Петра Ефимыча продолжало беспокоить состояние Вадима, особенно его нежелание общаться с кем бы то ни было. Вадим оканчивал университет, но его совершенно не интересовала его специальность, будущая работа, он ни с кем не дружил и не встречался с девушками. Случалось, он исчезал на всю ночь, а когда возвращался под утро — мрачный, как грозовая туча, — от него пахло водкой и женскими духами. Дома он сидел за письменным столом, но часто ничего не делал, просто смотрел перед собой и о чем-то думал. Приставать к Вадиму с расспросами Петр Ефимыч не решался, но вскоре ему представился случай узнать, что у сына на душе.

Вадим обратился к нему с неожиданной просьбой.

— Я бы хотел иметь пистолет, — огорошил он отца в один из вечеров. — Твои бывалые знакомые наверняка знают, как и где его можно приобрести.

— Странное желание. — Петр Ефимыч отложил в сторону газету. — Тебе кто-нибудь угрожает?

— Нет, я сам собираюсь кое-кого пристрелить, — невозмутимо сообщил сын.

— Так, начинается! — протянул Петр Ефимыч. — Спокойной жизни, насколько я понимаю, у нас никогда не будет. Кого же ты замыслил убить?

— Мужа Веры. Выслушай меня, и тогда ты сам согласишься, что я должен это сделать. Я много размышлял над тем, кто мог сообщить Сане о наших отношениях с Верой. Мне давно уже ясно, что сделано это было с умыслом, перед смертью его бабушки, когда он и без того находился в тяжелом эмоциональном состоянии. Я никогда себя не оправдывал, не рассчитывал на его прощение, но возможно, если бы он узнал о случившемся от меня или от Веры в другое время, менее драматичное, он сейчас был бы жив, он не бросился бы очертя голову в пекло войны. Почему он так сразу поверил словам какого-то проходимца, почему не поговорил со мной? Да потому, что был почти болен, вне себя от горя и видел все в черном свете, чем этот ублюдок и воспользовался.

— Но при чем здесь муж Веры? Я знаю, ты любил ее, но это не основание подозревать ее мужа.

— Основания у меня самые веские. Миша, брат Веры, рассказывал, что видел с Саней какого-то типа. По описанию он очень смахивает на Вериного мужа. Откуда взялся этот Макар, кто он такой? Может, он давно следил за Верой и точно рассчитал, как избавиться от обоих соперников разом. Кому все это было выгодно? Только ему. Сомнений на этот счет у меня никаких нет. Он ответит мне за Саню. Я себе не простил его смерти. Почему я должен простить ее кому-то другому? Вера к этому не имеет отношения, если ты подозреваешь меня в ревности. Она сама сделала свой выбор и больше меня не интересует. Меня интересует ее муж. Так что помоги мне достать пистолет. Я уже давно хожу на стрельбище и отлично стреляю. О последствиях не беспокойся. Я ничего не стану предпринимать без тщательной подготовки.

— Разве ты знаешь, где живет Вера?

— Узнаю у Миши. Он так и остался в неведении относительно наших с Верой отношений и ничего не заподозрит. Он до сих пор считает, что на Саню фатально подействовала смерть его бабушки.

— Ты, как всегда, все обстоятельно продумал, — сказал Петр Ефимыч, меряя шагами комнату. Он был сильно встревожен.

— Разве я когда-нибудь ошибался?

Вадим в отличие от отца был пугающе спокоен. Таким его Петр Ефимыч никогда не видел.

— И второе, — сказал Вадим, не давая отцу передышки. — Я хочу знать, где похоронен Саня. Мы перевезем его и похороним на родине, рядом с его родителями и бабушкой.

Петр Ефимыч сделал протестующий жест рукой, словно отгоняя от себя что-то:

— Вадим, говорю сразу: здесь я бессилен. Чего ты от меня хочешь? Мои прежние связи среди военных утеряны, все изменилось, кого-то сместили, другие просто не захотят меня знать, сделают вид, что никогда не были со мной знакомы. Для них я больше ничего собой не представляю. Нет, нет, не проси. Ничем не могу помочь.

— Ладно, буду искать сам, но сначала — пистолет. Сделай хотя бы это.

— Ты понимаешь, на что идешь? Мало того, ты хочешь, чтобы я тебе в этом потворствовал! Вадим, я удивлен! Ты предлагаешь мне участвовать в преступлении?

