В ближайшие трое суток меня ожидают два двадцатичетырёхчасовых автобуса до Рио-де-Жанейро. Вперёд!

Каскадос де Игуасу. Граница Аргентины и Бразилии. Это цепь огромных, высоких и широких водопадов. Особенно знаменита Гарганта дель Диабло, или глотка дьявола, водопад в виде разорванного круга, в котором клокочут триллионы тонн бурлящей воды. Совершенно не удивительно, что этому объекту было дано такое фактурное имя. Нельзя было придумать лучше.

Я посещаю и аргентинскую, и бразильскую стороны водопадов. На аргентинской стороне можно почти вплотную подойти к каждому водопаду. На бразильской перед вами открывается панорамный вид этого исключительного природного явления. Грандиозно!

Меня продолжают спрашивать, «на какие деньги живёшь». Ответ не меняется: «На те, которые не позволила себе потратить на еду, одежду и выпивку, даже когда всего этого хотелось до зубной боли».

Россиянам виза в Бразилию не нужна. На границе вам в паспорт, не глядя, ставят дежурный штамп – и вперёд. Не так дело обстоит у граждан США. Они платят несколько сотен долларов за бразильскую визу. Ещё одна страна, где российский паспорт оказывается «более впускаемым», чем американский.

Но у меня Бразилией отношения как-то не заладились.

На границе меня за что-то, с нечеловеческой жестокостью, обругала пограничница. Я всего лишь доверчиво протянула ей паспорт, чтобы узнать, всё ли с ним в порядке. Нужны ли ещё какие-нибудь штампы. И на меня полился поток отборных португальских ругательств, в котором лидировало слово «puta».

«Сейчас меня будут арестовывать», – пронеслось в голове. «С паспортом не всё в порядке. Я что-то нарушила. Допрыгалась, одним словом».

– Что же мне теперь делать? Как я могу это исправить?

Пограничница захлопнула у меня перед носом дверь. Проклятия затихали в коридоре, с другой стороны двери.

«Арестовывать не будут», – пронеслось опять в голове.

Постояв ещё несколько секунд, отдуваясь, у захлопнутой двери, я пошла оттуда подобру-поздорову. Так я и не поняла, за что впала в такую немилость. Подобное со мной случалось только в бюрократических учреждениях России. Например, в ЖЕКе. Больше нигде. Возможно, просто помешала работать.

Вопрос: почему человек, работающий на пропускном пограничном пункте Бразилии и Аргентины, не говорит ни на испанском, ни на английском, а лишь на португальском «блатняке»?

 

Рио-де-Жанейро

Бразильцы – люди взбалмошные. Один гид нахамит:

– Куда лезешь, это не твой автобус. Опять безбилетники!

Другой, тут же:

– Залезай в этот автобус. Платить не надо. Мне ничего не надо, лишь бы побыть с тобою рядом.

Простой профессионально-равнодушной вежливости я не встречала.

Каждый день в хостеле что-нибудь происходит. Украден чей-то телефон, деньги, ноутбук, сосиски, кусок мяса и так далее. А после наступления темноты здесь очень небезопасно.

Парни в толпе лезут целоваться. Мачо, нашёптывая что-то очень латиноамериканское, пытаются укусить за ухо, в клубе, на пляже Ипанима. Предоставление фиктивного бойфренда ситуацию не меняет.

Что мне нравится в Бразилии, так это то, что никто не стесняется собственного тела. Даже если она уродлива, как каракатица, а он толст, как пузырь, они всё равно могут щеголять по пляжу в нескромных трусах и «выхаживаться», как модели. Каждый имеет право раздеться и спокойно трясти загорелыми, неприкрытыми жирами. В Бразилии не существует наготы. На пляже все почти голые или просто голые. А уж если твоё тело в порядке, то грех его не показывать.

В Рио покупаю несколько знаменитых бразильских бикини. Меня интересует, смогу ли я ещё в каком-нибудь месте мира носить эти откровенные бикини?

В магазине купальных костюмов, на пляже Копакабана, незнакомая бразильская дама обвиняет меня в шпионаже. В шпионаже за ней. Это случается со мной не в первый раз. Вывод, как и тогда, во Вьетнаме: «Если за вами никто не следит, это не значит, что у вас нет паранойи». Бразилия удивляет меня всё больше.

Люди часто думают, что столица Бразилии – это Рио-де-Жанейро. Не так ли? Нет. За всё время существования Бразилии у неё было несколько столиц. Первая из них – Сальвадор-де-Байа. Вторая, но не последняя – Рио-де-Жанейро.

Рио-де-Жанейро означает Январская река. По одной из версий, это название объясняется тем, что португальцы вошли в живописную бухту Гуанабара в январе и ошибочно посчитали её рекой, впадающей в море.

Сначала здесь обосновались французы, но через столетие они были изгнаны португальцами. И только в середине восемнадцатого века Рио-де-Жанейро стал столицей Бразилии, а во время войны с Наполеоном – аж всего объединённого королевства. Тогда король Португалии переехал туда, вместе со всем своим двором. Так Рио стал единственным колониальным городом, которому случилось послужить в качестве столицы европейского государства.

Видимо, королю так понравился климат и красоты бухты Гуанабара, что он и по окончании войны не спешил переезжать обратно в Лиссабон. Но вернуться пришлось, поскольку это перестало нравиться португальским пэрам, которые не хотели становиться периферийными служащими. Король уехал в Португалию, но в качестве регента оставил своего сына, Дома Педро. А вот Дом Педро наотрез отказался покидать Бразилию. По просьбам бразильцев он остался. А через год и вовсе провозгласил независимость страны.

Нынешняя столица Бразилии называется Бразилиа. Она схожа с Санкт-Петербургом. И не каналами и пасмурным небом, а искусственностью происхождения. Этот город возник не в результате экономически-географической необходимости, а по повелению правителя.

В середине шестидесятых годов прошлого века тогдашний президент Бразилии Хуселиньо Кубичек пожелал построить город-сад на месте безлюдной пустыни. Кому «назло» и чем руководствовался президент Кубичек, одному богу известно. Но через пять лет свежевыстроенный город, по форме напоминающий самолёт, был провозглашён новой столицей Бразилии.

Культурной столицей считается Сао-Паоло – город на юге. А Рио – не только самый знаменитый город Бразилии, но и один из самых популярных городов мира.

По одним и тем же улицам ходят толпы людей в деловых костюмах и в бикини, с портфелями и с надувными матрасами. На пляже Копакабана загорелый незнакомец играет на аккордеоне не что-нибудь, а «Очи чёрные». Хочется подойти и поприветствовать: «Остап, ты добрался!»

Сам город красив, как бог, особенно сверху. На Рио надо смотреть, например, с Корковадо. Это та гора, на которой стоит Кристо Редетор (Иисус Спаситель, «обнимающий» город). Можно бесплатно взобраться на Оуро Прето, что в баррио Фавела, и смотреть на закат над Ипанимой. С Оуро Прето видно и Корковадо, со статуей Христа (Фавела – бразильский слэм на холме, с видом на пляж Ипанима).

В Рио меня накрывает ужасная простуда. Давно я не болела. Особенно так! Проехала холодную Боливию, Атакаму, все Анды, и ничего. А вот здесь, в знойном Рио-де-Жанейро, где полагается ходить в белых штанах, сваливаюсь в лихорадке. Поначалу я даже опасаюсь, что подцепила денге (тропическая лихорадка, с вероятностью летального исхода).

