Тоскливая мрачность этого города Внешнего мира Глебу не нравилась. Суетливые людишки спешили куда-то по своим делам, бесконечный гул машин, многокилометровые пробки, запахи смога и затхлости, казалось, преследовали магистра по пятам.

Привычную серебристую мантию пришлось сменить на один из приличных по местным меркам костюмов, который выдал Лепрез, а элитные черные туфли жали из-за маленького размера, но приходилось терпеть.

Стоящая рядом Карина выглядела не менее надутой и недовольной. Ее, стараниями того же Лепреза и при содействии Трои, вырядили как лихую куртизанку — короткая юбка, высоченные каблуки, вызывающее декольте, броский макияж.

Еще утром Горбуша, глядя на себя в зеркало, бесилась, плевалась, но стойко и мужественно сносила все «тяготы и лишения». Так вырядиться ее уговаривали около часа: по убеждениям артефактора, с такой внешностью Карина должна казаться окружающим глупой и туповатой куклой в сопровождении статусного мужчины. Так они с Глебом станут смотреться более гармонично в том пафосном и дорогом месте, куда собираются.

Карина мнение Лепреза не разделяла. Она, как коренная москвичка, все же лелеяла надежду на то, что выглядеть можно и более скромно, чтобы попасть в круг сильных мира сего.

— Конечно, можно, — подтвердил артефактор. — Вот только на твоем точеном личике печать ума приветствоваться не будет.

— А если воспользоваться маскирующим перстнем? — упрямилась Карина. — Я ведь могу надеть личину деловой дамы.

Артефактор лишь закатил глаза.

— Наивная, — хмыкнул он. — Неужели ты думаешь, что я продавал артефакты только магам из Двадцати Королевств? Да у меня каждый второй бизнесмен Москвы отоваривался. Охрана у некоторых нашпигована распознающими артефактами под самую завязку. Так что идти надо только под своим настоящим лицом.

Глубокий вдох, и Карина сдалась. Глеб же сдался еще раньше. В тонкостях местной моды он особо не смыслил, поэтому предпочел молча напялить ту нелепую одежду, которую ему выдали, и отвести Карину в места особой концентрации гадов столицы. Ее дар было необходимо пробудить любым доступным способом.

Вот и сейчас, зайдя в одну дорогую именитую кофейню, где их вежливо поприветствовали и усадили за столик у окна, Глеб почувствовал себя неожиданно одиноким и несчастным. Два молодых паренька-официанта с завистью глядели ему вслед и тихо обсуждали аппетитную попу Карины, магистру же было наплевать на прелести спутницы, с гораздо большим удовольствием он бы предпочел, чтобы сегодня компанию ему составила другая девушка.

— О чем задумался? — нарушила недолгое молчание Карина, при этом с самым мрачным выражением лица помешивая ложечкой только что принесенный кофе. — Надеюсь, не составляешь план для моей очередной моральной встряски?

— Вот еще. — Зельевар натянуто приподнял уголки губ. Для всех они должны выглядеть воркующей парочкой, поэтому изобразить эту вымученную улыбку стоило огромного труда. — Ты, наверное, удивишься, но мой мир вращается не только вокруг тебя и твоего непробудившегося дара.

Горбуша обиженно нахмурилась, но тут же сменила выражение лица на милое и приветливое.

— Почему ты так со мной? — тихо поинтересовалась она. — Я ведь ничего тебе не сделала, а ты только и делаешь, что огрызаешься, пытаешься меня подколоть и обидеть.

Глеб уже давно ожидал от нее подобного вопроса, вполне предсказуемого со стороны девушки. Магистр не знал только, как на него ответить, соврать или сказать правду. В любом из вариантов Горбуша бы расстроилась.

