Солнечный луч перебрался с уголка подушки Николаю прямо на левый глаз. Он задергал короткими ресницами, сморщился и перевернулся на правый бок. Разлепил веки, бездумно уставился на гнутую ножку стола и фрагмент коврового орнамента под ней.

В желудке у него было муторно, голова болела. Он сел на диване, с удивлением оглядывая гостиную.

— Что за бред? — пробормотал он и с кряхтением потянулся за одеждой.

Брюки-капри и рубашка висели рядом на стуле. Николай натянул их на себя кое-как, всунул ноги в кроссовки, согнув задники, и пошлепал на второй этаж. По пути никого не встретил. Дианы в спальне тоже не было.

Николай побрился, принял душ, причесался, освежил лицо и шею парфюмом, отобрал из шкафа самую легкую футболку и шорты, затем вышел в коридор, остановился, прислушался. Влада и Эля разговаривали за дверью.

— Девчата, что происходит? — спросил он, входя к сестрам. — Как я оказался внизу на диване? С бодуна память начисто отшибло. Мы вчера со Славкой здорово перебрали. Как он сам, кстати?

Сестры переглянулись.

— Не волнуйся, Славка в порядке, — заверила Влада. — Это ты перебрал, а у него ни в одном глазу.

— А Дина где? — Николай простодушно переводил глаза с одной сестры на другую, являя собой типичный образец глупого обманутого мужа.

— Коля, ты нас спрашиваешь? — рассердилась Влада. — Ты уехал с Дианой на прогулку, надрался до безобразия, бросил ее на произвол судьбы, а теперь вспомнил, что вчера у тебя была жена.

— Почему на произвол? Я ее на Славу бросил, на Кристину и Антона. Мы же не вдвоем были.

— Ах на Славу! Вот у него и спрашивай. Иди, забери жену обратно, если сможешь.

— То есть как это — если смогу? — Николай принужденно засмеялся, в то время как сестры сохраняли зловещую серьезность. — Девочки, вы меня разыгрываете?.. Да что случилось, черт возьми?!

— Случилось то, что твой любимый Слава увел у тебя жену. Понял? Пока ты спал! Диана тоже дрянь, так и знай, они нарочно тебя споили.

Николай на глазах покрылся красными пятнами.

— Что ты…Кто споил? Я сам напился! Зачем им было… — Он задохнулся.

— У них все серьезно — пожениться собираются, — не без ехидства информировала Эля.

— Замолчите! — Николай затопал ногами как обиженный ребенок. — Если это шутка, то она зашла слишком далеко. Хватит, говорю я вам! Славка увел Диану…Что за вздор? Влада, зачем ты так, прекрати…

Влада подошла к нему вплотную. Лицо брата было растерянное, беспомощное, сплошь в мелких капельках пота. Она жалела его, но считала, что с Дианой надо покончить разом, в данной ситуации сострадание неуместно, просто вредно, надо изгнать гадину из семьи, избавить Колю от этой низкой женщины.

— Коля, все правда, Диана тебе изменила с Велеховым сегодня ночью. Он сам нам подтвердил.

— Ложь! Не верю! Слава не мог так со мной поступить.

— Коля, опомнись, — произнесла Влада тихо, но с нажимом, — раскрой глаза, наконец. Это не Слава, это — Стас.

Николай смотрел на нее, и краски постепенно исчезали с его лица, глаза округлялись, в них нарастал ужас, нижняя губа отвисла. Он попятился от Влады, пока не уперся спиной в стену, поднял руку, словно заслоняясь от удара.

— Зачем ты мне это говоришь?…Нет!.. Ты ничего не знаешь… Это неправда!.. — Он отвернулся к стене и скорчился, закрыв лицо руками. — Он не мог… неправда, неправда, — затряс он головой. — Пойду и спрошу у него…прямо сейчас…хватит лжи…Диана, Диана! — закричал он и неуклюже выбежал из комнаты.