Когда становится получше, я навещаю Христа Спасителя. Это самый популярный туристический маршрут в Рио. Белых штанов у меня нет, и я надеваю белую юбку. Остап был бы доволен мной.

Простуда будет преследовать меня целый месяц. Переходя из горла в бронхи и из бронхов обратно в горло. Меня спасёт немецкий парень-гей. Он даст мне новейшие немецкие антибиотики. Парень учится по обмену в Сао-Паоло, кажется, на микробиолога или что-то в этом роде, а эти антибиотики ещё даже не вышли в продажу. Опыт удастся. Я избавлюсь от заразы. Саюджи! (Здоровье, порт.)

Я живу в самом грязном и замшелом хостеле за всё время путешествий. Крыс нет. Их съели тараканы. Настоящая дыра. Зачем живу здесь? Опять тот же старый, добрый вопрос экономии. Зато здесь всегда весело и полно людей. Зная это, сюда селятся не только самые нищие, но и вполне состоятельные люди, которые просто хотят оторваться от своей обеспеченной жизни и почувствовать себя снова частью студенческо-спартанской тусовки.

Кроме того, это забытое богом и правительством учреждение, с чёрным пиратским флагом у входа, каким-то чудом расположилось на одной из самых дорогих улиц Рио-де-Жанейро. Полуразрушенное здание ютится между элитными домами и фешенебельными отелями. Прямо между пляжами Ипанимой и Копакабаной. Мадонна проживает на той же улице, в ста метрах от нас, ближе к пляжу. Это её последний концерт в Рио-де-Жанейро. По вечерам, по дороге с пляжа или на пляж, приходится обходить толпы её фанатов и папарацци.

Сидя на белом песке Ипанимы, поигрывая на своём чаранго, я говорю о том, насколько мы счастливее Мадонны. «Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы». Ну, когда в последний раз Мадонна могла себе позволить спокойно выкурить джойнт на морском песочке? Вот такие мы хиппи!

Ну и местечко здесь.… Когда-то, в начале прошлого века, в этом здании было посольство Гондураса. А сейчас здесь полный «гондурас»!

Пол обильно усыпан песком с пляжа и сором от постояльцев. Уборка производится крайне редко. Стены покрыты плесенью, к ним прислоняются доски для сёрфинга. С потолка капает. Матрасы запакованы в целлофан, но это не спасает от свирепых клопов. По утрам чёрный хозяйский лабрадор приходит писать на сумки постояльцев. Главный диван, в гостиной с телевизором, густо пахнет псиной. Это любимое место лабрадора. Постояльцы этот диван стараются обходить стороной и ютятся на хромых табуретках и скамейках, расчёсывая клоповые и блошиные укусы. Хозяева, похоже, сдались. На входе висит объявление: «Продаётся». Говорят, уже года четыре висит.

В хостеле живут и местные бразильцы. Непонятно, что делают в Рио. Может, учатся. Они постоянно готовят, едят и идут спать, не сексуально шаркая шлёпанцами, как будто и не бразильцы. Они недружелюбно смотрят на вновь прибывших. Делают замечания. Они здесь долгожители, живут в хостеле целую вечность. Знают все ходы, обросли скарбом, который некуда поставить. А мы заполоняем собой пространство, никому не нужные хиппи-туристы. Во всех странах местные долгожители скучные и мрачные. В Аргентинских хостелах были мрачные аргентинские долгожители и счастливые бразильские хиппи. Здесь мрачные бразильские долгожители и весёлые аргентинские хиппи. И так далее. В любой стране скучно быть местным.

Здесь воруют всё! Буквально всё. Заплесневелый хлеб. Использованное масло со сковороды. Старые трусы. Сироп от кашля… Воруют у туристов. Воруют друг у друга. У тех, кто беднее их, у тех, кто богаче их. У каждого есть неплохая работа в Рио-де-Жанейро. Но мастерство никуда не денешь. Владелец хостела уже давно махнул на них рукой.

– Одно только омерзительно, – говорит он, – сейчас они с тобой квасят кашасу, а через десять минут ты отвернёшься, и они украдут у тебя кусок колбасы (кашаса – крепкий бразильский тростниковый алкоголь).

Справедливости ради скажу, что южане и северяне отличаются друг от друга, как люди из абсолютно разных стран. Юг побогаче, и там воруют меньше.

Рио-де-Жанейро – лучшее место для занятий джиу-джитсу. Как в Буэнос-Айрес едут за танго, так сюда, в Рио, едут за джиу-джитсу. Со всего мира съезжаются люди, чтобы провести здесь от трёх до шести месяцев, получить свой пояс и уехать. Судя по борцовским перчаткам, висящим на кроватях, в нашем хостеле таких полно.

Бразильское джиу-джитсу – это борьба на полу, возникшая в начале прошлого века из дзюдо Кодокан. Его привёз в Бразилию, развил и привил японский путешественник и мастер борьбы Мицуё Маэда. Так появилось бразильское джиу-джитсу.

На прошлой неделе наш сосед, парень из Колумбии, стал чемпионом всея Южной Америки по джиу-джитсу. Парень очень скромный, невысокий, не накачанный на вид, получил большую медаль на широкой ленте. Первое место и всё тут! Отмечали без помпы.

День Благодарения отмечали шире. Хозяин заведения, американец, щедро выставил «центнер» курицы гриль. Остальные тоже что-нибудь внесли. Я купила кашасу.

Играли в бир-понг. Я в команде с высоченным американцем. Рост американца – два метра один сантиметр. При этом он необычайно хорошо сложён для своего роста. У него длинные вьющиеся каштановые волосы и голубые глаза. Он похож на статую Спасителя, что на Корковадо. Или на кентавра, или на звезду рока. Я даже спросила, почему он не едет в Голливуд. Парень с такой внешностью моментально будет востребован. Он ответил, что всё это уже было, и если он и хочет прославиться, то хорошими делами.

Американский «кентавр» тоже приехал в Рио заниматься боевыми искусствами. Вместе с ним приехал и его младший брат, по отцовской линии. Брат – инструктор по паркуру. Он невысокого роста, очень подвижный, миловидный блондин, похожий на ковбоя. Никогда не видела братьев, настолько непохожих друг на друга. (Паркур – сравнительно новый вид спорта. Умение преодолевать препятствия: прыгать с высоты, со здания на здание, карабкаться на стены и прочее, не используя никаких приспособлений и полагаясь только на своё тело.)

Возможно, устроители соревнования, боясь конкуренции с великаном, поставили с ним в команду меня, как самую безнадёжную. Опять-таки, блондинка метр с кепкой, на выходных. Перед началом игры меня отдельно спросили, поняла ли я условия игры. Видимо, я выгляжу ещё и бестолковой.

Они ошиблись. Мы с великаном явно лидировали, оставляя позади всех бир-понг чемпионов прошлого.

Четверть финала. Устроители смотрят на меня с недоумением.

Полуфинал. Отовсюду стекаются люди. Ситуация накаляется.

– Делайте ставки, господа!

Стали делать ставки. Я чувствую на себе уважительные взгляды. «Что, увидели, наконец, фабулу в этой банальной блондинке?»

Финал. Остались две команды сильнейших – два аргентинца и мы с великаном. Все изрядно подвыпившие и вошедшие в азарт.

