Притчи человечества

Лавский Виктор Владимирович

Эта книга явилась результатом огромной работы по изучению одной из самых замечательных традиций человечества — традиции передачи духовных знаний в притчах.

Индуизм, буддизм, даосизм, христианство, ислам и многие другие религиозные учения и философии за века своего существования накопили прекрасные образные сравнения, поучения, иносказательные истории, которые и составили содержание данной книги. Настоящее издание дополнено вступительными статьями к разделам и тематическим указателем.

Книга адресована всем, интересующимся вопросами мировой культуры, философии, этики и педагогики, а также для широкого круга читателей.

Вступительные статьи к разделам «Индуистская традиция», «Буддийская традиция», «Даосская традиция», «Дзен-буддийская традиция», «Иудаистская традиция», «Христианская традиция», «Суфийская традиция» подготовлены В. В. Лавским; предисловие, тематический указатель, вступительные статьи к разделам «Истории о Мулле Насреддине», «Притчи из Учения Живой Этики» — С. В. Махотиной.

 

«Яко злато в земли…»

 

Путешественники, отправлявшиеся в дальние страны, считали своим долгом запечатлеть в путевых заметках всё то важное, что встречаюсь им в странствиях. Искатели Истины, дерзнувшие исследовать всевозможные тропы заповедной Страны Духа, также стремились сохранить память обо всех трудностях и радостях пройденного Пути. И как одни, так и другие путники указывали в своих описаниях точные путеводные вехи и широко использовали сравнения.

Но те люди, которые по каким-либо причинам не смогли посетить далёкие края, могут составить о них определённое впечатление по путевым заметкам, поскольку условия и образ жизни на земле более или менее одинаковы. А в пути духовном всё по-другому: здесь путевые вехи могут быть усмотрены и поняты только теми, кто решился ступить на Путь, кто шагнул уже хотя бы в окраинные пределы Страны Духа и стремится достичь её Сокровенного Центра. И поскольку для описания тончайших переживаний и духовных озарений язык любого из земных народов оказался бы слишком бедным и ограниченным, потребовалась новая форма изложения — пластичная и гибкая, точная и в то же время допускающая большую свободу восприятия, легко запоминающаяся и свободно проникающая сквозь границы пространства и времени. Так возникла притча.

Притча — дитя Живого Слова Мудрости — в глубочайшей древности передавалась только из уст в уста, от духовного учителя к достойному ученику, ибо в ней, как в священном знаке-иероглифе, была сконденсирована духовная энергия невероятной мощности, позволявшая человеку мгновенно изменить своё сознание и подняться на новую ступень развития.

Проходили века и тысячелетия, исчезали народы и страны, цветущие земли становились пустынями, рассыпались каменные стены и ветшали рукописи, но искусство притчи по-прежнему остаётся живым и поучительным для тех, кто жаждет духовного совершенства. Чаще всего притча сохраняет свою анонимность, и эта безымянность её создателей и хранителей имеет особое значение: при всех незначительных вариациях мелких деталей её смысл остаётся целостным, свободным от личных наслоений, ничто не отвлекает сознание от постижения сути.

С точки зрения литературы, притча — это небольшой аллегорический и поучительный рассказ. С философской точки, зрения притча есть история, используемая в качестве иллюстрации (иногда непрямой, парадоксальной, рассчитанной на её осмысление, додумывание) тех или иных положений учения.

Учителя различных философских школ применяли притчу также для определения ступени сознания учеников и степени их внутренней свободы, поскольку истинное понимание смысла притчи приходит только с освобождением от всяческих стереотипов, шаблонного мышления и формальной логики — с пробуждением непосредственного восприятия и самостоятельного мышления. Расшифровка смысла и символики притчи в большой степени зависит от культурного уровня воспринимающего, и хотя иногда притча сопровождается моралью, эта мораль, как правило, не исчерпывает всей полноты её смысла, а лишь акцентирует внимание на её определённых аспектах.

Как правило, притча включает в себя не только поверхностный, ситуативный, смысл, легко считываемый сразу, но и несколько пластов глубинного смысла, отличающихся, а иногда и прямо противоположных поверхностному. Это характерно, например, для дзен-буддийских притч-коанов или для суфийских историй о Мулле Насреддине, где поверхностный смысл часто имеет негативный оттенок (суфии называют такие притчи «путь упрёка»), а правильный вывод человек может сделать, лишь творчески осмыслив ситуацию и действуя «от обратного».

Притча всегда предполагает диалог, беседу со слушателем или читателем, и её основное действо разворачивается тогда, когда история рассказана и человек начинает её осмысление. Поскольку процесс осмысления бесконечен, притча никогда не исчерпывает всей своей смысловой глубины и проецируется в беспредельность. Выводя сознание за привычные рамки, притча делает его более гибким и подвижным, способствует его расширению, улучшая тем самым способность слушателя адаптироваться к нестандартным жизненным ситуациям.

Притчи различных традиций имеют свои особенности. Так, например, в буддийских, конфуцианских, иудаистских притчах обычно действуют конкретно названные лица, что даёт привязку к реальному месту и времени, а в христианских или индуистских — действующие лица чаше всего не определены, обобщены. Однако обманываться этим не стоит: и в том, и в другом случае создателей притчи интересует не характер конкретного героя, а определённый набор нравственных качеств человека данного мировоззрения, выявляемый ситуацией. Образы и ситуации внешнего мира в притчах следует рассматривать прежде всего как «игру символов», как аналог внутреннего мира человека и как мостик к глубинной, невещественной Реальности.

Но как мост становится мостом только тогда, когда по нему идут, как золото обретает ценность, только когда его отделяют от земли, как ядрышко ореха можно съесть, только расколов его скорлупу, так и знание, заключённое в символах, может открыться только тогда, когда человек приложит к этому максимальные усилия. Конечно, часто значение символов бывает затемнено, но устремление сознания к постижению уже облегчает понимание, пробуждая и обостряя внутреннюю чуткость и зоркость. Так, в притчах нередко упоминаются чаша — как символ сознания, морская пучина — как символ жизненных волнений, растение — как символ человека, живущего естественной жизнью, еда — как символ питания ума или духа и так далее.

Таким образом, понимание символики и смыслового ядра притчи является, с одной стороны, отражением состояния человека и катализатором его мыслительных процессов (при этом требуя самопроверки внутренним, духовным я человека и самокоррекции на пути совершенствования), а с другой стороны — отражением объективных законов, которыми управляется мир. И описанные в притчах часто вполне обыденные жизненные ситуации прозрачно намекают, что совершенствование путника Духа происходит в каждодневности и именно в каждодневности слагаются ступени великого Пути. Известно, что сознание человека растёт и расширяется по спирали: используя аналогии из окружающего мира и накапливая опыт духоразумения, малое человеческое я увеличивается до масштабов Вселенной, — и в этом внешне незаметном процессе заключается и сам великий Путь, и цель этого Пути. И только когда притчей становится вся жизнь, тогда можно сказать, что Путь состоялся.

Конечно, немыслимо в одной книге объединить все притчи, известные человечеству, поэтому при подготовке издания были установлены определённые ограничения; притчи подбирались по основным религиозно-философским традициям и нанизывались на стержень идеи духовного и нравственного совершенствования человека. Причём в сборнике соседствуют притчи, где показаны негативные качества, препятствующие человеку в его развитии, и притчи, иллюстрирующие качества положительные, способствующие наиболее полному раскрытию творческого потенциала личности.

При подготовке этой книги составителем был проделан огромный труд по исследованию различных источников. В первую очередь, были использованы священные книги каждой из упомянутых традиций: Библия христиан, Тора и Талмуд иудеев, Коран мусульман, Бхагавадгита и Упанишады индусов, Дхаммапада буддизма, Дао дэ цзин и Чжуан-цзы даосов.

Кроме того, использовалось обширное литературное наследие, созданное в процессе развития каждой религиозной традиции. Эго Агада (сказания и притчи Талмуда и Мидрашей) — в иудаизме, Жития святых — в христианстве, Хадисы (предания о жизни Пророка Муххамада и его изречения) — в мусульманстве, Лалитавистара (жизнеописание Будды) и Джатаки (истории о предыдущих жизнях Будды и его учеников) — в буддизме, труды великих мыслителей Абу Хамида аль-Газали, Джалатуддина Руми аль-Балхи, ибн Араби, Бектами — в суфизме.

В разделе, посвящённом притчам индуистской традиции, использовались книги «Провозвестие Рамакришны» (Рига, издание М. Дидковского, 1931 г.) и «Философия йоги» Свами Вивекананды (Магнитогорск, Амрита, 1992 г.). Основой раздела, посвящённого дзен-буддийским притчам явилась книга П. Рене «Плоть и кость дзен» (Харьков, АРС, 1991 г.). Раздел, посвящённый Мулле Насреддину, возник в результате изучения различных источников, в том числе, новейших интерпретаций. Притчи Учения Живой Этики были взяты из серии книг Агни-Йога (Учение Живой Этики) и книги «Криптограммы Востока» (Рига, Угунс, 1992 г.).

Настоящее издание дополнено вступительными теоретическими статьями к каждому разделу и тематическим указателем, который может оказаться полезным и педагогу, и исследователю, и просто вдумчивому читателю. Интересно отметить, что различные традиции основное внимание уделяют развитию соизмеримости, внутренней свободы и непривязанности к земным, преходящим предметам, очищению ума, восприимчивости и осознанию Пути. В указателе подчёркнуты наиболее яркие аспекты смысла каждой притчи, но, как было сказано ранее, полностью обозначить, а тем более исчерпать всю полноту притчевого смысла не представляется возможным.

Конечно, современная жизнь очень сильно изменилась и отличается от древности тем, что сознание человека часто более поглощено заботами материального мира, нежели духовного, и даже священные притчи воспринимаются порой как забавные истории, но искатель Истины, прикоснувшись к сокровищнице древнего знания, извлечёт из неё настоящие алмазы смысла, которые своим радужным сиянием очистят и озарят его сознание.

 

От составителя

Притчи различных традиций, вошедшие в сборник, объединяет одно — стремление показать с различных точек зрения законы нашей Вселенной, проявляющиеся в нас самих и вокруг нас в любой момент времени.

С помощью притч каждая традиция раскрывает для самых простых умов глубочайшие тайны своего учения. Знания, заключённые в такую форму выражения, имеют многоуровневую систему. Каждый человек может воспользоваться только тем уровнем, который соответствует уровню его бытия. Поэтому любая притча — кладезь знаний.

Считается, что такая форма передачи Истинного знания стала необходимой из-за неспособности людей воспринимать новые истины в отвлечённой форме, тем более что многие истины, высказанные прямо, вызывали у слушателей недоумение, а порой даже ожесточение и отрицание. Когда ученики Христа спросили Его, почему он говорит притчами, Учитель ответил: «Для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано… Потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют» (Матф. ХIII, 10–13).

Каждая притча — выражение духовного опыта множества жизней, она — шифр духа. Каждая притча понимается слушателем по его сознанию. Мышление человека тройственно: ему отвечают мозг, сердце и сознание. Мозг разумен, сердце чувствительно, сознание мудро. В соединении этих трёх составляющих — красота и радость познания.

Священные Писания всех народов хранят тот сокровенный смысл, который называется Истиной. Ключ к ней — в сердцах человеческих, озарённых светом Божественной Мудрости. Притчи же помогают Её постичь.

Прошли тысячелетия, но людское сознание почти не изменилось. Ибо расширение сознания — самая сложная эволюционная задача.

Притча, облекая Истину в общедоступные образы, легче проникает в сознание человека, смягчает ожесточение предубеждённых.

Церковнославянское слово «притча» состоит из двух частей «при» и «тча». Корень слова «притча» — «тча» — «теча» — «теку» (бегу, поспешаю) — тот же самый, что и в слове «предтеча».

В греческой Библии притчи называются паремиями. Паремия («паре» — при, «мия» — путь) значит, «припутное», «при пути», вроде верстового столба, то есть такое изречение, которое служит указателем, руководит человеком на пути жизни.

Обособленными в сборнике, казалось бы, стоят истории о народном герое мусульманского Востока Мулле Насреддине. Но и в них проявляется то же стремление показать, как надо жить человеку на Земле для его же блага.

 

Индуистская традиция

 

В отличие от большинства религиозно-философских традиций индуизм не имеет установленного исторического основателя. Эта религия, претерпевшая значительные изменения в течение веков, произошла от религии первобытных индоевропейцев (ариев) — наших отдалённых предков. Когда индоевропейцы, колыбель которых находилась, по-видимому, в степях Центральной Азии, завоевали Индию к 1500 г. до н. э., они принесли с собою свою религию. Её священными текстами являются Веды (буквально — «Знания»). В результате синтеза ведической религии ариев (буквально — «верных» или «благородных») и религий автохтонных индийских племён, базировавшихся на ведической религии, возник брахманизм.

В индуизме почитается Высшее Существо — нечто вроде Бога, абсолютного и безличного, стоящее выше всякого чувственного восприятия. Его зовут Брахма. Вселенная берёт от Него начало, подобно тому, как воздух выделяется при дыхании. Она также может исчезнуть, словно её снова вдохнули. Эго дыхание — сущность жизни, оно часто идентифицируется с высшим «Я» каждого существа, судьба которого — снова вернуться к абсолюту Брахмы. Таким образом, Божественное присутствует в любом существе, и его душа (Атман) — неразрушима. Однако недоступный восприятию Брахма воплощается при помощи двух других богов, которые более близки к людям, — Шивы и Вишну. Это индуистская Троица (Тримурти). Брахма здесь — создатель Вселенной, однако он не воплотился. Это отдалённый Бог. Шива — Бог жизни и смерти. Это Бог движения, который создаёт, а затем разрушает. Вишну — Бог-благодетель и хранитель. Он спускается на землю, если того требуют обстоятельства. Эго нисхождение называется «Аватара». Среди Аватар Бога наиболее известны Рама и Кришна.

В VIII–VI вв. до н. э. в индуизме возникло множество учений и сектантских движений. Главным критерием добродетельной жизни в этих учениях и сектах являлось не соблюдение предписаний, внешней обрядности и ритуализма, а постижение, тем или иным путём, внутреннего смысла и сути бытия. Наиболее значительным результатом этого процесса можно считать появление Упанишад — философских комментариев к Ведам, философско-этических текстов в древнеиндийских эпосах «Махабхарата» и «Рамаяна», а также учений буддизма и джайнизма. В длительном процессе взаимодействия и борьбы с этими учениями и сектами, продолжавшимся всю вторую половину I тысячелетия до нашей эры, брахманизм сумел приспособиться к ним, в той или иной мере ассимилировал их, приняв в раннем средневековье ту свою форму, которую обычно и называют индуизмом.

В первой половине первого тысячелетия нашей эры в индуизме выделилось два основных течения — шиваизм и вишнуизм.

В послеведийском индуизме и мир, и человек невечны, потому что они рождены для смерти. Разнообразные вселенные, боги, демоны, личности людей непостоянны. Лишь найденное «Я» не подвержено переменам.

Представления индусов о своих богах меняются в зависимости от уровня сознания: простой человек представляет себе Бога с человеческими страстями и находит естественным, что у Него есть жена и дети. Но чем более расширенным является сознание верующего, тем более абстрактным становится его представление о Боге. Навязывание представлений о Боге в индуизме неуместно, и для восприятия Бога как Абсолюта здесь ещё необходимо дорасти.

Там, где речь идёт о времени, пространстве и качестве самого бытия, такие их атрибуты, как благоприятное и неблагоприятное, мужское и женское, внутреннее и внешнее, чистое и загрязнённое, горячее и холодное, светлое и тёмное, могут рассматриваться как категории ещё более широкой классификации. Каждая вещь в универсуме индуизма имеет своё собственное место в грандиозном ряду вещей. Она принадлежит определённому типу бытия, отличному от всех остальных типов, обладает своими особыми качествами, находится в известных взаимоотношениях с другими вещами, располагаясь выше, ниже или на одном уровне с ними, и занимает конкретное место во всеобщей иерархии.

В индуизме постулируется циклический характер Вселенной, символизируемый дыханием Брахмы. Мир периодически разрушается и возрождается. Согласно индуистской традиции, мы находимся в четвёртой из фаз цикла, называемых «юга», продолжительность которых исчисляется тысячами лет. Сейчас человечество находится в «Кали-юге» («Чёрная эпоха» или «Век конфликтов»). Она началась в четвёртом тысячелетии до нашей эры, что совпадает с датами возникновения человечества, встречающимися в Писаниях иудеев и майя (соответственно 3760 и 3313 гг. до н. э.).

Точно так же, как Вселенная, но с гораздо меньшими периодами, люди исчезают и снова появляются в другой жизни. В индуизме считается, что люди разделяют судьбу всей природы: рождение, жизнь, смерть и возрождение на Земле для количественно неопределенного цикла последующих жизней. Наши деяния в значительной мере обуславливают качество нашей будущей жизни на Земле. В зависимости от того, как мы выполнили нашу задачу в обществе, мы возрождаемся в различных социальных слоях этого общества. Менее достойные могут возродиться в животном мире.

Благоприятный или неблагоприятный характер нового воплощения души, по представлениям индусов, зависит от кармы — беспристрастного воздаяния за мысли, слова и совершённые поступки. Высшей религиозной целью считается мокши — достижение освобождения от цепи перерождений.

Разработка и обоснование путей и средств достижения мокши составляет главное содержание различных религиозно-философских течений в индуизме. Наибольшее значение среди философских школ индуизма имеет Веданта в нескольких её вариантах. Конечной и высшей основой бытия в Веданте провозглашается духовная реальность — Брахман; конкретный же эмпирический мир объявляется неистинным, видимостью, иллюзией (майей), игрой Брахмана. Поэтому подлинный смысл жизни состоит в постижении этого духовного Абсолюта, в слиянии с Брахманом индивидуальной души (Атмана), которые едины, но из-за незнания, невежества считаются большинством самостоятельными реальностями. С этой точки зрения Веданта считает практическую религию также неистинной, заблуждением, однако, находит и оправдание для неё, считая её уделом непосвящённого ума, одним из способов (низшим) приближения к Абсолюту, одним из возможных путей его постижения: через эмоциональную преданность и любовь к Богу (бхакти-йога), через знания, размышления об истинных принципах бытия (джняна-йога), через мистическую медитацию, достигаемую с помощью йогической практики (раджа-йога).

Собственно Веданта в своих философских предпосылках исходит из «Веданта-сутры», которая приписывается мудрецу Бадараяне (ок. 4–3 вв. до н. э.).

Согласно учению индийского Учителя VII в. н. э. Гаудапады, изложенному в «Гаудапада-карике», весь мир явлений иллюзорен — подобен майе, а его духовное атманическое начало — едино, не раздвоено (Адвайта). Это учение получило название Адвайта-веданты. Его развивал крупнейший мыслитель Индии Шанкара (VII–IX вв. н. э.) в «концепции нереальности», согласно которой Атман и Брахман равно реальны, а мир опыта — нереален: Чертами Атмана-Брахмана являются чистое бытие, сознание и блаженство. Шанкара полагал, что само понятие реальности не имеет смысла в отношении эмпирической действительности. Индивидуальная душа может находиться в одном из четырёх состояний психики (бодрствование, сон, глубокий сон и запредельное состояние), и с точки зрения всякого последующего состояния то, что переживалось в предыдущем, — нереально, иллюзорно. Следующей важнейшей модификацией Веданты явилась Вишишита-адвайта, принадлежавшая крупнейшему авторитету Веданты — Раманудже (XI–XII вв.). Согласно этой концепции, через постижение Брахмана познаются все вещи. Основным орудием познания служит не разум, а божественная интуиция. Но чтобы войти в состав теории, уже постигнутая интуицией истина должна быть организована и апробирована интеллектом. Брахман как конечная реальность — недвойственен, но можно установить различия в проявлениях его сущности и атрибутов.

Йога составляет необходимую и неотъемлемую часть философской и религиозной системы индуизма, является важнейшим средством реализации этических и религиозных идеалов, высшим из которых является полное освобождение человека от пут материального существования. Основная идея индуизма — это параллелизм микрокосма (человеческой психофизиологии) и космического тела Вселенной, означающий, что любые осознанные стремления человека к переустройству самого себя имеют соответствия в игре космических сил.

Слово «йога» можно перевести как «единение», «связь», «союз» или «подчинение», одно из его значений также — «правильное действие».

Следовать йоге — значит подчинить контролю одной из систем йоги свои мысли, чувства, внутренние и внешние движения, то есть те функции, которые в большинстве своём работают без всякого контроля. Существует двенадцать основных направлений йоги: хатха-йога; карма-йога; бхакти-йога; раджа-йога; джняна-йога; шакти-йога; лайя-йога; мантра-йога; янтра-йога; дхьяна-йога; кундалини-йога; самадхи-йога.

Двенадцать направлений йоги — это двенадцать путей, ведущих к одной цели — совершенству, переходу на более высокие ступени познания и жизни. Деление на двенадцать направлений связано с делением людей на типы и зависит от способностей людей, от их подготовки и т. д. Продвигаясь путём йоги, человек достигает состояния самадхи, то есть экстаза, просветления, в котором только и можно постичь Истину.

 

«Ты познал истину»

В Индии жил святой человек, великий мудрец по имени Вьяса. Он известен как автор афоризмов Веданты. Сам он не совсем достиг цели, но сын его Шука родился совершенным. Вьяса научил своего сына мудрости и, преподав ему истину, послал ко дворцу царя Джанаки. Последний был великим царём и назывался «Джанака видеха». «Видеха» значит «без тела». Будучи царём, он совершенно забыл, что у него есть тело, и чувствовал себя всё время духом. Мальчик Шука был послан к нему с тем, чтобы поучиться мудрости.

Царь знал, что сын Вьясы идёт к нему, и сделал заранее соответствующие распоряжения, вследствие которых стражи не обратили на мальчика никакого внимания, когда он появился у ворот дворца. Они дали ему только стул, и Шука просидел на нём три дня и три ночи; никто не говорил с ним, никто не спрашивал его, кто он и откуда. Он был сыном великого мудреца; отец его был очень значительным лицом, и его почитала вся страна, да и сам Шука был достойным всяческого почтения человеком; однако невежественные, грубые стражи дворца не обращали на него никакого внимания. По истечении трёх дней пришли министры царя и знатные вельможи и приняли его с великими почестями. Они ввели Шуку в великолепные комнаты, выкупали его в благоуханной ванне, дали чудную одежду и в течение восьми дней окружали его всевозможной роскошью. Но серьёзное и ясное лицо Шуки не изменилось ни в малейшей степени от перемены в обращении с ним; он оставался таким же среди роскоши, каким был тогда, когда одиноко ждал у ворот. Наконец его провели к царю. Царь сидел на троне, играла музыка, кругом танцевали и всячески веселились. Царь дал ему чашку молока, наполненную до краёв, и попросил семь раз обойти с нею зал, не пролив ни капли. Мальчик взял чашку и пошёл среди музыки и окружавших его прекрасных лиц. Согласно желанию царя, он семь раз обошёл зал, не пролив ни капли молока. Ум его не мог быть привлечён внешним миром, пока он сам не допускал влияния мира на себя. Когда Шука принёс чашку царю, тот сказал: «Я могу лишь повторить то, чему тебя научил отец и чему ты сам научился. Ты познал Истину. Иди домой».

 

«Выпрями его»

— Жил один бедный человек, нуждавшийся в деньгах. Он как-то услышал, что, вызвав духа, можно приказать ему принести и деньги, и всё, что угодно. Поэтому ему очень хотелось иметь в своей власти духа. Он всё искал человека, который мог бы дать ему духа в подчинение; наконец он нашёл мудреца, обладавшего большой силой, и попросил о помощи. Мудрец спросил его, зачем ему нужен дух. «Я хочу, чтобы дух работал на меня; научи, как мне вызвать его, — мне очень хочется иметь в своей власти духа», — ответил тот. Мудрец сказал: «Не беспокойся, иди домой».

На следующий день тот человек опять пошёл к мудрецу и стал плакать и просить: «Вызови мне духа! Я должен иметь в подчинении духа, чтобы он мне помогал». Наконец мудрецу это надоело, и он сказал: «Возьми этот талисман, повтори волшебное слово, и дух придёт, и что ты ни прикажешь ему, он всё исполнит. Но берегись: он страшное создание и должен быть всегда занят. Если ты когда-нибудь не дашь ему работы, он лишит тебя жизни», Человек ответил: «Это очень легко; я могу дать духу работы на всю жизнь». Затем он пошёл в лес и долго повторял волшебное слово; наконец, перед ним предстал дух. «Я дух, — сказал он, — я побеждён твоим волшебством, но ты должен постоянно давать мне занятие; в ту же минуту, как ты мне его не дашь, я убью тебя». Человек сказал: «Выстрой мне дворец». Дух ответил: «Готово, я выстроил тебе дворец». «Дай мне денег», — сказал человек. «Вот тебе деньги», — ответил дух. «Сруби этот лес и сделай вместо него огород». «Сделано, — сказал дух, — что ещё?» Человек испугался и подумал, что дела у него больше нет, так как дух всё исполнил в один миг. Дух сказал: «Дай какое-нибудь дело, или я съем тебя». Бедняк не мог больше придумать никакого занятия, испугался и бросился бежать, добежал до мудреца и сказал ему: «О мудрец, защити меня». Мудрец спросил его, в чём дело, и человек ответил: «У меня нет больше работы для духа. Всё, что я ему приказываю сделать, он исполняет в один миг и грозит меня съесть, если я не дам ему работы». В эту минуту появился дух и, сказав: «Я съем тебя», приготовился проглотить человека. Тот стал дрожать от страха и умолять мудреца спасти его. Мудрец сказал: «Я нашёл выход. Посмотри на эту собаку с загнутым хвостом. Выхвати скорей свой меч, отсеки хвост и дай его выпрямить духу». Человек отрубил хвост собаки и дал его духу, сказав: «Выпрями его». Дух взял хвост и стал медленно и старательно его выпрямлять, но, как только он отпустил хвост, тот снова свился. Дух снова бережно выпрямил его, но, как только отпустил, хвост снова загнулся. Опять терпеливо дух выпрямил его, но хвост всё свивался, как только он его отпускал. Так дух работал много-много дней, пока совсем не утомился. «Никогда в жизни я не был в таком затруднении. Я старый, опытный дух, но никогда я не находился в таком трудном положении. Я пойду с тобой на соглашение, — сказал он человеку. — Ты меня отпусти, а я оставлю тебе всё, что дал, и обещаю больше не вредить тебе». Человек очень обрадовался и с готовностью принял это предложение.

 

Каждый велик на своём месте

Некий царь имел обычай спрашивать всех санъясинов, приходивших в его страну: «Кто выше — тот ли, кто, отрёкшись от мира, становится саньясином, или тот, кто живёт в мире и исполняет обязанности мирского человека?» Многие мудрецы пытались разрешить эту задачу. Некоторые утверждали, что саньясин выше, тогда царь требовал, чтобы они доказали это. И когда они не могли этого сделать, он приказывал им жениться и жить в миру. Затем приходили другие и говорили: «Семьянин, исполняющий свои обязанности, выше». И от них тоже царь требовал доказательств. И когда они не могли дать их, он также заставлял их жить жизнью домохозяев. Наконец пришёл один саньясин, и царь задал ему тот же вопрос. Саньясин отвечал: «О царь, каждый велик на своём месте». «Докажи мне это», — сказал царь. «Я докажу, — сказал саньясин, — но ты должен прежде пойти со мной и жить несколько дней так же, как я, чтобы я мог доказать тебе то, что говорю». Царь согласился, последовал за саньясином, вышел с ним из своей страны и, пройдя много других стран, дошёл до одного большого царства. В столице, куда они пришли, происходила торжественная церемония. Царь и саньясин услышали бой барабанов, музыку и крики глашатаев; народ толпился на улицах в праздничных одеждах, и везде глашатаи возвещали о том, что должно было произойти. Царь и саньясин стояли и смотрели на происходившее. Глашатай возвестил, что дочь царя той страны собирается выбрать себе мужа из числа собравшихся.

Согласно старинному обычаю, царевны в Индии выбирали себе мужей таким образом. Каждая царевна имела своё представление о том, какой ей нужен муж: одна желала стать женой самого красивого человека; другая — самого учёного; третья — самого богатого, и т. д. И каждая выбирала того, кто ей нравился. Так было и здесь. Все соседи-царевичи нарядились в лучшие одежды и явились в город. Некоторые из них имели своих собственных глашатаев, провозглашавших их достоинства и объяснявших, почему они надеялись, что царевна выберет их. Царевну, в роскошном блестящем уборе носили в паланкине, и она смотрела и слушала; если ей не нравилось то, что она видела и слышала, она говорила слугам, нёсшим её: «Дальше!» — и больше не обращала внимания на отвергнутых женихов. Если же царевне нравился кто-нибудь из них, она бросала ему гирлянду из цветов, и он становился её супругом.

Царевна была прекрасна, как заря, и её супруг должен был получить всё царство после смерти её отца. Царевна хотела иметь мужем самого красивого человека, но не могла найти такого, который бы понравился ей.

Уже много раз происходили подобные собрания, но царевна не могла выбрать себе супруга. Это собрание было самым блестящим из всех; народу собралось больше, чем когда-либо. Царевна появилась в роскошном паланкине, и носильщики носили его с места на место. Но, по-видимому, ей опять никто не нравился, и присутствующие с разочарованием думали, что собрание и на этот раз закончится ничем. Как раз в это время явился молодой человек, саньясин, прекрасный, как солнце, сошедшее на землю; он стал в стороне, наблюдая за происходящим. Паланкин с царевной приблизился к нему, и как только царевна увидела прекрасного саньясина, она остановилась и набросила на него гирлянду цветов. Молодой саньясин схватил гирлянду и, сбросив её с себя, воскликнул: «Что за глупость! Я саньясин. Какой для меня может быть брак?» Царь, думая, что он слишком беден и поэтому не смеет жениться на царевне, сказал: «За моей дочерью я даю половину царства сейчас и всё царство после моей смерти», — и снова возложил гирлянду на саньясина. Но молодой человек опять её сбросил, говоря: «Глупости! Я не хочу жениться», — и быстро ушёл.

Царевна же так полюбила молодого саньясина, что сказала: «Я должна выйти за него замуж или я умру», — и последовала за ним, желая его вернуть.

Тогда саньясин, приведший царя, сказал ему: «Пойдём за ними», и они последовали за ними, но на значительном расстоянии. Молодой саньясин, отказавшийся жениться на царевне, вышел из города и дошёл до леса в нескольких милях от города; царевна последовала за ним, и те двое тоже. Молодой саньясин хорошо знал этот лес и все запутанные тропинки в нём; он неожиданно свернул на одну из них и скрылся, так что царевна не смогла найти его. После долгих и бесполезных попыток она села под деревом и начала плакать, потому что не знала, как выйти из леса. Тогда царь и другой саньясин, подойдя к ней, сказали: «Не плачь, мы покажем тебе, как выйти из леса; но теперь слишком темно, и мы не найдём дороги. Вот большое дерево, отдохни под ним, и рано утром мы проводим тебя».

На дереве в гнезде жила маленькая птичка с самкою и тремя птенцами. Эта птичка глянула вниз и, увидев под деревом людей, сказала своей жене: «Милая, что же нам делать? В нашем доме гости; но теперь зима, и у нас нет огня». Она вылетела из гнезда, нашла горящую щепку, принесла её в клюве и бросила гостям; те собрали топлива и развели большой огонь. Но птичка ещё не была довольна. Она опять сказала своей жене: «Милая, как нам быть? Нам нечем накормить этих людей, а они голодны! Мы хозяева, и наш долг — накормить этих людей. Мы хозяева, и наш долг — кормить всех, кто приходит к нашему дому. Я сделаю, что смогу — я отдам им своё тело». И с этими словами птичка бросилась в огонь и сгорела. Люди видели, как она упала в огонь, и попытались спасти её, но было уже поздно.

Самка увидела, что сделал её супруг, и сказала: «Их трое, и на всех — только одна маленькая птичка. Этого мало; я не могу допустить, чтобы поступок моего супруга оказался напрасным — отдам и я им своё тело». С этими словами она бросилась в огонь и тоже сгорела.

Тогда трое птенцов, видевших происшедшее и заметивших, что пищи для гостей всё-таки было мало, сказали: «Наши родители сделали, что смогли, и всё же этого недостаточно. Наш долг — продолжить дело наших родителей; отдадим и мы наши тела». И все они бросились в огонь.

Трое людей, изумлённые увиденным, не могли, разумеется, есть этих птиц. Они провели ночь без пищи, а утром царь и саньясин показали дорогу царевне, и она вернулась к отцу.

Когда они пустились в обратный путь, саньясин сказал царю: «Царь, ты видел, что каждый велик на своём месте. Если ты хочешь жить в мире, живи, как эти птички, и будь всегда готов пожертвовать собой для других. Если ты хочешь отречься от мира, будь подобен этому молодому человеку, для которого самая прекрасная женщина и целое царство — ничто. Если хочешь быть мирским человеком, пусть вся твоя жизнь будет жертвой для других. Каждый велик на своём месте, но долг одного не может быть долгом другого».

 

«Ты — лев»

Одна беременная львица, отправляясь за добычей, увидела стадо овец. Она бросилась на них, и это усилие стоило ей жизни. Родившийся при этом львёнок остался без матери. Овцы взяли его на своё попечение и выкормили. Он вырос среди них, питаясь травой, как они, и блея, как они, и хотя сделался взрослым львом, но по своим стремлениям и потребностям, а так же по уму был совершенной овцой. Прошло некоторое время, и другой лев подошёл к стаду; каково же было его удивление, когда он увидел собрата-льва, убегавшего, подобно овцам, при приближении опасности. Он хотел подойти ближе, но, как только немного приблизился, овцы убежали, а с ними и лев-овца. Второй лев стал следить за ним и однажды, увидев его спящим, прыгнул на него и сказал: «Проснись, ведь ты — лев!» — «Не-ет, — заблеял тот в страхе, — я овца!» Тогда пришедший лев потащил его к озеру и сказал: «Смотри! Бот наши отражения — моё и твоё». Лев-овца взглянул прежде на льва, потом на своё отражение в воде, и в тот же момент у него явилась мысль, что он сам — лев. Он перестал блеять, и раздалось его рыканье.

 

Действительность

При дороге стоял ствол засохшего дерева. Ночью прошёл вор и испугался: он подумал, что это стоит, поджидая его, полицейский. Прошёл влюблённый юноша, и сердце его радостно забилось: он принял дерево за свою возлюбленную. Ребёнок, напуганный страшными сказками, увидев дерево, расплакался: он подумал, что это привидение. Но во всех случаях дерево было только деревом.

Мы видим мир таким, каковы мы сами.

 

Наслаждение и совершенство

В давние времена жил очень богатый человек, совершивший жертвоприношение, которое требовало, чтобы жертвовавший отдал всё, что имеет. Но этот человек не был искренен, — он хотел приобрести известность и славу совершившего такое жертвоприношение, пожертвовав предметами, потерявшими для него ценность, вроде старых, бесплодных и искалеченных коров.

У этого человека был сын, которого звали Начикетас. Мальчик видел, что его отец поступил неправильно, что он нарушил свой обет и должен погибнуть. В Индии отец и мать — живые боги, и дети в их присутствии не смеют без разрешения ни говорить, ни что-либо делать, но должны просто стоять. Поэтому мальчик приблизился к отцу и, не смея обратиться с прямым вопросом, спросил его:

— Кому ты отдашь меня? Жертвоприношение требует, чтобы всё было отдано.

Отец был очень огорчён вопросом и отвечал:

— Что ты говоришь, дитя? Разве отец может отдать своего собственного сына?

Мальчик повторил свой вопрос во второй и в третий раз, и отец, рассердившись, сказал наконец:

— Я отдам тебя Яме (богу Смерти).

И мальчик действительно отправился к Владыке Смерти. Но бога Ямы не было дома, и юноше пришлось три дня ждать у дверей Владыки Смерти. На третий день Яма вернулся.

— А, учёный человек, — сказал он, — ты ждал меня три дня, ничего не евши; ты — гость, достойный полного уважения. Добро пожаловать! Я очень сожалею, что не был дома. Но за это я вознагражу тебя. Проси у меня три вещи — по одной за день ожидания.

— Моя первая просьба, — сказал мальчик, — чтобы отец перестал на меня сердиться, был добр ко мне и узнал меня, когда ты разрешишь мне вернуться.

Яма обещал, что это будет исполнено.

Следующая просьба касалась разъяснения относительно жертвоприношения, которое переносило человека на небо.

Затем мальчик высказал третье желание: «Я в полном недоумении. Когда человек умирает, то одни говорят, что он после того существует, другие — что его больше нет. Я хочу получить ваши разъяснения по этой проблеме!»

Этот вопрос смутил Яму. Он был готов исполнить другие просьбы, но тут сказал: «Сами боги в древности затруднялись ответить на этот вопрос. Этот закон нелегко понять. Проси о чём-нибудь другом, не настаивай и освободи меня от необходимости исполнить эту просьбу». Но Начикетас был юношей решительным и сказал: «Ты говоришь, Владыка Смерти, что даже боги сомневались относительно этой проблемы и что нелегко понимать такие вещи. Но я не могу найти другого, подобного тебе, наставника, и никакая иная милость не заменит эту».

Тогда Яма сказал: «Проси сыновей, внуков, которые жили бы по сто лет; проси скота, слонов, лошадей, золота. Проси земного царства и какой хочешь долгой жизни. Или выбери другие милости, по-твоему, равные этим. Я могу дать тебе способность удовлетворить все твои желания. Проси даже о таких вещах, которые труднее всего получить в этом мире. Вот, посмотри на этих небесных девушек, на эту музыку, на эти колесницы, подобных которым не знают смертные; пусть они служат и тебе, о Начикетас, но не спрашивай меня о тайне смерти».

«Всё это, о Владыка Смерти, вещи преходящие, — сказал Начикетас. — Они истощают энергию органов чувств. Даже самая долгая жизнь коротка. Оставь у себя твоих лошадей, танцовщиц и музыкантов. Человека не может удовлетворить богатство. Разве мы сохраним наши богатства, когда взглянем тебе в лицо? Нет, мы живём лишь столько, сколько ты захочешь. Поэтому та милость, о которой я уже просил, единственная, которую я хочу получить от тебя».

Яме понравилась смелость мальчика, и он сказал: «Действительно, дитя моё, совершенство — одна вещь, а наслаждения — другая. Эти две вещи, имея различные результаты, определяют человека. Тот, кто выбирает совершенство, становится чистым; тот же, кто выбирает наслаждения, не достигает истинной цели. Совершенство и наслаждение сами предлагают себя человеку, и только мудрый исследует их и отличает одно от другого. Он выбирает совершенство как высшее пo-сравнению с наслаждением; но глупый выбирает наслаждение ради своего тела. Ты, Начикетас, обсудив природу вещей, которых так желают в этом мире, совершенно правильно отверг их». И затем Яма начал учить Начикетаса тайнам жизни и смерти.

 

Нужда отпала

Кришна собирался поужинать. Он отщипнул кусочек лепёшки и стал жевать, но вдруг вскочил и побежал к двери.

Рукмини, его жена, спросила: «Что ты делаешь, мой Господин? Куда ты идёшь? В чём спешка? Почему так внезапно?»

Кришна остановился в дверях, подождал мгновение и вернулся назад. Принял печальный вид, снова сел и начал есть.

Рукмини удивилась. Она сказала: «Теперь ты озадачил меня ещё сильнее. Почему ты вскочил так внезапно? Почему ты вернулся, зачем? Ты вскочил, будто в доме пожар. Я не вижу, чтобы что-нибудь случилось. И почему ты вернулся назад, если что-то случилось?»

Кришна ответил: «Было нечто. Один из моих приверженцев идёт по городу. Он поёт мою песню, играет на вине, танцуя на улице, — но люди бросают в него камни, и кровь течёт у него со лба. Он совсем не реагирует, он абсолютно безмолвен, абсолютно сосредоточен, абсолютно беспомощен. Я был нужен, чтобы немедленно помочь ему».

И Рукмини спросила: «Тогда почему ты вернулся от двери, если был нужен так срочно?»

Кришна ответил: «Нужда отпала. В тот момент, когда я достиг двери, он взял в руки камень. Теперь он помогает себе сам. Моя помощь уже не нужна».

 

Обезьяна и Учитель

Когда-то в саду у учителя жила обезьяна. И поскольку обезьяны — любопытный народ, она стала интересоваться Учителем. Она видела, что Учитель сидит в молчании, ничего не делая, и потихоньку начала приближаться к нему. Чем занимается этот человек, было тайной. Конечно, для обезьяны самым таинственным явилось то, что кто-то сидит тихо, ничего не делая.

Постепенно обезьяна начала подбираться ближе к Учителю, чтобы наблюдать за ним. Чем ближе подходила, тем больше удивлялась. Не только сам человек молчал, но и пространство вокруг него было потрясающе тихим. Даже обезьяна смогла почувствовать вибрацию, когда подошла поближе.

Она полюбила этого человека, и наблюдать за ним стало одним из её любимых занятий. Всякий раз, когда у неё было время и Учитель сидел в саду, она подходила и садилась рядом с ним.

Однажды она спросила учителя: «Что ты делаешь? Пожалуйста, расскажи мне. Я предаюсь тебе, прими меня как ученика».

Учитель посмотрел на обезьяну, почувствовал величайшее сострадание к ней и сказал: «Я не делаю ничего. Ты тоже сможешь сделать это, ибо это — недеяние. Сиди тихо — весна придёт, и трава вырастет сама. Ты просто сиди и молчи. Когда наступит нужный момент, ты внезапно исполнишься необычайной радостью и покоем, и Богом. Тебе не нужно ничего делать. Всякое деяние в тебе — это возмущение. Оно создаёт рябь, создаёт волны. А когда твой ум в волнении, Бог не может войти. Бог входит, когда ум — спокойная поверхность, когда всё тихо и безветренно. Он входит через дверь безмолвия, но это возможно только в том случае, когда ты — неделатель. Итак, ты можешь сделать это, ты можешь попытаться?»

Обезьяна покачала головой. Она сказала: «Это невозможно. Я думала, что здесь есть нечто такое, что я могу сделать, но это — невозможно. Если бы ты сказал мне достать луну, я смогла бы принести её; если бы ты сказал мне передвинуть Гималаи, я смогла бы сделать это; если бы ты сказал мне повернуть вспять воды Ганга, я смогла бы сделать это — ведь известно, что в старые времена другие обезьяны делали это, например — Хануман. Я обезьяна, у меня есть запас сил, я тоже могу сделать это. Но сидеть тихо, ничего не делать — это невозможно. Это против моей природы, это сведёт меня с ума. Если Бог приходит через тишину, то тогда Бог — не для меня и я — не для Бога».

 

Последняя ступень

В Таиланде есть очень древний храм. В самом начале творения Бог разгневался на одного ангела. Ангел был обвинён в неповиновении, и это было так серьёзно, что Бог сбросил его на землю, и тот полетел жить невидимым змеем в этом храме.

В храме была башня с сотней ступеней, и каждый паломник, желающий войти в храм, должен был подняться в башню. Это было частью паломничества. И Бог сказал ангелу: «Ты будешь жить на первой ступени башни и подниматься всякий раз вместе с паломниками, которые будут приходить сюда». В Таиланде сознание делят на сто ступеней, — а змей мог подняться только до того уровня, на котором находилось сознание паломника. Если паломник достигал двадцатой ступени, то и змей мог следовать только до двадцатой. И Бог сказал ему: «Если ты трижды достигнешь последней ступени, то будешь освобождён от греха». Но только один раз змей смог подняться до последней ступени.

Не менее десяти тысяч паломников приходят ежедневно в древний храм. Прошли, минули тысячелетия — и всё шли и шли паломники. И змей следовал за каждым из них. Лишь иногда, очень редко, он достигал двадцать пятой ступени, ещё реже — пятидесятой, и лишь однажды — сотой, после чего опять упал на первую ступень. Со временем змей стал очень и очень умным и понял: по всей видимости, нет никакой надежды — ведь он должен трижды достичь последней ступени, ибо лишь тогда будет снят с него грех.

 

Алмаз Кохинор

4

Однажды, копаясь на своём участке, крестьянин нашёл камушек. Камушек выглядел очень красивым, и крестьянин подумал, что он мог бы понравиться его детям. Они могли бы играть с ним, ведь он такой красивый, — поэтому он принёс камушек домой.

Ну, дети — везде дети! Они играли с камушком до тех пор, пока он им не надоел, после чего оставили на окне и забыли про него.

Один монах, странствующий саньясин, проходя через горы, искал себе ночлег, и крестьянин пригласил его к себе домой.

Саньясин принял пишу, предложенную хозяином, после чего они поболтали, так как саньясин был путешественником и знал множество новостей обо всём на свете. И, как бы между прочим, саньясин сказал:

— Что ты тут делаешь? Я знаю место, где можно найти алмазы прямо на берегу реки. И, приложив немного труда, ты мог бы сказочно разбогатеть. Работая же на своей земле в поте лица, ты всю жизнь будешь трудиться. Зачем тратить жизнь впустую?

На следующее утро саньясин ушёл, но в ум крестьянина он заронил надежду, которая переросла в желание, полностью захватившее бедняка. Не зная, что это за река, он продал свой участок и пустился на поиски. На прощание он сказал жене и детям:

— Ну, вы должны подождать меня, самое большее, лет пять, и я вернусь богатым!

Он усердно трудился, но и через пять лет не нашёл того места, где алмазов было бы так много, что добывать их не составило бы труда. Однако за эти пять лет он твёрдо и чётко усвоил, что такое алмаз.

И вот, когда он вернулся домой и приблизился к своей хижине, то не поверил глазам — редчайший и величайший алмаз, который можно было вообразить, лежал, заброшенный и забытый всеми, на подоконнике его дома.

И тогда он вспомнил, как его нашёл.

 

«Оно должно быть только познано, открыто»

Во времена Махавиры жил один царь-завоеватель. Он знал только язык войны. Царь этот завоевал всё, что было достойно завоевания, и стал богатейшим человеком страны. И вот кто-то сказал ему, что все мирские владения бесполезны, если не завоёвано внутреннее царство: «Если вы не достигнете дхьяны, самадхи, если вы не достигнете внутреннего экстаза, всё это будет бесполезным».

Царь спросил: «Где я могу получить это царство? Покажите мне лишь место. Я завоюю его».

Некто сказан ему: «Как раз поблизости в лесу остановился Махавира. Пойдите к нему. Он уже достиг». И царь со своей армией отправился в лес.

Он окружил его, потом подошёл к Махавире и сказал: «Я пришёл, чтобы завоевать царство, которого ты уже достиг, царство внутреннего экстаза».

Махавира рассмеялся. Он сказал: «Ваше желание хорошее. Но, похоже, вы абсолютно не осознаёте того, о чём спрашиваете. Оно не может быть завоёвано вами. Я имею его здесь, но не могу отдать его вам. И вы не можете завоевать его».

Царь сказал: «Не беспокойся об этом. Только покажи мне, где оно. Я не встречал ничего такого, чего нельзя было бы завоевать».

Махавира ощутил в своём сердце глубокое сострадание к этому человеку. Он сказал: «Сделайте одну вещь. Нет необходимости приходить ко мне. В вашей собственной столице есть один бедный человек, и он, может быть, захочет поторговаться с вами. Он тоже достиг. Пойдите к нему».

Царь никогда не слышал имени этого бедного человека, но отправился к нему. Тот, действительно, был нищим, но с тем же светом в глазах, что и у Махавиры, и с тем же ароматом вокруг — с той же невинностью. Он сидел под деревом. Царь сказал: «Ты часть моего царства. Отдай мне всё то, чего ты достиг! Я готов тебе дать взамен всё, что ты захочешь. Даже если ты захочешь моё царство, я отдам его тебе. Но принеси, дай мне своё самадхи».

Человек рассмеялся: «Я могу отдать вам свою жизнь. Она в ваших руках, но я не могу отдать вам самадхи. Не то чтобы я не хотел вам отдать его, но сама природа самадхи такова, что оно не может быть отдано. Вы должны заработать его».

Царь сказал: «Но я никогда ничего не зарабатывал. Я завоеватель. Я завоёвываю всё, в чём нуждаюсь. Я воин».

