Восхождение

Мы смотрим кино, и часто пытаемся примерить на себя судьбу героев. В этом нет ничего удивительного, просто срабатывает один из фундаментальных человеческих инстинктов — инстинкт подражания. Многие видели фильм «Вертикаль» со знаменитыми альпинистскими песнями Высоцкого («Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так!») — многим этот фильм свернул мозги и отправил в горы. Покорять.

Юрку всё это не касалось. Не интересовало. Если под воду с аквалангом он мечтал спуститься с пяти лет (кстати, тоже после фильма, «Последний дюйм», и в нём тоже была крутая песня, помните: «Какое мне дело до всех до вас, // А вам до меня!»), и Юрка буквально грезил дайвингом, то горы манили его мало. Хотя, в отличие от подводного мира, горы он видел воочию. В детстве его возили в Сочи и в Грузию, где родители показывали Кавказ. А в двадцать восемь он со Славкой побывал на Полярном Урале. Урал Юрке понравился, даже впечатлил, но всё же не настолько, чтобы всё бросить и лезть на гору…

Следует признать, что самое большее влияние на Юрку безусловно оказал Ванька Дьяков. Знакомство с ним чуть было не стоило Серову обмороженных ушей на Тету-Мамонтотяе, но главное — он тогда почти подбил Юрку на зимний поход на Пай-Ер. В поход Юрка не пошёл, но именно этот белобрысый стервец заронил что-то такое младшему Серову в душу, и это «что-то» вдруг проклюнулось спустя пять лет после отъезда из Северного и начало расти, расти, расти — и выросло, как ни странно, в Египте, в декабре 12-го. Тогда в Шарм-эш-Шейхе на дайверовском катере (на дайверовском!) Юрка познакомился с Игорем. Случайно. Вальяжно раскинувшись на тёплой палубе, тот втирал пышной белокурой мадам, как каждый год в июле он с большой командой поднимается на Эльбрус. «А в команде кто?» — неожиданно для себя вмешался в разговор Юрка. «А разный народ… В основном бывшие воины-десантники». «А можно с вами?!» — ещё более неожиданно для себя спросил Юрка. «Да на здоровье!»

Юрка взял телефон Игоря.

Но на июль следующего года у Серова планы уже были свёрстаны. Поэтому Эльбрус переносился на июль 2014-го.

О встрече с Игорем и своём решении Юрка рассказал Дьякову, когда приезжал к тому в Сидней. Дьяков там ему устроил «по блату» сдачу экзаменов на «дайвера открытой воды» — Open Water Diver (сбылись мечты Юрки про акваланги). Весьма, надо сказать, скептически отнёсся Ванька к Юркиному порыву сходить на Эльбрус. Более того, когда Серов в первый день экзаменов приполз от усталости на карачках, произнёс фразу, которая поставила точку в Юркином решении: «Хреновая у тебя физуха, Палыч! На Эльбрус он собрался… И не такие блевали на скалах Пастухова!». Разозлил он Юрку. В очередной раз «на понт» взял. И в ноябре 2013-го при составлении графика отпусков Серов первый раз после Египта созвонился с Игорем, поинтересоваться, помнит ли он его? «Конечно!» — радостно откликнулся тот. «Договорённость в силе?» «Конечно!» — подтвердил Игорь. И Юрка запланировал две недели отпуска на вторую половину июля 14-го.

В феврале 14-го Серовы поехали на Канары, и там, на Тенерифе, Юрка мог вспомнить, что такое горы. Во-первых, они с Соней пешком спустились с высоты 600 метров по ущелью к морю, а во-вторых, поднялись на вершину вулкана Тейде (3500 метров). Так высоко в горах Юрка ещё не бывал… Вид с Тейде открывался космический, а это только 3500! На вершине вулкана Юрка попытался представить себя на Эльбрусе (Эльбрус тоже вулкан). И именно там, на Тейде, он впервые точно и определённо сказал себе: «Хочу!». Не доказать Дьякову, а исполнить своё желание.

Но только в апреле Юрка встретился с Игорем. Сидя в кафе, тот прямо на салфетке набросал список снаряжения. Юрка только присвистнул. Вышел список длинный — на две стороны салфетки и на два сезона: лето и зиму, выше 3500 — зима вечная. Для таких переменчивых условий, как Юрка помнил из своих полевых работ, обычно нужно полтонны груза на четверых и вертолёт для заброски. Однако на Эльбрусе «хеликоптер нихт» — вертушек не ожидалось, всё снаряжение должно умещаться в двадцатикилограммовый рюкзак.

Лирическое отступление про «хиликоптер нихт».

Рассказывают, что это был реальный случай, хотя всё же, скорее, анекдот, но… не суть. Немецкому туристу для восхождения на Эльбрус дали нашего гида, гид — человек в горах опытный, парень крепкий, но немецкого не знает. Как-то они внизу общались, говорить там, в общем, много не нужно. Но на штурме, на Седловине Эльбруса, на 5300, немцу вдруг стало нехорошо, горная болезнь доканала, и германец стал ложиться, закатывать глаза, часто дышать, в общем, делать всё, чтобы гиду стало понятно — ему плохо. При этом он ещё и шептал: «Хеликоптер… Хеоикоптер…» — мол, вызывай вертолёт, гад русский! Наш смотрел на всё это, смотрел… Вертолёты на Эльбрусе, конечно, у МСЧ есть, но стóят безумно дорого. И он немчуре, как смог, на «немецком» выдал: «Нихт! Хеликоптер нихт!», а потом, подумав, добавил: «Пописдофали!»

«Хеликоптер нихт!» — стало мемом в горах Эльбруса.

Но вернёмся к Юркиным приготовлениям. Апрель и май Серов посвятил закупке снаряжения и подтягиванию «физухи» — той самой, которую Дьяков так снисходительно обозвал «хреновой». А в общем-то, конечно, хреновая — чего притворяться? Полевые работы закончились давным-давно — ровным счётом двадцать лет назад. Нужно было заново включать организм. И, ещё… совсем не хотелось «блевать на Скалах».

Уже с весны 13-го Серов ежедневно пешком поднимался на 22-й этаж — живёт он на втором этаже 22-этажного дома. А начиная с конца апреля, стал бегать вокруг микрорайона.

С каким трудом дался ему первый километр… Боже мой… Дыхалка не работала, ноги не слушались — все эти подъёмы на 22-й ничего не дали, бегать организм отказывался. Но лиха беда — начало: через два месяца он уже пробегáл семь километров и чувствовал себя сносно. Одновременно он продолжал свои восхождения на 22-й, но не по одному подъёму, как раньше, а по пять-шесть кряду, с рюкзаком в двенадцать килограммов. Снаряжение к тому времени было уже почти всё куплено. Оставались альпинистские ботинки под «кошки». Новые брать не хотелось, недешёвые они… И-и-и-и… А вдруг потом не пригодятся? Была же мысль — «просто попробовать»! А подержанные нужного размера ему всё никак не попадалось. Наконец в середине июня Серов купил с рук совсем новые немецкие ботинки, и теперь на 22-й этаж стал ходить не только с рюкзаком, но ещё и в альпинистских ботинках. Тётенька, что курила на 12-м, кажется, всерьёз начала беспокоиться о психическом здоровье Юры. Но что настоящим альпинистам курящие тётеньки?..

За три недели до поездки Юрка пригласил Игоря взглянуть на снаряжение. Игорь всё перевернул, всё посмотрел, всё обнюхал и пощупал, обозвал спальный мешок говном, выбросил панаму — оказалось, сам в такой ходит, нечего другим, — но в целом список утвердил. Билеты туда и обратно в Кисловодск были куплены давно. До отъезда оставалось совсем чуть-чуть, а Юрка уже весь извёлся. Тренировки эти… Рюкзак этот… Ботинки эти…

За неделю до отъезда из своих заграниц материализовался Дьяков. Они встретились в кафе на «Чеховской». Ванька расспросил Юрку о снаряжении, выдал страховочную верёвку (помнится, Вокарчук латышам тоже верёвку выдавал), тёплую пуховую жилетку и штаны-самосбросы, крепко обнял и…

Нет, Юрка ещё не уехал. Оставалось четыре дня…

За три дня до отъезда, в пятницу, Серов сидел за рабочим компьютером, строил очередную карту и удивлялся: а чего это ему не перечисляют отпускные — ведь должны же, за три дня-то! Не то чтобы денег не было, но всё же… И тут Юрка с ужасом осознал: не писал он заявление на отпуск, не писал! Сегодня — 11 июля, 14-го утром паровоз, а заявления нет! В холодном поту он распечатал заявление, подписал у директора департамента и вице-президента, чем изрядно их повеселил, и галопом поскакал в кадры.

Кадры веселились меньше. Начальник отдела, увидев Юркино заявление, грохнула директору департамента в стенку: «Надя, у нас проблемы!»

У кадровиков было полное право послать Серова куда подальше, но… Они вошли в положение: «Господи… ну беспокойный же пациент…» — и помогли уехать вовремя.

14 июля скорый фирменный поезд номер 004 (Москва — Кисловодск) уносил Юрку и Игоря на Северный Кавказ, к вулкану с поэтическим именем Эльбрус. Игорь стоял у окна и на прощание махал рукой своей новой пассии…

Игорь Викторович Котов. «Кот».

Потомственный москвич, рождённый в туркменском городе Мары. Такое возможно, если ты из семьи военнослужащего, например — военного лётчика. Отец Игоря — лётчик-истребитель, погиб при катапультировании, когда маленькому Гоше было только семь лет. Не отстрелился фонарь кабины. Больше мама замуж не выходила.

После школы Игорь поступил в Московский горный институт, но на втором курсе внезапно бросил и перевёлся в Рязанское высшее воздушно-десантное командное Краснознамённое училище. Причина — банальна. Кино! Игорь посмотрел фильм «В зоне особого внимания» и совсем потерял голову.

Окончив училище, Игорь со свойственным молодым лейтенантам энтузиазмом стал рваться в «горячую точку». А в то время наш ограниченный контингент уже вовсю исполнял интернациональный долг в Афганистане. И Котова по личной просьбе отправили в Кировакан. Не Афганистан, но всё ближе, чем Кострома или Псков.

Не сразу, но Игорь всё-таки попал на свою войну, где, как водится, и огрёб по полной программе. На маршруте его однокашник, замкомроты, наступил на самодельное взрывное устройство, рвануло так, что «закаэру» мгновенно оторвало обе ноги — как ни пережимали артерии, он скончался через десять минут — а Игорь, получив порцию металла в ноги, от ударной волны летел тридцать метров по параболе и рухнул на камни. Сверху его накрыло своим же тридцатикилограммовым рюкзаком.

Это было первое ранение.

Потом случилось второе.

Потом, уже в Костроме, Игорь дал в морду своему не в меру ретивому тыловому командиру и был уволен в запас.

От Родины ему достались майорские погоны, две Красные Звезды, небольшая пенсия и руки, которые он не может поднять за голову. «Я, Палыч, даже в плен сдаться не смогу», — смеялся он, рассказывая Юрке свою историю.

Игорь — один из главных зачинщиков летних восхождений на Эльбрус.

КИСЛОВОДСК

На вокзале их встречал большой друг Котова и ещё один соорганизатор восхождения Игорь Порошков. Запихав москвичей с рюкзаками в «Ниву», он отвёз их в детский туристический клуб «Центурион» и сдал с рук на руки главе клуба отставному полковнику ВДВ Андрею Петровичу Рябинину. Когда москвичи приехали в клуб, тот заканчивал подтягиваться в цикле из пятидесяти раз.

Вообще, о полковнике Рябинине — разговор отдельный. Игорь, сослуживец и друг Рябинина, в поезде стращал Юрку рассказами про него. Дескать, Петрович — человек железный, а может быть, даже стальной, из такой высоколегированной стали, ладонями вколачивает гвозди, а потом пальцами вынимает. А главное, к другим Петрович относится, как к себе. Все должны подтягиваться — ну, хотя бы раз пятьдесят, а лучше, конечно, чуть-чуть больше, бегать двадцать километров, а лучше чуть больше… А если не подтягиваешься и не бегаешь, то хотя бы стрелять от бедра навскидку. Повезло Юрке с руководством. Он отродясь больше десяти раз не подтягивался и больше пяти километров не бегал. А стрелял только сигареты. Да и то в молодости.

От Полковника парни узнали: отъезд из Кисловодска намечен на завтра. Общий сбор — сегодня после обеда. Москвичей отвезли в горы в гостевой дом «Спарта», где они разместились, приняли душ и самостоятельно вернулись в город. Надо было осмотреться и пообедать.

