Брайан встретил новый 1969-й год на Цейлоне, и начался этот год, скажем прямо, неважно. Разодетый в колоритный розовый костюм, психоделический галстук и круглые затемненные очки, он вступил в конфликт с управляющим гостиницы в столице этого государства, который, едва взглянув на него, записал в книге регистрации у Брайана напротив графы «профессия» слово «бродяга». Брайан в ярости выпалил: «Я зарабатываю себе на жизнь в поте лица! У меня есть деньги, и я не желаю, чтобы ко мне относились как к человеку второго сорта». Там же, на Цейлоне, Брайан и Линда посетили с визитом Артура Кларка, автора книги «2001: Космическая Одиссея», с которым Брайан познакомился чуть раньше через общих друзей, — а также с его братом. Брайан был на Цейлоне в хорошей форме — он даже играл на сцене с местной группой. Он дважды дрался из-за ревности с Линдой, чем та была весьма обрадована.

В начале января Брайан, загоревший и поздоровевший, вернулся в Лондон в той надежде, что правосудие изменит свое решение в его пользу. Будучи дважды судимым, он понимал, что ему теперь очень нескоро дадут визу в Штаты, и волновался о том, что рискует своей карьерой. Апелляционный суд слушался 13 января 1969 года. Адвокат Брайана Майкл Хэйверс заявил в суде, что из-за того, что присяжные могли иметь предвзятое мнение, их вердикт был не объективен. Представители полиции заявили, что обнаружили в квартире Брайана треть унции конопли в клубке с шерстью. Брайан снова опроверг, что что-либо знает об этом клубке. Он сказал, что проживал в той квартире временно — всего 2 недели. Мистер Хэйверс доложил, что это — недостаточные улики, и что суд должен «несколько усомниться», особенно после того, как судья уже высказал свое сомнение касательно приговора. В итоге Брайан был оправдан.

На суде мыслями Брайан был за 3000 километров от Лондона — в Джаджуке. Сейчас там проходил ежегодный праздник. Он шел в канун Аид-эль-Кебира (полной луны), когда исполняются Ритуалы Пана. По словам Бахира Аттара, Брайан хотел играть роль Бу-Джелуда на празднестве, которое должно было длиться 7 дней и ночей, обернутый в свежесодранные козьи шкуры. Однако Джордж Чькянц вспоминает, что Брайан в последний момент сам не захотел посетить этот праздник, так как имел какие-то «смутные опасения по поводу того, чтобы частично войти в мир духов». Какие пророческие опасения!

Уставший от треволнений городской жизни, Брайан переселился из Лондона и обосновался на ферме Котчфорд — поместье в 4,8 гектара площадью. По слухам, в доме, расположившемуся примерно в 80,5 км к юго-востоку от Лондона на краю леса Эшдоун в Хартфилде, Сассекс за несколько веков до того, как его купил А.А. Милн, якобы останавливался сам король Вильгельм Завоеватель. В Котчфорде было 6 спален, 3 приемных покоя, 3 ванны, гаражи, квартира для обслуги и бассейн с подогревом. В саду стоят солнечные часы с высеченными на них фигурками ослика Иа, Пуха и Пятачка. В углу сада, пестрящего разноцветными цветами, находится статуя Кристофера Робина в полный рост. Эти идиллические атрибуты смягчали и успокаивали Брайана. Но для него новая ферма стала чем-то большим, нежели просто деревенской резиденцией. Все англичане выросли на Винни-Пухе, в том числе и Брайан. Его детская мечта сбылась, и теперь он владел этим жилищем — то, о чем большинство простых смертных могло только мечтать.

