Глава первая,

в которой у наших героев появляются настоящие друзья, и возникает множество вопросов

Еще классе в третьем его прозвали Соловьем. Совсем не по фамилии, а потому, что он умел по-особому втягивать воздух между передними зубами, и получался звук, который здорово походил на птичью трель. Когда он издавал ее, пригнувшись к парте или с серьезным видом глядя на доску, учителя с удивлением поворачивались к окну, а девчонки хихикали.

Постепенно кличка всем стала казаться слишком длинной, и к пятому классу сократилась до предела. Теперь его звали просто Сол, и всем это нравилось: приятелям потому, что это легко было выкрикивать, а ему самому новое имя казалось загадочным. Нездешним. Будто он был таинственным пришельцем, мальчиком со Звезды, однажды решившим немного пожить на этой красивой планете.

И еще в этих звуках слышалась одинокая песня — соло. И Сол чувствовал ответственность за эту песню, которую никто не поможет ему пропеть.

Абсолютным пришельцем Сол не мог себя почувствовать, даже когда фантазия у него разыгрывалась, ведь у него была сестра. Родная. И она ни на минуту не давала ему забыть о себе…

Они были похожи — и цветом волос, и улыбками, и маленькими круглыми носами. Только глаза у них были разные: у Сола серые и веселые, искрящиеся, а у его сестры — темные и печальные, как у оленя. Это из-за них, а еще из-за того, что она бегала быстрее всех в школе, он в минуту нежности прозвал ее Бемби, и все стали повторять это следом за ним, даже родители.

Сейчас их не было. Как объявил папа: «В кои века мы от вас отдохнем». Это и вправду было впервые на памяти Сола: чтобы они вот так собрались и уехали к морю. До сих пор они на это не отваживались из-за них, детей, а теперь Бемби стала вроде как большая, сдала вступительные экзамены в институт, и родители решили, что на нее уже можно оставить Сола с тем, чтобы потом найти его живым, а не в виде иссохшего от голода трупа.

Это было, конечно, здорово — одним прожить целый месяц! Кто от такого отказался бы? Но Сол все равно предпочитал, чтобы сестра не становилась такой большой. Еще год назад она играла с ним в мяч и ползала с машинками, а теперь вдруг стала говорить, что слишком взрослая для этого, и нечего к ней приставать.

В такие минуты Сола так и подмывало намотать на руку ее длинный светлый хвост и тряхнуть хорошенько, чтоб «дурь из башки вылетела», как говорила их бабушка. Он помнил это ее выражение, хотя бабушка жила в другом городе, и виделись они редко. Родители собирались «выписать» ее, чтоб этот месяц она пожила с детьми, но Бемби заартачилась и заявила, что у нее есть голова на плечах и паниковать не из-за чего.

А Сол спросил:

— Как это «выписать»? Как газету, что ли?

Все посмотрели на него осуждающе, будто он чем-то оскорбил бабушку, а ведь Сол только повторил их слова. Все кончилось тем, что бабушку трогать не стали, и теперь Сол с Бемби уже пять дней жили одни.

Это были нелегкие дни. Выяснилось, что Бемби абсолютно не умеет готовить, и большее, на что она способна, это залить кипятком каши-полуфабрикаты. Или сварить сосиски. Сол ворчал на нее для вида: «Учись давай, а то замуж не возьмут», но на самом деле не очень сердился, потому что обожал сосиски, а родители их не покупали, называя «пищей самоубийц».

— Если мы немножко посамоубиваемся, ничего не случится, — заверял он сестру, которая все же испытывала абсолютно непонятные Солу угрызения совести за то, что кормит брата «нездоровой пищей».

Он начинал хохотать:

— А какая она? Больная, что ли? Ой-ой-ой! У сосиски температура! Смотрите, у нее пузо лопнуло! Бедная сосисочка, она уже при смерти…

Бемби пыталась строжиться:

— Прекрати кривляться за столом, подавишься. Я не собираюсь тебе искусственное дыхание делать!

— Рот в рот?! — Сол в ужасе таращил глаза. — Фу, какая гадость! Да я очнусь сразу, если ты ко мне полезешь.

Искренне обижаясь, Бемби заявляла:

— Вот и прекрасно! Ешь тогда спокойно, раз тебе так противно…

Она демонстративно надевала наушники и включала плеер, чтобы Солу не с кем было болтать. Наблюдая за ней, он сокрушенно качал головой:

— Прямо за столом… Видел бы папа!

Против музыки, как таковой, папа не то что ничего не имел, но главным образом она для него в доме и звучала. Папа умел ею лечиться и слушал, закрыв глаза, чтобы не видеть, как остальные мельтешат вокруг. Мама же слушала между делом, продолжая рисовать свои забавные иллюстрации для детских книжек. Потом некоторые Сол безжалостно отбраковывал, говорил, что это совсем не смешно.

Иногда мама спорила и доказывала, что не обязательно должно быть смешно. Что бывают и грустные истории и сказки. И без труда забрасывала его названиями книжек, которые он читал и любил, хотя от них тянуло заплакать. Сол, конечно, не плакал, ведь ему было уже двенадцать, но в носу здорово щипало.

Как сейчас по вечерам, когда, засыпая, он думал о родителях. И шептал под одеялом, что пусть бы мама спорила с ним, а папа в тысячный раз учил правильно держать вилку, только бы они оба были дома. Оказалось, что жить одним — это не так уж и весело. В квартире стало как-то пусто… Это замечалось даже днем, а вечером эта пустота каким-то образом пробиралась внутрь мальчика, и тогда становилось совсем тоскливо.

Но Сол быстро придумал, как спасаться от этой непривычной для него тоски: с вечера он загонял себя так, что после душа просто падал на постель и засыпал, не успевая сказать Бемби: «Спокойной ночи!» Впрочем, она не только не обижалась, но даже не замечала этого, потому что наслаждалась свободой по-своему — переключая телевизор с одного ночного канала на другой.

Сол терпеть не мог фильмы, где только целовались и говорили, а ничего интересного не происходило. И Бемби тоже раньше их не любила, а теперь стала смотреть. Эти вечерние телесеансы сестры раздражали Сола, ведь тогда особенно чувствовалось, что Бемби совсем потеряна для него. Все это было по-настоящему болезненно, ведь он привык считать сестру своим лучшим другом. В начале прошлого года он даже сочинение об этом написал, а недавно нашел и разорвал его.

Правда, Бемби его и не читала. Она вообще не любила читать, ей больше нравилось слушать музыку. Какую-нибудь грустную-грустную, от которой уже через минуту кошки начинали скрести на душе. И больше всего, видимо, у папы, потому что он подарил Бемби плеер с наушниками… Теперь Бемби то и дело превращалась в инопланетянку с отсутствующим взглядом. В такие минуты мама тихо говорила:

— Наш олененок размечтался…

Сол до сих пор не оставлял надежды увлечь сестру хотя бы одной из книг, от которых сам отрывался со стоном. Но Бемби пожимала плечами:

— Это ведь такой же человек написал… Думаешь, я хуже могу сочинить, чем он?

Солу такая самоуверенность казалась смешной. Как бы сестра ни корчила из себя особу взрослую и загадочную, она ведь все равно оставалась обычной девчонкой с самой окраины, а книги придумывали настоящие писатели — люди нездешние, необычные, которые наверняка про их городок и слыхом не слыхивали. Разве Бемби могла хотя бы приблизиться к ним, не говоря уж о том, чтобы сравниться?!

Почему-то она полагала, что запросто. Мама считала, что такая вера в себя — это просто здорово, и запрещала сыну дразнить Бемби. Только Сол все равно немножко поддразнивал… Совсем чуть-чуть: просто закатывал глаза и вываливал язык, когда она цепляла свои наушники. Бемби норовила дать ему пинка, но обычно Солу удавалось увернуться. Правда, не всегда…

В это утро Бемби налетела на него как сумасшедшая, и Сол спросонья решил, будто она опять хочет поколотить его за что-то. Но сестра только трясла его так, что голова у него моталась по подушке.

— Вставай, ну, вставай же! Первый час уже, сколько можно дрыхнуть?! Сол, скорее! Там во дворе такое творится!

Если б она с этого и начала, Сол оказался бы у окна еще минуту назад. Но до главного Бемби добралась в последнюю очередь…

— Что там? Что?

Ему пришлось еще и отбиваться от сестры, чтобы, наконец, прорваться к окну. Солнце осуждающе резануло лучом по глазам, которые еще и разлепились-то не до конца. Схватившись за ручку рамы, Сол припал к стеклу, но ничего не увидел.

— Где? Что?

Бемби прижалась щекой к другой половинке окна и попыталась заглянуть вниз.

— В форточку посмотри!

Сол вспрыгнул на подоконник, распахнул форточку и высунулся из нее чуть ли не до пояса. Прямо под их окном на третьем этаже из сквозного хода неслись какие-то крики и раздавались хорошо знакомые Солу звуки мальчишеской драки. Когда дрались взрослые, это звучало совсем по-другому…

Подавшись назад, он свесился в комнату, цепляясь за раму:

— Кто кого? Ты видела?

— Кастет, Лопух, Рыжий… Там много кого! — возбужденно затараторила Бемби. — Они каких-то ребят бьют. Вернее, одна — девочка… Кажется.

Сол уже натягивал шорты с майкой:

— А за что? С чего пошло?

— Да не видела я! Они убегали через двор, когда я выглянула. Они, знаешь… Наверное, какие-то больные, эти ребята… Бежали еле-еле.

И рванувшись за ним в коридор, крикнула:

— Я с тобой!

— Ага! Давай. Еще и тебе перепадет.

Она каким-то новым жестом отбросила назад тяжелые волосы:

— От шпаны?

— Ну, пойдем, — злорадно позвал Сол. — Если тебе достанется, я не виноват.

Он первым выскочил из подъезда, но Бемби не отставала — бегать она еще не разучилась. Схватив обломанный тополиный сук, Сол влетел в темную сквозную пещеру, которая до сих пор становилась страшной только поздно вечером, а сейчас вовсю светило солнце. Страхи перепутали время суток, но это было их дело, он не собирался этого замечать.

Хотя на какой-то миг реальность треснула, и в этот момент Сол готов был поклясться, что видит сон. Разве наяву бывает, что здоровые парни, даже старше его самого, бьют и пинают девчонку, уже валяющуюся на земле? Рядом скорчился на коленях мальчишка поменьше, но его-то как раз уже не трогали.

Сол с размаху опустил сук на голову Лопуха. С этими ребятами он жил рядом много лет и хорошо знал, что первым делом нужно вывести из строя Лопуха и Кастета. Как в стае — главное подстрелить вожака, и остальные разбегутся, поджав хвосты. В этой стае вожаков было двое. Между ними уже не первый год шла тихая борьба за власть, которую они называли дружбой. До сих пор она ничем не кончилась…

Взвизгнув, Лопух осел, потом завалился на бок. Солу хотелось хорошенько пнуть его по почкам, но нельзя было отвлекаться и терять время. Не позволив себе промедлить, он резко ударил Кастета прямо в лицо. Тот запрокинулся на спину, и тут уж Сол ударил еще раз — по ребрам. Задохнувшись, Кастет сдавленно захрипел.

Больше не обращая на него внимания, Сол почти вслепую бил направо и налево, а сам глох от разнобоя воплей и шума в голове. Краем глаза он заметил, как Бемби вывела малыша и прибежала за девочкой. Ей пришлось пробиваться через удирающих мальчишек, которые неслись навстречу.

Сол опустил сук и в замешательстве огляделся. Ему не верилось, что он так легко справился с целой ватагой. И ведь никто даже в глаз ему не заехал!

«Внезапность нападения! — мелькнуло у него в голове. — Сколько полководцев только так и победили…»

Конечно, о полной победе пока и речи не могло быть, ведь рано или поздно Кастет с Лопухом должны были подняться. И если не сейчас, то уж позднее точно отомстить ему… Но пока это они валялись у него в ногах.

Не бросая своего оружия, Сол другой рукой помог сестре поднять девчонку. Она была какая-то обмякшая и тяжелая.

— Да она без сознания, — прошептала Бемби. — Ой, что это у нее с лицом?

Теперь и Сол всмотрелся, и ему стало как-то не по себе. Даже захотелось отдернуть руку: у девочки оказалось старушечье, все в морщинах лицо, и совсем безволосый череп. Бейсболка слетела, когда ее били, и голова беззащитно оголилась. Теперь она запрокинулась, и из разбитой брови через лоб побежала кровь, растеклась в глубоких поперечных бороздках, и все это выглядело страшновато.

— Что это? — спросил Сол с ужасом и поглядел на сестру, которая только что спрашивала то же самое.

Бемби уже пришла в себя и жестко сказала:

— Дома разберемся. Зови мальчика.

«И он такой же!» — поразился Сол.

Когда они вывернули из подворотни, по рукам и спине колюче пробежал холодок. Он был противен сам по себе, но еще противнее было то, почему этот холодок возник. Сол сразу понял, что это — отвращение. Так передергивается Бемби, когда на кухне откуда-то выскакивает таракан. Только ведь сейчас никаких тараканов не было…

Запретив себе глазеть, Сол быстро посмотрел на мальчика и снова отвел глаза. Тот растирал выбегающую из носа кровь и тихонько всхлипывал, но по крайней мере стоял на ногах. Сол попытался понять: «А вообще с чего я взял, что это — мальчик? Может, это старичок. Только ростом с десятилетнего и тощенький такой… Нет, старики такими не бывают. А мальчишки разве бывают?»

— Пошли скорее, — бросил он на ходу. — А то эти там очухаются сейчас, нам всем мало не покажется…

Они с трудом втащили девочку в подъезд. Заскочив следом, мальчик-старичок завертелся под ногами:

— Давайте я… тоже…

— Не мельтеши, — посоветовал Сол. — Тебе самому дойти бы. У нас третий этаж.

Послушно отступив, мальчик сказал:

— А у нас таких больших домов нет…

— Где это — у вас?

— Там, где мы жили.

— Не очень определенно, — заметила Бемби. Сол терпеть не мог, когда она изъяснялась такими взрослыми фразами.

Насмешливо глянув на нее, он уточнил:

— Так вы из другого города?

— Нет… Это не город…

Мальчик уже стал задыхаться, хотя они еще и до второго этажа не дошли. Сол пожалел его:

— Ладно, дома все расскажешь.

Бемби осторожно похлопала девочку по щеке:

— Эй! Может, очнешься?

— Ее Мирой зовут, — раздался из-за спины какой-то жуткий булькающий сип.

— Мирой? Мира, — повторила Бемби. — Забавно. Какое-то иностранное имя. А ты говоришь без акцента…

Сол решил вступиться:

— Имя как имя. Мы вон друг друга вообще только кличками обзываем, и ничего. Слышь! — он чуть запрокинул голову. — Меня зови — Сол. А это — Бемби.

— Эви…

— Как? Эви?

— Да.

— Ладно, — разрешил Сол. — Эви так Эви. Тебе нравится твое имя?

— Да…

— Это главное! А мне вот больше нравится, когда меня зовут Солом. Уже все давно привыкли, только учителя никак не могут. Почему, а? Может, они не способные? У вас такие же?

— Нет… Не знаю… Что это?

Сол чуть не опрокинулся вниз:

— Учителей не знаешь?! У вас их нет? Вот это повезло! Слышь, Бемби?

— Я слышу, — отозвалась она строгим голосом, тоже похожим на учительский. — Хватит болтать! Давай, наконец, дотащим ее. А вдруг она умирает?

Сзади донеслось:

— Мира — человек…

Бемби скосила удивленный темный глаз:

— И что с того?

— Звери умирают, — задыхаясь, выдавил Эви. — А люди — нет… У нас…

Остановившись, она уставилась на него с недоверием:

— Правда, что ли?! А где это вы живете?

— Мы же решили дома его расспросить! — не удержавшись, ехидно напомнил Сол.

— Да погоди ты!

— Ты — погоди! — разозлился он. — А если она и вправду… У них, может, и нет. Но сейчас-то они здесь!

Когда они дотащились до своего этажа, Бемби пнула дверь, которую только вчера демонстративно оттирала, надеясь, что у брата проснется совесть, и он вынесет мусор. Она обманулась, как обычно в таких случаях… Мама говорила, что Сол — «мужчина до мозга костей»: он может преспокойно лежать с книгой на диване и не замечать того, что женщина ползает вокруг с половой тряпкой.

К тому самому дивану они и подволокли Миру.

— Осторожней! — прикрикнула Бемби, хотя он и так уже чувствовал себя каким-то медбратом. Или стеклодувом.

Догадавшись, он даже сбегал в ванную и намочил полотенце. Но Бемби отобрала его и сама протерла Мире ее пугающее, странное лицо. И даже глянула на брата с осуждением, будто он собирался совершить при помощи этого полотенца что-то непристойное.

«Подумаешь!» — фыркнул Сол про себя и, отвернувшись, позвал Эви:

— Пойдем, умоешься хоть. А то кровища по всей… по всему лицу.

В коридоре Сол, только сейчас спохватившись, подскочил к двери и проверил замок. Во дворе все знали, что их родители уехали, и мальчишки вполне могли ворваться прямо в квартиру. Оказалось заперто, и Сол с облегчением перевел дух.

Остановившись на пороге ванной, он спросил, хотя и понимал, что об этом лучше не заговаривать:

— Слушай, а что это с вами? Почему вы… такие… Ну, все в морщинах. Как старики. Тебе сколько лет?

— Одиннадцать, — булькнул Эви и выплеснул воду из ладошек.

Сол посочувствовал:

— А как будто все девяносто. Ну, или восемьдесят.

Обернувшись, Эви спросил:

— А кто такие — старики?

— А у вас и стариков нет?! — поразился Эви. — Ну, вам везет… Ни учителей, ни… Нет, старики еще ничего. У нас сторож в школе — такой классный дед! А вот старухи вообще житья не дают! Знаешь, они нас, по-моему, просто ненавидят… Ко всему придираются: не бегайте, не кричите, вообще во двор не выходите! Почему они такие, а?

— Кто это — старики? — терпеливо повторил Эви, вытирая лицо.

Сол постарался запомнить полотенце: а вдруг эти морщины — заразные?

— Старики… Ну, это… Как бы… Вот, смотри, человек рождается…

Эви быстро перебил:

— У вас — рождается?

— А как еще?!

— У нас людей создают. Звери сами рождаются. Они же более низшие существа! Собаки, там, кошки…

Еще не до конца поверив, Сол протянул:

— Ну, ничего себе… А у нас так все рождаются, и собаки с кошками тоже.

— И старики?

— А, так вот. Значит, рождается ребенок, потом подрастает и становится таким, как я. Потом еще растет, растет и превращается в такого, как мой папа.

Эви еще больше сморщил лоб:

— Папа? А это кто?

— Ну, ешкин кот! Тебе хоть каждое слово объясняй… Вроде, и на одном языке говорим. Папа с мамой — это мои родители. Кто меня родил! Родила, конечно, мама, но папа здорово ей помог.

— А! — догадался Эви. — Мама — это как кошка.

Сол закатил глаза:

— Слышала бы она…

— Она тоже человек?

— Еще какой! — возмутился он. — Мама у нас художница.

Сейчас Сол произнес это с гордостью, хотя обычно ему было даже как-то неловко называть работой то, чем занималась его мама. Разве рисовать картинки — это работа? Он и сам это любил, и Бемби частенько рисовала что-то, закрываясь рукой, но никто не считал, что они занимаются делом. Вот уроки учить — это дело. Потому что — скучно. А рисовать… Это ж одно сплошное удовольствие!

