Но это потом. На тот момент я верила. Ну чего мне бояться? Что может случиться? Я приеду, и в меня полетят сковородки с беконом? Или он многожёнец? Или вот, ещё лучше, я приеду, а он маньяк-каннибал. Бред, вообще.

Со смехом вспоминаю слова француженки – психиатра:

«И пожалуйста, запомни, Анна, если ты встречаешь ну очень-очень хорошего парня, беги! Ему есть что скрывать…»

Я пишу ей шутливое письмо. Вот, мол, встретила я того, против кого ты меня предостерегала. Она отвечает, тоже в шутливой форме, что-то о том, что не следует верить психиатрам. Они, мол, самые больные люди…

Мне бояться нечего. Если даже он не настолько идеален, насколько кажется сейчас, это ничего. Раздели его идеальность на пять – и всё равно остаётся очень мягкий и нежный человек, которого я искала. Ничего я не боюсь. Вместе мы справимся с мелочами. Земля обетованная в моей вере!

Перед отъездом в Сан-Франциско он обещает скоро навестить меня в Индии и дарит мне гитару «Ямаха». Автобус уносит его в аэропорт. Я остаюсь одна на дороге. Мои страхи возвращаются.

И начинаются многочасовые разговоры по скайпу. Мы общаемся утром, перед его сном, и вечером, перед моим сном. Он пишет стихотворение для меня.

(Стихотворение скопировано без редактирования.)

В этом стихотворении он журит меня за недоверчивость и подшучивает, что я «боюсь собственной тени».

Ты боишься, что история не будет сказана

Написанная, плоским устаревшим языком.

Ты боишься, что поэма умрёт со временем

И её cлова не будут больше рифмоваться.

Под конец, он называет себя моим сильным и честным мужчиной, который пришёл, чтобы рассеять мои страхи и сомнения:

«Запомни… Они (сомнения) ничто по сравнению со всей оставшейся жизнью».

– Мой ангел, у меня хорошая новость. Я взял билет в Индию. Это моя первая почка, беби.

Я опять плачу от счастья. Моя любовь, мой белый рыцарь приедет ко мне в Гоа. Только это и важно. Ночью мне снятся стихи. Стихи складываются в песню. Я подбираю её на гитаре.

В этом есть что-то есенинское. Какой смешной романтизм! Я перевожу стихи на английский и добавляю ещё абзац.

Высылаю ему. Он в слезливом восторге.

Я пою последний новогодний сет – и прощай, Таиланд… В Бангкоке мне придётся переночевать. Он резервирует на моё имя гостиницу с доставкой в аэропорт.

– Я так проявляю заботу. Я не хочу, чтобы ты опоздала на самолёт…

– Скажи мне, ты действительно такой идеальный или притворяешься? Таких людей не бывает. Я так боюсь проснуться!..

– Беби, ну, сколько ещё «почек» тебе нужно?

Самолёт Бангкок – Калькутта, наконец, несёт меня в ещё одну землю обетованную, не прошло и двух лет. Нужно как-то скоротать время до приезда моего любимого.

Калькутта – столица штата Западной Бенгалии, я здесь ещё не была. Опять масала чай, карри, корма, чатни и, специализация Калькутты, десерты из розовых лепестков.

В Калькутте зима. Днём ещё ничего, а вот ночью температура воздуха близка к нулю. Останавливаюсь в гесте (сокр. гестхаус, гостевой дом) без стёкол на окнах. Дают кровать с голым волосяным матрасом. Ночью я и двое канадцев, соседей по комнате, практически околеваем на своих серых лежанках. Мы обёртываемся всей одеждой, что у нас есть: мои длинные хиппи юбки, полотенца и саронги – всё идёт в ход. Наша комната смахивает на бомжатник-распределитель.

Наутро выясняется, что почти все гесты бэкпекерского уровня в Калькутте не имеют стёкол на окнах. Это говорит о том, что надолго я здесь не задержусь. Я теплолюбивое растение.

Но железнодорожные и даже авиакассы говорят другое: «Задержаться придётся. Билетов на Гоа нет и ещё долго не будет».

Калькутта – одно из очень немногих мест на планете, где всё ещё сохранилось загнивающее явление – пешеходный рикша. Босой измождённый индус тянет за собой тележку, гружённую двумя упитанными тётками с сумками и детьми. Это уж слишком преувеличенно выглядит, как апофеоз угнетения человека человеком. Это уже даже не велорикша…

Всё-таки беру такого рикшу. Два главных аргумента:

1. Я заплачу больше, чем он просит.

2. Мой «бараний» вес для него будет своего рода отдыхом.

Влюблённость делает меня жалостливой и сентиментальной.