Брайан очень полюбил свой новый дом. Построенный в XV веке, он был значительно преобразован А.А. Милном, который превратил его из трех рабочих коттеджей в один. Жене писателя принадлежала идея разбить сады-террасы там, где изначально была большая холмистая лужайка, и она высадила в саду основную часть деревьев. Брайан часто бродил по его раскидистым гущам, останавливаясь у солнечных часов, вокруг громоздкого пьедестала, на которых были выгравированы фигурки всех героев книг о Пухе. Он обожал солнечные часы, но больше всего гордился потайной тропинкой за домом, по которой к нему никто не мог попасть. Брайану нравилось, что только он может гулять по ней.

Приезд Брайана в Котчфорд был обставлен невероятной секретностью. На ферме пошли слухи об истинной личности ее нового владельца. Ее работники знали, что скоро приедет новый владелец, но были не в курсе, кто же он такой. Они спрятались в кустах, чтобы поглядеть на его авто, но все окна машины были затемнены, и они смогли только рассмотреть, как некто, похожий на игрушечного медвежонка — большой круглый шар из меховой шубы и меховой шапки — направился прямо в дом. Конечно же, это был ни кто иной, как Брайан в своем зимнем облачении. Садовник Мик Мартин немедленно отрапортовался новому владельцу и назвал его в беседе «сэр», чем весьма раздосадовал Брайана. Тот немедленно попросил называть его только по имени. В доме вместе с Брайаном поселилась и Сьюки.

Доктору Флуду показалось, что покупка Брайаном фермы Котчфорд — это попытка спрятаться в какую-то нереальную фантазию. Он считал, что купить дом Винни-Пуха — это далеко не творческая идея. Впрочем, к началу 1969 года он и Брайан не встретились в стенах клиники ни разу. Очевидно, что Брайан махнул рукой на свое лечение, хотя и продолжал принимать предписанные ему лекарства.

Вначале Брайан жил в основном в Лондоне, а на выходные приезжал в Котчфорд вместе с Сьюки, а иногда с фотографом Дэвидом Бэйли, тогда работавшим в журнале «Vogue», и фотомоделью Пенелоуп Три. Брайан колебался между ролью деревенского сквайра, отдыхая перед камином в компании собак и кошек у своих ног, и дебошира, гудящего на полную катушку в столице. Долгие вечерние прогулки по деревне иногда уравновешивали эту изматывающую дихотомию. В Котчфорде Брайан менялся в лучшую сторону — он наконец-то обрел счастье и снова смеялся. Но его застигла патовая ситуация в «Роллингах» — он не знал, что делать дальше, и потому много нервничал. В итоге Сьюки была вынуждена покинуть его. На прощание она сказала, что вернется к нему, когда он перестанет вести себя как поп-звезда. Брайан принял эту новость стоически. Вскоре в его жизнь вошла новая спутница — 23-летняя шведка Анна Катарина Волин, некоторое время работавшая в гоу-гоу-группе “Ravens”. Она познакомилась с Брайаном еще два года назад в клубе “Speakeasy”, где они разговорились, а спустя некоторое время снова встретились на вечеринке и начали активно встречаться.

Будучи в Лондоне, Брайан проводил много ночей в походах по клубам. Его внутреннее напряжение отчетливо передавалось его внешнему виду. На Брайане были более экстравагантные одежды, чем когда-либо, и он нездорово поправился. В это время объектом полицейских преследований стал Мик, который тогда заканчивал работу над фильмом “Performance”. Теперь он сполна ощутил горький привкус постоянной слежки за ним, который испытал ранее Брайан. Полиция жаждала арестовать его, и теперь Джаггер, кажется, начал понимать, что Брайан не заслуживал к себе отношения как к безнадежному невротику.

