорю — дрожжин. Он выстроил твоему предку Миносу дворец-лабиринт с золотыми залами. Минос уши развесил, сейчас, думает, этот дрожжин меня всю жизнь обихаживать будет. Но дрожжин от жары взбесился, дворец развалил и сбежал куда-то в дикие места. А кольцо осталось. Запечалилось кольцо, закручинилось: да как же я, горемычное, без своего дрожжина опустелое жить буду? И покатилось оно по белу свету искать сбежавшего дрожжина…

— Ага! — понял Таки. — Вчера по телевизору показывали мультик «Аладдин и волшебная лампа».

— И вовсе нет, — возразила, посмеиваясь, Агата. — Это я сборник «Тысяча и одна ночь» в библиотеке брала.

— А на самом деле что это было за кольцо? — спросила Принцесса.

Агата вдруг перестала улыбаться и взглянула на девочку остро и надменно.

— Кольцо? — холодно спросила она. — Какое кольцо? Не было никакого кольца! Никогда! И забудьте про кольцо.

Она встала со скамеечки. Странный ветер взметнул цветастое платье — да какое же оно цветастое, оно же черное! Этот же ветер подкинул ягоды в тазике, они взлетели вверх и прилипли обратно к веткам дерева. Рыжий кот вскочил, распушился, зашипел, стул под ним нервно перебирал ножками. В доме пробили часы. Полдень!

— Мы пойдем, — сказал Таки. — Нам пора.

И вытащил остолбеневшую Принцессу на улицу. Странный ветер двинул им в спину, захлопнувшаяся калитка поддала еще посильнее.

— Что это было? — спросила Принцесса, когда домик Агаты остался далеко позади. Таки потер лоб.

— Не помню ничего, — сказал он. — Мы шли к Агате спросить что-то… не помню что.

— К какой Агате? — не поняла Принцесса. — Мы вроде у Яни-горшечника были только что.

— Яни помню, — просиял Таки. — Ты горшок лепила, и все было так хорошо. А потом что-то черное, холодное… не помню.

— Еще вроде какое-то кольцо было, — попыталась вспомнить Принцесса.

— Не было никакого кольца! Никогда! — чужим, Агатиным, голосом сказал Таки. Потом опять потер лоб и сказал уже обычно: — Голова тяжелая.

— Ага, и в висках стучит, — согласилась Принцесса. — Наверное, на солнце перегрелись, как вчера Гофмейстерина. Интересно, ее из тюрьмы уже выпустили?

— Пошли навестим несчастную узницу, — хмыкнул Таки. — А потом — к пастуху Михо. У него знаешь какой сыр? Ты такого и не пробовала.

Междуглавие про животноводство

— Слушай, ты! Животновод! Мичурин подземный! Ты что натворил, селекционер… скажем так, сильно умный? Ты зачем подрываешь основы генетики?

— Да вообще никого не подрывал, с тех пор как взорвал Атлантиду! — возмутился Аид. — Вечно ты ругаешься зря. А я хорошо себя веду.

— А кто приделал голову быка к телу человека? Скажешь, Афродита?

— Ну это… это я Минотавра создал. По-моему, красиво получилось.

— Да какой же это Минотавр? Минотавр — сказочное чудовище. В нем много чего должно быть намешано. Скажем, голова быка, шея жирафа, руки обезьяны, ноги антилопы гну, хвост павлина… А голова быка и тело человека— это банально.

— А я так его вижу, — заупрямился Аид. — Художник имеет право на собственное видение.

— Художник… А пострадала от твоих художеств, между прочим, царица Пасифая. Несчастную женщину обвинили в том, что она… скажем так, нелегально вышла замуж за быка и родила ребеночка Минотаврика. Чего вообще не может быть по законам генетики. Но царь Минос, слабо знакомый с генетикой, поверил и обиделся. И я его понимаю.

— Ну ладно, не сердись. Давай Минотавра пристрелим, чтоб он тебя не раздражал. Вызовем из материковой Креции киллера Тезея…

— Нельзя так с животными обращаться, — строго сказал Посейдон. — Сначала насоздавать всякую дрянь, а потом стрелять. Придется изобретать зоопарк. Или даже питомник. Пусть там живет, питается, размножается, как сумеет. Может, молоко начнет давать. По склонам острова будут пастись стада молочных Минотавров для процветания экономики.

— Не понимаю, — пожал плечами Аид. — Один Минотавр — плохо, ты ругаешься. А стада Минотавров — хорошо.

— Один Минотавр — это чудовище, из-за которого рухнула семейная жизнь Миноса. А стада Минотавров — это новая порода молочного скота, что вполне добродетельно, — пояснил Посейдон.

 

Глава 14

Маленькая пастушья сумочка

Гофмейстерину они нашли в тюрьме, то есть в садике у дома мэра. Несчастная узница полулежала в гамаке и обрывала виноград прямо с лозы. Увидев детей, она радостно закричала:

— Наконец-то! Ваше Высочество, я уж и не знала, где вас искать! На пляж сбегала — нету, к горшечнику заглянула — нету!

— Так мы там и были, — удивилась Принцесса. — Только на пляже и у Яни, больше нигде!

— Что-нибудь выяснили?

— Ерунда получается, а не расследование, — махнула рукой Принцесса. — У нас пять подозреваемых: Таки, Анастазия, Яни, пастух и… и кто-то еще был, но я забыла.

— Я тоже не помню, — сказал Таки.

— Таки и Анастазия отпадают, Яни вообще не похож на вора. Надо собирать улики и алиби подтверждать… а ничего нету, ни улик, ни алиби. Вообще расследование не получается. А тебе как в тюрьме живется?

— Я озадачена, — призналась Гофмейстерина. — Господин мэр уступил мне весь дом, а сам ночевал на коврике в беседке. Утром меня накормили такими вкусностями… простите, Ваше Высочество, но персики, которые подают при дворе вашего отца, просто вата по сравнению со здешними. А когда я похвалила его дом, то мэр сказал, что я его могу забрать насовсем, а ему, мэру, дом совсем не нужен, потому что он, мэр, горит на работе. Теперь мне хочется сделать ему что-нибудь хорошее, но я не могу придумать что.

— Испеки ему пончиков, — предложила Принцесса. — Он таких точно не ел.

— А что, идея! — загорелась Гофмейстерина. — Только пончики надо есть горячими. Я их ближе к вечеру сделаю. А пока я с вами пойду. А то меня совесть гложет, что я пренебрегаю своими гофмейстеринскими обязанностями.

— Мы собрались к Михе-пастуху, он сейчас на пастбище, — сказал Таки. — Это далеко. Мы поедем на осликах.

— Ой! — скисла Гофмейстерина. — А может, пешком? Для фигуры полезно.

— Нет, это далеко, и дорога плохая. Я пойду возьму ослика у Яни и двух осликов у тетушки Афродиты.

Принцесса предвкушала, как Гофмейстерина будет залезать на ослика. Но все прошло гладко и даже не смешно. Ослик слегка просел под ней, но, в общем, держался молодцом. Сама Гофмейстерина с ошарашенным видом смотрела между его ушей, как будто там было что-то безумно интересное.

— Какая странная дорога, — удивилась Принцесса, когда кавалькада потрусила в гору. — Дорога должна быть ровная, асфальтовая. А тут одни булыжники, на них же скользко.

— Это не булыжники, это ступеньки, — объяснил Таки. — Так представляли себе дорогу наши предки. Знаешь, какая она древняя? Сам Посейдон по ней поднимался, чтобы пейзажем полюбоваться. А на верхнем пастбище он сражался с Богиней-Матерью. Кто победит, тот и будет владеть островом.

— Богиня-Мать — это кто?

— Очень старая богиня. В нее верили еще до Посейдона. Она жила в пещере, в горах. Там до сих пор находят ее статуэтки, такие смешные, ни головы, ни рук.

— Как же она, безголовая и безрукая, с Посейдоном дралась?

— Так вот Посейдон ее и победил. Вообще-то у нее и голова, и руки были…

— Посейдон оторвал?

— Нет, статуэтки такие увечные делали. Госпожа Марго, у вас какой-то подозрительный вид. Вам нехорошо?

— Мне прекрасно, — с трудом сказала бледно-зеленая Гофмейстерина. — Я в жизни так не наслаждалась. Меня просто чуть-чуть укачало. И очень жаль, что в осликов не вмонтированы кондиционеры.