С первого броска попадаю в стакан противника. Противник стонет. Толпа стонет. Мы с кентавром взмахиваем гривами. Очередь кентавра. Его мяч попадает во второй стакан противника. Два гола подряд! По правилам игры, мы имеем право на третий бросок.

Толпа в азарте скандирует наши имена. Противник стонет. Толпа на нашей стороне. Толпа всегда на стороне победителя. Плюс наша команда выглядит уж очень необычно. Огромный двухметровый парнище с гривой каштановых вьющихся волос, с мускулами, татуировкой на груди, в виде пламенеющего сердца, и в дырявых джинсах «в облипку». И «секретарша», в жёлтом, цыплячьем платьице, дышащая ему в подмышку.

Мы лидируем с большим отрывом. У противника просто не остаётся шансов. Вот я одной рукой отправляю в рот содержимое своего стакана и другой сразу же, без всякой паузы, мяч в стакан противника. Выдыхаю. Русские умеют пить.

Толпа беснуется. Слышу: «Красивый удар!», «Краса-а-авица!»

Вот уже остался всего один стакан у противника, а у нас целых четыре…

Но, видимо, это кино было не про нас, а про аргентинцев, поскольку удача неожиданно переметнулась к ним. Каким-то чудом они начали отыгрываться. Это было начало нашего конца. Вот уже и у нас остался всего один стакан.

Борьба за последний стакан продолжается несколько минут. Я отправляю мяч, он отскакивает от края стакана противника. Американец подаёт мяч – мяч делает круг по краю стакана и падает снаружи. Бросает противник. Мимо. Наша очередь. Мяч делает невозможное: влетает в стакан, отталкивается от пива и вылетает из стакана. Вот так поворот!

Очередь противника. Мяч летит прямиком в наш последний стакан и там остаётся. Толпа выдыхает. Аргентинцы скандируют: «Ар-ген-ти-на! Ар-ген-ти-на!» Один из них дразнится, показывая на нас пальцем: «Вторые, всего лишь вторые!»

Видно, что все болельщики искренне расстроены. Они до самого конца болели за нас.

Перед финалом я сказала напарнику:

– Не волнуйся. Если даже продуем, всё равно второе место – очень неплохо для тех, кто играет в эту игру первый раз. Представляешь, как бы мы их сделали, если бы потренировались?

Так что ничто не испортило нашего настроения…

…Никогда не думала, что заделаюсь в спортсмены, и особенно в спортивные комментаторы.

Однажды в плохом районе Рио-де-Жанейро раздался голос в толпе:

– Смотрите, бриллиант, – бразильский гарото указывал на мой нос (garoto – парень, порт).

У меня действительно бриллиантовый пирсинг в носу. Простой, очень скромный бриллиант, купленный ещё в Индии. Кому знать, что это бриллиант?

– Нет, – говорю я, позеленев, – это не бриллиант.

– Нет, бриллиант, – повторил гарото с настойчивой заинтересованностью.

Толпа жадно вглядывалась в мой нос.

Мне оставалось только побыстрее ретироваться с места возможного происшествия. На время я вынула из носа свой бриллиант.

Лапа – бурлящий ночной жизнью район Рио-де-Жанейро. Здесь просто каждый второй норовит ограбить туриста. Это не останавливает туристов, посещающих Лапу.

Середина декабря, 2012. До конца света остаётся десять дней. Люди слегка нервничают, а я думаю: «Если конец света действительно наступит, то я выиграла. Потому что я успела пожить, как никто другой, без всяких побочных эффектов в будущем. Ура!» Можно больше не беспокоиться и не думать о том, где осесть.

В хостеле тоже много разговоров об этом:

– Рио-де-Жанейро – безумное место для конца света.

– И мы выбрали именно это место для того, чтобы его встретить.

– Ну и столпотворение же будет на Фавеле!

Интернет полон претенциозных заявлений, похожих как две капли воды друг на друга. Например: «Хочешь быть счастливым – будь!» или «Если хочешь, чтобы тебя любили – полюби себя». «Не проси благополучия. Благодари за то, что у тебя есть». Могу себе представить людей, которые, с умным видом мессии, печатают эти трюизмы.

Также в моде ругательства в адрес человеческой расы. Мы такие, мы сякие. «Нам надо поучиться у животных». «Прости меня, космос, за то, что я всё ещё в человеческом обличии». Бла-бла-бла.

Человек, конечно, не самое лучшее, что есть на планете. Но интересная была бы фабула для новеллы: бросает такой философ подобный трюизм, спокойно идёт спать и просыпается в образе свиньи или коровы, как заказывал… Вот и пойди теперь, напечатай свой следующий трюизм копытом…

Приходит идея ещё одной новеллы:

Конец света с точки зрения самоубийцы, которого апокалипсис застал в Рио-де-Жанейро, в момент совершения суицида. Поначалу приходится, поддавшись инстинкту, бороться за, казалось бы, ненужную жизнь. Вокруг погибают люди, а он жив. Люди умирают, а он, приехавший сюда, чтобы эпатажно закончить существование, как будто под охраной каких-то высших сил. Он неуязвим. Его не берёт ничто. Ни потоп, ни зной, ни вслед за этим вспыхнувшие инфекции и мор, ни охотники за человеческими органами. Зачем же ему столько раз была сохранена жизнь? На этот вопрос Майклу и придётся ответить.

Майклу было всего сорок лет, когда он понял, что смысла в такой жизни нет и не будет. Не то чтобы он был склонен к суициду. Совсем нет. Правда, когда ему было двадцать, он резал вены. Не для того, чтобы умереть, а просто вид собственной крови успокаивал его. Такое вот мини-самоубийство не до последней, а до первой капли.

Что там была за проблема? Ах, ну да! Выгоняли из института, девушка бросила, распался бенд. Всё это мелочи. На самом-то деле не хотелось умирать тогда. Может, как обычно, хотелось эпатировать публику? Ему всегда нравилось быть на виду.

Потом началась настоящая жизнь. Он забыл про музыку, и женщина больше не могла вывести его из равновесия. Его бизнес встал на ноги. Больше ни в чём нет отказа… Наступило пресыщение. Появилось чётко выраженное тяготение к мизантропии. Ведь «человек – самая отвратительная тварь на планете».

Как же он устал от этих разговоров о конце света. Тупицы! Если бы их паршивенькая жизнь была чем-то стоящим!..

Вот уже несколько лет, как смысл такой жизни ускользает от него. Зачем это всё? В чём смысл? Семьёй он так и не обзавёлся. Любовницы и друзья продажны. Он нужен только, когда речь идёт о деньгах. Последние годы Майкл жил отшельником и тупо копил деньги. Для кого? Где тот студент эмо, который сочинял песни и мечтал о творчестве? Мысли о суициде всё чаще стали приходить ему в голову. О настоящем суициде. На этот раз. Так. От скуки.

