Глава первая

Что случилось с Джеральдин Джекман? Хотите знать, как я связалась с семьей профессора? Готова ответить, но только если вы позволите говорить по-своему. Это потребует от меня много сил. Я не из тех женщин, которые в очереди в универсаме живописуют всем обстоятельства своей жизни. По натуре я человек закрытый, предпочитаю держать людей на расстоянии. Но не застенчивый. Это слово у меня ассоциируется с пятилетней девчушкой, закрывающей от смущения лицо на собственном дне рождения. Просто мне нелегко откровенничать с людьми, и меня иногда обвиняют в том, что я недружелюбна и холодна. Поверьте, я постоянно борюсь с этим. Если воспитываешь ребенка одна, приходится говорить и за себя, и за него.

После того как меня бросил мой бывший муж Сверр, я водила такси. Вы можете подумать, что для нелюдимого человека это странный способ зарабатывать на жизнь. На самом деле это было моим спасением – я научилась производить определенное впечатление и скрываться за ним. Играла роль таксиста: произносила общепринятые слова о дорожном движении, о туристах, о том, что слышала по радио, но сама была от этого в миллионе миль. Ничто меня не волновало. Но нынешняя ситуация в корне отличается от всего остального. Даже в камне можно пробудить чувства.

Когда я познакомилась с Джекманами, то такси уже не водила. Получила работу шофера у мистера Стэнли Бакла, исполнительного директора пивоваренной компании «Реалбрю эйлз лимитед». Вот почему ездила на «Мерседесе». Мне он не принадлежит. Место мистер Бакл предложил мне сам, когда однажды вечером возвращался в моем такси из Бата домой в Бристоль. Он был моим пассажиром не в первый раз. Мы разговорились, я нашла его приятным человеком и даже немного флиртовала, как может позволить себе таксистка с мужчиной среднего возраста. Никаких видов на него – я тогда даже не знала, что он пивоваренный босс. Слышала, что у него есть доли в разных предприятиях в Бате и Бристоле и, конечно, видела красивый дом с окнами на Клифтон-Колледж. Когда он предложил мне место, я не испугалась, что он хочет обмануть меня. В конце поездки домой он спросил, сколько я зарабатываю в удачную неделю, и установил такую же постоянную зарплату за шестидневку без сверхурочных. Я могла в любое время пользоваться автомобилем компании при условии аккуратного учета пробега.

Я не колебалась. Работа в такси давала средства к существованию, но это был однообразный труд. До знакомства с мистером Баклом я не видела возможности вырваться из этой круговерти.

Разумеется, вы знаете о счастливом спасении в июле моего сына. Вам об этом рассказывал Грег – профессор Джекман. Это был один из самых ужасных дней в моей жизни и не только из-за того, что произошло с Мэтом. У меня возникли неприятности с полицией. Не в Бате, иначе бы вы знали.

Прошу прощения, я говорю сумбурно. Давайте по порядку, ведь события того дня тесно связаны со всем, что произошло потом.

Рано утром мне позвонил мистер Бакл. Ему требовалась машина. Он спрашивал, сумею ли я подать «Мерседес» в Клифтон к девяти часам. Это, как правило, означало, что он собирается совершить деловую поездку в Лондон и хочет, чтобы я отвезла его на вокзал в Бристоль к поезду. Междугородный поезд идет на час быстрее, чем можно добраться на машине по шоссе. Но в тот раз я ошиблась. День обещал быть жарким, на небе ни облачка. Горничная-филиппинка отвела меня на задний двор, где мой босс в соломенной шляпе, зеленовато-голубых шортах и зеркальных солнцезащитных очках растянулся в шезлонге у бассейна. Единственная дань бизнесу – лежавший на плитках в досягаемости руки сотовый телефон. Он зна́ком пригласил меня сесть на металлический стул.

Настроение мистера Бакли было под стать погоде. Он извинился за то, что вызвал меня так рано, и предложил грейпфрутовый сок. Затем спросил, сдал ли мой сын в подготовительной школе вступительный экзамен в среднюю. Я ответила, что Мэту предстоит сдавать экзамены на будущий год, когда ему исполнится тринадцать лет.

– В таком случае послушайтесь моего совета, Дана: дайте ему отдохнуть от книг – пусть наслаждается летом.

Я кивнула. Мужчины постоянно давали мне советы, в которых я не нуждалась, словно мужскую солидарность оскорбляла мысль, что парень может вырасти жалким существом – маменькиным сынком.

– Причина, по которой я вас вызвал, сугубо личного свойства, – продолжил мистер Бакл. Чтобы до меня яснее дошло, он дотронулся пальцем до края носа. – Семейные ценности. Ясно?

Я изобразила губами букву «О» – мол, все понимаю, но ничего не принимаю.

– Не в моих правилах сбивать с пути истинного молодых дам. – Босс по-волчьи оскалился.

Ирония заключалась в том, что он был прав. Чармин, тигрица с которой он жил, собственными руками лишила бы его самых главных органов, если бы заметила, что на него покосилась другая женщина. Она дала мне это ясно понять, как только мы познакомились.

– То, что я предлагаю, довольно безнравственно. Вы водитель пивоваренной компании, и «Мерседес» тоже принадлежит ей. Но у меня, как вы догадываетесь, есть интересы и в других предприятиях. Я хочу вас, так сказать, позаимствовать на день. В Саутгемптоне ждет партия товаров. Их надо забрать, но все мои водители заняты. Будьте ангелом, помогите! – Босс возвел глаза к небу и сразу стал похож на гипсовую копилку-собачку, которыми пользуются на благотворительных мероприятиях. – Дело исключительно срочное.

Я колебалась. Ели бы он прямо мне приказал, нисколько бы не задумывалась. Но его манера вызвала подозрения. По тому, как он жил, я невольно сомневалась, что вся его деятельность укладывалась в рамки закона. Меньше всего мне хотелось вляпаться в какую-нибудь аферу.

– Что за товар?

– Плюшевые медвежата.

Я решила, что ослышалась:

– Медвежата?

– Восемьсот изготовленных на Тайване медвежат. Очень маленькие. Примерно такого размера. – Мистер Бакл показал большим и указательным пальцем, оставив между ними небольшой просвет. – Почти ничего не весят. Упакованы в четыре картонные коробки и легко поместятся в машине.

В моей голове проносились тревожные мысли. Мозг отбивал слова, словно принтер: доки Саутгемптона… разрешение на ввоз… опасные игрушки… спрятанные наркотики.

– Документы в порядке, если это вас тревожит. Вы только покажете пропуск, заберете товар на складе и привезете сюда. То есть не домой. На Уайтледи-роуд есть запертый гараж. Я дам вам от него ключ.

– Могу я спросить, к чему такая спешка, если речь идет лишь о коробках с медвежатами? – Я старалась говорить так, чтобы босс не почувствовал ничего, кроме любопытства.

Он развел руками, словно все было очевидно.

– Вы не слышали о большом благотворительном дне в замке Лонглит-Хаус? В субботу состоится пикник медвежат. Кто только туда не понаедет! И конечно, дети. Я заказал мишек на сувениры, и не хочу, чтобы ребята остались разочарованы.

– О! – В ушах зазвучала песня про пикник медвежат. Внезапно я почувствовала себя очень глупо.

А Стенли Бакл улыбался.

Разумеется, я согласилась выполнить его поручение.

Я ехала по шоссе, приближаясь к Уорминстеру. Поездка складывалась относительно гладко. Я без труда нашла нужный склад в доках Саутгемптона, расписалась за мишек и погрузила четыре картонные коробки в багажник «Мерседеса». Успела проехать сорок миль в обратном направлении и находилась в Хейтсбери, когда заметила, что меня преследует красная машина. В какой-то момент я приняла вправо, но меня не стали обгонять. Тогда придавила газ – не люблю, чтобы у меня висели на «хвосте». Через милю посмотрела в зеркальце и увидела на крыше догоняющей машины синий проблесковый маяк. Двое мужчин в салоне, насколько я могла разглядеть, были в штатском, но бешено сигналили фарами, поэтому я остановилась на следующей площадке. Они подъехали и встали за мной.