— Честно? Ты напоминаешь мне дешевую подделку, — все же решился он на правду. — Трое не следовало превращать тебя в собственную копию. Возможно, до встречи с ней ты была прекрасна как индивидуальность, но теперь я вижу в тебе надлом. Ты почувствовала свою неотразимость и красоту, коснулась неожиданной силы и сама не знаешь, как с ней поступить. Самое грустное, что это тебя может испортить и извратить, а может закалить, превратив в сталь.

Карина поднесла обжигающий напиток ко рту и тут же, не сделав даже глотка, отставила чашку.

— Забавный вывод. Особенно с учетом того, что я сама себя чувствую дешевой ксерокопией Трои. Особенно во всех этих вызывающих шмотках. — Она сделала быстрый жест, указывая на юбку и яркую блузу. — Вот только ты все равно не ответил, почему меня обижаешь?

— Чтобы ты знала и понимала: обижают даже красивых и сногсшибательных. — Магистр придвинул к себе свою чашку и с опаской принюхался к кофе. — Считай это терапией. Тебя обижали, когда ты была некрасивой и больной, а я хочу, чтобы ты уяснила и запомнила это чувство, уже будучи здоровой и сногсшибательной.

Горбуша опять нахмурилась, переваривая услышанное. Тоже врачеватель душ нашелся, но Карина промолчала. Все же какое-то рациональное зерно в словах мага было. Утратив свою настоящую внешность, приобретя новую жизнь, она рисковала потерять при этом саму себя. Испортиться, испохабиться, стать той, кого в прошлой жизни ненавидела.

— И часто ты такие сеансы психотерапии с людьми устраиваешь? У самого-то мозги после такого на месте?

Брови зельевара удивленно поползли вверх.

— Намекаешь на то, что я потенциальный псих? — Незаметным движением он извлек из воздуха колбу с какой-то серебристой жидкостью и влил в кофе. — Правильно делаешь! Я и есть псих. Нормальные люди кофе с ртутью пить не будут. — И, пока у Карины от удивления округлялись глаза, залпом осушил чашку с ядом, не забыв при этом пояснить: — У нее пары ядовитые, испаряется быстро. А это для окружающих вредно. И вообще, хочешь, стишок прочитаю:

— Что-то корявенький стих вышел, — подколола магистра Карина. — Банальный — «кожа», «может».

— Просто я пьян и неадекватен.

Спорить Карина не решилась. Неадекватность Глеба временами была просто налицо. Было даже странно, как ему разрешили преподавать в Академии.

— И всё же мы сюда не кофе пришли пить, — напомнил о деле магистр. — Может, ты все же постараешься сосредоточиться и что-нибудь почувствовать? Вон, например, мужик подозрительный сидит за соседним столиком…

И действительно, в углу зала сидел одинокий посетитель. Простая одежда — рубашка и джинсы — не выдавала в нем представителя элиты, но вот взгляд недовольных и одновременно злых свинячьих глазок заставлял поежиться.

Сомнительный тип — однозначно. Впечатлений добавил тон, которым мужчина послал официанта выполнять заказ, — надменный, визгливый. Словно хозяин жизни спустился к плебеям, освятить своим божественным ликом их серое никчемное существование.

Вот только, кроме анализа внешности, Карина ничего о «свиномэне», так она про себя назвала мужика, сказать не могла. Дар Трои явно не спешил себя проявлять.

— Ну, — замялась она, подбирая слова. — Внешне он та еще паскуда, но ведь по внешности не судят. Ничего жуткого я пока в нем не чувствую.

Лицо Глеба недовольно скривилось.

— Может, у твоего дара радиус маленький. Давай, ты поближе к нему подойдешь? — предложил он, заработав при этом скептический фырк от Карины.

— Может, мне еще станцевать перед ним? Как я объясню такое странное дефиле? В его углу даже двери в туалет нет, чтобы сослаться на поход в дамскую комнату.

— Ну ты же девушка! Придумай что-нибудь. Не мне тебя учить!

Матерясь про себя и проклиная тот день, когда согласилась помочь Трое, Карина встала со своего стула, обтянула пониже пошловатую мини-юбку и нерешительным шагом двинулась к свиномэну.