Тем временем «Роллинги» начали работу над очередным альбомом, позднее названным “Let It Bleed”. Вклад Брайана в его создание был минимальным: автохарп в “You Got the Silver” и стук в марокканские барабаны в середине “Midnight Rambler” (он изображен с ними на обложке промо-альбома группы, выпущенного — уже после его смерти — осенью того же года тиражом всего 200 экземпляров для американских радиостанций). У «Стоунз» возникли значительные проблемы с финансами, характер которых всегда отличался запутанностью, а их потребности астрономического масштаба еще больше возрастали. Когда они получили предложение отыграть сезон в Лас-Вегасском отеле “Hilton” за 100 тыс фунтов, это только с невероятнейшей силой подстегнуло их желание вернуться к гастролям. Однако Брайана с двумя судимостями не выпустили бы в Штаты, и во время записи нового сингла “Honky Tonk Women” (отец Брайана вспоминал, что примерно в это же время Брайан сыграл ему эту песню в своей аранжировке, таким образом, делая вывод, что это именно он сочинил ее) вопрос о том, что его следует убрать из группы, стал предметом ожесточенных дебатов.

Далее события стали происходить быстро, как в кино. Мик Джаггер был арестован в своей квартире на Чейни-Уок, а спустя пару недель «Роллинги» решили проинформировать Брайана о том, что они решили взять на его место другого музыканта. Мик, Кит и — с неохотой — Чарли поехали к нему, чтобы сказать об этом. Группа рвалась в турне. Предложение, которое дал Брайану Аллен Кляйн, состояло в том, чтобы Брайана уволили, и чтобы «Роллинги» смогли поехать в США. Во избежание шумихи в прессе решено было объявить о том, что Брайан собирается сконцентрироваться на своих сольных проектах. «Стоунз» гарантировали ему выплату 100 тыс. фунтов. Можно предположить, что это была далеко не соответствующая вкладу Брайана в деятельность группы сумма, так как именно он вывел их к мировой славе. Но таковы были условия этой сделки, и Брайану поневоле пришлось принять их. Чарли Уоттс подытожил позднее эту встречу так: «Незадолго до своей смерти он стал гораздо более приятным в общении. Я до сих пор чувствую себя виноватым перед ним за то, как мы поступили с ним тогда: думаю, что мы отняли у него самое дорогое, что было у него в жизни — это возможность играть в группе». Какие глубокие и справедливые слова! Это был последний раз, когда «Роллинги» виделись с Брайаном.

Фаны были шокированы этим известием, но не все из них считали его плохим. Линда Лоуренс, узнав о том, что Брайан покинул «Стоунз», была очень обрадована и даже надеялась на то, что Брайан вернется к ней. День спустя Брайан послал длинную телеграмму Джэни Перрин со словами: «Я очень несчастен. Так несчастен… я делал разные штуки. Но я уладил все в финансовом и в моральном плане. Я постарался как можно больше сделать для людей, которых я люблю. Я очень люблю тебя и Леса».

7 июня 1969 г. супергруппа Эрика Клэптона “Blind Faith” провела грандиозный концерт на открытом воздухе в Гайд-парке, немедленно дав «Роллингам» понять, что они вполне смогут затеять нечто подобное. На следующий день в прессе появилось официальное объявление о том, что Брайан покидает группу, и газета “Daily Sketch” вышла с заголовком: «Брайан Джонс покидает «Стоунз», так как не поделил с группой свои песни». Лес Перрин выпустил официальное объявление от имени Брайана: «Из-за того, что я не вижусь с глазу на глазах с другими «Стоунз» по поводу дисков, которые мы записываем, у меня появилось желание играть собственную музыку. Мы согласились на том, что единственным разрешением этого будет дружественное прекращение наших взаимоотношений».

Но Брайан не собирался почивать на лаврах — он задумал создать новый музыкальный проект. Он посетил в одиночку студию “Olympic”, чтобы прикинуть массив сольной работы на будущее, и попросил Джорджа Чкьянца, чтобы тот дал согласие помочь ему в записи нового материала. (Больше они, к сожалению, не встречались.) Брайан воспрял духом. Однажды вечером он позвонил своему отцу, радостный, пригласив своих родителей посетить Котчфорд. Брайан рассказал ему, почему его уволили из группы. Также он поведал Льюису, что его уход из «Роллингов» не является перманентным — он планировал снова присоединиться к ним во время европейского турне 1970 года. Брайан пригласил родителей к себе в гости, и они приехали к нему на выходные. Это был невероятно счастливый уикэнд — наверное, самый счастливый уикэнд, что они провели вместе с ним со времен его детства. И это был последний раз, когда родители видели его живым.