Я опустила стекло. Мужчина подошел к дверце и сказал, что он из полиции. Показал удостоверение, которое выглядело вполне правдоподобно, приказал заглушить двигатель и вынуть ключ из замка зажигания. Я повиновалась, и между нами произошел примерно такой разговор:

– Вы сознаете, что ехали быстрее семидесяти миль в час?

– Не обратила внимания.

– Знаете, какое здесь ограничение, мисс?

– На этом участке – шестьдесят миль в час.

– Куда вы следуете?

– В Бристоль. Возвращаюсь из Саутгемптона.

– Были там по делам?

– Да. – Я вспомнила о грузе в багажнике.

Он спросил мою фамилию, какой-нибудь документ и поинтересовался, чем я занимаюсь. Ответила, что я водитель. Поняла, что на алкоголь меня тестировать не станут. Из красного автомобиля вышел второй мужчина и, приблизившись к нам, показал удостоверение инспектора.

– Багажник закрыт, мисс?

– Полагаю, что да.

– Отоприте.

Я подняла крышку. Все четыре картонные коробки находились внутри. Я подумала о боссе, который нежился у бассейна, в то время как я вляпалась в какую-то историю. Ну погоди, мистер Бакл, если в мишках найдут что-либо недозволенное, я изо всех сил постараюсь, чтобы ответил ты! Мотать срок за другого почетно у воров, но я не воровка. Даже не знаю, что за контрабанда в коробках. Пусть я потеряю работу, но это лучше, чем приобрести судимость.

– Что в них, мисс? – спросил один из полицейских.

– Плюшевые мишки, – сказала я как можно убедительнее. Раз я решила отрицать вину, нужно придерживаться своей версии.

Полицейские переглянулись.

– Как название вашей фирмы?

– Пивоваренная компания «Реалбрю эйлз лимитед», но я ездила в качестве личного одолжения начальнику.

– Личного? Он любит мишек?

Я объяснила, что мишки для пикника в замке Лонглит-Хаус.

– Мы хотели бы взглянуть на них. Будьте добры, откройте одну из коробок.

Извиваясь как на крючке, я сообщила, что коробки не мои, и я не имею на это права. Инспектор кивнул.

– Скажете начальнику, что мы предъявили документы полицейских и предложили сотрудничать. Я так понимаю, что вы готовы нам помогать?

Он протянул мне перочинный нож. Под барабанный бой пульса в голове я разрезала вдоль виниловую ленту, скрепляющую клапаны крышки.

– Раскройте упаковку.

Я убрала лежащий сверху лист поролона и ощутила дрожь облегчения, увидев двадцать пять маленьких желтых медвежат, лежавших в пять рядов на полистироле. Полицейские настояли, чтобы я добралась до самого дна, пока не увидели все содержимое коробки – двести медвежат. Затем попросили проделать то же с остальными коробками. Протестовать не имело смысла – они явно рассчитывали что-то найти. Каждый слой вызывал во мне новый приступ страха, но мы проверили весь груз и не обнаружили ничего, кроме рядов медвежат.

Инспектор взял одну из игрушек и, внимательно осматривая, долго вертел. Затем полицейские отошли и стали совещаться. Я видела, как они крутили медвежонку голову и лапки. Инспектор встряхнул и поднес к уху, затем понюхал. Все это могло показаться смешным, если бы я не была страшно напугана их подозрением.

Полицейским требовалось указание начальства. Инспектор вернулся в машину и взялся за рацию. Стараясь унять волнение, я занялась упаковкой коробок, пока не подошел полицейский и не отдал медвежонка.

– Поскольку вы согласились сотрудничать, мисс, я не стану докладывать о том, что вы превысили скорость. Но считайте это серьезным предупреждением. Ограничения скорости устанавливаются для вашей же безопасности и для безопасности других участниках движения. – О медвежатах он не произнес ни слова.

Я покаянно что-то пробормотала.

Они сели в машину и уехали.

Когда я вернулась, мистер Бакл по-прежнему находился у бассейна, только перевернул шезлонг, чтобы сидеть лицом к солнцу. Его кожа покраснела, и я подумала, что потом ему будет больно. Он был не один – двое мужчин среднего возраста в шортах играли под тентом у бассейна в карты. На меня они не посмотрели. Третий брассом плавал в бассейне, и я не сразу поняла, что его стелющиеся по воде длинные волосы не седые, а очень светлые. Он повернулся и по-мужски, оценивающе, взглянул на меня, но не удостоил даже кивком.

Мой босс спал. Мне пришлось дважды позвать его, чтобы он пошевелился и поинтересовался, который час. Я ответила и спросила, могу ли поговорить с ним наедине. Он заявил, что нет такого вопроса, который он отказался бы обсуждать в присутствии друзей. Тогда я рассказала, что случилось на дороге. Мистер Бакл, не перебивая и не делая замечаний, внимательно слушал.

– Что все это значит? – произнесла я в заключение, и это было скорее требованием, чем просьбой.

Он почесал в затылке:

– Для меня самого загадка, Дана. Они упоминали мое имя?

– Нет.

– Вот вам стиль их работы: за мелкое нарушение такой спектакль. Тормоза и покрышки не стали проверять?

Я покачала головой:

– Разве я не ясно выразилась? Состояние машины их не интересовало.

– Они же видели, что автомобиль новый, и решили прицепиться к чему-нибудь еще. Вы правильно поступили, что держались спокойно, моя дорогая.

Не сомневаясь, что меня дурачат, я заметила:

– У меня сложилось впечатление, что они действовали по наводке. Очень уж уверенно держались.

– С какой стати? Просто у них такой менталитет: увидели большой блестящий «Мерседес», дай-ка проверим, не найдется ли чего недозволенного. Пора привыкать к подобному или ездить медленнее.

– Вы говорите как один из них.

Босс улыбнулся и спросил, не хочу ли я искупаться. Тогда он найдет мне купальник – трусики и лифчик. Или одни трусики, если так мне удобнее.

Он снова изображал ловеласа. Видимо, Чармин дома не было. Я отказалась и собиралась уходить, но босс вспомнил, что мне передали по телефону сообщение: необходимо срочно позвонить на коммутатор компании. Мистер Бакл протянул мне сотовый телефон.

Так я узнала, что мой сын попал в больницу.

 

Глава вторая

Представляете, какое я испытала потрясение? Телефонистка коммутатора «Реалбрю» постаралась сообщить это как можно мягче. Мол, Мэтью упал в реку, а в больницу «Ройал юнайтед» его отвезли из предосторожности. Но что думает мать, если ей сообщают нечто подобное? Только худшее. Подозревает, что чего-то все недоговаривают, чтобы она не впала в панику.

Пока я, рискуя правами и жизнью, на полной скорости неслась в больницу, мне в голову лезло самое плохое. В реальности все бывает далеко не так, как вас пытаются убедить. Я поставила машину на стоянке перед приемным покоем, подбежала к входу, глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, и назвала себя.

Я узнала регистратора, но она встретила меня фальшивой улыбкой, какой в больницах успокаивают родных, чтобы те не устраивали истерик. Сообщила, что Мэтью осматривает доктор Мертак. На вопрос, сильно ли пострадал мой сын, ничего не ответила, только предложила сесть. Потом, повернувшись вполоборота, снова взглянула и спросила, не виделись ли мы раньше.

У меня не хватило сил объяснять, что я работаю в пивоваренной компании и на прошлой неделе привезла мужчину, повредившего кисть на конвейере.

Я сидела в первом ряду и растирала себе руки. Гусиная кожа на них была не оттого, что в больнице был холод. Не забывайте, дело происходило в июле. Меня часто упрекают, будто я смотрю на жизнь слишком серьезно. Нет смысла спорить и убеждать людей, что я люблю повеселиться. Но, как уже говорила, не демонстрирую свои чувства никому, кроме близких друзей. Это вовсе не так уж плохо. Каждый, кто зарабатывает на жизнь, крутя баранку в такси, считает человечество волками и вампирами.