Массала чай до сих пор в Калькутте продаётся, по старинке, в небольших одноразовых глиняных чашечках. Выпиваешь копеечный чай и бросаешь чашечку прямо на землю. Земля уже прикрыта рыжими глиняными черепками. В остальных штатах Индии давно используются пластиковые стаканчики. К сожалению, и пластиковые стаканчики продолжают швырять прямо на землю.

На место чаепития приходит индийский художник, он преподаёт рисование в благотворительной школе для сирот и продаёт свои маленькие картинки, с традиционным индийским пейзажем, всего по пятьдесят рупий за штуку.

На вид он примерно лет сорока пяти. Очень худощав. На нём светло-голубая рубашка, голубой свитер, классические синие брюки и галстук. Рубашка немного застирана, но воротничок отглажен. Идеально отглажены и стрелки на брюках. На ногах начищенные новые ботинки из коричневой искусственной кожи. Это, без сомнения, его выходная одежда. На чисто выбритом лице заметно несколько свежих порезов, один из которых залеплен кусочком газеты. Значит, брился сам. В Индии, как правило, бриться ходят к профессиональным брадобреям. Это стоит примерно тридцать рублей, на наши.

Он разговаривает по-английски, со старомодными речевыми оборотами. Держится он также со старомодным достоинством, как ровня, с богатыми туристами, без всех этих кликушеских нищенских приёмов.

Я спросила его, где он учился рисовать. Он сказал, что ещё ребёнком пришёл в ту же благотворительную школу для сирот, где и остался преподавать.

Никто не покупает ни одной картинки. Он больше не приходит ни завтра, ни в следующие дни.

Вообще, я зачастую чёрствый человек. Например, к нищим в Бомбее у меня нет ни тени сострадания. По моим наблюдениям, они сами выбирают свою жизнь. Но воспоминание об этом учителе рисования мучает меня и сейчас. Если я ещё попаду в Калькутту, я буду ждать его на том же главном чайном месте в туристическом районе, чтобы купить все картинки, что он принесёт. Если кто увидит его раньше, купите, пожалуйста, для меня. Я вышлю деньги.

В интернет-кафе, в Калькутте, на тот момент действует особое правило: перед тем как воспользоваться Интернетом, необходимо оставить все свои паспортные данные, в подробностях, с постоянной пропиской и временным адресом. Говорят, это в связи с последними террористическими актами. Хиппи волнуются. Это ущемление их свобод.

Каждый день я разговариваю с мужчиной своей мечты по скайпу, каждый день приближает нас к счастливой встрече.

Уже осмотрены все местные достопримечательности, и я больше не желаю мёрзнуть, завернувшись в юбку и полотенце. Билетов по-прежнему нет. Надо ехать на перекладных.

По насыщенности древними памятниками архитектуры Хампи можно сравнить с самим Ангкор-Ватом. Тысячи маленьких и больших храмов разбросаны по территории в несколько километров. Это древняя, погибшая цивилизация.

Посреди реки, разделяющей город на две половины, стоит маленький затопленный храм, построенный из здоровых речных валунов. А на других здоровых валунах стоят древние скульптуры быков.

Сегодня в моём гестхаусе очередь в душ. Это жильцы других гестхаусов. Здесь хозяева греют воду для туристов на костре. Такая услуга есть не везде, вот очередь и стоит. Чужакам приходится заплатить, а для проживающих бесплатно.

Беру напрокат скутер и объезжаю огромное количество храмов. Самое сильное впечатление производят основной храм, каменная колесница Шивы и купальня королевы. Они сохранились великолепно. Хампи – красивейшее место. Помечаю: хочу вернуться в Хампи. Однажды мы приедем сюда вместе с ним.

Скутер глохнет посреди рисовых полей. Толкаю километра два. Жара. Кончается питьевая вода. Ещё толкать километров пятнадцать… Меня подхватывает американский дяденька на «Энфилде» и на верёвке дотягивает до Хампи.

Как-то вечером одна английская дамочка, уходя из интернет-кафе, надевает два разных шлёпанца, мой и свой, и скрывается в темноте ночи. Невероятно, но я ловлю её несколькими днями позже и отбираю свой шлёпанец. Интересно, как можно было перепутать? Они не просто разных размеров, но ещё и разные по фасону.

В поездах так же холодно, как в Калькутте. В открытые окна, без стёкол, врывается холодный ветер. Я подхватываю простуду.

 

Снова Гоа

Гоа от холода не спасает. Продолжаю заворачиваться в тряпьё. Ну и промёрзла же я за последний месяц! Ничего, через пару недель должно потеплеть.