Шофер Брайана Том Килок стоял на лужайке перед домом, разговаривая с Льюисом Джонсом, как вдруг увидел, как Брайан смотрит на них из окна на втором этаже странным взглядом: в этот момент он казался намного моложе — почти ребенком. Войдя в дом, Килок спросил Брайана: «Почему ты так смотрел на нас?» И тот ответил: «Я захотел снова вернуться домой к папе и маме».

Был еще один человек, которому Брайан мог довериться — Хелен Спиттал. Однажды Брайан позвонил Ширли Арнольд в офис «Стоунз» и попросил передать послание Хелен о том, что хочет пригласить ее к себе домой на целый день. Когда та приехала, Анна тактично оставила их одних и, взяв Хелен за руку, Брайан медленно гулял с ней, гордо показывая юной гостье свои обширные владения. Он казался счастливым и все время говорил о своей новой группе. Брайан был воодушевлен, и это его оживление не могло не передаться и его юной гостье. У Хелен на языке вертелся вопрос о том, почему Брайан согласился уйти из группы, но она так и не задала его ему. Все, что тот сказал ей по этому поводу, было: ««Стоунз» не хотят меня».

Возвращаясь в дом, Брайан неожиданно заговорил с Хелен о смерти. Он случайно обмолвился о том, что если умрет, то хотел бы быть похороненным именно здесь. Хелен ужаснулась и сказала ему, чтобы он не был таким мрачным, но Брайан в ответ только засмеялся. Он пояснил, что Котчфорд — такое прекрасное и умиротворенное место, что он хотел бы быть здесь всегда. В руках у Брайана все это время была бутылка вина, из которой он прихлебывал, не закусывая. Это тоже насторожило Хелен. Брайан сказал ей под большим секретом о том, что Анита беременна, но больше не возвращался к этой теме. Также он выразил недовольство по поводу того, что рабочие во главе с Фрэнком Торогудом, которых наняла для перестройки его дома контора «Роллингов», все время бездельничают.

Вечером Хелен и Анна смотрели по телевизору шоу “Top of the Pops”. Анна приготовила на ужин цыпленка, который был подан в столовой. Брайан не поел с ними, но постоянно ходил взад-вперед, попивая красное вино. Он все время повторял, как ему нравится жить в Котчфорде. В тот день Хелен сделала несколько снимков Брайана, предварительно пообещав ему, что не станет их публиковать. Эти фото стали последними в его жизни.

Какими бы не были истинные чувства Брайана по поводу его разрыва с группой, машина «Роллингов» продолжила движение без него, представив публике на следующий день, 13 июня, своего нового гитариста — Мика Тейлора. Тот факт, что Брайан покинул «Стоунз», вызвал много пересудов, но это было не единственное переломное событие в рок-жизни в то время: Джон Леннон поссорился с «Битлз», группа Джими Хендрикса “Experience” распалась; Эрик Клэптон положил конец “Cream”, а Грэм Нэш покинул “Hollies”. Многие талантливые музыканты принимали трудные решение и стояли на перепутье. Счастливые, «кайфующие» 60-е годы подходили к концу.

Алексис Корнер, который тогда работал на Би-Би-Си, интервьюировал Мика спустя несколько дней после того, как тот вместе с Китом и Чарли посетил Брайана. Мик попросил его позвонить в Котчфорд, выражая некое беспокойство. Мик прибегнул к помощи Алексиса потому, что тот долгое время был другом Брайана, но особенно — вследствие отцовской роли Алексиса по отношению ко всем блюзовым музыкантам Англии. Корнер вспомнил о былых днях — своем первом знакомстве с Брайаном и рождении «Роллинг Стоунз», когда позвонил Брайану семь лет спустя в попытке ободрить его в трудный час.