Появился мужчина в белом халате и, назвавшись доктором Мертаком, пригласил следовать за ним. Пока мы шли через двери в отделение, он сообщил, что молодой человек – врач имел в виду моего сына – после неудачного приключения легко отделался. Немного поцарапался и ушиб спину. Он сделал укол пенициллина для предотвращения инфекции.

Спросил, часто ли Мэтью играет у реки, и я честно ответила, что понятия не имела, что он там. Предположила, что сын прогуливал уроки.

– Он мне сказал, что учится в Хоровой аббатской школе.

– Да, но живет дома, а не в интернате.

– Не собираюсь вмешиваться в ваши дела, миссис Дидриксон, Мэтью славный парень. Только не нужно, чтобы такое приключение повторилось. На вашем месте я бы попросил мужа сделать ему строгое предупреждение. На сей раз я бы его не наказывал. Он достаточно физически пострадал. Но объяснил бы юному сорванцу, что к чему.

– Понятно. – Я не стала признаваться, что разведена. – Спасибо, доктор, что возились с ним.

Врач показал мне палату и оставил наедине с Мэтью – моим напуганным сыном, сидевшим на смотровой кушетке.

– Мама! – Его глаза заблестели от радости.

Несколько мгновений я молча обнимала его.

– Я… – начал он.

Я закрыла ему рот ладонью.

– Позднее поговорим. Не здесь.

– Эту одежду мне дали на время. Моя еще мокрая.

– Не важно, – произнесла я.

Вошла медицинская сестра и спросила, есть ли у нас на чем добраться домой. Я кивнула. Она сказала, что мальчику лучше ехать в халате и в сандалиях. Я пообещала, что верну одежду. Хотела отвлечь мозг практическими действиями. Наклонилась, чтобы надеть на ноги Мэтью сандалии. Но он меня опередил, первый их схватил – не желал, чтобы я его опекала. А когда распрямился, я вспомнила, что он в свои двенадцать лет на дюйм выше меня. Любопытно, как изменились наши отношения с тех пор, как сын подрос.

Когда мы вышли в приемную, регистратор дала мне бланк и объяснила, какие графы заполнить. Заметила, что это необходимо и займет минуту. Надо было указать мою фамилию и адрес, дату рождения Мэтью и фамилию нашего лечащего врача. Пока я вписывала данные в бланк, сын с кем-то разговорился. Я подняла голову и увидела полную блондинку с коротко подстриженными волосами и большими серьгами. Она была в расстегнутой синей льняной курточке поверх красной футболки и в белых джинсах. Сначала я решила, что женщина из больничного персонала – развозит чай. Затем Мэтью и она, держа стаканчики в руках, отошли, и я сообразила, что на ней не форма, а своеобразный ансамбль. Я приблизилась к ним.

– Хотите чаю? – Когда женщина улыбалась, у нее на щеках появлялись ямочки. – Присядем на минуту. Как, Мэтью, задний ряд подойдет?

Может, она из органов социальной защиты? Получив картонный стакан, я поблагодарила ее.

– К сожалению, я вас не знаю.

– Наверное, слышали мое имя, – ответила она. – Меня зовут Молли Эйбершо.

Я не сомневалась, что прежде не встречала ее. Но говорила она с апломбом.

– Понимаю, вы спешите домой, и не задержу дольше, чем потребуется, чтобы выпить чаю. Кстати, Мэтью, хочешь печенье? Мне-то самой нужно избегать лишних калорий.

Я стараюсь приводить ее речь слово в слово, поскольку это даст вам представление, что за человек Молли Эйбершо. Ведь она во многом повлияла на то, что случилось. Вы наверняка встречали подобных людей. Наглая, навязывается людям с такой бесцеремонностью, словно они ее закадычные друзья.

У Мэтью хватило ума отказаться от печенья.

– Волнующая история! – воскликнула Молли. – Я находилась в Батфорде, когда мне позвонили, и буквально ринулась по шоссе. Уговаривала себя: надо поостеречься, не то сама попаду в сводку новостей. Но так важно оказаться на месте события первой. Мой фотограф в пути. Мэтью, я хочу, чтобы тебя засняли.

– Так вы репортер? – удивилась я.

– «Ивнинг телеграф», с вашего позволения. Сообщать о спасении необыкновенно приятно. Обычно приходится иметь дело с катастрофами и трагедиями.

Я сказала, что нам бы не хотелось, чтобы о нас писали в газете.

– Миссис Дидриксон, не напишем мы, напишут другие газеты. Спасение вашего сына по местным меркам – большое событие. Обещаю, мы не исказим факты. Поэтому я говорю с вами, чтобы проверить их.

– Какой смысл? – Я оглянулась в поисках, куда бы деть стаканчик с чаем. – Меня там не было. Я знаю даже меньше вашего.

– А я почти ничего не помню, – поддержал сын.

Но Молли Эйбершо не отступала:

– Не хочу вам надоедать. Мне только нужно уточнить основные сведения. Я даже не знаю, как пишется ваша фамилия.

Я сказала.

– Очень необычно.

– Я не хотела бы продолжать.

Молли достала из сумочки блокнот:

– Только самое главное. Сколько лет Мэтью?

Сын покосился на меня, не зная, отвечать или нет. Я по глупости кивнула, решив, что мы можем в любой момент остановиться.

– Двенадцать.

– Ты играл с друзьями в Палтнийском каскаде?

– Да.

– Сколько было друзей?

– Двое.

– Кто они?

– Я не хочу, чтобы у них возникли неприятности.

– Зачем они столкнули тебя в воду?

– Меня никто не сталкивал, я сам упал. Шел по краю и оступился.

– И чуть не утонул?

– Про это мало что помню.

Я поднялась.

– Все. Больше мы вам ничем помочь не можем. Будьте добры, пропустите нас. Мне надо отвезти сына домой.

– Но мы еще не коснулись самого спасения.

– Вы же слышали, что сказал сын. Он ничего не помнит.

– Но того мужчину, который тебя спас, Мэтью, ты должен был запомнить. Ты увидел его, когда открыл глаза.

– Да.

– Ты узнал его имя?

– Нет. У него темные волосы и усы.

– Какие усы?

Мэтью приложил обе руки к лицу и провел пальцами к уголкам рта.

– Такие.

– Как у мексиканцев?

Сын кивнул:

– На нем была полосатая рубашка и галстук.

– Следовательно, одевается хорошо. Молодой?

– Не очень.

– Среднего возраста? За сорок?

– Нет, не такой старый.

– Он говорил тебе что-нибудь?

– В основном разговаривал с Пирсом.

– Твоим школьным товарищем?

Мэтью беспокойно задышал.

– Только не упоминайте его имени в газете. В это время мы должны были находиться в школе.

– То есть прогуливали.

– Это не предмет для обсуждения в газете! – возмутилась я. – Их поведением займется школьная администрация. Пошли, Мэт. – Я шагнула к двери.

– Жаль, что мой фотограф не успел, – посетовала Эйбершо. – Мне неловко просить вас подождать.

– Не собираемся.

Она вышла с нами из приемного покоя и предложила подвезти домой. Я ответила, что у меня машина, и посмотрела вдоль рядов сияющих на солнце автомобилей, пытаясь вспомнить, где оставила черный «Мерседес» компании. Когда подъезжала к больнице, совершенно потеряла голову.

– Вон, – Мэтью показал пальцем.

Молли Эйбершо все еще стояла рядом.

– Вы ездите на «Мерседесе»?

– Мама водитель, – объяснил сын.

– Да, можете записать в блокнот, – усмехнулась я. – Или хотите узнать, сколько миль я наездила за свою жизнь?

– Всем нам приходится зарабатывать на жизнь. – Ее слова прозвучали почти извинением.

Молли искала свои ключи, а я размышляла. Ее замечание пробило брешь в моей обороне. Своей настырностью Молли раздражала меня, но внутренний голос подсказывал, что она занимается нелегким трудом. Редактор посылает ее на задания. Похоже на то, как мой босс, мистер Бакл, отправляет меня на вокзалы в Бат или Бристоль встречать важных гостей. Некоторые из них, я бы сказала, ведут себя не очень приветливо.