— Потерпите, мы уже почти на месте. Вон там пещера. А вон козы пасутся.

Коз было очень много. А пастуха, наоборот, мало, то есть нигде не видно. Гофмейстерина сползла с ослика и села на траву.

— И как это мушкетеры сутками скакали в седле, — удивилась она. — Не трогайте меня, ребята, я чуточку посижу вот тут. А лучше полежу.

— Не надо сидеть на солнцепеке, — уговаривал Таки. — Пойдемте в тень.

Из проема пещеры веяло заманчивой прохладой и раздавался храп.

— Это та самая пещера, — торжественно сказал Таки. — А вот тут, где мы стоим, сражались боги.

— А кто это храпит? — спросила Принцесса. — Богиня-Мать?

— Нет, после поражения она ушла глубоко под землю. Огорчилась очень, что молокосос Посейдон ее победил. Впрочем, если очень просить, она выходит и помогает людям. Но она старенькая, редко показывается. В нее уже почти никто не верит.

— А в Посейдона разве верят? — удивилась Принцесса.

— А что в него верить, он живет себе в кальдере, на гиппокампах катается. Это все равно, что спросить, веришь ли ты в Яни-горшечника.

Тут храп прекратился, и из пещеры сердито выглянул очень носатый человек:

— Опять приперлись! И спать мешают! Таки, негодяй, что за подозрительных особ ты привел? Ну-ка быстро убирайтесь!

Принцесса и Гофмейстерина попятились. А Таки ответил как ни в чем не бывало:

— Здравствуй, Миха. Это наши гости, две принцессы. Они специально прилетели из дальних земель, чтобы поесть твоего сыра.

— Никакого сыра! — закричал носатый человек. — Таким негодным принцессам нельзя давать мой замечательный сыр. Только продукт переводить.

Он открыл невесть откуда появившуюся полотняную торбу и вытащил большой белый круг, завернутый в мокрую тряпку. Потом расстелил на траве полотенце и нарезал круг толстыми сочными ломтями.

— Сыр все равно уже протух, — сказал пастух. — И, вообще, я в него мышьяка напихал, чтобы вас отравить. — С этими словами он взял один ломоть, откусил кусок и сморщился: — Гадость какая! Не ешьте, с животом будут большие неприятности. А сейчас я вам дам полусгнивших помидоров, червивых оливок и заплесневелого хлеба. Ага, еще молока. Молоко скисло месяц назад.

И вытащил из торбы рубиново-красные помидоры с атласной кожицей, оливки с перламутровым отливом, горячий хлеб.

— А молоко? — спросил Таки. — Пить хочется.

— Молоко еще в козе, — объяснил Миха. — Вот прямо в козе оно и скисло. Амалфея! Амалфея! Где ты, мерзкое дохлое животное!

С колокольным звоном прибежала черная козочка. На шее у нее болтался бубенчик на голубой ленточке.

— Me? — спросила она.

— Me… — передразнил Миха. — Сама знаешь, чего ме. Не апельсины же с тебя собирать. А почему ведро не принесла, лентяйка? Я что, сам должен за ведром ходить, дармоедка?

И нежно погладил козу между рожками. Коза явственно мурлыкнула и побежала куда-то. Вернулась через три минуты. На одном роге у нее болтался подойник.

— Некрасивое какое-то ведро принесла, — раскритиковал Миха. — И немытое. Ты почему его не помыла?

— Так ведь ме, — оправдывалась коза.

— И не надо говорить, что у тебя рук нету, — перебил ее пастух. — Слегка в ручье прополоскать и ногой можно. Лентяйка ты просто! И неряха. Подожди-ка…

И вытащил из козьей шерсти пару застрявших репьев. Потом поставил подойник и начал доить козу.

— Ме? — спросила коза.

— Откуда я знаю, вкусно или нет, я же еще не пробовал, — ответил Миха и отхлебнул молока. — Фу, гадость какая! Горько, горько!

Коза удивилась, но поцеловала пастуха.

— Да не в том смысле «горько», — поморщился Миха. — Когда «горько» кричат на свадьбе, то надо целоваться. А когда «горько» говорят на пробе, то надо давать приличное молоко, а не это безобразие. Ладно, для таких противных незваных гостей сойдет и горькое молоко. Можешь быть свободна. Пошла отсюда, вредная скотина!

Но коза не ушла, а тоже села за стол… то есть за полотенце. Миха достал из торбы несколько инжирин. Коза, не торопясь, их съела, вытерла рот салфеткой и с достоинством удалилась.

— Очень инжир любит, — объяснил Миха. — Ага, сыр уже доели? Отлично. Через полчаса погибнете в жутких мучениях. Чтобы уж наверняка, удвоим дозу.

И достал из торбы еще один круг сыра.

— А как у вас там все помещается? — спросила вконец осмелевшая Принцесса. — Ваша сумочка такая маленькая, а вы оттуда достали уже так много всего…

— А ты загляни туда, — предложил Миха.

— Лучше не смотри, Тонька, — посоветовал Таки и развалился на травке с недоеденным помидором в зубах.

— Не смотрите, Ваше Высочество, дело нечисто, — согласилась Гофмейстерина.

Миха развязал тесьму, Принцесса заглянула. Она увидела высовывающуюся краюху хлеба, пару помидорок… потом еще сыр, яблоки, потом еще что-то пестро-зеленое, вроде капусты, потом пузатую флягу, потом… потом ее взгляд словно поволокло куда-то вглубь, мимо лежащих в торбе окороков и колбас, бочек с солеными огурцами, штабелей полосатых арбузов, длинных рядов горшков с вареньем, висящих свиных туш, целого подвала винных бочек…

— Стой, стой, довольно, — сказал Миха и завязал веревку. — Еще немного — и тебя бы затянуло в мою торбу.

Принцесса потрясла головой. Вот это сумочка…

— Туда и холодильник встроен? — с уважением сказала она. — Вон какой сыр прохладный.

— И холодильник, и обогреватель, — подтвердил Миха. — Хлеб-то горячий вынимаю, как из печки Тео. Очень удобно при моей пастушьей жизни, чтобы лишнего с собой в горы не таскать. Эту торбу мне еще Дедал сделал. Про Дедала-то знаешь, темнота иностранная? Он и дворец здешний построил, и крылья летательные, и много чего.

— Дедал же давно жил, — возразила Принцесса. — А вы еще не старый.

— Хе-хе, — ухмыльнулся довольный Миха. — Я, конечно, для своих лет мужчина хоть куда. Мы, пастухи, долго живем. Потому что здоровый образ жизни: работа на воздухе, физические упражнения, здоровая пища. Опять же Богиня-Мать не забывает по старой дружбе. Ну, поели? Теперь уматывайте отсюда, невоспитанные дети, я спать хочу.

— А разве ваших коз не надо пасти? — спросила Гофмейстерина.

— А чего их пасти? Траву в рот запихивать что ли? Или водой из родника с ложечки кормить? Они сами знают, что им надо. Давайте-давайте уходите, надоели. Если проголодаетесь, опять приходите.

И Миха полез было обратно в пещеру. Но обернулся и сказал Гофмейстерине:

— Да, чуть не забыл. Вам, мадам, надо что-то на голову надеть, а то солнце напечет. Что-нибудь некрасивое, даже мерзкое. Лучше бы широкополую шляпу, какие раньше носили, с лентами и большим букетом роз на тулье. Я велю Спиро-лавочнику что-нибудь вам подобрать.

И исчез в пещере. Почти тут же раздался храп.

— Что они все ко мне пристали с этой шляпой! — возмутилась Гофмейстерина.

— Мы забыли спросить про вазу! — вспомнил Таки. — Эх, горе-сыщики!

— Знаешь, а мне как-то неудобно было его допрашивать, — призналась Принцесса. — Даже стыдно. Наверное, это не он ее украл. Ну зачем ему ваза? У него тут и посуды никакой нет, кроме полотенца.

— Тогда поехали домой, — сказала Гофмейстерина. — А то скоро закат, в тюрьму пора. Мне еще пончики печь.

Отчет № 2 о пребывании Ее Высочества Теодоры Антонии в Специальном Санатории для Особ Королевской Крови Креции (ССОККК) от 19 июля 200… года

Вверенная моему попечению Принцесса пребывает в полном здравии. Настроение ровное, требований, превышающих полномочия, не предъявляет. Высказала две претензии: первый раз «скучно» и второй раз «жарко». В ответ на первую претензию включена кассета с мультфильмом «Золушка». В ответ на вторую претензию температура кондиционирования изменена на 0,5 градуса.