Однако тот, кажется, быстро забыл о своих невзгодах и безмятежно отдыхал вдали от мирской суеты. В деревенской тиши, так непохожей на суету бесчисленных роскошных, но таких безликих гостиничных номеров, окруженный своими преданными собаками — черно-белым спаниелем по кличке Эмили и Лютером (названным в честь Мартина Лютера Кинга) — глупой и медлительной афганской борзой, Брайан гулял по своей земле без страха быть преследуемым. Он даже вынашивал заманчивый проект приобрести несколько лошадей для Котчфорда — вдобавок к обширной популяции кошек. Но самое главное — он был окружен теперь любезными и настоящими людьми, которые ничего от него не требовали и ни в чем не осуждали, и которым он мог — и страстно желал — отвечать тем же.

Грубая оболочка, за которой скрывался настоящий Брайан, постепенно начинала таять, и вскоре он стал невероятно популярен среди жителей деревни близлежащего Хартфилда. Он часто проводил время в местном пабе под названием “Hay Waggon”, где играл в бильярд, пил пиво и проводил остатки дня с другими завсегдатаями этого заведения. Если не принимать во внимание его кричащую одежду, он был просто очередным молодым человеком, который выпивал в баре. Он никогда не раскрывал в пабе своего богатства, хоть и одевал во время походов туда характерные обтягивающие вельветовые брюки или шелковые шорты. Брайан даже рассказал Деннису — бармену о том, что волнуется, не огорчает ли он соседей тем, что его имение выросло вширь. Он не хотел, чтобы они считали его хиппи. Брайан хотел построить забор и собрал для этого все необходимые материалы. Он попробовал найти нескольких мужчин, чтобы поставить его, но все были заняты до следующей недели. Наконец, Брайан попросил Денниса, чтобы тот убедил своих друзей построить забор. Деннис собрал несколько человек, и в тот же день они поставили забор — к великой радости Брайана. А однажды вечером, будучи изрядно навеселе, Брайан покинул “Hay Waggon”, забрался на свой мотоцикл «Триумф» и протаранил витрину местной бакалеи. Несколько местных друзей подобрали его и под вымышленным именем отправили в больницу.

Брайан пересматривал все свои взгляды на жизнь и начинал ощущать всем своим нутром, что душевное напряжение наконец-то покидает его. Он очень сдружился со своей домработницей Мэри Холлет и даже подарил ей маленький журнальный столик ручной работы. В своем доме Брайан обожал бездельничать, играть на гитаре и петь о том, что было у него на сердце, выкристаллизовывая множество идей, посещавших его время от времени. Но он серьезно подходил и к своей роли хозяина большого поместья. Он обсуждал с садовником Миком Мартином его зарплату и явно хотел заплатить ему больше, но тот ответил, что ему достаточно и того, что Брайан платит ему теперь. Брайан купил Мартину маленький мини-фургон и торжественно вручил ему фуражку из «Metropolitan Water Board» (так называемого «Водяного совета», созданного в Лондоне в 1903 г. и объединившего девять частных водопроводных компаний города в единый общественный конгломерат), сказав в шутку, что только теперь он может быть его личным шофером.

Брайан начал активно интересоваться жизнью фермы. Он больше всего ценил это новое чувство сопричастности окружающим, которого уже давно не испытывал. Он изголодался по обычной человеческой теплоте и земным привязанностям, которые наконец-то нашел здесь. Например, Мэри Холлет могла придти домой из магазина и обнаружить Брайана сидящим у порога — он ждал ее, так как в одиночку не мог разжечь свою угольную печку. Дома у Холлетов Брайан с превеликим удовольствием сидел на кухне и болтал о том-о сем со всеми членами семьи Мэри, чувствуя себя одним из них.

