Прошло десять дней. Сережа учился в одной из Хамовнических школ, достаточно близко от дома на улице Усачева, Тёмка продолжал ходить в детский сад на Садовом кольце. Аня решила, что не стоит переводить ребенка в другой садик, отрывать от друзей и воспитателей, к которым он привык. По утрам, как и прежде, она отвозила Тёмку в садик, а вечером его забирала Юля. Аня с удовлетворением обнаружила, что можно безбедно существовать на собственные заработки, следовало всего лишь отказаться от ненужных излишеств, которые служили более для престижа, нежели для пользы. Сереже была отведена одна из спален в личное пользование, Аня с Темкой разместились в другой, так что с жизненным пространством проблем не было. Аня заранее прикидывала, сколько денег ежемесячно надо откладывать, чтобы со временем расширить жилье.

Виктор периодически звонил, умолял, угрожал, бросался в крайности, то сулил золотые горы, а то вдруг пригрозил отнять машину. Аня в благородную гордость играть не стала:

— Забыл, что продал мою «тойоту», а деньги отдал в счет «мерседеса»? Даже не заикайся, машину не верну, имей достоинство: уважающий себя мужчина подарки назад не забирает.

Аня и Сережа часто звонили Семену Павловичу и Матвею. Аня в присутствии брата с Матвеем разговаривать не рискнула, сам он ей не звонил, и она не решалась, робела отчего-то. Послала один раз смс-ку — писать легче, чем говорить, — сообщение не дошло, а на большее не отважилась. Теперь сквозь призму времени и расстояния собственное поведение представлялось ей едва ли не постыдным.

Анну терзали мучительные сомнения: она совсем не знает Матвея, что он на самом деле о ней думает? Возможно, считает ее легкомысленной, это в лучшем случае, вполне может статься, что она кажется ему распущенной, избалованной богатством женщиной, ведь ей не известны его взгляды, а у многих мужчин они весьма консервативны. От таких мыслей ее обдавало горячей волной с головы до ног. Она вспоминала его в разные минуты их общения: он мог быть удивительно мягким, но иногда она пугалась его жестких глаз — вот так он наверно смотрит в тубус прицела, холодно, сосредоточенно. Таким она любила Матвея не меньше, но было в нем что-то недоступное ее пониманию.

Неожиданно он позвонил сам. Была пятница, четыре часа дня, Аня сидела на рабочем месте, на звонок ответила, не взглянув на дисплей, и услышала голос Матвея:

— Привет, я здесь, в Москве.

— Матвей?! Где ты? — Аня даже вскочила со стула. — Скажи, где ты находишься, я за тобой приеду.

— Вышел на Спортивной, а куда идти дальше — не знаю.

— Там и стой. Я сейчас. Только никуда не уходи, ладно?

— Не уйду. Жду тебя у входа в метро.

Аня села в машину и поехала. Всезнающий, знакомый город, ставший вдруг неузнаваемым, принял ее в сеть своих проспектов, улиц, переулков и понес в строго определенном направлении. Снова зарядил дождь, было мокро, туманно, блекло — прекрасно; машина плыла в тусклом серебре, мерцающее полотно мостовой втягивалось под колеса, местами плавно вздымалось, затем опадало и каждым своим метром приближало Анну к Матвею.

На светофоре она посмотрелась в зеркальце. Синяк на щеке почти исчез, но еще проступало коричневатое пятно; Ане приходилось носить большие темные очки, чтобы скрыть половину лица. Она подумала, что не сможет смотреть на Матвея сквозь темные стекла и принялась затирать пятно тональным кремом, сверху наложила пудры — получилось неважно, но сносно, оставалось надеяться, что Матвей не заметит. Аня вывела для себя методом наблюдений, что мужчины редко замечают частности — как правило, они воспринимают облик женщины в целом.

Матвей стоял у проезжей части улицы под козырьком крайнего ларька. Аня сразу его увидела, несмотря на то, что народу на подходе к зданию станции метро было много. Она остановила машину, вышла под струи дождя и пошла к нему, а он, как притянутый магнитом, повлекся к ней.

И зачем, спрашивается, мазалась? Дождь проложил бороздки на запудренной щеке, надо бы поскорее спрятаться в машине, только как отвести взгляд от серых глаз, разомкнуть руки, оторвать губы. Их несколько раз толкали спешащие в метро прохожие, отгородившиеся от благодатного дождя зонтами.

