Глава первая

В полицейском участке на Мэнверс-стрит Питер Даймонд подал Дане Дидриксон кружку кофе и сказал, что только что получил сообщение о ее сыне. Патрульные препроводили юного Мэтью в школьное общежитие и оставили смотреть с товарищами шоу Бенни Хилла.

– Успокойтесь. – Суперинтендант слегка улыбнулся, это означало, что он понимает нелепость своих слов, пусть даже сказанных от всей души.

Дана молча обвела взглядом допросную: стены со звуконепроницаемой обивкой, испачканной кофе, прожженной сигаретами, засаленной грязными волосами и измазанной еще неизвестно чем. В прошедший час она производила благоприятное впечатление идущего на сотрудничество с полицией свидетеля – вспоминала в откровенной, достойной манере, как познакомилась с супругами Джекманами, словно не было ее побега, и она с самого начала намеревалась откровенно поделиться всем с полицейскими. Глядя на ее узкую детскую кисть левой руки, спокойно, без напряжения лежавшую на деревянном столе, Даймонд приходил к мысли, что в душе этой женщины царит гармония и согласие с собой. Но можно ли надеяться, что она решила признаться в убийстве и так же невозмутимо объяснит, как и почему совершила преступление?

– Продолжим? – Ему не терпелось достигнуть кульминации допроса.

На магнитофон поставили новую бобину, и Джон Уигфул, как положено, присвоил ей номер и обозначил дату и время записи.

– Поговорим о том, что произошло в книжном магазине «Уотерстоун», – предложил суперинтендант. – Вас неприятно поразило то, что там случилось?

– Страшно оскорбило.

Вспоминая событие, Дана покачала головой. Потом рассказала, как, набравшись смелости, в тот же день позвонила домой Джекману. Его не застала – ей ответила Джеральдин, говорила приветливо и пригласила вечером на барбекю. Дана решила, что это хорошая возможность объясниться с профессором, и ей вовсе необязательно там долго оставаться. Получилось еще лучше: когда она подъехала к дому, профессор стоял на улице и предложил съездить в паб, выпить и уладить недоразумение.

– То есть с глазу на глаз вы прекрасно поладили? – уточнил Уигфул.

Дана не ответила. По мнению Даймонда, выступление помощника было не удачнее, чем крикнуть трижды «ура» на похоронах. Неподходящий момент интересоваться ее отношениями с Джекманом. Она только что снова втянулась в линию рассказа, и перебивать ее не следовало. Выдержав паузу и оставив вопрос инспектора без внимания, Дана продолжила:

– Профессор объяснил, что готовит посвященную Джейн Остен выставку и с какими проблемами столкнулся, подбирая экспонаты. Разговор каким-то образом коснулся тети писательницы, которую в Бате обвинили в магазинной краже. Грег рассказал об этом случае в комичной манере и разбудил во мне кое-какие воспоминания, но тогда я ему ничего не сказала. Он великодушно пообещал снова встретиться с Мэтом и сводить его в университетский бассейн.

На сей раз Дану прервал сам суперинтендант:

– Расскажите нам о тетушке Джейн Остен.

– Об эпизоде с кражей в магазине?

– Нет. Почему упоминание о ней пробудило что-то в вашей памяти?

Дана сделала глоток кофе, и Даймонд опять отметил, что ее рука не дрожит.

– Вы, наверное, знаете, что ее фамилия Ли-Перро. Я упоминала вам о задании Мэта, как водила его в библиотеку искать знаменитых обитателей Гей-стрит.

– Тетя Джейн Остен тоже жила на этой улице?

Дана покачала головой:

– Мы начали с исторического отдела в цокольном этаже городской библиотеки. На полках, как и следовало ожидать, стояли книги о Бате, Бристоле и окрестных городах. Но вдруг мне на глаза попалась одна, которая, как я решила, по ошибке попала из зоологического отдела. На обложке было написано: «В поисках…» – а дальше я почему-то прочитала «пород леопардов», хотя там значилось другое – «Перро». Книгу написал житель Бата, изучавший историю своей семьи. На Гей-стрит он не жил и в наших исторических изысканиях помочь нам ничем не мог. Но после того как Грег рассказал мне о тетушке Джейн Остен, я захотела одна сходить в библиотеку и полистать книгу. Подумала, вдруг найду для него что-нибудь интересное? Вот было бы здорово, если бы я сумела сообщить ему нечто такое, чего он не знает и что может использовать на выставке. Это было бы моей благодарностью за спасение Мэта.

– Но профессору Джекману вы тогда об этом не сказали?

– Нет. У меня не было уверенности, что в книге упоминается миссис Ли-Перро. – Вспоминая момент, Дана Дидриксон свела ладони и крепко сцепила пальцы, давая волю чувствам. – Но она там упоминалась! В середине книги я наткнулась на абзац, где автор сетовал, что большинство Перро не записаны в архивах. Жаль, – писал он, – что они были такими законопослушными, иначе о них бы где-нибудь сказали, как о той миссис Ли-Перро, которую в 1800 году судили в Тонтоне за кражу в магазине. – Глаза Даны округлились, как у девочки. – Я вспомнила фамилию. Это же тетя Джейн! И что еще волнительнее – автор добавлял, что в уилтширском архиве сохранилось много документов, включая отчет о судебном заседании и письмо, подписанное одним из Ли-Перро.

– Насколько я знаю, уилтширский архив находится в Троубридже, – вставил Уигфул, как решил Даймонд, чтобы продемонстрировать эрудицию, но в результате мог бы сбить Дану с мысли.

К счастью, миссис Дидриксон была так взволнована воспоминаниями об этих событиях, что даже не обратила на него внимания. Рассказала, как при первой возможности отправилась в Троубридж и заказала документы.

– И была разочарована, когда они легли передо мной. Письмо подписал некий Джон Ли-Перро. И когда я наконец расшифровала почерк, не нашла в тексте ничего интересного. Отчет о суде тоже был скучным. На всякий случай я переговорила с работником архива, нет ли у них чего-нибудь о тетушке Джейн. Он справился в картотеке, посмотрел в компьютере и ничего не нашел. Я была готова бросить занятие, но в это время появилась сотрудница из старшего персонала, как я решила, архивистка, и спросила, кто мне нужен. Я ответила. Архивистка сообщила, что ими занимался один из ее коллег. Короче, она ему позвонила, и он подтвердил, что в шестидесятые годы архиву предложили приобрести много писем семейства Перро, но был куплен лишь один образец. Тот, кто совершал сделку, не знал о связи Ли-Перро с Джейн Остен. Но у них имеется фамилия человека, предлагавшего письма. Это капитан Крейдли-Джонс из Девайзеса.

– И вы бросились к нему?

– Разумеется. Дело потребовало больше времени, чем я рассчитывала. Капитана Крейдли-Джонса в телефонном справочнике не оказалось.

– А профессор Джекман в это время понятия не имел, что вы напали на след писем?

Дана покачала головой:

– Мое предприятие могло закончиться ничем.

– Затем вам удалось связаться с этим человеком в Девайзесе?

– С его зятем. Сам капитан умер, а исполнитель завещания, зять, проживает на острове Уайт. Я написала ему, но больше двух недель не получала ответа. Подумала, что след простыл, а до открытия выставки оставалось всего несколько дней. Но вот однажды вечером в первой неделе сентября он позвонил мне. Сказал, что посмотрел бумаги полковника и обнаружил расписку в получении денег за коллекцию писем семейства Перро из шестидесяти трех штук. Шестидесяти трех! Ее в 1979 году приобрел за сто пятьдесят фунтов некий Мидлмис из Кревкерна. Я поехала туда на следующий день, и на сей раз мне повезло больше, чем я ожидала. Мистер Мидлмис жил по тому же адресу и сохранил большинство писем Перро. Он приобрел коллекцию из-за старых марок на письмах. Их он продал с большой выгодой. Остальные сложил в ящик и больше к ним не прикасался. Он принес его мне и разрешил изучать содержимое. – Миссис Дидриксон на мгновение зажмурилась. – Нельзя было показать волнения, которое я испытывала, перебирая старые, пыльные письма. Они побывали во многих руках и, на мой взгляд, охватывали период в восемьдесят лет. Там, где были почтовые марки, зияли прямоугольные отверстия. Но, к счастью, те, какие интересовали меня, были написаны до их изобретения.

Я, правда, не помню, когда это было.

– В 1840 году, – подсказал, как школьный отличник, Уигфул.

Дана Дидриксон даже не заметила – так ее увлек рассказ.

– Представляете, какое я испытала ликование, отыскав два коротких письма, датированных 1800 годом, адресованных в дом тюремщика в Илчестер-Гоул и подписанных «ваша любящая племянница Джейн». Я наткнулась на золотую жилу.

– Мистер Мидлмис понимал значение данных документов?

– Боюсь, что нет, а я ему не сказала.

– Нехорошо.

Дана приняла упрек серьезно:

– Я бы никогда не осилила цену, которую он запросил бы. А так потребовал тридцать фунтов – решил, будто я занимаюсь историей семьи. Я расплатилась наличными и уехала. Разве это нечестно?

– Сделка честная, – заявил Даймонд. – Первый закон рынка: любая вещь стоит не больше и не меньше того, что готов заплатить за нее покупатель. Вы с ним померились знаниями. Сообразили, что письма чего-то стоят, а он – нет. Было бы глупо с вашей стороны просвещать его. Вам не из-за чего терять сон – разве что мучает мысль, что можно было поторговаться и сбить цену до двадцати пяти фунтов. Торговаться в подобных случаях просто необходимо.

– Я была не в том настроении.

– И как можно быстрее убрались оттуда?

– Ехала домой и представляла момент, когда вручу эти письма Грегу.

– В то время вы с ним общались?

Миссис Дидриксон отклонилась назад, словно почувствовав в вопросе подвох:

– Виделись несколько раз, когда он приглашал моего сына в бассейн.

– А также на крикетный матч на фестиваль воздушных шаров, – напомнил Уигфул с деликатностью парового молота.

Его выступление возымело действие.

– Похоже, вы все уже знаете, – холодно промолвила Дана.

Неловкая пауза, и инспектор попытался исправить оплошность:

– Я хотел сказать, что профессор Джекман по-прежнему старался сделать приятное вашему сыну.

– Да, – кивнула она.

– От этого ваше желание преподнести ему подарок в виде писем Джейн Остен стало только сильнее.

– Когда вы их отдали? В тот же вечер? – спросил Даймонд.

И снова она помолчала, прежде чем ответить. Ее словоохотливость исчезла, и суперинтендант знал, кого в этом винить.

– Нет, через пару дней.

– Насколько мне известно, накануне открытия выставки. Что вам не позволило принести их раньше?

Дана откинула волосы со лба, и в этом движении чувствовалось еще больше скованности.

– Когда я вернулась из Кревкерна, произошла отвратительнгая сцена с Джеральдин. К моему изумлению, я обнаружила ее у себя дома, распивающую кофе в гостиной.

– Она была одна?

– Нет. Произошло вот что: пока Грег с Мэтом плавали в университетском бассейне, Джекману позвонили из Чотона – там есть нечто вроде музея Джейн Остен – и сообщили, что получили разрешение предоставить кое-какие вещи в качестве экспонатов для выставки. Грег, естественно, сразу помчался туда, а отвезти домой Мэта попросил жену на ее машине, что она и сделала. Сын решил, что вежливость обязывает пригласить ее на кофе, и она без колебаний согласилась. Это объясняет, почему Джеральдин оказалась у нас дома. Странно другое: почему, стоило мне переступить порог собственной гостиной, эта женщина набросилась на меня?

Даймонд переглянулся с Уигфулом, чтобы тот не вмешшивался.

– Физически?

– Нет. Она не полезла на меня с кулаками, но ее ярость была такой, что словесная атака показалась почти физической. Притом что мы встретились с ней фактически впервые. За несколько недель до того мы разговаривали с ней по телефону. Она пригласила меня на вечеринку и была вполне любезна. Я не могла поверить, что передо мной та же женщина. Джеральдин осыпала меня оскорблениями.

– Какого рода оскорблениями?

– Мне повторить?

– Пожалуйста, все, что вспомните.

Дана Дидриксон снова провела рукой по волосам, опустила голову и тихо произнесла:

– Начала с того, что спросила, кому я хочу задурить голову, разъезжая на «Мерседесе», в то время как сама – велосипед общего пользования.

– Простите, что? – начал Уигфул, но суперинтендант резко оборвал его.

– Ради бога, Джон! Продолжайте, миссис Дидриксон.

– Я больше удивилась, чем обиделась. Спросила, кто она такая. Она ответила, что замужем за мужчиной, с которым я регулярно трахаюсь. Все это происходило в присутствии моего сына, двенадцатилетнего мальчика. – Дана подняла голову. От горького воспоминания ее лицо болезненно морщилось. – Представляете? Я попросила его уйти. Бедный парень был в шоке. Но прежде чем он успел оставить гостиную, она бросила мне нелепое обвинение, и я решила, что ослышалась. Мол, я пользуюсь Мэтом как наживкой, чтобы заполучить ее мужа. Узнав, что у Грега нет детей, поманила мальчиком – ее собственное выражение, ведь ему хочется иметь сына.

– Что вы ей сказали?

– Правду. Она несет несусветную чушь, и я никогда не спала с ее мужем. Джеральдин пыталась подкрепить свои идиотские утверждения, припомнив, сколько раз я приглашала Грега на кофе, когда он привозил из бассейна Мэта. Я возразила, что кофе с печеньем у меня в кухне – не повод для развода. Но в глазах Джеральдин все было частью раскинутой мной сети: бассейн, прогулки, выпивка для Грега, которую я оплатила в «Виадуке», – кто-то нас там, разумеется, засек. Переубедить ее было невозможно. В итоге я перестала сопротивляться и слушала, надеясь, что Джеральдин выговорится и уйдет. Так и случилось. Ее не интересовали мои аргументы. Она вылила на меня поток брани и иссякла.

– Она вам не угрожала? Не выдвигала какой-нибудь ультиматум?

– Нет, лишь оскорбляла.

– Что вы почувствовали после ее ухода? Полагаю, очень злились?

– Скорее была огорошена. Голова шла кругом. Я поговорила с Мэтом – сказала, что женщина явно не в себе. Он извинился за то, что пустил ее в дом, но до того, как я пришла, она была с ним очень мила. Так случается с сумасшедшими: девяносто девять процентов времени они кажутся абсолютно нормальными.

Даймонд кивнул.

– На случай, если сын поверил ее бредовым обвинениям, я поклялась, что все это неправда. Мы поняли, что у Грега с женой серьезные проблемы и Мэту не следует больше ходить с ним в бассейн.

В последних словах Даймонд уловил некий пафос, но он не подал виду.

– Как Мэт это принял?

– Мужественно для мальчика его возраста. Спросил почему, ведь весь июль и август Грег был для него кем-то вроде второго отца. И разрыв с ним был бы для Мэта болезненным. Я объяснила, что после того, что наговорила Джеральдин, Грегу самому придется отказаться от совместных походов в бассейн.

– Мэтью согласился?

– Да.

Размышляя над услышанным, Даймонд проанализировал ситуацию. Инцидент, возможно, не давал прямого повода для убийства, но поведение Джеральдин сильно подействовало на психику Даны. Жена Джекмана не только обвинила ее в аморальности, но и заявила, что она плохая мать. Даже спустя столько времени в глазах и голосе Даны сквозила беспощадная ярость, когда она упоминала Джеральдин.

– Вы не решили другую проблему: письма Джейн Остен по-прежнему оставались у вас, – произнес Даймонд, решив сменить тему разговора.

– Теперь вы понимаете, почему я не отдала их в тот вечер?

– Но потом все-таки отдали.

– Да. После пары бессонных ночей подумала: почему я должна позволить этой жалкой ревнивице лишить Грега радости обладания бесценными письмами? Мне они ни к чему, а в его руках произведут фурор в литературном мире и гарантируют успех выставке. Он страшно рисковал, спасая моего сына. И вот в пятницу, накануне открытия выставки, я собралась с духом и позвонила к ним домой.

– Вы могли послать письма по почте и таким образом избегнуть встречи с миссис Джекман, – заметил Уигфул.

– Слишком важные документы, чтобы доверить их почте. Кроме того, уже не было времени.

– А еще, осмелюсь предположить, вы хотели увидеть реакцию Грега в момент, когда станете отдавать их, – глубокомысленно заметил суперинтендант.

– Если честно, то да. Сначала я позвонила убедиться, что он дома – сказала, что хочу ему кое-что отдать. Спросила, будет ли удобно, если приеду прямо сейчас. И воспользовалась возможностью поблагодарить по телефону за его доброту к Мэту и ко мне и сообщить о своем решении, что походы в бассейн надо прекратить.

– Он спросил почему?

– По-моему, все уже знал. Джеральдин, безусловно, проговорилась о своих подозрениях. Наверняка бросила ему в лицо обвинение. Во всяком случае, Грег ни на чем не настаивал. Когда я приехала, к моему большому облегчению, дверь открыл он. Я показала письма в гостиной – о, это был важный момент! Я очень радовалась, что пришла. Грег был на седьмом небе от счастья. Заставил в деталях рассказать, как я напала на след писем. А затем явился незнакомый мужчина. Американец.

– Доктор Джанкер?