В 1969 году в Британии воцарилась очень жаркая погода, и к Брайану вернулся его старый недуг. В окружении гектаров полей и цветов он снова начал страдать от приступов астмы — и порой очень сильных. Это заболевание, кажется, почти отступило от него в прошлые годы, но теперь, почти как в детстве, ему было так трудно дышать, что он едва мог говорить. Но он не ударился в панику. У него были свои ингаляторы — по одному в каждой комнате, а также еще один, который он все время носил с собой.

Впрочем, недуг не позволил ему отказаться от мысли организовать у себя дома музыкальную комнату, в которой бы он воплотил свои творческие идеи на практике. Брайан превратил свою гостевую в «звуковую». Роскошно облицованная деревом, с французскими окнами, выходящими на сверкающий бассейн, она скрывала в своих недрах большой и красивый камин, в котором горели и уютно потрескивали большие поленья, разносящие запах дерева по всему дому. Установив магнитофоны и достав из чулана многочисленные дорогие инструменты, он был готов творить. Брайан выработал некий режим — обычно он спал до полудня, а потом трудился в студии вечером, время от времени отлучаясь на природу, весь в мыслях о своей музыке. По вечерам у него обычно бывали гости — к тому времени его прислуга уже заканчивала свой рабочий день.

Все, кто знал начальника рабочей бригады в Котчфорде Фрэнка Торогуда, считали его весьма неприятной личностью, и почему Брайан все-таки нанял его, до сих пор остается неясным. Зачем Брайан позволил им остаться здесь и продолжать свои, с позволения сказать, «работы», которые они делали якобы по контракту — загадка. Рабочие явно считали Брайана человеком, из которого можно и нужно выкачивать деньги. Причиной подобной мягкости Брайана могло быть то, что даже если он и понимал, как его надувают, временами это давало ему — впрочем, чисто теоретически — некое чувство уюта от ощущения активной деятельности вокруг него. Теперь он был не тем человеком, который любил полное одиночество.

Брайан, видимо, втайне боялся и ненавидел своих рабочих. Они же, в свою очередь, могли ненавидеть, но не бояться его. Причин этому могло быть множество — но главное, наверняка, то, что они принадлежали к разным классовым сословиям, исподволь враждующим друг с другом: люмпен-пролетариат, не желающий трудиться, а только получать деньги на выпивку — с одной стороны, и утонченный интеллигент-декадент с круглым счетом в банке и слабым характером — с другой. Это было настоящим противостоянием. Неважно, сколько раз и кому бы Брайан не жаловался на своих работников — он не хотел или не мог уволить их. Брайан даже позволил Фрэнку Торогуду жить в квартире над гаражом у подъездной аллеи к дому, так как тот заявил ему, что так ему будет сподручнее наблюдать за ходом работ — обещанию о начале которых Брайан уже не радовался.

Внешне Брайан был в добром здравии. Он вырос и окреп как в физическом, так и в духовном плане, но по-прежнему нуждался в отдыхе, и это было единственным, что он мог позволить себе на тот момент — и тем очевиднее было, что Брайан медленно, но верно выздоравливает. Хотя он и прибавил в весе, но старался похудеть, и у него это неплохо получалось. Время лечило его — и вино, кажется, тоже. Брайан начал по-новому, более спокойно глядеть на жизнь. Он даже попросил своего садовника разрешения придти к нему домой на час изучения Библии, который тот проводил со своими детьми. Брайан сказал Мику Мартину: «Я бы хотел прийти однажды в воскресенье к вам, Мик, чтобы поговорить с вашими детьми и рассказать им о том, как я заработал все деньги, что хотел заработать, как я смог ездить куда угодно и делать что угодно, но какой, в сущности, прогнившей была моя жизнь вплоть до самого последнего времени… Я знаю, что для них мой мир кажется миром, полным одних удовольствий, но они должны знать, на что он был похож на самом деле».