С обедом Игорь предложил не заморачиваться, не искать «чего-то — не знай чего», а ограничиться популярной пончиковой в центре Кисловодска с нехарактерным для юга названием «Снежинка». Кто был в Кисловодске, знает это легендарное кафе. Кроме пончиков там подают куриную лапшу, котлеты по-киевски и жаркое в горшочках. С голоду не помрёшь. Но главное — пончики!.. С вареньем и варёной сгущёнкой… С сахарной пудрой и мёдом… Горячие, пышные, поджаристые… Даже Юрка с его проблемами ЖКТ не смог себе отказать в удовольствии перемазаться во всём этом.

Перемазанные, сытые и довольные москвичи вернулись в «Центурион» на собрание. Там уже собралось человек десять. Полковник представил команду, расспросил о снаряжении, сообщил, что к группе присоединятся ещё двое мальчишек и двое взрослых (последние будут только через неделю) и озвучил приблизительный график восхождения:

16-го — переезд в Терскол на базу «Динамо», в спортивную гостиницу;

17-го — первый акклиматизационный выход до 3000 м;

18-го — второй акклиматизационный выход на высоту 3500 м;

19-го — заброска продуктов на базу «Гара-Баши» («Бочки»), 3800 м;

20-го — переезд из Терскола на высотную базу «Гара-Баши»;

21-го — первый высотный акклиматизационный выход к «Приюту Одиннадцати», 4100 м;

22-го — второй выход, на те самые скалы Пастухова, 4700 м;

23-го — день отдыха;

24-го — восхождение;

25-го — спуск в Терскол на базу «Динамо»;

26-го — возвращение в Кисловодск.

Всё было понятно Юрке, кроме одного: как же это он окажется на Горе-то? Он поскрёб стриженый затылок и решил: поживём — увидим… И они с Котовым ушли гулять по Кисловодску.

Кроется некий парадокс в южном кавказском городе без моря. Вроде всё на месте: кафе, цветы, пальмы, горбоносые смуглые таксисты с акцентом, томные полуобнаженные красавицы — а моря нет! Парадокс! Но всё равно хорошо. И красиво.

Они гуляли по парку, любовались горной речкой, огромными разлапистыми липами, снующими под ними чёрными дроздами… и конечно — красавицами. Да-да-да… мужчина, который перестал интересоваться красивыми женщинами, уже ни на что не годен! Какие ему уже тогда горы?

Нагулявшись, насмотревшись, налюбовавшись, ближе к семи они поужинали в «Снежинке» и вернулись в «Спарту». На ночь Игорь созвонился с Порошковым, обещал забрать их утром.

Игорь Вениаминович Порошков.

По должности завхоз «Центуриона», по призванию — комиссар, Игорь — человек сугубо гражданский. У него это четвёртое восхождение на Эльбрус.

На нём всегда держится организация всех переездов, всех переходов, всех переселений. К нему ходят за спальниками и «кошками», за чаем и тушёнкой, некоторые с него даже попытаются истребовать туалетную бумагу. «Мать родная» — говорят про таких в коллективе. Замечательный человек. Умница. Категорически начитан. Физически крепок. Жмёт от груди сто двадцать, при этом роста невысокого, но разве же в этом дело?

ПЕРЕЕЗД

Дорога от Кисловодска до Терскола занимает около четырёх часов без остановок. Но команде ещё нужно заехать в Тырныауз за овощами. Готовить они станут сами: везут повара и газ, жить будут на базе общества «Динамо», никаких палаток, никаких горелок — нормальные условия, горячая еда и сухая тёплая постель, по крайней мере внизу. «Не мальчики уже», — приговаривал херр майор Котов, провожая взглядом очередную кисловодчанку.

По пути остановились у придорожной часовни. Останавливаются каждый год, ставят свечи, молятся, просят благословения на восхождение. «Выше в горы — ближе к Богу», — приговаривал Полковник, крестя лоб. Помолившись, поехали в Тырныауз.

Тырныауз…

Страшный город Тырныауз.

Когда-то он был молодым и перспективным, этот как по мановению волшебной палочки возникший в тридцатых годах вокруг молибденового комбината город. Судьба у него оказалась непростой, даже, наверное, незавидной. Он умирал и возрождался, словно птица Феникс. Первый раз его и комбинат взорвали в 1942-м, чтобы не достались врагу. В 55-м их восстановили. Комбинат заработал, город отстроили. В девяностых другие враги — не взрывая, убили комбинат, и теперь Тырныауз снова умирает. Больно смотреть на облезлые многоэтажки со слепыми глазницами выбитых окон. Что ждёт город? Население только за десять лет — с 1992-го по 2002-й — сократилось на две трети. В развалинах комбината в начале 2000-х ФСБ регулярно проводило контртеррористические операции. Молодежи заняться нечем (учиться негде, работать негде, тренироваться негде), и она строем идёт в бандиты… Гуманитарная катастрофа, так обычно называют подобные явления.

Да! Возможно, добыча молибдена и вольфрама в Тырныаузе нерентабельна.

Да! Возможно, выгоднее покупать эти ценные металлы в Казахстане.

Да! Возможно, надо расселять народ и освобождать земли.

Но пока город выглядит как тяжелобольной при смерти.

Больно смотреть на него. Больно и обидно.

От Тырныауза до Терскола остаётся сорок километров по Баксанскому ущелью.

И в пять часов автобус был на стоянке спортивной базы общества «Динамо». Приехали! Заселились в номера, больше похожие на общаговские клетушки, переоделись и на берегу реки за огромным столом устроили вечер знакомства. Первый и последний раз до окончания восхождения пили и говорили тосты. Все хотели на Гору. Все за этим приехали. Осталось совсем ничего: взять и подняться!

Юрка чокался, улыбался, говорил тосты, но не пил, после мая 12-го — он стал к этому неспособен. Точно такая же болячка с мерзким названием, как у Славки, — чуть было не убила и его. Но не убила, и Юрка, вопреки прогнозам врачей и на всё наплевав, ушёл в горы. Упёртый.

НИЖНЯЯ АККЛИМАТИЗАЦИЯ. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

В горах просто так на большую высоту сразу не ходят. Нужна горная адаптация — акклиматизация. Ведь чем выше поднимаешься, тем меньше становится атмосферное давление, а значит — меньше кислорода. На высоте в 5000 метров от кислорода равнины остаётся половина. Чтобы обеспечить нормальный приток кислорода к органам, сердцу и лёгким приходится работать в два раза интенсивнее. И это ещё не всё! На высотах более 3500 любой человек, не прошедший горную адаптацию, через пару часов начинает недомогать: появляется головная боль, тошнота, чувство распирания, иногда к этому добавляется эйфория или неадекватное поведение. Всё это признаки так называемой горной болезни, в просторечии у альпинистов — «горняшки». Задача первых дней пребывания в горах — подготовить организм к высоте и минимизировать неприятные, а порой весьма опасные последствия горной болезни (худшее прогнозы её развития — отёк лёгких и отёк головного мозга).

И в первый день центурионы пошли прогуляться к Девичьим Косам, на один из множества водопадов на стороне Эльбруса (отметка 2780 метров). База «Динамо» на 1900 метров, разность по высоте: 880 метров; по расстоянию семь километров — сущие пустяки!

Вышли в десять. Экипировка лёгкая: трекинговые ботинки, лёгкие штаны и шорты, майки, кепи и панамы, солнцезащитные очки (в горах с солнцем не шутят), трекинговые (лыжные) палки, небольшие штурмовые рюкзаки с водой и чаем. Перекус брать не стали: к обеду должны вернуться.

Командир, бодро набрав скорость, уверенно повёл коллектив, и за час они лихо доскакали до 2200 метров. Высоту отмечали туристическим навигатором GARMIN, носил его личный «оруженосец» Полковника, карачаевец Роберт со странной для народов Северного Кавказа фамилией Богатырёв. Десять минут привала: подтянуть снаряжение, попить воды, и снова поскакали. Средняя скорость четыре километра в час. Так не по горам, так по равнинам ходят, ворчал про себя Юрка. Но Полковник подозрительно всех оглядел, хмыкнул и ускорился.

Ещё через час, изрядно измотанные, они встали на очередной привал. До Кос оставалось буквально двести метров, но на водопад, как выяснилось, они уже не идут. А куда идут? А идут дальше и выше, к обсерватории «Терскол», (отметка 3000). Пока отдыхали, двое молодых — Андрей и Иван — с пластиковыми бутылками убежали за водой к водопаду. Парни местные, участники «Эльбрусской мили». Забег «Эльбруссая миля» компания RedFox ежегодно устраивает в канун Дня Победы. Участники стартуют от высокогорной базы «Гара-Баши» (3800), финиш — Седловина Эльбруса (5300). (Эльбрус — гора двуглавая: Западный Эльбрус — 5642 метров; Восточный — 5621 метров, между ними — седло). Перепад высот от 3800 до 5300 — полтора километра — это и есть «Эльбрусская миля». Лучшие показатели забега — около полутора часов. Бежать участники — не бегут, но идут быстро. Как они это делают? Там и медленно-то ходить тяжело. Андрей — кубанский казак. Недавно демобилизовался из армии. Студент медицинского училища и будущий фельдшер. В команде восходителей «Центуриона» числился медиком. По Ивану информации у Юрки не было. Молодой, спортивный, скромный, почти незаметный. Фраза, которой он всем запомнился: «Пойти на Эльбрус с пенсами». Это он так своим друзьям в бане ляпнул, а в первый вечер за столом рассказал об этом центурионам. Смеялись все долго, сам Ваня ржал громче всех. Юрка только улыбался, чего ржать-то? Пенсионеры и есть! Самые что ни на есть настоящие. Костяк группы — всем за пятьдесят… и почти все — «хроники»!

Ваня с Андреем напоили всех ледяной водой — несмотря на высоту, было жарко, группа встряхнулась и быстрым походным шагом рванула к Обсерватории. И… обошла её стороной.

На высоте 3100 метров Полковник затеял игры в «выборы, гласность и демократию» — решил «поставить на голосование» вопрос: «Идём десять или двенадцать километров в одну сторону?». К тому времени группа уже прошла полноценных девять, и мнения, конечно, как в настоящем демократическом обществе, разделились. Юрка, Котов и ещё пара товарищей подали голоса за «десять». Первый день — куда такой темп? Но остальные семеро голосовали за «двенадцать». Обалдели, наверное, от радости. Азарт одолел. Поглумившись, Полковник построил электорат и снова рванул на полной скорости.

К отметке «3300» Серову стало нехорошо. Заболела и закружилась голова. А Полковник снова взялся голосовать, и в этот раз Юрка, поправ демократические основы устройства цивилизованного общества, нецензурно послал Полковника куда подальше, сообщив своё особое мнение: лично он никуда больше сегодня не пойдёт.

Сделал это Юрка, надо признать, довольно в резкой форме. Зато сразу закончились дебаты и прения, а вместе с ними и демократия. Щёлкнули волчьи с тремя большими звёздочками зубы, отлетели за ненадобностью чьи-то очкастые рожки да ножки — господин Полковник изволили сердиться. Юрка этому был рад безмерно, и многие тоже. Ибо нет ничего хуже, чем ставить на голосование вопросы «итить на Гору» или «не итить». Если командир приказал пойти и сдохнуть — значит ему виднее, потому что там, куда он посылает, — может быть, даже удастся выжить; а вот на этом самом месте, где сейчас сухо и тепло, как раз таки можно сдохнуть. Командиру лучше знать, что делать!

Волевым решением Полковник постановил окончить восхождение на компромиссной высоте 3333 метров, куда народ дополз на карачках и попадал. Командир, снисходительно всех оглядев, сплюнул и объявил отдых сорок минут. Горная акклиматизация. Желающим Полковник предложил подняться до 3500 на перевал, откуда уже была видна высокогорная база «Гара-Баши», те самые пресловутые «Бочки». Туда, по плану, они переберутся через пару дней. «Если некоторые туда дойдут», — глянув на Юрку, уточнил Полковник.

Юрка внимания на намёки не обращал. Он лежал и прислушивался к организму. Головная боль накатывала… и откатывала… накатывала… Но тошноты не ощущалось. Только боль. Можно потерпеть. Были ли это симптомы горной болезни — сказать Юрка не мог, высота всё же ещё не та.

Отдохнули, подтянули штаны, попили воды и пошагали обратно. И тут Полковник затеял новую игру — в догонялки. Он рванул с такой скоростью, что за ним едва поспевали участники «Эльбрусской мили». Но Юрка уже для себя решил, никуда он больше бегать не будет! Пусть его выгоняют, увольняют, но бегать по горам не входило в его планы. Таких ренегатов, как он, выявилось ещё четыре человека, среди них был и Котов. Они отстали и размеренно, с нормальной скоростью — в четыре-пять километров в час — пошли на базу.

К трём, вместо того чтобы вернуться на базу «Динамо» и сесть за обеденный стол, группа только-только вернулись к Девичьим Косам. И тут оказалось: у Центуриона традиция — купаться в водопаде. И все, ничтоже сумняшеся, скинув с себя не только футболки, но и трусы, кинулись под струи талого снега.