– Да, так его звали. Кажется, специалист по Джейн Остен. Увидев письма, он обрадовался. Нисколько не сомневался, что они написаны почерком Джейн. Мужчины были настолько увлечены, что, когда появилась Джеральдин, не оказали ей того внимания, какое она, по ее мнению, заслуживала. Она надулась, как обиженный ребенок.

Даймонд слушал уже знакомый эпизод в новой интерпретации, стараясь вникать в факты, а не в суть характеров участников. Изложение Даны совпадало с тем, что сообщили ему Джекман и Джанкер. Она упомянула о вульгарном заигрывании Джеральдин с американцем и об озорном предложении мужу сводить гостью – то есть ее, Дану, – куда-нибудь поесть.

– Только для протокола: вы больше не договаривались навестить их дома?

– Разве я не ясно выразилась? Я собиралась прекратить общение с Джекманами. – Дана откинулась на спинку стула. В карих глазах отобразилась усталость. – Это все. Мне больше нечего вам сказать.

Суперинтендант посмотрел на нее, стараясь понять, чего больше в ее словах: демонстративного неповиновения или вредности. Его охватила досада – он был не готов прерывать допрос на середине.

– Хотите сделать перерыв?

– Нет.

– Миссис Дидриксон, вы не во всем признались нам. Мы уверены – не во всем.

В ее глазах мелькнуло нечто такое, что подтверждало его убежденность. Но она не собиралась ни в чем признаваться.

– Следовательно, я арестована?

– До сего момента не были.

– В таком случае я бы хотела уйти.

– Я буду вынужден вас арестовать, – произнес Даймонд.

– За что?

– В качестве причины подойдет неосторожное вождение.

– Абсурд!

– Извините, мы вас забираем.

– Что это значит?

– Мы имеем право задержать вас на двадцать четыре или тридцать шесть часов.

– Но завтра мне надо на работу! Босс рассчитывает, что я буду возить его.

– Ему придется взять такси. – Даймонд обратился к Уигфулу: – Останови пленку. Скоро нам потребуется новая.

 

Глава вторая

– Прежде чем мы вернемся, Джон…

– Я вас слушаю.

– Хочу сказать тебе пару слов.

Брови инспектора над комично топорщащимися усами изогнулись, словно он понятия не имел, что было на уме у Питера Даймонда. Оставив Дану Дидриксон в допросной размышлять, в чем она еще не успела признаться, детективы минут двадцать занимались каждый своим делом. Даймонд сидел у себя в кабинете, а инспектор разговаривал по телефону в штабной. Вскоре они встретились на верхней площадке лестницы.

– Мы с тобой тянем веревку в разные стороны, – заявил Даймонд. – Я пытаюсь разговорить ее, а ты влезаешь и закручиваешь гайки.

– Это чем же?

– Не понимаешь, что я имею в виду?

– Если вы мной недовольны, я хотел бы знать, чем конкретно, мистер Даймонд.

Очень характерно для этого «блохолова», раздраженно подумал суперинтендант.

– Речь идет о фундаментальном подходе. Мы с тобой не на одной волне. Ты враждебен по отношению к женщине и показываешь это.

Инспектор ответил ледяным взглядом:

– Это я-то враждебен? Она пыталась скрыться от нас.

– Это не значит, что на нее надо давить.

– Потрясающе, – пробормотал Уигфул, намекая, что ему странно слышать такое от человека, который в свое время упек в тюрьму Хэдли Миссендейла.

– Наша цель – добиться правды, – продолжил Даймонд.

– Да. И правда заключается в том, что она охмурила профессора и убила его жену.

Инспектор в этом не сомневался.

– Возможно, ты прав, но у данного дела существует и другой план.

– Ее слезливая история?

– Не знаю. Но ей есть что рассказать, если мы дадим ей шанс.

– Иными словами, вы требуете, чтобы я закрыл свой проклятый рот?

Самоирония была отступлением, шагом назад от враждебности и сверкания глазами. Даймонд оценил это и улыбнулся:

– Ну положим, шанс уже упущен. Она себе такую яму вырыла… Теперь станем контролировать ситуацию, но определенным образом.

– Хорошо, хорошо. Сказал же, замолчу.

– Наоборот, мне требуется твое активное участие. Поможет знание деталей. Мы ее расколем правдой, сверяя рассказ с известными нам фактами. Будем работать единой командой, Джон.

Уигфул нехотя кивнул и поинтересовался, какой они должны придерживаться линии допроса.

– Начнем с того, что предположим, что Дана Дидриксон находилась в день убийства в доме Джекманов. Что бы она ни ответила, потребуем отчета о ее передвижениях в тот понедельник. Лишь получив полную картину того дня, можно перейти к мотивам или выявить несоответствия.

Структурированный допрос – любимый конек преподавателей полицейских школ, и инспектор не мог им не владеть. Чтобы смягчить их разговор, Даймонд добавил, что последние дни дались ему большой кровью. Его жена Стефани модернизирует кухню и по этому случаю подает все исключительно подгорелое.

– Приобретите микроволновую печь, – посоветовал Уигфул.

– Я им не доверяю.

– Они часть новых технологий. Не представляю, как бы мы жили без своей.

– Логично. – Дом инспектора Даймонд представлял этаким выставочным залом электрических приборов.

– Может, вы заметили, что я только что звонил по телефону, – произнес Уигфул. – Так вот, я говорил не с женой. С тех пор, как у нее появилась микроволновка, в этом нет необходимости. – Суперинтендант размышлял, какая причинно-следственная связь управляет данными явлениями, а инспектор небрежно и в то же время игриво добавил: – Я звонил Баклу, работодателю миссис Дидриксон.

– Зачем?

– Сообщил, что завтра она не выйдет на службу.

– Не поздновато ли?

– Застал дома.

– Ясно. – Даймонд хоть и почувствовал легкое раздражение, но виду не подал. И по дороге в допросную, обернувшись к инспектору, бросил: – Не сомневаюсь, она будет вам благодарна!

Тот за его спиной повысил голос:

– Я звонил ему не из добросердечия. Спросил, находилась ли она на работе в понедельник одиннадцатого сентября.

Суперинтендант остановился и взглянул на помощника. Тот светился самодовольством, как развалившийся в мягком кресле кот.

– Так вот, ее не было. Бакл сверился с дневником. Миссис Дидриксон взяла в тот день отгул. – Он сказал это с интонациями диктора, завершающего очередной эпизод радиопостановки. Не хватало только бравурного музыкального аккомпанемента.

Но музыка была не по части суперинтенданта, и он лишь кивнул.

– Вы уже знали? – недоверчиво промолвил Уигфул.

Даймонд ответил в стиле рекламной листовки:

– Читал рапорты тех, кто обходил территорию. Женщину в черном «Мерседесе» заметили на подъездной аллее Джон-Брайдон-Хаус вскоре после 11:15.

Карта Уигфула была бита.

Когда детективы вернулись, Дана стояла спиной к двери, и во всей ее позе чувствовалось напряжение. Хрупкая женщина, сложив руки на груди, смотрела в окно на огни Бата. Даймонд подумал, как мало он о ней узнал за два или три часа. Трудность отчасти заключалась в том, что она, безусловно, репетировала в уме рассказ, понимая, что полиция рано или поздно ею заинтересуется. Гладкость повествования препятствовала проникновению в суть, за исключением нескольких взрывов раздражения в конце в ответ на замечания Уигфула. Надо признать, Дана продемонстрировала обостренное чувство моральной ответственности перед своим строптивым сыном, работодателем и рыцарем в сверкающих латах – профессором Джекманом, но что из этого было показухой, предстояло выяснить. Еще одна деталь, какую подметил суперинтендант: ее триумф по поводу успешного поиска писем Джейн Остен – тех самых писем, которые все больше казались поводом к убийству.

– Продолжим? – спросил он.

– Мне больше нечего сказать.

Даймонд кивнул инспектору, чтобы тот поставил на магнитофон новую пленку и сообщил вводные данные. Когда все было готово, предупредил допрашиваемую об ответственности и сказал, что у них появилась о ней новая информация. Все без видимого эффекта.

– Нам стало известно, что в день убийства вы навещали Джеральдин Джекман. Вас видели.

Его слова вызвали дрожь потрясения, которую Дана попыталась скрыть, потирая руки.

– Следовательно, вам есть что нам рассказать, – заключил Даймонд.

– Почему бы вам не присесть? – предложил Уигфул, демонстрируя дружелюбие.

Дана обернулась через плечо и, чуть поколебавшись, шагнула к столу и заняла место напротив суперинтенданта. Глаза остекленели, словно перед ее внутренним взором промелькнуло столько всего, что невозможно было осознать.

– Вы признаете, что находились в доме? – спросил суперинтендант.

Она чуть наклонила голову, что можно было принять за положительный ответ.

– Зачем? С какой целью вы туда отправились?

– Потребовать, чтобы она отдала письма, – прошептала Дана так тихо, что не мог записать магнитофон.

– Джеральдин?

Она кивнула и произнесла громче:

– Я не сомневалась, что Джеральдин спрятала их в доме. – Выражение глаз Даны вновь обрело осмысленность. – Кроме нее, никто их взять не мог.

– Откуда вы узнали, что письма пропали? – задал вопрос Уигфул.

– В половине восьмого утра мне позвонил Грег. Он считал, что письма взял Джанкер и погнался за ним. Успел на утренний поезд в Лондон.

– Зачем он вам об этом сообщил?

– Не сомневался, что Джеральдин из вредности позвонит мне. Не хотел, чтобы я узнала о пропаже писем от нее.

Даймонд решил, что объяснение правдоподобно. Вполне совпадало с тем, в чем профессор подозревал жену.

– Так позвонила Джеральдин или нет?

– Нет. – Миссис Дидриксон подалась вперед. – Что тем более доказывает: письма были у Джеральдин. Грег ошибся. Я не сомневалась, что письма взяла она. – Слово «она» Дана произнесла с презрением и ненавистью. Неприязнь друг к другу двух женщин была сильнее, чем могли вызвать уже известные обстоятельства.

Даймонд понимал опасность ухода в сторону и стал придерживаться событий рокового понедельника.

– Что вы тогда решили? – спросил он.

– Сначала ничего не предпринимала – подождала несколько часов. Меня не покидала мысль, что Джеральдин чокнутая. В итоге я пришла в такое состояние, что позвонила боссу и, сославшись на возникшие обстоятельства, попросила отгул. Примерно в половине девятого отвезла Мэта в школу и сделала в городе кое-какие покупки. Выпила кофе в забегаловке у автобусной остановки. Пока пила, мне вспомнилась фраза Джеральдин, которую она произнесла, когда я отдавала Грегу письма. Она пыталась принизить их значение. Назвала мусором, сказала, что они не имеют никакой литературной ценности.

Данную деталь Даймонд запомнил во время разговора с Джанкером. А Дана до этого не упоминала.

– В голове мелькали страшные мысли. – В поисках сочувствия, она обвела взглядом лица детективов. – Джеральдин бы ничто не остановило, она могла уничтожить бесценные реликвии. Поднесла бы спичку, и не пришлось бы признаваться Грегу, что взяла письма, чтобы досадить ему. Мне предстояло помешать ей. Спасение писем значило больше, чем все неприятности, которые меня ждали, решись я снова скрестить с ней шпаги.

– И вы поехали в Брайдон-Хаус?

– Да.

– В какое время?

– Примерно в половине одиннадцатого. Позвонила в дверь. Мне никто не ответил. Я подумала, что Джеральдин уехала. Обошла дом, проверить, не открыта ли задняя дверь. Она действительно оказалась открытой. – Дана замолчала, опустив голову.

– Вы вошли? – спросил Даймон.

– Да.

– И что?

– Несколько раз позвала ее по имени. Ни звука. Решила обыскать дом. Начала со спальни. На месте Джеральдин я спрятала бы письма именно там. Поднялась по лестнице и снова окликнула ее по имени на случай, если раньше она меня не услышала. Нашла спальню и заглянула внутрь. Джеральдин находилась там.

– Где?

– В кровати. Она лежала в кровати.

Суперинтендант не сводил с Даны глаз. Миссис Дидриксон не могла собраться с духом и сообщить, что Джеральдин была мертва, но это было и так ясно. Первой реакцией Даймонда было посчитать это очередной попыткой уйти от дальнейших вопросов. Он ей не поверил. И Уигфул тоже.

– Вы серьезно?

– Говорю, что увидела, – ответила Дана. Она убрала руки со стола, но под столом сцепила с такой силой, что у нее задрожали плечи и голова.

– Миссис Дидриксон, – произнес суперинтендант, – прошу уточнить для протокола, что вы имели в виду. Вы сказали, что Джеральдин была в кровати?

– Да.

– И?

– Мертвая.

– Точно?

– Да.

– Опишите, что конкретно вы увидели.

Дана глубоко вздохнула:

– Джеральдин лежала лицом вверх, с открытыми глазами. Могло показаться, будто она разглядывает потолок, но потом я заметила, что глаза неподвижны. Лицо ужасного цвета, словно на ней была маска. Губы посинели.

Синюшность губ и ушей свидетельствует об асфикции.

– Вы дотрагивались до нее, щупали пульс?

– Нет. Она умерла. Это было очевидно.

Упорно, словно доверяя каждому ее слову, детективы добивались, чтобы Дана описала место преступления. Они договорились выслушивать ее и, сравнивая показания с фактами, до поры до времени не демонстрировать скептицизма.

Тело, как сообщила Дана, лежало на кровати по диагонали. С одной стороны вздувшееся багровое лицо, рыжие волосы растрепаны, несколько прядей попали под лежавшую на своем месте подушку. Обе руки под салатовым одеялом. Миссис Дидриксон не трогала ни постели, ни тела, но плечи Джеральдин были обнажены, и она разглядела белую ночную рубашку без рукавов. Царапин на теле не заметила. В спальне никаких следов борьбы, кроме упавшего стакана на ближайшем к трупу прикроватном столике. Вторая кровать была застелена таким же одеялом, и Дане показалось, будто она разглядела на подушке мужскую пижаму. Ни в одну из гардеробных она не заглядывала. Дверь в спальню была открыта, окно частично приподнято, а шторы раздвинуты, чтобы пропускать достаточно света.

– Как вы поступили?

– Думала, упаду в обморок. Шагнула к окну и вдохнула свежего воздуха. Затем выбежала из спальни, больше не взглянув на нее. Вроде бы открывала кран в кухне, чтобы попить. Вела себя как робот, сама не своя.

– Объясните!

– Действовала как на автопилоте.

– Не отдавая отчета в том, что делали? – уточнил Уигфул.

Дана обожгла его взглядом:

– Хотите заманить меня в ловушку?

Даймонду снова пришлось успокаивать ее:

– Мы только желаем вас понять, миссис Дидриксон.

– Вам не приходилось испытывать потрясения, когда невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой? Я пытаюсь объяснить, каково это ощущать. Я контролировала свои действия, если вас это интересует, но была поражена тем, что увидела.

– Что вы сделали после того, как попили воды?

– Ушла.

– Тем же путем – через заднюю дверь?

– Да. Добралась до машины и рванула домой.

– А затем?

– Насколько помню, выпила коньяку.

– Когда это было?

– Примерно между двенадцатью и часом дня.

– Может, помнит ваш сын?

– Нет, он обедает в школе.

– Каковы были ваши дальнейшие действия?

– Посидела, немного подумала. Включила телевизор, стараясь выбросить из головы стоявшую перед глазами картину.

– Вы не заявили в полицию о том, что обнаружили?

– Нет.

– Ни в тот день, ни в тот вечер, ни на следующий день, никогда? Почему вы нас не известили?

Дана промолчала.

– Обсуждали с кем-нибудь то, что увидели?

Она покачала головой. Суперинтендант положил руки на стол и выпрямился:

– Вы сознаете, что это свидетельствует не в вашу пользу?

Она опять не ответила.

– Взгляните на дело с нашей точки зрения, – предложил Даймонд. – Когда сегодня утром мы к вам пришли, вы скрылись через заднюю дверь. Затем предложили сотрудничать, кое-что рассказали и старались внушить, будто это все, что вы знаете. Признались, что находились в доме миссис Джекман в тот день, когда ее в последний раз видели живой, только потому, что мы вам сообщили: вашу машину заметили поблизости. А теперь пытаетесь заставить поверить, что обнаружили Джеральдин мертвой, но по какой-то неведомой причине не сообщили в полицию. Нехорошо, миссис Дидриксон. Все выглядит очень подозрительно.

От волнения и напряжения щеки Даны подрагивали, а губы были по-прежнему крепко сжаты. Суперинтендант пункт за пунктом перечислял все, что она им заявляла, и просил объяснений, но Дана не говорила ни слова. Даймонд чувствовал нетерпение инспектора – тот не понимал, зачем тянуть, и не мог дождаться, когда сумеет подтвердить свою версию. Что ж, пусть попробует. Он кивнул Уигфулу. Тот с ходу заявил:

– Взглянем правде в глаза, миссис Дидриксон. Вы ведь с Джекманом любовники?

Она отшатнулась:

– Нет!

– Нет? Его брак оказался неудачным. Вы разведены. Случайно познакомившись, вы нашли друг друга привлекательными и поступили так, как поступают миллионы людей.

– Неправда! – возразила она.

– Никакого секса?

– Никакого.

– Да будет вам, Дана! Мы взрослые люди.

– Вы ошибаетесь, – не сдавалась она. – Мы ничего подобного не делали. Никогда. Даже ни разу не поцеловались. – Последние слова подразумевали нечто большее, чем Дана собиралась сказать, и Уигфул, секунду помолчав, с улыбкой предположил:

– Но вы бы не отказались поцеловаться?