— Бедный, — удрученно вздохнула Эля. — Какой удар для него. Он искренне надеялся, что негодяйка его любит. Мужчины всегда видят только то, что хотят видеть. Истинная любовь их совершенно не трогает.

— Тебе только и осталось, что вздыхать, — неодобрительно заметила Влада. — О какой истинной любви ты сокрушаешься? Два раза была беременной, почему не родила? Сейчас твоему ребенку было бы пятнадцать.

— А кто бы его содержал? Тебе легко говорить. У меня никогда не было твоих доходов, и законных мужей тоже не было.

— Тем не менее, ты жила недурно, не прибедняйся сейчас. Родила бы ребенка, от тебя и мужики бы не уходили.

— Да? Как твой Антон? — взвилась Эля. — Думаешь, ему нужен ребенок? Размечталась! Да он слышать о нем не хочет. Вчера мне так и сказал! Воображаешь, что родишь и в награду обзаведешься мужем? Как бы не так, приготовься заранее и планов на слащавое семейное счастье не строй. Радуйся, если вообще сможешь уехать отсюда с ним вдвоем.

— Это мы еще посмотрим, — нахмурилась Влада. — А ребенок мне нужен в любом случае, с Антоном или без него…Пойду посмотрю, не проснулся ли, а то опять к этой лахудре сбежит.

Николай, обливаясь потом, рыскал по всему дому и саду, но Велехова и Дианы не нашел. Большой стол на веранде еще хранил остатки недавнего завтрака. Альфредо, не изменяя своей безупречной осанке, приводил стол в порядок для запоздавших едоков.

— Альфредо, где Слава? — спросил Николай.

— Сеньор Станислав ушел с сеньоритами на пляж.

Николай схватил со стола чей-то недопитый бокал с водой, осушил его залпом и бросился через сад к калитке.

Кристина издали заметила спешащего к ним Николая.

— Вон, боров твой трусит, — сказала она Диане. — На роже лица нет, с клыков пена капает, — видать, мадамы успели братишку накрутить. Ты с ним в разборки не вступай, а будет претензии гнать, Славка его быстро прищучит. Славка такой — в расстройстве зашибить может, он только с виду спокойный, но если разозлить — совсем психованный, уж я-то знаю. Жизнь его сильно покорежила, прямо как меня, оттого мы хорошо друг друга понимаем.

— Девочки, шли бы искупались, — лениво посоветовал подошедший Велехов.

Он лег мокрой спиной на горячий песок и надвинул на глаза кепку.

— Пошли, не будем встревать. Дело мужицкое, пускай сами разбираются, — поддержала Кристина.

Девушки встали, стряхнули желтые песчинки с гладких бедер и ягодиц и неторопливо прошествовали к морю, провожаемые одобрительными взглядами мужчин.

Тяжелая поступь Николая затихла у головы Станислава.

— Садись, — предложил тот из-под козырька. — Если жарко, можешь открыть зонтик, сегодня с утра палево, я уже два раза в воду заходил.

Николай последовал приглашению и опустился на стоящий рядом лежак.

— Слава, — неуверенно начал он, — надо поговорить. — То, что Николай не видел выражения глаз собеседника, лишало его всякой решимости, он начинал опасаться, что сестры наговорили со зла небылиц, и теперь он может поставить себя в неловкое положение.

— Я слушаю, говори, — отозвался тот ровным голосом.

— Да дело-то пустячное, — сбиваясь и путаясь, промямлил Николай. — Сеструхи сейчас наболтали бог знает что…Хе-хе…Бабы, что с них возьмешь?.. Говорят, ты за Дианой решил приударить… Да нет, ты не думай, я не верю этим балаболкам. Им лишь бы посудачить. Я тебя попросить хотел: ты с Дианой будь построже, ладно? Сам понимаешь — молодая еще, глупая, пококетничать охота. Я уж ей сколько раз объяснял, что окружающие могут понять ее превратно…

— Правду твои сестры сказали, Коля, — грубо рубанул Велехов. — Диана тебя бросила. Я ей больше нравлюсь. Разве ты не знал? Ничто так не заводит женщину, как банковский счет мужчины. А ты мне в этом плане явно проигрываешь.