Ей все-таки удалось дотянуть машину до подъезда своего дома. Но в квартире выдержка снова обоим изменила. В этот час дома никого не было: Тёмку Юля забирала в пять, Сережа до пяти тридцати был на тренировке…

— Никогда не думала, что мужчину можно до такой степени обожать, — сказала Аня.

— А где Сережа? Я звонил, но у него телефон выключен.

— Он в бассейне. К моему удивлению, из всех видов спорта Сережа выбрал плавание. Я-то думала, он продолжит борьбой заниматься. Придет через четверть часа.

— Значит, надо вставать. Анечка, слышишь, вставать надо.

— Не хочу, не хочу вставать.

— Что у тебя с лицом? Похоже на синяк.

— Ерунда, случайно ударилась.

— Ты совсем ушла от мужа?

— Совсем. Подала на развод. Из-за тебя, между прочим. Теперь ты обязан на мне жениться.

Как человек чести. Раз совратил чужую жену…

— Это еще вопрос, кто кого совратил.

— Нет уж, позволь! Ты первый меня поцеловал.

— А ты первая пришла ко мне ночью, когда я крепко спал и видел непорочные сны.

— Так вы не желаете идти со мной под венец, капитан?

— Вы оказываете на меня давление, сударыня. Встаньте с меня, и тогда я смогу принять свободное, взвешенное решение.

— Не встану. Хочу получить ответ, не сходя с места.

— Да ты, оказывается, лежебока. — Матвей подхватил Аню на руки. — А ну, быстро одеваться. Сорок пять секунд на одевание!.. Гм… Еще б понять, куда ты побросала мою одежду…

Скоро раздался звонок в дверь. Аня пошла открывать. Когда кто-то был дома, дверь запиралась изнутри на засов, поэтому Сережа не стал отпирать замок своим ключом.

— Ты уже дома? — удивился он, снимая верхнюю одежду в прихожей. — Кто там? У тебя гости? — Из кухни доносился дробный стук ножа о разделочную доску: Матвей взялся резать салат, пока Аня накрывала на стол.

Сережа потянулся к вешалке и увидел знакомую куртку.

— Куда в ботинках?! — только и успела крикнуть Аня.

Последующие ее действия были направлены на то, чтобы не дать братьям разнести что-нибудь на скромной по размерам кухне: зачастую выражение радости мужчин столь же чревато последствиями для окружающей обстановки, сколь и кулачные бои.

— Дорогие мои, вы не виделись десять дней, а не десять лет, — рискнула вмешаться Аня, слегка задетая тем, что о ней, по всей видимости, начисто забыли.

Юля привела Тёмку и ушла довольная: удалось освободиться пораньше. Сережа продемонстрировал Матвею свою комнату. Аня предоставила брату возможность все устроить по своему вкусу — принадлежность помещения человеку юных лет бросалась в глаза со всей очевидностью. На письменном столе рядом с компьютером в беспорядке лежали книги разноречивые по содержанию, стены были увешаны фотографиями рок кумиров, репродукциями картин сюрреалистов, было несколько японских гравюр, однако здесь же «Улица в Овере» и «Звездная ночь» Ван Гога соседствовали с репродукциями картин Рембрандта, Дюрера, фресок Микеланджело. Особняком висела большая репродукция портрета Пушкина кисти Кипренского. Огромная фотография Матвея в кабине истребителя доминировала в этом смешении стилей и направлений.

Матвей взял в руки одну из книг.

— «Грани Агни йоги», — прочел он название. — Не припомню, чтобы ты увлекался чем-то подобным.

— Приятель дал почитать, я начал, но, по правде сказать, не заинтересовался.

Разговор за столом поначалу шел о Семене Павловиче. Матвей оставил его со спокойной душой: Зинаида Степановна своим неусыпным вниманием оказала в этом плане семье Иртеньевых немалую услугу.

— Останешься у нас до понедельника? — с надеждой спросил Сережа.

— Уеду в воскресенье, если не прогоните. Рассказывай, как учеба. Тебя хорошо приняли в классе?

— Нормально… Ребята нормальные, учителя тоже…

— Девочки нормальные… — в тон брату протянул Матвей. — В чем дело, Сережа? Не можешь найти с ними общий язык?

Юноша уныло пожал плечами:

— Не могу состыковаться, интересы не совпадают, одни ребята совсем никакие, другие чересчур заумные, девочки вместе с парнями пиво пьют и курят, держатся и разговаривают как парни — мне не нравится. А так, все неплохие…

— Ничего, пообвыкнешь, ты главное учись на совесть, я тебе говорил — сейчас все решает образование. Время крутых братков прошло. Специалисты во всех областях ценятся все больше и больше.