Майкла можно сделать Михаилом, придать ему черты какого-нибудь российского олигарха. Сделать ему пластическую операцию в антисанитарных условиях. Подключить мафию, которая гонится за ним по пятам. Он обязательно должен встретить свою любовь. Может быть, он вспомнит какие-то забытые навыки, приобретённые ещё в институте или в деревне, когда он гостил у бабушки с дедушкой. Эти навыки позволят ему защищать людей и даже помогут восстановить цивилизацию. Возможно, когда цивилизация восстановлена, он понимает, что смысл его жизни – это простота и близость к природе. И он покинет цивилизацию вместе с любимой девушкой. И так далее…

В Рождественскую неделю я сплю в гамаке, растянутом в чаше бассейна. Хозяева моего хостела разрешили мне поселиться здесь, пока взлетевшие на Рождество цены не вернутся в свои берега. В бассейне засор. Вода осталась только в самом глубоком месте. В ней гниют опавшие листья и извиваются комариные личинки. Зато клопов нет. Если щедро политься репеллентом, ночью здесь комфортно и прохладно. А вот с наступлением утра приходится уходить. Бассейн превращается в духовую печь. Я смеюсь: «Может, если я буду хорошей девочкой, мне сюда и воды нальют?»

В Новогоднюю ночь в Рио-де-Жанейро все надевают белые одежды и идут на пляж Копакабана запускать голубые кораблики. На кораблике должно быть что-то, представляющее небольшую материальную ценность, и письмо с желанием. Это жертвенный дар богине моря, по имени Йеманжа.

Здесь, для того чтобы богиня приняла дар, нужно затопить кораблик, желательно подальше от берега. Мы запускаем большой корабль от всего нашего хостела. Я положила на его палубу серебряное колечко и письмо с желанием на русском, португальском и английском. Другие кладут деньги, фрукты. Мы все несём к морю цветы. Красные – любовь, белые – очищение, жёлтые – деньги. Каждый цвет что-то значит. Наш кораблик не хочет тонуть, несмотря на то, что на нём стоит надпись «Титаник». Тогда я, прямо в белой одежде, вхожу в море и топлю корабль.

Йеманжа поступит со мной честнее, чем маленький коварный бог того райского островка в Таиланде. Она не станет дразнить меня обещаниями. Она просто не обратит никакого внимания на моё пожертвование, и я буду продолжать «свободою пьянеть».

Напоследок иду в ресторан, в котором пил пиво и музицировал сам родоначальник стиля босанова Антонио Карлос Жобим. По некоторым данным, здесь он и написал свою «Девочку из Ипанимы» (Garota di Ipanima).

Оказывается, девочка из Ипанимы вовсе не собирательный образ. Вдохновением для написания песни послужила реальная девушка – Эло Пинейро. В ресторане до сих пор стоит стол Жобима, с мраморной столешницей, а стены увешаны его фотографиями, а также фотографиями поэта Винициуса де Мораеса и самой Эло.

Позднее Эло откроет в Рио бутик под названием «Garota di Ipanimа». За право использовать это имя ей придётся судиться с родственниками Жобима. И суд решит дело в её пользу. Ничего не поделаешь. Она послужила вдохновением для создания целого стиля!

Поужинать в ресторане мне не позволяют мои финансовые обстоятельства. Но всё же я подбиваю группу людей из хостела пойти со мной, чтобы отдать дань Жобиму и распить в легендарном ресторане бутылочку вина.

Во дворе нашего хостела я беру несколько уроков босановы у уличного бразильского гитариста, без этого моё путешествие по Бразилии было бы неполным, и присоединяюсь к француженке из нашего хостела. Она едет работать волонтёром на конную фазенду в штате Байа.

Замечаю, что сейчас я делаю всё то, что раньше меня так раздражало или смешило. Когда-то, таскаясь со своим рюкзаком по пыльным дорогам Индии, я думала: «Хорошо хоть гитару на себе не таскаю, как та сумасшедшая!» И вот, «долго ли, коротко ли», нахожу себя с гитарой на плечах. После этого утешала себя так: «Зато, по крайней мере, я не делаю путевых заметок в дневнике, как эти романтические мамзели». И что же? А то, что вы сейчас читаете, по-вашему, что? К этому времени я уже начала записывать свои мысли.

В начале января я покидаю Рио-де-Жанейро. На прощание хозяйская жена – бразильянка говорит мне:

– Анна! Если что – возвращайся. Помни: у тебя здесь дом!

Путешествия и прощания состоят из таких трогательных моментов.

Бразильская фазенда

Ехать до фазенды придётся на автобусах и попутках. И займёт это около двух суток. В автобусе воруют рюкзак француженки. В рюкзаке – профессиональный фотоаппарат, кредитка, деньги и новейший ноутбук Эппл. Теперь француженка не может работать над своим дизайнерским проектом. Это сильно портит наше настроение.

Небольшой белый одноэтажный домик под пальмами. Между столбами стеклянной террасы стоит плетёная мебель и растянуты белые полотняные гамаки. В этих гамаках я буду лежать, потягивая кокосовое молоко прямо из кокоса. Здесь, на вершине невысокого холма, всегда дует лёгкий, очень приятный бриз. Терраса «глядит» на конный манеж и открывающиеся за манежем луга, внизу. По этим лугам бегают кони…

Вот курица, громко ругаясь, снесла яйцо. Вот вторая начала ругаться… Здешние куры любят откладывать яйца в лошадиные кормушки. Яички здесь маленькие, в половину привычных нам. И сами курочки поменьше.

Фазенда – место, где до сих пор ковбои, просыпаясь, нахлобучивают широкополую кожаную шляпу, натягивают остроносые сапоги со шпорами, засовывают за пояс мачете и идут доить корову. Им тяжело с похмелья. Сколько кашасы вчера припили, заполировав марихуаной! Но они привыкли, сердечные. Зато всегда на воздухе. Близко к природе.

Мне полюбилось это место ещё с дороги, когда я смотрела на него сквозь прутья ворот, стоя под джекфрутовым деревом.

Джекфрут в Бразилии называется жака. Жаку здесь с ветки не едят. Сначала плод должен полежать в тёплом, тёмном месте, чтобы как следует заферментироваться. Такая жака напоминает очень сладкие мочёные яблоки.

На этой фазенде я закрепляю свой Портуньол, учусь седлать и взнуздывать коня и доить корову. Как жаль, что я уже ни черта не помню из этого всего! (Портуньол – смесь испанского с португальским).

Фазенда – самое благословенное место, которое я посетила в Южной Америке. Это не земля обетованная, это моя Тьерра дель Ольвидо (земля забвения, исп.).

В день приезда мы, конечно, отдыхаем, перед первым трудовым днём. Но следующим утром нас никто не будит. Когда мы просыпаемся, ковбои уже почистили лошадей, подоили коров и собрали все яйца в курятнике. На столе стоит ведёрко с молоком и дюжина яиц для нас, городских фиф. На сегодня работы больше нет. Мы убираемся в доме, пьём молоко, едим яйца, валяемся в гамаке и болтаемся по округе.

Если спуститься с холма, попадаешь на раскалённую пыльную дорогу, ведущую в ближайший населённый пункт. Дорога проходит мимо индейской деревни. Индейские дети, в национальной одежде, продают сувениры и пристают к туристам. Так и проходит первый трудовой день.

На следующий день, рано утром, мы встаём сами. По будильнику. Ковбоям приходится обучать нас доить корову. Они обучают нехотя. Им легче всё сделать самим, чем нянчиться с нами.

На этом работа на сегодня заканчивается. Мы опять сидим в гамаках и слоняемся по индейским деревням, поедая жаку и запивая её кокосовым молоком. Я учусь у француженки готовить рататуй (тушёные овощи в томатном соусе).

На следующий день – та же картина. Мы ломаем голову, зачем же нас сюда пригласили? В чём заключается волонтёрство? И приходим к выводу: мы здесь для того, чтобы просто удерживать ковбоев от тотального пьянства и не давать им расслабляться без присмотра (пока фазендейра-англичанка отсутствует).

