Утром, за день до приема, Вадим зашел к Александру в сопровождении маленького щуплого человечка, с очками на носу и сантиметром в руках. Человечек, не вдаваясь в какие бы то ни было объяснения, подскочил к Александру и бесцеремонно принялся вертеть его в разные стороны, снимая мерки.

— Отличная фигура, — приговаривал он, умильно светясь — костюм будет сидеть на вас как влитой. Поднимите ручку, благодарю покорно, ножку позвольте, великолепно, великолепно, — завывал человечек, копошась у Саниных ног.

Закончив свое дело, он с комической серьезностью записал все размеры в блокнот и удалился.

— И что сие означает? — хмуро осведомился Александр.

— Надо тебя прилично одеть, только и всего. Тебе принесут несколько костюмов, рубашки, галстуки, выберешь, что понравится.

— Мало я натерпелся в твоем доме, так теперь ты решил меня упаковать и обвязать ленточкой? Не стану я влезать ни в какие костюмы! К тому же у меня есть свой.

Он подошел к гардеробу и достал оттуда совсем не плохой костюм.

— Хорошо, я тебя не заставляю, пусть все принесут, а ты уж сам решай, что надеть, — Вадим от души забавлялся негодованием Сани.

На другой день за завтраком Александр в изысканных выражениях поздравил Светлану с днем рождения и преподнес ей очень красивые серьги с сапфирами. Вадим от изумления чуть не упал со стула.

— Когда ты успел? — воскликнул он, воздержавшись при Светлане спрашивать, откуда у Александра деньги.

— Вчера. Я послал в город Антона.

Антон, тот самый, что недальновидно причинил Александру увечье, впоследствии проникся к нему безграничной симпатией, ходил за ним по пятам и ловил каждое его слово. Впрочем, все остальные обитатели особняка тоже были к Александру явно неравнодушны и старались ему во всем угодить. Стоило ему заговорить с кем-нибудь, и тотчас же собеседники обрастали кружком заинтересованных слушателей.

Часто Вадим, разыскивая друга по этажам или в саду, шел на взрывы хохота, точно зная, что найдет там Саню. Однажды, занимаясь своими делами, он вынужден был отвлечься, чтобы выяснить происхождение дружного рева мужских голосов, который донесся с третьего этажа. Поднявшись наверх, он застал там Александра в обнимку с Антоном, в окружении всей мужской половины его служащих перед телевизором, по которому транслировался футбольный матч. При появлении хозяина в помещении сразу образовалась пустота.

— Этак ты разбалуешь весь персонал, — сказал Вадим, опускаясь рядом с Саней на диван. — Скоро дом охранять будет некому.

— Ну вот, ты все испортил, — расстроился Александр, — не съедят тебя без твоих телохранителей. Дай спокойно футбол посмотреть.

К вечеру стали съезжаться приглашенные. Светлана с видом учтивой и радушной хозяйки встречала гостей у входа в большую залу, где были накрыты столы для фуршета и играли музыканты.

Адвокат Вертушев, во избежание преждевременных кривотолков, явился с супругой Кирой. Он приложился к Светланиной ручке, затем отступил на шаг, озирая ее с нарочитым восхищением:

— Светочка, ты все хорошеешь! Как тебе это удается?

Он доверительно взял ее под руку и, придав голосу оттенок интимности, произнес:

— Открой секрет старому другу. Что ты сделала с Вадимом, а, проказница? Последнее время он прямо-таки светится.

Светлана, решив приписать себе благоприятную перемену в душевном состоянии Вадима, искусно зарделась и со значением опустила ресницы.

— Ах, Боря, у каждой женщины есть свои секреты. Никто не знает, чего мне стоило его приручить. В конце концов, он — мужчина, и у него сердце не камень.

— Поздравляю, Светочка, поздравляю! Его просто не узнать. Он стал необыкновенно любезен с подчиненными и буквально расточает милости.

Светлана снова стыдливо изобразила смущение.