Но Эви не был поражен этим громким словом. Он отозвался как-то кисло:

— А, у нас тоже многие на компьютере рисуют.

— На компьютере каждый дурак может, — процедил Сол с презрением, хотя у них просто и не было никакого компьютера. Втайне он мечтал о нем, но даже не заговаривал, зная, что родителям почти ничего не удается откладывать. К морю-то выбрались впервые, и то на поезде…

Наконец, Эви заинтересовался:

— А она как рисует?

— Рукой. На листочках, — он оживился и принялся объяснять. — Сначала делается эскиз. Ну, набросок. Пробный такой рисунок. Мама их нам с Бемби на одобрение дает — книжки же детские, а она по ним рисует. Правда, Бемби теперь обижается…

Сол скорчил гримасу, и Эви тихонько рассмеялся. Он сделал это так осторожно, будто внутри у него могло что-то лопнуть.

— Она у нас такая взрослая стала!

От этих слов лицо Эви дрогнуло. Сол ободряюще улыбнулся:

— Ты спрашивай, не стесняйся. Раз у вас все по-другому…

— У вас все красивые, — через силу выговорил Эви.

Заглянув в зеркало, Сол усомнился:

— Красивые?

— Вот ты же еще не взрослый, а тоже… Нам говорили… всегда так говорили, что когда вырастем, у нас тоже не будет… морщин не будет… — Эви путался в словах, и голос его подозрительно подрагивал. — А у тебя их нет…

— У стариков есть. — Сол сам ужаснулся тому, что ляпнул.

Словно что-то припоминая, Эви спросил:

— Старики ростом, как взрослые? Значит, тот с собакой был старик… Он был большой, а лицо… как у нас… Почему у вас так?

Сол растерянно дернул ртом:

— Понятия не имею. Везде так. То есть я думал, что везде… А вы где живете?

Ответить Эви не успел. Его заглушила Бемби, которая, не выходя, крикнула из комнаты:

— Идите скорей! Где вы там? Мира очнулась.

 

Глава вторая,

показывающая Эви, что человек тоже может чувствовать себя улиткой в тарелке

— Хорошо, что вы хоть говорите по-нашему! — выпалил Сол, чтобы, наконец, прозвучало что-то ободряющее.

До сих пор ни ему, ни Бемби нечем было утешить Миру, которая хоть и не плакала, но все повторяла страшным, «замороженным» голосом:

— За что нас били? Что мы им сделали?

Бемби держала ее за руку, и как Сол ни приглядывался, так и не заметил никакого холодка, пробегающего по коже сестры. Ей и вправду не было противно прикасаться к Мире.

«Она же не таракан, — внушал он себе и старался смотреть прямо в лица своих странных гостей. — Они оба просто не такие, как мы. Вот как негры, например! Они тоже другие, но от этого же они не хуже».

Когда Сол заговорил, Мира и впрямь отвлеклась и уставилась на него с непониманием:

— Что значит — по-нашему?

«Опять объяснять!» — Сол вздохнул:

— Что значит… Много же языков в мире! Вот говорили бы по-японски, мы даже не поняли бы друг друга.

— Япония — это другая страна, — подхватила Бемби, заметив, что Мира и на этом языке ничего не поняла. — Земля у нас одна, это вы знаете? А стран много. И почти везде — свой язык.

Покосившись на мальчика, Сол пояснил:

— Как у зверей. Кошки мяукают, а собаки лают. А птицы чирикают, — он продемонстрировал как. — Думаешь, они понимают друг друга?

Эви восхищенно разулыбался и от этого больше стал похож на обычного, правда, беззубого мальчишку.

— А ты как это сделал? Точно, как птица… Покажи!

— Постойте, — строго сказала Бемби. — Начирикаетесь еще. Сол, тащи глобус, надо же все им объяснить!

Уже с порога своей комнаты он поинтересовался:

— А почему вы ничего не знаете? Как в лесу жили…

Они переглянулись, и Мира скованно проговорила:

— А мы в лесу и жили…

— И никогда не выходили в город? — ахнула Бемби.

Сол не упустил случая поддразнить ее:

— На дискотеке не были? Ах, какой ужас!

— Цыц! — бросила сестра.

— А что? В лесу здорово, — мечтательно протянул Сол. — Я бы тоже хотел в лесу пожить. Тем более, там учителей нет!

— Вокруг наших домов была Стена, — тихо продолжила Мира. — Нам говорили, что за ней ничего нет. Все воспитатели так говорили…

Эви поморщился: «Опять своего Дрима вспомнила… Она ему все простит. Ее в кровь избили, а она простит».

Погладив ее сморщенную руку, Бемби спросила:

— Одни воспитатели? А родители ваши где?

Сол быстро ответил за них:

— Они даже слов таких не знают — «мама» и «папа». У них людей создают!

— Так нам говорили. — Мира сухо усмехнулась. — Может, и это неправда.

— Глобус-то принести? — спросил Сол, продолжая топтаться на пороге.

Бемби взглянула на него с возмущением:

— А ты еще не принес?!

«Вот всегда так! — обиделся Сол. — Я у нее прямо какой-то мальчик на побегушках…»

Сняв с подоконника глобус, он осторожно сдул пыль и протер голубую голову рукой. На стыке бумага немного надорвалась. Сол послюнил палец и попробовал подклеить ее, но она не хотела держаться.

— Ладно, и так сойдет, — пробормотал он и вынес глобус, торжественно держа его перед собой.

Все замолчали, когда он вошел, а у Эви даже рот приоткрылся.

— Это что? — шепотом спросила Мира.

Бемби сразу стала взрослой-взрослой:

— Это модель Земли. Видите, по форме наша планета круглая, правда, немного сплющенная с полюсов. И очень большая. Наш город на ней — всего лишь крошечная точка.

Светящиеся глаза Миры от недоверия стали узкими:

— У вас же так много домов…

— Ну и что? Это все песчинки в масштабе всей планеты.

— Ой, говори по-человечески! — поморщился Сол. — Что ты тут учительницу изображаешь?

Бемби огрызнулась:

— Попробуй сам объяснить! Если люди всю жизнь думали, что Земля маленькая, как тарелка.

Быстро взглянув на Миру, Эви тихо сказал:

— У меня улитка в тарелке жила. Может, она тоже думала, что тарелка — это весь мир?

— А теперь она где? — забеспокоился Сол.

— Я ее выпустил. О ней никто не позаботился бы…

— Да мы никому и не говорили, что уходим, — добавила Мира.

Сол пришел в восторг:

— Так вы сбежали?!

— Я случайно узнала, что есть ход через Стену…

— Подслушала, — невинно пояснил Эви.

— Ну, подслушала! Ночью, возле дома… одного воспитателя. Если б мы проболтались, никто бы нас не отпустил, — она осторожно положила руку на макушку глобуса. — Мы бы и не узнали, что Земля такая большая…

Сол посмотрел на нее с уважением:

— А ты молодец… У нас никого из девчонок ночью не заставишь из дома выйти! Распищатся…

Решив, что урок еще не закончен, Бемби деловито принялась объяснять, поворачивая глобус:

— Смотри, мы вот здесь… А вот Япония, о которой я говорила. А это Китай… Монголия… Вот Африка. В ней одной, знаешь, сколько стран! Конго, Сомали…

— Как ты все помнишь? — изумилась Мира. — Столько всяких названий…

Это слегка смутило Бемби:

— Я не все помню, конечно… Здесь же написано…

— Ты уже умеешь читать?!

Мира и Эви уставились на Бемби почти со страхом, точно прямо у них на глазах она переродилась во что-то другое.

— Здрасьте! — обиженно сказал Сол. — А я, по-вашему, не умею, что ли? Подумаешь, большое дело!

Теперь глаза Миры стали круглыми. Они так пожирали Сола, что ему сделалось как-то неловко, будто он обманывал их и еще имел наглость настаивать на своем.

— А тебе сколько лет? — спросила Мира, продолжая разглядывать его.

Зачем-то посмотрев на сестру, Сол буркнул:

— Двенадцать. А что?

— Ты же не старше меня, — прошептала Мира. — Почему ты уже это умеешь, а я еще нет? Нам говорили, что читать могут только взрослые. Что когда мы вырастем…

Сорвавшись со стула, Эви выкрикнул:

— Они все нам врали! Все-все! Мы никогда не станем, как они. Ты что, не поняла еще? Не будет этого!

— Он весь трясется. — Бемби вскочила, прижала мальчика к себе и проговорила со знакомой Солу маминой интонацией: — Ну, тихо-тихо… Успокойся. Сейчас мы во всем разберемся.

Но он продолжал кричать, вырываясь:

— Здесь дети вообще не бывают такими, как мы! Это же ясно. Никто! Никаких морщин.

Эви с ненавистью вцепился в щеки:

— Никуда они не денутся! Мы такими и будем. Всегда! И они это знали! И Дрим знал!

— Вот почему нас заперли за Стеной, — сказала Мира. У нее был до странности спокойный голос. — Чтоб нас никто не видел. Понятно, что с нами что-то не так… Те женщины, что нас кормили, помнишь? Они испугались. А мальчишки… Мы не такие, как вы. И нас не выпускали потому, что таких не должно быть. Да?

Стиснув глобус, который больше никому не был нужен, Сол огорченно бросил:

— Вот черт! Что же с вами случилось? Ведь не просто же так… А вас много? Ну, там, за Стеной?

Она посмотрела на него, но поняла не сразу. Потом будто очнулась и даже тряхнула головой, силясь вспомнить:

— Сколько? Человек сто… Нет, кажется, меньше. Эви?

— Я не считал…

Его уже не трясло, но Бемби все еще не выпускала мальчика. Посмотрев на нее повнимательнее, Сол впервые подумал, что не зря она поступила в медицинский… Ему всегда казалось, что сестра сделала это только ради отца, которому хотелось, чтобы кто-то из детей пошел по его стопам. Но теперь Сол поверил, что ей и самой это нравится… Что с того, что Бемби боится тараканов? Зато людей она любит всяких… И совсем не брезгует.

— Жаль, папа уехал, — точно услышав его мысли, сказала она. — Он разобрался бы в чем тут дело… Может, это какая-то кожная болезнь? Надо посмотреть в его справочниках.

Мира прервала ее:

— Не кожная. Вы можете бегать, а мы нет… Вы умеете читать.

— А вас хоть учили? — заинтересовался Сол.

— Учили? Нет. Нам говорили, что это само… само собой произойдет. Как говорить… Человек ведь не сразу умеет говорить! А потом все говорят…

— Да я читать уже в шесть лет выучился!

Бемби снисходительно скосила темный глаз:

— А я в пять. Хотите, я попробую вас научить?

«Толку-то! — хмыкнул Сол про себя, но, пожалев сестру, не сказал этого вслух. — Все равно ведь ничего не читаешь…»

Запрокинув голову, Эви, которого она все еще держала, взмолился:

— Меня научи!

— У них были книги, которые никто не читал нам вслух. — Мира снова сильно сощурила глаза, будто разглядывала происходящее за Стеной. — Боялись, что мы узнаем что-то… Они читали нам только сказки про животных.

С достоинством приподняв подбородок, Бемби возразила:

— А что? Про животных — это интересно.

— А бывают книги про людей?

— Еще бы! — хохотнул Сол. — Полным-полно! Знаешь, почему вам их не читали? Потому что у всех героев есть родители. И еще много всего…

— Чего нет у нас…

Сола почему-то испугало то, что Мира сейчас опять расстроится, ему хотелось сказать, как обычно в таких случаях: «Зато у вас…»

Только он не мог придумать, что бы последовало за этим самым «зато…» Ему уже казалось, что этим ребятам вообще нечем похвалиться. И даже то, что у них никогда не было учителей, больше не казалось ему таким уж подарком судьбы.

— Зато у вас есть друзья, — неожиданно сказала Бемби, сразив его. — Этим, знаете, не каждый может похвастаться.

Сол восторженно подхватил:

— Да! У вас мы есть! А у нас — вы.

Если б не Бемби, он не решился бы назвать друзьями тех, кого и увидел-то впервые полчаса назад… Но раз она посчитала нужным так сказать, значит, это было правильно. Хоть Сол и находил, что сестра стала занудой с тех пор, как выросла (ей даже по гаражам не хотелось побегать!), но в каких-то вещах она теперь разбиралась лучше. Когда Бемби вскользь советовала, как поступить в какой-нибудь неразрешимой ситуации, все вдруг разрешалось само собой, и Солу приходилось — всегда с удивлением! — признать это.

Мира обвела обоих вопросительным взглядом:

— Друзья? Вы же нас совсем не знаете!

Но Эви их поддержал:

— Конечно, друзья! Они же спасли нас.

— Вы совсем не испугались, — продолжала удивляться Мира.

Бемби издала презрительное оленье фырканье:

— Сопляков бояться!

Солу показалось, что сестра высказалась двусмысленно, ведь он сам был не старше тех мальчишек. Но, с другой стороны, Бемби говорила как бы и за него тоже, они ведь вместе не испугались. Значит, все те были сопляками и в сравнении с ним тоже. Не по возрасту…

— Ветер у вас совсем другой, — прислушавшись, сказала Мира. — У нас кругом деревья, звук не такой получается. Глухой, да? А тут — свистит.

Бемби заметила:

— Тут многое будет казаться другим. Но это не страшно! Вы скоро привыкнете.

— Привыкнем? — повторила Мира. — Зачем нам привыкать? Мы здесь не останемся.

— Как не останетесь? — встрепенулся Сол.

— Чтобы нас били?

— Да никто вас больше не тронет!

Он не был уверен в этом абсолютно, только признаться им в этом не мог.

— Да мы и не собирались оставаться! Посмотреть хотели… Вот и посмотрели.

Мира все еще сидела на диване, и когда Бемби показывала глобус, то подносила его к ней. Невозможно было понять, лучше она чувствует себя или нет, потому что выглядели оба ужасно. По крайней мере, так казалось Солу. Ему пока не удавалось смотреть на них без желания немедленно отвести взгляд. Правда, он уже мог слегка дотронуться…

— А вам не влетит за то, что вы удрали?

Они переглянулись, и Сол, догадавшись, что его не совсем поняли, уточнил:

— Вас не накажут? Воспитатели у вас какие?

Эви ответил первым, как-то по-особому взглянув на Миру:

— Если они только и делали, что врали, так какие они? Мы их другими представляли, а теперь все наоборот.

Не пытаясь избежать его взгляда, Мира тихо проговорила:

— Они делали это не просто так. Не лишь бы наврать, ты же понимаешь… А потому…

— Потому что мы — не такие! Они-то это знали… С чего это они взяли, что нам нельзя говорить об этом? Сол считает, что с нами что-то случилось… Почему нам не рассказали? Вот теперь им придется сказать, никуда они не денутся! Мы же все видели, теперь нам уже не наврешь!

Эви давно уже вырвался из рук Бемби и от возбуждения размахивал кулачками. Не перебивая, Мира следила за ним ясными, улыбчивыми глазами, которые существовали как бы отдельно от ее старого лица.

Неожиданно засмотревшись на нее, Сол вдруг подумал, что если б ей взять и разгладить морщины — все до единой! — то она оказалась бы очень даже ничего… С такой девчонкой он был бы непрочь сидеть за одной партой. Она не пискля и не вредина — сразу видно. Ее так избили, а она даже не жалуется… И на воспитателей своих зла не держит. А он-то был уверен, что девчонки все злопамятные! Значит, есть и другие…

— Делают же операции, — вырвалось у него некстати. Вернее, это было напрямую связано с тем, о чем Сол думал, но к разговору отношения, вроде бы, не имело.

И все же имело, потому что Бемби сразу ухватилась за его слова. Сперва она вся просияла, затем с сожалением поморщилась:

— Ты даже не представляешь, сколько это стоит… Там такие деньжищи! Только какие-нибудь «звезды» и могут себе позволить.

— Но узнать-то можно?

— Узнать, конечно, можно.

— Это вы о чем? Какие звезды? — Мира улыбнулась, но как-то боязливо.

Бемби же посмотрела на нее без улыбки:

— «Звезды» в общем-то и ни при чем… Мы говорим об операциях. Пластические называются. Когда их делают, то подтягивают морщины. Разглаживают…

— И вы станете, как мы, если все это проделать! — выкрикнул Сол и сам пришел в восторг, только представив это.

Он проследил, как они переглянулись, и подумал: им, наверное, до чертиков страшно поверить, что такое возможно! Только возможно ли для них? Мысли Сола лихорадочно забегали по лабиринту, темные коридорчики которого могли привести к деньгам… Только пока он тыкался в стены. И все равно едва не задыхался от радости, что путь хотя бы начат.

«Значит, правда, друзья? — Сол почему-то разволновался от этой мысли. — А с чего бы мне так хотелось им помочь? Вон у Кольки из „китайской стены“ глаза косые… Наверное, тоже операции делают. Но я же не рвусь ему помочь!»

Он услышал, как Эви почти шепотом сказал:

— Может, он и не знал про эти операции…

Лицо у него болезненно подергивалось, как будто должно было выразить что-то, а никак не получалось. Сол завертел головой, пытаясь понять, о ком идет речь. То, что ответила Мира, ничего не прояснило.

— Не мог он не знать, — сказала она.

Хотя Сол готов был поклясться, что его сестра поняла не больше, она осторожно предположила:

— Скорее всего, у него тоже денег не было.

— Чего не было? — заинтересовался Эви. От любопытства глаза у него становились кошачьими.

Бемби пристально посмотрела на него и загадочно произнесла:

— А говорили, что коммунизм — это утопия…

— У вас там не было никаких денег? — догадался Сол. — Ни долларов, ни рублей, ни марок? Вот это да! А как вы… Ну, ели, одевались?

— Нам все давали, — улыбка у Миры опять вышла неуверенной. Ей было неясно: хорошо или плохо то, о чем она сейчас говорит.

Эви еще больше округлил глаза:

— А вам не дают?

Пришлось Бемби прочесть им краткую лекцию о товарно-денежных отношениях. Солу, правда, показалось, что если б он уже не знал всего этого из жизни, то со слов сестры ничего бы не понял.

— В общем, без денег никуда не сунешься, — безрадостно заключил он тоном умудренного человека. — Если у вас там их не было, так на что бы вам операцию сделали? Да еще если вас там целая толпа была!

По лицу Бемби он догадался, что она хочет сказать что-то еще, но только ему одному. Глядя на брата очень внимательно, она спросила:

— Ребята, вы же, наверное, оголодали совсем? Мы тоже еще не завтракали… Пойду картошки пожарю. Сол, помоги мне!

— Без меня она ее в угольки превратит! — весело предупредил он и выскочил за сестрой следом.

Закрывать дверь Бемби не стала, чтобы никто не подумал, будто они что-то скрывают, хотя так и было. Включив стоявший на холодильнике магнитофон, она выждала немного, держа палец возле губ, потом шепнула:

— Все равно не сходится. Операция обошлась бы не дороже, чем держать их там всю жизнь. Не из-за денег их не оперировали… Их морщины — это следствие, понимаешь?

— Ага, — на всякий случай кивнул Сол, рассчитывая, что понятней станет дальше.

— А в чем причина? Почему они такие? Может, это какая-то врожденная болезнь?

Сол весь напрягся:

— Не заразная? Меня как-то не тянет вдруг стать таким сморчком!

— Меня тянет! — фыркнула Бемби. — Надеюсь, не заразная… Это, наверное, знаешь… что-то генетическое.

— Какое?

— Наследственное.

— У всех сразу? Их там человек сто, ты же слышала. У них же не могут быть одни родители!

Бемби сдалась:

— Ну, я не знаю… Здесь тайна какая-то.

— Это уж точно.