Неугомонная француженка затевает чистку бассейна. Неожиданно насос заедает и приказывает долго жить. Тем не менее, француженку это не останавливает. Теперь в ход идут вёдра. Она – дизайнер сайтов и дочка французских фермеров. Она привыкла к тяжёлой, деревенской работе.

Я лениво помогаю, стараясь не напрягаться. Сколько вёдер надо поднять, чтобы вычерпать бассейн? Я не люблю труд ради труда. Мне нужно идти к результату.

Но через несколько часов адского труда становиться понятно, что энтузиазм француженки побеждает мой скептицизм. Я официально это признаю.

Её слова:

– Я всегда иду вперёд! Даже если кажется, что дело никогда не выгорит.

Это пример для подражания.

Наступает день, когда главный ковбой сообщает, что пришло время выгуливать коней. Наконец-то и мы пригодимся!

Перед выгулом коней надо поймать. Потом почистить. И только потом заседлать. Мне дают верёвку и отправляют. До этого я никогда коней не ловила. Ездить на них ездила. Но не ловила. Всё когда-нибудь происходит в первый раз.

Моего коня зовут Оуро Прето (ouro preto – чёрное золото, порт.). Название говорит за себя. Конь чёрный и блестящий, высокий в холке, хорошо, но в меру упитанный.

С нами едут два ковбоя. Когда мы отъезжаем от фазенды километра на два, ковбои, не сказав ни слова, исчезают. И мы предоставлены сами себе на этой пыльной, виляющей дороге.

Через полчаса ковбои нагоняют нас. У них в руках внушительная бутыль местного винища и пластиковые стаканчики. Не слезая с лошадей, ковбои разливают вино в стаканы. Мы чокаемся и пьём. Видно, что вся жизнь парней проходит в седле. Наливают ещё. Скорость увеличивается.

– Ну и техника безопасности здесь! – удивляется француженка.

Мы уже почти на галопе. В руках у нас пластиковые стаканчики, из которых расплёскивается вино.

Когда переходим на хороший галоп, мы все, как по команде, теряем стаканчики. Теперь пить приходится прямо из горла.

Как же куражно и особенно ехать на лошади, подвыпивши! Я понимаю ковбоев. Вот она – Свобода! И я собираюсь от всего этого отказаться?! Чем можно это заменить? Знаю. Я бы поменяла это на счастливую личную жизнь.

Но давненько же я не сидела на лошади! Начинает болеть мягкое место, ныть поясница, и натирается щиколотка о жёсткий ремешок стремени. Останавливаемся на другой фазенде, чтобы замотать мою щиколотку.

На другой фазенде сидят другие ковбои, и у них тоже есть выпить. Выпиваем и там. Хмель притупляет боль от потянутых мышц и чувство опасности. Заставляет рисковать. Никогда бы не подумала, что способна на такую джигитовку. Глядя на француженку, я понимаю, что и она навеселе. Ей попалась лошадь поспокойнее моей. Поэтому она сорвала прутик и нахлёстывает им бока своей ленивице.

Я привстаю на седле и ложусь на круп лошади, пробую стиль амазонки, волосы спутались и растрепались. Мы разгорячённые и пьяные. На нас с удивлением смотрят бразильцы, приехавшие из городов на отдых в Транкозо. «Ну и техника безопасности здесь!»

Мимо проносятся море, пальмы и пляжные кабаньи. Такого полного счастья и вседозволенности я не ощущала со времён моего железного коня в Гоа. Да, это жизнь! Я живу! Мне принадлежит весь мир! И это не просто слова. Он действительно мне принадлежит! Я живу, только когда двигаюсь, как акула!

Доезжаем до города, уже все очень «хорошие». Останавливаемся в ковбойском баре. Пьяные ковбои, звеня шпорами, отбивают ритм каблуками и размахивают руками. «Эх, хвост, чешуя…» Как будто наши мужики отплясывают камаринскую или гопака. «Скажи мне, Украйна, не в этой ли ржи…»

Ночью, в полной темноте, едем домой. Наш главный ковбой то засыпает на лошади, где-то сзади, то догоняет нас, и постоянно ставит лошадь на дыбы. Лошадь отчаянно старается его сбросить.

За время пути к нам приблудилось ещё несколько ковбоев. Они пытаются поближе познакомиться с европейками. Несут полную пургу. У меня и так португальский на двойку, а этот ещё и на местном сленге объясняется. Для приличия слушаю его минут пятнадцать, а потом просто раздражённо пришпориваю коня и скрываюсь в темноте ночи. Вокруг тишина, никого. Я слышу только копыта своей лошади.

До фазенды добираемся глубокой ночью и, после короткого душа, сразу заваливаемся спать. На следующий день мы обе не можем ни сидеть, ни лежать, ни стоять, ни ходить. А ковбои, конечно, в порядке. Это их жизнь. Они родились в седле.

 

Сальвадор-де-Байа, Джерикоакоара

Это самая первая столица Бразилии и некогда столица мировой работорговли. Здесь, на площади Пелориньо Ларго, рабов продавали, покупали и секли. Здесь, до сих пор, царит нищета, и тонны наркоманов побираются на центральных улицах города. Этот город действительно опасен. Бразилия вообще опасная страна. Каждый день слышу о всё новых и новых вооружённых ограблениях, которые происходят не с какими-то эфемерными туристами, а конкретно с моими соседями по палате.

Несколько лифтов соединяют центр на холме с нижней частью города, в которой находятся порт и рынок. На холме, в главном соборе, построенном и инкрустированном чернокожими художниками-рабами, фигуры святых и ангелов имеют черты африканской расы. При этом купидоны и атланты первоначально были вылеплены с гениталиями. Конечно, церковь приказала гениталии сколоть… До сих пор видны неровности в промежностях ангелочков.

По центру города ходят негритянки в традиционных одеждах. Мы такую одежду видели неоднократно в старых латиноамериканских сериалах, пользовавшихся популярностью в восьмидесятых и девяностых годах прошлого века. Это широченная, разноцветная, кринолинная юбка на широченной попе, белая блузка с шитьём и чепчик или искусно намотанный тюрбан. Из-под кокетливого кринолина, доходящего до середины икр, выглядывают белоснежные шаровары, перекликающиеся с блузкой, шитьём.

На площадях фотографы предлагают такие костюмы на прокат туристам. Услуга пользуется успехом.

В Бразилии, как ни в одной другой стране Латинской Америки, меня постоянно принимают за свою и заговаривают со мной на португальском. Говорят, это потому, что на юге Бразилии проживает огромное количество потомственных немцев. Но немцы проживают и на юге Аргентины, а там я всегда была иностранкой.

В Бразилии очень развита система буфетов, где еда продаётся на вес. Набирай, что хочешь. Мясо, птица, макароны или овощи – всё стоит одинаково. Ну, кто будет есть макароны по цене креветок и курицы? Странно, но часто в тарелках людей я вижу горы риса и макарон.

В моём хостеле живут в основном испанцы. Один из них, парень с соседней койки, вернулся ночью, подвыпивши, и заснул с включённым ноутбуком. Весь остаток ночи ноутбук освещал небритое лицо с открытым ртом. А из кармана джинсов гуляки задорно выглядывали ярко-красные женские стринги.