«Но здесь ни ваш меч, ни ваша армия не помогут, — сказал нищий. — Здесь нужно идти одному. Ведь это путь внутрь, вы должны пройти к своему собственному центру. Самадхи не может быть дано, поскольку вы уже имеете его. Оно должно быть только познано, открыто».

 

Даже тысяча лет бесполезна

Царь Яяти умирал. Ему было уже сто лет. Пришла Смерть, и Яяти сказал: «Может быть, ты заберёшь одного из моих сыновей? Я ещё не пожил по-настоящему, я был занят делами царства и забыл, что должен буду покинуть это тело. Будь сострадательной!» Смерть сказала: «Ладно, спроси своих детей».

У Яяти была сотня детей. Он спросил, но старшие уже стали хитроумными. Они выслушали его, но не сдвинулись с места. Самый молодой — он был очень юн, ему исполнилось всего шестнадцать лет — подошёл и сказал: «Я согласен». Даже Смерть почувствовала к нему жалость: если столетний старик ещё не пожил, то что же говорить о шестнадцатилетнем мальчике?

Смерть сказала: «Ты ничего не знаешь, ты — невинный мальчик. С другой стороны, твои девяносто девять братьев молчат. Некоторым из них по семьдесят — семьдесят пять лет. Они стары, их смерть скоро придёт, это вопрос нескольких лет. Почему ты?»

Юноша ответил: «Если мой отец не насладился жизнью за сто лет, как я могу надеяться на это? Всё это бесполезно! Для меня достаточно понимать, что если мой отец не смог нажиться на свете за сто лет, то и я не наживусь, даже если проживу сто лет. Должен быть какой-то иной способ жить. С помощью жизни, похоже, нельзя нажиться, так что я попробую достигнуть этого с помощью смерти. Позволь мне, не твори препятствий».

Смерть забрала сына, и отец жил ещё сто лет. Затем Смерть пришла вновь. Отец был удивлён: «Так быстро? Я думал, что сто лет — это так долго, нет нужды волноваться. Я ещё не пожил; я пытался, я планировал, теперь всё готово, и я начал жить, а ты пришла снова!»

Так происходило десять раз: каждый раз один из сыновей жертвовал своей жизнью, и отец жил.

Когда ему исполнилась тысяча лет, Смерть снова пришла и спросила Яяти: «Ну, что ты думаешь теперь? Я снова должна забрать одного сына?»

Яяти сказал: «Нет, теперь я знаю, что даже тысяча лет бесполезна. Всё дело в моём разуме, и это не вопрос времени. Я снова и снова включаюсь в одну и ту же суету, я стал привязанным к пустой трате бытия и сущности. Так что это теперь не помогает».

 

Сила желания

Молодой человек пришёл однажды к мудрецу и спросил: «Господин, что я должен делать, чтобы обрести мудрость?» Мудрец не удостоил его ответом. Повторив несколько раз свой вопрос с аналогичным результатом, юноша наконец ушёл, чтобы вернуться на следующий день всё с тем же вопросом. Снова не получил он ответа и вернулся на третий день, опять повторяя: «Господин, что я должен делать, чтобы стать мудрецом?» Мудрец повернулся и направился к близлежащей реке. Он вошёл в воду, кивком пригласив юношу следовать за ним. Достигнув достаточной глубины, мудрец взял молодого человека за плечи и держал его под водой, невзирая на попытки юноши освободиться. Когда же тот освободился и его дыхание выровнялось, мудрец спросил его: «Сын мой, когда ты был под водой, чего ты желал сильнее всего?» Юноша ответил без колебаний: «Воздуха! Воздуха! Я хотел только воздуха!» — «А не предпочел бы ты этому богатство, удовольствия, власть и любовь, сын мой? Не думал ли ты об этих вещах?» — допытывался мудрец. «Нет, господин, я хотел воздуха и думал лишь о воздухе», — последовал немедленный ответ. «Тогда, — сказал мудрец, — чтобы стать мудрым, ты должен желать мудрости с такой силой, с какой ты только что жаждал воздуха. Ты должен бороться за неё вплоть до исключения всех других целей в жизни. Если ты будешь стремиться к мудрости с такой страстью, сын мой, ты обязательно станешь мудрым».

 

«Я помолюсь только однажды»

В Бенгалии жил один человек, очень учёный и очень логичный грамматик. Звали его Бхаттоджи. Он был очень известным грамматиком. Он никогда не ходил в храм. Он уже состарился, ему перевалило за шестьдесят, когда его отец сказал: «Ну, это уж слишком!» Отцу его было девяносто лет. «Я ходил в храм и молился каждый день! И я ничего не говорил тебе, думая, что сам придёшь к пониманию себя! Но теперь тебе уже шестьдесят! Пора бы пойти и подготовиться к миру иному! Так когда ты пойдёшь в храм молиться и возносить хвалу Всевышнему?» Бхаттоджи сказал в ответ: «Видя тебя многократно идущим в храм и возвращающимся таким же, я усомнился: в том ли вопрос, сколько лет и сколько раз ты молишься? Кажется, весь вопрос в том, как ты молишься, вопрос лишь в качестве. Я наблюдаю за тобой столько лет! Дважды в день ты шёл в храм и возвращался точно таким же! Так что же, молитва не действует?

Нет, что-то здесь не так! Завтра мой день рождения. Я пойду в храм и сделаю всё, что будет в моих силах. Я постараюсь вложить всего себя, всю свою душу. Я помолюсь только однажды — но я ничего не оставлю внутри. Я постараюсь полностью войти в это — но только однажды. Уж если что-то должно произойти, оно произойдёт. Если же ничего, то на этом я закончу. И зачем тогда идти опять, раз в этом не будет никакой пользы? Тогда это просто бессмысленно!» Отец его рассмеялся и сказал: «Господи, ну и дурак! А ещё слывет за учёнейшего человека! Да молиться нужно целые жизни подряд, чтобы что-то произошло! Ну да Бог с тобой, да просветит Он мозги твои! Давай, давай! Посмотрим, что у тебя получится!»

Бхаттоджи пошёл в храм и больше не вернулся. Он умер. Лишь единожды молясь перед Божеством храма, он умер. Он действительно целиком вошёл в это — и не осталось ничего.

 

Святой и змея

На одном поле, где маленькие пастухи пасли скот, жила страшная и ядовитая змея. Однажды святой отшельник проходил мимо. Дети подбежали к нему и закричали: «Святой отец, не проходи здесь, берегись змеи!» «Дети мои, — сказал святой старец, — я не боюсь вашей змеи. Я знаю такие молитвы, которые защищают от всякого зла». Сказав это, он продолжил свой путь… Змея видит, как приближается какой-то человек, поднимает голову, святой отец шепчет заклинание, и змея падает к его ногам. «Почему же ты живёшь, причиняя зло другим? — спросил святой отец. — Я назову тебе священное имя Господа, и ты будешь повторять его и научишься любить Бога; в конце концов ты увидишь Его, желание делать зло покинет тебя».

Прошли дни, маленькие пастухи заметили, что змея перестала жалить, они бросали в неё камни. Один мальчик схватил змею за хвост и стал вертеть её над головой, потом несколько раз ударил головой о камни. Змея потеряла много крови, её оставили, думая, что она мертва. Ночью она пришла в себя и тихо-тихо приползла в свою нору, а всё тело у неё было разбито. Она старалась жить кое-как, питаясь листьями и разными сухими травами.

Однажды по этой местности опять проходил тот же святой отец. Он озирался по сторонам, искал змею. Дети сказали ему, что её больше нет в живых, но он знал, что смерть для неё невозможна до разрешения проблемы жизни, то есть до лицезрения Бога.

Змея выползла из своей норы и поведала отшельнику, что с ней случилось. На что святой отец воскликнул: «Какие глупости! Нужно быть идиотом, чтобы не знать, как помешать своим врагам так обращаться с собою. Я запретил тебе только кусать какую-либо тварь, но почему же ты не зашипела на тех, кто хотел тебя убить, чтобы напугать их?..»

 

Он празднует

Это случилось с великим индийским музыкантом Хансеном. Он жил при дворе великого царя Акбара и был несравненен. И однажды Акбар сказал ему: «Я не представляю, чтобы кто-то мог превзойти тебя! Это кажется немыслимым. Ты — последнее слово, вершина творения. Да славен Творец вовеки! Но когда бы я ни подумал об этом, у меня поневоле возникает мысль, что всё же ты был учеником у Мастера, который учил тебя мастерству. И кто знает, может, он и превосходит тебя по мастерству? Кто этот Мастер? Он жив ещё? Если да, то можно ли его пригласить во дворец?»

Тансен сказал: «Да, он жив. Но как пригласить его во дворец, если он подобен дикому животному — ходит как придётся. Он — не человек из общества. Он, как ветер или облака, которые гонит ветер. У него нет ниточек, связывающих его с миром. Это — бездомный скиталец. Но более того — его нельзя попросить спеть или сыграть, невозможно совершенно. Он поёт только тогда, когда чувствует. Он танцует только тогда, когда чувствует. Можно лишь подойти к нему, ждать и наблюдать».

Но Акбар был так заинтересован, что пришёл в восторг даже от этих слов: «А! Его Мастер жив! Ради этого стоит пойти».

Мастер был бродячим факиром. Звали его Харидас. Тансен послал гонцов, чтобы выследили его местонахождение. Обнаружили его в хижине на берегу реки Джумны. И Акбар с Тансеном пошли слушать его. Жители местной деревушки сказали, что около трёх часов ночи он поёт и танцует. Однако весь день сидит тихо-тихо, как мышка. И вот, среди ночи, Акбар и Тансен, подобно ворам, притаились позади той хижины, потому что если бы он узнал про них, то не стал бы танцевать и петь.

И вот Харидас стал петь, а затем танцевать. Акбар был словно загипнотизирован — он не мог произнести ни единого слова, потому что никакая оценка не могла быть дана тому, что он видел. Акбар только непрерывно плакал. Когда они возвращались домой после песни, он хранил гробовое молчание. Только слёзы продолжали катиться из его глаз. Когда он пришёл во дворец, то прямо на ступенях сказал Тансену: «Я думал, что никто не может превзойти тебя; я думал, что ты — что-то удивительно уникальное, но теперь — прости меня — я должен сказать, что ты и в подметки не годишься своему Мастеру! Но почему?!»

И Тансен ответил: «Нет ничего проще — я пою и танцую за деньги, престиж, власть, уважение. Моя музыка — это пока ещё средство для достижения некоего исхода, результата. Я пою, чтобы что-то получить, а мой Мастер поёт, потому что что-то получил. И в этом разница. Он поёт только тогда, когда что-то имеет внутри, только тогда возникает песня, только тогда. Это как результат. Когда он наполнен Божественным и не может всего вместить в себя — только тогда он поёт. Пение его — результат, исход сам по себе. Он празднует!»

 

«Ты принят»

Как-то в одной стране возжелал император узнать о жизни, смерти и жизни после смерти. Призвал он своих мудрецов и спросил их. А они отвечали ему: «Если бы мы знали об этом, нас бы здесь и в помине не было. Мы так же невежественны, как и ты, с той лишь только разницей, что ты — властелин и богат, а мы — мудрецы, которые тем и зарабатывают себе на жизнь. Мы не знаем. Чтобы узнать это, ты должен покинуть свой дворец и искать Мастера. Мастер никогда не придёт сюда к тебе. Мастера ты сам должен найти».

И император отправился на поиски. Он ходил по всем известным святым и всё равно не был удовлетворён. И снова он призвал к себе мудрецов и сказал им: «Ну вот, я обошёл всех, кого только можно было сыскать в империи, а толку никакого!»

И вновь услышал он в ответ: «Ты не там ищешь. Так ты никогда не найдёшь. Ты ходишь ко всем известным людям. А разве среди них есть Мастера? Истинный Мастер никогда не становится известным, это случается слишком редко. А потом, истинный Мастер любым способом стремится скитаться, поэтому и найти его могут лишь настоящие искатели, а не любопытные люди, которые всегда спрашивают мимоходом. Ты искал в неподходящих местах. Мы знаем одного человека здесь, в столице, попробуй пойти к нему».

А этот человек был нищим и жил вместе с другими нищими под мостом. Император не мог поверить, что это и есть тот самый человек, но что-то исходило от нищего, какое-то особое излучение — свет невидимый. И нечто неведомое коснулось императора и что-то изменило в нём. И, не отдавая себе отчета в своих действиях, император коснулся ног нищего, как если бы тот был императором, а он, император, — нищим просителем. Он сам себе поразился, что сделал так. А нищий сказал: «Ты принят».

 

Осел в шкуре пантеры

Осёл одного мойщика так надорвался, таская непомерно тяжёлые узлы с бельём, что едва не подох. Стал мойщик думать: «Горе мне! До чего же скверно всё получилось. Дело моё теперь стоит, заработки упадут. Как же мне быть? Попробую-ка я вот что сделать. Куплю за три рупии шкуру пантеры и по ночам буду пускать осла в этой шкуре на поля. Попасётся он на молодых всходах и, смотришь, через несколько дней уже совершенно окрепнет». Так он и сделал.

Пахарь же, когда заметил, что кто-то травит посевы, начал сторожить свои поля. И вот как-то увидел он посреди поля осла. «Я погиб, — подумал пахарь, — это же пантера!» И, накинув на себя отсыревшее за ночь одеяло и подняв над головою лук, начал медленно выбираться оттуда.

Тут и осёл заметил пахаря. «Это же ослица!» — решил он. И, спеша навстречу собственной гибели, бросился за пахарем. Пахарь прибавил шагу. «Что такое? — подумал осёл. — Может, она заблуждается на мой счёт, видя на мне эту шкуру? Порадую-ка я ей сердце своим криком — тогда уж она поймёт, кто я такой». И принялся кричать. Сторож сразу же сообразил, что перед ним осёл, повернул назад и, выстрелив в него из лука, убил.

 

Можно ли доверять себе?

Один брамин шёл к себе домой, неся на плечах козлёнка, которого собирался принести в жертву. На полдороге увидели его мошенники и стали говорить между собой: «Вот бы нам сегодня полакомиться этим козлёнком».

Составив план действий, они забежали вперёд и двинулись по дороге навстречу брамину, разделившись предварительно так, чтобы сначала ему попался один, потом двое, а потом трое.

Тот из мошенников, что шёл первым, сказал брамину: «Несомненно, благочестивый, эта собака обладает высокими достоинствами, если ты носишь её на плечах. Должно быть, она отлично загоняет зверя!»

И, сказав так, прошёл мимо.

«Что такое говорит этот негодяй? — подумал брамин. — Чтобы я взвалил себе на плечи собаку? Да как это возможно?!»

Как только он поравнялся со следующими двумя мошенниками, те спросили у него: «Что за непотребное дело задумал ты, брамин? Этот жертвенный шнур, чётки, кувшин для воды, священный знак на лбу, а на плечах — собака! Тьфу! Или, может быть, она очень хорошо загоняет зайцев и кабанов?»

И с этими словами прошли мимо.

Тогда брамин, решив проверить себя, бросил козлёнка на землю и тщательнейшим образом ощупал его уши, рога, хвост и прочее.

«Бот дураки! — подумал он. — Приняли козлёнка за собаку. И как это их угораздило?» Он опять взвалил животное на плечи и двинулся дальше.

Тут повстречались трое и говорят: «Смотри, не коснись нас, проходи боком! Почему? Да потому, что ты только знаками чист, брамин, а на деле, видно, охотник, раз с собакой ходишь!»

Сказали и прошли дальше.

«Да что же это такое? — подумал брамин. — Но ведь если столько людей говорят одно и то же, значит, это — правда. Да и оборотни в мире — вещь нередкая. А вдруг это ракшаса в собачьем обличье? Ещё чего доброго возьмёт и примет собственный облик!»

И уже ни в чём не сомневаясь, бросил брамин козлёнка наземь и в страхе, как бы не пришлось совершать потом искупительный обряд, пустился бежать без оглядки.

А мошенники съели козлёнка.

 

В ком разум есть, в том есть и сила

В одном лесу жил громадный лев. Зверям не было от него никакого спасения. И вот однажды, собравшись все вместе, они предстали перед лицом своего господина с пучками зелёной травы в зубах и, смиренно опустившись на колени, обратились к царю зверей с такой речью: «Смилуйся, о царь! К чему тебе, наш повелитель, вот так зря истреблять всех животных, проявляя жестокость, грозящую дурными последствиями в будущей жизни! Ведь беда от этого произойдёт двойная — и мы погибнем, и ты лишишься пропитания. Будьте же милостив! А мы, со своей стороны, соблюдая очерёдность, будем посылать повелителю по одному животному от каждого племени».

Так и сделали. Через какое-то время пришла очередь зайца. Когда звери все вместе объявили ему об этом, заяц в раздражении подумал: «Отправиться в пасть к самой смерти — это же глупо! Что же делать? А впрочем, есть ли невозможное для тех, кто наделён разумом? Нужно придумать хитрость и убить льва!»

И сказав себе так, заяц пришёл ко льву позже того часа, когда тот обычно обедал. На льва страшно было смотреть: горло стянуло от голода, глаза от гнева налились кровью, морда дёргается, зубы скрежещут, клыки торчат, хвост бьёт по земле.

— Ты, верно, решил, — прорычал он, — что если меня хорошенько разозлить, то я и жизни тебя лишать не стану? Как бы не так! Можешь считать себя уже мёртвым. Ты почему так поздно явился?

— Не по своей воле, о господин, пропустил я час твоей трапезы, — ответил заяц.

— Кто же тебя задержал?

— Лев.

Услышав такое, лев встревожился.

— Разве в этом лесу, находящемся под защитой моих лап, есть ещё лев? — спросил он.

— А как же! — отвечал заяц.

Тут лев подумал: «Да стоит ли его убивать? Вот покажет мне моего соперника, убью того, а тогда съем его». И говорит зайцу: «Показывай, где этот негодяй!»

А заяц усмехнулся про себя и, смело идя к своей цели, показал льву глубокий колодец, выложенный кирпичом. Вода в колодце была чистой и прозрачной, а расстояние до неё было в два человеческих роста. Вот лев и не понял, что видит собственное отражение. Мысли его устремились по ложному пути. Он решил, что перед ним соперник, тут же бросился на него и по собственной глупости лишился жизни.

 

Любовь

Один человек пришёл к великому Учителю и сказал: «Я хотел бы полюбить Бога — покажи мне путь!» Учитель ответил: «Скажи мне сначала, любил ли ты кого-нибудь раньше?»

Человек сказал: «Я не интересуюсь мирскими делами — любовью и всем прочим. Я хочу прийти к Богу».

Учитель ответил ему: «Подумай ещё раз, пожалуйста, любил ли ты хоть одну женщину, хоть одного ребёнка — хоть кого-нибудь?»

Человек ответил: «Я ведь уже сказал тебе: я человек религии, я не обычный мирянин, я никого не люблю. Покажи мне путь, как я могу прийти к Богу».

Учитель начал рыдать, слёзы закапали из его глаз, и он ответил: «Тогда это невозможно, сначала ты должен кого-нибудь полюбить. Это будет первая ступенька. Ты спрашиваешь про последнюю ступеньку, а сам не ступил на первую!

Иди и кого-нибудь полюби!»

 

«Время ли беспокоить меня?»

Жил великий учёный, который распевал по утрам молитвы три, четыре, пять часов подряд. И так продолжалось годы напролёт. Он был великим учёным, великим знатоком санскрита, очень образованным человеком.

Наконец Кришна сжалился над ним и однажды пришёл к нему. Он встал позади этого человека, положил свою руку на его плечо. Человек посмотрел вверх и спросил: «Что вы делаете? Разве вы не видите, что я творю свои молитвы? Время ли беспокоить меня?»

И Кришна отпрянул и исчез.

 

Как сделать линию короче

Однажды великий индийский император Акбар пришёл в суд, нарисовал на стене линию и затем спросил у членов суда: «Как сделать эту линию короче, не притрагиваясь к ней?»

Все молчали. Но один человек засмеялся. Эго был известный шутник Бирбал. Он поднялся, подошёл к стене и нарисовал над той линией, что начертил Акбар, свою линию, большую, чем первая, и сказал: «Вот я и сделал твою линию короче, не касаясь её, ведь величина и длина — вещи относительные».

 

Заносчивый мудрец

Когда-то давно жил мудрец, скитавшийся по лесам и совершивший множество подвигов. Вот сидит он однажды под деревом, а ворона возьми и капни ему на голову. Разъярился мудрец, кинул на ворону гневный взгляд, и негодная птица тут же обратилась в пепел. Возгордился мудрец силой своего взгляда, мощью своего подвижничества. Отправился он в город за милостыней к какому-то брамину, вошёл к нему во дворец и попросил хозяйку вынести подаяние. «Подожди, почтенный, пока я хозяину помогу», — ответила хозяйка.

Когда же он, рассердившись, глянул на неё гневным взором, она рассмеялась: «Ты ошибся, мудрец. Ведь я — не ворона!»

Услыхал это мудрец и остолбенел от удивления: «Откуда ей это известно?» Она же помогла мужу закончить жертву Агни, взяла милостыню и вышла к мудрецу. Принял он подаяние, благодарно руки сложил и спрашивает: «Как ты узнала, что у меня с вороной случилось? Скажи мне, не то подаяние не приму». Она же ему в ответ; «Нет у меня иного закона и иной веры, чем преданность мужу. Поэтому такова сила моего прозрения. Сходил бы ты к мяснику Дхармавьядхе — живёт он продажей мяса, — посмотрел бы на него да скромности поучился».

Получив такой совет от всезнающей женщины, мудрец принял подаяние, поклонился, да и побрёл себе.

На другой день разыскал мудрец на базаре мясника и подошёл к нему, а Дхармавьядха заметил его и спрашивает: «Что, брамин, тебя, знать, верная жена ко мне послала?» услыхал это мудрец, очень удивился и спросил Дхармавьядху: «Откуда у тебя, мясника, такое знание?» Ответил на это мясник: «Люблю и почитаю я отца и мать. Они — моё единственное прибежище. Сначала их омою, потом сам омоюсь. Сначала они поедят, потом сам поем. Сначала их спать уложу, потом сам ложусь, Вот потому-то я многое и знаю. Мясо и потроха газелей да прочей живности продаю, тем и живу. Торговля эта — моё людям служение, а не к деньгам жадность. Ни я, ни та жена, мужу верная, никогда не чванимся, потому что чванство — враг знания. Поэтому и наделены мы безграничным знанием. Да и тебе, мудрец, от заносчивости освободиться надо, и тогда, свой долг исполняя, достигнешь ты успеха и будешь светочем среди мудрецов».

 

Сила знания

Жили в некоем селении четверо закадычных друзей, сыновей браминов. Трое из них знали назубок все шастры, но были лишены здравого смысла. Четвёртый же был щедро наделён здравым смыслом, зато совсем не знал шастр. Собрались они как-то раз все вместе, и пошёл у них такой разговор:

— Какая польза от нашей учёности, если мы не отправимся в другую страну, чтобы там послужить её властителю и добыть себе богатство? Почему бы нам не пойти на восток?

Так они и решили.

В пути старший сказал:

— Один из нас — совершенный невежда в шастрах. Нет у него других достоинств, кроме здравого смысла. Но как без подобающей учёности заслужить милость владыки? Пусть он идёт домой.

— Эй, здравомыслящий, ступай-ка ты домой, — поддержал второй. — Ведь ты же ничего не понимаешь в шастрах.

— Негоже его гнать — ведь мы с самого детства неразлучны, — заступился за друга третий. — Пусть идёт вместе с нами.

И все согласились и пошли. Проходя через лес, увидели они кости мёртвого льва.

— Вот подходящий случай испытать силу наших знаний, — сказал один. — Давайте воскресим льва. Я могу собрать кости.

Он собрал кости, второй облачил их телесной плотью, наполнил жилы кровью, а третий попробовал вдохнуть жизнь в мёртвого льва.

Здравомыслящий попытался отговорить его: «Погоди, почтенный, ведь это же лев. Если ты воскресишь его, он разорвёт всех нас на куски». — «Да плевать я хотел на твои глупые рассуждения, — ответил тот. — Сейчас ты увидишь, какова сила моих знаний».

«Тогда подожди, пока я взберусь на дерево», — попросил здравомыслящий.

Едва лев воскрес, он тот час же накинулся на троих учёных и растерзал их.

 

Обезьяна и птица

В одном лесу жила стая обезьян. Однажды зимой, совсем обессиленные, они с наступлением ночи заметили светлячка. Увидев его, обезьяны подумали: «Это огонь». Осторожно взяли светлячка, покрыли сухой травой и, приблизив к нему руки, плечи, животы и груди, стали почёсываться, словно в самом деле наслаждались желанным огнём.

И была среди них особенно замёрзшая обезьяна; она то и дело поддувала траву и была поглощена этим. Тогда птица по имени Сучимукха спустилась, гонимая судьбой, с дерева и сказала ей: «Дорогая, не трудись. Это не огонь, это светлячок».

А обезьяна, между тем, не обращая внимания на её слова, продолжала дуть и не прекращала, несмотря на неоднократные уговоры птицы. К чему много слов? Приблизившись к самым ушам, птица так досаждала обезьяне, что та наконец схватила её и, ударив о камень, раздробила птице клюв, глаза, шею и голову, так что Сучимукха отошла в небытие.

 

Набожный ткач

В одном селении жил ткач. Он был очень духовным человеком. Все доверяли ему и его любили.

Однажды ткач пошёл на базар продавать свою работу. Когда подходил покупатель и спрашивал цену ткани, он отвечал: «По воле Рамы пряжа стоит одну рупию, по воле Рамы работа стоит четыре анна, по воле Рамы — прибыль два анна, по воле Рамы цена ткани — рупия и шесть анна».

И люди чувствовали такое доверие к нему, что немедленно платили деньги и брали ткань. Этот человек был истинно набожным.

Вечером после обеда он всегда долго сидел и размышлял о Боге, повторяя Его Святое Имя. Однажды поздней ночью ткач не мог заснуть и курил, сидя на дворе. Мимо проходила шайка разбойников. Им нужен был носильщик, и, увидев ткача, они схватили его и потащили с собой. Затем они взломали дверь одного дома и награбили там много вещей, часть которых взвалили на плечи бедного ткача. В это время проходила стража. Грабители бросились бежать, но бедный ткач со своей тяжёлой ношей был пойман. Ночь он провёл в заключении, а на следующее утро его привели к судье.

Жители селения, услышав, что случилось, пришли навестить ткача. И все они в один голос говорили судье: «Господин, этот человек не мог ничего украсть». Тогда судья заставил ткача описать всё, что с ним случилось. Ткач сказал: «Господин, по воле Рамы я сидел во дворе; по воле Рамы была поздняя ночь; по воле Рамы я размышлял о Боге и повторял Его Святое Имя; по воле Рамы по дороге проходили грабители; по воле Рамы они потащили меня с собой; по воле Рамы они ворвались в дом; по воле Рамы навалили узлы с похищенным на мои плечи; по воле Рамы подошла стража; и по воле Рамы я был пойман. Потом по воле Рамы меня заперли в тюрьму, а наутро воля Рамы привела меня к тебе».

Судья, видя невиновность и духовность этого человека, велел его немедленно освободить. И, выходя из суда, ткач сказал своим друзьям: «Воля Рамы освободила меня».

Живёте ли вы в мире или отрекаетесь от него, всё зависит от воли Рамы.

 

«Кого оплакивать?»

Жил некогда земледелец, придерживавшийся философии Единства. Он уже достиг некоторой реализации, то есть непосредственного ощущения высших идей. Но он жил, подобно всем другим земледельцам, с семьёй и имел ребенка. И он, и его жена необыкновенно сильно любили своего сына, потому что это был их единственный ребёнок. Земледелец был человеком высоко развитым духовно, и его уважали и любили все в деревне.

Однажды он работал на своём поле, когда к нему пришёл человек и принёс известие, что его сын тяжело заболел. Земледелец пошёл домой, позвал врачей, принял все возможные меры, но не смог спасти жизнь ребёнка, и тот умер. Все в доме были охвачены горем, но сам земледелец имел такой вид, как будто ничего не случилось. Он утешал других, говоря: «Что можно выиграть, оплакивая ребёнка?»

На следующий день он, как обычно, пошёл на своё поле. Закончив работу, он вернулся домой и нашёл свою жену и других членов семьи плачущими и рыдающими, поглощёнными своим горем. Жена упрекнула его, говоря: «Какой ты бессердечный человек — ты не пролил ни одной слезы о своём ребёнке». Земледелец спокойно ответил ей: «Прошлой ночью у меня был удивительный сон. Я видел, что я король, и что у меня восемь прекрасных детей, и что я наслаждаюсь всеми благами и удовольствиями жизни. Внезапно я проснулся, и сон прошёл. И вот я теперь в большом смущении — нужно ли мне оплакивать тех детей, которых восемь, или этого одного?»

Земледелец был мудрецом и чувствовал, что бодрствующее состояние так же нереально, как сонное, и что единственная постоянная реальность — это Дух, Атман.

 

Муравей и гора из сахара

Муравей подполз однажды к горе из сахара. Он не осознавал, как высока была гора перед ним, но съел маленький кусочек сахара и принёс во рту другой маленький кусочек домой.

И по дороге он думал: «В следующий раз я принесу домой всю гору».

Таковы на деле мысли слабых умов. Они думают, что познали Абсолют, не понимая, что Брахман выше достижений ума и мысли.

 

Кукла

Кукла, сделанная из соли, пошла однажды к океану, чтобы измерить его глубину. Она хотела рассказать другим, как глубок океан. Но, увы, ей не удалось исполнить своего желания. Как только кукла погрузилась в океан, она сразу начала таять и очень скоро вся растворилась в океане, стала с ним одним целым. Кто же мог принести другим куклам сведения о глубине океана?

 

Богатый человек и его слуга

Богатый человек оставил свой прекрасный сад под охраной сиркара (старшего слуги). Когда приезжают посетители, чтобы увидеть сад, сиркар оказывает им всякое внимание. Он показывает им лучшие части сада с роскошными фруктовыми деревьями, цветы, дворцы, озёра, говоря: «Вот, господа, наши деревья манго, вот наше озеро; не правда ли, как прекрасны наши цветы? Вот лучшая гостиная в доме, обратите внимание на роскошную мебель и на замечательную живопись, сделанную лучшими художниками, — всё это принадлежит нам».

И тот же самый сиркар может оказаться виноватым в чём-нибудь, и его господин может уволить его со службы в любое время с приказанием немедленно оставить сад. И у него тогда даже не будет времени уложить свои вещи и взять хоть что-то с собой. Таково несчастное положение людей, заявляющих свои права на вещи, которые им не принадлежат.

 

Брамин и его сын

Жил когда-то брамин, который служил в одной домашней кумирне. Однажды он уехал но делам, оставив кумирню на попечение своего сына. Брамин сказал мальчику, чтобы тот ежедневно ставил пищу перед Богом и смотрел, как тот её ест. Мальчик, следуя наставлениям своего отца, поставил приношения перед изображением Бога и молча ждал. Но Бог ничего не говорил и не ел. Мальчик ждал долго. Он твёрдо верил, что Бог сойдёт со своего пьедестала, сядет перед приношениями и съест их. И он молился, говоря: «О, Господи, сойди и съешь это, уже становится поздно, и я не могу больше ждать». Но Бог не отвечал. Тогда мальчик начал плакать, говоря: «Господи, мой отец велел мне посмотреть, как ты будешь есть приношения. Почему же ты не хочешь сойти? Ты же сходишь при моём отце и ешь его приношения. Что же я сделал, что ты не хочешь сойти при мне и съесть мои приношения?» Мальчик долго и горько плакал. А когда он поднял глаза и посмотрел на приношения, то увидел Бога, который, приняв образ человека, сидел и ел.

Когда служба закончилась и мальчик вышел из кумирни, хозяева дома сказали ему: «Теперь служба окончена, принеси сюда приношения». — «Но Бог всё съел», — ответил мальчик. «Что ты говоришь?» — с изумлением спросили его. И с абсолютной невинностью мальчик повторил: «Бог всё съел, что я принёс, там больше ничего нет». И когда люди вошли в кумирню, они остолбенели при виде пустых блюд. Такова сила истинной веры и истинного желания.

 

О монахе и земиндаре

В одном селении был индуистский монастырь. Монахи из монастыря ходили каждый день с чашечками для милостыни, собирая себе пищу.

Однажды один монах, проходя мимо, увидел земиндара, который жестоко бил бедного человека.

Святой человек, у которого было очень доброе сердце, начал просить земиндара перестать делать это. Земиндар, ослеплённый яростью, немедленно повернулся к монаху и излил на него яд своего гнева. Он бил его до тех пор, пока тот не упал без чувств на землю. Другой человек, видя, в каком состоянии лежит монах, пошёл в монастырь и рассказал, что случилось. Братья-монахи побежали к месту, где лежал святой человек. Они подняли его, принесли в монастырь и уложили в постель.

Но святой человек долгое время оставался без сознания. Горюя и сокрушаясь, братья обмахивали его лицо веером, умывали его, подносили молоко к его рту и старались вернуть к жизни. Постепенно они привели его в сознание.

Святой человек открыл глаза и посмотрел на своих братьев. Один из них спросил громким голосом: «Господин, узнаёшь ли ты человека, который поит тебя молоком?» И святой ответил слабым голосом: «Брат, кто бил меня — тот же поит меня».

 

Ученик мудреца и слон

В одном лесу жил мудрец, имевший большое число учеников. Он учил их истине: «Бог живёт во всех вещах, и, зная это, вы должны преклонять колени перед всем, что увидите».

Раз один из его учеников пошёл в лес за дровами. По дороге он увидел мчавшегося ему навстречу взбесившегося слона. Человек, сидевший на слоне, закричал: «Сходи с дороги, скорее сходи с дороги! Слон взбесился!» Но ученик, вместо того, чтобы убежать, вспомнил уроки своего учителя и начал рассуждать: «В слоне живёт Бог, так же как и во мне. Бог не может нанести какой-нибудь вред Богу. Зачем мне бежать?»

Думая таким образом, он остался стоять на месте и приветствовал слона, когда тот подбежал ближе. Погонщик продолжал кричать: «Прочь с дороги!», но ученик не двигался. Бешеный слон схватил его, поднял в воздух и со всей силой швырнул на землю, ученик остался лежать на земле, весь окровавленный и без сознания. Мудрец, услышав о несчастном случае, пришёл с другими своими учениками, чтобы отнести пострадавшего домой. Когда через некоторое время ученик пришёл в себя, он рассказал, что с ним случилось. Мудрец ответил ему: «Мой друг, это правда, что Бог проявляется во всём, но если он был в слоне, он был также и в погонщике. Скажи же мне, почему ты не обратил внимания на предупреждение погонщика?»

 

Какого цвета хамелеон

Два человека горячо спорили о том, какого цвета хамелеон. Один говорил: «Хамелеон на этой пальме красного цвета». А другой возражал ему, говоря: «Ты ошибаешься, он не красный, а синий». Чувствуя себя не в силах выяснить путём спора, кто из них ошибается, оба эти человека пошли к третьему, жившему под этой самой пальмой и наблюдавшему все изменения цвета хамелеона. «Не правда ли, — спросил один из них, — хамелеон, который живёт на этом дереве, красного цвета?» И тот ответил: «Да, совершенно верно». Тогда другой спорщик сказал: «Послушайте, что вы говорите: ведь хамелеон же синий». И человек, живший под деревом, опять сказал: «Да, совершенно верно». Он знал, что хамелеон — это существо, постоянно меняющее свой цвет, и поэтому оба раза отвечал «да», подтверждая оба противоречивых утверждения.

 

Повозка

Брамины никак не могли понять, как всё происходит в этом мире. И им сказали: «Идите в Курукшетру и служите там детям. Они поведают вам об этом». И тогда, пойдя вместе, они пришли в Курукшетру и стали служить детям…

Прошёл год, и дети сказали:

— Поистине, эти брамины прожили здесь год. Давайте же поведаем им обо всём.

И вместе с браминами они вышли на дорогу, где встретили с грохотом ехавшую повозку. Дети сказали:

— Посмотрите! Что это?

Брамины ответили:

— Это повозка, дорогие.

— Так как же она движется?

— Как бегущий конь из Балха подскакивает, подпрыгивая на копытах, подобно вздымающимся волнам, так же подскакивает и эта повозка с влекущими её упряжными животными и вращающимися колёсами. И как тот конь ржёт, натолкнувшись на равного себе, так же грохочет и эта повозка. И как тот конь то и дело бежит туда и сюда и летит вперёд, словно сжимаясь, словно сдерживая прыжки, так и эта повозка то и дело бежит туда и сюда и летит вперёд, словно сжимаясь, словно сдерживая прыжки. И как тот конь доставляет к жилью царя или царского слугу, так и эта повозка доставляет возничего к жилью.

Брамины спросили:

— Это правильно?

— Правильно.

И они последовали по пути этой повозки, и к вечеру достигли цели.

И когда возничий выпряг коней, откатил эту повозку и ушёл, то она распалась.

— Вы видели? Как это произошло?

Брамины сказали:

— Как падает развязанная вязанка дров, так падает на землю эта повозка. Она не движется, не катится и не едет.

Дети спросили:

— Что же ушло из неё, отчего она стала такой?

— Возничий.

— Это так, дорогие. Поистине, Атман — вожатый этого тела, органы чувств — лошади, жилы — ремни, кости — поводья, кровь — масло для смазки, действие — бич, речи — скрип повозки, кожа — покрывало. И как эта повозка, оставленная возничим, не движется и не издаёт звука, так и это тело, оставленное познающим Атманом, не говорит, не ходит, даже не дышит, — оно гниёт, к нему сбегаются псы, слетаются вороны, спускаются коршуны, его стремятся пожрать шакалы.

 

«Прости людей»

Однажды Прахлада ощутил Бога. Господь сказал ему, что он может попросить, чего хочет, и Он даст ему. Прахлада ответил:

— Если я вижу Тебя, чего мне еще желать? Господь повторил ему, что он может пожелать всего, чего хочет.

И тогда Прахлада сказал:

— Если Ты хочешь сделать мне милость, прости людей, которые преследовали меня.

 

«Я не беру у попрошаек»

Некий правитель пошёл однажды в лес и там встретил мудреца. Он говорил с мудрецом, был поражён его праведностью и мудростью и выразил желание, чтобы тот сделал ему одолжение, приняв от него подарок. Мудрец отказался, сказав:

— Плоды этого леса — достаточная для меня пища; чистые потоки, бегущие с гор, дают мне воду для питья; кора деревьев доставляет мне покров; горные пещеры служат мне убежищем, — зачем же я стану брать подарки от тебя или от кого бы то ни было?

Правитель отвечал:

— Просто, чтобы доставить мне удовольствие. Пожалуйста, пойдём со мною в город, в мой дворец, и возьми у меня что-нибудь.

Он убеждал его долго, и мудрец наконец согласился исполнить его желание и пошёл с ним в его дворец.

Прежде, чем предложить подарок мудрецу, правитель начал молиться:

— Господи, дай мне ещё детей, дай мне ещё богатства; Господи, дай ещё территории; Господи, сохрани моё тело в добром здравии…

Прежде, чем правитель окончил свою молитву, мудрец встал и спокойно ушёл из комнаты. Видя это, тот смутился и погнался за ним, громко крича:

— Ты уходишь, не взяв моих подарков?

Мудрец обернулся и сказал:

— Я не беру у попрошаек. Ты сам — нищий; как же ты можешь мне что-нибудь дать?

 

Твёрдая решимость

В одном месте была засуха. Земледельцы орошали свои поля, проводя воду по канавам с большого расстояния. Один земледелец обладал большой решимостью и силой характера. Однажды утром он твёрдо решил рыть свою канаву до тех пор, пока не доведёт её до реки и не проведёт воды на своё поле. Начав работать, он вскоре потерял всякое представление о времени. Пришёл и прошёл час завтрака. Жена звала его пойти домой умыться и поесть. «Завтрак остынет, — говорила она, — оставь работу и иди домой».

Сначала земледелец не обращал внимания на её слова, но потом попросил её идти домой и не мешать ему. «Ты не понимаешь, — сказал он, — что из-за этой страшной засухи у нас ничего не вырастет. Нечем будет кормить детей, и все мы умрём с голоду. Я решил во что бы то ни стало сегодня же провести воду на наше поле.

Вот тогда я умоюсь и поем». Услышав это, жена его ушла домой, а земледелец работал весь день и к вечеру прокопал канаву до реки. Тогда он сел на землю и с восторгом смотрел, как поток воды бежал к его полю. Его ум был спокоен и счастлив. Он пошёл домой, позвал жену и сказал: «Теперь дай мне поесть и набей мою трубку». Он умылся, с удовольствием поет и заснул глубоким сном.

Другого земледельца, который также хотел провести воду на своё поле, жена тоже позвала в полдень: «Иди домой, умойся и поешь», — сказала она. И он сразу же бросил лопату и воскликнул: «Милая, когда ты зовёшь меня, я должен идти». И его поле осталось сухим.

Как земледелец не может оросить своё поле, так и стремящийся к Богу человек не может достичь Его без твёрдой решимости.

 

Жизнь и смерть

Крестьянин и его сын пахали вместе поле. Змея укусила юношу, и он умер. Отец не обратил внимания на смерть сына и продолжал работать. Мимо проходил брамин и спросил:

— Кто этот юноша?

— Мой сын, — ответил крестьянин.

— Что же ты не оплакиваешь его?

— Человек, рождаясь, уже делает первый шаг к смерти… Скорбь и слёзы не помогут умершим, — ответил отец.

И никто из семьи не оплакивал умершего. Мать сказала:

— Жизнь — гостиница: сегодня пришёл человек, завтра уйдёт.

Сестра добавила:

— Люди подобны брёвнам плота, плывущего по морю: принта буря, разбила плот, разогнала по морю брёвна, и им уже никогда не встретиться; на мгновенье люди сходятся, расстаются навсегда.

Жена продолжила:

— Две птички летали вместе целый день и целый вечер. Сев отдохнуть на одну и ту же ветку, утром они вспорхнули: может быть, они встретятся, а может быть — и нет.

 

«Мы всегда находимся здесь»

Рамана Махариши умирал, и какой-то ученик спросил:

— Бхагаван, куда ты уходишь?

Тот открыл глаза и засмеялся. Он умирал, его смерть была абсолютно несомненной — он умирал от рака, и ему было очень больно. Однако он засмеялся и сказал:

— Ты глупец! Всю свою жизнь я говорил вам, что уйти некуда, мы всегда находимся здесь. Поэтому, куда же я могу уйти? Я буду здесь! Тело уйдёт, прах вернётся к праху, но куда я могу уйти? Я буду оставаться частью этой Вселенной, как являюсь её частью сейчас,

 

Адвадхута и коршун

Однажды Адвадхута пустил в мир двадцать четыре Гуру; один из них был коршуном. В одном месте рыбаки ловили рыбу. Коршун спустился вниз и схватил рыбу. Увидев коршуна с рыбой в клюве, сотни ворон начали кричать, подняли страшный шум и пустились за ним. И в каком бы направлении он ни летел, вороны летели за ним. Он летел на юг — они преследовали его; он поворачивал к северу — они нагоняли его; он не находил покоя нигде. Наконец, устав летать, он бросил рыбу. Тогда вороны бросились за рыбой, и коршун остался один.

Сев спокойно на вершине большого дерева, он подумал: «Эта рыба была причиной моей тревоги; теперь, когда у меня больше нет её, я счастлив и совершенно спокоен». И Адвадхута узнал от этого коршуна, что пока человек привязан к мирским предметам, у него множество забот, беспокойств, волнений и несчастий. Как только эта привязанность проходит, все труды кончаются и наступает мир и покой. Но труд без привязанности к земному очень хорош, он не приносит беспокойств.

 

Только одна надежда

Однажды маленький мальчик лежал при смерти, и никто не мог помочь ему. Но один человек сказал его отцу:

— Есть только одна надежда. Если вы сможете достать яд кобры, смешанный с упавшими в человеческий череп несколькими каплями дождя, шедшего из-под созвездия Свати, тогда жизнь вашего сына будет спасена.

Отец посмотрел на небо и нашёл, что созвездие Свати будет в зените на следующий день. И он начал молиться, говоря:

— О, Господи, сделай возможным все эти условия; спаси жизнь моему сыну.

С огромной уверенностью и желанием в сердце он отправился на следующий день в путь и начал прилежно искать в уединённых местах человеческий череп. Наконец, он нашёл череп, лежавший под деревом, и начал следить за ним, не переставая молиться. Внезапно пошёл дождь, и несколько капель дождя осталось в перевёрнутом черепе. Человек сказал себе:

— Теперь у меня есть дождевая вода в черепе, выпавшая прямо под созвездием.

И он продолжал усердно молиться:

— Господи, сделай так, чтобы пришло всё остальное.

Через некоторое время он увидел недалеко от черепа лягушку. Вдруг из травы выскочила кобра и хотела схватить лягушку, но в этот момент лягушка прыгнула через череп, и капельки яда кобры упали в воду. Охваченный чувством благодарности, любящий отец воскликнул:

— Господи, по Твоей милости стало возможным всё невозможное. Теперь я знаю, что жизнь моего сына будет спасена.

 

Вездесущий вечный Дух

Пребывая в Индии, Александр Македонский увидел однажды дряхлого старца, сидевшего на камне. Александр заговорил с ним, и речи старца очень понравились ему. Он позвал его с собой.

— Нет, мне и здесь хорошо, — ответил тот.

— Я властелин мира, — сказал Александр, — и дам тебе всё, что ты только пожелаешь: богатство, почести, всё…

— Но мне ничего этого не нужно, — отвечал старец. Раздражённый несогласием с ним, Александр пригрозил ему смертью. Старик рассмеялся:

— Это величайшая из всех глупостей, которые ты когда-либо говорил, царь! Ты не можешь ни убить меня мечом, ни сжечь в огне, ни утопить, ибо я никогда не рождался, никогда не умру, я всемогущий, вездесущий, вечный Дух.

 

На что похож Бог?

У одного человека было двое сыновей. Чтобы дать им познание Бога, он послал их к наставнику. Через несколько лет они возвратились домой и приветствовали своего отца. Отец поспешил узнать, чему они научились и спросил старшего сына: «Мой дорогой сын, ты изучал все писания и философские системы, скажи мне, на что похож Бог?» Старший сын попытался описать Абсолют, Брахмана, приводя различные места из Вед. Отец молча выслушал его.

Обратившись затем к младшему сыну, он задал ему тот же самый вопрос. Младший сын не стал отвечать словами, он оставался недвижим и в молчании стремился войти в общение с Богом. Тогда отец воскликнул: «Моё дорогое дитя, ты приблизился к постижению Брахмана. Твоё молчание — это лучший ответ, чем повторение сотен стихов из Вед, потому что Бог неописуем словами».

 

«Я — Ты, а Ты — я»

Рамачандра (воплощение Бога) однажды спросил своего великого сподвижника Ханумана:

— Сын мой, в каком отношении ты рассматриваешь меня?

Подвижник отвечал:

— Когда я думаю о себе как о воплощённом, я — Твой слуга, и Ты — мой Господин. Когда я думаю о себе как о Дживе (то есть высшем «Я»), я — Твоя часть, и Ты — Всеобщее Целое; но когда я думаю о себе как об Атмане, то я с Тобой — одно. Тогда я чувствую, что я — это Ты, а Ты — это я.

 

Истинная жертва

После битвы на поле Курукшетра пятеро братьев Пандавов совершили большое жертвоприношение и принесли очень большие дары для бедных. Все выражали изумление по поводу величины и богатства жертвы, говоря, что мир никогда не видывал ничего подобного. Но по совершении обряда явился маленький мангуст — животное вроде кошки. Половина его тела была золотая, а другая половина — тёмная. Он начал кататься по полу в жертвенном зале и сказал присутствующим:

— Все вы лжете: это не жертва.

— Почему ты говоришь, что это не жертва? Разве ты знаешь, сколько денег и драгоценностей отдано бедным и сколько людей стало богатыми и счастливыми? Эта самая удивительная жертва, какую совершал человек.