– Извините, – обратилась я к ней, – у меня сегодня был трудный день.

– Можно Максиму, нашему фотографу, заехать к вам через часок сделать снимок? – попросила Молли.

Я села в машину, достала визитку и написала на обороте адрес.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Ценю вашу любезность. Ваш муж будет дома?

– Я разведена.

– Мой папа играет в шахматы за Норвегию, – объяснил Мэтью.

Я закрыла дверцу и завела мотор. Когда мы выезжали из ворот больницы, я сказала сыну:

– Тебе не следовало говорить ей об отце.

– Но это правда, – возразил он.

Я промолчала.

 

Глава третья

На следующий день Мэтью не пошел в школу, но не потому, что плохо себя чувствовал. Я решила: пусть денек отдохнет перед тем, как его вызовет директор. Вы, конечно, знаете Хоровую школу аббатства. В ней есть начальные классы, где учится мой сын, и средняя школа для мальчиков от тринадцати лет и старше. В нее он на следующий год не попадет. Вступительные экзамены принимают, когда ученику исполняется тринадцать лет, а у Мэтью день рождения только в феврале. Птицы высокого полета продолжают обучение в лучших частных школах страны, но большинство поступает в обычную среднюю школу. В проспектах учебных заведений много рассуждений о традиционных ценностях. Родителям приходится подписывать документ, разрешающий администрации пороть их детей за плохое поведение. Считается, что таким образом в ребенке воспитывается уважение и преданность, и родители соглашаются. Прогул всегда грозит неизбежным наказанием.

Я училась в большой государственной школе, и мне методы обучения в частных школах чужды. Мучительно сомневалась, нужно ли отдавать в такую школу Мэтью. Но когда сыну исполнилось девять лет, решилась. Мой муж недавно бросил меня, и в этот кризисный период жизни я боялась растить мальчика одна. Все мои связи с мужчинами оборвались: с отцом, который под завязку накачивался пивом, и я научилась презирать его, с братьями, в ком видела лишь соперников, и с мужем, бросившим меня не ради женщины, а из-за шахмат. Какое же право я имела воспитывать из мальчика мужчину?

Уговорила себя: раз эта школа – заведение для мальчиков, Мэтью научится жить среди себе подобных, что поможет ему преодолеть трудности возмужания. Таково было оправдание, и вот, когда он поет в хоре и все такое прочее, я засомневалась, надо ли переводить его дальше. Все эти годы мне приходилось горбатиться, чтобы вносить за него плату, – сначала крутила баранку такси, теперь работаю водителем компании.

Было бы легче, если бы я верила в систему. Принимаю уроки изучения Библии и церковную музыку, латинский язык в качестве обязательного предмета, но зачем все остальное организовывать настолько старомодно? На уроках английского языка они часами разбирают предложения. Список для чтения заканчивается Диккенсом. Учитель математики запрещает вносить в аудиторию калькуляторы. Игры, похоже, сводятся к обучению правильно держать крикетную биту. Никакой радости. Не надо быть специалистом по педагогике, чтобы понять: в этой школе одна зубрежка. А телесные наказания – вообще нечто отвратительное.

Странно, но Мэтью никогда не просил перевести его в другую школу. Единственное, что ему категорически не нравилось, – петь на субботних венчаниях в аббатстве и тратить на это часть единственного в неделю свободного дня. А в остальном он почти ни на что не жаловался. Прогул занятий – в моей школе говорили грубее: «закос» – было чем-то новеньким, если только раньше ему не удавалось умело скрывать свои побеги из школы.

Я спросила сына об этом, и он отнесся к моему вопросу легко. Не отрываясь от телевизора, небрежно бросил:

– Мистер Фортескью ушел на сессию присяжных заседателей. Наш класс отправили в библиотеку, а мы втроем решили сбегать поплескаться. Вот и все.

– Вы выбрали опасное место для плаванья, Мэт!

– Мы не плавали. Так, бултыхались в воде.

– А почему именно ты шел по кромке каскада, а не кто-нибудь из твоих друзей?

– Они сказали, что я испугаюсь.

– О, Мэт!

Он поднял голову, взъерошил волосы и произнес тоном, предвещавшим нечто важное:

– Мам!

Недавно я из «мамули» превратилась в «маму» и посчитала это знаком того, что сын хочет казаться взрослее. В больнице он забыл об этом, а теперь снова из мальчишки превратился в молодого человека.

– Прости, что я доставил неприятности. Обещаю, больше не повторится.

Я не добивалась от него извинений:

– Ты не один такой. В свое время я сама время натворила немало глупостей. Многие в твоем возрасте совершают дурацкие поступки.

Сын удивленно посмотрел на меня:

– Он тоже так сказал!

– Кто?

– Мужчина, который меня вытащил. Почти слово в слово. Мол, иногда в жизни мы совершаем дурацкие поступки.

– Похоже, хороший человек, – заметила я. – Жаль, ты не узнал, кто он такой, чтобы мы могли поблагодарить его. Кроме всего прочего, он наверняка испортил одежду.

– Странно, что ты сказала то же, что и он.

– Еще бы!

– Надо его найти. Мне бы хотелось с ним увидеться.

– Не представляю, куда он мог подеваться в мокрых брюках. Скорее всего, отправился к стоянке такси у аббатства. Завтра расспрошу людей, с которыми раньше работала.

Я сделала громче звук телевизора. Нам обоим было непросто говорить о случившемся на реке.

Утром шоферская братия тепло встретила меня на стоянке такси у аббатства. Начались неизменные подковырки по поводу «Мерседеса», и как я, наверное, «вознеслась». Я спросила о вчерашнем случае. Никто не помнил пассажира в мокрой одежде, но таксисты уже держали в руках утренний выпуск «Телеграф». На первой странице красовалась большая фотография Мэтью. Заголовок гласил: «Скромный герой спасает мальчика в каскаде».

Я прочитала репортаж Молли Эйбершо и должна была признать, что все написано в основном правильно. Хотя не могла припомнить, чтобы говорила что-то добродетельно-ханжеское, как цитировала журналистка, но суть она передала верно: мы с сыном хотим разыскать пришедшего на помощь Мэтью человека и поблагодарить его. Я отдала газету и попросила таксистов сообщить мне, если они что-нибудь узнают.

Из-за моего похода на стоянку я почти на сорок минут опоздала на работу. А когда подъезжала к компании, от неожиданности ударила по тормозам, увидев на директорском месте другой черный «Мерседес». Таких машин в компании было две. Одну водила я, а другая находилась в личном пользовании мистера Бакла. Босс редко появлялся в Батфорде, а если появлялся, то не так рано. Я догадалась, что меня ждет еще до того, как предстала перед администратором Симоном. Тот сказал, что босс велел мне явиться к нему, как только объявлюсь в конторе.

Стэнли Бакл приобрел контрольный пакет акций компании «Реалбрю» в 1988 году, когда она после периода неэффективного управления пришла в упадок. Он вложил достаточно средств в новый завод, нанял персонал, и скатывание в пропасть, судя по всему, прекратилось.

Устроившись в компанию, я поняла, что Стэнли Бакл далек от образа доброго Санта-Клауса. Половину работников он сразу уволил. Еще несколько человек ушли сами из-за того, что он стал закручивать гайки.

Я постучала в дверь и вошла, готовая каяться, если потребуется, молить о прощении, посыпать голову пеплом. Не могла терять работу. Возвращение в такси было невозможно – машину я продала, а деньги потратила на десяток нужных вещей. Вздохнула с облегчением, когда мистер Бакл улыбнулся, посмотрев на меня поверх очков. Одетый, как всегда, в темный костюм в мелкую полоску, вероятно, итальянский и баснословно дорогой, с непременным бутоном красной розы в петлице, он придавал всему окружающему некий плутовской налет. Босс вышел из-за стола и направился ко мне с таким видом, словно собирался обнять меня.