Вертушева ни в коей мере не удовлетворили намеки Светланы. Уже с неделю он безуспешно пытался разгадать причину приподнятого настроения Вадима. Борис постоянно старался быть в курсе всех дел своего давнего клиента, хотя теневая сторона его жизни оставалась для него закрытой, как была закрыта для всех. За спиной у Вадима шушукались, подозревали, боялись, но достоверно никто ничего не знал. О своих наблюдениях и о том, что его пригласили к Березину, Вертушев немедленно доложил Краснову, чем вызвал его живейшую заинтересованность. Краснов подарил его благосклонным взглядом, и Вертушев до поры до времени скинул бремя с души.

Вадим стоял в середине ярко освещенной залы в окружении нескольких мужчин и женщин. В воздухе висел неясный гул голосов, играла негромкая музыка, весело переливались отражением огней бокалы и столовое серебро, пахло салатами, свечами, чем-то острым и пряным, вином и дорогими женскими духами. Борис и Кира взяли с подноса бокалы с шампанским и подошли к Вадиму. Он общался с гостями с ровной доброжелательностью, охотно поддерживая разговор.

— Вадим, у вас новая картина? — спросила Вика, миловидная шатенка, девушка начитанная и образованная. — Какая удивительная вещь! Кто это?

— Это армянский художник Минас Аветисян.

Раздались восторженные возгласы. Подошла Светлана и стала рассказывать, как им удалось приобрести картину. От Вертушева не укрылось, что Вадим то и дело поглядывал в сторону входа в зал. Он явно кого-то ждал. Борис удвоил свое внимание; предчувствие близкой и выгодной для него разгадки заманчиво щекотало ему нервы.

Внезапно лицо Вадима оживилось, в глазах вспыхнуло удовольствие. Глядя поверх голов, он поднял руку и помахал ею, привлекая к себе чье-то внимание. Борис проворно обернулся и увидел при входе в зал стройного широкоплечего человека, на вид одного возраста с Вадимом, с очень светлыми непокорными волосами, синими глазами и славным загорелым лицом. Одет он был в просторную бежевую рубаху навыпуск, в голубые, мятые в коленях джинсы и потертые кроссовки. Сдвинув брови, он внимательно оглядывал гостей, видимо, кого-то выискивая. Заметив Вадима, он пошел к нему сквозь публику, огибая группки увлеченных разговором людей.

— Смотри-ка, это же Никитин! — сказал женский голос за спиной у Бориса.

— Где, где? — с любопытством отозвался другой. — Да, вижу. Вот он идет. Какой симпатичный! В жизни он гораздо интереснее.

Вокруг легким ветерком закружился быстрый и тихий обмен мнениями. Взгляды гостей попеременно обращались в сторону пробирающегося сквозь толпу Александра и задерживались на нем ровно столько, сколько того требовали приличия.

Этот сдержанный говорок достиг и ушей Вадима. Он стал с удивлением озираться по сторонам, не в состоянии понять происходящего.

— Вадим, ваш дом сегодня полон сюрпризов, — сказала Вика, — сначала Минас, а теперь Никитин. Вы определенно становитесь интеллектуальным сибаритом.

— Как вам удалось залучить к себе в дом такую знаменитость? — спросил стоявший рядом редактор дорогого модного журнала. — Говорят, он никогда не бывает в обществе.

— Да он, кажется, и не живет в Москве, — добавил кто-то.

Вадиму, испытавшему нечто вроде шока, только и оставалось, что поворачивать голову от одного говорящего к другому.

— Александр Юрьевич близкий друг Вадима, — натянуто улыбаясь, сказала Светлана, посылая глазами вопрос Вадиму.

Тот в полной растерянности пожал плечами.

Александр наконец завершил свое трудное путешествие по залу и, приветливо улыбаясь, присоединился к окружению хозяина дома. Вадим представил его гостям.

— Очень рад, очень рад, — с жаром говорил редактор, тряся руку Александру, — я большой ваш поклонник. Не далее как вчера закончил читать ваши «Записки с войны». Прекрасно, прекрасно! Какая сила, какие характеры! Буду крайне признателен, если вы согласитесь написать что-нибудь для нашего журнала.

Александра, даже не дав ему возможности перекинуться двумя словами с Вадимом, как-то незаметно оттеснили в сторону.

— Он женат? — спросила Свету приятельница, светская львица и наследница большого состояния.

— Нет, — ответил за Свету Вадим.