Но мангуст сказал:

— В одной деревушке жил бедный брамин со своей женой, сыном и невесткой. Они были очень бедны, жили скудными дарами, приносимыми им за проповедь и учение. В стране этой три года длился голод, и бедный брамин страдал более, чем когда-либо. Семья голодала уже несколько дней, когда, наконец, отец принёс немного муки, которую ему посчастливилось достать. И он разделил её на четыре части между членами семьи. Не успели они сесть за еду, как кто-то постучал в дверь. Отец открыл дверь — за ней стоял гость. В Индии гость священен; он почитается, как бог, и с ним обращаются как с таковым.

Поэтому бедный брамин сказал:

— Войди, господин, мы тебя приветствуем.

Он поставил перед гостем свою часть пищи; гость быстро её съел и сказал:

— О господин, ты убил меня, я голодал уже десять дней, и это маленькое количество пищи только увеличило мой голод.

Тогда жена сказала мужу:

— Отдай ему мою часть.

Но муж ответил:

— Нет, не отдам.

Жена настаивала, говоря:

— Он бедный человек, и наш долг хозяев — позаботиться, чтобы он был сыт. Раз у тебя больше ничего нет, то моя обязанность — как твоей жены — отдать ему свою часть.

И она отдала свою часть гостю. Тот съел, что ему дали, и сказал, что его no-прежнему мучает голод. Тогда сын сказал:

— Возьми мою часть; сын обязан помогать отцу в исполнении его долга.

Гость съел и эту часть, но его голод не был утолён. Тогда и жена сына уступила ему свою часть. Гость насытился и ушёл, благословляя их. В ту же ночь эти четверо людей умерли от голода.

Несколько пылинок муки упали на пол, и когда я покатился по полу, то стал наполовину золотым, как вы видите. С тех пор я хожу по всему свету, надеясь найти другую такую жертву, но нигде не нахожу, поэтому другая половина моего тела не превращается в золотую. Потому-то я и говорю, что ваша жертва — это не жертва».

 

Кто лучше?

Однажды все жизненные силы заспорили о том, кто из них лучше:

— Я лучше! Я лучше! — говорила каждая.

И тогда они пришли к своему отцу Праджапати и сказали:

— Почтенный, кто из нас лучше?

Он ответил им:

— Тот из вас, после чьего ухода тело окажется в наихудшем положении.

Тогда ушла Речь. И отсутствовав год, она пришла назад и сказала:

— Как вы смогли жить без меня?

Они ответили:

— Как живут немые — не говорящие, но дышащие дыханием, видящие глазом, слышащие ухом, мыслящие разумом, — так жили и мы.

И Речь вошла в тело.

Тогда ушло Зрение. И отсутствовав год, оно вернулось и сказало:

— Как вы смогли жить без меня?

Они ответили:

— Как живут слепые — не видящие, но дышащие дыханием, говорящие языком, слышащие ухом, мыслящие разумом, — так жили и мы.

И Зрение вошло в тело.

Тогда ушел Слух. И отсутствовав год, он пришёл назад и сказал:

— Как вы смогли жить без меня?

Они ответили:

— Как живут глухие — не слышащие, но дышащие дыханием, говорящие языком, видящие глазом, мыслящие разумом, — так жили и мы.

И Слух вошёл в тело.

Тогда ушёл Разум. И отсутствовав год, он пришёл назад и сказал:

— Как вы смогли жить без меня?

Они ответили:

— Как живут дети — лишённые разума, но дышащие дыханием, говорящие языком, видящие глазом, слышащие ухом, — так жили и мы.

И Разум вошёл в тело.

Вслед за тем пожелало уйти Дыхание. И подобно тому, как превосходный конь вырывает колышки, к которым привязаны его ноги, так оно вырвало из тела другие жизненные силы. Они собрались вокруг него и сказали:

— Почтенный, будь нашим господином. Ты — лучший из нас. Не уходи.

 

Господь улыбается в двух случаях

Есть два случая, когда Господь не может не улыбнуться.

Когда человек тяжело болен и близок к смерти, а врач говорит матери больного: «Не бойтесь, я спасу его», то врач забывает, что в основе всякого события жизни или смерти лежит воля Господа. И, слыша его слова, Господь улыбается, думая: «Каким глупым должен быть этот человек, который хвастается, что спасёт жизнь своего пациента, умирающего по Моей воле».

И ещё Господь улыбается, когда два брата делят своё имение. Они измеряют землю и говорят: «Эта часть — моя, а та часть — твоя». И Господь улыбается, думая: «Вся Вселенная принадлежит Мне, но эти глупые братья говорят: „Эта часть — моя, а эта — твоя“».

 

«Один Бог — твой»

Один гуру давал наставление своему ученику:

— Один Бог — твой, и больше никто не принадлежит тебе.

Ученик удивлённо спросил:

— А моя мать и моя жена, которые так заботятся обо мне, которые любят меня и так несчастны, когда не видят меня, — ведь они же мои, разве нет?

Гуру ответил:

— В этом ты ошибаешься. Я покажу тебе, что никто из них в действительности не любит тебя. Не верь ни на минуту, что твоя жена или мать пожертвуют жизнью за тебя. Можешь попробовать — и ты увидишь. Иди домой и притворись, что чувствуешь страшную боль, и я приду и покажу тебе, что дальше делать.

Ученик сделал так, как ему было сказано. Позвали врачей, но ни один из них не мог принести ему облегчение. Его мать выражала сильнейшее горе и вздыхала. Жена и дети плакали. В этот момент вошёл гуру.

— Эта болезнь очень серьёзна, — сказал он. — И я не вижу никакого способа спасти больного, если только кто-нибудь не согласится отдать за него свою жизнь.

При этих словах у всех на лицах отразился ужас. Учитель же, обращаясь к старой матери больного, сказал:

— Жить или умереть — не всё ли равно для вас в вашем возрасте, если вы потеряете своего сына, который кормит вас и всю семью. Если вы можете отдать вашу жизнь за него, то я могу спасти его. Если вы, мать, не можете принести этой жертвы, то кто ещё на свете захочет сделать это?

Но старая женщина, запинаясь, проговорила сквозь слёзы:

— Уважаемый отец, я готова сделать всё, что вы прикажете, чтобы спасти моего сына. Но как я покину маленьких детей? Это моё несчастье — дети стоят у меня на пути, я не могу согласиться.

Слушая этот разговор между гуру и матерью мужа, его жена, горько плача и обращаясь к своим родителям, сказала:

— Из-за вас, дорогие отец и мать, я не могу принести этой жертвы.

Таким образом, каждый находил для себя причину. Тогда гуру, обращаясь к своему ученику, сказал:

— Видишь, никто не соглашается отдать за тебя жизнь. Теперь ты понимаешь, что я имею в виду, говоря о том, что тебе никто не принадлежит?

 

Любопытство

Однажды некий бхакта, друг Вибхишаны, хотел перейти через море. Бибхишана, к которому он обратился за помощью, имел пальмовый лист, на котором было написано имя Бога. Его друг не знал об этом. Вибхишана сказал бхакте: «Возьми это с собой и привяжи к краю своей одежды. Эго даст тебе возможность в полной безопасности перейти через океан. Но смотри, не разворачивай листа, потому что если посмотришь внутрь, то утонешь».

Бхакта поверил словам своего друга и в полной безопасности шёл по океану. Но, к несчастью, его постоянным врагом было любопытство. Он захотел посмотреть, что за драгоценную вещь дал ему Бибхишана, которая имеет такую силу, что он может идти по волнам океана, как по твёрдой земле. Открыв, он увидел, что это пальмовый лист, на котором написано имя Бога. Он подумал: «Неужели это всё? Такая пустяковая вещь даёт возможность ходить по волнам?» Как только эта мысль возникла у него в уме, он погрузился в воду и утонул.

 

Разные ценности

В одном селении жил молодой человек по имени Подо. В этом селении был старый полуразрушенный храм. Статуя бога, которой поклонялись раньше, исчезла, и теперь это было жилище летучих мышей. Однажды ночью жители селения с изумлением услышали звуки колокольчиков, гонгов и раковин, несшиеся из покинутого храма. Мужчины, женщины и дети — все побежали туда. Они думали, что кто-нибудь принёс в храм новое изображение бога и совершает вечернюю службу, зажигая огни, принося цветы, плоды и святую воду. Сложив руки, все стояли у дверей храма, с благоговением прислушиваясь к звукам, доносившимся оттуда. Один из них, более любопытный, чем другие, решил заглянуть внутрь. К своему удивлению, он увидел там Подо, звонившего в колокольчики и трубившего в раковину, но пол был так же грязен, как раньше, и на алтаре не было никакого изображения бога. Пришедший закричал:

— О Подо! Ведь в храме нет Мадхавы (воплощённого Бога). Зачем же ты поднял весь этот шум, начав трубить в раковину? Смотри, ты ведь даже не позаботился вычистить храм, убрать грязь и вымыть пол святой водой Ганга!

 

«Иди вперёд!»

Жил однажды дровосек, пребывавший в очень бедственном положении. Он существовал на ничтожные денежные суммы, вырученные за дрова, которые он приносил в город на себе из ближайшего леса.

Однажды саньясин, проходивший по дороге, увидел его за работой и посоветовал ему идти дальше в лес, сказав:

— Иди вперёд, иди вперёд!

Дровосек послушался совета, отправился в лес и шёл вперёд, пока не дошёл до сандалового дерева. Он был очень обрадован этой находкой, срубил дерево и, захватив с собой столько кусков его, сколько мог унести, продал их на базаре за хорошую цену. Потом он начал удивляться, почему добрый саньясин не сказал ему о том, что в лесу есть сандаловое дерево, а просто посоветовал идти вперёд. На следующий день, дойдя до срубленного дерева, он пошёл дальше и нашёл медные залежи. Он взял с собой столько меди, сколько мог унести и, продав её на базаре, выручил ещё больше денег. На следующий день он пошёл ещё дальше и нашёл серебряные россыпи. На следующий день он нашёл золото, потом — алмазы и наконец приобрёл огромные богатства.

Именно таково положение человека, который стремится к истинному знанию: если он не остановится в своём движении после того, как достигнет некоторых сверхнормалъных сил, то в конце концов найдёт богатство вечного Знания и Истины.

 

Царство Абсолюта

Четыре путешественника открыли неизвестное место, окружённое высокой стеной без каких-либо отверстий. Путешественникам очень хотелось увидеть, что находится за этой стеной, и один из них влез на стену. Но поднявшись туда и заглянув за стену, он только испустил крик радости и изумления и, не сказав больше ничего своим товарищам о том, что он видел, спрыгнул по ту сторону стены. Другие путешественники тоже решили подняться на стену. Они спрыгивали вниз и больше не возвращались. И всякий, кто поднимается на стену, с необыкновенной радостью прыгает вниз по ту сторону и никогда не возвращается, чтобы рассказать, что он там нашёл.

Таково царство Абсолюта.

 

Награда за настойчивость

Был некий великий бог-мудрец по имени Нарада. Как среди людей есть мудрецы — великие йоги, так же есть йоги и среди богов. Нарада был добрый йог, достигший большой духовной высоты. Он странствовал всюду и однажды, проходя через лес, увидел человека, который так долго был погружён в глубокое размышление, что термиты выстроили вокруг его тела огромный муравейник.

— Куда ты идёшь? — обратился тот к Нараде. Нарада отвечал:

— Я иду на небо.

— Тогда спроси Бога, когда он смилуется надо мною, когда я достигну свободы?

Нарада пошёл дальше и увидел другого человека. Тот пел, прыгал и плясал. Его голос и жесты были дикими.

— Нарада, куда ты идёшь? — спросил он.

— Я иду на небо, — ответил Нарада.

— Тогда спроси, когда я буду свободен.

Нарада пошёл дальше.

Спустя некоторое время Нарада шёл опять той же дорогой и опять увидел человека, размышлявшего до тех пор, пока муравейник не вырос вокруг него. Тот обратился к нему:

— Нарада, спросил ли ты у Бога обо мне?

— Да.

— Что же Он сказал?

— Бог сказал, что после того, как ты родишься еще четыре раза, ты достигнешь свободы.

Тогда этот человек стал плакать и рыдать и воскликнул:

— Я размышлял до тех пор, пока муравьиная куча не воздвиглась вокруг меня, и мне предстоит ещё четыре раза родиться!

Нарада пошёл дальше и повстречал другого человека.

— Передал ли ты мой вопрос Богу?

— Да. Видишь ты это тамариндовое дерево? Я должен сказать тебе, что сколько листьев на этом дереве, столько раз ты родишься, и только тогда ты достигнешь свободы.

Услышав это, человек переспросил:

— Так скоро я получу свободу? — и от радости снова стал плясать.

Но вот раздался Голос: «Дитя моё, ты уже свободен». То была награда за его настойчивость.

 

Сила майи

Однажды Вишну, воплотившись в дикого кабана, уничтожал демонов. Но уничтожив их, он не пожелал возвращаться на небо и захотел жить жизнью кабана. Он хотел иметь детей и быть счастливым с ними.

Боги думали: «Что такое случилось с богом, что он не возвращается обратно?» Они пошли к Шиве и стали просить его убедить Вишну вернуться на небо. Шива отправился к Вишне и стал уговаривать его, но бог Вишну был занят своими маленькими кабанятами и не обращал на него никакого внимания. Тогда Шива пробил тело кабана своим трезубцем и освободил Вишну от власти самообмана. Выйдя из тепа кабана, Вишну рассмеялся над всем, что с ним произошло и вернулся в свою небесную обитель. Такова сила Майи!

 

Сон дровосека

Один дровосек видел очень хороший сон, от которого его вдруг пробудили. Проснувшись, он воскликнул с неудовольствием:

— Зачем вы разбудили меня? Я был царём. У меня было семь сыновей. Все они учились разным наукам, а я сидел на троне и правил моей страной. Зачем вы разрушили всё это?

Человек, который разбудил его, сказал:

— Но ведь это был сон. О чём же теперь жалеть!

Но дровосек ответил:

— Уходи, глупец! Ты не понимаешь, что я был таким же настоящим царём, как теперь я дровосек. Если верно, что я теперь дровосек, точно так же верно то, что тогда я был царём.

 

Птица на мачте

Однажды птица села на мачту корабля, когда судно выходило в море. Через некоторое время она заметила, что вокруг неё нет деревьев и даже не заметно земли. Она полетела к северу, чтобы найти землю, но ничего не нашла и вернулась на мачту, отдохнула немного и полетела к югу. Ничего не найдя, она опять, усталая и измученная, вернулась назад. Так она летала по всем направлениям, но, ничего не находя, кроме воды, наконец осталась на мачте и стала довольна своим положением.

 

Необходимое находится с тобой

Один человек проснулся ночью, так как ему захотелось курить. Он пошёл к дому соседа и начал стучать в дверь. Ему открыли дверь и спросили, что нужно. Человек сказал: «Я хочу курить. Не можете ли дать мне огня?»

Сосед ответил: «Что такое с вами? Вы встаете ночью, идёте сюда, будите всех нас — а в руках у вас зажжённый фонарь».

То, что человеку нужно, в действительности находится в нём самом, но он всё-таки ходит по свету и ищет это.

 

«Ощутил ли ты Бога?»

Жил когда-то сиддха, который очень гордился своими магическими силами. Однажды к нему под видом святого пришёл Господь и сказал:

— Уважаемый господин, я слышал, что ты обладаешь удивительными силами.

Сиддха принял его ласково и предложил ему сесть. В это время мимо проходил слон. Святой спросил:

— Господин, если бы ты пожелал, мог бы ты убить этого слона?

Сиддха ответил:

— Да, это возможно.

И взяв горсть пыли, он произнёс мантрам и бросил пыль в слона. Животное заревело, упало на землю в агонии и испустило дух. Видя это, святой воскликнул:

— Какой удивительной силой ты обладаешь! Ты убил такое громадное животное в один момент! Ты также должен обладать силой вернуть его к жизни.

Сиддха ответил:

— Да, это тоже возможно.

Он снова взял горсть пыли, спел мантрам и бросил в слона, и слон ожил. Святой был поражён при виде этого и снова воскликнул:

— Удивительны твои силы! Но позволь мне задать тебе один вопрос. Ты убил слона и вернул ему жизнь. Что ты этим выиграл? Ощутил ли ты Бога?

Сказав это, святой исчез.

 

Майя

Однажды Нарада сказал Кришне:

— Господи, покажи мне Майю.

Прошло несколько дней, и Кришна предложил Нараде совершить с ним путешествие в пустыню. Пройдя несколько миль, он сказал:

— Нарада, я хочу пить; не можешь ли ты принести мне воды?

— Подожди немного, я пойду и достану её.

И Нарада ушёл. Неподалёку была деревня; он вошёл в неё и постучал в одну дверь. Она открылась, и на пороге показалась прекрасная молодая девушка. При виде её он тотчас забыл, что его учитель ждёт воды и, может быть, умирает от жажды; забыл всё и стал болтать с девушкой. Весь этот день он оставался в деревне. На следующий день Нарада опять был в том же доме и разговаривал с девушкой. Разговоры перешли в любовь. Он просил отца девушки выдать её за него; они поженились и имели детей. Так прошло двенадцать лет. Его тесть умер. Нарада унаследовал его имущество и жил очень счастливо в своём доме, окружённый женой, детьми, полями, скотом и прочим. Но вот случилось наводнение. Однажды ночью река поднялась, вышла из берегов и затопила всю деревню. Дома начали рушиться, люди и животные тонули, и всё уносилось стремительным потоком. Нарада должен был бежать. Одной рукой он вёл жену, другой — одного из детей; второй ребёнок сидел у него на плечах. Так он пытался перейти вброд страшный разлив.

Однако течение оказалось слишком сильным, и едва он сделал несколько шагов, как ребёнок, сидевший у него на плечах, упал, и его унесло течением. Нарада испустил крик отчаяния и, стараясь спасти этого ребёнка, выпустил руку того, которого вёл, и тот тоже погиб. Наконец, его жена, которую он изо всех сил прижал к себе, чтобы спасти хоть её, была оторвана от него потоком, и он один был выброшен на берег. С рыданиями упал он на землю и горько заплакал. Как вдруг почувствовал лёгкое прикосновение и услышал:

— Где же вода? Ты ведь ушёл, чтобы принести мне воды, и я жду тебя уже полчаса.

— Полчаса?!

В эти полчаса он пережил целых двенадцать лет и столько событий! И это — Майя.

 

Буддийская традиция

 

Буддизм — это система религиозной практики и доктрина, созданная на основе древних религиозно-философских учений Индии, краеугольным камнем которых является вера в перевоплощение. Основная идея буддизма заключается в утверждении, что «жизнь есть страдание» и «существует путь к спасению». Канонический буддизм рассматривает человека как обособленный мир, «мир в себе», себя порождающий и себя же уничтожающий или спасающий.

Предлагаемый буддизмом путь постижения Истины называется «Срединным Путём». Этот путь действительно лежит посередине между крайностями ведической религии: её культами, обрядами и жертвоприношениями, с одной стороны, и аскетизмом отшельников древней Индии, истязавших в поисках Истины свою плоть, с другой стороны. Будда уже в юности понял, что такие категории, как добро и зло, любовь и ненависть, совесть и непорядочность, теряют свою конкретность и становятся относительными. Путь, избранный Буддой, пролегает между добром и злом, отсюда его название — Срединный.

Для достижения внутреннего спокойствия и обуздания мысли служит практика медитации: упражнения йоги, созерцание различных религиозных объектов, размышления на заданные темы, ритмическое и спокойное дыхание, разные стадии транса и экстаза, культивирование дружелюбия, сострадания, симпатии ко всем живым существам.

Практика медитации и соблюдение норм морали позволяют сосредоточить внимание на размышлении о сущности бытия. Из этого состояния идущий по Срединному Пути может перейти в стадию начала просветления, постигнуть мудрость. Однако мудрость достигается не с помощью анализа, а благодаря интуиции и духовному прозрению, внезапному осознанию Истины. Случайно услышанное слово, случайно подмеченное явление, интуитивное чувство растворения, исчезновения своего «я» — все эти моменты могут оказаться толчком к прозрению.

Согласно традиции, основателем буддизма считается принц Сиддхартха Гаутама из рода Шакья, впоследствии получивший имя Будда — «Просветлённый». Слово «Будда» является производным от санскритского корня «будх» («будить», «пробуждаться») и обозначает переход от спящего, затемнённого сознания к пробуждению, т. е. к просветлённому состоянию.

Будда Шакьямуни (560–480 до н. э.) родился в аристократической семье рода Шакья, правившей небольшим государством, расположенным между Непалом и Индией. Мальчику дали имя Сиддхартха, а Гаутама — его фамильное имя. Отец построил для сына три дворца, дабы оградить его от неприглядных сторон окружающей жизни. Царевич возмужал, женился, у него появится сын, названный Рахулой, и дальнейшая жизнь сулила ему одни радости. Однако наблюдательный и впечатлительный Гаутама во время своих переездов из одного дворца в другой отметил для себя, что люди болеют, стареют, умирают, и задумался о смысле жизни.

Он решил помочь людям в поисках Истины и в двадцать девять лет ушёл из дома, став отшельником. Согласно традиции, Гаутама под руководством двух учителей обучался йоге — особой системе тренировки ума и тела, в процессе которой человек отвлекается от всех обычных физических и психологических впечатлений и переходит в состояние медитации. Гаутама пробовал также прибегнуть к суровому аскетизму, умерщвляя своё тело постом. Шесть лет бродил он по долине Ганга, беседовал с мудрецами и проповедниками, вёл строгий аскетический образ жизни, но, убедившись, что умерщвление плоти ведёт к угасанию разума, отказался от аскетизма. К тридцати пяти годам у него созрело убеждение в близости открытия Истины, и Гаутама погрузился в медитацию, в которой пребывал, по одной версии — четыре недели, по другой — семь недель без еды и питья. Он пришёл к практике того, что сам называл «памятованием», «удержанием в памяти» — к особого рода самонаблюдению, при котором, вместо того, чтобы пытаться подчинить или прекратить свои физические и психические впечатления, он просто сидел, наблюдая за своими чувствами и мыслями, за тем, как они возникают и складываются в случайные узоры.

Гаутама осознавал, что его существование является скоплением физических и психических состояний, сменяющих друг друга и находящихся в процессе беспрестанного возникновения и исчезновения. Он также осознал, что его опыт, связанный с переживанием боли и наслаждений, обусловлен его психическими состояниями — состояниями желаний. Он чувствовал наслаждение, когда его желания удовлетворялись, и боль — когда этого не происходило. Он знал, что определённый уровень боли неизбежен при физическом существовании, но он понял, что само его физическое состояние является результатом действия силы желания, что желание — это лишь поверхностное явление, отражающее сложную психическую структуру — «эго», или представление о собственном «я». Структура «эго», или структура сил, вызвавших его нынешнее существование, сама является плодом прежнего существования, результирующая энергия которого называется «кармой». При помощи практики напряжённого «памятования», подкреплённой определёнными приёмами сосредоточения, успокаивающими и очищающими сознание, Гаутама смог проследить поток своей кармы далеко в прошлое. Будда, подобно браминам, учил, что жизнь обусловлена кармой — «силой деяний». Закон кармы гласит, что всё, чем человек является, и всё, что он делает, представляет собой проявленный результат его прошлых действий, что все обстоятельства его жизни — умственные и физические способности, социальное и экономическое положение, в которое он попал с момента своего рождения, и все дальнейшие события его жизни — не случайны и не определяются влиянием какой-либо внешней силы, но являются плодом собственных поступков в прошлых и настоящей жизнях. Главным из того, что открылось Будде в момент просветления, стало понимание, что жизнь представляет собой сплошное страдание, порождённое желанием — желанием жизни, наслаждения, высокого положения в обществе, богатства. — которое коренится в вере в существование «я».

Все религии борются с ограниченностью — с непостоянством и несовершенством человеческой жизни. Буддизм обозначает эту проблему одним словом: страдание. Родиться — это страдание; расти — это страдание; болеть — страдание; стареть и умирать — страдание. Кроме физической боли существует более тонкая форма страдания: неудовлетворенность, несчастье, вызванное тем, что у нас есть то, чего мы не хотим, и нет того, чего мы хотим. Тревога (душевное страдание) присутствует даже в моменты наслаждения и довольства: мы знаем, или по крайней мере, предполагаем, что они не продлятся долго. Естественен страх потерять что-либо: своё положение, уважение других, своих любимых, своё имущество. И в самой глубине человеческого существа лежит смутное и грызущее предчувствие смерти, не только отнимающей жизнь, но и лишающей её всякого смысла. Именно эта тревога смерти мотивирует человеческие усилия, именно она движет миром.

В течение первых двухсот лет с момента своего возникновения буддизм развивался достаточно гармонично. Около 300 г. до н. э. в рамках сангхи (буддийского монашеского ордена) возникло несколько течений, ставших отдельными школами, впрочем, не оказавших сколько-нибудь значительного влияния на развитие буддизма. В начале II в. до н э. появились новые «Сутры» (букв. «Беседы»), притязавшие на то, что в них содержится «высшее учение Будды», которое до поры до времени хранилось в тайне, а теперь заново открыто. Так возникли два направления: Тхеравада («Путь старейшин»), или Хинаяна («Малая колесница»), и Махаяна («Большая колесница»).

Монахи-тхеравадины придерживались взглядов, представленных в ранних сутрах, согласно которым целью монашеской жизни является достижение состояния Архата, добиться которого можно лишь соблюдением монашеской дисциплины, но никак не жизнью в миру. Мирянин на время мог обрести небесное блаженство, но его снова ждало рождение в мире людей, чтобы вступить на монашеский путь. Архатом назывался тот, кто достиг Нирваны, то есть искоренил всякое страдание при помощи нравственной чистоты и прозрения, и не испытывает необходимости новых перерождений по окончании нынешней жизни. Большая часть текстов Хинаяны входит в так называемый палийский канон — «Типитаку» («Три корзины»). Из неканонических сочинений этого направления буддизма наибольшее значение имеют «Милиндапанхья», а также «Абхидхармакоша» Васубандху.

Монахи-приверженцы Махаяны выдвинули другую цель монашеской жизни, достижимую и для мирян, — обретение состояния Будды. Они считали, что полное освобождение от страдания возможно лишь при приобретении психологической установки бодхисаттвы. Бодхисаттвы («Те, чья сущность — пробуждение») предаются подвижничеству не ради самих себя, но ради блага других. Махаяна отвергала стремление к личной выгоде, и прежде всего — личное стремление достичь Нирваны.

Согласно Махаяне, космическое тело Будды способно принимать разнообразные земные формы ради спасения от страданий всех живых существ и разъяснения учения всем, находящимся в цепях Сансары, в потоке неведения.

Махаяна разрабатывает и развивает исконное учение Будды о несуществовании вечного «я». Если нет неизменной личности, значит, жизненная форма пустотна, лишена собственной природы — она представляет собой непрерывный процесс, поток энергии. Это одинаково верно как в отношении вещей, так и в отношении людей. Видеть этот мир (вещи и людей) таким, каков он есть, то есть достичь цели восьмеричного Пути — значит осознать его пустотность. Это не означает, что следует считать, будто мира не существует; это означает — видеть, что всё существующее находится в отношениях взаимозависимости, а потому — в глубинном единстве.

Возникновение Махаяны отмечено появлением нескольких новых письменных памятников в I в. до н. э. — II в. н. э. Это «Махаваста», «Дивьявадана», «Лалитавиштара». Самыми значительными из ранних учителей Махаяны были Нагарджуна (II век н, э.), братья Асанга и Васубандху (IV век н. э.), Ашвагхоша, Арьяшура, Шантидева и другие.

В течение I–V вв. н. э. окончательно сформировались главные религиозно-философские школы буддизма. В Хинаяне — вайбхашики и саутрантики, а в Махаяне — йогачарьи, или виджнанавадины («Виджнана» — «Учение о различающем сознании»), и мадхьямики («Мадхьяма» — «Срединное учение»).

В V в. появляется особое, третье, направление буддизма — Баджраяна («Алмазная колесница»), или Тантраяна («Колесница особых обрядов»), параллельное индуистскому тантризму. В философских позициях Тантраяна согласуется с Махаяной и может считаться её ответвлением. Её особенность состоит в том, что она ввела в буддизм весьма древние ритуальные и йогические приёмы. Приверженцы Ваджраяны создали множество текстов, но подлинные знания этой «Колесницы» были известны лишь учителям, сиддхам («достигшим»). В противовес открытой передаче знания в Махаяне и Тхераваде, знания сиддхов передавались только через близкие отношения учителя и тщательно подготовленного ученика. Учителя Северной Индии принесли буддизм Ваджраяны в Тибет, где он получил новое рождение и стал называться тибетским буддизмом, или ламаизмом.

Слово «тантра» имеет в санскрите много значений, в том числе — «тайное знание», «хитросплетение», «поток», «непрерывность». Эго направление буддизма создало поразительное многообразие систем йогической практики, памятников литературы и искусства.

Согласно тантрической теории, главное ритуальное действие должно затрагивать три стороны живого существа: тело, речь и мысль. Тело действует с помощью жестов, движений; речь — через мантры; мысль — через медитацию. Тантризм сочетает в себе веру в авторитет духовного наставника, практику медитации, заимствованную у йогачарь-ев, и метафизику мадхьямиков. Наиболее известными ранними учителями Ваджраяны были Тилопа, Наропа, Марпа, Миларепа и др.

После 900 лет процветания (с 250 г. до н. э. по 650 г. н. э.) буддизм в Индии начал приходить в упадок. Однако ещё в III в. до н. э., благодаря посланцам императора Ашоки, буддизм распространился по всей Юго-Восточной и Центральной Азии, захватив отчасти Среднюю Азию и Сибирь. В период с III в. до н. э. до середины I тысячелетия н. э. буддизм утвердился на Цейлоне, в Индокитае и Индонезии; в первые века нашей эры буддизм начал проникать в Китай, Тибет; в IV–VI вв. — в Корею, Японию; в XVI–XVII вв. — в Монголию; в XVIII в. — в Бурятию.

Буддизм и ныне — живая и жизнеспособная религия. В разных частях земного шара и сейчас продолжают возникать новые буддийские общины, строятся храмы. Буддисты всего мира объединены в две международные организации — Всемирное Братство Буддистов (штаб-квартира в Бангкоке, Таиланд) и Азиатскую буддийскую конференцию за мир (штаб-квартира в Улан-Баторе, Монголия).

 

Вкус блаженства

— Каков вкус у твоего блаженства? — спросил кто-то Будду.

— Отпей от моря, — ответил тот. — Отпей от одного берега, отпей от другого, попробуй отпить с середины океана: вкус всегда один, солёный. У блаженства одни вкус.

 

Ожидание в течение года

Однажды к Будде пришёл знаменитый учёный с множеством вопросов. Будда выслушал его и сказал:

— Я отвечу, но ты должен подождать год. Это моё условие и обещание: через год я отвечу.

— Хорошо, — согласился учёный.

Но тут сидевший под деревом ученик Будды расхохотался. Пришедшему с вопросом стало немного не по себе.

— В чём дело? — спросил учёный. — Почему он смеётся?

— Спроси его сам, — ответил Будда.

— Чему ты смеёшься?

— Будда — обманщик, он обманул меня, и я смеюсь, потому что тебя он тоже обманет. Мне он сказал то же самое: подожди год в молчании, отбрось мысли, пусть мысли исчезнут, а потом спрашивай. Но когда мысли исчезнут, как ты собираешься спрашивать? Не останется никаких вопросов! Вот я и смеюсь: он тебя обманывает. Если ты на самом деле хочешь спрашивать, спрашивай сейчас, иначе ты никогда уже не спросишь.

— Это моё условие, — повторил Будда. — Если ты спросишь через год, я отвечу. Если не спросишь, я не отвечу.

Через год Будда спросил этого человека:

— Ну, что скажешь? Остались ещё у тебя вопросы?

Тот принялся смеяться и наконец сказал:

— Теперь я понял, почему смеялся тогда твой ученик. Вопросы исчезли!

 

«Я просто не совершил ни одной ошибки дважды»

Будда стал Просветлённым. Он шёл от одной деревни к другой. Стояло жаркое лето. Он шёл по берегу, и песок вбирал его следы и хранил их в молчании.

А случилось так, что один великий астролог закончил своё обучение в Каши — цитадели великого индусского искусства тайных знаний — и возвращался домой. Он стал искусен в предсказаниях. И вот, когда возвращался, он увидел следы на песке. Согласно его книгам и знаниям, они должны были принадлежать Вселенскому Владыке Чакравартину. «Но зачем Чакравартину идти в какую-то нищую деревушку, да ещё и босиком?!» Но на песке сохранились все знаки, которые как бы говорили: «Либо твоя наука ничего не знает, либо ты сам дурак: глядя, не видишь!»

«Нет, я не могу просто так уйти, я должен обязательно найти этого человека. Может, просто волею случая, Господин Случая прошёл здесь!»

И он пошёл по следам. А Будда уже сидел под деревом. Астролог подошёл к Будде и был озадачен, как никогда! Это был царь, выглядевший нищим. Всем своим существом этот человек был царём! Но под деревом сидел нищий в оборванных лохмотьях.

Поэтому астролог сказал: «О, прошу тебя нижайше, рассей мои сомнения. Ты посеял смуту в моём сердце. Пятнадцать лет своей жизни я провёл в Каши, пятнадцать лет я изучал тайны предсказаний. Но ныне, когда я коронован званием Ведающего-Bсe-Тайны, ты разрушил мой покой, уверенность мою в науке моей. Только ответь мне: ты нищий или же ты — Чакравартин, Царь всей Вселенной, Владыка всего Сущего? В ответе твоём — жизнь моя. Если ты нищий — я выкину все книги свои в реку, берегом которой ты шёл, а сам пойду последним слугой к кому-нибудь, ибо жизнь свою я потратил напрасно. Но если ты и впрямь Чакравартин — не таи от меня, о Великий!»

Будда открыл глаза и сказал: «Твое удивление и замешательство естественны, но просто ты наткнулся на одного из десятка тысяч. Относительно остальных девяти тысяч девятисот девяноста девяти твои книги всегда будут верны и непреложны. И только по отношению к последнему твои книги неприменимы. Но ты не должен расстраиваться понапрасну: ты не встретишь больше такого, поэтому не бросай опрометчиво своих книг в реку».

Астролог спросил: «Но в чём секрет твой? Как стал ты непредсказуемым?!»

И Будда ответил: «Просто я был внимательным. Я не совершил ни одной ошибки дважды. Я больше не машина — я стал человеком, поэтому ты и не можешь предсказать меня. Следующий момент не известен ни тебе, ни мне — абсолютно неизвестен. И никто не знает, что произойдёт».

 

«Есть ли у кого что спросить?»

Случилось однажды так, что один человек пришёл к Будде, когда тот умер. За тридцать лет Будда восемь раз проходил через его город, а человек ни разу не удосужился подойти к Будде. Он всё откладывал и откладывал, как это делают все на свете, из-за занятости — занятия без дел. Он держал небольшой магазин, и ему приходилось поддерживать свою маленькую семью. То приходил гость, то перед самым закрытием являлся неожиданный покупатель. И когда заканчивались дела, проповедь тоже заканчивалась. И так было в течение тридцати лет много-много раз — то одно, то другое, то третье…

И в тот день, когда он услышал, что Будда умер, он побежал к нему. Он закрыл свой магазин средь бела дня и побежал туда, где был Будда. А там он принялся плакать и кричать, потому что Будда ушёл, сказав последнее «простите!» людям. Он трижды перед этим спрашивал: «Есть ли у кого что спросить?» А они всё кричали и плакали, и спрашивать было просто некому. Задав свой вопрос трижды, Будда лёг под деревом, закрыл глаза и приготовился к последнему путешествию.

И в этот момент прибежал тот человек и сказал: «Не останавливайте меня, дайте спросить мне у него! Дайте мне подойти к нему!»

Ананда, ученик Будды, сказал ему: «Я узнал тебя. Мы проходили за всё время восемь раз через твой город. Будда говорил в твоём городе, что же ты не нашёл тогда времени, чтобы прийти к Нему? Где ты тогда был?»

И он ответил: «Что я мог поделать? То моя жена была беременна, то ребёнок болел, то приходили гости, то покупатели, и я всё не мог прийти. А теперь, когда я пришёл, не останавливайте меня!»

Ананда ответил: «Теперь поздно, и мы уже не в силах попросить его вернуться, ибо Он ушёл в Это».

Но Будда всё слышал и, вернувшись в своё тело, сказал Ананде: «Ананда, не мешай ему, иначе останется на мне пятном, что, пока я ещё был почти жив, человек постучался ко мне в дверь, а я не открыл и не захотел помочь ему».

Будда спросил у человека: «Ну, чего ты хочешь? Что у тебя за вопрос? Чего ты ищешь?»

И человек задал ему много вопросов, и Будда ответил ему. Но никто больше не слышал об этом человеке. Он не стал просветлённым. Он вернулся в свой городок — к своему магазину, своей жене, своим покупателям.

 

«Сколько листьев в руке?»

Однажды, когда Будда сидел под деревом, к нему пришёл великий философ. Будда был тогда уже очень старым, и в течение нескольких месяцев он должен был уйти.

Великий философ спросил у Будды: «Сказали ли вы уже всё, что знали?»

Будда взял в руку несколько сухих листьев и спросил философа: «Как вы думаете, сколько листьев у меня в руке? Больше ли их, чем сухих листьев в этом лесу?»

Весь лес был полон сухих листьев; ветер дул повсюду, и сухие листья создавали много шума и много музыки. Философ посмотрел и сказал: «Что за вопрос вы задаёте? Как вы можете иметь больше листьев в руке? У вас их несколько, самое большое — дюжина, а в лесу их — миллионы». И Будда ответил: «То, что я сказал, это только несколько листьев в моей руке. А то, что я не сказал, это все сухие листья в этом лесу».

Философ воскликнул: «Тогда ещё один вопрос! Почему вы не сказали всего этого?» Будда ответил: «Потому что это не поможет Вам. Даже если бы я хотел сказать это, оно не может быть сказано. Вы должны пережить и тогда узнаете это. Оно идёт через переживание, через существование».

 

Три типа слушателей

Однажды к Будде пришёл человек, очень культурный, очень образованный и очень учёный. И он задал Будде вопрос. Будда сказал: «Пожалуйста. Но прямо сейчас я не могу ответить». Человек удивился: «Почему вы не можете ответить? Вы заняты или что-то другое мешает вам?» Это был очень важный человек, хорошо известный всей стране, и, конечно, он почувствовал себя обиженным тем, что Будда так занят, что не может уделить ему немного времени.

Будда сказал: «Нет, дело не в этом. У меня достаточно времени, но прямо сейчас вы будете не в состоянии воспринять ответ». — «Что вы имеете ввиду?» — «Есть три типа слушателей, — сказал Будда. — Первый тип, как горшок, повёрнутый вверх дном. Можно отвечать, но ничего не войдёт в него. Он недоступен.

Второй тип слушателя подобен горшку с дыркой в дне. Он не повёрнут вверх дном, он находится в правильном положении; всё, как должно быть, но в его дне — дырка. Поэтому кажется, что он наполняется, но это лишь на мгновение. Рано или поздно вода вытечет, и он снова станет пустым. Очевидно, лишь на поверхности кажется, что что-то входит, на самом деле ничего не входит, поскольку ничего не может удержаться.

И наконец, есть третий тип слушателя, у которого нет дырки и который не стоит вверх дном, но который полон отбросов. Вода может входить в него, но как только она входит, она тут же загнивает.

И вы принадлежите к третьему типу. Поэтому-то мне и трудно ответить прямо сейчас. Вы полны отбросов, поскольку вы такой знающий. То, что не осознано вами, не познано — это отбросы».

 

Плот

Однажды Будда сказал своим последователям:

— Представьте себе человека, отправившегося в дальний путь и остановленного широким потоком воды. Ближайшая сторона этого потока была полна опасностей и угрожала гибелью, дальняя была прочна и свободна от опасностей. Не было ни челна, чтобы переехать поток, ни моста, перекинутого на противоположный берег. Представьте себе, что этот человек решил: «Истинно, стремителен и широк поток и нет никаких средств, чтобы перебраться на другой берег. Но если я соберу достаточно тростника, ветвей и листьев и построю из них плот, то, поддерживаемый таким плотом и работая усердно руками и ногами, я переберусь в безопасности на противоположный берег».

Теперь предположим, что этот человек поступил согласно своему намерению: построил плот, спустил его на воду и, работая ногами и руками, безопасно добрался до противоположного берега.

Предположим, что, достигнув противоположного берега, человек подумает: «Истинно, большую службу сослужил мне плот, ибо с его помощью я безопасно перебрался на этот берег. Взвалю-ка я плот себе на плечи и продолжу путь!»

Сделав так, правильно ли поступит человек со своим плотом? Как думаете вы, ученики мои?

В чём же будет правильное отношение человека к его плоту?

Истинно, человек должен сказать себе: «Плот принёс мне большую пользу, ибо, поддерживаемый им, работая ногами и руками, я безопасно достиг дальнего берега. Но я оставлю его на берегу и продолжу свой путь!» Истинно, в этом случае человек поступил бы правильно по отношению к своему плоту.

Точно так же, о ученики, предлагаю и я вам моё учение — именно как средство к освобождению и достижению, но не как постоянную собственность. Усвойте эту аналогию учения с плотом. Учение должно быть оставлено вами, когда вы переберётесь на берег Нирваны.

 

Сущее

Некое божество и некий демон пошли к одному великому мудрецу, чтобы узнать у него, что такое Сущее (Высшее всего прочего). Они долго учились у него, и наконец мудрец сказал каждому из них: «Ты сам — то существо, которое ищешь». Оба они подумали, что их тела и есть Сущее. «Мы узнали всё, что нужно; ешьте, пейте и веселитесь; мы — Сущее, и нет ничего выше нас».

Натура демона была невежественный, помрачённый, и ему не требовалось ничего больше; он был вполне удовлетворён мыслью, что он Бог, что под Сущим следует понимать тело. Но божество имело более чистую натуру. Сначала оно впало в ошибку, думая, что «Я» — это тело, и что оно-то и есть Бог, и что поэтому необходимо держать его крепким, здоровым и хорошо одетым и доставлять ему всякого рода телесные наслаждения. Но через несколько дней оно пришло к заключению, что так не мог думать мудрец, его учитель, что он подразумевал нечто более высокое. Поэтому оно вернулось к мудрецу и спросило: «Учитель, тому ли ты меня учил, что это тело есть Сущее? Я вижу, что все тела умирают, Сущее же не может умирать». Мудрец отвечал: «Найди его; ты — Оно».

Тогда божество подумало, что то, что подразумевает мудрец, суть жизненные силы, действующие в теле; но после некоторого времени нашло, что если оно ест, то эти жизненные силы остаются крепкими, а когда голодает, они слабеют. Оно опять отправилось к мудрецу и спросило: «Учитель, думаешь ли ты, что Сущее — это жизненные силы?» Мудрец отвечал: «Найди его сам; ты — Оно». Божество вернулось, подумав, что, может быть, Сущее — значит разум. Но через несколько дней пришло к заключению, что мысли бывают так различны: то хорошие, то дурные, — что разум слишком изменчив, чтобы быть Сущим. Оно ещё раз пришло к мудрецу и сказало: «Учитель, я не думаю, чтобы и разум мог быть Сущим; его ли ты разумел?» — «Нет, — ответил мудрец, — ты — Оно; найди его сам». Божество ушло и наконец поняло, что, несомненно, оно и есть Сущее, высшее всякого разума, одно, не имевшее рождения и смерти, то, что меч не может пронзить, ни огонь сжечь, что воздух не может иссушить, ни вода растворить; безначальное, нерождённое, неизменное, неосязаемое, всеведущее, всемогущее Существо, которое не есть ни тело, ни разум, но выше их обоих. Тогда оно удовлетворилось, а бедный демон, вследствие своей привязанности к телу, так и не узнал истины.

 

Хитрая философия

Однажды случилось так, что последователь Нагарджуны, одного из величайших мистиков, которому дала рождение Индия, реализовал своё безграничное существо — мир исчез. Затем появились последователи, а последователи — это всегда копии, ибо они сами не пытаются проникнуть в реальное и не отказываются принимать слова Мастера на веру.

И вот один из таких последователей был великим философом и спорщиком. Он доказывал многими способами, что мира нет. Царь страны позвал его, потому что его имя достигло и дворца, и сказал:

— Ты действительно думаешь, что мир нереален? Подумай дважды, ибо я опасный человек, я человек не слов, я человек действия. И сделаю нечто, что докажет тебе, что мир реален. Поэтому подумай дважды, прежде чем сказать.

Человек сказал:

— Это не тот вопрос, чтобы думать дважды. Я думал миллионы раз и имею все доказательства того, что мир нереален.

Но философ не знал, что собирается сделать царь. А у того был бешеный слон, которого привели во двор, и туда же был брошен философ. Он начал кричать и бегать, а бешеный слон бегал за ним, настиг его и в этот момент философ закричал царю:

— Спаси меня! Слон реален, я беру назад своё утверждение.

Он был спасён. Философ трясся, потел, был избит и изранен во многих местах. Когда он пришёл в себя, царь вызвал его и снова спросил:

— Что скажешь теперь?

Тот ответил:

— Мир нереален.

— Что ты имеешь в виду? Только что, в тот момент, когда слон собирался убить тебя, ты сказал, что мир реален. Теперь ты снова изменился?

— Слон, человек, утверждение — всё это нереально. Слон, бешенство слона, человек, которого ты видишь перед собой, человек, который утверждал, что мир реален — всё это нереально.

Царь сказал:

— Тогда я снова позову бешеного слона.

А философ ответил:

— Тогда то же самое произойдёт вновь: я скажу, что это — реально. Но что я могу поделать?

 

Волк и олень

Встретились как-то волк и олень. Олень начал упрекать волка за то, что тот губит живых существ, и потому ему уготована плохая карма.

Олень же, питаясь растительной пищей, полагал себя очень добродетельным и рассчитывал на достижение вечного блаженства. Однако после смерти двух друзей всё вышло совсем не так, как предполагал олень: вместе с растительной пищей он уничтожал мириады живых существ, мелких насекомых, и поскольку ни в какой мере не раскаивался в содеянном, заслужил плохое перерождение, А волк, образ жизни которого был вызван естественной необходимостью, испытывавший постоянное раскаяние, как раз достиг желанного блаженства.

 

Ядовитая змея

Некогда Будда путешествовал по стране царя Прасенаджита и обнаружил в земле сокрытый клад, в котором было полно драгоценностей. Будда спросил Ананду: «Видишь ли ты, что это ядовитая змея?» Ананда ответил: «Вижу».

А в это время некто, следовавший за Буддой, услышав эти слова, решил подойти и посмотреть. Увидел, что это сокровища, и пренебрег словами Будды, сочтя их пустым звуком: ведь на самом деле это драгоценности, а он называет их ядовитой змеёй! И тогда этот человек тайно созвал домочадцев и забран сокровища.

Семья его разбогатела, но вскоре нашёлся человек, сказавший царю, что добытый клад не передан властям. Царь велел схватить нашедшего. Тот клялся, что всё уже отдал, но царь никак не верил этому.

Бедняга испытал яды всех страданий, но так ничего и не сказал. Царь разгневался и хотел наказать семь колен его рода. Когда его повезли на казнь, царь послал слугу разведать, что тот будет говорить по дороге. Осуждённый сказал: «Будда говорил верно, это действительно ядовитая змея».

 

Голова и хвост змеи

Некогда жила змея, голова и хвост которой всё время спорили между собой.

Голова говорит хвосту: «Меня должно считать старшей!» Хвост отвечает: «Я тоже достоин быть старшим». Голова говорит: «у меня есть уши, чтобы слышать, глаза, чтобы смотреть, рот, чтобы есть, при движении я впереди остального тела — вот почему меня должно считать старшей. А ты не имеешь таких достоинств, потому тебя нельзя считать старшим». А хвост в ответ: «Если я позволю тебе двигаться, то ты сможешь двигаться. А что, если я трижды обмотаюсь вокруг дерева?» Он так и сделал. Голова не смогла двигаться в поисках пищи и чуть не умерла от голода. Она сказала хвосту: «Ты можешь отпустить меня, я признаю тебя старшим».