В голове промелькнула мысль: если потребует за опоздание такую расплату, лучше согласиться. Он был лыс и начал раздаваться под своим классно сшитым костюмом – герой-любовник не моей мечты. Но чмокнуться и обняться – это совсем ничего не значит. Босс взял меня за плечи и притянул к себе, а затем пожал ладонь своей горячей рукой.

– Поздравляю, моя дорогая…

Мое недоумение было слишком очевидно.

– …со счастливым спасением вашего сына! Я прочитал о нем в газете. Чудо! Отметил необычное имя. Но на сто процентов убедился, что это вы, наткнувшись на название нашей компании.

Вот оно что: босс обрадовался бесплатной рекламе в местных газетах. Меня спасло могущество прессы.

– Как насчет чашечки кофе? – продолжил он. – Представляю, какое было испытание вашим нервам! Сын действительно не пострадал?

– С ним все в порядке, – ответила я. – Я опоздала потому…

– Опоздали! Мы вообще вас сегодня не рассчитывали увидеть! После такого кошмара! Не хотите взять отгул?

– Вы очень добры. Но то, о чем вы говорите, произошло позавчера.

– Какая разница? Если мы можем вам чем-нибудь помочь, только скажите.

В тот вечер я пришла домой после Мэтью. Он смотрел телевизор и ел тушеную фасоль с сэндвичем. Я не спросила, что было в школе – он и без того наверняка претерпел достаточно унижения.

– Звонила слоноподобная мисс Эйбершо, – сообщил сын.

Я вздохнула, отчасти негодуя на ее упорство, отчасти сетуя на мужскую черствость по отношению к ней.

– Мэт, она не виновата, что такая толстая. Что ей на сей раз понадобилось?

– Спрашивала, не запомнил ли я что-нибудь еще о том человеке. Сказала, позвонит позднее. А что касается толщины, конечно, виновата. Села бы на диету.

– Что конкретно ты ей ответил?

– А что я ей мог сказать? Нос у него английской булавкой не проколот. Обычный мужчина с усами.

Я терпеливо спросила сына, получил ли он домашнее задание.

– До фига. – Он выключил телевизор. – Как всегда, учить латинские слова. А старик Фортескью вообще придумал какую-то историческую чушь. Каждому дал по улице в Бате и велел написать ее историю.

– Тебе какая досталась?

– Он специально это сделал. Мол, раз меня оживляли поцелуем, буду писать про Гей-стрит. Ребята, конечно, поржали.

– Некоторые учителя ведут себя не лучше учеников. Как думаешь начать?

– Сегодня нарисую большой план. Он велел указать каждый дом. Завтра стану выяснять, когда они были построены и кто в них жил.

– Это интереснее, чем учить латинские слова, – заметила я, чтобы ободрить его.

Зазвонил телефон. Молли Эйбершо хотела узнать, видела ли я утренний номер газеты.

– Да, – ответила я.

– Понравилось?

– Что значит – понравилось? Мы не привыкли, чтобы о нас писали в газете. Но пожаловаться не на что. Вы придерживались фактов, ничего не прибавили. А мой босс порадовался, что вы упомянули название его компании.

У Молли Эйбершо выдержки было не меньше, чем у меня.

– Из чистого любопытства: вы больше ничего не выяснили о человеке, который спас Мэтью?

– Нет. Интересовалась, где могла, но безрезультатно. Вы написали в своей статье, что я хочу лично поблагодарить его. Это правда.

Журналистка оживилась:

– Поэтому я решила с вами поговорить, миссис Дидриксон. Статья может иметь продолжение. Объявим кампанию «Найти героя» и обратимся за помощью к читателям.

– Понимаю.

– Вы не слишком воодушевлены?

– Рассчитывала, что больше не появлюсь в газетах.

– Но вы сказали, что хотите его найти.

– Да.

– Данный способ не хуже любого другого. От вас требуется одно: я процитирую ваши слова, что вы стремитесь встретиться с ним.

– Это естественно. Человек рисковал жизнью, спасая моего сына. Я искренне желаю сказать ему слова благодарности, но…

– Прекрасно! Максим хочет сфотографировать вас вместе с сыном. Давайте устроим это завтра до того, как он пойдет в школу.

– Это будет рано. Мэт уходит в половине девятого.

– Не проблема. Максим приедет сразу после восьми. И вот еще что, миссис Дидриксон…

– Слушаю.

– Не возражаете, если Мэтью назовет фамилии двух своих приятелей? Они сумеют вспомнить детали, которые помогут найти его спасителя.

– Давайте не будем впутывать ребят!

– Я хотела бы с ними пообщаться. Получится достаточно полное описание этого мужчины, а наш художник нарисует его примерный портрет, который мы потом напечатаем.

– Так поступает полиция, когда пытается установить личность преступника, – напомнила я.

Возникла недолгая пауза, затем Молли Эйбершо продолжила:

– Это мне в голову не приходило и сомневаюсь, чтобы пришло читателям. В любом случае было бы полезно поговорить с ребятами. Можно по телефону. У вас есть наш номер? Он напечатан на последней странице газеты.

Ничего не обещая, я сказала, что поговорю с сыном.

– Разумно. И конечно, если сам Мэт что-нибудь вспомнит, я с радостью выслушаю его.

– Я ему передам.

Положив трубку, я подумала, как плохо становиться предметом всеобщего внимания. Теперь я хорошо понимала спасителя сына, который предпочел остаться неизвестным.

 

Глава четвертая

В пятницу Мэтью пришел в кухню и открыл холодильник. Я спросила, что он рассчитывает там найти.

– Заварной крем, – ответил сын.

– Ты оптимист! – рассмеялась я. – Вчера доел последнее. Но если так сильно хочется сладкого, в морозилке лежит мороженое. Какое задание ты получил на выходные?

У меня не хватало времени, и разговоры с сыном сводились к подобным репликам. Не хотелось играть роль этакой мамочки-наседки, но в глазах Мэтью я выглядела именно такой. В возрасте сына дети не готовы делиться с родителями мыслями, поэтому наше общение ограничивалось бытовыми вопросами и его домашними заданиями.

Мэт ответил, что ему дали перевод с латинского, нужно подготовиться к предстоящему в понедельник тесту по Священному Писанию и еще – я буквально привожу его слова – «этот долбаный исторический проект».

– Мэтью! – Работая в такси, я слышала выражения и покрепче, но если такое говорит мой сын, меня коробит. – Что тебе не нравится?

– Нам надо выбрать живших на улице знаменитых людей и что-нибудь написать об их жизни. Пирсу легко, ему дали Серкус, там на каждом доме таблички с именами. А мне всучили несчастную Гей-стрит.

– Придется заняться исследованием. В этом, как я понимаю, смысл задания.

– Исследованием?

– Не тупи, Мэт. Следует заглянуть в книги.

– Где?

– Для начала в библиотеке.

– Шутишь?

– Не в школьной – в городской. Пойдем завтра. Я тебе покажу, где искать.

– Завтра в какое время? Ты же по субботам работаешь.

– Пока не знаю. Договорюсь и сообщу.

Взгляд сына говорил, что он не очень мне поверил. Мэт повернулся ко мне спиной и, сутулясь, выскользнул из кухни. Вскоре я услышала, как он включил в комнате телевизор. От постоянного кручения баранки у меня ломило шею и плечи. К чему все это, подумала я, если не удается выкроить время помочь сыну с домашней работой? Отчаяние усугубляла грубость Мэтью. Я постоянно убеждала себя, что в его возрасте все подростки так себя ведут. Просто он недостаточно взрослый, чтобы справляться со своими бушующими гормонами. Хотя бывает, что мужчины так и не взрослеют. Печальный пример отца Метью. Внезапно из комнаты раздался крик:

– Ма, поди сюда!

– Не смей со мной так разговаривать, Мэтью! – возмутилась я.

– Скорее!

Услышав в его голосе настойчивость, я двинулась в комнату и увидела сына, стоявшего на коленях перед телевизором.

– Это он!

– Кто?

– Человек, который меня спас.

На экране мелькнул темноволосый мужчина с усами, затем камера сместилась и стала показывать интерьер огромного зала с колоннами и канделябрами. И остановилась на молодой женщине в синей юбке.