Купалась в отгороженном бассейне два раза по семь минут. Принимала солнечные ванны в солнцезащитном купальнике два раза по восемь минут. Воздушных ванн не принимала по собственному желанию. Занималась художественной лепкой (экологически чистый витаминизированный стерильный пластилин с ароматической добавкой М512, идентичной натуральной).

Аппетит хороший, изволила скушать две порции обезжиренного творога без сахара. Дневной сон спокойный. Ночной сон беспокоен по причине одного тревожного сновидения в виде толстой женщины в цветастом платье, цветастом платке, цветастом фартуке. При пробуждении Ее Высочество сделала заявление, что кольца никогда не было. Заявление одобрено, запротоколировано и принято к рассмотрению.

 

Глава 15

Полдень на закате

Утром Таки проснулся от непонятного шума за окном. Вздох, потом бормотание, потом еще вздох… Он вышел посмотреть, что происходит.

У калитки стоял ослик Яни-горшечника и вздыхал. Рядом обнаружилась Принцесса с кувшином, в котором на завтрак подавали молоко. Она совала кувшин ослику под нос. Ослик вздыхал и отворачивался.

— След, ослик! Ослик, след! — повторяла Принцесса.

— Он молока не пьет, — сказал Таки, спускаясь с крыльца. — Тем более из пустого кувшина. И где след?

Принцесса покраснела и отвернулась от ослика.

— Я его дрессирую, — небрежно сказала она. — Воспитываю из него сыскного осла. Чтобы понюхал кувшин и по запаху привел нас к похитителю той вазы. Как сыскная собака из полиции.

Таки хмыкнул:

— Так ведь это не та ваза, а посторонний кувшин. Они, наверное, по-разному пахнут.

Принцесса понюхала кувшин. Ослик, воодушевленный примером, тоже понюхал кувшин.

— Вот видишь! — обрадовалась Принцесса. — Он уже понимает! Ослик, след!

Ослик переступил ножками и оставил след.

— Ничего не скажешь — след, — одобрил Таки. — Отстань от животного. Следы оно и без твоей дрессировки оставлять умеет. Ничего у нас из расследования не получится. Остается последний шанс — спросить совета у эйфов.

— А это кто?

— Я тебе потом объясню, а пока слушай: когда будем завтракать, не говори, что мы едем к эйфам. Детям к ним ездить не разрешается. Мы скажем, что едем купаться. Это даже не вранье, потому что мы и вправду искупаемся в Серебряной бухте. Возьми купальник.

— А почему детям нельзя к эйфам? Они злые?

— Нет, они добрые. Просто они добро понимают немножко не так, как мы.

— А Гофмейстерину можно взять с собой?

— Ох, ей бы тоже лучше не ездить… Знаешь, поехали-ка прямо сейчас, без завтрака. Она же еще в тюрьме, правда? У них там, в тюрьме, житье привольное — пока встанут, пока поедят… а нам некогда. Записку оставим, чтобы не волновались. И пожевать возьмем что-нибудь.

Через пару минут на столе в беседке красовалась записка: «Мама и госпожа Марго! Мы поехали купаться. Поесть взяли, полотенца тоже. Таки и Тоня». Таки подтянул лодку, Принцесса прыгнула в нее.

— Осторожно! — прикрикнул Таки. — Распрыгалась! Это тебе не балет. Лодка старенькая, с ней нежно надо.

— А кто такие эйфы? Ты обещал рассказать.

— Эйфы… — мальчик задумался. — Вообще-то точно никто не знает, кто они такие. Некоторые называют их морскими эльфами, но они не эльфы, это точно. Я сколько видел морских эльфов — ну вообще не похожи. Раньше, до извержения, эйфы жили в море. Города у них там были, дворцы… эту часть их истории как-то неясно рассказывают. Иногда выходили на землю, женились на человечьих девушках или там замуж выходили. Потом вулкан взорвался и развалил наш остров. Людей на нем не стало. И в море тоже что-то произошло. Часть эйфов вышла на берег в самой дальней и труднодоступной бухте острова. Они построили дома и стали там жить. А оставшиеся в море эйфы куда-то подевались. То ли погибли, то ли уплыли. Эйфы никогда не рассказывают, почему они вышли на берег. Наши тирритские историки столько книг написали, рассуждая о причинах выхода эйфов. Кто говорит, у них война была, кто — эпидемия. Или Посейдона они разгневали, и он их выгнал. Хотя Посейдон — мужик отходчивый, долго не сердится.

— А почему к ним нельзя плавать?

— Они не любят гостей. Но и зла не делают. Зато они очень умные. И волшебники из эйфов самые хорошие, и врачи замечательные. А уж рыбачат так, что куда там нашим. А хлеб не умеют печь, и оливы у них не плодоносят. Поедем, спросим совета. У меня в их селении есть… ну, не друг, но хороший знакомый. Не такой молчун, как остальные.

Лодка медленно огибала остров. Принцесса смотрела на пещерки, пляжи, бухточки, сменяющие друг друга. Иногда она перевешивалась через борт и глядела на рыб, ходящих в прозрачной голубой глубине.

— Как много! — удивлялась она. — Какие разные!

Один раз прямо напротив лодки высунулся дельфин.

— Привет! — сказал Таки. — Ты чего тут один? Ваши вон туда поплыли.

Дельфин презрительно сморщил нос — дескать, что мне до других, я и сам молодец. И нырнул обратно.

— Они добрые, дельфины-то, — сказал Таки. — Некоторые наши рыбаки понимают по-ихнему. Я только несколько слов знаю. Но я научусь.

Прошел час, потом другой — они все шли вдоль берега. Принцесса уже съела хлеб и сыр, взятые из дома, и стала думать, чем бы заняться.

— Серебряная бухта, — указал вперед Таки. — Вон за тем мыском.

Лодка мягко ткнулась в песок. Принцесса удивленно рассматривала белые домики, прилепившиеся к черной отвесной скале — и как они не падают? Домики были такие же, как в городе Таки, и скала похожая. Только тропинки никакой на этой крутизне не было.

— А как мы наверх залезем? — спросила Принцесса. — Где дорожка?

— Дорожки нет, — сказал Таки, вытаскивая лодку на песок. — Вообще нет. Эйфы спустят лесенку. Но они редко пускают к себе. Я только один раз и был. Обычно эйфы сами спускаются сюда, если видят, что кто-то пришел.

— Ну и как там? Красиво?

— Да обычно, как у нас почти. Ты можешь пока искупаться. Эйфы спускаются на закате.

— Но ведь… но ведь еще раннее утро! — возмутилась Принцесса. — Мы что, много часов должны их ждать? Я, между прочим, принцесса!

— А я — принц, ну и что? Не идти же незваными в гости. Но ты не расстраивайся. Конечно, еще утро, но в Серебряной бухте закат наступает тогда, когда этого хотят эйфы.

Прошло время. Ребята вдоволь наплавались, назагорались, налюбовались рыбками. Потом Принцесса проголодалась. Таки поймал острогой толстую рыбину и изжарил ее на углях. Принцесса съела свою долю и подумала, что скоро начнет скучать.

И вдруг солнце в небе вздрогнуло, словно его встряхнули за шкирку, и стало быстро падать вниз. Коснувшись горизонта, оно зависло, окрашивая небо в красный цвет.

— А вот и закат, — сказал довольный Таки. — Еще и полудня нету.

Солнце распустило тонкие золотые лучи. Все лучи пролегли, как положено, а один отломился у основания, упал, стукнулся о горизонт, срикошетил и отлетел прямо на пляж, где стояли ребята. Он не упал на песок, а наклонно протянулся от их ног к белым домикам на круче. И от одного домика по лучу стал спускаться невысокий молодой человек в джинсах и линялой футболке с надписью «BRED».

— Привет, Таки, — сказал он.

Принцесса посмотрела на пришельца и вытаращила глаза. У юноши были абсолютно голубые брови.

Междуглавие о парикмахерах

— О-о-о, такого еще не было! Почему именно красный?

— А что? — невинно поинтересовался Аид и глянул в зеркало. — По-моему, мне идет. Молодит, освежает…

— О бессмертные боги, этот… скажем так, освеженный… освежеванный тип выкрасил шевелюру в ярко-красный цвет! Почему именно в красный? — простонал Посейдон.