Петр Ефимыч выпрямился, приняв вид человека благородного и незапятнанного, оскорбленного в лучших чувствах, повернулся к сыну и наткнулся на его ироническую улыбку.

— Пап, только вот этого не надо, ладно? Мы с тобой уже давненько сообщники. То, чем ты занимался последние годы, тоже хорошим словом не назовешь. Разве я тебе не помогал? Разве я когда-нибудь становился в позу и попрекал тебя хотя бы намеком?

Петр Ефимыч смешался. Вадим направился в свою комнату, и отец бросил ему в спину:

— Неужели тебе совсем не жалко Веру? Ведь у нее ребенок.

Вадим остановился в дверях, потом медленно повернулся.

— Откуда ты знаешь, что у нее есть ребенок? — спросил он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Петра Ефимыча пробрало мгновенной дрожью. «Идиот, скотина, безмозглое животное, — мысленно награждал он сам себя красочными эпитетами, — надо же так проговориться! Как он смотрит! Мать честная, что стало с моим мальчиком?! Ведь он и вправду убьет и глазом не моргнет!»

Деваться было некуда.

— Я знаком с Макаром, — сказал Петр Ефимыч.

— Как интересно, — зловеще проговорил сын, — и давно, позвольте узнать?

— Вадим, прошу тебя, не надо сарказма. То, что Макар женат на Вере, я узнал совсем недавно. В чем я провинился? По-твоему, я должен был немедленно доложить тебе об этом? Ты сам не хотел с ней видеться, почему я должен напоминать тебе о ней?

— Кто он такой? — устроил допрос сын.

— Лидер одной из группировок. Даже не думай туда соваться.

— Бандит, значит. Это только подтверждает мою догадку. Где живет? Говори, я все равно узнаю у Миши.

— Да здесь же, черт побери! В Химках. У него дом, охрана.

— Сколько охранников?

— Я видел двоих у ворот, двое в доме. Говорю тебе: это пустая затея и опасная.

— Как он познакомился с Верой?

Петр Ефимыч со страхом ждал этого вопроса. Понимая, что в данном случае полуправда может прозвучать наиболее убедительно, он сказал:

— Он бывал в нашей Ленинградской квартире, увидел ее и влюбился. Потом попросту выследил, когда мы уехали.

— Замечательно! Чем дальше, тем увлекательнее! А главное, все сходится одно к одному. Я предупреждал, что твои сомнительные связи до добра не доведут. — Вадим повысил голос. — Ты погнался за богатством, а платить пришлось Саниной жизнью! Вера в руках подонка! Чем еще надо будет заплатить?

— Вадим, мне неприятно тебе напоминать, но если бы ты не связался с Верой, ничего бы этого не случилось, — вкрадчиво заговорил отец. — Будет лучше, чтобы ты наконец успокоился. Больше трех лет прошло, пора забыть о несчастьях. Жизнь продолжается, ты молод, у тебя все впереди.

Его слова подействовали на Вадима отрезвляюще.

— Ты прав, я пытаюсь переложить свою вину на тебя, и все же этот негодяй Макар жить не должен.

— Вадим, я отказываюсь помогать тебе в этом. Я не стану доставать тебе пистолет. Ты горяч и безрассуден. Надо, по крайней мере, выждать, все взвесить…

Вадим повернулся и ушел. Из разговора с отцом он узнал много важного и полезного. План расправы над Макаром четко складывался у него в голове. Не было нужды даже в оружии. Как он выберется из дома Макара, для него было не важно, главное было туда попасть, что теперь, при открывшихся обстоятельствах, не представляло никакого труда.

На другой день вечером Макар, проводив несколько человек гостей, обязательных в такое время суток, вздохнул наконец свободно, облачился в удобную домашнюю одежду и направился на половину супруги, которая терпеть не могла ежедневных совещательных сборищ и неизменно скрывалась с дочкой у себя в комнате до тех пор, пока последний из посторонних не покидал дом.

Макар поднимался по лестнице, когда снизу его окликнул охранник и сообщил, что прибыл молодой человек, без предварительной договоренности, назвавшийся Вадимом.

Березиным, и просит его принять. Макар, занеся было ногу над следующей ступенькой, поставил ее обратно, постоял в раздумье, потом сбежал вниз и коротко приказал:

— Я буду в кабинете, проводи его туда.