– Сейчас его опять покажут, – предупредил Мэтью.

– Кто он такой?

– Не знаю.

Женщина на экране интересовалась какими-то событиями из жизни Джейн Остен. Снова появилось лицо того мужчины. Он отвечал уверенно, строя фразы так, словно давать интервью было для него не в новинку. В глазах мелькали веселые искорки, будто он находил предмет довольно забавным.

– Это он! – воскликнул Мэтью.

– Тысячи людей носят такие же усы.

– Да.

– Он не может быть тем самым человеком.

– Почему? Он тот самый.

– Сколько людей показывают по телевизору?

Программу могут передавать откуда угодно. Хоть из Шотландии.

– Ма, это первый канал. «Пойнтс уэст». Если ты помолчишь и послушаешь, мы выясним его фамилию.

Мужчина на экране говорил:

– …в «Доводах рассудка» Джейн Остен пишет, что бальные залы сдают позиции тому, что она называет «глупыми светскими гостиными». Пренебрежение, на мой взгляд, притворное. Ее не приглашали туда, куда она хотела бы попасть. По канонам того времени сборища, рауты в светских гостиных являлись дикими событиями, не подчиняющимися правилам и традициям бальных залов. Число посещающих балы сокращалось. В одном из своих писем Джейн радуется, что их снова стало больше по мере того, как теряли значение частные вечеринки.

– Он рассказывает о Бате! – удивилась я.

– То есть менялась модель социальной жизни? – спросила журналистка.

– Да, к тому времени, когда семья Джейн Остен переехала сюда, Бат сдал свои позиции. Звание модного места перехватил Брайтон. Принц Уэльский предпочитал морской воздух, поэтому все тогдашние знаменитости стали ездить туда, а не в Бат.

Журналистка повернулась к камере:

– А бальные залы начали использовать по-иному. Профессор Джекман, спасибо. Профессор организует выставку, посвященную Джейн Остен, которая откроется в сентябре. А как пользовались залом в недавние времена, расскажет другая передача…

Мэт выключил звук.

– Видела? Вот он кто! Его фамилия Джекман!

– Но этот человек – профессор!

– Что из того? Он же вытащил меня из воды! Мама, надо его поблагодарить!

– Мы будем выглядеть ужасно глупо, если ты ошибся.

– Не ошибся!

– Мэт, перепутать легко. Люди по телевизору выглядят иначе, чем в жизни.

– Он точно такой. – Сын упрямо поджал губы. – Неужели ты не хочешь отыскать его?

Я колебалась. Спор грозил перерасти в ссору, и я согласилась:

– Хорошо. Но прежде, чем мы с ним заговорим, ты его как следует разглядишь. Не по телевизору. Интересно, есть ли он в телефонном справочнике?

Мэт побежал за справочником.

В субботу утром все мои подозрения по поводу груза плюшевых медвежат рассеялись. Мистер Бакл попросил отвезти зверушек в павильон Женского института на территории замка Лонглит-Хаус. И теперь мне показались глупыми посещавшие меня в предрассветные часы фантазии, что игрушки набиты героином или бриллиантами. Босс выглядел довольным. Но и о моих делах, как выяснилось, не забыл.

– Я снова прочитал о вас в газете, моя маленькая леди. Видели вчерашний вечерний выпуск? – Он подал мне газету: – На четвертой странице.

Я перевернула листы и увидела на фотографии себя, обнимающую за плечи сына. Выше красовался заголовок: «Помогите найти героя!»

– Господи!

– Надеюсь, этот человек скоро объявится, – заметил мистер Бакл.

– Спасибо.

– Если к началу следующей недели он не отыщется, предложу сто фунтов тому, кто назовет его фамилию.

Я проглотила застрявший в горле ком. Его предложение мне совсем не понравилось. Возможно, он таким образом хотел расплатиться за мою стычку с полицией, когда я везла ему плюшевых медвежат.

– Спасибо. – Тоном я намекнула ему, что благодарна, но без особого энтузиазма. Но эти тонкости босс оставил без внимания.

– Не за что. Жесты, подобные этому, не повредят репутации фирмы.

– Я не уверена, что вознаграждение в данном случае уместно. Вознаграждение объявляют за налетчиков на банки и грабителей.

– И за пропавших домашних животных. Не вижу никакой разницы.

– Не подумайте, что я неблагодарная, мистер Бакл. Я только не хочу, чтобы у этого человека возникло ощущение, будто на него охотятся. Вероятно, он хочет остаться неизвестным и, если таково его желание, имеет право на невмешательство в личную жизнь.

– Логично, – кивнул босс. – Возможно, у него была веская причина уехать из Бата, и сегодня его здесь нет.

– Справедливо.

– Иногда нам всем хочется сорваться с поводка, согласны, Дана?

– Ко мне это не относится, – ответила я. – Но я вам благодарна за предложение назначить вознаграждение.

Прежде чем отправиться на задание, я убедилась, что к коробкам с тех пор, как я их сюда поставила, никто не прикасался. Для полной уверенности пересчитала восемьсот медвежат. Затем поехала в замок Лонглит и отдала игрушки представителям Женского института для раздачи детям. Со всем справилась примерно к половине одиннадцатого. Рано освободившись, решила, что имею право сорваться с поводка – хотя не в том смысле, в каком говорил Стэнли Бакл, – выполнить данное Мэтью обещание. Я забрала сына, и мы поехали на Батуик-Хилл искать Джон-Брайдон-Хаус. Согласно телефонному справочнику, его владельцем являлся Г. Джекман – единственный проживающий в Бате Грегори Джекман. Я смутно помнила, что несколько раз проезжала мимо этого места, но сейчас не собиралась полагаться на память.

– Ничего не обещаю, – сказала я сыну. – Найдем дом, остановимся где-нибудь поблизости и подождем, не появится ли хозяин.

– А если он не выйдет?

– Тогда придется придумать что-нибудь еще.

– Постучать в дверь?

– Не привязывайся, Мэт. Я же сказала, что ничего не обещаю.

В общем, он был прав. Самый верный способ добиться цели – войти в дом. Шпионить за человеком – недостойное дело, но я знала, насколько ненадежен мой сын. Он постоянно фантазирует. Как только научился складывать слова в предложения, принялся населять улицы Бата гоблинами, инопланетянами, кинозвездами и персонажами из телесериалов. И хотя в последнее время ему не удается долго смотреть телевизор, я решила – пусть лучше сначала взглянет на профессора Джекмана на расстоянии, а уж потом мы представимся ему. Не сомневалась: Мэту придется признать, что он ошибся.

Повернув налево, мы несколько минут ехали, разглядывая названия домов. По мере того как расстояние между участками увеличивалось, улица приобретала все более сельский вид. Джон-Брайдон-Хаус находился справа. Табличку с названием на воротах Мэтью разглядел за мгновение до того, как ее увидела я. Мы остановилась так, чтобы «Мерседес» не был виден из построенного в глубине участка дома. Особняк из темно-серого камня, почти целиком увитый плющом, был и не грегорианским, и не современным. Викторианский или эдвардианский, решила я. На полукруглой подъездной аллее стоял коричнево-малиновый автомобиль «Вольво».

– Стоп, шеф. – Мэт сразу вошел в роль игры «Полицейские и воры». – Будем вести наблюдение за притоном отсюда?

– В доме кто-то есть. Давай прогуляемся мимо.

Мы вылезли из машины и двинулись вдоль невысокой, сухой кладки стенки, стараясь не слишком явно засматриваться на особняк. В конце остановились у разросшегося куста пироканты. За ним можно было спрятаться, там открывался хороший обзор дома и подъездной аллеи.

– Вернемся обратно? – спросил сын.

– Постоим немного здесь, – произнесла я.

– Там дальше начинается тропинка. Если по ней пойти в поле, дом будет виден с задней стороны. Может, он работает в огороде?

– Не суетись!

