До конца учебного года оставалось всего две недели. Но в этом году у Ромашки всё складывалось совсем не так, как в прошлом.

— Что случилось с Ромашкой? — спрашивала Лило отца. — Она стала какая-то совсем другая. Иногда поглядит на меня так боязливо, а потом вдруг спросит: «Ты хорошо себя чувствуешь, мама Лило?» Может, её кто-нибудь напугал?.. Не Прапра ли ей чего-нибудь наговорила?

— Не думаю. Прапра ведь такая умница…

«Что случилось с Ромашкой? — удивлялся и учитель Герберт. — Она стала невнимательна на уроках, отвечает невпопад, а последний диктант написала на тройку…» Он спросил свою младшую сестру Гину:

— Ты не знаешь, что это с Ромашкой? Ведь ты её подруга.

— Нет, — ответила Гина. — Не знаю. Какая-то она не такая, как была. Это я, конечно, заметила. Всё сидит дома со своей мамой Лило или торчит у Прапра. Даже на хоровой кружок вчера не пошла, сказала, что охрипла. Только это враньё, меня-то не проведёшь!

— Ах ты, Хитроумная Гина!.. — рассмеялся старший брат.

Учитель Герберт посоветовался с Лило, как быть с Ромашкой.

— Может, ей было бы полезно поехать в лагерь? — предложил он. — Ведь скоро каникулы. Перемена обстановки, новые друзья, природа, игры, развлечения — всё это наверняка ей поможет. Правда, мы пока ещё не знаем, где у нас в этом году будет лагерь. Возможно, что в горах. Но одно известно точно: начальницей лагеря едет фрау Ирена, бывшая заведующая детским садом.

— Об этом я и сама уже думала, — сказала Лило. — И даже пробовала говорить с Ромашкой. Но она только плачет и повторяет, что ни за что никуда не уедет, пока не родится малыш. Хотя знает, что в родильный дом всё равно никого не пускают. Что же нам с ней делать?

И Прапра тоже очень беспокоилась. Ей-то не приходилось ломать голову над тем, почему Ромашка так изменилась. Но от этого ей было не легче, а только ещё тяжелее — ведь она чувствовала себя виноватой. И поделиться ей было не с кем, кроме как с Фридрихом. Только ему одному она и рассказала, что случилось с Ромашкой.

— Фридрих, — заключила она свой рассказ, — ты ведь знаешь, я врать не люблю. Никто, кроме тебя, раньше не знал, что я гадаю на картах. Да никто меня об этом и не спрашивал. Вот мне и врать не приходилось. Ведь тайна — это не враньё? Как ты считаешь, Фридрих?

— Не враньё, — твёрдо сказал Фридрих.

— А теперь мне пришлось врать, Фридрих. Ромашка была сама не своя, так что уж пришлось мне соврать. А хуже всего, что теперь мне и дальше приходится врать, чтобы она не боялась. Я ей всё повторяю и повторяю, что с Лило и с ребёнком ничего не случится, а ведь карты-то показывают, что случится беда. А уж раз карты показывают, значит, правда…

— Правда? — переспросил Фридрих, недоверчиво покачав головой. Больше он ничего не сказал. Но Прапра очень удивил его вопрос: никогда ещё Фридрих не сомневался в том, что она говорила.

— Ты что же, картам не веришь?

Фридрих покраснел.

— Не знаю… — пробормотал он.

— Чего ты не знаешь, Фридрих? Ну-ка, скажи!

— Не знаю, правда ли это. Гаданье ведь всякое бывает…

Такое сложное рассуждение Прапра услыхала от Фридриха в первый раз. Она даже не нашлась что ответить. Два раза открывала рот, а слов не находила.

— Как же это так ты не веришь? — спросила она наконец.

А из-за живокости…

— Как так? При чём тут живокость?

— Хорошие были цветы, красивые. Сами в саду у нас выросли.

— Ах вот оно что! Ты цветы жалеешь. Да ведь я корешки взяла, чтобы ноги лечить.

— А не помогло…

Тут Прапра пришлось согласиться:

— Да, помочь-то не помогло, это правда…

— И заклинанье не помогло. А цветы все выкопали, — хмуро сказал Фридрих и поглядел на Прапра с горьким упрёком.

— Да ведь одно дело заклинанья и живокость, а другое — карты, — убеждала его Прапра. — Ведь когда я карты раскладываю, они мне сами показывают, что будет.

Но Фридрих продолжал сомневаться. Крутя свой чуб, он сказал в раздумье:

— С живокостью не сбылось, с заклинаньями не сбылось и с картами не сбудется.

И тут Прапра, к его удивлению, очень обрадовалась.

— Хоть бы ты оказался прав, Фридрих! Хоть бы ты оказался прав! — Но вдруг она опять помрачнела: — Я так боюсь, Фридрих, что это сбудется… Только бы Ромашка не заболела… Уж так она беспокоится!.. А во всём одна я виновата — зачем карты спрашивала? Да ещё вслух сама с собой разговаривала!..

На это Фридрих кивнул. И Прапра кивнула в ответ. Но согласия на этот раз у них не было.