Она покраснела.

– Это невыносимо!

– Но ведь правда?

– Вы получили мой ответ.

– Вполне разумный. Вы сказали, что с Джекманом не спали.

– Это соответствует действительности.

– Надеюсь, все, что вы нам говорите, соответствует действительности. Тогда позвольте напомнить вот что: вы думали, что письма Джейн Остен обрадуют профессора.

– Что в этом плохого?

– Ни перед чем не остановились, чтобы приобрести их. В глубине души вы надеялись возвыситься в его глазах.

– Почему бы и нет?

– Письма были не только благодарностью за спасение Мэтью. Но также попыткой завоевать его любовь.

– Я не потому их подарила.

– Но признайтесь, что в тот день, возвращаясь из Кровкерна, вы тешили себя надеждой?

Ее щеки снова тронула краска.

– Никто не сможет вас обвинить за то, что вы нафантазировали, – не отступал инспектор.

– Если даже так, это вовсе не то, что вы утверждали секунду назад.

– Но по большому счету правда?

– По большому счету нет.

– Ну хотя бы в малой степени?

– Хорошо, пусть в малой степени.

Инспектор добился важного успеха и хотел развить его:

– Вы возвращаетесь домой, а там Джеральдин, которая устраивает скандал – обвиняет, что вы – какое она употребила слово? – трахаетесь с ее мужем, что не соответствует действительности. Все это в присутствии вашего сына, что вас, разумеется, возмущает. Более того, рушит ваши романтические мечты, какими бы неопределенными они ни были. Ни вы, ни Мэтью больше не можете встречаться с профессором Джекманом. Вы не знаете, как поступить с письмами.

Инспектор давил, а Даймонд понимал, что коллега строит версию на недостаточных фактах. По тому, как до сих пор вела себя Дана Дидриксон, она не собиралась сдаваться и делать признание. Если потребуется, будет всю ночь стоять как стена. Нужны более веские доказательства. С достойной похвалы сдержанностью он дослушал до конца монолог Уигфула и категоричные ответы Даны. Затем, воспользовавшись мгновением, когда инспектор переводил дыхание, спросил у нее, не станет ли она возражать, если у нее возьмут отпечатки пальцев. Дана согласилась, после чего суперинтендант объявил, что допрос завершен.

Выйдя из допросной, Уигфул великодушно признал, что перестарался, добавив, что версию необходимо подкрепить уликами.

– Надо также проверить ее машину.

– Да, – кивнул Даймонд. – Утром я собираюсь попросить у нее ключи.

– Не нужно. – Инспектор порылся в кармане и звякнул ключами. – Разве вы забыли: последним за рулем сидел я.

Какой умник, подумал суперинтендант.

 

Глава третья

Утром Даймонд позволил себе поваляться в постели до восьми часов, а потом плотно позавтракал. Почему бы и нет? Его присутствие в Бате спозаранку не требовалось. Процедуры снятия отпечатков пальцев и анализ крови назначены на половину девятого. Примерно в то же время отвезут на криминалистическую экспертизу «Мерседес». Пусть Уигфул порадуется, целый час изображая начальника отдела по расследованию убийств.

Подкрепившись, Даймонд отправился в город. Солнце стояло уже достаточно высоко, чтобы высветить все многоуровневые ряды георгианских домов, и с Уэллс-роуд на склоне открывался знакомый живописный вид: сияющий известняк зданий, увенчанных шиферными крышами, словно серо-голубой задник района Лэнсдаун. На переднем плане – выстроенный в форме замка железнодорожный виадук с его арками, спроектированный так, чтобы сочетаться с возвышающейся позади остроконечной башней аббатства. И все это размывалось золотыми и медными пятнами листвы. В такие дни Даймонд почти готов был забыть, что изнанка красивых улиц и стоявших полукругом домов резала глаз почерневшей кладкой, уже два столетия отданной на откуп непогоде, строителям и водопроводчикам. Почти готов, но не забыл. Полицейский в нем не мог оставить без внимания скрытые стороны жизни, как не мог судить о горожанах Бата исключительно по тому, кем они стараются казаться.

Питер надеялся, что цинизм не коренится в основе его характера. Предпочитал думать об этом качестве в положительном ключе – как о специфике своей профессии. Опыт подсказывал, что никого нельзя сбрасывать со счетов в качестве возможного убийцы. Сталкиваясь с такими образцами невинности, как епископ или составитель букетов, надо быть тем более настороже и не позволять себе размякать. Дело Джекмана прекрасно демонстрировало данный принцип. Кто, кроме опытного зачерствевшего полицейского, поверит, что университетского профессора опоила и чуть не сожгла его сумасшедшая жена? А другая женщина – сама зарабатывающая на жизнь и одна воспитывающая сына – задушила эту отвратительную мегеру, а ее труп утопила в озере? Но если бы на этой стадии на него стали давить, заставляя выдвинуть против нее обвинение, он бы отказался. Да, Дана крутит и изворачивается, но он, в отличие от Уигфула, не настолько уверен в ее виновности. Своими уловками она себя дискредитировала, теперь требовались улики. К концу дня суперинтендант рассчитывал получить их из криминалистической лаборатории. И к концу дня его будет мучить сожаление. В глубине души он с уважением относился к этой женщине. Очевидно, в нем все-таки осталась капля романтики.

Его настроение привычно упало, когда между баптистской церковью и национальным автомобильным парком показалось солидное четырехугольное здание. Самое лучшее, что можно было сказать о полицейском участке на Мэнверс-стрит – это одно из немногих строений в Бате, которое с тыла выглядело не хуже, чем с фасада. Внутри входящего встречала типично послевоенная архитектура – уныло функциональная, с дешевой деревянной обивкой и люминесцентным освещением. Требовалось большое усилие, чтобы в таком месте начать рабочий день в приятном расположении духа. Его «Прекрасная погода, правда?» не вызвало отклика дежурных, и это было понятно, но тревожно. Даймонд не привык, чтобы на него не обращали внимания. Зародилось подозрение, что в участке узнали о нем нечто нехорошее, но не хотят сообщать дурные вести. Сержант в дежурной части внезапно принялся листать телефонный справочник, а компьютерщики в штабной дружно уткнулись в экраны. Все это напоминало главу из Кафки, пока Питер, встретившись взглядом с Кроксли, не поинтересовался, куда подевался Уигфул. Тот, запинаясь, ответил, что инспектор у помощника главного констебля. Тотт без предупреждения приехал в девять часов утра и спросил Даймонда. Вскоре после этого наверх вызвали Джона Уигфула. Сейчас было без двенадцати десять.

Самое логичное, успокаивал себя Даймонд, что поступили документы по делу Миссендейла, и мистер Тотт посчитал нужным лично передать их ему. Если так, нечего трепыхаться. Его позднее появление в участке нельзя поставить ему в вину: у него могло оказаться много причин поехать в это время в другое место. Но он не мог представить, зачем Тотту понадобился инспектор. И не странно ли, чтобы помощник главного констебля выступал в роли курьера?

Даймонд поднялся на верхний этаж, где в застеленной коврами комнате для совещаний располагался в свои редкие визиты мистер Тотт. Девушка, оставленная в приемной, попросила подождать его. Если Уигфул оправдывался перед начальством за его опоздание, то разговор явно затянулся. Прошло еще десять минут, прежде чем дверь открылась и появился инспектор. Увидев Даймонда, он развел руками и пожал плечами, намекая, что ничем не мог повлиять на то, что происходило внутри. Суперинтендант жестом попросил объяснить, в чем дело, но в это время вышел помощник главного констебля и поманил его пальцем.

– Закройте за собой дверь.

Приглашения сесть не последовало, и это не предвещало ничего хорошего. Сам Тотт, на сей раз в мундире со всеми регалиями, расположился за дальним концом овального стола. Перед ним стояла чашка на блюдце, два печенья на тарелке, лежала островерхая фуражка и белые перчатки, но никакого доклада по делу Миссендейла не было. Тотт, казалось, не хотел начинать разговор. Застыл, точно восковая фигура – музейный экспонат, копия констебля десятых годов прошлого века. Даймонд мельком подумал, уж не симптомы ли это начинающейся паранойи, если кажется, будто тебя преследуют мужчины с нелепыми усами. Он решил, что нужно извиниться за то, что появился позднее положенного.

Это не вызвало ответной реакции. Помощник главного констебля заговорил о другом:

– Я узнал от инспектора Уигфула, что вы намерены предъявить Дидриксон обвинение в убийстве Джекман.

– Возможно, сэр.

– Только возможно? Не определеннее?

– Нет, пока не получу отчета криминалистической лаборатории.

– Но вы ее держите здесь со вчерашнего вечера.

– Да, сэр.

– И она до сих пор внизу?

– Надеюсь.

Встреча проходила менее дружески, чем предыдущая. Тотт, вздохнув, принялся расхаживать вдоль противоположной стены:

– Расскажите, что точно произошло во время ее ареста. Как вы понимаете, инспектор Уигфул мне уже все доложил.

– Что-то не так, сэр? – спросил Даймонд. Он решил, прежде чем подставляться, попробовать разобраться в ситуации.

– Я жду, суперинтендант.

Какое-нибудь нарушение процедуры? Несоблюдение крючкотворного параграфа закона о полиции и доказательствах в уголовном праве?

– Мальчик, – произнес Тотт.

– Мэтью?

– Он пытался не пустить вас в дом?

– Я ему объяснил, что мы хотели поговорить с его матерью.

– Он вам воспротивился?

– Сделал нечто большее – пнул меня.

– Двенадцатилетний ребенок?

– Угодил в самое больное место.

– И вы ответили?

Даймонд сообразил, куда повернул допрос.

– Все было не так, сэр. Он вцепился в меня, и я, как вам докладывал, оттолкнул его.

– Только забыли доложить, что он треснулся о стену.

– Коридор там очень узкий.

– Вы отрицаете, что парень был отброшен и ударился о стену головой?

Мозг Даймонда, обгоняя события, просчитывал возможные последствия, а сам он старался точно придерживаться фактов.

– Он не мог серьезно пострадать, поскольку сразу вскочил и убежал. – Тотт молчал, пока суперинтендант, не выдержав, спросил: – Не пострадал же – ведь так?

– Вчера вечером его на «Скорой помощи» отвезли в больницу, – сухо сообщил помощник главного констебля.

– В больницу? В связи с чем?

– Парень потерял сознание. В школе поступили грамотно, вызвав медиков. Судя по всему, поставлен диагноз сотрясение мозга. – Тотт говорил обыденно, словно представитель больницы. Обыденно, но беспощадно.

– Когда я видел его в последний раз, он был в порядке. – Даймонд понимал, как мало значит его аргумент. – Свободно говорил, держался без напряжения.

– Бывает, что последствия проявляются позднее, – заметил помощник главного констебля и продолжил, будто зачитывал бюллетень: – Мальчику сделали рентген, чтобы исключить трещину черепа. Пока рано говорить, не получил ли он необратимых повреждений.

Все звучало настолько невероятно, что Даймонд собрался спросить, почему не пришла никому в голову мысль, что мальчишка притворяется. Но он вовремя себя одернул – подобное предположение не облегчило бы его ситуации. Мистер Тотт принимал все всерьез, и ему не понравилось бы оказаться в роли обманутого. Лучшее, что можно было предпринять, – продолжать защищать свои действия.

– Если парень шарахнулся головой об стену, это получилось случайно. Он ударил меня в пах, затем нацелился на ногу. Я всего лишь оттолкнул его. Джон Уигфул видел. Он находился как раз позади меня, сэр.

– Вот в этом вы ошибаетесь, – возразил Тотт. – Инспектор Уигфул ничего не видел. Все его внимание было приковано к миссис Дидриксон. Она мелькнула в конце коридора – убегала через заднюю дверь, и он не смотрел ни на вас, ни на ее сына.

Спасибо тебе, Джон, горько подумал суперинтендант. Любой коллега из полиции с каплей солидарности поддержал бы его перед начальством. Уигфул определенно знал, что мальчишку он отпихнул непреднамеренно.

– Правы вы или нет, – произнес Тотт судейским тоном, – я должен учитывать, как к данной истории отнесутся другие, за пределами полиции. Я имею в виду учебное заведение и мать. Утром мне позвонил разгневанный директор школы.

– Этого еще не хватало!

– Их не проинформировали, что ученик получил удар по голове.

– Никакого удара не было. Парня никто не бил.

– Я здесь не для того, чтобы обсуждать терминологию, Даймонд. Дело слишком серьезное. Директор школы обратился с жалобой и имел на то основания. Как я полагаю, то же сделает миссис Дидриксон. – Чтобы подчеркнуть значение следующей фразы, Тотт немного откинул голову назад. – В сложившихся обстоятельствах я вынужден поручить расследование смерти Джеральдин Джекман Уигфулу в роли старшего следователя.

– Что? – Кожа суперинтенданта покрылась мурашками, в голове застучало.

– Я отстраняю вас от руководства отделом, имея в виду последующее расследование вашего поведения. У меня нет выбора. То, что произошло, может развалить уголовное дело против нее.

– Бред! – крикнул Даймонд, больше не сдерживаясь. – Не могу поверить!

– Следите за своими словами, суперинтендант.

Но Питер Даймонд был не в том состоянии, чтобы держать себя в руках.

– Поздно, мистер Тотт. Я вас раскусил. Теперь мне известна ваша подноготная. Вы смертельно боитесь моей репутации. Говорите, будто дело Миссендейла никак не повлияло на мою карьеру, а сами жмете тревожную кнопку, стоило кому-то бросить обвинение в мой адрес. Все отлично соответствует вашим планам. Ваш стукач прекрасно поработал и добился своего. Ухожу и оставляю вам хлопоты расследования. Вы получите мое заявление об отставке.

Питер Даймонд вышел из комнаты и спустился вниз.

 

Глава четвертая

Слишком разозлившись, чтобы с кем-нибудь заговорить, Даймонд покинул здание и перешел на противоположную сторону улицы. Сообразил, что даже его разрыв с полицией произошел в неподходящий момент – пабы открываются только через час. Даймонд миновал автобусную станцию, убеждая себя, что гнев постепенно стихнет. Не жалел о том, что сказал. Каждое его слово было оправданно. Выражайся он более дипломатично, все равно бы сейчас стоял, придумывая прощальную тираду. Ладно, пусть его называют горячим, безбашенным, неуправляемым, но он не потерял лица. Сдаться Тотту, позволить отстранить себя от дел и убрать из отдела, чтобы он наблюдал за всем со стороны, – все равно что дать себя кастрировать.

Сожаления? Даймонд слишком мало пробыл в Эйвоне и Сомерсете, чтобы обзавестись сильными привязанностями. И еще – он часто на это жаловался – в последнее время работа приносила ему меньше удовлетворения. Управление захватили ученые, а великие детективы прошлого, кумиры его первых лет в полиции вроде Боба Фабиана, Джека дю Роуза и Леонарда «Ниппера» Рида стали казаться динозаврами. Они были сыщиками от бога, но даже им подрезали бы крылья атрибуты современной технологии: компьютеры, мобильные телефоны, фотороботы, полицейские телевизионные программы, ультразвуковое наблюдение и генетическая экспертиза. Даже не случись того, что произошло сейчас на верхнем этаже полицейского участка, Даймонд не представлял, как продолжать служить в современной полиции. За все эти годы он добился кое-каких скромных успехов. Жаль, что не получит удовлетворения, раскрыв убийство Джеральдин Джекман. Вот это действительно жаль.

Главной тревогой Даймонда было насколько происшедшее расстроит его жену Стефани. Бедная Стеф выслушает спокойно. Но если даже для него внезапность случившегося была подобна удару топором по голове, каково придется ей? По крайней мере, он будет рядом и примет все на себя. Жена не ожидала ничего подобного. Ее мир ломается, и она сломается вместе с ним. Даже когда пройдет первый шок, останется безысходность по поводу ипотеки, счетов и стоимости выживания. Он-то способен переносить невзгоды, а Стеф по натуре беспокойная и тревожится буквально обо всем.

На Столл-стрит Даймонд шел мимо магазина электротоваров, и вид разнообразных приборов в витрине внезапно навел его на мысль. Так же импульсивно, как уволился с работы, он завернул внутрь и попросил показать микроволновые печи. Понимая, что с принципами даже ради акта милосердия расставаться поздно, решил пойти ва-банк и, выбрав ту, у которой был самый большой дисплей, расплатился чеком. Ее обещали доставить миссис Даймонд в тот же день. Пусть это станет для нее хорошей новостью, сказал он продавцу.

Выйдя из магазина, Питер продолжал путь мимо входа с колоннами в римские термы и заглянул во двор аббатства, где летом устраивал себе ланч. В это время года туристов было меньше, и деревянная скамья оказалась в его распоряжении. Зато голуби остались в прежнем количестве и немедленно слетелись с единственной целью – поесть. Даже забывали ворковать, исследуя в поисках крошек брусчатку у его ног. Затем со стороны отеля «Эбби грин» появился убежавший от кого-то черный кот, и голуби улетели. Даймонд смотрел, как они шумно поднялись в воздух, сбились в тесную стаю и скрылись вдали. А он остался глядеть на фронтон аббатства, где каменные ангелы вечно восходили по лестницам в небо. В голове мелькнула успокоительная мысль – ему больше не нужно сравнивать себя с ними. Неожиданно его что-то заинтересовало. Питер прищурился на каменный фасад и разглядел фигуру, на которую раньше не обращал внимания. То не являлось игрой света или обманом зрения. Один из ангелов – третий сверху – был изображен не поднимающимся вверх, а перевернутым вниз головой. Не было сомнений: таким образом он спускался вниз. Даймонд не улыбнулся, лишь кивнул и произнес:

– У нас с тобой одна судьба, приятель.