Хвост, услышав эти слова, тут же отцепился от дерева. Голова снова говорит хвосту: «Раз ты признан старшим, то посмотрим, как ты пойдёшь первым». Хвост отправился вперёд, но не сделал и нескольких шагов, как свалился в огненную яму, и змея погибла в огне.

 

Благородный муж

Некогда один человек, не наделённый разумом, томился от жажды и искал воду. Увидев марево, он подумал, что это вода, побежал в том направлении и дошёл до реки.

У реки он остановился и, уставившись на воду, стал смотреть, но не пил.

Окружающие спросили: «Ты мучился от жажды и спешил к реке. Вот ты у воды, отчего же ты не пьёшь?» Глупец отвечал: «Благородный муж должен пить до дна; значит, я должен выпить всю реку. Но в ней очень много воды, нам даже вместе всё не выпить. Потому я и не пью».

 

О трёхэтажной постройке

Когда-то давным-давно жил глупый богач. Он был туп, ни о чём не имел ясного понятия. Пошёл он к другому богачу, увидел у того башню в три этажа — высокую, просторную, величественную. С её высоты была видна необозримая даль.

Глупца охватила зависть, и он подумал: «В богатстве я ему не уступаю, почему бы мне не соорудить такую же башню? Надо сделать это, не откладывая?»

Он сейчас же позвал плотника и спросил у него: «Сможешь построить такую же красивую башню, как у того богача?» Плотник отвечал: «Это я её и строил». «Тогда, — сказал глупец, — точно такую же построй теперь для меня».

Плотник тут же замерил землю и стал закладывать фундамент постройки. Глупец увидел, как тот делает кирпичную кладку, чтобы возвести строение, в чём-то усомнился и забеспокоился. Будучи не в силах разобраться, спросил у плотника, что тот намерен делать. «Строить трёхэтажное здание», — отвечал плотник. Но глупец продолжал: «Мне ни к чему два этажа. Ты сначала построй мне самый верхний!» — «Но такого ещё не бывало, — отвечал плотник. — Разве можно, не заложив фундамента, возводить первый этаж? А не построив второго, как можно строить третий?» Но глупец упрямо твердил: «Да мне не нужны два нижних этажа. Ты мне строй самый верхний!»

 

Таракан

Был некогда у одного великого короля министр. Он впал в немилость, и король в наказание велел запереть его на вершине очень высокой башни. Это было исполнено, и министр остался там и должен был погибнуть. Но у него была верная жена. Ночью она пришла к башне и спросила своего мужа, не может ли она чем-нибудь ему помочь. Министр попросил жену, чтобы на следующую ночь она опять пришла к башне и принесла с собой длинную верёвку, крепкий шнурок, моток ниток, шелковинку, таракана и немного мёду. Очень удивившись, добрая жена повиновалась мужу и принесла требуемые предметы. Муж приказал ей крепко привязать шелковинку к таракану, потом смазать его усики каплей мёда и посадить таракана на стену башни головой вверх. Она исполнила все эти распоряжения, и таракан отправился в длинное путешествие. Слыша впереди себя запах мёда и желая добыть его, он медленно полз вперёд и вперёд, пока наконец не достиг вершины башни, где министр схватил его и завладел шелковинкой. Тогда министр сказал жене, чтобы она привязала другой конец шелковинки к нитке, и, вытащив весь моток, повторил ту же историю с крепким шнурком и наконец — с верёвкой. Остальное было легко: по верёвке министр спустился с башни и убежал.

 

Блудный сын

Сын одного человека ушёл в далёкую страну, и в то время, как отец собирал несметные богатства, сын нищал всё больше и больше. Затем случилось так, что сын пришёл в страну, где жил его отец, и, как нищий, выпрашивал пишу и одежду. Когда отец увидел его в лохмотьях и нищете, он приказал своим слугам позвать его.

Когда сын увидел дворец, в который его привели, он подумал про себя: «Я, должно быть, возбудил подозрение вельможи, и он бросит меня в темницу». Полный страха, он убежал прежде, чем увидел своего отца. Тогда отец послал гонцов за своим сыном, и он был пойман и приведён назад, несмотря на его протесты и вопли. Но отец приказал слугам обходиться с его сыном снисходительно; назначил сына помощником работника одинакового с ним ранга и образования, И сыну понравилось его новое положение.

Из окна своего дворца отец наблюдал за своим сыном и, слыша, что тот честен и трудолюбив, возвышал его больше и больше.

По прошествии многих лет он приказал сыну явиться к нему, созвал всех своих слуг и открыл перед ними тайну. Тогда несчастный прежде человек был чрезвычайно обрадован и исполнился счастья от встречи со своим отцом.

Так постепенно должны быть воспитываемы души людей для высших истин.

 

Актёр

Некогда жил актёр, умевший устраивать представления всякого рода. У одного богатого домохозяина он попросил вола. Домохозяин и не думал выполнять его просьбу и поэтому сказал ему так:

— Если ты сможешь столь же старательно продолжать свои представления днём и ночью без отдыха в течение целого года, я отдам тебе вола.

Актёр ответил, что сможет, но, в свою очередь, спросил, сумеет ли хозяин всё это время слушать его. Тот также ответил, что сумеет.

Когда актёр услышал всё это, сердце его возликовало. Три дня и три ночи он не выказывал никакой усталости, и домохозяину надоело наконец его слушать. Он велел домочадцам вывести вола и отдать актёру.

 

Притча о спрятанном жемчуге

Некто пришёл в дом близкого друга и лёг там, напившись допьяна. А в это время его близкий друг должен был уйти по своим служебным делам. Он прикрепил гостю к подкладке одежды в подарок жемчуг, не имеющий цены, и ушёл. А этот человек лежал без сознания, ничего не чувствовал и ничего не понимал. Когда же он поднялся, то направился в чужую страну, добывал одежду и пишу тяжёлым трудом и очень нуждался. Если ему удавалось добыть немного, он уже считал себя удовлетворённым. Впоследствии случилось так, что друг повстречал его и сказал:

— Эй, достойный муж! Почему ты терпишь такие муки ради одежды и пищи? Я уже давно, желая тебе спокойствия и удовлетворения пяти желаний, прикрепил к подкладке твоей одежды бесценный жемчуг, он и сейчас на том же месте, но ты, не зная об этом, трудишься и страдаешь, чтобы обеспечить своё существование. Эго же глупо!

 

Глупец и соль

Однажды глупец попал в дом какого-то человека. Хозяин стал потчевать его. Но еда была пресной и безвкусной. Поняв это, хозяин добавил соли. Когда соли стало по вкусу достаточно, глупец подумал: «Значит, всё дело в соли. Если от одной щепотки соли так вкусно, каково же будет, если положить побольше!»

Дурак есть дурак: он тут же принялся есть одну соль. Проглотил и вместо того чтобы усладить свой вкус, напротив, заставил его страдать.

 

Коровье молоко

Раз к одному человеку должны были прийти гости. Он решил собрать коровьего молока, намереваясь попотчевать их, и стал думать так: «Через какое-то время молока соберётся много. А вдруг не окажется места для его хранения или оно прокиснет? Не лучше ли сохранить молоко в животе коровы, а когда придет время принимать гостей, тогда разом всё и выдоить». Приняв такое решение, он тут же развёл корову и телёнка и привязал их порознь.

Прошёл месяц, и только тогда он устроил пир. Встретив и усадив гостей, хозяин наконец привёл корову, чтобы выдоить молоко. Но молока-то у коровы не оказалось: оно пропало.

 

Поджаренные семена

Некогда один глупец поел семян кунжута в сыром виде и решил, что это невкусно. Он поджарил их, стал есть — вкусно.

Он подумал: «А не лучше ли сажать поджаренные семена? Тогда они сразу вырастут вкусными!»

Он поджарил семена и посадил их. Но семена уже были невсхожими.

 

«Будьте сами светом для себя»

Будда умирал. Сорок лет он шёл, и тысячи следовали за ним. Теперь он умирал. Он сказал: «Это мой последний день. Если у вас есть, что спросить, спрашивайте. Настал час, когда каждый должен идти своим путем».

Беспросветная тьма окутала учеников Будды. Ананда — любимый ученик — заплакал, как дитя. У него из глаз катились слёзы. Он ударял себя в грудь, почти помешавшись. «Что ты делаешь, Ананда?» — спросил Будда. «Что нам теперь делать? — ответил Ананда. — Ты был здесь, мы шли в твоём свете. Всё было безопасно и хорошо. Мы совершенно забыли, что есть тьма. В следовании за тобой всё было светом. Теперь ты уходишь. Что нам делать?» И он снова принялся плакать и стенать. «Послушай, — ответил Будда. — Сорок лет ты шёл в моём свете и своего не смог достигнуть. Думаешь ли ты, что если бы я прожил ещё сорок лет, ты бы достиг своего света? Чем дольше ты идёшь в заимствованном свете, чем больше подражаешь, тем больше ты теряешь. Лучше мне уйти».

Последние слова, слетевшие с уст Будды, были: «Будьте сами светом для себя».

 

Несчастнейший на свете

Жил в деревне один старик. Он был одним из несчастнейших на свете. Вся деревня устала от него: он всегда был мрачен, всегда жаловался, всегда в плохом настроении, всегда кислый. И чем дольше он жил, тем более желчным становился, тем ядовитее были его слова. Люди избегали его: несчастье становилось заразительным. Не быть несчастным рядом с ним было как-то оскорбительно. Он создавал ощущение несчастья и в других.

Но однажды, когда ему исполнилось восемьдесят лет, случилось невероятное — никто не мог в это поверить. Мгновенно всех облетел слух: «Старик сегодня счастлив, не жалуется, улыбается, у него даже лицо переменилось». Собралась вся деревня. Старика спросили: «Что случилось с тобой? В чём дело?» «Ничего, — ответил старик. — Восемьдесят лет я старался стать счастливым и ничего не вышло. Так что я решил обойтись без счастья. Вот почему я счастлив».

 

Торговцы и проводник

Однажды торговцы задумали побывать в заморских странах. Согласно закону путешествия, им полагалось сначала найти проводника и только потом можно было пускаться в путь.

Торговцы все вместе взялись за поиски и нашли себе проводника. Он сразу же повёл их. Вот подошли они к краю большой пустыни. Там стоял храм, где приносили жертву небу. Нужно было принести в жертву человека, и лишь после этого можно было следовать дальше.

Торговцы стали совещаться между собой:

— Все мы друг другу приходимся роднёй. Как же можно кого-то из нас убивать? Остаётся один лишь проводник. Из всех нас лишь его одного можно принести в жертву небу.

Но вот закончилась церемония жертвоприношения. Путешественники сбились с пути, не зная, куда двигаться. От истощения и усталости они все погибли.

 

Лекарство для взросления

Некогда у правителя одного государства родилась дочь. Правитель призвал лекаря и сказал ему:

— Дай мне лекарство, от которого моя дочь сразу бы стала взрослой.

— Я найду отменное снадобье, от которого твоя дочь сразу станет взрослой, — отвечал лекарь, — только сейчас его нет, оно кончилось. Его надо раздобыть. А до тех пор, пока я не достану лекарство, правитель не должен видеть дочь. Только после того, как я дам ей снадобье, правителю покажут девочку.

И не откладывая, лекарь отправился в дальние страны за лекарством.

Через двенадцать лет он возвратился из своего путешествия, взял выросшую девушку под руку и повёл к правителю, Правитель увидел дочь, обрадовался и про себя подумал: «И в самом деле превосходный лекарь; дал моей дочери лекарство, от которого она сразу повзрослела». Он распорядился, чтобы приближенные наградили лекаря драгоценностями.

 

Сахарный тростник

Однажды два человека одновременно посадили сахарный тростник и договорились: тот, у кого вырастет хороший тростник, получит награду, а тот, у кого тростник будет плохим, понесёт наказание.

Тогда один из договорившихся подумал: «Сам сахарный тростник очень сладкий. Если я выжму из него сок и этим соком полью посевы, то мой тростник будет, несомненно, лучше, и я одержу победу».

Так он выжал сок из сахарного тростника и полил посевы, Семена погибли, а весь сахарный тростник, который у него был, начисто пропал.

 

Молчание

Проходил как-то Будда одной деревней. Собралось несколько человек — его противников — и принялись они горячо и зло оскорблять Будду. Он молча слушал очень спокойно. И из-за этого спокойствия им стало как-то не по себе. Возникло неловкое чувство: они оскорбляют человека, а он слушает их слова, как музыку. Тут что-то не так.

Один из них обратился к Будде: «В чём дело? Ты что, не понимаешь, что мы говорим?» «Именно при понимании возможно такое глубокое молчание, — ответил Будда. — Приди вы ко мне десять лет назад, я бы бросился на вас. Тогда не было понимания. Теперь я понимаю. И из-за вашей глупости я не могу наказывать себя. Ваше дело — решать, оскорблять меня или нет, но принимать ваши оскорбления или нет — в этом моя свобода. Вы не можете их мне навязать. Я от них просто отказываюсь; они того не стоят. Можете забрать их себе. Я отказываюсь принимать их».

 

Деревянная статуя

Жил человек, всем сердцем преданный Будде. И была у него прекрасная старинная деревянная статуя Будды, настоящий шедевр. Он относился к ней как к величайшему сокровищу. Однажды холодной зимней ночью человек этот остался один в соломенной хижине. Был жуткий мороз, и он в отчаянии дрожал от холода. Похоже было, что пришёл его смертный час. Не было ни щепки, чтобы развести огонь. В полночь, когда человек уже почти окоченел, перед ним явился Будда и спросил: «Почему ты не сожжёшь меня?» Деревянная статуя всё так же стояла у стены. Человек очень испугался. Должно быть, это был демон. «Что ты сказал? Сжечь статую Будды? Никогда! Ни за что!»

Будда рассмеялся и сказал: «Если ты видишь меня в статуе, ты упускаешь меня. Я — в тебе, а не в статуе. Я не в предмете моления, я — в молящемся. И это я дрожу в тебе! Сожги статую!»

 

Подражание

Жил некогда один человек, которому захотелось заслужить расположение правителя. Он у всех расспрашивал, как этого добиться. Кто-то сказал: «Если хочешь добиться расположения правителя, подражай его манерам».

Этот человек немедленно явился к правителю и, увидев, что тот моргает глазами, тоже стал моргать, подражая правителю.

Правитель спросил: «Не болен ли ты? Не простудился ли? Почему ты моргаешь?»

Человек отвечал: «У меня не болят глаза и простуды тоже нет. Я добиваюсь, правитель, твоего расположения. Я вижу, что ты моргаешь, вот и стараюсь подражать тебе».

Услышав это, правитель очень рассердился и тут же отдал приказ сурово наказать этого человека и выгнать его из государства.

 

Зеркало

Некогда жил один человек. Был он крайне беден, жил в нищете, много задолжал людям, а возвращать долги было нечем. И тогда он сбежал.

Добрался он до какой-то пустыни и там нашёл ларец с драгоценностями и чистым зеркалом. Оно лежало на драгоценностях, прикрывая их. Увидев это, бедняк очень обрадовался.

Он поднял зеркало и обнаружил в нём человека. Тут он испугался и, сложив руки в молитвенном жесте, сказал: «Я думал, что ларец пустой, что в нём ничего нет. Вдруг оказалось, что в нём находитесь вы, господин! Не сердитесь на меня!»

 

Что ценнее?

Как-то купцы отправились торговать. Отучилось, что в дороге у них издох верблюд. Среди поклажи, которой был нагружен верблюд, было много драгоценностей, превосходные ковры из тончайшей шерсти и разные другие вещи.

Как только верблюд издох, с него содрали шкуру. Главный купец ушёл, оставив двух помощников, которым сказал: «Присматривайте хорошенько за верблюжьей шкурой, чтобы она не намокла и не сгнила».

Через какое-то время после его ухода пошёл дождь. Оставшиеся двое по глупости прикрыли верблюжью шкуру дорогими коврами — и все ковры сгнили. А разве можно сравнить по ценности ковёр и шкуру?

 

Он женился

В один городок, как гром среди ясного неба, прибыла очень молодая красивая женщина. Никто не знал, откуда она пришла. Её происхождение было совершенно неизвестно. Но она была так прекрасна, так обворожительно красива, что никто даже не подумал узнать, откуда она явилась. Люди собрались вместе, весь городок собрался, и все молодые люди, почти триста человек, хотели жениться на этой женщине.

Женщина сказала:

— Посмотрите, я одна, а вас триста. Я могу выйти замуж только за одного, поэтому сделайте вот что. Я приду снова завтра; я даю вам двадцать четыре часа. Я выйду за того, кто сможет повторить «Лотосовую сутру» Будды.

Молодые люди бросились по домам. Они не ели, не спали, они декламировали сутру всю ночь. Десять преуспели.

На следующее утро женщина явилась, и этим десятерым было предложено декламировать. Женщина слушала. Все они выступили успешно.

Она сказала:

— Хороню, но я одна. Как я могу выйти за десятерых? Я снова дам вам двадцать четыре часа. Я выйду за того., кто сможет также объяснить смысл «Лотосовой сутры». Попытайтесь понять: декламация — это простая вещь. Вы механически повторяете что-то и не понимаете смысла.

Все десять бросились домой и сильно старались. На следующий день появились трое. Они поняли смысл. Женщина сказала:

— Затруднение по-прежнему остаётся. Число уменьшилось, но затруднение осталось. Я могу выйти только за одного. Поэтому подождём ещё двадцать четыре часа. Я выйду за того человека, который не только понял эту сутру, но и ощутил её вкус. Я хотела бы видеть, что лотос вошёл в ваше существо, что вы взяли что-то от лотоса. Итак, завтра я приду снова.

Пришёл только один человек, он определённо победил. Женщина взяла его в свой дом за городом. Человек никогда не видел этого дома; дом был очень красив, почти как из мира грёз. И в воротах стояли родители этой женщины. Они приняли молодого человека и сказали: «Мы очень счастливы».

Женщина вошла в дом, а он немного поговорил с родителями. Потом родители сказали:

— Идите. Она, должно быть, ждёт вас. Вот её комната.

Он открыл дверь, вошёл, но там никого не было. Комната была пуста. Но была ещё одна дверь, ведущая в сад. Он проверил: может быть, она в саду. Да, она, должно быть, вышла в сад, потому что на дорожке были её следы. Поэтому он пошёл по следам. Он прошёл почти километр. Сад кончился, и он теперь стоял на берегу красивой реки — но женщины там не было. Следы также исчезли. Остались только две туфельки, принадлежавшие женщине.

Теперь он был озадачен. Что случилось? Он оглянулся — не было ни сада, ни дома, ни родителей, ничего. Всё исчезло. Он оглянулся снова. Не стало туфелек, не стало реки. Всё вокруг было пустотой и великим смехом.

И он засмеялся. Он женился.

 

Три лепёшки

Некогда жили муж и жена. У них были три лепёшки. Муж и жена поделили их между собой, каждый съел по лепёшке, и ещё одна лепёшка осталась.

Они условились: тот, кто заговорит, теряет лепёшку. Как только они заключили этот договор, ни один из них уже не смел разговаривать, — и всё из-за одной лепёшки.

Прошло какое-то время. Воры забрались в их дом. Они обокрали их. Всё добро, что у них было, попало в руки воров. Муж и жена это видели, но из-за заключённого ранее договора не произнесли ни слова.

Убедившись, что хозяева молчат, воры на глазах у мужа схватили жену. Муж и на это смотрел не проронив ни слова. Тогда жена крикнула: «Воры!» И обратилась к мужу: «Что же ты, дурень, ради какой-то лепёшки глядишь на воров и не кричишь!»

Тут муж хлопнул в ладоши, засмеялся и сказал: «Ну, жена, теперь уже точно лепёшка — моя. А ты ничего не получишь!»

 

Покупатель плодов манго

Некогда один богач послал человека, дав ему денег, в сад к другому человеку купить манго. Богач наказал слуге:

— Покупай только в том случае, если плоды вкусные и сладкие.

Человек тут же взял деньги и отправился за покупкой. Владелец фруктового сада сказал:

— У меня на этом дереве все плоды хорошие, ни одного нет плохого. Ты попробуй один — тебе будет достаточно, чтобы это понять.

Покупатель же заявил:

— Я должен попробовать каждый плод, только тогда я смогу их купить. А если я попробую только один, то как я узнаю об остальных?

И он стал пробовать один плод за другим, пока не перепробовал все. После этого он взял манго и отнес их своему господину. Увидев надкусанные фрукты, богач почувствовал отвращение к ним и не стал есть. Пришлось всё выбросить.

 

Одно и то же положение тела

Однажды Ананда спросил Будду… Он жил с ним десять лет и был очень удивлён тем, что Будда оставался в одном и том же положении всю ночь. Его руки оставались в том же месте, куда он клал их, когда ложился спать. Ананда был удивлён и ошеломлён тем, что Будда оставался в одной и той же позе в течение всей ночи. Однажды он сказал:

— Нехорошо мне вставать и смотреть на тебя, я не должен такого делать, но мне любопытно всё, связанное с тобой, и я в замешательстве: ты остаёшься в одной и той же позе всю ночь. Спишь ли ты или продолжаешь оставаться сознательным?

И Будда ответил:

— Сон случается с телом, я остаюсь бдительным по отношению к нему. Вот сон приходит, вот он пришёл, вот он углубился, вот тело расслабилось, но моя сознательность остаётся.

 

Ворота, верёвка и осёл

Какой-то человек собирался в далёкое путешествие. Своему слуге он наказывал:

— Ворота охраняй хорошенько. Да ещё присматривай за верёвкой, которой привязан осёл.

После отъезда хозяина в соседнем доме заиграла музыка. Слуге так захотелось послушать, что он не смог совладать с собой: он быстро перевязал верёвкой ворота, положил их ослу на спину и отправился слушать музыку туда, где разыгрывалось веселье.

Когда слуга ушёл, воры вынесли из дома все вещи. Вернулся хозяин и спросил слугу:

— Куда делись вещи?

Слуга ответил:

— Уходя, хозяин поручал мне ворота, осла и верёвку. Всё остальное меня не касается.

 

«Существует ли Бог?»

Однажды, рано утром, когда Будда вышел на свою утреннюю прогулку, один человек спросил его:

— Существует ли Бог?

Будда секунду посмотрел в глаза человека и сказал:

— Нет, Бога не существует вообще, никогда не было, никогда не будет. Выкинь всю эту чепуху из головы.

Человек был шокирован.

Будду сопровождал Ананда. Он всегда сопровождал Будду.

В середине того же дня пришёл другой человек и спросил:

— Существует ли Бог?

Будда сказал:

— Существует, всегда был, всегда будет. Ищи и найдёшь.

Ананда пришёл в сильное замешательство, так как он помнил ответ, который Будда дал утром, но не имел возможности спросить, потому что вокруг было много народа.

И прежде чем он получил возможность спросить, вечером, на заходе солнца, пришёл третий человек. Будда сидел под деревом, наблюдая закат солнца и прекрасные облака, и человек спросил:

— Существует ли Бог?

Будда просто сделал жест рукой, приглашая человека сесть, а сам закрыл глаза. Человек подчинился ему. Они сидели молча несколько минут, затем человек поднялся. Становилось темно, солнце уже село. Он коснулся ног Будды и сказал:

— Благодарю тебя за ответ, я очень благодарен тебе.

А потом пошёл прочь. Тут Ананда не выдержал. Когда они остались одни, он сказал:

— Я не смогу уснуть сегодня ночью, если ты не ответишь мне. В один день, на один и тот же вопрос ты даёшь три разных ответа. В чём дело? Ты привёл меня в сильное замешательство.

Будда сказал:

— Я отвечал не тебе, почему же ты пришёл в замешательство? Первый человек был верующим. Он верил в Бога и пришёл не с целью выяснить вопрос, а с целью получить подтверждение. Он был учёным, хорошо знающим Священное Писание. Ему нужен был шок, и я шокировал его, потому что не желаю поддерживать ничьи верования. Все верования ошибочны. Знание — совершенно иная вещь.

Второй человек был атеистом, он не верил в Бога. Он также был учёным и был набит всевозможными идеями, но он был просто противоположностью первого человека. Он хотел, чтобы я поддержал его неверие.

Третий человек был подлинным искателем. Он не искал ответа, он хотел испытать. Он был человеком с большим доверием. Он хотел, чтобы я открыл ему нечто, поэтому я не стал отвечать ему, а просто предложил сесть рядом со мной. И нечто произошло.

 

Мясо одного фазана

Некогда тяжело заболел один человек. Искусный лекарь осмотрел его и сказал, что ему необходимо регулярно съедать мясо одного фазана, только так можно избавиться от болезни.

Этот больной купил на базаре фазана, съел его и больше есть не стал.

Через какое-то время лекарь увидел этого человека и спросил: «Прошла твоя болезнь?» Больной отвечал: «В прошлый раз ты, лекарь, велел мне регулярно есть мясо одного фазана. Сейчас тот фазан, которого я ел, уже кончился, а больше я есть не смею».

 

Вера

Марпа, гуру Миларепы, услышал об одном учителе, отправился к нему и полностью ему доверился. Затем он спросил у учителя:

— Что я теперь должен делать?

Учитель сказал:

— Раз ты поверил в меня, ты ничего не должен делать. Просто продолжай верить. Моё имя — вот единственная тайная мантра для тебя. Каждый раз, когда ты будешь оказываться в затруднении, просто вспоминай моё имя — и всё будет в порядке.

Марпа припал к его ногам. Он решил сразу же испробовать это, ибо был таким простым человеком. Он пошёл по реке. Другие ученики, которые провели с учителем годы, не могли поверить этому — он шёл по воде!

Учитель удивился. Все они побежали к реке, а там Марпа разгуливал по воде, распевая песни, пританцовывая. Когда он подошёл к берегу, учитель спросил:

— В чём секрет?

Марпа ответил:

— Секрет? Эго тот самый секрет, который вы мне сообщили — ваше имя. Я помнил о вас. Я сказал: «Учитель, позволь мне ходить по воде». И это случилось.

Учитель не мог поверить, что его имя… Сам он не мог ходить по воде. Но, возможно… Он же никогда не пробовал. Но было бы лучше проверить ещё несколько вещей, прежде чем попробовать, поэтому он сказал Марпе:

— А ты можешь спрыгнуть с того холма?

Марпа сказал:

— Всё, что прикажете.

Он поднялся на холм и прыгнул, а ученики стояли в долине, ожидая, что Марпа разобьётся вдребезги. Но Марпа плавно опускался, приняв позу лотоса, улыбаясь. Он опустился в долину и приземлился под деревом, ученики окружили его.

Учитель сказал:

— Это уже кое-что. Ты воспользовался моим именем?

Марпа ответил:

— Это было сделано твоим именем.

Тогда учитель сказал:

— Этого достаточно, теперь я сам попробую пройтись по воде.

И с первым же шагом он исчез под водой. Ученики бросились в воду и кое-как вытащили учителя. Марпа спросил:

— Что случилось?

Учитель ответил:

— Прости меня. Я не учитель, я просто притворщик. У тебя же сработало не моё имя, а вера в него.

 

Управление судном

Жил-был некогда выходец из знатной семьи. С компанией купцов он отправился в море за сокровищами. Он твёрдо заучил правила управления судами, вышедшими в море, и всё рассказывал, как это надо делать. Купцы прониклись к его словам глубоким доверием.

Через короткое время после их выхода в море заболел и скоропостижно умер кормчий. И тогда «знавший все правила» занял его место. Когда они попали в водоворот, он всем объявил, что надо делать, чтобы двигаться вперёд.

Но судёнышко стало вертеться на месте и не могло плыть дальше, к тому месту, где были сокровища. Все находившиеся на нём купцы потонули.

 

Сотня ног

У многоножки одна сотня ног. Кролик увидел её и не мог поверить. Он сказал:

— Тётушка, я очень смущён, я не могу себе представить, как ты управляешься. Если бы у меня было сто ног, я никогда не смог бы ходить. Я бы совершенно запутался.

Многоножка никогда не задумывалась над этим, вот почему она не путалась. Но теперь она сказала:

— Я никогда не думала об этом, я подумаю.

Она стала размышлять, впервые осознала себя. Она посмотрела на ноги и запуталась. Она упала! Она заявила кролику:

— Никогда не задавай таких вопросов! Я всегда ходила и никогда не было никаких проблем. А ты запутал меня. Теперь я никогда не смогу ходить правильно. Эта проблема будет преследовать меня. Какая первая? Какая вторая? И целая сотня ног!

 

Идти по пути

В городе Саваттхи в Северной Индии у Будды был большой центр. Люди приходили туда упражняться в медитации и слушать его беседы о дхарме. Каждый вечер один молодой человек приходил и слушал. Он годами слушал Будду, но ни разу не попробовал изменить себя.

Прошло несколько лет, и вот однажды вечером этот молодой человек пришёл пораньше и увидел Будду одного. Он приблизился к нему и сказал:

— Господин, у меня на уме всего один вопрос, а от него — все сомнения.

— Да? На пути дхармы сомнений не должно быть. Давай разберёмся, какой у тебя вопрос?

— Господин, вот уже много лет я прихожу в ваш центр медитации; я заметил, что вокруг вас много отшельников, монахов и монахинь, а ещё больше — мирян и мирянок; некоторые из них также ходят годами. Я могу видеть, что кто-то из них явно достиг конечной ступени: совершенно очевидно, что они полностью освободились. Могу также видеть, что другие ощутили в своей жизни некоторую перемену: они стали лучше, чем были раньше, хотя я не стал бы утверждать, что они освободились полностью. Но, господин, я замечаю и то, что многие люди среди них — да и я тоже — остались, как были, а то и хуже стали.

Почему же так выходит, господин? Люди приходят к вам, такому великому человеку, полностью просветлённому, к такому могущественному и сострадательному. Почему же вы не пользуетесь своей силой и состраданием, чтобы освободить их всех?

Улыбнувшись, Будда спросил:

— А где ты живёшь, молодой человек, где ты родился?

— Господин, я живу здесь, в Саваттхи, в этой столице царства Кошала.

— Да, но по чертам твоего лица я вижу, что ты родился не здесь. Откуда ты родом?

— Господин, я родом из города Раджагриха, столицы царства Магадха. Я переехал сюда, в Саваттхи, несколько лет назад.

— И что же, ты порвал всякие связи с Раджагрихой?

— Нет, господин, у меня там родственники, у меня там есть друзья; и там у меня осталось дело.

— Тогда ты, несомненно, частенько наезжаешь в Раджагриху из Саваттхи?

— Да, господин. Каждый год я много раз езжу в Раджагриху и возвращаюсь в Саваттхи.

— Путешествуя отсюда в Раджагриху так много раз, ты, конечно, отлично знаешь дорогу?

— О да, господин, я знаю её досконально. И если бы даже ослеп, то, наверное, смог бы найти путь в Раджагриху — так часто я ходил по нему.

— И твои друзья, знающие тебя хорошо, конечно, должны знать, что ты родом из Раджагрихи и поселился здесь. Они, должно быть, знают, что ты часто наведываешься в Раджагриху и что ты досконально знаешь этот путь?

— О да, господин! Все мои близкие знают, что я часто езжу в Раджагриху и досконально знаю путь туда.

— Тогда должно было бы случиться и так, что некоторые из них приходили к тебе и просили объяснить им путь отсюда в Раджагриху. Ты умалчивал о чём-нибудь в таких случаях или подробно объяснял им путь?

— А что же тут скрывать, господин? Я объясняю им как можно яснее: сначала вы идёте на восток, затем поворачиваете к Бенаресу, продолжаете идти вперёд, пока не дойдёте до Гайи, а там придёте в Раджагриху. Я объясняю им всё очень ясно, господин.

— И эти люди, которым ты даёшь такие понятные пояснения, — все они приходят в Раджагриху?

— Нет, конечно, господин! Только те, которые пройдут весь этот путь до конца, те и придут в Раджагриху.

— Это-то я тебе и объясняю, молодой человек! Ходят ко мне и ходят, зная, что есть человек, прошедший путь отсюда до Нирваны, знающий этот путь досконально. Приходят ко мне люди и спрашивают: каков путь к Нирване, к Освобождению? Что мне скрывать? Я объясняю им этот путь ясно: вот он, этот путь. Если кто-нибудь только кивает головой и говорит: хорошо сказано, хорошо сказано, хороший путь, но я не сделаю по нему ни шагу, замечательный путь, но я не возьму на себя труд идти туда, — тогда каким образом такой человек может достичь конечной цели?

Я никого на плечах к конечной цели не несу. Никто не сможет принести другого на плечах к конечной цели. Самое большое — можно сказать с любовью и состраданием: вот, он этот путь, а вот так я прошёл по нему; работайте и вы, идите и вы — и дойдёте до конечной цели. Но каждый должен идти сам, сам сделать каждый шаг на пути. Тот, кто сделал шаг по этому пути, оказывается на таг ближе к цели. Тот, кто сделал сто шагов, оказывается ближе к цели на сто шагов. Прошедший все шаги дошёл до конечной цели. Но идти по пути вам надо самим.

 

Камешки и гхи

19

Однажды к Будде пришёл юноша; он всё плакал, плакал и не мог успокоиться. Будда спросил его:

— Что с тобою, юноша?

— Господин, вчера умер мой старик-отец.

— Что поделаешь? Коль умер, так от оплакивания он не воскреснет.

— Да, я это понимаю, господин. Оплакиванием делу не поможешь. Но я пришёл к вам, господин, с особой просьбой: пожалуйста, сделайте что-нибудь для моего покойного отца!

— Да? А что же я могу сделать для твоего покойного отца?

— Господин, ну сделайте что-нибудь. Ведь вы так могущественны; конечно, вы можете. Смотрите: жрецы, отпускающие грехи, живущие милостыней, выполняют любые обряды в помощь усопшим. И как только на земле выполнен такой обряд, раскрываются врата царства небесного, и покойному дозволяется войти туда: ему дали пропуск. Вы, господин, так могущественны! Если вы выполните ритуал для моего отца, он не только получит пропуск, но ему будет даровано разрешение остаться там постоянно; он получит свободный доступ в небесный мир! Прошу вас, господин, сделайте же для него что-нибудь!

Бедный простак был настолько подавлен горем, что не слышал никаких разумных доводов. Будде пришлось воспользоваться другим способом, чтобы помочь ему понять. Итак, он сказал юноше:

— Ладно, ступай на базар и купи два глиняных горшка.

Молодой человек был радёхонек; он подумал, что Будда согласился провести обряд для его отца. Он бегом на рынок и вернулся с двумя горшками.

— Прекрасно, — сказал ему Будда, — один горшок наполни топлёным маслом. Юноша так и сделал.

— А другой наполни галькой. Тот выполнил и это.

— Теперь закрой их отверстия, запечатай накрепко!

Юноша послушался. — Теперь опусти их в пруд. Сказано — сделано: два горшка очутились под водой.

— Теперь принеси длинный шест, стукни по горшкам и разбей их! — сказал Будда.

Юноша обрадовался, думая, что Будда совершает какой-то особый обряд для его отца.

По древнеиндийскому обычаю, когда умирает мужчина, сын относит его мёртвое тело на площадку для сожжения, укладывает на погребальный костёр и поджигает дрова. Когда тело наполовину сгорает, сын берёт толстую палку и разбивает ею череп. Согласно древнему поверью, как только череп открывается в этом мире, так наверху тотчас же раскрываются врата Небесного царства. Так что теперь юноша подумал про себя: «Вчера тело отца было сожжено и стало золой; теперь Будда желает, чтобы я разбил эти горшки как символ». Он был очень доволен этим ритуалом. Взяв палку, как велел Будда, он сильно стукнул по горшкам и разбил их. Масло из одного горшка сразу же всплыло и заколыхалось на поверхности, а галька высыпалась из другого горшка на дно. Тогда Будда сказал:

— Ну вот, юноша, что мог, я сделал. Теперь зови своих жрецов и чудотворцев и проси их начать песнопенья и моленья: «О галька, поднимись! О масло, опустись!» Посмотрим, что из этого выйдет!

— О господин, что за шутки! Так разве бывает? Галька тяжелее воды, она так и останется на дне. Она не может всплыть, господин, это закон природы. Масло легче воды — оно непременно останется на поверхности, оно не может потонуть, господин, это закон природы!

— Ты, юноша, так много знаешь о законах природы, но природного закона так и не понял: если твой отец всю жизнь совершал дела, тяжёлые, как галька, он непременно опустится на дно, и кто же сможет поднять его? А если его поступки были лёгкими, как масло, он непременно поднимется вверх, и кто сможет стащить его вниз?

Чем раньше мы поймём этот закон природы и начнём жить в соответствии с ним, тем раньше выйдем из состояния своей печали.

 

Семя и плод

Какова причина, таков результат. Каково семя, таков будет и плод. Каков поступок, таков будет итог.

Крестьянин сажает два семени в одну и ту же почву. Одно семя — семя сахарного тростника, другое — семя нима, тропического дерева с древесиной и листьями очень горького вкуса. Два семени в одной и той же почве получают одну и ту же воду, тот же солнечный свет, тот же воздух; природа даёт им одно и то же питание. Два крошечных ростка выходят наружу и начинают расти. Что же произошло с семенем нима? Оно развилось в растение с горечью в каждой жилке, тогда как каждая жилка сахарного тростника оказывается сладкой. Почему природа так добра к одному растению и так сурова к другому?

Да нет, природа не добра и не жестока. Она работает по неизменным законам. Природа только помогает проявлению качеств различных семян. Всё питание лишь способствует семени в раскрытии качества, дремлющего в его глубине. Семя сахарного тростника обладает качеством сладости, поэтому растение не будет обладать ничем иным, кроме сладости. Семя нима обладает качеством горечи; и растение не будет обладать никаким иным свойством, а только горечью. Каково семя, таков будет и плод.

А крестьянин идет к дереву нима, три раза кланяется ему, обходит дерево сто восемь раз, а потом подносит ему цветы, благовония, свечи, фрукты, сладости. После этого он начинает молиться: «О дух дерева нима, будь милостив, дай мне сладкие плоды манго; я хочу сладких плодов манго!» Бедный дух дерева нима: да не в состоянии он их дать, нет у него власти сделать это. Если кому-то хочется сладких плодов манго, тому следует сажать семена дерева манго — и тогда ему не нужно будет просить кого-то о помощи, тогда все плоды, которые он получит, будут сладкими плодами манго. Каково семя, таков будет и плод.

Наша трудность, паше неведение состоят в том, что, сажая семена, мы остаёмся невнимательными. Мы продолжаем сажать семена нима, а когда наступает время сбора плодов, мы вдруг спохватываемся, что нам хочется сладких плодов манго; и давай мы плакать, молиться и уповать на плоды манго. А толку-то нет.

 

Пахарь

Однажды Совершенный находился в Магадхе, в деревушке. В то время пятьсот плугов брамина Казибхарадваги были запряжены, так как наступило время сева. Рано утром оделся Совершенный и, взяв свою чашу, пошёл к тому месту, где трудился брамин Казибхарадвага. В это время брамин делил еду. Совершенный подошёл и стал поодаль. Брамин, увидев, что стоит Совершенный как бы прося подаяния, сказал ему:

— Я, о странник, пашу и сею; вспахав и посеяв, я питаюсь; и тебе, о странник, надлежало бы пахать и сеять, и, вспахав и посеяв, питаться.

— О брамин, я пашу и сею, и, вспахав и посеяв, я питаюсь.

— Однако мы не видим ни ярма, ни плуга достопочтенного Гаутамы, не видим мы ни его волов, ни сошника.

И опять достопочтенный Гаутама сказал ему:

— О брамин, я и пашу и сею, а, вспахав и посеяв, я питаюсь.

Тогда с такими словами обратился брамин к Совершенному:

— Ты назвал себя пахарем, но никто не видел тебя пашущим; скажи нам, как и чем ты пашешь, разъясни нам это.

И отвечал Совершенный:

— Вера есть семя, покаяние — дождь, разумение — мой плуг и моё ярмо, смирение — дышло моего плуга, разум — вожжи, глубокое размышление — мой сошник.

Я охраняю себя в телесности, я блюду себя в слове, я умерен в пище; я ведаю Истину и ею выпалываю плевела. Любовь — моё избавление; подвижничество — моё вьючное животное; оно несёт меня к Нирване, несёт, не возвращаясь вспять, не печалясь о покинутом месте.

Когда вспахана моя пашня, она приносит плоды бессмертия; вспахав эту пашню, ты избавишься от страдания.

 

Черепаха

Давно в одном озере жила черепаха. К концу лета озеро высохло, что причинило ей огромные страдания. Пара гусей, пролетавшая над озером, увидела бедную черепаху и почувствовала к ней высшее сострадание. Они решили перенести черепаху в другой водоём. Гуси взяли за оба конца длинную палку, а черепаха вцепилась зубами в её середину. Перед полётом гуси предупредили черепаху, чтобы та молчала во время полёта до тех пор, пока они не опустятся на воду, иначе она может упасть на землю и умножить свои страдания. Когда гуси пролетали над деревней, их увидели дети.

— Смотрите, смотрите, два гуся несут черепаху, — закричали они и стали звать других посмотреть.

Черепаха услышала и, не удержавшись, закричала:

— Это не гуси догадались так нести меня, я сама их научила.

Тут она выпустила палку и упала на землю. Дети поймали черепаху и стали её мучить.

 

Богатый бедняк

Жил когда-то один благородный человек, который приобрёл редчайшую драгоценную шкатулку из ароматного сандалового дерева, отделанную золотом. Этот благородный человек публично объявил:

— Эту драгоценность я отдам самому бедному человеку в мире.

Множество бедняков приходили к нему за этой шкатулкой, но он неизменно отвечал:

— Ты не беднейший человек в мире.

Все были удивлены:

— Действительно ли ты собираешься отдать кому-либо эту шкатулку?

Благородный человек отвечал:

— Я отдам её самому бедному человеку в мире. А я скажу вам, кто самый бедный в мире человек. Самый бедный человек в мире — это не кто иной, как наш царь Прасенаджит.

Эти слова постепенно достигли ушей царя Прасенаджита, который был очень этим рассержен:

— Как так! Ведь я царь! Как я могу быть самым бедным человеком в мире? Ступайте, найдите этого человека и приведите ко мне!

Царь Прасенаджит привёл этого человека в свою сокровищницу и спросил его:

— Знаешь ли ты, что это за место?

Благородный человек ответил:

— Это сокровищница, где вы храните золото.

— А это что? — спросил царь.

— Это сокровищница, где вы храните серебро.

— А это что?

— Это сокровищница, где вы храните драгоценные камни.

Тогда царь Прасенаджит сердито закричал:

— Так ты знаешь, что у меня сокровищницы полны золота и серебра, что у меня столько богатства. Как же ты можешь клеветать на меня, называя самым бедным человеком в мире?

Но этот благородный человек ответил, что, хотя царь Прасенаджит обладает богатством, он не в состоянии заботиться о нуждах других людей своего царства. Хотя царь и был богат, но применить свои богатства не мог, так разве же не был он самым бедным?

 

Кривой молочный пудинг

Двое очень бедных мальчиков жили на подаяние; они побирались в разных домах города и деревни. Один из них был слепым от роду, а другой приглядывал за ним; так и ходили вместе, выпрашивая милостыню.

Однажды слепой заболел. Сотоварищ сказал ему:

— Оставайся здесь и отдохни, а я пойду и попрошу еды для нас обоих, принесу тебе.

И он ушёл за подаянием. В тот день случилось так, что юноше подали очень вкусную еду — кхир, индийский молочный пудинг. Он никогда раньше не пробовал такого блюда, и оно ему очень понравилось. Но, к несчастью, ему не в чем было нести этот пудинг своему другу, поэтому он съел его целиком. Вернувшись к своему слепому товарищу, юноша сказал:

— Как жаль, сегодня мне подали чудесную еду, молочный пудинг, а я не смог принести тебе даже немного.

— А что такое молочный пудинг? — спросил слепой юноша.

— Ну, он белый. Ведь молоко белое.

Слепой от рождения его товарищ так и не понял.

— Что такое «белый»?

— Ты не знаешь, что такое «белый»?

— Нет, не знаю.

— Это противоположность чёрного.

— А что такое «чёрный»?

Он ведь не знал также, что значит «чёрный».

— Ох, постарайся понять- — «белое»!

Но слепой юноша никак не мог понять. Поэтому друг огляделся вокруг и, увидев белого журавля, поймал птицу и принёс её слепому, сказав:

— Белое похоже на этого журавля.

Не обладая зрением, слепой юноша вытянул руки и ощупал птицу пальцами:

— А, теперь понимаю, что такое «белое». Оно мягкое.

— Нет, ничего общего с мягким. Белое — это белое. Постарайся понять.

— Да ведь ты сказал мне, что оно похоже на этого журавля; я ощупал его, он такой мягкий. Значит, и молочный пудинг мягкий, значит «белое» — это «мягкое».

— Нет, нет, ты не понял. Попробуй ещё раз.

Слепой снова ощупал журавля, провёл рукой от клюва к шее, к туловищу, до конца хвоста.

— О, теперь я понял! Понимаю! Он изогнут. Молочный пудинг — кривой!

Он не мог понять того, что ему говорил товарищ, потому что не обладал способностью почувствовать, что значит «белое».

Точно так же, если вы не имеете способности ощутить реальность такой, какова она есть, реальность всегда останется для вас кривой.

 

Наказание

Однажды к некоему судебному чиновнику с жалобой пришла собака. Чиновник крайне удивился и спросил:

— Как это собака может явиться с жалобой?

Собака же сказала:

— Господин чиновник! Я долго скиталась и очень проголодалась. Поэтому я пришла в один дом и попросила еды, соблюдая при этом все положенные собаке правила и церемонии. Однако хозяин этого дома не только не дал мне поесть, но и побил меня.

Чиновник, услышав это, воскликнул:

— Ах, оказывается есть ещё церемонии, положенные собакам при попрошайничестве! Ну-ка, расскажи мне о них.

Собака сказала:

— Когда мы, собаки, выпрашиваем еду, нам необходимо соблюдать определённые правила. Нам следует вытягивать передние лапы так, чтобы они находились в воротах дома, однако задние лапы и хвост непременно должны оставаться за воротами. Я поступила именно так, за что же меня побили?

Выслушав собаку, чиновник воскликнул:

— Разыщите этого человека! В этом деле следует разобраться!

Избивший собаку человек на допросе сразу же сознался и, таким образом, вина его была установлена. Чиновник спросил собаку:

— Как бы ты хотела наказать того, кто избил тебя?

Собака ответила:

— Я хочу, чтобы господин судья в наказание сделал этого человека богачом.

Судья рассмеялся:

— Чтобы наказать его, ты просишь меня сделать его богачом — не слишком ли дёшево отделался?

Собака возразила:

— Доложу вам, господин судья, что до того, как стать собакой, я была богачом. Но поскольку я тогда была негуманной, тупой, жадной и злобной, то и родилась вновь в образе собаки и подверглась бесчисленным мучениям: сторожила дом, ела объедки, терпела побои и множество страданий. Поэтому я прошу, чтобы в наказание этот человек сделался богачом.

 

«Я находился возле тебя»

Чтобы лицезреть Майтрейю, нужно было созерцать его тантрическим способом. Для этого Асанга нашёл Учителя, владевшего тантрическим способом созерцания Майтрейи, получил от него посвящение и ушёл в пещеру для медитации. В первые три года он созерцал строго по правилам, указанным Учителем, с чтением мантр. Но время прошло без всякого заметного успеха. Майтрейю он не увидел даже во сне. Тогда он упал духом и пошёл скитаться по миру. Однажды он встретил старика на берегу высохшей речки. Когда Асанга подошёл к нему, тот был занят вязанием рыбацкой сети. Асанга спросил его с удивлением:

— Это чем вы занимаетесь?

Старик ответил:

— Я вяжу сети для ловли рыбы.

— Но где же у вас вода, в которой водилась бы рыба? — поинтересовался Асанга.

Старик, показав пальцем на высохшую реку, сказал:

— По этому руслу в будущем потечёт вода, и будет рыба.

Асанга задумался и пришёл к выводу, что он недостаточно занимался созерцательной практикой, ибо простые смертные, борясь за жизнь и надеясь на почти несбыточное, не отступают от жизненной цели и продолжают упорно действовать, а он, возжелав лицезреть Победоносного, отступил от поставленной цели. С этими мыслями Асанга вернулся в пещеру.