Что оставалось Юрке? Он уже получил одну «жёлтую карточку» — вызывать лишнюю неприязнь к Очкарику и Ботанику из Москвы Юрка не собирался. Шевеля губами и шипя, одним боком он забрался в водопад и онемел… Даже заорать не смог. Вода была не ледяной, нет… она была страшно ледяной, ужасно ледяной, даже в Хальмер-Ю на Полярном — вода была не такой ледяной. Здесь она не холодила — она как плёткой стегала тело. Обалдевший Юрка поспешил выбраться, растёрся майкой, оделся и сел дожидаться, когда тюлени и моржи из Кисловодска накупаются. А те резвились, орали и дурачились, как малые дети. Наконец, накупавшись и напившись, они продолжили путь.

А когда до базы оставалось километра четыре, на самом простом и ровном участке группа попала под камнепад. Чёрт знает, что сместило хрупкое равновесие камней, но сначала один, а потом целая груда устремилась вниз с высоты на дорогу, по которой проходили центурионы.

Юрка шёл в цепи четвёртым и успел пройти опасную расселину, когда сзади ударил крик: «Камни!» Через четыре человека от Юрки шёл Сергей Александрович (замечательнейший и интеллигентнейший человек, северянин, сургутянин, едва ли не самый старший участник восхождения; у него ещё и сердце справа) — ему один из камней, пролетев в пяти сантиметрах от головы, распорол штанину и оцарапал ногу. И слава Богу, этим только и обошлось, больше никого не задело. Хвост подтянулся минут через пять, когда перестали сыпаться камни. Полковник выдохнул, всех пересчитал, снова прибавил скорости и ушёл со свитой далеко вперёд. Ренегаты продолжали спокойно спускаться…

Только теперь, на спуске, Юрка стал обращать внимание на окружавшую его красоту. Горы и заснеженные вершины он уже видел: Кавказ, Полярный Урал, вулкан Тейде на Тенерифе. Но с альпийскими лугами Юрка знакомился впервые. Такого разнотравья и разноцветья он ещё не видел никогда. В родной самарской степи тоже много трав, но там они какие-то выцветшие, выгоревшие, особенно в июле-августе. На северных болотах по осени красота, конечно, неописуемая, но… если честно, положа руку на сердце, Север — край бедный. А здесь… Розовые столбики буквицы, жёлтые цветы гречавки, блестящие листья рододендрона, горная лаванда, пахучая земляника, донник, разнотравье злаковых… Все травы и цветы — свежие, листья — ярко-зелёные, словно их только умыли. Глядя на них, Юрка вдруг понял счастливую альпийскую корову: он и сам бы так жевал и жевал эту зелёную свежесть! Жевал и жевал… Жевал и… Наверное, он был просто голоден… С утра же ничего не ели!

К пяти на подкашивающихся от усталости ногах они таки доползли до базы.

Юрка сидел на кровати и тщетно пытался развязать шнурки на ботинках.

— Нет, — рассуждал он вслух, — если командир решил доказать мне, что я говно, даже возражать не стану! Вот скажите мне, херр майор: с какой такой великой целью мы проскакали двадцать два километра в первый же день и без обеда? Или, если хотите, сформулирую по-другому: на хрена?!

— Не знаю, Палыч… Сам задолбался! Совсем не понимаю: как завтра пойдём?..

Но тёплый душ, чистая одежда и горячий ужин-обед привели всех в чувство. А впереди ещё восемь часов сна… Немного побаливала голова, и Юрка выпил нурофена.

Позже, уже засыпая, Игорь буркнул: «Завтра будет сложнее…» И… не угадал.

НИЖНЯЯ АККЛИМАТИЗАЦИЯ. ДЕНЬ ВТОРОЙ

7:00. Подъём.

7:15. Общая зарядка.

Москвичи на общую зарядку не ходили, у них свой комплекс упражнений. Честно говоря, Юрка просто филонил, делал пару десятков приседания, десяток отжиманий и потихоньку тянул ноги. Кот напрягал себя тщательнее. Пока отжимались — смотрели телевизор, и из новостей узнали про катастрофу малазийского Боинга на Донбассе.

— Теперь нас с говном съедят, — ванговал майор, качая пресс. — И сюда никто не поедет. А тут и так народа… кот наплакал.

Народа в Приэльбрусье действительно было немного. Юрка, правда, не знал, сколько его тут было раньше, но Игорь говорил, в прошлые годы в Терсколе даже для палаток места не могли найти.

В 8:20 — завтрак.

В 9:00 — построение.

Полковник, мерно расхаживая вдоль строя, изредка бросал на группу хмурые взгляды. Неизвестно, удивило ли его, но в строю были все, даже Мурат, который вчера на спуске стёр ноги до кровавых мозолей, — новые трекинговые ботинки!

Сколько говорено: не надевайте новую обувь в походы! Нет, кто-нибудь обязательно купит ботинки прямо перед самим выездом и в первый же день изувечит себе ноги. Беда! Хотя, если бы вчера так не бегали…

— Я несколько переусердствовал… — нерешительно начал Полковник, потирая нос. — Но я хотел вас вздрючить! Хотел, чтобы вы поняли, что приехали сюда не на прогулку. Что к таким мероприятиям нужно подходить ответственно! Тренироваться! Нарабатывать физическую выносливость… Волевая подготовка должна быть… На одной физике на вершины не восходят! — Полковник потихоньку распалялся. — Да! Одной физики… Но я доволен! Не побоюсь сказать, группа неплохо физически подготовлена. Сегодня мы не будем угробляться — сделаем небольшой переход на станцию канатной дороги «Чегет». Это Кавказская сторона, высота — 3100. Склоны не крутые, но есть довольно продолжительный тягун. Это дополнительно укрепит вашу физическую форму. Опять же — горная акклиматизация, дефицит кислорода. Кроме того, будем отрабатывать схоженность. Как говорят: «Это не я поднялся… И это не ты поднялся. Это мы поднялись!» и… — Командир осёкся и посмотрел на часы. — Вопросы есть? Вопросов нет. Напра-а-а-аво! Шагом… а-арш!

В общем, «хеликоптер нихт…» — и дальше по тексту. Про Боинг Полковник говорить не стал. Впрочем, а что говорить?

На Чегет центурионы поднимались по серпантину тропы. Утомительно, но ходить в горы вообще нелегко. Ближе к двенадцати уже стояли на намеченной точке, на тридцать метров выше станции Чегет, на отметке «3080», пили воду, интенсивно дышали, пытаясь привести себя в норму, шнуровали ботинки, меняли сырые майки… И тут разразилась трагедия.

Девочка лет десяти вдруг помчалась с горы, но, не пробежав и двадцати шагов, запнулась о камень и, кувыркнувшись через голову, полетела вниз по склону… Отец, увидев этот кошмар, закричал и сам подхватился за девчонкой. Только властный окрик Полковника заставил его остановиться и осторожно спуститься к ребёнку. Андрей и Полковник тоже пошли осмотреть девочку. Ребёнок был в шоке, лицо разбито, но, кажется, слава Богу, кости целы. Всё ли хорошо с головой — станет ясно потом, позже. Помощи для эвакуации им не требовалась, компания самостоятельно села на канатку и съехала вниз.

Центурионы выдохнули, перекрестились и расположились на акклиматизацию. Но сегодня они не сидели голодными! Котов взял с собой палку копчёной колбасы и, распилив её ножом, распустил на всех, сделав по паре бутербродов.

Никогда, никогда, ходя по ровной земле, не ощутишь ценности простого бутерброда с чаем. Но там, в горах… Юрка чувствовал: будто батарейки поменяли.

Они бы посидели дольше. Но со стороны Большого Кавказского хребта, из-за хребта Донгуз-Орунбаши, из Грузии, клубясь и перемешиваясь, в Баксанское ущелье стали вваливаться тяжёлые мохнатые чёрные тучи. Ветер усиливался. Температура стала быстро падать. Погода стремительно ухудшалась. Юрка в каком-то мальчишеском восторге впервые в жизни наблюдал, как грозовой фронт формируется прямо у него под ногами.

Полковник Юркиного восторга не разделял — скомандовал построение, и центурионы в скором темпе начали спуск. Но тучи таки нагнали и накрыли их. Дождь ещё не начался, а большие капли уже конденсировались прямо на одежде и снаряжении. Короткий привал сделали, на 2800, возле пограничников. Те, не обращая внимания на глобальные изменения в атмосфере, спокойно вкапывали столбы с предупреждающими надписями — за горой натовская Грузия. Глядя на вышколенную группу, они только пошутили: «Динамо бежит?». За пару дней Полковник так сумел выдрессировать центурионов, что они уже выглядели как единая команда, и это несмотря на присутствие двух братьев-подростков — Марка и Данилы Нортманов, тринадцати и пятнадцати лет.

Нортманы.

Мальчишки — русские немцы. Дед — друг Полковника на лето сдал их под присмотр «Центуриона», зная, что там они не пропадут… и может, даже станут мужиками. Мальчишки переходного возраста без труда влились в коллектив взрослых людей. Не капризничали, не выпендривались, по утрам на зарядке с Полковником делали изнуряющий комплекс упражнений, обливались ледяной водой, и при этом никто и никогда не видел ни одного проявления их «трудности». Вели себя все с ними как с равными, не сюсюкали, не жалели, разве что, лишний раз могли сунуть шоколадку или кусок хлеба, молодые же — жрать охота постоянно. Налицо воспитание в живом мужском коллективе, перед которым стоит чёткая и ясная задача.

Отмахнувшись от любопытных стражей границы, центурионы подтянули снаряжение и рванули ниже. На отметке «2300» всё-таки полил дождь. Юрка прямо на ходу достал из рюкзака плащ-накидку и набросил её, накрыв и себя, и рюкзак. Замечательная вещь! Её настоятельно рекомендовал Котов, и теперь Юрка мысленно благодарил херра майора. До Поляны Чегет почти бежали.

На той поляне 365 дней в году развёрнут стихийный рынок с товарами народного промысла. И чего там только нет. Магниты, тарелки, полуметровые кинжалы, трёхлитровые рога, папахи, бурки такие, бурки сякие, варенье из шишек, варенье из хвои… Ещё вчера Юрка с Игорем договорились прикупить на рынке шерстяные вещи: Игорь — что-то для своей новой пассии, а Юрка хотел взять шерстяные носки грубой вязки под альпинистские ботинки, да и так, на «Бочках»: в них даже в обычных кроссовках хорошо.

Серов доложил Полковнику, что они остаются, тот недобро глянул, но промолчал, только кивнул и повёл основную группу на базу — решил не пережидать дождь.

А москвичи как в воду глядели! Только зашли под навес, случилось светопреставление. Сверкнула молния, вдарил гром, и на Терскол обрушился тропический ливень со шквалистым ветром и градом размером в вишню. Юрка с Игорем стояли под хлипкой крышей из картона и листов рубероида и балдели: как они вовремя успели спрятаться?

Лил ливень минут десять и больших луж не наделал, грунт там — каменистый. Юрка с майором, выбрав нужные вещи, которые ещё, ко всему прочему, оказались изумительно дешёвыми, и насилу отвязавшись от назойливых бабушек и тётушек, у которых не купили носков-платков-шарфов-перчаток, вернулись на базу сухими. Ну совершенно сухими, и застали группу, развешивающую сырые штаны и майки. А потом спрашивают, за что не любят москвичей? За то!

За ужином Полковник озвучил план третьего дня: заброска продуктов на высокогорную базу «Гара-Баши», на пресловутые «Бочки». Отметка «3780». Так высоко Юрка пешком ещё не забирался.

НИЖНЯЯ АККЛИМАТИЗАЦИЯ. ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Утром Серова — пока тот выбирал, какую из оставшихся чистых маек надеть, — нашёл Полковник:

— А скажи-ка мне, Юра… ты зачем сюда приехал? А? Вот, сегодня суббота… Выходной… Потрахался бы с женой, выпил бутылочку пивка, прогулялся бы… по Долгопрудному? — Полковник вопросительно глянул на Серова, Юрка кивнул, — прогулялся бы по Долгопрудному. А вместо этого… Упираться… Ломаться… Сегодня трудный день… — Полковник нехорошо улыбался.

— Соскучился, Андрей Петрович. По полевым работам, — Юрка преданно глядел командиру в глаза. — По Северу. По снегу летом!

— По снегу летом, говоришь… Ну, хо-ро-шо-о-о, готовься, в девять тридцать построение, — и круто развернувшись, ушёл к себе в номер.

Не доверяет господин Полковник. Очкарику и Ботанику из Москвы. «Масквичу». Не доверяет! А что Очкарик хотел? Полковник же ничего не знает про Крайние Севера, про полевые… И вообще… Кому какое дело? Главное — подняться на Гору! А кто кому доверяет, кто кого любит — вопрос десятый. Главное — Гора!

— Чего Петрович-то приходил? — из душевой, растирая спину полотенцем, выглянул Котов.