«Бывший любовник Веры. Что ему понадобилось? — напряженно соображал Макар, усаживаясь за стол и на всякий случай выдвигая ящик с пистолетом. — Если он посмеет заговорить о Вере, то живым отсюда не уйдет. Молокосос, придурок, сам лезет под пулю!» Хорошо, что Вера наверху, совсем ни к чему им встречаться. Легко ли почти два года добиваться любви собственной жены? Он вспомнил, как делал ей предложение, и она честно сказала, что вряд ли сможет его полюбить, а он был согласен на любые условия в надежде завоевать ее сердце. Уж не из-за этого ли мальчишки все его усилия пропадают даром? Не из-за него ли, Вадима Березина, впадает она временами в апатию и тоску и тогда по целым дням не удостаивает мужа ни единым словом? Взбеситься можно! Но нельзя, у нее на все один ответ: не нравится, отпусти, буду жить одна с ребенком. Да лучше убить ее собственными руками, чем отдать кому-то другому, а охотники непременно найдутся.

Двое охранников обыскали Вадима у ворот, после чего ему предложили пройти в дом. В холле его ждал еще один молодцеватый коренастый крепыш, преисполненный сознания важности возложенных на него обязанностей. Играя бицепсами под стандартным костюмом, он картинным жестом пригласил Вадима следовать в указанном направлении. Вадим пошел впереди, охранник за ним. «Чему их только учат?», — усмехнулся про себя Вадим, и в следующий момент нанес провожатому молниеносный удар в лицо локтем, отчего тот сразу упал и остался лежать без движения. Вадим хладнокровно достал у него из-за пояса пистолет, снял его с предохранителя и ворвался в кабинет к Макару.

— Руки! — гаркнул он, наставив пистолет на хозяина дома. — Дернешься — вышибу тебе мозги! Вставай, медленно. Выходи из-за стола, вот так, садись на диван. Отлично, ты у нас, оказывается, понятливый, — он достал из ящика пистолет Макара, потом запер тяжелую дубовую дверь кабинета. — Теперь можно поговорить, или как там на вашем ублюдочном жаргоне — побазарить!

Макар, будучи человеком отнюдь не робкого десятка, спокойно выполнил все приказания Вадима, одновременно трезво оценивая противника. Вот тебе и «молокосос»! Рука не дрожит, взгляд твердый, никакой истерики, самообладания хоть отбавляй. С одной стороны, это плохо: если задумал убить — убьет. С другой стороны, неуравновешенный человек непредсказуем, а с этим можно попытаться договориться.

— Слушай, парень, не пойму, какие у тебя ко мне претензии, — голос Макара звучал негромко и буднично, словно ничего особенного не происходило у него в доме, — если ты из-за девушки, так сам же бросил, я ее у тебя не отбивал. Она была свободна, и я на ней женился с ее согласия. Ты что-то имеешь против?

— Корчишь из себя ангелочка? Херувима с крылышками? Сейчас ты с ними встретишься, только вряд ли они примут тебя в свою компанию. Тусоваться будешь с совсем другими ребятами. Хочу только выяснить у тебя одну вещь. Скажешь, — умрешь легко, не скажешь, — пеняй на себя.

— Ладно, не темни, говори, что надо.

— Что такого ты набрехал Сане, что он сразу тебе поверил?

Макар криво улыбнулся.

— Для разгадывания шарад ты выбрал не того человека. Какой еще Саня?

Вадим всадил ему пулю в плечо. Макар дико взвыл, схватился за раненое место и простонал сквозь зубы:

— Садист, изверг, объясни хоть, за что убиваешь? Что ты от меня хочешь?

— Ты, собака, рассказал жениху Веры, Александру Никитину, о моих с ней отношениях. Он ушел на войну и погиб. Женщину я бы тебе простил, но за друга ты мне ответишь.

— Да ты спятил! Это не мои методы. Я не способен плести интриги. Я бы просто избавился от вас обоих!

Вадим заколебался: слишком уж слова Макара были похожи на правду. В дверь уже ломились взбудораженные выстрелом охранники. Звякнуло стекло за шторами. Вадим пальнул в окно и услышал звук упавшего на землю тела.