Прошло ещё три года практики, но по-прежнему ему не удалось увидеть Майтрейю даже во сне. На этот раз, проходя мимо заброшенной каменоломни, он заметил человека, который тёр большой кусок камня о другой камень. Асанга подошёл к нему и спросил:

— Для чего вы трёте эту глыбу?

Человек объяснил:

— Я знаток драгоценных камней, особенно алмазов. У этой глыбы, что у меня в руках, есть тонкие белые жилки, которые сходятся, как лучи, в центре. Это признак того, что в центре глыбы есть алмаз. Но если я разобью глыбу кувалдой, то разобьётся и алмаз, поэтому путём трения о другой камень я постепенно доберусь до самого алмаза и буду богатым человеком. Всякое богатство даётся тяжёлым трудом.

Асанга, услышав такое, задумался и сказал себе:

— Если люди не жалеют силы и энергии ради собственного обогащения, то как же я слаб в поисках руководства по Пути, ведущему к Нирване. Нужно, не жалея сил, продолжать тантрическую практику.

Он снова вернулся в пещеру и продолжил созерцание Майтрейи.

Прошло ещё три года, но он не почувствовал каких-либо сдвигов. Асанга подумал: «Я просидел с целью лицезреть Майтрейю девять лет в созерцательной практике и ничего не добился. Видимо, мне кармически в этой жизни не суждено осуществить задуманное, и посему выражаю пожелание перед Майтрейей, чтобы я смог увидеть его и получить наставления по путям совершенствования в будущей жизни».

И опять отправился он скитаться. На этот раз Асанга проходил под большой каменной террасой и обратил внимание на капли воды, постоянно капающие сверху с определённым интервалом в одно и то же место, отчего в нём образовалось чашеподобное углубление. Это поразило его: «Сколько лет и сколько капель падало на каменную плиту, чтобы в ней появилось такое углубление? Видимо, не один десяток лет понадобился каплям, чтобы выточить такую чашу».

И тут понял Асанга, что во всех деяниях требуется упорство и настойчивость для достижения поставленной цели: «Ведь я ищу Будду Майтрейю, чтобы получить от него учение о пути совершенствования, и все не достигаю желанного результата из-за лени и недостатка упорства. Надо упорствовать до полной победы. Не перестану созерцать, пока не увижу его».

И так он просидел ещё три года. Теперь на созерцание ушло уже в общей сложности двенадцать лет. Но он так и не замечал никаких результатов. Только изредка интуиция подсказывала ему, что цель недалеко.

Опять покинул Асанга пещеру. Ни о чём не думая, ни на что не обращая внимания, брёл он, не понимая, куда идёт и зачем. Он уже ничего не искал: ни богатства, ни счастья, ни Майтрейи. Ничто не волновало и не трогало его. Шёл он, куда ноги несли. Но тут он неожиданно наткнулся на лежавшую у дороги больную собаку. Ещё издалека он слышал, как жалобно она скулит. Подойдя ближе, он заметил глубокую рану на задней ноге, и в этой ране было полно кишащих червей. Собака беспомощно лизала рану и жалобно глядела на него слезящимися глазами. Он долго смотрел на неё, обдумывая, чем же ей помочь. Вдруг всё его тело охватила дрожь, в глубине души неожиданно зародилось сильное чувство сострадания. Рассудочное желание помочь собаке сменилось горячим, страстным стремлением спасти её во что бы то ни стало. Рванувшись к ней, он дотронулся до раны и тут обратил внимание на шевелящихся червей — с той же силой, что и собаку, он пожалел и червей. Его задача усложнилась, ибо выбросить червей на землю — значило погубить их. Чувство жалости всё больше и больше нарастало и наконец охватило всё его существо. Все мысли были поглощены одним стремлением: спасти и собаку, и червей. Во всём его внутреннем мире не существовало ничего реального, кроме этой мысли, этой задачи. Он выхватил костяной нож, который носил с собой повсюду, он сделал это бессознательно; инстинктивно раскроил себе бедро и стал вытаскивать червей из собачьей раны, осторожно перенося их на свою рану. В тот же момент собака чудесно преобразилась в Майтрейю — в радужном сиянии, в том самом облике, в котором Асанга представлял его во время созерцания в течение двенадцати лет.

Асанга в изумлении кинулся к Его ногам и возмущенно воскликнул:

— Для того ли я двенадцать тяжелейших лет созерцал, чтобы увидеть тебя в облике раненой собаки?!

Майтрейя отвечал ему:

— Все материальные дхармы (вещи) возникли из шуньяты (пустоты), дальше, в своём развитии, они пространственно объединяются благодаря созидательной сипе земли и воды. Объединяясь, они становятся материальными объектами, обладающими различными качествами, как то: красотою или безобразием формы, полезными или противоположными этому качествами. Все эти различные качества вещей, возникшие в момент объединения элементов материи, которые действуют на клешу-авидью (оковы-невежество), называются иллюзиями чувств. Эти иллюзии чувств остаются у человека до тех пор, пока он не ощутит просветление. С появлением просветления спадает завеса иллюзии. Только тогда человек способен увидеть, почувствовать коренную природу вещей как шуньяту, и тогда он способен лицезреть подлинную природу Будды. Ты, Асанга, только сейчас снял этот занавес иллюзии благодаря зарождению в тебе мышления бодхисаттвы, которое выразилась жалостью, состраданием к раненой собаке. А ведь я находился возле тебя с того самого момента, когда ты сел созерцать меня. Я не отходил от тебя ни на мгновение в течение двенадцати лет. Через три года ты, разочарованный, ушёл из пещеры и встретил старика, вязавшего сеть, — это был Я. Ещё через три года ты снова покинул пещеру и увидел человека в каменоломне — это тоже был Я, Еще через три года ты покинул это место и обратил внимание на водную капель — и это был Я. Наконец, в четвёртый раз ты ушёл из пещеры, и теперь тебе суждено было обрести бодхисаттовский альтруизм, и ты увидел Меня в образе собаки. Грешные люди верят в иллюзию, как в истину, и не верят словам Будды.

 

Осёл глупца

У одного глупца потерялся осёл. Вышел хозяин на дорогу и спрашивает у прохожего:

— Ты не видел в горах моё живое существо?

— Что за живое существо и как его зовут?

— А вот как зовут, не знаю.

— Дорога большая, много по ней всяких существ ходит, не знаю, о ком ты говоришь, — сказал прохожий и ушёл.

Кого бы глупец не спрашивал, все отвечали так. Тогда глупец решил: раз он не может назвать своё животное, то надо хотя бы изобразить его. Он взял в одну руку клок сена, а в другую — ослиный помет и остановил следующего путника.

— Что за живое существо, которое ест вот это, — глупец показал сено, — а вот это оставляет за собой? — глупец показал помет.

— Осёл, — последовал ответ.

— Правильно, правильно, не видел ли ты осла такой-то масти?

— Видел вон там, — показал путник в горы. Так глупец нашёл своего осла.

 

«Но практика ещё лучше»

Некогда в Тибете жил знаменитый лама по имени Дром. Однажды Дром увидел человека, совершавшего обход ступы.

— Обход ступы — хорошее дело, — сказал Дром. — Но практика ещё лучше.

Человек подумал: «Ну, значит надо читать священные книги».

Так он и поступил. Но однажды Дром увидел его за чтением и сказал:

— Чтение священной книги — хорошее дело, но практика — ещё лучше.

Человек подумал: «Похоже, и этого недостаточно. Теперь, если я займусь медитацией, это уж точно будет практика».

Застав его за медитацией, Дром сказал:

— Медитация — хорошее дело, но практика — ещё лучше.

Человек изумился и спросил:

— Как же надо практиковать?

И Дром ответил:

— Не привязывайся к этой жизни, заставь своё сознание стать практикой.

 

Полбутылки масла

Мать дала сыну пустую бутылку и бумажку в десять рупий и послала в бакалейную лавку за растительным маслом. Мальчик пришёл, и ему налили масла, а на обратном пути он упал и уронил бутылку. Пока он её поднимал, полбутылки вылилось. Видя, что бутылка наполовину пуста, он с плачем вернулся к матери:

— Ой, полбутылки пропало! Полбутылки пропало! Он очень расстроится.

Через некоторое время мать послала в лавку другого сына с другой бутылкой и другой бумажкой в десять рупий. Ему тоже налили масла, но и он, возвращаясь, упал и уронил бутылку. Опять половина масла вылилась. Подняв бутылку, мальчик вернулся к матери очень довольным:

— Смотри, мама, я сберег полбутылки! Бутылка упала и могла разбиться; масло стало выливаться, могло бы всё вылиться, а я сохранил полбутылки!

Оба пришли к матери в одном и том же положении, — с полупустой бутылкой, но один плакал над пустой половиной, а другой был рад оставшейся.

Ещё некоторое время спустя мать послала в лавку третьего сына с бутылкой и бумажкой в десять рупий. Он тоже, возвращаясь, упал и уронил бутылку, пролив при этом половину масла. Он подобрал бутылку и пришёл, как и второй сын, к матери довольным:

— Мама, я сохранил полбутылки!

Он хотя и был полон оптимизма, но был полон и реализма. Он подумал: «Что ж, половина масла осталась, но ведь половина пропала». И он сказал:

— Мама, я пойду на рынок, хорошенько поработаю целый день, заработаю пять рупий и докуплю масла. К вечеру бутылка будет полна!

 

Рецепт врача

Некий человек заболел и отправляется к врачу за помощью. Доктор осматривает его, затем выписывает рецепт. Больной твёрдо верит своему врачу. Он возвращается домой и в комнате, в красном углу, помещает красивый портрет или статую доктора. Затем садится и выражает почтение портрету или статуе: отвешивает три раза поклоны, возлагает у подножия цветы, возжигает благовония; далее он вынимает прописанный ему доктором рецепт и очень торжественно читает его вслух:

— Две пилюли утром! Две пилюли вечером! Целый день он продолжает читать рецепт — и так продолжается всю жизнь, потому что он твёрдо верит в доктора. Но всё же рецепт ему не помогает.

Больной решает, что ему надо узнать об этом рецепте побольше; и вот он бежит к врачу и спрашивает его:

— Зачем вы прописали мне это лекарство? Как оно мне поможет?

Будучи умным человеком, доктор разъясняет:

— Бот, слушайте: это — ваша болезнь, а это — её причина. Если вы будете принимать лекарство, которое я вам прописал, оно с корнем устранит главную причину болезни. Когда же причина будет удалена, болезнь сама собой исчезнет.

Больной думает: «Ах, как чудесно! Как мой врач умён! Его рецепты так полезны!» И он отправляется домой, а там начинает ссориться со своими соседями и знакомыми, настаивая:

— Мой врач лучше всех! Все другие врачи бесполезны! Ну и что он приобретает такими доводами? Он может продолжать сражаться всю свою жизнь, но всё же это совсем ему не поможет. А если он станет принимать лекарство, только тогда этот человек сможет освободиться от своей болезни, от своего несчастья. И лишь тогда лекарство поможет ему.

Каждый освободившийся человек подобен врачу. Из сострадания он прописывает рецепт, даёт людям советы, рассказывает, как можно избавиться от страдания, Если у людей вырабатывается слепая вера в этого человека, они превращают его рецепт в священное писание и начинают ссориться с другими верами, утверждая, что учение основателя их религии является высшим. Но никто не беспокоится о том, чтобы практиковать учение, принять лекарство, прописанное для того, чтобы устранить болезнь. Иметь веру в доктора — полезно, если эта вера поощряет следовать его советам. Понимание действия лекарства тоже благотворно, если это понимание поощряет больного к приёму лекарства. Но без действительного приёма лекарства нельзя излечиться от болезни. Вы сами должны принять лекарство.

 

Золотые кирпичи

В прошлом некий человек накопил много золотых слитков; и поскольку золота было очень много, он хранил его в подвале дома. Так продолжалось более тридцати лет, в течение которых он ничего не истратил, но ему нравилось любоваться на свое золото.

Но вот однажды у него украли эти золотые слитки. Человек расстроился чуть ли не до смерти. Некто, случившийся рядом, сказал:

— Но ты же хранил эти слитки тридцать лет, разве ты ни на что не потратил своё золото?

— Нет!

Тогда собеседник сказал скупцу:

— Ну, раз ты ни на что не потратил своё золото, то и не расстраивайся. Я тебе принесу пару кирпичей, ты заверни их в блестящую бумагу, положи туда, где было золото, и наслаждайся их видом, как будто это золотые слитки, — разве это не так же приятно? И что ты так убиваешься?

 

Четыре года от роду

Один молодой человек увидел согбенного седого старика и спросил:

— Дедушка, сколько вам лет?

Старик со смехом ответил:

— Ах, мне всего четыре года в этом году исполнилось!

Молодой человек остолбенел, но потом сказал:

— Дедушка, не надо шутить. Вы такой седой, и борода такая длинная — как вам может быть четыре года?

— Да нет, мне, и правда, четыре года! Я столько лет безобразничал, заботился только о своей выгоде, криводушничал. Только четыре года назад я узнал об учении Будды; узнал о том, что нужно совершать добро, изгнать жадность, гнев и глупость, ясным сознанием узреть собственную природу. Только в последние четыре года моя жизнь приобрела смысл, и только эти четыре года я ощущаю радость и спокойствие. Ты спросил, сколько мне лет. Так как нормальной жизнью я живу только четыре года, мне действительно четыре года от роду.

 

Что такое ты?

Однажды царь Милинда спросил бхикшу Нагасену:

— Глаза — это ты?

Нагасена, смеясь, ответил:

— Нет.

Царь Милинда настаивал:

— А уши — это ты? А нос — это ты?

— Нет!

— А язык — это ты?

— Нет!

— Но твоя личность пребывает в теле?

— Нет, материальное тело обладает лишь кажущимся бытием.

— Наверное, твоя истинная субстанция — разум?

— Тоже нет!

Милинда разгневался:

— Раз зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, разум — всё это не ты, не является твоей истинной, существующей субстанцией, то где же ты пребываешь?

Бхикшу Нагасена улыбнулся и, в свою очередь, спросил:

— Окно — это дом?

Милинда разозлился, но через силу ответил:

— Нет!

— А двери — это дом?

— Нет.

— А кирпичи, черепица — это дом?

— Нет.

— Ну тогда, может быть, колонны и стены — это дом?

— Тоже нет!

Нагасена улыбнулся и сказал:

— Раз окна, двери, кирпичи, черепица, стены и колонны — это всё не дом, так где же пребывает дом?

Тут царь Милинда ощутил пробуждение и осознал единство причин, условий и следствий, понял, что они нераздельны и их нельзя рассматривать по отдельности. Дом становится домом благодаря сочетанию множества причин и условии, человек также становится человеком, когда наблюдается определённое единство причин и условий.

 

Жадность сгубила

Один крестьянин трудился на своём поле в поте лица, не покладая рук, от восхода до заката. Однажды случилось удивительное: когда он под деревом пережидал дождь, молния повалила одно из деревьев неподалёку. Под корнями этого дерева была пещера, откуда исходило сияние. Крестьянин опасливо приблизился и увидел, что пещера эта полна золота, которое спрятал туда его дед. С той поры крестьянин не копал, не сеял, а всё валил деревья и искал под ними клады, урожай на его поле погиб, и зимой ему пришлось на всё найденное золото закупить пищу. Но что хуже всего — из-за того, что он уничтожил столетние деревья вокруг поля, ветер сдувал все посевы, и крестьянин не мог собирать нормальный урожай.

 

Принцип причины и следствия

Когда Будда ещё пребывал в миру, царица Шримала обратилась к нему с несколькими вопросами и попросила Будду из милосердия рассеять некоторые её сомнения:

— Почему у красивых женщин нет денег?

Будда ответил:

— По внешности они красивы, а сердца их полны зла, жадности и несправедливости. Деньги как цветы, что не растут в дурной земле!

Царица Шримала вновь спросила:

— Почему богачи уродливы?

Будда ответил:

— Уродливые обладают высокими устремлениями, им присущи терпение и усердие — естественно, что они идут путём богатства.

Царица Шримала опять спросила:

— Почему есть люди уродливые и бедные?

Будда ответил:

— Если человек ленивый и отвратительный, как его лицо, то откуда взяться деньгам?

 

«Благоговейте! Благоговейте!»

Когда тибетские ученики Атиши доложили ему, что в Тибете при наличии многих созерцающих нет никого, кто бы приобрёл йогическую силу, добрые качества, Атиша ответил:

— Зарождение в каком бы то ни было числе добрых качеств Махаяны всецело зависит от почитания Учителя. У ваших тибетских лам существует только обыкновенная теоретическая идея почитания, но не практическое применение его, поэтому — как же появятся добрые качества?

И когда громко молили его:

— О Атиша, просим наставлений!

Он ответил:

— Ха-ха, у меня — уши хороши. Наставление — это благоговение. Благоговейте! Благоговейте!

 

Неизбежность

В восточной части города, в котором родился Будда, жила женщина. Она родилась в то же самое время, что и Будда, и жила всю свою жизнь в том же самом месте, что и Будда. Она не искала встречи с ним и не желала видеть его. Когда он подходил к ней, она всячески старалась скрыться. Но однажды случилось так, что ей некуда было деваться. Тогда она закрыла лицо руками и — о чудо! — Будда появился между всеми её пальцами.

 

Слезливая старуха

Одна старая женщина всё время плакала. Причина состояла в том, что её старшая дочь вышла замуж за торговца зонтами, а младшая — за торговца лапшой. Когда старуха видела, что погода хорошая и день будет солнечным, она начинала плакать и думала: «Ужасно! Солнце такое огромное, и погода такая хорошая, у моей дочки в лавке никто не купит зонтик от дождя! Как же быть?» Так она думала и поневоле начинала стенать и сокрушаться. Если погода была плохая и шёл дождь, то она опять плакала, на этот раз из-за младшей дочери: «Моя дочь торгует лапшой, если лапша не высохнет на солнце, её будет не продать. Как же быть?»

И так она горевала каждый день при любой погоде: то из-за старшей дочери, то из-за младшей. Соседи никак не могли её утешить и в насмешку прозвали «слезливой старухой».

Однажды ей встретился монах, который спросил её, почему она плачет. Тут женщина выложила все свои горести, а монах громко рассмеялся и сказал:

— Госпожа, не убивайся так! Я преподам тебе Путь Освобождения, и ты не будешь больше плакать.

«Слезливая старуха» необычайно обрадовалась и стала спрашивать, что это за способ. Монах сказал:

— Всё очень просто. Ты только измени свой образ мыслей — когда хорошая погода и светит солнце, ты не думай о зонтиках старшей дочери, а думай о лапше младшей: «Как светит солнце! У младшей дочки лапша хорошо подсохнет, и торговля будет успешной». Когда идёт дождь, думай о зонтиках старшей дочери: «Вот и дождь пошёл! Зонтики у дочки наверняка продадутся очень хорошо».

Выслушав монаха, старуха вдруг прозрела и стала поступать так, как сказал монах. С той поры она не только больше не плакала, но всё время была весела, так что из «слезливой» старухи она превратилась в «веселую».

 

Каждый пусть оберегает себя

Когда-то давным-давно жил акробат, который работал на бамбуковом шесте. Установив шест, он обратился к своей ученице, девочке Медакатхалике с такими словами:

— Подойди, дорогая, вскарабкайся по шесту и стань мне на плечи.

— Да, учитель, — ответила она и сделала так, как он велел.

И акробат сказал:

— Теперь, дорогая, оберегай меня хорошенько, и я буду оберегать тебя. Так, наблюдая друг за другом, оберегая друг друга, мы будем показывать своё умение, зарабатывать себе на жизнь и безопасно сойдем с бамбукового шеста.

Но ученица Медакатхалика сказала:

— Не так, учитель! Вы будете оберегать себя, и я тоже буду оберегать себя. Так, ограждая себя и оберегая других, мы будем показывать своё умение, зарабатывать на жизнь и безопасно сходить с бамбукового шеста.

 

Что же случилось?

Одна девушка очень любила рассматривать своё изображение в зеркале. Однажды она взглянула в зеркало, но не могла увидеть своего лица. Она подумала, что, должно быть, потеряла голову, и стала искать её в большом беспокойстве.

 

Смерть сына

В бедной семье родилась девушка, получившая имя Готами. За сухощавость её прозвали Кисаготами. Она вышла замуж, но с ней обращались дурно в семье мужа, потому что она была из бедного дома. Когда же она родила сына, ей стали оказывать почёт. Но однажды мальчик умер. Так как она до тех пор не видела смерти, то не подпускала людей, хотевших унести мальчика для сожжения. С мыслью «Я попрошу лекарство для моего сына» она взяла труп на руки и стала ходить из дома в дом, спрашивая:

— Не знаете ли вы лекарства для моего сына?

Тогда люди ей сказали:

— Сошла ты с ума, дочь? Ты ищешь лекарства для своего мёртвого сына.

Она же говорила сама себе:

— Конечно, я найду кого-нибудь, кто знает лекарство для моего сына.

Тогда увидел её один умный человек. Он сказал ей:

— Я, дочь моя, не знаю лекарства, но я знаю человека, который знает лекарство.

— Кто же знает лекарство, милый господин?

— Мастер, моя дочь, знает его; пойди к нему и спроси у него!

Пошла она к Мастеру, поклонилась ему и спросила:

— Знаешь ли ты лекарство для моего сына, господин?

— Да, я знаю такое лекарство.

— Что же я должна делать?

— Возьми щепотку горчичного семени из дома, в котором не умерли ни сын, ни дочь, ни кто-либо другой.

Она сказала:

— Хорошо, господин! — попрощалась с мастером, взяла своего мёртвого сына и пошла в город.

У дверей первого дома попросила она горчичного семени, и когда ей дали, она спросила:

— В этом доме ведь не умер ни сын, ни дочь, ни кто-нибудь другой прежде?

— Что ты говоришь? Живых немного, а мёртвых много.

Тогда она возвратила горчичное семя и пошла ходить по другим домам, но нигде не получила желаемого. Вечером она подумала: «Ах, это трудная работа. Я полагала, что только мой сын мёртв, но в целом городе умерших более, чем живых», Когда она подумала так, её сердце, мягкое из любви к сыну, отвердело. Она бросила своего сына в лесу, пошла к Мастеру, поклонилась ему и стала рядом с ним. Мастер спросил её:

— Получила ли ты горчичное семя?

— Я не получила его, господин. В целом городе мёртвых больше, чем живых.

Тогда Мастер сказал ей:

— Ты думала, что только твой сын умер. Это вечный закон для всего живого. Царь смерти уносит, как быстрый поток в море гибели, всех живых существ ранее, чем удовлетворятся их желания.

 

Даосская традиция

 

С VI в. до н. э. в Китае появляются мыслители, придерживающиеся нетрадиционного для этой страны подхода к жизни — «недеяния» («увэй»), предоставления всего сущего самому себе. Этот подход был сформулирован в двух книгах — «Дао дэ цзине» и «Чжуан-цзы», написанных соответственно Лао-цзы и Чжуан-цзы, полагавшими, что все теории об исправлении мира лишь делают его ещё хуже, так как все они наставляют других людей, как тем следует действовать. Эти же мудрецы учат, что всё во Вселенной порождено Космическим Путём (Дао), являющимся также и источником гармонии и равновесия. Поэтому всё в мире — от растений и животных до людей — прекрасно в своём естественном состоянии и должно оставаться таким. Извечный путь Вселенной несравненно мудрее любого человека, поэтому мы всегда совершаем ошибку, пытаясь изменить окружающий мир. На самом же деле этим мы утверждаем собственное «я» и пытаемся подменить мудрость Вселенной ограниченным знанием. Китайские философы утверждали, что наилучшими правителями являются те, кто оставляет людей в покое, — ведь те могут процветать сами по себе. Люди знают, как им жить, даже не будучи осведомлёнными о таких моральных принципах, как справедливость и уважение к старшим, Более того, проповедь этих принципов, возможно, указывает на отсутствие их у самого проповедующего.

Авторам даосских трактатов присуще глубокое ощущение тайны и могущества вселенского Дао, пребывающего всюду для знающих, как его искать.

В даосском представлении Вселенная — одно целое, и человек не может быть изолирован в ней. Каждое существо и каждая вещь являются частью этого бесконечного потока, который течёт неостановимо и в котором уравновешиваются противоположные силы. Вселенная представляет собой непрерывную систему эволюционных и иных изменений, частью которой является человек. Нет ничего стабильного и абсолютного. Иллюзорно, невозможно схематизировать мир, в котором всё непрерывно взаимопроникает. Умонастроения не имеют никакой ценности, а реальность свидетельствует о запутанной, неявной взаимосвязи каждой вещи со своей противоположностью. Вот почему можно объясняться только символами, когда реальность описывается лишь со ссылками на другую реальность — тоже очень сложную.

Наилучшим образом характеризует Дао равновесие и взаимодействие двух знаменитых основных противоположных принципов: инь и ян. Они символизируют две полярности, которые существуют в каждой вещи, противореча и одновременно дополняя друг друга. Нет ничего «чисто инь» или «чисто ян», но один из этих принципов может преобладать, никогда не уничтожая другого.

Главный учитель даосизма — Лао-цзы («Старый Ребёнок»), носивший имя Ли Эр, родился между 604 и 571 гг. до н. э. По легенде, он родился «от самого себя», из себя же развернул весь этот огромный и пёстрый мир, и сам семьдесят два раза являлся миру. Но он же и просто человек, проживший долгую и внешне неприметную жизнь. Легенда изображает его хранителем царских архивов, старшим современником Конфуция. Рассказывают, что Лао-цзы встречался с будущим основателем конфуцианства, но прохладно отнёсся к вере Конфуция в действенность нравственной проповеди. Вконец разуверившись в людях, он сел на буйвола и отправился куда-то на Запад, да так и не вернулся. А на прощание, по просьбе начальника пограничной заставы, через которую он покидал Китай, Лао-цзы оставил потомкам небольшую книгу «в пять тысяч слов». Эго сочинение, обычно именуемое «Дао Дэ Цзин» («Трактат о Пути и Потенции»), стало главным каноном даосизма.

Рядом с Лао-цзы в ряду пророков Дао стоит философ Чжуан Чжоу (он же Чжуан-цзы), который был реальным историческим лицом. Бремя жизни Чжуан-цзы пришлось на последние десятилетия IV в. до н. э. — время расцвета свободной мысли и острого соперничества различных философских школ. Чжуан-цзы был большим эрудитом, но предпочитал держаться подальше от самодовольных учёных-спорщиков, подвизавшихся при дворах царей и удельных владык. Много лет он занимал скромную должность смотрителя плантации лаковых деревьев, а потом вышел в отставку и доживал остаток дней в родной деревне.

В 80-х годах II в. н. э. человек по имени Чжан Цзюе организовал народное движение, названное «Тайпин Дао» («Путь великого Благоденствия») и объявил, что в начале последующего шестидесятилетнего цикла (со 184 г. н. э.) стихия Земли станет доминирующей и уничтожит силу династии Хань. В указанном году несколько тысяч последователей Чжана подняли восстание в провинциях по всему северному Китаю, пытаясь создать собственное государство на основе даосской традиции. За ними закрепилось название «Жёлтых Повязок», так как они обматывали вокруг головы повязки из жёлтой материи, символизировавшие стихию Земли. Их вожди были одновременно священнослужителями и военными командирами. Они говорили, что от болезни может избавить исповедание грехов, ставших её причиной, и совершали обряды, призывая богов ниспослать бессмертие душам их предков. Их главным божеством был господин Лао — обожествлённый легендарный мудрец Лао-цзы, считавшийся творцом Вселенной. У «Жёлтых Повязок» была и собственная священная книга — «Тайпин цзин» («Канон Великого Благоденствия»), отрывки из которой дошли до нашего времени.

Нравственное учение «Тайпин цзин» обобщено в следующем списке серьёзных грехов и их последствий:

1. Накапливать Дао — исток и устроение Вселенной — и хранить его при себе, отказываясь преподать его другим для их спасения. Совершающие этот грех прерывают Небесное Дао жизни и вызывают на себя гнев Неба.

2. Накапливать внутреннюю жизненную силу — Дэ и отказываться преподать её другим, чтобы они могли питать свою жизненную энергию. Эго прерывает питающую Дэ Земли и вызывает её гнев.

3. Копить богатства и отказываться помогать бедным, оставляя их умирать от голода и холода. Эти блага принадлежат Срединной Гармонии, то есть человечеству, и служат средством, через которое проявляют свою щедрость Небо и Земля. Они должны быть в обращении, дабы каждый имел то, в чём нуждается. Прерывающие это обращение и накапливающие то, что не принадлежит им, — враги Согласного Дыхания Неба и Земли.

4. Знать, что Небо обладает Дао, и презирать это Дао, отказываться изучать его для собственного спасения и приобретения долгой жизни. Это относится и к презрительному отношению к телу, завещанному предками. Такой человек лишён Дао и обречён на смерть.

5. Знать, что хорошо упражняться в Дэ, но не направлять учения на доброе, делать зло из презрения к самому себе. Эго означает восстать против Земли, которая любит Дэ.

6. Человек, которому Небо дало мышцы и физическую силу, дабы он кормил и одевал себя сам, и который живет в праздности и паразитирует на богатых, совершает смертный грех, ибо Небо и Земля производят богатства, необходимые человеку, и ему следует черпать из них в соответствии с силами и потребностями. Если же он не прилагает усилий и не может получить необходимое ему от других, он неизбежно дойдёт до воровства. Тогда он станет врагом Срединной Гармонии.

Восстание «Жёлтых Повязок» было подавлено в 184 г., но в это же время в Западном Китае действовала другая подобная группа, просуществовавшая гораздо дольше, — «Путь небесных наставников» («Тяньши дао»). Эта религиозная секта основала собственное государство во главе с «небесным наставником» Чжан Лу, которому помогали чиновники-священнослужители. Последователи «Пути небесных наставников» также почитали обожествленного Лао-цзы и считали его книгу «Дао Дэ Цзин» своим каноническим текстом.

Когда в начале IV в. н. э. север страны подвергся вторжению кочевых племён, многие китайские аристократы бежали на юг и принесли туда религию «небесных наставников». Здесь, в окрестностях современного Нанкина, они встретились с южными религиозными лидерами, которые уже давно занимались алхимией и поклонялись своим собственным богам. В результате их взаимодействия и возник современный даосизм. К концу IV в. уже были священники, готовившие себе смену, были детально разработанные ритуалы, канонические книги на классическом китайском языке и десятки божеств разной степени могущества. К каноническим текстам имели доступ лишь учителя и обучаемые ими лица, Эти сочинения содержали имена божеств и тайные молитвы для низведения божественной силы звёзд в тело адепта. Медитация являлась неотъемлемой принадлежностью даосизма. Она включала в себя установление очень точной внутренней топографии, созданной по образу «дворца», куда даос помещал богов и где навещал их, поклонялся им или вступал с ними в общение.

Готовясь к ритуалу, наставники должны были медитировать и воздерживаться от половых отношений, вина и определённых видов пищи. После нескольких месяцев, а то и лет такой подготовки их тела заряжались энергией звёзд, которую они могли посредством ритуальных песнопений и телодвижений передавать на землю.

Хотя в «Дао Дэ Цзине» постоянно подчёркивается превосходство Небытия над существованием и Пустоты над полнотой, эти положения не следует трактовать упрощённо — как отрицание жизни. Напротив, высшей целью даоса является достижение бессмертия. Эта цель органично вписывается в сложную теорию экономии тела Космоса.

Человеческое существо одухотворено, как и Вселенная, изначальным дыханием, которое состоит из инь и ян — женского и мужского начал, Земли и Неба. Феномен жизни отождествляется с этим дыханием, сокрытым в каждом жизненном проявлении. Если беречь его и подпитывать, человеческое существо может достичь бессмертия. Такие технические приёмы, как тайцзи; эмбриональное дыхание, включающее в себя всё более продолжительную задержку дыхания как на вдохе, так и на выдохе; «искусство спальных покоев», заключавшиеся в блокировке семенного канала с целью помешать эякуляции, и другие ставили себе целью достичь бессмертия, и во всех случаях энергия адепта распределялась таким образом, чтобы сохранить в неприкосновенности или увеличить жизненный ресурс.

Целью даосской алхимии является создание эликсира бессмертия. Во внешней среде он выступает в качестве субстанции, пригодной для поглощения её организмом; во внутренней алхимии («нэй дань»), зародившейся в эпоху Тан (618–907), он представляет собой тот самый жизненный ресурс, который даосы стремятся вычленить, сохранить и приумножить посредством всех вышеперечисленных приёмов. При помощи «нэй дань» золотистый эликсир поднимается в мозг и оттуда попадает в рот. Проглоченный эликсир становится Священным зародышем, который после шестимесячного вынашивания преображает даоса в земного Бессмертного. После девяти лет исполнения обрядов формирование Бессмертного завершается.

Классическими трудами по внутренней алхимии являются сборники «Дао Шу» («Стержень Дао», около 1140 г.) и «Сючэнъ Ши-шу» («Десять писаний о культуре совершенства», после 1200 г.).

В 1926 году в Шанхае был впервые издан даосский канон «Дао-цзин» — 1120 томов.

 

«Как вы можете судить?»

Жил в одной деревне старик. Был он очень беден, но все императоры завидовали ему, потому что у него был прекрасный белый конь. Никто никогда не видел подобного коня, отличавшегося красотой, статью, силой… Ах, что за чудо был этот конь! И императоры предлагали хозяину за коня всё, что только бы он пожелал! Но старик говорил: «Этот конь для меня не конь, он — личность, а как можно продать, скажите на милость, личность? Он — друг мне, а не собственность. Как же можно продать друга?! — Невозможно!» И хотя бедность его не знала пределов, а соблазнов продать коня было немыслимое количество, он не делал этого.

И вот однажды утром, зайдя в стойло, он не обнаружил там коня, И собралась вся деревня, и все сказали хором: «Ты — глупец! Да мы все заранее знали, что в один прекрасный день этого коня украдут! При твоей-то бедности хранить такую драгоценность!.. Да лучше бы ты продал его! Да ты бы получил любые деньги, какие бы ни запросил — на то и императоры, чтобы платить любую цену! А где теперь твой конь? Какое несчастье!»

Старик же сказал: «Ну-ну, не увлекайтесь! Скажите просто, что коня нет в стойле. Это — факт, всё же остальное — суждения. Счастье, несчастье… Откуда вам это знать? Как вы можете судить?»

Люди сказали: «Не обмалывай! Мы, конечно, не философы. Но и не настолько дураки, чтобы не видеть очевидного. Конь твой украден, что, конечно же, несчастье!»

Старик ответил: «Вы — как хотите, а я буду придерживаться такого факта, что раз стойло пусто, то коня там нет. Другого же я ничего не знаю — счастье это или несчастье, потому что это всего лишь маленький эпизод. А кто знает, что будет потом?»

Люди смеялись. Они решили, что старик от несчастья просто рехнулся. Они всегда подозревали, что у него не все дома: другой бы давно продал коня и зажил, как царь. А он и в старости оставался дровосеком: ходил в лес, рубил дрова, собирал хворост, продавал его и еле-еле сводил концы с концами, живя в бедности и нищете. Ну а теперь стало очевидным, что он — сумасшедший.

Но через пятнадцать дней конь неожиданно вернулся. Он не был украден, он сбежал в лес. И вернулся не один, но привёл с собой дюжину диких лошадей. И снова собрались люди и сказали: «Да, старик, ты был прав! Это мы — глупцы! Да он и впрямь счастье! Прости нашу глупость милосердно!»

Старик ответил: «Да что вы, ей-богу! Ну вернулся конь. Ну лошадей привёл — так что ж? Не судите! Счастье, несчастье — кто знает?! И это лишь маленький эпизод. Вы же не знаете всей истории, зачем судить. Вы прочли лишь одну страницу книги, разве можно судить о всей книге? Прочитав одно только предложение на странице, как знать, что ещё написано на ней? Да даже и одного слова нету у вас! Жизнь — океан безбрежный! — буква из слова, да! А вы судите обо всём целом. Счастье, несчастье — зачем судить, никто этого не знает. И счастлив я в моём неосуждении. А теперь идите и не мешайте мне, ради Бога!»

И на сей раз не смогли люди возразить старику: вдруг старик и на этот раз прав? Поэтому они хранили молчание, хотя в глубине души прекрасно понимали, что это же самое прекрасное и сказочное счастье — двенадцать лошадей пришли с конём! Да стоит только захотеть, и все они превратятся в немыслимые богатства!

У старика был единственный молодой сын. Он начал объезжать диких лошадей. Не прошло и недели, как он упал с лошади и сломал себе ногу. И снова собрались люди, а люди везде одинаковы, и снова начали судить. Они сказали: «Да, старик, ты снова прав оказался. Это — несчастье. Единственный сын — и ногу сломал! Хоть одна была бы опора тебе в старости, а теперь?! Ты же ещё больше обеднеешь!»

А старик ответил: «Ну вот! Опять суждения! Зачем вы так торопитесь? Скажите просто: сын сломал ногу! Счастье, несчастье — кто знает?! Жизнь идёт отрывочно, а судить можно о целом».

И так случилось, что спустя всего несколько дней на страну напал враг, началась война, и все молодые люди деревни были призваны в армию. И только сын старика был оставлен: он не мог ходить, бедный калека. И снова собрались люди, они кричали и плакали: из каждого дома ушёл сын или несколько сыновей, и надежды на то, что они вернутся, не было никакой, потому что напавшая страна была огромной и битва заранее была проигранной, — они не вернутся в дома свои!

Вся деревня стонала и плакала. И пришли люди к старику и сказали ему: «Прости нас, старик! Бог видит, что ты прав — благословением было падение твоего сына с лошади. Хоть и калека, да с тобой сын твой! Налги же дети ушли навсегда! Он-то жив, да, может, ещё и ходить начнёт понемногу. Лучше быть хромым, да живым!» И ответил старик: «Нет, с вами невозможно! Люди! Что вы?! Вы ведь продолжаете опять и опять — судите, судите, судите! Да кто знает?! Ваши дети насильно были забраны в армию, а мой сын остался со мной. Но никто не знает — благословение это или несчастье. И никто никогда не будет в состоянии узнать. Один Бог ведает!»

 

«Как прекрасно!»

Лао-цзы каждый день ходил рано утром на прогулку. Его сопровождал сосед. Но он знал, что Лао-цзы — человек молчания. Так что в течение многих лет он сопровождал его в утренних прогулках, но никогда ничего не говорил. Однажды у него в доме был гость, который тоже захотел пойти на прогулку с Лао-цзы. Сосед сказал: «Ничего не говори, так как Лао-цзы хочет жить непосредственно. Ничего не говори!»

Они вышли, а утро было так прекрасно, так тихо, пели птицы. По привычке гость сказал: «Как прекрасно!»

Только это — и ничего больше за часовую прогулку, но Лао-цзы посмотрел на него так, будто тот совершил грех.

Вернувшись домой, входя в дверь, Лао-цзы сказал соседу: «Никогда больше не приходи! И никогда не приводи ещё кого-нибудь! Этот человек, похоже, очень разговорчив. Утро было прекрасным, оно было таким тихим. Этот человек всё испортил».

 

Четыре слуги

Цзы-си спросил у учителя:

— Что за человек Йен-ю?

— «По доброте своей он лучше меня».

— А Цзы-кун?

— По красноречию он лучше меня.

— Цзы-лу?

— По смелости он лучше меня.

— Цзы-чан?

— По достоинству он лучше меня.

Цзы-си поднялся со своего коврика и спросил:

— Тогда почему эти четверо служат вам?

— Садись, и я скажу тебе. Йен-ю добр, но он не может сдерживать побуждение, когда оно не ведёт к добру. Цзы-кун красноречив, но не может удержать свой язык. Цзы-лу храбр, но не может быть осторожным. Цзы-чан держит себя с достоинством, но не может отбросить чопорность в компании. Даже если бы я смог собрать добродетели этих четырёх людей вместе, я бы не хотел поменять их на свои собственные. Вот почему они служат мне с чистым сердцем.

 

«Учитель, я пришёл»

Ученик сказал Лао-цзы: «Учитель, я пришёл».

«Если ты говоришь, что пришёл, — ответил Лао-цзы, — ты, наверняка, ещё не пришёл».

Ученик ждал ещё несколько месяцев и однажды сказал: «Вы были правы, Учитель, — теперь Оно пришло».

Лао-цзы взглянул на него с величайшим участием и любовью и потрепал по голове: «Теперь всё в порядке, скажи, что произошло. Теперь я с удовольствием послушаю. Что случилось?»

Ученик сказал: «До того дня, как вы произнесли; „Если ты говоришь, что пришёл, то наверняка не пришёл“, я, прилагая усилия, старался, делал всё, что мог, В день, когда вы сказали: „Если ты говоришь, что пришёл, ты, наверняка, не пришёл“, меня озарило. Как „я“ может прийти? „Я“ — это барьер, я должен уступить дорогу. Дао пришло, — сказал он. — Оно пришло лишь тогда, когда меня не стало».

«Расскажи остальным ситуацию, в которой это произошло», — попросил Лао-цзы. И ученик ответил: «Я могу сказать только, что я не был хорошим, не был плохим, не был грешником, не был святым, не был ни тем, ни этим, я не был кем бы то ни было, когда Оно пришло. Я был лишь пассивностью, глубочайшей пассивностью, лишь дверью, отверстием. Я даже не звал: ведь зов шёл бы с моей подписью. Я совершенно забыл о Нём, я просто сидел и даже не стремился, не рвался, не горел. Меня не было — и внезапно Оно преисполнило меня».

 

«Послушайте нашу курицу!»

Вдоль всего плетня, окружавшего птичий двор, расселись ласточки, беспокойно щебеча друг с другом, говоря о многом, но думая только о лете и юге, потому что осень стояла уже у порога — ожидался северный ветер.

Однажды они улетели, и все заговорили о ласточках и о юге. «Пожалуй, на следующий год я сама слетаю на юг», — сказала курица. И вот минул год, ласточки вернулись. Минул год, и они снова расселись на плетне, а весь птичник обсуждал предстоящее отбытие курицы.

Ранним утром подул северный ветер, ласточки разом взлетели и, паря в небе, почувствовали, как ветер наполняет их крылья. К ним прилила сила, странное древнее знание и нечто большее, чем человеческая вера. Высоко взлетев, они оставили дым наших городов.

— Ветер, пожалуй, подходящий, — сказала курица, расправила крылья и выбежала из птичника. Хлопая крыльями, она выскочила на дорогу, сбежала вниз с насыпи и попала в сад.

К вечеру, тяжело дыша, она вернулась обратно и рассказала обитателям птичника, как летала на юг до самого шоссе и видела величайший в мире поток машин, мчащихся мимо. Она была в землях, где растёт картофель, и видела питающие людей злаки. И наконец, она попала в сад. В нём были розы, прекрасные розы, и там был сам садовник.

— Потрясающе, — сказал весь птичий двор. — И как живописно рассказано!

Прошла зима, прошли тяжёлые месяцы, началась весна нового года, и опять вернулись ласточки. Но птичий двор ни за что не соглашался, что на юге — море. «Послушайте нашу курицу!» — говорили они.

Курица теперь стала знатоком. Она-то знала, как там — на юге, хотя даже не ушла из городка, а просто перешла через дорогу.

 

Мандарин и заморская птица

Мандарин провинции Лю отправился встречать заморскую птицу, появившуюся в окрестностях, и препроводил её в парадные покои.

По этому поводу были зарезаны вол, овца и поросёнок, и в честь заморской птицы был устроен пир, на котором прекрасные музыканты играли музыку, сочинённую под наблюдением императора Шуень. Но птичка глядела на всё это рассеянно, была понура и печальна, не отведала ни кусочка мяса, не пригубила ни из одного бокала. И через три дня она умерла.

Мандарин кормил птичку так, как он кормил бы себя, он не понял, что с ней надо обращаться как с птицей, а не как с императором. Музыка мало что значит для птицы, а вол, овца и поросёнок не годятся ей в пищу, Мандарин убил птицу.

 

Огромное дерево

Когда Цзы-ци из Наньбо гулял на горе Шан, он увидел огромное дерево, которое уже издали выделялось среди всех прочих. Под его роскошной кроной могла бы найти укрытие целая тысяча экипажей.

— Что это за дерево? — воскликнул Цзы-ци. — По всему видно, оно не такое, как другие.

Посмотрел он вверх и увидел, что ветви дерева такие кривые, что из них нельзя сделать ни столбов, ни стропил. Взглянул вниз на его могучий корень и увидел, что он так извилист, что из него не выдолбить гроб. Лизнёшь его листок — и рот сводит от горечи. Вдохнёшь источаемый им запах — и три дня ходишь одурманенный.

Цзы-ци сказал: «Вот ни на что не годное дерево, потому-то оно и выросло таким огромным. Теперь я понимаю, почему самые светлые люди в мире сделаны из материала, в котором никто не нуждается!»

 

Шелуха душ древних людей

Царь Хуань-гунь читал книгу в своём дворце, а у входа во дворец обтёсывал колесо колесник Бянь. Отложив молоток и долото, колесник вошёл в зал и спросил:

— Осмелюсь полюбопытствовать, что читает государь?

— Слова мудрецов, — ответил Хуань-гунь.

— А эти мудрецы ещё живы? — спросил колесник.

— Нет, давно умерли.

— Значит, то, что читает государь, — это всего лишь шелуха душ древних людей.

— Да как смеешь ты, ничтожный колесник, рассуждать о книге, которую читаю я — единственный из людей? Если тебе есть что сказать, то говори, а нет — так мигом простишься с жизнью!

— Ваш слуга судит об этом по своей работе, — ответил колесник. — Если я работаю без спешки, трудностей у меня не бывает, но колесо получается непрочным. Если я слишком спешу, то мне приходится трудно, и колесо не прилаживается. Если же я не спешу, но и не медлю, то руки словно сами всё делают, а сердце им откликается. Об этом не могу сказать словами. Тут есть какой-то секрет, и я не могу передать его даже собственному сыну, да и сын не смог бы перенять его у меня. Вот почему, проработав семь десятков лет и дожив до глубокой старости, я всё ещё мастерю колёса. Вот и древние люди, должно быть, умерли, не раскрыв своего секрета. Выходит, читаемое государем — это шелуха душ древних мудрецов!

 

«Помыслы собраны воедино, дух безмятежно спокоен»

Но дороге к царству Чу Конфуций вышел из леса и увидел Горбуна, который ловил цикад так ловко, будто подбирал их с земли.

— Неужто ты так искусен? Или у тебя есть Путь? — спросил Конфуций.

— У меня есть Путь, — ответил Горбун. — В пятую-шестую луну, когда наступает время охоты на цикад, я кладу на кончик своей палки шарики. Если я смогу положить друг на друга два шарика, я не упущу много цикад. Если мне удастся положить три шарика, я упущу одну из десяти, а если я смогу удержать пять шариков, то поймаю всех без труда.

Я стою, словно старый пень, руки держу, словно сухие ветви. И в целом огромном мире, среди всей тьмы вещей, меня занимают только крылатые цикады. Я не смотрю по сторонам и не променяю крылышки цикады на всё богатство мира. Могу ли я добиться желаемого?

Конфуций повернулся к ученикам и сказал:

— Помыслы собраны воедино, дух безмятежно спокоен.

 

Бойцовый петух

Цзин Син-цзы растил бойцового петуха для государя. Прошло десять дней, и государь спросил:

— Готов ли петух к поединку?

— Ещё нет. Ходит заносчиво, то и дело впадает в ярость, — ответил Цзин Син-цзы.

Прошло ещё десять дней, и государь снова задал тот же вопрос.

— Пока нет, — ответил Цзин Син-цзы. — Он всё ещё бросается на каждую тень и на каждый звук.

Минуло ещё десять дней, и царь вновь спросил о том же.

— Пока нет. Смотрит гневно и силу норовит показать.

Спустя десять дней государь снова спросил о том же.

— Почти готов, — ответил на этот раз Цзин Син-цзы. — Даже если рядом закричит другой петух, он не беспокоится. Посмотришь издали — словно из дерева вырезан. Жизненная сила в нём достигла завершённости. Другие петухи не посмеют принять его вызов: едва завидят его, как тут же повернутся и убегут прочь.