Юрка нервно дёрнул головой, но говорить ничего не стал, пошёл загружать рюкзак.

Возле склада Игорь Вениаминович выдавал индивидуальную часть продуктов. Серову досталось двенадцать банок тушёнки. Пять килограммов. Немного? Честно говоря, можно было вообще обойтись без этой инсценировки с заброской на ногах. Всё равно все продукты им не поднять и завтра всё равно придётся использовать канатную дорогу. Но горы — есть горы. И акклиматизация — есть акклиматизация. Потому с Поляны Азау (2300) до «Бочек» (3800) — шагом а-арш! И не рассуждать!

На Поляну Азау с базы центурионов на своём Land Cruiser несколькими ходками перебросил Роберт.

Пока собиралась группа, Юрка разглядывал канатные дороги. Канаток там две.

Новая, с современными «космическими» ромбообразными кабинками. И старая, маятниковая — так называемая «балкарская»: два больших вагончика, поднимающихся и опускающихся в противофазе. Такой вагончик мог враз забрать всю группу «Центуриона» с грузом и в два этапа доставить на базу «Мир» (3500).

— В прошлые годы… — Котов перехватил Юркин взгляд. — В прошлые годы Петрович обратно группу спускал на канатке…

— Ну что ты врёшь?! — возмутился Порошков. — Когда это было?! Один раз! Всегда вниз пешком шли…

— Всё, Вениаминыч. Больше не вру. Просто не помню…

— Ну и не ври!

Юрка вздохнул:

— Лучше бы ты, херр майор, такого мне не говорил. Лучше бы я сразу настроился, что обратно пешком… Лучше бы…

— Построились! — выкрикнул Полковник.

Построились. И пошли. Пешком. Что «лучше» — Юрка так и не договорил, не знал.

Идти по серпантину дороги, по которой на «Бочки» заезжают даже КамАЗы, не сложно. Просто изнурительный подъём по пологой дороге. По долгой пологой дороге. По долгой пологой и скучной дороге. И пейзаж вокруг — соответствующий. Царство Вулкана. Комья рыжей застывшей лавы размером с дом, комья застывшей чёрной лавы размером со шкаф, россыпь камней поменьше и холодный, пронизывающий ветер.

Шли, мерно втыкая в тропу шпили трекинговых палок, а над ними в вагончиках канаток проплывали туристы-зеваки. Им ненужно было упираться и надрываться, чтобы поглазеть на Эльбрус с высоты в 3500: они ехали в тепле и комфорте. Полковник, глядя на них, обращаясь к Роберту лично и ко всем одновременно, проводил на привалах «партполитработу»:

— Смотри, Роберт: эти изнеженные, ничего не смыслящие в жизни существа сейчас с удивлением взирают на тебя из кабинок канатки. Им недоступно счастье… Да что там! Им недоступно само понимание счастья настоящего мужчины, ставящего перед собой трудную, порой невыполнимую цель, ставящего и добивающегося её. Они мелки и неинтересны, Роберт. Смотри на них и гордись собой!

Роберт Азатович Богатырёв — пятидесяти одного года от роду, житель города Черкесска — без сомнения, собой гордился. Карачаевец по крови, бизнесмен по духу, русский по фамилии, автогонщик и коневод по сердцу, он пошёл на Гору, чтобы всем доказать: может! Но перед восхождением у него увели любимую лошадь, и хоть он гордился собой, изо всех сил гордился, — был он расстроен и подавлен.

— …Гордись, Роберт! — Рябинин поднимался, хлопал по плечу карачаевца, командовал строиться и вёл центурионов выше. Товарищ Полковник по первому образованию заместитель командира по политической части, сиречь «комиссар». Даром ему это не прошло…

К одиннадцати вышли на станцию «Кругозор» (3000), а к половине первого добрались и до станции «Мир» (3500).

Юрка сидел возле памятника альпинистам, привалившись к стеле. Голова тихо кружилась, будто плыла по волнам. Явно ощущалась общая усталость. Идти никуда не хотелось. Но командир дал на отдых только полчаса. Только полчаса и целых тридцать минут, а потом снова: подъём и вверх. На триста метров. Всего на триста. Пять двадцатиэтажек. Юрка хорошо знал, что такое двадцать этажей, всю зиму ходил. Но пока тридцать минут не истекли, он сидел и отрешённо наблюдал: как в кафе на станции народ ел шашлыки, пил пиво, курил… У Юрки к горлу подкатила тошнота: как же они ещё курят? Серов отвернулся. По кругу пустили бутыль с водой. Вода — хорошо! Юрка сделал большой глоток и передал бутыль Игорю, прикрыв глаза. Полчаса. Полчаса. Пол-часа… Тик-так… Тик-так… Тик…

Протиктакало быстро.

— Подъём!

Эти триста метров Юрке дались тяжело. Отказывало по кругу всё: сначала заболела голова; потом отпустило и накатила усталость; потом онемели ноги; потом прошли, но снова заболела голова… и всё заново. Через час, когда группа выбралась на площадку — на другой стороне дороги от «Бочек», на базе «Ред Фокса» — состояние у Юрки было аховое. Сердце стучало, как вагон на стыках рельсов, дыхание хрипело со странным присвистом, лицо без единой кровинки, губы синюшные. Дрожащими руками он достал лёгкую пуховку и переоделся: майка насквозь сырая от пота, а вокруг снег… Выбрав место посуше, Юрка присел и на пару минут отключился. Очнулся, когда услышал, Полковник объявил привал полтора часа, можно расслабиться, перекусить, попить чаю, но сначала нужно сдать продукты. Через силу поднявшись, Юрка потащился с рюкзаком к железной будке.

— Таблетку дать? — участливо поинтересовался Порошков, выкладывая банки из Юркиного рюкзака.

— Не надо. Устал просто.

— Попей чайку, сладкого… Это гипогликемия. Уровень глюкозы в крови упал.

А мужики и не терялись, натесали хлеба с салом, достали чеснока, лука, перца, разлили чай и принялись «рубать».

— На, Палыч, поешь, — протянул бутерброд Сергей Александрович. Юрка взял и принялся вяло жевать, но больше одного куска съесть не получилось, второй отдал Даниле. Передали баклажку с чаем. Чай, сладкий, с лимоном… — хорошо! «Чай не пьёшь, откуда сила?»

Попив чаю, он устроился поудобнее и снова прикрыл глаза.

Ладно, — уговаривал он себя, — вниз легче. И груза не будет… и вниз — всегда легче.

В своей неспокойной жизни Юрке не раз приходилось испытывать экстремальные нагрузки. Те же полевые — являли собой одну большую экстремальную нагрузку. Только тогда ему не было ещё тридцати и был он как Андрей и Иван. Хотя нет. Чего врать? Никогда он таким не был. Эти парни — крепкие, физически крепкие, наверняка подтягиваются раз по двадцать. А Юрка всегда был доходягой, худым и слабым. Только воля и честолюбие не позволили ему сдохнуть в тех условиях. Вот и сейчас — надо выжить! И подняться. А то неудобно получится… Сам же напросился.

Час пролетел. Полковник засобирался. Половина четвёртого. Подъёмники — до четырёх. Построились и пошли.

Идти стало хуже: всё ещё больше растаяло, под ногами хлюпали лужи и жидкая глина, и так будет аж за самый «Мир». Вдруг на «Мире» Полковник неожиданно резко свернул и направился к канатке.

— Что я говорил?! — Кот ткнул палкой тёзку.

Это был последний на сегодня вагон. А они — без билетов: билеты покупают внизу, на подъёме. Но их и только что спустившихся с Седловины троих альпинистов свезли на «Кругозор». А вот там вышла заминка. Упёрся смотритель: «нет билетов» — никак не хотел пускать, отправляя на балкарскую канатку. Формально он был прав, но фактически вёл себя как мелкая ссыкливая сволочь: всю канатку остановил, лишь бы не прошмыгнул кто-нибудь без билетов.

Плюнув, центурионы и альпинисты пошли к балкарке, которая уже вроде и не работала. Но… о, чудо! Её запустили и отвезли всех на Поляну, откуда снова челночными ходами на Land Cruiser’е группа вернулась на базу «Динамо».

Всё. На сегодня всё.

Ужин, сбор вещей… и завтра — «Бочки».

Народ мылся, чистился, готовился. Наверху горячей воды нет.

За ужином, озвучивая планы, Полковник предложил: кто хочет, может завтра пойти с ним на «Бочки» пешком, остальные будут поднимать вещи на канатке. Юрка прикинул и решил: «пойду!». А что? Надо же эту… как её, адаптацию-акклиматизацию нарабатывать. Скоро восхождение, а он как муха мороженая. «Ни тпру — ни ну». И уже перед сном он этой идеей поделился с Игорем. Тот приподнялся на локте, задумчиво поглядел на Юрку, вздохнул, но ничего не сказал…

Приют «Бочки» (информация из Википедии).

Промежуточный лагерь при восхождении на Эльбрус. Расположен на горе Эльбрус на высоте 3800 метров, в полуста метрах от станции канатной дороги «Гара-Баши». На базе четырнадцать «бамовских бочек» — цилиндрических металлических жилых домиков, применявшихся в своё время при строительстве БАМа. Каждая бочка рассчитана на пять-шесть человек. Есть две кухни с газовыми печками, две столовые, электрическое отопление. Приют «Бочки» — учебно-тренировочная база «Мир» Госкомспорта РФ.

За последние десять лет на базе появилось много новых балков, в частности домики компании RedFox — производителя альпинистского снаряжения.

«Бочки» расположены в зоне климатического перехода от зимы к лету. Выше — зима, ниже — лето. Такой вот контрастный душ.

ПЕРЕБРОСКА НА «БОЧКИ». ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Утром случилось всё не так, как планировали.

Сначала Полковник сильно удивился, узнав, сколько желающих идти с ним пешком.

Потом на построении, куда Юрка, замешкавшись, опоздал, произошёл жуткий скандал. Женя Давиденко что-то возразил (а может быть — о, ужас! — посоветовал) Полковнику — и командир взорвался. Всё! Демократия кончилась третьего дня. Впереди — Гора! Полковник прямо пальцем каждому указал место в строю: в смысле, кто идёт пешком, а кто поднимается на канатке. Юрке велено было ехать на канатке.

— …И впредь не сметь мне указывать! — подвёл итог Полковник.

Женя стоял, понурив голову, кажется, его выбрали специально, для показательной порки.

Женька — ровесник Серову. Не смотря на это, он — Мальчиш-Кибальчиш. Из трёхсот тысяч населения Бобруйска в 80-х только десять человек были призваны в десантные войска, из них только шесть попали в Афганистан и только четверо — в разведчики. Женька в разведчики попал, чем по сею пору безмерно горд. И психологически — он там так и остался, на той войне: мальчишка-десантник, герой-разведчик. Господи, сколько их таких, Мальчишей?..

Снова в несколько ходок Роберт перевёз команду на Поляну. Первыми уехала пешая группа во главе с Полковником. Потом отвезли остальных с вещами. На Поляне, дожидаясь вагончика балкарской канатки, Юрка занервничал, задёргался и докупил в магазинчике ещё одну балаклаву (не помнил, куда сунул купленную в Москве) и пару варежек (на всякий случай — чтобы были). Совсем не ко времени начался мандраж…

Пришёл вагончик. Половину его центурионы забросали вещами и загрузились сами. С ними поднимались ещё семь человек: семья бизнесмена средней руки и трое пограничников. Бизнесменша, глядя на чехарду с погрузкой, поинтересовалась: «Куда?» Они сказали. Женщина покачала головой: «Зачем?» Ответить не успели — со своим мнением встрял пограничник: «Делать нечего — вот и лезут!» Центурионы вежливо отмолчались, а бизнесмен шикнул на жену: «Спрашиваешь всякие глупости!» На «Кругозоре» восходители перекинули вещи в следующий вагончик; и с ними осталась только семья бизнесменов — пограничники выгрузились. Воспользовавшись этим обстоятельством, Игорь Порошков сосредоточился и попытался объяснить даме — «зачем». И для начала он сделал «ход конём», веско обозвав пограничника «мальчишкой». Это был сильный ход! Потом Порошков поскрёб по сусекам головы, пытался найти какие-то дополнительные аргументы, но запутался в трёх соснах, и… так ничего и не сумел объяснить. Дама продолжала смотреть на них удивлёнными, широко раскрытыми глазами цвета полуденного неба над пустыней Синая.

А действительно — зачем?!

На «Мире» перетаскали вещи из вагончика к станции карусельной канатки. Вагончиков на ней нет, только подвесные одноместные деревянные кресла. Четверых с рюкзаками сразу отправили наверх, остальные грузили вещи на сиденья — потом доехали сами. В несколько ходок барахло от канатки перетащили к вагончикам RedFox, на ближайшие три-четыре дня они станут их домом. Меньше чем за полчаса вещи и люди были переброшены с «Мира» на «Гара-Баши». Всё! Перебазировались.