— Под цвет адского пламени, очень гармонично, — пояснил Аид. — Нет в тебе, братец, стремления к гармонии, тяги к красоте. А будешь возникать — мелирование сделаю. Прядочка красная, прядочка желтая, прядочка синенькая. Кстати, сам всю вечность щеголяешь синими волосами, и ничего, а другим нельзя.

— Ну какие же они синие, — возразил Посейдон. — Почти зеленые.

— Ага, зеленые. Греки не зря тебя «синекудрым» величают. А северные народы от тебя произвели изысканный образ некой Мальвины — девочки с голубыми волосами.

— Ты меня с собой не равняй! У меня посинение волос — процесс естественный, ты же помнишь эту историю.

— Не помню, — сказал Аид. — Ты что думаешь, я три раза на день вспоминаю про твои волосы? Делать мне нечего.

— Это произошло давно, когда на Земле еще жизни не было, а в море уже появились первые живые существа. На землю они особо не стремились — чего там хорошего? Камни, вулканы, грозы… кислорода нет, между прочим. Скучное было время, я его с тоской вспоминаю. Кругом только бессмертные боги, амебы да сине-зеленые водоросли. Амебы совсем глупые, а с сине-зелеными я пытался хоть как-то общаться. Они ничего, дураки, но душевные. И вот эти самые сине-зеленые водоросли со скуки взялись окрашивать мои волосы! Они-то от доброты сердечной хотели как лучше, по их сине-зеленым меркам. А я однажды утром проснулся весь сине-зеленый! На этом наша дружба и кончилась. Конечно, я не ругался — что с них… скажем так, малообразованных, возьмешь? Но прежней душевной близости у меня с ними не стало. Затосковали они. Я и говорю: «Чем глупостями заниматься, взялись бы вы за делание кислорода. А то не атмосфера, а позор один сероводородный. Вонь просто неприличная».

Сине-зеленые обрадовались, что им дело по душе нашлось, и как взялись за работу! Скоро Земля окуталась слоем кислорода. А там и эволюция быстрее побежала. Так что от моих синих волос образовалась польза для всей планеты. А от твоих красных волос кому польза?

— Мне, — сказал Аид. — И неизвестно, что важнее.

 

Глава 16

Да здравствует мыло душистое!

— Здравствуй, Эйфрик, — кивнул Таки. — Совет нужен.

И рассказал историю с вазой.

— Так что у нас пять подозреваемых: я, Анастазия, Яни, Миха и… и… что-то не помню кто.

Синебровый вгляделся и рукой сделал движение, будто снял с Таки несуществующие очки.

— Вспомнил! — обрадовался мальчик. — Агата!

— А я не помню, — печально сказала Принцесса. Синебровый и с нее снял «очки».

— Теперь помню, — сказала Принцесса. — А склероз так можно лечить? У меня прабабушка старенькая, так она все забывает и меня Марией-Антуанеттой зовет. А я не люблю это имя.

Синебровый пожал плечами.

— Так кто украл вазу? — спросил Таки.

— Не знаю. Думайте сами.

— Может, и правда Посейдон? — предположил Таки.

— Сходите посмотрите, — кивнул на море эйф. — Можете даже забрать. Но лучше не надо.

Принцесса решила, что он издевается. Но Таки просиял:

— А пузырь дашь?

— Дам, — опять пожал плечами эйф. — Что мне, жалко? Это вы, люди, детям все запрещаете, чтобы не упали, не порезались, не укололись. Мы все разрешаем.

— И опасное? Играть со спичками?

— Что тут опасного? Ну, сгоришь… тем быстрее научишься возрождаться, как феникс.

Принцесса начала понимать, что имел в виду Таки, когда говорил, что добро эйфов не такое, как у людей.

— Если вазу взял Посейдон, то она лежит в самом глубоком месте кальдеры, в Синей пещере. От дома с красными колоннами налево, мимо развалин с танцующими обезьянами, повернуть опять налево у рогов и вниз, — объяснил эйф. — Кстати, там мурены. Очень вкусные, можешь их поймать и зажарить, как вы, люди, любите — с луком и красным перцем.

— А вы как любите? — поинтересовалась Принцесса, предвкушая: сейчас она услышит бесподобный рецепт эйфов. Взять мурену, добавить нашинкованный лунный луч, зажарить на отраженном звездном свете, подлив розового масла…

— Мы рыбу сырую едим, — сказал эйф. — И мясо тоже.

Клыки его в лучах заката блеснули красным.

— Мурены пузырь не прокусят? — спросил Таки. И Принцесса вспомнила из истории, что в Древнем Риме императорских мурен подкармливали человечинкой, бросая в бассейн провинившихся рабов…

— Откуда я знаю, что будет? — сказал эйф. — Или прокусят или не прокусят — одно из двух. Да какая разница. Пузыря не жалко. Я их хоть сто сделаю.

— Нов пузыре будем сидеть мы, — объяснил Таки.

— Ну и что? Не сидите, — эйф отвернулся и поправил солнечный луч. А то он слишком перекосился.

— Ладно, мы не боимся, — сказал Таки. — Один раз я уже плавал в пузыре — и ничего.

Вообще-то он плавал на поверхности моря, а в кальдеру не погружался, но предпочел об этом умолчать.

— А мыло у вас есть? — просил эйф.

— Нет, — растерялся Таки.

Эйф поморщился:

— Не могу же тащиться за мылом домой, а потом опять сюда.

— А ты позови его, — предложил Таки. — Ты же можешь.

— Мылу, я думаю, тоже неохота сюда тащиться, — сказал эйф. — Сам зови.

— Я не умею!

— Откуда ты знаешь, что не умеешь? — лениво удивился эйф. — Ты же не пробовал.

Таки посмотрел на один из белых домиков на скале и сказал:

— Уважаемое мыло! Иди сюда, пожалуйста, будь так любезно.

Ничего не произошло.

— Действительно не умеешь, — согласился эйф и сел на песок. — И чего ты с ним церемонишься? «Уважаемое мыло» — это ж надо! Кто уважает мыло?

— Но мы с ним незнакомы! — запротестовал Таки. — Не могу же я абсолютно незнакомому мылу сказать: «Эй, мотай сюда!»

— А я уважаю мыло, — заступилась Принцесса. — Оно полезное и… и… и не вредное.

— Логично, — хмыкнул эйф и сказал негромко: «Мыло, сюда!»

Раздался негромкий свист, и на песок шлепнулся кусок мыла. От усердия пена с него так и летела.

— Мы что, мыться будем? — шепотом спросила Принцесса.

— Чистота — залог здоровья, — серьезно сказал эйф, разболтал мыло в воде из фляги Таки и начал выдувать мыльный пузырь. Он дул, дул, дул… Когда пузырь стал размером с холодильник (если бы холодильник, конечно, был круглым), эйф оторвал его от трубочки и сказал:

— Залезайте.

Таки ткнулся в мокрую склизкую стенку пузыря. Пузырь слегка спружинил.

Эйф поморщился:

— Да не так!

Он нажал ногтем, надорвал стенку пузыря, затем обеими руками расширил дырку. Как ни странно, пузырь не лопнул, а раскрылся, будто комбинезон с расстегнутой молнией.

Таки залез внутрь. Принцесса с некоторым колебанием последовала за ним.

— Может, ты тут подождешь? — предложил Таки. — А вдруг там опасно.

— Я очень храбрая, — сказала вмиг перепугавшаяся Принцесса. — Я тебя спасу если что.

— Конечно, идите вместе, — приветливо сказал эйф. — Если один потонет, второй хоть расскажет об этом. Да не берите у Посейдона ничего. Кроме кольца. Кольцо можете мне принести.

— Какое кольцо? — удивился Таки. — Не было никакого кольца. Никогда.

— Не было, — подтвердила Принцесса.

Эйф вздохнул и опять сделал движение, будто снял с его носа невидимые очки.

— Вот и Агата про кольцо говорила, — вспомнил Таки. — Хоть бы объяснил, что за кольцо, как выглядит… И чем оно полезно. И зачем…

Эйф опять вздохнул, пошевелил синими бровями и «надел» невидимые очки на Таки снова. Потом похлопал пузырь, и тот «сросся» — стал совершенно целый. Эйфрик взял отломанный солнечный луч и опустил его одним концом в воду:

— Нет, одного мало.