Парни танцуют капоэйру. Огромная, с ладонь, тропическая бабочка в ужасе бьётся о белёную стенку, прямо за ними. Один из танцоров снимает её со стены и выносит во двор.

Сальвадор-де-Байа – родина капоэйры. Она возникла в киломбо – поселениях беглых рабов (слово может употребляться в значении «беспорядок»). Капоэйра – боевое, как правило, бесконтактное искусство, похожее на танец с акробатикой. Движения как бы плавно перетекают из плоскости в плоскость.

Конечно, рабам занятия боевыми искусствами были запрещены, и они «маскировали» капоэйру под танец. Хорошая растяжка и ритмичность танцоров бросается в глаза. Этот танец – смертельное искусство, ведь танцоры капоэйры могли вложить и бритвы между пальцами ног.

Обычно танцоры, или боевики, не знаю, как правильно их назвать, собираются стаями в круг. Двое борются в центре круга, другие поют хором, ожидая своей очереди. Они пританцовывают, играют на барабанах, бубнах, трещотках, беримбау.

Сейчас капоэйра танцуется, скорее, на показ туристам. В таких стаях можно видеть всё больше и больше иностранцев, в том числе и женского пола. Это популярное искусство.

Встречные бэкпекеры называют это место раем:

– Куда? В Джерикоакоару?! Ну, это, конечно, рай! Хорошо тебе!

– Дорог там нет, только песчаные дорожки.

– Шумные пати. Кайтсёрфинг. Да, что там рассказывать, сама всё увидишь.

Звучало многообещающе. Я предвкушала. Вот где я вновь обрету мой потерянный рай. Вот где я, наконец, остановлюсь и подумаю о жизни. Я буду лежать в гамаке над голубым озером в золотых дюнах. Меня будут окружать весёлые, счастливые люди. Я увижу знаменитый зелёный закат Джери (особое явление, когда закат кажется зелёным). Я уже представляла, как хожу босиком по мягкому, глубокому песочку, как по подушке…

Что я вижу по прибытии. По горизонту носятся саксаулы. Ослы тащат свою тяжкую ношу, вопя навзрыд. Сильный ветер пустыни пребольно бьет в лицо, суша кожу и вызывая конъюнктивит. Волна яростно блестит под яростным солнцем, как гофрированная фольга, помогая конъюнктивиту развиваться быстрее. Разговаривать невозможно, ветер и море шумят в ушах. Если подняться на бархан, песок хлещет по всему телу с такой силой, что, несмотря на жару, даёшь себе слово в следующий раз одеться получше. Песок везде: в волосах, в глазах, в трусах, во всех складках кожи. Песок набивается в фотоаппарат, и тот отказывается работать. Однообразная природа, однообразный пейзаж.

Первое, что я слышу: «Босиком здесь лучше не ходить, потому что в песке живут черви». Эти черви внедряются в кожу ног и проделывают в ней туннели…

Я понимаю, что видела более райские места. Вспоминаю Сан-Бласс, Коста-Рику. Да, многие путешественники явно не избалованы. Что по мне, то для остановки на три дня – место великолепное! Но застревать надолго в этой антагонистичной природе!.. Нет.

Босиком мне всё же походить придётся. В первый же вечер, на вечеринке зука, у меня фактически отнимает шлёпанцы бразильская проститутка. Опять шлёпанцы! Мёдом, что ли, мои шлёпанцы намазаны? (Зук – бразильский парный танец.)

Оставляю их у стены и ухожу танцевать. А когда возвращаюсь, вижу в них коричневую силиконовую бабу, нагло смотрящую мне в глаза. Даю ей возможность притвориться, пока не поздно, что она ошиблась, такое уже случалось:

– Упс! Вы надели мои шлёпанцы.

Жрица любви отвечает, продолжая глядеть мне в глаза:

– Но, сон миос, туйос аки (нет, это мои, твои вот) – она показывает мне на другие тапочки, которые стоят рядом. Её ещё разбитее.

Как же это паршивенько, какое неуважение к себе – воровать чьи-то сильно поношенные резиновые шлёпки! Француз, сидящий рядом с ней, подтверждает её слова:

– Вы ошиблись. Это её шлёпанцы.

Я демонстративно больше не обращаю внимания на похабную бабу. Я теперь разговариваю только с глупым французом.

– Вы уверены, мсье? Её позиция мне ясна, здесь не ворует только безрукий. Но Вам-то это зачем?

Француз затрудняется с ответом.

– Как долго Вы знаете эту женщину?

– Да, в общем, недолго, – француз начинает беспокоиться.

Подступающее раздражение не позволяет мне считаться с его чувствами:

– Ну что ж, мсьё, воспоминания о жаркой бразильской любви того стоят. Хоть наутро Вы и проснётесь без кошелька и паспорта, зато с гонореей и герпесом. Бон аппети…

Я в бешенстве разворачиваюсь на сто восемьдесят и выхожу из заведения босиком, оставляя француза нервничать и поглядывать на ноги проститутки в моих шлёпанцах. Он мучительно пытается вспомнить, какие шлёпанцы на ней были, когда она сюда пришла. Впервые за этот счастливый вечер предвкушения в его недалёкую голову приходит мучительная догадка, что, возможно, это вовсе и не любовь. Смешно и иногда больно смотреть на этих наивных непуганых европейцев. Они как бы приглашают жриц любви: «Облапошь меня». «Пока живут на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки» (лиса Алиса).

Теперь это потаскушкина карма. А я о ней попросту забуду. И что это, вообще, с моими шлёпанцами? Ну, в каждой второй стране их воруют!

Я меняю это «киломбо» на вечеринку регги. В ту ночь владелица моего гестхауса знакомит меня с самыми разными людьми. С постоянно проживающими здесь владельцами других гестов, с кайтерами и даже с писателем из того самого легендарного «Великого Путеводителя». Писатель тоже остановился в её хостеле. Правда, в отдельной комнате. Он работает на «Путеводитель» почти со дня его основания. Наконец, я могу приобщиться к живой легенде! Под утро, перед сном, мы всей компанией идём в пекарню есть свежевыпеченный хлеб. Ночь заканчивается лучше, чем началась.

К сожалению, здесь нет банкоматов, а наличных у меня хватает только, чтобы отсюда выехать. А значит, новые шлёпанцы я позволить себе не могу. Что ж, как я и собиралась в самом начале, буду кормить местных червей и ходить по мягкому песочку. Песочек оказывается довольно жёстким.

На следующий день голландский кайтер предлагает мне работу в его отеле. Хоть я и понимаю, что Джерикоакоара никогда не станет моим выбором, но деньги иссякли, как никогда раньше. Чтобы больше не занимать, надо остановиться и начать зарабатывать. Решено, начинаю со следующего понедельника.

Дальнейшее знакомство с местным обществом наводит на грустные мысли. Весёлые, бесшабашные кайтеры оказываются депрессирующими, потерянными людьми. Они не понимают, почему то место, которое все называют раем, и которое, по задумке, должно было стать их домом и землёй обетованной, такое одинокое и сухое. Сухое во всех смыслах.

Как же так? Это же окончание голливудского фильма. Счастливые главные герои, преодолевшие все трудности и испытания, вознаграждены, наконец, коктейлем и шезлонгом. Они беззаботно лежат на пляже, потягивая пинаколаду через соломинку, и беззаботно поглядывают на уходящее в море солнце. Как и когда произошёл сбой?