Уже с первых шагов тип ее маневр заприметил и заинтересованным взглядом изучил соблазнительную фигурку. Не сказать, что он сильно удивился, когда Карина подошла к его столику, скорее наоборот — стал выглядеть на редкость довольным. Зато Горбуша прибавила к его прозвищу еще и «павлина».

Теперь «павлиносвин» откровенно пялился на девушку, выгуливая взгляд в глубоком декольте, и ждал, что же ему такого интересного скажут.

— А у вас сигаретки не найдется? — выпалила она первое, что пришло в голову, и тут же прикусила язык.

Вот теперь мужик удивился. Еще бы. Не каждый день в элитном кафе, где одна чашечка чая стоит дороже билета в космос, у тебя стреляют сигареты.

— Что, простите? — изумленно переспросил он.

— Сигаретку, — решила напирать Карина и гнуть эту безумную линию дальше.

В глазах павлиносвина мелькнуло нечто похотливое, и с видом альфа-самца он решил, что если девушка подошла к нему сама, то надо брать быка за рога:

— Не курю, но могу угостить чашечкой кофе! Я владелец этого кафе.

Теперь уже Горбуша испуганно закачала головой. Сидеть с этим типом за одним столиком ей никак не хотелось, но торопливый взгляд назад на Глеба и встреча с укоризненно смотрящими глазами магистра заставили себя пересилить. Может быть, дурацкий дар «мегеры» все же проснется от брезгливости к этому противному свиномэну.

Пока ждали заказанный напиток, Карина молчала. Молчал и визави. Они изучали глазами друг друга, не спеша заводить разговор на какие-либо темы. Наконец явился официант с заказом и нарушил тишину:

— Пожалуйста, ваш капучино!

Кивнув в знак благодарности, Карина вцепилась в спасительную чашечку и попыталась залпом залить в себя кофе. Горячая пенка обожгла язык, заставив вздрогнуть.

А собеседник неожиданно оживился.

— Я вас сразу заметил, едва вы зашли сюда, — начал он и тут же рассыпался тирадой комплиментов: — Вы невероятная девушка, красивая, потрясающая. Я ни секунды не сомневался, что между нами промелькнет искра!

А вот Карина в наличии искры сомневалась, пришлось изображать улыбку и давиться горячим кофе.

Напиток, поглощаемый такими бешеными темпами, вскоре закончился, и пустую чашечку пришлось поставить на стол. Чем тут же воспользовался павлиносвин, схватив ладошки девушки в попытке их погладить.

Карину словно молнией прошибло от этого прикосновения, и не потому, что противно стало, а потому, что прозрела.

Нет, мужик не был ни страшным убийцей, ни даже маньяком или вором не оказался. Но свои грешки у него нашлись. Например, десятки мелькнувших образов молодых девушек, с которыми свин регулярно изменял жене. Кариной он, видимо, собирался пополнить коллекцию. Уклонение от налогов, взяточничество, мелкие аферы по переводу денег между сомнительными лицами. Несколько раз устранил конкурентов, поспособствовав разорению их бизнеса.

А еще Карина, словно в мутной пелене, увидела последствия действий этого индивида: рыдающую жену, довольных чиновников, пересчитывающих деньги в конвертах, спившегося конкурента, погрязшего в долгах и получившего в итоге сердечный приступ.

Немигающим взглядом девушка следила за историей чужих грехов, пока все резко не прекратилось, стоило владельцу кафе отдернуть руку от женских пальчиков.

Широко открытыми от увиденного глазами Горбуша лицезрела, как мужчина, беспомощно хватая воздух, держится за сердце и корчится от острой боли.

— «Скорую», — задыхаясь, просил он.

И на мольбу незамедлительно слетелся персонал. Кто-то вызывал докторов, кто-то пытался уложить начальника на один из диванчиков и обмахивал его папками с меню, кто-то открывал окна… И только Карина, про которую почему-то все резко забыли, стояла у столика и осознавала произошедшее.