Он отломил у солнца еще один луч и положил параллельно первому. Получилось что-то вроде рельсов. Эйф толкнул пузырь по этим рельсам — и прозрачная сфера с ребятами внутри заскользила в морскую пучину.

Междуглавие о ювелирных изделиях

— А что это за таинственное кольцо? — спросил Аид.

— Какое кольцо? — удивился Посейдон. — Не было никакого кольца.

— Ну да, так я и поверил, — усомнился Аид. — Ищи дурака.

— Чего его искать-то, — проворчал Посейдон.

— Ой-ой, сам шибко умный.

— Конечно, я умный, — согласился Посейдон. — А ты, скажем так…

— Лучше не уточняй, — предупредил Аид. — А то я страшен в гневе.

— Договорились, — легко согласился Посейдон. — Я умный, а ты, наоборот, страшен в гневе. Конечно, я знаю про кольцо. Просто неохота сплетни повторять.

И тут же начал рассказывать:

— Давным-давно, во времена царя Миноса, мне сказала Афродита, а ей сказала Персефона, а ей разболтал этот Гермес, терпеть его не могу, что один самонадеянный юнец из маленького городочка в Арголиде, что на Пелопоннесе, заявился на Крит. Пришел в Кносский дворец и затеял ссору с самим царем. Минос не стерпел и попенял невеже: дескать, как ты смеешь, деревенщина безродная, что-то там возникать против меня, царя всея Крита, сына самого Зевса! Нахал (его звали Тесей) возразил, что он сам — сын Посейдона, а ты, Минос Зевсович, помалкивай, а то папа Посейдон рассердится и весь Крит утопит.

— Ой, как интересно! — удивился Аид. — Вот ты, братец, обрадовался, узнав о новоявленном сыночке! Да еще таком шустром!

— И не говори! — махнул рукой Посейдон. — И ведь сущая неправда! Клевета! Я и не был никогда в этом городке арголидском… даже названия не знаю. Минос тоже не поверил, мы с ним давние знакомые. Он снял с пальца кольцо и бросил его в морскую пучину, сказав: «Если ты сын Посейдона, то забери у него это кольцо и принеси мне!»

И теперь представь мое положение. Я сижу, обедаю сардинками в оливковом масле, и тут мне на голову падает здоровущий, тяжеленный золотой перстень! Чуть сотрясение мозга не устроил. Я почесал ушибленную макушку и думаю: ладно, золото в хозяйстве пригодится. И только потянулся за очередной сардинкой, как мне на голову сваливается здоровущий, тяжеленный Тесей! Значительно более тяжелый, чем перстень! Да что же это такое, поесть спокойно не дают, думаю я и хватаюсь за трезубец, дабы поразить наглеца. А тот с воплем «Папочка! Родной!» бросается ко мне в объятия, обслюнявливает поцелуями… Я как-то растерялся, а потом бить балбеса трезубцем было уже неловко.

Но перстень я ему не отдал. Посмотрел — колечко-то не простое. Это кольцо…

Тут Посейдон сглотнул и замолчал.

— Что кольцо? — переспросил Аид.

— Да ну его, это кольцо, надоело, — нехотя сказал Посейдон. — Заладил: кольцо да кольцо… Минос и сам не знал, чем владел. После утопления кольца критская цивилизация погибла от жутких бедствий. Там тебе и землетрясение, и цунами, и пожары. Да что тебе говорить, ты же сам все это устроил.

— А кольцо?

— Нету кольца, отстань, — отмахнулся Посейдон. — Что я — дурак, такую силищу отдавать этому мальчишке из Арголиды? Выпихнул я «сынка» обратно, вместо кольца банку сардин в масле подарил. Что уж он там наплел Миносу, не знаю. То ли кольцо в сардины превратилось по воле Посейдона, то ли Посейдон по ошибке вместо сардинки съел кольцо, а сардинку отдал Тесею (перепутал)… Минос, конечно, не поверил, но историю раздувать не стал, Тесея простил. Видно, консервы по вкусу пришлись. А Афродита мне потом рассказывала, что ей сказала нимфа Сиринга, что ей сказала сама Ариадна Миносовна: Посейдон-де сына Тесейчика признал, кольцо отдал, а Минос-де раскаялся, что поругался с самим сыном Посейдоновым, и даже прощения у мальчика попросил. Вот такое вранье который век повторяют все поэты.

— А я слышал, что Тесей — великий герой, — сказал Аид.

— Конечно, герой, кто же спорит! Разбойника Синида победил, разбойника Скирона победил, разбойника Прокруста победил… прямо не древний грек, а отдел по борьбе с преступностью. Кучу великанов повалил, какую-то дикую свинью на окраине города Кромиена зарезал, дикого быка в окрестностях Марафона изничтожил… Кстати, бедный бык от него улепетывал быстро, но недолго. Поэтому быстрый бег на короткие дистанции с тех пор называется марафонским. Еще кого-то Тесей побеждал… герой, конечно. Но не мой сын!

— А где теперь это кольцо? — спросил Аид.

— Какое кольцо? — невинно спросил Посейдон. — Не было никакого кольца.

 

Глава 17

Мурены, оборки и рога

Вы когда-нибудь катались в мыльном пузыре? Если да, то эту главу можете пропустить. А если нет, то очень не советую пробовать. Стенки пузыря скользкие, противно пахнут хозяйственным мылом. Сам пузырь круглый, Таки и Принцесса все время скатывались в центр. Таки вел пузырь рывками — не привык, это вам не рыбачья лодка. Но двигались они довольно быстро.

— Тут разная глубина, от трехсот до восьмисот метров, — сказал Таки. — Ты помнишь приметы Эйфрика? Дом с красными колоннами, танцующие обезьяны… это что за обезьяны танцуют тут четыре тысячи лет? Еще рога…

— А если мы найдем вазу, то отберем ее у Посейдона? — спросила Принцесса.

— Нет, конечно, еще с Посейдоном я не ругался! — возмутился Таки. — Взял — и на здоровье. Главное — знать, что на острове Тиррит по-прежнему нет воров… Ага, вот и дно.

Стенки пузыря пахли неприятно, но Принцесса так и прилипла к ним носом.

— Темно, — сказала она.

— Сейчас включим прожектор, — и Таки похлопал по стенке пузыря. Ровный мягкий свет окружил пузырь.

— Ой! — подпрыгнула Принцесса. — Электрический мыльный пузырь!

— Это не электричество, это солнечный свет, — пояснил Таки. — Ты же видела, какие на солнце радужные стенки у мыльных пузырей. Солнечные лучи как-то в пленочку залезли и там застряли… не знаю. А похлопаешь — они вылезают и светят.

— А можно я? — и Принцесса со всей силы хлопнула по пузырю.

Яркая вспышка резанула глаза. Испуганная рыбина шарахнулась в сторону.

— Эй, ты что! Вытрясешь все лучи, в темноте не увидим ничего, — прикрикнул Таки. Принцесса присмирела.

Пузырь медленно плыл над дном. Его свет выхватывал какие-то руины, обрушившиеся колонны, бесформенные обломки…

— Не найдешь ничего, — бормотал Таки, — сколько времени прошло, все заросло ракушками, занесло песком и пеплом…

Вдруг луч осветил яркую картину на стене: девушка в длинном платье с оборками, в руках две змеи…

— Ага, пошли обитаемые места, — довольно сказал Таки. — Здесь Посейдон расчистил немного. Смотри, мурена!

Тело с хвостом обернулось, словно узнало свое имя. Тупая морда с зубами посмотрела на Принцессу с неодобрением. Потом на нарисованную девушку — с еще большим неодобрением. Видимо, морда не одобрила фасон оборок.

— Зубы какие, — поежилась Принцесса. — А пузырь прочный?

— Не очень, это же просто мыло, — «утешил» Таки. — Но ты не бойся, у этой мурены не очень голодный вид.

Рядом с первой зверюгой из темноты материализовалась другая, не менее зубастая. Она почесала нос о стенку пузыря и сделала вид, что девочки в мыле ее вообще не интересуют.

— А у этой тоже не очень голодный вид? — дрожащим голосом спросила Принцесса.

— У этой более голодный, — признал Таки. — Попробую увеличить скорость.

Но пузырь не был приспособлен к олимпийским гонкам. Он, конечно, поплыл чуть быстрее, но ненамного. Первая мурена перестала молча критиковать девушку в оборках и заскользила слева от пузыря. Вторая заняла позицию справа.

— Ой, — шепотом сказала Принцесса.