В мыслях Сола стремглав пронеслась догадка, где узнать, в чем эта тайна заключается, но сестра цепко схватила его за плечо, будто он прямо сейчас готов был туда отправиться.

— Только попробуй! Я тебя к шкафу привяжу.

— Да я и не собираюсь, — сходу отрекся Сол от своей идеи. Но следом спросил: — А ты что предлагаешь делать? Они сами ничего не знают, это ж ясно! А если и мы не узнаем, как же мы им поможем?

Пронзительно взвизгнув крышкой неработавшей духовки, которая использовалась вместо шкафчика, Бемби достала сковороду и включила конфорку. Вроде бы и не обращаясь к брату, она сказала вслух:

— А помочь надо.

— Еще бы не надо!

— Достань картошку… Ой, да ладно тебе кривиться! Я сама почищу. Лентяй несчастный…

Сол проворчал:

— Я просто грязь не люблю. От нее вечно весь перемажешься… Хватит?

— Еще парочку, они же голодные, как звери.

И наклонившись, шепнула в самое ухо:

— Жалко их, правда?

Сол стрельнул глазами в сторону комнаты: не услышат? И только тогда прошептал в ответ:

— Жалко. Ужас — таким быть! А они и не знали, что чем-то от нас отличаются. Вообще о нас не знали…

— Вырасти поскорее хотели!

У нее плаксиво сорвался голос, и Сол испуганно оглянулся:

— Тише ты!

Бемби рывком открутила кран, и вода холодно ударилась о дно раковины. Брызги попали на картофелины, по белому сразу растеклись серые ручейки. Отстранив брата, она взяла овощечистку с красной ручкой — чтоб заметна была среди кожуры. Одну такую, с черной ручкой, их мама уже как-то раз выкинула вместе с очистками.

— Наши приехали бы, — тоскливо произнес Сол, и над сердцем как-то потянуло. — Они придумали бы, как все разузнать.

Не спуская глаз с картошки, Бемби отрывисто бросила:

— Сами придумаем. Маленькие, что ли?

— Да поменьше, чем родители!

— Все равно придумаем. Хватит уже за мамину юбку держаться.

Сол сразу обиделся:

— А кто это держится? За меня, между прочим, даже ранец никогда не таскали, как за нашими пацанами!

У Бемби насмешливо съехал набок рот:

— Ой, подумаешь, достижение! Зато ты пол еще ни разу в жизни не вымыл.

— А пол тут причем?

— При том. Какой ты взрослый, если за тебя мама все делает?

Забыв, что их могут услышать, Сол сердито выкрикнул:

— А я и не говорил, что я — взрослый! Это ты все твердишь, что без родителей обойдешься. Но вот за юбку мамину я не держусь!

И тут услышал за спиной хрипловатый голос Эви:

— А это как — держаться за мамину юбку?

 

Глава третья,

в которой Мира и Бемби приоткрывают друг другу мечты, а Сол с удивлением узнает, что девочки тоже кое-что понимают

Вечером Эви сказал, разглядывая цветы на подоконнике:

— Этот кактус совсем не звучит. Он, наверное, болеет.

— Что значит — не звучит? — не поняла Бемби.

Он посмотрел на нее удивленно, но сразу вспомнил:

— Ты же не знаешь… Наши все знали. Я слышу, как цветы поют. Нет, не поют! Даже не знаю… Вот как от них пахнет, ты же чувствуешь?

— Ну, конечно. Только аромат же не ото всех исходит. От кактуса, например, ничем не пахнет.

Эви настаивал:

— А вот звуки ото всех!

— Даже от кактуса?

У него огорченно опустились уголки губ:

— Ты меня совсем не слушала. Я же сказал, что кактус болеет и не звучит сейчас.

— А там у вас были кактусы?

Словно увидев, он улыбнулся:

— У Неды стоял на окне. И еще «живое дерево». Оно, правда, так называлось!

— Я знаю, — вспомнила Бемби. — Каланхоэ.

Эви улыбнулся так лукаво, что сразу стал похож на обычного мальчишку:

— Только на самом деле оно было чуть живое!

Отразив его улыбку, Бемби сказала:

— Странные у вас там имена… Так ни в одной стране не называют: Неда, Эви. Может, они придуманные?

— А у тебя?

— Ну, у меня! Это, знаешь… Прозвище. Не обидное, мне даже нравится. Настоящее имя у меня нормальное. Слишком нормальное, я его не люблю. Родители могли бы и пофантазировать… Какие у вас еще есть имена?

Он стал перечислять медленно, словно каплю роняя каждое слово:

— Прат. Айза. Лисия. Дрим…

— Дрим? — подхватила Бемби и повторила, чуть склонив голову: — Дрим. Это звучит как английское слово «мечта».

Сильно мигнув, Эви облизал серые губы:

— Так и есть. Только не для меня, само собой.

Бемби догадалась:

— Для Миры?

— Только не спрашивай ее, — с опаской предупредил Эви. — А то она распсихуется сразу. Еще драться полезет.

— На меня?

Он оглядел ее с сомнением: Бемби была на голову выше любого из них.

— На тебя вряд ли… А мне точно перепадет. Скажет: разболтал!

«А ты и вправду разболтал!» — весело подумала Бемби.

Ей все больше нравился этот мальчишка, который не был таким вредным, как Сол, и еще ни разу не назвал ее дурой только за то, что она включает магнитофон погромче и мешает ему читать. При родителях Бемби обычно надевала наушники, а сейчас могла дать себе волю, но мешал младший брат. До него никак не доходило, что она не просто слушает музыку, а заодно как будто смотрит фильм, который никто, кроме нее, не видит.

Люди, которые сами по себе что-то делали и разговаривали, возникали только в ее воображении, но для Бемби они были настолько живыми, что ей даже не верилось, что их нет на самом деле. Она спрашивала себя: может, я каким-то образом подглядываю за кем-то сквозь расстояние, а возможно, и время? Что, если это действительно происходит, только за сотни километров от нее? И даже не сегодня, а было еще вчера… Или случится только завтра?

Проснувшись среди ночи, она подумала, что эти странные, похожие на стариков ребята, скорее всего, только привиделись ей… И на самом деле нет мальчика, который слышит музыку цветов… И той избитой их миром девочки, скрывающей свою мечту, совсем не женского рода…

«А если они не зря надеются? — внезапно пришло ей в голову. — Вдруг их и не обманули вовсе? И они, правда, станут, как… как все мы, когда вырастут? Кто знает, как у них там все происходит… Тогда ее Дрим станет реальностью…»

Бемби вдруг стало как-то сиротливо оттого, что у нее нет такой мечты, никогда не было, значит, получалось, что выросла она зря. Это не значило для нее так много, как для Миры… В чем-то Бемби даже потеряла оттого, что выросла, ведь теперь приходилось скрывать, что ей все еще хочется побегать вместе с братом по скользким крышам гаражей. И спрыгнуть оттуда в сугроб Бемби тоже еще тянуло…

Сол полагал, что с возрастом она просто стала занудой, для него такие слова, как «здравый смысл», абсолютно ничего не значили. В двенадцать лет она тоже и слышать их не желала, а когда учителя пытались убедить ее, что девочке не пристало лазить по пожарной лестнице на крышу школы, чтобы оттуда бросить в одноклассников полиэтиленовый пакетик с водой, Бемби просто отказывалась их понимать.

«Если хочется, значит, это пристало ко мне, и уже не отвяжется, пока не сделаешь!» — доказывала она. Но учителя в такие минуты глохли на оба уха, а Бемби это раздражало до того, что со временем она вообще перестала с ними разговаривать.

Мама грозно предупреждала: «Тебя выкинут из школы, если ты будешь изображать соляной столб!» Ей самой приходилось несладко: чтобы дочь оставили в покое, она целый этаж в школе завесила своими работами. Перед папой она оправдывалась: «Все равно их никто не покупает!» Но Бемби уже понимала, что если б не ее выходки, мама продолжала бы хранить свои картины до лучших времен.

После этого она окончательно перешла на иллюстрации, а Бемби до сих пор каждую воспринимала как черно-белый упрек ей за то, что уже давно отошло в прошлое.

За Сола родителям меньше приходилось краснеть… Не потому, что он лучше вел себя, чем сестра. Нисколько! Но у него были какие-то совершенно необъяснимые с генетической точки зрения способности к математике, и Сол уже успел принести школе такую бочку меда, что никто и не замечал дегтя от его «шалостей», как вдруг стали называть это учителя.

Бемби с отчаянием восклицала про себя: «Этот поросенок даже уроки толком не делает! Только и читает целыми днями. А я даже в началке по три часа над домашкой просиживала… И все равно Сол в сто раз лучше учится!»

Несколько раз она пыталась выведать у брата, как ему удается справляться с самыми запутанными задачами. Но Сол ничего толком не мог объяснить. Только плечами пожимал:

— Да я как-то сразу угадываю, как решать.

В ответ Бемби произносила с легким отчаянием:

— Ну, ты и монстр…

На это Сол нисколько не обижался, ведь никаким монстром он на самом деле не был. А вот эти двое, что спали сейчас в комнате родителей? Монстр — это нечто уродливое и отвратительное. Симпатичными их и впрямь трудно было назвать, вот только никакого отвращения Бемби не испытывала. Ей не давало покоя то, что она не представляет, как им можно помочь. Но поверить в то, что помочь невозможно, Бемби отказывалась даже в душе.

Она не обманывала себя и не божилась, что Мира с Эви стали для нее, как родные. Если б что-нибудь настолько же ужасное стряслось с братом, Бемби уже из кожи вон вылезла бы, чтоб помочь ему. Каким бы временами невыносимым он ей ни казался и как бы ни хотелось задушить его собственными руками… И вместе с тем, слово, которое она сама же произнесла — «друзья» — и которое в тот момент еще не много значило и было, скорее, призывом к себе самой, за этот день, что они вчетвером провели вместе, приятно отяжелело и стало теплым. Живым.

Хотя вроде бы и не случилось больше ничего особенного в этот день. Они вместе смотрели мультики, и Бемби тоже хохотала, забыв о возрасте и «здравом смысле». Потом Сол научил гостей играть в лото, потому что неожиданно выяснилось, что цифры они знают и даже разбираются во времени.

Сперва он, правда, допустил промашку и предложил поиграть в «слова», то есть придумывать из одного длинного много маленьких. Бемби уже струхнула, что он опозорит ее перед всеми, ведь брат всегда побеждал и наставительно заявлял: «Читать больше надо!» Но она вовремя вспомнила, что Эви с Мирой вообще не знают букв.

«Им только сказки читали, — подумала Бемби. — Значит, братец прав… Было, что скрывать от них. А ведь сразу видно, что они не глупее нас!»

Заодно она дала себе слово взяться за большую литературу, правда, к вечеру успешно забыла об этом. В школе Бемби с ловкостью удавалось обходить программные произведения, как рифы — и сама цель оставалась, и путь продолжался. Готовые сочинения теперь свободно продавались в любом книжном, и, видя это своими глазами, мама наивно верила, что им действительно разрешают пользоваться написанными кем-то текстами. Ее только удивляло, что дочь так упорно отказывается излагать свои мысли и вместе с тем продолжает нашептывать, прижавшись к ее плечу, что мечтает сочинять истории.

— А что здесь общего?! — поражалась Бемби и разглядывала мать с недоверием: может, подкалывает? У них в семье только держи ухо востро!

Мама изумлялась в свою очередь:

— Неужели ничего?

— Ну, абсолютно! Сочинение — это… — Бемби куксилась и мучительно подыскивала слово, которое сразу все объяснило бы маме.

Но на ум приходили только затасканные, звучавшие уже миллион раз и оттого как бы ничего не значившие фразы. Приходилось пользоваться ими, хотя Бемби делала это через силу.

— Сочинение — это так скучно… Это же тоска смертная! Если я буду писать книжки, я сразу всем запрещу писать по мне сочинения!

В серых маминых глазах ярко вспыхивали насмешливые звездочки.

— Чего не отнять у моих детей, так это скромности, — говорила она с преувеличенным уважением.

У Бемби начинали теплеть щеки:

— А что я такого сказала? Я же так… на всякий случай.

— Все правильно. Надо же сразу позаботиться о литературном наследии!

Мама говорила это с серьезным видом, но Бемби подозревала, что про себя она похихикивает. У них все любили посмеяться и поострить, а у Сола за комментарии на уроках каждый день отбирали дневник. Правда, замечания в нем так и не появлялись, но ее брат и не думал скрывать истинное положение дел. И было ясно, что Сол гордится тем, что весь класс покатывается от его колких фразочек, а Наталья Васильевна, хоть и делает вид, что сердится, но «она же улыбается, я вижу!»

Бемби тоже иногда нравилось, как брат над ней подтрунивает. Хотя бы этим вечером… Ради гостей она решилась приготовить в микроволновке фаршированные баклажаны, которые они не раз делали вместе с мамой, но, чтобы подстраховаться, Бемби залезла в большую глянцевую книгу с рецептами.

Сол то крутился возле нее на кухне, то убегал к Эви… Это он так говорил: «Я к Эви!», но Бемби почти не сомневалась, что брат бегает к Мире, хоть та и выглядит на восемьдесят лет. Ну, может, на семьдесят… Бемби и раньше предупреждала родителей, что их сынок вырастет «жутким бабником», а Мира, к тому же, не была похожа ни на одну из знакомых ему девчонок. Не к лучшему непохожа, но кто их разберет, этих мальчишек!

Вон как у него горели глаза, когда Эви рассказывал, как Мира ночью выводила его из их родной тюрьмы. А накануне все сама разведывала… Бемби тоже восхищалась про себя: «Смелая девчонка!» А потом загрустила: «В двенадцать лет я тоже не струсила бы…» Может, Сол потому так и потянулся к Мире, что вспомнил, какой была когда-то его сестра…

В очередной раз прилетев от Миры на кухню, он сгреб отрезанные верхушки баклажанов и расставил их так, что они стали похожи на группку маленьких человечков с длинными изогнутыми шеями. Тонкими, «мультяшными» голосами они вдруг запищали:

— О, это же знаменитая писательница! Ах, какое счастье! Автограф, автограф!

— Дурак, — сказала Бемби, но не удержалась и захохотала.

«А что? — мелькнула у нее шальная мысль. — Так и будет! Разве из врачей мало писателей вышло?»

Потом они уплетали эти самые безголовые баклажаны, перекрикивая магнитофон, который Бемби так и не выключила. Тишина всегда чем-то пугала ее. Она сама не понимала чем… А в тот вечер подумала: «Тишина — это та же стена. Кажется, что за ней уже ничего нет. Звуков нет. Людей нет. Осталась только ты, и твои мысли. Кому они нужны, если никого нет?»

Бемби допускала, что многие любят тишину, стремятся к ней. Не зря же соседка вечно колотит ей в стену, когда музыка звучит слишком громко (для Бемби — в самый раз!). Ей даже приходило в голову, что пройдет какое-то время, лет, скажем, десять, она станет совсем старой, и вот тогда тоже пристрастится к тишине. Громкая музыка — это голос молодости. Наверное, старость он раздражает неимоверно.

У молодых все звучит громко — смех, голоса, признания. Им кажется, иначе их не услышат. Ведь они и сами еще не умеют вслушиваться в шепот. Этому учишься…

Именно за ужином Бемби и заметила, как тихо говорят эти двое. Магнитофон не заглушал Сола, хотя голос у брата никогда не был звонким — с рождения басовитым. Но как раз его Бемби хорошо слышала, несмотря на то, что он сидел на другом конце стола. А Миру, которая была совсем рядом, обо всем приходилось переспрашивать.

А поговорить хотелось! То и дело Бемби охватывало ощущение, что они с братом приютили у себя инопланетян, ведь о земной, обычной жизни они не знали почти ничего.

«С чего мы взяли, что они правду говорят? — веселилась она про себя. — И кто придумал, что инопланетяне — маленькие и зелененькие? Может, они как раз такие? Похожие на нас, а все же другие».

— Сол! — крикнула она и прикусила губу, чтобы не рассмеяться. — «Секретные материалы», да?

Их гости ничего не могли понять из этой фразы, но любой землянин сообразил бы, о чем идет речь. Сериал о пришельцах показывали во всем мире. Кроме того пятачка за Стеной… Существовал ли он на самом деле? Или привиделся Мире так же ярко, как видела свои истории Бемби? А потом она с таким жаром рассказала все Эви, что это убедило его, как позднее убедило Бемби с братом…

Сол хмыкнул в ответ. Ему не требовалось объяснять все на пальцах. Правда, когда речь заходила о чем-то простом, Сол мог проявить поразительную тупость. Вчера, например, Бемби попросила его разогреть суп с лапшой, но не подсказала сперва перемешать, и все пригорело до того, что есть стало невозможно. Мама в таких случаях с гордостью говорила:

— Типичный гений! Они всегда не приспособлены к быту.

Бемби ворчала про себя:

— Пороть надо было вашего гения, пока поперек лавки лежал…

Но знала, что если б кто-нибудь из родителей решился на такое на самом деле, она тут же разревелась бы и, защищая брата, подставляла бы под ремень руки.

После ужина на лицах гостей уже не было той растерянности, которая так явно проступила, когда они сели за стол в первый раз. Вернее, когда пришло время выходить из-за стола. Они не представляли, что делать дальше…

«У них же там столовка! — вовремя вспомнила Бемби. — И все за них убирали… Ладно, будем учиться».

Зачем — она себя не спрашивала. Вроде бы, им это было ни к чему, раз Мира сказала, что оставаться они не собираются. Но Бемби рассудила так: если человек не умеет чего-то и это доставляет ему неудобства, хоть и временные, разумнее научиться. Самому же легче будет! Ее ничуть не смущало, что сама она так и не научилась за десять лет писать сочинения, хотя на экзамене ей пришлось туго, и Бемби предполагала, что так будет. Но это было единственное и последнее неудобство, связанное с этим.

Она в два счета научила Миру мыть тарелки, упустив из виду, что гостей не принято заставлять возиться с грязной посудой. Обычных гостей и не притаскивают домой окровавленными… Сегодня все было не так, и сами ребята были другими. Не хуже и не лучше — просто другими. У них были странные лица, зато Эви слышал музыку цветов, и Бемби мысленно называла это компенсацией. Сол терпеть не мог, когда сестра произносила такие «взрослые» слова, и ему она ничего не сказала.

Втайне же попыталась угадать: а чем природа наградила Миру? Этими глазами, похожими на майское солнышко? Но вокруг них столько морщин, что свет застревает, как чистая вода в трещинах скалы… Что же тогда? Что в ней необычного, в этой девочке? Что происходит с человеком, когда в нем так зримо сливаются детство и старость?

— Пойдем на балкон, — небрежно предложила она Мире после ужина. — Подышим перед сном… Лучше бы прогуляться, но у тебя, наверное, болит все?

Ее саму больше беспокоили мальчишки, которые обычно ошивались во дворе до самой ночи и без труда выловили бы их. Но Мире вряд ли понравилось бы, что ее подозревают в трусости.

Только заикнись ей, что во двор выходить опасно, и она тут же начнет обуваться. Можно было не сомневаться, что если б силы были равны, Мира не дала бы в обиду ни себя, ни Эви.

«А я бросилась к Солу», — напомнила себе Бемби, не зная, стыдиться этого или нет. С одной стороны, брату было всего двенадцать, но с другой, он все же был мальчишкой и дрался так, что в школе с ним не связывались даже старшие. Про него шептались: «Сола разозлишь — убить может!»