Сзади подошел Глеб.

Магистр довольно равнодушно оглядел суету, зародившуюся вокруг, и накинул на плечи дрожавшей Горбуши плащ.

— Они сейчас нас не видят, а вскоре и забудут. Я скрыл нас пеленой забвения. А тебя можно поздравить — дар все же проснулся и воздал ему по заслугам… — констатировал зельевар. — Он еще дешево отделался. Если сразу не умер, а всего лишь корчится с инфарктом, значит, жить будет.

— Но он лишь коснулся, — находясь в прострации, прошептала новоявленная мегера.

Магистр успокаивающе погладил Карину по плечам.

— И тебе вновь повезло, что дар активировался лишь после прикосновения. Поверь, Трое было гораздо хуже — она все эти гадости видела, просто находясь рядом с человеком.

«Скорая» прибыла удивительно быстро. Хотя нечему тут удивляться. Слишком фешенебельное место, чтобы допустить здесь чью-то смерть от инфаркта.

Врачи суетились над мужиком и говорили что-то утешительное работникам кафе. Видимо, павлиносвина не очень-то и сильно приложило резко обнаружившимся недугом.

Уже очухавшаяся от произошедшего Карина пытливо смотрела на Глеба и решала, задавать или нет вертевшийся на языке вопрос.

— Спрашивай уже, — милостиво разрешил спутник, прочитав это в ее глазах.

— А как ты с Троей рядом выжил? Она ведь бомба замедленного действия с таким даром.

На лице зельевара промелькнула удивительно добрая усмешка.

— А может, я ангел во плоти. Безгрешный и чистый, аки белый день? — в голосе звучала добрая ирония.

Но лицо Карины явственно выражало недовольство подобным ответом.

— Безгрешных людей не бывает, — уверенно заявила она.

Глеб тяжело выдохнул и признался:

— Конечно, не бывает, но так уж случилось, что все мои грехи — это чрезмерное употребление ядов, убитые комары в летнюю ночь и парочка разбитых женских сердец. Поэтому я, как правило, отделывался лишь треснувшими колбами в лаборатории и часами запойных стихотворных ночей — в страданиях одинокого сердца.

— Как-то мелко.

— Ну уж прости, что не оказался убийцей мирового масштаба, — и в подтверждение своих слов схватил ладонь Карины.

И ничего не произошло — пустота и тишина. Горбулла даже разочаровалась.

— Ничего-о-о, — протянула она.

— А это потому, что за старые грехи я уже расплатился, а новых пока не наделал.

На протяжении всего обратного пути Карину мучило тяжелое ощущение. Собственная совесть не давала покоя, заявляя, что именно она, Карина, виновата в инфаркте мужика. И пусть тот это заслужил, но ведь ее дар послужил катализатором, запустившим весь механизм мщения.

— Глеб, — тихо позвала Горбуша. — А ведь мне теперь нельзя подходить близко к Трое.

— Это еще почему? — не понял ее беспокойства магистр.

— Сердечный приступ этого человека — моя вина. Мой грех. Теперь дар Трои и мне отомстит за это.

Магистр в очередной раз загадочно улыбнулся и как-то очень уверенно заявил:

— Зараза к заразе не липнет! Будь спокойна.

* * *

Новость о смерти Горгулия и предательстве Глеба разнеслась по Академии уже на следующий день после происшествия. Стараниями все той же Терции, которая на уроках этикета и физкультуры вместо проведения занятий занималась распространением слухов и сплетен. Она охала и ахала, причитала, что Академии наступает конец, что преподавательский состав окончательно поредел и, вероятнее всего, с такими темпами до конца никто не доучится.

Однако уже в обед ректор Милонский навел порядок в этом царстве паники и заявил: отсутствие преподавателей — явление временное, и уже с завтрашнего дня он лично будет вести курс истории, а Арвенариус возьмет на себя зельеварение.