Снимаю бунгало с видом на океан. Моему любимому понравится этот вид. Бунгало сколочено из разнокалиберной фанеры, но окна зеркальные. Зеркальное стекло явно украдено с какой-нибудь стройки, а фанера, похоже, найдена на помойке. С крыльца моего бунгало я наблюдаю, как закат уходит в океан, отражаясь в зеркальных окнах.

Я беру напрокат тот же мотоцикл, на котором ездила два года назад. Сейчас он уже не новый, поезженный, уж не та прыть. Одна подставка для ноги сорвана, выхлопная труба проржавела. Но всё равно мы узнаём друг друга и оба счастливы. Правда, теперь я езжу медленно и в повороты вписываюсь, как на самодельном тракторе «Муравей». Теперь мне есть для чего жить.

Я продолжаю разговаривать каждый день с мужчиной мечты. Теперь к общению по скайпу прибавились ещё и телефонные переговоры. Только на них, обеими сторонами, потрачено целое состояние.

– Беби, два месяца прошло…

Обсуждаем, в основном, как сложно поверить в такое счастье, как любовь, что жизнь не имеет смысла друг без друга, и что все лимиты терпения уже исчерпаны, и ждать больше нет сил.

Больше я не пою попсу под фанеру в казино. Ура! У меня выступления в джем-кафе. Это первое джем-кафе на нашем пляже, ставшее легендарным. В «Локи» платят значительно меньше, чем в казино и отелях, но зато теперь я могу петь что хочу и в каком хочу стиле. Фольклор, своё, чужое… Теперь я чувствую себя музыкантом, а не напомаженной говорящей головой.

На афишах написано «Анна и френдс». Френдс – это другие музыканты, которые мне помогают. Англичанин и канадец на гитарах, два индуса на диджериду и табла, израильтянин с дредлоками на кахоне, голландец на губной гармошке, кто-то на флейте, как-то подключается русский парень с ложками. Выступления превращаются в своего рода джемы! Я обожаю это! Вот оно, счастье! Земля обетованная.

На День Святого Валентина мне приходит посылка из Калифорнии. В посылке: икра, сыр с плесенью и прочие мелочи, по которым я скучала в тропических странах. И главное, в посылке селёдка! Там, в русском магазине в Сан-Франциско, мой белый рыцарь всем объявил, что это для его русской гёлфренд, и что, когда она, наконец, получит визу и приедет, «мы вместе будем наведываться часто».

Я не устаю повторять себе: «Какая же я счастливая! Какая же я счастливая!»

И этот День пришёл! С утра пораньше я седлаю свою метлу, вешаю ей на шею гирлянду из оранжевых хризантем, приклеиваю бинди между бровей, обвожу каджалом глаза и лечу в аэропорт встречать своего бубнового короля.

Король, ещё неделю назад, заказал номер в Хайате, на берегу моря, всего в получасе езды от аэропорта…

Боясь зависти, я никому не расскажу, что в подарок он привёз мне антикварные бриллиантовые серьги девятнадцатого века и ожерелье из чёрных бриллиантов.

– Всё моё – твоё, – повторял он.

Через три дня, проведённых в Хайате, мы решаем слетать на пару деньков в Бомбей, чтобы поужинать в легендарном отеле Тадж-Махал Тауэр, что в Колабе. Отель, построенный в викторианском стиле, вот уже более ста лет является самым престижным и роскошным отелем Индии. Постояльцы в нём – особы королевских кровей, махараджи и знаменитости.

Ели барашка в карри и овощи в васаби – новое изобретение местного шеф-повара. За этим роскошным ужином с красным вином я и позвенела своими новыми бриллиантами. Моя жизнь – сказка!

Наконец, мы едем в мой карточно-зеркальный домик на берегу моря. По дороге я, сидя на заднем сиденье мотоцикла, обдираю себе коленку о кирпичную стену. Это первое за последние несколько месяцев напоминание, что я всё же не в сказке и реальность ещё никто не отменял. В течение двух недель хожу прихрамывая. Может, это знак?

Мои старые гоанские друзья за меня рады, наконец, они отдают меня «в сильные, добрые руки белого рыцаря».

– Заботься о ней, – сурово напутствуют хиппи.

Белый рыцарь отвечает, кладя руку на сердце:

– Я с восторгом принимаю эти обязанности.

Хиппи мутит. Он изъявляет желание познакомиться с моей семьёй по скайпу. В течение трёх дней он заучивает по-русски переведённый мною текст. «Здравствуйте. Рад познакомиться. Я очень люблю Вашу дочь». На встречу он надевает белые одежды, но забывает половину текста и получается смешная каша.

Я тоже представлена его родителям по скайпу. И мы, и они принарядились. Встреча проходит очень приятно, языкового барьера нет. Родители уже столько обо мне слышали и очень счастливы за нас обоих. Теперь мы официально считаемся женихом и невестой.

