В годы обучения, да и потом тоже, я нередко задавался вопросом: сколько великих и страшных вещей сможет совершить земледержец даже без помощи хмурей, используя одно только чародейское умение, которое постигли наши наставники – убивать чужую память?

А на самом деле у земледержеца не было такой возможности, ни у кого не было такого умения: наставники не убивали память выучней. Мы сами всё забыли, потому что знание оказалось слишком большим для наших детских голов, мы были недостаточно взрослыми, чтобы ужиться с действительностью – но уже недостаточно маленькими, чтобы принять всё как данность и приспособиться.

Выучни, которые помнили, почему оказались в обители – они погибли первыми, а самыми лучшими выучнями тех же первых лет получились те, что первыми всё забыли, первыми поверили, будто стать хмурем – их возможность, а не обязанность, ради которой их же родные люди пожертвовали ими. До получения ножен дожили только беспамятные выучни да я, тоже забывший достаточно и поверивший в рассказанную кем-то сказку о проданных сиротах.

«Вначале думали сделать общую обитель, – бухтел старый Пень в тот день, когда мы пили пахнущий опятами самогон. – И не уговорились. На чьей земле она должна стоять, чьим законам подчиняться, чьего слова слушать? Ни к чему мы не пришли, и каждая обитель решила идти своим путем, а чтоб чего не вышло, мы для привязки…»

Тогда Хрыч велел ему заткнуться, и Пень умолк – теперь я понимаю, он умолк не потому, что испугался Хрыча, а потому, что и сам не хотел мне этого говорить. Верно, он думал, что я ничего не вспомню, когда приеду сюда, а меня здесь не узнают, а если и узнают – это будет уже не его печаль.

«А чтоб чего не вышло, мы для привязки обменялись детьми», – вот что должен был сказать мне старый Пень.