Конечно, такое положение вещей учащихся устроило мало. Но всеобщая паника поутихла, сменившись смирением перед неизбежным.

По Горгулию все скучали, уже в первый вечер к дверям его аудитории кто-то заботливый принес поминальную бутылку вина и зажег свечи. Следом стали появляться многочисленные венки и рюмочки с валерьянкой. А еще стойкий запах перегара, который упорно не выветривался из бесконечных коридоров.

Филоний Милонский попытался отследить студентов, которые носят такие дары и поминают почившего преподавателя не только добрым словом, но и крепким напитком, однако попытка была безуспешной. Будущие фрейлины и телохранители умело скрывали свои секреты. А уж уличить аналитиков в темных делишках было вообще невозможно.

Вот и сейчас Вероника как раз шла мимо дверей разрушенного зала Горгулия, смотрела на очередные увядшие букеты и терзалась в сомнениях.

Не далее как несколько дней назад Ванесса и Кларентина — дворянки из ее тройки — с радостью свалили на королевские танцульки в Керению. Такого счастья Вероника уже давно не испытывала. Эти барышни ни в какую не хотели становиться с ней не то что семьей, но даже мало-мальскими подругами. Если в остальных тройках между девчонками царило понимание и тепло, то в ситуации с Вероникой дворянки просто отказались брать в свою компанию простушку из обычной семьи. С другими девчонками тоже не получалось сблизиться. Опять же из-за Ванессы и Кларентины. Клеймо заносчивости и пафоса поставили сразу на всех троих.

Но хуже было другое. Вероника прекрасно осознавала недалекий ум своих соседок и опасалась, что из-за них может быть отчислена из Академии. И вот сейчас у нее появился шанс что-то изменить.

Девушка шла к Милонскому. У нее было что предложить ректору, и навряд ли он сможет ей отказать.

Ректор обнаружился в своем кабинете, где сидел в глубоком кресле и задумчиво изучал документы в длинных свитках.

Получив короткий кивок и разрешение войти, Вероника, недолго думая, уверенно прошла на середину кабинета, предварительно плотно прикрыв за собой двери, и с ходу заявила:

— Я могу попробовать оживить Горгулия!

Вот так. Без «здрасте и до свидания», сразу к делу. Тем более что Филоний мгновенно заинтересовался:

— Повтори!

— Я могу попробовать вернуть преподавателя истории к жизни, — перефразировала курсантка. — У меня есть дар.

Бровь ректора изумленно ушла на излом, а сам Милонский отложил бумаги в сторону.

— Моя прабабка — иномирянка, — поспешила пояснить Вероника. — У нее был дар оживлять неодушевленные предметы. И так случилось, что он передался мне. — В подтверждение своих слов она подошла к столу главы Академии и, без разрешения взяв в руки пепельницу в форме лягушки, крепко сжала ее ладонями и сосредоточилась.

А через несколько мгновений в кабинете раздалось многозначительное «ква».

Глаза Милонского выразили неподдельное восхищение:

— Уникально! Ты сможешь повторить подобное с более крупным предметом?

— Возможно.

Эта магия требовала огромных усилий. Уже сейчас Вероника понимала, что на оживление Арсения может понадобиться не одна неделя, ведь даже на такую крошечную лягушку ушла львиная доля имеющейся энергии.

И хотя внешне она держалась уверенным молодцом, на самом деле ноги подкашивались, а тело искало дополнительную опору.

— Я не знаю, смогу или нет. Но все же хочу попробовать. Только у меня одно условие. — И здесь Вероника понимала, что опускается до некой формы шантажа. Но, засунув совесть поглубже, выдала: — Я хочу закончить обучение в Академии, даже если моя тройка распадется!

Подобного требования ректору еще никто не предъявлял. Да и не тем человеком был Милонский, у которого можно что-то потребовать.

— А вы не обнаглели, милочка? То, что вы просите, является непосредственным нарушением правил.