Бемби знала, что никого он, конечно же, не убьет, потому что голова у ее брата всегда была на месте. Но гордости в нем было так много, что она заставляла его биться, не обращая внимания на боль. Бемби же боли побаивалась, и если б кто-то напал на нее, скорее всего, начала бы кричать и звать на помощь. Утром она бросилась в драку только потому, что избивали беззащитных, и все в ней так и взорвалось от такой несправедливости. Она ведь не с бухты-барахты изо всех институтов выбрала медицинский…

— Прикрой дверь, — попросила она, когда Мира следом за ней вышла на балкон. — А то у моего братца ухо на метр может вырасти. Как у кролика.

Мира бросила на нее вопросительный взгляд, и Бемби догадалась, что ей никогда не доводилось видеть кроликов.

— Это почти как заяц, — объяснила она, как могла. — Только домашний. Он не такой шустрый. Их ведь в клетках держат…

Но Мира неожиданно сказала:

— Я видела кроликов. Правда, не в клетках. Дрим показывал мне в книжке. Только… я думала, что они все вымерли.

— Кролики?! С чего бы?

Чуть отвернувшись, Мира бессознательно вонзила ноготь в деревянные перила балкона. Бемби сразу вспомнилось, что она и сама всегда так делала в детстве.

— Нам про всех зверей так говорили, кто у нас не водился, — глухо ответила Мира. — Мы с Эви коров утром видели… Я думала, они тоже вымерли.

Бемби тихо спросила:

— Это Дрим так говорил?

— Ну да…

Ей захотелось сказать Мире что-то приятное:

— Ты знаешь, на Земле много языков. На одном из них «дрим» значит «мечта».

Вскинув голову, Мира взглянула на нее мгновенно прояснившимися глазами и вдруг рассмеялась. Бемби не услышала в этом смехе никакой горечи.

— Он похож на мечту?

— Он — рыжий, — сказала Мира.

Бемби показалось, что у нее даже голос изменился. «Ей в радость говорить о нем», — она с облегчением перевела дух.

— А еще какой?

— Очень красивый. У него кожа такая гладкая… Как у тебя. Только он бреется, я видела.

Бемби фыркнула:

— Я, уж конечно, не бреюсь!

— А глаза у него голубые. Это самый красивый цвет, правда?

— Кому как, — обиженно отозвалась Бемби. — Я и против карих глаз ничего не имею.

— Ну да! — опомнилась Мира. — У тебя глаза такие красивые!

— Ой уж, красивые…

— Только у Дрима они… как небо. Яркие такие.

— А ресницы рыжие?

Взгляд Миры стал настороженным: ей показалось, что Бемби над ней насмехается.

— С чего это они должны быть рыжими?

— Обычно так и бывает. Ну, ладно… Он высокий?

— Вот такой. — Мира уверенно подняла руку гораздо выше головы. — А почему ты спрашиваешь? Для вас тут так важно, какой у человека рост?

Бемби даже растерялась:

— Да как тебе сказать… А для тебя это неважно?

— Нет. Если б Дрим был ростом с Эви, я все равно любила бы его. Я это знаю.

«Как она просто говорит о любви. — Бемби стало не по себе. — Я так не могу… Да мне и говорить-то не о чем!»

Ей вдруг стало понятно, что это и есть та самая компенсация от природы, которую хотелось угадать в Мире. Разве каждый человек способен вот так любить и все прощать, уже зная, что ему лгали всю его жизнь и отняли целый мир? Сама Бемби простила бы, если б узнала такое?

Не спрашивая себя: «Нужно ли?», она обняла Миру и затихла, прижавшись к ней. С балкона был виден только кусочек неба, но этого должно было хватить, чтобы утром, проснувшись, Мира увидела глаза своего Дрима…

«Как это здорово, — у Бемби отчего-то защипало в носу. — Для нее весь мир — это не просто деревья, небо, облака… Это дыханье Дрима, глаза Дрима, его улыбка. Он с ней, куда бы она ни убежала. Потому она и не побоялась уйти от него, что он все равно постоянно с ней. В ней и вокруг».

— Я хотела бы вот так влюбиться, — произнесла она шепотом, потому что Сол был способен подслушать и через прикрытую дверь. А потом житья бы ей не дал…

Мира понимающе отозвалась:

— Конечно, ты ведь уже взрослая. А почему ты никого не любишь?

— Почему? Я не знаю. А кого? Одни придурки кругом! Может, в институте кого-нибудь встречу, — наружу вдруг опять полез тот самый «здравый смысл». — Хотя куда торопиться? Надо выучиться сначала. Я ведь хочу стать не каким-нибудь там средненьким врачишкой, а хорошим. Таких немного. И еще, знаешь… Только не говори никому!

— Нет!

— Я книжки хочу писать. Или снимать фильмы, — это пришло ей в голову только что. — Да, настоящие фильмы! Я, знаешь, часто вижу какие-нибудь истории… Как будто они на самом деле происходят, а я подсматриваю. Но только это у меня в голове, понимаешь?

Слегка отклонив голову, Мира смотрела на нее с восхищением. Бемби скромно опустила ресницы: «Там у них, наверное, не было настоящих писателей…»

— Вот это я понимаю! — она жарко дохнула Бемби в ухо. — А я вот даже читать не умею…

— Я научу!

— А это быстро?

— А куда ты торопишься? — удивилась она. — Вам же не срочно возвращаться!

Мира вся как-то напряглась:

— Я сделала очень плохую вещь.

— Ты?!

— Ну да… Я разбросала нашу одежду на берегу речки. Чтобы подумали, будто мы с Эви утонули… Я только потом поняла: а что если б я узнала, что Дрим утонул?!

Ее голос исказился от ужаса, и Бемби с состраданием подумала: «Ей даже представить это страшно… Но… Может, этот Дрим не так уж…» Отогнав эту подленькую мысль, она сказала:

— Теперь-то уж что? За день они все равно вас хватились. И Дрим уже все узнал.

— Так если я останусь, он так и будет жить и думать, что меня нет! Что я уже не вырасту и не…

Она осеклась. Теперь Мира уже не была так уверена, что красота зависит только от возраста. И что она придет к ней…

— Знаешь, что? — решительно начала Бемби, отпустив ее плечи, но стиснув руку. — Мы пойдем туда все вместе. Вчетвером. И пусть твой Дрим… и кто там еще… все нам объяснят.

У Миры дрогнули губы:

— Правда?

— Или еще лучше взять кого-нибудь из взрослых! — в этот момент она почему-то забыла, что сама стала взрослой.

— Кого?

Но Бемби уже передумала:

— Хотя нет, лучше не надо. Взрослые, они, знаешь… Всегда могут сговориться между собой, а мы в дураках останемся. Лучше мы сами сходим, — наконец, она вспомнила. — Я все-таки тоже уже не ребенок! Со мной-то они поговорят.

— Ну да, — с сомнением отозвалась Мира.

— Не веришь, что ли?!

— Верю! А когда пойдем?

Бемби загорелась:

— Да хоть завтра! Надо же поскорее выяснить, что с вами такое. Если это болезнь какая-то, запускать нельзя… Папа всегда говорил, что это — главное. Знаешь что, иди-ка ты в постель, чтобы завтра была, как новенькая.

— А ты?

— Я постою еще…

Мира ушла так поспешно, что Бемби пожалела, что говорила с ней таким командирским тоном. Сол на это не обижался — попросту не обращал внимания, но эта девочка ведь была совсем не такой… Вдруг ей почудилось, что от нее просто хотят избавиться?

Бемби и впрямь хотелось немного побыть здесь одной и попытаться хоть как-то осмыслить все случившееся. Разве каждый день происходит такое? Разве когда-нибудь происходило? Ей даже стало казаться, что все это неслучайно: эти ребята должны были прийти именно в их двор и попасться ей на глаза. Почему? В этом должен был найтись какой-то смысл, только Бемби сколько ни думала, не могла с уверенностью сказать, что он именно в этом, а не в другом.

Устав от этих непривычных поисков, она тихонько, чтобы никого не разбудить, вернулась в комнату. Но тут же поняла, что никто и не спит. По крайней мере, голос брата она услышала сразу — не с собой же он разговаривал! Бемби на цыпочках подкралась к его комнате, и в этот момент Мира спросила почти шепотом:

— А это кто?

— Это шериф, — в голосе Сола появилась особая значительность.

«Показывает ей свой пластилиновый город, — догадалась Бемби. — Лепит он здорово, ничего не скажешь».

— А кто такой шериф?

— Ты не знаешь? Ну да, откуда…

Он принялся объяснять так обстоятельно, что Бемби только диву давалась. Терпения у брата было не больше, чем ума у таракана. Она хорошо помнила, как однажды Сол взялся растолковать что-то из математики двоюродному брату, который был двумя годами младше, и уже через три минуты на всю квартиру орал, что нельзя же быть таким тупым!

«Она не раздражает его, — признала Бемби. — Его, наверное, то и раззадоривает, что он как будто со старшей разговаривает, а чувствует себя взрослее. И потом… Ей же интересно, это сразу видно. А девчонки из класса только хихикали в день рождения над его пластилиновым городом! Сол поубивать был готов их… Мира не только с виду совсем другая…»

А ночью ей приснилась какая-то девочка, которой Бемби не знала. У нее было улыбчивое, загорелое лицо с очень чистой кожей и сияющие радостью глаза. Она стояла по щиколотку в воде, но Бемби не сразу поняла во сне, что это — море, которого и сама не видела с пяти лет, а Сол вообще никогда.

Вокруг было так красиво, как на самом деле и не бывает, и девочка все время улыбалась. За ее спиной чайки издавали отрывистые смешки. А проснувшись, Бемби обнаружила, что в уголках глаз мокро…

 

Глава четвертая

о первой и последней любви

Сол громко чирикнул под дверью спальни, которая всегда была родительской, а теперь превратилась в «гостевую», как выразилась Бемби. Если Эви проснулся, то сразу должен угадать, что это не птичка села на подоконник. Правда, иногда ошибались даже одноклассники, а уж они знали Сола тысячу лет! Но Эви не мог спутать. Он ведь не такой, как все. Если он слышал что-то хотя бы раз, он должен был запомнить.

Спросили бы его об Эви: «Какой он?», в двух словах ответить было бы невозможно. Какой? Тихий, но не тихоня. Сол не знал, как объяснить разницу, но сам хорошо ее чувствовал. Ему понравилось, что Эви не корчит из себя взрослого и не стесняется возиться с игрушками, как некоторые его одноклассники. Игрушек у Сола было не слишком много, но, в общем, хватало. Мальчишки не любили ходить к нему домой, потому что им просто необходимо было сразу прилипнуть к компьютеру, а его у Сола не было. Они же не представляли, чем еще можно заниматься… Когда Сол вываливал на ковер гору деталей конструктора и предлагал построить крепость, чтобы потом брать ее штурмом, приятели только с недоумением переглядывались:

— Детский сад какой-то…

Эви так и затрясся от радости, когда он пожаловался на это:

— И мне так же! Точно так же! Играть не с кем, кроме Миры. Все в виртуальном мире.

— В виртуальном? Круто! — со знанием дела отозвался Сол, видевший об этом пару фильмов.

— Ничего интересного! — заспорил Эви. — Это же все не по-настоящему. Этот виртуальный мир — еще большее вранье, чем то, в котором мы жили.

«Зато в нашем — все по-настоящему». — Сол насмешливо осмотрел синяк у него под глазом и опухшие губы. Его все еще временами пугало, что у Эви почти не осталось зубов, но Сол постепенно привыкал и к этому. Какая разница, есть у человека зубы или нет, если с ним так весело, и можно вдоволь наползаться по ковру, расставляя пластмассовые редуты и бастионы!

Сол боялся признаться себе, что все в нем так и возликовало, когда Мира тоже плюхнулась на колени и начала вместе с ними обстреливать крепость крошечными ядрами… Разве бывают такие девчонки? А как она вчера принялась лепить из пластилина каких-то носатых чудиков? И ни разу ведь не сказала, что это — занятие для малолеток…

Поскорее отогнав мысль о ней, Сол опять подумал об Эви. Еще он… Мечтательный! Сол возликовал, обнаружив слово. Эви обо всем, о каждом пустяке рассказывал так, будто это было нечто необыкновенное. Даже об улитке своей говорил, как о родном существе, которое, наверное, скучает по нему и ждет его, Эви, возвращения. Если б это была собака, ничего странного не было бы. Но улитка… У нее же и мозгов-то нет.

«А сердце есть? — впервые задумался Сол. — Скучают же не мозгами… Прямо над ребрами ноет, когда я про папу с мамой думаю. То ничего, а то как заноет-заноет! Вдруг и с улиткой так же бывает? Не может ведь быть, чтоб без сердца… Надо у Бемби спросить, она только что зоологию повторила».

На его чириканье никто не отозвался. Но Сол и мысли не допустил, что Эви не узнал его. «Дрыхнут, — решил он. — Надо им отоспаться хорошенько, а то, правда, серые какие-то… А что, если поживут у нас и немножко помолодеют? Тьфу, черт! Разве они — старые?!»

Сестру Сол нашел на кухне. Усевшись на табурет, он стал скептически наблюдать, как Бемби пытается жарить гренки и без конца ругается свистящим шепотом. От сковороды уже вовсю валил едкий дым, и Сол демонстративно закашлялся.

— Сам попробуй! — огрызнулась сестра, хотя он ничего и не сказал.

Теперь Сол мог проявить великодушие.

— Да ладно тебе, — протянул он. — Я же ничего… И такие съедим.

— Когда яйцом залью, вкусно будет, — сквозь зубы пообещала Бемби, но взглянула на него вопросительно: «Ты всерьез? Или опять издеваешься?»

— Еще как! — отозвался Сол. Почему-то сегодня ему ничуть не хотелось доводить сестру до истерики. — А они еще спят, представляешь?

Бемби ссыпала на тарелку обуглившиеся кусочки хлеба.

— Знаю. Я под дверью послушала.

Приняв безразличный вид, Сол уточнил:

— Послушала или подслушала?

— А что было подслушивать? Тишина.

Его вдруг подбросило от страха:

— А они там? А если ушли?

Сковорода издала недолгий чугунный гул.

— Как это — ушли?!

— Как-как! Оттуда сбежали и отсюда также могут.

— Зачем? Да здесь они, что ты меня пугаешь? Кроссовки в коридоре стоят.

Уже подпрыгивающий от волнения Сол сразу успокоился и вернулся на табурет.

— А, ну ладно… Чем займемся?

Бемби вдруг посерьезнела:

— Я обещала Мире, что мы сходим с ними туда… Ну, где они жили? Даже названия нет у этого места! Как засекреченный полигон какой-то!

Быстро оглянувшись на раскрытую дверь кухни, Сол громко зашептал:

— Слушай, а вдруг все это какие-нибудь испытания? Их там заперли, как подопытных кроликов, и…

— … какое-то лекарство проверяют! — глаза у Бемби стали совсем черными.

— Может, и лекарство… Или какое-нибудь… — он набрал воздуха и выпалил: — бактериологическое оружие!

Она усомнилась:

— Ну уж… На детях?

— А лекарство лучше, что ли? Смотри, что с ними сделали!

Нахмурившись, Бемби озабоченно проговорила:

— Надо все же посмотреть в папиных справочниках, никак у меня руки не дойдут. Может, есть что-нибудь похожее…

— Горит! — крикнул Сол, но с места не двинулся.

Взвизгнув, сестра стряхнула гренки со сковороды и от души выругалась. Сол укоризненно зацокал языком:

— Ай-ай-ай! Маму удар хватил бы, если б услышала.

— Ты же не мама. Что ты вообще расселся здесь? Только отвлекаешь!

— Да ты и до меня уже целую гору сожгла, — оскорбленно заметил Сол и направился в комнату. — Подумаешь… Дура какая-то.

Выяснилось, что ему нечем заняться. Каждый день до нынешнего утра сразу увлекал Сола целой кучей дел, которые никогда не успеваешь переделать до вечера: налепить новую наклейку на велосипед, продать Лысому фишки («Вот придурок! Никто уже в них не играет, а он покупать собрался…»), доклеить картонный луноход и сбегать в библиотеку за Брэдбери — вчера звонили, что подошла его очередь. «Вино из одуванчиков» Сол сумел одолеть только в три приема, это оказалась совсем даже не фантастика! Но библиотекарь обещала, что про марсианского мальчика будет поинтересней, а Сол доверял ей.

И много чего еще нужно было успеть за день! Но сегодня все дела куда-то попрятались и выжидали, когда же проснется Эви. И Мира… Как будто Сол и не жил до них!

Вспомнив слова сестры, он опять заспорил уже про себя: «Лекарство им никак не могли подсунуть. Надо быть совсем больным, чтоб тебя заставили таблетки глотать. А Эви никакой не больной! С ним просто что-то случилось».

Почему-то он избегал думать о Мире, и сам не понимал этого. В прошлом году с ним уже стряслась такая же беда: стоило ему подумать об одной девочке из седьмого класса, как все у него внутри слабело и как будто растекалось. Солу это ничуть не нравилось. Он всегда опасался показаться слабым, ведь отличников вообще считают слабаками, а Сол был почти отличником.

Тогда он стал гнать от себя мысли об этой девочке и поворачивал в другую сторону, когда видел ее… А однажды обнаружил, что о ней просто больше не думается.

Признать, что влюбился, Сол никак не мог, ведь тогда ему было всего одиннадцать. Зато теперь стало целых двенадцать, а ведь это совсем другое дело. Он уже не раз обнаруживал в книгах, что с двенадцатилетними мальчишками творятся престранные вещи… А что если даже настолько странные, что из-за них можно влюбиться в старушку? Ведь выглядела Мира в точности, как старушка… Что с того, что глаза у нее сияют так, как в старости не бывает? А как же эти морщины, и мешки под глазами, и отвисшая на щеках кожа? Не сильно, а все же заметно…

Такого не случалось даже у Брэдбери, хотя и было нечто похожее. Но ведь Билл Форестер влюбился в фотографию юной Элен Лумис, а не в нее саму в старости! Хотя все же было очень похоже…

— Доброе утро, Сол!

Он обернулся, уже угадав в себе прошлогоднюю слабость. Вот так же холодело в животе и кололо в пальцах, а вокруг сердца обматывалось что-то живое. Разве такое бывает, когда смотришь на старушку?

— Привет, — выдавил он и слово, и улыбку. — Как вела себя мамина кровать? Не кусалась?

— Ну да! Такая удобная.

Мира вдруг достала из-за спины снимок их родителей в золотистой рамочке.

— Это они? Это ведь не рисунок? Как это сделано?

— Это фотография. — Сол позволил себе поразиться только мысленно: «Она и этого не знает!»

Сбегав за аппаратом, он как мог объяснил технику фотосъемки, но Мира слушала не очень внимательно. Она, не отрываясь, смотрела на снимок и вдруг сказала:

— Никогда я такой не стану…

— Почему это? — возмутился Сол. — Может, и не такой, конечно… Я же тоже другим буду! Но…

— Нет!

Это вышло как удар ладонью по столу. Их историчка так призывала всех «закрыть рты». Обычно на Сола это не действовало, но сейчас он замолчал.

— Пойду поставлю…

Он проследил, как медленно, совсем по-старушечьи, Мира передвигает ноги, и внезапно ему стало страшно. Показалось, — конечно же, только показалось! — что еще вчера она ходила по-другому. Быстрее. Увереннее.

«Нет!» — на этот раз Сол остановил себя сам. Этого не может быть. Никто не может состариться за один день! Ее просто сильно избили вчера… Он и сам еле ноги таскал бы после такой мясорубки…

Сол подождал немного, но Мира не выходила. Поскольку дверь в спальню она не закрыла, он, немного помявшись, решился заглянуть. Мира лежала на боку прямо на убранной постели и по-прежнему держала снимок перед собой. Эви все еще спал, подмяв под себя одеяло. На голых ногах жалобно багровели ссадины.