Перед его отъездом мы проходим курс массажа у потомственного аюрведического лекаря из самого сердца Кералы.

Лекарь – пузатенький коричневый дядечка, со свирепыми усами. Он приехал в Гоа на несколько месяцев и привёз с собой массивный массажный стол, сделанный ещё его прадедом из древесины какого-то тропического дерева. Стол отполирован не одной тысячей массажей и впитал в себя не одну унцию снадобий.

Лекарь сам варит свои зелья, на прозаической плитке, прямо на глазах у пациентов. Он раскладывает пациента на столе, льёт довольно горячее зелье на его тело и начинает растирать, катая по скользкому столу, как скалку. Потом включает зверский вентилятор и уходит, давая зелью застыть, а телу замёрзнуть. В конце процедуры он даёт выпить что-то похожее на вино. Это «что-то» кружит голову, как центрифуга. Теперь минут двадцать надо лежать на лекарском балконе. На мотоцикл в таком состоянии нельзя.

Пока лежали, разговорились с дядечкой. Оказывается, он ещё и происходит из касты воинов и занимается боевыми искусствами. С этими словами лекарь вынимает из-под кровати, вместе с пылью, длиннющую, заточенную с обеих сторон гибкую металлическую ленту. На обоих концах ленты – деревянные рукоятки. Воин «играет» таким оружием, почти как гимнастка атласной ленточкой. Совершенное холодное оружие древней Кералы, пленных не берёт, бьёт сразу на поражение. А ещё скоро лекарь летит в Москву, на слёт боевых искусств.

Под конец он мажет мою ободранную коленку смолой особого дерева. Говорит, что государство ограничивает сбор этой смолы. Собирать её разрешено только людям из его касты.

Три недели пролетают незаметно. Ещё одно прощание. Следующая встреча намечена уже в Сан-Франциско.

Он улетает. Я остаюсь здесь на месяц. Почему я сразу не еду в Россию, обновлять паспорт, делать визу? Скажем, это суеверие. Мне кажется, что чем дольше я тяну, тем больше у меня шансов. Смешно.

Примерно через неделю после его отъезда моя гитара теряет голову. В прямом смысле слова. Случилось это так.

Перед очередным выступлением взяла я свой видавший виды «Пульсар», повесила гитару на спину и поехала. По той же дороге, что и всегда. Но обычно я езжу без гитары, вот и не замечаю низко висящих электропроводов. На фоне пальм их совсем не видно. На всём ходу, гитарой, я въезжаю в эти провода. Мне приходится бросать мотоцикл, просто спрыгивая с него на песок. Байк проезжает, по инерции, ещё пару метров и падает. Я в порядке, мотоцикл в порядке. Только в половине деревни вырубает электроэнергию до утра, а гитаре отрывает голову. Но в целом этот случай можно считать счастливым. Вот если бы на мотоцикле сидел двухметровый парень, голову бы оторвало ему, а не гитаре.

Я ругаю местных жителей, глазеющих на происшествие: «Почему провода висят так низко? Кто вешал?» Местные не отвечают, только стоят, разинув рты.

На следующий день провода вешают на ту же высоту… Невероятная Индия!

Эта гитара всего три месяца назад была подарена моим любимым. Я с болью думаю, что, пожалуй, это второй знак, и звоню в Сан-Франциско.

– Не волнуйся, беби, главное, что ты в порядке. Помнишь? «Это ничто по сравнению со всей оставшейся жизнью». Дома, в Сан-Франциско, тебя ждёт «Мартин» (марка гитары).

– Милый, а какие-нибудь недостатки у тебя есть? Скажи мне сразу. Мне нужно подготовиться.

– Ну, я могу быть слишком добрым, и люди часто этим пользуются. Поэтому твоя обязанность теперь – быть моим рациональным началом и стоять на страже моих интересов, если, конечно мы хотим воплотить все те планы, о которых мы говорили, – улыбается он.

Я не первый раз слышу это от него. Я и сама неоднократно была свидетельницей этой доброты и щедрости, не только по отношению ко мне, но и к другим. И я видела, как люди этим пользовались. Люди не всегда бывают благодарны. Но как же он великолепен!

Мой друг – музыкант из Англии, проживший в Индии уже много лет, отвозит гитару к индийскому мастеру. Мастер приклеивает голову, и рубца почти незаметно. Уже конец сезона, голодные собаки опять начинают свирепствовать. Они бросаются на людей ночью. Стало небезопасно добираться до моего отдалённого бунгало. Пошли разговоры о том, что появилось собачье бешенство.

Время отправляться навстречу своей мечте.