Еще одна темная тень мелькнула сбоку. Да сколько же их?

— Жаль, что мыльные пузыри не снабжают пулеметами, — бормотал Таки, пытаясь ускориться. — Эх, Посейдон, что ж ты так, мы к тебе со всей душой, а ты мурен наслал…

Вдруг мурены вздрогнули, как от крика, и повернули назад. Вид у всех трех был виноватый.

— Уф, — сказала Принцесса.

— Это Посейдон их отозвал, — сказал Таки. — Он не вредный, совесть имеет, на слабых не нападает.

Принцесса начала озираться: она не верила в Посейдона, но плыть под взглядом настоящего бога — то еще удовольствие.

— Он нас видит? — шепотом спросила девочка.

— Не знаю, он мне не докладывает. С этими муренами я вообще не понимаю, куда мы заплыли. Где тут искать дом с красными колоннами? Вообще никаких колонн, ни красных, ни зеленых.

Принцесса рассматривала руины. Здесь не было того запустения, которое поразило ее вначале. Стены, портики, балки карнизов, конечно, были разбитые, но красивые. Поражали фрески на стенах — какая-то процессия с цветами, лодки в реке, дельфины, опять девушки с оборками, быки, через которых прыгают люди… На одной фреске сохранились только ноги. Несколько ног в сандалиях шли куда-то… и почему-то Принцесса ясно представила этих идущих всех, целиком, и даже не нарисованных, а живых. Они шли по городу ясным летним утром, смеялись, болтали, жаловались на жару, нюхали цветы… а через час океан смел их в пропасть.

— Они все погибли? — дрожащим голосом спросила Принцесса.

— Ты плохо слушала, — упрекнул Таки. — Жрецы предупредили жителей. Они все сели на корабли и уплыли. Все спаслись, понимаешь?

— Этого не может быть, — грустно сказала Принцесса. — Это придумали для утешения.

— Археологи при раскопках не нашли ни одного скелета, — сказал Таки. — И даже скелетов коз и баранов. И даже золота и серебра. Только один скелет свиньи и один скелет обезьянки. Жители взяли с собой все ценное и уплыли.

— Обезьянку жалко, — сказала утешившаяся Принцесса.

— А свинью разве не жалко? — удивился Таки. — О, кстати об обезьянах — вон они танцуют.

Видимо, первую примету Эйфрика — дом с красными колоннами — они проскочили, удирая от мурен. А на вторую каким-то чудом выплыли. На большой фреске среди лилий танцевали розовые, синие, лиловые обезьяны в диадемах и браслетах. Над ними летали восхищенные таким зрелищем ласточки.

— Это карикатура на правящую династию, — сказала Принцесса. — Обезьяны в коронах! Оскорбление царского достоинства.

— Теперь надо искать рога, — огляделся Таки. Они проплыли немного налево, потом направо… Фрески одна ярче другой сияли невероятными красками. Рыбаки в море, дерущиеся мальчишки, девушки, собирающие цветы… Вот какая-то сложная сцена: человек в короне что-то указывает другому, без короны, но тоже симпатичному, над ними летают то ли птицы, то ли богини, вдали идут корабли.

— Таки, он похож на тебя! — удивилась Принцесса.

Действительно, человек в короне в профиль был здорово похож: линия носа, глаза, чуть приподнятая бровь, опущенный угол рта, чуть заостренное ухо.

— Это царь Минос, — пояснил Таки, — а я — его прямой потомок. Конечно, мы похожи. Не отвлекай меня, я ищу рога.

Наконец рога нашлись — напротив фрески с очередными девушками в оборках. Они были большие, каменные и похожие на что угодно, только не на рога. Они напоминали не часть тела животного, а запчасти к какому-то механизму. Между рогами сидел живой осьминог и укоризненно смотрел на ребят.

— Здесь был культ быка, — объяснил Таки. — Ну, быков считали божественными, а рога — священными. До сих пор рукоятки ножей делают из рогов. Теперь налево и вниз.

Вниз наискосок шел узкий пролом. Он уводил в бездну.

 

Глава 18

Зачем Посейдону керамика

— Мы в эту дыру не пролезем, — сказал Таки. — Наш пузырь толще, чем вход в Посейдонову пещеру.

— Это что, у Посейдона такая изящная фигура? — удивилась Принцесса. — Совсем маленькое отверстие. Я, наверное, прошла бы. А что, если пузырь растянуть? Ну, чтобы он стал длинный и узкий, а не круглый.

— Как это? — не понял Таки.

— Я встану тебе на плечи, — объяснила Принцесса. — Пузырь вокруг нас растянется, и будет длинное такое нечто, как бревно. Оно пролезет в дырку.

Таки скептически хмыкнул, но присел:

— Залезай, попробуем.

Принцессе как-то до сих пор не приходилось заниматься акробатикой. Поэтому она карабкалась довольно долго под ободряющими взглядами осьминога и нарисованных девушек с оборками. Наконец выпрямилась — и пузырь послушно растянулся. Получилась длинная прозрачная сосиска, в которую вместо фарша запихнули Таки и Принцессу. Сосиска, кряхтя, протиснулась в отверстие.

— Ага! Вот оно!

Пещера была полна керамики. Важно стояли пузатые пифосы. Из-за их крутых боков застенчиво выглядывали кувшины. Изящные амфоры лениво лежали на боку. Какие-то сплюснутые сосуды с носиками, изогнутые вазы, штучки на длинных ножках… Принцесса и не подозревала, что такие бывают. И все они были разрисованы дельфинами. Осьминоги, рыбки, морские коньки и ракушки тоже встречались, но редко. Коллекция нарисованных дельфинов у Посейдона была потрясающая.

— Это не она, — бормотал Таки, оглядывая выставку. — И это не она… А вот эта похожа… нет. Слушай, чтобы все это осмотреть, год плавать надо.

— Нет, пещера не так уж велика, — возразила Принцесса. — За четыре тысячи лет можно было бы и побольше ваз собрать. Такое впечатление, что… ой! Ой!

На большом, ростом с Таки, пифосе был нарисован дельфинчик — улыбающийся и милый до невероятия. Вдруг он шевельнул хвостом.

— Это вода течет и дает оптический эффект, — объяснил Таки. — Нарисованные дельфины не могут шевелиться. Это же не мультик.

Но дельфинчик, видимо, не знал, что не может шевелиться, и дрыгался все сильнее. Наконец он мотнул мордой и с усилием отклеился от глиняной стенки пифоса. Совершенно живой, настоящий дельфиненок завис в воде напротив Принцессы, лукаво посмотрел на нее и всплыл вверх, в отверстие пещеры.

— Ой, — в очередной раз сказала Принцесса.

— Так вот для чего ему столько нарисованных дельфинов, — догадался Таки. — Он делает из них настоящих! Вот откуда берутся дельфины! А я думал, они просто рождаются у мамы.

— Может, некоторые и рождаются, — сказала Принцесса. — А потом много дельфинов гибнет от загрязнения морей, от разлитой нефти. Или их съедают какие-нибудь косатки. Вот Посейдон и делает новых. Чтобы род дельфиний не угас. Поэтому он и собирает отовсюду нарисованных дельфинов. Поэтому в пещере не так много ваз, как могло бы набраться за тысячи лет — он уже много дельфинов из них сделал.

— Проще самому нарисовать, а потом оживить, — сказал Таки. — Он же бог.

— Ага, проще, — возразил Посейдон. — Умник какой. Я бог… но не художник. Однажды на заре времен я нарисовал дельфина и оживил. Так в природе появилась каракатица.

— Ты слышала голос? — завертел головой Таки. — Только слова невнятные, будто у говорящего дикция плохая.

— Ну, вы нахалы, — обиделся Посейдон. — Еще и дикция моя не нравится. Сейчас мурен напущу.

— Вот опять! — сказал Таки.

— Это не дикция плохая, это акустика плохая, — сказала Принцесса. — Пещера для оперного пения не предназначена, вот голос и искажается. Какой приятный голос, кстати. И интонации такие изысканные. Жаль, что слов не разобрать.

— Ладно, не буду звать мурен, — смилостивился Посейдон. — Девочка ничего, довольно симпатичная. А мальчишка — наглец. Вроде того типа из Арголиды — Тесея.

— И вообще это не голос, — сказала Принцесса. — Наверное, мы выдышали весь кислород. И у нас от кислородного голодания начались галлюцинации. Давай возвращаться. Все равно мы не найдем вазу. Да и если бы нашли — не отбирать же ее. Пусть ее нарисованные дельфины оживут и будут прыгать в море.

