Хотя другие выучни и не помнили своего детства, они не испытывали никаких заблуждений по поводу наших наставников. Все понимали, что наставники не пытаются заменить нам родню, а обитель не предназначена для того, чтобы стать нашим новым домом. Сущность этих людей и этого места – жесткое стремление к цели, даже жестокое, если потребуется, и это требовалось, уж будьте уверены.
Я довольно быстро начал сознавать то, что сумел облечь в слова лишь недавно: вероятность выжить в растянутой на годы полосе препятствий, устроенной для нас наставниками, была только у тех выучней, которые разделили и приняли их цели – пусть даже ненавидя самих наставников. Да ладно, мы все ненавидели их! Но только те из нас, кто хотел стать хмурем, кто ни мига не сомневался в этом желании, кто готов был сцепить зубы и прорваться через всё, через что нужно было прорваться – тот оставался в живых.
Кто не хотел становиться хмурем – тот не выживал. Не выживали и те, которые не готовы был прилагать так много усилий, выдыхались, останавливались на пути познания хоть иногда, позволяли себе задуматься, не обесценивается ли цель той дорогой, которую нужно пройти для её достижения.
Вот они умирали. Они пропускали удары сигилей, они сходили с ума на Хмурой стороне, они оставались без сил и разбегались по темным углам, отказываясь выходить и продолжать, их забирала зимняя стынь, они вешались на собственных поясах в тренировочной комнате, укоризненно дрыгая ногами над манекенами.
Если подумать, выживших оказалось не так мало.
И, быть может, с годами мы стали даже в чем-то понимать наших наставников. Ненавидеть их меньше, чуточку меньше, самую малость. И еще больше ценить Грибуху, этот уютный островок покоя в море безжалостности. Может быть, выжившие хмури не сошли с ума только благодаря ей, благодаря одному лишь знанию, что она есть, и это знание спасало нас от отчаянья в самые черные дни.
Но даже Грибухи, пожалуй, было недостаточно, чтобы мы, взрослые хмури, получившие ножны, готовы были считать обитель своим домом…
Или это только я так думаю. Ведь у других хмурей даже в памяти не было никакого другого дома. И, случись что, им совсем некуда больше бежать.