Он пожал плечами и, вскочив на стенку, сел, стуча по камню каблуками. Где-то над нами щебетал дрозд. Я обрадовалась возможности послушать пение птицы – это было редкостью в моей жизни. Мэтью, словно лишь для того, чтобы скоротать время, небрежно бросил:

– Вчера вечером опять звонила Могучая Молли!

На сей раз я не стала упрекать его за то, что он оскорбляет женщину.

– В котором часу?

– Поздно. Когда ты была в ванной. Я ей ответил, что ты не можешь подойти к телефону.

– Что она хотела?

– То же, что и раньше. Спрашивала, нет ли у нас новостей. Сказала, что после того, как они опубликовали статью «Найти героя», в газету звонило очень много людей. Некоторые видели, как меня вытаскивали из воды. Но ни один не узнал спасителя. Я сообщил, что узнал его. Видел по телевизору.

– Мэт!

Сын, сложив на груди руки, поглядел на небо:

– Что тебе не нравится?

– Ты назвал фамилию профессора?

– Конечно.

– Дурачок! А если ты ошибся?

– Не ошибся. Сколько раз тебе повторять?

– Мэтью, ты будешь на меня смотреть, когда разговариваешь со мной? Такие вещи можно сообщать журналистам лишь в том случае, если сам на сто процентов уверен. А иногда вообще не следует общаться с ними.

– Почему? Ты стыдишься? Молли спросила, нет ли у меня чего-нибудь нового. Я что, должен был наврать?

– Ну ты мог, например, сказать… А! Теперь уже не важно. Спрашивается, зачем мы скрываемся за этим кустом, если история стала всеобщим достоянием?

– Это ты предложила, – напомнил неблагодарный сын. Спрыгнул со стенки и произнес: – Теперь можно позвонить в дверь?

– Да. Не сомневаюсь, Молли уже оборвала его телефон. Только вот что, сын…

– Слушаю.

– Предоставь разговаривать мне.

– Говори, сколько хочешь!

Его заносчивость неприятно поразила меня. Я почувствовала в ней мужское высокомерие. Оно ощущалось буквально во всем. Я не сомневалась: сказывается влияние школы. Нельзя допустить, чтобы оно им овладело. Я для него и мать, и отец и имею право требовать уважения. Я схватила сына за рукав пиджака и заявила:

– Будешь мне хамить, придется самому выкручиваться из подобных передряг, потому что потеряешь мое сочувствие.

Его глаза округлились, лицо внезапно стало детским.

– Прости, мама!

– Пошли, покончим с этим делом. – Я шагнула к дому.

Не успели мы дойти до двери, как Мэтью предупредил:

– Кто-то выходит.

Я взглянула поверх стенки и увидела на крыльце мужчину.

– Не он! – произнес сын театральным шепотом.

Я и сама поняла, что человек, надменно и решительно вышагивающий к стоявшей на подъездной аллее «Вольво», вовсе не профессор, которого мы оба видели по телевизору. Гора мускулов и жил – ему было слегка за двадцать, соломенные волосы зачесаны назад, никаких усов. Он был в васильковой рубашке с короткими рукавами, белых джинсах и кроссовках. В памяти мелькнуло, что когда-то я видела его в другой обстановке. Если я узнаю людей, они, как правило, были пассажирами в моем такси. Но порой мозг не может сориентироваться, где ты встречалась с человеком. По-моему, этот молодой блондин в моем такси не ездил. Я взяла Мэтью за запястье:

– Пойдем отсюда!

Не успели мы сделать пару шагов, как стали свидетелями настоящей мелодрамы. Из открытой входной двери раздался пронзительный протестующий голос:

– Ты не можешь так от меня уйти! Вернись! – На крыльцо выскочила женщина с длинными, распущенными рыжими волосами, бросилась вслед за мужчиной и догнала его у открытой дверцы автомобиля. Она была на несколько лет старше мужчины. Ее лицо не потеряло красоты, но кожа была неестественно натянута.

Все произошло, когда мы с Мэтью проходили мимо Джон-Брайдон-Хаус. Я не хотела, чтобы со стороны заметили мой интерес, тем более что женщина была босой и в одной красной шелковой ночной рубашке до бедер. Хотя тревога была напрасной. Действующие лица так увлеклись, что не обращали внимания на окружающих. Женщина схватилась за золотую цепочку на шее мужчины и, пытаясь не пустить его в машину, крикнула:

– Стой, Энди! Пожалуйста, вернись. Чего ты хочешь? Чтобы я встала на колени и умоляла?

Тот, кого она назвала Энди, не ответил. И стал отнимать ее руку от цепочки, словно боялся ее порвать, если просто оттолкнуть женщину. Другой рукой она вцепилась в его пшеничные волосы, но это его как будто не тронуло. Когда цепочку удалось спасти, Энди схватил женщину за запястье, заставив опуститься на колени, а затем презрительно толкнул, и она упала.

– Негодяй! – закричала она, когда ее плечо коснулось гравия. Но удар мог оказаться намного больнее, если бы толчок был сильнее.

Пока она поднималась, Энди успел забраться в салон и, захлопнув дверцу, завел мотор. Женщина молотила кулаками в окно:

– Энди, я не хотела!

«Вольво», выбросив из-под колес кучу гравия, рванул с места и унесся в сторону Бата. Женщина побежала за автомобилем к воротам и, рыдая, глядела вслед.

Мы с Мэтью ускорили шаг от прогулочного до быстрого, сели в машину, которая была, к счастью, припаркована выше по дороге, и закрыли дверцы.

– Кто они такие? – спросил Мэтью.

– Понятия не имею.

– А дом тот самый.

– Да. Но телефонные справочники редко обновляют данные. Может, твой профессор продал дом этим людям и переехал в другое место. В любом случае в эту дверь я стучать отказываюсь.

– Почему они так кричали?

– Нас не касается. Их личное дело.

– Имеешь в виду секс?

– Мэтью, прекрати!

– У нее под рубашкой ничего не было. Она проститутка, ма?

– Не смеши меня. – Я включила зажигание.

– Я просто спрашиваю. Ты никогда не говоришь со мной о сексе.

Вот вам раскрепощенная молодежь. В его возрасте я чуть не умерла со стыда, когда мама мне рассказала, что и как, разумеется, даже не упоминая названий репродуктивных органов.

Мы проехали мимо дома. Женщина скрылась внутри, и дверь была закрыта. В Бате мы остановились на Ориндж-гроув, и я с радостью выполнила другое данное сыну обещание – сводить его в исторический отдел городской библиотеки. Мы провели спокойные полчаса, отбирая на полках книги и находя ссылки на упоминания о Гей-стрит. Оказалось, что улицу назвали в честь некоего Роберта Гея, который владел в том месте землей.

– Велика шишка! – усмехнулся Мэт.

Вскоре нам удалось составить список тех, кто жил на улице, и среди них оказались Джон Вуд, Тобайас Смоллетт, Джошуа Веджвуд, Джейн Остен, Уильям Фриз-Грин. Мэтью выписал фамилии и признался, что ни о ком из этих людей не слышал.

– Узнавай. В этом цель задания. – Я хотела вызвать в нем энтузиазм. – Сейчас пойдем в справочный отдел и я покажу тебе, где искать.

Я оставила сына изучать «Словарь национальных биографий», а сама пошла купить новую парковочную карту. А когда вернулась к машине, там меня ждала знакомая массивная и не слишком желанная особа. Молли Эйбершо поприветствовала меня, сказав, что ребята на стоянке такси узнали мою машину и предположили, что я скоро вернусь. На сей раз она была в разноцветном пончо, которое, вероятно, купила в магазине латиноамериканских ремесел.

– Я решила, вам будет интересно взглянуть на сигнальный экземпляр. – Она протянула мне «Ивнинг телеграф».

– «Профессор спасает тонущего мальчика», – прочитала я заголовок передовицы.

Мы с Мэтью избавили бы себя от неприятностей, если бы воспользовались телефоном, вместо того чтобы таращиться на стену Джон-Брайдон-Хаус. Итак, профессор Джекман – герой Палтнийского каскада.

– Должна признаться, я в восторге, – улыбнулась Молли Эйбершо. – С самого начала это была моя тема. Радует, когда материал находит продолжение.