В итоге в ближайший паб он сразу не пошел. Кроме горечи по отношению к Тотту, не давала покоя мысль, что все случившееся построено на обмане. Даймонд не поверил, что Мэтью Дидриксон терял сознание. Через двадцать минут после инцидента в коридоре он видел парня в его комнате. Тот прекрасно себя чувствовал и, растянувшись на кровати, убеждал мать, что полицейские напали на него специально. Играя в прошлом в регби, Даймонд не раз видел, как люди теряли сознание. Они не только сразу вырубались, но потом не могли вспомнить, что с ними произошло перед тем, как получили удар. Однако даже если станет очевидным, что парень притворялся, он не сможет открутить стрелки часов назад и не вернет себе работу. Даймонд смирился с этим. Но тревожило другое. Его внезапную отставку расценят как признание жестокого обращения с несовершеннолетним. При самом неблагоприятном развитии сценария могут даже обвинить в нападении на мальчика, повлекшем губительные последствия. А полицию призывать на помощь поздно.

Даймонд понял: чтобы защитить себя, необходимо выяснить правду о состоянии Мэтью Дидриксона. Он вернулся на Мэнверс-стрит, забрал машину и двинулся по Аппер-Бристоль-роуд.

Даймонд нисколько не колебался, предъявляя полицейское удостоверение женщине в регистратуре больницы «Ройал юнайтед». Она ответила, что Мэтью перевели из отделения скорой помощи в обычную палату. Медицинская сестра на этаже подтвердила, что мальчику сделали рентген и теперь ждут результатов. После его поступления в больницу симптомы потери сознания больше не наблюдались. Он чувствует себя достаточно хорошо, чтобы принять посетителя. Его уже навестили люди из школы.

Сестра показала палату, где должен был находиться Мэтью, но Даймонд его там не нашел. Мэт сидел в холле перед телевизором. К губе приклеилась сигарета, которую ему, вероятно, дал единственный в помещении другой больной – старик, задремавший в кресле с пепельницей на коленях.

В обязанности Даймонда не входило предупреждать о вреде курения, поэтому он просто произнес:

– Привет, как дела?

– Сегодня, наверное, отпустят домой. – Мэтью умел разговаривать с сигаретой во рту.

Взгляда от экрана телевизора он не отвел и сидел, развалившись, в серой больничной одежде, в низком кресле с железной рамой, поставив ноги в тапочках на кофейный столик и сцепив на затылке руки.

– Тебе, я смотрю, явно лучше.

– Не жалуюсь.

– Сознание больше не терял?

Не меняя позы, парень повернул голову:

– А, это вы. Проверяете, как я себя чувствую?

– Для этого можно было просто позвонить в отделение. – Даймонд покачал головой. – Что-то ты зачастил в это место. Понравилось?

– Не понял? – В карих глазах Мэта мелькнула настороженность.

– Ты же здесь во второй раз. Говорят, чуть не утонул.

– Это было сто лет назад, – презрительно процедил Мэт. – Тогда меня здесь вообще не оставили.

– Как плавание в бассейне?

– Пришлось завязать. Миссис Джекман развыступалась. Но теперь она умерла – туда ей и дорога.

– Помнишь день, когда это случилось?

Неожиданно Даймонд подумал: «Безумие! Тебя только что вытурили с работы, а ты опять за свое – пытаешься разговорить этого наглого парня, чтобы получить зацепку к раскрытию убийства Джеральдин Джэкман. Больше не полицейский, а расстаться со своим занятием не можешь. Так курица с отрубленной головой бегает по двору».

– В тот день я вернулся в школу, – ответил Мэтью.

– В понедельник одиннадцатого сентября?

– Угу.

– Тебя отвезла туда мама?

– Да.

– Перед тем как вы уехали, вам кто-нибудь звонил?

– Звонил Грег, спрашивал маму. Вы-то его называете профессором Джекманом, – снисходительно добавил он.

– В котором часу это было?

– Рано. Около восьми. Мама была еще в ночной рубашке. Разволновалась.

– Почему?

– Из-за телефонного звонка. Она только что отдала Грегу очень ценные письма одной романистки, которая написала их сотню лет назад. Грег решил, что их стырил америкашка и бросился за ним.

– А что считала твоя мама?

– Она не сомневалась, что письма у миссис Джекман.

– Откуда ты знаешь?

– Сама сказала, когда везла меня в школу.

– Когда это было?

– В половине девятого. Мы должны являться в школу без четверти девять. – Мэт потянулся за пультом и стал переключать каналы.

– Тебе нравится школа?

– В ней одни малявки. Придется ждать до следующего года, чтобы сдать вступительный экзамен в среднюю школу.

– Если сдашь.

– Без проблем. Я в хоре.

Сам Даймонд оказался в средней школе в одиннадцать лет и думал, что в системе какой-то сбой, если дылд вроде Мэтью продолжают держать в младших классах.

– Странно, что такого большого, самостоятельного парня возит в школу мать.

– Все лучше, чем топать пешком.

– Мог бы ездить на автобусе.

– Предпочитаю на «Мерседесе».

Его ответ подтвердил, что символы социального статуса продолжают играть в школе большую роль. В любой школе. Манеры мальчишки коробили Даймонда, но он помнил собственное детство и понимал, что в основе подобного поведения кроется незащищенность. И еще: каким бы сильным ни было желание надрать сорванцу уши – пусть даже символически, – он сознавал, что последствия стычки будут катастрофическими. Сдерживаясь и взяв себя в руки, Даймонд решил сосредоточиться на том, что помнит Мэтью о дне смерти Джеральдин. Хористы, как он выяснил, провели скучное утро рядом с ризницей и в ней самой, где им выдали чистую одежду. А после обеда получили расписание и учебники восьми входящих во вступительный экзамен предметов.

– Мать встречала тебя после окончания занятий?

– Никогда не встречает. Отец приятеля подбрасывает до Линкомб-Хилл. У него старый «Пежо», но это понятно – он всего лишь школьный учитель. Чего от него ждать?

– Тебя интересуют автомобили, Мэтью?

– Приличные – да.

– Сам пробовал водить?

– Так я и сказал! Даже если бы пробовал, никогда бы не признался легавому. – Последнее слово, произнесенное с выговором ученика престижной школы, прозвучало еще презрительнее.

Даймонд продолжал развивать пришедшую в голову мысль: а если убийство Джеральдин совершил этот подросток, а затем отвез труп к озеру и утопил? Идея граничила с бредом, но раз уж он взялся за нее, почему бы не довести до конца?

– Ребята твоего возраста учатся водить, не выезжая на общественные дороги. Это не является незаконным. Я слышал о школах, которые на своей территории дают уроки вождения.

– У нас уроки только игры на пианино. – Парень не скрывал недовольства.

– Может, твоя мама…

– Шутите!

– Могла бы тебя поучить в каком-нибудь тихом месте – где-нибудь на пустынном пляже или на заброшенном аэродроме.

– Она не разрешает мне даже кататься на электромобиле в парке.

Мэт не обманывал. В его словах Даймонд уловил возмущение разочарованного подростка. Он больше не представлял Мэтью за рулем «Мерседеса» или какого-нибудь другого автомобиля.

– Когда вырасту, заведу себе «Хонду».

– Хочешь стать водителем?

– Ну вы не врубаетесь. Байкером.

– Осторожнее с языком, парень. – Внушение осталось без внимания, и суперинтендант шутливо добавил: – Я ведь могу, выходя из больницы, рассказать сестре про сигарету. – После чего вернулся к первоначальной линии допроса: – Так о чем это мы? Ты мне не сказал: мама находилась дома, когда ты вернулся из школы?

Мэтью сделал последнюю затяжку и затушил сигарету.

– Да.

– Вела себя как обычно?

Мэтью повернулся и снова посмотрел на Даймонда.

– Вы подозреваете ее в убийстве?

– Она куда-нибудь выходила в тот вечер?

– Нет.

– Надеюсь, ты говоришь правду.

– Конечно.

– Вот что я тебе скажу, Мэт: ты изо всех сил хочешь помочь матери, но вранье ей только повредит.

Он выключил телевизор и поднял голову:

– Что вам надо?

– Для начала немного отвлечемся. Я не верю, что ты ударился головой очень сильно. Не верю, что потерял сознание. Моей первой мыслью было, что ты таким образом протестуешь против необходимости ночевать в школе.

– Ничего подобного! – воскликнул Мэтью.

– Но теперь думаю, что причина не в эгоизме. Ты сделал это ради матери. Решил: если тебя примут за больного, маму не станут допрашивать и нам придется отпустить ее ухаживать за тобой.

Мэт нахмурился:

– Отпустите?

– Это не от меня зависит.

– Моя мама никого не убивала.

– Если ты действительно так считаешь, должен понять: то, как ты вел себя вчера вечером, ей не поможет.

– Вы меня ударили о стену.

– Да, – кивнул Даймонд. – А ты мне двинул в пах, но я не раздувал из этого истории.

Мальчик усмехнулся. А Даймонду стало казаться, что он вот-вот сумеет достигнуть понимания, если не чего-нибудь большего. Бравада парня была не толще бумажного листа, а за ней скрывалась тоска ребенка по отцу. Их разговор прервала медицинская сестра:

– Пришло твое рентгеновское заключение, Мэтью. Ничего плохого мы не нашли и можем спокойно отправить тебя в школу.

– Прямо сейчас?

Сестра подмигнула Даймонду:

– После четырех часов.

Стефани приняла известие об отставке мужа спокойнее, чем он предполагал.

– Когда привезли микроволновку, я так и подумала: случилось что-то неприятное. Конечно, это легкомысленно – делать мне такой подарок.

– Глупо.

– Не глупо, я не это хотела сказать. Сумасбродно. Но я давно знакома с твоим сумасбродством – с тех самых пор, как ты привел осликов в детский лагерь. Не каждый способен оценить тебя.

– Точно подмечено. Мне не подходила эта работа: я не человек – чудовище.

– Неправда. Ты не злой.

– Расскажи это мистеру Тотту, Стеф. Взглянем правде в глаза: руководство – не самая сильная моя сторона. Я держался на том, что гнул под себя людей – никому не делал поблажки.

– Не самый плохой способ руководства. Под твоим началом была все-таки не детсадовская группа.

Даймонд заставил себя улыбнуться:

– Да, однако требовалось завоевывать уважение, и я не уверен, что в последнее время мне это удавалось. Надо было шагать в ногу с прогрессом. У меня единственного не было в кармане калькулятора. Все считал в уме.

– Просто ты не сумел прижиться в этом месте.

– Дело не в месте, а в разочаровании. Большие начальники снабдили нас всякими полезными штуковинами и ждут, чтобы мы стали суперэффективными. Но ведь в реальной жизни мы имеем дело с людьми – изворотливыми, страшными, пугающими. Сейчас злодеи хитрее, чем двадцать лет назад. С ними нужно беседовать, проникать в их умы, вытаскивать из них правду. Для этого я поступал в полицию. А теперь расследование ведут по логарифмической линейке. Чтобы все подтверждала лаборатория. Но их штат неукомплектован, и результатов приходится ждать неделями, месяцами. А как в это время вести себя с подозреваемым? Закон запрещает держать его бесконечно. Естественно, приходится выколачивать из него признание. Случаи получения показаний под нажимом – результат воздействия системы, которая не способна правильно функционировать. – Даймонд вздохнул. – Прости, дорогая. Я не собирался грузить тебя этой чепухой.

– Лучше выговориться, чем держать все в себе, – заметила Стефани. – А теперь помоги мне с микроволновкой. Давай посмотрим, сумеем мы с ней управляться или нет.

Вдвоем они за короткое время приготовили сносную тушеную камбалу с овощами, откупорили бутылку шабли и решили, что утром идти в центр занятости неразумно. Пусть Даймонд недельку передохнет и займется кухней, которая стала такой грязной, что в ней не хочется держать новую микроволновку. А потом позаботится о будущем.

Утром Даймонд написал официальное заявление об отставке.

 

Глава пятая

В понедельник «Бат ивнинг кроникл» вышла с крупным заголовком: «Убийство Джерри Сноу – арестована жительница Бата». Фактов было немного. В статье сообщалось, что тридцатичетырехлетняя водитель пивоваренной компании Дана Дидриксон предстала перед судьей по обвинению в убийстве 11 сентября телевизионной актрисы Джеральдин Джекман. Процедура длилась всего пять минут, в результате женщина оставлена под стражей.

У Питера Даймонда теперь были другие приоритеты – изучать объявления о вакансиях. Он твердил себе: полицейские проблемы нужно выбросить из головы. Но у него не получалось, стоило ему представить самодовольного Джона Уигфула во главе отдела на Мэнверс-стрит. Черт с ним, убеждал себя Питер, меня это больше не касается.

Обычно бывшие полицейские искали работу в частных охранных фирмах. Все утро Даймонд с «Желтыми страницами» в руках пытал счастье в организациях, которые раньше называл несерьезными. Названия некоторых, когда он их произносил, заставляли морщиться. Это «Безопасность и спокойный сон»? Или «Караульная служба Сомерсет»? Единственным результатом обзвона – кроме накрученных счетчиком минут – стала новость, что его послужной список никого не интересует. Бывшего суперинтенданта не хотели брать ни обычным водилой или сторожем у магазина, ни руководителем. Должность начальника отдела по расследованию убийств не служила рекомендацией, если предстояло работать с бизнес-клиентами.

«Желтые страницы» также приводили телефонные номера детективных агентств, предлагающих широкий спектр услуг. На поверку они оказывались конторками, состоящими из одного человека, как правило бывшего сержанта полиции, которому также не требовался в подручные бывший суперинтендант.

В следующие две недели Даймонд расширил круг поисков – готов был согласиться на любую офисную работу, но всякий раз получал отказ. Слишком много мужчин среднего возраста претендуют на места для «белых воротничков», нелицеприятно объявляли ему и спрашивали, не рассматривает ли он возможность потрудиться физически. Здесь, как правило, приходилось карабкаться по лестницам и катать тачки по доскам – занятия, мало подходящие для человека его крупногабаритной комплекции, поэтому подобные предложения Даймонда не воодушевляли.

Удача повернулась к нему лицом в последнюю неделю ноября.

– Мне предложили целых два места, – сообщил Питер жене в пятницу вечером. – Места два, а справиться с работой могу только я.

– Два – это замечательно, – заметила жена. – Надежные?

– Знаешь магазинчики в «Колоннаде» рядом со Столл-стрит? Им нужен человек на роль Санта-Клауса, чтобы ходил поблизости и разговаривал с детьми. Работа сезонная и под прикрытием. Собеседование проходили трое, но место досталось мне из-за размеров моей талии.

– О, Питер! – Лицо Стефани болезненно скривилось.

– Что?

– Знаю, с работой сейчас трудно, но… Чтобы суперинтендант полиции вырядился Санта-Клаусом!

– Не забывай, это временно.

– Какое падение!

– Ничего подобного. Для двадцати процентов населения Санта-Клаус очень важная персона. А остальные восемьдесят не отличат меня от Адама.

Жена вздохнула:

– А другое место?

– Бармен плюс вышибала в пабе «Старое кресло». Работа только по вечерам.

– Где он находится?

– Новый паб на дороге за театром.

– Там же будут буяны из диско-клуба.

– Поэтому, дорогая, им и требуется вышибала.

Однажды вечером Даймонд увидел в газете, что в суде магистрата состоялись слушания по делу Даны Дидриксон, после чего ей предстояло предстать перед Бристольским королевским судом по обвинению в убийстве. Он перевернул страницу и постарался сосредоточиться на спортивных новостях – обзоре физической формы регбистов международного ранга из Бата.

Даймонд оказался популярным Санта-Клаусом, хотя раздавать ему было нечего, кроме воздушных шариков с логотипом «Колоннады». Роль пришлась ему по душе, и он исполнял ее с блеском и удовольствием, которые отсутствовали в его полицейской карьере. Питера умиляли светившиеся восторгом и ожиданием лица малышей. Бездетный мужчина, он легко убедил себя, что от детей, как и от собак, только лишние хлопоты. Теперь же, спрятавшись за белыми нейлоновыми бакенбардами, без стеснения изображал папочку.

Однажды днем он заметил на верхнем этаже «Колоннады» Мэтью Дидриксона с приятелями. Мальчишки катались на лифте со стеклянными стенками, который обслуживал три уровня здания. Хозяин магазина, когда беседовал с ним по поводу работы Санта-Клаусом, обрадовался, узнав о его полицейском прошлом, и рассказал, что порой вытворояют дети школьного возраста. Даймонд возразил, мол, человеку в наряде Санта-Клауса трудно урезонивать маленьких сорвиголов. Мэтью же с товарищами не пинали банки из-под кока-колы и не налетали на пожилых дам. Самое плохое в их поведении было то, что они монополизировали лифт. Но час пик еще не наступил, покупателей было немного, и Даймонд решил не обращать внимания.