— У нас большинство ребят на экономические факультеты метят или в Финансовую академию.

— Матвей, ты бы о себе позаботился, — неосмотрительно вмешалась Аня. — Почему бы тебе не попробовать устроиться в гражданскую авиакомпанию. Насколько я знаю, командир воздушного судна зарабатывает приличные деньги.

Матвей имел привычку очень внимательно и проникновенно вглядываться в собеседника.

— Ты сейчас совсем не о том подумал, — сконфузилась Аня. Вот уж брякнула невпопад. Иди теперь объясняйся при Сереже! — Разве я не знаю, что мужчину унижает отсутствие достаточных средств, особенно если он блестящий специалист в своем деле, — точнее оформила она свою мысль.

— Анечка, хочу, чтобы ты знала с самого начала: из военной авиации я уйду только тогда, когда меня спишут по состоянию здоровья. Видишь ли, я — военный, не только по образованию, но и по убеждению, кроме того, мне небезразлично, на каком летательном аппарате подниматься в небо.

— Ань, ты на него зря не наседай, — неожиданно вступился за брата Сережа. — Пустое занятие и вредное. Он только расстроится.

— Так ведь я…да нет же, Матвей!..Я лишь о тебе беспокоюсь, чтобы ты себя лучше чувствовал, — горячо принялась уверять Аня.

Надо так вляпаться! Сереже и в голову не придет, что полчаса назад она фактически набивалась его брату в жены, а тот дипломатично увильнул от ответа. Гордый больно, а как с этой гордостью бороться — поди разберись.

— Мам, чаю хочу, — сказал Тёмка.

— Э, нет, дружище, так не пойдет, — возразил ему Матвей, — доедай котлетку. Смотри, мы все съели, а у тебя не убавилось.

— Если буду хорошо кушать, стану летчиком, — доверчиво уточнил малыш.

— Не приведи господь! — вырвалось у Ани.

— Не волнуйся, — успокоил Сережа, — до того, как он подрастет, я успею его отвратить от этой пагубной профессии. Хватит с нас летчиков, верно, Ань?

— Сожалею, что подаю дурной пример твоему сыну, — прибавил Матвей с легкой незлобивой усмешкой.

Аню пробрало дрожью: она делала промах за промахом, словно чья-то злая воля нашептывала ей неправильные слова. Она совсем разнервничалась и жалобно посмотрела на Матвея. Ласковая улыбка в ответ — и все. Полное бессердечие! Возмутительное самообладание, тогда как она на грани истерики. Замкнулся в себе и не желает ничем ей помочь. Как будто любовь — не дело двоих, будто Аня одна должна сражаться за их общее счастье, а он отвел себе роль пассивного наблюдателя.

Анна чуть не заплакала. В дверь позвонили; кто-то случайно помог ей скрыть слезы. Она успела осушить глаза, прежде чем открыть дверь. Слишком поспешно открыла, не посмотрела в глазок.

На пороге стоял Виктор, за спиной у него возвышался Константин.

— Что тебе надо? — нахмурилась Аня.

— Не хочешь меня впустить? Не бойся, я больше не буду распускать руки. Обещаю. Мне надо просто поговорить. — От Виктора несло запахом алкоголя.

— А ты спросил, могу ли я принять тебя? Явился без приглашения, да еще с эскортом. Сережи испугался? Уходи, поговорим в понедельник в каком-нибудь кафе.

— Извини, не могу ждать до понедельника. — Виктор бесцеремонно отстранил Аню рукой и прошел в квартиру. За ним с замороженным лицом проследовал Константин.

Виктор, заслышав звуки голосов, попер прямиком на кухню.

— Ба! Какие люди! — с радостной издевкой воскликнул он, разводя руки в стороны. — Это ж надо, угодил в яблочко — стол накрыт, и пилот в наличии. Тише, тише, парень, — миролюбиво вскинул он руки перед Сережей, который настороженно поднялся со стула при виде непрошеного гостя, — не подбирайся, бодаться не будем. Я к вам по-хорошему, посидим, потолкуем как нормальные мужики. Костян, доставай бухло. Нутро жжет, сил нет.

У Кости в руках оказался большой пакет с провизией и бутылками спиртного. Он выложил содержимое на стол с расторопностью заправского официанта.

— Вот, на все случаи жизни: водка, вино, шампанское. Что будем пить? — с фиглярским почтением обратился Виктор к Матвею. — Водку? А то! Уважаю летучую братию… Анна, неси рюмки.