Порошков связался по рации с Полковником и получил вводную по расселению. Жить будут в двух вагончиках. В первом: Полковник, Порошков, Роберт, Юрка, Котов и два «сына полка». Остальные — во втором. Дополнительно поступило распоряжение выдвигаться навстречу группе Полковника, коку — готовить обед, Юрке и Мурату — искать питьевую воду.

Воду. Вся вода на «Бочках» — талая с ледников. Она кругом и всюду, но для приготовления и питья нужна чистая. Парни опросили соседей, где можно такую взять, те махали рукой наверх: дескать, там труба. Но поднявшись метров на пятнадцать, никакой трубы парни не обнаружили. И проруби не обнаружили. Подниматься ещё выше было бессмысленно — выше только снег. Юрка с Муратом походили, поискали, ничего не нашли и направились к палаткам, вокруг которых копошился народ.

— Здорова, мужики! — обратился Серов к народу. — Воду где берёте? А то так пить хочется…

Народ оторвался от дел и оловянными глазами уставился на Юрку.

— Иностранцы! — сделал вывод Мурат. — Пошли…

— Погоди… — Юрка быстро сдаваться не хотел. — Hello! Excuse me! Where is water?

— Hi! Here is brook, — народ ткнул за спину.

— Thanks!

Ручей, значит.

Вода в том ручье цветом и прозрачностью сильно напоминала ту, что течёт из крана после ремонта водонапорных сетей.

— Давай пока здесь, что ли, наберём, — сомневаясь, предложил Юрка, — потом в другом месте ещё посмотрим.

И они присев стали пристраивать пластиковые пятилитровые бутыли к тоненькой струйке.

— Where are you from? — решил проявить уместное любопытство Юрка.

Один из иностранцев повернул голову и улыбнулся:

— From Denmark.

— Датчане они, — транслировал Юрка Мурату.

Набрав четыре бутыли грязноватой жёлтой жидкости, они собрались обратно. И тут Юрку накрыло… Он громко ойкнул, замычал и чуть не распластался на грязном льду от тупой, протяжной боли.

— Юрий Павлович! — кинулся ловить его Мурат.

— Спокойно! Накрыло… Голову…. Горняшка… За-а-араза… — Юрка присел и закрыл глаза. — Ты иди, Мурат. Иди. Я посижу и приду….

Голова разламывалась на мелкие кусочки. Причём если её хоть чуть-чуть наклонить или повернуть, боль усиливалась кратно. Перетерпев приступ, Серов спустился к кухне, сдал бутыли, равнодушно выслушал «фи» от кока, и не найдя Мурата, но памятуя, что горняшку лучше переживать в движении, прихватил следующую пару пластиковых бутылей и ушёл искать нормальную воду.

База «Гара-Баши» небольшая, с футбольное поле. Вся перепахана ратраками — большими гусеничными снегоходами — вдоль и поперёк. По погоде — конец марта: всё тает, всё течёт, всё изменяется. Ходить по мокрому перемешенному с глиной снегу (с больной головой) — сплошное мучение. Но воду Юрка всё же отыскал — на другом конце базы, когда туда дополз. Там было что-то вроде колодца в снегу. Вода — чистая, прозрачная, как из родника. Пересилив боль, а в голове бýхало, как в кузнечном цеху, Юрка присел на корточки и наполнил бутыли. С несколькими передышками вернулся к домикам — а там уже все собрались и готовились обедать. Юрка, дабы пресечь мучения, выпил таблетку нурофена… хорошо бы топор… Кстати говоря, мучился не он один. Самого мелкого Нортмана рвало. Остальные тоже страдали от головной боли.

Позже Юрка узнал, на Эльбрусе проблемы с горной акклиматизацией не главные — не такая уж там большая высота, особенно на «Гара-Баши». Другое дело, вулкан время от времени извергает сероводород. Немного, не всегда ощутимо для носа, но в сочетании с высотой эти эманации приводят к серьёзным физическим недомоганиям. А ещё рассказывают, бывали годы, когда на «Бочках» даже распоследние хлюпики не мучились. Им просто повезло, вулкан «не дышал».

После еды и таблетки Юрке полегчало, он уже возрадовался, но Полковник «оптимистично» пообещал ночь кошмаров: горняшка особенно интенсивно накрывает под утро, от трёх до пяти. Юрка вздохнул и пожал плечами: доживём — увидим, а пока повёл «живых» бойцов к «колодцу».

К семи все дела были переделаны, только на 21:00 назначалось поднятие флага. Команда «Центуриона» из года в год поднимает два флага десантных подразделений. Один на «Бочках», второй — на мемориальной горе, на «Приюте Одиннадцати». Юрка тоже взял с собой флаг — флаг компании, в которой он работал, но он для Горы, для Вершины. А пока была пара свободных часов, Серов, укрывшись толстым одеялом и спальником, провалился в сон.

Растолкал его Игорь — Полковник просил пригласить на подъём флага датчан. Юрка выбрался из спальника, потянулся… оценил своё состояние: голова болела умеренно. Надел шерстяные носки, кроссовки и пошлёпал звать «датских немцев».

Датские немцы долго не понимали, что от них хочет этот странный русский. И не то чтобы Юркин английский был не хорош — а он, без сомнения, был не хорош! — просто сама ситуация им казалась непонятной. Поднять флаг на Горе — это да, это понятно! А здесь-то зачем? В конце концов Юрке удалось уговорить их просто поприсутствовать.

Тем временем на импровизированном плацу уже собралась вся команда «Центуриона», на столб влез Андрей с флагом, Полковник и Котов надели голубые береты. Флаг закрепили, Полковник сказал пару проникновенных слов: о братстве, долге и Родине. Выступили камрады. Датчане стояли в сторонке, помалкивая и не понимая, о чём говорят эти загадочные русские… Но когда Полковник подал команду «Смирно!» и взял под козырёк, басурмане лихо вздёрнули правую руку к виску. «Да они военные!» — ткнул в них пальцем Полковник и оказался прав.

По случаю подъёма флага в кухонном вагончике «Центурион» организовал праздничное чаепитие, куда пригласил всех соседей. Гостей ждали много, но пришли только три девушки из тольяттинской группы — они не дождались погоды и завтра уходили вниз — и трое датчан: Стефан, Каспер и Кузнец (последний сам так себя назвал, мол, Смит я, и постучал кулаком по столу). Посидели, попили чайку, поболтали. Юрка выступал в роли переводчика, чем изрядно себя повеселил. Нет, не таков его английский, чтобы быть переводчиком, но за неимением лучшего — у других знание языка сводилось к фразе: «Moscow is the capital of the Soviet Union» — и Серов сгодился.

День заканчивался. Полковник ещё раз покаркал про тяжёлую ночь, а потом поднялся и вдруг всем пожелал хороших снов. Издевался, наверное.

К ночи Юрка вышел на обрыв и застал там Мурата. Справив нужду, они пожелали друг другу спокойной ночи и пошли мучиться в спальники. Давно ли такие мучения были на Севере… Давно! Ох, давно…

Мурат.

Жил-был молодой простой крестьянин-тракторист в дагестанском селе, и звали его Мурат. И был он крестьянином умным и учился в техникуме. А после окончания стал Мурат уважаемым человеком — инженером по технике безопасности. Но мир менялся, и надо было в нём выживать. И Мурат переехал в Чечню, где стал… зубным техником. А потом Мурат переехал в Кисловодск и стал милиционером. Сейчас ему сорок и он хочет стать офицером полиции, но для этого нужно высшее образование. А получит он его только через год. А специалистом по информационным технологиям ГУВД становиться надо сейчас — другой вакантной офицерской должности в полиции Кисловодска нет. И Мурат согласился! «У меня брат в банке в Краснодаре работает, он айтишник, он мне поможет!» И ведь поможет, станет Мурат айтишником… Обязательно станет!

ВЫСОТНАЯ АККЛИМАТИЗАЦИЯ. ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Прав был Полковник! В четыре накрыло и так начало кочевряжить, будто с похмелья. Сердце рвалось из груди, воздуха не хватало, бросало то в пот, то в жар, то в холод… но, что странно, совсем не болела голова. К шести, однако, всё пришло более-менее в норму, а в семь, как обычно, случился подъём.

Первый день в горах, а на завтрак Олег приготовил молочную рисовую кашу и вызвал бурю восторга. Его же тоже долбила «горняшка».

А Олег по жизни совсем не повар, он… капитан милиции. Бывший капитан бывшей милиции. Парни за глаза и в глаза так его и прозвали — Капитан Кук. Готовил Кук почти домашнюю еду с поправкой на тушёнку. И исповедовал полевой принцип: соль, перец, чеснок, лук — на столе, а еда — пресная. Юрка к своим болячкам взял сорок банок детских мясных консервов «Тёма», и ни одну не использовал. Питался со всеми. В некотором смысле Серов отблагодарил Олега уже в самом конце, Куку просквозило спину, и он еле ползал по кухне, а Юрка колол ему кеторол из своей аптечки. Повар отлёживался, дожидаясь, когда отпустит, и шёл на кухню готовить и кормить. Геройский мужик.

А тем утром он сидел в расслабленной позе у себя на кухне, морщился от головной боли и принимал заслуженные благодарности. Хороший завтрак — это сила и настроение на всё утро, а то и на весь день — это Юрка ещё с полевых усвоил твёрдо, от тёзки, от Золевского.

Где, интересно, сейчас Юрий Григорьевич? Юрка мало знал о тех, с кем работал вначале 90-х в Аэрокосмогеологии. Вокарчук, Бевзенко, Влад и Сашка Федорчук по-прежнему где-то в Северном. Полищук умер в «десятых», в Питере. А где Золевский? Неизвестно… Давно всё было. Давно. И связей с Северным не сохранилось. Так вот живёшь-живёшь, работаешь-работаешь… Юрка вздохнул, забросил в себя последнюю ложку каши и потянулся за чаем.

К девяти вышли на первую высотную адаптацию. Погода скользила на грани, норовя сорваться в какую-нибудь пакость. Солнце то появлялось, то пряталось в тучах. Хотя, нет, не в тучах — в тумане. Это снизу кажется, в тучах, наверху — обыкновенный туман. А под ногами снег — сначала сырой, но по мере подъёма всё суше и плотнее. И беспокойный ветер постоянно менял направление, срывая позёмку. Зима. Полное ощущение зимы. Зимы в июле!

За час с небольшим дошли до «Приюта Одиннадцати».

«Приют Одиннадцати» — (информация из Википедии) — останки гостиницы для альпинистов на горе Эльбрус на высоте 4130.

До 1998 года являлась самой высокогорной гостиницей России. Располагалась на юго-восточном склоне горы Эльбрус.

Название дано по предложению председателя Кавказского горного общества Р. Р. Лейцингера, переночевавшего в этом месте с группой школьников в 1909 году.

Первое деревянное здание «Приюта» было построено в 1932 году, а в 1938-м на его месте возвели трёхэтажное здание, простоявшее 60 лет. «Приют» был построен за один сезон с помощью местного населения, поднимавшего стройматериалы к месту строительства. На стройплощадке груз взвешивали и платили за подъём каждого килограмма. На первом этаже «Приюта» располагались альпинисты, на втором — инструкторы и спасатели, на третьем — учёные. Имелась даже кремлёвская «вертушка» и баня. Баня была разрушена во время Великой Отечественной войны. Тогда же, 28 сентября 1942 года у гостиницы состоялся бой между спецподразделением НКВД и немецкими горными егерями. Бой завершился поражением наших. Позже пришлось «Приют» отбивать обратно.

После войны на третьем этаже усилиями энтузиастов был организован музей обороны.

А в лихие девяностые, будь они не ладны, практически бесхозный «Приют Одиннадцати» сгорел из-за нарушений правил пожарной безопасности. Тогда вся страна сгореть могла…

В 2001 году первых восходителей принял новый приют «Дизель Хат», построенный на месте старой дизельной станции.

Старое сгоревшее здание «Приюта» полностью разобрано, и на его месте строится новое, капитальное. Но пока возведены только опоры. По состоянию на 2018 год строительство всё ещё не окончено.

Возле фундамента сгоревшего «Приюта» есть скала — большой лавовый останец. По всей поверхности той скалы закреплены мемориальные таблички. Печальные таблички. Грустные таблички. На них имена и фотографии тех, кому Эльбрус отказал в благосклонности: кто навечно остался в горах Кавказа. Выше всех медная доска в честь 100-летнего юбилея основателя воздушно-десантных войск Василия Филипповича Маргелова — легендарного дяди Васи. Нет-нет, Василий Филиппович не погибал в горах — эту доску установили Юркины десантники в 2008 году, в тот самый первый раз, когда они пришли в берцах без «кошек» и ледорубов, не совсем понимая, зачем они нужны в горах. Но дядя Вася всегда должен быть со своими детьми…

Самые молодые и ловкие вновь полезли наверх с флагом, Полковник и Котов надели береты, а тут и датчане подтянулись. Вчера их предупредили, будет ещё одно мемориальное действие. Им это понравилось, и на «Приют» они принесли свой красно-белый флаг. Потом вместе пили чай, фотографировались, потом датчане пошли вниз на базу, а центурионы продолжили подъём.