— Да, я согласен. Это лучшее применение для вазы. — И Таки направил пузырь-сосиску ко входному отверстию. — Вот почему вход такой узкий. Он сделан по размеру дельфиненка!

— А что там блестит? — показала Принцесса.

В полумраке, между большой вазой и целым выводком маленьких амфор, на песке что-то посверкивало.

— Может, осколок кувшина. Если он покрыт глазурью, то будет блестеть в свете.

— Нет, это что-то маленькое и яркое, вроде камня в кольце, — настаивала Принцесса. — Давай посмотрим.

Но Таки уже ввинтил сосиску в узкий лаз. Кольцо царя Миноса осталось в пещере.

— Мы так долго плавали, а все еще закат, — удивилась Принцесса, вылезая из пузыря на пляж.

Эйф пожал плечами, взял пузырь, смял его и скатал в шарик — липкий мылкий комочек.

— Мыло экономить надо, — пояснил он. — В другой раз пригодится. Домой!

И комок мыла полетел в сторону селения.

— Ты даже не спрашиваешь, как мы съездили, нашли ли вазу, — упрекнул Таки.

— А мне неинтересно, — ответил Эйфрик.

— Все равно спасибо, — сказала Принцесса. — Это было так здорово! Дельфин ожил, и был голос, а ноги танцевали, а мурены нас почти съели…

— Для съеденной ты неплохо выглядишь, — сказал эйф, сматывая один солнечный луч, опущенный в море. Второй он переставил к скале.

— Вы что с ним будете делать? — спросила Принцесса, глядя на большой моток золотой упругой нити, получившийся при сматывании луча.

— Сети починю, — равнодушно сказал эйф. — Порвал вчера на лове.

— Обо что? — заинтересовался Таки. — О камни?

— О Великого Кракена, — зевнул эйф и пошел домой по солнечному лучу.

— Это кто — кракен? — спросила Принцесса.

— Это подводное чудовище, кальмар величиной с гору, — объяснил Таки. — Вообще-то его нет, это сказка. Но Кракен не знает, что он — сказка, и порвал Эйфрику сеть. Садись в лодку, нам давно пора домой.

— А когда кончится закат? — спросила девочка, глядя на прилипшее к горизонту солнце без двух лучей.

— Когда мы подойдем к нашему городу. Эйфрик продержит его, пока мы не причалим. В темноте плыть медленнее и сложнее.

— Эйфрик заботливый? — с сомнением спросила Принцесса.

— Нет, — сказал Таки. — Просто он любит закаты.

Отчет № 3 о пребывании Ее Высочества Теодоры Антонии в Специальном Санатории для Особ Королевской Крови Креции (ССОККК) от 20 июля 200… года.

Вверенная моему попечению Принцесса пребывает в полном здравии, слегка омраченном укусом комара в верхнюю часть ноги (очень верхнюю). Укус обработан под наркозом антисептиком. Комар предан мучительной казни через прихлопывание за покушение на особу королевской крови Креции. Его родственники выселены из окрестностей ССОККК посредством распыления инсектицида.

Настроение Ее Высочества спокойное, бодрое, требований, превышающих полномочия, Принцесса не предъявляет. Купалась в отгороженном бассейне два раза по шесть минут. Принимала солнечные ванны в солнцезащитном купальнике два раза по пять минут. Принимала воздушные ванны один раз пять минут. Слушала успокаивающую классическую музыку три минуты, больше не выдержала. Любовалась оригинальной местной керамикой в стеллаже Малого Белого зала ССОККК.

Аппетит хороший. Дневной сон спокойный. Ночной сон спокойный. Закат красивый…

 

Глава 19

Пир на весь мир

— И поэтому я хочу поднять бокал за нашу гостью, Принцессу из далекой страны, — закончил мэр очень длинный и причудливый тост. Принцесса уже не помнила, с чего он начался, но там фигурировали и священная родина, и международное положение, и хромая корова, и диктант на безударные гласные.

В этот вечер в доме Таки было многолюдно. Ребята вернулись на закате. Правда, закат длился часов восемь, но это, похоже, никого не смущало. Принцесса думала, что они чего-нибудь перекусят — и спать. Но на веранде стояли длинные столы, на столах громоздилось жареное мясо, хлеба, пирожки, рыба, улитки, шашлыки, виноград, арбузы…

— Это что? — удивилась Принцесса.

— Это прощальный пир, — объяснил Таки. — Ты же утром уезжаешь.

Принцесса совершенно забыла, что завтра придет пароход. Она только собралась огорчиться, как к ней подскочила Анастазия:

— Ну где вы бродите? Гости уже все собрались.

Принцесса ни за что не думала, что столько народу придет ее проводить. Они принесли подарки. Яни-горшечник подарил вазу. На ней завитками крутились синие волны, в волнах прыгали дельфины, на дне притаился осьминог с подозрительной улыбочкой, у горлышка вились ласточки… «Цветы в этой вазе не завянут целый месяц, — уверял Яни. — Эх, рано уезжаешь, детка. Огню тебя так и не представил. Будь с ним осторожна».

Миха-пастух принес круг сыра. Но этот подарок тут же съели гости, потому что сыр Михи славился на весь остров. Пастух расстроился, что подарок не дожил до отъезда, и подарил Принцессе свой настоящий нож с рукояткой из рога барана. Принцесса тут же им порезалась, прицепила нож на пояс шортов и решила ходить с ним на заседания Совета Министров.

Профессор принес непонятную археологическую детальку, которой четыре тысячи лет. Принцесса решила сделать из нее погремушку для братика. Тео-булочник испек сказочный каравай в виде карты острова с домиками, выпиленными из миндаля, изюмными осликами и шоколадной кальдерой с вафельными лодочками. Анастазия подарила ракушку величиной со свою голову. В ракушке, внутри, был шум моря. Принцессе стало очень интересно, как шум моря туда засунули, и она решила на досуге его оттуда выковырять.

Агата принесла волшебное кольцо. Оно помогало от тошноты при взлете космического корабля. Принцесса пока не планировала лететь в космос, но кольцу обрадовалась — оно было красивое, в виде сплетенных лилий, с маленьким дельфинчиком из синего камушка. Хотя дельфины по зарослям лилий не бегают.

— Это не то кольцо, Агата, — сказал мэр, подмигивая синему дельфинчику. — А то кольцо ты так и не нашла? Хе-хе, и не найдешь.

— Да что же это за кольцо наконец! — возмутилась Принцесса. — Все говорят про какое-то кольцо, и никто не объясняет!

— А вам и ни к чему знать, — махнул рукой мэр. — Это мое кольцо. Я его потерял.

— И не твое! — зашипела Агата. — А Тифона! То есть…

И замолчала, будто проговорилась.

— Ничего не понимаю, — сказала Гофмейстерина, про которую Принцесса как-то забыла. — Какое кольцо? Расскажите, пожалуйста.

Мэр вздохнул:

— Вам я не могу отказать ни в чем. Итак, очень давно бог Зевс сражался со змеем Тифоном, злобным порождением древней Богини-Матери. Зевс его победил…

— Обманом! — возмутилась Агата. — Подлой хитростью! Зевс уронил на несчастное пресмыкающееся гору Этну! И всем наврал, что змей подох, разве не так?

— Зевс сам думал, что змей мертв, — сказал мэр. — Но хитрая зверюга только слегка расплющилась. Она полежала под горой пару-тройку сотен лет и выползла на белый свет. Но Тифон боялся, что Зевс его добьет…

— Не боялся, а благоразумно опасался, — встряла Агата.

— Боялся, трусил, дрейфил! — с нажимом сказал мэр. — Поэтому Тифон заглотил кончик своего хвоста и превратился в кольцо. Зевс нашел кольцо и стал носить на пальце — пусть враг лучше всегда будет под приглядом. А потом играл в кости со своим сыном Миносом и проиграл ему колечко. Минос не знал, что за «безделушку» отдал ему отец, и просто носил как украшение. Хотя кольцо давало владельцу мощь и силу. Тифон, хоть и мерзкое чудовище, но по мере сил охранял остров, который пришелся ему по душе.

— Мерзкое чудовище… на себя посмотри, — проворчала Агата.

— Да замолкни ты! — прикрикнул мэр. — Агата… или прежним именем назвать?