— Ах, Вадим, — пожурила его гостья, — как вам не стыдно? Прятать такого мужчину! Ваш друг необыкновенно талантлив, а теперь выясняется, что он еще и безумно привлекателен.

Вадим промычал в ответ нечто невразумительное и подошел к Сане.

— К сожалению, я мало разбираюсь в политике, — говорил в это время Александр.

— А как вы думаете, отчего женщины неохотно идут в политику? — спросила какая-то дама.

— Вероятно оттого, что женщина всегда остается женщиной. Ей гораздо труднее выносить оскорбления и нападки коллег-мужчин.

— Разрешите ненадолго похитить у вас моего друга, — изобразив очаровательную улыбку, произнес Вадим и, крепко взяв Александра под локоть, отвел в сторону.

— Не уделит ли и мне господин писатель одну минуту своего драгоценного времени? — язвительно осведомился он.

— Брось, Вадим! Ты что, обиделся? Да будет тебе! Кто же знал, что все так обернется?

— Ты понимаешь, что поставил меня в дурацкое положение? — заскрежетал зубами Вадим. — Оказывается, посторонние люди знают о тебе гораздо больше, чем я. Хорош друг!

— Для меня самого это большая неожиданность. Я ведь нигде не бываю. Я больше натуралист, чем писатель. Пишу, потому что хочется писать, а слава эта мне ни к чему.

— Тогда откуда они тебя знают?

— Приезжали несколько раз телевизионщики, брали интервью. Знал бы — не стал никого пускать. Такая шумиха не для меня.

— А ты не мог мне хотя бы заикнуться, что пишешь книги?

— Я и заикнулся, только ты не обратил внимания, — глаза Александра смеялись, в то время как Вадим все больше распалялся.

— Я-то перед ним выпендривался, дом свой показывал, а ты, верно, и сам богат?

— Бедняком я себя не считаю, но живу в двухкомнатной квартире, излишеств себе не позволяю, деньги коплю, как Гобсек, как какой-нибудь дрянной, распоследний скряга, потому что они мне для дела нужны, а не на всякое барахло. Есть у меня одна задумка, и как раз в этом ты можешь мне помочь.

Вадим сразу забыл свою обиду.

— Так говори же! — воодушевился он. — Рассчитывай на меня, как на себя самого.

— Не сейчас, здесь нам спокойно поговорить не удастся.

Подошли Светлана, Вика, Кира и еще две гостьи.

— Дорогие мужчины, — зазывно глядя на Александра, сказала Вика, — обратите же внимание на нас, бедных девушек.

— Прошу прощения, — раскланялся Вадим, — оставляю вам Александра.

Заметив его протестующий жест, ехидно добавил:

— Он черпает вдохновение в общении с прекрасным полом.

Саня немилосердно ткнул его кулаком в ребра и покорился неизбежности.

Вадим, довольно посмеиваясь, направился к столу с закусками. Вертушев, который, потирая сломанную переносицу, внимательно наблюдал за ним в продолжение вечера, протиснулся к Вадиму бочком и, потоптавшись рядом, обратился к нему с деланным участием:

— Кажется, тебя можно поздравить? Иногда пропавшие друзья возвращаются!

Вадим ничего не ответил, лишь посмотрел на него мгновенно отяжелевшим взглядом. Вертушев неестественно хохотнул, неловко попятился и затерялся в пестрой толпе гостей.

Прошло не менее часа, прежде чем Александру удалось ускользнуть от словоохотливых собеседниц. Гости уже были навеселе, глаза у дам блестели, голоса звучали громче, музыка играла веселее. Он отыскал Вадима и поразился происшедшей в нем перемене. Вадим стоял в стороне один, с бокалом вина в руке. Лицо его было мрачно, лоб прорезала глубокая складка, в глазах вспыхивали злые огоньки.

— Ты что, Вадим? — Александру пришлось тронуть его за плечо, и друг сразу преобразился.

— А, ерунда, — отмахнулся он. — Ненавижу вечеринки! Обязательно найдется пара-тройка неприятных людей.

— Пойдем в сад, я тоже не люблю шумных собраний. У меня от разговоров голова разболелась.

— Как же я забыл? — заторопился Вадим. — Прочь отсюда, на волю, на свежий воздух!