Матвей ободряюще кивнул Ане, она выставила на стол рюмки, мужчины расселись вокруг стола.

Виктор разлил водку в рюмки.

— За хозяйку дома! — провозгласил он и опрокинул содержимое стопки в горло.

— За твое здоровье, Анечка, — сказал Матвей.

Сереже и Ане налили вина, но оба пить не стали.

— На кого ты рассчитывал, когда нес сюда столько выпивки? — осведомилась Аня. — Вряд ли на Сережу. Странное совпадение, что ты явился именно сегодня, когда у меня гость. Ты, часом, не следишь за мной, муженек?

— Было бы глупо это отрицать, — расплылся в искусственной улыбке Виктор. Он с самого начала демонстрировал преувеличенно предупредительную манеру поведения, которая смахивала на плохую игру озлобленного актера-неудачника. — Не скажу, что надзор осуществляется ежедневно и ежечасно — я в некотором роде все-таки работаю, — но сегодня выдалась свободная минутка; дай, думаю, повидаю любимую женушку, тем паче что проезжал по Воздвиженке и, представьте, вижу как Анечка выпархивает из офиса в необычайном волнении, садится в машину и едет куда-то. Я в не меньшем беспокойстве следую за ней — согласитесь, что к тому были веские основания…

— Замолчи! — перепугалась Аня. Она могла бы позволить Виктору трепаться сколько угодно, не будь рядом Сережи. — Еще раз повторяю: я тебя не звала, забирай свои бутылки и проваливай. Я предупреждала, что без адвоката с тобой встречаться не буду.

— А что это мы так струхнули? Боишься, я сболтну, к кому ты побежала на свидание? Неужели здесь есть люди, пребывающие в неведении? Лично я к таким не отношусь. Имел неудовольствие наблюдать, как любимая супруга страстно лобызалась с летчиком на глазах у многочисленных жителей и гостей столицы.

Ой, молодой человек, чтой-то вы так побледнели? Неужто не знали? Виноват, приношу свои глубочайшие извинения. Привыкайте, юный друг, привыкайте, это вам не гарнизон — Москва, понимаете ли. Здесь девушкам все можно, сегодня с мужем, а завтра с защитником отечества — из патриотических, так сказать, чувств… А вы думали, почему она от меня ушла. Любовь, мой друг, любовь внезапная, всепоглощающая, ради такой любви можно и братишку привезти, чтоб под этим соусом с любовником почаще встречаться…

— Сережа, не слушай его, он пьян… — У Ани сорвался голос. — Жалкий вздор, он мне мстит…Матвей, сделай что-нибудь, прогони этого негодяя!..

— Нет, позвольте, никто не дал вам права меня оскорблять…Я протестую! Именно я являюсь пострадавшей стороной…

— Вон! Убирайся из моего дома, мерзавец!

— Вопиющая несправедливость!..

— Костя, заберите его. Он пьян!

— Сережа, я тебе все объясню… — Матвей держал брата, не давая ему вырваться. — Да погоди ты, черт побери!.. Слышь, Витек, а ну кончай водку жрать и вали отсюда. Забирай его, Костян, не то выкину.

— Аня, на кой ляд тебе сдался какой-то пилотяга?! — вопил Виктор. Костя тащил его к входной двери. — Чем я тебе не угодил? Наряды, курорты, шикарная житуха. А у него — ракеты под крыльями, да и то не свои…

Дверь за дебоширом захлопнулась. Аня заперла все замки, ключи спрятала, вынула связку ключей из куртки Сережи и тоже спрятала.

Состояние брата внушало ей опасения. Он ничего не говорил, только все рвался куда-то, Матвей прилагал изрядные усилия, чтобы его удержать:

— Сергей, кончай психовать, возьми себя в руки. Ты же не ребенок. Сядь, поговорим.

Ему удалось усадить юношу. Тот тяжело дышал, смотрел на Матвея воспаленными глазами.

— Ты из-за нее сюда приехал? — проговорил он наконец.

— Из-за нее, из-за тебя. Соскучился по обоим. Тебе от этого плохо?

Парень набычился и молчал, шумно втягивая воздух. Темка все еще неподвижно сидел за столом, переводя округлившиеся глазенки с одного действующего лица на другое. Аня взяла его на руки и прошла в комнаты.

— Будем складывать мозаику? — обрадовался сынишка.

— Обязательно, неси коробку. Давай-ка выберем картинку. Вот эта подойдет?