Райская картинка часто оказывается ложной. Это просто декорации, на которых собираются обломки неустроенных судеб. А обратно в реальность вернуться уже не так просто. Мосты сожжены. Как в песне Иглс «Отель Калифорния», вписаться в него можно в любое время, а вот выписаться уже никогда («You can check in any time you like, but you can never leave»).

Ещё один пример места, которое я для краткости называю «Камино Реалем». У меня уже аллергия на такие места!

В течение каких-то двух дней несколько человек обоих полов жалуются мне на одиночество, недостаток событий и невозможность обзавестись парой в этой изолированной пустыне. Они так и будут жить здесь и жаловаться на одиночество. А вот помочь друг другу они не смогут. Если бы это было так просто, одиноких людей бы не существовало.

Да, я свободна. Это самое пьянящее чувство на свете. Это то, за что можно всё отдать. Это то, за что я уже всё отдала. За что я заплатила втридорога. Но мои маленькие победы ведут меня к большим поражениям. Одиночество – цена свободы. Продаю. Попользовалась вдоволь. Кто-нибудь хочет купить? «Безумству храбрых поём мы славу!»

Нет, я «делаю ноги» из этого адского рая. Я вытащу себя отсюда, хоть за уши!

Мне приходится отклонить предложение голландца работать в его отеле. Но что же я теперь буду делать?

Хотя мне и надоело двигаться, застёгивать и расстёгивать свой рюкзак, взваливать его на плечи и тащиться куда-то в ночи, я откликаюсь на следующее предложение. Оно, очень кстати, пришло от того самого писателя из «Великого Путеводителя», моего соседа по хостелу. Я буду его помощницей. Моя задача – проверять гестхаусы, туристические агентства, достопримечательности и прочее на предмет существования и достоверности, перед тем как до них доберётся мой новый босс. Также я уполномочена давать ему рекомендации, основанные на моём личном вкусе путешественницы со стажем, до чего ему стоит добираться, а до чего и не обязательно. С «Великим Путеводителем» я ещё не путешествовала. Будет и моя лепта в самом последнем издании «Путеводителя». Мои скромные скрижали появятся в истории такого знаменитого издательства! Я приобщусь к легенде. Я сама стану легендой… на время. Я человек серьёзный))

 

Работа на «Великий Путеводитель»

Писатель уже покинул Джери, и я должна догнать его где-то на пути. За это время он успел добраться до Сао-Луиса, что в преддверии Амазонки. И теперь он поворачивает обратно на юг. В ближайшие несколько дней мне предстоит жить в автобусах. Я к этому привыкла. Опять дорога.

На последние копейки, босиком, голодная и холодная, я еду на север. А значит, в направлении экватора. Приличных дорог здесь нет. Смешное расстояние в несколько сот миль приходится преодолевать за несколько дней. Мой путь – «два дня лесом, три дня полем». Из Джерикоакоары до Жижоки на открытом грузовике. После Жижоки – Камосим, где мне придётся ожидать несколько часов, сидя на рюкзаке. Затем Парнаиба, где я заночую в раскалённой комнате, под крышей отеля. Затем Паулино Невес, где я возьму джип, который отвезёт меня через пустыню в Баррейриньяс. И здесь я, наконец, встречаюсь со своим новым боссом.

Через двое суток, к полудню, я прибываю в Паулино Невес. Отсюда всего пара часов на джипе, по барханам, до Баррейриньяс. Но последний джип ушёл в девять утра, а значит, я на него уже опоздала. Придётся «бросать кости» здесь ещё на целые двадцать два часа, в ещё одном неизвестном, богом забытом месте. Ах, сколько раз мне приходилось смущать местных жителей той или иной деревни, той или иной страны своим экзотическим славянским видом!

На следующий день путь лежит через национальный парк, белую пустыню Ленсойш-Мараньенсес. «Lençóis», в переводе с португальского, означает «простыни».

Действительно, барханы из белого песка похожи на белые простыни. Некоторые барханы покрыты скудной серо-зелёной растительностью. Иногда между барханами встречаются маленькие зелёно-голубые лагунки. И ослы опять тащат свои ноши.

Город Баррейриньяс – очень приятный маленький оазис на берегу реки, переходящей в озеро. Я бросаю рюкзак и сразу на работу. Сегодня мне нужно проверить несколько пунктов.

Интересно, но хозяева-бразильцы не всегда даже слышали о знаменитом на весь мир «Великом Путеводителе». Зато европейцы, услышав два волшебных слова, вытягиваются в струнку, как при встрече с ревизором. Мне предлагают еду, питьё, деньги. Но мы, «Великий Путеводитель», – издательство объективное, честное и неподкупное. Мы денег не берём. Запрещено. Что поделать.

Потянулись рабочие будни журналиста туристического справочника. Мы переезжаем с места на место на арендованной машине. Одна ночь в Терезинье, другая в Пирипири, третья в Пиракуруке и так далее.

Кончилось время уличных забегаловок. Теперь мы с боссом ужинаем в дорогих ресторанах, которые, наряду с бюджетными столовыми, тоже должны быть анонсированы в издании.

Убаджара – это небольшой горный хребет, покрытый тропическим лесом, с водопадами, пещерами и первобытными наскальными рисунками. У моего босса здесь проживает друг – хозяин небольшого отеля, расположенного на вершине горного хребта. Вид здесь, как с самолёта. Здесь, как и полагается в Бразилии, проживает «много-много диких обезьян». Они носятся вокруг дома хозяина и хватают всё, что плохо лежит. Вернувшись к дому, мы застаём их обследующими нашу машину.

Хозяин – немец, женат на бразильянке. Его хобби – изготовление джемов из тропических фруктов. На территории отеля произрастает жака, манго и многое другое. И на завтрак нам приходится перепробовать семь наименований различных джемов.

Национальный парк Сете-Сидадес или Сидадеш находится поблизости, в переводе с португальского означает Семь Городов, и звучит как «Сече Сидаджис». Место, где природа создала такие интересные каменные образования, что люди довольно долго считали их полуразвалившимися древними замками. До сих пор некоторые исследователи пытаются найти подтверждение рукотворного происхождения этих формаций. Есть такие, которые даже ищут инопланетных мастеров. Хотя официальная наука подобные гипотезы решительно отвергает и настаивает на версии природного происхождения уникального места.

В день отъезда из Убаджары, сразу после утреннего кратковременного спуска в пещеру, друг нашего хозяина угощает меня сладким-пресладким ликёром. Этот ликёр, собственного производства, сделан из маракуйи и подаётся прямо в самом фрукте.

Мне приходится выпить и свой ликёр, и ликёр босса. Для него это слишком сладко, плюс ему вести машину весь день. На дорожку мне вручают ещё один пьяный приторный фрукт.

Половину дня, в машине, я рассказываю боссу анекдоты и смеюсь. А следующие полдня сплю. Так проходит первая неделя приобщения к легенде, называемой «Великим Путеводителем». Говорили же сочинители трюизмов: «Хочешь быть счастливым – будь». Вот я и буду!

Знаменитый бразильский карнавал проходит сразу по всей стране. Мы едем в Ресифи. В этом месте рифы у берега преграждают путь волне с океана и образуют натуральные спокойные водоёмы. «Ресифи» так и переводится, «риф». И лучше вам не выплывать за пределы этих огороженных природой водоёмов. За спасительными стенами рифов вас ожидают самые настоящие акулы. Даже знак на пляже предупреждает об опасности. А всё оттого, что где-то поблизости располагается бойня, которая сбрасывает отходы своего производства в море, прикармливая акул.