Однако выйти ему не удалось. Несколько мужчин и женщин перехватили его в холле и с хохотом увлекли обратно в залу. Александр поспешил улизнуть, пока подвыпившие гости не вспомнили и о его скромной персоне.

Только что прошел дождь, и в саду было свежо. Александр медленно пошел в сторону сосен, с упоением вдыхая благоухающий хвоей воздух. Прислонившись спиной к стволу исполинского дерева, он подставил разгоряченное лицо под редкие капли влаги, срывающиеся с темных крон. Послышались чьи-то шаги, и он укрылся за стволом, не желая вновь стать объектом внимания. Двое мужчин остановились неподалеку от того места, где он скрывался. Они принялись спорить злобно и возбужденно, но сдерживая голоса, хотя, судя по интонациям и заплетающейся речи, были уже сильно пьяны.

— Ты что болтал, паскуда? — говорил один, сграбастав другого за крахмальную рубашку. — Ты какие слова говорил? А? Я тебя спрашиваю, дурь пьяная. Забыл, кто перед тобой? Ведь это Шатун, Ша-тун! Ты не только себя, но и меня подставил. Стоит ему мигнуть своим головорезам, и завтра же мы оба будем червей кормить.

Ты на меня не наезжай, — сипел второй, бессильно отбиваясь, — я только намекнул, как батя велел. Батя сказал, напомни ему про должок, чтоб не расслаблялся. Я и напомнил.

А о чем речь, не знаю. Что велено было, то и сказал.

— Не намекнул ты ему, а угрожал, бестолочь, да еще в моем присутствии, будто я заодно с тобой. А все оттого, что надрался раньше времени. Оттого, что глуп, как колода. Пугнуть он вздумал. Кого? Шатуна? Да он тебя вмиг по стенке размажет. И меня в придачу. Таких охотничков предостаточно было, а где они теперь? Исчезли, испарились, сдохли все, как собаки приблудные, теперь и следов не найдешь!

— Ничего, и его достанем. Батя сказал: «Дай срок, завалим зверя. Главное — слабину у него найти». Раз батя сказал, значит, так тому и быть.

Последовало недолгое молчание. Потом первый снова заговорил тихо, с затаенным умыслом в голосе:

— Слабину, говоришь? Кажется, знаю я, какая у него слабина.

— Баба его, что ли?

— Плевал он на бабу! Тут кое-что посерьезнее имеется. Завтра с батей и обмозгуем. А пока нишкни, понял ты, урод безмозглый?

Они продолжали препираться, перемежая речь грубой бранью. Наконец, шатаясь и толкая друг друга, удалились. Спустя короткое время снова донесся звук шагов. На этот раз человек шел твердо и уверенно.

— Саня, — окликнул голос Вадима, — ты где?

— Я здесь, — отозвался Александр, выходя ему навстречу.

— Насилу от них отделался, — сказал Вадим. — Все уже основательно набрались. Теперь им не до хозяев.

Они двинулись в глубь сада по дорожке, выложенной белой плиткой.

— Слушай, а кто такой Шатун? — спросил Александр.

Вадим молчал. В саду горели фонари, было довольно светло, и лишь в аллеях, под деревьями, нашла приют изгнанная тьма. Саня посмотрел на Вадима. Неверная игра теней причудливо и странно меняла лицо друга, делала его неузнаваемым и отстраненным.

— О чем ты все время думаешь? — сказал Александр. — Ты меня совсем не слышишь. Тут двое мужиков сейчас о каком-то Шатуне толковали. Ну и бомонд, я тебе скажу. Высший свет с оттенком бандитизма. Ты бы слышал, о чем и как они говорили! Прямо боевик какой-то.

— Они тебя видели? — спросил Вадим, и даже голос его показался чужим.

— Нет, я за деревом стоял.

— Сань, не надо тебе вникать в эту крысиную возню. Зря мы устроили вечеринку! Пропади все пропадом! Сейчас пойду и выгоню всех к едреной матери!

Его взрывной нрав вновь заявил о себе, и как обычно, в неистовой, разрушительной форме. Он ринулся к дому, сжав кулаки и стиснув зубы. Александр бросился за ним и перехватил у самого входа.