— Что ты травишь себя? — сердито прошептал Сол и отобрал у нее фотографию.

— Ты говорил, они на море уехали? А я видела море во сне. Я из-за него сюда и пришла…

— Ты же не знаешь, как оно выглядит! Как же ты поняла, что это море тебе снится?

— Я сначала и не поняла. — Мира перевернулась на спину и подвинулась, давая ему сесть рядом. — Проснулась и подумала, что мне приснилась Красота. Понимаешь? Сама Красота. А потом узнала… услышала, что это море. И что оно — здесь. Я думала, что сразу его увижу. А вы говорите: ехать надо.

Ощутив смутную вину за то, что живет в таком неподходящем месте, Сол пробормотал:

— Если б мы были какими-нибудь миллионерами, я отвез бы тебя. Но родители сами несколько лет копили…

— Ну да! Отвез бы, — она улыбнулась. — Я же не прошу тебя, что ты? Я просто рассказываю.

— Между прочим, я тоже не видел моря.

— Не видел? — она даже приподнялась.

— Никогда. Опять же потому, что мы не миллионеры. Так что, хоть я и родился тут… Сама понимаешь.

Брови у Миры страдальчески изогнулись:

— А тебе… не обидно? Жить здесь и ничего не видеть…

— А что сделаешь? Папа всегда говорит, что надо радоваться тому, что у нас есть. Могло ведь и этого не достаться…

Она задумалась, а Сол, воспользовавшись паузой, позвал:

— Вставай. Бемби там уже целый воз хлеба пожарила.

Его как-то смущало, что он сидит на постели у девочки. Хоть это была и не ее постель, и сама Мира мало походила на девочку. Но и вообразить, что разговаривает со своей бабушкой, Сол тоже никак не мог. Хотя бы потому, что его бабушка выглядела моложе…

— А можно я полежу? — виновато спросила Мира. — Вы без меня поешьте. Я что-то… Ты, наверное, и не знаешь, как это бывает… Сил совсем нету.

Он встревожился:

— Ты не заболела? Давай я Бемби позову! Она хоть еще не врач, но что-то соображает.

— Я не заболела, — заверила Мира. — Я пока дошла до той комнаты, уже все силы и кончились. Нам говорили, что их будет все больше… Что мы бегать начнем. Все врали. Но так еще никогда не было.

Тут уж Сол вскочил:

— Надо идти туда! К вашим. Они же должны знать, что делать, если такое… происходит.

— Тебе нельзя туда, — спокойно сказала Мира. — Ребята только увидят тебя, там такое начнется! Ясно же, что ты — не взрослый. Бемби еще могут за взрослую принять.

«Только принять!» — ухмыльнулся Сол, не выразив этого губами. Но сказал вполне серьезно:

— Она тоже пойдет, не беспокойся. Если так лучше, можно пробраться туда ночью. Эви покажет, где воспитатели живут.

— А я? — испугалась Мира.

— А ты здесь останешься. Тебе отлежаться нужно… Сил нет — это бывает. Наша мама постоянно твердит, что у нее уже сил с нами нет. Просто отдохнуть надо… У мамы всегда силы набираются. Я не знаю откуда.

Эви приподнял голову и недовольно пробурчал:

— Что вы тут шепчетесь и шепчетесь? Поспать не даете!

— Сколько можно? — возмутился Сол. — Ты прямо как медведь на зимовке! Я с вами с голода помру.

Эта мысль пробудила Эви лучше ведра воды. Он сразу сел на постели и свесил босые ноги.

— Завтракать будем?

— Вот как с ним надо, — поделился Сол голосом довольного дрессировщика.

Мира едва заметно кивнула:

— Ясно. Вот что нужно было ночью говорить, когда я тебя добудиться не могла.

Разглядывая скрюченные пальцы Эви, Сол равнодушно поинтересовался:

— А вы в одной комнате жили?

— Вот еще! — фыркнул Эви. — С девчонками, что ли? Даже в разных домах.

Мира пояснила:

— У нас дома не такие, как у вас. Совсем маленькие. Деревянные. Мы человек по пятнадцать жили.

«Бараки?!» — подумал Сол с ужасом. Ему доводилось бывать на старой окраине, где люди все еще жили в таких вот деревянных домах. В некоторых окнах были выбиты стекла, а дыры заткнуты драными матрацами или одеялами. Внутрь Сол даже не заглядывал, но ему представлялось, что пол там так и проваливается под ногами.

Но Мира добавила:

— Красивые у нас домики. Правда?

Это она спросила, конечно, у Эви, а Сол почему-то кивнул. Ему во всем хотелось соглашаться с Мирой. Точно так же, как с Бемби постоянно тянуло поспорить.

От улыбки ее взгляд прояснился:

— А Сол хочет пойти туда… К нам.

— За Стену? — встревожился Эви.

— К нам, — упрямо повторила Мира. — Чтобы узнать, что с нами такое.

— А кто ему скажет?

Она уверенно проронила:

— Дрим.

— Дри-им?! А что ж до сих пор молчал?

— Теперь же мы сами знаем… почти все. Теперь он скажет.

Эви с сомнением посмотрел на Сола:

— Ты тоже думаешь, что скажет?

— Я не знаю никакого Дрима…

Какая-то угроза слышалась ему в этом имени. Сол даже вспомнил, какому слову оно созвучно. Взгляд Миры стал умоляющим:

— Дрим поможет. Скажи ему… Скажи, почему я не смогла пойти с вами…

— А ты не пойдешь? — испугался Эви.

Ее бесцветные губы вновь разошлись в улыбке:

— Сил нет. Помнишь, как мы говорили об этом? Их становится не больше, а меньше.

«А он это чувствует? — усомнился Сол, разглядывая Эви. — Его ведь тоже избили вчера. Пусть не так сильно… Но он совсем не выглядит… выжатым».

Словно откликнувшись на его мысли, Эви протестующе воскликнул:

— Но у тебя же их всегда было больше, чем у меня!

— Было, — повторила она. — Я полежу, а потом снова буду бегать. Вот увидишь!

— Я принесу тебе гренки, — вызвался Сол. — Ты не вставай, раз уж так… Пошли, Эви, а то моя сестрица сама все слопает и не подавится!

В коридорчике, возле кухни, он удержал Эви за руку:

— Слушай, что это с ней? Я зимой тоже болел… Температура аж тридцать девять была! Но встать-то я мог.

— Ты говорил, что взрослые превращаются в стариков, — казалось бы, безо всякой связи напомнил Эви. — А что потом? Так и живут? Всегда?

— Так и живут. Конечно. Пока не умрут.

У Эви судорожно дернулось горло. Он выдавил, будто тоже из последних сил:

— Здесь умирают? Люди? Как животные? Ты уже что-то говорил… Я не поверил. Значит, здесь умирают?

— Люди везде умирают. — Солу самому страшновато было говорить об этом, но он не собирался врать Эви, как это делали все до сих пор.

— А… А у нас?

Губы у него опять стали серыми, и Солу подумалось: сейчас уже не скажешь, что сил у него больше, чем у Миры. Он постарался ответить безразлично, чтобы Эви скорее поверил ему:

— Откуда я знаю? У вас там все не так… Если вы и вправду не рождались, как все нормальные люди, так с чего бы вам умирать?

— А как это? Как умирают?

— Я сам не видел, — признался Сол. — Только уже мертвых, когда хоронят. А как? В книгах — перестают дышать и шевелиться. Сердце останавливается. Глаза закатываются…

Он продемонстрировал это, надеясь насмешить Эви, и, высунув язык, затряс головой. Это должно было походить на карикатуру агонии, только Эви не рассмеялся. Глаза у него словно затвердели от страха и сделались похожими на зеленый малахит. Мама как-то приносила домой кусочек, и Сол долго вертел его в пальцах. Ему казалось, от камешка исходит что-то особенное…

— А дети умирают?

Сол нехотя подтвердил:

— Случается. Но это только, если очень сильно болеют. Есть такие болезни, которые еще ни один врач в мире лечить не умеет.

— Как у нас?

Слегка растерявшись, Сол повысил голос:

— А что такого у вас?

В голове холодно проплыла догадка: «Она умирает, вот что такого…» Проплыла медленно, чтобы Сол ни в коем случае не проглядел ее.

— Ну, вы где?! — высунувшись из кухни, прикрикнула Бемби. — Я до вечера вас ждать должна? Сол! Эй! Ты что так смотришь?

— Подожди…

Он повернулся и пошел назад. Потом остановился и беспомощно оглянулся на сестру. Только разве Бемби сумела бы понять, что он не может, просто не может войти сейчас к Мире и сказать ей: «Не умирай, слышишь?!» Ведь она даже не знала, что умирает…

 

Глава пятая,

рассказывающая о путешествии друзей, об открытиях мира и о великом штурме Сола

— Мы поедем на велосипедах, — громко объявил Сол после завтрака.

Черные крошки прилипли в уголке его рта, и брат показался Бемби очень смешным. Он не всегда был забавным, только если сам хотел этого. Но сейчас Сол, вроде, был серьезен, а глядя на него, тянуло улыбнуться.

Но Бемби отозвалась так же серьезно:

— У нас всего два.

— Но они же с багажниками! Я повезу Миру, а ты — Эви.

— Почему…

Он перебил:

— У меня ноги сильнее.

«Чушь собачья! — Бемби усмехнулась про себя. — Я тебя раскусила: ты решил проверить себя. Тебе нравится болтать с этой девочкой, играть с ней, но ты все еще боишься, что тебе будет противно, если она дотронется до тебя… Ты хочешь устроить экзамен самому себе. Тебя ведь самого ужасает это чувство брезгливости, которое все еще сидит в тебе».

— Дорога там, как блин, горок совсем нет, — затараторил Сол, умоляя сестру взглядом. — Мира же не устанет просто сидеть! А ты ведь увезешь Эви, правда?

— Ну, если уж так необходимо, чтобы поехали они оба…

Она произнесла это игриво, чтоб дать брату понять, что его хитрость раскрыта, но Сол отозвался непривычно строго:

— Необходимо. Тебе самой не страшно оставлять ее здесь?

— Сюда никто не войдет…

Но отчего-то ей и впрямь стало страшно. Будто кто-то уже вошел, не издав ни звука, и теперь стоял у нее за спиной. Борясь с желанием обернуться, Бемби незаметно переместилась к холодильнику и прижалась к нему лопатками. Этот холод, по крайней мере, был реальным…

Сол прошептал:

— Кое-кто может войти куда угодно…

— Ты же не думаешь…

— Я не хочу так думать!

Только что его глаза были застывшими от того холода, который Бемби уже чувствовала всем телом, но вдруг он моргнул, и взгляд его заискрился:

— Мира, ты встала?

Подскочив, Бемби выхватила у нее тарелку с чашкой.

— Ну, зачем ты? Я бы забрала.

— Да я отлежалась уже, — она смущенно улыбнулась обоим. — Силы вернулись.

«Да уж. — Бемби скептически оглядела ее. — На дохлую лягушку ты сейчас похожа, моя радость! Силы у нее вернулись… Их и не было, чему возвращаться?»

Сол отозвался слишком уж жизнерадостно:

— Я ж говорил, что все пройдет! Мы сейчас, знаешь что? На великах поедем кататься! В смысле, на велосипедах.

— Это то, что в коридоре стоит?

Еще вчера им с балкона показали и машины, и мотоциклы, даже самолет пролетел. Эви все приводило в восторг — до сих пор он видел только игрушечные модели. До того, как Мира увидела за Стеной фургон, они и не знали, что бывают настоящие…

Мира с опаской спросила:

— А как на них ездят?

— Тебе нужно будет просто сидеть и держаться за меня, — с охотой объяснил Сол. — Я сам тебя повезу. И педали буду крутить, и руль у меня будет. Тебе ничего не придется делать!

— Жалко, — она вздохнула.

Сол растерянно заморгал:

— Ты хотела бы? Но… Это, знаешь, нужно уметь. Сразу не получится.

— Да я и не смогу сейчас, — согласилась Мира.

— Я потом тебя научу! Когда поправишься.

«Не будет никакого „потом“. Не будет».

Бемби вздрогнула от этих слов. Разве она подумала их? Они словно перескочили к ней из мыслей брата. Так часто случалось, и выяснялось, что они думают одно и то же. Неужели он только что именно это и подумал?

Бемби попыталась поймать его взгляд, но брат смотрел только на Миру. Почему-то ей пришло в голову, что Сол, наверное, ослеп процентов на восемьдесят и видит сейчас не это старушечье лицо, а какое-то другое, какого ведь никогда и не было! И вряд ли будет, хоть их воспитатели и наобещали всяких чудес… Никто не молодеет с годами. Не бывает такого. Даже в сказках не бывает. По крайней мере, Бемби не могла вспомнить ни одной, где такое случалось бы…

Мира ахнула:

— Ну да?! Правда, научишь?

— Да плевое дело! — небрежно отозвался Сол. — Вот увидишь, за день уже кататься начнешь.

Бемби язвительно напомнила:

— То-то я тебя целую неделю учила!

Только его это ничуть не смутило:

— Так мне тогда всего пять лет было!

— А меня научишь? — Эви уже маячил за спиной Миры и просительно улыбался.

— Я тебя научу, — пообещала Бемби.

Несколько лет назад она проклинала свою несчастную долю за то, что ей на шею повесили младшего брата. А сейчас почему-то ничего не имела против того, чтобы повозиться с мальчишкой, который был ей совсем чужим.

«А у него есть это „потом“? — сердце у Бемби сдавило так, что она перестала дышать. — Не может быть, чтоб не было! Зачем Сол думает об этом?! Это неправильно. Невозможно!»

Слово «невозможно» теряет смысл, если речь заходит о смерти. Она может забрать любого, и дело вовсе не в количестве морщин… Бемби, которая собиралась стать врачом, отлично знала это. Только вот верить ей не хотелось…

Пока брат, пыхтя громче насоса, накачивал шины, она развела морс из смородинового варенья и залила в пластиковую бутылку. Оставшиеся ломти батона Бемби просто намазала маслом, потому что ни сыра, ни колбасы в холодильнике не оказалось. Она вспомнила, что как раз вчера и собиралась чего-нибудь подкупить, но тут такое закрутилось! Какая там колбаса…

Вытащив симпатичный рюкзачок, с которым прогуливалась по городу, Бемби все сложила туда и нацепила Эви на спину:

— Выдюжишь?

— Что? — он доверчиво улыбнулся.

У нее опять дрогнуло сердце: «Маленький старичок… Заколдованный мальчик. Если б только все сказки хорошо заканчивались!»

— Хочешь, я сочиню про тебя сказку? — неожиданно для себя самой предложила Бемби.

— Сказку? Про меня?!

Бемби показалось, что она кожей почувствовала прикосновение его взгляда — столько радости в нем вспыхнуло. Наверное, так больные ждут от врача опровержения диагноза… Тогда Бемби предстояло научиться выдерживать такие взгляды. Она улыбнулась:

— А что? Попробую. Вот вернемся домой…

Она так и застряла на этом слове. У них были разные дома… Может, Эви уже хотелось оказаться в своем? Спросить об этом Бемби не могла: вдруг он и не вспоминал о нем, а она заставит его задуматься.

«Как же — не вспоминал! — возразила она себе. — Мы же туда и едем… Не мог он об этом не думать! Он все через себя пропускает. Что было, что будет…»

Эви посмотрел на нее уже совсем по-другому:

— А если нас там оставят? Вот не выпустят и все! Тогда я твоей сказки не услышу…

— Как это — оставят?! — вскинулась Бемби. — Там тюрьма, что ли? Да вы и не пойдете туда! Я сама поговорю с этим Дримом. Или с кем еще… А вы спрячетесь где-нибудь. Слушай, давай-ка пока снимем ранец, а то плечи оттянет.

Послушавшись, он хмуро предположил:

— Если они так долго нас там держали, вдруг они и тебя не отпустят? Чтоб ты никому не рассказала. А потом и нас выловят.

«Он, вроде, и боевики не смотрит, а мыслит прямо по сценарию», — ей даже стало смешно, хотя веселого было мало. Заметив, как дрогнули ее губы, Эви поспешил оправдаться:

— Так в одной компьютерной игре было. Я сам не играл, мне Прат рассказывал. Он очень хороший, но иногда все-таки играет…

— Это еще кто? — она не помнила, называли они уже это имя или нет.

— Тоже воспитатель.

Эви оглянулся и добавил уже шепотом:

— Он еще лучше Дрима. Только Мире не говори, что ты это знаешь.

— Уж не скажу! А то она еще задушит нас обоих.

Отпрянув, он посмотрел на нее скорбно:

— Ты уже знаешь, да?

— Что? Что она его…

Слово «любит» как-то не выговаривалось, ведь Мира была всего лишь двенадцатилетней девчонкой. И вместе с тем, Бемби не знала, как назвать это по-другому. Собственно говоря, она вообще ничего не знала о любви и о том, сколько же лет должно быть человеку, чтоб он уже мог сказать о себе «люблю» и никого не насмешить этим…

— Что она так привязана к нему? — закончила Бемби, и сама поморщилась.

Что значит «привязана»? Вовсе не привязана, если смогла уйти так далеко. Вот как раз любовь можно унести с собой на край света, и она не станет от этого меньше. Бемби допускала, что воображает то, что называется любовью, лучше, чем оно есть на самом деле. Но вот у Миры все было именно так, она видела. Бемби молила про себя лишь о том, чтобы Сол не влюбился в эту заколдованную девочку по-настоящему.

Эви проворчал:

— Она только и трещит целые дни: «Дрим-Дрим». Одна песня…

— Может, это и неплохо, — вздохнула Бемби. — Даже здорово, когда есть, о ком думать.

У мальчика от удивления поползли вверх светлые брови:

— А что хорошего-то? Играешь с ней, а она вдруг — раз! и перестает тебя видеть. Очень приятно.

Ей пришлось согласиться:

— Это, конечно, не очень… Может, здесь это пройдет? Знаешь, новые впечатления, новые люди…

— Лучше б она в Сола влюбилась, — с сожалением заметил Эви. — Он такой классный!

Бемби постаралась сделать строгие глаза:

— Классный? Это он тебя научил? Еще сказал бы «суперский»!

— А это что значит?

— Да то же самое. Только ты лучше не повторяй.

— Почему?

«А действительно! — она чуть не рассмеялась. — Нашлась тут учительница! Сама же так говорю».

— Это не очень правильные слова. Их даже в словаре нет, — неуверенно пояснила Бемби.

И, спохватившись, добавила:

— Словарь — это такая книга, в которую все-все слова вписаны. Чтобы каждый человек мог посмотреть там, что слово значит, если сам не знает.

У Эви обиженно дернулся рот:

— А вот и не каждый! Я вот не могу.

— Я же пообещала, что научу тебя.

«Когда? — пронеслось у нее в голове. — А что, если он не вернется сегодня с нами? Не ездить вообще? А как же мы узнаем, как им помочь?»

— Поехали! — решительно сказала она и крикнула: — Сол, у тебя все готово?

Из коридора донеслось сдавленное:

— Почти.

— Ты там жив?

— Жив. Одевайтесь.

— Во что? — удивился Эви.

— Да ни во что. В чем есть, в том и поедем. Он имел в виду: будьте наготове. Люди не всегда точно свои мысли выражают.

Он понимающе кивнул:

— А животные вообще никак не выражают. Но ведь они тоже соображают, правда? И мечтают о чем-то…

— Ты так думаешь? — озадаченно спросила Бемби. Этот мальчишка не переставал удивлять ее.