 

Дух не ведает смущения

Ле Юйкоу показывал Бохуню-Несуществующему своё искусство стрельбы из лука: натянул тетиву, поставил на локоть кубок с водой, пустил стрелу, а потом, не дожидаясь, когда она долетит до цели, пустил и вторую, и третью. И всё это время стоял, не шелохнувшись, точно истукан.

— Это мастерство стрельбы при стрельбе, а не стрельба без стрельбы, — сказал Бохунь-Несуществующий. — А смог бы ты стрелять, если бы взошёл со мной на скалу и встал на камень, нависший над пропастью в тысячу саженей?

Тут Несуществующий взошёл на высокую скалу, встал на камень, нависший над пропастью в тысячу саженей, повернулся и отступил назад так, что ступни его до половины оказались над пропастью, а потом поманил к себе Ле Юйкоу. Тот же, обливаясь холодным потом, упал на землю и закрыл лицо руками.

— У высшего человека, — сказал Несуществующий, — дух не ведает смущения, даже если он воспаряет в голубое небо, опускается в мировую бездну или улетает к дальним пределам земли. А тебе сейчас хочется зажмуриться от страха. Искусство твоё немногого стоит!

 

«Я тоже буду волочить хвост по грязи!»

Чжуан-цзы удил рыбу в реке, и правитель Чу прислал к нему двух своих сановников с посланием. В том послании говорилось:

— Желаю возложить на Вас бремя государственных дел.

Чжуан-цзы даже удочку из рук не выпустил и головы не повернул, а только сказал в ответ:

— Я слыхал, что в Чу есть священная черепаха, которая умерла три тысячи лет тому назад. Правитель завернул её в тонкий шёлк, спрятал в ларец, а ларец тот поставил в своём храме предков. Что бы предпочла эта черепаха: быть мёртвой, но чтобы поклонялись её костям, или быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи?

Оба сановника ответили:

— Конечно, она предпочла бы быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи.

— Уходите прочь! — воскликнул Чжуан-цзы. — Я тоже буду волочить хвост по грязи!

 

Плакать и причитать — не понимать судьбы

У Чжуан-цзы умерла жена, и Хуэй-пзы пришёл её оплакивать. Чжуан-цзы сидел на корточках и распевал песни, ударяя в таз. Хуэй-цзы сказал: «Не оплакивать покойную, которая прожила с тобой до старости и вырастила твоих детей, — это чересчур. Но распевать песни, ударяя в таз, — просто никуда не годится!»

— Ты неправ, — ответил Чжуан-цзы. — Когда она умерла, мог ли я поначалу не опечалиться? Скорбя, я стал думать о том, чем она была в начале, когда ещё не родилась. И не только не родилась, но ещё не была телом. И не только не была телом, но не была даже дыханием. Я понял, что она была рассеяна в пустоте безбрежного хаоса. Хаос превратился — и она стала дыханием. Дыхание превратилось — и она стала телом. Тело превратилось — и она родилась. Теперь настало новое превращение — и она умерла. Всё это меняло друг друга, как чередуются четыре времени года. Человек же схоронен в бездне превращений, словно в покоях огромного дома. Плакать и причитать над ним — значит не понимать судьбы. Вот почему я перестал плакать.

 

Бедно, но не плохо

Чжуан-цзы, одетый в залатанный полотняный халат, обутый в сандалии, подвязанные верёвками, проходил мимо правителя царства Вэй.

— Как плохо вам живётся, уважаемый! — воскликнул царь.

— Я живу бедно, но не плохо, — ответил Чжуан-цзы. — Иметь Путь и его силу и не претворять их в жизнь — вот что значит жить плохо. Одеваться в залатанный халат и носить дырявые сандалии — это значит жить бедно, но не плохо. Это называется «родиться в недобрый час». Не приходилось ли вам видеть, ваше величество, как лазает по деревьям большая обезьяна? Она без труда влезает на кедр или камфарное дерево, проворно прыгает с ветки на ветку так, что лучник не успевает и прицелиться в неё. Попав же в заросли мелкого и колючего кустарника, она ступает боком, неуклюже и озирается по сторонам, то и дело оступаясь и теряя равновесие. И не в том дело, что ей приходится прилагать больше усилий или мускулы её ослабели. Просто она попала в неподходящую для неё обстановку и не имеет возможности показать, на что она способна. Так и человек: стоит ему оказаться в обществе дурного государя и чиновников-плутов, то даже если он хочет жить по-доброму, сможет ли он добиться желаемого?

 

Где находится Путь?

Дунго-цзы спросил у Чжуан-цзы: «Где находится то, что мы называем Путём?» «Нет такого места, где бы его не было», — ответил Чжуан-цзы. «А вы всё-таки скажите, и тогда я смогу понять». — «Ну, скажем, в муравьях». — «А есть он в чём-нибудь ещё ниже этого?» — «В сорняках и мякине». — «А ещё ниже?» — «В черепице и в кирпиче». — «Ну а в чём-нибудь настолько низком, что дальше некуда?» — «В кале и моче!»

Дунго-цзы обиженно промолчал, и тогда Чжуан-цзы сказал ему: «Ваши вопросы, уважаемый, совершенно не касались существа дела. Вот так же управляющий рынком Хо определял, насколько жирна свинья, надавливая на неё ногой. Чем сильнее надавишь, тем точнее определишь. У вас не было необходимости спрашивать о местопребывании Пути, ибо Путь не отделён от вещей. Таков вершинный Путь, такова же и великая речь.

А уж лучше нам отправиться на прогулку по Дворцу Отсутствующего, соединяясь со всеобщей согласованностью и не зная границ и пределов! Почему бы нам не быть заодно в Недеянии? Не быть безмятежными, чистыми, праздными? Рассеем же наши помыслы, не будем никуда направляться и не будем знать, куда придём мы. Будем приходить и уходить, не зная, где остановиться. Я уже пускался в такие странствия и возвращался назад, но всё ещё не знаю, где положен им предел. Я блуждал в тех безбрежных просторах, но великое Знание, там гнездящееся, не имеет границ».

 

«Сижу в забытьи»

Янь Хой сказал:

— Я кое-чего достиг.

— Чего именно? — спросил Конфуций.

— Я забыл о ритуалах и музыке.

— Это хорошо, но ты ещё далек от совершенства.

На другой день Янь Хой снова повстречался с Конфуцием.

— Я снова кое-чего достиг, — сказал Янь Хой.

— Чего же? — спросил Конфуций.

— Я забыл о человечности и справедливости.

— Это хорошо, но всё ещё недостаточно.

Через некоторое время Янь Хой и Конфуций снова встретились.

— Я опять кое-чего достиг, — сказал Янь Хой.

— А чего ты достиг на этот раз?

— Я просто сижу в забытьи.

Конфуций изумился и спросил:

— Что ты хочешь этим сказать: «Сижу в забытьи»?

— Моё тело будто отпало от меня, а разум как бы угас. Я словно вышел из своей бренной оболочки, отринул знание и уподобился Всепроницаемому. Вот что значит «сидеть в забытьи».

— Если ты един со всем сущим, значит, у тебя нет пристрастий. Если ты живёшь превращениями, ты не стесняешь себя правилами. Видно, ты и вправду мудрее меня! Я, Конфуций, прошу позволения следовать за тобой!

 

Путь

Великая Чистота спросила Бесконечность: «Вы знаете Путь?» «Нет, не знаю», — ответила Бесконечность. Потом Великая Чистота задала тот же вопрос Недеянию, и Недеяние сказало: «Я знаю Путь». «А есть ли у твоего знания число?» — спросила Великая Чистота. «Да, есть», — «Что же это за число?» — «Моё знание Пути может возвысить и может унизить, может связать и может разъединить. Вот как можно считать благодаря моему знанию».

Великая Чистота спросила об этих словах у Безначального: «Кто же прав: Бесконечность, которая не знала, или Недеяние, которое знало?» «Незнание глубоко, знание поверхностно, — ответило Безначальное. — Не знать — это внутреннее, а знать — это внешнее». Тут Великая Чистота вздохнула и сказала: «Значит, мы знаем благодаря незнанию! А не знаем из-за знания! Кто же знает знание, которое не знает?» «Путь неслышим, а если мы что-то слышим, значит, это не Путь, — ответило Безначальное. — Путь незрим, а если мы что-то видим, значит, это не Путь. О Пути нельзя ничего сказать, а если о нём что-то говорят, значит, это не Путь. Кто постиг Бесформенное, которое даёт формы формам, тот знает, что Пути нельзя дать имя». И ещё Безначальное сказало: «Отвечать на вопрос о Пути — значит не знать Путь. А спрашивающий о Пути никогда не слышал о нём. О Пути нечего спрашивать, а спросишь о нём — не получишь ответа. Вопрошать о недоступном вопрошанию — значит спрашивать впустую. Отвечать там, где не может быть ответа, — значит потерять внутреннее. Тот, кто утратил внутреннее и спрашивает впустую, вокруг себя не видит Вселенной, а внутри себя не замечает Великое Начало. Поэтому он никогда не поднимется выше гор Кунь-лунь и не сможет странствовать в Великой Пустоте».

 

Сон или реальность?

Некто из страны Чень собирал однажды хворост, когда вдруг встретил оленя ослепительной красоты. Он погнался за оленем и убил его. Боясь, что кто-нибудь увидит, он поспешно спрятал тело оленя в яме и прикрыл его листьями подорожника, ликуя и радуясь своей удаче. Но вскоре он забыл место, где спрятал оленя. Думая, что всё это ему приснилось, он отправился домой, бормоча себе под нос что-то по поводу случившегося.

Тем временем рядом проходил человек, подслушавший его бормотание. Следуя его словам, он пошёл и нашёл оленя. Вернувшись, этот человек сказал жене:

«Дровосеку приснилось, что он припрятал оленя, но он не знал, где именно, а я нашёл оленя, значит, его сон был действительностью».

— Это ты спал, — ответила его жена, — и тебе приснился дровосек. Убил ли он оленя? И есть ли вообще такой человек? Это ты убил оленя. Иначе как бы его сон стал действительностью?

— Да, ты права, — согласился муж. — Это я убил оленя, поэтому не так уж важно, дровосеку ли приснился олень или мне приснился дровосек.

Когда дровосек вернулся домой, то стал досадовать о потерянном олене, а ночью ему приснилось место, где был спрятан олень, и тот, кто унёс его. Утром он отправился на увиденное во сне место — всё подтвердилось. Он предпринял шаги, чтобы вернуть своё имущество в законном порядке.

По окончании слушания дела судья вынес следующее решение: «Истец начал с подлинного и мнимого снов. Далее он заявляет о подлинном сне и мнимом олене. Ответчик подлинно овладел оленем, который приснился, по его словам, истцу. И теперь ответчик пытается удержать добычу. Согласно же мнению его жены, и олень, и сам дровосек — только часть его сна, поэтому оленя не убивал никто. Всё же, поскольку убитый олень лежит перед нами, то вам ничего не остается, как поделить его между собой».

Когда император государства Чень услыхал об этом происшествии, он воскликнул: «Судье, верно, самому приснилось это дело».

 

Много радостей

Бродя по склонам горы Тэй, Конфуций увидел Юнг-чи, идущего в одном халате, подпоясанном верёвкой, по вересковому полю, поющего и играющего на лютне.

— В чём причина твоей радости, Учитель? — спросил Конфуций.

— У меня много радостей. Из мириад созданий человек — самое благородное, а мне выпало счастье родиться человеком. Это первая моя радость. Многие, рождаясь, не проживают дня или месяца, не вырастают из пелёнок, а я уже прожил до девяноста лет. Это тоже радость. Для всех нищета является нормой, а концом — смерть. Придерживаясь нормы и дожидаясь конца, о чём ещё здесь тревожиться?

— Прекрасно, — сказал Конфуций. — Вот человек, знающий, как себя утешить.

 

Он нашёл

Когда Лин-лею было около ста лет, однажды весной он надел халат и пошёл подбирать зёрна, оброненные жнецами. Продвигаясь по полю, он пел.

Конфуций, шедший тогда в Вэй, увидел его издалека. Обернувшись к ученикам, он сказал: «С этим стариком, видимо, стоит поговорить. Кому-нибудь надо пойти узнать, что он может сказать».

Пойти вызвался Цзы-гун. На краю межи он дождался Лин-лея. Глядя ему в лицо, вздохнул: «Неужели ты ни о чём не жалеешь? И всё же ты поёшь, подбирая зёрна». Лин-лей не остановился и не прервал песни. Цзы-гун всё не отставал. Наконец Лин-лей взглянул на него и ответил: «О чём я должен жалеть?»

— Учитель, какое счастье позволяет тебе петь, подбирая зёрна?

— Основания для этого счастья есть у всех, — ответил Лин-лей, улыбаясь, — но, вместо этого, о нём горюют. Оттого, что я не изведал боли в молодости, учась себя вести, а выросши, никогда не пытался оставить след в жизни, мне удалось прожить так долго. Оттого, что в старости у меня нет ни жены, ни сыновей и близится время моей смерти, я могу быть таким счастливым.

— Но ведь человеку свойственно желать прожить долго и бояться смерти, отчего же ты счастлив умереть?

— Смерть — это возвращение туда, откуда мы вышли, когда родились. Так откуда мне знать, что, умирая здесь, я не рождаюсь где-то ещё? Откуда мне знать, не стоят ли жизнь и смерть Друг друга? Откуда мне знать, не заблуждение ли — так испуганно беспокоиться о жизни? Откуда мне знать, не будет ли близкая смерть лучше, чем моя прошедшая жизнь?

 

Человек есть человек

Конфуция очень беспокоил Лао-цзы и его учение. Однажды он отправился повидаться с ним. Он был старше Лао-цзы и ожидал, что тот будет вести себя с должным почтением. Но Лао-цзы сидел, когда Конфуции зашёл к нему. Он даже не поднялся для приветствия, не сказал: «Садитесь». Он вообще не обратил особого внимания. Конфуции рассвирепел: «Что это за Учитель?!» И спросил:

— Вы что, не признаёте правил хорошего тона?

Лао-цзы ответил:

— Если вам хочется сесть, садитесь; если хочется стоять, стойте. Кто я такой, чтобы говорить вам об этом? Это ваша жизнь. Я не вмешиваюсь.

Конфуций был потрясён — Он пытался завести разговор о высшем человеке. Лао-цзы рассмеялся:

— Я никогда не видел что-либо «высшее» или «низшее». Человек есть человек, как дерево есть дерево. Все участвуют в одном и том же существовании. Нет никого, кто был бы выше или ниже. Всё это чушь и бессмыслица.

 

Станьте бесполезными

Лао-цзы шёл по лесу. И этот лес рубили. Но вот он подошёл к большому дереву, огромному, — под ним бы укрылась тысяча воловьих упряжек. Оно было прекрасно и всё в цвету. Он послал учеников узнать у дровосеков, почему его не рубят.

— Оно бесполезно, — ответили они. — Из него ничего нельзя сделать: ни мебели, ни дома; оно не годится даже на дрова — слишком много дыма. Оно бесполезно, вот мы его и не рубим.

Лао-цзы сказал своим ученикам: «Научитесь у этого дерева, станьте столь же бесполезны, как это дерево. Тогда никто вас не срубит».

 

Секрет искусства

Краснодеревщик Цин вырезал из дерева раму для колоколов. Когда рама была закончена, все изумились: рама была так прекрасна, словно её сработали сами боги. Увидел её правитель Лу и спросил: «Каков секрет твоего мастерства?»

«Какой секрет может быть у вашего слуги, мастерового человека? — отвечал краснодеревщик Цин. — А впрочем, кое-какой всё-таки есть. Когда ваш слуга задумывает вырезать раму для колоколов, он не смеет попусту тратить свои духовные силы и непременно постится, дабы успокоить сердце. После трёх дней поста я избавляюсь от мыслей о почестях и наградах, чинах и жаловании. После пяти дней поста я избавляюсь от мыслей о хвале и хуле, мастерстве и неумении. А после семи дней поста я достигаю такой сосредоточенности духа, что забываю о самом себе. Тогда для меня перестаёт существовать царский двор. Моё искусство захватывает меня всего, а всё, что отвлекает меня, перестаёт существовать. Только тогда я отправляюсь в лес и вглядываюсь в небесную природу деревьев, стараясь отыскать совершенный материал. Вот тут я вижу воочию готовую раму и берусь за работу. А если работа не получается, я откладываю её. Когда же я тружусь, небесное соединяется с небесным — не оттого ли работа моя кажется как бы божественной?»

 

Благородный муж перед небом

Трое мужей — Цзы-Санху, Мэн Цзы-фань и Цзы-Цинчжун — говорили друг другу: «Кто из нас способен быть вместе, не будучи вместе, и способен действовать заодно, не действуя заодно? Кто из нас может взлететь в небеса и странствовать с туманами, погружаться в Беспредельное и вовеки жить, забыв обо всём?» Все трое посмотрели друг на друга и рассмеялись. Ни у кого из них в сердце не возникло возражений, и они стали друзьями.

Они дружно прожили вместе некоторое время, а потом Цзы-Санху умер. Прежде чем тело Цзы-Санху было предано земле, Конфуций узнал о его смерти и послал Цзы-гуна участвовать в траурной церемонии. Но оказалось, что один из друзей покойного напевал мелодию, другой подыгрывал ему на лютне, и вдвоём они пели песню.

Цзы-гун поспешно вышел вперёд и сказал:

— Осмелюсь спросить, прилично ли вот так петь над телом покойного?

Друзья взглянули друг на друга и рассмеялись:

— Да, что он знает об истинном ритуале?

Цзы-Гун вернулся и сказал Конфуцию:

— Что они за люди? Правила поведения не блюдут, даже от собственного тела отрешились и преспокойно распевают песни над телом мёртвого друга. Уж не знаю, как всё это назвать. Что они за люди?

— Эти люди странствуют душой за пределами света, — ответил Конфуций. — А такие, как я живут в свете. Жизнь вне света и жизнь в свете друг с другом не соприкасаются, и я, конечно, сделал глупость, послав тебя принести соболезнования, Ведь эти люди дружны с Творцом всего сущего и пребывают в едином дыхании Неба и Земли. Для них жизнь всё равно что гнойник или чирей, а смерть — как выдавливание гноя или разрезание чирея. Разве могут такие люди отличать смерть от жизни, предшествующее от последующего? Они подделываются под любые образы мира, но находят опору в Едином Теле Вселенной. Они забывают о себе до самых печёнок, отбрасывают зрение и слух, возвращаются к ушедшему и заканчивают началом и не ведают ни предела, ни меры. Безмятежные, скитаются они за пределами мира и грязи, весело странствуют в царстве недеяния. Ужели станут они печься о мирских ритуалах и угождать толпе?

— В таком случае, учитель, зачем соблюдать приличия самим? — спросил Цзы-гун.

— И я — один из тех, на ком лежит кара Небес, — ответил Конфуций.

— Осмелюсь спросить, что это значит?

— Рыбы устраивают свою жизнь в воде, а люди устраивают свою жизнь в Пути. Для тех, кто устраивает свою жизнь в воде, достаточно вырыть пруд. А для тех, кто устраивает свою жизнь в Пути, достаточно отрешиться от дел. Вот почему говорят: «Рыбы забывают друг о друге в воде, люди забывают друг о друге в искусстве Пути».

— Осмелюсь спросить, что такое необыкновенный человек? — спросил Цзы-Гун.

— Необыкновенный человек необычен для обыкновенных людей, но ничем не примечателен перед Небом, — ответил Конфуций. — Поэтому говорят: «Маленький человек перед Небом — благородный муж среди людей. Благородный муж перед Небом — маленький человек среди людей».

 

Момент забытья

В зрелом возрасте Хуа-цзы из рода Ян-ли государства Сун потерял свою память. Он мог получить подарок утром и забыть об этом вечером; он мог дать подарок вечером и забыть об этом к утру. На улице он мог забыть идти, дома он мог забыть сесть. Сегодня он не мог вспомнить, что было вчера; завтра — что было сегодня.

Его семья забеспокоилась и пригласила прорицателя, чтобы он рассказал будущее Хуа-цзы, но безуспешно. Они пригласили шамана, чтобы совершить благоприятствующий обряд, но это ни к чему не привело. Они пригласили доктора, чтобы вылечить его, но и это не принесло улучшения.

Был один конфуцианец из Лу, который, предлагая свои услуги, объявил, что он может поправить дело. Жена и дети Хуа-цзы обещали ему в награду половину своего состояния.

Конфуцианец сказал им:

— Ясно, что это — заболевание, которое не может быть предсказано гексаграммами и предзнаменованиями, не может быть заколдовано благоприятствующими молитвами, не может быть излечено лекарствами и иглами. Я буду пытаться преобразовать его ум, изменить его мысли. Есть надежда, что это восстановит его.

После этого конфуцианец пытался раздеть Хуа-цзы, и тот искал свои одежды; пытался морить его голодом, и тот искал пищу; попытался закрыть его в темноте, и тот искал выход к свету.

Конфуцианец остался доволен и сказал его сыновьям:

— Болезнь излечима, но моё искусство пронесено тайным через поколения и не рассказывается посторонним. Поэтому я запру его слух и останусь с ним наедине в его комнате на семь дней.

Они согласились — и никто не узнал, какие методы применял конфуцианец, но многолетняя болезнь рассеялась в одно утро.

Когда Хуа-цзы проснулся, он был очень зол. Он прогнал свою жену, наказал сыновей, погнался с копьём за конфуцианцем.

Власти Сун арестовали его и пожелали узнать причину.

— Раньше, когда я забывал, — сказал Хуа-цзы, — я был без границ, я не замечал, существуют ли небо и земля. Теперь внезапно я вспомнил — и все бедствия и их преодоление, приобретения и потери, радости и печали, любви и ненависти двадцати-тридцати прожитых лет поднялись тысячью перепутанных нитей. Я боюсь, что все эти бедствия и преодоление их, приобретения и потери, радости и печали, любви и ненависти придут и сильно поразят моё сердце. Найду ли я снова момент забытья?

 

Среди людей

Плотник-Кремень направлялся в Ци и на повороте дороги, у алтаря Земли, увидел дуб в сотню обхватов, такой огромный, что за ним могли укрыться много тысяч быков высотою с гору. В восьмидесяти локтях от земли возвышалась его крона с десятком таких толстых ветвей, что каждой хватило бы на лодку. Зеваки толпились, точно на ярмарке, а Плотник, нe останавливаясь и не оборачиваясь, прошёл мимо дерева.

Ученики, вдоволь насмотревшись на дуб, догнали Плотника и спросили:

— Почему вы, Преждерождённый, прошли мимо, не останавливаясь, и не захотели даже взглянуть? Нам ещё не приходилось видеть такого прекрасного материала с тех пор, как мы с топором и секирой последовали за вами, учитель.

— Довольно! Замолчите! — ответил Плотник. — От него нет проку. Лодка, сделанная из него, потонет; фоб и саркофаг быстро сгниют, посуда расколется. Сделаешь ворота или двери — из них будет литься сок, колонну источат черви. Это дерево нестроевое, ни на что не годное, оттого и живёт долго.

Когда Плотник-Кремень вернулся домой, во сне ему приснился дуб у алтаря.

— С какими деревьями ты хочешь меня сравнить? — спросил дуб. — С теми, что идут на украшения, или с плодоносящими? Вот боярышник и груша, апельсиновое дерево и омела. Как только плоды созреют, их обирают, а обирая, оскорбляют: большие ветви ломают, маленькие — обрывают. Из-за того, что полезны, они страдают всю жизнь и гибнут преждевременно, не прожив отведённого природой срока. Это происходит со всеми с тех пор, как появился обычай сбивать плоды. Вот почему я давно уже стремился стать бесполезным, чуть не погиб, но теперь добился своего. И это принесло мне огромную пользу! Разве вырос бы я таким высоким, если бы мог для чего-нибудь пригодиться? К тому же мы оба — и ты, и я — вещи. Разве может одна вещь судить о другой? Не тебе — смертному, бесполезному человеку понять бесполезное дерево!

Очнувшись, Плотник-Кремень стал толковать свой сон, а ученики спросили;

— Если дуб у алтаря стремился не приносить пользы, почему же он вырос у алтаря?

— Не болтайте! Замолчите! — ответил Плотник. — Он вырос там затем, чтобы невежды его не оскорбляли. Разве не срубили бы его, не будь здесь алтаря Земли? И всё же он живёт так долго по другой причине, чем все остальные. Не отдалимся ли мы от истины, измеряя его обычной меркой?

 

Солнце

Конфуций, странствуя по Востоку, заметил двух спорящих мальчиков и спросил, о чём они спорят.

— Я считаю, что солнце ближе к людям, когда только восходит, и дальше от них, когда достигает зенита, — сказал первый мальчик. — А он считает, что солнце дальше, когда только восходит, и ближе, когда достигает зенита.

И добавил:

— Когда солнце восходит, оно велико, словно балдахин над колесницей, а в зените мало, словно тарелка. Разве предмет не кажется маленьким издали и большим вблизи?!

— Когда солнце восходит, оно прохладное, а в зените — жжёт, словно кипяток, — сказал второй мальчик. — Разве предмет не кажется горячим вблизи и холодным издали?

Конфуций не мог решить вопроса, и оба мальчика посмеялись над ним: «Кто же считает тебя многознающим?!»

 

«Зачем мне горевать?»

Близ восточных ворот Вэй жил некий у. Когда у него умер сын, он не горевал. Домоправитель спросил его:

— Почему вы не горюете ныне о смерти сына? Ведь вы, господин, любили сына, как никто другой в Поднебесной!

— Зачем же мне горевать? — ответил У, что жил близ восточных ворот. — Прежде у меня не было сына. Когда не было сына, я не горевал. Ныне сын умер, и его нет так же, как и не было прежде.

 

Зависимость от других вещей

Учитель Ле-цзы учился у учителя Лесного с Чаши-горы, и учитель Лесной сказал:

— Если постигнешь, как держаться позади, можно будет говорить и о том, как сдерживать себя.

— Хочу услышать о том, как держаться позади, — ответил Ле-цзы.

— Обернись, взгляни на свою тень и поймёшь.

Ле-цзы обернулся и стал наблюдать за тенью: тело сгибалось, и тень сгибалась; тело выпрямлялось, и тень выпрямлялась. Следовательно, и изгибы, и стройность исходили от тела, а не от тени. Сгибаться или выпрямляться — зависит от других вещей, не от меня. Вот это и называется: «Держись позади — встанешь впереди».

 

Две наложницы

Проходя через Сун, на востоке Чжу, Ян-цзы зашёл на постоялый двор. У хозяина двора были две наложницы: красивая и безобразная. Безобразную хозяин ценил, а красивой пренебрегал. На вопрос Ян-цзы, какая тому причина, этот человек ответил:

— Красавица сама собой любуется, и я не понимаю, в чём её красота. Безобразная сама себя принижает, и я не понимаю, в чём её уродство.

— Запомните это, ученики, — сказал Ян-цзы. — Действуйте достойно, но гоните от себя самодовольство, и вас полюбят всюду, куда бы ни пришли.

 

Сила

Гуньи Бо прославился своей силой среди правителей, Танци Гун рассказал о нём чжоускому царю Сюиньвану. Царь приготовил дары, чтобы его пригласить, и Гу-ньи Бо явился. При виде его немощной фигуры в сердце Сюиньвана закралось подозрение.

— Какова твоя сила? — спросил он с сомнением.

— Силы моей, вашего слуги, хватит лишь, чтобы сломать ногу весенней саранчи, да перебить крыло осенней цикады.

— У моих богатырей хватит силы, чтобы разорвать шкуру носорога да утащить за хвосты девять буйволов! — в гневе воскликнул государь. — А я ещё огорчен их слабостью. Как же ты мог прославиться силой на всю Поднебесную, если способен лишь сломать ногу весенней саранчи да перебить крыло осенней цикады?

— Хороню! — глубоко вздохнув, сказал Гуньи Бо и отошёл от циновки. — На вопрос царя я, ваш слуга, осмелюсь ответить правду. Учил меня, вашего слугу. Наставник с горы Шан. Равного ему по силе не найдётся во всей Поднебесной. Но никто из шести родичей об этом не знал, ибо он никогда к силе не прибегал. Я, ваш слуга, услужил ему, рискуя жизнью, и тогда он поведал мне; «Все хотят узреть невиданное — смотри на то, на что другие не глядят; все хотят овладеть недоступным — займись тем, чем никто не занимается.

Поэтому тот, кто учится видеть, начинает с повозки с хворостом; тот, кто учится слышать — с удара колокола. Ведь то, что легко внутри тебя, нетрудно и вне тебя. Если не встретятся внешние трудности, то и слава не выйдет за пределы твоей семьи».

Ныне слава обо мне, вашем слуге, дошла до правителя, значит, я, ваш слуга, нарушил завет учителя и проявил свои способности. Правда, слава моя, вашего слуги, не в том, как своей силой злоупотреблять, а в том, как пользоваться своей силой. Разве это не лучше, чем злоупотреблять своей силой?

 

Целостность

Ле-цзы спросил у Стража Границ:

— Обычный человек идёт под водой и не захлёбывается, ступает по огню и не обжигается, идёт под тьмой вещей и не трепещет. Дозвольте спросить, как этого добиться?

— Этого добиваются не знаниями и не ловкостью, не смелостью и не решительностью, а сохранением чистоты эфира, — ответил Страж Границ. — Я тебе об этом поведаю. Всё, что обладает формой и наружным видом, звучанием и цветом, — это вещи. Различие только в свойствах. Как же могут одни вещи отдаляться от других? Разве этого достаточно для превосходства одних над другими? Обретает истину тот, кто сумел понять и охватить до конца процесс создания вещей из бесформенного, понять, что процесс прекращается с прекращением изменений.

Держась меры бесстрастия, скрываясь в не имеющем начала времени, тот, кто обрёл истину, будет странствовать там, где начинается и кончается тьма вещей. Он добивается единства своей природы, чистоты своего эфира, полноты свойств, чтобы проникать в процесс создания вещей. Природа у того, кто так поступает, хранит свою целостность, в жизненной энергии нет недостатка. Разве проникнут в его сердце печали?

Ведь пьяный при падении с повозки, пусть даже очень резком, не разобьётся до смерти. Кости и сочленения у него такие, как у других людей, а повреждения иные, ибо душа у него целостная. Сел в повозку неосознанно и упал неосознанно. Думы о жизни и смерти, удивление и страх не нашли места в его груди, поэтому, сталкиваясь с предметом, он не сжимается от страха. Если человек обретает подобную целостность от вина, то какую же целостность должен он обрести от природы!

Мудрый человек сливается с природой, поэтому ничто не может ему повредить!

 

Чайки

Один приморский житель любил чаек. Каждое утро он отправлялся в море и плыл за чайками. Чайки же слетались к нему сотнями.

Его отец сказал:

— Я слышал, что все чайки следуют за тобой. Поймай-ка мне нескольких на забаву.

На другое утро, когда любитель чаек отправился в море, чайки кружились над ним, но не спускались.

Поэтому и говорится: «Высшая речь — без речей, высшее деяние — недеяние». То знание, которое доступно всем, — неглубоко.

 

Искусство похищения

В царстве Ци жил Богач из рода Владеющих, а в царстве Сун — Бедняк из рода Откликающихся. Бедняк пришёл из Сун в Ци выспросить секрет богатства. Богач сказал:

— Я овладел искусством похищения. С тех пор, как начал похищать, за первый год сумел прокормиться, за второй год добился достатка, за третий год — полного изобилия. И с тех пор раздаю милости в селениях области.

Бедняк очень обрадовался, но понял он лишь слово «похищение», а не способ кражи. И тут он принялся перелезать через ограду, взламывать ворота и тащить всё, что попадалось под руку, что бросалось в глаза. В скором времени, осудив его на рабство за кражу, конфисковали и то имущество, что было у него прежде.

Подумав, что Богач его обманул, Бедняк отправился его упрекать.

— Как же ты грабил? — спросил Богач из рода Владеющих.

И Бедняк из рода Откликающихся рассказал, как было дело.

— Ох! — воскликнул Богач. — Как ошибся ты в способе воровства! Но теперь я тебе о нём поведаю.

Я узнал, что небо даёт времена года, а земля — прирост. И я стал грабить у неба погоду, а у земли — прирост; влагу у тучи дождя, недра у гор и равнин, чтобы посеять для себя семена, вырастить себе зерно, возвести себе ограду и построить себе дом. У суши я отбирал диких зверей и птиц, из воды крал рыб и черепах. Разве это мне принадлежало? Всё это мною награблено. Ведь семена и зёрна, земля и деревья, звери и птицы, рыбы и черепахи порождены природой. Я грабил природу и остался невредим. Но разве природой дарованы золото и нефрит, жемчуг и драгоценности, хлеб и шёлк, имущество и товары? Они собраны человеком! Как же упрекать осудивших тебя, если ты украл!

Решив в смятении, что Богач снова его обманул, Бедняк отправился к Преждерождённому из Восточного предместья и спросил у него совета. Преждерождённый из Восточного предместья ответил ему:

— Разве не похищено уже само твоё тело? Ведь, чтобы создать тебе жизнь и тело, обокрали соединение сил жары и холода, тем более не обойтись без похищения внешних вещей! Небо, земля и тьма вещей воистину неотделимы друг от друга. Тот, кто думает, что ими владеет, — заблуждается. Грабеж для рода Владеющих — это общий путь, поэтому Богач и остался невредим; твой грабёж — это личное желание, поэтому ты навлёк на себя кару. Захват общего и частного — такой же грабёж, как и утрата общего и частного. Общее в общем и частное в частном — таково свойство природы Неба и Земли. Разве познавший свойства природы сочтёт кого-то вором или кого-то не вором?!

 

Механическое сердце

Однажды ученик Конфуция Цзы-гун встретился со стариком-садоводом. Последний работал в это время в своём саду: черпал воду для полива из колодца и носил её в горшке. Цзы-гун посоветовал садовнику воспользоваться водочерпалкой. Тот ответил:

— Я слышал от своего учителя, что тот, кто пользуется механизмами, будет всё делать механически. А тот, кто действует механически, будет иметь механическое сердце. Если же в груди будет механическое сердце, тогда будет утрачена первозданная чистота. А когда утрачена первозданная чистота, жизненный путь не будет покоен… Ты из тех, кто торгует славой в мире. Неужто ты забыл о своём духе и презрел своё тело? Ты не умеешь управлять самим собой — где уж наводить тебе порядок в мире! Уходи и не мешай мне работать!

 

Почему это так?

Полутень спросила у Тени:

— Раньше ты двигалась, теперь ты остановилась. Раньше ты сидела, теперь ты встала. Откуда такое непостоянство поведения?

Тень ответила:

— А может, я поступаю так в зависимости от чего-либо? А может быть, то, в зависимости от чего я так поступаю, зависит от чего-то ещё? А может, я завишу от чешуйки на брюхе змеи или от крыльев цикады? Как знать; почему это так, как знать, почему это не так?!

 

Столетний череп

Учитель Ле-цзы, направляясь в царство Вэй, решил закусить у дороги. Его спутники заметили столетний череп и, отогнув полы, показали учителю.

Посмотрев на череп, Ле-цзы сказал своему ученику Бо Фыну:

— Только мы с ним понимаем, что нет ни рождения, ни смерти. Как неверно печалиться о смерти! Как неверно радоваться жизни!

 

Нет ничего лучше пустоты

Некто спросил у учителя Ле-цзы:

— Почему ты ценишь пустоту?

— В пустоте нет ничего ценного, — ответил Ле-цзы и продолжил. — Дело не в названии. Нет ничего лучше покоя, нет ничего лучше пустоты. В покое, в пустоте обретаешь своё жилище, в стремлении взять теряешь своё жилище. Когда дела пошли плохо, прежнего не вернёшь игрой в «милосердие» и «справедливость».

 

Покорившись, не измениться

Ши Чэнци увидел Лао-цзы и спросил:

— Я слышал, что вы, учитель, мудрый человек, и поэтому пришёл с вами повидаться. Меня не удержала и дальняя дорога. Прошёл мимо сотни постоялых дворов, ноги покрылись мозолями, но не смел остановиться. Ныне же я увидел, что вы не мудрец: у мышиных нор — остатки риса, бросать его как попало — немилосердно. У вас полно и сырого, и вареного, а вы собираете и накапливаете без предела.

Лао-цзы с безразличным видом промолчал. На другой день Ши Чэнци снова увиделся с Лао-цзы и сказал:

— Вчера я над вами насмехался. Почему же сегодня моё сердце искренне от этого отказывается?

— Я сам считал, что избавился от тех, кто ловко узнает проницательных и мудрых, — ответил Лао-цзы. — Если бы вчера вы назвали меня волом, и я назвался бы волом; назвали бы меня лошадью, и я назвался бы лошадью. Если, встретив какую-то сущность, кто-то даёт ей название, то, не приняв название, примешь от такого беду. Я покорился не от того, что был покорён, а покорившись, не изменился.

 

«Чем я лучше других?»

Цзянь У спросил Суньшу Гордого:

— Что вы делаете со своим сердцем? Вы трижды были советником чуского царя, но не кичились; трижды были смещены с этого поста, но не печалились. Сначала я опасался за вас, а нынче вижу — лицо у вас весёлое.

— Чем же я лучше других? — ответил Суньшу Гордый. — Когда этот пост мне дали, я не смог отказаться; когда его отняли, не смог удержать. Я считаю, что приобретения и утраты зависят не от меня, и остаётся лишь не печалиться. Чем же я лучше других? И притом, не знаю, ценность в той службе или во мне самом? Если в ней, то не во мне; если во мне, то не в ней. Тут и колеблюсь, тут и оглядываюсь, откуда же найдётся досуг, чтобы постичь, ценят меня люди или презирают?

 

Золото

Как-то одному писцу очень захотелось золота. Утром пораньше надел он платье и шапку, отправился на базар. Подошёл прямо к меняле, схватил золото и кинулся прочь. Поймав его, стражник спросил:

— Как мог ты украсть чужое золото? Ведь кругом были люди?

— Когда я брал, никого не заметил, видел лишь золото, — ответил писец.

 

Обезьяний царь

В царстве Сун жил Обезьяний царь, который любил обезьян и кормил целую стаю. Он умел угадывать их желания, обезьяны также его понимали. Чтобы ублажить обезьян, он меньше кормил свою семью.

Но вдруг он обеднел, и пришлось ему уменьшить корм обезьянам. Боясь, что вся стая выйдет из повиновения, сначала он их обманул:

— А что, если стану давать вам утром по три каштана, а вечером по четыре?

Но тут все обезьяны поднялись в гневе.

— А что, если стану давать вам утром по четыре каштана, а вечером по три? — сразу же переспросил он.

И все обезьяны обрадованно легли на землю.

 

Сон

Однажды императору Чжуан Чжоу приснилось, что он — бабочка, весело порхающая бабочка. Он наслаждался от души и не сознавал, что он — Чжоу. Но вдруг проснувшись, удивился, что он — Чжоу, и не мог понять: снилось ли Чжоу, что он — бабочка, или бабочке снится, что она — Чжоу. Это и называют превращением вещей, тогда как между Чжоу и бабочкой непременно существует различие.

 

Управление царством

Не давая места мыслям ни о чине, ни о жаловании, Боли Си кормил буйволов, и буйволы жирели. Поэтому, забыв о том, что он только презренный раб, цинский царь Мугун вручил ему управление царством.

 

Смерть Лао-цзы

Когда умер Лао-цзы, оплакивать его явился Цинь И, трижды возопил он и вышел.

— Разве вы не были другом нашего учителя? — спросил ученик.

— Был, — ответил Цинь И.

— И так мало плакали?

— Да. Сначала я думал, что там — его ученики, а теперь понял, что нет. Когда я вошёл попрощаться, там были старые, вопившие над ним, словно над родным сыном, были молодые, плакавшие над ним, словно над родной матерью. Все они собрались для того, чтобы говорить там, где не нужно слов, плакать там, где не нужно слёз. Это означает бегство от природы, насилие над чувствами, забвение доставшегося от природы. В старину это называли карой за отступление от природы.

Когда наступило время, Учитель родился; пришло время уйти — Учитель покорился. К тому, кто спокойно следует за временем и обстоятельствами, нет доступа ни печали, ни радости. В старину это называли независимостью от природы.

Для рук, заготавливающих хворост, наступает предел. Но огонь продолжает разгораться, и есть ли ему предел — неведомо,

 

Осторожность

Янь Хэ, готовясь занять пост наставника вэйского царя Лингуна, спросил у Цюй Боюя:

— Как мне поступить в данном случае? У здешнего царя природная склонность к убийствам. Если его не удерживать, опасность будет грозить всему нашему царству; если же его удерживать, опасность будет грозить мне, Знания у него хватает, чтобы понять чужие ошибки, но не хватает, чтобы понять собственные.

— Какой замечательный вопрос! — воскликнул Цюй Боюй. — Остерегайся его! Будь с ним осторожен! Будь точен в своём поведении! Лучше всего внешне с ним сближаться, а в сердце хранить гармонию. Однако и в том, и в другом — опасность. Сближение не должно стать глубоким, а внутренняя гармония не должна стать явной. Если сближаться глубоко, упадёшь и погибнешь; если внутренняя гармония будет явной, то составит доброе имя и славу, но она же обернётся бедой, злом. Станет он вести себя, как ребенок, и ты веди себя с ним, как ребёнок; не станет соблюдать ранга, и ты с ним не соблюдай ранга; будет переходить все границы, и ты с ним переходи все границы. Достигнешь этого, сможешь с ним тесно сблизиться и освободить его от ошибок.

Видел ли ты, как кузнечик-богомол в гневе топорщит крылья, преграждая дорогу повозке? Не сознавая, что ему её не одолеть, он переоценивает свои силы. Остерегайся! Будь осторожен! Если, кичась заслугами, станешь их переоценивать, совершишь ту же ошибку.

Знаешь ли ты, как человек кормит тигра? Не решится давать тигру живого зверя, ибо, убивая его, тигр придёт в ярость; не решится дать целую тушу, ибо, разрывая ее, тигр придет в ярость. Своевременно корми голодного, постигая, что приводит его в ярость. Тигр и человек принадлежат в различным видам. Человек потакает тигру, и тигр к нему ластится; перечит — и тигр его убивает.

Так тот, кто холил лошадей, уносил навоз в корзинах, а мочу — в кувшинах. Но вот налетели комары и оводы, он внезапно хлопнул коня — и тот, порвав удила, проломил ему голову и разбил грудь. Разве не нужна осторожность?

Чрезмерная забота и любовь могут привести к гибели.

 

Смена одежды

Младший брат Ян Чжу по имени Бу отправился гулять, надев белое платье. Пошёл дождь, он снял белое и сменил его на чёрное.

Когда же вернулся домой, собака его не узнала и встретила лаем. Ян Бу рассердился и хотел побить собаку.

— Не бей! — сказал ему Ян Чжу. — Разве ты сам не удивился бы, если бы собака ушла белой, а вернулась чёрной? Ты поступил бы так же, как она.

 

«Верно!»

Народ Ханьдана в день Нового года подносил своему правителю Цзянь-цзы горлиц. В большой радости Цзянь-цзы щедро всех награждал.

— Зачем? — спросил один из гостей.

— Проявляю милосердие — отпускаю птиц на волю в день Нового года.

— Всем известно желание царя отпускать птиц на волю, оттого и ловят горлиц, соревнуясь и убивая при этом множество птиц, Если царь хочет оставить горлиц в живых, пусть лучше запретит их ловить. Если же отпускать на волю пойманных, спасённые из милосердия не восполнят числа убитых.

— Верно! — согласился Цзянь-цзы.

 

Хитрый сосед

У одного человека засох платан, и старик-сосед сказал ему:

— Сухой платан — предвестник беды!

Тот человек поспешно срубил дерево, а старик-сосед попросил себе дерево на дрова. Опечалился тот человек и сказал:

— Вот какой у меня сосед! Ну и хитёр же! Ведь ему только и хотелось, что дров, потому и подучил меня срубить дерево!

 

Вор

Пропал у одного человека топор, Подумал он на сына своего соседа и стал к нему приглядываться: ходит — как укравший топор, глядит — как укравший топор, говорит — как укравший топор; словом, каждый жест, каждое движение выдавали в нём вора.

Но вскоре тот человек стал вскапывать землю в долине и нашёл свой топор. На другой же день снова посмотрел на сына своего соседа: ни жестом, ни движением не походил он на вора.

 

Познание причины

Ле-цзы учился стрелять. Попав в цель, попросил указаний у Стража Границ. Страж Границ задал вопрос:

— Знаешь ли ты, почему попал в цель?

— Не знаю.

— Значит, ещё не овладел мастерством.

Ле-цзы ушёл, упражнялся три года и снова явился с докладом. Страж Границ спросил:

— Знаешь ли ты, почему попал в цель?

— Знаю, — ответил Ле-цзы.

— Теперь ты овладел мастерством! Храни и не забывай! Поступай так, изучая не только стрельбу, но и себя самого, и царство. Ибо мудрый человек познает не существование и гибель, а их причины.

 

Естественный процесс развития

Некий сунец (житель царства Сун) за три года вырезал для своего государства из нефрита лист дерева чу, такой совершенный — в зубчиках и со стебельком, в жилах и волосках, такой сложный и блестящий, что его нельзя было отличить от настоящих листьев дерева чу, даже смешав с ними. Этого человека за его мастерство стало кормить царство Сун.

Услышав об этом, учитель Ле-цзы сказал:

— Если бы Небо и Земля, порождая вещи, создавали за три года один лист, то растений с листьями было бы очень мало. Поэтому мудрый человек полагается не на знания и мастерство, а на естественный процесс развития.

 

Смех над соседом

Цзинский царь выступил для соединения с союзниками, чтобы напасть на царство Вэй. Царевич Чу поглядел на небо и рассмеялся.

— Отчего смеёшься? — спросил царь.

— Я, ваш слуга, смеюсь над соседом, — ответил царевич. — Он проводил жену к её родителям, а по дороге заметил женщину, собиравшую листья шелковицы. Она ему понравилась, и он стал с ней заигрывать. Но тут обернулся и поглядел вслед своей жене: её тоже кто-то манил. Над ним ваш слуга и смеётся.

Царь понял намёк, остановил войско и повёл обратно. Не успел он дойти до дома, как напали на северную окраину его царства.

 

Настоящий художник

Сунский царь Юань захотел иметь у себя картину. К нему пришли все придворные писцы и встали у трона, держа в руках ритуальные таблички, облизывая кисти и растирая тушь. Ещё столько же стояли за дверью зала. Один писец пришёл с опозданием, поспешно вошёл в зал, взял табличку, но не встал в ряд с другими, а тут же прошёл в свои покои. Царь послал человека посмотреть за ним, и тот увидел, что писец снял одежды и голый сидел, раскинув ноги, на полу.

— Вот настоящий художник! — воскликнул царь. — Ему можно поручить дело.

 

Повар Дин

Повар Дин разделывал бычьи туши для царя Вэньхоя. Взмахнёт рукой, навалится плечом, подопрёт коленом, притопнет ногой, и вот — «Вжиг! Бах!» — сверкающий нож словно пляшет в воздухе то в такт мелодии «Тутовая роща», то в ритме песен Цзин-шоу.

— Прекрасно! — воскликнул царь Вэньхой. — Сколь высоко твоё искусство, повар!

Отложив нож, повар Дин сказал в ответ:

— Ваш слуга любит Путь, а он выше обыкновенного мастерства. Поначалу, когда я занялся разделкой туш, я видел перед собой только туши быков, но минуло три года — и я уже не видел их перед собой! Теперь я не смотрю глазами и полагаюсь на осязание духа, я перестал воспринимать органами чувств и даю претвориться во мне духовному желанию. Вверяясь Небесному порядку, я веду нож через главные сочленения, непроизвольно проникаю во внутренние пустоты, следуя лишь непреложному, и потому никогда не наталкиваюсь на мышцы или сухожилия, не говоря уже о костях. Хороший повар меняет свой нож раз в год — потому что он режет. Обыкновенный повар меняет свой нож раз в месяц — потому что он рубит. А я пользуюсь своим ножом уже девятнадцать лет, разделал им несколько тысяч туш, а нож всё ещё выглядит таким, словно он только что сошёл с точильного камня. Ведь в сочленениях туши всегда есть промежуток, а лезвие моего ножа не имеет толщины. Когда же не имеющее толщины вводишь в пустоту, ножу всегда найдётся достаточно места, где погулять. Вот почему даже спустя девятнадцать лет мой нож выглядит так, словно он только что сошёл с точильного камня.