Он быстрым движением поднялся с земли и сел на лежак напротив Николая. Теперь тот мог смотреть в глаза Станиславу, ставшими внезапно такими знакомыми и потому ошеломляюще пугающими.

Несмотря на яркое солнце, окрашивающее все вокруг в веселые тона, Николай побледнел настолько заметно, что почти сравнялся лицом со своей светлой футболкой. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь слабый звук.

— Зачем?… — удалось просипеть ему наконец.

Кривая усмешка исказила лицо Велехова. В руках у него оказался бумажник, он вынул из кармашка старый пожелтевший клочок бумаги, сложенный вчетверо, уже порванный на сгибах, и потянул Николаю. Тот развернул, прочел полустершиеся строчки, написанные шариковой ручкой. Пальцы его задрожали вместе с листком.

— Так значит…ты все знал?.. — потрясенно выдавил Николай.

Станислав забрал у него листок, аккуратно сложил, поместил в бумажник и снова растянулся во весь рост на лежаке, заложив руки за голову.

— Иди, Колян, не докучай мне, по прошествии стольких лет любое наше объяснение прозвучит фальшиво. Ты ведь жил все эти годы спокойно — самодостаточно, э-эх, удачное словцо!

Помнишь, как я пришел к тебе в офис год назад? Я видел, что ты до смерти перепугался, еле с собой совладал. Осторожничал сначала, пытался понять, знаю я или нет. Потом уверовал, что не знаю. О, как ты воспрянул, как обрадовался! Ты даже решил, что можно возродить старую дружбу. Ведь так, Коль?

Николай сморщился, из глаз его потекли слезы, он торопливо размазывал их ладонями, но они продолжали течь, капали на футболку и собирались в уголках рта.

— Да и не делал я ничего нарочно, чтоб ты знал, пустил все на самотек, — продолжал Станислав. — То, что собрал я нас всех в одном месте намеренно, — это правда, давно мне хотелось поглядеть, что из всего этого выйдет. Согласись, любопытная сложилась ситуация, совершенно бесконтрольная, я был в ней всего лишь действующим лицом, как и все остальные. Жене твоей я говорил только то, что она хотела слышать, и поступал соответственно ее желаниям…

Я давно наблюдатель, а не судья. С годами человека все больше тянет на созерцание. Жизнь продолжает меня занимать, несмотря ни на что, и люди мне интересны, все хочется разобраться, до какой степени глупости и мерзости способен дойти человек, а то вдруг сверкнет что-то настоящее, ценное и повергнет в радостное изумление. Вот ведь какая заковыка: в дурное почему-то верится легче, чем в хорошее. Должно быть оттого, что я и сам подлец.

Задумался я как-то, что любим мы себя крепко и ищем оправданий любому своему проступку, даже самому последнему паскудству, любой низости, вплоть до каждого из смертных грехов. А потом удивляемся, почему откровенно дрянные людишки так самоуверенны, отчего преступники не раскаиваются.

Вот ты мне сейчас искренне начнешь доказывать, что не мог поступить иначе, приведешь с десяток оправдательных доводов, может, я даже слезу пущу от жалости к бывшему другу. Наверняка и тебе все это далось нелегко, а, Коль? — Он посмотрел на застывшего в позе отчаяния Николая и снова усмехнулся: — Что это тебя так скособочило? Покуда ты считал, что подлянка твоя мне неизвестна, жил себе припеваючи, в ладу с собственной совестью. Ты не греха своего страшился, а только наказания. Ты и теперь страдаешь лишь оттого, что Диану утратил, вдобавок страх тебя гложет, что потеря жены только начало возмездия. Скажи, что я неправ.