Вскоре лифт им надоел, и они стали потешаться над Санта-Клаусом. Малышни вокруг не было, и Даймонд, не рискуя разрушить сказку, выслушал все скабрезности, на которые способны подростки их возраста. «Черные сапоги – его фетиш». «Нет, он тащится от белых носков. Думаешь, он знает (остряк ткнул пальцем в шарики) как пользоваться презервативом?»

Они так наслаждались своим остроумием, что обомлели, получив ответный удар.

– Я тащусь, сдавая пацанов из хора директору школы.

Веселье сменилось страхом:

– Он нас знает!

Двое убежали, но Мэтью остался и, глядя на него своими темными глазами, заметил:

– Этот голос я узнал. Дрянная маскировка. – Серьезная критика, нечего сказать.

Даймонд был с ним откровенен и объяснил, что из-за него больше не служит в полиции. Мэтью ответил такой же откровенностью, поведав, что сбежал с друзьями на часок из школы. В четыре в аббатстве репетиция рождественских гимнов, и до этого времени их не хватятся. Даймонд воспользовался случаем и спросил о том, что не давало ему покоя с тех пор, как он прочитал, что Дана Дидриксон арестована и ей предъявлено обвинение в убийстве.

– Где ты будешь проводить Рождество?

– С Нельсоном. У его родителей. Я у них встречаю все праздники.

– Добрые люди.

– Нельсон мне кое-что должен.

Даймонд вспомнил о происшествии на Палтнийском каскаде. Мальчишка швырнул палку, отчего Мэтью оступился и чуть не утонул. Того парня звали Нельсоном. Что ж, три недели гостеприимства – неплохая компенсация за неразумный поступок.

Даймонд надеялся, что школа куда-нибудь пристроит парня на каникулы. Например, в дом одного из учителей. Серьезное испытание для любого ребенка. После разговора в больнице неприязнь Даймонда к Мэтью уменьшилась. Он понял, что крылось за дерзостью. Сказать по правде, в его собственном характере тоже хватало дури. Даймонд настолько изменил отношение к парню, что решил приютить его на Рождество. Посоветовался со Стефани, и та согласилась. Она всегда любила детей. Но оказалось, что этого не требуется. В компании мальчишки его возраста Мэтью будет лучше.

Мэтью, почувствовав между ними потепление и стесняясь, чего никогда бы не показал при друзьях, спросил:

– Долго ей ждать суда?

– Твоей маме? Несколько месяцев.

– А потом она выйдет?

Даймонд колебался между убеждением и успокоительной ложью:

– Все зависит от того, какие предоставят доказательства. А тебе лучше найти друзей и бежать на хор. У твоей мамы и так достаточно неприятностей, чтобы ей еще говорили, что ее сын прогульщик. Счастливого Рождества, сынок!

После вышагивания вокруг «Колоннады» вечерняя работа в пабе давалась нелегко. К счастью, случались моменты, когда Даймонд мог опуститься на стул и отдохнуть. Посетители были в основном ребята до двадцати лет, устраивавшие себе передышку от танцев в расположенном напротив клубе диско. Как правило, послушные и смирные, они вырывались из дома повеселиться и подчас проявляли не лучшие черты юношеского возраста. Это было резким контрастом с малышней, которой Питер представлялся Санта-Клаусом. Но даже самые обаятельные дети со временем становятся подростками.

Шли недели, продолжалась его работа у «Колоннады». Рождество они со Стефани встретили тихо. От бывших коллег пришла поздравительная открытка. На ней согбенный старик тащил через заснеженную поляну большое полено для камина. Наверное, так они представляли новую жизнь Питера. Расписались все, включая Уигфула. Даймонд прочитал имена: Кит Холлиуэл, Пэдди Кроксли и Мик Дэлтон – они ему показались чужими. Явный признак, что забывалось все, что связывало его с полицией. Забылось до такой степени, что поначалу он не узнал вошедшего в середине января в паб «Старое кресло» мужчину в черном пуховике.

– Здравствуйте. Мне сказали, что я могу найти вас здесь. – Выговор скорее йоркширца, чем человека с юго-запада. Проницательные глаза, широкоскулое лицо, черные усы. Профессор Джекман.

Даймонд по-барменски кивнул:

– Что вам налить?

– Коньяк. И себе тоже. Выпейте со мной.

Вежливое предложение: он как бы давал понять, что одному ему пить неинтересно.

– Я узнал, что вы ушли из полиции, – произнес профессор, сделав глоток коньяка.

Он выбрал вечер, когда клуб диско был закрыт, и в пабе за столиками вдали от стойки сидели всего несколько человек. Даймонд старательно протирал стаканы, поэтому Джекману пришлось самому оценить происшедшие с тех пор, как они виделись в последний раз, изменения.

– Дело дрянь, – произнес он.

– Справляюсь, – промолвил Даймонд, не поднимая головы.

– Я хотел сказать: плохо, что вы бросили дело. Очень подвели Дану.

– Оставьте. Этот вопрос для меня закрыт.

– Но не для Даны. Ее обвиняют в преступлении, которого она не совершала. И если ничего не предпринять, на всю жизнь упекут за решетку.

– Вы мне предлагаете что-нибудь предпринять?

– Дане нужна помощь.

Даймонд, отвернувшись от профессора, потянулся за новыми стаканами.

– Это проблема ее защитников.

– Я разговаривал с адвокатом. Дана не знает, как противостоять обвинению.

Даймонд погрузил стаканы в воду.

– Но она же это сделала. – Пусть профессор считает его черствым, равнодушным к судьбе миссис Дидриксон, он не обязан разделять его чувства.

В паб вошли пятеро американцев, встали у стойки и принялись обсуждать, кому первому за всех платить и что выбрать. Джекман молчал, пока посетители не получили напитки и не сели за столик.

– Вы же сами не верите, что она убийца!

– Во что я верю и не верю, не имеет больше никакого значения. Я бы не хотел продолжать этот разговор, профессор.

– Во время допроса вы называли меня Грегом, – напомнил тот.

Даймонд вздохнул, не в силах поверить, что умный человек клюнул на обычную уловку полицейского.

– Как мне до вас достучаться? – воскликнул Джекман.

– Неправильный вопрос. Вопрос в том, что вам от меня надо. Ответ на него такой: я не могу вам предложить ничего, кроме выпивки.

– Вы занимались данным делом несколько недель. Заложили основу расследования. У вас должны быть альтернативные версии, даже если впоследствии вы от них отказались. Вот чем вы можете нам помочь – назовите возможности, которые не приходили нам в голову.

– Нам?

– Я упомянул, что в контакте с ее адвокатом.

– Полагаете, это разумно? – спросил Даймонд, несмотря на твердое намерение оставаться в стороне. – Обвинение, несомненно, установило связь между вами и миссис Дидриксон. Принимая активное участие в ее деле, вы даете им козырь в руки.

Джекман провел ладонью по волосам и задержал руку на затылке.

– Знаю, но я не могу оставаться равнодушным. Позвольте говорить откровенно. Между мной и Даной не существует связи в общепринятом понимании. Мы с ней не спали, даже не обсуждали интимные темы. Но за последние трудные недели я стал считать ее… скажу прямо, меня беспокоит судьба Даны. Я хочу вытащить ее из этой передряги. И вы совершенно правы: мое вмешательство на данной стадии ей только повредит. Господи, я говорю, как персонаж из третьесортного викторианского романа!

Даймонд почувствовал неловкость, как любой мужчина, когда другой раскрывает перед ним душу. До сих пор он считал Джекмана ученым сухарем, сдержанным и хладнокровным. Исповедь тем временем продолжалась:

– Дана так трогательно в меня верит.

– В каком смысле?

– Подумайте сами. Почему она не сообщила полиции, что обнаружила в моем доме труп Джерри? Она приходит ко мне и находит в кровати мертвую. Любой на ее месте решил бы, что убийство совершил я.

Даймонд промолчал, а Джекман произнес страстным тоном влюбленного:

– Она необыкновенно ко мне добра. Никуда не заявила даже после того, как в озере нашли тело. Когда вы приехали за ней, чтобы допросить, попыталась сбежать. С точки зрения закона подозрительное поведение. Но я не сомневаюсь, Дана так поступила, желая защитить меня. Не хотела, чтобы меня обвинили в убийстве.

– Откуда вам известно, что она пыталась сбежать?

– От адвоката. В распоряжении защиты есть полицейское дело со всеми деталями.

– В таком случае вы более информированы, чем я. Как много из предъявленных ей обвинений она признала?

– Лишь то, что находилась в моем доме и обнаружила труп.

– И придерживается данной линии?

– Разумеется.

В этом «разумеется» был особый смысл. Предполагалось, что Даймонд уверен в невиновности Даны. Но он продолжал сомневаться. Ему уже приходилось слышать подобные рассуждения от влюбленных мужчин. Или виновных.

– Адвокат обсуждал с вами результаты судебной экспертизы?

Профессор вздохнул и развел руками:

– Хуже некуда. Установлено, что тело перевезли на ее машине. В багажнике обнаружены частицы кожи и волосы. Анализ ДНК подтвердил, что они принадлежат моей жене.

Сказать «хуже некуда» не преувеличение. Дело можно закрывать. Но, щадя чувства Джекмана, Даймонд заметил:

– Я понимаю вашу озабоченность, профессор. В наше время с учеными не поспоришь. Вот раньше заключение экспертизы давало повод к различным интерпретациям. У каждой стороны были свои эксперты. Анализ ДНК положил этому конец. С такими уликами я бы и сам обвинил миссис Дидриксон в убийстве. – Какая ирония судьбы, подумал он: Питер Даймонд отступает и признает непогрешимость людей в белых халатах.

– Повод для сомнений, безусловно, есть, – кивнул Джекман. – А если ее машиной воспользовался кто-нибудь другой?

– Хотите сказать, она предоставила ее преступнику? Надо бы у нее узнать. Когда я ее допрашивал, ничего подобного она не говорила.

– С какой стати? Тогда еще никто не доказал, что тело Джерри перевезли на «Мерседесе».

– Попросите адвокатов задать ей вопрос об автомобиле, хотя больших надежд я бы на это не возлагал.

Воцарилась тишина. Джекман покачивал рюмку с остатком коньяка.

– Я о том инспекторе, который принял у вас дело, – наконец произнес он.

– Джоне Уигфуле? Он теперь старший инспектор.

– Не поймите меня неправильно. В прессе столько пишут о ложных обвинениях. По моим наблюдениям, этот человек в высшей степени амбициозен. Можно сказать, фанатично…

– Стоп, профессор! Я не имею привычки вонзать нож в спины бывшим коллегам.

– Я пытаюсь объяснить необъяснимое.

– Вот именно. Допивайте. Мне нужно убрать со столиков.

Даймонд уже час лежал в кровати, но все еще не мог выбросить из головы то, что услышал от Джекмана. Глупо. У него не было ни малейшего желания снова влезать в это дело. Всякое содействие защите примут за злобную попытку из зависти отомстить Джону Уигфулу. Из того что он услышал, стало очевидно, что с тех пор, как эксперты связали «Мерседес» с преступлением, дело Даны Дидриксон стало неоспоримым. Вмешательство влюбленного Джекмана лишь усилит позиции обвинения. Мотив яснее ясного: это все равно что нанять самолет, чтобы тот пролетел над городом с транспарантом «Дана любит Грега».

Но он всегда чувствовал, что в данном преступлении есть и другой план. Мучительно не сходились концы с концами. Странный пожар и не полученный ответ на вопрос: правда ли, что Джеральдин Джекман собиралась сжечь мужа? Была ли она параноиком, как неоднократно утверждал профессор?

Еще необычайная сцена, которую Дана Дидриксон с сыном наблюдали на подъездной аллее у дома Джекманов, когда Джеральдин подралась с мужчиной по имени Энди, пытаясь задержать его. Был ли он любовником, который решил ее бросить? И почему не всплыли письма Джейн Остен?

Даймонд ненадолго забылся неглубоким сном, а когда проснулся, на часах было без пяти два. Он снова стал размышлять об убийстве Джеральдин. Кого же он проглядел? Льюис Джанкер, Стэнли Бакл, Роджер Плато и эта… Молли Эйбершо. Он сел и спросил себя: почему тебя это волнует? Уигфул спит сном довольного человека, раскрывшего преступление.

А я, пожалуй, еще немного посижу, подумаю.

 

Глава шестая

Утром, забыв о своем намерении ни во что не вмешиваться, Даймонд позвонил Джекману в университет:

– Я вспомнил кое-что, что может иметь отношение к делу. Говорю вам, потому что надеюсь, что это способно пролить свет на правду, но не хочу, чтобы вы упоминали мое имя адвокатам или кому бы то ни было другому. Это ясно?

– Слушаю вас.

– Обещаете, что не впутаете меня?

– Обещаю.

– Речь идет о машине миссис Дидриксон.

– Продолжайте.

– Вы сказали, экспертиза установила, что труп вашей жены перевозили в багажнике «Мерседеса». Вывод такой: к озеру мертвую доставила именно миссис Дидриксон. Когда я раньше допрашивал ее, она сообщила, что после каждой поездки должна была указывать пробег.

– Пробег? – Джекман машинально повторил слово, еще не понимая его значения.

– Машина принадлежит компании. И миссис Дидриксон обязали указывать в журнале пробега показания счетчика каждый раз, даже если она ездила по своим делам. Если взглянуть на эти показания, можно выяснить, как использовался автомобиль одиннадцатого сентября и в последующие дни. Если кто-нибудь другой взял «Мерседес», чтобы отвезти тело из Видкомба к озеру в долине Чу-Вэлли, это оборот в тридцать миль, и он должен отразиться в цифрах.

– Боже мой! Вы правы! А если не отразился?

– Должен. Поездку на такое расстояние можно скрыть, изменив запись, придумав маршрут в другое место, либо приплюсовав к другой, длинной поездке.

– Верно.

– Если Дана сама сфальсифицировала запись, это нетрудно проверить. Вы меня понимаете?

– Да. – Настроение профессора упало.

– Вам все ясно?

– Да. Спасибо. Буду на связи.

– Нет необходимости.

Есть люди, которые страшатся правды, подумал Даймонд. Он положил трубку и стал размышлять, чем бы заняться. Оказывается, непросто заполнить столько свободного времени.

Прошла почти неделя, прежде чем Джекман позвонил ему в паб. В тот вечер стойку яростно осаждали посетители диско-клуба.

– Кто говорит?

– Грег Джекман. Я пробил это дело.

– Что? Ничего не слышу.

– Журнал пробега. Вывернулся наизнанку ради Даны.

– Сейчас не время. У меня тут очередь.

– Тогда я сам приду к вам. – Голос выдавал сильное волнение профессора.

– Нет, слишком много народу. – Даймонд закрыл рукой микрофон и заверил двух парней с прическами панков, что немедленно обслужит их. Придется крутиться до самого закрытия, – сказал он Джекману.

– Тогда приходите ко мне.

– Сегодня вечером?

– Спасибо. Буду ждать.

Профессор неправильно понял Даймонда: тот возражал, а не соглашался. Но вокруг творилось такое, что яснее Питер выразиться не сумел.

Когда выпроводили последних посетителей и закрыли двери, он подумал, не перезвонить ли Джекману, но прогнал эту мысль. От него все равно не отвязаться. Та отчаянная решимость, которая звучала в голосе профессора, не признает вообще никаких преград, а уж тем более права другого человека на сон.

Даймонд приехал в Джон-Брайдон-Хаус после полуночи. Джекман встретил его на крыльце и дотронулся до руки, словно испуганный человек, вызвавший врача к своему тяжело заболевшему родственнику:

– Спасибо, что откликнулись!

Даймонд настолько за вечер вымотался, что остался глух к сердечности в его голосе. Только ворчливо бросил:

– Сам не знаю, зачем приехал. Я вам все уже сказал.

Они вошли в дом. Внутри было холодно. Видимо, отключилось отопление, а Джекман по рассеянности даже не заметил.

– Прошу прощения за беспорядок. Ваши люди… О, извините, оговорился. Полицейские перевернули все вверх дном, я не успел убраться.

– Видимо, искали письма Джейн Остен.

– Зря старались. Я облазил весь дом от подвала до крыши и ничего не нашел. Теперь придется потратить месяцы, чтобы снова навести порядок в папках.

Горы книг на полу в гостиной и снятые со стен картины не удивили Даймонда. Ему приходилось видеть, что бывает в доме после обыска. Он сам не раз отдавал приказы на обыски. Переставив с кресла на пол лошадку – копию статуэтки времен династии Тан, Даймонд, не снимая плаща, грузно опустился на сиденье.

– Я ненадолго, – произнес он.

– Хотите кофе?

– Давайте сразу перейдем к делу. Речь идет о журнале пробега машины?

Джекман кивнул:

– Он исчез.

– Журнал должен находиться в «Мерседесе».

– Но его там нет. Полицейские материалы о нем не упоминают. Я поинтересовался у адвоката Даны. Он сказал, что копию журнала непременно бы включили в дело, которое направили в службу уголовного преследования, и предоставили для изучения защите.

– Справедливо.

– Но никаких ссылок на журнал не обнаружено. Адвокат Сиддонс переговорил с Даной. Она утверждает, что постоянно держала журнал в машине.

– Он там был, когда она управляла автомобилем в последний раз?