Двести метров, до высоты 4300, прошли удивительно легко. А там Полковнику вдруг снова вздумалось играть в демократию. Ну скучно человеку! Понять его можно: восьмой раз поднимает народ на Гору. А может, он просто решил взять восходителей на понт, чтобы не расслаблялись?

«А не сходить ли к скалам Пастухова, на 4600?» — сказал он.

Но все уже грамотные, и все промолчали в тряпочку, попался один, Владимир Васильевич. «Не пойду!» — категорически заявил он.

И не пошли.

Но Владимир Васильевич получил показательную трёпку. Значит, в воспитательных целях устраивал демократию Полковник. Дабы… и в особенности… поелику…

Про Владимира Васильевича.

Он с Чукотки этот Владимир Васильевич. И самый старший в группе. Но главное не в этом, главное в другом: для всей команды «Центуриона» он служил громоотводом. Глядя на него, Юрка невольно вспоминал фантастический рассказ…

Готовится экипаж к межзвёздному полёту. Во время экспедиции все будут бодрствовать. Никаких анабиозов, никаких гибернаций. Поэтому экипаж подбирается тщательнейшим образом. Все специалисты высокого класса. Все профессионалы. Все обладают отменным физическим и, особо, психологическим здоровьем.

И вдруг в самый распоследний момент в экипаж «подбрасывают»… недотёпу, неумеху, да надо прямо сказать, калеку. Экипаж обескуражен, возмущён, но обсуждать решение руководства нет времени — старт!

За годы полёта, а их был не один десяток, экипаж с этим недотёпой извёлся. Он вечно всё бил, ломал, всех раздражал, злил, он даже заболевал в самый неподходящий момент. Заноза в теле экипажа! Заноза, которую невозможно вырвать!

А по возвращении вдруг выяснилось…

Эта заноза, этот недотёпа, этот неумеха — гениальный психолог. А по совместительству — известнейший на Земле клоун. Его серьёзные коллеги ничего не знали о нём: некогда было ходить по циркам. А клоун, служа всему экипажу громоотводом, с честью выполнял профессиональный долг.

Владимир Васильевич был громоотводом. И все, абсолютно все с ним задирались и ругались. Может, только Юрка не конфликтовал с ним (по причине ли того, что был Владимир Васильевич с Севера… или Серов слишком сосредоточился на своих ощущениях). Именно Владимир Васильевич приходил к Порошкову за туалетной бумагой и был послан в известном направлении. Он и спальник забывал при переезде на Бочки и вспомнил о нём в самый последний момент.

А ещё год назад Владимир Васильевич опрометчиво пообещал коллективу трёхлитровую банку чукотской красной икры, и теперь весь коллектив центурионов ел его поедом вместо икры. Особенно налегал Котов.

Но! Если кто-то начинал издеваться над «чукчей» сверх меры, Владимир Васильевич попадал под защиту Полковника, и уже никто не смел его шпынять безнаказанно.

Нужный человек в коллективе!

Кстати, по выносливости в свои пятьдесят восемь он мог дать фору любому молодому — тоже регулярный участник «Эльбрусской мили».

На базу вернулись к четырём.

Пока накрывали стол, погода таки соскользнула. За окном столовой повалил снег — огромными хлопьями, густой, настоящий. Снег в середине июля! Где-то Юрка такое уже видел. Пусть валит. Лишь бы послезавтра была хорошая погода.

Ещё вчера, вызнав прогноз, Полковник принял решение: восхождение назначить на раннее утро 23-го. Хорошая погода на Эльбрусе — девяносто девять процентов успеха.

А завтра выходной — они только прогуляются до «Приюта», разгонят кровь, а потом будут отдыхать или займутся ледовыми тренировками.

Вечером пришли датчане.

Сначала Каспер — просить таблетки для Кузнеца, тот совсем спёкся. Кузнецу выписали цитрамон, аспирин и нурофен, объяснив Касперу, что, как и в какой последовательности принимать, но пока объясняли, зашли в столовую. Тут Полковник и выловил Каспера, усадив на разговор.

Не дождавшись коллеги, подтянулся Стефан — узнать, куда запропастился Каспер.

А ещё через полчаса — не дождавшись помощи — приковылял сам Кузнец.

Три часа! Три часа команда «Центуриона» вела «перекрёстный допрос» датских военнослужащих. И датчане тоже не отставали. Расспрашивали они друг друга по очереди, а Юрка переводил в две стороны. Оказалось, есть общая тема: и наши, и датчане служили в Афганистане. «А где?» «А когда?» «А как с духами… пардон, талибами?» «А своих теряли? Теряли… На какие мины напарывались? Итальянки?.. А, ну да, итальянки…»

За разговором датчан накормили «змеиным» супчиком из рыбных консервов и рисовой кашей с тушёнкой. Кузнец поначалу на еду смотреть не мог, но ему дали две таблетки цитрамона, и через полчаса он без признаков тошноты вовсю уплетал, а потом и вовсе включился в общую беседу.

Под конец Юрка охрип, обалдел, а после просьбы Полковника: «Спроси у них, какова у них структура дивизии», — только развёл руками, показал язык, оделся и вышел на крыльцо. Там он вдохнул-выдохнул, покрутил головой, вытряхивая из неё английские слова, и подошёл к обрыву.

Погоду тянуло на мороз. Тучи уходили. На небе появились первые звёзды. Но главное — открылся Эльбрус! Двуглавый древний вулкан. Первый раз за эти два дня его стало видно полностью. Во-о-о-он туда, на Западную вершину, предстоит им дорога послезавтра. Сил-то хватит? Пока Юрка всё выдерживает неплохо. Честно говоря, он думал, будет хуже.

— Любуешься, москаль?

Юрка вздрогнул, сзади незаметно подошёл Василий Фёдорович — крепкий, похожий на медведя мужик. Сам крупный, а ходит тихо. Охотник. Профессиональный. На людей…

Юрка вздохнул.

— Ничо, москаль… Не бзди, всё будет нормально.

Василий Фёдорович Страбинский.

50 лет. Офицер спецназа ФСБ. Родился в известном теперь всему миру городе Славянске. Генетически украинец, но безусловный русский патриот. Закончил Славянское авиационно-техническое училище. На Кавказе в спецназе ФСБ с 88-го года, там и познакомился с Полковником. О своей работе рассказывал так: «В конце девяностых на Кавказе стали шалить. То туристок изнасилуют, то туристов ограбят, а то и вовсе поубивают. Надо было что-то делать, а сопредельное государство, в котором базировались эти уроды, ничего предпринимать не хотело. Тогда мы — офицеры спецназа, десять человек — взяли своё руководство, посадили в ауле, выдали бочку вина, велели местным кормить шашлыком, только бы не вмешивалось, сами взяли по СВД, по десятку боекомплектов, по тридцать килограммов тротила и ушли в горы…

Через месяц вернулись. И представляешь? По сию пору тишина!»

Василий Фёдорович — хороший, весёлый мужик. Серова и Котова обзывал москалями, при этом всегда добавляя: «Я мужик простой, могу чего-нибудь брякнуть… Вы не обижайтесь, я не со зла…»

Страбинский на пенсии; охотник, рыбак и пасечник. На Эльбрус собрался в один присест. Полковник позвонил и предложил. А Фёдорыч не отказался.

— Я здесь с восемьдесят восьмого. Все горы исходил, а на Эльбрусе не был. Как же так?

ВЫСОТНАЯ АККЛИМАТИЗАЦИЯ. ДЕНЬ ШЕСТОЙ

Ночью высыпало столько звёзд… Юрка уже и не помнил, когда столько видел. Даже на Севере не было такого звёздного неба. Всё же на четыре километра ближе к космосу.

А в пять, ещё потемну, в Гору потянулась вереница огоньков. Это пошли на восхождение альпинисты. Господи, даруй им удачу!

А у «Центуриона» всё как обычно:

7:00 — подъём;

8:30 — завтрак;

в 10 вышли на прогулку. Цель: подняться до 4100, посидеть, попить чаю и вернуться. По дороге их обогнал ратрак, датчане ехали на скалы Пастухова.

Скалы Пастухова (информация из Википедии)

Скалы на высоте 4600—4800 метров получили своё название в честь известного исследователя Кавказа, военного топографа Андрея Васильевича Пастухова.

В 1890 году А. Пастухов с казаками Д. Мерновым, Я. Тарановым и Д. Нехороших взошёл на Западную вершину Эльбруса. А затем на протяжении всего восьми лет поднялся более чем на десять вершин Кавказа, в том числе на такие как Зыкой-хох, Халаца и Сау-хох, Шах-даг, Арарат и Алагез, Восточная вершина Эльбруса (в 1896 году). На штурм последней он вышел с казаком В. Воробьёвым, своим спутником по другим восхождениям, и двумя местными проводниками. Погода им не благоприятствовала: дул холодный порывистый ветер. Воробьёв почувствовал недомогание ещё до высоты 5000 и вернулся. Пастухов с двумя проводниками добрался до Седловины (5300 м). Далее он пошёл уже с одним проводником (второй идти отказался) — Агбаем Залихановым, — но вскоре был вынужден вернуться из-за начавшегося снегопада. При второй попытке штурма вершины Пастухов организовал бивуак на самой верхней группе скал (около 4700 м), по пути к Седловине. Утром непогода заставила его снова отступить. Не удались третья и четвёртая попытки: одна — из-за ухудшения самочувствия самого Пастухова, другая — опять из-за непогоды. Последовала пятая попытка. Восходителей встретили жгучий мороз и сильный ветер. Терял силы проводник. Да и сам Пастухов чувствовал себя неважно. И всё же, хотя и медленно, они продвигались к вершине. На этот раз Пастухов достиг её. Здесь он нашёл в себе силы, прежде чем начать спуск, определить высоту вершины и температуру воздуха.

Ныне группа скал, откуда Пастухов шёл к Восточной вершине Эльбруса, называется скалами Пастухова и служит многим альпинистам отправной точкой для штурма высочайшей вершины Кавказа и Европы.

А любовь Пастухова к горам была так велика, что он, серьёзно заболев в 1899 году, просил друзей похоронить его на склонах горы Машук, чтобы Казбек и Эльбрус всегда стояли перед ним. Последняя воля выдающегося топографа и восходителя была выполнена.

Завтра утром на ратраке группа Полковника поднимется выше Скал и начнёт восхождение.

А сегодня они снова пили чай возле камня-монумента. Рядом ребята из Пензы прикручивали памятную доску четырём своим землякам. Ушли 23 февраля 2001 года и не вернулись. И тела не нашли. Профессиональные альпинисты. Эльбрус…

По дороге вниз встретили украинскую группу из Днепропетровска. Общаться они не захотели. Обижены на всех русских и на центурионов в том числе. «Грёбаная политика! — ругался Кот, он шёл за Юркой. — Я с ними вместе в Афгане воевал». «А я с ними весь Север отработал», — думал Юрка про хохлов.

Настроение мужикам подняла встреча с Николаем Чёрным, с живой легендой российского и советского альпинизма.

Н. Д. Чёрный.

Николай Дмитриевич Чёрный в горах с 1958-го. Работал на Кавказе и Памире. Заслуженный тренер СССР. «Снежный барс» — а это значит, что побывал на всех семитысячниках СССР. Чёрный был среди тех, кто встречал парашютистов на пике Ленина в 69-м. Проводился такой безумный эксперимент: советские парашютисты десантировались прямо на вершину; где страшная высота в 7000 метров убила четверых десантников.

В 82-м Черный был включён в состав Первой советской гималайской экспедиции, а в 89-м — Второй. Так в жизнь Николая Дмитриевича вошли восьмитысячники… В 2009-м уже в возрасте семидесяти лет он совершил своё второе восхождение на Эверест.

Легендарный альпинист Николай Чёрный до сих пор ходит в горы гидом.

Проходя мимо центурионов, Николай Дмитриевич только заметил: «А, десантники…» Как старым знакомым. Центурионы уважительно поцокали вслед…

Вечером проверяли снаряжение. Крепили «кошки», собирали одежду. Полковник рвался провести ледовые учения, но Порошков отговорил: вымокнут же все как цуцики! а завтра в холод. Полковник махнул: пусть отдыхают. И они отдыхали. Отдыхали и вспоминали. Сначала Кот рассказывал про Афган. Долго рассказывал. Потом Юрка про Север. А потом Кот неожиданно выдал свою любовную историю, но Юрка закемарил и почти его не слушал, только обратил внимание на концовку.