— Стас, ты же знаешь, я не хотел… они меня заставили, — всхлипнул Николай.

— Вот-вот, начинается… Уйди, а? Богом тебя прошу. Не нужен мне твой скулеж, жену забирай, если хочешь, не пойму только, зачем тебе такое сокровище. Скажи ей, что я пошутил, я записной холостяк, жениться не собираюсь, это ее охладит. Любовника она с легкостью себе найдет, так что смотри в оба, преданный супруг. Иди, иди уже, — устало махнул он рукой, — кончен разговор.

Николай ушел не сразу, потоптался с минуту на месте; он выглядел больным — потемнел, потускнел лицом, словно разом погас изнутри. Хотел что-то добавить, но не решился, горбясь пошел к воде. Велехов наблюдал издали, как Николай говорил что-то Диане, но вскоре перевернулся на живот, положил голову нагретой щекой на руки и закрыл глаза.

Антон, разбуженный Владой, соизволил спуститься к завтраку. Вид у него был заспанный, недружелюбный. При попытке Влады приветствовать его ритуальным утренним поцелуем, он обнаружил крайнее недовольство, резко отстранился:

— Нельзя ли без телячьих нежностей. — Он сел за стол и потянулся за сыром. — На редкость вкусный сыр. Это тот, что называется «Пьяная коза»? Да, Альфредо?

— No, no, manchego, por favor…

— Манчего, точно, овечий сыр из Ла Манчи, где жил Дон Кихот, — молодой человек начал потихоньку оживать. — Кажется, Кастилия, верно, Альфредо?

— Кастилия, — кивнул головой мажордом.

— Красота! Как звучит! Кастилия! — разболтался Антон, не забывая уплетать паштет из утиной печени. — Я читал, что названия «Кастилия» и «Каталония» происходят от одного слова «castell», что означает «замок».

Лицо Альфредо, и без того суровое, приняло прямо-таки монументальное выражение, тонкая фигура еще более распрямилась, он вознес подбородок на величественную высоту и произнес с чувством оскорбленной национальной гордости:

— Каталония не имеет с Кастилией ничего общего. Кастилия — это Испания, а мы не испанцы, мы — каталонцы!

Напряженную ситуацию разрядило появление Кристины:

— О чем спич? А-а, ну ясен пень, патриотизм опять взыграл. Альфредо, кончай задаваться, вот уж действительно красная тряпка для быка. Парень сказал по незнанию, от балды…Верно, Антош? А я за тобой утром заходила. Здоров же ты спать, гренадер!

— Почему не разбудила? Мы ведь договорились, — просиял при виде нее Антон.

— Зашла, не обнаружила признаков разумной жизни и отчалила. Не мое дело тебя будить.

Она непринужденно расположилась за столом, налила себе кофе и зажгла сигарету.

— Хочешь затянуться? С чашкой кофе — сплошной балдежь.

— Он не курит, — ледяным тоном осадила ее Влада

— А ты не встревай, мамуля. Он большой мальчик, сам решит, что ему делать, без твоей указки.

— Шла бы ты к своему Славе, дочура, — парировала Влада, мгновенно побледнев от

злости. — А то чувствуешь себя, как в борделе, то к одному мужику липнешь, то к другому. Только у этого ни гроша за душой, на нем не разживешься.

— Надо же! Совсем без бабла? Он что, с тобой бесплатно спит? — удивилась Кристина. — Силен ты, парень, квелую тетку задарма охаживать.

Антон сидел между двумя женщинами с пунцовыми щеками и не знал, куда девать глаза.

— А у Славки теперь новая зазноба, — вызывающе продолжала Кристина. — Ваш брат прибежал, трясется весь, со страху чуть в обморок не наложил, объясняется сейчас с Дианой, чем кончится — не знаю, скорее всего, она его пошлет. И правильно, куда ему против Славки?