– Вы сами разговаривали с профессором?

– После того как меня навел на него ваш сын. Светлая голова.

– Вы имеете в виду Мэта?

Журналистка удивленно подняла голову.

– И того и другого. Но сейчас я говорила о мальчике. – Она улыбнулась, и я поняла, что у нее в запасе есть кое-что еще. – Вы не рассердились, что я с ним пообщалась?

– С какой стати? – Я решила, что не позволю вовлечь себя в спор. – Он всегда отвечает на телефонные звонки, если меня нет дома.

– К тому же очень способный. Большинство детей говорят односложно. Школа все-таки имеет значение.

– Вероятно. – Я насторожилась. Не хотела, чтобы в газете снова упоминали школу и Мэта.

– Могу я спросить, вы собираетесь повидать профессора Джекмана, чтобы лично поблагодарить его?

Вот сейчас Мэт мог бы сболтнуть о непристойной сцене, которую видел у Джон-Брайдон-Хаус. Но благодаря историческому заданию мистера Фортескью гнусная история осталась неизвестной для прессы. Я ответила, тщательно подбирая слова:

– Разумеется, мы найдем какой-нибудь способ выразить свою благодарность.

– Готова посодействовать.

– В этом нет необходимости, – быстро возразила я.

– Вы же хотите повидаться с ним?

– Да, но… – Я начала терять самообладание.

– Пожать руку и все такое.

– Пожалуй.

– Завтра он будет в магазине книжной сети «Уотерстоун». Тед Хьюз собирается подписывать экземпляры сборника своих стихов. Приглашены местные любители литературы.

– Я не могу туда пойти.

– Почему? Вход открыт для всех. В этом смысл подобных мероприятий. Речь идет о продаже книг. Вы с Мэтом тихонько подойдете к профессору и поговорите во время аперитива. Это намного проще, чем заявляться домой или в университет.

Я колебалась. Предложение журналистки показалось мне безобидным.

– И Мэту не придется отпрашиваться в школе, – добавила Молли Эйбершо.

– Он по воскресеньям тоже занят.

– Даже во второй половине дня?

Подумав, я решила, что второй такой возможности выразить профессору Джекману благодарность не представится. Уже начала планировать, что бы на себя надеть.

– Мы с вами там увидимся, – сказала Молли Эйбершо.

 

Глава пятая

В то воскресенье около полудня в книжном магазине «Уотерстоун» на Милсом-стрит толпились люди, жаждущие бросить взгляд на поэта-лауреата или получить его автограф. Мы с Мэтом не лезли в гущу – стояли поодаль между секциями фантастики и детективов, стараясь не пропустить появление другого знаменитого человека.

Мэт, как ни сопротивлялся, пришел в школьном, в красную и белую полоску, блейзере, в серых брюках и белой рубашке с галстуком. Я объяснила ему, что в таком месте нельзя появляться в футболке и джинсах – воскресной форме учеников его школы. Футболки и джинсы мальчики надевали под сутаны на службу в аббатстве. Он ворчал, что если одноклассники заметят его разгуливающим в школьной форме по Милсом-стрит, при следующей встрече ему не сдобровать. Я заявила, что мои таксисты мне еще не то устроят, если увидят в юбке.

– Вот он! – внезапно прошептал сын.

– Где?

– В группе с другой стороны, ближе к книгам.

– Книги везде.

– У стены под вывеской «Художественная литература» рядом с женщиной в зеленой шляпе. С ним высокий, черный и лысый с галстуком-бабочкой.

– Точно он? По телевизору он казался выше.

– Да, – кивнул сын. – И он вполне высокий.

– Пожалуй, ты прав.

Профессор Джекман оживленно беседовал со стоящими рядом людьми. С черными усами, быстрым взглядом, энергично жестикулирующий во время речи, он больше походил на гондольера, торгующегося из-за платы, чем на ученого. Мне захотелось подойти и послушать, о чем он говорит. Но я робела при мысли, что придется прервать его, чтобы назвать себя и познакомить с сыном.

Когда возможность поговорить со спасителем наконец представилась, Мэтью тоже смутился и не спешил приближаться. И чтобы потянуть время, сказал:

– Сейчас у него волосы торчат сильнее, чем тогда. Хотя в тот раз он, конечно, намок. И был без пиджака.

– А пиджак-то сшит на заказ, – пробормотала я. – Модный мужчина.

– Я тоже, – буркнул Мэт.

– Вон женщина разносит апельсиновый сок. Пойдем посмотрим, для всех или нет.

Мы не успели сделать и двух шагов, как меня взяли за руку. Повеяло жаром, послышалось звякание металлических украшений. Нас отыскала Молли Эйбершо.

– Вы собрались не в ту сторону, дорогие. Он вон там. Прекрасно выглядишь, Мэт. Пойдемте, я вас познакомлю.

Молли прокладывала дорогу, а мы следовали за ней, как пехотинцы за танком. Люди вокруг профессора внимательно слушали его рассуждения.

– Профессор Джекман?

– Да. – Прерванный на полуслове, он повернулся и удивленно поднял брови.

– Меня зовут Молли Эйбершо. Вчера мы разговаривали с вами по телефону. Я из «Ивнинг телеграф».

– Мне казалось, я дал вам ясно понять, что мне больше нечего сообщить прессе.

Танк, хотя физически замер, во всех остальных смыслах атаку продолжил.

– Не волнуйтесь, профессор. Я не собираюсь добиваться от вас информации. Только хочу кое с кем познакомить. Хотя это скорее воссоединение, чем знакомство. Помните юного Мэтью? – Молли положила ладонь Мэту на плечо, словно профессор мог его не узнать. – Что ты хотел сказать своему спасителю?

– В этом нет необходимости, – произнес Джекман, прежде чем сын успел открыть рот.

– А это его мать, миссис Дидриксон, – продолжала журналистка. – Они специально пришли, чтобы познакомиться с вами.

– В чем дело, Грег? – спросил лысый мужчина с бабочкой. – Настигло прошлое?

Молли, вцепившись как тигрица в плечо Мэта, подтолкнула его к профессору и шепнула мне:

– Останьтесь сзади, миссис Дидриксон.

– Профессор, будьте любезны, взгляните сюда, – раздался чей-то голос.

Блеснула вспышка. Этого никто не ждал, кроме фотографа и Молли Эйбершо. В толпе я не заметила человека с фотоаппаратом. Меня охватила злость. Получалось нечто вроде засады, и мы с Мэтью выглядели участниками заговора.

– Какого черта? – возмутился профессор Джекман.

– Замрите. Еще один кадр, – попросил фотограф, высокий бородатый парень в красной рубашке.

Джекман действовал быстро: шагнул к стенду, за которым стоял фотограф, схватил его за запястье и потребовал открыть аппарат и засветить пленку.

– Не могу.

– Не можете вы, смогу я. – Он потянулся к фотоаппарату.

– Вы сломаете!

– Тогда делайте сами.

– Вы не имеете права! – возмутилась Молли Эйбершо.

– Вношу поправку: права не имеете вы. – Джекман не ослабил хватки, продолжая держать фотографа за руку. – Какие же вы наглые, ребята. Здесь встреча с мистером Хьюзом, а не футбольный матч.

Фотограф надавил на защелку и открыл крышку аппарата.

– Теперь выньте пленку и дайте мне, – велел профессор. Он положил кассету в карман и обвел взглядом любопытных: – Инцидент исчерпан. – После чего повернулся к своим собеседникам.

Он стоял к нам спиной. Ни я, ни сын не имели возможности заговорить с ним. Я похолодела и разозлилась – главным образом из-за Мэта, а не из-за себя. Какой ужасной концовкой обернулось благопристойное желание сына поблагодарить своего спасителя. И винить в этом следовало не профессора, а Молли Эйбершо. Нас просто цинично использовали. Нас всех.

Я посмотрела туда, где журналистка совещалась со своим фотографом.

– Оставь, ма, – попросил Мэт.

Он был прав. Не имело смысла устраивать еще одну сцену. Мы тихо ушли.