— А как же! Конечно, мечтают. Моя улитка… она, наверное, мечтала вырваться из своей тарелки. А я вот думаю: она получила свой большой мир, но вдруг ей стало хуже от этого? Вдруг ее кто-нибудь обидел?

Коснувшись рукой его безволосой головы, Бемби прошептала, стараясь не выказать жалость:

— Ты ведь не об улитке говоришь?

— Готово! — Сол возник в дверях кухни, одновременно деловитый и сияющий. — А чего вы спрятались?

Отдернув руку, она возмутилась:

— Мы не спрятались, вот еще! Просто разговариваем.

— Вы так целый день проболтаете. Ехать надо.

«Волнуется, — объяснила Бемби его суровость. — Еще бы… Дело-то нешуточное».

— Надевай ранец, — она помогла Эви и распорядилась: — Мы с Солом вынесем велосипеды, а потом вернемся за вами. Не выходите без нас!

Эви испуганно затряс головой:

— Нет! Не выйдем.

— Их, вроде, нет во дворе. — Сол уже спрыгнул с подоконника.

— Все равно. Мы быстро.

Бемби легко подхватила один из рыжих велосипедов и, уже спускаясь, отметила, что брат надраил их до новогоднего блеска. «Гусар!» — усмехнуться уже не получилось, потому что велосипед стремительно тяжелел. Вывалившись из подъезда, она грохнула его об асфальт и с трудом перевела дух.

— Ну, можно подумать! — язвительно пропел Сол. — Прямо целый танк на себе тащила.

— Я же не парень! — отрезала Бемби.

— Лучше не напоминай, как мне не повезло в жизни!

— Был бы у тебя брат, сам бы сейчас завтраки готовил!

— Да уж не хуже бы получилось.

Ей захотелось дать брату пинка, но во дворе было полно старушек, которые, казалось, и не уходили на ночь. Бемби не помнила дня, когда бы, выглянув во двор, уже не увидела одну из них. Они всегда были начеку и всегда в плохом настроении. Недавно Бемби выяснила, что их неимоверно раздражает длина ее ног…

— Выволокли свои колымаги! — тотчас в сердцах воскликнула одна из соседок. — Сейчас трезвон начнется.

— И не говорите, никакого житья от них! И чего дома не сидится? Телевизор бы лучше смотрели.

— А эта-то, эта! Вроде как, взрослая девица, а туда же — ляжками сверкать!

— Прям ни стыда, ни совести…

Сол с раздражением пробурчал:

— Вот наша бабушка на скамейках язык не чешет. Ей всегда есть чем заняться. А эти…

— Не слушай их, — отмахнулась Бемби, хотя слово «ляжки» обидно хлестнуло ее. — Они злостью друг от друга подпитываются… Мальчишек не видно? Эти сейчас опасней.

Сол торопливо бросил:

— Держи руль. Я по-быстрому выведу наших, пока чисто.

«Наших, — отметила она про себя. — Действительно, они уже наши».

Никого не дожидаясь, она осторожно повела оба велосипеда в подворотню. Если верить тому, что снаряд не попадает в одну воронку дважды, Лопух с Кастетом не могли подкараулить их здесь же. Стиснув сразу два руля, Бемби заглянула в длинный полумрак и расслабилась — здесь было пусто. Она прислонила велосипеды к стене и побежала к подъезду.

Когда показался брат, она тихо скомандовала:

— Прикрой Эви!

И заслонила собой Миру, чтобы дальнозоркие старушки не сумели разглядеть ее лица. Стиснув холодную руку девочки, Бемби затащила ее в подворотню и коротко бросила:

— По коням.

Эви быстро уселся на клетчатое одеяльце, которое Сол предусмотрительно прикрепил к багажнику. Убедившись, что Мира тоже на месте, Бемби нажала на педаль и уже на ходу улыбнулась тому, как брат весь вытянулся оттого, что девочка прижалась ладошками к его майке.

Они вылетели из подворотни и сразу повернули к выезду из города. Дорога была ровной, как и обещал Сол, и Бемби подумала, что так можно ехать хоть целую вечность: зная, что ты не просто катаешься, а мчишься спасать своих друзей. Хотя, с другой стороны, именно поэтому ни о какой вечности не могло быть и речи.

Позади тихонько засмеялся Эви:

— Как быстро! Как в компьютере.

— Только по-настоящему.

— Ветер по ногам щекотится!

— Ты держись крепче, — она крикнула через плечо: — Мира, как тебе?

— Здорово! Ой, это так здорово! Я захлебываюсь! — у нее так светились глаза, что Бемби захотелось, чтобы брат обернулся.

— Ты тоже держись! Если упадешь, можно очень сильно ушибиться. Нам всем это сейчас ни к чему.

Мира так и стиснула Сола:

— Я держусь.

— Дышать можешь? — не удержавшись от смеха, спросила Бемби у брата. Мордаха у него сделалась глуповато-восторженной: ему ничуть не было противно! Ответить он ничего не смог, только промычал что-то.

Последние многоэтажки медленно проплыли мимо них, и Бемби радостно вздохнула: «Вот она, воля-вольная…» По правде сказать, ей нередко доводилось вырываться на эту самую волю, но чаще всего с родителями. Сейчас же было совсем другое дело. Она была старшей…

Дорога оказалась почти пустой, но Бемби все равно вырвалась вперед и поехала перед братом, чтобы держаться обочины. Эви то напевал что-то, то бормотал, и ей было приятно это мурлыканье. Только вот подумалось: «Почему я вечно ору на Сола, чтобы заткнулся, когда он так же начинает петь себе под нос? Он же мой брат. Разве это нормально, что я все время злюсь на него?»

Как-то само припомнилось, как, возвращаясь из гостей, Сол постоянно притаскивает ей в салфеточке шоколадные конфеты или кусочек торта. Даже если перед этим она опять кричала ему, задыхаясь от ненависти: «Не смей шариться в моих вещах! Не трогай мои фломастеры, я уже сто раз говорила!»

Бемби скосила глаза и увидела, как ветер поднял ежиком светлые волосы брата. Обе свои бейсболки он отдал ребятам, чтобы никто не увидел изуродованных болезнью лиц. Свои кепки они так и потеряли во время вчерашней драки.

«Болезнью? — остановила она себя. — Я уже так уверена, что это — болезнь? А что же еще?»

Им все предстояло узнать уже сегодня, но Бемби понимала, что, выяснив причину, они могут лишиться надежды. Ее не оставляли сомнения: «А если эти воспитатели наврут нам с три короба, лишь бы вернуть их? Зачем-то ведь они нужны им, раз их держали там столько лет… Мира верит, что этот самый Дрим скажет правду. Но кто его знает…»

— Смотри! — вдруг крикнул Эви, и она даже вильнула рулем от неожиданности.

— Что? Куда смотреть?

— Вон, на поляне…

— Вообще-то это поле, — крикнула Бемби. — Пшеничное. Из пшеницы хлеб делают. Только ее уже убрали.

— А это что? Это! — не унимался он. — Вон, травяной домик!

Бемби рассмеялась:

— Это же стог! Сухая трава называется сеном. Ее собирают и делают вот такие стога.

— Для кого? Там живет кто-то?

— Никто там не живет, — ее саму это почему-то огорчило. — Его потом увозят в деревню, а коровы зимой этим сеном питаются. И лошади, кажется, тоже.

За ее спиной Эви громко ахнул:

— Так лошади тоже еще живут?!

— А куда они денутся? Хотя, конечно, человек кого хочешь истребить может…

— Я видел в книжке, они такие красивые… На оленей похожи. У нас живут олени. А один утонул.

Представив, она согласилась:

— Действительно похожи. А ты знаешь, что Бемби — это вообще-то имя олененка? Книга такая есть.

Нагнав их, Сол насмешливо бросил:

— Она только одну эту книжку и читала!

— Катись отсюда! — рассердилась Бемби. — Я не с тобой, между прочим, разговариваю.

Эви жалобно попросил:

— А давайте остановимся. Мне уже сидеть больно.

Съехав с дороги, она придержала велосипед, чтобы Эви не ушибся, слезая. И ревниво проследила, как брат помогает Мире: «С нею он просто сама любезность!»

Но Сол уже снова превратился в самого себя и завопил, подпрыгивая на месте:

— Полезли на стог! Наверху классно. Знаете, сколько видно? И сеном пахнет.

— Внизу пахнет не меньше. — Бемби с тревогой посмотрела на другого мальчика: «Только бы он не вздумал лезть!»

На всякий случай она предупредила:

— Сол, перестань, ты не заберешься. Смотри, какой он высоченный! И он… ну, утрамбован.

Он только отмахнулся:

— Да брось! Смотри…

Разбежавшись, Сол сделал несколько широких прыжков и с гортанным воплем бросился на вертикальную травяную стену. На втором шаге вверх он сорвался и рухнул на колени.

— Ой! — испуганно вскрикнула Мира, и этот возглас подбросил его.

Метнувшись назад, Сол забежал чуть влево и снова помчался к стогу. «Как бык!» — хотелось крикнуть Бемби и расхохотаться, но брат похоронил бы ее за это прямо под этим сеном. Он уже успел снова свалиться вниз и попытался взять неприступную стену в третий раз.

Срываясь, Сол бросался на нее снова и снова, пытался воткнуть в сено ногу, но оно было слишком плотным, и он опять с проклятьями сползал вниз, отчаянно цепляясь за сухую траву и вырывая ее клочьями.

В конце концов, Бемби стало жаль его.

— Ты велосипед подставь! — крикнула она погромче, предположив, что сейчас он может и не услышать. Бемби решила, что сейчас главное для брата — оказаться наверху любой ценой. И она знала, что не ошибается…

Яростно пыхтя, Сол подтащил велосипед к стогу и, встав на сиденье, вскарабкался на непокорную макушку. Там он как ни в чем не бывало заплясал, дурашливо размахивая руками:

— Да здравствуют храбрые альпинисты! Им покоряется любая высота!

Задрав голову, Бемби следила за ним и думала, как хорошо, что день сегодня такой ясный и тихий, а облака совсем не опасные. Будто и не настоящие даже, а нарисованные. А еще вернее, они похожи на кусочки ваты, приклеенные к картону, закрашенному голубым. Так, помнится, они делали в школе, и эта картинка до сих пор лежит где-то у мамы. Почему-то ей приятно хранить эти смешные листочки, хотя ни один из детей так и не научился рисовать, как она.

Деревня внизу тоже казалась лишь макетом, для которого забыли сделать фигурки людей и собак.

«Почему никого не видно? — удивилась Бемби. — У них и днем все спят? Какую-то книгу мы проходили, там все так и было… Спали целыми днями всей деревней… Ничего уже не помню! Что за башка дурацкая?»

Ей было не очень-то приятно признаваться в этом даже себе самой, ведь Бемби была не настолько глупа, чтобы всерьез утверждать, что книги совершенно не нужны ей. Но когда она решалась почитать, мысли ее стремительно убегали от сюжета и находили свой собственный. Другую историю, какой она могла бы стать, если б книгу написала сама Бемби…

— Кто ко мне? — провокационно крикнул Сол и со сладким стоном опрокинулся на спину.

Мира повернула полное ожидания лицо:

— А можно мне? Ты не думай, я и по деревьям все время лажу! И ничего.

— Лазит, — сокрушенно подтвердил Эви. — А я… Иногда только…

Еще раз смерив взглядом высоту стога, Бемби неуверенно позволила:

— Ну, давай… Я подтолкну.

Сол уже свесился сверху, протягивая руку:

— Давай! Держу.

Подсадив девочку, Бемби со страхом проследила, как та неловко заползла на стог. Пересилив нежелание, она спросила у Эви:

— И ты хочешь?

Он только робко улыбнулся. Вздохнув, Бемби взялась за велосипед:

— Вставай сначала на раму… Так. Не бойся. За стог держись, он прочный.

— Он качается! — взвизгнул мальчик.

Бемби прикрикнула:

— Эй, наверху! Хорош прыгать! Так… Теперь вставай на сиденье. Сол, дай руку!

Они оба уже тянулись к Эви, и он решился оторваться от сена. Бемби подтолкнула его снизу:

— Оп-ля! Отлично. Ну, придется и мне.

Наверху и впрямь оказалось здорово, Сол не зря рвался сюда с таким остервенением. Даже прогретое сено пахло тут совсем по-другому. От этого запаха сердце начинало волноваться и то и дело восторженно замирало, как будто ожидалось что-то необыкновенное…

Перевернувшись на спину, Бемби зажмурилась и подумала с ленивым сожалением: «Не нужно было бы никуда торопиться… лежать бы тут и лежать».

— Не увезли бы его, можно было бы здесь жить, — вздохнула Мира и, завозившись, встала на колени.

— Ложись, — протянула Бемби. — Расслабься немножко. Сейчас дальше поедем.

Сол громко зевнул:

— А как зимой-то в сене проживешь?

— Ну да, никак. Я просто так сказала. Хорошо тут.

Бемби почувствовала, как Мира вздрогнула, прямо дернулась вся. «Змея?!» — она и сама живо подскочила, лихорадочно оглядываясь.

— Ты что? Кого испугалась?

С усилием удерживая равновесие на качающемся стоге, Мира поднялась во весь рост, продолжая напряженно всматриваться в дорогу. Бемби хотела встать рядом и посмотреть, но та уже перевела взгляд на нее. Таких глаз она еще не видела…

— Это Дрим, — сипло сказала Мира и даже не попыталась откашляться. — Он идет сюда.

 

Глава шестая,

в которой появляется Дрим и раскрывает все тайны

Она так закричала: «Дри-им!», что у Сола зазвенело в ушах. Раньше он не верил, что так бывает на самом деле, думал, что так только говорят, как, например, про «искры из глаз». Но тут зазвенело по-настоящему. И этот звон так и остался у него в голове, утихнув, конечно, но не истаяв до конца. Нехороший это был звон… Тревожный.

Никто и глазом не успел моргнуть, как Мира скатилась со стога и бросилась к дороге. Нельзя было сказать, чтоб она бежала, слишком уж тяжело было ей подтаскивать ноги, но ведь утром Мира и ходить не могла. От изумления у Сола даже рот приоткрылся: «Ничего себе!»

И тут он словно увидел себя со стороны: застыл на верхушке стога, как дурацкое изваяние с разинутым ртом, а она ведь убегает… Из последних сил бежит к тому рыжеволосому, который мог и мимо пройти, если б не этот крик, от которого перепонки чуть не полопались.

— Дрим, — повторил и Эви, но в его голосе не были ни радости, ни отчаяния. Одно только недоумение: «Откуда взялся?»

Насмешливый голос сестры заставил Сола очнуться:

— Вот она, мечта, здравствуйте-пожалуйста! Во плоти. Любуйтесь!

Она повернула все подрагивающее от смеха лицо:

— А он и вправду рыжий! Такая, вроде, мирная девочка, даже имя у нее такое же… А мечта, гляди-ка, огненная!

Не слушая ее, Сол с тревогой сказал:

— Она сейчас упадет!

Он никак не мог решить, что же делать: бежать за Мирой, поддержать ее или не мешать ей, не отвлекать на себя то, что она несла сейчас Дриму? Как оно называлось, Сол не знал, но чувствовал, что в Мире сейчас нарастало что-то важное. Почему-то ему представилось облако, большое и высокое, но уязвимое настолько, что любой порыв ветра легко мог прорвать в нем брешь.

— Я так и знал! Не поверили они, что мы утонули. — Эви обиженно засопел.

Усевшись на край стога, Сол скатился вниз и крикнул ему:

— Давай, я поймаю!

Но Бемби уже взяла Эви за руку, и они съехали вместе. Рассмеявшись от удовольствия, Бемби стряхнула с мальчика сено и, подняв слетевшую бейсболку, зачем-то погладила его по голове.

«Как она с ним возится, — ревниво подумал Сол. — Меня в жизни не отряхнула бы…»

— Интересно знать, как Дрим догадался, что вы именно в эту сторону пошли? — пробормотал он, стараясь вытеснить обиду заботами более важными.

— Он такой, — неопределенно отозвался Эви и первым направился за Мирой.

Дрим уже и сам бежал им навстречу. Кепку Мира сорвала, чтоб он узнал ее издали, и теперь судорожно размахивала ею, как сигнальным флажком. Так и не добежав до шоссе, она остановилась, и Сол каким-то чудом почувствовал, как задрожали у нее, подкашиваясь, ноги, и сердце совсем сбилось с ритма, и как же ей захотелось сесть прямо на скошенную траву. Это было странное ощущение, словно тело Миры сейчас было связано с его собственным. Ничего подобного Сол до сих пор не испытывал, хотя мама и гордилась тем, что он всегда пытается «влезть в чужую шкуру».

«Сейчас он полезет к ней обниматься! — догадался Сол и с презрением отвернулся. — Эти взрослые всегда так делают… Зачем это им?»

И в самом деле, Дрим обхватил девочку и замер, стиснув ее так, словно только ради этого ее и разыскивал. Решившись посмотреть на них, Сол разглядел, что они даже не говорят ни о чем, а просто стоят так, даже не видя друг друга.

— Пойдем к ним, — позвала Бемби. — Чего нам бояться? Мы их не похищали.

— Я и не боюсь! — отрезал он.

Сестра посмотрела на него как-то слишком внимательно:

— Да я не в этом смысле… Я знаю, что ты ничего не боишься. Это все знают.

Это было неожиданно. Сестра не баловала его добрым словом. А ведь Сол и сам о себе не решился бы сказать, что совсем уж ничего не боится. Наоборот, ему очень часто бывало страшно, только он умел заставить себя не бояться.

— Ну уж, — смущенно выдохнул он, только этого Бемби уже не услышала.

Или просто не обернулась. Она шла слишком быстро, Сол с трудом поспевал за ней. Ему даже показалось, что они дойдут прежде, чем Дрим, наконец, выпустит Миру, а ведь так нельзя! Неловко как-то… Но Мира сама высвободилась и, оглянувшись, замахала им рукой.

«Уронила мою бейсболку, — заметил Сол. — Вот спасибо! Ничего ей больше не дам!»

Словно услышав его упрек, Мира наклонилась, подняла кепку и двумя пальцами сняла с нее соломинки.

— Это Дрим! — прокричала она, хотя они были уже близко и могли расслышать.

Бемби ответила, не повышая голоса:

— Мы уже поняли. Вот так встреча! А мы ведь к вам шли.

— А это Бемби! — продолжая задыхаться от радости, Мира схватила ее за руку. — А вот — Сол! Они самые лучшие! У нас еще не было таких друзей.

— Очень рад. Спасибо, что помогли. — Дрим улыбался, но глаза его показались Солу темными.

На этот раз Бемби заговорила более сухо:

— Мы помогли бы еще больше… По крайней мере, постарались бы помочь! Если б понимали, в чем дело. К вам мы только за этим и шли. Другой помощи нам не нужно.

— Вы нам скажете? — напористо потребовал Сол.

Про себя он уже решил, что Дрим ему не нравится. Совсем не нравится. Вовсе не из-за того, что Мира с ним так обнималась! Вот еще… Просто не нравится. Бывает же так!

Дрим перевел взгляд на него, и Солу сразу стало неуютно. Глаза у него были большие, но в них ничего не было. Солу показалось, что они совсем пустые.

— Прямо сейчас? — голос Дрима тоже звучал равнодушно.

— А почему бы нет? Здесь уж точно никто не подслушает. Сядем и поговорим начистоту. Чего тянуть? — Бемби уже говорила тоном брата, и это удивило даже самого Сола.

