В конце апреля Сане сообщили, что заболела бабушка Марфа. Он срочно собрался и уехал домой. Вадим хотел ехать с ним, но Саня его отговорил.

— Если будет плохо, я позвоню тебе с почты, тогда приедешь. Не дай бог, чтобы до этого дошло. Ты присмотри пока за Верой.

Прошла неделя. От Сани вестей не было. Вера нервничала и грубила Вадиму. Ее неровный характер снова дал о себе знать. Иногда ей вдруг хотелось озорничать. Тогда она нарочно пряталась от Вадима, а он бегал и искал ее по всему университету. Она неожиданно выскакивала из укрытия, закрывала ему глаза ладошками и хохотала, довольная своей проделкой. Но уже через час начинала снова дуться и гнать его от себя. Он ходил за ней по пятам и облегченно вздыхал лишь после того как водворял ее в квартиру по улице Гоголя.

Весна, словно сговорившись с Верой, бедокурила ежедневно: только подразнит солнышком, и сразу окатит дождем.

Поздним воскресным вечером Вадим сидел дома, в своей комнате. На улице шел проливной дождь, удары грома с треском взрывались прямо у окна, и оттого он не расслышал звонка в передней. Дверь пошла открывать Лариса, недоумевая, кто может прийти в такую погоду и в такой час.

— Вера! — ахнула она.

Девушка промокла до нитки. В руках она держала полузакрытый зонт, который, видимо, ничем ей не помог. Струи воды стекали с зонта, с одежды, с волос на выложенный желтой плиткой пол лестничной площадки, и у ее ног уже скопилась целая лужица. На возглас Ларисы из гостиной вышел Петр Ефимыч в халате и с развернутой газетой в руках.

— Верочка! Как же это? Что произошло? Заходи же, заходи скорей!

Он взял девушку за плечи и заставил ее переступить порог. Она, казалось, закоченела и не могла сдвинуться с места.

— В-вадим… дома? — произнесла она наконец.

— Дома, дома. Что ж это такое? Снимай плащ. И туфли снимай. Вадим! Иди скорей сюда. Вот, полюбуйся. Куда ты смотрел, не пойму?

Вадим выбежал из своей комнаты и остолбенело уставился на Веру.

— Ты? — пробормотал он. — Что-то случилось? С Саней?!

— Нет, нет, с ним все в порядке. — Ее трясло. — Я… мне надо с тобой поговорить.

— Поговорить? Ты пришла сюда одна, ночью, чтобы поговорить?! Да как ты могла? Ты простудишься, заболеешь!

Он схватил ее за руку и потащил в комнату.

— Быстро! Снимай все! Как ты могла? Вот тебе мой халат. Почему ты мне не позвонила? На, вытри насухо волосы. Вернусь через пять минут, и чтоб ты уже переоделась.

— Мам, поставь, пожалуйста, чаю, — попросил он Ларису в коридоре. — А что еще можно сделать? — он ходил взад и вперед мимо своей двери в сильном волнении.

— Ты бы лучше выяснил, что привело Веру к тебе в столь поздний час, — посоветовал Петр Ефимыч. — Причина должна быть серьезная. Пойдем, Лариса, не будем им мешать, — он взял из рук Ларисы чашку с чаем и передал Вадиму.

Вадим постучал в дверь и, выждав минуту, вошел. Вера, утопая в его халате и тапочках, раскладывала на батарее парового отопления свою одежду. Она обернулась и посмотрела на него с видом затравленного зверька.

Он поставил на письменный стол чашку и усадил ее рядом на стул. Сам сел напротив.

— Теперь рассказывай, что случилось.

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Конечно, Верушка, я тоже тебя люблю, — он смотрел на нее, улыбаясь.

— Я люблю тебя, — повторила она, глядя на него жадно и с ненавистью.

Ему вдруг стало страшно.

— Вера, послушай меня. Ты любишь Саню, — сказал он так, будто старался втолковать что-то неразумному ребенку.

— Да, я люблю Саню, — послушно повторила она. — Но тебя я люблю тоже. По-другому.

— Что ты хочешь этим сказать? Вера, ты пугаешь меня! Что ты вбила себе в голову?!

Она судорожно разрыдалась, закрыв лицо руками, и слезы стекали у нее между пальцев.

Вадим смотрел на нее в оцепенении. Он чувствовал, что надвигается катастрофа, масштабы которой нельзя предугадать. Он не хотел ей верить, но истина неумолимо открывалась ему — ее срывы, непонятные смены настроений, быстрые уклончивые взгляды, то яростные, то молящие, внезапное смущение — все то, чего он не замечал в своей беспечной слепоте.

— Но почему меня?! — закричал он на весь дом и вскочил с места. — Почему ты выбрала меня?! Ты могла влюбиться в кого угодно, только не в меня!

Петр Ефимыч в гостиной сложил газету и задумался. Из спальни вышла Лариса. Она уже готовилась ко сну, но слова Вадима заставили ее разволноваться.

— Ты слышал, Петя? Ведь это девушка Александра. Мы должны немедленно вмешаться.

— Ни в коем случае, — осадил ее супруг. — Все должно идти своим чередом. Это жизнь, дорогая моя. Она все решает сама. Если хочешь знать, я это предвидел, и, как всегда, оказался прав.