От ректорского тона захотелось вжать голову в плечи. Черты лица Филония стали острыми, рождая невольную ассоциацию с другим преподавателем-злыдней. Но и отступать Веронике было некуда, да и поздно.

— Я ведь не прошу вас сразу выдать мне диплом, — поспешила объяснить она. — Это всего лишь мой шанс завершить обучение, независимо от результатов, которые покажут мои соседки.

— Ты настолько не доверяешь им? — Ректор пытался смутно припомнить, кто же являлся напарницами Вероники, но разве всех по именам упомнишь в таком огромном потоке учащихся.

Ответ на его поиски дала сама собеседница:

— Графиня Ванесса и маркиза Кларентина не являются образчиками личностей, с которыми я бы пошла в разведку, а тем более доверила им спину. Наивны, ленивы и заносчивы. Я же по-настоящему хочуучиться. Так почему бы не дать мне такой шанс? Тем более я могу взамен помочь с Горгулием.

Услышав имена и титулы дворянок, ректор едва не скривился. Память послушно воспроизвела разговор двухмесячной давности, произошедший в этом кабинете. Именно тогда Арвенариус рассказывал о девушках, принятых за крупную сумму «пожертвования» от их родственников.

Веронику мгновенно стало жаль. Фактически это из-за его попустительства она стала жертвой обстоятельств.

— Неужели так сильно хочешь стать фрейлиной, что решилась фактически на шантаж? — Он сканировал первокурсницу взглядом, считывая ее эмоции.

Курсантка на мгновение замялась, но решилась:

— Это мой шанс на хорошее будущее. Я из бедной семьи, поэтому все, чего смогу добиться, зависит только от меня.

Милонский облокотился на спинку кресла и крепко призадумался.

— Что ж, если все действительно так, как ты говоришь, то я готов пойти тебе навстречу. — А неожиданно проснувшаяся совесть заставила ректора добавить: — Даже независимо от результатов — получится у тебя или нет оживить Арсения — я позволю тебе доучиться до пятого курса. Но только при твоей полной успеваемости по программе.

Вероника даже не поверила в услышанное. Это заявление намного превышало ее ожидания.

— Не слишком-то радуйся, — все же осадил ее преподаватель. — Конечно, твоя тяга к знаниям должна поощряться, но если будут какие-либо другие проступки или нарушения, отчисление последует незамедлительно.

— Согласна. Когда я могу приступать к попыткам вернуть Горгулия?

Вероника не хотела терять время и, окрыленная гарантиями продолжения учебы в Академии, была готова незамедлительно мчаться и воскрешать расколотого историка.

Остановила грустная улыбка Милонского. Он встал с кресла, подошел к девушке и открыл перед ней портал.

— Прежде чем попробовать его оживить, тебе придется хорошенько поработать, — невесело сообщил он и потянул будущую фрейлину за собой.

Вышли в незнакомом темном помещении. Тусклый свет от магических светлячков мерцал по стенам, освещая единственный стол в комнате, застеленный толстым холщовым полотном.

На ткани лежали аккуратно разложенные сотни черепков и осколков. В самых больших угадывались части расколотой скульптуры — чешуйки с крыльев, когти, осколок морды. Все остальные детали были настолько мелкими, что понять, чем они являлись ранее, не представлялось возможным.

— Надеюсь, ты любишь мозаику, — проронил Милонский. — Потому что, прежде чем Арсения оживить, его надо склеить.

У Вероники при взгляде на это зрелище что-то оборвалось в душе.

— Не переживай, ты будешь не одна, — утешил ее глава Академии. — Сегодня же я пришлю в помощь пятый курс аналитиков. Ребята умные и хорошо подкованные в магии, надеюсь, совместно вы справитесь быстрее.

Утешало такое объявление мало, но надежду вселяло.

Курсантка только согласно кивнула и решительно подошла к столу. Впереди у нее было много работы, и она не собиралась останавливаться ни на минуту для достижения своей цели.