— …Меня положили на операционный стол, а моя прыгнула в постель к любовнику. Такая вот стерва!

Юрка вздрогнул. Неожиданный конец вышел у любовной истории херра майора. Неожиданный. И чего это он вдруг взялся её рассказывать? В поучительных целях? Да, в жизни бывает всякое. У Юрки такого не было. У него случилось другое. На новый 2007-й.

Он вернулся из санатория, из Белокурихи, 31 декабря, в обед. Пока суетились, накрывали на стол — после полуночи Серовы ждали гостей — выпили, и Юрка, который не спал всю ночь, пока летел, решил покемарить: развезло.

Проснулся он ближе к девяти от зловещей тишины… Не было слышно суеты, шагов, даже телевизора с его бесконечным новогодним «Думайте сами, решайте сами…», только кот Василий шумно вздыхал, вылизываясь и потягиваясь в ногах.

«В магазин ушла», — решил Юрка про Соню, прошлёпал на кухню, плеснул вина, включил телевизор и уселся ждать у накрытого стола.

Через час от Юркиной уверенности, что Соня ушла в магазин, почти ничего не осталось.

Через два он взялся обзванивать знакомых, не забежала ли его благоверная? «Ха-ха-ха, с наступающим… Нет! Не было… Может, к Петровым…»

А было уже совсем не «ха-ха-ха».

Через два с половиной часа она позвонила сама и каким-то далёким, отрешённым и глухим голосом сообщила: Новый год будет встречать с другим.

Забавный получился Новый год… Забавный.

После него Серовы и переехали в Москву. До этого уже были две неудачные попытки. Одна — до того, как ушёл из жизни Славка; другая — через год после его кончины. Юрка уже махнул на Москву рукой, и если бы не та роковая история — вряд ли бы собрался. Никогда не знаешь: где найдёшь, где потеряешь…

Что интересно, туда, на Север, бежали от женщин, оттуда — от мужчин.

Бежали в феврале 2007-го.

А через пять лет, в 12-м, случилась реанимация.

«Вы теперь инвалид! Вы теперь всё время должны соблюдать строгую диету! Какую?! Легче перечислить, что вам можно, чем то, что нельзя…»

Юрка бросил пить. И почти есть. Ходил как тень, держась за стену… А потом — разозлился на себя… И Сонька поддержала. И вот, сначала появился дайвинг в Египте, а с ним Кот. Потом Сидней, Ванька Дьяков и… завтра он идёт на 5642 метра… и может…

— Хорош дрочить! — рявкнул Юрка на старшего Нортмана. Данила лежал на лежанке над Серовым и нервно тряс ногой, дёргая и без того хлипкую и неустойчивую конструкцию нар, сбивая Юрку с мыслей.

Сверху появилась голова обиженного Дани:

— Дядь Юр, я не дрочу…

Но младший — на соседних нарах уже зашёлся от смеха. Он корчился и, всхлипывая, повторял: «Дрочун… дрочун…»

— А я смотрю, у него мозоли на руках… — присоединился к общему веселью Кот. Вот же дурак старый. Юрка злился на себя за свою тупую шутку.

— Это я на турнике! — оправдывался Даня. — Дядя Игорь, на турнике! Вы с нами не ходите, у Андрей Петровича спросите!

«Мозоли…» — рыдал Марк.

Дети, честное слово, дети! Взрослые же мужики, Афган, Север, жёны…

Кстати, мальчишки завтра не идут: слишком молоды для 5000. Большой риск получить осложнение при несформировавшейся сердечно-сосудистой системе. Зато пойдут наконец-то сегодня прибывшие мужики. Юрка с ними даже ещё не успел познакомиться.

…Ближе к ночи Юрка снова стоял на склоне и смотрел на Эльбрус. Сегодня он ходил на станцию канатки смотреть на закат (коллекционировал Юрка закаты), заката не получилось: солнце просто скрылось за вершиной Западного Эльбруса, некоторое время ещё полыхали розовым и оранжевым верхушки Большого Кавказского хребта на той стороне Баксанского ущелья, но через двадцать минут и этот огонь угас, уступив место сизо-фиолетовым сумеркам. И Юрка вернулся на склон к Эльбрусу.

— Страшно, Юра?

Серов опять не заметил, как кто-то подошёл сзади. Он обернулся. Полковник. Спрашивал Рябинин на удивление спокойно, без обычной издёвки, чем безмерно удивил Юрку, привыкшего к снисходительному обращению Полковника. Что-то поменялось, раз Петрович заговорил с ним по-человечески.

— Страшно, — кивнул Юрка. — А вам, наверное, нет?

— Какой там… Восьмой раз… И каждый раз — как первый.

Он постоял ещё какое-то время, потом повернулся и ушёл. А Юрка остался. Стоять и смотреть. Смотреть и бояться… Сегодня, рассказывали, на Горе молнией убило человека. С чистого неба. Поднял палки вверх в экстазе и… хабах!.. Вот Полковник и побаивается… за народ…

Полковник.

Андрею Петровичу Рябинину, выпускнику Новосибирского высшего военно-политического училища пятьдесят четыре.

Начинал службу Полковник — тогда ещё зелёный лейтенант — вместе с Игорем Котовым в Кировакане, в воздушно-десантных войсках.

Потом в составе ограниченного контингента советских войск проходил службу в Афганистане.

В 90-х — войска специального назначения ФСБ на Северном Кавказе. Принимал участие в контртеррористических операциях.

После выхода в запас работал в частном охранном агентстве. В середине 2000-х перешёл в детский туристический клуб «Центурион», который возглавил в 2008 году. Провёл кадровую реформу клуба, уволив «педагогов», которые в походах продавали спиртное подопечным — подросткам.

Своим долгом Полковник считает воспитание подрастающего поколения в духе любви к Родине.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ. ВОСХОЖДЕНИЕ, ИЛИ В ГОРАХ АТЕИСТОВ НЕ БЫВАЕТ

— Понимаешь, Палыч, горы — это третье измерение. В обычной жизни мы живём в двух. Всё обыденно, рутинно, — Ванька говорил, наклонившись к Юрке. В кафе «Траттория» на «Чеховской» вечером в четверг было шумно.

Юрка молча кивал.

— А знаешь, почему фильм назвали «Вертикаль»? Нет? Только горы дают ощущение третьей координаты в этом мире. Когда вернёшься, сам поймёшь, — Ванька поднял кружку с пивом: — Давай, Палыч! За успех вашего восхождения! Ты только это… сильно жопу там не рви, я с четвёртого раза зашёл на Эльбрус. Дойдёшь до Седловины — считай, победил. 5300!

***

23 июля.

4:00 — подъём.

4:30 — перекус: пара бутербродов с чаем. Многие есть отказываются — слишком рано, и все нервничают… Заполнили чаем термосы. Игорь Порошков раздаёт по упаковке аскорбинок.

4:50 — общее построение.

На восхождение идут пятнадцать человек: весь взрослый наличный состав; плюс двое, что подъехали вчера: Андрей Скворцов, ещё один десантник, и Сергей Васильевич — штатный фотограф «Центуриона»; минус Капитан Кук, Олег остаётся на базе с пацанами, у него и у фотографа портативные рации. Все экипированы тёплой одеждой, альпинистскими ботинками с «кошками», противоснежными гамашами, балаклавами и лыжными очками. Полковник ещё раз всем напоминает:

— Повторяю! У каждого должны быть две пары тёплых перчаток, балаклава и тёмные очки. Очки нужно хорошо закрепить, может сорвать ветром. Останетесь без очков — ослепнете. Перемещаться только в строю! Не обгонять! Не отставать! Если кто-то откажется от подъёма, то он один — повторяю: один — возвращается на базу. Никто сопровождать не будет. — Полковник делает паузу, оглядывая строй: — Ещё раз всем предлагаю подумать. Готовы? На ратрак!

Ратрак — удовольствие недешёвое, аренда этого широкогусеничного горного трактора обходится в 500—700 долларов за подъём, но он позволит экономить силы и время на восхождении. Центурионов ратрак должен поднять выше скал Пастухова на отметку «4900», фактически на Косую полку — тропу, которая с небольшим подъёмом траверсом идёт вокруг Восточного Эльбруса, выводя на Седловину.

Штурмовые рюкзаки — в грузовые корзины. Сами — в кузов по скамейкам. Поехали!

3900.

4000.

4100 — «Приют Одиннадцати».

4300 — высшая точка акклиматизации. Выше они ещё не поднимались.

4500 — с такой высоты Юрка тандемом прыгал с парашютом в 2009-м: в Кимрах, под Дубной. Красота непередаваемая… Небо, облака… Как сейчас.

4600 — ратрак развернулся и встал. Ехали полчаса. Из кабины вышел Полковник, махнул рукой: выгружаться и строиться.

Построились.

Светает. Ясное небо. Небольшой минус. Небольшой ветер. Под ногами снег. Погода прекрасная, прогноз не наврал. Но Полковник огорчает: ратрак на 4900 не пойдёт. Водитель боится, что старый двигатель не вытянет на крутом участке скал. Врёт! Просто решил скинуть восходителей, зараза, — слишком мало ему заплатили. Теперь триста метров, почти полтора часа, а может, два, придётся топать на своих двоих.

Полковник формирует строй. Он — первый, за ним Роберт с навигатором, потом Мурат, Юрка, замыкать колонну будут два Игоря — Котов и Порошков.

Господи помилуй, Господи помилуй! Пошли!

Первые триста метров дались Юрке как обычно тяжело. Сказывалось всё: крутизна подъёма; раннее утро; новая экипировка — тяжёлые ботинки, «кошки» и высота, на которой они ещё не бывали. К Косой полке он пришёл со сбитым дыханием и изрядно уставший. Полковник объявил пятнадцатиминутный привал. Юрка занялся перешнуровкой ботинок — правый хлюпает, зараза. По разговорам, нехорошо Роберту. Но он не сдаётся и собирается продолжать подъём. Народ потихоньку восстанавливал дыхание, не один Юрка сдох. А он затянул узел, надел перчатки. Всё. Время вышло.

Когда смотришь с «Бочек», как маленькие человечки двигаются по Косой полке, кажется, что идти там легко и просто. Идут себе человечки и идут… Но на 5000 метрах снежная тропа высасывала силы прямо со дна брюшины.

…Юрка шёл и считал — Ванька советовал — считал и разговаривал с собой.

«Раз… два… три… четыре. Тяжело… Хорошо, Роберт идёт медленно. Кстати, что с ним? Может, уколоть? Кеторол и шприцы с собой. Кеторол и этот… как его… ну, этот… А, да хрен с ним… Встали! Хорошо, что встали. Дыши, Юра, дыши! А дышать нечем. Так, опять пошли. Раз. Два. Три. Башка трещит… и кажется — даже кружится. По сторонам не смотреть! Не смотреть по сторонам! Смотреть под ноги… Только под ноги! На ногах „кошки“… Слева крутой склон, ниже — трещины. Как их Полковник называл? „Трупосборники“! Вот как он их называл. Во-о-о-н там. Не смотреть по сторонам! Раз… два… три… четыре. Тяжело! Роберт не хочет встать? Господи, Царица Небесная Матушка Пресвятая Богородица, помоги дойти во-о-он до того поворота — там, говорят, тропа даже книзу пойдёт. Может, полегчает? Раз… два… три… четыре. Ночью приснился Колганов, Царство Небесное… Давно не снился. И умер давно. В 2003-м. Это сколько лет-то прошло? Умер в апреле 2003-го… Славка в январе, а Колька в апреле. Сейчас 14-й, значит… На День геолога пьяный, зараза, упал в подъезде на лестничной клетке и разбил голову. Весь затылок вдребезги… А сегодня ночью стоял, смотрел, а потом махнул рукой. И башка целая. Это вот к чему? Раз… два… три… Снова встали. Метров сто до Седловины. Царица Небесная! Так к чему Колька приснился? Может, звал? Тьфу-тьфу-тьфу! Господи помилуй! И сколько же лет, как он умер? Раз… два… три… четыре. Хе! Хе-хе! Хе-хе-хе! Не могу сосчитать. Не могу решить простейшую задачу! Кислорода мозгам не хватает, вот чего. Жалко, брат не дожил — может, со мной пошёл бы. А, брат, пошёл бы? Брат, брат… Тебе было пятьдесят два, мне уже почти пятьдесят, Кольке, кстати, тогда стукнуло пятьдесят — мы все почти ровесники. А прошло с 2003-го… прошло… Не-а… не сосчитаю… Не со-счи-та-ю. Много прошло. А мне до сих пор тебя не хватает, брат. Встал Роберт! Встал! Ура-а-а! Чего же ты радуешься, гад? Роберту плохо…»

Роберту было плохо. У него отказывали ноги. Собрали «консилиум». Только начали думать, что делать, Василий Фёдорович нагнулся и что-то шепнул Роберту, тот подскочил и пошёл.