– В день, когда вы забрали ее на допрос? – В словах Джекмана не чувствовалось упрека полиции в неправомерных действиях. Больше заботило то, что совершил он сам. – Я был настолько взволнован, что, узнав о пропаже журнала, совершил глупость. Но в то время не понял, какой причинил вред. Отправился в полицейский участок и попросил старшего инспектора Уигфула принять меня. Спросил у него, располагает ли полиция журналом.

– Неразумно с вашей стороны, – поморщился Даймонд.

– Я не собирался обвинять его в том, что он препятствует отправлению правосудия или в чем-либо подобном. Вел себя корректно. Проинформировал, что Дана настаивает, что журнал в машине. Он ответил, что его не нашли.

– Джон Уигфул не стал бы вас обманывать. – Даймонд не лукавил. Его бывший помощник, был слишком вышколен в полицейском колледже, чтобы портить карьеру ложными утверждениями.

Грегори Джекману от его слов легче не стало. Он тяжело, судорожно вздохнул, что предвещало новые признания. Он стоял у разоренного белого книжного шкафа, как осужденный, которого привели к фотографу сделать снимок.

– Я привлек его внимание к журналу, совершив тем самым роковую ошибку – отдал козыри в руки обвинения. Сиддонс был вне себя. Объяснил, что они могли не обратить внимания. А теперь будут настаивать, что Дана сама уничтожила журнал.

Питер Даймонд осознал опасность случившегося. Исчезновением журнала регистрации пробега почти наверняка воспользуются, чтобы обвинить саму миссис Дидриксон. Он спросил, что точно сказала Дана адвокату.

– Утверждает, что не выносила журнал из автомобиля, кроме последнего дня каждого месяца, когда отдавала его на проверку в администрацию компании. Но на следующий день обязательно возвращала на место. Я не сомневаюсь: она говорит правду.

– Она не помнит каких-нибудь необъяснимых пробелов?

Джекман покачал головой:

– Говорит, все было заполнено до конца. Последняя запись относится к тому дню, когда вы ее арестовали.

– Пригласил на допрос, – поправил Даймонд. – Все записи были сделаны ее почерком?

– Да.

– Она уверена?

– Абсолютно.

– Значит, следует ждать, что миссис Дидриксон заявит то же на суде. – Он стиснул ручки кресла. – Неудивительно, что этот ваш Сиддонс наорал на вас.

Джекман оглянулся, словно собирался пройтись по комнате – непростое дело среди разбросанных книг и вещей. А Даймонд тем временем размышлял: «Ответственность частично и на мне. Я заварил эту кашу». Прикинув, чем все может обернуться, решил, что для Даны Дидриксон было бы лучше, если бы о журнале пробега вовсе не упоминали. Обвинитель задаст ей о нем вопрос. И чем упорнее она будет настаивать, что вела его должным образом, тем сильнее будет подозрение, что она сама уничтожила его.

К угрызениям совести прибавилось чувство вины.

– Я бы все-таки выпил кофе, если вас не затруднит, – произнес Питер.

Пока Джекман возился в кухне, он сидел в кресле. Вероятность велика, что убийца – миссис Дидриксон, но признать ее априори виновной значит пойти по легкому пути и отказаться от серьезного расследования. Его вмешательство лишь усугубило ее положение. Если можно придумать нечто такое, что восстановило бы баланс, его моральный долг дать об этом знать.

На следующее утро Даймонд решил искупить свою вину. Когда в приемной «Реалбрю эйлз» секретарь спросила, назначено ли ему, он ответил, что нет. О таких визитах не предупреждают заранее. И попросил просто сообщить директору – это ведь мистер Бакл? – что к нему пришли.

– Узнаю, свободен ли он, – промолвила секретарь. – Как вас представить, сэр?

– Даймонд.

– По какому вопросу хотите с ним встретиться?

– Налогообложение.

Маневр удался. Девушка охнула и нажала клавишу на коммутаторе внутренней связи. Она закрыла рот ладонью и смотрела на Даймонда так, будто он держал ее на мушке пистолета.

Пока Даймонд ждал, чтобы его провели наверх, в его воображении возникала картина той паники, которая сейчас творилась в кабинете директора. Из того, что он слышал о Стэнли Бакли, можно было заключить, что у него неважно складывались отношения с налоговыми властями.

– Простите. – Это были первые слова директора, когда Даймонд вошел в его кабинет. – Через двадцать минут мне нужно быть на совещании в Бристоле. А вы знаете наши пробки.

Он вышел из-за стола и пожал гостю руку, явно намереваясь насколько возможно справиться с угрозой. Рука оказалась теплой и влажной. Бакл был ниже ростом, чем представлял Даймонд. С мелкими чертами лица и прилизанными темными редеющими волосами. Он светился доброжелательной улыбкой, и в углу его рта блестело золото. Одежда соответствовала тому, что должен носить финансовый махинатор с интересами в различных сферах бизнеса – желтовато-коричневый костюм, коричневая рубашка и бледно-желтый галстук, который в доме моделей, откуда он явился на свет, вероятно, назвали цвета шампанского. В петлице лацкана красовался бутон розы.

– Я вас надолго не задержу, – пообещал Даймонд.

– Налоговые дела?

– Не без них.

– Надеюсь, ничего личного. – Губы Бакла растянулись в улыбке.

Даймонд покачал головой. Он тоже умел казаться дружелюбным.

– Чистейший бизнес. Как я понимаю, у вас есть деловые интересы в Юго-Западной Англии, мистер Бакл?

– Слишком сильно сказано, – ответил тот. – Торгую помаленьку. А в основном моя работа здесь.

– Чем торгуете?

– Всякой мелочевкой, дешевыми игрушками. Снабжаю детские магазины товарами с Дальнего Востока.

– Из Японии?

– Главным образом, из Гонконга и Тайваня.

– Привозите и реализуете товары?

– В основном в Бристоле и Бате. Налог на добавленную стоимость я плачу. Все проходит через бухгалтерию.

– Ну и как идут дела?

– Кручусь.

– Слышал, у вас в Клифтоне большой дом?

– Это не противозаконно.

Чтобы усилить впечатление инспекторской проверки, Даймонд вытащил из портфеля папку из буйволовой кожи и извлек из нее справочник по налогу на добавленную стоимость, который утром позаимствовал в налоговой службе.

– Вы это изучали, мистер Бакл?

Тот ответил дерзкой улыбкой:

– Мое любимое чтение после Чарльза Диккенса. Присаживайтесь.

Стулья, кроме просторного кресла управленца пивоваренной компании, были выполнены в виде пивных бочек. Даймонд опустился на один из них и счел очень неудобным.

– Вы сами составляете налоговые декларации?

– У меня есть бухгалтер. Вызвать?

– Пока нет необходимости. Ведь сами-то вы следите за цифрами?

– В каком смысле?

– Входящий налог. Пробег автомобилей, которыми пользуется компания.

Бакл, посерьезнев, поправил узел галстука, стараясь этим жестом показать, насколько он уверен в себе.

– Надеюсь, вы найдете все наши документы в порядке.

– Вы ведете учет, сэр?

– Естественно. – Бакл открыл нижний ящик стола и достал красную бухгалтерскую книгу. – Все здесь. Внесен каждый автомобиль.

Даймонд взял книгу, но стоило ее открыть, как все его надежды исчезли: пробег машин был указан помесячно. Такие сведения ему ничем помочь не могли. Он для порядка просмотрел страницы и поинтересовался механизмом получения данных. Бакл объяснил, что каждый водитель подает отчет о километраже пробега.

– Когда подобные отчеты поступают в администрацию, с них снимают ксерокопии?

– Нет. Я не верю в канцелярскую работу. – Бакл сложил пальцы, изображая пистолет, и приставил к виску, словно собирался застрелиться. – Только не говорите, что это обязательно.

Даймонд перевернул страницу и прочитал вслух:

– «Мерседес-Бенц», 190Е, мотор 2,6 литра, автоматическая коробка передач, кабриолет.

– Какой из них? В компании два «Мерседеса». Один в моем личном пользовании, другой водит шофер компании.

– Две машины одной марки?

– Куплены в одно время, сделка осуществлена надлежащим образом, свой пробег я регистрирую сам. Если угодно, можете ознакомиться.

– Да, пожалуйста. А другой автомобиль?

– Журнал находится в нем, но он, к сожалению, сейчас не на территории компании. Извините. – Бакл позвонил кому-то по внутренней связи и попросил принести журнал регистрации пробега его «Мерседеса».

– Другая машина, которую водит шофер, – та, что задержала полиция? – спросил Даймонд.

Зрачки Бакла сузились, взгляд стал пронзительным, как игла.

– Вы хорошо информированы.

– Данный факт широко известен. То есть вы советуете ознакомиться с журналом регистрации пробега в полиции?

– Вряд ли это удастся. В полиции мне сообщили, что журнал пропал. Наоборот, интересовались у меня, не завалялся ли он где-нибудь в компании. С какой стати? У нас заведен определенный порядок: журналы находятся в автомобилях, и их проверяют в конце каждого месяца. Сверка занимает не более суток.

– Вашему водителю, как я понимаю, грозят неприятности.

– Выражаясь вашими словами, данный факт широко известен, – усмехнулся Бакл.

– Она виновна?

– Вероятно. Крутила вовсю с мужем убитой. Заметьте, для меня она была только шофером. Я к ней не приставал. Хорошо водила машину.

– Она водила только одну машину?

– Да. Моей никогда не управляла, если в этом заключается ваш вопрос.

– Это не имело бы значения, раз оба автомобиля принадлежат одной компании.

– Справедливо. Но моя машина предназначается только для меня.

– У вас были причины пересаживаться в другой «Мерседес»?

– Нет. Мне достаточно своего. Послушайте, если вы подозреваете, что я в чем-то мухлюю, скажите прямо.

– Меня больше интересует миссис Дидриксон, – признался Даймонд. – Вы сказали, что на нее можно положиться. Она выходила на работу в день убийства?

– Взяла отгул. Но я не понимаю, какое это имеет отношение…

– А на следующий день?

– Опоздала. А когда явилась примерно в половине одиннадцатого, я решил, будто она всю ночь не сомкнула глаз. Я не сделал ей замечание, понимая, что у такого надежного работника, как Дана, должна быть веская причина для опоздания. Но все это я говорил полиции.

Даймонд представил, какие выводы сделал из его слов Джон Уигфул. Для стороны обвинения Стэнли Бакл бесценный свидетель – отзывается о своем водителе наилучшим образом и сообщает такие факты, которые наводят на худшие подозрения.

– Кто вы такой?

От необходимости отвечать Даймонда избавило появление секретарши.

– Журнал регистрации пробега? – Бакл протянул за ним руку. – Спасибо.

Записи были сделаны одним почерком. Информация свежая, по сегодняшний день, все, как утверждал Бакл, аккуратно и педантично. Месячные показания подытожены и занесены в офисный журнал. В роковой день 11 сентября были отмечены две короткие поездки по девять миль. И такие же поездки внесены в графу с датой 12 сентября.

Даймонд поблагодарил Бакла, сказал, что больше не смеет задерживать его, и ушел. По пути он взглянул на директорский «Мерседес». Машина стояла на специально отведенном для нее парковочном месте. Показания одометра соответствовали последним цифрам в журнале.

Утро прошло впустую и ничего ему не принесло. Обвинения против Даны Дидриксон стали еще серьезнее.

 

Глава седьмая

Три месяца Даймонд пытался убедить себя, что он больше ничего не может сделать для Даны Дидриксон. И пусть правосудие идет своим чередом. Занимаясь расследованием, пришел к выводу, что она виновата, следовательно, вердикт будет правильным. Суд продлится недолго, и он не удивится, если она признает себя виновной.

Из пожизненного срока Дана отсидит лет двенадцать, а затем ее освободят по специальному разрешению, поскольку она не представляет общественной опасности. Большинство известных ему убийц были одиночками, не связанными с криминальным миром. До преступления их довели семейные обстоятельства либо тяга однажды нарушить закон. Тем не менее что-то не давало ему покоя. Некоторые обстоятельства дела по-прежнему ждали объяснения. Писем Джейн Остен так и не нашли. Обвинение предположит, будто их в припадке ревности уничтожила Джеральдин. А ее убила миссис Дидриксон, поскольку была страстно увлечена Джекманом. Но Джеральдин знала, что письма имеют немалую ценность. Если верить профессору, она превысила свой счет в банке на три тысячи фунтов. Не могла ли Джеральдин увидеть в этих письмах способ решения своих финансовых проблем?

Или не следует подозревать ее в расчетливости? Ведь муж утверждал, что она психически нестабильна, даже больна. Муж утверждал… В данном расследовании много предположений строились на утверждениях профессора Джекмана. Пожар в садовом домике он объяснил тем, что жена в приступе паранойи решила сжечь его заживо. Хорошо бы при этом не забывать, что профессия Джекмана – английская литература, а не психиатрия. Какие еще свидетельства профессор приводил? Навязчивые идеи – например, подозрения, будто он сговорился против нее с лечащим врачом. Обвинения его в краже зеркала с туалетного столика жены. Когда Джекман рассказывал об этом, он показался Питеру пустяком. Но все же… Джеральдин уже успела воспользоваться бритвенным зеркалом мужа, но устроила сцену, когда не нашла своего. Нужно ли упоминать о данном эпизоде? Множество людей – абсолютно здоровых людей – возмущаются и ссорятся с другими, если им кажется, что те забрали их вещь, которую они сами куда-то засунули.

Даймонд вспомнил другое свидетельство нестабильности Джеральдин: эпизод, который наблюдала Дана Дидриксон, когда супруга Джекмана схватилась перед своим домом с неким блондином Энди, пытаясь задержать его. И еще один случай: вернувшись домой, Дана застала Джеральдин у себя и подверглась с ее стороны шквалу незаслуженной брани.

Через полгода после ухода Даймонда из полиции, апрельским вечером он размышлял над этими инцидентами, и вдруг ему в голову пришла идея, изменившая понимание всего дела. По иронии судьбы, толчок дало то, о чем он совершенно забыл, – потерянное Джеральдин зеркало.

На следующее утро он позвонил Джекману и попросил принять его в Джон-Брайдон-Хаус. Тот с готовностью согласился. Бесцветный в начале разговора голос сразу оживился, когда профессор узнал, кто говорит.

– Я решил, что вы потеряли интерес к этому делу. – В нем снова затеплилась надежда. – Несколько раз пытался дозвониться вам, и все напрасно.

Даймонд об этом знал – он сознательно не отвечал на его звонки.

– Это потребует времени, – предупредил он, переступив порог. – Я собираюсь устроить обыск.

Профессор от неожиданности растерялся:

– Меня уже обыскивали. Перетряхнули весь дом.

– Я начну со спальни. Согласны?

– Хотите найти те письма? Забудьте.

– И все-таки я начну со спальни.

Когда Джекман вел своего гостя наверх, Даймонд чувствовал, как в нем зреет несогласие. Профессор настроился услышать, что в расследовании совершен прорыв, а не терпеть очередной обыск.

В спальне Даймонд сразу направился в гардеробную и включил свет на туалетном столике. На стенах поблескивали рекламные фотографии Джеральдин. Пока профессор смотрел с порога, он выдвинул средний ящик и принялся изучать содержимое – тщательно все разглядывал, принюхивался к бутылочкам и тюбикам с кремами для лица, в коробку с тальком обмакнул палец и лизнул порошок. Ящик выдвинул совсем, чтобы изучить внутреннее пространство. Повторил те же действия с другими ящиками.

– Что вы надеетесь найти? – спросил Джекман.

– Помните, вы мне рассказывали, какой скандал устроила Джеральдин, когда пропало ее ручное зеркальце?

– Да. Но потом оно нашлось. В саду. Вы его ищите?

– Неужели в саду? Может, им пользовался кто-нибудь еще? – Даймонд не стал развивать свою мысль, повернулся к гардеробу и провел ладонью по полкам. Вынул несколько шелковых шарфов и черную соломенную шляпу. Опустился на колени и принялся перебирать туфли и сапоги. – Зеркала можно употреблять по-разному. Вот что пришло мне в голову.

Но в гардеробной Джеральдин не нашлось ничего, что подкрепило бы его догадку.

– Не возражаете, если я проделаю то же самое в вашей гардеробной? – спросил Даймонд.

Профессор пожал плечами. После гардеробной жены его гардеробная показалась, словно сауна, аскетической: на стенах никаких украшений, комоды используются только для хранения вещей, на столах ничего, кроме газеты и пары поэтических сборников.

– Предпочитаете открывать сами?

– Предоставляю это вам, Даймонд, – ответил хозяин дома.

Но и здесь тоже не нашлось ничего интересного. Как и в ванной и других помещениях на втором этаже. Через два часа бесплодного труда он принял предложение Джекмана выпить кофе. Они устроились в кухне, и профессор снова поинтересовался:

– Что же все-таки рассчитываете найти?

– Вы готовите сами?

– Я бы не назвал это готовкой. Без «Маркса и Спенсера» и микроволновки я бы пропал.

Время было неподходящее открывать дебаты по поводу приготовления пищи в микроволновой печи. Даймонд опасался, что жена еще не овладела новой техникой. Некоторые блюда, хотя и шипели, когда их вынимали из духовки, успевали остыть, пока кусок несли ко рту. В иных обстоятельствах, например стоя за стойкой бара, он бы с немалой для себя пользой обсудил достоинства микроволновки, но теперь верх взял долг сыщика.

– Я имею в виду, помимо соусов для барбекю.

Джекмана его шутка почему-то не позабавила.