Приняв ее слова за приказ, Мира послушно опустилась на землю и виновато улыбнулась снизу:

— Хорошо, а то ноги уже не держат…

Присев, Дрим взял ее за руку и проверил пульс.

— Напрасно ты бегаешь…

— Она к вам бежала! — резко сказала Бемби.

— Я знаю. Все равно не нужно этого.

Мира перестала улыбаться:

— Чего — этого?

И, вырвав у него руку, неожиданно заговорила совсем по-взрослому:

— Чего не надо, Дрим? Бегать? Радоваться? Да ведь все люди это делают! Я не такая, как все, это я уже поняла. А какая же я? Какая?! Почему ты даже сейчас тянешь? Почему ты мне правды не скажешь?

Сол украдкой взглянул на Эви: «Он тоже заметил, что сейчас она говорит только о себе. Она не помнит о нем. Я, наверное, обиделся бы…»

Задев его локтем, Бемби требовательно произнесла:

— Нам тоже хотелось бы услышать.

Поглядев на нее снизу, Дрим задумчиво проговорил:

— Я предпочел бы, чтоб это услышали только двое моих ребят.

— Твоих? — внезапно очнулся Эви. — Какие же мы твои, Дрим? Мы, получается, кроме вранья от тебя ничего и не слышали. Своим разве врут?

Мира придержала его, поймав за руку:

— Сол с Бемби спасли нас. Ты не знаешь, Дрим, нас ведь чуть не убили!

— Я вижу, — он поднес палец к синяку на ее скуле, но не коснулся.

— Знаешь, за что? За то, что мы — уроды! А мы и не знали, что мы — уроды.

У Сола вышло слишком громко:

— Да никакие вы не уроды!

— Мы все равно им все расскажем, — добавила Мира. — Так что давай, Дрим…

Позднее Сол восстанавливал свои ощущения: он будто выслушал от Дрима пересказ какой-то фантастической новеллы или одной из серий «Секретных материалов», которые они, оказывается, неспроста вспомнили за ужином. Только никаких инопланетян не было. На Земле хватает людей, которые могут сотворить с ней такое, до чего никакие пришельцы не додумались бы…

Это был закрытый город-«спутник», в котором жили в основном физики-ядерщики и биологи. Дрим не сказал, где находился этот город, а Солу почему-то страшно было спросить об этом… И как положено, ученые проводили эксперименты, о которых никогда не пишут в газетах. И которые не всегда бывают удачными… Так вот в одной из лабораторий и случился взрыв.

Дрим и сам толком не знал, что именно было выброшено в атмосферу, потому что та программа была правительственной, и все концы сразу спрятали в воду. К счастью, от взрыва даже никто не погиб, и это все посчитали фантастической удачей. Может, все и обошлось бы без последствий, если б в городе не было беременных женщин. На уже рожденных детей катастрофа никак не подействовала, по крайней мере, видимых увечий не нанесла. Но вот о тех, что были еще в утробе, этого сказать было нельзя…

Каждый в свой срок они появились на свет, и еще в роддомах у новорожденных были обнаружены признаки «усталости» не просто отдельных тканей или органов, а всего организма. Сола, помнится, удивило это слово «усталость», но позднее Бемби объяснила, что это вполне медицинский термин. Он означает — изношенность. Эти дети только-только родились, а внутри у них все уже было в таком состоянии, будто они прожили лет по пятьдесят.

— У вас была крайне низкая активность окислительных процессов. Белок с трудом вырабатывался… И ткани плохо потребляли кислород…

Дрим старался смотреть в глаза то одному, то другому, но это давалось ему через силу. Хотя всем было ясно, что в том взрыве он не мог быть виноват.

Солу запомнилось, что Дрим говорил еще какие-то сложные и малопонятные вещи о программе, заложенной в ДНК клеточного ядра, развертывание которой прошло в десятки раз быстрее положенного… О повреждении генетического аппарата клеток… И еще о чем-то — всего Сол и не запомнил. Он понял одно: остановить то, что происходит с Мирой, невозможно. А вылечить совсем — тем более…

— Значит, я уже просто очень старая?

В ее голосе Сол не услышал ни ужаса, ни отчаяния. «Сказали бы мне, что я стал стариком, да я завопил бы от страха!» — он потрясенно разглядывал Миру, хотя до конца еще не верил: может, она притворяется, чтобы никого не расстраивать?

— И я тоже? — протянул Эви.

Вот он не скрывал, что его тянет заплакать, и у Сола ответно защипало в носу: «Они — старые. Они скоро…» Он подавился этим словом, и из горла вырвался какой-то странный звук. Но никто не взглянул на него осуждающе или насмешливо. Друг на друга вообще почти не смотрели. Каждый глядел перед собой, в точку, видимую ему одному.

Мира внезапно спохватилась:

— А родители наши где? Ты же только что сказал, что у нас были родители! Как у них! — ее рука дернулась к Солу.

— Я не знаю, — устало сказал Дрим. — Действительно не знаю, что с ними… Куда их дели, чтобы не проболтались… И живы ли они? Я ведь вообще не там жил. Даже не слышал об этом городке… А кто о нем слышал? Никто и не узнал, что там произошло. А я тогда еще в университете учился, был этаким энтузиастом, мечтал работать в школе. Чтобы детей не одни только женщины воспитывали… Между прочим, мы учились в одной группе с Пратом, нам обоим предложили участвовать в некой секретной программе. Нам это показалось жутко заманчивым! Тем более, доучиваться не надо было. Дипломы нам выдали сразу же.

— Еще бы не заманчиво, — пробормотала Бемби.

— А работу предлагали как раз по специальности — с детьми. И деньги не такие, как в школе. Одно условие: жить в изоляции. Сношения с внешним миром минимальны. Но мы тогда все презирали существующий мир, нам не казалось трагедией отказаться от него.

Продолжая вглядываться в ту же точку, Мира спросила:

— Почему?

— Почему? О, для этого надо рассказать тебе всю историю человечества. Это длинная и некрасивая история. Как-нибудь потом…

— Ты не расскажешь…

— Расскажу. Но сейчас-то мы говорим о вашей истории. И моей тоже…

Бемби хмуро спросила:

— Так вы толком и не знали, на что идете?

— До тех пор, пока не подписали контракт. Потом нам все объяснили и дали понять, что не стоит нарушать условия договора, потому что сирот среди нас не было. А если нам дороги наши родные, оставшиеся здесь…

— Ну, понятно, — вклинился Сол. — Все, как в кино. Обычный шантаж.

— Это в кино, как в жизни, — возразил Дрим. — Только не все с этим в жизни сталкиваются.

— Что такое — контракт? — спросила Мира, ни к кому не обращаясь.

Сол ответил ей, чтоб было понятней:

— Договор такой. Обещаешь что-то и нарушать слово нельзя.

Прищурившись, Бемби поинтересовалась:

— А ведь имя у вас тоже вымышленное?

Не сразу, но Дрим все же ответил:

— Да, конечно.

— Я так и подумала…

— Вам это было несложно. А наши дети не имели представлений о том, какие имена существуют в мире.

Раздраженно дернув плечом, Бемби бросила:

— Странное имечко вы себе выбрали. Такая завышенная самооценка…

— Почему? — удивился он, а потом рассмеялся. — Да это не я сам — мечта. А то дело, за которое я взялся. Я в этом деле — это была мечта.

Сол недоверчиво прищурился:

— А что в нем такого уж особенного?

— Я придумал это имя, когда нам сказали, что мы будем работать с уникальными детьми. Не просто работать — жить. Пройдем с ними весь жизненный цикл.

— И похороните, — безжизненным голосом добавила Мира. — Эви, помнишь, как мы хоронили котят? Тогда мы даже не знали, что люди тоже умирают. Как вы собирались скрыть это? А, Дрим? Что вы наврали бы, когда первый из нас умер бы?

Он ответил так же ровно:

— Сказали бы, что он в изоляторе. Тяжелая инфекция. Проведывать нельзя.

Бемби жестко усмехнулась:

— Вот уж придумали! Он что, болел бы несколько лет?

— Лет? — у него тоже дрогнул рот, но это не было даже усмешкой. — Каких лет? Они родились один за другим. Между Мирой и самым младшим мальчиком…

Эви подсказал:

— Малсом.

— Да, Малсом. Я помню. Так вот, между ними разница — восемь месяцев. Это самое большее. Они… ушли бы точно так же, как появились на свет — один за другим.

Выдержка внезапно изменила Мире. Она выкрикнула так же пронзительно, как полчаса назад звала Дрима:

— Они?! Кто — они? Это же мы! Мы. Ты же говорил, что мы, как родные… А получается, ты только и дожидался, когда я умру, чтобы вернуться сюда, в настоящий мир!

— Это неправда! — у него багрово вспыхнули щеки.

— Ты, наверное, надеялся, что мы быстрее умрем? А мы все живем и живем… Зачем? Зачем вообще нас оставили? Зачем нам нужна была жизнь, если мы уже родились стариками?!

Прикрыв глаза, Дрим принял все, что она выкрикнула ему в лицо. Когда Мира замолчала, он посмотрел на нее без гнева.

— Парадокс в том, что у вас только физическое развитие… пожилых людей. Но вы думаете, как дети. Реагируете на все, как дети. Играете… Хотя это, понятно, не сразу проявилось. Но как раз это интересно было проследить. Понаблюдать за вами. У каждого воспитателя — своя группа, и мы записываем свои наблюдения каждый вечер. А потом передаем их.

Мира спросила уже прежним бесстрастным тоном:

— Я в твоей группе?

— Конечно. Мне повезло.

— А я? — быстро спросил Эви.

— А ты у Неды.

Он разочарованно шмыгнул:

— Я думал, у Прата…

Улыбнувшись, Дрим попытался коснуться его плеча, но мальчик отшатнулся. И все же Дрим сказал:

— Прат не по обязанности хорошо к тебе относится.

— А почему он тогда с тобой не пошел?

— Чтобы остальных детей переполошить? То, что меня одного нет, еще можно как-то объяснить.

Обращаясь в пространство, Бемби зло проговорила:

— Тоже мне — проблема! Для вас-то? Столько лет врали изо дня в день, а тут вдруг забеспокоились!

Взгляд Дрима опять сделался измученным.

— А вы думаете, лучше было бы сказать им правду? Они жили надеждой, что вырастут и станут такими же, как мы. Если б мы им сказали, это убило бы их еще при жизни. Разве не так? Я не чувствую ни малейшей вины за то, что мы поступили так, а не иначе.

Тут Сол не выдержал:

— Да они же как в клетке у вас сидели! Они вон стог сена в первый раз увидели. Дома многоэтажные… Что такое деньги, и то не знают!

— Вот уж, невелика потеря. — Дрим состроил презрительную гримасу. — Да, мы действительно оградили их от всего, что есть за Стеной. Но что здесь есть? Ты же сама сказала, — он уже обращался только к Мире, — что вас чуть не убили. А ведь так было бы не раз. Ото всех подонков ты не уберег бы ее, Сол.

— А ты сам? — едва слышно спросила Мира. Она опустила голову, и голос показался сдавленным.

Дрим нагнулся к ней:

— Что ты говоришь?

Вскинув голову, Мира повторила уже громче:

— Ты сам, если б мы жили здесь… И ты не был бы моим воспитателем… Ты ведь не стал бы спасать меня, правда? У тебя ведь просто контракт… Программа…

«Только бы она не расплакалась! — всполошился Сол. — Потом… Ночью… Наревется еще. А перед ним — не надо».

Ни на что особенно не рассчитывая, он, подхватив последнее произнесенное Миро слово, неожиданно для всех заговорил тем утробным, исковерканным голосом, каким всегда смешил девчонок в классе:

— Программа нашего представления следующая…

Глаза у Миры сразу увеличились в два раза:

— Это кто? Ты?

— Что — я? — спросил Сол уже своим обычным голосом.

Дрим вдруг звонко, взахлеб расхохотался. «И не подумаешь, что он умеет так смеяться!» — удивился Сол. Обращаясь к его сестре, Дрим весело произнес:

— «Черный обелиск», да и только!

В расширенных глазах Бемби промелькнула паника. Она догадалась, что речь идет о книге, но понятия не имела, о чем там речь идет. Мгновенно забыв все прежние мечты о сладкой мести сестре, Сол рванулся на выручку:

— Ремарк — любимый папин писатель!

— Я тоже его люблю, — улыбнулся Дрим. — Не думал, что и ты знаешь эту книгу. Она, в общем-то, для взрослых…

Бемби посмотрела на брата с обожанием:

— Он у нас много знает!

«Все! — обрадовался Сол, из-под ресниц взглянув на Миру, которая больше не собиралась плакать. — Увел, увел!»

Вопросительно поглядывая на него, Бемби проговорила:

— Ну, что? Поехали к нам? Не век же здесь сидеть.

Дрим пристально посмотрел на нее:

— Вы и меня приглашаете?

— Конечно, — ей удалось выдержать его взгляд. — Я даже попробую приготовить обед. Хотя ничего не обещаю…

— В этом я вам помогу, — оживился Дрим. — Когда я начинаю чувствовать, что у меня уже в печенках стоит столовская еда, то готовлю у себя в домике. Иногда неплохо получается.

Не глядя на него. Мира сказала:

— А я не знала.

— Это тайна, — печально отозвался он. — У нас все — тайна. Мы сами — тайна… Я надеюсь, вам не надо говорить, что обо всем этом ни одна живая душа не должна узнать?

У Бемби презрительно приподнялась верхняя губа:

— А то что?

— Не знаю. Боюсь даже предположить… Никто ведь так до сих пор и не узнал, что стало с родителями всех наших детей. И что там был за эксперимент. Хоть времена и изменились, как говорят… Мы можем только предполагать, почему правительство так озаботилось… С ним лучше не шутить.

— Мы смотрим телевизор, — сурово ответила Бемби. — Нас учить не надо. Правда, Сол?

— Не надо, — угрюмо подтвердил он.

Вдруг его так и подбросило: Эви всхлипнул! Эви, которого он совсем упустил из виду. Эви, тоже всего минуту назад узнавший, что умирает…

— Лучше… А кому от этого лучше? — он совсем уже по-детски икал и захлебывался. — Мы же все умрем… Кому это надо?

— Никому. Никто этого не хотел, поверь мне. Просто сбой в ходе эксперимента.

Неумело обхватив вздрагивающую голову мальчика, Сол выкрикнул:

— Да замолчите вы! Вас послушать, так вы никогда ни в чем не виноваты!

— Кто — вы? — холодно уточнил Дрим.

— Взрослые! Вечно напридумываете каких-то гадостей, а нам расплачиваться. Да я бы… Я бы никогда не стал взрослым, если б мог!

Бемби осторожно вмешалась:

— Сол, взрослые ведь тоже разные…

— Пойдем, Эви, — он посмотрел на сестру с ненавистью. — Она тоже уже… Не наша. Мира, ты с нами?

Не вставая, она угрюмо сказала:

— Я же не доеду сама.

— Я сам вас обоих отвезу! Сначала Эви, потом тебя.

— Не дури! — оборвала его Бемби. — Мы приехали вместе, и уедем так же.

Через плечо глянув на рыжие волосы, Сол отрывисто спросил:

— А он?

Тот ответил, обращаясь к Мире:

— Если хочешь, я вернусь назад. Скажу, что не нашел вас.

Сухая травинка неслышно надломилась у нее в пальцах. Когда Мира подняла голову, Сол с тоской отметил, что глаза у нее перестали светиться.

— Завтра. Ладно, Дрим? Сол, ты разрешишь? Пусть сегодня он побудет с нами. А завтра… Там — как захочешь.

— Только вам придется идти пешком, — сказала Бемби таким тоном, будто все уже было решено.

Дрим опять посмотрел на нее тем взглядом, который Солу казался очень странным.

— Да я так и рассчитывал. Теперь мне будет даже легче: я пойду за вами…

 

Глава седьмая

о восходе и заходе солнца, и о реках, уносящих в будущее

Мира смотрела, как солнце робко поднимается в небо. Теперь, когда ночами осень уже давала о себе знать, оно, казалось, не было уверено в том, что еще имеет на это право. Может быть, солнце даже не подозревало, что для каждого человека главное — чтобы оно взошло. Хотя каждый день люди об это не думали. Возможно, кто-то и за всю жизнь ни разу не задумался. Кто-то… Но людей ведь много! Оказалось, что их целые миллиарды.

Сегодня Мире почему-то особенно хотелось увидеть, как родится солнце. Ей не очень приятно было думать, что это настойчивое желание возникло потому, что внутри нее что-то подсказывало: это в последний раз. Она отгоняла эту мысль, но не из страха. Его вообще не было. И обиды больше не было. Только усталость. Дрим сказал, что она уже родилась с этой усталостью. Теперь Мира особенно это чувствовала.

Дрим помог ей выйти на балкон, усадил в узенькое плетеное кресло и укутал одеялом, которое принесла Бемби. Все чаще Мира замечала, как он смотрит на Бемби — удивленно и чуть испуганно. На ее памяти он ни на кого еще так не смотрел… Только через усталость, которую она сейчас в себе чувствовала, не могли пробиться ни ревность, ни жалость к себе.

«Пусть, — она смотрела на солнце и воображала, что у него тоже рыжие волосы. — Это хорошо… Они оба — хорошие».

Когда прямо на балкон Бемби принесла ей теплое молоко с бубликом, Мира спросила:

— Когда ты станешь врачом, ты придумаешь, как лечить таких, как я?

— Я постараюсь, — серьезно ответила Бемби. — Папа говорит, что я настырная… Может, у меня и получится.

— И еще… Я знаю, ты это Эви обещала. Но для меня тоже… Сочини сказку.

— Сказку?

— Не обязательно сейчас! Когда-нибудь сочини… И пусть в ней все будут просто детьми… Ладно?

— Ладно. Они не будут стареть.

— Ну да! Будут, конечно. Только не так быстро.

— Не так.

Мира задумалась, жуя бублик, потом улыбнулась:

— Вот бы увидеть, каким вырастет Сол! Он, наверное, будет красивым. Он и сейчас красивый.

— Да? — неподдельно удивилась Бемби. — Вот уж не замечала…

— Я думаю, он станет великим математиком. Ты еще гордиться им будешь!

Поправив ей одеяло, Бемби буркнула:

— Очень сомневаюсь…

Мира строго посмотрела на нее:

— Он — умный. Но ничего из себя не корчит. А то, знаешь, умники какими бывают… Знаю я одну… Руледой зовут. Она так и старается показать, что умнее тебя. Прямо из кожи вон лезет! А зачем? Если человек умный, это же и так видно.

— Если так старается показать, значит, наоборот — дура, — категорично заявила Бемби. — Вот наши родители, они никогда ничего из себя не строят! А ведь оба такие талантливые… Жалко, что их сейчас нет…

Мира спокойно кивнула:

— Я их уже не дождусь.

— Ну, зачем ты так говоришь! — задохнулась Бемби.

— Знаю потому что… А что ты кричишь? Ты же и раньше знала, что старики умирают. Это мы не знали…

Бемби растерянно прошептала:

— Но ты ведь не…

Вытянув руку, Мира весело воскликнула:

— Смотри, уже как высоко! Оно осмелело.

— Солнце? — Бемби прищурилась, и в уголках глаз проступили смешные морщинки.

— Не щурься! — испугалась Мира. — Не так сильно… Сол мне сказал, что все люди возвращаются. Это правда?

Мгновенно презрев свои естественно-научные познания, Бемби твердо сказала:

— Я в это верю.

Мира перешла на шепот:

— Вот теперь я только и думаю: поскорей бы умереть!

— Мира!