— Какая же ты мразь, — окончательно потеряла самообладание Влада, — сама пошла отсюда! Босячка! Хамка! Не сомневаюсь, что он нанял тебя в каком-нибудь притоне!

Оскорбления не задели молодую соперницу, она, видимо, задалась целью добить женщину окончательно:

— А и вправду пойду, скучно с вами. Какие-то вы нервные, кричите, ручонками машете, чашку кофе толком не дали выпить. Боюсь, не сдержусь и сильно огорчусь. Но ежели кто со мной хочет идти, возражать не стану. — Она вышла из-за стола и в своей расслабленной манере продефилировала к калитке.

Антон схватил салфетку, торопливо утерся и рванулся за ней. Влада успела встать у него на пути. Вспыхнула быстрая, яростная перепалка:

— Ты никуда не пойдешь, я не позволю!

— Оставь меня, я делаю, что хочу…

— Зачем ты бегаешь за ней, она испорченная, вульгарная девка, разве ты не видишь?

— Представь, не заметил, ты ведешь себя не лучше…Дай пройти!

— Останься, я должна объяснить тебе кое-что. Пойми, ты всего лишь игрушка в чужих руках.

— Вздор, чепуха! Уйди с дороги, говорю! Не заставляй меня применять силу.

— Антон, если ты сейчас уйдешь, между нами все будет кончено! Вспомни о нашей любви!

— Пафосно, но не сработало, отойди, мне все равно, нашей любви слишком много, я устал, понимаешь?!

Влада дрогнула, как от толчка, медленно отступила, Антон сбежал со ступенек и пропал из глаз.

— И ты советуешь не обращать внимания? — с надрывом проговорила Влада. — Развратная соплячка полностью задурила ему голову. Ох, с каким удовольствием я прибила бы эту тварь! Эля, ну что он в ней нашел? Будущий архитектор, начитанный, образованный — и вдруг тяга к пошлости, к этим телесам, здесь нет и проблеска духовного, только грубые животные инстинкты! Что делать, Эля?

— Отпусти его.

— Как это — отпусти? Что ты говоришь?! Нет-нет, я даже подумать об этом не могу. Я люблю его, и это не пустые слова.

— Кого — его?

Влада порывисто втянула воздух, собираясь пламенно отстаивать свою любовь к Антону, и…замолчала. Пальцы ее нервозно двигались, раздирая на мелкие клочки салфетку.

— Ты сама отдаешь себе отчет, кого из них двоих ты любишь? — повторила Эля. — Влада, послушай меня, — продолжала она, не дождавшись ответа, — эти двое мужчин из прошлого растерзают тебе сердце и убьют твоего ребенка. Забудь Стаса, отпусти с миром Антона, отпусти свое прошлое и подумай о настоящем. Подумай о своем ребенке. Он уже живой, этот маленький человечек, он хочет жить, радоваться, и имеет на это право. Он с нами, уже сейчас, подумай, какое чудо ты подвергаешь опасности — целый мир надежд, чувств, радостных событий. Есть разные виды эгоизма — мужчинам оставим мужской, а тебе — материнский, самый правильный и рациональный…

Пока сестра говорила, Влада непроизвольно приложила руку к животу. Там, в самой глубине, кто-то мягко стукнул два раза, как будто напоминал о себе.

— Он стучится, представляешь? — слабо улыбнулась Влада. — Бедный комочек, у него гадкая, безответственная мать. Ты сто раз права, пусть они все живут как хотят, меня больше их дела не касаются. Ты поможешь мне растить его?

— Спрашиваешь! У меня наконец появится смысл жизни! Владка, ты не представляешь, как я рада нашему малышу!

Одно меня тревожит: что происходит с Колей? Надо разобраться. Расскажи дальше, что произошло, когда Альберт привез тебя домой?