– Что вы держите в банках с наклейками «Таррагон» и «Орегано»? – спросил Даймонд.

– «Таррагон» и «Орегано» – просто для того, чтобы произвести впечатление на друзей.

Даймонд одну за другой откручивал крышки банок на стеллаже со специями. Некоторые еще были запечатаны. Он откупоривал их и нюхал содержимое.

– Когда полиция делала у вас обыск, они не потрудились заняться кухней?

– Выпотрошили все буфеты.

– А вот это не трогали?

– Старинное письмо в банках такого размера спрятать не получится.

– Верно. – Даймонд оставил в покое фигурные баночки и открыл дверцу буфета.

– Нужен сахар?

– Нет, спасибо. – Его внимание привлекла коробка с соломинками для напитков.

– Вы любители лимонадов?

– Что?

– Я о соломинках. В коробке было пятьсот штук, но сейчас многих недостает. Их раздавали во время вечеринки?

– Не заметил.

Даймонд вернул коробку на место и взял наполовину израсходованный пакет с мукой.

– Собираетесь испечь пирог? – мрачно сострил Джекман.

Даймонд снова принюхался.

– У вас найдется большая ложка? Спасибо.

Он погрузил ее в муку, зачерпнул и высыпал обратно. Повторив процесс несколько раз, вернул пакет на полку буфета и взял нераспечатанный. Верхние края были скреплены друг с другом клейкой лентой.

На сей раз, погрузив ложку в муку, он ощутил небольшое сопротивление. И попросил Джекмана:

– Подайте из раковины миску.

Тот молча протянул миску. Даймонд высыпал в нее муку и нашел то, что искал: три целлофановых пакетика размером с шарики для пинг-понга и в каждом белая, как мука, начинка. Раскрутив стягивающую пакетик проволочку, он снова повернулся к профессору:

– Не сочтите за труд, включите свет.

Порошок в пакетике поблескивал. Явно не мука, он был кристаллической структуры.

– Наркотик? – прошептал Джекман.

Бывший суперинтендант облизнул палец, ткнул в порошок и попробовал на вкус. Горький. Прополоскал рот и выплюнул в раковину.

– Кокаин. То, что вы выпили с шампанским. Вы не знали, что жена употребляла его?

Лицо Джекмана моментально преобразилось: выражение недоверия исчезло, он все понял.

– Вот для чего требовались соломинки!

– Не только соломинки, – заметил Даймонд. – Не знаю, насколько вы знакомы со способом употребления кокаина. Порошок нужно размельчить до состояния пудры. Для этого, как правило, пользуются зеркалом и бритвой. Стекло – идеальная поверхность. Размельченный наркотик выкладывают в полоску и втягивают в нос через соломинку или свернутую банкноту. У вашей жены банкнот почти не осталось.

– Хотите сказать, что она потратила на эту дрянь все свои сбережения?

– Кокаин не дешевое удовольствие.

Джекман рассеянно провел рукой по щеке:

– Господи, как же я не заметил?

– Слишком погрузились в работу. Из того, что я узнал о вашем браке – вы мне сами сказали, что ваши миры почти не пересекались, – ясно, что не вам было судить о состоянии жены. Мне и то потребовалась уйма времени, чтобы догадаться. Но, в конце концов, я детектив или кто?

– Ее странное поведение – от кокаина?

– Наверняка сказать не могу. Но смею утверждать, что сумасшедшей она не являлась. Кокаин действует так – речь идет о закоренелых наркоманах, – когда проходит эйфория, они подвержены страхам и фобиям. Воображают, будто все против них ополчились. Параноидальный бред, ведущий к агрессии, – хорошо известные симптомы.

– Удивительно, почему не разобрался ее лечащий врач? Значит, Джерри находилась под действием кокаина, когда пыталась убить меня?

– Видимо, нанюхалась на вечеринке.

– Это то, что называют крэком?

– Нет, крэк – кокаин, растворенный в теплой воде, которую затем подогревают с содой вроде пищевой. Получаются хлопья или кристаллы. Сто́ит попробовать, и возникает зависимость. Физическая. А это не крэк.

– Однако привыкание все равно наступает?

– Психологическое. Но на это требуется время. Судя по состоянию счета Джеральдин, ваша жена превратилась в наркоманку.

Джекман помолчал, складывая воедино то, что раньше казалось необъяснимым.

– Как бы я хотел найти негодяя, который снабжал ее кокаином!

– Я тоже, – произнес Даймонд.

– Вы считаете, что он может иметь отношение к ее смерти? – Джекман стукнул ладонью по столу. – Боже, это же все меняет!

– Прошлым летом миссис Дидриксон с сыном стали свидетелями отвратительной сцены на подъездной аллее вашего дома. Дело было субботним утром. Вы куда-то отлучились – наверное, занимались подготовкой выставки. Дана с Мэтью прятались на дороге, надеясь, что оттуда сумеют взглянуть на вас. Мэт видел интервью по телевизору и узнал в вас человека, который спас его в каскаде. Но они заметили выходящего из дома мужчину – чисто выбритого, крепко сложенного, с соломенными волосами. Он был в синей рубашке, белых джинсах и кроссовках. Да, еще золотая цепь на шее. Припоминаете кого-нибудь подобной наружности?

– Нет.

– Он ездит на коричнево-малиновом «Вольво». Его зовут Энди.

– Единственный Энди, которого я знаю, толст, и ему шестьдесят лет. Что произошло?

– Этот Энди направился к машине, а ваша жена бросилась за ним в одной ночной рубашке. Босая, возбужденная. Она не хотела отпускать его, требовала вернуться. Крикнула вроде: «Хочешь, чтобы я встала перед тобой на колени?» Вцепилась в него и устроила потасовку, прежде чем он сумел оттолкнуть ее и уехать.

– Дана это видела?

– Да. И имела основания предположить, что они любовники. Дана поспешила увезти сына. Теперь, когда нам известно о кокаине, инцидент предстает в ином свете.

– Этот Энди поставлял ей наркотик?

Даймонд кивнул:

– Скорее всего. В тот день, вероятно, заломил такую цену, что у Джерри не хватило денег.

– Мы должны найти его.

– Это непросто. Если бы я продолжал служить в полиции, то мог бы обратиться за помощью в отдел по борьбе с наркотиками. У них больше возможностей решать такие задачи. Но в любом случае мы должны заявить об инциденте.

В голосе бывшего суперинтенданта прозвучало сомнение, что не ускользнуло от Джекмана.

– Мы с вами совсем в иной ситуации, – возразил профессор. – Речь идет не только о нашем гражданском долге. Дане грозит пожизненное заключение, а с другой стороны, на карту поставлена репутация инспектора Уигфула. Он передал обвинению идеально раскрытое дело с классическим любовным треугольником и очевидными доказательствами. И не захочет осложнений, связанных с наркотиками.

– Он не вправе препятствовать доследованию.

– Но может спустить его на тормозах. Нам надо решить все самим. Для защиты это первый лучик надежды. Не будем швыряться им и отдавать в руки противоположной стороны.

Даймонду стало не по себе. Как высший полицейский чин он взгрел бы любого, кто бы вздумал утаить факт хранения наркотиков, пусть даже в небольших количествах. Но, как полицейский, он также знал, как ведутся дела об убийствах. Новые улики не считаются хорошими новостями, если дело успели передать службе уголовного преследования. Замечание профессора о возможности спустить доследование на тормозах прозвучало убедительно. Еще не давал покоя недавний прокол с журналом пробега машины. Привлекая внимание к его исчезновению, они отдали козырь в руки обвинения. Почему бы теперь не придержать факт хранения наркотиков, чтобы выложить в подходящее время?

Начать самостоятельное расследование, как предлагал Джекман, означало обречь себя на множество трудностей. Но благодаря профессионально тренированной памяти, у Даймонда была одна возможная зацепка.

– Отмотайте мысленно время на несколько месяцев назад. Помните, мы с вами изучали записную книжку вашей жены? Совершенно уверен, что среди имен, которые мы не сумели соотнести с реальными людьми, было также имя Энди.

– Вы правы! Оно мне ничего не сказало.

– Адрес отсутствовал, но телефон был. Вот если бы нам его получить…

– Сейчас… – Джекман осекся, его лицо помрачнело. – Книжка все еще в руках полиции.

– Адвокат защиты вправе потребовать ее для изучения. Ему не могут отказать. Разумное требование. Адвокату не обязательно сообщать, что́ он намерен искать в ней.

– Сразу же позвоню Сиддону.

Просто, все слишком просто, сопротивлялся циничный ум Даймонда, напоминая, что ничто не дается без труда. Сиддон отправился к Джону Уигфулу, ему предоставили записную книжку, и в течение часа у Джекмана появился телефонный номер Энди.

Проблемы начались, когда они позвонили. Ответил человек с азиатским акцентом. Номер оказался телефоном индийского ресторана в Бристоле в районе Сент-Пол. Там не знали никого по имени Энди. Постепенно выяснилось, что ресторан въехал в помещение только в январе, два месяца оно пустовало, а раньше в нем размещалась мужская парикмахерская.

Даймонду удалось разыскать агента, который занимался передачей недвижимости. Того не обрадовал вопрос об Энди. Ему постоянно звонили и спрашивали об этом. Парикмахера звали не Энди, а Марио. Он умер во время эпидемии гриппа еще до Рождества. Агент догадывался, что у парикмахера был второй доход – он общался с сотнями темных личностей, которые к нему время от времени захаживали. Даймонд положил трубку и повернулся к Джекману:

– Это тупик.

 

Глава восьмая

Мэтью Дидриксон доедал второй кусок шоколадного торта в кондитерской «У Шарлотты» в «Колоннаде». Перед ним сидели Джекман и Даймонд. Они выбрали столик под аркой у дальней стены, но тем не менее подозрительно озирались на посетителей, заходивших сюда подкрепиться перед тем, как отправиться домой. Даймонд в мятом пиджаке в клетку еле втиснулся между столиком и полукруглым сиденьем. Джекман же, элегантный, в коричневом вельветовом костюме и черной рубашке, словно сошел со страниц журнала мод. Мэтью был в белой рубашке, полосатом галстуке и синем пуловере. Со школьным блейзером он расстался при первой возможности. Даймонд решил, что в этот час парня можно найти в «Колоннаде» – досаждает покупателям на эскалаторах или в лифте, – и оказался прав. Осталось выяснить, что они получат взамен подкупа нескончаемыми кусками шоколадного торта.

– Как твоя голова? – обратился к нему Даймонд. – Потери сознания больше не мучают?

Проникнувшись собственной значимостью, Мэтью не спешил с ответом. Оглянулся на девчонок за соседним столиком, взъерошил волосы и наконец бросил:

– Ничего, все в порядке!

– Прошло некоторое время, как мы с тобой разговаривали. Если помнишь, именно здесь. Я тогда маскировался – перевоплотился в Санта-Клауса. Профессор Джекман, думаю, не в курсе, что я играл роль Санты, если ты не успел ему об этом сообщить.

– Грег. Он зовет меня Грегом, – перебил его Джекман.

Мэтью ухмыльнулся. С Даймондом они накоротке не общались, и в итоге инициативу в разговоре взял на себя профессор.

– Начнем с того, что мы с Мэтом долго не виделись. Так пожелала его мама после того, как возникло недоразумение. И я, конечно, уважаю ее волю. Но раньше мы неплохо проводили время. Правда, Мэт?

Тот кивнул. Сцена довольно скоро стала комичной: двое взрослых мужчин пытались за чаем с тортом вытащить из школьника нужную им информацию. Хотя Даймонд отнюдь не собирался изображать доброго дядюшку.

– Ты навещаешь мать в следственном изоляторе? – спросил он.

– Да.

– На этой неделе был?

– В воскресенье.

– Как она держится?

– Нормально.

Трудно было судить, почему Мэт так кратко отвечал: то ли не желал разговаривать, то ли хотел без помех наесться тортом.

– Мэт, мы стараемся помочь твоей матери, – произнес Джекман.

– От тебя зависит, захочешь помочь ты нам или нет, – добавил Даймонд.

Мэтью оставил его слова без внимания.

– Не представляю, понимаешь ты или нет, насколько все серьезно, – мрачно продолжил Даймонд. – В вашей школе учат, что такое закон? Твою маму собираются судить за убийство, но у нее есть адвокат, который обязан защищать ее и доказать, что все не так однозначно и имеют место обоснованные сомнения, которые трактуются в пользу подозреваемого. Ты слушаешь меня, Мэт?

Парень отодвинул тарелку и вытер губы:

– Да.

– Еще кусочек? – предложил Джекман.

– И колу, чтобы запить.

– На. – Джекман протянул ему пятидолларовую купюру. – Только принеси сдачу.

Пока Мэтью бегал к стойке самообслуживания, Даймонд обратился к профессору:

– Кстати о сладостях. Они приобретаются на средства из фонда защиты миссис Дидриксон?

– То, что мы услышали, траты не оправдало.

Когда Мэтью вернулся и поставил на стол тарелку с тортом, Даймонд протянул руку и отодвинул ее так, чтобы он не мог достать ее.

– Я попрошу тебя вернуться мыслями к прошлому. Твоя мама мне рассказала о сцене, которую вы летом наблюдали перед домом профессора Джекмана.

Парень молчал и не сводил с торта глаз.

– Случилось нечто вроде скандала между миссис Джекман и каким-то мужчиной, – наконец промолвил он. – Энди.

– Что ты сказал?

– Того мужчину звали Энди.

– У тебя хорошая память. Нам нужно найти этого Энди. Понимаешь, если кто-нибудь видел, как они сцепились – а я верю, что так оно и было, – его сочтут возможным подозреваемым. Напряги-ка мозги и расскажи все, что сумеешь вспомнить об Энди.

– Зачем?

Даймонд еле сдержал раздражение:

– Я уже объяснил – обоснованные сомнения!

– Я хотел спросить, зачем мне-то вам что-то рассказывать, когда вы можете сами с ним повидаться.

– Повидался бы, если бы знал, где его найти.

– Я знаю где.

– Что?

– Я видел его тысячу раз.

Даймонд так сильно напрягся, что затрещала скамья.

– Где?

– В термах.

– То есть в римских банях?

– Да.

Даймонд подвинул к парню тарелку с тортом:

– Рассказывай!

– Если хотите поговорить с Энди, его можно найти в термах.

– Он там работает?

– Без понятия. – Мэтью набил рот тортом. – Единственное, что мне известно: я видел его там много раз.

– Ты-то что там делал?

– Ничего особенного. – Казалось, что большего от него не добиться. Но неожиданно он выдал самую длинную тираду, которую Даймонд от него слышал: – Клевое местечко. Бегаю туда после школы. Ребята из нашего класса делают это на спор – нужно пройти все термы так, чтобы тебя не застукали охранники. Сначала заходишь в магазин сувениров на Столл-стрит и, когда на тебя никто не смотрит, скатываешься по лестнице с табличкой «Только для сотрудников». И ты на месте. Охраны, конечно, надо остерегаться, но если наловчиться, можно пройти все бани, а в зале минеральных вод тебя уже никто не тронет, потому что это ресторан. Я проделывал это тысячу раз.

– И там видел Энди?

Мэтью кивнул.

– Чем он занимался?

– Показывал то на одно, то на другое, но в основном говорил.

– Значит, он гид?

– Вроде того. С ним находились студенты.

– Студенты? – переспросил Джекман. Его внезапно бросило в жар.

– Не всегда. Иногда он был один.

Даймонд начал догадываться, в чем дело.

– Может, он преподаватель? – произнес он.

– Не знаю.

Ничего важного Мэтью больше не добавил. Мужчины тоже не сказали друг другу ни слова. Если Энди, как они заключили, снабжал Джеральдин кокаином, Джекману самому предстояло ответить на кое-какие вопросы. Когда они собрались уходить, Даймонд предложил Мэтью в понедельник после школы сходить с ним в римские бани.

– Встретимся здесь, – с хитрецой добавил он. – Придешь пораньше, останется время для куска шоколадного торта. А потом поможешь поработать детективом. Только заруби на носу: мы войдем в термы обычным способом, через переднюю дверь. Я слишком заметен, чтобы красться по черной лестнице.

Мэтью улыбнулся и побежал искать друзей.

Когда они вышли на Столл-стрит, Джекман сказал:

– Прежде чем вы зададите вопрос, отвечу: в университете нет отделения археологии.

– А истории?

Профессор покачал головой, но, хлопнув себя по лбу, воскликнул:

– Я ошибся! В этом году сформировали одну группу. Всего несколько преподавателей и первокурсников. Я никого из них не знаю. Полагаю, вы хотите, чтобы я навел справки?

– Лишь в том случае, если никого не встревожите. Хочу устроить Энди сюрприз.

– Вам помочь?

– Нет. Естественно, я буду держать вас в курсе.

– Мне все-таки хотелось бы быть с вами. – Джекман смущенно кашлянул. – В последнее время мы с Мэтью мало виделись. Мне нравится этот парень.

– Сейчас не время для игр. – Даймонд произнес это тем самым тоном, каким раньше держал в узде свой отдел. – Будем на связи.

Хотя, сказать по правде, ему самому, несмотря ни на что, Мэт нравился.

В понедельник Джекман позвонил и сообщил, что в исторической секции университета работает почасовик. Его зовут Антон Ковентри, но многим он известен как Энди. Его специальность – история римской архитектуры. Он руководит группой первокурсников школы архитектуры и градостроения, изучающих римские термы. Они встречаются по понедельникам и четвергам в половине пятого и по специальному разрешению находятся в банях до шести – лишний час после закрытия терм для публики. Джекман навел справки и убедился: Ковентри блондин и одевается в стиле мачо. Более того, увлекается триатлоном.