Агата притихла. Принцесса, которая слушала, развесив уши, только хотела спросить, какое это имя, как вошел запоздавший гость. Это был лавочник Спиро. Он не принес ей подарка. Зато он принес подарок Гофмейстерине. Нежно-розовое, по краям сиреневое чудо с колышащимся страусовым пером цвета цикламен и гирляндой роз, свисающих с прозрачных полей…

— Шляпа с розами! — ахнула Гофмейстерина.

— Надень это, женщина, и не носи больше мерзких косыночек, — громыхнул Спиро, заглушая все разговоры. Гофмейстерина растерянно нахлобучила шляпу.

В комнате наступила тишина. Легкий ветерок пошевелил перышки, покачал розами. Удивительное розовое сияние озарило совсем юное лицо Гофмейстерины.

— Я смешно выгляжу, да? — робко спросила она. Потрясенная тишина была ей ответом. Гофмейстерина попыталась снять шляпу.

— Марго, я вас обожаю! — сказал мэр. — Я не отпущу вас с острова. Будьте моей женой. А я постараюсь пораньше приходить с работы.

Все обрадовались, зашумели, закричали, бросились поздравлять. Гофмейстерина попыталась честно объяснить, что она некрасивая, немолодая, толстая и вообще. Но ей никто не поверил, а больше всех мэр.

— Это что, я завтра уеду и даже не буду на твоей свадьбе? — возмутилась Принцесса. Губы у нее задрожали.

— Это невозможно, — согласился мэр. — Поэтому свадьбу играем тотчас же.

И прощальный пир плавно перешел в свадебный. Мэр сам себя зарегистрировал с Гофмейстериной и сам себя поздравил от лица администрации города. Стефания принесла с кухни новую порцию деликатесов.

— Козлятина, тушенная с баклажанами, — сказала она, внося очень тяжелый горшок. — Козлятину всегда надо есть на свадьбе. Это хорошая примета. Я как чувствовала — приготовила.

— Верно-верно, — закивал Профессор. — Козлы у многих народов были символом силы и плодородия. Чтобы у молодоженов были здоровые дети, чтобы… о-о-о!

И профессор замер, уставившись на горшок с козлятиной.

— В чем дело? — встревожилась Стефания. — Вы думаете, козлятина еще сырая?

— Это же моя ваза! — простонал Профессор, протягивая руки к горшку с козлятиной. — Моя уникальная керамика!

— Это мой любимый горшок, я всегда тушу в нем мясо, — удивилась Стефания. — Впрочем… — Она пригляделась. — Нет, дельфины не такие, более курносые, — признала она. — И вот тут морские волны в три ряда, а у меня в два. А где мой горшок? Анастазия!

— Я вообще ни при чем, — закричала абсолютно багровая Анастазия. — Я не виновата! Горшок разбился сам! Его разбила кошка Тео-булочника! Пришла и разбила! И ушла! А ослик Яни-горшечника ей помог разбить! Потому что ваза была прочная и не билась ни в какую!

— Ага, — кивнул Таки. — Теперь я все понял. Ты разбила мамин любимый горшок с дельфинами и боялась, что мама будет ругаться. И вдруг в гостях у профессора ты видишь вазу с похожим рисунком! И ты ее украла, чтобы подменить разбитую!

— Я не украла! — перепугалась Анастазия. — Я взамен принесла вазу с осьминогом. Она маме никогда не нравилась. Я знаю, что красть нельзя. Но ведь это ваза не профессора. Она лежала в земле. А то, что лежит в земле, — это клад. Он всехний. А значит, и мой. И я взяла вазу. Раз она моя.

— Проф уже нашел вазу, значит, она принадлежит ему, — сказал Таки.

— Ты меня очень огорчила, дочка, — сказала Стефания. — Ты омрачила такой хороший день.

— Не ругайте ее, — попросила Принцесса. — Раз уж у нас свадьба и поминки… то есть проводы меня.

— Ладно, сегодня не буду, — согласилась Стефания, которая сама не хотела портить праздник. — А уж завтра выдам ей по первое число. Она у меня… ну ладно, отложим до завтра. Это ж надо — четыре тыщи лет на острове никого не обворовывали — и на тебе!

— Это не воровство! — заступился Таки. — Это недоразумение!

— Как ни назови, а все равно плохо! — вздохнула Стефания. — Позор и ужас!

А Принцессе стало жалко ревущую Анастазию, но она понадеялась, что к завтрему Стефания немного отойдет.

— Ешьте быстрее, — уговаривал гостей профессор. — Берите еще козлятину. Я хочу забрать мою вазу.

— Так вот почему проф не узнал одну вазу среди своих находок, — вспомнил Таки, — это была наша ваза, ее поставила Анастазия взамен этой. Эх, никудышный я сыщик, даже и не подумал ничего такого. Конечно, Яни-горшечник часто ходит на раскоп, копирует рисунки на древних вазах и потом разрисовывает так же свои изделия.

— Не так же, а похоже, — возразил Яни. — Соблюдаю традиции. Дай-ка, детка, еще козлятины. Вкусно ты готовишь, Стефания.

— Я тебе ничего не приготовил в подарок, — сказал Таки. — Как-то не до того было. — И протянул девочке маленькую черную гальку: — Вот, возьми. Это просто камешек, не волшебный и не драгоценный. Но если ты ОЧЕНЬ захочешь вернуться на остров, этот камешек поможет тебе. Не знаю как, но поможет. Только надо действительно ОЧЕНЬ захотеть. И дай мне вот ту колбаску. От этих прощаний почему-то кошмарный аппетит разыгрывается.

— Вы пируйте, а я на минутку выйду, — сказал мэр. — Надо договориться о сопровождении для Принцессы. Не поедет же она одна на корабле. Да и в Креции, в столице, надо ее проводить до дворца, подарки донести.

Он достал сотовый и кому-то позвонил, потом вышел в сад и сел на скамеечку. Ждать пришлось совсем недолго.

— Вызывали?

Мэр поднял голову и посмотрел на входящего.

— Да, заходи. Я хочу послать тебя в командировку. Проводи девочку до Креции. На корабле развлекай, чтоб не грустила. В столице отведешь во дворец. За ручку отведешь, прямо до двери, понял?

— Да понял, понял… Ребенок царского рода, жизни не знает, улицу переходить не умеет.

— И переоденься. Что у тебя за наряд, ей-богу?

— А что? — вошедший с недоумением оглядел свои шорты. — Они даже почти чистые. Правда, я вчера сел на дохлую медузу. Но она была не пачкучая. Не хитон же мне надевать, право.

— Переоденься прилично! — строго сказал мэр.

— Ладно, джинсы надену. Можно идти?

— Иди. Да, погоди… обувь тоже переобуй. Слышишь, Гермес? А то никакой маскировки.

— Ну уж это нет, отец, — и Гермес, бог воров, путешественников и авантюристов, притопнул ногой в кроссовке с золотыми крылышками.

 

Эпилог

— И я считаю ваше поведение несовместимым с положением отпрыска царствующей династии и оскорблением достоинства королевского рода! Вы провели неизвестно где три дня и даже не сочли нужным сообщить о своем местонахождении! Только ради здоровья Королевы я скрыл это вопиющее событие от ваших родителей! Я, старый и исключительно правдивый человек, страдающий от тяжелой ангины, вынужден был посылать фальшивые отчеты о вашем самочувствии…

Министр разливался соловьем, чтобы Принцесса поняла, какой он благородный, и как он ее прикрыл. Принцесса не слушала. Со скучающим видом она рассматривала фотографии на стене. Министр на палубе военного флагмана. Министр машет рукой на трапе самолета. Министр прыгает с парашютом. Министр беседует с английской королевой. Министр на охоте с убитым львом. Министр на фоне кальдеры… что?

В самом дальнем углу висела фотография: министр на фоне кальдеры, за его правым плечом темнеет знакомый силуэт Глотки, дальше — шоколадный остров, присыпанный белыми крошками домиков…

— Что это? — спросила Принцесса. — Это какой остров?

Министр запнулся посреди фразы о долге и достоинстве.

— Где? — спросил он. — А-а-а… не обращайте внимания, Ваше Высочество. Не смотрите туда. Это я мираж фотографировал. На самом деле этого места не существует. Ладно, идите и подумайте о своем поведении.

Принцесса пошла к выходу. Уже в дверях она обернулась. Министр снимал со стены и бережно прятал в стол фотографию Острова, Которого Нет…