— Сол сказал, что умрет только тело. Вот это… Что в нем хорошего? В следующий раз у меня ведь будет другое. Может, мне больше повезет?

Стараясь принять равнодушный вид, Бемби заверила:

— Это уж точно. Дважды такое не повторяется. Это, знаешь… Закон природы.

Такого закона не было, но Мира знала так мало, что ее легко было обмануть. Бемби только сказала это и тут же почувствовала свое сердце. Это не было для нее обычным делом, и как будущий медик, Бемби уже знала, что если человек чувствует что-то в своем теле, это уже ненормально. До сих пор такое с ней редко случалось, а вот за последние сутки уже два раза. Первый — когда она как следует разглядела лицо Дрима…

— Здорово, — довольно произнесла Мира. — Вот еще бы нам всем встретиться!

Неожиданно для себя Бемби развеселилась:

— А почему бы и нет? Вот вырастет Сол, женится, и у него родится дочь… Вдруг это ты и будешь?

Блеснув глазами, Мира прыснула, затем посмотрела на Бемби испытующе:

— А ты ведь еще раньше поженишься.

— Замуж выйду…

— Ну да, правильно. Я все путаю, мы ведь про это вообще ничего не знали.

— Сол просветил?

Не ответив, Мира спросила, глядя уже на солнце:

— А за кого ты хочешь выйти?

Бемби стало как-то жарко:

— Да ни за кого… Я вообще пока не собираюсь.

— Почему? Ты не хочешь, чтоб я у тебя родилась?

— Ну, что ты?! Я бы с радостью, честно-честно! Только за кого мне выходить?

Губы Миры слабо дрогнули:

— Ну, ладно. Не хочешь — не надо.

— Почему же не хочу? — неразборчиво проговорила Бемби.

Но Мира заговорила уже о другом:

— А ты знаешь, почему улитки выползают из своих раковин? Я так подумала: может, им тоже хочется поскорее умереть? И превратиться в кого-нибудь другого… Слизни ведь противные. Люди их убивают.

— Я никогда не убивала…

Бемби понимала, что не должна защищаться, но почему-то искала оправдания, как будто именно она и была тем абстрактным человеком, который давил слизней только за то, что они вызывали в нем отвращение.

«А что, если я тоже в ком-нибудь его вызываю? — Бемби стало тоскливо от этой неприятной мысли. — Меня раздавят? Люди так делают? Ей уже известно об этом больше, чем мне…»

Смешно зажмурившись, отчего ее лицо стало совсем сморщенным, Мира мечтательно произнесла:

— А Сол, по-моему, родится птицей.

— Чирикать он уже научился, — неодобрительно заметила Бемби.

— Ну да! У него так здорово получается!

«Сказать? — замерла Бемби. — Хуже ведь не будет. Да она, наверное, уже и сама догадалась…»

Решившись, она выпалила, понизив голос:

— А мой братец ведь влюбился в тебя!

У Миры вытянулось лицо:

— Ты зачем так? Я же не плачу… Не надо мне больше врать.

— Я не вру! — гневно воскликнула Бемби. — Вот еще — врать! Это же видно невооруженным глазом.

— Каким?

— То есть без очков, это выражение такое. Ты ведь непохожа ни на одну из его одноклассниц. Да и вообще не на одну…

— Потому что я — старая…

— Совсем не поэтому! Сола они только раздражают, потому что вечно визжат и ябедничают. И с ними не поиграешь, а ты с ним даже крепости строила.

— Так это ведь интересно!

— Вот именно. Тебе — интересно. А им — нет. Поэтому он так на тебя и смотрит!

Проведя языком по сухим губам, Мира бесстрастно сказала:

— Как Дрим на тебя.

— Дрим?!

Бемби растерянно взглянула в окно, за которым был Дрим, и выдавила:

— Да мы же поругались с ним с самого начала.

— Ну да. Поэтому и смотрит. С ним никто никогда не ругался. Когда в карты играли, он все время тебе поддавался… Ты ведь так расстраиваешься, когда проигрываешь! И вы совсем не ругались, когда он обед тебе помогал готовить. Он во всем поможет, он, знаешь, какой! Ты не пожалеешь.

— Мира, Мира, — в ужасе зашептала Бемби, — ты о чем вообще говоришь?! Это же твоя мечта, не моя!

Мира спокойно поправила:

— Была моя. Пусть она станет твоей, я только рада буду. Хоть останется здесь от меня…

Балконная дверь с грохотом открылась, звякнув шпингалетом, как всегда, выпавшим вниз, и к ним из комнаты вывалился Сол. Вид у него был заспанный и немного ошалелый.

— Вы чего не спите? — прохрипел он, с подозрением оглядывая обеих.

Они ответили в голос:

— Солнце встает.

Слегка придя в себя от их смеха, Сол проворчал:

— Вот-вот, оно еще только встает, а вы честным людям поспать не даете.

— Честный человек, сгоняй за молоком, — ласково пропела Бемби. — Я кашки сварю.

— Может, лучше не надо, сплывет ведь все, — отозвался он с опаской.

Она сделала вид, что сердится:

— Иди давай! Нашелся тут критик…

Издав судорожный вздох, Сол вскинул руки:

— Всегда я! Все на мне! — и перешел на свой «искусственный» голос, который всех смешил: — Сестра-палач… Пожить не дает спокойно.

— А твое имя похоже на солнце! — вдруг обрадовалась Мира. — Я сразу и не заметила… Сол — солнце. Ты и сам похож — глаза так же светятся.

От щек к ушам Сола разлился розовый отсвет:

— У меня? Это у тебя светятся…

Внезапно Миру осенило:

— А что, если у меня тоже был брат? Или сестра… Нормальные, не такие, как я.

— Ты — нормальная, — сразу набычился Сол.

— Я о них уже и не узнаю… Что сделали со всеми нашими родителями? Дрим так непонятно говорил об этом! Мне показалось… Их могли убить из-за нас, да?

— Нет! — испугалась Бемби, потому что именно это и ей пришло в голову, когда она слушала Дрима.

Быстро посмотрев на обеих, Сол уверенно сказал:

— Их куда-нибудь переселили, это уж точно. Такое сто раз делали… Они живут себе где-нибудь.

— И тоже ничего обо мне не знают…

Бемби задумалась:

— Как бы это выяснить?

— Не советую.

Голос Дрима всех заставил вздрогнуть. Мира первой радостно вскрикнула:

— Ты проснулся! Доброе утро.

Чуть сдвинув Сола, он наклонился и притронулся губами ко лбу Миры. Бемби осталась недовольна этим его жестом: «Как покойницу поцеловал! Хоть бы уж в щеку…»

— Чего это вы не советуете? — ощетинилась она.

— Лезть в это дело. Правительственные тайны, как правило, так и остаются тайнами, а вот люди исчезают. Тем более, столько лет прошло…

Сол обиженно нахмурился:

— По-вашему, и отвечать за это некому?

— Наверное, есть. Только вот как выяснить — кому?

Мира негромко попросила:

— Не нужно ничего выяснять. Ты сам говоришь, Дрим, столько лет прошло. Может, они сами перепугались тогда, и ничего такого больше не было. Пусть все на нас и кончится…

— Все не кончится, — возразила Бемби. — Ты не кончишься, пока мы живы. Я тебя никогда не забуду. Можешь проверить, когда вернешься.

Когда она волновалась, то начинала сдирать кожицу с нижней губы. Сейчас от этого Бемби удержало только то, что Дрим слишком пристально стал смотреть на ее губы. Ее потянуло прикрыть рукой половину лица, но это, конечно же, насмешило бы его. Бемби ни за что не хотелось выглядеть смешной.

— Я придумал! — от возбуждения Сол даже потер ладони. — Ну их, все эти разговоры, поехали на лодке прокатимся?!

Бемби поежилась:

— На реке уже холодина…

— Так мы же не купаться! В лодке-то сухо.

— А у вас есть лодка? — заинтересовался Дрим.

Сделав важное лицо, Сол ответил:

— У меня есть математик.

— Что есть? — Мира счастливо улыбнулась, дожидаясь очередной выдумки.

— Математик. Учитель. А у него есть весельная лодка. Дрим, вы умеете работать веслами?

— В университетской команде у меня получалось…

— А то я научу!

Бемби щелкнула его по макушке:

— Ой, тренер!

— А он даст лодку? — спросил Дрим.

Возмущенно выпучив глаза, Сол завопил:

— Еще бы он не дал мне лодку! Мне! Я ж его любимчик! Он говорит, что у меня лучшая голова в городе.

— И пропасть скромности, — скептически оглядев его, отозвалась сестра.

— Дура, — немедленно заявил Сол.

Свесившись с балкона, Дрим огляделся:

— Река ведь где-то недалеко?

— Два шага! Ну что, я пошел?

Бемби спохватилась:

— А завтракать? Это ты придумал, чтобы за молоком не ходить?

— Да ну ее, эту кашу! Ты лучше, как вчера — бутербродов наделай! Милое дело.

Он умчался быстрее, чем кто-нибудь ответил ему. Когда хлопнула дверь, Мира вздохнула:

— Жалко. Я тоже хотела бы на лодке…

— Неужели ты думаешь, мы без тебя поедем?! — Бемби даже в жар бросило.

— Я до реки не дойду…

— А велосипед на что?

Дрим обернулся:

— Я понесу тебя. Разрешишь? Как принцессу.

— Руледа так однажды назвала Айзу, — вспомнила девочка. — Она сказала: «Подумаешь, принцесса какая!» А когда я спросила, кто такая принцесса, Руледа сказала, что это просто выдумка. Что на самом деле никаких принцесс нет, а просто так называют избалованных и ленивых девочек.

— Совсем не обязательно, в сказках принцессы и хорошими бывают. И обязательно красивыми… А уж какие они там на самом деле, я не знаю, хотя принцессы ведь до сих пор есть. А в некоторых странах даже короли и королевы, это родители принцесс. И они живут в настоящих королевствах. — Бемби вспомнила, как мечтала в детстве выйти замуж за принца. Только при Дриме невозможно было рассказать об этом.

Мира рассудительно заметила:

— Принцесса все-таки лучше. Она… не старая.

— Так ты разрешишь тебя понести? — Дрим присел и снизу заглянул ей в лицо. Оно показалось ему совсем ссохшимся, как будто за последний день Мира прожила несколько лет.

— А ты донесешь?

Она заставила себя улыбнуться, хотя сейчас радоваться было нечему. Если б он предложил это неделю назад…

Стараясь смотреть только под ноги, Бемби бочком протиснулась мимо него:

— Пойду бутерброды сделаю…

— Закрой дверь, — попросила Мира, когда она вышла. И, немного подождав, сказала: — Дрим, ты только не думай, что я сержусь на тебя. Я кричала вчера… Но это, знаешь, от страха.

Он все еще смотрел на нее снизу, но даже так было понятно, какой Дрим высокий. Еще вчера Мира верила, что однажды станет с ним вровень.

— Я действительно верил, что тебе лучше не знать правды.

Сейчас он говорил только о ней, а не обо всех ребятах, которые тоже были лишены этой правды, но Миру уже и это не радовало. Ей казалось, что она слишком устала и для радости тоже. И больше не хотелось запустить руку в его солнечные волосы… Такого с ней еще никогда не было.

— Слушай, Дрим, — решилась она, — ты можешь пообещать мне одну вещь?

Он настороженно сдвинул брови, которые в отсвете волос казались почти черными:

— Смотря какую…

— Да ничего такого! Ты, Дрим… Пожалуйста! Никогда не обманывай Бемби, ладно? Это же совсем просто!

— Бемби?

Рыжая голова качнулась вниз большим огненным шаром, и Мира перестала видеть его глаза. «Не буду его торопить», — решила она, хотя и не была абсолютно уверена, что торопиться некуда.

Наконец, Дрим поднял голову.

— Ладно, — сказал он. — Я обещаю тебе.

— Спасибо, — ей и в самом деле стало как-то легче. Неприятно думать, что после тебя остается ложь, если даже она пока не произнесена.

— Эй!

Веселый крик Сола долетел снизу, как голос птицы, которая собралась взлететь высоко-высоко. И Мира подумала: «Он взлетит. Жалко, что я уже не взлечу с ним на пару… Мне бы хотелось. Но, может, я правда стану его дочерью?»

— Спускайтесь! — крикнул он Дриму, который опять свесился через перила. — Ключ от замка у меня.

Покивав ему и махнув рукой, Дрим спросил у нее:

— Одеяло оставим тут, или тебе холодно?

«Холодно, — ответила она только мысленно. — Но в одеяле тебе тяжелее нести…»

— Оставим. — Мира заставила себя сбросить его на подлокотник кресла. — Солнце уже вон где!

Дрим улыбнулся и без натуги поднял ее. И, удивившись, осторожно встряхнул:

— Да в тебе веса совсем нет!

Затем добавил, как бы про себя:

— Одна божественная легкость…

В комнате он едва не наткнулся на Эви, которого Бемби уже успела разбудить. Не дожидаясь остальных, он жевал хлеб с повидлом, и правая ноздря у него была измазана коричневой кашицей. Мира тихонько рассмеялась и протянула, подражая Бемби:

— Вот чушонок!

— Идем, да? — глаза у него снова позеленели.

Мира загляделась в них и подумала: «Это главный цвет всего живого… Он еще не скоро умрет».

Выскочив из кухни, Бемби ахнула:

— Вы прямо так и понесете? Не тяжело?

— Своя ноша не тянет. — Дрим улыбнулся всем сразу.

Мира чувствовала, что от этой улыбки ей достается все меньше. Но это уже не обижало…

Бемби распахнула перед ними дверь, щелкнула замком и первой побежала вниз, чтобы они смогли выйти из подъезда. «Я ни с кем не простилась, — подумала Мира о тех, кто остался за Стеной. — Но мы ведь все равно скоро встретимся… Эви придет последним. Это хорошо. Ему тут нравится».

Когда они вышли, Мира заметила на качелях Лопуха, но теперь с ними был Дрим, и можно было ничего не бояться. Она даже оглянулась, осторожно отклонив голову, и посмотрела мальчишке в лицо: сейчас он не выглядел устрашающе. А под глазом виднелся синяк — наверное, Сол постарался.

«Прощай, — мысленно сказала ему Мира. — И не будь ты таким дураком! Человек же не виноват в том, как он выглядит… Я ни в чем не виновата».

Она попыталась поймать лицом луч солнца и согреться им. Но по коже скользил только ветер, потому что солнце пряталось за головой Дрима, выдавая его за себя. Легко смирившись с тем, что с ней прощается только ветер, Мира улыбнулась: «Все равно это хороший мир… Добрый. Все, кого я люблю, они ведь из этого мира. Оказывается, даже Эви…»

— Не холодно? — Дрим заботливо заглянул ей в глаза. — Мне кажется, ты дрожишь.

Она легко солгала:

— Ну да, я волнуюсь. Я же никогда не каталась на лодке.

— Тебе понравится.

— Это уж точно! Дрим…

— Что, девочка?

— Ты и в самом деле не говори остальным. Я подумала… Зачем им знать? Они ведь немножко дольше проживут, если не узнают. Пусть думают, что вырастут! Им еще есть чего ждать.

Река уже была совсем близко, ее синева всплесками отражалась в глазах Дрима. «Какие глаза! — она вдруг почувствовала себя совсем взрослой. — Ни у кого нет таких глаз…»

— Хорошо, будь по-твоему, — согласился он. — Только ты вправе решать, что лучше.

С грохотом пробежав по деревянным мосткам, Сол присел у знакомой лодки и одним движением открыл замок. Вытянув цепочку, он деловито распорядился:

— Все, можно садиться. Я подержу.

Дрим улыбнулся:

— Объявляется посадка. Мира первая.

Он бережно опустил ее на деревянную скамеечку и наспех объяснил, что любой моряк назвал бы ее «банкой». Уцепившись за борта, Мира весело сказала:

— Спасибо, Дрим!

— Ну, что ты…

— Нет, не «что ты»! Спасибо. А можно мне одну секундочку поговорить с Бемби? Это секрет… А потом вы сядете.

— Девичьи секреты? — Дрим отступил и оглянулся.

У Бемби удивленно подлетели брови, но она ничего не спросила и жестом приказала всем отойти подальше. Когда она опустилась на корточки, Мира тихо сказала:

— Только не кричи и не возмущайся. Я чувствую, что сил уже совсем нет, понимаешь?

— Что ты…

— Тихо! Я умру сейчас. Совсем чуть-чуть осталось. Ты когда-нибудь поймешь, что это можно чувствовать… Я хотела тебя попросить… Понимаешь, я ведь не знаю, как это происходит. Может, это очень некрасиво… Я не хочу, чтоб они это видели. Все они, все трое. От меня и так немного красоты было…

— Не говори так.

— Теперь уже незачем врать.

— Ты просто не понимаешь свою красоту! — у нее задрожал голос. — А я понимаю. Сол понимает!

— Раз ты все понимаешь…

— Ты хочешь… — Бемби не договорила.

Мире удалось улыбнуться:

— Толкни лодку. Смотри, какое тут течение! Просто толкни, и меня унесет. Они не успеют нам помешать… А я буду думать, что плыву к морю, я ведь для этого и пришла — чтобы увидеть его. Сол сказал, что все реки впадают в море. Вот там — красота…

Бемби молча смотрела на нее, и хотя Мира знала, что не об этом она сейчас думает, все же сказала с сожалением:

— Вот только лодка не ваша… Солу влетит? Этого я не хочу.

— Не влетит, — глухо ответила Бемби. — Математик в жизни на ней не катался. Только мы… Я сама с ним поговорю.

— Спасибо, — ей так хотелось лечь, что все силы уходили на то, чтобы держать спину.

Заметив это, Бемби отчаянным голосом спросила:

— Уже пора?

— Да, — только и сказала Мира.

Еще секунду Бемби смотрела на нее совсем почерневшими от тоски глазами, потом вскочила и резко толкнула лодку. Потом еще и еще… Миру опрокинуло на спину и закружило, но не на месте, а поднимая куда-то.

«Эта река течет прямо в небо», — успела подумать она прежде, чем услышала чей-то крик, заглушивший все звуки. Она не могла так кричать. Для этого нужно было родиться птицей….

…Крепко сжав мальчика, слезы которого часто и горячо падали на руку, Дрим говорил, глядя вслед той точке, что уже не была просто лодкой:

— Ничего, Сол, ничего. Она очень мудро поступила. По-взрослому мудро и по-детски чутко. Хорошо, что ты встретил ее в двенадцать лет… Теперь она всегда будет оберегать тебя от зла, если оно вдруг захочет поселиться в тебе. Ты ее не забудешь. И я не забуду.

Он выпустил его и присел возле Эви, который сгорбился на серых камнях, но не плакал. Погладив его искалеченную голову, Дрим тихо сказал:

— Ты был ее лучшим другом. Долгие годы — единственным.

— Она вернется! — задыхаясь, прокричал Сол. — Вы не знаете, а я знаю. Она скоро вернется!

— Да. — Дрим вдруг почувствовал, что и сам не сомневается в этом. — Я тоже знаю.

Громко шмыгнув, Сол яростно потер нос и уставился на него с недоверием:

— Вам-то откуда знать?

— Она сама сказала, — за него ответила Бемби. Она так и не заплакала. Ей хотелось кричать в голос с братом, но она загоняла этот вопль в себя, не опасаясь захлебнуться.

— Правда, сказала?

Сол посмотрел на нее с такой надеждой, что она ужаснулась: «Опять?! Ложь во спасение? Неужели никуда не деться от этого? Но ведь это, может быть, и не ложь вовсе…»

— Правда, — решительно сказала она и повторила: — Правда.