— Вадим, возьми себя в руки. Так нельзя. Они твои гости. Подумай, как ты Свету обидишь!

— И она пусть катится! Пусть убирается вместе со своими друзьями! Разве она не знает, что я терпеть не могу тусовок?!

Александру стоило немалых усилий утихомирить разбушевавшегося друга.

Подошел официант с подносом и предложил бокалы с редкими винами.

— Водки принеси, — буркнул Вадим, — всю бутылку, сюда, в сад, и закусить.

В сад вынесли столик и два плетеных стула. Стол быстро накрыли, и Вадим отослал официанта.

— Водку будешь? — спросил он, берясь за бутылку.

— Буду.

— Не дам. Тебе нельзя. С каких это пор ты начал пить?

— С Афгана. Да и не пью я вовсе. Иногда только, по праздникам.

— Ладно, так и быть, налью чуток, хотя праздником сегодняшний день не назовешь. Расскажи-ка мне поподробнее, о чем эти двое, у дерева, говорили.

Саня, с трудом припоминая детали, стал передавать содержание сумбурного и непонятного ему разговора. По мере его рассказа лицо Вадима темнело и твердело на глазах. Он перестал есть и слушал, крепко сжимая в руке столовый нож, так, что побелели костяшки пальцев.

— Насколько я понял, этот Шатун сейчас здесь, среди гостей. Покажи мне его, — сказал Александр.

— Дался он тебе! Что за блажь?

— Мне, как писателю, интересно посмотреть на зловещего бандита и убийцу. Занятный типаж, должно быть. Хотя внешне, наверняка, ничего не разглядишь. А знаешь, — загорелся он, — лучше познакомь меня с ним.

— Нет, — отрезал Вадим.

— Чего ты боишься? Поговорю с ним на общие темы, ничего страшного. Не убьет же он меня на глазах у всей честной компании?

— Нет, это уже слишком, — сказал Вадим и встал. — Чушь это все — пьяные бредни нализавшихся идиотов. Нет здесь никакого Шатуна!

Александр рассердился:

— Щадишь меня, да? Думаешь, лучше меня знаешь жизнь? Я в Афгане такое видел, что не приведи господь увидеть тебе! А ты надо мной квохчешь, как клушка над цыпленком.

— Да не жизнь это вовсе, — раздраженно сказал Вадим. — Это, по твоему же образному определению, существование на простейшем уровне. Не ты сожрешь, так тебя сожрут. Что ты сравниваешь с войной? Здесь все по-другому. Здесь подлость, жадность и низость. Охота тебе поднимать муть со дна? Ты с войны человеком вернулся, не сломался, выстоял, так хочешь, чтобы здесь тебе душу испоганили? Не отдам я тебя этим подонкам, и хватит об этом!

Он был сильно взвинчен, и Александр решил сменить тему:

— Вадим, мне деньги нужны!

Эффект был самым благоприятным.

— Вот это другой разговор, — одобрил Вадим и полез в карман за бумажником.

— Ты не понял, не твои деньги, а мои.

— Опять двадцать пять! — с досадой воскликнул Вадим.

— Мне надо завтра съездить в банк и взять деньги.

— Никуда ты не поедешь! Забыл, что сказал врач? Давай свою карточку, ребята все сделают. А зачем тебе деньги? Собрался куда? — насторожился он.

— Понимаешь, Лин хочет завтра приготовить какое-то особенное блюдо. Для этого ей надо съездить на рынок и выбрать продукты самой. Я, естественно, поеду с ней, — закончил он с довольным видом.

— Час от часу не легче. — Вадим снова сел. — Ты, видно, задался целью вогнать меня в гроб. Для рынка нужен, по меньшей мере, взвод телохранителей.

— Черт побери, какие вы все запуганные! Не надо нам охраны, мы вдвоем поедем. Дай мне машину, я сам поведу.

— Разбежался, — сказал Вадим и тяжело задумался. — А нельзя ли отложить ваш поход хотя бы на день? Не спрашивай почему. Так надо. — Помолчав, он добавил с жестокой усмешкой: — Придется уладить кое-какие дела.

— Ну, если так уж надо, можно и переждать денек, — неохотно согласился Александр.