Однако же всякий раз, когда я подхожу к трудному месту, я вижу, где мне придётся нелегко и собираю воедино моё внимание. Я, пристально вглядываясь в то место, двигаясь медленно и плавно, веду нож старательно, и вдруг туша распадается, словно ком земли рушится на землю. Тоща я поднимаю вверх руку и с довольным видом оглядываюсь по сторонам, а потом вытираю нож и кладу его на место.

— Превосходно! — воскликнул царь Ваньхой. — Послушав повара Дина, я понял, как нужно вскармливать жизнь.

 

Маленькие не-победы

Одноногий Куй завидовал Сороконожке, Сороконожка завидовала Змее, Змея завидовала Ветру, Ветер завидовал Глазу, а глаз завидовал Сердцу.

Куй сказал Сороконожке:

— Я передвигаюсь, подпрыгивая на одной ноге, и нет ничего проще на свете. Тебе же приходится передвигать десять тысяч ног, как же ты с ними управляешься?

— А чему тут удивляться? — ответила Сороконожка. — Разве не видел ты плюющего человека? Когда он плюет, у него изо рта вылетают разные капли, большие, как жемчуг, или совсем маленькие, словно капельки тумана. Вперемешку падают они на землю, и сосчитать их невозможно. Мною же движет Небесная Пружина во мне, а как я передвигаюсь, мне и самой неведомо.

Сороконожка сказала Змее:

— Я передвигаюсь с помощью множества ног, но не могу двигаться так же быстро, как ты, хотя у тебя ног вовсе нет. Почему так?

— Мною движет Небесная Пружина во мне, — ответила Змея. — Как могу я это изменить? Для чего же мне ноги?

Змея говорила Ветру:

— Я передвигаюсь, сгибая и распрямляя позвоночник, ибо у меня есть тело. Ты же с воем поднимаешься в Северном Океане и, всё так же завывая, несешься в Южный Океан, хотя тела у тебя нет. Как это у тебя получается?

— Да, я с воем поднимаюсь в Северном Океане и лечу в Южный Океан. Но если кто-нибудь тронет меня пальцем, то одолеет меня, а станет топтать ногами — и сомнет меня. Пусть так — но ведь только я могу ломать могучие деревья и разрушать огромные дома. Вот так я превращаю множество маленьких не-побед в одну большую победу. Только истинный мудрец способен быть великим победителем!

 

«Можно ли научиться управлять лодкой?»

Янь Хой сказал Конфуцию:

— Однажды я переправлялся через глубокий поток Шаншэнь, и перевозчик управлял лодкой, словно всемогущий Бог. Я спросил его: «Можно ли научиться управлять лодкой?»

— Можно, — ответил он. — Это легко может сделать хороший пловец, а если он к тому же ныряльщик, то может научиться управлять лодкой, даже в глаза её не видя.

Я спросил его ещё, но он не захотел говорить со мной. Позвольте спросить, что это значит?

— Когда перевозчик сказал, что его искусству легко может научиться хороший пловец, он имел в виду, что такой пловец забывает про воду, — ответил Конфуций. — А когда он сказал, что ныряльщик может научиться его искусству, даже не видя лодки, он говорил о том, что для такого человека водная пучина — всё равно что суша и перевернуться в лодке — всё равно что упасть с повозки. Пусть перед ним опрокидывается и перевертывается всё, что угодно, — это не поколеблет его спокойствия. Что бы с ним не случилось, он будет безмятежен!

В игре, где ставят на черепицу, ты будешь ловок. В игре, где ставят на золото, ты потеряешь голову. Искусство во всех случаях будет одним и тем же, а вот внимание твоё перейдёт на внешние вещи. Тот, кто внимателен ко внешнему, неискусен во внутреннем.

 

Не иметь помех

Плотник Чуй чертил от руки точнее, чем с помощью циркуля и угольника, его пальцы следовали превращениям вещей и не зависели от его мыслей и желаний. Поэтому его сознание всегда было цельным и не знало никаких преград. Мы забываем о ноге, когда сандалии нам впору. Мы забываем о пояснице, когда пояс халата не жмёт. Мы забываем о «правильном» и «неправильном», когда наш ум нам не мешает. И мы не меняемся внутри и не увлекаемся внешними вещами, когда нам не мешают наши дела. Не иметь помех с самого начала и никогда не иметь их потом — значит не создавать себе помех даже забвением помех.

 

Древо Небес

Хуэй-цзы сказал Чжуан-цзы:

— У меня во дворе есть большое дерево, люди зовут его Древом Небес. Его ствол такой кривой, что к нему не приставишь отвес. Его ветви так извилисты, что к ним не приладишь угольник. Поставь его у дороги — и ни один плотник даже не взглянет на него. Так и слова ваши: велики они, да нет от них проку, оттого люди не прислушиваются к ним.

Чжуан-цзы сказал:

— Не доводилось ли вам видеть, как выслеживает добычу дикая кошка? Она ползёт, готовая каждый миг броситься направо и налево, вверх и вниз, но вдруг попадает в ловушку и гибнет в силках. А вот як — огромен, как заволакивающая небо туча, но при своих размерах не может поймать даже мышь. Вы говорите, что от вашего дерева пользы нет. Ну так посадите его в деревне, которой нет нигде, водрузите его в пустыне Беспредельного и гуляйте, не думая о делах, отдыхайте под ним, предаваясь приятным мечтаниям. Там его не срубит топор, и ничто не причинит ему урона. Когда не находят пользы, откуда взяться заботам?

 

Настоящее забвение

Урод Безгубый со скрюченными ногами служил советником при вэйском правителе Лин-гуне. Государю так нравился этот советник, что, когда он смотрел на обыкновенных людей, ему казалось, что у них слишком длинные ноги.

Горбун с огромной шишкой на шее служил советником при Хуань-гуне, правителе царства Ци. Хуань-гуну так нравился его советник, что, когда он видел перед собой обыкновенных людей, ему казалось, что у них слишком длинная шея.

Насколько в людях проступает полнота свойств, настолько же забывается их телесный облик. Когда люди не забывают то, что обычно забывается, и забывают то, что обычно не забывается, это называется настоящим забвением. Вот почему, где бы ни пребывал мудрец, для него знание — это беда, обещание — клей, добродетель — как раздача милостыни, ремесло — как рыночный торг. Коль скоро мудрый не строит планов, зачем ему знание? Коль скоро он не делает заметок, зачем ему склеивать расписки? Коль скоро он ничего не лишается, зачем ему требовать уплаты долга? Коль скоро он ничего не продаёт, зачем ему доходы?

 

Источник несчастий

Когда Иляо из Шинаня повстречался с правителем Лу, тот выглядел очень утомленным.

— Отчего у вас такой утомленный вид? — спросил Шинаньский учитель.

— Я изучил путь прежних царей и готовился продолжать дело моих предков, — ответил правитель Лу. — Я чту духов и оказываю уважение достойным мужам. Я всё делаю сам и не имею ни мгновения отдыха, однако так и не могу избавиться от забот. Бот почему я выгляжу таким утомленным.

— Ваш способ избавления от забот, мой господин, никуда не годится, — сказал Шинаньский учитель. — Лиса с её пышным мехом и леопард с его пятнистой шкурой скрываются в лесах и горных пещерах, чтобы иметь покой. Они выходят наружу по ночам и отдыхают днём — настолько они осторожны. Даже когда им приходится терпеть голод и жажду, они позволяют себе лишь единожды выйти за добычей или на водопой — настолько они сдержанны. И если даже при их осторожности и сдержанности им порой не удаётся избежать капкана или сети, то разве это их вина? Их мех и шкура — вот источник их несчастий. А разве царство Лу не является для вас такой же шкурой? Я бы посоветовал вам, мой господин, содрать с себя шкуру, очистить сердце, прогнать прочь желания и странствовать привольно в Безлюдном Просторе.

 

«За что муравьям такое предпочтение?»

Чжуан-цзы лежат на смертном одре, и ученики собирались устроить ему пышные похороны. Чжуан-цзы сказал:

— Небо и Земля будут мне внутренним и внешним гробом, солнце и луна — парой нефритовых дисков, звёзды — жемчужинами, а вся тьма вещей — посмертными подношениями. Разве чего-то не хватает для моих похорон? Что можно к этому добавить?

— Но мы боимся, — ответили ученики, — что вас, учитель, склюют вороны и коршуны.

Чжуан-цзы сказал:

— На земле я достанусь воронам и коршунам, под землёй пойду на корм муравьям. За что же муравьям такое предпочтение?

 

Возвращение к единству

У соседа Учителя пропал баран. Чтобы его найти, сосед поднял на ноги всю общину и попросил Учителя дать его учеников.

— Зачем так много людей для поисков одного барана? — спросил Учитель.

— На дороге много развилок, — ответил сосед.

— Отыскали барана? — спросил Учитель, когда они вернулись.

— Нет! Пропал!

— Почему же пропал?

— После каждой развилки на дорогах ещё развилки. Мы не знаем, по которой баран ушёл, поэтому и вернулись.

От огорчения Учитель изменился в лице и надолго умолк. За весь день он ни разу не улыбнулся. Удивляясь, ученики спросили его:

— Почему вы перестали говорить и улыбаться? Ведь баран — скотина дешёвая. К тому же он вам не принадлежал.

Учитель ничего не ответил, и они ничего не поняли. Один из учеников поведал обо всём судье. На другой день судья вместе с этим учеником приплёл к Учителю.

— Осмелюсь задать вам вопрос, — сказал судья, — кто из трёх братьев прав, а кто — неправ?

Некогда три брата учились у одного наставника. Постигнув учение о милосердии и долге, они вернулись домой.

«Каково же учение о милосердии и долге?» — спросил их отец.

Старший брат ответил: «Милосердие и долг велят мне беречь самого себя, а затем уж свою славу».

Средний брат ответил: «Милосердие и долг велят мне стремиться к славе, не жалея при этом себя».

А младший брат сказал: «Милосердие и долг велят мне сохранить и жизнь и славу».

— А на чьей стороне истина в другой истории? — спросил учитель. — Перевозчик, который жил на берегу реки, привык к воде, он смело плавал и управлял лодкой. На переправе он зарабатывал столько, что ему хватало прокормить сотню ртов. И вот, захватив с собой провизию, к нему приходят учиться. И чуть ли не половина учеников тонет. Бот какой вред причинило многим то, что одному принесло такую пользу!

Судья встал и молча вышел, а ученик, который его привёл, стал укорять:

— Зачем ты задал такой далёкий от темы вопрос? Учитель ответил так туманно. В результате я ещё больше запутался.

— Увы! — сказал судья. — Ты жил вблизи Преждерожденного, упражняясь в его учении, и так плохо его понимаешь!

Если баран пропал от того, что на дороге много развилок, то философы теряют жизнь от того, что наука многогранна. Это не означает, что учение в корне различно, что корень у него не один. Но это показывает, как далеко расходятся его ветви. Чтобы не погибнуть и обрести утраченное, необходимо возвращение к общему корню, необходимо возвращение к единству.

 

Совершенство

Свет спросил у Тьмы: «Ты существуешь или не существуешь?» — но не получил ответа.

Вгляделся пристально в её облик: темно, пусто. Целый день смотри на неё — и не увидишь, слушай её — и не услышишь, трогай её — и не дотронешься.

«Совершенство! — воскликнул Свет. — Кто мог бы ещё достичь такого совершенства? Я способен быть или не быть, но не способен абсолютно не быть. А Темнота — как она этого достигла?»

 

Действительно много

Чжуан-цзы увиделся с лусским царём, и тот ему сказал:

— В Лу много конфуцианцев, но мало ваших последователей.

— В Лу мало конфуцианцев, — возразил Чжуан-цзы.

— Как же можно говорить, что их мало, когда по всему царству ходят люди в конфуцианских одеждах?

— Я слышал, будто конфуцианцы носят круглую шапку в знак того, что они познали бремя Небес, — сказал Чжуан-цзы. — Я слышал, будто они ходят в квадратной обуви в знак того, что познали форму Земли; подвешивают к поясу на разноцветном шнуре нефритовое наперстье для стрельбы в знак того, что решают дела немедленно. Благородные мужи, обладающие этим учением, вряд ли носят такую одежду, а те, кто носит, вряд ли знают это учение. Вы, государь, конечно, думаете иначе. Но почему бы вам не объявить по всему царству: «Те, кто носят такую одежду, не зная этого учения, будут приговорены к смерти!»

И тогда царь велел оглашать указ пять дней, и в Лу не посмели больше носить конфуцианскую одежду.

Лишь один муж в конфуцианской одежде остановился перед царскими воротами. Царь сразу же призвал его, задал вопрос о государственных делах, и тот, отвечая, оказался неистощимым в тысяче вариантов и тьме оттенков.

— Во всём царстве Лу — лишь один конфуцианец? — удивлённо воскликнул царь.

— Вот это действительно много! — сказал Чжуан-цзы.

 

Ропщущий ученик

Ле-цзы мог легко передвигаться по воздуху, оседлав ветер.

Об этом узнал ученик Инь. Он пришёл к Ле-цзы и несколько месяцев не уходил домой. Он просил учителя рассказать на досуге о его искусстве, десять раз обращался с глубоким почтением, и десять раз учитель ничего не говорил. Наконец ученик Инь возроптал и попросил разрешения попрощаться. Ле-цзы и тогда ничего не сказал.

Инь ушёл, но мысль об учении его не оставляла, и через некоторое время он снова вернулся.

— Почему ты столько раз приходишь и уходишь? — спросил его Ле-цзы.

— Прежде я обращался к тебе с просьбой, — ответил Инь, — но ты мне ничего не сказал, и я на тебя обиделся. Теперь я забыл обиду и поэтому снова пришёл.

— Прежде я считал тебя проницательным, — сказал Ле-цзы. — Ты же оказался столь невежественным. Хорошо, оставайся. Я поведаю тебе о том, что открыл мне Учитель. С тех пор, как я стал служить учителю, прошло три года, я изгнал из сердца думы об истинном и ложном, а устам запретил говорить о полезном и вредном. И лишь тогда я удостоился взгляда Учителя.

Прошло пять лет. В сердце у меня родились новые думы об истинном и ложном, а устами я по-новому заговорил о полезном и вредном. И лишь тогда я удостоился улыбки Учителя.

Прошло семь лет, и, давая волю своему сердцу, я уже не думал ни об истинном, ни о ложном. Давая волю своим устам, я не говорил ни о полезном, ни о вредном. И лишь тогда Учитель позвал меня и усадил рядом с собой на циновке.

Прошло девять лет, и как бы ни принуждал я своё сердце думать, как бы ни принуждал свои уста говорить, я уже не ведал, что для меня истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно. Я уже не ведал, что Учитель — мой наставник. Я перестал отличать внутреннее от внешнего. И тогда все мои чувства как бы слились в одно целое: зрение уподобилось слуху, слух — обонянию, а обоняние — вкусу; мысль сгустилась, а тело освободилось, кости и мускулы сплавились воедино. Я перестал ощущать, на что опирается тело, на что ступает нога, и, следуя за ветром, начал передвигаться на восток и на запад. Подобный листу с дерева или сухой шелухе, я в конце концов перестал осознавать, ветер ли оседлал меня, или я ветер.

Ты же ныне поселился у моих ворот, и ещё не прошёл круглый срок, а ты роптал и обижался дважды и трижды. Ни одной доли твоего тела не может воспринять ветер, ни одного твоего сустава не может поддержать земля. Как же смеешь ты надеяться ступать по воздуху и оседлать ветер?

 

Проводник

В старину жил один проповедник, учивший, как познать путь к бессмертию. Царь послал за ним, но посланец не спешил, и тот проповедник умер. Царь сильно разгневался и собрался было казнить посланца, когда любимый слуга подал царю совет:

— Люди более всего боятся смерти и более всего ценят жизнь. Если сам проповедник утратил жизнь, то как же он мог сделать бессмертным царя?

И посланца пощадили.

Некий бедняк хотел научиться бессмертию и, услыхав, что проповедник умер, стал бить себя в грудь от досады. Услышал об этом богач и принялся над ним смеяться:

— Сам не знает, чему собрался учиться. Ведь тот, у кого хотели научиться бессмертию, умер. Что же он огорчается?

— Богач говорит неправду, — сказал Ху-цзы. — Бывает, что человек, обладающий средством, не способен его применить. Бывает также, что способный применить средство им не обладает. Некий вэец прекрасно умел считать. Перед смертью он передал сыну свой секрет в виде притчи. Сын слова эти запомнил, а применить их не сумел. Он передал слова отца другому человеку, который у него об этом спросил. И тот человек применил секрет не хуже, чем это делал покойный.

Вот так и с бессмертием! Разве умерший не мог рассказать о том, как познать путь к бессмертию?

 

Зачем тревожиться?

Некий писец не мог ни есть, ни спать: он опасался, что Небо обрушится, а Земля развалится — и ему негде будет жить. Опасения эти опечалили другого человека, который отправился к нему и стал объяснять:

— Почему ты опасаешься, что обрушится Небо? Ведь Небо — это скопление воздуха. Ты живёшь, дышишь и действуешь в этом небе.

— Но если Небо — действительно скопление воздуха, то разве не должны тогда упасть солнце, луна, планеты и звёзды? — спросил писец.

— Солнце, луна, планеты и звёзды — это та часть скопления воздуха, которая просто блестит. И если бы они даже упали, то никому бы не причинили вреда.

— А если Земля развалится?

— А почему ты опасаешься, что Земля развалится? Ведь Земля — это скопление твёрдого тела, которое заполняет все четыре пустоты. И нет места без твёрдого тела. Ты стоишь, ходишь и действуешь на Земле.

Услышав это, писец успокоился и очень обрадовался. Объяснявший ему тоже успокоился и тоже обрадовался.

Услышав об этом, учитель Мо усмехнулся и сказал:

— Радуга простая и двойная, облака и туман, ветер и дождь, времена года — эти скопления воздуха образуют Небо. Горы и холмы, реки и моря, металлы и камни, огонь и дерево — эти скопления твёрдого тела образуют Землю. Разве познавший, что Небо — это скопление воздуха, и познавший, что Земля — это скопление твёрдого тела, скажет, что они не разрушаются? Ведь в пространстве Небо и Земля — вещи мелкие, самое крупное из них — бесконечно и неисчерпаемо. И это очевидно, что опасность их разрушения относится к слишком далекому будущему, но слова о том, что они никогда не разрушатся, также неверны. Поскольку Небо и Земля не могут не разрушиться, они обязательно разрушатся. И разве не возникнет опасность, когда придёт время их разрушения?

Услышав об этом, Ле-цзы усмехнулся и сказал:

— Те, кто говорит, что Небо и Земля разрушатся, ошибаются. Те, кто говорит, что Небо и Земля не разрушатся, тоже ошибаются. Разрушатся или не разрушатся — я не могу этого знать. Ведь не дело живых знать, что такое мёртвые, а мёртвые не знают, что такое живые. Приходящие не знают уходящих, а уходящие не знают приходящих. Так зачем тревожиться и думать о том, разрушится Небо или не разрушится?

 

Полезное и бесполезное

Творящий Благо сказал Чжуан-цзы:

— Ты всё время говоришь о бесполезном.

— С тем, кто познал бесполезное, можно говорить и о полезном, — ответил Чжуан-цзы. — Ведь земля и велика, и широка, а человек ею пользуется лишь на величину своей стопы. А полезна ли ещё человеку земля, когда рядом с его стопою роют ему могилу?

— Бесполезна, — ответил Творящий Благо.

— В таком случае, — сказал Чжуан-цзы, — становится ясной и польза бесполезного.

 

Дзен-буддийская традиция

 

Легенда, повествующая о происхождении дзен-буддизма в Индии, гласит следующее.

Однажды Будда Шакьямуни читал проповедь своим ученикам, собравшимся у горы Святой Гриф. В своей проповеди он не стал прибегать к долгим словесным рассуждениям, а просто поднял вверх цветок, который был у него в руке. Он не произнёс ни одного слова. Никто не понимал смысла происходящего, за исключением почтенного старца Махакашьяпы, который со спокойной улыбкой глядел на Учителя и, казалось, отлично понимал всё красноречие этого безмолвного наставления просветленной души. Заметив это, Учитель торжественно провозгласил:

— Я обладаю самым драгоценным сокровищем, духовным и трансцендентальным, которое я предаю сейчас тебе, о почтенный Махакашьяпа.

Ортодоксальные последователи дзен-буддизма обычно считают, что именно этот случай и лёг в основу происхождения их доктрины, в которой раскрывается сокровенная глубина духа Будды и тайна его традиции.

Дальнейшее развитие дзен-буддизма (кит. — чань-буддизм) связано с именем двадцать восьмого Патриарха буддизма в Индии и с первым Патриархом дзен-буддизма в Китае — Бодхидхармой.

Бодхидхарма был третьим сыном великого брамина и уроженцем юго-западной Индии. Он был человеком удивительного ума, отличавшегося блеском и проницательностью: он достигал глубочайшего понимания всего, что когда-либо ему приходилось изучать. В связи с тем, что самой заветной целью его было тщательное изучение доктрины Махаяны, он расстался с белой одеждой мирянина и облачился в чёрную рясу монаха, желая воспитать в себе святость. Бодхидхарма практиковал созерцание и самонаблюдение и хорошо понимал истинное значение мирских дел. Наконец, он решил отправиться в дальний путь, в Китай, и там проповедовать свою доктрину в царстве Вэй.

Первой значительной личностью, с которой Бодхидхарма встретился по прибытии в Китай, был император династии Лян, самый большой покровитель буддистов в Китае в то время. Их разговор выглядел следующим образом.

«Император У династии Лян спросил у Бодхидхармы:

— Со времени начала моего правления я построил много храмов, переписал много священных книг и оказал помощь очень многим монахам: является ли это, по вашему мнению, какой-либо заслугой?

— Здесь нет никакой заслуги, ваше величество, — сухо ответил Бодхидхарма.

— Почему? — изумился император.

— Всё это мелочи, — начал Бодхидхарма своё важное объяснение, — которые приведут к тому, что человек, совершивший всё это, либо попадёт в рай, либо снова родится здесь, на земле. В них — всё ещё следы мирского. Их можно сравнить с тенью. Хотя и кажется, что они действительно существуют, на самом деле — это иллюзорные признаки. Что же касается действительно похвального поступка, то он отличается чистой мудростью, совершенством и таинственностью, Причём его истинная природа недоступна человеческому пониманию. В связи с этим никакое мирское достижение не может считаться похвальным.

Выслушав это, император У снова спросил Бодхидхарму:

— Каков же основной принцип этой священной доктрины?

— Беспредельная пустота и ничего такого, что могло бы быть названо священным, ваше величество, — ответил Бодхидхарма.

— Кто же в таком случае сейчас стоит передо мною?

— Я не знаю, ваше величество.

Ответ был прост и довольно ясен, но император, набожный и учёный буддист, не уловил того духа, который выражал Бодхидхарма всем своим отношением.

Видя, что он ничем не может помочь императору, Бодхидхарма оставил его владения и удалился в монастырь в государстве Вэй, где на протяжении девяти лет практиковал „созерцание стены“».

Однажды монах Синко, позднее названный Эка (487–593), пришёл к Бодхидхарме и стал умолять его всей душой, чтобы он раскрыл ему истину дзен, но Бодхидхарма не обратил никакого внимания на его просьбу. Однако Синко не стал расстраиваться, так как знал, что все великие духовные вожди прошлого проходили немало испытаний во имя достижения своей цели… Однажды, в ожидании, что Бодхидхарма обратит на него внимание, ему пришлось весь вечер простоять на снегу, пока его не замело по колено. Наконец Учитель обратил на него внимание и спросил:

— Чем я могу тебе помочь?

Синко сказал:

— Я пришёл к тебе за мудрыми наставлениями. Умоляю тебя, сжалься надо мною, спаси несчастного смертного.

— Ни с чем не сравнимая доктрина буддизма, — ответил Бодхидхарма, — может быть понята только после долгих лет суровой дисциплины, когда человек выносит невыносимое и практикует то, что труднее всего. Люди недостаточно добродетельные и мудрые не в состоянии чего-либо понять, и все их усилия будут напрасны.

Синко взял и отрубил себе левую руку, и протянул её Учителю в знак своего искреннего желания получить от него наставления. Бодхидхарма сказал:

— Это нужно искать самому, другие не помогут. Позже Бодхидхарма назвал этого человека Экой, и он стал вторым Патриархом дзен-буддизма.

В конце VII — начале VIII вв. дзен-буддизм разделился на две ветви: Северную — во главе с Дзинсю и Южную — во главе с Эно (638–713). Различие между этими школами обусловлено различием, связанным с двойственностью человеческого духа: если одну школу называют школой интеллекта и интуиции, то другую — прагматичной школой. Причина, по которой Южная школа известна под названием «Внезапной» или «Моментальной», в отличие от «Постепенной» школы Севера, заключается в следующем: первая считает, что просветление приходит внезапно, и не допускает никаких градаций, так как в нём нет никаких стадий прогресса, в то время как вторая, Северная школа, подчёркивает естественную постепенность процесса просветления, требующего много времени и сосредоточенности.

Со времён Бодхидхармы, пришедшего в Китай с Запада, то есть из Северной Индии, спокойно и систематически развиваясь более двух столетий, дзен-буддизм прочно обосновался на земле даосизма и конфуцианства в виде учения, претендующего на особое откровение без посредства святых писаний, на независимость от слов и букв, на прямой контакт с духовной сущностью человека, на постижение сокровенной природы человека и достижение совершенства Будды.

Следующим шагом в развитии дзен-буддизма было введение Учителями десятого и одиннадцатого столетий в обучение адептов упражнения «коан» — парадоксального вопроса, на который ученик должен был дать ответ. Но ответ не мог быть получен с помощью логики. Вот некоторые особенности коана:

1. Коан даётся ученику прежде всего для того, чтобы вызвать напряжённое состояние сознания.

2. Рассудок временно бездействует, то есть более поверхностная деятельность разума успокаивается, при этом более глубокие, центральные части его, которые обычно скрыты, могут быть вызваны на поверхность, где их заставляют выполнять свои естественные функции.

3. Эмоциональные и волевые центры, являющиеся действительной основой личности, подвергаются предельному напряжению при решении коана.

4. Когда такая умственная интеграция достигает своего предела, возникает некое нейтральное состояние сознания, которое характеризуется соприкосновением разума с неизвестным, потусторонним и бессознательным.

5. В результате то, что поначалу кажется временной приостановкой всех психологических функций, неожиданно насыщается новыми энергиями.

Сущность дзен-буддизма состоит в том, чтобы научиться по-новому смотреть на жизнь. Если человек хочет постичь сокровенную природу дзена, он должен оставить все свои обычные умственные привычки, которые определяют его повседневную жизнь, он должен попытаться обнаружить какой-нибудь другой способ оценки вещей, или, другими словами, посмотреть — всегда ли удовлетворяет его духовные нужды старый, привычный способ. Если человека почему-то не удовлетворяет эта жизнь, если в его обычном образе жизни есть нечто такое, что лишает его свободы в самом высшем смысле, он должен стремиться найти то, что даст ему чувство совершенства и удовлетворённости. Такой новый взгляд на отношение к жизни в дзен по-японски называется «сатори». Сатори можно определить как интуитивное проникновение в природу вещей — в противоположность аналитическому или логическому пониманию этой природы. Практически это означает открытие нового мира, ранее неизвестного смущенному уму, привыкшему к двойственности. Иными словами, сатори являет нам весь окружающий мир в совершенно неожиданном ракурсе. Что же касается достижения сатори, то всё, что может сделать дзен-буддизм — это указать Путь, а остальное предоставляется всецело внутреннему опыту человека, то есть человек должен сам, без чьей-либо помощи идти по Пути и достичь цели.

Дзен-буддизм самым серьёзным образом настаивает на необходимости внутреннего духовного опыта. Он не придаёт большого значения священным сутрам или их толкованиям мудрецами и учёными. Личный опыт прямо противопоставляется авторитетам и внешнему откровению, а самым успешным методом достижения духовного просветления последователи дзена считают практику дхьяна, называемую в Японии «дзадзен» («дза» означает «сидеть», а «дза-дзен» можно в целом перевести как «сидеть в медитации»).

Основная идея дзен — войти в контакт с внутренними процессами нашего существа, причём сделать это необходимо самым прямым образом, не прибегая к чему бы то ни было внешнему или неестественному. В связи с этим всё, что связано с внешней стороной, в дзене отрицается, так как единственный авторитет в нём — это наша собственная внутренняя природа. Даже рассудочная деятельность не может считаться чем-то конечным или абсолютным. Наоборот, она препятствует уму прийти в прямую связь с самим собой. Миссия интеллекта — служить посредником, а дзен не имеет ничего общего с посредничеством, за исключением тех случаев, когда дело касается общения с другими людьми. По этой причине дзен считает, что все теоретические трактаты и руководства условны и отвлечённы и не содержат всей полноты Истины. Если до конца понять дзен, ум придёт в состояние абсолютного покоя и человек достигнет абсолютной гармонии с природой.

Если разум помрачён, а понимание нарушено, если вы верите в реальность вещей и ограничиваетесь умозрительностью, если вам приходится бороться со стихией, погружаясь в болото предрассудков, то дзен навсегда останется в тумане.

Жизнь, не имеющая значения и цели, — вот что характеризует курс практики дзен. Действительно, при отсутствии «отбора и выбора» этот мир частностей исчезает, так как различие и размышление являются необходимыми условиями нашего опыта, который, не будучи выражен умозрительно, тоже как бы перестаёт существовать. Дзен является искусством познания сути человеческого существа, и поскольку жизнь не имеет никакой определённой пели и никакого определённого смысла, это искусство бесконечно — мы никогда не можем исчерпать его глубины. Даже если мы придём к пониманию, то можем вскоре обнаружить, что оно нуждается в развитии, потому что способно прогрессировать бесконечно.

 

Успокоение сознания

Монах, пришедший просить о наставничестве, сказал Бодхидхарме:

— Моё сознание неспокойно. Пожалуйста, успокойте моё сознание.

— Принеси мне сюда своё сознание, — ответил Бодхидхарма, — и я его успокою!

— Но когда я ищу своё сознание, — сказал монах, — я не могу найти его.

— Вот! — хлопнул в ладоши Бодхидхарма. — Я успокоил твоё сознание!

 

Ответ Дзёсю

Некий монах сказал Дзёсю:

— Я только что пришёл в монастырь. Пожалуйста, дайте мне наставление.

Дзёсю спросил:

— Ты уже съел свою рисовую кашу?

Монах сказал:

— Да. — Тогда тебе лучше пойти и вымыть свою миску, — ответил Дзёсю.

 

«Потому что ты спрашиваешь!»

— Считается, что каждый имеет природу Будды. Имею ли я её? — спросил монах у мастера дзен.

— Не имеешь, — ответил мастер. Тогда монах спросил:

— Если буддийское писание утверждает, что всё наделено природой Будды, почему же её нет у меня? Деревья и камни, горы и реки — всё имеет природу Будды. Если это так, почему же я не имею её?

— Кошки и собаки, горы и реки — всё имеет природу Будды, но ты — нет.

— Но почему?

— Потому что ты спрашиваешь!

 

«Неужели?»

Мастер дзен славился среди соседей своей праведной жизнью. Неподалёку от него жила красивая девушка, родители которой держали продуктовую лавку. Вдруг родители обнаружили, что их дочь беременна.

Они очень рассердились. Дочь, не желая называть виновника, но устав от расспросов, наконец назвала имя Мастера дзен. Кипя от ярости, родители устремились к Мастеру.

— Неужели? — только и произнёс тот.

Когда ребёнок родился, его принесли к Мастеру. К тому времени Мастер уже лишился своей репутации, но это его не беспокоило. Он с большим старанием принялся ухаживать за младенцем. Молоко и всё, что было нужно малютке, он доставал у соседей.

Через год юная мать не смогла больше терпеть и призналась родителям, что отцом ребёнка был молодой человек, работавший на рыбном рынке. Мать с отцом бросились к Мастеру умолять о прощении. Они долго извинялись и попросили вернуть ребёнка.

Мастер был согласен. Возвращая ребёнка, он лишь сказал:

— Неужели?

 

Не оставлять следов

Умирая, дзенский монах Бокудзю попросил своих учеников принести все его книги, всё, что он написал, и всё, что он сказал. Всё это было сложено, но они не могли понять, что он собирается делать. А он начал сооружать из них костер.

Они начали кричать и вопить.

Бокудзю, видя такое, сказал:

— Я собираюсь уходить и не хочу оставлять за собой следов. Я не должен оставить ни одного отпечатка своих ног. Отныне тот, кто пожелает следовать за мной, должен будет следовать за собой. Тот, кто захочет понять меня, должен будет понять себя. Бот почему я уничтожаю все эти книги.

 

Почему?

К дзенскому мастеру пришёл ученик и спросил:

— Почему одни люди красивы, а другие безобразны, одни умны, а другие глупы? Почему существует такое противоречие? Почему Бог создал одних красивыми, а других безобразными? И не говорите мне о кармах, что всё это из-за прошлых жизней. Как появилась разница с самого начала, когда прошлого ещё не было?

Мастер повёл его в сад и сказал:

— Бот это дерево большое, а это — маленькое. Я часто сидел под этими деревьями и думал, почему так? Но когда я отбросил ум, то исчез сам вопрос. Сейчас я знаю, что это дерево большое, а это — маленькое. Нет никакой проблемы!

 

Чашка чаю

Нан Ин, японский мастер дзен, принимал как-то у себя профессора университета, пришедшего расспросить его о дзен.

Нан Ин разливал чай. Налив гостю полную чашку, он продолжал лить дальше.

Профессор смотрел на льющийся через край чай и наконец, не выдержав, воскликнул:

— Она же полна! Больше не входит!

— Бот как эта чашка, — ответил Нан Ин, — и вы наполнены своими мнениями и суждениями. Как же я могу показать вам дзен, пока вы не опорожните свою чашку?

 

Диспут за приют

В храме дзен мог остановиться каждый странствующий монах, кому удавалось выиграть диспут о буддизме у кого-нибудь из уже живших там монахов. Если же он терпел поражение, ему полагалось идти дальше.

В одном храме на севере Японии жили вместе два брата-монаха. Старший был учёным, а младший — глупым и кривым на один глаз.

Однажды странствующий монах попросил приюта, вызвав их, как полагалось, на диспут о тонкостях учения. Устав за день от занятий, старший брат приказал младшему пойти вместо себя. «Иди и предложи дискутировать молча», — предупредил он его.

Молодой монах и странник вошли в храм и уселись там. Вскоре пришелец встал, и, зайдя к старшему брату, сказал:

— Твой младший брат — замечательный парень, он выиграл диспут.

— Расскажи мне, как это произошло, — попросил старший.

— Так вот, — начал странник, — сперва я поднял один палец, представляя Будду, Просветлённого. Он же поднял вверх два пальца, обозначая Будду и его учение. Тогда я поднял три пальца, символизируя Будду, его учение и его последователей, живущих в гармонии. На это он потряс перед моим носом сжатым кулаком, показывая, что все они происходят из одного и того же осознания. Поэтому он победил меня, и я не могу здесь больше оставаться.

Сказав так, путник ушёл.

— Где он? — спросил, вбегая, младший брат.

— Я понял, что ты победил его.

— Я не победил, но зато сейчас я его отделаю!

— Ну-ка расскажи мне о диспуте.

— Едва завидев меня, он тут же поднял один палец, нагло намекая на то, что у меня всего один глаз. Поскольку он человек посторонний, то я решил быть с ним вежливым и поднял два пальца, поздравляя его с тем, что у него есть оба глаза. Тогда этот бесстыжий негодяй поднял три пальца, показывая, что у нас всего три глаза на двоих. Тут я рассвирепел и только собрался его бить, как он сбежал.

 

Как трава и деревья становятся просветлёнными

Синкан шесть лет изучал буддизм школы Тэндай, потом семь лет изучал дзен, затем уехал в Китай и ещё тринадцать лет постигал дзен там. Когда он вернулся в Японию, многим хотелось расспросить его, выяснить непонятные вопросы учения. Но даже когда Синкан и принимал посетителей, что бывало не часто, он редко отвечал на вопросы.

Однажды пятидесятилетний искатель просветления сказал Синкану:

— С детских лет я изучаю мысли школы Тэндай, но одного не могу понять. Тэндай учит, что в конце концов просветлёнными станут даже трава и деревья. Мне это кажется очень странным.

— Какой толк обсуждать — станут просветлёнными травы и деревья или не станут? — спросил Синкан. — Вопрос в том, как тебе самому стать просветлённым. Об этом ты думал?

— Такое мне ещё никогда не приходило в голову, — поразился пожилой ученик.

 

«Благодарить должен дающий!»

Когда Сэйсецу был настоятелем монастыря, ему понадобилось новое учебное здание, ибо там, где он учил, было уже слишком тесно. Купец из Эдо по имени Умэдзу Сэйбей решил пожертвовать на постройку нового учебного здания пятьсот золотых монет, называемых рио, и принёс их учителю.

— Хорошо, я возьму их, — сказал Сэйсецу.

Подав Учителю мешок с золотом, Умэдзу остался недоволен его безразличным отношением. На три рио целый год можно прожить, а тут не благодарят за пятьсот. — В мешке — пятьсот рио, — намекнул он.

— Ты уже говорил это, — ответил Сэйсецу.

— Но ведь даже для такого богатого купца, как я, это огромная сумма, — сказал Умэдзу.

— Ты хочешь, чтобы я за них благодарил тебя? — спросил Сэйсецу.

— Вы должны сделать это, — ответил купец.

— Почему же? — удивился Сэйсецу. — Благодарить должен дающий!

 

Открой свою сокровищницу

Дайдзю пришёл к китайскому мастеру Басо. Басо спросил его:

— Чего ты ищешь?

— Просветления, — ответил Дайдзю.

— У тебя же есть своя сокровищница, зачем искать снаружи? — спросил Басо.

— Где же моя сокровищница? — спросил Дайдзю.

— То, что ты просишь, и есть твоя сокровищница, — ответил Басо.

 

Визитная карточка

Кэичу, великий учитель дзен, возглавлял главный храм Киото. Однажды к нему впервые пришёл губернатор. Слуга принёс Кэйчу его карточку. На ней стояло: «Китайгаки, губернатор Киото».

— С таким человеком у меня нет отношений, — сказал Кэйчу слуге. — Скажи, чтобы он убирался отсюда.

Слуга отнёс карточку обратно и стал извиняться.

— Это было моей ошибкой, — сказал губернатор и зачеркнул карандашом слова «губернатор Киото». — Отнеси-ка своему учителю ещё раз.

— А, так это Китайгаки? — воскликнул учитель, увидев карточку. — Я хочу видеть этого человека.

 

Дзен в каждом мгновении

Ученики дзен проводят с учителем не меньше десяти лет, прежде чем они решаются учить других. Однажды Тэнно, уже прошедший ученичество и ставший учителем, пришёл в гости к Нан Ину. Шёл дождь, поэтому Тэнно надел деревянные башмаки и взял зонтик. Поздоровавшись, Нан Ин заметил:

— Ты, я полагаю, оставил башмаки в прихожей. Хотелось бы знать, где сейчас твой зонтик — справа от башмаков или слева?

Замешкавшись, Тэнно не смог ответить сразу. Он осознал, что не воплощает дзен в каждом мгновении. Он стал учеником Нан Ина и проучился ещё шесть лет, чтобы достичь каждого мгновения дзен.

 

«Я оставил девушку на берегу реки…»

Как-то Тандзан и Экидо держали путь по грязной дороге. Лил сильный дождь. Подойдя к берегу реки, они повстречали девушку в шелковом кимоно с поясом, которая не могла перейти разбушевавшуюся реку. Девушка была очень красива. «А ну-ка», — сказал Тандзан и, взяв её на руки, перенёс через реку.

Экидо не возобновлял беседы и молчал до вечера, пока они не достигли храма, где остановились на ночь. Там он уже не мог больше сдерживаться и сказал: «Мы, монахи, не должны приближаться к женщинам, особенно к таким молодым и красивым, ведь это опасно. Почему ты так сделал?»

— Я оставил девушку там, на берегу, — ответил Тандзан, — а ты всё ещё несёшь ее!

 

Чтение сутр

Один крестьянин попросил монаха секты Тэндай прочесть сутры над своей умершей женой. После чтения он спросил: «Ты считаешь, что моей умершей жене это пойдёт на пользу?»

— Не только твоей жене, но и всем чувствующим существам приносит пользу чтение сутр, — ответил монах.

— Ты говоришь, что это приносит пользу всем чувствующим существам, — сказал крестьянин, — но моя жена, верно, ещё слаба, и другие могут обмануть её и присвоить положенную ей пользу. Будь добр, прочти сутры только для неё одной.

Монах пояснил, что каждый буддист стремится нести благо всем живым существам и рад служить каждому из них.

— Прекрасное учение, — сказал крестьянин, — но прошу тебя, сделай лишь одну оговорку. Мой сосед такой грубиян и подлец — ты уж исключи из всех чувствующих существ хотя бы его.

 

Самое ценное на свете

Ученик спросил мастера дзен Содзана:

— Что на свете самое ценное?

— Голова дохлой кошки, — ответил учитель.

— Почему же голова дохлой кошки — самое ценное на свете? — попытался выяснить ученик.

— Потому что никто не может назвать её цену, — ответил Содзан.

 

Характер

Ученик дзен пришёл к Банкэю и пожаловался:

— Учитель, у меня такой необузданный характер. Как мне исправить его?

— Это у тебя что-то уж очень странное, — ответил Банкэй, — ну-ка, дай мне на него взглянуть.

— Я не могу показать его сразу сейчас, — ответил ученик.

— А когда ты сможешь? — спросил Банкэй.

— Он проявляется неожиданно, — ответил ученик.

— Тогда, — заключил Банкэй, — он не может быть твоей истинной природой, иначе ты бы смог показать мне его в любой момент. Ты родился без него, и родители тебе его также не передавали. Подумай хорошенько.

 

Тяжёлая голова

Дзенский монах Догэн жил уединённо в своей хижине на опушке леса. Как-то несколько странствующих буддийских монахов попросились к нему на ночлег. Когда они согрелись у огня и поужинали, то завели разговор о сущности бытия, утверждая, что мир — лишь иллюзия человеческого сознания. Устав слушать их болтовню, Догэн спросил:

— Как вы считаете, вон тот камень находится внутри или снаружи сознания?

Один монах ответил с умным видом:

— Конечно, внутри.

— Твоя голова, должно быть, очень тяжёлая, — сказал ему Догэн, — раз ты носишь в своём сознании такие камни!

 

Продавец петухов

Продавец бойцовых петухов расхваливал на рынке свой товар, уверяя, что его петухи бьются до смерти.

— Продай мне лучше таких, — обратился к нему покупатель, — которые бьются до победы!

 

Каждый вопрос неверен

Как-то Риндзай попросил своего старшего ученика: «Скажи что-нибудь об Истине». Старший ученик подошёл к Риндзаю и ударил его. Тот засмеялся и сказал: «Правильно! Ты поступил хорошо, потому что спрашивать нельзя. Ведь каждый вопрос неверен! Когда ученик может ударить Мастера, он сам стал Мастером, Теперь иди и учи других!»

 

Советник

Один князь три месяца осаждал вражескую крепость и никак не мог взять её. Недовольный своим войском, он велел советнику отправить письмо домой с приказанием прислать на подмогу ещё дружину из самых отчаянных храбрецов. Но советник заметил ему, что армия баранов под командованием льва лучше, чем армия львов под командованием барана. И предложил прислать лучше другого командующего.

 

«Я просто стою и ничего не делаю»

Один адепт дзен-буддизма стоял на вершине холма рано утром в одиночестве. Он стоял неподвижно, одинокий, как холм. Мимо проходили трое вышедших на утреннюю прогулку. Они посмотрели на этого человека и пришли к разным выводам по поводу того, что он делает.

Один сказал: «Я знаю этого монаха. Как-то у него потерялась корова. Вот он стоит здесь, смотрит с холма, где она».

Второй сказал: «Но судя по тому, как он стоит, он вообще не смотрит. Он вообще не движется, его глаза, похоже, почти закрыты. Таким образом человек не ищет что-то. Я думаю, он совершал утреннюю прогулку с приятелем, и тот отстал — он ждёт, пока приятель подойдёт».

Третий сказал: «Похоже, что причина не в этом, так как если кто-нибудь ждёт кого-нибудь, он иногда оглядывается, чтобы посмотреть, идёт ли приятель или нет. Но он совсем не двигается, он не оглядывается. Он не ожидает, это не поза ожидающего человека. Я думаю, он молится или медитирует».

Они настолько разошлись во мнениях и настолько возбудились по этому поводу, что решили подойти и спросить его самого.

Они добрались до него, и первый спросил: «Ты ищешь корову? Ведь я знаю, что как-то ты её потерял и теперь должен высмотреть».

Человек открыл глаза и сказал: «Я ничем не обладаю, поэтому ничего не могу потерять. Я не ищу ни корову, ни что-либо ещё». Потом он закрыл глаза.

Второй сказал: «Тогда, должно быть, прав я — ты ждёшь друга, который отстал».

Человек открыл глаза и ответил: «У меня нет друзей и врагов, так как я могу ждать кого-нибудь? Я одинок — и никто от меня не отставал, так как никого нет. Я совершенно одинок».

Тогда третий сказал: «Тогда прав я, потому что других возможностей нет. Я думаю, ты молишься, медитируешь».

Человек засмеялся: «Ты — самый глупый, ведь я не знаю никого, кому я мог бы молиться, и у меня нет никакого объекта достижения, так как я могу медитировать?!»

Тогда все трое одновременно спросили: «Что же ты тогда делаешь?» «Я просто стою и ничего не делаю», — ответил человек.

 

Не в деньгах счастье

Ученик спросил Мастера: «Насколько верны слова, что не в деньгах счастье?» Тот ответил, что они верны полностью. И доказать это просто. Ибо за деньги можно купить постель — но не сон; еду — но не аппетит; лекарства — но не здоровье; слуг — но не друзей; женщин — но не любовь; жилище — но не домашний очаг; развлечения — но не радость; учителей — но не ум. И то, что названо, не исчерпывает списка.

 

Выбор

Беседуя с отшельником, купец утверждал, что, благодаря богатству, он избавлен от необходимости потакать чьим-то желаниям или вкусам.

— Вот как! — воскликнул тот. — Ну а когда ты сегодня выбирал место для стоянки своего каравана, что было важнее: красота местности или наличие корма для вьючных животных?

— Ясное дело, изобилие трав решило мой выбор, — ответил купец.

— Выходит, хоть ты и богат, а живёшь так, чтобы скоту было по вкусу, — засмеялся отшельник.

 

В надежде на исправление

Молодой самурай стоял с луком и несколькими стрелами в руках, взглядом измеряя расстояние до мишени. Проходивший мимо монах сказал ему:

— Ты не научишься метко стрелять, если будешь надеяться на исправление промахов. В бою такой случай вряд ли представится. Учись поражать цель с первого раза, всегда помни, что у тебя только одна стрела. И в жизни всякое дело делай сразу, не надейся, что потом можно будет что-то исправить!

 

Отсутствие сострадания

Жила в Китае старая женщина, которая больше двадцати лет кормила одного монаха. Построив ему небольшую хижину, она содержала монаха, пока он медитировал. Наконец она спросила себя, каких же успехов он за это время достиг.

Чтобы выяснить это, она заручилась помощью девушки, богато наделённой страстью. «Пойди и обними его, — сказала она, — а потом неожиданно спроси: „Ну, и что теперь?“»

Девушка отправилась к монаху, без особых затруднений приласкалась к нему и спросила, что он намерен с этим делать.

— Старое дерево одиноко растёт зимой на холодной скале, — поэтично ответил монах. — Нет здесь нигде тепла.

Девушка вернулась и рассказала, что слышала.

— И подумать только, что я двадцать лет кормила этого человека! — сердито воскликнула старая женщина. — Он не проявил ни внимания к твоей потребности, ни намерения объяснить твоё состояние. Он не был обязан отвечать на страсть, но, по крайней мере, должен был высказать хоть какое-то сочувствие.