— Вадим! — раздался за дверью истошный крик Веры. — Вадим, остановись, умоляю тебя! Позволь мне войти, ты должен меня выслушать!

— Не знал я твоего друга, — продолжал цедить Макар, — и о том, что у Веры был жених, тоже не знал. Ищи среди тех, кто на козни мастер, а меня оставь в покое.

— Вадим, открой, — рыдала за дверью Вера, — прошу тебя, открой, я войду одна, поговори со мной, умоляю.

— Не открывай, — прохрипел Макар, — незачем ей путаться в наши дела.

— Как она о тебе беспокоится, — насмешливо бросил Вадим, — пожалуй, я ее впущу. Посмотрим, что она скажет в твою защиту.

Он подошел к двери, слегка ее приоткрыл, впустил Веру и снова запер дверь. Вера вскрикнула при виде окровавленного мужа и повернулась к Вадиму. Он ждал, пока она заговорит, опустив голову, избегая на нее смотреть, но все же не удержался, взглянул и тут же непроизвольно заслонился рукой от ее прекрасного лица, как от слишком яркого света, от несбыточного счастья, от мучительных воспоминаний.

Она жалко и просительно искала его взгляда, у нее дрожали губы, и по щеке медленно стекала сверкающая слеза.

— Пойдем, — сказала она, — я выведу тебя за ограду. Тебя никто не тронет. Только оставь его, он ни в чем не виноват. Ты сам отказался от меня.

Он смотрел на нее с высоты своего роста из-под опущенных век; по его лицу не было видно, какой ад бушевал у него в груди, лишь голос дрогнул, когда он сказал:

— Отойди, Вера. Я пришел не за тобой. Это он все рассказал Сане, я уверен в этом, больше некому.

— Нет, нет, он не мог этого сделать, клянусь тебе, я его хорошо знаю. Поверь мне, Вадим. Ты хочешь убить невиновного. Отдай мне пистолет.

Она могла бы сказать: «Отдай мне свою жизнь» — разницы никакой не было. И все же он отдал ей оба пистолета, хотя за дверью его ждали вооруженные до зубов охранники.

— Скажи им, Макар, — обратилась она к мужу тоном, звучавшим особенно безжалостно в той ситуации, в какой он находился.

Она распахнула дверь. Ворвались возбужденные стражи. Вера стояла между ними и Вадимом.

— Не трогайте его, — сказал Макар слабым голосом. — Пусть уходит. Мы с тобой потом посчитаемся, Березин. Мир тесен, еще свидимся.

Вадим мгновенно вспылил и дернулся в его сторону, но тут Вера взяла его за руку, увлекая за собой к выходу, и все мысли благополучно испарились из его головы.

Она проводила его до самых ворот. Он снова не сдержался и упрекнул ее с горькой усмешкой:

— Как ты за него испугалась! Так сильно его любишь?

Она на миг жарко прижалась к нему и быстро зашептала в лицо, обдавая его губы горячим дыханием и своим неповторимым, таким родным, сводящим с ума ароматом:

— Тебя одного люблю, на всю жизнь! Нельзя, чтобы между нами стояло еще и это… Может быть, когда-нибудь ты захочешь все вернуть… Скажи одно слово, одно слово — и я уйду с тобой!

Он понял, что сейчас схватит ее, бросит себе на плечо, как волк забрасывает овцу на хребтину, и утащит из одного логова в другое, потому что теперь, выстрелив в Макара и, возможно, убив охранника, он был ничем не лучше ее мужа-бандита, правда, это обстоятельство его совершенно не трогало.

Остановил его детский приглушенный плач. В окне второго этажа стояла женщина, должно быть, няня, с маленькой девочкой на руках. Ребенок плакал и бил ручонкой по стеклу, привлекая внимание матери. Вера стремительно обернулась, не в силах справиться с могучим материнским инстинктом, и, казалось, забыла на миг о существовании Вадима, а когда вспомнила, он уже садился в свою серую «волгу».

— Прощай, Вера, — сказал он издали, — иди, позаботься о своем муже. Он в тебе сейчас нуждается.

Она долго стояла у ворот и смотрела на пустынную дорогу, потом повернулась и медленно пошла в дом. Вадим, удаляясь все дальше от Веры, вновь терзался обидой на нее, ревностью, а еще больше злостью на себя самого за то, что отказался от нее во второй раз.