Знатоки высокомерно заявляют, что карнавал в Рио-де-Жанейро – это карнавал для семейного видео поверхностного туриста, приехавшего в Бразилию в кратковременный отпуск.

Карнавал в Ресифи безоговорочно считается «настоящим». Никто не продаёт билетов, и ничего не огорожено, кроме сценических подмостков. Ресифцы очень гордятся своим карнавалом и гордились бы мной, услышав эти слова.

А сейчас фанаты карнавала закидали бы меня камнями. Дело в том, что я не нашла абсолютно никакого очарования в бразильском карнавале. Я бы сравнила его с праздником пива в Лужниках или с Днём десантника.

Само собой, что толпа одета в карнавальные костюмы и раскрашена красками. Надо отдать должное, некоторые костюмы довольно изобретательны. Но давка такая, что каждые несколько минут кто-нибудь теряет сознание. По узким знойным улицам медленно, но буйно ползёт толпа пьяного, потного народа. Не дай бог упасть под ноги такой толпы! Оглушительно грохочет однотипная самба. В толпе раздают бесплатные презервативы и брызгаются пивом. То и дело я чувствую чью-нибудь руку в своём кармане или на груди. Доходит до того, что родители передают детей, чтобы их не затоптали, в окна первых этажей близстоящих домов, в руки незнакомых людей, которые с ужасом взирают на происходящее. Исполняя свой долг «журналиста» туристического справочника, я неоднократно надолго оказывалась захваченной такой толпой.

Мы с боссом проживаем в приличной гостинице. Страшно подумать, сколько она стоит! Во время карнавала цены взвинчиваются до небес. Это самый дорогой сезон в Бразилии.

Знаменательно, что карнавал проходит не только в Ресифи, но и в Олинде. Это небольшой аутентичный городок поблизости. Олинда знаменита старинной мостовой и зданиями в колониальном стиле. Над дверями кое-где висят старые жестяные вывески, сообщающие что-либо о том или ином доме. Всё это позволяет вам забыть, что вы всё ещё в двадцать первом веке. Олинда, пожалуй, мой любимый город в Бразилии.

Вечером все главные события переносятся из Олинды в Ресифи. Безумные костюмы, перья, блёстки. Сценические подмостки. Ряды с едой и напитками. Всюду музыканты и танцоры.

Похоже, визитная карточка карнавала в Ресифи – разноцветные зонтики. Здесь даже существует танец с зонтами, называемый «фрево». От португальского frever (кипеть). Да, такого в Рио не увидишь!

Корни танца уходят в капоэйру. А зонтик первоначально использовался вместо оружия, поскольку ношение настоящего оружия было запрещено для африканских невольников, как и сама капоэйра.

А теперь приготовьтесь! Любители докапываться видят во фрево элементы русской пляски вприсядку. В танце, и правда, множество приседаний с выбрасыванием ног, закруток и подпрыгиваний в воздух с корточек. Танец одиночный, очень оптимистичный и спортивный. Попробуй ещё так потанцуй! Не зря все танцоры фрево подтянуты, как шейпингисты.

Олинда. Этот город начинает мне нравиться, только когда карнавал кончается. Это действительно приятное, «самостийное» место. Я была бы не прочь туда вернуться. Даже кашаса там кажется мне вкуснее. Вот почти неотредактированная запись из моей записной книжки:

«… И стояли мы в местном баре, и пили кашасу. Таких баров я не видела никогда в жизни. Что здесь продавалось? Скрепки, свежее мясо, лук, мётлы, стиральный порошок, опять скрепки, вино, водка, пиво и виски. Это же бар, в конце концов. Чеснокодавилки, щётки, молотки, распятия, шлёпанцы, лампочки, огнетушители, бритвы, сгущённое молоко, лошадиные подковы, подгузники, лейки, коровьи колокольчики, соломенные шляпы и консервы… Хотелось посмотреть в усталые глаза трудолюбивого истерика-снабженца.

Свободного места в самом баре не было, поэтому народ высыпал на узенькую мощёную улочку с колониальными двухэтажными домами. Я отдыхала душой и телом после того безумного «праздника пива». Атмосфера была очень приятная. Не хотелось уходить из этого странного бара…»

В этом баре я объясняю всем: своему шефу, туристам и бразильцам, – что рюмочка залпом намного полезнее долгоиграющих коктейлей. Особенно коктейлей с «Кока Колой». Потому что рюмочка даёт другую форму опьянения, которая не опускает, а поднимает. Возможно, это справедливо только для нас, русских, с нашим тысячелетним опытом пития залпом.

Так проходят следующие полторы недели моей «работы» на «Путеводитель». Устный контракт подходит к концу. Остались несколько дней и последние несколько городов. В эти города, по постановлению босса, я командирована в одиночку. Босс подъедет позже.

Следующий пункт назначения – Порто N. Итальянец, владелец одного из отелей, предлагает мне деньги за то, чтобы я упомянула его отель в своих отчётах. Деньги предлагает немаленькие. Когда я отказываюсь, он понижает голос и заговорщически спрашивает:

– Сколько?

Наверное, его дедушка был сицилийским мафиози.

Ещё несколько месяцев я получаю письма с просьбами включить тот или иной объект в следующий номер «Великого Путеводителя». Я чувствую себя значимой. Приятно подмазаться к такому уважаемому изданию.

Местечко рядом с Порто N – последний пункт моего «контракта». Наконец, я вижу действительно прекрасный пляж! До сих пор это были просто полоски пустыни, тянущиеся по всему побережью Бразилии, на несколько тысяч километров. А это райский, действительно райский уголок!

Пальмы стоят по берегу, склоняясь к воде. С веток падают манго, которые, как водится в тропиках, никто не собирает. Заелись здесь люди бесплатными фруктами! Характерные для этого региона рифы создают естественные бассейны у берега. Эти бассейны – спокойные, прозрачные и тёплые. Можно лежать в таком бассейне целый день и размазывать дармовые манго по лицу, запивая пивом. Жизнь хороша. И чего я сразу сюда не приехала? Что нужно для счастливой жизни? Просто жить на полную.

Но труба зовёт. Моё время, как всегда, истекло. Я встречаюсь с шефом в Ресифи, передаю ему последние материалы. Теперь его задача всё проверить, а моя работа закончена. И мой «контракт» тоже. Было приятно приобщиться к легенде.

– Спасибо, босс!

Через несколько дней я нахожу себя в Мехико Сити. Вот меня носит! «Бешеной собаке семь вёрст не крюк». Из Бразилии в Мексику!

Дело в том, что при подсчётах стоимости билета я поняла, что полёт прямиком в Россию и полёт в Россию с остановкой в Мексике будут стоить примерно одинаково. Ну, кто возвращается в Россию в феврале? У меня есть ещё несколько месяцев жизни, которые я могу с удовольствием прожечь в Мексике. Мне нравится Мексика. Я бы сказала, это – моя любимая страна Латинской Америки.

Приятно приземлиться в месте, где у меня опять нет языковых проблем. Мой португальский так и остался на уровне Портуньола.

Это моя третья весна за последний год, и я проведу её в Мексике. С деньгами у меня не плохо, с деньгами у меня очень плохо! Деньги, всё одно, придётся занимать. Ну, так гуляй, рванина!