— Тогда ты должен предвидеть, что за этим последует! Я видела однажды, что сделалось с Вадимом, когда он подумал, что Саня на него обиделся. Нет, я пойду к ним и поговорю с Верой.

Она решительно направилась к комнате Вадима, но Петр Ефимыч, выказав завидную проворность, преградил ей дорогу.

— Лариса, я запрещаю тебе!

Она остановилась, понимая, что супруг серьезно намеревается употребить всю свою власть.

— Тогда Вадим был ребенком, — назидательно сказал Петр Ефимыч, — а теперь он мужчина, да еще какой! Пусть он сам решает, как ему поступать. Пойдем спать. Они разберутся без нас.

Вадим тем временем, совершенно потеряв голову, все же старался вразумить Веру.

— Ты должна забыть об этом, — говорил он, задыхаясь от волнения. — Забыть раз и навсегда! Подумай, какое горе ты причинишь Сане.

Она резко встала и прижалась к нему, обвив его шею своими ослепительно белыми руками.

— Я не могу, я пыталась. Не знаю, что стало со мной. Я измучена и несчастна. Наверно, мне надо уйти от вас обоих. Поцелуй меня. Я скверная и гадкая, меня тянет к тебе что-то непреодолимое, звериное и ужасное, чего я раньше в себе не подозревала. Я хочу остаться с тобой всего на одну ночь. Тогда мне станет легче, я уйду и больше не буду тебя беспокоить. Не прогоняй меня сейчас, ты всегда обо мне заботился.

Он смотрел сверху в обращенное к нему лицо, видел зовущие рдеющие губы, прекрасные глаза, влажно мерцающие серебром, чувствовал пьянящий запах тяжелых волос и знал, что любит ее, и любит уже давно, с того первого поцелуя в незабываемый летний вечер. Теперь он понимал, что был обречен с самого начала, и дружба его с Саней была обречена. Дружбу еще можно спасти, надо только отказаться от любви, но отказаться от девушки, которую он сейчас держал в объятиях, он не мог. Еще слабо пытался сопротивляться разум, но руки уже его не слушались, чувства вытеснили последние обрывки мыслей, скоро остались одни ощущения, дикое, нестерпимое желание, затем рывок — внезапное, стремительное сплетение тел, и наслаждение, какого он никогда прежде не испытывал. Его где-то блаженно и долго носило, но вот волна схлынула и оставила его на берегу голого и сирого, открытого всем ветрам, недавно сильного и счастливого, теперь жалкого, раздавленного и побитого о камни.

Вера целовала его губы, шею, плечи и шептала:

— Я знала, знала, что все так и будет. Я люблю тебя. Ты божественный.

Ему было нехорошо. Он поднялся, надел халат, еще хранивший тепло ее тела, пошел в ванную комнату и встал под ледяной душ.

Когда он вернулся, она сидела на краешке кровати, завернувшись в простыню и сжавшись в комок.

— Я тебе противна? — жалобно спросила она.

— Нет, Вера. Нет. Не будем сейчас об этом. Оденься, я отвезу тебя домой.

В машине он не произнес ни слова, но проводил ее до самой квартиры и ушел, убедившись в том, что она скрылась за дверью.

Назавтра, перед уходом на работу, Петр Ефимыч зашел в комнату сына. Вадим был совершенно спокоен и тоже собирался ехать на занятия. Петр Ефимыч положил на письменный стол страничку, вырванную из блокнота, и связку ключей сверху.

— Что это? — спросил Вадим.

— Я хорошо знаю, как нуждаются молодые люди в спокойной обстановке, где они могли бы встречаться. Сам был в твоем возрасте. Это адрес и ключи. Квартира принадлежит моим друзьям. Они уехали в длительную командировку. Можешь пока пользоваться.

— Спасибо, пап, только вряд ли они мне понадобятся, — голос Вадима звучал чересчур ровно.

— Мое дело предложить, — сказал отец и вышел.

Вадим поехал в университет. После занятий, как обычно, зашел за Верой. Она шарахнулась от него, как от зачумленного.

— Не смей ко мне подходить, — прошипела она. — Это все из-за тебя. Если бы ты не вертелся все время около Сани, ничего бы не случилось. Я ненавижу тебя!

Она круто повернулась, задев волосами его щеку, и быстро пошла прочь. Он провожал ее глазами и видел, как вздымаются и опадают при каждом шаге ее жаркие локоны и льются вдоль гибкой спины; как двигаются округлые бедра и стройные ноги, и чувствовал, что у него сохнет во рту.

Он не пошел за ней и не искал ее на следующий день. Он приходил домой и неподвижно сидел за столом, уставив невидящий взгляд в открытый учебник. Несколько раз звонила Оля. Все тем же ровным голосом он отвечал ей, что занят, и вешал трубку.

На третий день, подойдя к своей машине, он увидел Веру. Она стояла и смотрела на него с уже знакомой ему смесью вожделения и яростного неприятия. Он молча усадил ее на переднее сиденье и поехал к своему дому.

— Подожди здесь, я сейчас вернусь, — сказал он, останавливая машину у подъезда.

Он зашел в квартиру, взял со стола ключи и адрес, которые лежали на том же месте, где оставил их Петр Ефимыч, и спустился вниз.

— Куда мы едем? — спросила Вера напряженным голосом.

Он не ответил, лишь искоса скользнул по ней своим темным взглядом. У нее томительно сорвалось сердце и забилось быстро и беспорядочно.