– Это еще что такое?

– Триатлон – вид спорта. Соревнование на выносливость, нечто вроде марафона, но участники не только бегут, а еще плывут и едут на велосипедах.

– Соревнование в глупости. Но когда вы произнесли это слово «триатлон», я решил, что этот вид спорта изобрели для таких, как я: честь и слава, если хотя бы пытаешься тренироваться, и черт с ними с результатами.

– Понимаю. Так вот, возвращаясь к Энди: у меня не укладывается в голове, как страсть к наркотикам может уживаться с любовью к спорту.

– Ничего странного, – заметил Даймонд. – Наркотики в спорте – обычное дело.

– Кстати, я с этим типом не знаком.

– Ясно. – Вешая трубку, Даймонд недобро усмехнулся.

В понедельник Мэтью то ли всю дорогу несся из школы бегом, то ли прогулял урок, потому что, когда появился Даймонд, он уже ждал в «Колоннаде» у входа в кондитерскую. Следовательно, осталось достаточно времени на торт. Даймонд, следуя совету врача ограничить потребление калорий, заказал себе некрепкий черный кофе и, инструктируя парня, отводил от его тарелки взгляд.

– Твоя задача убедиться, что человек в термах и тот, кто повздорил с миссис Джекман на подъездной аллее к Джон-Брайдон-Хаус, одно и то же лицо. Если ошибся или не уверен, наберись духу и скажи об этом прямо. Договорились? И что бы ни произошло, пока мы за ним наблюдаем, сиди тихо, да и потом тоже не возникай.

Если от Мэтью требовалось рвение, он его проявил – положил недоеденный торт и заявил, что готов действовать. Даймонд ответил, что времени достаточно, чтобы он успел подчистить тарелку.

– Не могу, – признался парень. – Волнуюсь.

– Тогда давай его сюда.

В четыре двадцать они покинули «Колоннаду», пересекли Столл-стрит и вошли в термы. Чтобы оказаться у касс, нужно было миновать зал минеральных вод, где когда-то давно собиралось георгианское общество, а теперь располагался ресторан. Начиналась чайная церемония, не было ни одного свободного места, официантки в черных жилетках, белых блузках и передниках старательно держали марку, трио у входа энергично исполняло куплеты тореадора из оперы «Кармен». Приятно было покинуть зал и очутиться в более спокойной обстановке.

В это время дня термы посещали немногие. Женщина в кассе предупредила, что экспозиция закрывается для посетителей в пять часов, и служители попросят всех на выход. Как только они отошли от кассы и никто не мог их услышать, Мэтью шепнул, что знает сотни мест, где можно спрятаться.

Даймонд не решился признаться, что прежде никогда не ходил на экскурсию в термы. Два семестра латинского языка в юности отбили у него интерес ко всему римскому. Однажды попал на официальный обед в зал минеральных вод, перед которым был коктейль. Его устроили рядом с Большой термой. Задрав голову и восхищаясь игрой света от прикрепленных к колоннам факелов, он споткнулся на неровном полу и расплескал коктейль на взятый напрокат смокинг.

Они оказались в руинах храма богини Сулис-Минервы, где от скрытой подсветки фигуры богов на алтаре озарялись оранжево-золотистым сиянием. Туристы не спешили, стараясь все рассмотреть, читали пояснения. Зато Мэтью пронесся так, словно находился в собственном доме.

– Здесь не надо задерживаться. На этой неделе Энди занимается Большой термой.

Им пришлось спуститься на несколько пролетов лестниц, сделать три-четыре поворота, отчего у Даймонда исчезло ощущение направления, пока не попалось окно, выходящее на купальню на открытом воздухе. Поверхность воды пузырилась.

– Это всего лишь Священный ключ, – пренебрежительно успокоил спутника Мэтью, видя, что тот колеблется.

Уровнем ниже слышался непрерывный шум, и перед ними предстала арка, где вода источника, переливаясь через край, падала миниатюрным водопадом. Впереди блеснул дневной свет и появилась Большая терма – окутанный паром голубовато-зеленый прямоугольник. После точечных фонариков в коридорах свет и простор производили сильное впечатление. Терма представляла собой бассейн семьдесят на тридцать футов, со ступенями к воде. Его окружали ряды колонн на постаментах, поддерживающие своды мощеных галерей, где некогда прогуливались, наблюдая за купающимися, римляне. Полоска воды отражала небо. Туристы осматривали колонны и статуи над галереями.

– Большинство из того, что вы видите, викторианское, – сообщил Даймонду Мэтью. – Римский период едва доходит вам до колен. – Свои познания он приобрел во время незаконных проникновений в бани.

Даймонд явился сюда не для того, чтобы наслаждаться архитектурой. Он увидел, что в дальнем конце термы собралась группа молодых людей. Их стиль одежды и то, что они больше болтали друг с другом, чем интересовались окружающим, подтверждало: ребята – студенты. А вот преподаватель еще не пришел.

Даймонд пока не хотел приближаться к ним. По сторонам бассейна под кровом галерей находилось несколько ниш, где на цоколях демонстрировались разнообразные каменные реликвии. Большая часть этих ниш были либо слишком низкими, либо слишком узкими для такого человека, как Даймонд. Но в центре южной стены располагалась одна большая, с кусками разрушенных пилястров и колонн. Судя по всему, в ней можно было спрятаться и не привлекать внимания.

Они с Мэтью обошли бассейн и, когда поравнялись с углублением, Даймонд, оглянувшись, потянул мальчика за руку. Им даже не пришлось пригибаться.

Посетители еще минут десять продолжали повсюду расхаживать, а затем появились два охранника, чтобы напомнить самым неторопливым, что выставка скоро закрывается. Они прошли совсем рядом от камня, за которым прятались Даймонд и Мэтью, но, к счастью, за него не заглянули.

Постепенно терма опустела – осталась лишь группа историков и тайные наблюдатели. День клонился к закату, и на фоне тускнеющего неба фигуры римских императоров выглядели еще более впечатляющими.

– С тобой все в порядке? – спросил Даймонд.

Мэтью кивнул.

Вскоре поблизости раздался стук шагов по плитам – слишком порывистых даже для опоздавшего посетителя, спешившего досмотреть то, что еще не успел увидеть.

– Он, – прошептал Мэтью. – Точно, он.

Энди Ковентри, шествуя по периметру термы к своим подопечным студентам, прошел в нескольких футах от них. Из своего убежища они разглядели голову и торс. Плечи были настолько широки и мускулисты, что натянутая на них черная футболка казалась второй кожей. Поражала копна обесцвеченных волос, зачесанных со лба назад на манер спортивных кумиров пятидесятых годов.

– Давай немного понаблюдаем, – прошептал Даймонд.

Появление Ковентри студенты встретили возгласами и свистом – он минут на десять опоздал. Открыв спортивную сумку, достал стальные линейки и раздал им. Долетали обрывки его слов, но было ясно, что он дает подопечным задание. Сам тоже опустился у одного из оснований римских колонн на колени и измерил длину и высоту. Они поговорили, какие еще опоры служили поддержкой стропилам крыши. Студенты достали планшеты и стали заносить в них информацию. Ковентри распределил их по парам, на шесть основных опорных оснований вдоль северной стороны бассейна.

Через несколько минут студенты занялись делом – измеряли и заносили на бумагу результаты. Удовлетворенный, что подопечные заняты, Ковентри подхватил сумку и направился к одному из выходов на западной стороне.

Даймонд предостерегающе положил руку на плечо Мэтью. Теперь требовалась профессиональная скрытность. Он оставил его на месте и, ступив в тень, стал красться в направлении, куда ушел Энди. Несмотря на свой вес, Питер двигался с легкостью, какой бы позавидовал более стройный человек.

Подозрение возникло прежде, чем Энди появился со спортивной сумкой. Даймонд сознавал, что несколько следующих минут станут ключевыми в расследовании, которое он начал недели назад и которое вот-вот достигнет кульминации.

Самое главное – оставаться незамеченным, но также важно выяснить, что задумал Энди. Это означало рискованное продвижение среди теплых и холодных купален на западной стороне Большой термы, с вероятностью быть обнаруженным, поскольку другие посетители успели уйти и термы опустели. Даймонд прошел через открытую дверь, используя для маскировки любую деталь здания. Оказавшись у круглой холодной купальни, известной под названием Охлаждающая, осмотрелся в поисках того, кого выслеживал. Даймонду показалось, что он окончательно потерял след. В этой части музея снова начинались огороженные барьерами из пластика дорожки для посетителей. Поверх перил была видна еще одна, практически сухая купальня. Путь привел его в совсем темное место, где на глубине, словно обнаруженная в Китае Терракотовая армия, выстроились ряды колонн из кирпича цвета меди. Даймонд знал из открыток, что это такое – древняя система центрального отопления. В прошлом колонны несли на себе настил, заставлявший циркулировать образующееся от сожжения угля тепло. Выше, в турецкой бане, римляне потели, их натирали маслом, скребли, делали массаж. Подземная печь, как гласила табличка, являлась одной из самых известных достопримечательностей терм, и не только из-за выполняемых функций. Симметричные порядки разрушающихся колонн высотой до колена представляли собой запоминающееся зрелище – смешение цвета меди и охры производило впечатление шедевра современного искусства.

Если бы мысли Даймонда обрели художественное направление, что очень сомнительно, их бы подогрел вид присевшего в дальнем конце среди колонн Энди Ковентри. Даймонд замер, не зная, спускаться с настила дорожки или нет. Энди, увлеченный своим занятием, головы не поднимал.

Бывший суперинтендант решил, что самое правильное – ждать и наблюдать. Он отступил назад – из поля зрения Ковентри – и поднялся на один пролет ведущей к туалетам лестницы.

Две или три минуты ничего не происходило. Затем послышался хруст подошв по песку, Энди забрался на туристическую дорожку и, судя по гулкому стуку шагов, вернулся в Большую терму. Даймонд спустился по лестнице и, прежде чем шаги стихли, перелез через барьер. Медлить было нельзя, поэтому он быстро прошел между колонн к тому месту, где заметил Ковентри. Как он и ожидал, рядом с одним из дымоходов находилось углубление. Даймонд встал на колени и, пошарив в нем рукой, наткнулся на нечто, что меньше всего напоминало римскую реликвию. Мягкое, гладкое, легкое на вес. Это оказался пластиковый пакет с белым блестящим порошком. По виду он напоминал кокаин, найденный в пакете с мукой в кухне Джекманов. Даймонд еще поводил рукой и обнаружил другие пакеты. Их было слишком много, чтобы сразу вытаскивать.

В качестве хранилища для наркотиков подземная печь имела несколько преимуществ. В отличие от других помещений в ней сухо. Одна из колонн прикрывала пещерку. И никому бы не пришло в голову заглянуть сюда. Эта часть музея заглублена, а посетители находятся за плексигласом ограждения. В то же время это нейтральная территория, и Энди, не опасаясь, что его в чем-то заподозрят, может дважды в неделю сюда приходить. Закладывать или брать порошок и носить в своей спортивной сумке. Кому из здешних полицейских, если они в здравом уме, придет мысль устроить налет на термы?

Даймонд поднялся. Возникла проблема: что со всем этим делать? Устроить гражданский арест? Разумно ли? Прежде всего ему нужно допросить Энди по поводу убийства. Распространение наркотиков – опасное и позорное занятие, и Ковентри ответит за него. Но не сейчас.

Неожиданно в музее погас свет. Часть здания, в которой оказался Даймонд, не имела окон. Сразу стало темно, хоть глаз выколи. Бывший суперинтендант вытянул руки в стороны, стараясь не наткнуться на колонны и не потерять равновесия. Первой мыслью стало, что свет погасили, потому что закончилось официальное время работы музея. Затем пришла другая, более пугающая, которая возникла потому, что впереди раздался звук – вроде как шарканье шагов по каменной крошке. Конечно, его могли вызвать естественные причины – например, где-то осыпались мелкие камешки. Но Даймонд в это не поверил. А если Ковентри вернулся и, заметив его у своего тайника, специально погасил свет? В таком случае глупо оставаться на месте.

Не могло быть и речи, чтобы выбраться из подземной печи в полной темноте. Придется двигаться вдоль задней стены, словно упавший в раковину паук. Даймонд осторожно провел рукой по поверхности и перемесился на фут. Замер, прислушался и, ничего не услышав, повторил движение. На сей раз на пути попалась одна из колонн. Не отрывая руки от стены, он обогнул препятствие, стремясь отойти как можно дальше от ямы, в которой нашел спрятанный кокаин.

Таким образом Даймонд миновал три колонны и обходил четвертую, когда снова услышал издалека хруст. Не оставалось сомнений: кто-то спустился с туристической дорожки на песчаный пол печи.

– Я знаю, ты там, толстяк!

Даймонд понимал: будет меньше риска, если молчать и не двигаться. Зато Энди не стоял на месте. Он либо не боялся ободрать колени о колонны подземной печи, либо прекрасно знал это место. Момент был настоящим испытанием нервов. Даймонд в напряжении ждал, готовый защищаться. Ковентри направлялся к месту, где был спрятан кокаин. Видимо, шел между рядами колонн, поскольку не спотыкался, и лишь у стены остановился. Некоторое время царила тишина, затем он снова заговорил:

– Хорошо, ублюдок, сейчас увидим, куда ты делся. – Вспыхнул огонек зажигалки. Держа ее на вытянутой руке, Энди повел широким полукругом, отбрасывая на пол тени. И, как следовало ожидать, увидел Даймонда.

Ковентри занимался триатлоном, но, похоже, также преуспел и в боях без правил. Двинулся на Даймонда, словно на ринге. Огонек зажигалки погас, и Даймонд, потеряв ориентир, попытался отступить, но упал. Простоявшая две тысячи лет колонна рассыпалась под его весом. Вспомнив приемы регби, он поджал колени и локти к груди и резко перекатился вправо. Наткнулся на осколок кирпича, бок пронзила боль, хрустнуло ребро. Скинул с себя противника и, ткнув локтем, почувствовал, как попал во что-то мягкое.

Бок горел от нестерпимой боли. Даймонд понимал, что в рукопашной схватке ему долго не продержаться. Дернувшись в темноте наугад, он наткнулся на другую колонну, которая, к счастью, выдержала натиск. Поднялся на четвереньки, но в этот момент что-то обрушилось ему на голову. Ковентри изо всех сил ударил его кирпичом. Если бы точно попал, то наверняка вышиб бы мозги. Но кирпич скользнул сбоку, содрав за правым ухом кожу, и угодил в плечо. Даймонд пошатнулся и, ухватившись за колонну, накренился вперед. Плечо онемело. Энди Ковентри явно намеревался убить его.

Даймонд разогнулся и двинулся между колоннами, не представляя, в каком идет направлении, с одной мыслью – убраться подальше от противника. Хотя тьма была непроницаемой, обостренные опасностью чувства руководили им, точно зверем. Влажный запах камней забивал ноздри, тело пронизывал холод. Скрип шагов отражался от потолка и стен. Он спасался, будто загнанное животное. Готов был превратить всю подземную печь в груду развалин, только бы выжить. Шумно дышал, продираясь с вытянутыми вперед руками сквозь непроглядную пустоту. И вдруг замер, наткнувшись ладонями на что-то гладкое. Плексиглас туристической дорожки. Потянулся вверх и, обнаружив, что до перил не достать, повернул влево и шел, пока путь не преградило каменное препятствие. Снова стена. За спиной слышались шаги Ковентри.

Даймонд попробовал оценить правой рукой размеры препятствия, но мучительная боль напомнила о сломанном ребре. Он переменил руку и обнаружил примерно в трех футах над полом уступ. Оперся о него коленями и, подтянувшись, нашел следующую ступень. Перебрался выше и опять наткнулся рукой на плексиглас, а затем, слава богу, достал до перил дорожки. Взобрался на нее, ощутив под ногами гладкую резиновую поверхность. Впереди забрезжил свет. Даймонд пошел на него, сознавая, что в любой момент на дорожке может появиться Ковентри.

Перед ним была Большая терма. Здравый смысл подсказывал, что там на него не нападут. В присутствии студентов Энди вряд ли затеет драку. Даймонд на ходу оценил причиненный ему ущерб. Сильно болело сломанное ребро, из раны на голове сочилась кровь. Он чувствовал на шее горячую струйку. Даймонд вовсе не хотел, чтобы в Большой терме его обступили студенты и принялись задавать вопросы. Нужно собраться и, если на него смотрят, пусть думают, будто он идет нормальным шагом. А если заметят кровь, объяснения, что у него такой изъян от рождения – огромное родимое пятно. Ему всего-то надо добраться до одной из дверей на улицу.

Мэтью придется выбираться самому. К счастью, парень хорошо знако́м с этим местом. Сообразительный, как-нибудь выйдет.

А вот Даймонд не вышел. В нескольких ярдах от проема в Большую терму он внезапно заметил справа движение. Повернулся в ту сторону. Дневного света хватило, чтобы узнать Энди, с лопатой в руке. Тяжелой лопатой на длинной ручке, из тех, какими пользуются строители. На сей раз спасения не было. Лопата взлетела вверх, как кувалда, готовая раскроить Питеру Даймонду череп.