Брайан хотел вернуться к музыке, которая увлекла его в самом начале — к блюзу. Его всеобъемлющим желанием было собрать группу и играть музыку с элементами традиционного джаза, ритм-энд-блюза, госпела и марокканской музыки. Брайан хотел сотворить нечто абсолютно отличное от «Роллинг Стоунз». На третью или четвертую неделю, когда он и Алексис Корнер начали серьезно готовиться к возвращению Брайана к творчеству, последний ощутимо успокоился. Кажется, он начал более походить на старого Брайана, исполненный радостью и энтузиазмом по поводу нового саунда, работу над которым ему хотелось начать. Брайану очень нравился сингл “Proud Mary” американской группы “Creedence Clearwater Revival”, и он решил сочинить нечто подобное. Однако Алексису совершенно не улыбалось играть старые вещи Мадди Уотерса и Элмора Джеймса, поэтому он про себя немедленно исключил любую возможность создания совместной с Брайаном группы. В итоге они решили, что Корнер поможет ему найти подходящих музыкантов и станет музыкальным руководителем его коллектива.

Брайан начал много работать. К нему приходили Джон Мэйолл, Мики Уоллер, Митч Митчелл — они все играли с ним. Как-то Брайан сказал Алексису: «Я хочу встать и прибить их к каблуку, прибить их к каблуку». Конечно же, он имел в виду «Роллингов». Но вскоре он начал задумываться и о наличности. Финансовая поддержка от Кляйна запаздывала. Однако в конце июня ему позвонили с известием о том, что скоро ему привезут деньги. В один из своих регулярных визитов Алексис взял с собой свою дочь Сафо — певицу, и Питера Торапа, лидер-вокалиста его новой группы “New Church”. Брайан был настроен снова отправиться на гастроли. Он выразил желание помочь Сафо спродюсировать ее пластинку, потому что ему очень понравилось, как она поет. Брайан также позвонил Клео Сильвестр — молодой лондончанке, которая познакомилась со «Стоунз» еще в 1962-м, когда была школьницей. Тогда Клео едва не стала «Роллингом»: Джаггер попросил ее найти двух других чернокожих девушек-певиц, так как хотел, чтобы у группы был девичий хор, но у них так ничего и не вышло. Теперь же Брайан спросил ее, сможет ли она спеть на его первой пластинке, когда он соберет свою новую группу. Клео поначалу отнекивалась, но затем дала свое согласие на запись.

Группа Алексиса “New Church” собиралась в турне по Германии. Брайан хотел присоединиться к ней на время гастролей. Но Корнер сказал ему категорическое «нет», потому что не захотел взять на себя ответственность присматривать за Брайаном во время гастролей, зная, что он там из себя представлял. Особенно в Германии — где долгое время были Брайан Джонс и «Роллинг Стоунз», а не Мик Джаггер и «Роллинг Стоунз». Брайан был невероятно популярен в этой стране, и Алексис был несколько испуган этим.

В это душное и жаркое лето в перерывах между приступами кашля, Брайан скрывался в прохладной музыкальной комнате. У него была на это и еще одна очень веская причина: в преддверии визита к нему Леса и Джэни Перрин с их дочерью Стефанией на ближайший уикэнд, Брайан решил избавить Котчфорд ото всех праздных работников. Брайан был очень обрадован перспективой стать гостеприимным хозяином для Перринов.

Однако у него был и еще больший повод радоваться. Он был переполнен энергией в предвкушении студийной работы. Наконец-то эта работа выкристаллизовалась в пробную пластинку. По слухам, Брайан записал демо-сингл и намеревался отослать его в прессу. Осознавая свой недюжинный потенциал и полный самых радостных ожиданий, Брайан позвонил своему отцу, чтобы рассказать ему обо всем этом. Пройдя самый жесткий и самый критичный самоконтроль, сингл Брайана был готов к выходу в самом начале июля 1969 года.