— Ты что ему сказал? — Кот с удивлением взирал на реанимированного Роберта.

— Что на него смотрит весь его род… Кавказ!

До Седловины дошли, с частыми остановками, но дошли.

«Седловина, Ваня! Дошли! 5300!»

Ветер усиливается. Народ валится от усталости. Юрка устал до чёрных кругов в глазах. Роберт совсем измотан. Кто-то предложил попить чаю, предложение не поддержали. Полковник попытался поднять дух, мол, осталось всего ничего — 342 метра! Его не слушали. Он махнул и объявил двадцать минут отдыха. У Юрки даже не нашлось сил достать подстилку, так и сел, подогнув ногу.

А может — ну его, ломаться так? Ванька говорил: мол, дойдёшь, Палыч, до Седловины… Серов выдохнул и бессильно повалился на снег, прикрыв глаза…

— Э!

«Ни хрена ж себе! Сколько лет-то не слышал этот голос? — удивлялся Юрка, но глаза пока не открывал. — А, вот — столько, сколько сосчитать не мог, с 2003-го». Он осторожно приоткрыл глаз. На корточках, в унтах, энцефалитках и треухах сидели Славка и Колганов. Молодые, заразы… Лет по сорок, не больше. Как тогда, на первой полевой.

— Э! Серов, а ты чего разлёгся?! — тон у Кольки грозный, но глаза за стёклами очков озорные… весёлые, как у Ленина в анекдоте.

— Ты чего, брательник? — Славка в отличие от Колганова был настроен серьёзно. — Решил не ходить дальше?

— Ага… Мужики его, значит, ждут… А он здесь валяется… — орал Колганов, выпучив глаза. — А гля чего пошёл-то тогда?!! А?! Гля чего?

— Ты, Юр, кончай! Мало ли что Ванька говорил… «Дойдёшь до Седловины…» Вставай, брат! Поднимайся! Слышишь, космонавт? Поднимайся!

Очнулся Юрка сразу, как только Игорь тронул за плечо. Рядом, понятное дело, никого не было. «Ботаник, ты как?» Юрка смущённо кашлял. «Ничего, ботаник, — Кот подал руку, — впереди только самые первые сто сорок два метра трудные. Потом опять Косая… как проспект, и йе-е-еха!»

Юрка попросился у Полковника встать перед Котом, третьим с конца. Ему так лучше, спокойнее, когда за спиной Кот. Командир кивнул: делайте что хотите, только дойдите.

Встали, построились, пошли.

Нога! Юркина правая нога — в неё будто впилось миллион иголок. Отсидел… Отлежал! Надо было двигаться. Двигаться. Двигаться. А не валяться, как…

«Раз, два, три… ногу не отпускает. Осёл и баран! Как же это я, а? Здесь и без того с сосудами не пойми что творится, а я ещё отсидеть умудрился! Господи, только бы не упасть… Раз… два… три… У Роберта завод заканчивается. Опять его качает… Роберт… А я? Если нога не отойдёт, свалюсь раньше Роберта. „Поднимайся, брат!“ Ха! Господи, помоги! Добраться бы до во-о-о-он той полки, про которую говорил Игорь. Раз… два… три… А дышать-то, дышать совсем нечем! Верните воздух, гады! А башка… башка как болит… И нога не идёт! А голова… На чём я? А! Ночью приснился Колька, а теперь это… Оба заявились… Разлёгся я им… Ногу вроде отпускает… Раз… два… три… Встали. Метров пятьдесят осталось до полки. Царица Небесная, помоги! Помоги неразумному. Знал бы, что так будет… Ладно, ерунда всё это. Е-рун-да. Морок! Раз… Два… Три… Привиделось… Но силы откуда-то взялись? Совсем же идти не мог… А тут как Роберт после Василия Фёдоровича… Господи помилуй, Господи помилуй, Господи… Опять стоим. Да что же там?!»

«Там» разворачивалась драма. У Юрки нога прошла, а Роберт «сдох» окончательно. Колонна перестраивалась. Теперь Роберта тянули на трекинговых палках, как на вожжах, Василий Фёдорович и Скворцов. Но Роберт просил его оставить. Умолял. Что-то рявкнул Полковник. Василий Фёдорович снова взялся увещевать. Роберт поднялся. Неужто пойдёт? Пошёл… И остальные пошли. И Кот запыхтел за Юркой.

Навстречу начали встречаться восходители, кому уже посчастливилось подняться. С «бест регардсами» прошёл Каспер — единственный из восьми датчан поднялся — остальные, сказал, не смогли. Интересно, где Кузнец?

Прошла группа из Днепропетровска, они обижены на русских, но сейчас всем до лампочки. На Горе все равны, и они желают центурионам удачи…

Медленно, но верно по пятнадцать-двадцать шагов группа выползала на вторую Косую полку. Двести метров. Только двести метров.

«…Раз… два… три… сейчас уже сто девяносто девять. Ну что, брат, дойду я, а? Молчишь? Господи, Царица Небесная, не на кого теперь мне больше надеяться, не на кого! На Тебя, Матушка, уповаю! Царица! Раз. Два. Три! Шаг. Раз. Два. Три! Шаг! Раз. Два. Три!!! ШАГ!»

Последние сто пятьдесят метров — пятьдесят этажей — шли, будто по дороге в вечность. Хотя, наверное, так шёл Юрка. Остальные были вполне. Василий Фёдорович и Скворцов тянули на себе Роберта. Сергей Васильевич забегал вперёд и фотографировал. Полковник продолжал управлять, оценивая состояние каждого. По-настоящему тяжело было Роберту, Юрке и, наверное, Мурату; остальные чувствовали себя сносно. Особенно это стало очевидно, когда центурионы вышли на привершинное плато, и оставшиеся тридцать метров Полковник, Котов, Давиденко и Скворцов вдарили парадным маршем, расстегнув куртки до голубых тельняшек, в беретах, с флагом ВДВ и с песней «Десятый наш десантный батальон». Рассказывают, два года назад они так нечаянно распугали на Горе немцев.

А Юрка, выбравшись на плато, вдруг понял, силы его всё же покинули. И на последние пологие тридцать метров — их нет… и взять неоткуда! Баста! Он совсем уже было собрался пасть на колени, когда услышал голос Мурата: «Юрий Павлович, не надо, не вставай на колени! Не вставай! Давай как я: полшага — три вздоха, полшага — три вздоха. Пойдём… Пойдём, мы уже на вершине».

Юрка не встал на колени. Опершись на локоть Мурата, он постоял минуту, успокоил дыхание, собрался и через пятнадцать минут стоял на вершине.

23 июля 2014 года, 11:43, Западная вершина Эльбруса, высота 5642 метра. Сердце бьётся как сумасшедшее, дыхание частое и прерывистое, воздуха не хватает. Прекрасная погода, ветра почти нет, морозно — минус 16; видимость стопроцентная, над головой — тёмно-синее небо; под ногами — весь мир. Нет, не весь, только Европа. Эльбрус — высшая точка Европы. Можно позвонить — на Эльбрусе отличная связь — и сообщить всем, кто ждёт и переживает, что всё получилось. Но Юрка этого делать не станет: подняться — полдела, надо ещё спуститься. Спуск часто опаснее восхождения…

А пока пятнадцать минут на фотографии. Везде слышны щелчки фотоаппаратов. Фотографии — главные документы, показать: «на вершине стоял хмельной»… Сделать снимок — очередь. Одна группа снимает, вторая ждёт, а за ней третья. Сегодня хорошая погода — сегодня взойдут многие.

«Центурион» достал флаги и фотографируется с ними. Юрка тоже развернул флаг Компании. Щелчок! Есть документ.

Через двадцать минут Полковник объявил построение. Обошёл строй, вглядываясь в лицо каждого, возле Серова остановился:

— Ты как, Юр?

— Нормально, Андрей Петрович.

— Голова? Не тошнит? Устал? Слышал, что-то говорил на восхождении. Молился?

— Молился.

— Правильно! В горах не бывает атеистов. Игорь, — он кивнул Коту, — страхуй Юру.

И дальше:

— Василий Фёдорович страхует Роберта! Женя… Давиденко! Страхуешь Мурата. Всё! Пошли! Помоги нам, Господи…

Боялся командир. Боялся. В прошлом году на этом участке группа едва не потеряла человека. Его со склона столкнул ветер, и он, проехав по снегу с горки высотой в сотню этажей, получил сильнейшее сотрясение. Эвакуировали его со Скал снегоходом МЧС. До Скал несли на руках.

За сорок минут спустились в Седловину и, наконец, от души напились чаю, наелись шоколада, аскорбинок и фиников.

Мурат с собой нёс упаковку фиников и на привалах всем их предлагал, однако финики хоть и сладкая, но твёрдая пища, и есть никто не хотел. А на обратной дороге, на Седловине, Кот вдруг взял и слопал всю упаковку подчистую, а после с удивлением обнаружил: отпустило! Точно как с похмельем: не знаешь, от чего полегчает.

Котову полегчало, а Андрюха Скворцов спёкся. Его доконало отсутствие адаптации. Он приехал вчера и сразу рванул на восхождение, без акклиматизации. До верха сил хватило, даже Роберта вместе с Василием Фёдоровичем тянул, а теперь лежал, свернувшись калачиком, и мелко трясся. Сделать укол, однако, не позволил. (Потом Андрюха рассказывал, что в тот момент видел красный снег.)

От Седловины шли, минуя «трупосборник» слева.

Иногда на возвращении восходители, расслабившись, теряют координацию и срываются в его шестидесятиметровые трещины. Юрка косился вправо и опять просил Небесную Заступницу помочь — теперь вернуться к Скалам. Хотя бы к Скалам. Было трудно, но уже несравнимо легче, было тяжело, но не так задыхались, и ещё… ещё шли они вниз, шли домой!

На Скалах группа разделилась. Полковник огляделся, всех пересчитал, свистнул свиту и рванул вниз. Кто-то попробовал угнаться за Полковником, кто-то остался отдыхать. Юрка, Кот и Василий Фёдорович — старые ренегаты, пошли отдельно не торопясь. После Скал идти стало совсем легко, они даже могли позволить себе разговаривать.

— Что, москаль? — Фёдорыч шёл от Юрки справа. — Как оно?

— Честно… или как? — прерывая дыхание, пытался отшутиться Серов.

— Конечно, честно!

— Не знаю Вась: кричать «ура» или плакать?

— Зачем плакать? Кричи, москалик, кричи!

— Сил нет… И воздуха, — выдохнул Юрка.

— Ничё… — Кот брёл слева от Юрки. — Щас дойдём… в прорубь окунёмся… и силы вернутся…

— Не-е-е-е… — Юрка с ужасом представил себе такое купание. — Это вы без меня.

— Без тебя, без тебя… «Кошки» снимем?

— Давай после «Приюта»?

— После «Приюта», — кивнул Игорь и в удивлении встал. Мимо, пыля снегом, промчался снегоход. Скворцов на пассажирском сиденье взял под козырёк.

— Это он зря… Петрович ему не простит.

— Да и хрен с ним, с Петровичем! — Василий Фёдорович снял шапку и вытер лицо: — Жарко… Вам не жарко? Я вот тут что подумал… Вы же только двадцать шестого уезжаете? Может, у меня перекантуетесь?

Москвичи остановились, переглянулись и поклонились:

— Спасибо тебе, Василь Фёдорыч! Спасибо…

Но Игорь тут же добавил:

— Давай до «Бочек» сначала дойдём.

На базу они вернулись в шестнадцать с копейками. Игорь ушёл купаться в проруби, а Юрка не спеша переодевался. Поверх майки и флиски на нём были две куртки: лёгкая пуховая и противоштормовая. Пуховка та столько выпила из Юрки воды, будто её в ведро окунули, хоть отжимай! Сменив сырую куртку, Юрка взялся за ботинки и вдруг поймал себя на странном ощущении… он счастлив? Да, счастлив! А почему? А не надо больше идти на Гору. Совсем! Он сделал это!

Посмаковав ощущение, Юрка к мысли «не идти на Гору» добавил слово «пока». Места-то тут классные, на Север похожие… На тот самый Крайний Север… На такой Очень Крайний Север… И это ещё только 5642 метра! А что же выше? И вдруг пришла твёрдая уверенность: ботинки он не продаст! Обычно альпинистские ботинки, если больше не собираешься в горы — а они всё равно больше ни на что не годны, только с «кошками» в горы ходить — продают. А он не продаст! Точно не продаст! Пригодятся… Ей-ей, пригодятся! Слышите вы, там… Пригодятся!

Юрка достал телефон и нажал вызов:

— Привет, Софико. Я вернулся…

Кто здесь не бывал, кто не рисковал —

Тот сам себя не испытал,

Пусть даже внизу он звёзды хватал с небес.

Внизу не встретишь, как не тянись,

За всю свою счастливую жизнь

Десятой доли таких красот и чудес.

(Владимир Высоцкий)