Она немедля отправилась к хижине монаха и сожгла её дотла.

 

Луну не украдёшь

Рёкан, мастер дзен, скромно жил в маленькой хижине у подножия горы. Как-то вечером туда забрался вор, но лишь чтобы обнаружить, что красть там совершенно было нечего.

Возвратившись, Рёкан застал воре.

— Ты, верно, прошёл долгий путь, чтобы меня навестить, — сказал он вору, — и ты не должен уходить с пустыми руками. Пожалуйста, возьми в подарок мою одежду.

Ошеломлённый вор взял одежду и выскользнул прочь. Рёкан сидел голый и глядел на луну.

«Бедняга, — отрешённо размышлял он, — как бы я хотел подарить ему эту прекрасную луну!»

 

Дзен нищего

В своё время Тусуи был знаменитым учителем дзен. Он жил в нескольких монастырях и учил в разных провинциях. В последнем храме, где он выступал, собралось так много его поклонников, что Тусуи объявил о намерении прекратить свои лекции. Он посоветовал всем разойтись, кто куда пожелает. После этого никаких его следов никому отыскать не удавалось.

Спустя три года один из учеников Тусуи обнаружил его живущим вместе с нищим под мостом в Киото. Он тут же стал умолять Тусуи принять его в учение. «Если сможешь делать всё то же, что и я, хотя бы пару дней, — приму», — ответил Тусуи.

Итак, бывший ученик оделся нищим и провёл с Тусуи день. На следующий день умер один из нищих. В полночь Тусуи и ученик вытащили его тело и похоронили на склоне горы. Затем они возвратились под мост. Остаток ночи Тусуи спокойно храпел, но ученику не спалось. Утром Тусуи сказал: «Сегодня еду приносить не нужно. Друг нам кое-что оставил». Но ученик ничего не мог есть.

— Я же говорил, что ты ничего не сможешь делать, как я, — сказал Тусуи. — Уходи и больше не приставай ко мне.

 

Грабитель

Как-то вечером, когда Сичири Кодзюн читал вслух сутры, к нему вошёл грабитель с острым мечом и потребовал: «Кошелёк или жизнь!» Сичири сказал ему: «Не мешай. Деньги вон в том ящике». И возобновил чтение.

Вскоре он остановился и попросил: «Послушай, не забирай всё. Мне завтра платить налоги».

Забрав почти все деньги, незваный гость собрался уходить. «Поблагодари, когда получаешь подарок», — добавил Сичири. Тот поблагодарил и скрылся.

Через несколько дней грабителя поймали, и среди прочего он сознался в нападении на Сичири. Вызванный в суд, Сичири заявил: «Этот человек не грабитель, по крайней мере в том, что касается меня. Я дал ему деньги, а он меня за них поблагодарил».

 

Рука судьбы

Великий японский воитель Нобунага решил однажды атаковать врага, который десятикратно превосходил числом солдат. Он знал, что победит, но солдаты его уверены не были. В дороге он остановился у синтоистского храма и сказал: «Когда я выйду из храма, то брошу монету. Выпадет герб — мы победим, выпадет цифра — проиграем сражение».

Нобунага вошел в храм и стал безмолвно молиться. Затем, выйдя из храма, бросил монету. Выпал герб. Солдаты так неистово ринулись в бой, что легко одолели врага. «Ничего не изменить, когда действует рука судьбы», — сказал ему адъютант после сражения. «Верно, не изменить», — подтвердил Нобунага, показывая ему поддельную монету с двумя гербами на обеих сторонах.

 

Борьба с привидением

Молодая женщина тяжело болела и, собравшись умирать, сказала мужу: «Я так тебя люблю, что не хочу тебя покидать. Не уходи от меня к другой женщине. Если ты это сделаешь, я буду возвращаться к тебе привидением и постоянно тебя тревожить».

Вскоре она оставила этот мир. Три месяца соблюдал муж её последнюю волю, но потом встретил другую женщину и полюбил её. Они решили пожениться.

Сразу после помолвки к вдовцу стало являться привидение жены. Каждую ночь она упрекала за то, что он не держит слова. Вдобавок она оказалась прозорливой: точно перечисляла ему всё, что происходило между ним и его новой возлюбленной. Когда бы он ни дарил невесте подарок, она точно описывала его. Привидение даже повторял разговоры между ними, и это так раздражало вдовца, что он не мог спать. Кто-то подсказал ему обратиться к мастеру дзен, жившему неподалёку от деревни. Наконец, отчаявшись, несчастный вдовец отправился к нему за помощью.

— Значит, твоя бывшая жена стала привидением и знает всё, что ты делаешь, — заключил мастер. — Что говоришь, что даришь любимой — всё знает она. Она должна быть очень знающим привидением. Таким привидением гордиться нужно. Как только она появится, заключи с ней договор. Скажи, что раз она всё знает и от неё ничего не скрыть, то — если она сумеет ответить тебе на один вопрос — ты обещаешь расторгнуть помолвку и остаться одиноким.

— Какой же вопрос я должен задать? — спросил тот. Монах ответил:

— Возьми полную горсть соевых бобов и спроси её, сколько именно бобов у тебя в руке. Если она не сможет ответить, то ты поймёшь, что она всего лишь плод твоего воображения и больше тебя беспокоить не будет.

Едва только явился дух жены, вдовец польстил ей, сказав, что она знает всё.

— И в самом деле, — отвечало привидение, — знаю и то, что ты сегодня был у мастера дзен.

— Ну, если ты столько знаешь, скажи-ка, сколько бобов у меня в руке, — потребовал вдовец.

Отвечать на вопрос уже было некому — привидение исчезло.

 

Истинное процветание

Один богатый человек попросил Сэнгая написать что-нибудь для постоянного процветания его семьи, чтоб это можно было хранить как сокровище, от поколения к поколению.

Сэнгай достал большой лист бумаги и написал: «Умирает отец, умирает сын, умирает внук».

Богач рассердился: «Ведь я же просил тебя написать на счастье моей семьи! Зачем ты так шутишь?»

— Я не собирался шутить, — объяснил Сэнгай. — Если бы твоему сыну пришлось умереть прежде твоей смерти, это безмерно опечалило бы тебя. Если бы твоему внуку пришлось покинуть мир раньше твоего сына, то оба вы были бы убиты горем. Если в твоём роду поколение за поколением будет уходить в записанном мною порядке — это будет естественным течением жизни. Вот что я называю истинным процветанием.

 

Познание первичного

В давние времена в Японии пользовались фонарями из бамбука и бумаги со свечой внутри. Как-то слепому, побывавшему в гостях у друга, предложили такой фонарь, чтобы он шёл с ним домой.

— Мне фонарь не нужен, — сказал слепой, — свет и темнота для меня равны.

— Я знаю, что тебе не нужен фонарь, чтобы различать дорогу, — ответил ему друг. — Но если ты пойдёшь без фонаря, то кто-то другой может на тебя налететь. Так что возьми его.

Слепой отправился в путь с фонарём, но едва прошёл немного, как кто-то прямо налетел на него.

— Смотри, куда идёшь! — крикнул незнакомцу слепой, — фонаря не видишь?

— Он же у тебя не горит, приятель, — ответил тот.

 

Настоящее чудо

Когда Банкэй проповедовал в храме Рюмон, священник из секты Синею — из тех, кто верит в спасение через повторение имени Милосердного Будды — позавидовал огромному числу слушателей Банкэя и решил с ним поспорить.

Банкэй уже прочёл половину проповеди, когда явился этот священник, наделав столько шума, что Банкэй прервал речь и спросил, в чём дело.

— Основатель нашей секты, — начал хвалиться священник, — обладал такими чудесными силами, что когда он стоял на берегу реки с кистью в руке, то написал священное имя Амиды на бумаге, которую держал его помощник на другом берегу реки. А ты можешь сделать такое чудо?

— Возможно, твой ловкач и сделал этот фокус, — небрежно отозвался Банкэй, — но это не в обычае дзен. Моё чудо в том, что когда я чувствую голод — я ем, а когда чувствую жажду — я пью.

 

Основной принцип святого Учения

Император Лян У-Ди, который был учеником Бодхидхармы и усердно помогал распространению дзен-буддизма в Китае, как-то спросил у патриарха, что он заслужил своими делами в будущих жизнях.

— Ровно ничего, — ответил тот.

— Каков же, в таком случае, основной принцип святого Учения?

— Да оно пусто, в нём нет ничего святого!

— Кто же тогда ты, что стоишь перед нами?

— Я не знаю, — сказал Бодхидхарма.

 

Естественность

Когда мастер дзен Банкэй умер, один слепой сказал: «Я не могу видеть лица человека, но могу определить его характер по голосу. Обычно, если кто-то приносит поздравления, я слышу скрытую зависть. Если кто-то соболезнует, я часто слышу удовлетворение в его голосе. Но во время всех моих бесед с Банкэем, его голос всегда был честным. Если тот выражал радость, то я слышал радость. Если говорил о печали, его голос звучал печально».

 

Два учителя дзен

Когда-то в Токио жили два учителя дзен, учитель Унсе поступал всегда в согласии с тем, чему учил. Был строг к себе, не имел никаких страстей и слабостей.

Танзан был его полной противоположностью. Он ел, когда был голоден, если был сонным, то спал даже днём, и не сторонился сакэ, если у него была охота выпить. Однажды Унсе пришёл к Танзану, который как раз потягивал из бутылки.

— Как дела, брат? — весело крикнул Танзан. — Выпьешь со мной?

— Я никогда не пью, — ответил Унсе.

— Человек, который не пьёт, не человек, — высказал мысль Танзан.

— Ты смеешь называть меня нечеловечным лишь потому, что я не предаюсь порокам?! — рассердился Унсе. — Если я нечеловечен, то кто же я?

— Будда, — отвечал Танзан, покатываясь со смеху.

 

Повиновение

Беседы дзенского учителя Банкэя привлекали не только дзенских учеников, но и людей разных сект и рангов. Он никогда не цитировал сутры и не увлекался схоластическими рассуждениями. Его слова шли от его сердца прямо к сердцу слушателей.

Большая аудитория Банкэя вызывала недовольство священника секты Ничирен, так как последователи секты покидали его, чтобы слушать о дзен. Эгоцентричный ничиренский священник пришёл в храм, намереваясь поспорить с Банкэем.

— Эй, дзенский учитель! — позвал он. — Подожди минутку. Всякий, кто уважает тебя, будет повиноваться твоим словам, но я не уважаю тебя. Можешь ли ты заставить меня повиноваться?

— Подойди ко мне, и я покажу тебе, — сказал Банкэй. Священник стал величественно прокладывать себе дорогу через толпу к учителю. Банкэй улыбнулся:

— Стань слева от меня.

Священник повиновался.

— Нет, — сказал Банкэй, — нам будет удобнее разговаривать, если ты станешь справа от меня. Перейди сюда.

Священник с достоинством перешёл направо.

— Видишь, — сказал Банкэй, — ты повинуешься мне, и мне кажется, что ты — человек тонкий и мягкий. А теперь садись и слушай.

 

Пустота

Как-то к монаху Джошу, о котором рассказывают, что он начал изучать дзен в шестьдесят лет, озарение получил в восемьдесят, а затем учил до ста двадцати лет, пришёл ученик с вопросом:

— Если я добьюсь пустоты в своём уме, что делать потом?

— Выброси ее, — посоветовал Джошу.

— Как я могу выбросить то, чего нет? — настаивал ученик.

— Если не можешь, неси с собой, — нетерпеливо ответил Учитель.

 

Земляника

Человек пересекал поле, на котором жил тигр. Он бежал со всех ног, тигр — за ним. Подбежав к обрыву, человек стал карабкаться по склону, уцепившись за корень дикой лозы, и повис на нём. Тигр фыркнул на него сверху. Дрожа, человек смотрел вниз, где другой тигр поджидал его, чтобы съесть. Только лоза удерживала его.

Две мышки — одна белая, другая черная — понемногу стали подгрызать лозу. Человек увидел возле себя ароматную землянику. Уцепившись одной рукой за лозу, другой он стал рвать землянику. Какая же она была сладкая!

 

Уход Эсюн

Когда Эсюн, дзенской учительнице, было за шестьдесят, и она была близка к тому, чтобы покинуть этот мир, она попросила нескольких монахов сложить во дворе дрова.

Решительно усевшись в центре погребального костра, она подожгла его край.

— О монахиня, — закричал один монах, — горячо ли там тебе?

— Только такому глупцу, как ты, есть до этого дело, — ответила Эсюн.

Пламя поднялось вверх, и она умерла.

 

Без привязанностей

Китано Гелеко, настоятелю храма Эйхея, было девяносто два года, когда он умер. Всю свою жизнь он старался прожить без привязанностей. Странствующим нищим, в возрасте двадцати лет, он встретился с путником, курящим табак. Они вместе шли по горной дороге, а затем остановились отдохнуть под деревом. Путник предложил Китано закурить, и тот согласился, так как был голоден.

— Как приятно курить, — заметил он.

Путник дал ему лишнюю трубку и табак, и они закурили вместе. Китано почувствовал: «Такое удовольствие может разрушить медитацию. Пока это не зашло далеко, надо остановиться».

И он выбросил трубку и табак.

Когда ему было двадцать три, он изучал И Цзин, мудрейшую доктрину о Вселенной. Была зима, и ему нужна была тёплая одежда. Он написал об этом своему учителю, который жил за сотни миль от него, и отдал письмо для передачи путнику. Прошла почти вся зима, но он не получил ни ответа, ни одежды.

Когда Китано прибег к предсказаниям И Цзин, учивший также искусству гадания, чтобы определить, было ли доставлено письмо, он обнаружил, что письмо его затерялось. В полученном вскоре письме от учителя не было никаких упоминаний об одежде.

«Если я стану заниматься предсказаниями И Цзин, может пострадать моя медитация», — почувствовал Китано.

Он отказался от этого удивительного учения и никогда больше не прибегал к его мощи.

Когда ему было двадцать восемь, он начал изучать китайскую каллиграфию и поэзию. Он быстро совершенствовался и стал настолько искусен в этих областях, что его учитель гордился им. Китано задумался: «Если я не остановлюсь, то стану поэтом, а не учителем дзен».

И он никогда больше не написал ни одного стихотворения.

 

Испытание Бандзё

Матаюро Ягью был сыном известного фехтовальщика. Его отец, поняв, что сын работает слишком посредственно, чтобы ожидать от него мастерства, отрёкся от него.

Тогда Матаюро отправился на гору Футара и здесь нашёл знаменитого фехтовальщика Бандзё.

Но Бандзё подтвердил мнение отца.

— Ты хочешь научиться искусству фехтования под моим руководством? — спросил Бандзё. — Но не удовлетворяешь моим требованиям!

— Но если я буду очень стараться, за сколько лет я смогу стать мастером? — настаивал юноша.

— Тебе понадобится остаток твоей жизни, — ответил Бандзё.

— Я не смогу ждать так долго, — объяснил Матаюро. — Я согласен трудиться день и ночь, если ты только согласишься учить меня. Если я стану твоим доверенным слугой, сколько это займёт времени?

— О, может быть, лет десять, — смягчился Бандзё. — Мой отец стар, и скоро мне придётся заботиться о нём, — продолжал Матаюро. — Если я буду трудиться ещё больше, сколько это займёт времени?

— О, может быть, лет тридцать, — сказал Бандзё.

— Как же так? — спросил Матаюро. — Сначала ты сказал десять, а теперь тридцать? Я готов перенести любые трудности, лишь бы научиться этому мастерству в кратчайший срок.

— В таком случае, — сказал Бандзё, — ты должен оставаться у меня семьдесят лет. Человек, который так спешит добиться результатов, редко учится быстро.

— Хорошо, — заявил юноша, поняв наконец, что его упрекнули в невыдержанности. — Я согласен.

Мастер предложил Матаюро никогда не заговаривать о фехтовании и не прикасаться к мечу. Он готовил еду учителю, мыл посуду, стелил ему постель, подметал двор, ухаживал за садом и ни слова не упоминал об искусстве фехтования.

Прошло три года. Матаюро всё ещё работал. Думая о своём будущем, он становился всё печальнее. Он ещё даже и не начинал учиться искусству, которому посвятил свою жизнь.

Но однажды Бандзё подкрался к нему сзади и ужасно сильно ударил его деревянным мечом. На следующий день, когда Матаюро варил рис, Бандзё опять неожиданно напал на него.

После этого днём и ночью Матаюро должен был быть готов к защите от неожиданных ударов. Не проходило ни одной минуты, чтобы он не думал о нападении меча Бандзё.

Он учился так быстро, что вызывал улыбку на лице своего учителя. Матаюро стал величайшим фехтовальщиком страны.

 

Как учились молчать

Ученики школы Тэндай учились медитации еще до того, как дзен пришёл в Японию.

Четверо учеников, близкие друзья, обещали друг другу хранить молчание.

Первый день молчали. Их медитация началась благоприятно. Но когда пришла ночь и керосиновые лампы стали совсем тусклыми, один из учеников не смог сдержаться и крикнул слуге: «Поправь эти лампы!»

Второй ученик удивился, услышав, что первый заговорил.

— Мы договорились ни говорить ни слова, — заметил он.

— Вы, болваны, чего вы разговариваете? — спросил третий.

— Один я молчу, заключил четвёртый.

 

Дзенский диалог

Учителя дзен обучали своих молодых учеников самовыражаться.

В двух денских храмах было по ученику-ребёнку. Один, идя каждое утро за овощами, встречал на пути другого.

— Куда ты идёшь? — спросил как-то один.

— Иду, куда ноги несут, — ответил другой.

Этот ответ изумил первого и он обратился к своему учителю за помощью.

— Завтра, — сказал учитель, — когда ты встретишь этого мальчика, задай ему этот же вопрос. Он ответит тебе также, и тогда ты спроси: „А если бы у тебя не было ног, то куда бы ты шёл?“ Это поставит его в затруднительное положение.

На следующее утро дети снова встретились.

— Куда ты идёшь? — спросил первый.

Куда дует ветер, — ответил второй.

Это снова привело в замешательство первого ученика, и он снова обратился к учителю.

— Спроси его, куда бы он пошёл, если бы не было ветра, — предложил ему учитель.

На следующий день дети встретились в третий раз.

— Куда ты идёшь? — спросил первый.

— На рынок, за овощами, — ответил второй.

 

Всё — лучшее

Когда Бандзан шёл по рынку, он услышал разговор между покупателем и мясником.

— Дай мне самый лучший кусок мяса, — сказал покупатель.

— Всё, что есть у меня в лавке — лучшее, — ответил мясник.

— Ты не сможешь найти кусок мяса, который был бы самым лучшим?

При этих словах Бандзан обрёл просветление.

 

Мгновение дороже сокровища

Важный господин попросил Токуана, дзенского учителя, сказать ему, как нужно проводить время. Он чувствовал, что дни его слишком посвящены заботам учреждения и попытался сидеть неподвижно, чтобы завоевать почтение других.

Токусан написал восемь китайских символов и дал их человеку со словами:

Этот день не повториться дважды. Мгновение дороже сокровищ. Этот день больше не придёт. Каждая минута — бесценное сокровище.

 

Хорошо и плохо

Когда Банкэй проводил свои недели в медитации, с разных концов Японии собирались ученики, чтобы учиться у него. Во время одного из таких собраний поймали ученика-воришку. Об этом сообщили Банкэю и попросили его прогнать преступника. Банкэй не обратил на этот случай внимания. Позднее этого ученика снова поймали за тем же занятием, и снова Банкэй не стал рассматривать дело. Это рассердило остальных учеников, и они написали прошение, в котором просили удалить воришку, в противном случае они покинут Банкэя в полном составе.

Когда Банкэй прочёл прошение, он собрал всех и сказал:

— Вы мудрые, братья. Вы знаете что хорошо, а что плохо. Вы можете идти куда хотите и учиться там. Но этот заблудший брат не может отличить хорошего от плохого. Кто же научит его, если не я? Он останется здесь, если даже вы все уйдёте.

Слёзы потекли по лицу воришки. Всё желание красть пропало.

 

Хороший собеседник

Какой-то монах спросил у учителя дзен Линь-Цзи:

— В чём состоит основной смысл Дхармы Будды?

Наставник произнес:

— Кхе.

Монах низко поклонился.

— Этот почтенный монах очень хорош как собеседник, — сказал Линь-Цзи.

 

Деревянный Будда

Учитель Теннен Танка однажды посетил храм и остановился там на ночь. Настоятель храма был счастлив, поскольку Теннен Танка был очень знаменитым учителем, и большим благословением храму явилось то, что он пришёл сюда. Но ночью Теннен сделал нечто такое, что поразило настоятеля храма. Ночь была холодная, и Теннен сжёг деревянного Будду, чтобы согреться. Настоятель храма был шокирован. Когда он увидел огонь в храме, он ворвался туда и обнаружил, что одна из великих статуй Будды отсутствует, а голова её обгорела наполовину. Он закричал: «Что вы сделали? Вы сумасшедший! Вы сожгли моего Будду!»

Теннен засмеялся и помешал пепел своим посохом. Настоятель спросил: «Что Бы теперь делаете, Вы, сумасшедший?» Теннен сказал: «Я пытаюсь найти останки Будды».

Настала очередь настоятеля смеяться. Он сказал: «Вы определённо сумасшедший. Деревянный Будда не имеет останков». Теннен спросил: «Вы уверены?» Настоятель ответил: «Да, уверен. Как может деревянный Будда иметь останки?» Тогда Теннен сказал: «Принесите других Будд тоже. В вашем храме их много, так много вам не нужно. Ночь холодная, и я дрожу. Посмотрите, живой Будда дрожит, а деревянные Будды сидят на своих пьедесталах. Принесите их».

 

Стрельба из лука

Один европеец изучал стрельбу из лука с учителем дзен в Японии. Он достиг совершенства — стопроцентного попадания в цель. Он сказал Учителю: «Что же ещё? Что теперь мне учить здесь? Могу ли я уйти?» Учитель ответил: «Ты можешь идти, но ты выучил только азбуку моего искусства». Европеец воскликнул: «Азбуку твоего искусства? Но моё попадание в цель — стопроцентное!» Учитель ответил: «Кто говорит о цели? Каждый дурак может сделать это простой практикой. Здесь нет ничего особенного. Теперь начинается настоящее. Ты стал делателем, совершенным делателем, но смысл не в этом. Теперь тебе придётся брать свой лук, не будучи делателем. Тебе нужно натягивать лук, не будучи натягивающим. Тебе нужно наводить стрелу на цель без прицеливания. С твоей стороны не должно быть усилия, напряжения, делания. Нужно, скорее, позволить этому случиться, чем делать это!»

 

Зима

Учитель дзен вёл повозку, в которой сидела женщина со своим ребёнком. Выпало много снега, и утро было очень холодным. На небе не было солнца, было облачно. Учитель начал замерзать, и женщина в повозке тоже. Он увидел, что она постепенно становится синей и теряет сознание. Тогда он взял ребёнка, вытолкнул женщину из повозки и уехал прочь.

Женщина была шокирована. Она осталась стоять там, на снегопаде, её ребёнок увезён прочь — что же это за человек? И он забрал повозку. Она пустилась бежать, кричать, вопить, проклинать — и через полкилометра, благодаря тому, что она бежала, проклинала, кричала и вопила, она оказалась в совершенном порядке.

Тогда учитель остановил повозку, посадил её и сказал: «Теперь всё в порядке. Я должен был сделать это, иначе бы вы умерли».

 

Будда и Путь

Один монах спросил Ма-цзы:

— Что есть Будда?

— Ум — это Будда, — ответил Ма-цзы.

— А что есть Путь? — спросил тогда монах.

— He-ум — это Путь, — ответил Ма-цзы.

— Будда и Путь — это что, разные вещи? — спросил монах.

— Будда — это подобно вытягиванию руки, Путь — это подобно сжиманию кулака, — ответил Ма-цзы.

 

Книга

Находясь на смертном ложе, учитель дзен позвал к себе ближайшего ученика и достал из-под подушки книгу. Каждому было интересно, что это за книга, поскольку он никому и никогда не позволял заглядывать в неё. Иногда ученики по ночам подсматривали в замочную скважину, как он её читал.

Учитель никогда не оставлял свою комнату незакрытой и никому не позволял входить в комнату без него. Так что никто не видел, что содержится в этой книге.

И вот он позвал своего ближайшего ученика и сказал:

— Храни эту книгу. В этой книге есть всё, чему я учил. Береги её так, как, ты видел, хранил её я. Эту книгу дал мне мой Учитель. Теперь я передаю её тебе. Эта книга — наследие.

Ученик взял книгу и бросил её в огонь.

Все остальные не могли поверить этому. Они были поражены ужасом. Но Учитель положил руку на голову ученика и благословил его. Он сказал: «Ты понял. Если бы ты сохранил книгу, ты вовсе не был бы моим учеником. На самом деле в этой книге ничего не было. Она была пуста. Ты выбросил её — хорошо. Ты понял моё учение: никто не должен следовать ни за кем. Каждый должен идти в глубь своей собственной души».

 

Посеянное семя

После первых наставлений о значении дхармы, полученных от учителя Нангаку, у Ма-цзы появилось такое чувство, как будто он испил изысканнейшего нектара. Склонившись перед учителем, Ма-цзы спросил:

— Что должен делать человек, чтобы войти в гармонию без формы?

Учитель ответил:

— Когда ты культивируешь путь внутреннего покоя, это подобно посеянному семени. Когда я излагаю тебе сущность дхармы, это подобно небесному ливню. Если ты восприимчив к учению, тебе суждено видеть Дао.

Ма-цзы снова спросил:

— Но если Дао за пределами цвета и формы, то как его можно увидеть?

Учитель ответил:

— Глаз дхармы твоего внутреннего духа способен воспринимать Дао. Так же с бесформенной гармонией.

— Есть ли это всё ещё деяние и недеяние? — спросил Ма-цзы.

На это учитель ответил:

— Если некто видит Дао с точки зрения деяния и недеяния или собирания и разбрасывания, то он не видит Дао по-настоящему.

 

Обезьяна

Однажды учитель дзен сказал обезьяне: «Я точно знаю, что ты понимаешь язык, на котором я говорю, но стараешься скрыть это от меня. Моё проникновение в суть вещей говорит мне об этом».

Обезьяна ответила: «Да, господин. Но, пожалуйста, не говорите об этом никому, потому что я не стану говорить ни с кем, кроме вас. Каждый зверь прекрасно понимает ваш язык, но ни одно животное не хочет, чтобы вы обратили его в рабство. Если кто-нибудь из зверей заговорит, то его тут же заставят делать какую-нибудь работу!»

 

Пыль на зеркале

Учитель дзен отправил своего главного ученика в караван-сарай на последнее испытание. Ученик спросил: «Что это за испытание? Что я должен делать в этом караван-сарае?»

Учитель ответил: «Иди и просто наблюдай всё, что там происходит, и расскажи мне. Это решит, станешь ли ты моим преемником или нет».

Ученик отправился в караван-сарай. Он наблюдал всё. Придя к учителю, он рассказал: «Я видел, что хозяин караван-сарая чистит зеркало вечером — каждый вечер — и снова чистит утром. Я спросил его: „Вы очистили зеркало всего несколько часов назад, зачем снова чистить его?“ Хозяин ответил: „Пыль собирается каждое мгновение, поэтому нужно чистить зеркало в любую свободную минуту. Ты всегда найдёшь на нем собравшуюся пыль“.

И я пришёл к выводу, что вы были совершенно правы, послав меня в караван-сарай. То же самое происходит и с умом: его нужно очищать каждую секунду, потому что каждую секунду пыль — по своей природе — продолжает собираться».

 

Нет воды — нет корабля

Однажды ученик спросил у мастера дзен Ма-цзы:

— Вода не имеет костей, но она легко держит корабль весом в тысячи тонн. Как это может быть?

— Здесь нет воды и нет корабля — что я должен объяснять? — спросил Ма-цзы.

 

Топор

Однажды ученик Импо толкал впереди себя тачку, а Ма-цзы сидел на его пути, вытянув ноги. Импо сказал:

— Учитель, уберите, пожалуйста, ноги!

— То, что вытянуто, не может быть убрано, — сказал Ма-цзы.

— То, что идёт вперёд, не может повернуть назад, — сказал Импо и толкнул тачку вперёд.

Тачка проехала по ногам Ма-цзы, и его ноги покрылись синяками и кровоподтёками. Когда они вернулись, Ма-цзы зашёл в зал и сказал, придвинув в себе топор:

— Пусть монах, который недавно поранил мои ноги, подойдёт сюда!

Импо подошёл и стал перед Ма-цзы, наклоняя шею и готовясь принять удар.

Ма-цзы отложил топор в сторону.

 

«Наблюдайте!»

Кто-то спросил Ринзая, мастера дзен: «Каков путь познания Изначального?»

Он быстро поднял посох, с которым никогда не расставался во время прогулки, — прямо к глазам вопрошающего, отчего тот отпрянул — и сказал: «Вот! Наблюдайте! Просто посох. Если вы сможете наблюдать его, нет нужды никуда идти и никого не надо спрашивать».

Человек был здорово озадачен. Он поднял глаза, с минуту глядел на посох, а потом сказал: «Вы всерьёз полагаете, что можно достичь Просветления простым наблюдением палки?»

Ринзай ответил: «Конечно, нет. Дело не в том, что ты наблюдаешь, а в том, как ты наблюдаешь».

 

Большая разница

Одного дзенского мастера спросили: «Что вы обычно делали до того, как стали Просветлённым?»

Он сказал: «Я обычно рубил дрова и носил воду из колодца».

Затем его спросили: «А теперь, когда вы стали Просветлённым, что вы делаете?»

Он ответил: «Что же ещё я могу делать? Я рублю дрова и ношу воду из колодца».

Вопрошающий, естественно, был озадачен. Он спросил: «В чём же тогда разница? Перед Просветлением вы делали это и после Просветления делаете то же самое, в чём же тогда разница?»

Мастер засмеялся и сказал: «Разница большая. Раньше мне приходилось делать это, а теперь всё это происходит естественно. Раньше мне надо было делать усилие: перед тем, как я стал Просветлённым, это было обязанностью, которую мне приходилось выполнять, делать нехотя, заставляя себя. Я делал это потому, что мне приказали это делать; мой учитель велел мне рубить дрова, поэтому я и рубил. Но в глубине души я злился, хотя внешне я ничего не говорил.

Теперь я просто рублю дрова, потому что знаю сопряжённую с этим красоту и радость. Я ношу воду из колодца потому, что это необходимо. Эго уже не обязанность, а моя любовь. Я люблю старика. Холодает, зима уже стучится, нам будут нужны дрова. Учитель с каждым днём все больше стареет; ему нужно больше тепла. Необходимо хорошо отапливать его жилище. Именно из этой любви я рублю дрова. Из этой любви я ношу ему воду из колодца. Теперь появилось большое различие. Нет неохоты, нет сопротивления. Я просто откликаюсь на момент и на текущую необходимость».

 

В чём разница?

Как-то у Бодхидхармы спросили: «Какова разница между жизнью великого мудреца и обыденной жизнью заурядного человека?»

Бодхидхарма ответил: «Это подобно осенней паутине. Некоторые ошибочно принимают её за пар, но в действительности — это паутина, парящая в воздухе. Средний человек видит мудреца и считает его жизнь столь же обычной, как и свою собственную, в то время как просветлённый человек видит нечто святое в жизни среднего человека».

 

Знать изнутри

Один человек пришёл к великому художнику и сказал: «Я хочу научиться рисовать бамбук. Что мне нужно делать?»

Учитель ответил: «Сначала пойди в джунгли и живи три года среди бамбука. Когда ты начнёшь чувствовать, что ты стал бамбуком, возвращайся».

Человек ушёл и не вернулся. Прошло три года. Учитель ждал, ждал, а потом был вынужден отправиться на поиски этого человека и посмотреть, что случилось, — потому что если вы стали бамбуком, то как же вы можете вернуться к учителю?

Когда учитель пришёл, то увидел, что человек стоит в бамбуковой роще. Дул ветер, бамбук раскачивался и танцевал, вместе с ним раскачивался и танцевал человек.

Учитель потряс его. Он сказал: «Что ты делаешь? Когда ты собираешься рисовать?»

Тот ответил: «Забудь об этом. Оставь меня в покое! Не мешай мне».

Учителю пришлось силой тащить его домой. Он сказал: «Теперь ты готов рисовать бамбук, потому что теперь ты знаешь изнутри, что такое бамбук».

 

Сообразительный и глупый ученики

Как-то у Бодхидхармы спросили: «Кого можно назвать сообразительным учеником и кого — глупым учеником?»

Бодхидхарма ответил: «Сообразительный ученик не привязан к словам учителя, он использует свой собственный опыт, чтобы найти Истину, Глупый ученик рассчитывает на то, что к нему постепенно придёт понимание благодаря словам учителя. Учитель имеет два вида учеников. Одни слушают слова учителя, не цепляясь за материальное или нематериальное, не привязываясь к форме и к отсутствию формы, не думая о живом и неживом, — это сообразительные ученики. Другие, которые жаждут понимания, накапливая знания и смешивая добро и зло, — глупые ученики.

Сообразительный ученик понимает мгновенно: он не использует низший ум, когда слушает учение, но и не следует уму мудрого, он трансцендентирует и мудрость, и невежество».

 

Змеёныш

Однажды некий человек был приглашён в дом друга. Когда он собирался выпить предложенную чашу вина, ему показалось, что он видит внутри чаши змеёныша. Не желая обидеть хозяина привлечением внимания к этому обстоятельству, он мужественно осушил чашу.

Вернувшись домой, он почувствовал страшные боли в желудке. Было испробовано множество лекарств, но всё оказалось тщетным, и человек, теперь серьёзно больной, чувствовал, что умирает. Его друг, прослышав о состоянии больного, ещё раз позвал его в свой дом. Усадив своего друга на то же место, он снова предложил ему чашу вина, сказав, что в ней — лекарство. Когда страждущий поднял чашу, он опять увидел в ней змеёныша. На этот раз он обратил на это внимание хозяина. Без единого слова хозяин показал на потолок над головой гостя, где висел лук. Больной тут же понял, что змеёныш был только отражением висящего лука. Оба человека посмотрели друг на друга и рассмеялись. Боль гостя мгновенно прошла, и он поправился.

 

«Вы понимаете?»

Человек из высшего сословия по имени Ее пришел к Дзёсю, чтобы получить наставления в дзен.

— Я много постился в молодости, моё тело рано состарилось, и у меня нет больше сил вставать со стула, чтобы приветствовать тех, кто ко мне приходит, — сказал Дзёсю и после паузы добавил:

— Вы понимаете?

Ее не понял Дзёсю до конца, но почувствовал силу в его словах и воскликнул:

— Какой вы замечательный Мастер!

На следующий день Ёе послал к Дзёсю своего слугу. Дзёсю встал и приветствовал его. Главного монаха это удивило, и он спросил у Дзёсю, почему тот оказывает такую честь человеку из низкого сословия.

— Когда ко мне приходит человек из высшего сословия, — сказал Дзёсю, — я приветствую его, не вставая со стула; когда ко мне приходит человек среднего сословия, я встаю со стула; когда ко мне приходит человек низкого сословия, я выхожу из храма, чтобы встретить его.

 

Воздаяние

В старину один сановник был приговорён к смерти, и ему было даровано право последнего слова. Тюремный чиновник спросил его, что он хочет сказать. Сановник задумался, а затем молча написал пять иероглифов: «Нарушение, принцип, закон, власть, небо».

Тюремщик удивился и спросил, что он имеет в виду. Сановник с чувством глубокого раскаяния объяснил ему:

— Мне всю жизнь везло. Я совершал нарушения, полагая, что с помощью власти и денег можно нарушать принципы и справедливость. Откуда же мне было знать, что меня победят с помощью принципов и справедливости? Некоторые вещи я считал справедливыми, однако, справедливость ниже закона, и незаконная справедливость не может устоять. Иногда закон — ничто пред властью, и порочные правители играют властью и забавляются законами, произвольно меняя их. Власть должна следовать Дао, и хотя с её помощью можно продержаться какое-то время, однако, на неё одну нельзя полагаться всю жизнь — власть всё равно не больше Неба. Небесная справедливость явила себя, и я, как ни старался, не смог от неё укрыться. Я сейчас умру именно потому, что получаю воздаяние за посеянные мной семена зла. О да, воздаяние…

 

Путь освобождения

Досин однажды попросил своего учителя, третьего Патриарха дзен-буддизма Сосана:

— Пожалуйста, укажи мне путь освобождения.

— Кто же и когда тебя поработил?

— Никто.

— Если это так, — сказал учитель, — то зачем же тебе искать освобождения?

 

Ночная прогулка

Дзенский мастер Сингаи учил медитации учеников. Один из них имел обыкновение ночью перелезать через стену храма и уходить в город искать развлечений.

Однажды, осматривая спальню, Сенгаи обнаружил отсутствие этого ученика, а также нашёл высокий табурет, который тот подставлял, чтобы перелезать через стену. Сенгаи отодвинул табурет и встал на его место.

Когда бродяга вернулся, не подозревая, что вместо табурета стоит Сенгаи, он поставил ноги на голову учителя и спрыгнул на землю.

Когда ученик увидел, что он сделал, он был ошеломлен.

Сенгаи сказал:

— Рано утром очень прохладно, не подхвати простуду.

 

Дзен рассказчика историй

Энте был знаменитым рассказчиком. Его истории о любви волновали слушателей. Когда он рассказывал о войне, слушателям казалось, что они сами побывали на поле битвы.

Однажды Энте встретил Ямаоку Тесю, который почти овладел мастерством дзен.

— Я знаю, — сказал Ямаока, — что ты самый лучший рассказчик в нашей стране и что ты можешь заставить людей плакать и смеяться. Расскажи мне мою любимую историю о персиковом мальчике. Когда я был малышом, я обычно спал с матерью, и она часто рассказывала мне эту сказку. Где-то в середине истории я засыпал. Расскажи мне сказку так, как мне рассказывала её моя мать.

Энте не отважился сразу приняться за дело.

Он попросил дать ему время на то, чтобы изучить эту историю. Через несколько месяцев он пришёл к Ямаоке и сказал:

— Пожалуйста, предоставь мне возможность рассказать тебе эту историю.

— В любой другой день, — ответил Ямаока. Энте был разочарован.

Он продолжал изучать сказку и снова попытался рассказать её, Ямаока много раз отвергал его. Как только Энте начинал рассказывать, Ямаока останавливал его, говоря:

— Нет, ты ещё не любишь мою мать.

Пять лет ушло у Энте на то, чтобы рассказать эту легенду Ямаоке так, как рассказывала её мать. Так Ямаока передал дзен Энте.

 

Колышется ваш разум

Однажды Эно пришёл в храм Фа-син в провинции Гуан. Он увидел, как несколько монахов спорили, собравшись у трепещущего флага. Один из них сказал:

— Флаг является неодушевлённым предметом, и не что иное, как ветер, заставляет его колыхаться.

Но это другой монах возразил:

— И флаг и ветер — неодушевлённые вещи, а колыхание вообще невозможно.

Третий протестовал:

— Колыхание вызвано определённым сочетанием причин и следствий.

Четвёртый предложил следующую версию:

— В конце концов, нет колыхающегося флага, это просто ветер сам собою движется.

Спор разгорался, но Эно прервал его замечанием:

— Не ветер, не флаг, а ваш разум колышется.

 

Ничто не существует

Ямаока Тесю, будучи молодым учеником дзен, посещал одного учителя за другим. Однажды он пришёл к Докуану из Секоку.

Желая показать свои знания, он сказал:

— Разум, Будда, чувственное бытие, в конце концов не существуют. Истинная природа явлений — пустота.

Не существует ни воплощения, ни заблуждений, ни мудрости, ни посредственности. Ничто нельзя дать, ничего нельзя взять.

Докуан, который спокойно курил, ничего не сказал. Внезапно он сильно ударил Ямаоку бамбуковой труб — кой. Юноша очень разозлился.

— Если ничего не существует, — сказал Докуан, — откуда же эта злость?

 

Как войти в Дао?

Однажды ученик спросил мастера дзен:

— Учитель, как войти в Дао?

— Ты слышишь журчание ручья? — вопросом на вопрос ответил мастер.

— Да, и что? — снова спросил ученик.

— Это путь, чтобы войти.

 

Рука Мокусена

Мокусен Хики жил в храме в провинции Амба. Один из его приверженцев пожаловался на скупость своей жены.

Мокусен навестил жену своего приверженца и показал ей сжатую в кулак руку.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила удивленная женщина.

— Предположим, что моя рука всё время сжата в кулак. Как ты назовёшь это? — спросил Мокусен.

— Увечье, — ответила женщина.

Тогда он раскрыл руку и снова спросил:

— Теперь предположим, что моя рука всегда в таком положении. Что это тогда?

— Другая форма увечья, — сказала жена.

— Если ты хорошо это понимаешь, — закончил Мокусен, — ты хорошая жена.

И он уехал.

После его визита жена стала помогать мужу как в накоплениях, так и в тратах.

 

«Вы — просветлённый человек»

Ренно, настоятель храма Хонгандзи, спросил Иккю, мастера дзен и своего современника:

— Я слышал, что Вы — просветлённый человек. Так ли это?

— Я никогда не совершал такого зла, — ответил Иккю.

 

«Внимание! Внимание! Внимание!»

Однажды человек из народа обратился к учителю дзен Иккю:

— Учитель, напишите мне, пожалуйста, несколько изречений великой мудрости.

Иккю сразу же взял кисточку и написал слово «внимание».

— Это всё? — спросил тот человек. — И вы не добавите что-нибудь ещё?

Иккю написал тогда два раза подряд: «внимание, внимание».

— Ей-богу, — произнёс тот человек с заметным раздражением, — я не вижу особой глубины или остроты в том, что вы написали.

Тогда Иккю написал то же слово трижды подряд: «Внимание! Внимание! Внимание!»

Почти в гневе человек потребовал объяснить:

— Что же всё-таки означает слово «внимание»?

На что Иккю мягко ответил:

— Внимание означает внимание.

 

Как эхо

Один монах спросил у учителя дзен Тосу:

— Что такое Будда?

Тосу ответил:

— Будда.

— Что такое Дао?

— Дао.

— Что такое дзен?

— Дзен.

 

Трудность осуществления на практике

Однажды правитель области посетил дзенского учителя, прозванного в народе Птичье Гнездо за то, что он медитировал, сидя на дереве среди густой листвы. Правитель осмотрел место медитации и сказал:

— Какое же у тебя опасное место там, на верху дерева!

— Твоё намного хуже, чем моё, — возразил учитель.

— Я правитель этой области и не вижу, какая опасность может мне грозить.

— Значит, ты не знаешь себя! Когда ты изживешь свои страсти и твоё сознание лишится устойчивости, что может быть опаснее, чем это?

Тогда правитель спросил:

— В чём заключается учение буддизма?

Учитель произнёс следующие известные строчки:

Не делать зла, А использовать добро И сохранять сердце чистым — Вот в чём учение Будд.

Правитель, однако, возразил:

— Это знает любой трёхлетний ребёнок.

— Может быть, любой трёхлетний ребёнок и знает это, но даже восьмидесятилетнему старцу трудно это осуществить на практике, — подвёл итог дзенский учитель, сидя на своём дереве.

 

Суть буддизма

Цзуй-ань, думая, что он достиг чего-то в дзен, совсем молодым монахом оставил монастырь Цзу-мина и отправился странствовать по Китаю. Когда он через несколько лет вернулся посетить монастырь, его старый учитель спросил:

— Скажи мне, в чём суть буддизма?

Цзуй-ань ответил:

— Если облако не висит над горой, свет луны бороздит воды озера.

Цзу-мин гневно взглянул на своего бывшего ученика:

— Ты постарел, твои волосы поседели, твои зубы поредели, а у тебя всё ещё такое представление о дзен! Как можешь ты избежать рождения и смерти?

Слёзы оросили лицо Цзуй-аня, и он низко склонил голову. Через несколько минут он спросил:

— Скажите мне, пожалуйста, в чём суть буддизма?

— Если облако не висит над горой, — ответил учитель, — свет луны бороздит воды озера.

Прежде чем учитель окончил говорить, Цзуй-ань стал просветлённым.

 

Животное, которое звали сатори

Один дровосек усердно рубил лес далеко в горах. И вдруг появилось странное животное сатори, которое редко встречалось в деревнях. Дровосек хотел поймать его живым. Животное прочло его мысли:

— Ты хочешь поймать меня живым, не так ли?

Дровосек был поражён и не знал, что сказать. Тогда животное сказало:

— Ты, по-видимому, удивлён моими телепатическими способностями?

Дровосек ещё больше поразился, но затем у него возникла идея убить животное одним ударом топора. Сатори воскликнуло:

— Теперь ты хочешь меня убить!

Дровосек окончательно расстроился и, поняв, что он совершенно не в силах что-либо сделать с этим таинственным животным, собрался снова заняться своим делом. Не отличаясь благонамеренностью, сатори продолжало преследовать его:

— Так ты, наконец, меня оставил?

Дровосек не знал, что делать с этим животным и что делать с собой. Смирившись со всем, он взял топор и, не обращая никакого внимания на присутствие животного, усердно и сосредоточенно рубил лес. Когда он стал таким образом работать, топор соскочил с топорища и убил животное.

 

Отсутствие учителей

Обаку обратился к собравшимся монахам:

— Все вы, без исключения, питаетесь отходами от изготовления вина. Сколько бы паломничеств вы не совершили, сколько бы книг вы не прочитали, скажите мне, где вы сейчас? И ещё, знаете ли вы, что во всём Китае нет ни одного мастера дзен?

В это время один монах вышел вперёд и спросил:

— А что вы скажете о тех, кто в разных частях Китая обучает монахов и ведёт их к истине?

— Я не говорю, что нет дзен, я говорю, что нет учителей, — ответил Обаку.

 

Это совсем другое

Учитель школы Винайя спросил однажды мастера дзен:

— Как вы дисциплинируете себя в повседневной жизни?

Мастер ответил:

— Когда я голоден — я ем, когда устаю — ложусь спать.

— Но это делает каждый. Тогда о каждом можно сказать, что он так же, как и вы, занимается самодисциплиной?

— Нет, это совсем другое.

— А почему же не то же самое?

— Когда они едят, они не смеют есть, их ум наполнен всякого рода планами. Поэтому я говорю, что это совсем другое.

 

Обучение

Монах по имени Шинро пришёл к Сэкито и спросил:

— Что значит: «Бодхидхарма пришёл в Китай с Запада?» Это равносильно тому, что спросить: «В чём заключается суть буддизма?»

Сэкито ответил:

— Обратись с этим вопросом вон к тому столбу.

— Я ничего не понимаю, — ответил монах.

— А я нахожусь в ещё большем неведении, — сказал Сэкито.

 

Маленькие деревья

Сэйкэй спросил Суйби Мугаку:

— В чём заключается основной принцип буддизма?

— Подожди, — сказал Суйби. — Когда мы останемся одни, я тебе скажу.

Через некоторое время Сэйкэй снова обратился к нему:

— Ну вот, теперь мы одни, умоляю тебя, объясни.

Суйби встал и повёл сгоравшего от нетерпения Сэйкэя в бамбуковую рощу, но так ничего и не сказал, а когда последний настоятельно потребовал ответа, он шёпотом промолвил:

— Какие высокие эти деревья и какие маленькие те, вон там.

 

Если хочешь вместить дзен

Губернатор одной из провинций спросил Юй-шаня:

— Как я понял, все буддисты должны овладеть Шила (принципами), Дхьяна (медитацией) и Праджня (мудростью). Следуешь ли ты принципам? Практикуешь ли медитацию? Достиг ли ты мудрости?

— Для чего бедному монаху столько лишнего? — ответил Юй-шань.

— Твоё учение, должно быть, очень глубоко, — сказал губернатор, — но я не понимаю его.

— Если ты хочешь вместить его, — продолжал Юй-шань, — ты должен взобраться на самую высокую гору и сесть на вершине или погрузиться в самое глубокое море и пройтись по дну. Если ты не можешь даже лечь спать, сняв бремя с ума, то как ты сможешь схватить и удержать мой дзен?