На кухне тем временем атмосфера накалялась.

— Хотели трахаться, нечего было впутывать меня! — кричал Сережа.

— Ты сам сюда напросился, скажешь нет? — не уступал Матвей. — Чушь собачья, что Аня хотела на тебе сыграть. Останься ты дома, так и не узнал бы ничего. Я бы мог с ней здесь преспокойно встречаться.

— Скоро у вас сладилось! Внезапная любовь, как этот бугай сказал?

— Сережа, тебе еще рано быть циником. Мы все тебя любим, но позволь и нам любить друг друга.

— Прелестно! Всеобщая любовь! Молочная река с кисельными берегами! Только дальше что? Вы уже продумали свою совместную жизнь?.. Не слышу ответа… Нет, ты не отворачивайся… Я циник, да? Эгоистичный мальчишка? Признаю, но даже я своими незрелыми мозгами могу вычислить, чем обернется вся эта история. Слушай, братан, женись-ка ты лучше на Тане, клянусь, из меня больше слова не выскочит.

Аня не вытерпела и решительно устремилась на кухню:

— Что ты имеешь против меня? Давай разберемся. Я тебя чем-то обидела? Не припомню за собой. Это ты меня сейчас обижаешь, не пойму за что.

В глазах ее сверкали слезы, она еле сдерживалась: каждое слово Сережи было несправедливо, жестоко, больно ранило и побуждало к самозащите. Юноша встретил ее горящим взглядом:

— За что обижаю? Не догадываешься? Давай, собирайся, едем к нам в гарнизон. Поженитесь, будешь примерной женой — кастрюли, стирка, готовка. Идеал семейного счастья. Что молчишь? Даже если согласишься, я тебя не пущу, потому что сбежишь через два-три месяца. Ты ведь у нас бизнесвумен, деловые встречи, рестораны, салоны, бассейны… Знаешь, Аня, я не хочу однажды увидеть Матвея в том же состоянии, в каком сегодня был Виктор. Летчику нельзя ошибаться, другие на ошибках учатся — все, кроме саперов и летчиков.

— Сережа, ты все преувеличиваешь, — не слишком уверенно возразил Матвей, бросив ускользающий взгляд на Аню.

— Однажды наша мама в тяжелом эмоциональном состоянии села за штурвал самолета и больше не вернулась. Я не хочу никаких любовных интрижек в своей семье, ясно вам?! Если вы не прекратите своих беспечных, опасных отношений, то меня больше не увидите. Делайте что хотите, вольному воля, но только без меня! — Выкрикнув эти слова, Сережа ринулся в свою комнату и с силой захлопнул за собою дверь.

— Кошмар! Что делать, Матвей? — со страхом спросила Аня.

Матвей обнял ее и поцеловал в блестящие завитки на влажном виске:

— Надо дать ему время успокоиться. Хотя, признайся, что он в какой-то степени прав. Стоп, не будем пока это обсуждать, — пресек он протестующий порыв Анны. — Я в отличие от Сережи не просчитываю любовь наперед. Сейчас мне не хочется задумываться о том, что будет дальше, но пренебрегать братом не могу, сама понимаешь. Необходимо выждать пока все осядет, устоится…

— Что ты говоришь, Матвей?! — ужаснулась Анна, — Будешь ждать, когда твои чувства осядут? Безусловно, нам надо пожениться. Даже, если жизнь в военном городке не для меня. Ты подумай, у меня свое дело, я здесь хорошо зарабатываю…Уверена, что можно найти какой-то компромисс, надо искать выход, посоветоваться с папой, может быть, он нам что-то подскажет.

— Анечка, прости, я не готов сейчас это обсуждать, — твердо повторил Матвей. На лице его появилось упрямое, отчужденное выражение.

Аня мгновенно опомнилась и постыдно перетрусила. Подумать только, до чего она опустилась: умоляет парня на ней жениться, чуть не принуждает. Мужчины этого страшно боятся, она только отпугнет его, если уже не отпугнула.

— Да, конечно… извини, — пролепетала она, испытывая мучительное чувство неловкости.

Вечером они почти не разговаривали. Матвей уединился с Сережей в его комнате, там же ночевал. Аня страдала невыносимо, но старалась виду не показывать. Она даже обрадовалась, когда на следующий день Матвей вспомнил о каких-то неотложных делах и решил ехать домой. Сережа, как ни странно, его не удерживал; впрочем, Аня отлично понимала, по какой причине он одобряет отъезд брата.